13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Автор:Феофан (Говоров) Вышенский Затворник, святитель
Феофан Затворник, свт Поучение об исправлении сердца
Б
ОБ ИСПРАВЛЕНИИ СЕРДЦА
Сыны падшего — зачатые в беззаконии и вышедшие на свет с растленною природою,— мы в святой купели крещения возрождаемся в святую жизнь и в Таинстве миропомазания получаем силу Святаго Духа для святой жизни. Потому, если никто не может похвалиться непорочностью и безгрешностью, а между тем, без насилия совести, не может отказаться от святого долга представить себя Богу святым: то что другое всякий должен возбудить и согреть в сердце, как не воодушевленную решимость к самоисправлению, как не божественную ревность об очищении сердца своего от всего богопротивного? Но воспитание в себе всего святого так трудно и многосложно, путь к добру пролегает среди такого множества сокровенных распутий, что приступающему к благому
319
подвигу самоисправления непременно должно начертать предварительно в мысли, что и как исправлять, носить сие начертание постоянно в уме и сердце, чтобы с ним, как с верным путеводителем, беспреткновеннее и надежнее привести к концу начатое дело.
1. Итак, что нам исправлять в себе?
Почти все, что есть в нас. Грех любит полновластие. Если он в любви у нашего сердца, то уже овладевает им всем, и всего человека покрывает своею зловредною силою. Для грешного и человека и человечества надпись одна: от ног даже до головы несть целости (Ис. 1, 6). В этом каждый легко убедится, если приникнет (пристально всмотрится.— Ред.) внутрь грешного сердца. "Там увидит он коренное семя зла, увидит основные возбуждения греха, равно как и то, в чем он обнаруживается.
Семя всего нравственного зла — самолюбие. Оно лежит на самом дне сердца. Человек по назначению своему должен бы забывать себя в своей жизни и деятельности,— должен бы жить толь-
320
ко для Бога и людей. Освящая свою деятельность возношением ее, как благодарственной жертвы, к Богу Спасителю, он должен бы всю ее простирать на пользу ближних и на них же изливать все, чтобы ни получил от Щедродавца — Бога. Одно здесь не бывает без другого: нельзя любить Бога, не любя ближних, и нельзя любить ближних, не любя Бога,— равно как, любя Бога и ближних, нельзя не жертвовать собою славе Божией и благу ближних. Но когда человек мыслию, сердцем и желанием отвращается от Бога, а вследствие того и от ближних; то естественно останавливается на одном себе,— себя поставляет средоточием, к которому направляет все, не щадя ни Божественных уставов, ни блага ближних.
Вот корень греха! Вот семя всего нравственного зла! Глубоко кроется оно во внутренности сердца. Но, разрастаясь и подаваясь ближе к поверхности сердца, семя сие выходит из него уже в трех видах, как бы в трех стволах, проникнутых его силою, преисполненных
321
его жизнью: в самовозношении, своекорыстии и любви к наслаждениям. Первое заставляет человека говорить в сердце своем: кто как я; второе: всем хочу завладеть; третье: хочу жить в свое удовольствие.
Кто как я! — Какая душа не ощущала в себе подобного движения? Не те только, кои от природы одарены высокими совершенствами или своими трудами успели сделать что-нибудь важное и общеполезное, могут мысленно возноситься над другими. Самовозношение проходит по всем возрастам, званиям и состояниям; следит за человеком чрез все умственные и нравственные степени усовершения; оно не подчиняется никаким внешним отношениям, и хотя бы человек жил один, в безвестности и отдалении от всех, он всегда и везде несвободен от искушения — превозношения. С тех пор, как он к сердцу принял первую лесть змия: будете яко бози (Быт. 3, 5), с тех пор он начал возвышать себя над всеми, как Бог,— начал ставить себя выше той черты, на которой по-
322
ставлен природою и обществом — это общая болезнь всех и каждого. Кажется, что опасного полюбоваться мыслью, что я выше того, другого, третьего? А между тем, смотрите, сколько зла и сколько темных порождений проистекает из сей незначительной, по-нашему, мысли! Мыслью и сердцем возносящий себя над всеми, если предпринимает что, предпринимает не по гласу разума и совести, не по советам мудрых и внушению слова Божия, а по своим соображениям, предпринимает потому, что этого ему хочется: он своеволен; если приводит в исполнение предпринятое,— всего ожидает от одного себя: он самоуверен, самонадеян; когда исполнит, все относит к себе и оттого бывает высокомерен, горд, притязателен, неблагодарен; поставляя себя в отношении к другим, желает, чтобы везде и во всем исполнялась его воля, чтобы все двигалось по его мановению: он властолюбив и склонен к насилию; поставляя других в отношении к себе, не может терпеть их влияния, в каком бы скромном виде оно ни
323
являлось: он презрителен и непокорлив; встречая нарушение своей воли, выходит из себя, обиженный, воспламеняется местью; он жаждет чести и славы, когда обладает сильным характером; лицемерен и тщеславен, когда слаб душою, дерзок, своенравен, спесив, склонен к пересудам, когда низок. Вот в каких видах является самовозношение, вот сколько греховных движений одолжены ему своим происхождением! — Едва ли кто может не изобличить себя в том или другом.
