С-н К О времени происхождения церковного облачения.

«Христианское чтение». 1898. № 8. СПБ.

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

С-н. К.

О ВРЕМЕНИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЦЕРКОВНОГО ОБЛАЧЕНИЯ.

Задача настоящей статьи, как ясно показывает и самое ее заглавие, состоит в том, чтобы определить то время, с которого стали употребляться клириками, при совершении ими богослужения, особые, собственно церковные, священные одежды, в том или другом отношении отличные как от мирских одежд вообще, так в частности и от одежд самих клириков, употребляемых ими в домашнем и общественном быту.

Для решения указанной задачи, конечно, необходимо обратиться к первым векам христианства и прежде всего ко времени апостольскому, откуда ведет свое начало и самое обрядовое христианское богослужение, и здесь прежде всего искать разрешения нашего вопроса. Некоторые ученые ¹), из которых нам известен Бона ²), действительно, и указывали на апостольское время, как на время появления церковных одежд. По их мнению, самими апостолами установлено было особое, отличное от обыкновенных одежд, облачение, которым клирики и должны были пользоваться при совершении богослужения.

Мы, однако, напрасно стали бы искать каких-либо указаний на апостольское установление sacrarum vestium. На него нет ни малейшего намека ни у самих апостолов, ни у

¹) Krieg. Kleidung liturgische,—vestes sacrae—в Real-Encyklopädie der christlichen Alterthümer von F. X. Kraus. В. II, s. 175.

²) Всвоемсочинении Rerum liturgicarum libri duo. 1674.—Lib. I, cap. V, col. 41—43: conf. can. XXIV. col. 324—325.

145

146

последующих церковных писателей, что было бы совершенно непонятно, если бы на самом деле когда-либо состоялось это установление апостолами особой форменной богослужебной одежды, отличной от одежд ежедневных. Если, правда, Бона и ссылается в доказательство своего мнения на слова блаж. Августина, который в книге «О крещении», между прочим говорит, что все, что содержит вселенская церковь и что не было установлено соборами передано авторитетом апостолов ³), — то, конечно, нет ни малейшей надобности разъяснять, что эти вполне справедливые слова учителя церкви никак не могут иметь такого обширного значения, какое придает им Бона, и не имеют никакого отношения к нашему вопросу. В противном случае, на основании этих слов можно и все обрядовое богослужение, со всеми его подробностями, признать установлением апостольским, что будет историческою несообразностью. Кроме того, изобретение нового и совершенно отличного от обыкновенных тогдашних мирских одежд церковно-богослужебного облачения для первых христианских веков является делом не только трудным но и почти вполне невозможным, ибо оно, с одной стороны, предполагает развитие художественного вкуса и способности к искусству, а с другой,— требует удобства, спокойствия и благосостояния, — но ни тою ни другого не могло быть в первых христианских общинах, состоявших большею частью из бедняков и низких людей и окруженных со всех сторон всякого рода врагами и гонителями. Да, наконец, рассматриваемый взгляд противоречит, как увидим ниже, и всем реальным условиям, при которых христианство и Церковь вступили в мир. Одним словом, от непосредственного введения апостолами sacrarum vestium, а profanis et communibus distinctarum ⁴). должно отказаться.

Несколько более правдоподобным является другой взгляд, по которому богослужебное облачение клириков еще во времена апостолов или, по крайней мере, при их ближайших преемниках заимствовано было из одежд ветхозавет-

³) De Baptismo, lib. IV, cap. 24: Qaod universa tenet Ecclesia, nec a Conciliis institutum, sed semper retentum est, non nisi auctoritate apostolica traditum rectissime creditur.—Bona. Cit. op. Lib. I, cap. V, col. 42.

⁴) Bona. Cit. op. Lib. I, cap. V, col. 41; conf. cap. XXIV, col. 324.

147

ного священства, сделано было по образцу этих последних, скопировано с них, так что, следовательно, уже в раннейшие века были собственно церковные, священные одежды, вполне отличные от одежд обыкновенных, мирских. Начало этому взгляду положено было литургистами IX—XIII веков. Период этот был временем особенного оживления в церковных исследованиях,—но он вместе с тем был и временем особенного процветания символики. Усилившееся с этого времени занятие Библией почти всецело сводилось к символическому толкованию. Символизм же преобладал и в изъяснении левитских одежд. Выходя из того положения, что откровенная ветхозаветная религия есть основание новозаветной, литургисты этого времени обыкновенно и в вопросе о богослужебном облачении старались находить аналогию между ветхим и новым заветами и, отсюда, одежды последнего стали символически толковать в связи с одеждами первого и, таким образом, левитское облачение считать прототипом христианского. Такое лишь воззрение и было причиною того, что в это время в отдельных церквах для того, чтобы родство и аналогия между ветхозаветным и новозаветным облачением были более заметны, стали присоединяться к богослужебным одеждам, главным образом к епископским, различные дополнения и прибавки ⁵). Именно об этом, свидетельствует Валяфрид Страбо, писатель IX века, когда говорит: «некоторыми были сделаны в священных одеждах кой-какие прибавки или для подражания тем одеждам, которыми пользовались древние (т. е. в.-заветные) священники, или для вывода мистического толкования ⁶).

Вызванный к бытию, при помощи символики, литургистами IX — XIII веков взгляд о заимствовании первенствующею христианскою церковью богослужебных одежд у ветхозаветного священства и после них долгое время имел видных представителей ⁷).

⁵) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в Real-Encycl. В. II s. 184 cnf. Bock. Geschichte der liturgischen Gewänder des Mittelalters. Bonn. 1859. B. I, s. 414.

⁶) Walafridus Strabus Fuldensis monachus De ecclesiasticarum rerum exordiis et incrementis, cap. XXIV, y Migne, Curs. compl. ser. lat. t. 114, col. 952.

⁷) Krieg. Cit. op. y Kraus’a в Real.-Enc. B. II, s. 17e, cnf. s. 184.

148

Но и этот взгляд, как совершенно несогласный с историей и опирающийся лишь на символику, должен быть отвергнут. Прежде всего уже та противоположность, которая обнаружилась между внешне-формальным обрядовым богослужением ветхозаветной религии и внутренне-духовным служением религии христианской говорит за то, что в первые века никак не могло быть заимствования богослужебных одежд у ветхозаветного священства. Верующие первых веков избегали даже имени ἱερεύς, как напоминающего об иудейском священстве, и заменили его именами ἐπίσκοπος и προεστώς ⁸). Каким же образом, после этого, они могли принять в свой культ те одежды, которые постоянно напоминали бы им о потерявшем свое значение подзаконном служении, притом одежды того священства, которое приурочено было к определенному роду и племени? — Далее, допустить заимствование церковью облачения для своего богослужения из ветхозаветной религии не позволяют и самые условия, при которых христианство вступило в мир и при которых здесь пришлось ему существовать. Христианская церковь с самого начала встретила со стороны иудеев вражду и ненависть, а по временам и кровавое преследование (архидиакон Стефан и ап. Иаков). Ненависть эта и преследования продолжались и в течение дальнейшего времени. При таком положении дела, едва ли возможно было предстоятелям церкви пользоваться одеждами иудейского священства, ибо этим они должны были вызывать против себя со стороны иудеев еще большие преследования, как против нарушителей и осквернителей закона. С другой стороны, от пользования одеждами иудейского священства представители церкви должны были удержаться также и в виду ненависти, вражды и высокомерного презрения язычников к самим иудеям, к их религии и обрядам, ибо, в противном случае, они (представители церкви) постоянно стали бы напоминать язычникам о ненавистном для них внешнеобрядовом законе Моисея и тем препятствовать вступлению их в церковь. — Но главным образом против рассматриваемого нами взгляда говорит история. Нет ни одного исторического свидетельства, по крайней мере из первых восьми веков, о том, чтобы церковное облачение введено было по

⁸) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R. Encykl. В. II, 176.

149

образцу левитского. Если бы это когда-либо случилось, то было бы непонятно тогда, что ни один писатель всей патристической литературы не упоминает об этом специально-богослужебном облачении. Такого упоминания нет даже тогда, когда были прямые к этому поводы. Так у многих писателей мы можем найти рассуждения о левитских одеждах, но ни у одного из них не найдем указания на то, что эти же одежды были приняты в употребление и первенствующею христианскою церковью ⁹). Например, Иероним дважды касается облачения ветхозаветного священства ¹⁰), один раз даже подробно рассматривает его ¹¹),— но ни разу не делает ни малейшего намека на то, что это облачение нашло себе место и в христианстве. Напротив, у него из других мест скорее можно даже вывести заключение совершенно противоположное ¹²).—Наконец, против мнения о заимствовании христианами церковных одежд из ветхозаветного храмового богослужения говорят и монументальные свидетельства. Сравнивая изображенное на древнейших памятниках искусства облачение христианских священнослужителей с облачением ветхозаветным, мы увидим, что христианам совершенно недостает характеристических одежд иудейских священников, а с другой стороны у христианских священнослужителей найдем такие одежды, которым нет подобных в ветхом завете ¹³). Правда, первосвященнические и левитские одежды имели некоторое влияние на форму и свойства богослужебного облачения христианской церкви,—как это видно из приведенного нами выше свидетельства Валяфрида Страбо, — но лишь только некоторое влияние и то в позднейшие века, что видно из того же самого свидетельства.

