Феофан Затворник, свт Письма о духовной жизни. Письмо 3. Искать внутреннего живого богообщения должно быть целью всякого христианина. В Церкви Божией всегда предлагается полное и безошибочное руководство к внутренней христианской жизни

Письмо третье

Искать внутреннего живого богообщения должно быть целью всякого христианина. В Церкви Божией всегда предлагается полное и безошибочное руководство к внутренней христианской жизни    

Теперь вы знаете, о чем идет речь у Сперанского в первом письме. Он не вдруг начинает говорить о своем предмете, но предпосылает несколько слов о предшествовавших тому обстоятельствах.

«До времени нашей разлуки, — пишет он к другу, состояние наше, в сущности, было лишь состоянием размышления и молитвы умной. Вся наша духовность сводилась, собственно, к теософии. К ней же относятся творения Бёма, Сен-Мартена, Сведенборга и т. п. Это лишь азбука. Десять лет провел я в ее изучении, и, когда я думал, что овладел всем, — я трудился лишь над начатками. Это было преддверие Царствия Божия».

Сперанский был прямой христианин, живший исправно по всем уставам христианской жизни,

288

несмотря на свои многотрудные занятия. Но, как сознается (во втором письме), мало имел заботы о внутренней своей жизни и, когда потом возымел ее, не вдруг овладел искомым. Десять лет он изучал начатки, простояв в преддверии Царствия Божия.

Что заставило его заняться своим внутренним? Прямее всего будет сказать — дух тогдашнего времени. В высшем круге нашего общества, в его время, это было почти общим занятием. Как наблюдательный человек, он не мог не заметить движения, происходившего вокруг, и, как человек, получивший настоящее христианское образование, тотчас понял, что в этом движении была своя истинная сторона, которую и в себе раскрыть положил он законом.

В движении том точно была истинная сторона: ибо искать внутреннего, живого богообщения должно быть последнею целью всякого христианина. Но оно оказалось малоуспешным и скоро прекратилось, или было прекращено, потому что двигатели пошли не тою дорогою и не те избрали руководства. Они пошли по стопам западных мистиков и теософов, в пустоту и мечты фантазии. Манила их хорошая вещь; но она затмевалась мечтами, и они оставлены были блуждать во тьме, ощупью. В Церкви Божией всегда была в силе внутренняя христианская жизнь, и руководство к ней всегда предлагалось и предлагается

289

самое полное и безошибочное 1). Совсем другое было бы дело, если б движение то направлялось по этому руководству. Доказательство тому представляет сам Сперанский. Десять лет сидит он над изучением писаний о внутренней жизни, принадлежащих западным мистикам, и ничего не получает, а только томится ожиданием, как изображает он сам себя во втором письме. Но лишь только попалось ему истинное руководство к трезвенной жизни внутренней, предлагаемое в «Добротолюбии», — он тотчас стал на прямую дорогу и узрел свет Божий, рассеявший туман, облегавший его сердце.

Удивляться надобно, как такой умный человек мог столько времени копаться в пустотах Бёма и компании! Я хотел бы верить, что это делал он в угоду другу своему, не принадлежавшему к нашей Церкви, писания которой, может быть, были ему не по духу; занялся же ими с ним для того, чтоб в этих ворохах плевел отметить малость пшеничных зерн истины и тем предотвратить его от уклонений на распутия. Сам же он собственно для себя не мог пожаловаться на недостаток отеческих писаний. Хоть

1). Даже в ее уставе, который иным кажется довольно сухою книгою. Там подробное предлагается наставление об умной молитве, со внушением ходящим в церковь, чтоб они не ограничивались одним смирным стоянием в церкви, слушанием читаемого и поемого и поклонами, по чтоб внимали себе и умно Богу молились.

290

их в его время было не так много в ходу, но довольно достаточно для того, чтоб разъяснить дело и производство внутренней жизни. К тому же, он мог читать их и в подлинниках. Полагаю, что он был знаком с ними; а что копался в книгах инославных до того, что язык их усвоил, это, верно, делал он или по указанной причине, или потому, что наведен был на то окружающею средою и платил дань духу времени.

Слова: «Доселе состояние наше, в сущности, было лишь состоянием размышления и молитвы умной, и вся наша духовность сводилась, собственно, к теософии»,— касаются вопроса о состоянии искания, до зарождения внутренней в Боге жизни. К этому времени относятся разные духовные упражнения или подвиги, в числе которых первое место, после молитвы, возможной тогда, принадлежит богомыслию, то есть размышлению о Боге и Его Божественных свойствах и действиях, премудрости, благости, вездесущии, всеведении, правосудии, промышлении и особенно искуплении. Совершается оно и своелично, и с помощью чтения Писаний Божественных и отеческих; уместно оно и в часы молитвы, особенно церковной. Не другое что в устах Сперанского может означать и теософия, или, собственно,— богомудрие; а не то, что разумеют под этим теософы, то есть мечтательные представления об отношении Бога к миру вообще и к разным тварям

291

в частности, ими самими придуманные, помимо того, что известно нам из Откровения, а нередко и наперекор ему. Это точно бывает в преддверии к внутренней жизни, но не прекращается и по зарождении ее, только принимает тогда другой вид, становясь точнее и живее и, главное, превращаясь в зрение Божественных вещей из многомысленного исследования. Но этим одним все то переходное состояние не обнимается, а только преимущественно тем характеризуется. Ищущий внутреннего Царствия Божия, или живого богообщения, естественно думает все о Боге, с усилием обращая ум свой к Нему, о Нем только и читать ему хочется, о Нем и беседовать. Но эти одни занятия, без других, о которых скажу после, не доведут до искомого. У мистиков это занятие одно выставляется на вид потому, что они теоретики, а не практики. Есть несколько излишества на этот предмет и в католических руководствах к духовной жизни; а это небезопасно. Оно приучает к легкоте: ибо легче умствовать, чем, например, молиться и внимать себе; располагает к самомнению, как работа ума, которому так сродно кичиться, и может совсем охладить к практике, и, следовательно, остановить прочный успех, льстя успешностью в этом умовом деле. Посему-то здравые учители остерегают от этого и советуют не вдаваться слишком в это занятие, с ущербом для других. Таково учение епископа

292

Диадоха. Вот его слова: «Для ума злострадательно долгое упражнение в молитве, ради тесноты и сосредоточенности, требуемых молитвою; в богословствование же он с радостью вдается, ради простора и свободы, предоставляемой ему в этой области. Не должно позволять ему вступать на этот путь или паче меры воскрыляться на нем радостью».