Хочу, чтобы все было мое, замышляет своекорыстный — и вот вторая отрасль коренного нравственного зла. Заметнее всего раскрывается в ней дух самолюбия. Оно, как бы само лично, действует здесь: своекорыстный не скажет слова, не сделает шага и движения без того, чтобы отсюда не вытекла для него какая-нибудь выгода. Так все у него рассчитано, так все упорядочено, всему дан такой ход, что и время, и место, и вещи, и лица — все, к чему прикасается его рука и мысль,— несет в его сокровищ-
324
ницу сродную себе дань. Личная польза, интерес — это коренная пружина везде и всегда приводящая в быстрое движение все его существо, и по ее возбуждению он готов все обратить в средство для своих целей: будет искать высших степеней достоинства и чести, если это выгодно, возьмет самую трудную должность, если она прибыльнее других,— решится на все труды, не будет ни есть, ни пить, лишь бы соблюдалась его польза. Он или корыстолюбив, или любостяжателен, или скуп, и только под сильным влиянием тщеславия может любить великолепие и пышность. Его собственность дороже ему самого себя, дороже людей и Божественных постановлений. Душа его как бы поглощается вещами и живет даже не собою, а ими. Вот сила и область второй отрасли злого семени — самолюбия! И у кого нет каких-нибудь вещей, с которыми расстаться столь же больно, как потерять самое сердце,— расстаться с счастьем?
Хочу жить в свое удовольствие говорит порабощенный плоти,— и живет в
325
свое удовольствие. Душа погрязает у него в теле и чувствах. О небе, о духовных нуждах, о требованиях совести и долга он не помышляет, не хочет и даже не может помышлять (см.: Рим. 8, 7). Он изведал только разные роды наслаждений; с ними только и умеет обходиться, говорить об них и рассуждать. Сколько благ на земле, сколько потребностей в его теле, столько полных удовольствиями областей для преданного чувственности, и для каждой из них образуется в нем особенная наклонность. Отсюда — лакомство, многоядение, изнеженность, щегольство, леность, распутство — наклонности, сила которых равняется силе закона природы, стесняющего свободу. Станет ли он услаждать вкус — делается сластолюбивым; игра цветов научает его щегольству, разнообразие звуков — многословию; потребность питания влечет его к многоядению; потребность самосохранения — к лености; иные потребности — к распутству. Состоя в живой связи с природою чрез тело, душевно преданный телу столькими кана-
326
лами пьет из нее удовольствия, сколько в теле его отправлений и вместе с наслаждениями он впивает в себя и коренной дух природы — дух механического непроизвольного действования. Потому, чем у кого больше наслаждений, тем теснее круг его свободы, и кто предан всем наслаждениям, тот, можно сказать, совершенно связан узами плоти.
Вот как разрастается в нас зло от малого, почти незаметного семени. На дне сердца, как мы заметили, лежит семя зла — самолюбие; от него идут полные его силою три отрасли зла — три его видоизменения: самовозношение, своекорыстие, чувственность, а сии три рождают уже бесчисленное множество страстей и порочных наклонностей; как в древе главные стволы пускают от себя множество ветвей и отростков, так образуется в нас целое древо зла, которое, укоренившись в сердце, расходится потом по всему нашему существу, выходит вовне и покрывает все, что окружает нас. Подобное древо, можно сказать, есть у каждого, чье сердце хоть сколько-
327
нибудь любит грех, с тем только различием, что у одного полнее раскрывается одна, а у другого другая сторона его.