Таким образом остается только тот взгляд, по которому новозаветные богослужебные одежды развились из

⁹) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R.-Enc. В. II, s. 183.

¹⁰) В письме к Фабиоле (60-ое — Твор. бл. Иеронима в русск. перев. т. II-й, стр. 171—192) и в Толков. на кн. пр. Иезекииля (гл. XLIV— там же, т. II, стр. 271—278).

¹¹) Именно, в письме к Фабиоле.

¹²) См., напр., письмо к Непоциану (49-ое—Твор. бл. Иеронима в рус. перев. т. II, стр. 67—68) и письмо к Августину (90-ое—там же стр. 506—507).

¹³) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R.-Enc. В. II, s. 176, cnf. 178—199.

150

мирских одежд, и, следовательно, о каком-либо специально церковном облачении, отличном по своему внешнему виду от обыкновенного, в первые века христианства не может быть и речи. За этот взгляд с преобладающим авторитетом говорят многие основания, которые в то же время могут служить доказательствами и несостоятельности первых двух мнений.

Христианская религия, явившись в мир, как религия духа и свободы, не стесняла последователей своих в их жизни какими-либо внешне-формальными предписаниями, не поставляла силу своего значения в каких - либо внешне - обрядовых исполнениях. Равным образом и в употреблении христианами окружающих их предметов она не делала строгого выбора: христианин мог пользоваться всем, окружавшим его, — лишь бы это не служило ко вреду его духовного существа, т. е., не возбуждало бы в нем религиозных или нравственных сомнений. Отсюда-то мы и видим, что апостолы и их преемники нисколько не стеснялись пользоваться для своих целей теми или другими предметами языческого употребления. Сюда, наприм., должно отнести частные жилища обращенных к вере язычников, которые употреблялись в качестве помещений для церковных собраний; сюда же должно отнести и различные предметы обычного, мирского обихода, как, наприм., сосуды, которые принимались предстоятелями церкви во дни ее бедствий в качестве приношений и употреблялись для литургических целей. Но если, таким образом, христиане первых веков не гнушались предметов языческого мира, напротив и помещения для церковных собраний и различные сосуды, необходимые для совершения богослужения, заимствовали из обычного, мирского употребления, то, конечно, всего естественнее, что и те одежды, которые употреблялись предстоятелями церкви при богослужении, были заимствованы ими из того же обычного, мирского обихода и, следовательно, не были но форме отличны от одежд, носимых ими в частной, домашней жизни.

Взгляд этот как нельзя более соответствует и истории. Прежде всего относительно апостолов должно сказать, что, имея пред собою пример Божественного Учителя, Который на последней вечери совершал святую пасху нового и вечного завета, без сомнения, в той же самой одежде,

151

в которой Он, как жертвенный Агнец, был приведен потом на заклание и которая поэтому, конечно, не отличалась по своему виду от употреблявшихся тогда одежд народных, они и сами могли не задумываться над тем, чтобы в обычном своем облачении, без сомнения, в существе сходном с народным, приступать и к алтарю таинственной жертвы. А обстоятельства, при которых им приходилось совершать богослужение, и прямо даже побуждали к этому. Отправляясь с проповедью евангелия в языческие страны, апостолы, несомненно, никак не могли иметь здесь с собою какого - либо особого форменного церковного облачения ¹⁴) и по необходимости должны были совершать Евхаристию в тех же самых одеждах, которыми они пользовались и в обычной жизни и которые могли быть взяты ими здесь только лишь из обычного мирского обихода ¹⁵). Этому взгляду о формальном родстве вообще богослужебного облачения в апостольское время с одеждами светскими, мирскими, конечно, нисколько· не противоречит и не говорит о заимствовании церковных одежд из ветхозаветного храмового богослужения то сохранившееся до нас предание, по которому будто бы апостолы Иаков, Иоанн и Марк ¹⁶) носили лобную повязку (πεταλον, lamina); которая, между прочим, была одной из одежд ветхозаветного священства. В то время, когда христианам не было предписано никакого особенного облачения и когда, поэтому, в выборе его как для частной жизни, так и для богослужения они пользовались полною свободою, — нисколько не удивительно, что могли быть исключительные случаи, когда некоторыми лицами, при согласии в существенном, допускались незначительные и несущественные уклонения от обычных, употребительных тогда у греков и римлян, одежд. К таким исключениям, конечно должно отнести и наш случай. Лобная повязка, о которой говорит предание и которая при этом рассматривается здесь отнюдь не как исключительно литургическая одежда, а как одежда вообще, которою апостолы Иаков,

¹⁴) Срав. здесь Мф. X, 10; Mp. VI, 9.

¹⁵) Ср. то же, а также Мф. VI, 29 и Лук. XII. 22, 23, 27.

¹⁶) Epiphan. Haeres. 29, 4; 78, 14 (Хр. Чт. 1848 г. т. I, стр. 383); Евсевий. Церков. ист. кн. 5, гл. 24; Иероним. О церков. писат. гл. 43 (Твор. бл. Иерон. в рус. перев. т. 5, стр. 315).

152

Иоанн и Марк пользовались также и в частной жизни, нисколько не исключает мирского характера остальных одежд означенных апостолов. Кроме того, она была не только богослужебною одеждою иудейского священства, но также составляла и обыкновенный головной убор у парфян, армян и персов ¹⁷).

Но что облачение, которым пользовались клирики при богослужении, в первые века нисколько не было отлично по своей форме и покрою от общеупотребительного тогда у римлян и греков платья, а, напротив, из этого последнего и было заимствовано, это с несомненностью доказывают многочисленные монументальные, а отчасти и письменные свидетельства. Рассматривая древнейшие памятники христианского искусства, относящиеся к нашему вопросу, нельзя найти, как об этом свидетельствует Бокк, сам неоднократно посещавший римские катакомбы и древнейшие базилики Рима, Равены и остальной Италии ¹⁸), даже ничтожных следов того, чтобы апостолы и их преемники, а равно пресвитеры и диаконы первых христианских веков пользовались при совершении таинств одеждами, вновь образованными по форме, или же заимствованными у ветхозаветного священства. Напротив, обзор этих памятников ясно показывает, что священнослужительские одежды в первые века по своей форме и покрою вполне были сходны с тогдашними мирскими. Так фрески катакомб, мозаики древнейших базилик, а равно и изображения на других памятниках древнехристианского искусства представляют нам Христа и апостолов в их служебной деятельности не в другой какой-либо одежде, как в мирской. Именно: здесь Христос и как учащий среди апостолов или иудейских книжников и как совершающий чудеса представляется в полном строго-мирском облачении — в тунике и верхней одежде — паллии (иматии) ¹⁹). В таком, напр., виде Он изображен в гроб-

¹⁷) См. Твор. бл. Иерон. в рус. перев. т. 2, стр. 181, прим. 1.

¹⁸) Bock Cit. ор. В. I, s. 419—420.

¹⁹) Греко-римские одежды распадались на два класса: на indumenta— одежды, которые надевались (также vestimenta clausa или interiora), и amictus (vestimenta exteriora) — одежды, которые накидывались, как плед или шаль. К первой категории принадлежали: tunica римлян и χιτών греков. Туника (у греков хитон) есть нижняя одежда из льна, формою приближающаяся к нашей рубашке. При работе носили узкую,

153

нице св. Каллиста в Риме, где Он учит, сидя среди двенадцати апостолов: в таком же виде представлен Он и среди шести апостолов на изображениях в гробнице св. Агнесы (приблиз. 4 в.) ²⁰). В обыкновенном же мирском облачении представляются на многочисленных катакомбных изображениях и древнейших мозаиках Рима, Равены, Константинополя и Фессалоники и священнослужители времен после апостольских. Так в обыкновенной мирской одежде изображен в упомянутой нами катакомбе св. Каллиста в Риме священнослужитель, приносящий рыбу и хлеб ²¹). Строго мирской характер представляет также литургическое облачение св. Ипполита, изображенное на его статуе и состоящее из туники, паллия и сандалий ²²). Особенно наглядно показывают формальное родство богослужебного облачения в первые века христианства с мирским мозаики базилики св. Георгия в Фессалонике. Думают, что церковь построена была еще при Константине Великом. Эти мозаики изображают клириков и мирян в совершенно сходной по форме одежд — в длинной тунике и в широкой поверх ее пенуле (фелони) ²³). Насколько мало знали в первые века какое-либо особенное литургическое облачение, можно судить по тому, что некоторые священнослужители совершали таинства даже в одном только паллие без туники, о чем сви-

короткую тунику до колен, или, если она была длинная, подпоясывались на бедрах, чтобы не мешала. Эта рабочая туника была или совсем без рукавов, или имела только короткие рукава (colobium). В праздничное же время и вообще время свободное от работы носили широкую, длинную, до лодыжек простирающуюся, богатую складками тунику (tunica talaris, χιτών ποδήρης) с длинными рукавами (tunica manicata). Поверх ее римлянин носил в качестве верхней одежды в дохристианское время длинную, широкую и богатую складками накидку— тогу (toga). Греки же поверх хитона носили вместо тоги иматий (ἱματιον), который плотно прилегал к телу, не спадая вниз свободными складками. В эпоху императоров римляне приняли вместо тоги удобный греческий иматий, но назвали его—pallium (паллий). Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R-Enc. В. II, S. 177—178; Ср. Вейс. Внешний быт народов, т. 2, ч. 1, стр. 5 — 6.

