Некоторые из друзей обратились ко мне с просьбой о разрешении издать в особом сборнике мои разрозненные слова_, которые время от времени печатались в разных изданиях, преимущественно же в «Сергиевских Листках». Хотя сам я никогда не думал о подобном собрании, однако не счел возможным противится такому желанию. К сожалению, печать отрывочности и неполноты слишком явно лежит на этом собрании. Отчасти это объясняется и тем, что я вообще никогда не имел возможности систематически вести поучения в течение целого церковного года. При этом подавляющее их количество оставалось незаписанным даже в виде конспектов. Фактически большая часть слов в настоящем собрании своим происхождением обязано студенческому братству преп. Сергия. Последнее, время от времени, на протяжении ряда лет, обращалось ко мне с просьбой написать то или другое слово для «Сергиевских Листков», причем я неизменно считал долгом следовать этому зову.

Отдавая эти слова в печать, я не могу не испытывать глубокой неудовлетворенности и по отношению к их внешней форме. Слово вообще есть едва ли не самая трудная и для настоящего времени совершенно не найденная литературная форма, в которой исключительной значительности содержание должно быть облечено в достойную одежду. Те высокие — для своего времени и в своем роде — образцы писанного «слова», которые мы имеем (м. Филарет, а. Иннокентий, прот. Р. Путятин и др.), уже утеряли свое руководящее значение теперь, и отсутствие соответственного стиля, обычно заменяемого риторической напыщенностью, болезненно чувствуется в настоящее время. И поэтому нередко оказывается, что терпимое в изустном произнесении слово не поддается письменному запечатлению. Идеальная проповедь должна являться произведением религиозного искусства, как икона или священный гимн. Однако, перед лицом такого требования остается только испытывать смущение и чувство неудовлетворенности, которое еще усиливается невозможностью дать достаточно сил и внимания даже и доступному усовершенствованию.

Тем не менее при всем несовершенстве сборник этот имеет право на существование, поскольку и в нем находит для себя искреннее и правдивое, хотя и бледное, отражение жизнь в Церкви. Таковая есть, по обетованию Господа, «радость совершенная», подаваемая нам в живом опыте Церкви.

Есть два мира для христианина и в них две жизни: одна принадлежит этому миру скорби и страданий, но другая сокровенно совершается в Царствии Божием, в ликующем граде небесном. Все события, Евангельские и церковные, празднуемые в разные времена церков-

ного года, не воспоминаются только, но совершаются в нас, поскольку душа наша касается этого горнего мира. Они становятся для нас высшей действительностью, источником торжества непристающего, радостью совершенной. Отец Небесный, Господь вочеловечившийся, Дух Святой, с неба на землю сошедший, Пречистая Дева, в горний мир вознесенная, небесные воинства и лики святых, — все становятся близкими для нас в живом опыте Церкви, и это то свойство небесного земному и есть великое торжество, радость церковная. И поскольку она здесь, хотя и несовершенным словом — но какое же слово человеческое может быть для этой дели совершенным? — не ложно свидетельствуется, то и это свидетельство может найти доступ к сердцам, и они зазвучат, быть может, ответным благовестом... Да святится Имя Твое!

* * *

Посвящаю это собрание слов тому братству преп. Сергия и объединению Православное Дело, в Париже, которым оно — в разных смыслах — обязано своим происхождением.

Сергиевское Подворье.

Париж».

1/14 мая 1936 года.

СИЛА КРЕСТНАЯ

(На Воздвижение Креста Господня).

Ныне творится всемирное воздвижение Креста Господня, днесь крест воздвигается и мир освящается 1), и призываются верные поклониться треблаженному древу, на нем же распяся Христос. Поклоняемся древу крестному и молимся самому пресвятому кресту живоносному, к нему взываем, его призываем: ты мой покров державен еси, тричастный кресте Христов, освяти мя силою твоею, да верою и любовию поклоняюся и славлю тя 2). Радуйся, живоносные кресте, благочестия непобедимая победа, дверь райская, верных утверждение, церкви ограждение ... оружие непобедимое, бесов сопротивоборче... даруяй мирови велию милость 3).—Кресте Христов, христиан упование, заблудших наставниче, обуреваемых пристанище, в бранях победа, вселенные утверждение, недужных врачу, мертвых воскресение, помилуй нас 4). В тебе, треблаженне и жизнодавче кресте, людие утверждающеся спразднуют с невещественными лики. 5). Непобедимая и непостижимая и божественная сила честного и живовотворящего креста, не остави нас грешных 6). О преславный и животворящий кресте Господень, помогай нам со святою госпожою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь 7).

Но сколь бы мы ни почитали честное и животворящее древо креста Господня, но ужели мы древопоклонники, которые молимся древу, как живому существу, как некоей умной сущности? Древу ли, хотя и треблаженному молимся здесь, или же божественной силе и тайне креста, в сем древе явившейся нам? Поклонение древу Креста Христова поистине соединяется для нас с почитанием креста, в небесах сущего, силы непостижимой, божественной. От образа древа крестного возводится ум наш к первообразу креста небесного, с ним нераздельно соединившемуся, как нераздельно и неслиянно соединились во Христе Его божеское и человеческое естество. Пренебесный крест Господень воссиял на земле в древе крестном, орудии нашего спасения.

Вместе с творением мира всеменено в нем древо крестное, — и кедр, и певк, и кипарис; в тот день, когда повелено было земле

1). Светилен Воздвижения Креста Господня.

2). Канон честному Кресту.

3). Стихира Льва.

4). Стихира евангельская.

5). Седален.

6). Молитва Вел. Повечерия.

7). Молитва на сон грядущим.

произрастить всякое растение, были приуготованы древеса креста. Но крест сей древесный есть знамение креста предвечного, откровение тайны крестной. Знамение креста начертано во всем мире, ибо он есть по слову песни церковной, четвероконечная сила, связующая четверо конечный мир, как высота, глубина и ширина; и он же вписан и в человеческий образ, в крестообразном простертии рук: Моисей и Иисус Навин в молитве с подъятием рук прообразовали на кресте Распятого. Образ тела как бы зовет уже крестное древо, ибо он есть крест, в сердце имеющий себе средоточие. Но образом креста Творец начертал в мире и человеке Свой собственный образ, ибо, по свидетельству Церкви, крест и есть Божий образ, назнаменателен миру. О чем же возвещает это знамение? Оно возвещает о любви Божией и прежде всего о любви Божией к творению. Мир создан силою креста, ибо крестна любовь Божия к творению. Мир и спасен крестом, любовью крестною, и мир благословляется крестом, осеняется силою крестною. Но глубже и выше проникает тайна креста, ибо в нем сокровенно таится образ триипостасного Бога, Троицы во Единице. Церковь учит, что он есть знамение непостижимой Троицы, крест трисоставный, Троицы бо носит триипостасныя образ. Крест есть откровение Пресвятой Троицы, и сила крестная есть сила Божественная. И когда, молитвенно взывая к непостижимой и непобедимой и божественной силе честного животворящего креста, мы молимся и божественной силе честного животворящего креста, то молимся Самой Живоначальной Троице, во Единице сущей, ее единой божественной жизни и сущности. Крест есть Сам Бог в откровении миру сила и слава Божия.

Бог есть любовь, и св. Крест есть не иное что, как любовь Божия. Крестна любовь. Сила, огонь и природа любви в ее крестности и любовь не бывает некрестной. Крест есть жертвенность любви, ибо любовь и ест жертвенность, самоотдача, самоотречение, вольное истощание ради любимого. Вне жертвы нет и приятия, нет встречи, нет жизни в другом и для другого; нет и иного блаженства любви как и в самоистощании жертвенном, которое награждается ответным исполнением. Крест есть взаимность любви, но она и ест сама взаимность. Нет иного пути любви, ее ведения мудрости, кроме как крестного Пресвятая Троица есть предвечная крестность, как жертвенная взаимность Трех, единая жизнь, порождаемая вольной самоотдачей, тройственным самоотречением, расплавлением в божественном океане жертвенной любви. Трисоставный крест носит знамение пресвятой Троицы. Почему это так? в кресте пересекаются три встречных линии, они идут друг ко другу из трех разных точек, но пересекаясь становятся во едино в сердце креста, в его пресечении. Так и в Св. Троице божественная жизнь Триединства ест вечная встреча взаимность в самоотдании и себя обретении каждой в других Ипостасях. Для любви нет границ и пределов, нет их и для жертвенности. Самоистощаясь воскресать в другом, таково блаженство любви. Кто любит, тот любит и крест, ибо крестна, любовь. И сущая Любовь — Бог в Кресте Предвечном самоотвергается ради любви Своей. Три точки, определяющие линии креста, суть образы Трех Бо-

жественных Ипостасей, в себе сущих, н точка их пересечения есть единая жизнь Трех, Троица во Единице в крестной взаимности. И блаженство божественной любви есть жертвенное блаженство креста, и ее сила есть крестная. И если мир создан любовью, то не иною силою, как силой крестной. Бог — Любовь творит его новым подъятием креста в откровении любви Своей к твари. Творя мир всемогуществом, Творец дает в нем место для тварной свободы, как бы Себя умаляя, ограничивая свое всемогущество в пользу тварности, для нее истощавается. Мир создан крестом любви Божией к твари. Но создавая мир крестом, Бог в предвечном совете определяет крестом же спасти его от него самого, от погибели в его тварности. Бог так возлюбил мир, что предвечно отдал Сына Единородного на крестную жертву ради спасения мира, воззвал его к пакибытию крестною смертью и воскресением.

Бог ищет в творении друга, другого себя, с кем бы Он мог разделит блаженство любви, кому мог бы сообщить божественную жизнь, и в безмерности любви Своей к творению Он не останавливается и в жертвенности ее, жертвуя ради твари Самим Собой. Превосходит всякое разумение беспредельность жертвы Божией ради мира и его спасения. Сын умаляется до воплощения, приемля зрак раба и быв послушен до смерти крестной; Отец не щадит Единородного Сына возлюбленного, но отдает и Сам посылает Его на крест; Дух Святой приемлет нисхождение в отпавший и ожесточившийся мир, почивая на Помазаннике Христе, вселяясь в Матерь Его и исполняя Собою Церковь. Вместе с крестной жертвой Сына это есть жертва всей Св. Троицы, единосущной и нераздельной. Воплотился и страдал на кресте только Сын, но в Нем открылась и жертвенная любовь всей св. Троицы — пославшего Его Отца, и почивавшего на Нем и на страждущей Матери Его Св. Духа. Крест уготован был в мире Богом для Бога и потому был прообразован в Ветхом Завете многими знамениями и прообразами. И крест явился для мира спасительным древом победою, мир победившею; посему знамение креста победно явится на небесах во второе и славное пришествие Сына Божия, и в небесах небес сияет св. Крест, который сподобился зреть преп. Андрей Юродивый Христа ради.

Пред знамением креста благословляющим трепещут демоны. Крест есть для них огонь пополняющий. Почему трепещут они сего огня любви? Ибо ненавидят любовь, омрачены себялюбием, не хотят пути крестного; они силой общей ненависти, но не любви соединяются в свои легионы. Огнь веселящий и услаждающий становится для них пламенем нестерпимым.

Крест есть образное начертание Имени Божия, творящее чудеса и являющее силы, подобно Имени Божию, открытому Моисею. Крест есть ознаменование Пресв. Троицы, священный знак Бога — Любви, пополняющей нелюбовь. злобу и ненависть.

Сей Крест Пренебесный открылся нам, человекам, в кресте Христовом, в том всеоблаженном древе, образу коего мы поклоняемся и со страхом его лобызаем. Им мы запечатлеваемся, как

воины Христовы, его носим на персях и в сердце. Ибо христианин существенно есть крестоносец. Как в сердце св. Игнатия Богоносца,^: по преданию, нашли начертание сладчайшого Имени Иисусова, так в сердце христианина таится крест Господень, коим горит оно, уязвленное навеки. Христианин живет в Боге, и в меру того, как сопричащается любви Христовой, кресту Его, тяжести его и сладости. Поклонение кресту и радование им являются ему не внешней заповедью, но внутренним велением: кто хочет за Мной идти, да отвержется себя, и возьмет крест свой и по Мне грядет. Мы и можем поклонятся кресту только в силу своего к нему приобщения. Кто страшится креста и в глубине души его не хочет, тот ложно поклоняется ему, обманывает совесть. Посему сладостен, но и грозен, суров днешний праздник, в глубокий пост облекла Церковь день его торжества. Крест светит в греховных глубинах нашего сердца, он их просветляет, но и обличает. Его страшится и ему противится греховное, себялюбивое наше естество. К чему себя обманывать? Природный человек страшится креста. И, однако, нужно побороть этот страх, в сердце своем возвращать древо крестное, вознося его и поклоняясь ему. Нужно подставить и свои рамена, вместе с мимоходящим Симоном Киринейским, под тяжесть креста Христова. Каждому надлежит взойти на свой собственный крест, с тем, чтобы уже не сойти с него, и тем творя в себе воздвижение креста, приобщиться к всемирному его воздвижению. Заповедь креста, для каждого своего, данная Спасителем, есть не суровое истязательство, но великая милость Божия к человеку. Это есть ознаменование любви Божией к человеку, великого его почитания. Бог хочет к Своей радости и блаженству, к Своей крестности приобщить Свое высшее творение. Первозданному Адаму еще в безгрешном неведении добра и зла дано было познать сладость креста через послушание заповеди Божией о невкушении плодов с древа познания добра и зла. В раю произращено было древо жизни и древо познания добра и зла (Быт. 11,9). То было райское знамение крестного древа: отрекаясь воли своей, творя волю Отца Небесного, человек распинался на древе, и оно становилось для него древом жизни, полного вечного блаженства. Но шепотом лукавого змия прародители отверглись креста, они сошли с него, совершив своеволие, явив непослушание. И древо стало для них смертным, дало ведение греха и зла, повлекшее изгнание из рая. Но на сие крестное древо, с коего сошел Адам первозданный, взошел Новый Адам, Господь, Сын Человеческий и Единородный Сын Божий; Он возшел на крест, дабы и всех привлечь к Себе (Ин. XII, 32), ибо нет иного пути, кроме крестного, к раю сладости. И Его пытался искушать древний змий, говоря Распятому устами послушников своих: сойди со креста! Но отвергнуто было новое искушение, и древо познания добра и зла снова соделалось древом жизни, живоносным садом, и вкушающие плода его причащаются бессмертия. И в каждом человеке, пока дано ему время жизни, живет и семя древнего Адама, он слышит в себе немолчный шепот, которому вторит природная немощь и слабость: сойди со креста, не мучься. Мир враждует кресту, ярится от слова крестного, любовь к миру есть ненависть ко кресту. Но любовь к Богу есть любовь и ко кре-

сту Господню, ибо чем же и может любить стропотное, жестоковыйное сердце, если не крестной пронзенностью? Сладки раны Твои в сердце моем, о сладчайший Иисусе, и нет для него большей их сладости!

О преславного чудесе, широта креста и долгота небеси равна есть, яко божественной благодатью освящает всяческая. Аминь.

1924 г.

СВЕТЛЫЙ ПОКРОВ НАД МИРОМ

(Слово в день Покрова Пресвятой Богородицы)

Днесь празднует русская Церковь событие, происшедшее в давние времена и не в русской земле, а на далекой чужбине — в греческом Царьграде уже более 1000 лет назад, когда не было еще и русской Церкви. Событие это совершилось во храме Влахернском, в присутствии многочисленного нарда, но зримо оно было лишь двумя друзьями о Господе, блаженным Андреем Христа ради юродивым, и юным Епифанием, его учеником. Оба зрели, как в сем храме присутствовала, молясь о мире и людях, Сама Небесе и Земли Царица, и как осеняла Она молящихся пресвятым своим омофором. Кроме них, никто во храме не удостоился дивного сего и страшного видения, и через них уведала Церковь о радостном явлении Богоматери, кое днесь благовернии людие светло празднуем. Кто же был сей Андрей, блаженный избранник, которому явила Богоматерь Свое посещение? В великом граде царственной Византии св. Андрей казался самым убогим, нищим, худородным. Под зраком вольного юродства о Господе утаил он от людей светлый свой дух и благодатную премудрость. Был он чужероден в Византии, еще с детства продан в неволю из славянского, скифского, нам родного народа. Быв возлюблен господином своим Феогностом, он получил в доме его эллинское просвещение и явил особливую способность к книжному делу, почему был отмечен почетной должностью писца (нотара). Но его мудрость звала его от мирского знания к богомыслию, а богатство даров влекло его к нищете духовной. Следуя внутреннему зову, подкрепленному еще чудесным видениям, сложил он все своп дары к подножию креста, облекшись странным и смехотворным безумием. И под рубищем нищего сокрылись богатые ризы, под струпами и нечистотами утаилась духовная лепота. Он подъял подвиг юродства вместе с подвигами поста, нищеты, бесприютности, неустанной молитвы. И сего то безумного, сего странного, сего юродивого избрала в тайники свои во Влахернах Божия Матерь. Оказался не избран патриарх и ни кто-либо из епископского, священнического и иноческого чина, не избран царь со всеми своими вельможами, не избран никто из мужей ученых и разумных, которыми столь богата была Византия, никто из именитых мужей царствующего града. Но избрала Божия Матерь сего Андрея, паче всех себя умалившего, паче всех себя объюродившего. Совлечься ума, его отрекшись для Господа, стать выше самого ума в святом юродстве — сей подвиг со делал носителя избранником Пречистой. Св. Андрей был еще ранее удостоен ведения тайн Божиих, ибо, подобно ап. Павлу, восхищен он был до третьего неба, в райских обителях

зрел честный Крест и поклонился Христу во славе Его. Он зрел и обиталище Богоматери, по ее самой не было тогда в нем, ибо Владычица сходила на землю милосердствовать о людях. Но не узрев в, не Text Box: г
I
♦ бесах, блаженный подвижник сподобился увидеть Ее на земле во храме Влахернском. И он зрел Ее не один, но вместе с благоговейным юношей, другом своим Епифанием. Сей юный возлюбил юродство наставника своего, он, избрал себе в назидание не славу, не богатство и блеск, не ум и ученость в пышном и царственном граде, но смиренномудрие и безмерную любовь креста за то и не разлучился он с другом своим, в великом и страшном видении. То было в конце жизни блаженного Андрея. Присутствуя на всенощном^, бдении во Влахернах в последнюю стражу нощи он увидел как Богоматерь входила во храм чрез царские (западные) врата в окружении воинств небесных и множества святых людей, поддерживаемая руками сродника Своего Иоанна Предтечи, величайшего из рожденных женою, и возлюбленного ученика Христова, Иоанна Богослова, Ей на кресте усыновленного Господом, сих двух великих Иоаннов. Она приблизилась к амвону, и св. Андрей вопросил Епифания: «видишь ли Госпожу и Царицу мира?» на что сей с трепетом ответствовал: «вижду, отче, и ужасаюся». Богоматерь, преклонив Свои колена, молилась на долгий час, обливая слезами боговидный и пречистый лик Свой. Богоматерь коленопреклонённо молилась, Госпожа и Царица мира плакала о нем. Окончив молитву на амвоне, Она приблизилась к алтарю и здесь снова молилась о людях своих. По окончании же молитвы, сняла Она с главы Своей мафорий подобно молнии блиставшее покрывало, и с великой торжественностью простерла его над народом,. и оба святые зрели сие блистание славы Божий, доколе оставалась во храме Пречистая, и оно сделалось невидимым лишь по отшествии Ее. Св. Церковь возлюбила паче прочих это видение и празднует его как великое и радостное откровение о Светлом, Покрове над миром, о великой любви Богоматери. Ибо не только во храме Влахернском 1000 лет назад молилась слезно Богородица, но молится ныне и здесь, и всегда, и всюду, и до скончания века. И не только над присутствовавшими тогда во Влахернах простерся честный ее омофор, но и над всем родом, человеков, и над всем миром, и над нами, грешными, сияет осеняющий и спасающий Покров Богоматери, хотя и не имеем очей, которые достойны сие увидеть. Божия Матерь посредствует между землею и небом. Она есть ходатаица мира возносящего его молитвы к Престолу Славы Божией. Она есть любовь и милосердование, милость и жалость, прощение и заступление. Она не судит, но всех жалеет. Она — не правда суда и не суд правды, но материнское предстательство. И на Страшном Суде Сына Своего Она молит праведного Судию о прощении. Грех мира и скорби мира ранят сердце вселюбящее, на злобу и грех. Она ответствует любовью и слезами, оружие и ныне проходит сердце Ея. Богоматерь плачет о мире. Что есть тайна сия? Царица Небесе и Земли, на небесех с Сыном сущая превысшая твари, честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим, Та, на Коей почиет сам, Дух Святый, Она плачет о мире! Сам мир плачет о себе ее слезами. Его стра-

дания и скорбь суть и ее печали, его рыдания суть и ее слезы. О, чудо чудес! О, дивное таинство! Как сочетается блаженство небесное со скорбью земли? О, благодатная лестница, соединившая небо и землю! Премирно сущая превыше всякого создания, Она чрез, Сына Своего приемлет славу Божию, но земли не оставляет, — сила и слава рода человеческого. Она — матерь, Она — сердце, Она — земля неоранная. Она живет с нами в чудотворных иконах Своих, Она близка нам, чадам Своим. Что есть покров сей, простертый над миром Богоматерью? Сие ест слава Божия, венчавшая вознесенную в небеса Приснодеву, сие — Дух Святый на Нее низошедший, сие — сила Божия, в мир сходящая и его освящающая. Сие — спасение мира и человеков благодатью Божией, сие рассеяние и одоление духов злобы поднебесных, не мощных снести светлого ее зрака. Сие — спасение грешных от врагов, сие — освящение стихии и всея твари. Сие — небо, сходящее на землю. Сие — Царица небес, сущая мира гражданка, сие — Матерь Божия, сущая матерь всякой души христианской. Сие — радость творения, сие — радостей радость, невеста. неневестная, сие — сила целомудрия. девственное сердце творения, сие — блаженство любви, невместимое,, неизреченное. Если бы очи людские зрели свет Богоматерний в мире, знали бы въяве они таинственно совершающееся мира преображение. Если бы зрели слезы пречистых очей, дрогнули бы, растопились сердца жестоковыйная. Не может быть столь окамененного сердца, чтобы не размягчилось оно пред сею любовью, о нем милосердующей: на злобу — любовь, на грех слезы, на хулу — прощение, на вражду — благословение. Но не видят, не знают, смежены до времени очи ваши. Откроются на грани мира сего и в оный день судный.

Страждет мир, плачет тварное сердце, изнемогает в богооставленности па кресте распинающаяся душа. Но мир не оставлен в скорби своей, человек не одинок в печали. Ранится и раздирается материнское сердце, вместе с нами плачет о нас Богоматерь. Слезная молитва Пречистой есть с нами и о нас молитва. Да ведаем же, чье сердце мы раним грехами, чьими слезами омываются паши падения. Но и то да ведает всякое создание, что оно не забыто у Матери, Коей близка всякая душа человеческая. Что больше сего утешения?

Возлюбила, русская земля день Покрова Богородицы, явленного славянину в далеком Царьграде. И не там, а в далекой стране полунощной стали радостно петь и ублажать осенение мира Богоматерью. Приклонился душою народ наш к дивному сему явлению, воздвиглись храмы по всей земле русской во имя Покрова Богоматери, и преклонил он колена сердца своего, вкупе с молящейся коленопреклоненно Богородицей. Ныне, в великой скорби своей, народ русский православный осеняет себя Покровом Ея. Она являет любовь Свою к избранным народа сего, Она являла им зрак Свой, ее стопы освятили землю нашу ради угодников Божиих. И ныне в бедах и скорбях разве не слышит Она стонов и воздыханий, разве не внемлет плачу и рыданию? Верим и ведаем, яко и днесь предстоит Милосердная с молитвой и плачем о русской недоле. Внемлет ли русское сердце сей плач Богоматери? Ведает ли ее молитву и утеше-

ние? Знает ли оно покров ее над русской землею? Да, внемлет и ведает, когда молитвенно склоняется перед Пречистой. Не оставила Она русскую землю, хотя и попущены ей сатанинские испытания. Се тихим гласом — в явлении чудотворной Державной иконы Своей — возвестила в начальную годину искушений Богородица, что ныне Она русской земли Госпожа и Царица и содержит ее в Державе Своей. Она поведала верному сердцу, что спасена наша земля ее Богородичной силой, хотя еще доселе не явлен путь сего спасения. Она встречает на лоне смерти приходящих ныне от великие муки и тех увеселяет явлением Своим. Она умудряет избранных своих, в велией скорби сущих. Она спасает землю нашу от разрушения. Она утверждает мучеников и исповедников Своих. Она вразумляет пастырей. Она к великому свету ведет церковь русскую. Да не смущается дух наш убожества пред высокоумием, Она убогого избрала явить Покров Свой честный, Она юродивому открыла славу Свою. Ныне, как и встарь, в сердце верных горит радость Покрова Богоматери и ее молитвы о мире. Всесильна молитва. Господь рек: «просите и дастся вам». И если тво $Text Box: \$ рит чудеса молитва и грешного человека, то всесильна молитва Матери Божией, которою молится сам Дух Святый, на Ней почивающий. И если верим, что и днесь Дева предстоит в молитве, то ведаем, что ко благу совершается все, происходящее с нами, и да умолит нам Богоматерь великое терпение во спасение душ наших. Да воссияет над нами и в нас, в сердцах наших и в стране нашей радость, и свет покрова Богоматери. Аминь.

1925 г.

ХРАМ ХРАМА

(1928)

Прежде зачатия. Чистая, освятилася еси Богу, и рождшися на земли, дар принеслася ныне Ему, исполняющи отеческое обещание, в божествен-

ном же храме, яко сущей божественный храм.

(Седален во 2-м стихословии).

Днесь храм, одушевленный и великаю Царя в

храм входит, Тому уготоватися в небесное

жилище: людие веселитеся.

(По 50-м псалме слава).

В таких словах изъясняет св. Церковь событие Евангелия во храм пресв. Богородицы. О нем самом нам ничего не поведало св. Евангелие. Но чрез свящ. предание узнаем, что Пречистая трехлетней юницей приведена была в храм Своими родителями, во исполнение данного ими при ее зачатии обетования, сопровождаемая девами со свещами в торжественном шествии Своем. Она встречена была при входе во храм первосвященником Захариею, который, безотчетно повинуясь велению Божию, ввел Ее во Святая Святых, куда имел доступ лишь первосвященник, притом единожды в год с кровью очистительною. Богоотроковица оставалась во храме, пребывая в общении ангелов, до времени обручения праведному Иосифу. «Тогда

же и Гавриил послан бысть к Тебе, Всенепорочная, пищу Тебе принося. Небесная вся удивишася зряще Духа святаго в Тя всельшаея» (стих.)