Что же за причина, что мы большею частью не замечаем его в себе и нередко держим на мысли и вслух, не стыдясь, говорим: что ж такое я сделал? — Или: чем я худ? Причина тому очень естественная, и она есть новое порождение живущего в нас греха.— Не замечаем потому, что не можем. Этого не позволяет нам грех: он очень хитр и предусмотрителен. Не покровенное древо зла, изображенное нами, с первого раза могло бы стать пред взором ума и оттолкнуть от себя каждого; потому он спешит одеть его листвием, прикрыть его безобразие, и прикрывает так, что не только корня и стволов, даже и ветвей не может различить душа, в которой растет сие древо. Эти лиственные прикрытия суть рассеянность и многозаботливость. Рассеянный не любит жить в себе, многозаботливый не имеет свободной минуты. Один не может, а другому некогда —
328
замечать то, что происходит внутри. С первым пробуждением от сна душа их тотчас выходит из себя,— и у первого уходит в мир мечтаний, у последнего же погружается в море нужных будто дел. Настоящего для них нет, что собственно характеризует всю их деятельность. Один охотнее живет в самосозданном мире и действительного касается только отчасти, ненамеренно, поверхностно; другой и мыслию и сердцем весь впереди. Каждое дело он спешит окончить как можно скорее, чтобы приступить к другому; начинает другое и — спешит к третьему; вообще настоящим у него заняты только руки, ноги, язык и прочее,— а его дума вся устремлена в будущее. Как же при таком ходе внутренних движений заметить им, что кроется в сердце?
Но грех не довольствуется одним этим лиственным покровом: сквозь его можно еще как-нибудь проникнуть, можно раздвинуть листья его ветром скорбей и внутренних потрясений совести и открыть скрывающееся под ним
329
безобразие греха: потому грех сам из себя создает некоторый непроницаемейший покров, наподобие стоячей мутной воды, куда погружает свое древо и с его листвием. Этот покров слагается из неведения, нечувствия и беспечности. Не знаем своей опасности, потому и не ощущаем ее; не ощущаем, потому и предаемся беспечности. И что бы вы ни предпринимали для вразумления такого грешника, все напрасно. Он глубоко сокрыт в грехе, как в море. Производите сколько можно сильнейшие звуки над водою,— кто в воде, ничего не услышит. Поражайте, чем вам угодно, нерадивого грешника, он не смутится нисколько. Изобразите пред ним его собственное состояние, он скажет: это не я. Представляйте ему крайнюю опасность, от которой он недалеко, он будет уверять вас, что это не до него касается: возбуждайте его от усыпления, он не устыдится провозгласить: я действую. Так крепок покров, которым закрывает наконец себя грех от взоров того, кем обладает!
330
Вот в общих чертах все, что предлежит нам изменить в себе, вот обширное поприще деятельности в святом подвиге самоисправления! Надобно снять покров с греха — изгнать из души беспечность, нечувствие, самообольщение, рассеянность и многозаботливость; надобно отсечь его ветви — все порочные страсти и наклонности; наконец ископать его с самым корнем, изгнать самолюбие — самоотвержением. Труд немалый и нелегкий! Греховная нечистота, изображенная пред сим, покрывает душу не как пыль, которую можно стряхнуть легким движением воздуха. Нет, она проникла самое существо наше, срослась с ним воедино, стала как бы его частью: потому освобождаться от нее есть то же, что отделять себя от себя, что изымать око, усекать руку. Впрочем, такая трудность не подавлять нас должна, а возбуждать от нерадения. Искренно желающий спасения не смотрит на препятствия: от них он еще бодреннее воспрянет, решительнее приступит и ревностнее начнет спасительное дело самоисправления.
331
2. Как же совершать сие дело? — С чего начать, что делать потом, что далее, какой вообще ход внутреннего самоисправления. Сердце человека глубоко; как узнать, что в нем происходит, а тем более что должно в нем происходить при известных обстоятельствах. Всякий имеет свой характер, у всякого свое настроение, свои страсти, наклонности, привычки. У всякого потому ход внутреннего самоисправления должен быть свой: и одного для всех установить никак невозможно. Самоисправление не есть дело холодных соображений, а живого и ревнивого действования, совершающегося глубоко в сердце. Христианство — тайна, не в основании только, но и в приложении. Ход образования его в сердце подобен пути по сокрытому и запутанному подземному ходу. Вступающему в него скажут: вот путь, — и решившийся идти идет уже сам. Кто убо может спасен быти, скажет кто, соображая все трудности самоисправления? Отвечаем ответом Спасителя на подобный вопрос: от человек сие невозможно, у
332
Бога же вся возможна (Мф. 19, 25-26). Решившийся начать христианскую жизнь через Святые Таинства получает благодать Духа, просвещающую, укрепляющую и утешающую. Пребывая неотлучно с ним, она руководит его во все время опасного, земного странствования самым премудрым и предусмотрительным образом. И кто может надеяться сам совершить исправление своего сердца? — Разве в сем святом деле может кто ожидать успеха от человеческой помощи и человеческого искусства? Послушайте, что говорит Господь: воскроплю на вы воду чисту, и очиститеся от всех нечистот ваших... и очищу вас. И дам. вам сердце ново и дух нов дам вам, и отъиму сердив каменное от плоти вашея и дам вам сердце плотяно, и Дух Мой дам в вас (Иез. 36, 25-26). Все от Господа. Ему и предадим себя — представим себя Его благодатному действию как нечистое и безобразное смешение, да образует из нас, как художник и содетель, добрые сосуды в честь,— создания добрая зело. С своей стороны мы можем представить Богу только искреннее
333
желание самоисправления и полную готовность повиноваться Его мановениям. Что происходит с тем, кого посетит благодать Господня, как она поведет его по пути очищения в состояние чистоты и непорочности,— это Спаситель изобразил в притче о блудном сыне.