²⁰) Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R-Enc. В. II, s. 178.

²¹) Heféle. Beiträge zur Kircbengeschichte, Archäologie und. Liturgik. Tübingen. 1864. B. II, s. 152.

²²) Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R-Enc. В. II, s. 179.

^2a) Ibid.; о форме и употреблении последней одежды будет сказано ниже.

154

детельствует древнее катакомбное изображение, приведенное у Крауза (в его сочинении Roma Subterranea табл. VIII), где приносящий жертву пресвитер священнодействует в темном философском pallium’е, ²⁴), а также Ориген, который о своем современнике Иракле, пресвитере александрийском, говорит, что этот оставил обыкновенную, носимую им прежде одежду и стал постоянно употреблять философский плащ ²⁵). Вообще нужно заметить, что древние памятники христианского искусства не оставляют никакого сомнения в том, что богослужебное облачение первых веков нисколько не отличалось от общеупотребительного тогда мирского и из этого последнего и было заимствовано.

Что касается письменных свидетельств, относящихся к рассматриваемому нами вопросу и по своему числу, нужно заметить, довольно значительных, то хотя в большинстве случаев они и не дают прямого указания на то, что священнослужительские одежды заимствованы из обычного мирского обихода, тем не. менее косвенно подтверждают это. Именно, — заключающиеся в них сведения, мнения и распоряжения касаются употребления не других каких-либо одеяний, а тех же, которые носились также и мирянами ²⁶). Но в некоторых письменных памятниках, хотя и весьма незначительных и по своему времени более поздних, есть и прямые свидетельства о том, что богослужебное облачение взято из мирского употребления. Сюда, напр., должно отнести слова папы Целестина (423 — 432), который, порицая гэльских епископов в письме к ним за то, что они с целью показать своей одеждой строгость мысли носят в церкви, как и монахи, только короткий паллий и кожаный пояс, между прочим говорит, что должно отличаться от народа и от всех прочих doctrina, non veste ²⁷). Сюда же должно

²⁴) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R-Enc. В. II, s. 179.

²⁵) Евсевий. Церк. истор. кн. VI, гл. 19, стр. 353.

²⁶) Свидетельства эти будут рассматриваться ниже.

²⁷) Amicti pallio et lumbos praecineti credunt se scripturae fidem non per Spiritum, sed per litteram completuros... Unde hic habitus in ecclesiis Gallicanis, ut tot tantorumque pontificum in alterum habitum consuetudo vertatur? Discernendi a plebe vel ceteris sumus doctrina, non veste, conversatione, non habitu, mentis puritate, non cultu. — Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R.-Enc. В. 11 s. 184; cnf. Gerzog. Real-Encyklopädie. B. VII, s. 734.

155

отнести замечание Иоанна Диакона, который в жизнеописании папы Григория Великого между прочим говорит, что никто в свите папы от мала до велика не принял в языке или одежде чего-либо варварского (т. е. германского), а напротив—в том и другом отношении вполне удержал латинский дух ²⁸). Сюда же должно отнести и следующее замечательное показание монаха-историка Валяфрида Страбо, которое оп дает в своем литургическом сочинении и которое, вероятно, заимствовал у более древнего писателя: «священные одежды мало-по-малу развились в форме и отделке, которые они теперь имеют. Ибо в первые времена приношение даров совершалось в тех же одеждах, какие тогда все носили, — обычай, которому и теперь некоторые следуют на востоке» ²⁹).

Итак, не может быть ни малейшего сомнения в том, что литургическое облачение было не вновь образовано, или заимствовано из ветхозаветного храмового богослужения, а просто взято из одежд обычного мирского употребления первых христианских веков и из них постепенно развилось. Следовательно, и о церковном облачении, в смысле богослужебных одежд, отличных от обыкновенных по внешней фирме, в первые века не может быть и речи. — Но, в таком случае, когда же богослужебное одеяние получило особый тип, стало отлично от обыкновенного, мирского, по своей внешней форме?

Для решения этого вопроса необходимо, конечно, проследить исторический ход развития священнослужительского облачения. Однако должно заметить, что полное, всестороннее и точное выполнение этой задачи встречает большие затруднения: здесь приходится следить за развитием ие только свя-

²⁸) Vita S. Gregorii Papae, auctore Iohanne Diacono. Lib. II, cap. 13 (в Opera omnia Sancti Gregorii Papae I. T. IV, col. 49): Nullus Pontifici famulantium a minimo usque ad. maximum, barbarum quodlibet in sermone vel habitu praeferebat: sed. togata, Quiritum more, sev trabeata Latinitas suum Latium (? Latinum) in ipso Latiali palatio singulariter obtinebat. — Буквально должпо перевести так: никто к свите папы от мала до велика не принял в языке или одежде чего-либо варварского; по одетая, по обычаю квиритов, в тогу или трабею (указание на одежду вообще) латинственность (Latinitas — указание на язык) единственно в папском дворце, получившем свое имя от Лациума, удержала свой латинский дух (Latium (?) = Latinum).

²⁹) W. Strabus. Cit. ор. у Migne Curs. comp. ser. lat. t, 114, col. 529.

156

щеннослужительского одеяния, но вместе и одеяния светского, мирского; при недостатке же точных определенных исторических известий, с одной стороны, и при неопределенности технической терминологии древнего костюма, с другой, — ибо словоупотребление при названии отдельных одежд часто изменялось, и одно и тоже название в различное время означало различное, — верное определение хода развития одежд является делом весьма трудным. На категорическое решение вопроса о том, как постепенно изменялись и усложнялись священнослужительские одежды и в какой связи они находились с одеждами обыкновенными, мирскими, рассчитывать нельзя: можно делать только более или менее верные предположения, которые всегда в том или другом отношении могут оставлять место сомнению. Но эта сложная и большая работа в нашу главную задачу и не входит. Для нас вполне достаточно будет проследить, — на основании тех данных, которыми в настоящем случае можно располагать, — в какие периоды времени между богослужебным и светским облачением было формальное родство и с какого времени между ними началось формальное обособление.

Как на^- один из выводов, наименее, по нашему мнению, подлежащий сомнению и к которому приводят нас письменные и монументальные свидетельства, укажем на то обстоятельство, что, по крайней мере до конца шестого столетия, между светским и богослужебным облачением формального различия не было. С VI века начало обнаруживаться формальное обособление между литургическими и народными одеждами, но духовенство продолжало носить даже до IX века (если только не далее) в обыкновенной, частной жизни то же по форме облачение, какое и при богослужении.

Что касается первых трех веков, то в пользу указанного положения говорят монументальные памятники, о которых мы уже говорили ранее. На основания этих памятников богослужебным облачением за это время можно считать тунику (хитон) и паллий (иматий) — одежды вполне мирские. Не было различия но форме между богослужебными и светскими одеждами и в течение дальнейших веков. В это время, правда, произошло значительное усложнение в облачении духовных лиц. С ІV-го века начинают появляться предписания со стороны церкви об употреблении той

157

или другой одежды, — предписания, которые, по-видимому, говорят о литургическом облачении, как формально отличном от обыкновенного, светского, мирского. Так, в качестве богослужебной одежды в это время упоминается орарь. Лаодикийский собор (341 — 381) ³⁰) правилами 22 и 23 запрещает носить орарь иподиаконам, чтецам и певцам и в нем читать или петь ³¹). Св. Златоуст в своей проповеди «De filio prodigo» говорит о диаконах, что они, двигаясь во время литургии в разные стороны, своими тонкими лентиями, носимыми на левом плече (λεπταὶ ὀθόναι ἐπὶ τῶν ἀριστερῶν ὤμων), напоминают крылья ангелов ³²). Здесь под словом ὄθόνη, конечно, разумеется не что другое, как орарь. Исидор Пелусиот (нач. V в.) упоминает ὀθόνη, μεθ ἧς λειτουργοῦσιν οἱ διάκονοι, и сравнивает его с полотенцем, которым Господь вытер ноги ученикам ³³). Папа Зосима (417 г.) постановляет, чтобы диаконы левое плечо покрывали palliis linostimis ³⁴), под которыми разумеются также орари ³⁵). Собор Аврелианский (511 г.) правилом 20 запрещает монаху пользоваться орарем в монастыре ³⁶). Собор Бракоренский ІІ-й (563 г.) повелевает, чтобы диаконы в отличие от иподиаконов носили орарь поверх туники, а не под ней ³⁷). Толедский собор ІV-й (633) правилом 28 предписывает несправедливо низложенным диаконам, пресвитерам и епископам принимать при возвращении, между прочим, орарь, — а правилом 40-м запрещает пресвите-

³⁰) См. Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R. Enc. В. II. s. 198 cnf. Hefele. cit, ор. B. II, s. 186.