Уразумевая смысл и силу события, спрашиваем себя, что в нем составляет причину церковного торжества, как одного из двунадесятых праздников? в чем он является основоположным в строительстве нашего спасения? Прежде всего, Введение во храм имеет уготовительное значение в жизни самой св. Девы, — в жизни, всецело направленной к единому величайшему служению — вместить Богоматеринство. «Освященная прежде зачатия», святящаяся «всельшимся в нее Духом Св.», Пречистая должна была отделиться от скверны греховного мира и тлена его и приблизится к ангельскому миру для общения с ним. Невместно было Ей оставаться среди растленного мира, и только храм освященный достоин был стать ее жилищем. Введение во храм, как удаление от мира ради ангельского общения и упокоения в Боге, есть образ иноческого посвящения, приятие Первоинокиней ангельского образа, который Ей, как Богоматери, однако предстояло превзойти, ибо явилась Она и честнейшего херувим и славнейшею без сравнения серафим. На земном пути Своем Она освятила Собою образ, иноческого предстояния пред Богом, которое в сокровенности сердца одинаково нужно и может становиться в разной мере доступной всякому христианину, — и иноку, и не-иноку.

Событие это, далее, имеет силу для всей ветхозаветной церкви, а в ней и для всего человеческого рода. Ветхозаветный храм был единственным богоносным местом на земле, как «скиния свидения», дом Божий. Здесь человеку дано было иметь встречу с Божеством. Слава Божия исполнила скинию и храм Соломонов при освящении, и Святая Святых вмещало ковчег завета, осеняемый крыльями херувимов, где, слышался глас Божий (Чис. 7,89). Однако и храм, во всех подробностях своего устройства предуказанный Богом, представлял собою лишь прообразовательное предварение грядущего богоявления в мире, как «образ настоящего времени» (Евр. 9.9). Истинным местом боговселения, храмом Божиим, имел стать сам человек, и этим священным храмом, вмещающим Невместимого, явилась Дева Мария в богоматернем рождении Сына Своего. Древний ветхозаветный храм упраздняется с явлением храма одушевленного, однако это упразднение означает не отмену, но исполнение прообраза в явльшемся Образе: «в храме Божиим ясно Дева является и Христа всем провозвещает». Сама Дева есть храм во храме, его истинное Святая Святых, одушевленный Божий кивот. Явление Девы во храме есть поэтому конец и исполнение Ветхого Завета, ибо вся жизнь ветхозаветной церкви определялась уготовлением пресв. Девы, и самый храм, вместе с законом и жертвами, был одним из благодатных средств воспитания, данных Богом ради этого уготовления. Введение во храм пресв. Богородицы знаменует поэтому грань обоих заветов, Ветхого и Нового, ибо оно исполняя завершает первый и собою открывает последний. Входящая в храм, Дева сама уготовляется в небесное жилище, в Ней обретается такое место на земле, куда может приклониться небо.

Но восходя мыслью к горнему, не будем забывать и дольнего. Пресв. Дева, храм Божества, была и пребывает воистину человеком со всеми свойствами человеческого естества, хотя и без личной греховности. И ее служение было также человеческим, и Ею пренебесная высота достигалась жертвенным путем, который для всех, как единственный, указан Сыном Ея. И в этом ее посвящении храму была принесена Ею первая жертва — дочерней любви, которой соответствовала и жертва любви родительской. Введение во храм Богоотроковицы явилось и прощанием с престарелыми родителями, которые, согласно преданию, скончались ранее ее изшествия из храма для обручения Иосифу. Здесь образ любви к Богу явлен и Дщерию, и родителями, и он должен сам говорить сердцу всякого христианина. Входя в храм, Пресвятая Дева принесла в него Свое чистое и святое детство, и к Своему детству Она призывает в храм, прежде всего, всякое детство. Этот призыв обращается ко всему христианскому миру и, конечно, и к нашему русскому детству. Он снова пробуждает в русской совести чувство ответственности и заботу о христианском воспитании детей наших. Но Дева во храме призывает в храм не только детей, но и всех, Ее чтущих, а ест-ли христианская душа, Пречистую не чтущая? И не только в вхождению в храм для молитвы но и к охрамлению, освящению всей жизни нашей мы призываемся смыслом днешнего празднования. Многие девы со свещами веры провождали Деву в ее священное жилище, и к этому шествию присоединяется в веках и народах все христианство, ибо христианская жизнь и есть это непрестанное шествие к храму и вхождение в него. Русские люди, в рассеянии сущии, дети и юноши, отроки и отроковицы, мужи и старцы, внемлите зову Матери Божией, собирайтесь из рассеяния к храму, к истинному дому нашему. Дева-Отроковица во храме, и да услышится русскими сердцами зов Ее!

ПРЕЧИСТОЕ МАТЕРИНСТВО

( Посвящается русским матерям)

(1928)

В наутрие дня Рождества Христова св. Церковь почитает собор Богоматери. Прославляя Рожденного, чтит и Родившую, ублажает святое ее материнство. Рождение Богомладенца было дивное чудо, «безсеменного зачатия рождество несказанное», безмужнее и безболезненное. Но в нем открылось и истинное человеческое материнство. Как истинная Мать, Мария носила во чреве (Лк. 11, 27) Христа младенца и, когда наступило время родит Ей, Мария родила Сына своего первенца и спеленала Его и положила в ясли (Лк. 2, 0-7). Она питала Его сосцами (Лк. 11, 27), Она охраняла Его жизнь в бегстве в Египет (Мф. 2, 14), Она пеклась о Нем в отрочестве Его (Лк. 2, 41-51), Она была около Него при начатке знамении Его на брачном пире в Кане Галилейской (Ио. 2, 1-5). И когда Он оставил Ее ради служения Отцу Своему, Она хочет увидеть Его (Мф. 12, 46-47), и Она не оставляет Его и при крестном Его истощании (Ио. 19, 26-27).

Она же, согласно церковному изображению, прияла бездыханное Тело Его со креста вкупе с благообразным Иосифом и праведным Никодимом и вместе с дивными женами-мироносицами стремилась помазать Тело Иисуса. Ей, также согласно преданию, было и первое явление Воскресшего и Она же была с апостолами при Его вознесении на небо. Не прерывалась ни на мгновение связь Матери и Сына, которая началась чревоношением, не только чрез жизнь, но и смерть, ибо по честном Успении воссоединилась, Она в небесах с Сыном Своим и с ним пребывает во веки веков.

Священным молчанием облекает св. Евангелие радости ее материнства, Можно ли сказать о радости иметь Божественного Сына? И однажды лишь сказано о Ней: а Мария сохраняла слова сии, слагая в сердце Своем (Лк. 2.2), а, слова эти были о явлении ангелов, возвещавших славу Божию. Но поистине в радости материнства стоит во главе всего земного материнства Матерь Божия. Однако Она же стоит во главе его и в материнской скорби. Ибо не только слова пастырей о явлении ангелов и о славе во вышних слагала Пречистая в сердце Своем, но и другие слова и недоумения усомнившегося Иосифа еще до рождения Сына, и пророческое вещание об оружии, имеющем пройти душу, и суровые, еще не вполне ясные тогда, слова Сына, обретенного с великою скорбью во храме: зачем вам было искать Меня? или вы не знали, что мне должно быт в том, что принадлежит Отцу Моему? (Лк. 2, 19, 51). А вскоре значение этих слов раскрылось уже в суровой действительности, и Сын оставил Мать, чтобы отдать Себя Своему служению.

Когда Она отдалась однажды человеческому желанию Его видеть и говорит с Ним, то услышала строгое, неумолимое слово: указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матер Моя и братья Мои (Мф. 12, 48), и тем как будто расторгнул нерасторжимые узы плотского материнства. И эти слова сложила Пречистая в сердце Своем. Матерь услышала от Сына Своего лишь именование: жена! при первом чуде в Кане Галилейской (Ио. 2, 1) и его же при последнем издыхании на кресте (Ио. 19, 26). Сын оставил Матерь Свою на время Своего земного служения. Она не видела ни Его чудотворений, ни Преображения во славе, ни Его царственного входа во Святой Град. Но Она не удалена была от Лобного места в стоянии у Креста, зрела крестную муку и страшную смерть, от зрелища которой омрачилось солнце и земля потряслася. И таково же было не только слышание, но и самое дело. Материнская скорбь Присподевы безмерно превышает всякую скорбь материнскую, как ее рождение превышает всякое человеческое рождение. Чем выше и чище и безгреховнее существо, тем острее и мучительнее его страдание. Неизреченная скорбь Единого Безгрешного, до кровавого пота скорбевшего в Гефсимании о грехе человеческом, но и неизреченна скорбь Матери Его о Нем Самом, об Его страданиях. Оружие пронзало сердце Матери уже в самом рождении Его, обетованного архангелом Спасителя, в этой убогой скудости, в пещере среди животных, когда люди отказали в жилище Сыну Человеческому, как бы знаменуя, что во всей жизни Своей

Он не будет иметь места, где преклонить главу. Это сердце страдало и от вещего приношения волхвов, которые с златом и ливаном соединили надгробную смирну, и от слов праведного Симеона, обрекших Ее на крестный путь вместе с Сыном; и от кровавого неистовства Иродова и поспешного бегства в Египет, от расставания с Сыном, Который в жертву служения Отцу принес не только Свое сыновнее, но и ее материнское чувство; и на всем этом скорбном пути к Голгофе, который растянулся на целые три года и исполнен был трудов, горечи, опасностей; и, наконец, на Голгофе.

Здесь изнемогает слово, но Церковь возвещает нам о «плаче Богоматери» пред Крестом. Кто измерит муку Матери от крестной муки Сына, которую она до конца созерцала? Кто измерит тьму, опустившуюся на Нее, когда могильная тьма покрыла Сына Ея? Кто измерит скорбное недоумение, которое придавило Мать, когда умолкли уста Слова, смежились очи Света мира, во мрак ада сошел Тот, о Ком возвещал Гавриил, пели славу Вифлеемские ангелы? Это была смерть без смерти и ранее смерти, это было бескровное распятие и жало орудия впивалось и обращалось в хладеющем сердце.

Чтобы стать нераздельной во славе, нужно явиться неразлучной на Голгофе, и чтобы пройти путь от земли на небо, надо ранее до конца совершить и путь крестный. И это есть святое материнство, этот образ Матери есть высшее, что дано и доступно человеческому материнству, Богородичная Голгофа. В чем сила этого подвига, в чем его святость, в чем материнство этого материнства? Мать любит свое рождение как себя и больше себя, ибо жизнь свою готова отдать за него: все лучи любви своей собирает она в эту точку. Но разве такую любовь может воздавать человек творению, и мать своему рождению? Не воцаряется ли тогда человек в сердце вместо Бога? не становиться ли эта любовь слепою, себялюбивою, мертвою, безбожною?

И от Своей собственной Матери Бог восхотел материнской жертвы, самозаклания, жертвы Своим материнством. Пречистая рекла архангелу в ответ на услышанный вопрос в ее слове: се раба Господня, да будет Мне по слову Твоему. Слово рабы Господней звучит чрез вею ее крестоносную жизнь, и оно сливается со словом Сыновним: не яко же Аз хощу, но яко же Ты (Мф. 20, 39). Жертвенная покорность Богу, готовность и решимость приять все и отдать все для Господа, и самое рождение Свое, — вот сила, и тайна, и святость Богоматеринства.

Нет ропота, нет жалобы, нет даже слез в этом бесслезном страдании. Богоматерь безмолвствует у Креста, и в этом крестном молчании слышится однажды реченное: се раба Господня. Но в этой сокровенности Богоматерь прияла первая явление Воскресшего Господа, и первая в творении прешла от земли на Небо.

В соборе Своем Пречистая собирает всю церковь, но нарочито Дева-Матерь собирает ныне под кров Свой и дев, и матерей, и девство и материнство. Богоматерь есть Дева, Невеста Неневестная. Она уневещивает дев небесному Жениху, тех, которые приведутся

в след Ея, избирая путь девственнической любви к Богу без любви к человеку. Приснодева есть начальница лика монашеского, Игуменья игумений.

Но Богоматерь собирает ныне в собор Свой и всех матерей, ее скорбным путем грядущих и крестом материнства спасающихся (1 Тим. 2, 5). Она есть Матерь матерей, слава материнства.

И вы, русские матери, днесь к Ней притецыте. И вы приобщились скорби ее материнства, и вы отдавали чад своих для высшего служения, и вы стояли у креста их среди распинателей, и вы погружались во мрак и сен смертную вечного разлучения, и вы лишались чад своих, тех Вифлеемских младенцев, которых св. Церковь почитает мучениками Христовыми. Скорбей удел ваш, но он светел и славен, ибо он есть удел Богоматерний. Луч вашего креста утопает в свете креста Богоматернего. Она с вами в скорби вашей. Она вам состраждет и вас осеняет небесным благословением. И вы, будущие матери, призванные к материнству, вы, которые в смущении останавливаетесь на его пороге и тщитесь в немощи своей его уклониться, ведайте, что сей есть путь Богоматерний. Вы отвращаетесь от ее пути, вы отказываетесь от ее страдания, но чрез это вы теряете общение ее радости, радости совершенной. Приидите, поклонимся возлежащему в яслях Младенцу и Матери Его, прославим честное и пречистое Материнство Ея!

НЕБО — ВЕРТЕП.

(Слово на Рождество Христово).

Бог любы есть (Ио. 3, 16). Любовью Своей Бог вызвал из тьмы ничтожества мир сей и запечатлел на нем образ Свой в человеке. Его призвал Он быть другом Своим и войти в радость любви Своей. Ему отдал Бог вес мир и к нему приходил Он беседовать в Эдеме. Человеку надлежало ответной любовью войти в славу свою, и Бог дал человеку заповедью явить любовь к Нему. Но не познал человек своего Господа, вняв лести искусителя, и явил немощь, измену и отпадение. Он восхотел стать богом без помощи своего Создателя, он от вкушения плода вознадеялся получит силу божескую. Человек отвергнулся жизни в Боге и утерял чрез то самого себя, свою славу, свою цельность, свою царственность. В нем самом и вне его и вокруг него восстали силы мира, он стал немощным пленником своего тела, повинным смерти. И смертная болезнь с неодолимой силой распространилась в человеческом роде и во всей твари. Человек оказался изгнанным из рая. Райские светы бледнеют и гаснут, над миром опускается густеющая тьма. Нет спасения. Хотя мир очищается потопом и омывается его водами скверна греха, но снова она покрывает землю. Истребит ли Творец грешный мир силою Своей? или оставит его до конца разлагаться самому? Останется ли мир достоянием соблазнителя, князя мира сего, восхитившего создание Божие у Господа?

Но не для погибели создал Господь мир и человека, и не убоялся Он немощи его, как не оставил его во грехе его. Творя мир,

Господь, в предвечном совете своем предуведал его отпадение и при творении его уже предначертал пути спасения. Тако возлюбил Бог мир яко и Сына Своего Единородного дал есть (Ио. 3, 16). Творя мир во имя любви всемогуществом Своим, Бог спасает его, завершает его творение любовью, жертвенной силой любви, крестною силой жертвы. Бог вызвал мир и человека из пустоты небытия, из тьмы ничтожества с тем, чтобы самому Божеству для спасения человека, прийти к сему ничтожеству: предвечному, всеблаженному Богу стать плотью, вочеловечиться, на Себе понести человеческую немощь кроме греха, Собою спасти мир от греха испытать всю муку от греха всю силу немощи, приять всю тяжесть мировой скорби и победить, его в Себе и Собою, для спасения мира, и человека, для нового их положения силою жертвы, Крестом. Господь во всемогуществе Своем, может создать и разрушить миры, и наш мир вызвать из небытия Его всемогуществом. Но спасти мир падший, утвердить его в жизни Божественной, навеки победить немощь бытии и дать ему силу жизни вечной — это есть дело самоотвергающейся любви Божией. Сын Божий, Слово имже вся быша, сотворяя землю словом Своим, творит в ней для Себя Самого Вифлеемский вертеп и Голгофу. Сотворяя растения, в них Он создал для Себя и терн, и крестное древо — кедр и певк и кипарис. Созидая человека, Он создает для Себя Самого тело для мучений, а вместе и своих будущих мучителей. Создании мира Словом уже носило в себе предначертание крестной жертвы Бога. Любовь Божия к творению безмерна и непостижима, она превышает всякую мысль. Что может еще примыслить разум? Что остаётся еще принести в жертву, что не было бы принесено? Бог оставляет Свое всеблаженство, соединяет Себя с миром. Сын Божий, Творец, отдает Самого Себя на беспредельные страдания и самую смерть, испивает горчайшую чашу мирового страдания вместе с Материю Своею. Отец отдает Единородного Возлюбленного Сына, Дух Святый освящает сию Отчую и Сыновнюю жертву Своею жертвенною любовью. И эта безмерная непостижимая жертва есть дар бесконечной любви, ибо мир ненужен для Бога в. полноте жизни Его. Мир создаётся Богом в вольной любви Его к творению. Бог ищет в человеке друга для приобщения его к любви Своей, и ради этого приобщения приносит Свою жертву любви. Бог не только творит человека, но и Сам соединяется с творением, становится человеком. Бог вочеловечивается, соединяя Божество Свое с человечеством непостижимою и неразрывною связью. Небеса сочетаются с землею, «Царь, Небесный за человеколюбие на земле явися», «Пресущественный рожается, яко младенец». Рождество Христово есть новое творение человека не всемогуществом, но жертвенною любовию. Бог воплощается в вольном самоистощании, «зрак раба приим». Свою божественную силу Он сокрывает и вольно ограничивает мерой человеческой, насколько может понести ее человеческая немощь. Он изнутри эту немощь преодолевает, не разрушая человеческого естества, и, будучи истинным, Богом, пребывает истинным человеком. И се рождается ныне, как младенец в Вифлееме Галилейском от, Девы Марии.

Господь вступает в мир в глубочайшем смирении человеческом, в нищете и убогости. Ему нет приюта под человеческом кровом; в хладе зимней ночи пещера и ясли Его согревают, и мир не ведает, о совершившемся таинстве Богорождения. Нас потрясает, а вместе и поражает этот образ смирения, однако он сеть единственный образ и подлинного величия. Что может дать мир наш Ему угодное? Что предложить Ему, как достойное место для Его рождения? Свои ли Вавилонские города, утопающие во грехах и растлении? Свои ли раззолоченные палаты созданные насилием и себялюбием? Свое ли богатство и роскошь, купленные смертью и страданием? Свою ли знатность и пышность, с их суетной гордостью? Как мелко все человеческое греховно, недостойно п ничтожно пред святостью этого рождения! Какой ничтожной песчинкой является всякий человеческий пьедестал для приближения к небу! Господь молча отстранил всякое человеческое притязание приблизиться к Его неприступности и не взял ничего для Своего величия. Он восхотел и во образе Своего рождения сокровенно явить смысл своего пришествия в мир. Господь избрал для Себя в мире лишь то в нем, что оставалось всего чище от осквернения грехом. Из всех царств мира и стран его избрана была земля Иудова, царственный удел в обетованной земле, освященной храмом и богослужением, предизбранной Богом для вселения народа избранного; об этой земле и граде Вифлееме, который был совершенно ничтожен для мира, провозвестили пророки. Пещера — она была убога в глазах человеческих, но она была чиста от человеческого греха, ибо и не жили в ней люди. Господь, не имевший крова на земле, и в Рождестве Своем удалился от всякого жилья. Звездный небосвод над вертепом более достоин зреть своего Создателя, нежели всякая человеческая кровля. Вол и осел у яслей, животные, страждущие с человеком ради человека, в своем неведении греха меньше отступили от первозданного своего назначения, нежели сам падший человек, их владыка. Бессловесных животных Господь предпочел гордым и суетным словам мудрости мира сего с ее напыщенностью и надмением. Из человеков были удостоены присутствовать при страшном таинстве рождения Слова только Сама Таиница, предвечно избранная, в раю обетованная и от всего человеческого рода приуготованная Дева Мария, и ее Хранитель, праведный старец Иосиф Обручник, от крови избранного царского рода предков Спасителя, живой носитель Его человеческого родословия. И только двое. Мать и Обручник, зрели и знали Божественное рождение. Но сего довольно, ибо Мария есть и само олицетворение Церкви в человеческом роде, Она возглавление и Слава его. Обручник являлся носителем всего ветхозаветного благочестия, олицетворением церкви ветхозаветной это тот, кто из всего человеческого рода один только был благодатно приуготован, чтобы присутствовать при Рождестве Христовом. Великое рождается в сокровенности, и величайшее таинство боговоплощения совершилось под покровом зимней ночи и Божьего неба, вдали от человека, в тайне от мира. И мир не заметил вовсе божественного рождения. Ровно и самодовольно текла его жизнь, как будто ничего не свершилось.

И по великому смирению этого рождения, в самоуничтожении Господа, не произошло никаких потрясающих знамений в природе. Не подвигнулись небесные светила, не дрогнула завеса в храме Иерусалимском, не восстали из гроба мертвецы, недвижны остались идолы в капищах человеческого идолослужения. Мир был слеп и глух к происшедшему, занят собой и своими делами. Однако не могло не потрястись в глубинах, не могло не ощутить Вифлеемского рождения Божие творение: природа, человеческий род и ангельский собор, и все они преклонились перед Младенцем. Светила небесная Его узрели, ибо в своем хороводе познали новую звезду - Вифлеемскую: в ней природа вняла и ею ответствовала за совершившееся. Ответила ли посвоему и пещера, небо - вертеп, как и животные, которые стояли здесь рядом немыми, бессловесными свидетелями Рождения Слова? Нет сомнения, и они посвоему ответили, ибо свидетельствует церковная песнь, что «земля вертеп неприступному приносит»: сей вертеп, и ясли, и скот в нем, есть приношение земли, ее предстоящие пред Господом. Узрели рождение Ангелы Божии, которые воспели в небесах славословие. Узрели его и люди, те, кто удостоились явиться представителями человеческого рода в поклонении Божественному Младенцу: то были пастухи Вифлеемские, которые в простоте своего сердца узрели ангелов и услышали их хвалу, и то были мудрые волхвы с востока, которые разумом своим узрели новую таинственную звезду. И простота веры сердечной и мудрость верующего ума соединились в поклонении Вифлеемском. Господ не отвергнул ни первой, ни последней, и вместе призвал их к Своему величию. Но Кесарь земной остался недвижен на престоле, как не дрогнуло и все окружение его. Не приметили ничего и мудреце мира сего, погруженные в свою мудрость, хотя и ожидали лучшие из них нового рождения. Однако приметила злобная зависть этого мира и двинулась, чтобы истребить Его. Из владык мира сего узнал новое рождение Ирод, который ответствует на Вифлеемские событие страшным злодейством, заливши страну свою кровью младенцев. Сатана в лице Ирода делает первый приступ борьбы за свою власть в мире. Сыны света преклонились, но и сыны тьмы неистовствуют. Так свершилось разделение это уже Вифлеемского вертепа: не мир, но меч, но разделение. — Поистине Вифлеем есть предварение и образ Голгофы, Вертеп есть уже предначинающаяся Голгофа, начало крестного пути. Вертеп гроб в вертограде; пелены — погребальной саван, Св. Дискос с изображением Младенца, как агнца закалаемого, есть и Вифлеемские ясли, над коими пришедши звезда ста вверху, идеже бе отроча», и гроб, куда погребено было Тело Христово благообразным Иосифом. Дары волхвов: злато — на царство, но не от мира сего, ливан — Богу, но себя умалившему, зрак раба приявшему, смирна — на погребение, по образу мира жен мироносиц. И первые же дни земной жизни Спасителя ознаменованы бегством в землю далекую и чуждую, гонениями, нищетой, испытаниями; началась жизнь скорбей и лишений, единый и непрерывный крестный пут. Св. Церковь в предпраздничных богослужениях с особенной силой делает это сближение Рождества Христова и Страстей Христовых, она в рождествен-

ское пение вводит изменённая песнопения Страстной Седмицы и сим молча назидает о внутренней близости Вифлеема н Голгофы. Царь славы уничижается. Бог из любви к миру становится его жертвой. О дивное таинство крестного Рождества Христова, безмерная любовь Божия к своему созданию!

Однако лишь к предпразднеству, к молитвенному приготовлению относит Св. Церковь скорбь Страстной седмицы, ныне же зовет она к ликованию, к празднеству спасения рода человеческого: ныне — Пасха Вифлеемская, рождается Агнец Божий, вземлющий грех мира. Ныне примиряется в Нем Бог со Своим творением. Ныне посылается Христов мир на землю, Им дарованный ученикам. Ныне благословение Божие человекам, отъятое силою греха, возвращается. И о сем свидетельствует пение ангелов на небесах: «слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Отъято было благоволение Божие от человека, не устоявшего в истине своей, но оно почиет на Том, Кто есть истинный Бог и истинный человек, в Ком восстановлен человек в истине своей. Он есть Сын Божий и Сын Человеческий, Которому благоволит Отец Небесный, а в Нем и через Него благоволение приходит и к людям. Он принес на землю мир Свой, и он пребывает в любящих Его всегда, и в дни сии гонения и скорби. Христос стал новым Адамом, Он ест истинный человек и всечеловек, в Нем полнота и основание человечества. Рождество Христово совершилось для всего человечества, в каждом человеке Христос присутствует таинственною силою Своей, хотя сколь многие не ведают этого, как не уведал мир и о Его рождении от Девы в вертепе. Должно совершится Его рождение и в нашем духе. Душа должна, познать в себе вертеп вифлеемский, дикие страсти, терзающие ее как звери, утихнув, должны дать место кротости и смирению тельца и вола подъяремного. Разум должен преклониться и волхвами пред солнцем правды, восшедшим с высоты востока, очи отверстые должны узреть лики ангельские. Да совершится Рождество Христово и в сердце нашем, ибо без этого рождения оно останется глухо, безучастно и хладно. Христос родился, Бог вочеловечился в каждого из человеков, все мы причастны, все лично приобщаемся к тайне Его рождения. Да приобщимся и к Его радости. Слава в вышних Богу, и на земле мир благоволения к человекам. Аминь.

ИЗДАЛЕЧЕ ПРИШЛИ МЫ.

(Слово на Рождество Христово).

(1930).

«И роди сына первенца и повит его, и положи

его в яслях: зане не бе им места во обители».

(Лук. 2, 7).

«Людие ходящие во тьме видеша свет велий живущий во стране и сени смертный, свет возсияет на вы». (Ис. 9, 2).

