Феофан Затворник, свт Слово в Софийском Усманском монастыре

— 184 —

XXXV.

В СОФИЙСКОМ УСМАНСКОМ МОНАСТЫРЕ.

Слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу клянешися, воздаси же Господеви, клятвы твоя (Матф. 5, 33.). Так Господь и Спаситель наш, Иисус Христос, между другими наставлениями сказал к народу, собравшемуся окрест Его от всея Иудеи и Иерусалима и помория Тирска и Сидонска. Смысл сего изречения такой: что с клятвою обещано Богу, то непременно должно быть выполнено. Как будто нарочно пришлось ныне Евангелие, начинающееся сими словами, чтоб мне, в первый мой приход к вам, сестры, дать повод напомнить вам, а с вами и себе, о данных нами обетах. Ибо и все Христиане дают Богу обеты в таинстве крещения, а вступающие в иночество к тем, общим для всех обетам, прилагают еще новые, лежащие исключительно на них одних.

Вы знаете, сестры, какие это обеты,—вы гласно повторяли их пред лицом Церкви—в слух всех Христиан, монашествующих и немонашествующих, и слышали при том увещание от отца своего. Хороши обещания; но по-

— 185 —

мните, что Господь воздаст вам не по тому, что вы обещали, а по тому, что успеете сделать. Привожу вам на память это слово не потому, чтоб думал, что вы не радите о данном Богу слове, и чтоб належала нужда говорить вам: делайте же то и то. Нет, я уверен, что вы делаете и трудитесь—всякая по силе своей. С своей стороны, призывая благословение Божие на труды ваши, одного желаю: продолжайте, как начали,—не ослабевайте, помня, что конец венчает дело и что только претерпевый до конца, той спасется (Мф. 24, 13.). Как искусно прядущая ровную ведет нить, сколько бы ни пряла: так ровно надо вести нить ревности об иноческом житии с той минуты, как преступили вы порог в обитель, до той, когда прейдете за двери гроба. Неослабевающая ревность много значит, если не все. Видали ль вы многосложные машины, которые приводятся в движение парами?—Там бывает так, что когда есть пары,— машина в движении, и чем больше паров, тем сильнее движение. Ослабеют пары, ослабеет и движение, прекратятся—прекратится и движение. Что нары в машине, то ревность в жизни Богоугодной. Когда есть ревность, все дела идут стройно, всякой труд не в труд; не станет ее, не станет ни сил, ни труда, ни порядка; все приходит в расстройство.

Так не ослабевайте в трудах иноческого жития! Сами шевелите и тревожьте душу свою, чтоб не предалась дреманию и не дала врагу случая посмеяться над вами. Все делайте, чтоб не ослабела сия крепость духа: ибо в ней вся сила. —Именно:—

Чаще поминайте о первом воодушевлении, с каким вы, оставя все семейство, родство, надежды свои,—пришли сюда. Помните, как горела тогда душа ваша, как помышляли вы, что, вступив в обитель, будете только молиться—и в келье и в церкви, только заниматься Богомыслием, душеспасительными беседами или чтением духовных книг, — что будете жить в уединении,—не вдаваться в суетливость,

— 186 —

быть в мире со всеми,—в беспрекословном послушании настоятельнице и старицам. Конечно искренно было такое желание ваше. Приводите же чаще себе на память сие первое воодушевление, и оно будет обновляться в вас и теперь, подобно тому, как освежаете воздух в комнатах чрез впущение туда нового воздуха совне.

К сему возбудительному помышлению присоедините другое: обносите в памяти вашей как можно более примеров ревности, представляемых в житиях Святых. — Читайте Четь-Минею, и собирайте в памяти, как неутомимо трудились Святые Божии,—мужи и жены, не жалея ни сил, ни даже живота. А потом во всякую свободную минуту поминайте Феклу, Варвару, Сигклитикию, Сарру, Феодору, Анастасию Римляныню, Марию Египтяныню, Февронию, Евфросииию Полоцкую и других, со всеми трудами их неутомимого подвижничества. Не праздно о сем помышляйте, а прилагайте к тому обязательное убеждение, что и вам всем должно быть таковыми же, какими явили себя те ублажаемые девы,—и каждое такое помышление будет остен, бодущий и подгоняющий. Как на перегонках бег одного возбуждает напряжение в другом, или как вы сами, работая вместе, друг перед дружкою заботитесь не отстать: так будут разжигать ревность вашу помышления о великих трудах, ревностно подъятых святыми подвижницами.

А между вами разве нет ревностных,—гак ревностных, чтоб их ревность была более заметна среди всех?—Но и без того—одна другую подгоняйте, советами и примерами. О чем идут беседы у вас, когда бываете вместе? Не говорите ни о чем, кроме главного вашего дела, на которое выступили вы. Как торгующие, встречаясь друг с другом, толкуют все о том, как лучше и успешнее вести торг: так вы, сходясь, не позволяйте себе пустых речей, а всячески склоняйте беседу на главное,—на то, как вам быть, как кончить начатое, как бы не поткнуться и не стать посмешищем врагу. Замечаете ли, как одно слово рождает

— 187 —

ряд других слов,—каждое же слово—ряд мыслей; ряды мыслей переходят в ряды начинаний и дел добрых или худых. Кто о пустом говорит, у того пусто в голове и сердце, пусто и в жизни... Кто говорит о добром, тот все более и более разгорается на добро и богатится им.