³¹) Книга Правил. Изд. 1862 г. стр. 269.

^3?) Hefele. Cit. ор. В. II, s. 187; у Kraus’a в R. Enc. В. II. s. 198.

³³) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R. Enc. В. И, 198.

³⁴) Anastasius Bibliothecarius. Historia de vitis Romanorum Pontificum. — у Migne. Curs. compl. ser. lat. t. 128. col. 173—174.

³⁵) См. Notae Blanchini—y Migne ser. lat. t. 128. col. 178.

³⁶) Hefele. Cit. ор. B. II, s. 188; Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R. Enc. B. II, s. 198.

³⁷) Placuit, ut quid in aliquantis huius provinciae Ecclesiis diaconi absconsis infra tunicam utuntur orariis ita ut nihil disperre a subdiaconis videantur, de caetero superposito scapulae, sicut decet, utantur orario.— Binterim. Die Denkwürdigkeiten der Katholischen Kirche. B. IV. Th. I. s. 194; Hefele. Cit. op. «B. U, s. 188; Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R. Enc. E. II, s. 198.

158

рам и тем более диаконам носить два ораря ³⁸). Из всех этих свидетельств, по-видимому, можно заключить, что орарь был одеждою исключительно богослужебною, не употреблявшеюся в обыкновенном, мирском быту. Но полагать так будет ошибочно. Орарь употреблялся также и в обыкновенном мирском быту и по своей форме вполне был сходен с орарем богослужебным: именно, в мирском быту этим именем обозначался длинный льняной платок, который носился обыкновенно на плече или вокруг шеи и употреблялся для утирания уст и лица. Об обыкновенном мирском употреблении ораря находится не мало свидетельств. Мученические акты Киприана передают, что христиане для того, чтобы кровь сего мужа истекая не была поглощена землею, полагали пред ним linteamina et oraria ³⁹). Амвросий, упоминая о Лазаре, говорит, что лицо его было повязано орарем ⁴⁰). Иероним в письме к Непоциану об образе жизни клириков и монахов, порицая неприятность в одежде, между прочим замечает, что «смешно и крайне неприлично хвастаться, что не имеешь для утирания пота sudarium orariumque ⁴¹). Августин, рассказывая о том, как один юноша, у которого был вырван глаз, так что он висел на одном только волоске, был исцелен молитвою, после чего глаз опять возвратился в глазную полость, — говорит, что после этого чуда глаз был обвязан орарем ⁴²). Подобное же рассказывает в своей церковной истории Евагрий ⁴³). Пруденций Климент, повествуя о смерти мучеников Эметерия и Хелидония, передает между прочим следующее бывшее при этом чудо: перед смертью один из мучеников бросил к небу свое кольцо, а другой свой орарь, — и к удивлению всех бывших воздух понес эти вещи к верху; при этом относительно второго мученика Климент добавляет: hic sui dat pignus oris, ut

³⁸) Binterim. Cit. op. В. IV, Th. I. s. 194; Hefele. Cit. op. В. II, 188—9; Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R. Enc. B. II, s. 198.

³⁹) Linteamina et oraria ante eum ponebant, ne sanctus cruor destuens absorberetur a terra. — Du-Gang. Glossarium ad scriptores mediaç et infimae Latinitatis t. H, pars. II, col. 741.

⁴⁰) Ibid; Hefele. Cit. op. B. II, s. 187.

⁴¹) Тв. бл. Иерон. в рус. пер. т. II, стр. 66.

⁴²) Hefele. Cit. ор. В. И, s. 187.

⁴³) Hefele. Cit. ор. В. II, s. 187.

159

ferunt, orarium ⁴⁴). Из актов мучеников Маркиона и Никандра видно, что мученикам обыкновенно перед казнью закрывали глаза орарем ⁴⁵). Во всех этих случаях, как ясно видно, орарь рассматривается как обыкновеиная мирская одежда. Отсюда именно заимствован и богослужебный орарь. Но как же в таком случае объяснить, напр., запрещение носить орарь монахам, иподиаконам, чтецам и певцам? Здесь должно заметить, что термин orarium, обозначая в классическом словоупотреблении только потовой платок, в эпоху императоров получил другое более широкое значение. Именно, когда при цирковых состязаниях усилилось разделение на партии, отдельные императоры стали дарить народу платки (oraria) цвета покровительствуемой ими партии, чтобы народ выражал им в цирке свое одобрение императору и покровительствуемым им возничим ⁴⁶). В этом втором значении, как знак партии, орарь, вероятно, стал потом отличием императорских чиновников, а отсюда перешел и к церковной иерархии. Духовенство со времени умиротворения Церкви занимало почетное положение и считалось наравне с сановниками империи и потому весьма естественно, что на него перешли и отличия придворных чинов, и между прочим орарь. Это предположение тем более вероятно, что на одном памятнике из времен Константина Великого, как можно наблюдать, некоторые оффицианты поверх своей одежды носят широкие шарфообразные ленты, которые вполне соответствуют древним картинным изображениям литургического ораря ⁴⁷). Что орарь носился духовенством как почетное отличие, можно видеть из биографии епископа Фульгепция († 533), о котором говорится, что он сделавшись епископом из монахов, добровольно отказался от чести ношения ораря ⁴⁸). При этом должно заметить, что, как

⁴⁴) Ibid. s. 187—188.

⁴⁵) Post haec percussor orariis oculis martyrum circumdatis, injecto gladio finem eis dedit martyrii. Hefele. Cit. ор. В. II, s. 188.

⁴⁶) Напр., об императоре Аврелиане известно, что он между прочим donasse oraria populo Romano, quibus uteretur populus ad favorem. Hefele. Cit. ор. В. II, s. 186. Cnf. Krieg. Cit. ор. у Kraus’a В. II, s. 196.

⁴⁷) Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R. Enc. B. II, s. 197.

⁴⁸) Orario quidem, sicut omnes episcopi, nunquam utebatur. Krieg Cit. op. y Kraus’a в R. Enc. B. II, s. 198; Binterim. Cit. op. B. IV, Tb. I, s. 199.

160

почетное отличие епископов, пресвитеров и диаконов, а потом и иподиаконов, орарь употреблялся ими не при богослужении только, но и в обыкновенном, домашнем быту, как знак их достоинства, и потому может считаться лишь вообще форменною одеждою духовенства, а отнюдь не исключительно форменною одеждою богослужебною. Уже из приведенных выше церковных предписаний касательно пользования орарем легко заметить, что там идет речь об употреблении его вообще, а не исключительно только богослужебном. О папе Григории Великом известно, что он подарил двум своим друзьям в Константинополе четыре ораря ⁴⁹). Но орари эти, конечно, были не из числа богослужебных, а из числа тех, которыми папа пользовался в частной жизни. Майнцский же собор (813 г.) прямо предписывает, чтобы пресвитеры носили орарь всегда, постоянно, без перерыва, как знак своего достоинства ⁵⁰).

Другие одежды, кроме ораря, употреблявшиеся священнослужителями при богослужении, также не были отличны по форме от одежд, носившихся в обыкновенном, частном быту. Четвертый Карфагенский собор (ок. 398 г.) правилом 41-м. предписывает: ut diaconus tempore oblationis tantum vel lectionis alba utatur ⁵¹). Нарбонский собор (589 г.) постановляет: nec diaconus aut subdiaconus certe vel lector, antequam missa consummetur, alba se praesumat exuere ⁵²). Толедский собор (633 г.) в правиле 28-м также упоминает об alba диакона. Не говорят ли эти свидетельства о том, что вообще alba, как одежда известной формы, была форменною одеждою исключительно богослужебною и ей уже не было места в мирском быту? Карфагенский собор,—если только приведенное нами чтение его

⁴⁹) Hefele. Cit. ор. В. II. s. 188.

⁵⁰) Ut presbyteri sine intermissione utantur orario propter differentiam sacerdotii dignitatis. Binterim. Cit. op. B. IV. Tb. I, s, 207. Hefele. Cit. op. B. II, s. 189; Krieg. Cit. op. y Kraus’a B. II, s. 198.