Издалече пришли мы поклонится Христу Младенцу, — не из

страны волхвов, но из тьмы собственной души, из мрака греховности из серой скудости, ведомые чудесной звездой, в нас загоревшейся повинуясь ее таинственному и властному зову. И мы приблизились к священному и дивному вертепу, над которым небесным стражем стоит звезда Вифлеемская на лазурном своде приклонившегося неба. Мы издалека завидели светлый вертеп и небесное сияние над ним, но нам трудно н страшно стало приблизиться к святыне, и мы долго не смели поднять глаза свои, настолько тяжелая мертвенность и едкий стыд подавили нашу душу. Не лучше ли уж возвратиться в мрак, вновь не грузиться во тьму души своей, и от тягости пути, от трудности этого приближения еще раз укрыться в немоту оцепенения? Но нет, уже поздно, не можем укрыться и не хотим закрыть глаз перед тем, что в них сверкнуло. Люди, живущие во тьме и сени смертной, мы увидели свет великий, и он нас влечет неотразимо. С трудом поднимали мы веки, чтобы видеть, но теперь уже не можем отвести глаз своих. Пред нами Божественный Младенец, в очаровании человеческого детства: в красоте, чистоте и невинности, вместе с божественной, миру неведомой светоносностью. Свет этот входит в сердце, исполняет наше существо, веселит и просвещает, и мы стоим пред яслями вертепа в его сиянии. И мы видим уже в этом свете, как в очах Младенца сияет божественная мудрость, и в детских дланях Его сокрыто божественное всемогущество, и в сердце Его пламенеет божественная любовь, жертвенная, милующая и спасающая. Он столь высок и вместе так близок нам, в Его человеческом естестве содержится и святая, предвечная Человечность, облечённая в ветхого Адама. «Слово плоть бысть». Бог стал нам сочеловеком, среди нас родился отрок Эммануил — с нами Бог. На нас смотрит само Солнце правды и разума и мы сами взираем на это Солнце. И однако мы не ослепляемся и не сожигаемся им, но зрим просветляясь, и — любим, любим, любим... Все существо наше растворяется в этом свете жертвенной любви.

Над Младенцем склонилась Матер Его, и мы, Ему поклоняясь, поклоняемся и Матери. Это Она дает Его нам для поклонения, не отстраняет Его, не защищает от нашего нечистого, грубого, греховного взгляда. Она -юная Дева и вся при этом Мать Своего Младенца, святое Дево —Материнство. И Она не становится меж Ним и нами, не хочет заградит к Нему доступ — ни волхвам, ни пастырям, ни даже нам во грехах наших. Какова же ее любовь, безмерная, всецелая, и однако отдающая, свободная от себялюбия? Мы не знаем любви не себялюбивой. Себялюбие неразлучно со всякой человеческой любовью, его отсутствие стол непонятно для нас, так невместимо, что изумляется ум наш. Кто же Она? Святейших святейшая, в жертвенной святости Своей жертвоприносящей любви...

Наше сердце горит, и глаза открываются на эту убогость царского чертога, Божьего Храма в вертепе. Для Царя Царствующих, пришедшего в мир Свой, скотская пещера и ясли вместо детского ложа в зимнюю ночь, вместо царского убранства, нищета с заброшенностью и полная незащищённость: от хлада, от глада, от демон-

ской и человеческой злобы. В яслях приносятся царские дары, в небесах гремит пение ангелов, но Ирод уже точит оружие, духзлобы мечется в страхе и смятении, тварь ищет убить Творца, мир хочет, погубить что выше мира. Отовсюду движутся мстительные полчища врагов, они становятся все ??? озлобленнее, непримиримее. Они хотят отнять у человечества Вифлеемский вертеп, стремятся ??? ??? Вифлеемские ясли, искуснее и еще злее, чем Ирод, истребить Младенца и Матерь Его. А Он и Она? Он ??? ??? божественной улыбкой и Своею детской десницею нас благословляет. Она же со смирением беззащитности и жертвенности, ??? Своего Младенца. Царя Иудейскаго, который остается незнаем, миру кроме приходящих к Нему. И в зимнем хладе скотного ??? расцветают райские цветы. Сердце наше расширяясь, само ??? ???. В нем также Младенец рождается и в яслях полагается, и мы одно славимся с Пречистой Матерью, человечеством, в котором Он рождается. Вся тварь поклоняется младенчествующему Творцу. Мир звездный шлет Ему звезду лучезарную. Мир ангельский в небесах славословит. Мир человеческий: волхвы и пастыри, вкупе и мы, человечество всех времен и народов, Ему поклоняется. Мир животный, вся природа, Его превозносит. Гремит славословие во вселенной от ангелов зачинаемое. Се песнь о величии Божием и о славе человеческой. Бог примиряется с миром и явил ему благоволение. Се благоволение Бога к человекам есть Эммануил, Богочеловек. Бог сделался человеком, дабы человек стал богом по благоволению. В человеке рождается Бог. Слава в вышних Богу и на земли мир в человецех благословение!

ДАРЫ ВОЛХВОВ.

(1934).

И пришедше в храмину видеша отроча с Мариею материю Его и падше поклонишася Ему: и, отверзше сокровища своя принесоша Ему дары: злато, ливан и смирну. (Мф. 2, 11).

Они пришли, мудрые волхвы, в храмину и поклонились Ему, и отверзли сокровища мудрости своей и принесли Ему дары: злато, ливан и смирну, все дары, какие только имеет и может принести Богу, пришедшему к человекам, человек, приходящий к Богу. Они предстали Ему как бы от лица всего человечества с человеческими сокровищами, которые для того только и существуют, чтобы стать дарами, приносимыми Христу. Вместе с ними и вслед за ними входим и мы ныне в храмину и видим отроча с Мариею Материю Его и поклоняемся Ему в мудрости и веселии любви благодарящей. Что же приносим мы и что можем принести от скудости нашей любви, от пустоты нашей души, от примрачности нашей жизни? Ужели стоим мы с пустыми сердцами и с пустыми руками, растерянные и смущенные, или же, что еще страшнее, рассеянные и равнодушные? Но нет, да не будет! Мы хотим принести Ему дары, и мы имеем их, ибо

это Он сам обогатил нас, обнищав для нас. Он сотворил нас сообразными по себе, и это — Его дары, которые мы должны обрести в себе, открыв сокровища своя. И мы не обделены у Господа, и мы призваны принести Ему и злато, и ливан, и смирну, злато яко Царю, ливан яко Богу, и смирну яко вкусившему нас ради смерть Человеку.

Злато... В темных недрах земли заключена его сверкающая слава, его звонкая полнозвучность, его нержавеющая чистота.. Это как бы преображенная земля, это откровение темных недр, в которых таится сияние света.. Тяжелым трудом, настойчивым терпением, по малым крупицам извлекается это злато, пока не соберется оно в таком количестве, чтобы озарить своим светом, озолотить своим сиянием. Таковы и недра человеческого духа, в которых и из которых человек своим творчеством извлекает умную красоту и ею мир облекает. Это злато принадлежит Царю Славы, и человеки должны принести Ему Им данную нашу собственную славу, Им, данные дары Святого Духа. Каждый человек имеет свой дар Духа Св., свою сокрытую в нем славу, свое злато, и он должен обрести его в себе, чтобы не тщетным, не с пустыми руками войти в храмину. Принесем же Ему творческий порыв нашего духа и плод его.

Ливан... Благовонный фимиам, возносящийся к небу и в нем истаивающий, как человеческая душа, восходящая на свою небесную родину. Душа крылата, она причастна ангельским воинствам, воспевающим в небесах славу в вышних Богу, она возлетает к престолу Божию в молитвах и созерцаниях своих. Ангельская природа человеческого духа есть этот ливан души, сокрытый в сердце его. Человек не знает, какие богатства имеет, какие сокровища даны ему, пока сам не изведает их, принеся их Христу-Богомладенцу. Очи Младенца, смотрящие в очи нашей души, ее нам открывают, и она, возгорается благоговением любви, яко кадило пред Тобою... Но надо восстать от сна, в котором мы пребываем, надо пойти в дальний путь, не по земным межам, но по звездам, чтобы обрести храмину своего духа, в которой покоится в яслях убогих Христос, и поклонившись Ему, принести ему ливан свой. И всякая душа призвана быть этим кадилом благовонным, всякая душа имеет, свою молитву, знает свой путь в священную храмину... Да, не убоится она малости своей, ибо в этой храмине ее почиет сам Христос, пеленами повитый, Ему поклонимся...

И смирну... Погребальное миро любви, принесенное любовью, души — мироносицы, погребающие Возлюбленного Жениха, и сами соумирающие с Ним в сердцах своих. Да, мы должны принести Ему не только жизнь, но и смерть свою, с Ним со-умирать, дабы с Ним воскреснуть... Мудрые волхвы познали, что Рождество Его было и началом смертного пути к Голгофе, и что ясли — символ гроба. Путь любви есть жертва, а цена жертвы — смерть. Он рожден был на земле для смерти, и вся жизнь Его есть жертвенное заклание. Но и наш путь не иной, и мы должны принести Ему свою смерть, свое умирание с Ним... «Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе», и кто хочет придти к Нему, да принесет Ему свою собственную смерть, реши-

мость жить в Его смерти и воскресать Его воскресением... Не звучит ли это скорбью в этот ликующий день, в свете славы и в пении Ангелов? Но эти дары наши суть выражения величайшей радости, блаженства любви. Ибо «сильна как смерть любовь», ибо любовь есть жизнь, и любовь есть смерть, смерть нашего себялюбивого, мертвого я. Смерть во Христе и есть жизнь, есть воскресение с Ним. Да будут наши дары угодны Ему, да призрит Он милостиво на нас, к Нему пришедших, да укажет Он дланию на нас, как братьев Своих, Матери Своей, Его и нашей. Нас бо ради родися отроча младо, предвечный Бог. Аминь.

ЗНАМЕНИЕ ПЕЩЕРЫ ВИФЛЕЕМСКОЙ.

(Слово на Рождество Христово).

Иже во образе Божий сый... Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв и образом обретеся якоже человек.

(Фил. II, 6-7).

Пастухам на поле, содержавшим ночную стражу у стада своего, явился ангел Господень. Слава Господня осияла их, и они убоялись страхом великим (Лк. II, 8-9). Этот страх был невольным движением их сердец, ибо кто из человеков способен не вострепетать пред явлением Славы Божией, не убояться пред явлением небожителя, одинаково пастух и царь, простец и мудрец? Однако не к страху звало пастырей небесное явление. Они должны были преодолеть страх, ибо не трепетом от несоизмеримости Творца с творением призван человек ответить на совершившееся богоявление, но тем, что стоит за, этим трепетом и выше его: радостью любви. «И сказал им Ангел: не бойтеся». Он снял с них оковы страха, освободил их дух для радостного приятия благой вести: «не бойтеся, я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидове Спаситель, Который есть Христос Господь». Великая радость, радость на веки, возвещена была Ангелом в эту ночь: открылась любовь Божия к миру, благоволение к человекам, Бог явился во плоти. Слышали ли прежде эти пастухи о том, что было написано в священных книгах о чаянии языков, о грядущем Мессии, или же впервые теперь лишь об этом уведали? Однако познали они трепетным сердцем, что совершилось великое: во граде Давидове родился Христос Спаситель, Господь сошел с неба на землю, воплотился и — «вочеловечился». Пронеслось ли при этом в их мысли видение Его неземного величия, славы, всемогущества, ослепительного света Богоявления, или же мысль оцепенела в бессилии вместить невместимое? Но они не имели времени остановиться в созерцании им открывшегося, ибо дальше неслось откровение, звало их слово небесного вестника: «вот вам знамение: вы найдете Младенца в пеленах лежащего в яслях» (12). Таково оно было, — знамение пришедшего на землю Бога: Младенец в яслях. Не в царских чертогах, и не на златом ложе, и

не на престоле славы возлежит Царь царствующих и Господь господствующих, Пророк и Чудотворец, но как Младенец в яслях. Лишь как некое безумие для человеческого разумения могло войти в сознание такое «знамение» пришедшего на землю Бога: оно разрывает ткань мысли, ниспровергает человеческое мудрование, противоречит разуму. Однако небо само снизошло на немощь человеческому бессилию и не оставило места пустому мудрованию. Недоумение было погашено не родившись: «и внезапно явилось со Ангелом многчисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу и на земли мир, в человцех благоволение» (13-14). Пастырям был дан ответ свыше, и человеческое недоумение умолкло перед лицом небесного откровения. И они понесли это принятое ими откровение в пещеру, куда пришли поклониться «Младенцу, лежащему в яслях», и здесь рассказали о том, что было уведано ими о Младенце, и «все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи» (16-17). Они явились первыми провозвестниками благой вести Христовой, первыми Его апостолами. Прежде рыбарей Галилейских пастухам этим было поведана с неба тайна боговоплощения, самоуничижения Бога ради человеков: знамение Бога как Младенца, лежащего в яслях...

И мы ныне также приближаемся для поклонения Младенцу к пещере Вифлеемской и духовно созерцаем над нею облако тихого света святыя Славы, осенение Духа святого, почивающего на Сыне Отчем. И для нас сохраняет всю свою силу это знамение вочеловечившегося Бога: Младенец в скотьих яслях пещеры, в холодных пеленах долгою зимнею ночью. И наша мысль сперва изнемогает перед невместимым в уме противоречием: Творец миров Сам не имеет для Себя крова, который имеют птицы небесные и звери земные, Всемогущий предстает пред нами в образе беззащитного Младенца. Самое пламя жизни в этом Младенце как будто колеблется, угрожаемое от земного ветра и стужи, от насторожившейся злобы сильных мира сего, хранителей закона его. Бог в образе Младенца не приемлет поклонения от Своих первосвященников, которые неспособны узнать Его в Его уничижении и в черствости сердца и оскудении ума своего — отвергнут Его и предадут на осуждение смерти, возненавидят Его. Разум мира, который озаряет светом всякого человека, грядущего в мир, непримечен и непонят служителями разума. Прекраснейший из сынов человеческих, Образ Божий в Богочеловеке, незамечен служителями красоты. Как будто даже и сама природа, созданная Им. остается равнодушна к происходящему в Вифлееме, холодные звезды смотрятся в ночное небо в красе своей и не подвигнутся небесным хороводом на поклонение Ему, кроме только одной звезды Вифлеемской; и как будто травинка не шевельнулась, чтобы поклониться сошедшему с неба Творцу. Не страшна ли вся эта беззащитность и хрупкость жизни Младенца во враждебном мире, вся опасность и как бы необеспеченность Его существования, а, стало быть, и дела, для которого Он послан в мир? И эта победная, торжествующая тупость самодовольного зла, — не смеется

ли она над лежащим в яслях Младенцем, Который пришел затем, чтобы «победить мир»? И однако, вопреки всему, Младенец в яслях есть знамение воплотившегося Бога, рождающегося Христа, Спасителя мира.

И сердце начинает уразумевать священную тайну знамения. Да, это именно оно, знамение вочеловечившегося Бога. Оно не во внешних знаках величия, сколь бы ни были они потрясающи, единственны. Ибо Бог всемогущ, и Творцу мира ничего не могут прибавить знамения от этого мира, и Его собственное знамение именно и состоит в отсутствии всякого знамения, в Его обнаженности от собственной славы, в уничижении, слабости, беззащитности, нищете Младенца, лежащего в яслях. Только Богу доступно такое уничижение, только Бог может явить такую любовь к твари: «Себе умалив, зрак раба, приим», только Богу свойственно одержать такую победу над миром. Эта победа над лежащим во грехе миром должна, совершаться не силами и средствами этого мира, но есть полное отрицание всей его силы: никакой уступки миру даже в его отвержении, как бы его незамечание. Победа над миром — в беззащитности, в гонимости, в страданиях, смерти. Но все силы мира, все средства его власти не способны от Него исторгнуть своего признания, ему поклонения. «Отойди от меня, сатана, ты Мне соблазн», таков единственный, исполненный неземного достоинства, ответ князю мира, от Спасителя мира, Который ныне безмолвно почиет в яслях бессловесия, как бы уже предвещая свое молчание на допросе первосвященников и на суде Пилата и смертное молчание в гробе.

Такого явления Бога, такой победы над миром не знает этот мир, и он продолжает не знать ее. Но и для него придет время ее узнать, когда «восплачутся все племена земныя и воззрят нань, его же прободоша», и откроется победа кроткого Царя, во Славе входящего в град Салима. Доныне же еще продолжается темная зимняя ночь, с знамением Младенца, лежащего в яслях. И мир коснеет в равнодушном Его незамечании, злорадствует в злобном презрении, — или что еще злее — в лицемерном Ему поклонении._

И нам, приходящим поклониться Младенцу, лежащему в яслях, среди раздираемого злобою душезлобного мира, какой закон жизни, какая мудрость ее дается чудесным знамением, к чему зовут ныне небожители приходящих поклониться Христу? Они зовут принять в сердце Его уничижение, Его гонимость, Его распятие, как единственное знамение христианской жизни, ее силу и победу.

Ибо лучшее самосвидетельство Добра есть беззащитность его пред силою зла. Лучшее свидетельство Истины есть молчание пред лицом многоглаголивой лжи. Высшее явление Красоты в неприукрашенности суетным украшением. Сила Божия побеждает самою собою, но не силою этого мира. Для мира нет силы Божией, он не видит и не знает ея, он смеется над нею. Но христиане ведают, что знамение Сына Божия есть мирское бессилие, — Младенец в яслях.

И ненужно озлащать пещеру, ибо озлащенная пещера не есть уже Христова. Ненужно земной защиты, ибо излишня она Христу Младенцу. Ненужно земного величия, ибо отвергнуто оно Царем Славы, Мла-

денцем в яслях. Но нужно нам подлинное откровение Бога-Любви. Нужен образ всепрощающей кротости, молящейся за Своих врагов и мучителей, нужен образ крестного пути к Царству Христову, к низложению зла победной очевидностю добра. Нужен образ свободы от мира, И бессильные мы сильны, в царстве мира сего хотим мы служить Царствию Божию, верим, зовем и ждем его. Ибо мы познали знамение Младенца в яслях, Силу в бессилии, Победу в уничижении. Да будет и наше сердце этою нашей скотией пещерой, в которой носим божественное, крестное знамение.

Им царствует Царь царствующих, Младенец в яслях. В Нем и с Ним мы навеки соединены Его вочеловечением. Его зовем мы Эммануилом, — с нами Бог.

1935 г.

ВЕЧНОСТЬ И ВРЕМЯ.

(Слово на Новый Год).

«Всея твари Содетелю, времена и лета в Своей власти положивый, благослови венец лета благости Твоея, Господи».

(Тропарь новолетия).

Всякое мгновение жизни уже есть новое начало нового ее срока. Но человеческое воображение ищет четких граней в текущем времени, и в полуночный час условного новолетия. когда переворачивается для нашего сознания новая страница в нашей жизни, мы испытываем как будто неподвижность времени, чувствуем ее, словно остановку биения нашего сердца. Мы прозираем во времени лик вечности, мы смотрим широко открытыми, испуганными глазами в несущийся пред нами поток времени, со страхом и надеждою на то, что в его потоке нам суждено будет новое счастье и новая жизнь. Бог дает время, и в нем наша жизнь, с ее свободой и творчеством, таится будущее, творится мир, открывается неизведанное, исполняемое чаемое. Поэтому мы приветствуем друг друга с этою новою жизнью: с новым годом, с новым счастьем. Однако время имеет для нас два лика: прошедшего и будущего, рождения и умирания. Время стирает письмена жизни, погружает их в небытие: «нет памяти о прежнем, да и том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после» (Еккл. 1. 11), скорбел Екклезиаст; «все течет», плакал древний мудрец. Все покрывается водами забвения и в нас самих, и вне нас, и после нас. Однако и это забвение есть также лишь временное, ибо время содержит вечность и содержится ею, и ничто не исчезает, однажды сверкнувши во времени. В глубине, под поверхностью вод, хранится в вечной памяти мира все, туда опустившееся. В книге жизни начертано наше время, и она, снова раскроется за временем, в жизни будущего века. И суд вечности будет произнесен Истиной на основании это книги. Времени, текущему и преходящему, принадлежит высшая действительность. Время ест риза веч-

ности, мысль Божия, дело Божия, свершение Божие, которое в полноту времен станет прозрачно для вечности.

Но ныне для нас время в течении своем окаймлено берегами небытия: в прошлом — время до нашего рождения, в будущем — зияющая темнота смерти. Каждый год, как и каждый день для человека может быть последним, и конец неизбежно наступит для него. Пред этой мыслью содрогается наша тварность. Но этот ужас недостоин христианина, и он не отвечает естеству времени. Ибо хотя мы и подвластны времени, но время подвластно Богу, и через время совершаются над нами судьбины Божия. Во временах и сроках совершается дело Промысла Божия, осуществляется Премудрость Божия. Для Бога открыта книга нашего времени с его настоящим и будущим, ибо «Аз есмь альфа и омега, начало и конец» (Апок. 22, 13). И однако мы по-человечески считаем время нам самим принадлежащим. Мы ныне благожелаем друг другу, приветствуем с новой жизнью, новым годом, новым счастьем. Уместны ли и разумны ли эти пожелания? Но доколе мы живем во времени, оно есть для нас единственно данный образ нашей жизни, и почему же нам не давать места человеческой надежде, которая ведь лучше безнадежности? Надо любить и чтить жизнь, даруемую Богом, и в жизни всегда открывается для нас нечто новое, ибо такова природа жизни. И не по недостойному любопытству или падкости на новизну желаем мы друг другу новой жизни, но потому, что жизнь подлинно есть неисчерпаемое новое. Она не повторяется, как мнилось в унынии древнему Экклезиасту (I, 9-10). Однако такое отношение есть для нас еще языческое и земное, чего «ищут и язычники» (Мф. VI, 32). Христианам же надо, сверх этого, стремиться к постижению воли Божией, в нас совершаемой, и к преданию себя этой воле даже и тогда, когда она не совпадает с нашим человеческим произволением: «не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 39). Нужно молитвенно искать в себе силы, чтобы принять волю Божию, и в личной жизни нашей, и в жизни родины нашей, и всего мира.

В этот час мысли наши, как и молитвы наши трепетно соединяют нас с близкими и дорогими, ныне от нас далекими, отделенными от нас жестокостью власти, — и с родиной нашей, поруганной, истерзанной и изнемогающей под тяжким игом. Мы молим Господа о возвращении нам близких и о спасении и освобождении родины, мы просим о том, чтобы скорее явил Господь милость Свою, и пришел час тот. Так мы молимся от своего человеческого сердца, но и в этой молитве должны мы обращать свой взор к небу: да будет воля Твоя! Ты веси времена и сроки, и да свершится определение Твое!

Пред нами отверсты врата будущего, и чрез них мы преходим из времени за время, в вечность. Его, земного времени, не станет уже с нашей смертью, и еще более со смертью всего мира, за которым наступит его преображение. Его не станет, когда приидет Господь. К Нему, к Его пришествию к нам, ведет нас время, в этой точке оно свивается, оно ест то истинно новое, новая для нас жизнь

и новое небо и земля, которых чаем. И час полуночный, когда свершается старый год и начинается новый, говорит нам об ином полуночном часе: «се Жених грядет в полунощи». И любя эту жизнь, чая и желая от нея нового, мы должны взирать за ее грани. Христианская вера, надежда, любовь не могут окончательно задерживаться во времени, но стремятся к тому, что за временем, что ест и основание времен. И наша новогодняя молитва содержит в себе, как биение христианского сердца, христианский зов и призыв: «ей, гряди, Господи Иисусе!» (Апок. 22, 20).

УГЛЬ ПЛАМЕНЕЮЩИЙ.

(Через сто лет).

«И послан бысть ко мне един от серафимов, и в руце своей имяше угль горящь, его же клещами взят от алтаря»...

(Исаии, VI, 6).

Русская Церковь празднует ныне столетие со дня кончины великого избранника Божия, вестника небес, преп. Серафима. Подобно небесному серафиму в видении пророка Исаии, который коснулся сердца человеческого клещею со углем от жертвенника небесного, и сей земной Серафим касается сердец, не воспламенятся ли они от небесного углия. До небес поднимается над землей великий Серафим и с высоты осеняет благословением молитв своих русскую землю. Преподобный Серафим есть нам почти современник, родной и близкий по земному отечеству, по языку и всему обычаю. То дивно и знаменательно, что в наше время оказалось возможно его явление, — как, и сам он всегда назидал, остерегая от заблуждения, будто лишь в древние, отдалённые времена могли восставать угодники Божии. Не словом только, но собою самим убеждает он, что Бог во все времена являет благодать Свою хотящим приять ее подвигами веры и любви, усилием сердца и воли. В разные времена своей жизни он совершает многие и великие подвиги: монах-пустынножитель, строгий затворник, но и любвеобильный старец, столпник и трудник, казалось, он превзошел человеческую меру на всех путях подвижнического своего восхождения, и житие его было непрестанной молитвой и богомыслием, боговедением и боговидением. Как древние пророки от среды народа своего, — Амос, пастух Фекойский, или Иоиль, сын Вафуилов, или священники Иезекииль и Иеремия, или иные, — в среде народа своего он стал как бы новозаветным пророком, возвещающим Царствие Божие. Не в предзрении будущего или обличении и проповеди только выражалось дело пророков, но прежде всего и больше всего — в явлении Бога чрез человека. Пророк не тот, кто способен мыслить о Боге, но кто собою, в жизни, о Нем возвещает, чьими устами говорит Бог. И великий святой, собою являющий на земле Бога, тем становится уже причастен пророческому служению. Пред наступлением великих, никогда еще не бывших испытаний для веры, послал Господь родине нашей своего пророка,

чтобы примером научит людей вере и молитве, явит для них в небе живущего Бога. Что нужнее, а вместе и труднее всего теперь для христианина? То, что кажется извне самым простым и как будто само собою разумеющимся: вера и молитва, прорыв к небу из мира верой и касание его крылом молитвы; и в этом — корень нашей любви к Богу. И те, которые видели преподобного Серафима и нам передали — большей частью немотствующим языком — это видение, сами через него трепетно касались неба, печатлелись духовно его ликом пресветлым, им утверждались, как и мы ныне, в малодушной полувере своей. Как будто за нас и с нами совершил он восхождение свое. Не словесные поучения о монашеских правилах, которые относительны и применимы лишь к определенному укладу монастырского жития, и не общие поучения, по памяти записанные, но этот живой образ превозмогающей пламенности веры и дерзновенности молитвы есть для нас сокровище неоскудевающее. И если видели его, дивно поднимающегося над землей в молитве своей и чудотворящего ею, то самым дивным чудом был сам он с пламенеющим любовью сердцем. Светом и радостью исполнено это видение, оно пронизывает и тьму ада, в которую ныне мы погружаемся. Преподобный Серафим тягчайшим подвигом взыскал благодать Св. Духа, стяжанию которой научал, как главной цели жизни христианской, — и этот подвиг был небом увенчан, ибо изначала явился преподобный его нарочитым избранником. История знает и великих подвижников, подвиг которых остается в Боге сокрытым и не увенчанным в земной жизни; иные в пророческом служении, с проповедью обличения и покаяния проходят в мире и из него уходят, не зная награды своей, — к таковы были великие пустынножители и даже пророки, и великий Иеремия, и величайший среди рожденных женами Предтеча. Но не таков был удел преподобного, ибо он знал, «убогий» Серафим, сколь велик он у Бога, сколь сильно его дерзновение пред Ним. В нем явлены были сила и торжество Православия накануне великих испытаний для него. Божественные тайны неба и земли открывались этому избраннику. Еще юным диаконом, в самом, начале общего монашеского пути, он видел Господа Иисуса в сонме святых Его, во время малого входа па литургии, — подобно великому Павлу Апостолу и Стефану Первомученику. Многократно видел он небожителей, — силы небесные, которые с нами невидимо служат. Дано было ему возноситься в горние обители, в небеса небес, в силе дивного Павла. Дано было ему знать явление Духа святого в осиянии славы Божией и даже сделать его доступным «служке» своему (Мотовилову). Тот свет Фаворский, в котором явил славу Свою Господь действием Св. Духа ученикам Своим, и являет Господь избранникам Своим, преподобный Серафим силен был явить его также духовному другу своему, которому показал он образ преображения мира, новую тварь, новое небо и новую землю, действием Св. Духа, здесь, на земле. Сам духоносец, преподобный явился нарочитым избранником Духоносицы Пресвятой Богородицы, которая возвестила о нем, что он «из Нашего рода», и ему являлась, вкупе с Предтечей, первоапостолами Петром и Иоанном,

мученицами и преподобными двенадцать раз в его жизни, — сколько Она никому из святых не являлась. Ему Она являла волю Свою, и в земных делах он творил ее, действуя по прямым ее указаниям. Она Сама сходила для него на землю, прошли по ней «стопочки Царицы Небесной». Живя на земле, был блаженный старец в том общении с горним миром и в него отшедшими, которое обетовано для имеющих царствовать со Христом в воскресении первом, как был он в общении и с миром природным, жил «со зверями» (Мр. I, 3), и звери послушествовали ему. Пройдя до конца путь покаянного подвига, преподобный исполнен был того мира, который Господь оставил ученикам Своим: «мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин. XIV, 27). — «Стяжи мирный дух, и тысячи около тебя спасутся», говорил он окружавшим его, и из него самого струился этот мир. И познал преподобный ту небесную радость, которую Христос оставил Своим ученикам: «да радость ваша в вас пребудет, и радость ваша да будет совершенна» (Ин. ХV, 11). Он явил лик победной христианской веры, радость на веки. И эта христианская радость есть радость пасхальная. В разные времена года церковного он одинаково встречал к нему приходящих пасхальным целованием: Христос воскресе! Та радость о Духе Святом, которую дано нам бывает испытывать в пасхальную ночь, светила в душе его и пела пасхальную песнь свою, как при его посмертном восстании пред народом русским в Саровском торжестве его. Было явление его бело, как белоснежные ризы ангелов воскресения: «побеждающему... дам белый камень» (Откр. II., 17). Из под черной монашеской мантии ангельского образа выступали ангельские криля.

