Бальтазар фон, Ганс Урс «Я сказал: вы — боги»

«Я СКАЗАЛ: ВЫ — БОГИ»

Иисус приводит эти слова из Псалтыри (Пс. 82, 6, Ин. 10, 34 и сл.) и доказывает ими Свое высокое достоинство и Свое посланничество. Итак, если Бог назвал богами уже тех людей, «к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание, — Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: «Богохульствуешь», потому что Я сказал: «Я Сын Божий»?» (Ин. 10, 35 и сл.). В продолжении псаломского стиха содержится подтверждение сказанного: «И сыны Всевышнего — все вы». Это продолжение ощущается и в словах Иисуса Христа. В самом же начале псалма (82,1) сказано достаточно четко: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд» (82,1). Это ветхозаветное представление о некоем совете богов, конечно, не лишено двусмысленности. Имеются ли в виду лишенные власти боги язычников, те самые, которых ап. Павел называет «силами и властями», т. е. те боги, которые в том же самом псалме (82,7) объявлены подверженными смерти? Или же речь идет о квази-божественном чине высших судей в Израиле, выступавших как посредники права, исходящего единственно от Бога? (Ср. Исх. 21,6; 22,27; здесь скорее всего говорится именно о судьях.) Вопросы в принципе можно оставить без ответов. Удивительно, однако, то, что на фоне строжайшего монотеизма Израиля вообще упоминается об участии кого-либо в исключительной природе Бога. И Иисус Христос ныне не ограничивает эту приобщенность кругом одних судей, — а они действительно, выступая как наместники Бога, полномочно излагали Божественное право, — а распространяет ее на всех, «к которым было слово Божие». Так, поскольку народ израильский называет «собственным Его народом», «святым у Господа» (Исх. 19, 6; Втор 7,6 и т. д.), он один мог быть приобщен к единственной святости Бога, — ведь он совокупно возводится в сферу того, что является Его собственным и соответственно, если прибегнуть к святоотеческому понятию, «обожается». Смысл заключенного на горе Синай Завета на самом деле заходит очень далеко: так как Бог — и лишь Он один! — свят, по своему избранничеству должен быть свят также и народ израильский (Лев 19,2; 20, 7. 26). Если признать это непостижимое отличие народа, тогда можно судить и о том, что подразумевается под его ссылкой, «преткновением» (Рим. 11, 11).

И все же theiosisИзраиля был лишь прообразом (figura, 1 Кор. 10, 6) того, чему надлежало исполниться во Иисусе Христе. Ведь Его не надо было, подобно народу израильскому, поднимать снизу в сферу Бога. Напротив, самой что ни на есть Божественной святостью Он как раз сверху «послан в мир» (Ин. 10, 36), сверху «освящен истиною» (Ин. 17, 19). Не случайно Он в отличительном смысле именует Себя «Сыном Божиим», а, скажем, евангелист Иоанн прямо называет Его «Богом» (Ин. 1, 18; 20, 28), причем иудеи очень хорошо раскусили смысл Его притязаний (Ин. 10, 33; 5, 18).

/185/

Не опасаясь зайти слишком далеко, мы можем спокойно пользоваться патриотическим понятием «обожение», пока не ставится вопрос о тварности человека. Соответствующее разграничение постоянно присутствует у св. отцов. Подступиться к этому понятию можно, исходя не только из народа израильского, но даже в большей мере, если исходить из дела Иисуса Христа. При всем достоинстве, исключительно принадлежащем Господу, дело это все же по существу имеет также и включающий характер. Так, Церковь действительно представляет собой Тело Христово, но при этом мы не дерзнем сказать, что Она и есть Христос. По этой причине в посланиях ап. Павла, написанных в узах, Христос описывается как Глава всего тела, так что от Него полнота вливается в тело. Здесь и можно наблюдать главную тайну христианства: отнюдь не нуждаясь в мире, чтобы быть Самим Собой, единственный, над всем и вся возвышающийся Бог тем не менее сообщает себя инклюзивно-включительно. Как доступ к тайне рассматривает, уподобляясь Самому Христу, апостол внутричеловеческие отношения между мужчиной и женщиной: даже здесь по-человечески совершенно непостижимо, как два тела могут стать «одной плотию», хотя наличие ребенка доказывает непреложно эту истину. Сегодня повсеместно распространились учения, в которых стирается граница между Богом и человеком. Не имеет значения, каким образом обосновывается такое размывание — атеистическими аргументами или мистико-пантеистическими, с помощью космического христогенезиса (теогенезиса) или же простого антропогенеза. Эти учения далеко уводят от того, что — как в Ветхом, так и в Новом Завете — может быть подведено под понятие «обожение». Здесь имеется в виду свободное, благодатное возвышение превечно-личного, — а в человеке, венце творения Божия, личность достигла своей вершины, — вплоть до Божественной триединой любви. Ибо как Троица, так и Боговоплощение (включая распятие на кресте и воскресение) создают предпосылку для такого возвышения. Предпосылка же заключается в двойной истине: «рождение от Бога» и «отношение сотворенного существа к Богу, как к своему родителю». Различие между Богом и Его творением отнюдь не размывается, а примиряется во Христе, превечном дитя Бога-Отца: filii in Filio.