⁵¹) Mansi. Collectio sacrorum conciliorum, t. III col. 954 = чтобы диакон только во время приношения или чтения пользовался альбою.

⁵²) Binterim. Cit. ор. В. IV. Th. I. s. 194. Hefele. Cit. op. B. II, s. 168. — Диакон, или иподиакон и тем более, конечно, чтец, прежде окончания литургии, пусть не думает освобождать себя из под албы.

161

правила верно ⁵³),—повелевающий пользоваться альбою во время только приношения или чтения, по-видимому заставляет дать ответ на вопрос утвердительный. Однако это будет неверно. Слово alba есть только технический термин для выражения tunica alba (белая туника). В этом смысле оно употребляется и у светских писателей ⁵⁴). И в приведенных нами свидетельствах под альбою разумеется не другая какая-либо по форме одежда, как употреблявшаяся в то время всеми туника—в нашем месте определен только цвет ее—белый. Бракаренский собор в приведенном нами уже ранее правиле и прямо называет ту одежду диакона, которая здесь называется альбою, туникою ⁵⁵). Предписания же Карфагенского и Нарбонского соборов должно понимать так, что они определяют время ношения диаконами только той альбы, которая была уже раз употреблена для богослужения и которая, следовательно, по своему назначению стала священною,—но что отнюдь не говорят они за то, что вообще эта одежда, как известной. определенной формы, не могла употребляться в мирском быту. Духовенство пользовалось ею в домашнем быту даже в X веке. Так папа Лев VІ-й (855 г.) постановил: nullus in alba, qua in suo usu utitur, praesumat missas cantare ⁵⁶). Епископ Рикульф (889 г.) предписывает: ut nemo illa alba utatur in sacris mysteriis, qua in quotidiano vel exteriori usu induitur ⁵⁷). Епископ Ратерий также определяет: nullus in alba, qua in usu suo utitur, praesumat missas cantare ⁵⁸).

У греков в качестве богослужебной одежды упоминается

⁵³) Согласно с нами 41-ое правило IV Карфагенского собора приводят Бинтерим (Cit. ор. В. IV, Th. I. s. 194) и Гефеяе (Cit. ор. В. II, s. 168). Крит (Cit. ор. у Kraus’a в R. Enc. В. И, s. 189) читает несколько иначе: ut diaconus tempore oblationis vel lectionis tantum alba utatur. По этому чтению tantum можно отнести к слову alba, и тогда смысл получится инои, чем в нашем чтении. Альт же (Alt. Der christliche Cultus. Berlin. 1894 г. s 129) передает это правило совершенно иначе: Placuit, ut Diaconus de sacro codice lecturus, vel tempore S. Eucharistiae alba veste indueretur. Откуда заимствовано такое чтение он не указывает.

⁵⁴) Hefele. Cit. ор. В. II, s. 167.

⁵⁵) См. выше стр. 157.

⁵⁶) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R. Enc. В. II, s. 190.

⁵⁷) Hefele. Cit.. ор. В. II, а. 169.

⁵⁸) Ibid.

162

στιχάριον ⁵⁹). Одежда эта соответствовала западной альбе и точно также, как эта последняя, употреблялась и в обыкновенной частной жизни. Так, если Афанасий обвинен был в том, что приказал доставить александрийцам льняные стихари ⁶⁰), то здесь, конечно, разумеются стихари не исключительно литургические, но также и употребляемые в частной жизни. Равным образом если Афанасий пред своим бегством поспешно берет между прочим στιχάριον ⁶¹), то этот последний, конечно, вовсе не был церковною одеждою. И Григорий Назианзин завещает στιχάριον εν как диакону Евагрию, так равно и нотарию Эладию-мирянину ⁶²).

Скажем, наконец, еще об одной, очень существенной богослужебной одежде,—именно, одежде, на востоке называвшейся φελόνιον, а на западе известной сначала под paenula (до конца V в.) потом под именем planeta (до 800 г.) и, наконец, под именем casula (с 800 г.) ⁶³). Одежда эта представляла из себя колоколообразную обхватывающую все тело и имеющую одно только отверстие для головы, без рукавов и разрезов, шинель, боковые стороны которой обыкновенно поднимались на руках. Как все другие одежды, так и эта одежда взята для богослужебного употребления из мирского быту и, употребляясь для литургических целей, употреблялась вместе и в жизни частной, домашней. В мирском быту пенула (фелонь) первоначально считалась только одеждою людей низших сословий; людьми же знатными она употреблялась лишь в качестве одежды дорожной для защиты от холода и

⁵⁹) См. Du-Cang. Glossarium ad scriptores mediae et infimae Graecitatis t. II, col. 1449—1450.

⁶⁰) Du-Cang. Glossarium ad scriptores mediae et infimae Graecitatis t. II, col. 1449; Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R. Enc. В. II. s. 191—192.

⁶¹) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R. ЕпсВ. II. s. 192.

⁶²) Du-Cang. Cit. op. Graec. t. II. Col. 1449; Krieg. Cit. op. y Kraus’a в R. E. В. II, 192.

⁶³) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R. Enc. В. П, c. 202—204. Впрочем долито заметить, что название нашей одежды casula встречается и ранее 9 века. Относительно св. Цезария (ок. 500) известно, что он завещал своему преемнику indumenta poschalia вместе с casula villosa et tunica. О en. Фульгенцие биограф передает: casulam superbi coloris nec ipse habuit, nec monachos suos habere permisit. Hefele Cit. op. В. II, s. 196.

163

дождя, vestimentum itinerarium aut pluviale. Однако в этом воззрении скоро произошла перемена: пенула стала обыкновенною и даже почетною одеждою и людей знатных сословий. Так, император Макрин (218 г.) раздавал paenulae coloris rosei (russei?); в кодексе же Феодосия (438 г.) императорским предписанием запрещается сенаторам воинская хламида и вместо нее в качестве мирной одежды предписывается между прочим paenula ⁶⁴). Таким образом пенула стала формой государственных чиновников. Отсюда легко объясняется и то, каким образом она сделалась должностным платьем клириков и стала употребляться при богослужении. В пользу того, что фелонь,—или, что то же пенула, а впоследствии планета и казула,— была одеждою не исключительно литургическою, но и обыкновенною, и не только духовных лиц, а также и мирян и здесь по преимуществу знатных, можно указать не мало примеров. Так упоминаемые уже нами мозаики церкви св. Георгия в Фессалонике из IV века изображают епископа и пресвитера в фелони (пенуле),—но в этой же одежде те же мозаики изображают также и Косму и Дамиана—мирян ⁶⁵). Кассиан († 418) о египетских монахах между прочим говорит: ita planeticarum (vestium) simul atque birrorum pretia et ambitionem devitant ⁶⁶), т. e. монахи избегали planetam et birrum потому, что эти одежды были почетными отличиями (pretia) и могли развивать тщеславие. В Равенской базилике св. Виталия, построенной Юстинианом (547 г.), еп. Максимиан изображен в верхней одежде — планете. Но почти около того же времени (533 г.) о епископе Фульгенцие передается, что, когда он возвращался из ссылки, его встречали преимущественно знатные, одетые именно в планеты ⁶⁷). Интересное замечание для конца VI века относительно рассматриваемой одежды находим у Иоанна Диакона, биографа папы Григория Великого. Одежду этого последнего он описывает следующим образом: planeta super dalma-

⁶⁴) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R. Enc. R. H, s. 202.

⁶⁵) Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R. Enc. B. II, s. 203.

⁶⁶) Ibid. s. 204.

⁶⁷) Tantum fides nobilium crevit, ut planetis suis super Fulgentium gratanter expansis repellerent imbrem... Krieg. Cit. op. v Kraus’a в R.-Enc. В. II, s. 204.

164

ticam castanea ⁶⁸). Но почти совершенно то же самое он говорит и об одежде его отца, сенатора Гордиана: Gordiani habitus castanei coloris planeta est; sub planeta dalmatica ⁶⁹). В другом же месте, рассказывая о поражении папою Григорием волхвов слепотой, он между прочим замечает, что папа был в это время окружен толпой planetatorum ⁷⁰). Хотя здесь и остается неизвестным, были ли так одеты только клирики, или же клирики и знатные миряне, тем не менее несомненно, что planeta рассматривается здесь не как богослужебная одежда, а именно как одежда, носимая в обыкновенной жизни, потому что описываемый случай происходил на улице, при чем папа Григорий ехал на лошади. Из всего этого ясно, что планета употреблялась не только в качестве богослужебной одежды, но также и в жизни обыкновенной, ежедневной. Такое употребление она имела и в VII и VIII веках. ІV-й Толедский собор (633 г.) в правиле 28-м говорит, что несправедливо низложенный пресвитер получает при своем возвращении между прочим планету ⁷¹). Планета, очевидно, здесь рассматривается не как исключительно богослужебная одежда, но как вообще форменная одежда пресвитера, предназначенная и для употребления вне-богослужебного. Равным образом и Германский собор (742 г.) при св. Бонифаций, предписывая правилом 7-м, ut presbyteri et diaconi non sagis, laicorum more, sed casulis utantur, ritu servorum Dei ⁷²), очевидно говорит об обыкновенном употреблении казули (пенули, планеты, фелони), а никак не об исключительно богослужебном.