Преподобный явил исполнение первой заповеди, о любви к Богу всем сердцем, всею крепостью, всем разумением, но он исполнил и вторую заповедь, которая подобна ей, о любви к ближнему, показав воистину их внутреннее «подобие», их тожество и неразрывность. Таковыя не всегда явно выступают на исторических путях монашества., почему возникает даже соблазн их противоположения: уход в спасающееся себялюбие не есть-ли, мнится иногда, забвение о ближнем? Преподобный явил в величии своего образа обоя: и уход от людей, и возвращение к ним, жертвенную любовь к Богу вместе с жертвенною же любовью и к ближнему. Совершив полноту отшельнического подвига, преподобный возвращается к служению ближним, им он становится «другим», — другом их: старцем, молитвенником, целителем, утешителем, — пророком, ибо в вершины Синая сошел он к людям, и свет виденной славы Божией озарял его лик. Он обрел дар любви к людям, — не человеческой чувствительности, ибо немощна, слепа и пристрастна может быть любовь человеческая, — но духовной, ревнующей. И в этой любви для него стало ведомо откровение о человеке, как возлюбил и почтил его Бог, вложивший в него образ Свой и высшую радость Премудрости Своей имеющий в сынах человеческих (Пр. Сол. VIII, 31). Прозревая образ Божий в каждом человеке, с радостью духовной о нем, встречал его дивный старец с небесным приветом: ра-

дость моя, радуяся о нем. Эти светлые, умильные, райские слова, — они таят в себе целое учение о человеке, они открывают любовь Божию и радость Божию о творении. Человек человеку — волк, говорит мудрость бесовская; человек человеку радость, — гласит мудрость христианская. Накануне величайшего поругания образа Божия в человеке и величайшего насилия и глумления над человеческой личностью, восславил человека преподобный, он озолотил его лучами любви своей и как бы благословил на грядущие страдания. И сам он стал для русских людей радость наша, ибо радостно загорается сердце при мысли о белом старце, «убогом Серафиме», в белой одежде, с крестом на персях и десницей, прижатой к сердцу...

Собственная жизнь преподобного утаена на высотах его духа. Они высится, как белоснежная вершина, закрытая облаком и непостижная, лишь в отдельных явлениях показуемая человеку. Не всегда и не всеми уразумевалась эта сокровенность, и не всем — даже достойным и славным из его современников — оказалась она ведома. По-человечески жизнь преподобного протекла в простой русской среде, в быту уединенного русского монастыря и в обычаях русского монашества, которое и сам он хотел сохранить и умножить, ревнуя особливо о женской Дивеевской пустыни, «уделе Богородицы па земле». И по человеческому разумению казались незыблемы и нерушимы ему эти обители. Однако уже миновало время незыблемости на земле, и наступила пора иной, неземной, духовной незыблемости. Преподобный имел в духе своем таинственныя прозрения о грозных судьбинах, грядущих для родины и церкви, как и о грядущей славе их, ныне еще не открывшейся. Они исторгали порой его слезы и невнятные окружающим, загадочные и отрывочные речи. Слова эти относились к этому не вполне и не до конца понятному будущему, ибо даже и в пророческих прозрениях грядущего у пророков Израиля, подаваемых Духом Божиим, бывало содержание, превозмогающее их собственное, человечески ограниченное, разумение, для них самих не до конца понятное и восприемлемое. И в таком же соотношении пророческого и человеческого, в смешении дальнего и близкого, следует уразумевать нам иные слова преподобного в том виде, как они сохранились нам в посильной, а то и непосильной передаче их слышавших. Мы видим ныне, что разрушена и осквернена его обитель и само Дивеево, перейдена канавка, где «стопочки Богородицы ступали», и как будто не исполнились обетования преподобного. В тягостном недоумении остаются верующие, тщетно стараясь как бы не заметить происшедшего, чтобы не дать воли искушению. Но можно ли противиться неправдой и неискренностью воле Божией, насилуя события? Богом попущено то, что совершилось. Однако неложны остаются слова прозорливца, сокрытая в них его мысль. Ибо явно теперь, что не к видимой для всех и ощутимой неприкосновенности удела, Пресвятой Богородицы следует относить эти прозрения, — но к духовной, запредельной и заисторической яви они относятся. Поистине «стопочки Богородицы», коснувшись, освятили землю, и есть избранный род ее на этой земле под небесным водительством преподобного, и этой веры не отнимут у нас разрушители. В

высотах недосягаемых пребывает град святых, откуда изливается источник грядущих радостей и вдохновений, новой жизни и творчества. И если в этой новой России не останется прежних земных стен и камней, и даже разрушен оказался тот быт и уклад, в котором протекала земная жизнь преподобного, то останется в мире тот свет Фаворский от Духа Святого, который был явлен через него на русской земле, он зовет и ведет нас к новой жизни и вдохновениям... «Когда меня не станет, ходите ко мне на гробик... Как с живым со мной говорите, и я всегда для вас жив буду». Этот завет звучит в нашем сердце. Преподобный сам восхотел быть некиим вождем нашим, и к нему можем мы говорить на своем языке, о нуждах наших дней. Ему можно в воздыханиях поведать, что и ему самому не было в его земной жизни ведомо, ибо и она была ограничена всеобщей ограниченностью человеческой, но что ныне ему и ведомо и явно в свете лица Божия, в Духе Святом. Веруем и уповаем, что и ныне преподобный Серафим, вкупе с преп. Сергием Радонежским и другими угодниками, пребывают вкупе с народом русским в страданиях его и испытаниях, исканиях и обретениях, упованиях и вдохновениях. Преподобному дано обетование о Пасхе Христовой в середине лета, о сладости гимнов пасхальных, о новой радости воскресения. Христос Воскресе!

ВОДА СКАЧУЩАЯ В ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ.

Слово в Навечерие Богоявления.

Господь создал воду, яже над твердию и яже под твердию, и отделил воду от суши на земле. Она есть первозданная стихия мира, текущая и всезаполняющая, прозрачная и всепроницающая, напояющая и омывающая, живящая и увеселяющая. Вода окружает землю и окружается ею; в суше находит она границу свою, а вместе и основание свое: вода не может утверждаться без суши, и земля без влаги рассыпается в прах. Вода угашает огонь, как противоположную и отталкивающуюся стихию, и однако пребывает с ним в сопряженности, ибо водой умягчается жгучесть огня и огнем умаляется действие воды, от их соединения порождается влажная теплота жизни. Огонь и вода таят в себе смерть миру — во всеобщем потопе и последнем огне, в коем небеса и земля прейдут с шумом, но они же его обновляют, через омовение и очищение. Крещение совершается водою и духом, Духом Святым и огнем. Огненные языки Пятидесятницы низошли и на водную стихию. Это совершилось в крещении Господнем. Стихии мира почувствовали Христово Богоявление и вострепетали от Него. Море побегло, водяная стихия подвиглась, зря приближающегося Господа, приемля Его в себя и на краткое мгновение покрывая Его Пречистое Тело. Церковь свидетельствует о трепете водной стихии псаломскими словами (прокимен): «море виде и побеже, Иордан возвратися вспять. Что ти есть море, яко побегло еси, и тебе, Иордане, яко возвратился еси вспять? — «Днесь вод освящается естество, и разделяется Иордан и своих вод возвращает струи, Владыку зря крещаема (тропарь)». В крещении Христовом не толь-

ко малая часть Иордана, но и всех вод освящается естество: оно прияло в себе Невместимого и покрыло собой Неприступного. Воды прияли воплотившееся Слово, Сына Божия, но вместе с Ним и Духа Святого в виде голубине, посланного Отцом, здесь совершилось — очистительное всея пресущныя Троицы действо. Благословение Иорданово исполнилось силою, действом и наитием Св. Духа, которое и ныне испрашивает святая Церковь на освящаемые воды. Дух в виде голубине, сошедший на крещаемого Господа, нисшел и на воду крестящую и соделал в Иордане новую благодатную духовную воду, скачущую в жизнь вечную. Ты Иорданския струи освятил еси, с небесе ниспослав Святого Твоего Духа» (Требник). О сей воде сказано Господом Никодиму: «аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие (Ин. 3, 5). Вода Иорданская соделалась святой и святящей, ибо крещение Господа явилось начатком крещения человеческого рода. Событие Иорданское не было преходящим, исчезнувшим бесследно, но сила крещения Господня пребывает в Церкви, и в ней пребывает и благодать водоосвящения Иорданского. Всякое крещение христианское есть крещение в водах Иорданских, ибо крещальные воды освящаются благословением Иорданским. И великое водоосвещение, совершаемое ныне в навечерие Богоявления, было первоначально такими, освящением вод крещальных для готовящихся к просвещению и в этот день обычно приступавших к св. крещению.

Освящение вод силою и действием и наитием Св. Духа есть потрясающее тайнодействие, проницающую водную стихию во всем мире. Когда св. крест погружается в воду, с произнесением совершительных молитв, трепещет и содрогается приемлющая освящение стихия, хотя и недоступно очам нашим зреть это движение. Но для нужды человека изъемлется к освящению лишь малая часть водной стихии, и она становится приятелищем Св. Духа, св. водой, великой агиасмой.

Что-же означает освящение воды, сей якобы бездушной и мертвой стихии? Но не такова она перед Господом, ибо нет ничего мертвого для Господа, Бог смерти не сотворил, и тварь омертвела лишь для человека, повянувшего ее своему собственному греху. Разве не взывает псалмопевец и к неодушевлённой твари с призывом хвалить Господа (Пс. 148)? разве не призывает пророк (Даниил) всю тварь петь и превозносить Господа? Разве не свидетельствует днесь св. Церковь: «Тебе поет солнце, Тебе славит луна, Тебе трепещут бездны, Тебе работают истопницы»? И по сему водная стихия, приемля действие Св. Духа, становится духоносным веществом, и вкушение ее именуется неким причащением: Сотвори ю нетления источник, освящения дар, грехов разрешение (Требник). Освящение вод есть таинственное предварение жизни будущего века, когда Бог будет всяческая во всех. Это вода будущего века, источник воды живой (Откр. 21, 6), от реки воды жизни, светлой как кристалл, исходящей от престола Бога и Агнца, Это виденное тайновидцем стеклянное море, смешанное с огнем (Откр. 15, 2). Это — духовная стихия нового неба и новой земли, царство будущего века. Нет границы для всепроницающего действия Духа Св., как нет и границы, отделяющей человека от мировых стихий, ибо сам он ест их живое со-

средоточие, а все они его как бы внешнее расширенное тело. Освящением воды освящается человек, ибо для человеческого спасения воплотился и непреложно вочеловечился Сын Божий, крестивший в Иордане, и ради человека совершается водное освящение. Оно творится, да вси почерпающие и причащающиеся имеют ю ко очищению душ и телес, ко исцелению страстей, ко освящению домов и ко всякой пользе изрядну. Оно есть духовное врачевство, подаваемое человеку для сохранения его душевных и телесных сил, для ограждения и оздоровления всей жизни его. Да не усомнится маловерный, говорящий себе: нужно ли Духу Св. вселяться в воду сию, когда Ему доступны души наши? Но не безумие ли отрицаться человеку двойственного состава своего? Разве имеет он душу без тела? Разве не воплотился Сын Божий? И разве в святейшем Таинстве Причащения не сообщается Он нам под видом хлеба и вина, и, соединяясь с нами духовно, соединяется и телесно, подавая вкушать Тело и Кровь Свою? Посему человек нуждается и в причащении воды святой ко причащению Духа Св., ко приятию благословения Иорданского. В сем сила обожения, единение божеского и тварного естества, богоснисхождение и человеческое богоприятие. И не только сам человек ее причащается, но и освящает его все свое житие, жилище и одежды и всякие вещи свои, ко отгнанию всякого навета видимых и невидимых враг.

Во святой воде подается верным великая благодать и сила вспомоществующая. Св. Церковь назидает благоговейно вкушать ее и кропить его для освящения во всяких местах даже и «скаредных» (Типикон). Вкушающие святую воду Богоявления примечают, что обычно она сохраняет вкусь свой и свежесть в течении долгого времени.

Днесь свет и сверкание вод, днесь их прозрачная зеркальность, днесь звенит их усладительное журчание, днесь веселится пустыня жаждущая, днесь сходит дождь с небесе и напояет землю, да родит и прозябнет, днесь увлажняются иссохнувшие уста. Глас Господень на водах вопиет глаголя: приидите, примите вси духа премудрости, духа разума, духа страха Божия, явльшегося Христа.

1924. Прага.

РАЗВОДЯЩИЕСЯ НЕБЕСА

Се Агнец Божий, вземляй грех мира, рек Предтеча, зря грядущего к нему Христа. Христос явился днесь вселенный. Из тишины и безвестности, где Он возрастал в повиновении у Матери и названного отца (Лк. II, 52), Он являет Себя миру. И праздник сей есть Богоявление Господне. Оно совершилось уже в Рождестве Его, когда ангелы воспевали о благоволении Божии на человеков, как и ныне, когда Сам Отец свидетельствовал о Сыне Своем: о Тебе благоволих (Лк. III, 22). Церковь сближает оба празднования во едино, как Богоявление Господне, согласно приуготовляя к ним в предпразднстве. Вместе с радостными предпразднственными песнопениями звучат в них и напевы Страстной седмицы, напоминая о том, что и Крещение, как Рождество Христово, есть предварение Голгофы: Агнец

приуготовляется на заклание. Явление миру есть уже начало пути к пропятию.

Господь вочеловечивыйся принял на Себя человеческое естество, кроме греха. Он сохранил нерушимыми его возрасты, времена и сроки. Он пребыл отроча, возрастал и укреплялся духом, восходя к полноте сил, «и благодать Божия бе на Нем» (Лк. II, 40). Он преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков (Лк. II, 52). Его совершенная безгрешность и святость делали для Него невозможными человеческую слабость и удобопреклонность к греху, но Он сохранил постепенность развития и созревания душевных сил, свойственную человеку. Господь не совершил насилия над человеческой природой, но дал ей всю свободу развития, изнутри преодолевая ее немощи и поборая их искушения. Евангелие хранит почти полное молчание о сей тайне отрочества и юности Богочеловека. Событие в Иерусалиме, когда Иосиф и Мария, потеряв 12-летнего Отрока, нашли Его в храме, приоткрывает таинственную завесу, и мы видим, что в Отроке уже созревала решимость принести в жертву Отцу даже сыновние чувства Свои, и не взирая на родительскую тревогу, Он ответствует им: «зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (Лк. II, 49). Приходя в возраст мужа совершенна, Господь в человечестве Своем достиг полной зрелости и решимости принести Себя яко Агнца мира Отцу Своему и тем исполнить волю Отца. Богочеловек из Богомладенца сделался совершенным Богомужем. Зачатый от Духа Святого и Марии Девы, Он был освящен Духом Святым от рождения: как Сын Божий Он был нераздельно соединен с Духом Святым почивавшей на, Нем любовию Отчиею; в человеческом Своем естестве Он был облагодатствован дарами Его. Но для совершенного обожения человеческого естества нужно было вселение Духа Святого в это естество, и оно совершилось в Богоявлении. Дух Святой сошел в виде голубине на Иисуса и пребыл в Нем, как свидетельство благоволения Отца. Крещение Господне явилось как бы Пятидесятницей для Господа, сошествием Святого Духа на Богочеловека, предварив общую Пятидесятницу мира, ниспослание Духа Святого на апостолов и в лице их на всю Церковь. После Крещения Господь сделался совершенным Мессией, Христом Божиим, Который прямо относит к Себе пророчество Исаии: Дух Господень на Мне (Лк. IV, 18). Его Тело стало тем самым Телом и Кровию Христовой, которых Он и приобщил Своих учеников на Тайной Вечери. Здесь совершилось как бы окончательное преложение человеческого существа в Нем в совершенное Богочеловечество. К сему свершению Своего вочеловечения приблизился Господь, когда сказал Иоанну: «подобает нам исполнить всякую правду» (Мф. III. 15). Правда закона была в том, что грешники должны были креститься в знак совершившегося покаяния и приносить его при сем. Господь не имел греха и не имел нужды в покаянии, посему Он, по свидетельству Евангелия, абие, тотчас же вышел из воды. Но соделавшись Агнцем, вземлющим грех мира, Он хотел приять и образ покаяния, умалив и уничижив Себя до него в безмерном сми-

рении и послушании Отцу. И это приятие рабья зрака было жертвой Отцу и исполнением правды Его. Но и другое значение таилось в сих словах: надлежало исполнить правду и о самом крещении Иоанна, и бессильное возродить падшего человека крещение водою соделать банею возрождения, крещением водою и духом. Во Христе крещение Иоанново, предобразовательное и приуготовительное, сделалось истинным спасительным крещением. Богочеловек крестился для того, чтобы в Нем и с Ним крестилось все человечество, да освятятся Им воды крещальные. В Крещении Господнем таился и образ Его спасительной смерти и пребывания во гробе: елицы во Христа крестихомся, в смерть Его крестихомся. Являя Себя миру, Господь явил и образ нашего спасения смертью и воскресением Своим.

Если Рождество Христово было первым Богоявлением Сына, Божия, вочеловечением Своим явившего послушание Отцу в Божестве Своем, то Крещение Его сделалось окончательным Богоявлением, в котором Богочеловек явил послушание Отцу и в человечестве Своем. Но Богоявление Слова, неотлучного от Отца и Святого Духа, было вместе с тем и явлением всей Пресвятой Троицы. Боговоплощение, которое непосредственно относится лишь к Сыну, к Второй Ипостаси, предполагает участие н прочих лиц Пресвятой Троицы. Когда Иисус исходил из воды, то отверзлись небеса, и Дух Святой в виде голубине сошел на Него, а глас Отчий воззвал о Нем, свидетельствуя о возлюбленном Сыне Своем. Со Христом и во Христе миру явилась вся Святая Троица, «троическое явися поклонение». И как крещение человеческое, по прямому повелению Христа, совершается во Имя Пресвятой Троицы, ее сила явилась и здесь при крещении Христовом. И подобно Пятидесятнице человеческой и Пятидесятница Христова становится днем явления Святой Троицы.

Господь Иисус явился днесь миру яко Христос Господень: Явился еси днесь вселенной и свет Твой. Господи, знаменася на нас в разуме поющих Ти: пришел еси и явился еси. Свет неприступный!

СРЕТЕНИЕ ГОСПОДА В ХРАМ.

На земле родился Отроча младо — предвечный Бог в убогом вертепе, но Ему было присуще место в Храме, ибо Ему построен был Храм. И Он принесен был в Храм Свой, где благоволил обитати Имени Его (3 Ц. VIII, 29). Но Он явился туда не для принятия поклонения, но послужит многим, в зраке раба, в смирении убожества плоти закрывая сияние Своего Божества. Он прибыл сюда, как сын подзаконный, послушный закону, Им Самим данному Моисею, Собою являя образ послушания: ибо не нарушить закон Он пришел, но исполнить. Мать Его пришла посвятить Богу первородного Сына, Богу Отцу отдать Бога Сына, и принести жертву искупительную и очистительную. В рождении Младенца Она, не знала греха, но как Он, безгрешный, пришел принять от Иоанна крещение покаяния,, так и Она в непорочном рождестве Своем пришла принести жертву за грех, имея на руках Того, Кто был воистину Жерт-

вой за грехи всего мира. «Христос, входя в мир, глаголет: «жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне... вот иду исполнить волю Твою, Боже» (Евр. X, 5-7). Не для славы, но для жертвопринесения приносится Господ в Дом Свой, который должен был принять Невместимого.

И завеса уничижения Господа была столь густа и непроницаема, что Храм не узнал и не приметил Своего Господа Младенца, с Матерью Своей затерявшегося среди множества приносящих повседневные жертвы. Завеса храмовая не разодралась от края до края, Первосвященник не вышел навстречу Грядущему во Имя Господне, и не отверзлись Святая Святых, дабы явиться престолом Царю царствующих. Все оставалось неподвижно и равнодушно, как остался неподвижен и равнодушен мир вокруг Него, и близкий, и далекий, в ночь Его рождества в вертепе. «В мире бе, мир тем бысть, и мир Его не позна». Однако встреча Господа должна была совершиться в Храме, Ему должна была поклониться Ветхозаветная Церковь, которая вся только и жила чаянием «грядущих благ» (Евр. X, 1). Его должно было узнать ветхозаветное человечество, которое в лице своих пророков, патриархов, исповедников тысячелетиями всматривалось во тьму времен грядущих, чая света и откровения языков. Нужно было, чтобы Родившийся в вертепе был принят и признан человеческим родом, для спасения которого Он явился, в лице предуказанных к тому богоизбранников, и не только тогда, когда засвидетельствовал о Нем крестивший Его Предтеча, но уже здесь на пороге жизни и на этом пороге храма. Ветхозаветная Церковь должна была поклониться вступившему в Храм в зраке глубокого уничижения Спасителю своему и Богу. И это поклонение, эта встреча совершились. Среди избранного народа Божьего была уготована блаженная старость для встречи Господа. Целая жизнь подвига, молитвы и веры была посвящена этому ожиданию настолько, что молитва об отпущении из мира слилась воедино с молитвой об этой встрече. И молитва эта была услышана, и праведному Симеону было обещано Духом Святым не видеть смерти, доколе не увидит Господа. Для сего был избрал не носитель, священства, ибо священство не могло совершить эту встречу, не упразднившись перед лицом Архиерея по чину Мелхиседекову: первосвященник должен бы снять свой кидар и наперстник, и самая жертва прекратиться пред лицом Самой Жертвы, и завеса церковная упраздниться ранее времени. Но сему надлежало еще сохраниться до исполнения времен. И посему к сретению Господа избран был старец пророчественного служения, особым осенением Святого Духа, Который и привел его в Храм в день и час урочный. И он, сретив Богочеловека, взял Его на руки, благословил и изрек: ныне отпущаеши. Час его отшествия из мира пробил, ибо увидели очи его чаемое спасение. Его прощальная песнь явилась боговдохновенным исповеданием веры в Спасителя, впервые прозвучавшим на, земле, так что, сказано Евангелистом, Иосиф и Матерь Его дивились сказанному о Нем. И Ей, Матери рек Симеон с благословением пророческое слово. Но какая же встреча, какое приветствие, какое поклонение приличествовало Матери Царя царей,

Которая еще богоотроковицей, появившись в этом храме, встречена была Первосвященником и возведена во Святая Святых? И се — ныне Она, с нищенской Своей жертвой затерявшаяся в толпе, слышит от пророка грозное и неутешное слово пророчества о грядущем кресте ее жизни, об орудии, которое пройдет ее сердце, вместе с гвоздями, разрывающими руки и ноги ее Сына. Вкупе с Симеоном встретила Господа и Анна пророчица, старица, отходящая из мира, также как и вся ветхозаветная Церковь. И она пророчествовала, славя Господа.

Встреча совершилась. Ветхозаветный мир завершил свое дело, устами Симеона изрек свое ныне отпущаеши. Но храму и законному обряду еще предстояло сохранять прежнюю видимость, пока не пришло время ему упразднится и дат место новому поклонению Богу в духе и истине. Матери же и Младенцу, возвратившимся в Назарет, предстояло бегство в Египет во спасение от неистовства Ирода: пророчеству Симеонову уже положено было начало исполнения... Да прозвучит «ныне отпущаеши», песнь лицезрения Господа, и в нашей душе в тот час, когда, на грани этой жизни, будет она вступать в мир духовный. Да будет это вступление «сретением» Господа и Матери Его, которого в этой жизни жаждет и чает верующая и любящая наша душа! Аминь.

1924 г.

НЕДЕЛЯ О СТРАШНОМ СУДЕ.