Если таким образом, сохраняя первое воодушевление, вы будете подогревать его, то примерами древних подвижниц, то взаимным одна другой понуждением, можно надеяться, что не ослабеет ревность ваша. Но не забудьте, что, чтобы вы ни делали для охранения в себе сего живого духа ревности, все будет ни к чему, если в порядке жизни вашей,— разумею частную келейную и общую монастырскую, — есть что-либо такое, что прямо может погашать сию ревность. Заведите же у себя такой порядок, чтоб знать только церковь да келью (или общее послушание), и в келье—рукоделие, чтение и молитву. Переходите от одного из сих дел к другому, и не позволяйте себе развлекаться ни чем сторонним. Старшие пусть руководят в сем младших. Сами на все изберите удобнейшие часы и способ выполнения. Паче же всего бегайте развлечений внешних, и блуждания помыслами внутреннего. Остерегайтесь от пересудов, блюдите мир между собою, взаимное предпочтение и послушание без ропотливости. Как нельзя натопить комнаты, когда окна и дверь отворены, как нельзя развести огня, когда дрова сыры или нарочно поливаются водою: так нельзя сохранить неугасимым в себе огня ревности, если в порядке жизни допускается что-либо противоположное сему.

За всем же тем не выпускайте из мысли—конец, к которому приводит ревностное и нерадивое житие. Поминайте притчу о мудрых и юродивых девах, и ставьте себя в то расположение, какое должны были испытывать те и другие.—Одни приняты в чертог женихом, а другие слышат от Него: не вем вас. Станьте мысленно у сего чертога, и воображайте, что должно произойти с вами, если услышите — не вем вас! и тем раздражайте дух свой.—

— 188 —

Что сеет кто, то и пожнет. Что родит поле, когда бразды его не орошены пóтом? Терние и волчцы, которых участь— пожжение. Помните, как один сын докучал все матери своей: иду спасаться,—в монастырь хочу,—пусти. Сколько та ни уговаривала его: подожди, вот умру, тогда пойдешь, и слушать не хотел,—ушел.—Но когда пришел туда, подумал верно, что уже все сделал тем одним, что вступил в обитель спасаемых, и—предался беспечности: много спал, ленив был на послушание, да и в церковь ходил редко. Что ни говорили ему, он, как глухой, ничего не слышал. Но Господь, нехотящий смерти грешника, вот как извлек его из усыпления. — Мать его, жившая по-мирски— по светски,—со всеми удобствами, во всех утехах, какие представляются обычаями мира,—умерла и прияла жребий по роду жития своего. Заболел и сын,—нерадивый инок и приблизился к концу.—Братия, окружая одр его, проливали слезы, зная как жил он, и усердно молили Господа помиловать его. Тот скоро забылся и отошел. Со всем уж приготовили его к похоронам, как он очнулся. Братия с радостью бросились было к нему; но он бил себя только в перси и горько плакал. Сколько ни спрашивали его:— скажи нам — что такое—что такое, он не мог произнести ни одного слова от сильной скорби, снедавшей душу его.—Успокоившись наконец, вот что он рассказал им: «когда душа моя приблизилась к исходу,—взору моему открылся другой мир: я видел, как Ангелы отступили от меня и приступили злые—истязательные духи. Ужаса того описать вам не могу. Взяли они меня и понесли местами мрака непроницаемого, с криком, смехом и ругательствами. Долго мчались мы все вниз. Вот почуялся запах серы и смрада, послышался шум, все слышнее и слышнее, доносились уже стоны и вопли отчаяния. Я замирал от ужаса.—Но вот и двери—жерло ада! Уж размахнули, чтоб бросить меня, как кто-то прилетел стремительно и остановил исполнителей казни. Я стал. Открылись очи мои,—и я увидел безграничное море огня,—в

— 189 —

котором битком набиты осужденные, и едва переводил дух.—Вдруг показалась из огня мать моя, и говорит: и ты сюда, сын?!!—Как же ты покоя мне не давал, говоря: иду спасаться, иду спасаться! Так-то спасался ты?!—С сим словом один брызг от огня геенского пал мне на руку.— Сотряслись все составы существа моего и я очнулся. Опомниться не могу от того трепета и ужаса, какой испытала душа моя.»—С тех пор, брат сей прожил еще 12 лет, оплакивая прежнюю свою нерадивую жизнь, и потом в мире благонадежно отошел ко Господу.

Помните это, сестры, возгревайте тем в себе дух ревности. Конец нерадивых и беспечных — один. Но не всем Господь подает такое потрясающее вразумление, как помянутому брату, а один пример или случай приводя в известность, хочет, чтоб все им вразумлялись и возбуждались.—То, что вы оставили мир, — хорошо и ценно пред Господом. Но попекитесь в совершенстве и окончить дело сие. Вот посмотрите, что проповедуется в нынешнем Апостоле! Не тот, говорится там, настоящий Иудей, который внешне к Иудейскому народу принадлежит; но тот Иудей, кто внутренне таков по настроению духа. То же и к нам можно сказать. Кто в стенах монастырских, не следует из того, что тот уже и монах.;. Нет, надо еще созидать в себе и дух монашеской жизни. О сем поревнуйте. Аминь.

27 Мая, 1860.