Из всего, что до сих пор сказано нами об отдельных богослужебных одеждах, ясно получается следующий вывод: при совершении богослужения духовенство, по крайней мере до IX века ⁷³), употребляло тоже самое по форме

⁶⁸) Vita S. Gregorii Papae I, auctore Johanne Diacono, lib. IV. cap. 83—в Opera omnia S. Gregorii Papae I, t. IV col. 177.

⁶⁹) Ibid. col. 186.

⁷⁰) Ibid. lib. II, cap. 43, col. 59.

⁷¹) Binterim. Cit. op. В. IV. Th. I. s. 194; Hefele. Cit. op. В. II, s. 188—189; Krieg. Cit. op. у Kraus’a в E. Enc. В. II, s. 198, 204.

⁷²) Binterim. Cit. op. В. IV, Th. I, s. 209. Herzog. Real Enc. t. VII, s. 734; Hefele. Cit. op. В. II, 187.

⁷³) Когда богослужебное облачение стало отлично по форме от одежд

165

облачение, которым оно пользовалось и в жизни частной и которое, как одежда знатных, было почетным его отличием. Этому положению нисколько не противоречит и то обстоятельство, что уже с V-го века начинает упоминаться habitus religionis ⁷⁴). Habtius religionis есть облачение, назначенное столько же для богослужения, сколько и для жизни частной. В доказательство этого достаточно указать на следующия определения двух соборов из VI века. Собор Agathense (506 г.) правилом 20-м предписывает: vestimenta vel calceamenta eis (clericis), nisi quae religionem deceant, uti aut habere non liceat ⁷⁵). Первый же собор Матисконский (581 г.) правилом 5-м определяет: nt nullus clericus aut vestimenta vel calceamenta saecularia, nisi quae religionem deceant, induere praesumat ⁷⁶). В том и другом случае упоминается habitus religionis,—но при этом рассматривается не как облачение, назначенное только для богослужения, а именно как одеяние, которое должны были носить клирики и в частной, домашней жизни.

Что касается того, когда священнослужительское облачение стало отлично по форме от одежд мирских, народных, то нужно заметить, что формальное обособление между ними началось с VI века. С началом народных движений противостали друг другу две культуры—римская и германская. Та и другая были противоположны между собою как в языке и нравах, так равно и в одежде. В отношении одежды здесь далеко расходились два типа: короткое узкое военное одеяние германцев и длинная просторная мирная одежда римлян. Со времени вторжения германских народов в пределы римского государства сюда вместе с тем все сильнее и сильнее стала вторгаться также и их культура, а равным образом постепенно стало входить в употребление у римского парода и их короткое одеяние. Римский костюм стал употребляться лишь государственными чиновниками и знатными сословиями,—да и здесь едва ли он

носившихся духовенством в обычной, частной жизни, по отсутствию данных, мы точно определить не можем. Не имеет ли здесь значение вопрос: когда появились рясы и подрясник?

⁷⁴) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в R.-Enc. В II, s. 184. Martigny. Dictionnaire des antiquités chrétiennes., p. 648.

⁷⁵) Herzog. R.-Encykl. B. VII, s. 734; Martigny. Cit. op. p. 648.

⁷⁶) Herzog. Real-Encyklopädie. B. VIII, s. 734.

166

просуществовал далее VII века ⁷⁷). Между тем церковь оказала более сопротивления против вторжения чужеземных влияний: она по-прежнему еще продолжала употреблять свое должностное римское платье и запрещала клирикам пользоваться варварским одеянием не только при богослужении, но и в жизни частной домашней ⁷⁸). Таким образом возможно признать, что священно - служительское облачение, а отсюда и богослужебное, выделилось из светского, мирского, как особое по форме, в VII веке.

Теперь, обращаясь к главному рассматриваемому нами вопросу, поставленному в заглавии сей статьи, мы должны, после всего выше сказанного, дать на него такой отрицательный ответ: церковного облачения, в смысле специально богослужебных одежд, отличных по своей внешней форме от одежд светских, мирских, не существовало по крайней мере до VII столетия; в смысле же одежд, отличных по внешней форме от одежд, употреблявшихся в обыкновенной частной жизни клириками,—не существовало даже и до IX века.—Но, в таком случае, было ли в это время вообще церковное облачение, т. е. богослужебное одеяние, отличное от обыкновенного, ежедневного если не по форме, то хотя в каком-либо другом отношении? Когда одежды, употребляемые при богослужении, так или иначе стали выделяться из платья, носимого в частной жизни?

Большинство новейших ученых, из которых нам известны Бинтерим ⁷⁹), Бокк ⁸⁰) Гефеле ⁸¹) и Криг ⁸²), хотя

⁷⁷) Впрочем данных для этого мы не имеем. Но в VI веке, как видно из описания одежды сенатора Гордиана, сановники римские носили еще древнюю римскую одежду.

⁷⁸) Сюда, напр., относятся приведенные уже нами постановления соборов: Agathense (506 г.), Матисконского 1-го (581 г.) и Германского (742 г.); также постановление 1-го собора Бракарепского (561 г.), который говорит: oportet clericos talarem vestem induere (Herzog. H. Enc. B. VII, s. 734); предписание епископа Мартина (872) клирикам talarem vestem induere (Martigny. Cit. op. p. 648); постановление VІ-го вселенского собора: „никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути: но всякий из них да употребляет одежды, уже определенные для состоящих в клире“ (Книга Правил, изд. 1862 г. стр. 132).

⁷⁹) Binterim. Cit. ор. В. IV, Th. I, s. 188—190.

⁸⁰) Bock. Cit. ор. В. I, s. 422.

⁸¹) Hefele. Cit. ор. В, II, s. 151.

⁸²) Krieg. Cit. ор. у Kraus’a в В.-Enc. В. II, s. 177.

167

и признают за несомненное, что богослужебные одежды первых веков были вполне сходны по форме с одеждами, употреблявшимися клириками и вообще христианами в их общественном быту, тем не менее допускают, что с самых же первых времен и даже со дней апостольских между теми и другими одеждами было различие. Различие это будто бы состояло в их предназначении,—в том смысле, что обычные одежды, раз употребленные для богослужебных целей, не могли уже быть обращены ни на какое другое употребление и как священные предоставлялись исключительно церкви. Таким образом выходит, что с самого же раннего времени существовало собственно церковное облачение.

Однако, при всем своем желании оправдать подобный взгляд мы никак не можем, ибо это—простая догадка, не имеющая в свою пользу совершенно никаких оснований. По нашему убеждению приблизительно до конца ІІ-го столетия между богослужебными и обычными одеждами не было различия не только по форме, но и по употреблению; т. е. в это время одно и тоже одеяние могло употребляться как для целей литургических, так и в жизни частной, домашней. Самая простота в первобытное время, о котором у нас идет речь, христианского богослужения, имеющего характер простых собраний верующих для общей молитвы и «преломления. хлеба», не дает повода думать, чтобы в это время в одежде лиц, совершающих богослужение, установилось какое-либо принципиальное различие между одеждою домашнею и богослужебною, и таким образом появилось понятие облачения священного, церковного. Что касается апостолов, то обстоятельство, о которых мы говорили выше ⁸³), и прямо заставляли их одну и ту же одежду употреблять и в жизни частной и при богослужении. Равным образом и их преемники, приблизительно до конца второго столетия, располагали полною свободою при употреблении одежд для богослужения: здесь они должны были соблюдать только приличие и чистоту,—но это, конечно, вполне имело место и в отношении их частной жизни, и не только их, но и всех вообще христиан. Какого-либо строгого разграничения одежд на исключительно богослужебные и домашние в этом периоде времени быть не могло, и на него нельзя найти ни

⁸³) См. выше стр. 151.