Святая Церковь в любви своей применяет разные средства, чтобы тронуть наше сердце, умягчая его и устрашая. И в преддверии великой четыредесятницы она зовет нас к покаянию, поставляя нашу мысль пред Божиим прощением и Божиим судом, Божиим милосердием и Божией правдою. Минувшую неделю притчей о блудном сыне она возвещала о прощении грехов и о радости прощения, какая бывает в небесах о едином грешнике кающемся. Отец издалеча выбегает на встречу блудному сыну и облекает его всеми почестями и славой его сыновства. Прощение возвещается всякому грешнику, как бы ни был блуден грех его, если только он воздохнет к Господу о прощении: разбойнику забывается вся его жизнь, полная злодеяний, блуднице ее разжение блудного греха, мытарю -— его корыстолюбие. И как будто законом любви прощающей является то, что чем больше отпадение, чем тяжелее грех грешника покаявшегося, тем больше радость прощающей любви Божией, тем больше сама любовь: «кому мало прощается, тот мало любит» (Лк. VII, 47), сказал Господь женщине грешнице в доме Симона фарисея. Как будто сама Божественная благость ласкает человека, утешает его в его грехах близостью и доступностью прощения всякому грешнику, как бы ни был велик его грех. Но ныне — о Страшном Суде Христовом возвещает нам Церковь, о неумытном суде правды, на котором спросится ответ во всяком слове и деле и на котором на основании временной жизни и дел будет совершен приговор о вечной судьбе. И покаяние, и прощение доступны в этой жизни, пока продолжает-

ся время, но окончится век сей и время его, и дела наши будут неизгладимы и неисправимы в скрижалях нашего сердца и в вечной памяти мира, и прочтутся эти записи, и в них будет суд над нами. Милосердием Божиим не отменяется правда Его и гнев Божий на грех и грешников, и уповая ныне на прощение грехов, мы должны ведать о неизбежности предстать на суде, почему и зовет нас каждодневно Церковь молиться о «добром» ответе на Страшном судище Христовом.

Господь открыл нам эту тайну Своего смотрения о мире в той мере, в какой мы можем ее вместить, в страшных и потрясающих душу приточных образах. Свою последнюю речь, сказанную ученикам перед страданием, в которой Он открыл им грядущие судьбы мира, и кончину века, Господь заканчивает, по Евангелию от Матфея, словом о Страшном суде, о том, что будет за этой кончиной. Небо и земля прейдут, словеса же Мои не прейдут (Мф. XXIV, 35), сказал Господь, вещающий истину, и только Сам Царь и Судия мог возвестит нам о делах Своих, насколько мы можем вместить. Не для удовлетворения нашего любопытства или даже любознательности сказаны эти божественные глаголы, но для вразумления нашего сердца. Нам нужно это знать ради нашего спасения, да не услышим слова отвержения. И к каждому из нас обращено это слово. Господь отделяет овец от козлищ на Страшном суде, и каждый из нас, подобно апостолам, вопрошавшим Господа о предателе, спрашивает: не я-ли, Господи, не я-ли из тех, которые будут поставлены ощуюю вместе с козлищами и услышать слово отвержения? Найдется-ли безумный, который бы в мыслях своих себя поставил одесную, хотя в молитве и надежде своей молит о том Господа? Самопревознесением он осудил бы себя, также как и отчаянием. «Трепещу страшного дне судного», но и «надеюсь на милость благоутробия Твоего». И как на древних иконах Страшного суда бедная душа судимая в трепете ждет своего приговора, не зная, каков он будет, так и ныне Господь всех нас заключил в неведение о нашей собственной судьбе и о судьбе наших ближних, хотя бы самых нам близких и дорогих. Мы сами себя не знаем и не видим, как знает и видит нас Господь: «Господи, не Твоим-ли Именем пророчествовали, не Твоим-ли Именем чудеса творили? Он скажет: отойдите, Я не знаю вас». Господь возвестил нам во всей суровости и строгости карающей правды Божией обе возможности, одна из которых станет для каждого бесповоротной действительностью в оный час суда Божия, но дотоле, пока мы проходим путь своего спасения, ни одна из них еще не стала, но лишь только становится действительностью. Вечная жизнь со Христом, в Царстве Его, уготованном от создания мира, или вечное от него отлучение, адская смерть? Итак, не с тем, чтобы устрашить, но чтобы призвать к духовному бодрствованию (Мф. ХХV, 12), к ответственному и строгому прохождению земного пути изрек Господь пророчественную притчу о Страшном суде. К каждому из нас она, относится, каждый предстанет пред страшным судилищем Христовым, и каждый да внемлет Его слову сем. Нет среди людей совершенных праведников, как и совер-

шеннных грешников, все мы являем собой серые смешения добра и зла одновременно принадлежим к овцам и козлищам. Однако, некогда произойдет разделение — не только добра и зла в недрах каждой человеческой души, но и между людьми. Господь подведет некий итог жизни с ее смешением добра и зла, и преобладавшее в душе станет единственно господствующим: одни станут сынами царствия, и убелятся ризы их, другие разделят удел сатаны с беспросветной тьмой адского огня. Имущему десять талантов дадутся другие десять талантов, а у имущего один талант и не приумножившего отнимется и этот последний.

Господь открывает, чем определяется таковая судьба человека, от чего зависит его спасение или гибель, и это для всех людей из всех народов, и даже не просвещенных Христовой верой. Это начало, эта сила жизни есть любовь, дела любви и путь любви: накормить алчущего, напоить жаждущего, приютить странника, одеть нагого, посетить болящего и заключенного, и это не только телесно, но и духовно. В этих вопросах Господа объемлется вся область отношений между людьми, все возможности любви. Однако, невольно возникает вопрос: не к одной-ли благотворительности сводится вся христианская жизнь? Значит ли это, что не имеют значения для спасения правая вера, христианская надежда, исполнение уставов церковных, приникновение к учению веры, молитва? Или значит это, что не имеют значения ереси, расколы, неверие при наличии добрых дел? Нет все это требуется от христианина и вменится правым Судией, но отделенное от любви, без любви это становится сухой добродетелью надменного фарисея или старшого сына в притче о блудном. Сердце милосердующее — вот чего хочет Бог от нас: будьте милосердны как Отец ваш небесный. Если в сердце человека нет любви, все, что он имеет, мертво и малоценно, по слову апостола: «если я говорю языками ангельскими и человеческими, а любви не имею, то я медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею: нет мне в том никакой пользы» (I. Кор. XIII. 1-3). «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (I Ио. IV, 8). Бог-любовь познается любовью, и без этого познания сердца остаются бессильны и бездейственны все пути богопознания. Но сама любовь есть благодатный дар Божий, высший из даров Божиих, дар богоуподобления. Наше себялюбивое, грешное сердце знает лишь заповеди и согласные им дела любви, но не самую любовь, лишь путь любви, идти которым мы принуждаем себя деланием заповедей. Но Господь и не спрашивает нас о том, чего мы не можем понести, чего не можем иметь без благодати Божией, Он вопрошает нас о делах любви к ближнему, о воле к любви, ее хотении. И уже самое намерение Он вменяет в исполнение, дела любви приемлет как любовь. Итак, Господь вопросит каждого из нас, есть ли в нас любовь, и если не любовь, то дела любви, хотение любви, любовь к любви, или же сердце наше мертво в себялюбии своем и потому становится уделом того

себялюбца, которому уподобляется, разделяя его удел, — сатаны и ангелов его. Закон любви вложен Богом в человеческое сердце, это печати Божия в нем, образ Триединого единосущного Бога в человеке.

Но в словах Господа на Страшном суде содержится еще и другая мысль: любовь к ближнему есть и любовь ко Христу, ее в Себе содержит. Единственным Ближним нам, к которому относятся и могут относиться все дела любви и вся любовь, есть Сам Господь Иисус Христос. И мы в человеке и через человека любим Самого Господа, того не ведая, и Ему, Творцу, впечатлеваем дела любви. Этого в смирении своем отрицаются праведники: «Господи, когда видехом Тя алчуща и напитахом Тя»? (ХХV. 37). В своем ослеплении и ожесточении отрицаются и грешники. Природному человеческому сознанию остается закрыта та истина, что приемлет любовь Господь. Господь снова подтвердил здесь истину Ветхого Завета, что есть лишь две заповеди, в которых «висят закон и пророки»: первая — любовь к Богу, и вторая — подобна ей, любовь к ближнему. Нельзя любить Бога, не любя ближнего. «Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит» (I Ио.)? Но и нельзя, любя ближнего, в этом и через это не любить Христа. Эту истину Господь открывает миру и в Своей притче о Страшном суде. Он говорит здесь всем народам, как Его ведущим, так и неведущим в земной жизни, как крещенным, так и не крещенным, что их подлинная любовь к ближнему, выражающаяся в делах любви, содержит и сокровенную любовь к Господу и тайное Его ведение. Это — крылья, на которых можно возлетать ввысь. И если очи сердца их остаются сомкнуты в этой жизни, тогда они, по слову Его, откроются, и они увидят, что не ведая Христа, они Ему служили и Его любили и ныне Им оправданы. Здесь тайна милосердия Божия о тех, которые остаются в этой жизни в неведении о Господе. Но здесь и другая тайна, открытая Церкви, именно, что в Боговоплощении Господь стал Новым Адамом, истинным Человеком, живущим в человеческом роде, как лоза живет в своих рождиях, и посему установляющим истинную человечность во всяком человеке. В каждом человеке живет Христос, есть сила Христова, каждый человек очам любви есть образ Божий, образ Христови», есть Сам, живущий в нем, Христос.

Господь оставил небеса, чтобы низойти к нашему уничижению, и воплотившись Он навсегда соединил с Собою человеческую плоть и рек через апостолов Своих: се Аз с вами есмь до скончания мира,. В одном из апокрифических преданий передаются слова Господа: рассеките дерево — Я там, разбейте камень — Я там. Но в речи о Страшном суде Христовом Господь явственно говорит: каждый человек, каков бы он ни был, ест «один из братьев меньших Моих» (XXV. 40), и что сделано им, то «сделали Мне». Я в них, и они — Я. Каждый человек есть близкий своему ближнему, все люди друг другу ближние, но есть один Ближний всем ближним — Господь Иисус Христос. Каждый человек уже только как человек, объемлется человечеством Христовым и содержится в любви Хри-

стовой. И любя человека, мы любим Господа. Посему страшное для человеческого сознания слово Господа о Страшном суде Его да будет для нас ныне, пока Господь дает нам с жизнью сей время для покаяния, не словом устрашения, но кротким словом покаяния и любви. Нам не дано знать вечного суда Божия над нами, но в нашей воле еще остается то, что служит основанием этого приговора. И посему да услышит наше сердце ту заповедь, в которой висят закон н пророки: возлюби Господа твоего и ближнего своего как сам себя. И пока нет в сердце нашем этой любви, страшен для нас образ последнего суда Христова, и тот, Кто кроток и смирен сердцем, Кто принял крестную муку из любви к человеку, кажется ему грозным и неумолимым карающим Судией. Но для очей верующей любви Он есть наш Спаситель, сама Любовь Божественная. В любви к Богу содержится страх Божий, да не оскорбим Его нарушением воли Его, но, по слову апостола любви (I Ио. IV, 17-18), «любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем как Он. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх».

Последнее слово Господа на прощальной беседе с учениками, сохраненное нам в Евангелии Иоанна, было таково: «заповедь новую даю вам: да любите друг друга». Но и последнее слово Господа пред своими ближайшими учениками накануне свершения Тайной Вечери, поведанное евангелистом Матфеем, в речи о Страшном суде, есть та же заповедь любви. Не с устрашением, но е увещанием и с убеждением обращается Господь ко всем людям, проходящим земной удел: любите друг друга, ибо только любовь приходит в жизнь вечную. Или, по слову ап. Павла, и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится, любы николиже отпадает.

(I Кор. XIII, 8). Аминь.

1925 г.

ДВЕРИ ПОКАЯНИЯ.

Покаяния отверзи ми двери. Жизнодавче!

Об отверзении дверей покаяния молится ныне церковь. Каковы же эти двери? Где они? Как часто жалуемся мы и воздыхаем о том что не знаем покаяния, что не можем, не умеем кается. Пусто и хладно остается сердце, даже когда взыскуем мы покаяния, и дремотно наше сознание. И однако знаем мы, что нет спасения вне покаяния. Нельзя приблизиться помимо него к Царствию Божию, нет вне его живой веры. Оно — соль, его осоляющая. Как нам войти в его силу?

Покаяние в нас вчинается сознательными, видением и ведением греха своего: яко беззаконие мое аз знаю. и грех мой предо мною есть выну (всегда), так свидетельствует о себе душа в покаянном плаче псалмопевца (Пс. 50). Можно до времени вовсе не сознавать греха, пребывал у него в пленении. Душа объята глубоким сном, подобным смерти, и если не очнется она, она окажется сном настоящей смерти духовной. Пока люди остаются в неведении о гре-

хе, в языческом своем ослеплении, они ненавидят и самое слово грех, приходят в гневное раздражение от, мысли о нем. Хотя и смутно, но чувствует душа, что здесь сокрыто осуждение всего былого ее пути, содержится призыв к обновлению: покайтеся и веруйте в Евангелие (Мр. 1, 15), и этому призыву в нас противится косность и себялюбие. Не войдя в покаяние, не может душевный человек родиться в духовного. И вот она, первая дверь покаяния: ведение греха своего и ведение себя во власти его. В примрачности души внезапно загорается лучи, и в свете его человек видит себя пред лицом Божиим. Око Божие зрит нас чрез нашу совесть, она есть самосвидетельство Божие в душе человека. Совесть нас судит судом праведным, неподкупным и необманным, и этот нынешний суд ее как бы есть предварение Страшного судища Христова. Она ест величайший дар любви Божией, которым почтил Бог человека, ибо что есть «совести нужнейше» (по выражению великого канона св. Андрея Критского)? Чрез совесть мы видим себя в свете правды Божьей: яко да оправдишися во словесех твоих и победиши внегда судити ти (Пс. 50). Каждому человеку, даже не только христианину, но и язычнику, по аи. Павлу, вверен сей безценный дар Божий. Но первым движением души, когда она видит себя при свете совести во грехе своем, является желание укрыться от лица Божия в тени дерев, подобно прародителям нашим во Едеме, когда узрели они свою наготу. Покойное самодовольство и горделивое самоудовлетворение оставляет человека, на место их водворяется стыд, смущение, даже испуг пред тем, что открылось человеку о нем самом. Это трудный и опасный предрассветный час, потому что здесь обычно поджидает, малодушное уныние, глубокое в себе разочарование. Однако не к бездейственному созерцанию греха, но к действенной борьбе с ним влечет нас далее сила покаяния. Оно нудить искать освобождения от греха, очищения. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей, молится душа вместе с псалмопевцем (Пс. 50). Отзде начинается труд покаяния, без коего не содевается спасения, и он имеет начало, но не знает конца, ибо простирается на целую жизнь. Без этого труда нет самого дела покаяния, остается только мечтание о нем. И се вторая дверь покаяния. Горе нам, которые ограничиваемся только ведением о грехе, но, чуждаясь сего труда, уклоняемся от прямой борьбы с ним, ибо такой человек не имеет извинения во грехе своем (Иоан. 15. 22). Но самопознание приводит к самоукорению, а самоукорение к новому самопознанию: все шире распахивается бездна сердца, открываются в памяти его новые грехи, и на самом дне его клубится змий первородного греха. Внимание к себе, труд духовный не приводит однако к расслабленности или упадку. От него крепнет мужество, обновляются силы души, осоляется ее естество. Кающийся во грехах совершает незримое усилие, пребывает в духовной напряженности, которая отражается и во всей его жизни. И он имеет свои утешения, ибо Отец Небесный дарить его щедротами в таинстве покаяния, дает ему радость прощения. Воздаждь ми радость спасения Твоего и духом владычным утверди мя снова молится с псалмопевцем (Пс. 50)

кающаяся душа. Подвиг покаяния ест среде всех подвигов, вот почему у великих подвижников и сочетается он с благодатным цветением всех сил духовных. В покаянии освобождается первозданное естество человека от искажений греха. Чтобы явить грешнику спасительный плод покаяния, Господь и даровал отпущение грехов в таинстве покаяния. В нем бывшее становится небывшим, язвы греха исцеляются силою Христовой. Однако лишь то изглаждается, что обретено человеком в сердце его, осуждено и поборается. Человек сам должен развернуть печальные страницы в книге жизни своей, дабы изглажены были они благодатью таинства. Нераскаянное и не изглаждается. На все полезно истинное покаяние: оно дает исцеление и здравие, мир и радость, смирение и мужество, трезвение и бодрствование. Оно чрез вражду с грехом укрепляет любовь к Богу и свидетельствует о ней. Всегда нам нужна сила покаяния, но св. Церковь выделила, и благословила для нарочитых дней покаяния св. Четыредесятницу. И се ныне призываются к нему души наши молитвою: покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!

О СВЕТЛОЙ ПЕЧАЛИ.

(В преддверии Великого Поста).

Есть духовное чувство различия времен церковных. Словно разным воздухом дышим мы в будни, или воскресенья, или в дни великих праздников. И совершенно исключительным в нашей жизни является время Великого поста, светлое и покаянное, радостное н трудное. Торжественная серьёзность и особая легкость входит в душу, когда она отдается покаянию. Она поднимается тогда над уровнем обыденности и дышит разреженным, бодрящим воздухом горных вершин. Великий пост дает чувство ответственности за свою жизнь, видение себя пред Богом в свете вечности, вместе с острым чувством сознания грехов, как бы страшного суда над самим собой. Светом Великого поста проницаются сумерки нашей души. Радость ведения духовного родит «печаль яже по Бозе», зовет к труду покаяния, изнурительному и тяжкому, но и целительному и спасительному. Не напрасно в самый канун Великого поста, в неделю сыропустную, вспоминается изгнание прародителей из рая. Это чувство потерянного рая сопровождает дни Великого поста. Мы помним рай в чистоте золотого детства, как изначальную стихию нашей души, и, не зная его, мы тоскуем о нем. Из противоречий соткана душа в состоянии ее падения, и это чувство обостряется до боли, когда она углубляется в себя. И эта острота противоречий есть жгучая сила покаяния. Оно еси в кающемся себя — отрицание в данном своем состоянии, и однако же оно неразрывно связано с памятью о райской чистоте в первозданности. Оно ест страдание блудного сына в омраченности грехом, и однако и в нем хранит он память отчего дома, печать своего богосыновства.

В дни Великого поста Церковь облекается в темные ризы и как бы возвращается в Ветхий Завет. Непрестанно повторяются в ней молитвенные слова покаяния. И однако мы вступаем в Великий пост

через обряд прощения под пение пасхальных гимнов, и тьма греховная прорезывается в нас светом Христова Воскресения. Все духовное устремление Великого поста определяется этой его связью с грядущей Пасхой. Вообще о каждом из времен церковных следует сказать, что оно определяется не только по себе, но и по всей связи своей с другими временами, и было бы неверностью, если бы мы воспринимали его вне этой связи, как единственное и самодовлеющее. И особенно важно это знать относительно Великого поста, как особого образа нашего самосознания в покаянии. В его напряженности, во всем ужасе и отвращении перед своей греховностью, мы ощущаем в себе силу зла, власть небытия, глубину ничтожества. И чем острее в нас это чувство, тем более слепнем мы в обступающем мраке. Природа покаяния связана не только с бременем греха, которое всегда невыносимо, но и с острым сознанием недолжности его, с болью от противоречия, нас раздирающего. Покаяние в глубине своей подобно смерти, которая страшна и безпощадна, неотразима и убийственна. Как мрачною тенью, сопровождается оно бледным спутником уныния и отчаяния, от каковых нарочито остерегает Церковь в дни покаяния, когда душа как бы замыкается в темницу греха (см. Иоанн Лествичник) и в ней задыхается в печали и в ужасе. Дух уныния лукаво нашептывает человеку, что весь он принадлежит греху и ничтожеству, вместе со всем миром. Взяв повод от греха и покаяния, клеветник (диавол) оклеветывает и мир, и человека. И во имя покаяния эта клевета порой принимается за всю силу и истину христианства, которое как будто все исчерпывается и ограничивается особой природой Великого поста.

Однако, что ест истинное покаяние, что оно собою предполагает и в себя включает? Оно ест, прежде всего, различение, ведение грани добра и зла, тьмы и света: «и свет во тьме светит» (Ио. 1, 5). Чернота тьмы без света невидима и неощутима. Чтобы каяться во зле, надо видеть добро и, мало того, любить его, чувствовать его силу, верить в него. Истинное покаяние родится от духовной силы, а не слабости. Оно менее всего есть слезливое и трусливое себялюбие, корыстное чувство раба, боящегося бича своего господина. Оно родится из любви человека к Богу и к человеку, к себе самому, как образу Божию. Если покаяние и связано с чувством смерти, то лишь в том смысле, что память смертная есть непрестанная поверка образа временности пред лицом вечности, но не отрицание ее значения. Нельзя духовно бежать от смерти, стараясь забыть о ней, но и нельзя жить во имя смерти, ибо это ест хула над жизнью. И смерть может и должна быть радостна, подобно весне духовной Великого поста, ибо и она есть жизнь. Христос соединил жизнь и смерть в Своем воплощении, поправ смертию смерть.

Много зла принесла и приносит эта проповедь о тьме без света, о покаянии без надежды, о ничтожестве твари без ее вечной пребываемости... И для этого нехристианского умонастроения берется предлог и от Великого поста. Но пусть умолкнут эти клеветники жизни, ибо Великий пост есть и благовестие Пасхи, и печаль его ест только путь к радости Воскресения, и зовется он пост «светоносный» и

«светлый». И не один призыв к покаянию содержит в себе проповедь Великого поста, но и то благовестие, из которого родится и самое покаяние. Оно — о Богосыновстве человека, носящего образ Божий. Оно — о Богочеловечестве, в котором Бог навеки соединил Себя с человеком и с миром. Об этом говорит нам не только светлое торжество Божественной Евхаристии, общего причащения, к которому ведет нас Великий пост, в «говении», и не только невечерние светы дней воскресных, но нарочитыя ознаменования этих дней, которым пронизана долгая ночь Великого поста. Эти ознаменования именно свидетельствуют о той первозданной природе человека с изначальной его близостью к Богу, которая нарушена, но не разрушена грехом. И именно эти светлые ознаменования дают нам то, что нужно для полноты покаянного чувства. Они дают для него ту внутреннюю опору, вне которой оно теряет свой подлинный смысл. Вслушаемся в этот язык священных символов.

Первое воскресение Великого поста, «неделя Православия», посвящена торжеству иконопочитания, празднуемому, конечно, не только как историческое воспоминание, но и в его догматическом значении. Признание изобразимости Христа на иконе свидетельствует, что Богочеловек Иисус, соединяя в Себе две природы: Божескую и человеческую, имеет один нераздельный образ, притом не просто лишь человеческий, но и Богочеловеческий. Это значит, что образ Божий есть Первообраз для человека, и человек в себе имеет образ Божий: «образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще н язвы ношу прегрешения». В дни покаяния, когда человек как бы теряет веру в себя самого, ему одновременно напоминается, что обаз Божий в нем ест основа его существования, неистребимая грехом. Покаянием он призывается явить в себе этот сущий в нем первообраз. Природа человека не ест пустота и ничтожество, но таит в себе основу богосыновства. И такова должна быть внутренняя основа его покаяния.

Второе воскресение, посвященное памяти св. Григория Паламы, есть догматическое свидетельство Церкви об обожении человека Божественною благодатью. Является ли то благодатное осияние, которое подавалось подвижникам на путях их «умного делания», непрестанной молитвы, истинным явлением Божества, и человек подлинно может стать достоин приятия Божественного света? Это снова говорит о богопричастности, как той цели, которая ведет кающегося грешника на путях покаяния.

Наконец, третье воскресение Великого поста, крестопоклонное, ест торжество нашего искупления. Кресту мы поклоняемся как орудию нашего спасения, вместе с тем соединяя это поклонение и с созерцанием Христова воскресения. Как горькие воды Мерры услаждаются древом, брошенным в них по повелению Божию Моисеем, так и созерцанием креста Христова услаждается горечь покаянного подвига. Но символ креста говорит нам еще и о горнем: он «носит Троицы триипостасныя образ». В нем знаменуется тайна взаимоипостасной любви в Св. Троице, которая есть жертвенное самоотречении или самоистощание каждой из Ипостасей, но вместе и жизнь

ея в других: «троица в единице и единица в троице». И Бог, — Любовь крестная, сотворил человека по Своему образу, начертав в нем образ креста. И этот образ крестной любви Бога к человеку начертывается и в качестве ответной любви человека к Богу. Какое иное знамение может более возвеличить человека? Но как бы для того, чтобы уравновесит в душе человека эти радостные знамения зовом к покаянию, в четвертое и пятое воскресение Великого поста Церковь ставит пред нашим духовным взором суровые и величественные образы подвижников и проповедников покаяния, прошедших его путем к предуказанной человеку славе: св. Иоанна Лествичника и св. Марии Египетской. Однако и это не есть еще последнее слово Великого поста, обращенное к человеческой душе. Он завершается прославлением Богоматери («акафист») и седмицей Лазарева воскресения, уже соединяющей Великий пост со Страстной Седмицей. Имя пресвятой Богородицы начертывается и праздником Благовещения, который обычно приходится на время Великого поста. Церковь ставит пред нашим созерцанием высоту и святость Пресв. Богородицы. Но Она, благодатный сосуд Духа Святого, Матерь Божия, давшая человечество Богочеловеку, есть и Матерь человеческого рода. Она принадлежит ему, как его отпрыск, его слава и святость. Она свидетельствует Собой, как много дано человеку Богом, к чему он призван Им, куда ведет его восхождение на, путях Богочеловечества. Кающегося грешника Церковь снова и снова уверяет и в его богосыновстве, и в его славе.

В такой осиянности проходится тягостный путь покаяния. Это ест путь веры, — веры в Бога, в Его милосердие кающимся, и веры в человека, которому присуще Богосыновство. И чем сильнее переживается первое, тем жизненнее ощущается второе. Посему покаяние не есть саморасслабление человека, его отречение от своих человеческих сил и призвания, но есть его укрепление в истинной человечности. К жизни, к деланию во имя Божие, к любви к человеку и к Божьему миру возвращается он с горных вершин, где дышал он хладным и чистым воздухом покаяния, к светлым подвигам и вдохновениям.

АРХАНГЕЛЬСКИЙ ГЛАС.

«Днесь спасения нашего главизна и еже от века

таинства явление».

Голубой свод объемлет темную землю, и в его прозрачной глубине горят небесные светы. И есть голубое небо в душе Божьего творения, в которой сияет Свет, просвещая каждого человека, грядущего в мир. В дни Богородицы облекаются храмы в голубые ризы, и души людские источают лазурь, принося ее к ногам Богоматери под ее небесный покров, во славу Приснодевы.