Первее всего благодать поучает человека, как разоблачить и снять с него покровы: ибо иначе как и приступить к труду, не видя, над чем трудиться? В этом действии — спадает с очей ума ослепление, сердцу возвращается чувство и воля пробуждается от усыпительной беспечности. Вместе с тем душа невольно останавливает внимание на себе и сосредоточивается внутрь: скорбь и страх, перенося душу за гроб, к судному престолу, отторгают ее от мира и представляют заботливости ее другой высший вечный предмет. Обнаженное древо греха стоит теперь пред умным взором грешника, во всей безобразной наготе, и уже — не по роду своему — плодородит самоосуждение, покрывает стыдом, жжет судом и угрызениями
334
совести. Луч милосердия Божия в смиренной душе рождает теплоту умиления и изводит токи слез раскаяния; обильные непрестанные слезы с самым корнем вымывают наконец из сердца все древо греха. Так совершается все. Человек стоит теперь на чистой земле непорочности и ревнует о святом благочестии.
Коротко и легко дело самоисправления в описании; но не так коротко, а тем менее легко бывает оно на самом деле. Многообразны нужды наши, многообразны и попечительные действия в нас благодати: одного приемлет она прямо в блаженный покой, изводит на пажить духа, пасет и услаждает; другого долгими обходами испытывает, и после многообразных уже странствований проводит туда, как утружденного и изможденного путника. Стропотно ходит с ним в первых, боязнь же и страх наведет нань и помучит его в наказании своем, дондеже веру имет души его и искусит его во оправданиих своих, и паки возвратится прямо к нему и возвеселит его и открыет ему тайны своя (Сир. 4, 18-20).
335
Поспешим же в сей благодатный покой, в место веселия духовного, в самые тайники Божественного действования и освящения. Трудно! Но что же бывает без труда? С тех пор как проклята для человека земля в делах своих, человек в поте лица достает себе благо телесное, тем более духовное. Зато сколько бывает наконец утешений в приобретении. Жена егда раждает, скорбь имать, но за радость рожденного дитяти забывает все прежние скорби (Ин. 16, 21). Недостойны и страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18),— явитися и здесь, в духе, и там, во всем нашем существе. И что еще особенно может служить нам в утешение? То, что труд самоисправления не столько тягостен на деле, как нам кажется с первого раза. Он представляется необъятным только со стороны, только дотоле, пока мы не вступили в него. И здесь, как в обыкновенных делах, все зависит от воодушевления, с каким кто приступает к делу. Спросите у всякого нелицемерно деятельного человека, спросите его о тяже-
336
сти трудов: он то же скажет вам, что труды его могут исчислять и взвешивать только другие, а для него их нет, он не замечает их. Воодушевление, приводя в быстрое движение все его силы, поглощает все беспокойства, возносит его над всеми препятствиями и среди неудобств — он идет, как по гладкому и пространному пути. То же в деле спасения: тесен путь к Царствию, тяжким представляется иго Христово: но только до тех пор, пока мы стоим еще вне, соображаем, обдумываем ход новой жизни. Но когда зародится и образуется в сердце спасительная решимость,— она приносит с собою и воодушевление на благое делание. Воодушевленный последователь Христов идет вслед Его, радуйся и благословляя его, воспринятое от Него. Со стороны будут видеть его в труде, в язве и озлоблении, а он, как пред Сердцеведцем, в слух всех исповедует, что он и все подобные ему живут — незнаемы, и познаваемы... яко скорбяще, присно же радующеся; яко нищи, а многи богатяще; яко ничтоже имуще, а вся содержаще
337
(2 Кор. 6, 9-10). Спросите, где взять такое воодушевление? Будем молиться, и молитва веры низведет сей божественный огнь. Будем молиться о воодушевлении, о решимости и возбуждении от греховного сна. Ныне ближайшее нам спасете... Ночь прейде, а день приближися (Рим. 13, 11-12)... Бог же рекий из тмы свету воссияти, да воссияет в сердцах наших:, к просвещению разума славы Божией о лице Иисус Христове (ср.: 2 Кор. 4, 6); как Бог упования да исполнит нас всякая радости и мира в вере, избыточествовати нам в уповании, силою Духа Святаго (Рим. 13, 13).
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.