168

каких указаний ⁸⁴). Впрочем Бинтерим ⁸⁵), а за ним и Гефеле в доказательство своего мнения ссылаются на Климента Александрийского (ок. 200). Вот что пишет Гефеле: «в третьей книге своего Педагога (гл. 11) он (Климент) порицает христиан своего времени за то, «что они по выходе из церкви вместе с одеждами меняют и свои нравы, и вместо степенности и серьезности, каковые они показывают в церкви, позволяют себе все роды легкомыслия». Теперь, если уже миряне являлись в церковь в иных, чем в обыкновенной жизни, одеждах, то это, конечно, тем более имело место в отношении к пресвитерам» ⁸⁶). Однако, если мы справимся с подлинником, то увидим, что слова Климента Александрийского вовсе не говорят в пользу Гефеле: этот передал смысл их совершенно неправильно. Вот относящееся сюда место: νυνὶ δὲ, οὐκ οἶδ’ ὅπος συμμεταβάλλονται τοῖς τόποις καὶ τὰ σχήματα καὶ τοὺς τρόπους ⁸⁷). Здесь слово σχήμα,—в латинском habitus ⁸⁸),—которое может обозначать и внешний вид, и одежды, Гефеле и Бинтерим принимают в этом последнем значении. Однако связь речи не только этому не благоприятствует, но и прямо заставляет, принять первое общее значение для нашего слова. «И мужчины, Христу себя посвятившие, во всей своей жизни должны не казаться лишь, а и быть столь же степенными и благопристойными, в каком виде и в церквах они оказываются: столь же скромными, богобоязненными, любвеобильными. Но я недоумеваю, отчего это с переменой места они меняют и внешний вид свой и поведение, подобно полипам, кои уподобляются камням, к коим присасываются, соответственный цвету этих и своей коже цвет сообщая. Оставляя церковное собрание, отлагают они в сторону и святые чувства, навеянные в церкви Духом Божиим, и уподобляются большинству, среди которого вращаются. Или лучше

⁸⁴) Для этой цели мы нарочно просматривали: послание Варнавы; два послания Климента Римского; Пастырь Ерма; семь посланий Игнатия Богоносца; послание Поликарпа Смирнского (Памятники христ. письменности в рус. переводе т. 2).

⁸⁵) Binterim. Cit. ор. В. IV. Th. I, s. 1S9—190.

⁸⁶) Hefele. Cit. ор. В. Il, s. 151.

⁸⁷) Migne. Cur. compl. sr. gr. t. VШ, col. 657.

⁸⁸) Nunc autem, nescio quomodo, una cum locis habitum et mores mutant.—Migne. Cur. compl. sr. gr. t. VIH, col. 658.

169

сказать: как скоро отлагают напускную и лицемерную эту степенность, делается очевидным, что на истинной их духовной физиономии она была лишь маской. По-видимому с благоговением выслушавши слово Божие, они оставляют оное там, где выслушали, а вне церковного собрания, как бы с ума рехнувшись, в обществе нечестивцев себя не помнят от удовольствия; внимая игре арфистов и арфисток, из себя они выходят при выслушивании их любовного чирликанья, приходят в исступление от пения под игру на флейте, хлопают в ладоши, выпивают, позволяя себя осыпать и опакащивать всякого рода и другим сором и мусором, наметенным, натащенным и накиданным течением и веянием времени» ⁸⁹). Какой-либо речи об одеждах здесь, как ясно видно, совершенно нет. Перечисление же различных предосудительных поступков, допускаемых христианами во вне-церковной жизни, служащее к разъяснению слов βάλλονται καὶ τὰ σχήματα καὶ τοὺς τρόπους, ясно показывает, что слово σχήμα должно быть принято не в значении— «одежды», а в общем значении— «внешний вид». — Кроме того, если слову σχήμα (habitus) и придать то значение, какое навязывают ему Бинтерим и Гефеле, то и в таком случае свидетельство Климента нисколько не говорит в их пользу, а скорее напротив в нашу. Чтение тогда будет такое: «недоумеваю, отчего—это они вместе с местом меняют и одежды, и поведение». Отсюда выходит, что Климент порицает христиан своего времени за то, что они по выходе из церкви меняют свои одежды, т. е., в таком случае разумеется, приличные на неприличные. Какое же отсюда заключение? Конечно, то, что христианам по выходе из церкви не должно менять своих одежд, а, напротив, и в частной жизни носить те же одежды, в каких они являются в церковь, т. е. иначе—соблюдать в них благопристойность и приличие не только в церкви, но и вне ее. По Гефеле, впрочем, этого заключения не следует. По его передаче слов Климента (вместе с одеждами меняют и поведение) выходит, что порицание простирается только на поведение, а не на одежды. Но такая передача есть полный произвол и извращение подлинного текста речи. —

⁸⁹) Педагог Клим. Алекс. кн. III, гл. II. Перев. Н. Корсунского, ср. 320-321.

170

Отголосок того, что в раннее христианское время не полагалось принципиального различия по употреблению между одеждами богослужебными и внебогослужебными, слышен даже в VI веке. О епископе Фульгенцие (533) известно, что он и при священнодействии пользовался тою же одеждою, в которой спал, и при этом говорил, что на время богослужения лучше переменять сердца, чем одежды ⁹⁰).

Не признавая до конца второго столетия принципиального различия между богослужебными и ежедневными одеждами иерархических лиц по употреблению, мы тем более не можем согласиться с тем положением Бокка, что предстоятели Церкви со времен апостольских употребляли при богослужении одежды, сделанные из драгоценного материала (из дорогой шерсти и шелковых материй) в отличие от своих ежедневных одежд, а также и от одежд остальных христиан ⁹¹). Конечно, вполне возможно, что некоторыми предстоятелями, случайно принадлежавшими к знатному или богатому классу, употреблялись более или менее роскошные одежды,—но отнюдь нельзя утверждать этого и о всех вообще предстоятелях и считать это всеми принятым в то время обычаем. Как все вообще христиане, так в частности, конечно, и священнослужители должны были соблюдать в отношении к одежде лишь приличие, простоту и скромность ⁹²),—роскошь, напротив порицалась и считалась несогласною с духом христианства ⁹³). КлиментАлексан-

⁹⁰) In qua tunica dormiebat, in ipsa sacrificabat: et tempore sacrificii mutanda esse corda potius quam vestimenta dicebat.—Benterim. Cit. op. В. IV, Th. I, s. 193; Martigny. Cit. op. col. 650. В письме к Илиодору Иероним упоминает о тунике, которую пресвитер Непоциан употреблял „в служении Христовом“ и которую он велел передать ему—Иерониму. Тунику эту обыкновенно считают за богослужебную одежду Неноциана (Bona. Cit. ор. lib. I, cap. XXIV, col. 324—325. Krieg. Cit. op. y Kraus’a. B. II, s. 183 и др.) Но из описания Иеронима видно, что этою же одеждою Непоциан пользовался и в домашней жизни. Находясь в жару лихорадки, пред самою смертью, Непоциан сбросил с себя мантию—вер. од., а потом, взявши дядю (т. е. Илиодора) за руку, сказал: эту тунику, которую я употреблял в служении Христовом, отошли... (Тв. бл. Иер. в р. пер. т. 2, стр. 15). Эту, т. е. которая на мне.

⁹¹) Bock. "Cit. ор. В. I, s. 420, 421, 422.

⁹²) Клим. Алекс. Педагог, кн. II, почти вся X глава, перев. Н. Корсунского стр. 219—231; кн. III, гл. II; перев. Корсун. стр. 320.

⁹³) Мф. VI, 29; Лук. XII, 22, 23; Иак. II, 2—7; V, 1—5; 2-ое посл.

171

дрийский прямо говорит, что Педагог дозволяет христианам носить только «простые» одежды ⁹⁴),—Все, что с большею или меньшею вероятностью можно сказать относительно материала богослужебных одежд, это то, что таким по преимуществу служил лён, но никак не шелковые и разноцветные ткани. Употребление этих последних Климент Александрийский считает предосудительным для всех вообще христиан ⁹⁵), а папа Сильвестр (314 г.) прямо постановил, чтобы при священнодействии употреблялись одежды, сделанные не из шелковых или разноцветных материй, а именно только льняные ⁹⁶).

Что касается цвета одежд, употреблявшихся предстоятелями Церкви при богослужении, то можно признать за справедливое, что в это время, как и в течение следующих веков обычным был белый. Однако и он не может рассматриваться исключительною принадлежностью одежд богослужебных. Белый цвет одежд считался более пристойным для всех вообще христиан, и не только при богослужении, но также и в жизни домашней,—как об этом свидетельствует Климент Александрийский ⁹⁷).

Одним словом, церковного облачения, в смысле богослужебных священных одежд, в каком-либо отношении отличных от обыкновенных и мирских, приблизительно до конца второго столетия, по нашему полному убеждению, совсем не было.

Климента Рим. гл. 4—6 (Пам. др. хр. письм. в р. пер. т. 2-й стр. 172—174) Пастырь Ерма кн. I, видение 3-е гл. 9 (там же стр. 244); кн. И, заповеди: 2-я (стр. 255), 8-я (стр. 267), 11-я (стр. 274), 12-я (стр. 277); кн. III, подобия: 1-е (стр. 282), 6-е (стр. 296); Климент Алекс. Педагог, кн. II, гл. 3-я, в пер. Корс. стр. 147; гл. 10-я, стр. 217, 219—231.