Бесконечное мировое пространство, пустотой своей являющее то небытие, из которого воззван в бытию мир Всемогущим, до глубины пронизывается Его светом. Оно приемлет в себя и сохраняет

огустевающий свет, темная пустота небытия облекается в небесную лазурь, бесцветность облекается цветом. Голубая глубина неба есть прямой образ Божия творения: не-сущее приняло свет бытия, зиждительное Слово, и ничто стало миром, творением Божиим, на нем почиет любовь Божия, в него изливаются благодатные лучи. Она есть образ благодатного просвещения твари, того обожения, силой которого ничтожество твари облекается лепотой Божественной Славы. И в этой огустевшей, уплотнившейся синеве загораются светила, зажженные от единого Света светов. Голубой свет небес знаменует Божие снисхождение к миру, приятие творением Божиих даров, встречу Бога с тварью. Мир содержится силою Божией, и непрестанно струятся в него потоки божественной любви. Мир создан ради человека, человек же создан к обожению. И все, в жизни мира совершающееся, имеет значение как приуготовление к полному облагодатствованию человека. Но эта полнота исполнилась, облагодатствованием осуществилось в тот день и час, когда послан был с небесе архангел к Благодатной с вестью Боговоплощения, когда на голубом покрове сверкнула райская белизна небожителя, когда весть Благовещения была услышана и принята Благословенной. Тогда исполнилось изначала предустановленное, — еже от века таинства явление: Дух Святой нисшел на человека в лице Пречистой, и Сила Вышняго, Слово Божие, осенило Ее, в Нее вселившись. Лествица между небом и землей установилась, человек получил силу стать богом по благодати, ибо в чреве Благодатной зачался Богочеловек.

Благовещение, спасения нашего главизна, является и началом Богоявления, ибо в нем предоткрывается спасительное действие всей св. Троицы через посылаемого от Отца Духа, Святого, зачатие от Девы Сына Божия. Сей день является предварением и св. Пятидесятницы, ибо творение в лице Благодатной удостоилось в нем приятия Духа Святого, — не только в зримом образе голубине или в видении огненных языков, но в ощутительном действии богозачатия. Тот день явил собой и силу Боговоплощения, ибо Мария стала Материю Бога, Господа нашего Иисуса Христа. К Благовещению от создания мира предназначена была тварь, его ждала она и жаждала. Его восхотел для нее всеблагий Бог, от века приявший в божественном совете Своем сотворение человека по образу Своему и подобию. Грехопадением Адама и Евы потерян был прямой путь к нему, изменился его образ, однако любовь Божия не могла обессилитися человеческой немощью. В раю после грехопадения изрек Господь слово о той Жене, семя от Коей сотрет главу змия. Слово сие есть определение Божие, сила, вложенная в мир и человека Господом. С тех пор человек и мир весь стали ожидать явления дивной Жены сей. Сам Бог премудрым избранием и благодатным водительством избранных Своих верной стезей вел людей навстречу Благовещению. Прошли тысячи лет, пока приблизился род человеческий к дню исполнения, и на древе человеческого рода от пред-избранной его ветви воссиял цвет райского насаждения. Безвестный Назарет Галилейский вместил пред-избранную Деву, имя же Деве: Мария (Лк. I, 27). Мир исполнял свое предначертание, человеческий род достиг сво-

его цветения, Господь возрастил богоносную отрасль в вертограде Своем, на земле явилась Та, Которая «обрела благодать у Бога» (1.30), достойная встретит благовествующего архангела. В шестой месяц после зачатия Предтечи, уже вступившего в мир провозвестником Христа, послан был Гавриил «войти к Ней» (I, 28), рещи благодатную весть. Однако ту весть еще надлежало принять и услышать человеку. Нерушимо Господь чтит свободу тварения, посему и Благовещение было обращено к сей свободе, силою ее оно могло быть принято или не принято, услышано или не услышано, ответ предваряется вопросом, благая весть от Бога ждет исполнения в человеке. Никакое создание ни на земле, ни на небе неспособно было дать нужный ответ, приять весть Благовещения, токмо одна Дева Мария ни к кому, кроме Нея, она не была и не могла быт обращенной. Когда обратился к Ней со словом архангел, пришло время решения судеб человеческих, судеб всего творения. В это мгновение, составляющее сердцевину человеческого времени, вечные судьбы человека определялись решением Вопрошаемой, незримым движением сердца, хотением воли Ея. Древле Адамом и Евой решались судьбы человеческого рода, им дано было послушанием заповеди удержаться на пути прямого движения к богосыновству или отвратится от него в грехопадении. Ныне новой Еве — Марии, ее человеческому самоопределению дано было принять или отвергнуть боговоплощение: то, что предвечно решено в небесах, должно исполниться и на земле. Не было и не могло наступить в жизни мира другого мгновения более решавшего. Благовещение есть предельное и окончательное явление любви Божией к миру, Божьего снисхождения, но в нем же осуществилось и предельное и окончательное уважение Божие к творению в его свободе. Боговоплощение могло явится только свободным и любящим богоприятием. Творец испрашивает на то согласие у твари, ищет в ней воли к боговоплощению. Архангелу устами Марии ответствует человеческий род, как и ветхий Адам вкупе с древнею Евой за весь род свой отвечал искусителю. В Ней, Благодатной, сосредоточивается вся сила и вся воля человека к богоприятию, вся его возможность. Но при этом нерушимой остается свобода выбора или склонения воли в ту или другую сторону, как дана была она Адаму и Еве в час искушения. Благодатная была подготовлена к этому часу всеми духовными дарами, которые только способна приять человеческая природа, как в богоугодной жизни всех предков Ея, так и в собственной ее богопосвященной жизни. Но благодать не насилует человека, не поражает его свободу, а для нее остается наличной возможность соблазнов и искушений, которыми пытался искушать сатана Самого Единородного Сына Божия. Пречистая неблазненно прияла благую весть, Благовещение исполнилось, соединение небесного и земного, божественного и тварного, обожение человеческого естества и вочеловечение Божества совершилось. И тогда отиде от Нея ангел (I, 38), и Дева Мария с того часа стала Материю Господа (I, 43).

Согласно преданию, входящий архангел застал Марию размышляющей над пророчеством Исаии о рождестве Эммануила от Девы (Ис. VII, 4). В великом смирении Своем Она помышляла о том,

сколь блаженна последняя служанка сей дивной Жены, желая быть ею и через это приобщиться к великому таинству. Господь внял голосу ее сердца, призрел на смирение рабы Своея (I, 48). Решимость отдать себя безраздельно на служение боговоплощению горело в ее сердце небесным огнем, движение навстречу Благовещению совершилось в духе Ея, когда слуха ее коснулось ангельское приветствие. Она была смущена не явлением ангельским, как смущались им мужи ветхозаветные, ибо пребывая при храме находилась в общении ангельском и конечно, ведала язык ангельский. Но Она видевши смутися о словеси его (I, 29), потому что таково было его приветствие, еще не слышанное ни одним человеческим существом, никаким творением: радуйся: облагодатствованная, Господь с Тобою (I, 28). И усилием смиренномудрия Своего Она хотела проникнуть в сокровенный смысл этих слов, «размышляя каково будет целование сие» (I, 29), что именно оно означает. То был ее молчаливый ответный вопрос архангелу, и на него тотчас же последовал ответ: (Лк. Т, 30-33). Архангел уже неприкровенно, въяве свидетельствует Ей, что Она Сама и есть та избранница, которой Она хотела только служит, ибо Она Сама во чреве приемлет и родит Сына. И весть о зачатии сопровождается здесь же священным именованием: наречеши Имя Ему: Иисус — великое, страшное и сладчайшее Имя, пред Которым преклоняется всякое колено небесных, земных и преисподних, которым творятся знамения и чудеса и спасается мир. Имя как духовное семя зачатия, названо в вести о богозачатии. О Рождающемся говорится архангелом то, что читалось прилежно Марией в пророчествах, глаголанных Духом Святым, — древние Исаия, Даниил и Иезекииль и Михей с другими пророками раскрывают в слове архангела хартии, в коих начертана благая весть, ныне исполняемая. И Дева Мария поняла и приняла издавна ведомое содержание вести архангела, о нем Она уже не вопрошает, когда снова ответствует вонросом: како будет сие, идеже мужа не знаю? (I, 34). Тайна бессемянного зачатия и безмужного рождения от Духа Свята, недоведомая и ангелам, безусловно превышает меру человеческого разумения, и даже Ей, совершительнице этого таинства, она могла быть открыта только теперь, в час исполнения. Для Девы Марии незыблемым законом жизни было ее приснодевство, Она не видела от него отступления, но неотъемлемым же законом человеческого естества было и рождение через мужа. Посему неумолимо подымается этот недоуменный вопрос: как будет это? Здесь не маловерие и не отрицание, но недоумение самой человеческой природы, не ведающей сверхчеловеческого, божественного зачатия, и вместе с тем это уже прямой вопрос о Деве Матери, пророчествованной Исаиею. И теперь ангел ответствует прямым же раскрытием тайны боговоплощения, которая есть вместе и тайна, пресв. Троицы, Духа Святого, сходящего на Марию, Сына, рождаемого от Нея, и Отца, предвечно рождающего Сына и изводящого Духа Святаго. Дух Святый найдет на Тя и Сила Вышняго осенит Тя: темже и рождаемое свято наречется Сын Божий (I, 35). И в подтверждение сего, возможного у Бога, хотя и невозможного для человека, архангел сообщает Ей тайну зачатия

Предтечи от Елизаветы, нарицаемой неплоды. яко не изнеможет у Бога всяк глагол (I, 36-37). Благовещение, как раскрытие благой вести о человеке совершилось, сказано от Бога все, и теперь наступило время ответа от человека. В этом, ответе будут взвешены и определены судьбы всего мира, и содержится в сердце человеческого рода, неисследимо значение этого уже последнего ответа. Был лишь один, единственно истинный ответ, который должна была избрать Пречистая из неисчислимых возможностей разных ответов. Все искушения человеческой природы — от ее немощи и ограниченности, от гордости и самообольщения вставали здесь на пути, порождая эти возможности для всякого человека. И прежде всего искушение маловерия: разве легко человеческому естеству восхотеть веры в безмужное рождение, не усомниться, что не изнеможет у Бога всяк глагол? Но и малейшего сомнения, почти неодолимого, было бы достаточно, чтобы оказалась непринята Благая Весть, и не совершилось бы Благовещения. И далее искушение гордости: если Денница возгордился близостью к Богу, не в силах явился перенести преизобильные дары свои и пал с неба, то сколь естественно было изнемочь и немощному человеческому естеству под тяжестью дара единственного сего избрания, «без сравнения» превосходящего серафимское. Но достаточно было бы хотя только в незримом движении сердца обратить этот дар на себя, собой залюбоватися в нем, и благая весть не была бы уже принята, не совершилось бы Благовещения. И далее искушение немощи: разве не естественно человеческому естеству хотеть для себя покоя и благополучия, отвергаясь страшного сего избрания, в котором вся жизнь есть подвиг самоотречения, крестный путь? Но достаточно было бы только в мыслях своих убояться подвига или восхотеть для себя самого преимуществ от своего служения, и благая весть не была бы принята, не совершилось бы Благовещение. Но оно совершилось. Ответ Марии оказался тем единственным истинным ответом, который соответствовал вопрошанию. Пречистая рекла: се раба Господня, да будет Ми по слову Твоему (I, 36). Благая весть стала действительностью. Не может быть сказано больше, чем сказано в этих немногих словах, не может быть сказано вернее, точнее и кратче, с устранением всего лишняго. ненужного, несоответственного, нежели изглаголано Пречистою. Но Ею рекла и с Нею рекла это слово и радующаяся о Ней всякая тварь, ангельский собор и человеческий род, вместе со всей тварной природой, чутко приникающей и затаившейся, в слышании тайны Благовещения («птица гнезда не вьет» в этот день, по свидетельству русского православного народа). С Нею рекла и изрекает ныне и всякая человеческая душа, открывающаяся к приятию Святого Духа и обретению рождающагося Христа. Мария вся до конца отдала Себя Богу, Она стала вполне прозрачною для Духа Святого, открыта для Его вселения, для обожения в Ней твари. И огустевшей голубизне тварного неба воздвигся пренебесный престол слова Божия, и чрево Марии бысть пространнейшее небес. И отыде от Нея ангел (I, 38). Мир соделался иным после благовещения. Земля и небо, божеское и человеческое, расстоящияся естества, соединились, человек получил силу стать Богом по благо-

дати, ибо Бог соделался человеком. Сотворение мира и человека впервые вполне осуществилось и внутренне закончилось. Дух Божий, носившийся над водами, низошел внутрь тварного естества, зачатие Сына Божия и Сына Человеческого совершилось. Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление.

1925 г.

СТРАСТНОЕ БЛАГОВЕЩЕНИЕ.

В нынешнем году Благовещение пресв. Богородицы праздновалось в неделю крестопоклонную, и сладостная песнь «архангельского гласа» соединялась со строгими песнопениями Креста — радость и печаль в одной гармонии. По самому первому впечатлению, душа, как будто, смущается от этой трудности: не ослабляется ли здесь самая сущность и сила каждого из этих торжеств, не вносится-ли здесь внутреннее раздвоение в празднующую душу? не имеем ли мы здесь литургического нагромождения двух больших и сложных служб, с перебоем смыслов и сил обоих празднований? Или же в этом году нам дано их нарочитое и дивное сочетание, как бы особым праздник Кресто-Благовещения, хотя и требуется особое напряжение и вдохновение, чтобы его вместить? На этот вопрос, во всяком случае, утвердительно должно ответить наше церковное самосознание: слово крестное и весть благовещения неразделимы, и Церковь обособляя их в праздновании, их не противопоставляет, но применяется к естественной ограниченности человеческой восприимчивости, давая возможность поклониться обоим, насытится того и другого в отдельности. Однако, разделение это есть применительное, но не существенное.

Эта мысль выражена в одном из древне-русских изводов иконы Благовещения, поражающем смелостью вдохновения. Эта икона называется: Страстное Благовещение^*). Архангел Гавриил является с крестом (осмиконечным) к Богоматери, держащей уже на руках Младенца, Который от этого явления как бы отбрасывается. И следующая надпись (сверху справа): «Рече Святая Богородица ко архангелу: о архангеле, уже прежде благовестил еси радость, егда, зачнешь в утробе и породиши Сына, Его же царствия не будет конца, а ныне вижу тя крест держаща, утробою уязвляюся. Воспоминаю Симеоново проречение: твое бо, Владыка (?), нетленное (?) серце пройдет копие. Отвещавает архангел: Подобает Сыну человеческому много пострадати и распяту быти и в третий день воскреснути». — Не есть ли это прямая икона и нынешнего праздника? Однако, о каком же это крестном, втором Благовещении говорится здесь в живописных образах? Ни Евангелие, ни предание ничего нам не поведали о нем. Или же более естественно видеть здесь в нарочитых образах раскрытия того смысла Благовещения, который остается обычно сокры-

*) Лихачев. Материалы для истории русского иконописания. Атлас т. 1. табл. С. 11. № 264: «Страстное Благовещение» (собрание автора, икона, описанная в каталоге Н. М. Постникова под № 972).

тым от внимания? Он ускользает, как тень, тающая в лучах Благовещения. Это есть Благовещение, как крестная весть.

В словах архангела Пресвятая Дева услышала всю силу его вести и постигла ее глубину. Он застал Ее, согласно преданию, за чтением книги пророка Исаии, но из нея уведала Она, что Отрок Божий будет умален паче всех сынов человеческих. Муж скорбей, От изъязвлен будет за грехи мира, как агнец будет предам на заклание и претерпит казнь в жертву умилостивления за людей Своих (гл. 53). Мудростью Своего пречистого сердца Дева постигла, что Тот, Кому дано спасти людей Своих, спасет их Своею кровью, и это сознание входило в Нее вместе с вестью Благовещения, и на это Она, так же ответствовала: «се раба Господня» и тем подклонила выю под Крест Своего Сына, который явился и Ей собственным крестом. И эта сокровенная весть Благовещения открывается в Страстной его иконе, и она же нарочито указуется нынешним праздником Кресто-Благовещения.

Благовещение есть прямое свидетельство о любви Божией к миру. Любовь жертвенна по природе своей, сила любви есть мера жертвенности. Любовь Божия безмерна и неизяснима в жертвенной крестности своей. Бог, в Троице сущий, во взаимной любви Трех Ипостасей, предвечно самоотвергаетея, ибо «Бог есть любовь», и «непостижимая божественная сила честного и славного Креста» есть сила жизни Божией, — всепобеждающей, безмерной любви в недрах Самой Пресвятой Троицы. Бог-Любовь, — предвечно крестная, — подъемлет новый крест ради любви к творению. Он дает бытийное место миру наряду с Собой, Себя самоотвергает ради мира, вольно самоограничиваясь, чтобы дать творению в его ограниченности обрести себя в медленном и трудном развитии. Мир сотворен крестом любви Божией. Крестом он и спасается ибо самодовлеющий мир по тварной немощи своей в себе содержит возможность греха и отпадения от Бога, которое неудержимо, раз совершившись, влечет его к гибельному распаду. И в ответ на эту возможность Бог в предвечном совете своем уже подъемлет крест жертвенной любви в боговоплощении ради спасения мира. «Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть» (Ио. 3, 16). Сын посылается в мир «вземлий грех мира», дабы выстрадать этот грех даже до смерти крестной. И исполнение этого предвечного совета совершается крестною силою любви Божией. То, что являет силу Креста в небесах, ест на земле в сынах человеческих, радость Благовещения, ибо нет и не может быть истинной радости безкрестной.

Но и само Благовещение содержит весть о кресте, и тяжким крестом оно ложится на саму Пречистую Деву, «рабу Господню», которая ныне отрекается от всего самоличного и Себя вверяет власти Господней. Она приемлет орудие, пронзающее ее сердце, во все жизни Сына ее и в Его крестной смерти. Крестный путь ее Сына ест и ее собственный, с Ним Она сораспинается у креста Его. Радость Благовещения совершается через крест и в нем находит свое основание. Но где эта радость? — усумнится малодушное сердце, — когда единственным непосредственным исполнением вести Бла-

говещения является крест? И однако крест, вольно или даже невольно принимаемый, есть единственный прямой путь к радости спасения, к водворению царствия Божия в сердцах и во всем мире. Скорби его уже нет в побеждающей радости, но в ней последняя имеет силу и правду свою. Крест — знамение победы, которое явится в небесах в день Второго пришествия Сына Божия. Он ест вечное свидетельство любви Божией к миру, как и нашей любви к Богу и к человеку, Он есть сила любви. Эта любовь и есть подлинная радость, победная, торжествующая радость на веки. Потому Кресто-Благовещение ест сугубо Благовещение, ибо в нем благовествуется зараз и начало, и середина, и конец, — и путь и цель. И в нем архангельский глас: «радуйся, благодатная, Господ с Тобою», естественно переходит и сливается с крестопоклонением, во всем его разуме: «Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим.

1929 г.

КРЕСТНОЕ ВОЦАРЕНИЕ.

Восхвалите согласно людие и языцы. Царь бо ангельский взыде ныне на жребя и грядет хотя на кресте поразити враги яко силен. Сего ради и дети с ваием взывают песнь: слава тебе, пришедшему победителю, слава тебе Спасу Христу слава тебе благословенному, единому Богу нашему.

Днесь грядет Господь воцариться во граде святом, по писанному пророками: радуйся зело, дщи Сиона, торжествуй, дщи Иерусалима: се царь твой грядет к тебе и праведен и спасаяй, той кроток и вседе на подяремника и жребца юна (Зах. IХ, 9).Ныне торжествуем блистание царствия Христова, которое благоволил Он явить грядый на вольную страсть, в предварение Своего царствия вечного, коему не будет конца. Смирив Себя до зрака раба, закрыв человеческой плотью блистание Божества, Господь закрыл и царство Свое, умален быв паче сынов человеческих. Но перед страстию Своею, в уверение учеников, в укрепление их веры при страданиях Его, во свидетельство о Себе, Господь явил ученикам славу Свою на горе Преображения, якоже можаху вместити они, и ныне в шествии царственном с горы Елеонской являет Себя как Царя и Господа, Владыку твари, которому дается всякая власть на небеси и на земли.

Господь есть Царь твари. В пророческих обетованиях и благочестивых верованиях ветхозаветного иудейства Он чается как Царь, царство коего ест царство вечное, царство правды, мира и святости. Он благовествован был как Царь архангелом Пречистой (Лк. I, 32-33) и так возвещен был и пастырям (Лк. II, II), волхвы искали поклониться Ему, как Царю Иудейскому (Мф. II, 2), и они поднесли Ему в числе даров дар царский — злато. Его явление проповедалось Предтечей и Им же Самим как приближение Царствия Божия. Он учил Евангелию Царствия. Его именовали слепые, бесно-

ватые, апостолы (Нафанаил) Сыном Давидовым, Царем Израилевым, и Он никогда не отклонял от Себя этого наименования. Напротив и Сам Он называет Себя Царем в речи о Страстном суде. На суде Синедриона и Пилата спрашиваемый с настойчивостью прещениями и заклинаниями Он не отвергнул, но подтвердил, что Он есть Царь. Но в чем же проявлялось царство Его в дни Его земного служения? Господь чудотворил, свидетельствуя тем о подвластном Ему творения. Но Он не проявлял Своей власти над людьми, оставляя их свободе любить Его или ненавидеть, служить Ему или враждовать против Него. Он свидетельствовал что Он кроток и смирен сердцем, к Немуотноситься пророческое речение, что Он трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит. (Мф. XII. 20, Ис. 41, 3), и нищете духовной обетовал Он Царствие Небесное. Он учил, что ученики Его должны быть не так, как цари народов, господствующие над ними, но больший должен быть как меньший и начальствующий как служащий (Лк., XXII, 25-26). Господь прямо отвергал земное царство, которым искушал Его сатана, обещавший Ему царства, мира, а, затем и вдохновляемые им иудеи. Они хотели однажды сделать Его царем после чудесного насыщения (Ио. VI, 15), но Он, удалился от^; Них, и даже во время страстей и распятия вопрос о Его царстве остается все время волнующих их то в положительном то в отрицательном смысле. Они говорили не то злобно, не то с надеждою: «если Он царь Израилев, пусть сойдет теперь со креста и мы уверуем Ему (Мф. XXVII, 42): Господь отвергнул земное царство Свое и не хотел необоримую мощь Свою делать орудием власти:. Когда ап. Петр хотел защитить Его мечем, Он остановил его и сказал: «или думаешь, что Я не Могу умолить теперь Отца Моего, и Он представит Мне более нежели двенадцать легионов ангелов?» (Мф. ХХVI, 58). Зраком раба уничижённого умаленного паче всех человек, закрывал Господь блистание своего царства. И когда Пилат спросил Его о царстве, Он ответил: «царство Мое не от мира сего» (Ио. ХVIII; 36) и ещё прибавил: «ныне Царство Мое не отсюда;».. Это царство еще невидимо и как бы не существует для людей, они не ведают божественной власти Царя царствующих в зраке уничижения.

Но это уничижение и было образом истинного воцарения. Кротость и смирение сердца были путем к Царствию Божию, знамением победы — крест, местом ее — Голгофа, и на кресте Его, по воле Пилата и по смотрению Божию, было надписано: Царь Иудейский. Победным шествием Господа к воцарению на небеси и на земли, к славе, которую Он, по Божеству Своему, имел до-создания мира., было восхождение в Иерусалим на волную страсть, и пропятие было Его победным венчанием. Посему бессознательно, помимо ведома, иудеи все время вопрошали сами себя и Его, Царь Он или не Царь. Грядый на вольную страсть и на вольную смерть, Господь воцарялся над миром, побеждая в главном, решительном бою: с последним врагом — смертию, смертию смерть поправ. В славном Его воскресении открылось Его Царство над миром, и посему страсти Христовы есть истинное венчание Его па царство, последнее Его обнищание нас ради есть

Его воцарение, путь к Голгофе есть путь к победе. Господь никогда не преставал быть Богом, скрывая Божество Свое человеческой плотью, никогда не переставал быть царем и владыкой, хотя и покрывал свое царство зраком раба. Но Он не покинул мира, не явив ему Своего Божества и Своей власти: на горе Фаворе мир облистало сияние Его Божества, и ученики узрели Его в славе Его, которую имел Он до создания мира, и от горы Елеонской явил Он царственную силу Свою: вход Господень в Иерусалим был как бы новым, вторым преображением во славе Господа нашего Иисуса Христа перед Его страданием. Он явил ученикам силу и славу Свою, да «егда Его узрят распинаема, страдание уразумеют вольное» (кондак Преображения), и перед страданием Своим «общее воскресение прежде Своея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже».