⁹⁴) Клим. Алекс. Педагог кн. III, гл. II (перев. П. Корсунского, стр. 295) срав. кн. II, гл. 10-я стр. 222.

⁹⁵) Ibid. кн. II, гл. 10-я, стр. 219—225.

⁹⁶) Hie (Silvester) constituit, ut sacrificium alteris non in serico neque in pamiotincto celebraretur, nisi tantum in linteo ex terreno lino procreato.— Anastasius Bibliothecarius. Cit. op. у Migne Curs. compl. sr. lat. t. 127, col. 1513-1514.

⁹⁷) Педагог кн. II, гл. 10 (Перев. Корс. стр. 222): для людей, кои невинны и в душе правы, пристойные одежды белые и простые, кн. III, гл. II (стр. 295): Педагог дозволяет нам надевать на себя простые одежды белого цвета·, кн. III, гл. 11 (стр. 206): особенно нам, мужам мира и света, приличен цвет белый.

172

Временем, с которого одежды, употребляемые священнослужителями при богослужении, стали выделяться из одежд ежедневных по своему назначению, т. е., следовательно, которые стали рассматриваться как одежды священные, собственно церковные, не могущие уже быть употреблены в жизни ежедневной, — всего вернее считать третий век. В это время клир выделился из общества верующих, как особый класс в церкви; христианское богослужение, постепенно развиваясь, получило более определенные формы; место богослужебных собраний, имевшее прежде значение простого сборного пункта, теперь стало пониматься, как средоточие собственно церковно-богослужебной жизни общества, и, как таковое, стало противополагаться всем другим зданиям ⁹⁸);— всего естественнее, поэтому, что в это же время появилось также и понятие одежд священных, собственно церковных; появился обычай пользоваться при священнодействии другими одеждами, чем в жизни обычной, ежедневной. Несомненно, обычай-этот сложился не вдруг, а лишь постепенно, и потому, конечно, нельзя точно определить время его появления,—но во вторую половину IIІ-го века он был уже более или менее распространенным; к этому времени уже образовалось принципиальное различие между облачением богослужебным, как священным, и вне-богослужебным, обыкновенным. Доказательством этого служит определение папы Стефана (257 г.). Так, этот между прочим постановил, чтобы пресвитеры и диаконы священными одеждами не пользовались в ежедневном употреблении, а исключительно только в церкви ⁹⁹). Несомненно, обычай употреблять при богослужении иные, чем в обыкновенной жизни, одежды существовал и ранее папы Стефана, но он мог нарушаться и, конечно, часто нарушался со стороны отдельных священнослужителей, поскольку не был еще формально узаконен и, следовательно, не имел еще обязательной силы. Такую силу он получает со времени папы Стефана, который своим

⁹⁸) И. Лебедев. Наука о Прав. Богослужении, ч. I, стр. 32.

⁹⁹) Hic (Stephanus) constituit sacerdotes et levitas, nt vestes sacratas in usu quotidiano non uti, nisi in ecclesia tantum.—Anastasius Bibliothecarius. Historia de vitis Romanorum Pontificum (Migne. Cur. compl. sr. lat. 127, col. 1391—1392). Разночтения этого места в разных кодексах, на основании которых Анастасий составил „историю“ и которые им же тут указаны,—весьма незначительны и несущественны.

173

постановлением сообщает ему законную санкцию. — С III-го же века начинает обращаться внимание и на внешнее благолепие богослужебного облачения, вероятно, для того, чтобы дать противовес пышному языческому культу, нередко увлекавшему собою слабых по вере христиан. Именно, с этого времени для священнослужителей становится обязательным пользоваться при совершении богослужения одеждами белыми, сравнительно с народными более роскошными. Так Ипполит, епископ пристани близ Рима, (во второй пол. ІII-го в.) правилом 37 определяет, чтобы «всякий раз, как епископ пожелает совершать таинства, около него должны собираться священники и диаконы, одетые в одежды белые, более красивые, чем одежды всего народа, а главным образом в одежды чистые» ¹⁰⁰).

Что имело место в третьем веке, то, конечно, тем большее значение и силу получило в IV-м и следующих веках. Ряд письменных свидетельств, действительно и подтверждает, что теперь почти постоянно полагалось различие между одеждами повседневными и богослужебными: именно, эти последние, имея всегда белый цвет ¹⁰¹), рассматривались, как одежды священные, которым уже не было места в быту мирском. Не приводя всех этих относящихся сюда свидетельств, мы ограничимся в данном случае немногими. Так относительно св. Златоуста из его жизнеописания известно, что он, чувствуя приближение смерти и желая совершить св. жертву, попросил себе достойных своего сана белых одежд и, лишь возложивши на свои будничные одежды и переменивши башмаки, стал священнодействовать — Иероним в своем толковании на 44 гл. книги пр. Иезекииля между прочим говорит: «в божественной религии иные

¹⁰⁰) Quoties cunque episcopus sacramentis frui vult, congregentur diaconi et sacerdotes apud eum, induti vestimentis albis pulchrioribus (vestimentis) totius populi, potissimum autem mundis. —(Krieg. Cit. op. у Kraus’a в R.-Enc. В. II, s. 180). Cp. Апост. Пост. кп. 8, гл. 12.

¹⁰¹) О черном цвете одежд в первый раз упоминается в известии Феодора чтеца „который об архиепископе Акакие Константинопольском рассказывает, что этот, (в 475 г.) по случаю отвержения императором Василиском Халкидонского собора, облек в черные одежды самого себя, свою кафедру и престол.—Hefele Cit. ор. В. II, s. 156. Появление других цветов богослужебных одежд относится, вероятно, не ранее как к X или XI веку.—Hefele Cit. ор. В. II, s. 156—158.

174

одежды употребляются при служении и иные в обычной жизни ¹⁰²)—religio divina alterum habitum habet in ministerio, alterum in usu vitaque communi ¹⁰³). Хотя Иероним делает такое замечание лишь по поводу ветхозаветного облачения, которое он тут описывает, тем не менее несомненно, как показывает и настоящее время глагола habet, что свое положение он применяет также и к наличному христианскому культу, и, следовательно, слова его имеют значение сколько для ветхозаветного богослужения, столько же и для новозаветного. Иероним объясняет даже, в чем состояло и различие между одеждами ежедневными и богослужебными в христианской церкви. Так, сказав о том, что ветхозаветным священникам повелено при выходе во внешний двор снимать те одежды, которые они употребляли при служении, и надевать другие, он замечает: «из этого мы научаемся, что не в повседневных и оскверненных чрез употребление в обыкновенной жизни одеждах должны мы входить во святое святых, а с чистою совестью и в чистых одеждах приступать к таинствам Господним» ¹⁰⁴). В Апологии же против пелагиан, возражая на то положение, что «пышные одежды и украшения противны Богу», он говорит: «какое, скажи, противление Богу, если я буду иметь очень чистую тунику, если епископ пресвитер и диакон и прочие церковные клирики при отправлении священнодействий будут являться в белой одежде (candida veste)? ¹⁰⁵)—Из сопоставления всех этих показаний Иеронима выходит, таким образом, что в его время литургическое облачение, будучи белым, чистым и более или менее роскошным, отличалось от одежд ежедневных по своему предназначению, т. е. могло употребляться исключительно только при совершении богослужения и не имело места в быту мирском. Нет, конечно, ни малейшей надобности доказывать, что подобное принципиальное различие между одеждами богослужебными и ежедневными удержалось и на все последующее время ¹⁰⁶).

¹⁰²) Твор. бл. Иеронима в русск. перев. ч. 11, стр. 274

¹⁰³) Krieg, cit. ор. у Kraus’a в R.-Enc. В. II, s. 180; cnf. Hefele cit. op. В. II, s. 151 Martigny. Cit. op. p. 650; Binterim. cit. op. В. IV, Th. I, s. 195.

¹⁰⁴) Твор. бл. Иеронима в русск. пер. ч. 11, стр. 273.

¹⁰⁵) Твор. бл. Иерон. в русск. пер. ч. V, стр. 187—188.

¹⁰⁶) Относящиеся сюда постановления соборов IV Карфагенского и

175

Итак, церковное облачение, в смысле богослужебных одежд в каком-либо отношении существенно отличных от одежд обыкновенных, ежедневных, всего вероятнее, появилось в третьем веке. Именно, с этого времени литургическое облачение, будучи вполне сходным с облачением повседневным по своей внешней форме, стало принципиально отлично от этого последнего, как облачение священное по своему предназначению. Отличие же и по внешней форме совершилось уже в сравнительно позднее время, именно: начав в VI-м веке (всего вероятнее, в конце его) формально обособляться от одежд светских, народных, церковное облачение стало отличаться по форме и от обыкновенных, ежедневных одежд самих священнослужителей уже в сравнительно позднее время.

К. С—н.

Нарбонского, а также епископов Льва IV, Рикульфа и Ратерия уже нами приводились ранее.