Сын Давидов, Царь Израилев, Царь Сиона и Иерусалима, Царь будущего века, идя на вольную страсть и этот мир оставляя, явил себя царем на этой земле и в этом святом граде. Он совершил царский вход в Иерусалим, и это явление царственности Его ублажает св. Церковь в нынешнем празднике. Всех верных зовет она днесь во встречу грядущему Царю. «Приидите и мы днесь, новый Израиль, яже от язык Церковь, со пророком Захарией возопиим:... яко се Царь твой грядет к тебе кроток и спасаем» (стих. на Госп. воззвах). Господь явил Свою царственность и пред нею преклонились люди, они встречали Царя, постилая одежды свои, с ваиями, знамениями победы, с ликующим осанна: «Всесвятый Дух, апостолы научивый глаголати иными странными языки, той детям еврейским неискусозлобным повелевает звати: осанна в вышних, благословен грядый Царь Израилев» (на лит. стих.). Кроткий и спасающий Царь царит не страхом, но любовью, как Возлюбленный Жених Церковный. Событие входа нераздельно связано с событием воскрешения Лазаря. Это было самое великое знамение в ряду чудес Господа, Он явил Себя, как владыка над смертью и, накануне победы над смертью, как предварение этой победы, Он воззвал из гроба четверодневного Лазаря. То не был только обморок жизни в Лазаре, как дщери Иаировей, о которой сказал Господь: «девица не умерла но спит»; здесь Сам Господь изрек прямо: «Лазарь «умре», и о воскрешении его гласит церковная песнь: «глас Твой услышан, Господи, в глубинах адовых». Дивное и страшное чудо, явление власти Господа над миром загробным, совершено было Господом ради того, кого Сам Господь называет в Евангелии Иоанна другом Своим (II, II) и которого сестры его называют: его же любиши, болить (II, 3), — только о возлюбленном ученике Христовом этими же словами говорится в его же Евангелии: «ученик, его же любяще Иисус». И о всем семействе, жившем в Вифании, сказано: «Иисус же любил Марфу, и сестру ее, и Лазаря» (II, 5), — и более ни о ком в Евангелии так не говорится. И смерть Лазаря вызвала глубочайшее волнение в Самом Чудотворце, пред самым совершением чуда Он восскорбел духом и возмутился, и прослезился Сам (ХI, 33, 35), так что поражены были и сами иудеи, говорившие: «смотрите, как

Он любил его» (XI, 36). И совершая чудо, Господь говорил о нем, как о явлении славы Божией (XI, 40). Это было ощутительное явление Царствия Божия, громовое его откровение, и оно потрясло сердца: «ради него многие из иудеев приходили и веровали в Иисуса» (XII, II). И это потрясение сердец было внешним и внутренним поводом к тому, чтобы сердца открылись Господу, по слову евангелиста: «потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (Ио. XII, 18). Сердца народа стремились к Нему, но и Он Сам пошел навстречу этому устремлению. Господь нарочито устрояет торжественное Свое вшествие в Иерусалим. Он посылает из Виффании, с горы Елеонской, двух учеников привести из селения привязанных ослицу и осленка и научает их, как нужно ответить хозяину их, что они надобны Господу, и неведомый хозяин отпускает их беспрекословно; об этой подробности говорят все три первые Евангелия. Цари земные совершали свой победный вход на конях, Господь, Царь кроткий и спасаяй, вход совершает на смиренном осле, причем молодой осленок, на которого Он воссел и на которого никто ранее не садился, означает грядущую Церковь языков, а подяремная ослица, мать его, означает иудейскую Церковь подзаконную, она также участвует в шествии. Господь обычно таил славу Свою от людей, Он запрещал рассказывать о чудесах Своих и нередко удалялся в другое место после их свершения. Теперь не то: пред множеством народа совершил Он чудо воскрешения Лазаря, явил славу Свою и после этого чуда Он не только остается здесь, но Сам хочет торжественного явления народу, Сам повелевает это торжество устроить. Это торжество ест единственное в событиях Его земной жизни, столь же единственное, но вместе и пребывающее как и славное Его воскресение. И событие это имеет столь важное и существенное значение, что оно особо предсказано было пророком Захарией (IX, 9), и пророчество это воспоминается евангелистами Матфеем и Иоанном. И когда Господь воссел на осляти и двинулся к Иерусалиму, учеников, а вслед затем и народ объяло некое ликующее вдохновение восторга. «Приближающему же ся Ему к низхождению горы начаша все множество ученик радующеся хвалити Бога гласом велиим о всех силах, яже видеша, глаголюще: благословен грядый Царь во Имя Господне: мир на небеси и слава в вышних! (Лк. XIX, 37-88). И когда фарисеи просили Его запретить им, Господь строго и решительно им ответствовал: «сказываю вам, что если они умолкнут, камение возопиют» (XIX, 40). К ученикам присоединилось множество народа, которые постилали одежды свои и ветви дерев по дороге, оказывая царские почести Грядущему, и приветствовали Его как чаемого Мессию — Царя: осанна сыну Давидову! благословен грядый во имя Господне! Осанна в вышних! (Мф. XXI, 9). «Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида!» (Мк. XI, 10). К ним присоединились и дети, также восклицавшие: «осанна, сыну Давидову!» (Мф. XXI, 15), и когда «вознегодовали» первосвященники и книжники и негодуя «сказали Ему: слышишь-ли, что они говорят? Иисус же говорит им: несте ли чли николиже, яко же из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу» Пс. VIII, 3 (Мф. XXI, 15-16).

Господь не возбранял этого прославления, напротив, Он принимал царскую хвалу и царские почести как следуемые и должные. Господь совершил царский вход, Он вступал Царем — Мессией в святый град. И когда Он вошел в Иерусалим, потрясся весь град, глаголя: кто есть сый? (Мф. XXI, 10). Окаменевшия в своем безчувствии книжники и фарисее были в бессильной растерянности, ибо боялись Его, потому что весь народ, дивлялся Его учению. (Мф. XI, 18) и «неотступно слушал Его» (Лк. XIX, 48). Царь вступил в Иерусалим и храм (Мк. XI, II.) и «там соглядав вся», во храме исцелил приступивших к Нему слепых и хромых, во свидетельство Своего могущества, и с властью Он изгнал, торжников из храма, (Мф. XXI., 12). Пред народом был тот Царь, которого ждали и обетовали пророки. Господь в этот день, царственного входа Своего имел полную власть в Иерусалиме, Он в этот день был Царём народа Своего. Он не восхотел пользоваться этой властью и к вечеру дня оставил город, выйдя в Вифанию, ибо не ради обладания земной властью явил Он царственную силу Свою, но Он ее явил. Как на Фаворе вдруг сделалась видима слава Божества, так и ныне ощутима стали всепобеждающая и всепокоряющая Его царственность. Её вдруг узрел и почувствовал род человеческий, сначала ученики затем народ, наконец дети еврейские. И что покорило их? не страх, не оружие, не внешний блеск, но кротость н смирение, соединяющиеся с явленным всемогуществом. В образе смирения вдруг стала ощутима, сила и слава Божия, — как свидетельствует песнь церковная, «ризы же подстилали Ему ведущее_; яко Той есть Бог наш» (на лит. стих. самогл.), Так воины, пришедшие взять Его «когда сказал им: это Я, отступили назад и пали на землю» (Ио. ХVIII. 5), не стерпев величия: вида Его., Если бы Господь возжелал земной власти в тот день ничто не могло бы противится Ему; затая ненависть и враги говорили между собой: «видите-ли, что не успеваете ничего?, весь мир идет за Ним» (Ио. XII, 19). Была бы у ног Его Иудея а за нею и Рим, и все земные царства, но не для этого пришел Господь в мир. Его царственная победа вела Его за пределы этого мира. Господь шел к победе над миром крестом, чрез вольную страсть на Голгофе. Он вошел в Иерусалим на эту страсть, как Он не раз предварял Своих учеников, и идя к победе над миром и ее предуказуя, совершил Он царский вход Свой. Праздник входа Господня в Иерусалим, открывающий Страстную неделю, ест предварение Пасхи, некая пред-Пасха, явление победного Царя, который пришел не для того, чтобы Ему служили на земле, но да послужит многим, ибо «ныне царство Его не от мира сего».

И однако — шепчет в душе неумолчный голос — Господь в день оный царского Своего входа и здесь, на грешной земле, в Ирусалиме был Царем, в этот день и час, здесь, в юдоли греха и страдания, явлено было Царство Христово. Мир не в силах был понести его в себе и удержат его, и Царство сие побеждает лишь на пути крестном в противоборстве, скорбях и гонениях. Но мир удостоен был видеть его, хотя и в предварении победы над князем мира сего, в победе над смертью. И мир помнит это явление, он

знает что совершился в Иерусалиме вход Господень, что Господь был на краткое время Царем на земле. И сим освятил и освятил Он и земное царство, соделав его причастным Царствию Своему. В устроении земной своей жизни, в поисках правой гражданственности хочет человеческий род не разлучаться со Христом, не отдаваться во власть зверя и кесаря, но иметь Его Царем и Господом, в Его земных служителях содевать священное царство. Господь —Царь, и царство Свое имеет на земле и на небеси. И земные цари и земные царства помазуются от сего освящения, хотят быть не без Христа но со Христом. Человеческий род жаждет Царствия Божия на земле, ибо явлено оно в мире, и из дел Христовых, явлении Славы Его на земле ни единое не остаётся бессильным, не погасает ни единый луч света в мире, луч Фаворскаго света; и пребывает на земле слава царственного входа Господня.

Однако надо знать христианину, что не имеет пребывающего града земное царство, оно есть лишь прообраз и предварение, через него проторгается дух наш к Царствию Божию вечному. Господь вышел из града Своего воцарения чтобы войти в него для страдания, для вечной победы, и зовет к тому же и верных. Любите землю родимую, любите царствоотеческое, но чрез него и превыше него устремляйтесь туда, куда ведёт нас Господь, входящий днесь во святый град, к Царствию вечному: чрез Голгофу, к несению креста Своего, И поет Церковь ныне об этом несении своего Креста.

Днесь благодать Святого Духа нас собра, и вси вземши Крест свой Глаголем: осанна в вышних, благословен грядый во, имя Господне!

1927 г.

БЛАГОСЛОВЕН ГРЯДЫЙ ЦАРЬ ИЗРАИЛЕВ!

(Размышления в день праздника Входа Господня в Иерусалим)

Грядет идет, Христос ко Иерусалиму, яко Царь, седя на жребята осли, языческое бессловесие подклонити под ярем Отцу (Канон 2-ый понедельника Ваий, п. 1, тр. 2).

Праздник Входа Господня в Иерусалим имеет свои внешние и внутренние особенности. Внешне он является преддверием Страстной седьмицы и с нею как бы сливается, так же как и в предпразднестве своем (седьмице ваий) он сливается с памятованием воскресения Лазаря. Эта связь отражается и в тропаре праздника, где говорится не о входе Господнем в Иерусалим, но именно о воскрешении Лазаря: «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже». То, что явилось, по Евангелию от Иоанна (Ио. 12, 18), внешним основанием для торжественной Встречи народом Господа, вменяется как бы в самую силу празднования. Праздник этот, единственный из всех, не имеет попразднества, если только не считать таковым Страстной седьмицы.

Но и внутренно этот праздник срастворен с мыслю о вольной страсти и с шествием ко кресту, и царское величие здесь есть победа крестная, попрание смерти смертию: на престол херувимсте и на жребяти возседый нас ради и и ко страсти вольный достигий, днесь слышит детей, возглашающих осанна... Христос есть Царь, но царство Его не от мира сего, и Он являет Свое Царство в мире кротостью и послушанием распинаемой любви. Крест есть Его оружие, и пропятие на нем есть Его победа. Он ест Владыка твари, Творец и Промыслитель, Чудотворец и Воскреситель, Он есть Царь Царствующих, но Он ищет еще иного царства в творении, — не всемогущества, но любви, не власти, но жертвы, не покорения, но убеждения: не воинством, не силою, по Духом Моим, говорит Господь Саваоф (Зах. 4, 6). И знамение победы Его есть крест, — скипетр страдающего Бога, под сень которого все призываются: Днесь благодать Св. Духа нас собра, и вси вземши крест Твой глаголем: благословен грядый во имя Господне, осанна, в вышних (стих. праздника на Госп. возз.).

Господь вступил в мир, родился как Царь Иудейский и, как таковой же, Он приял и крестную смерть. Звезда Вифлеемская, возвестившая рождение Царя Иудейского, привела избранников, мудрых волхвов, поклониться Ему, и ответом мира было Иродово неистовство: избиение младенцев. Оно предназначено было для родившегося Царя, но еще не пришло время Его. Оно настало для Него тогда, когда Он сам совершил Свой царский вход, «нас ради па заклание грядый волею». И он Сам исповедовал себя Царем пред Пилатом, и это исповедание было запечатлено в надписи на кресте и явлено было в силе и славе в воскресении Христовом. Посему и во втором Своем пришествия и Страшном Суде именует Он Себя: Царь (Мф. 25, 3-1). Его звезда, ярко загоревшись на небе, быстро падает и гаснет в строгой и величественной скорби великих дней Страстей Христовых. В течение земного служения Христова всякое явление Его царственной власти над миром в чудотворениях потрясало их видевших, хотя и не всегда пробуждало в них добрые чувства. Обычно Господь и сам запрещал разглашать о Своих чудесах. Был случай, когда, после чудесного насыщения народа, хотели придти нечаянно взять Его и сделать царем» (Ио. 6, 15), но Он удалился. И обычно, хотя Он никогда не отрицал Своего царственного достоинства «Сына Давидова» но Он сокрывал Свою царственность под образом смирения Своего. Однако, пред Своею страстию Господь поступает иначе: совершив в присутствии народа потрясяющее чудо воскрешения четырехдневного мертвеца, Он не только не уклоняется от народного торжества, но напротив, как будто идет на встречу ему. Он сам посылает апостолов привести ослицу и осленка и, воссев на них, торжественно вступает во Святой град, встречаемый и приветстауемый как Царь: благословен Царь, грядый во имя Господне! (Лк. 19, 38). Это было всенародное явление Царя Иудейского, и Господь в этот день был по истине Царем в Иерусалиме. Это событие по важности своей было предуказано в пророчествах, которые раскрылись перед очами богодухновенных евангелистов: Радуйся зело, дщи Иерусалим-

ля: се Царь твой грядет к тебе, праведен и спасаяй (Зах. 9, 9). На это же указует Церковь в избранных для праздника паримийных чтениях кроме пророчеств Захарии и Софонии, здесь читается благословение Иакова Иуде, как дарственному корню: не оскудеет князь от Иуды и вождь от чресл его. (Быт. 49, 10).

Господь хотел явить Себя Царем ранее Своей вольной страсти, и Он во исполнение этого хотения совершил Свой царский вход, не по образу завоевателей и насильников, но как победитель смерти, царь кроткий и спасающий, покоряющий сердца, возлюбленный и царствующий силой любви. Это явление непосредственно было во ободрение и уверение учеников пред страшным испытанием веры во время вольной страсти Христовой, во внимание и снисхождение к их человеческой немощи. Однако, оно имеет и самостоятельное значение, ибо без такого явления не раскрылась бы в мире полнота боговоплощения. В данном отношении нынешний праздник имеет сродство с Преображением Господним, которому также присуща обращенность к вольной страсти («да егда Тя узрят распинаема, страдание уразумеют вольное», кондак Преображения). Господь завесой плоти сокрывал свет Божества Своего, Он «принял зрак раба» и не было в Нем «ни вида, ни величия» (Ис. 53, 2). Однако, должно было человечеству увидать Его Божество, хотя бы в лице избранных учеников, и Он явился пред ними в славе на горе Фаворской. Земля узрела Его свет присносущий. Подобно и царственное величие Его, как Царя Царствующих, которое всегда оставалось сокрыто в Учителе, не имеющем где главу подклонить, должно было воочию явиться на земле, — во свидетельство истины. Это земное явление Небесного Царя и совершилось во входе Господнем в Иерусалим, которое Церковь по важности события и выделяет, как двунадесятый праздник (хотя, казалось бы, так естественно было бы связать этот праздник с Лазаревым воскрешением).

Двунадесятые праздники, относящиеся к основным событиям в деле нашего спасения, имеют значение не только воспоминательное, но и совершительное. Сила их остается в жизни Церкви и действует в ней. Свет Фаворский, явленный в Преображении, по учению Церкви остается видим и ныне сего достойным. Христианство знает на земле не только гонения, скорби и крестную муку, но и победы и одоление. Воспитывающее и укрощающее сердца влияние Церкви в мире, которое проявлялось во все времена ее существования, не есть ли свидетельство об этом? Не есть ли оно явление власти Царя — Христа, хотя и не от мира сего, но и над этим миром? Таинственные пророчества Ветхого и Нового Завета содержат обетования не только о пришествии Царствия Божия за гранью этого мира, но и об явлении его и в этой жизни. Оно не становится оттого царством от мира сего, но однако не является и бессильным в этом мире. Напротив, оно должно быть явлено миру в той предельной силе, в какой он только способен его вместить, во свидетельство истины Христовой, еще прежде его конца. И оно бывало являемо миру в избранные времена его истории, в блаженные часы его. Но кто же решится сказать, что эти часы уже навсегда миновали, и что сила Царского Входа Господня се-

бя исчерпала, что действие ее лишь позади, а не еще впереди? И не окажеться ли такое слово лишь человеческим малодушием, которое ищет укрыться от исполнения долга под сень креста? Да не будет! Посему день праздника Входа Господня да явиться нам источником радостной бодрости и христианской надежды, да обновятся силы наши к деланию в вертограде Христовом, к работе для Царствия Божия и внутри нас, и вне нас, здесь на земле! Ибо на этой земле люди постилали одежды и взывали: осанна! И через путь земной прошел Христос, и мы с Ним восходим к славе Его. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом!

СИЕ ЕСТЬ БЛАГОСЛОВЕННАЯ СУББОТА.

(Размышления пред св. плащаницей).

Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше глаголя: и благослови Бог день седьмый. Сия бо есть благословенная суббота, сей есть упокоения день, в ночь же ночи от всех дел своих Единородный Сын Божий, смотрением еже на Смерть плотию субботствовав…

(Стихира вел. Суб. На Госп. Воззвах, - Слава).

Господь во гробе, и мы у сего гроба.., Еще единожды почил Бог от дел Своих и вкушает покой субботний. Небо и земля в трепете приникли к Господнему гробу. В сей торжественности тишины, внятности молчания, светлости: печали созерцает, плачет, молится и наша бедная душа. Люди однажды убили пришедшего на землю Бога, но и доныне они непрестанно Его убивают. Пред лицом этого гроба нет места бессильной самозащите, ибо проницает вся сокровенная души свет его, и мы видим в этом свете свою немощь, злобу, падения. Мы, люди, вонзаем шипы в Его Чело, все и, каждый, делом или неделанием. Или мы лучше тех, которые тогда Его оставили, от Него отреклись, в Нем: усомнились, Его мучили и распинали? Нам только не суждено было этого испытания, внешне мы его миновали, но от того не стали свободны и мы от преступного соучастия: в лице тех богоотвергшихся, слепых и ожесточенных, богоубийство совершил род человеческий, в пленении у князя мира сего.

Господь — человеколюбец. Он пришел спасти Свое создание, воззвать к жизни в землю падшее и умирающее зерно. К нам, таким, каковы мы есть, к богоубийцам, человекоубийцам и самоубийцам, пришел Бог и нас ради вкусил крестную смерть. Человеку-ли убить Бога? не легионы-ли ангелов готовы в защиту Его? не испепелится ли от гнева Его всякое создание? Но Он пребыл беззащитным пред убийцами и не воспротивился смерти. Отец послал, и Сын пошел — приять смерть. Ум разрывается в противоречии изнемогает пред тайной.

Господь — человеколюбец. По образу Своему сотворил Он человека, для славы Своей, превыше всех тварей возлюбилего первозданную нерастленность. Но как возможна любовь к человеку пад-

шему, в котором обнажилось зияющее ничтожество твари? Как можно меня любить? И однако к человеку падшему, ко мне и ради меня пришел Сын Божий, и Он умер для меня и со мною, чтобы меня, как и всякого человека, спасти. Невместима для нас мера любви Божией и снисхождения, ибо всех Бог заключил в непослушание, чтобы всех помиловать (Рим. 11, 32), и для всех и за всех почиет Господь в гробе. Сей гроб есть откровение любви Божией к человеку, есть дар ненасытной жертвенности ее: отдать все для любви, чтобы ничто не осталось неотданным. Больше сея любви никто же имать, да кто душу свою полоть за други своя (Ио. 15, 13). И се Творец, прияв человеческое естество, жизнь Свою полагает за Свое творение.

Господь сотворил мир шестодневно и почил в день седьмый от дел Своих, сия — первая суббота покоя Божия. Господь дал самобытность миру в человеке, который свободой своей может отпасть с Него, к этой свободе Господь подклонил Свое всемогущество. Мир Божий возмятежился на Бога и остался вне Его. Чтобы спасти мир, возвратить его к Себе, Сам Бог снизошел в мир и вочеловечился, Бог Сам соделался творением, соединившись с ним. Бог приял страдание человеческой жизни. Он изнемогал немощью человеческой плоти (Мф. 26, 42), Он страдал от человеческого греха и демонской злобы (Мф. 17, 17), Он изведал человеческую скорбь смертного естества (Мф. 26, 38, Ио. 11, 33, 35). Кроме греха Он познал все человеческое. Бог не оставил человека в смерти, вместе с ним Он прошел чрез ее врата. Бог умер человеком ради человека, и се предлежит нам «во гробе плотски». Жадное ничто, из которого создан человек от греха обнажившееся, разверзло зев и внесло смерть в творение. Стало смертно человеческое естество, но Бог не воспротивился и для Себя этой смертности. Ад на удицу смертного естества приял самого Бога. Ничто, тьма кромешная, после сотворения мира еще раз предстала пред Богом, и Он светом Своего воскресения облистал эту тьму. Сомкнулся круг творения. Окончен труд Божий спасением мира, — не во всемогуществе силы Его, но всемогуществе жертвенной любви. Наступил новый покой субботний: Господь, почивший от дел творения, почил и от дел спасения. Сей гроб, мнимая победа, смерти, - есть победа над смертью. Нет мрака смерти, ибо в ней таится свет воскресения, светлый покой божественного субботства. Врата ада отверсты, путь пройден и освящен, ибо с нами Он и в смерти, и в ней мы не оставлены Любовью.

Смерть Бога... Она — высший дар и предельная жертва от Бога любви Богу правды. Бог как Творец пред Собой ответствует за Свое творение. Сотворяя мир, Он предвечно приносит за него Агнца, закланного от создания мира (Ап. 13, 8). Бог тако возлюбил мир, что не пощадил для него Сына Своего (Ио. 3, 16). Бог совершил мир сначала всемогущим Словом Своим, а затем и крестною смертью Слова. Отец посылает Возлюбленного Сына на нее, и Он вольно грядет сотворит волю Отца, помазанный Духом Святым.

Ум немеет пред жертвоприношением любви Божией, мир творящей и за него самораспинающейся. Любовь Божественная, предвечно в себе жертвенная, изливается жертвенностью своею миру, вся тварь, горняя и дольняя, ужасается нестерпимого зрака сего. И в этом самопропятии Божием дается непреложный ответ вопрошанию о всякой человеческой скорби и страдании: жертва Бога для мира больше всякой человеческой скорби, и она есть жертва любви спасающей. Да утихнет у этого гроба печаль о мире, да умолкнет ропот сердца человеческого!

Но как же Бог, предвечный и преблаженный, может страдать и умереть человечески? Для того Он и стал человеком, приобщился Своему творению, чтобы его жизнь сделать и Своею жизнью, помочь ему не извне, но изнутри, в нем самом, и прежде всего принять на Себя Самого всю тварную немощь, все человеческое страдание. Он стал братом нашим, чтобы соделать нас, как Он, сынами Божиими. Он приял наше страждущее, смертное тело, чтобы прославить его Собою. Вместе с полнотой человечности, Он принял и грех этой человечности в его богоотверженности. Единый Безгрешный не ведал отравы греха, но Он изведал всю силу его чрез Свое человеческое естество, единое с братией Его. Он познал всю тяжесть страдания от чужого греха безмерностью Своей состраждущей любви. В Своем Лице Он соединил всех. в Своей природе вместил все, чрез Него же бывшее (Ио. 1, 3). Бог не может ни примириться с грехом, ни простить его, оставив его без гнева Своего. Но Сам же Бог вочеловечившийся приносит Богу в жертву умилостивления и искупления все Свое человеческое естество: и святейшую душу Свою, вкушавшую духовную смерть от тяжести грехов, и пречистое тело Свое, вкусившее крестную смерть. Он приемлет со-страдание с человеком и страдание за человека. В Гефсиманской ночи, венчающей Его жизнь на земле, силою сострадательной любви Он пережил скорбь от всего человеческого греха в настоящем, прошедшем и будущем, во всей его отвратительности и мучительности. Он принял в Себя все угрызения человеческой совести и мертвенность греха, и из глубины ее молился Отцу с сильным воплем, со слезами (Евр. 5, 7). То была плачущая, стенающая и молящаяся совесть всего человечества, ответствующая за всякий грех, на нем тяготеющий. Подъять эту тяжесть не под силу никому из человеков, токмо Единому Безгрешному Человеку и Богу. Но подъемля ее на Себя, Он обессилил грех для самих грешников, Собой заслонил человека от гневного Лика Божия, примиряя его с Богом, умилостивляя Бога. Всякий грех человеческий оплакан во тьме Гефсиманской ночи и погружается в нее. Но грех, вливающийся со всех сторон в Его безгрешную душу и терзающий ее богопротивностию своею, восстал со всею силою своею и против Него самого, вселившегося в царстве греха. Слепые слуги его возъярились на Христа, чтобы совершенно истребит Его с лица земли. В этом противоборстве есть внутренняя необходимость, к нему подготовлял Господь учеников Своих, предваряя их, что Ему надлежит быть предану в руки грешников и быть убита от них. Победа над воинствующим злом не осущест-

вима без его противоборства. И Господь вкусил полную чашу страданий: в ней срастворились малодушная измена друзей и лютая ненависть врагов, — грубая свирепость воинов и утонченное издевательство вождей, — холодная жестокость закона и исступленное ожесточение народа, — а над всем этим последняя бездонная печаль одиночества в поединке со злом всего мира и его князем: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил? (Мф. 27, 46).

Но все самые ужасные мучения души и тела не могли еще исполнить меры без того, чтобы не приразился к Нему и последний, а вместе и первый враг человеческого естества — смерть. ее не существовало, как необходимости, для Его безгрешности, но Он вольно ее приял, чтобы принести Свою жизнь как высшую и последнюю жертву Богу. Никто не отнимает (жизнь Мою) у Меня, но Я Сам отдаю ее (Ио. 10,18).. Он отдает ее во свидетельство безграничности жертвенной любви Божией, в победу над смертью. Тело и кровь, в которых жизнь наша, ест наша полная и исключительная принадлежность. Их отдать, — преломить Тело Свое и излиять Кровь Свою, значит Себя отдать. В крестной смерти полнота силы боговоплощения. Кожа за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что у него (Иов, 2, 4), говорит сатана об Иове, и се зде Бог отдает за человеческое естество Свое Тело и Кровь. Бог умирает, смертию смерть поправ...

Любовь Божия исчерпала все свои жертвы. Совершишася (Ио. 19,30): в творении спасение, в осуждении искупление, в отвержении примирение, в смерти воскресение. Бог упокоился от дел Своих и к Себе в божественный покой призывает человека, да подвигнется он к пути спасения и не ожесточит сердца своего. Убо оставлено есть субботство людем Божиим. Вшедый же в покой Его, и той ночи от дел своих, якоже от Своих Бог (Евр. 4, 9-10).

ВЕСЕЛИМСЯ БОЖЕСТВЕННЕ!

«Радость моя в вас будет и радость ваша ис-

полнится (Иоан. 15, 11).

Приидите…. божественного веселия…. Царствия Христова приобщимся (Пасх. Кан. п. 8, тр. 1-ый).

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

В пасхальную ночь, когда крестный ход, обойдя храм, останавливается перед закрытыми дверями, в душах проходит неуловимое во времени, но духовно значительное мгновение некоего недоумевающего, вопрошающего молчания: «кто отвалит нам камень от двери гроба» (Мр. 16, 3)? и явится ли гроб пуст, ибо воскресе Христос? И когда отверзаются двери пред знамением креста и входим в сверкающий огнями храм при пении ликующего пасхального гимна, сердца наши заливает радость, ибо Христос воскресе из мертвых. И тогда совершается пасхальное чудо в душах наших. Ибо мы «видим Христово воскресение». «Очистив чувствия» зрим «Христа блистающагося» и «приступаем исходящу Христу из гроба яко жениху». Мы тогда теряем сознание того, где мы находимся, выходим

из себя самих в остановившемся времени, входим в субботство «покоя народа Божия» (Евр. 4, 9-10). В сиянии белого луча пасхального погасают земныя краски, и душа зрит только неприступный свет воскресения»: «ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя». В пасхальную ночь подается человеку в предварении уведать жизнь будущего века, вступить в царство Славы, в царствие Божие. Не имеет слов язык нашего мира, чтобы выразить в них откровение пасхальной ночи, ибо она есть тайна будущего века, которого «язык-молчание». Радость совершенная, подаваемая в эту ночь по обетованию Господа, есть Дух Святый, являющий нам волею Отчею Христа воскресшего. Дух Святый есть сущая радость во Св. Троице, Отца о Сыне и Сына об Отце, и Он есть радость в нас о воскресении Христовом. Им зрим мы воскресшего Христа, Он есть в нас Свет Христова воскресения. Пасха не есть для нас один из праздников, но «праздников праздник, торжество из торжеств». Все двенадесять великих праздников дают нам ведение Царствия Божия, в делах Божиих, как событиях этого века, Пасха же не есть память о подобном событии, ибо обращена к веку грядущему. Пасха есть на земле преддверие явления славы, о коей молил Отца Христос в первоосвященнической молитве Своей, — небесного Иерусалима, который сходит в свершение времен, по пророческому видению, с неба на землю: «светися, светися новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия». Пасха есть жизнь вечная, состоящая в боговедении и богообщении. Она есть правда, мир и радость о Духе Святе. Было первое слово воскресшого Господа в явлении женам мироносицам: «радуйтеся» (Мф. 28, 9), и слово Его же в явлении апостолам: «мир вам» (Лк. 21, 36; Иоан. 20, 19, 29).

Жизнь будущего века не есть простое отрицание этого века с его уничтожением, но увековечение всего, что в нем того достойно, как и вечность ест не забвение или упразднение времени, но остановка его изменчивого бега. Прославление твари в воскресении совершается силою Божиею, однако же в собственной ее жизни подвигом самоотречения. Ибо Воскресение Христово происходит силою Его вольного страдания и крестной смерти: «Смертию смерть поправ». Победа над смертью совершается изнутри, самою смертью. Жизнь этого мира до конца изживается в истощании смерти Христовой, как и смерть, до конца изведанная и пережитая, уже бессильна Его удержать (Д. Аи. 2, 29), ибо она сама в Нем истощается: «где твое, смерте, жало»? (I Кор. 15, 55), «поглощена смерть победою» (54). Воскресение есть не сотворение новой жизни, но победа над смертию в самой смерти, вечная жизнь, воссиявшая из смерти, «исходящую Христу из гроба, яко жениху». Воскресение Христово есть поэтому и увековечение Его спасительной смерти, которая венчает Его искупительную страсть и весь путь воплощения. Воскресение Христово есть крестное ибо совершается Крестом, силою жертвенного подвига любви и послушания. «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение Твое поем и славим». В попрании смерти, в победе воскресения крест есть основание и сила радости воскресной. Блаженство рая хранит память о просветленном и преодоленном страдании, как и свет есть

победа над «тьмой верху бездны», как Божий мир облекает красою и строем «землю пустую и безвидную». Сей век сохраняясь преходит в будущий, преображается в него, как преобразилось в воскресении земное тело Господа Иисуса. Тело воскресшего Господа хранит в себе язвы гвоздиныя и ребро прободенное, как свидетельство своего самотождества, в этом единстве жизни сего и будущего века и раскрывается сила Христова воскресения.

Образ воскресения начертан в природе, и печать его в весеннем ее воскресении. Из земли после зимняго оцепенения весна подъемлет живые ростки, острыми иглами выходят из неё новые побеги, и они наливаются соками жизни. Весна одевается пестрой одеждою воскресения под живящими лучами солнца. И каждая весна природы пророчествует о грядущей весне всего мира. Смерть природы, побеждается теплом жизни, и пасха природы естественно дает место пасхе христианской. И как зима трудным путем своим ведет к весне, так и в христианской жизни дни Четыредесятницы и Страстной седьмицы вводят в св. Пасху. Иногда хотят люди избежать этого пути, не изведав, не пережив Страстной седьмицы. Но их чувства остаются неоткрытыми, в их душе не оказывается свечи для возжения пасхального света. Ибо «вчера спогребохся Тебе совостаю днесь, — воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера». Блажен, кто может в сердце своем повторить эти слова пасхальной песни. Радость есть увенчание скорби, свет велий во тьме и сени смертней возсиявает, смерть побеждается смертию, и пасхальное торжество есть духовный плод печали и постного подвига. После зимней печали зовет душу невесту Жених: «встань, возлюбленная моя, прекрасная моя выйди» (П. П. 2. 10).

Лучи света Христова воскресения проницают всю вселенную. В нем живы для нас и усопшие, им шлем мы пасхальное приветствие, как весть о воскресении, которую они по своему ведают. Не одна одушевленная и разумная тварь приемлет силу воскресения, но вся вселенная воскресает в теле Христовом, ликуя радостью пасхальною. «Небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется, да празднует же весь мир видимый и невидимый». Вещему взору явно в природе взыграние радости пасхальной: и солнце «играющее», и воздух, и воды, и растения озарены лучами божественного веселия. Воскресающий дух человеческий не может вне себя находить мертвеющую, не воскресшую е ним природу, и он зовет ее к Христову воскресению.

Пасха есть радость евхаристическая. Господь не разлучился от нас в Вознесении, но оставил нам связь с Ним в св. причащении. Вкушая хлеб небесный и чашу жизни, мы осязаем являющагося Христа и Его воспеваем тогда гимном воскресения. «О, пасха велия и священнейшая Христе, о, мудросте и слове Божий, и сила! подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни царствия Твоего». Пасхальное торжество уже есть этот невечерний день, и радость пасхальная роднится с радостью причащения. Верующие напоены Христом, Господь близок с нами, Он нам является, как являлся апостолам до Вознесения. Пасха есть нарочитое таинство, по-

даваемое Церкви Духом Святым для ведения воскресшего Господа: «воскресение Христово видевше поклонимся Господу Иисусу».

Пасха есть радость о Церкви, ее силою мы обретаем себя в Церкви, в единой жизни единого тела, тела Христова. Что остается обычно только призывом и обетованием, предстает ныне, как высшая действительность. Радость церковная дает нам видеть друг друга в Боге и радоваться чрез то о ближнем своем, как свойственно любящему о любимом. Пасха исполняет нас Духом Святым, который есть радость любви. Сей дар подается мужам духоносным в воздаяние подвига их. В душе преп. Серафима всегда сияла Пасха, и пасхальным приветом: «Христос воскресерадость моя», встречал он приходящих. И в нас, угрюмо-сумрачных и скупых на ласку, открывается в эту ночь сердце ликованию любви, в пасхальном целовании и приветном благовестии: Христос воскресе! В этом свете гаснут личные обиды, исчезают недобрые чувства. Разве любящим можно не прощать и разве не высшая радость любви прощение? Оно уподобляет нас Богу, прощающему блудного сына, венчающему его в брачном пире. Пасха ест общее прощение в радости любви. В любви пасхальной постигаем мы любовь Божию, превосходящую всякое разумение. В этом свете нет места мраку и тени. В огне ее все плавится и соединяется. «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга обымем. Рцем, братие, и ненавидящих нас простим вся воскресением». Пылает сердце радостью любви, которою оно горело у двух учеников, когда они видели и слышали Его идущим с ними на пути. Се и ныне Он среди нас, невидимо видим. Аминь.

СМЕРТЬЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ.

(Диптих).

«Крепка как смерть любовь» (П. п., 8,6).

Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего, чтобы мир спасен был чрез Него (Иоан. 3, 16-12). Сын совлекся славы Божества, «сошел с небес», вочеловечился и понес всю тяжесть жизни грешного мира. Он пребыл послушен воле Отчей в проповедании и в делании, — в страдании и в терпении. «Господь возложи на Него грехи всех нас» (Ис. 53, 6). Изнемогая под тяжестью этих грехов, вопиял Безгрешный: «Прискорбна душа Моя даже до смерти», «если возможно, да минует Меня чаша сия». Но чаша не миновала. «Господу угодно, было поразить Его и Он предал Его на мучение» (Ис. 53, 10). И это была смертная чаша. Отец послал Единородного на смерть за люди Своя, и Сын пошел принять эту смерть. Богочеловек умер, -— «за всех и за вся»...

Смерть Бога не вмещается в нашу мысль, но ее разрывает. Ибо Бог есть Жизнь, и Христос Сам назвал Себя Жизнью, и вот —

Жизнь во гробе. «Животе, како умираеши»? В смерти Христовой мы поклоняемся предельной тайне Боговоплощения, жертвенного самоумаления Божества, и она есть сила любви Божьей к человеку. Эта смерть есть исчерпывающая полнота, а потому и предел для жертвы любви, связанный с концом ее страданий. Последния иначе стали бы «вечными» муками. Жертва Христова не знает для Себя никаких границ. Сын всего Себя, всю Свою жизнь отдал на жертвенное послушание, и однако беспредельная длительность его противоречила бы его полноте, ибо при ней не могло бы быть отдано все, а Сыну надо было это все отдать. Жертва Божественной любви не терпит ограничений: тако возлюби Бог мир... Только смерть могла вместить эту полноту жертвы, она все в себя включает, и самого жертвующего.

Но разве смерть не была противуестественна для Единого Безгрешного, ибо Бог смерти не сотворил, и грехом вошла она в мир,? Смерть не имела власти над Безгрешным, но она могла, быть вольно принята, попущена как насилие князя мира сего. И тем смертнее была эта смерть. Смертная скорбь ее — «прискорбна есть душа Моя даже до смерти» — была скорбью всех скорбей и болезнию всех болезней. Бог для принятия смерти должен был совлечься Божества, как бы перестать быть Богом... «Боже Мой, Боже Мой, вскую Меня оставил»! — таков крестный вопль умирающего Бога, — Бога, оставленного Богом. Как будто Сам Дух Св., Жизни Податель, должен был Его «оставить», чтобы эта смерть «совершилась».

Грех Адама явился смертоносен для всего мира, которого он был средоточием. И смерть Богочеловека, испустившего дух на кресте, также была новою смертью всего мира и судом над этим миром, она была всей полнотой смерти: солнце померкло, и земля содрогнулась, и тьма опустилась на землю в час крестного истощания. Это была как бы смертная судорога всего мира. Смерть ветхого Адама явилась плодом его самости, отделившей его от Бога, он не мог уже удержать в себе жизнь своею собственной силой, смерть стала для него горькой необходимостью. Но Сын Божий, победивший в Своем человеческом естестве смертоносную самость, имел власть над жизнью. «Никто не отнимает ее от Меня, но Я сам отдаю ее, власть имею отдать ее» (Иоан. 10, 18). Богочеловек Сам вольно принимает смерть в жертвенном самозаклании. В нем «совершишася», все отдано любви к миру, и более нечего уже отдавать и нечего более совершать. Эта вольная смерть есть любовь, победившая самость.

Наступает торжественный покой Благословенной Субботы. Первая суббота Божия венчает свершение творения, вторая суббота Бога во гробе венчает жертвенное истощание. Разлучение души с телом в смерти противоестественно человеческому естеству, оно есть отрицание, ущербность жизни, — и не только в тоске умирания, но и в скорби смертного покоя. Жизнь в смерти ест «ад», и смерть Богочеловека явилась также «сошествием во ад». Но для Того, над кем смерть лишена власти, но была лишь попущена вольным приятием, и сошествие во ад явилось продолжением Ею служения. Солнце взошло в полночной стране, во тьме и сени смертней «Егда сошел еси к смер-

ти, животе бессмертный, тогда и ад умертвил еси блистанием Божества». Во аде прозвучало слово Жизни, тени обестелесненные услышали благовестите Христово. Солнце совершает свой путь и в стране закатной.

В тридневное пребывание во гробе Господь вкушает смерть вместе с человеческим родом, ее разделяет с ним. И эта смерть не есть сон бездействия, но продолжающееся служение, непрерывающееся послушание воле Отчей. Эта смерть есть любовь. Во гробе Христовом умерщвляется самость, упраздняется жало смерти, умирает смерть. Эта смерть бессмертного есть преодоление смерти, ибо сила смерти самость, а смерть Христова — любовь. Любовь крепка как смерть, но она сильнее смерти.

II.

«Жизнь жительствует». (Св. Иоан. Златоуст).

Как возможна смерть, которой Бог не сотворил? Смерти нет, ибо ест только жизнь, жительствующая жизнь от Жизни Подателя. Смерть принадлежит небытию, «из» которого, или «поверх» которого Бог создал мир. Небытие преодолено в творении творческою силою Божией. Однако оно подняло голову, получив для себя место в творении, и тем небытие стало относительным бытием в тварной самости, своевольно отпавшей от Бога. И эта сила небытия, жизнь его в твари есть смерть. Тварь закрылась от полноты даров Жизнедателя и чрез то впала в смертность. Смерть стала жесточайшим уделом всего человеческого рода, который не может от неё защититься своим противлением своим самоутверждением. Она стала для него горчайшей необходимостью. Но смерть Христова не была необходимостью и не была плодом самоутверждения. Напротив, это была вольная смерть, принятая любовью, чтобы спасти род человеческий. Такая смерть несет в себе внутреннее противоречие, она теряет свою силу и право; она подкашивается в своей основе, которая есть самоутверждение, любовью побеждается самость твари. И потому «смерти невозможно было удержать Его» (Д. А. 2, 24).

Вольная смерть уже таит в себе силу воскресения. Она есть последняя победа духа над косностью вещества. Духовный человек свободен и потому всесилен, ибо ему Сам Бог возвращает силу жизни, и он достоин и способен ее принять. Посему «Бог воскресил Сына Своего Иисуса» (Д. Ап. 3,15). Пред лицом надвигающейся смерти, хотя и вольно принятой, но подлинной и непризрачной в мертвящем могуществе своем, и Он оставлен был силой Божией, силою Духа Св. Но это было спасительное оставление, ибо оно открывало дорогу для спасительного подвига смерти. Для того, кто совершил последнюю победу любви к Богу и человеку, явил последнее послушание воле Отца, это оставление было и последним испытанием, как и последней победой, — победой смерти над смертью. Принявший вольную смерть после Своего оставления Богом приемлет от От-

ца силу Св. Духа в воскресении (Римл. 10, 9; 6,4). Это ниспослание Духа Св. после оставления и как бы вместо него есть новое творческое действие Бога в мире, новое творение, которое не было возможно односторонне, силою Божьяго всемогущества над человеком. Оно требовало для себя участия и самого человека, которое и совершилось в лице Богочеловека. Нужно было, чтобы Воскрешаемый из мертвых был и Воскресающим явился способным к вкушению воскресения силою Своей духовной победы над смертью через ее приятие. Воскресение Христово было действием Богочеловеческим, — Бога в человека и человека с Богом. Воскресение есть образ Пятидесятницы Христовой, сошествие Жизни Подателя Духа Св. на Божественного мертвеца. В первородном грехе ветхого Адама Дух Божий оставляет человека, и его постигает смерть. Новый Адам принял на Себя это оставление, но в смерти Его Дух Божий возвращается к человеку; и его достоянием становится жизнь воскресения. Во Христе со-умирает все человечество ветхого Адама для того, чтобы с Ним со воскреснуть, обрести новую жизнь. Эту новую жизнь получает оно в Пятидесятнице, которая, в числе других даров, таит в себе силу грядущего всеобщего воскресения. Пятидесятница есть сила Христова Воскресения, она ест вечная жизнь, дарованная Христом. «Как во Адаме все умирают, так и во Христе все оживут» (I. Кор. 15, 22). Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...

РАДОСТЬ РАЗЛУЧЕНИЯ.

И тии поклонишася Ему и возвратишася в Иерусалим с радостию великою (Лк. XXIV , 52).

Господь на Тайной Вечери прощался со Своими учениками пред вольной страстию Своей. Но не только в Голгофской смерти относилось это прощание. Господь говорил тогда и о том, что Он идет к Отцу Своему уготовать там место ученикам (Ио. ХIV, 3), и что лучше для них, чтобы Он пошел, иначе Утешитель не приидет к ним. И еще сказал: если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что — Я сказал: иду ко Отцу (ХIV, 28). Во всех этих словах говорилось не о ближайшей разлуке в страданиях и смерти, но о последнем разлучении в Воскресении Христовом. Этих всех слов не могли вместит тогда ученики (ХVI, 12), но они путем многих скорбей и после новых откровений, которые имели от воскресшого Господа, приблизились к горе Елеонской, созрели, дабы приять Вознесение и возрадоваться радостью разлучения с Господом. Не так-ли Господь всегда ведет и воспитывает сердце человеческое от временного к вечному, от обладания к разлучению и; и паки приятия?

Зачем вознесся Господь? Отчего Он не остался жить посреди нас, являясь нам, назидая, чудотворя, ????? над нами? Отчего – повторяя вопрос апостолов на пути ????? – во время сие не восстановил Он царствие Израиля (??? ??7)? эти вопросы подсказываются лишь нашей слабостью, ???????, стремлением опереть-

ся на внешнею силу, но не нуждами нашего спасения. Господ же пришел спасти нас от власти мира, но не отдать нас в нее окончательно. И вознесся Он также, как и воплотился, ради нашего спасения, в его исполнение. К тому была внутренняя необходимость для завершения дела Христова в Его вочеловечении. Господь не мог оставаться на, земле долее того 40-дневного срока, в который совершалось таинственно окончательное прославление и приуготовление к Вознесению Его воскресшего Тела. Как сорок дней готовился Он в пустыне к земному Своему служению, так сорок дней протекли и до Его Вознесения. Доколе Господь оставался на земле, не было еще завершено дело спасения и обожение человеческого естества. Господь пришел «яже на земли соединить небесным» (кондак), для этого Он сошел с небес и воплотился от Девы Марии, но, будучи истинным Богом, «един сый Святыя Троицы», Он имел пройти и обратный путь Своего нисхождения. Небеса, открывшиеся для Его схождения к твари, должны были открыться и для обратного восхождения Плотоносца. Если бы Господь пребыл на земле и не возвращался бы на небо, это означало бы, что человеческому естеству нет дороги в небесное, и Приявший его тем отделился бы от Святыя Троицы, как бы оставшись бессильным обожить и прославить человеческое естество. К таковой хуле ведет мысль малодушная. Но Сын Божий получил «власть над всякою плотию. да всему даст Он жизнь вечную» (Ио. ХVII, 2), а посему и молит Он в первосвященнической молитве Отца, «да прославишь От Его славой, которую имел Он у Него прежде создания мира» (ХVII, 5). Это сказано о грядущем Вознесении. «Ныне же к Тебе иду и: сие говорю в мире, чтобы они имели в небе радость совершенную» (Ио. ХVII, 13), — радоси Вознесения. Вознесение на небо и одесную Отца седение означает полное и окончательное спасение и обожение человеческого естества: нет разделения небесного и земного, ибо в небесах сидит на престоле Бог, носящий человеческую плоть. Вознесение есть сила Рождества Христова, ибо знаменует нерасторжимость божеского и человеческого естества. Вознесение ест сила Воскресения, которое не завершилось бы, если бы Воскресший не обрел Себе власти вознестись на небо с пречистою Своею плотью. Вознесение ест прославление человеческого естества: «и славу Твою, которую Ты дал Мне. Я дал им... Отче, которых ты дал Мне хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал мне, потому что возлюбил Меня прежде окончания мира» (Ио. ХVII, 24). Вот что означает в любви Божией к миру вознесение Христово. Но не только завершение искупительного дела Христова соделывает Христово Вознесение, но оно пролагает путь к схождению в мир Духа Утешителя, к созиданию на земле Церкви Христовой. Вознесение есть основание и предварение Пятидесятницы, «Господь вознесся на небеса, да пошлет Утешителя миру» (стихира на Господи воззвах).

Господь предварял на Тайной Вечери учеников Своих: ”уне есть вам, да Аз иду. Аше бо не иду Аз. Утешитель не придет к вам: аще же ли иду, послю Его к вам» (ХVI, 7), и о том же

Он подтвердил им пред самым Своим Вознесением: «приимите силу нашедшу Духу Святому на вы» (Д. А. I, 8). Непостижима для человека тайна — жизнь Святой Троицы, как и связь ниспослания Св. Духа с Вознесением Христовым. Однако нам явлено значение этой тайны в деле спасения нашего. Дух Святой осуществляет чрез Церковь дело спасения человеков, совершенное Христом, и начало сего исполнения стало возможно лишь после полного завершения этого дела. Доколе не совершилось Вознесение, не наступило время схождения Третьей Ипостаси, путь для него пролагается лишь Вознесением. Дух Святой имел излиться на Церковь, как Тело Христово, прославленное и обоженное. И Сам Дух Святой, соделывает небесное земным, сообщает силу этого обожения всей твари. Посему непреложно значение Вознесения на путях домостроительства нашего спасения. И празднуя Вознесение Христово, мы любящим и благодарным сердцем славим любовь Божию к Своему творению, которая не знает границ, ибо ради его спасения Сын Божий оставлял славу Свою, уничижается до зрака человеческого, но и этот зрак человеческий искупив, возводит в славу Свою. Изумевает ум пред безмерностью любви Божией, прославляющей человеческую природу седением одесную Отца, в недрах Святыя Троицы, в лице воплотившегося Сына Божия.

Но и в самом разлучении проявилась любовь Божия к людям. Лишая их внешнего с Собою общения, Господь охраняет их свободу, Он не хочет связать их Собою, Он не хочет быть для них внешней властью и непогрешимым повелителем. Он сохранил за ними всю свободу хотения, веры, любви, и те, которые ищут в делах веры лишь велений внешнего начальничества, противятся Христову Вознесению. Но Он обещал пребыть с нами всегда, ныне и присно и во веки веков. Он дает зреть Себя очами веры, вкушать Себя в Теле и Крови Христовых. Он ниспослал нам от Отца Духа Утешителя, который научает всякой истине и напоминает все, сказанное Им. Таинственно Вознесшийся Господь пребывает с верными в Церкви Своей, живет в них. «Не оставлю вас сиры прииду к вам. Еще мало, и мир ктому не увидит Мет, вы же увидите Меня: яко Аз живу и вы живи будете» (Ио. ХIV, 8-19). Так говорит в лице апостолов всем верующим Господь. Но они должны возлюбить Вознесшегося и уже невидимого Господа более, нежели все видимое очами, и должны взыскать Его, подъявши крест мироотречения. Когда ученики говорили между собою, что же значат эти непонятные Его слова: «вскоре не увидите Меня и паки вскоре увидите» — как можно увидеть невидимого, вознесшегося Господа, — Он сказал им с особой силой: «аминь, аминь глаголю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет». Подобно рождающей женщине, «и вы же печаль имеете убо ныне: паки же узрю вы и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возьмет от вас» (Ио. ХVI, 20, 22-23). И ради этой радости совершенной, ради любви к Господу, нужно быть готовым пойти вслед за Ним, навстречу Его Вознесению: «желание имый разрешитися и со Христом быти, как свидетельствовал о себе апостол Павел. Господь вознесся от нас не

для того, чтобы скрыться от нас, но чтобы привлечь нас к Себе, вознести нас за Собою: «и аще вознесем буду от земли, вся привлеку к Себе (Ио. XII, 32), глаголет Господь. Любовь к дальнему и к ближнему, к Вознесшемуся и в нас Живущему, любовь как тайна души, сокровенность сердца, как совершающееся таинство богообщения дает нам Светлое Христово Вознесение. О радостное разлучение, о светлая встреча!

Возносясь Господь оставлял мир и человеческий род иными, нежели они были, когда Он к ним нисходил. Земля та тогда была земля проклятия, и род человеческий — чада гнева. Но эта земля носила Его, зрела Преображение Его, хранила Его тридневно в недрах своих и просветилась Воскресением Его. И роду человеческому дана область чадом Божиим быти, верующим во имя Его (Ио. I, 12). Благословение Божие дано творению: ”извед же их вон от Вифании и воздвиг руце Свои и благослови их. И бысть егда благословляше их, отступи от них и возношашеся на небо» (Лк. ХХIV, 50 51). Господь вознесся благословляя: Он благословил учеников Своих и в их лице род человеческий, Он благословил земли и воды, воздух и все исполнение их. И это благословение почиет на мире, спасенном, искупленном и снова благословенном. Мир помнит и хранит это благословение.

Ученики Христовы проходили долгий и трудный путь, приведший их вместе с Учителем к горе Вознесения. Было время, когда они, хотели построить три кущи, чтобы там удержать Его и остаться с Ним. Было, когда они, ужасаясь перед грядущими страданиями, в страхе и смятении покинули Его, предавшагося в руки грешников, и по смерти Его пребывали «плачущими и рыдающими», так что Сам Господь, явившись им, «поноси неверствию их и жестосердию их» (Мк. ХVI, 10, 11), и с трудом преодолевалось сомнение их даже при явлении Воскресшего (Мф. ХХVIII, 17). Но за эти сорок дней, когда «Он являлся им и говорил о Царствии Божием» (Д. А. 1, 3), отверзая им ум разумети писания (Лк. ХХIV, 45), Господь возвел их к высшему постижению путей Своих и приуготовил их к Вознесению Своему, к последнему разлучению. Правда, как последний отголосок угасших мечтаний, еще звучит вопрос их, когда Он предварял их о наступающем крещении Духом Святым: «не в это ли время возстановляешь Ты Царство Израиля?» и строгим отклонением самого вопроса, — «не ваше дело знать времена или сроки» — явился Его ответ. Но это была уже бледнеющая тень прошлого, последнее искушение, через которое перешли ученики. И когда Господь вознесся, и вместе с Вознесением должна была угаснуть последняя надежда на земное царство, «тии поклонишася Ему и возвратишася в Иерусалим с радостию велиею» (Лк. ХХIV, 52), они возросли уже до радостного разлучения. Они лишились земного явления Христа, для того, чтобы встретить Его и чаят Его в небесах, согласно реченному им двумя мужами в белой одежде: «сей Иисус, вознесыйся на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его, идуща на небо» (Д. А. I. II).

Когда мы взираем на небо, душа наша расширяется и помышля-

ет о горнем. Она чувствует в небесах след возносящегося Господа, она помышляет со страхом и трепетом, но и радостию велиею о грядущем явлении Его. Молитва наша, верою собравшихся днесь у горы Елеонской, да будет едина с первенствующей Церковью, единого чаявшей, — пришествия Господа: Ей, гряди, Господи Иисусе! Вознесыйся на небо, Господи! Научи Сам нас молиться о Твоем пришествии, пошли Духа Твоего, вопиющего в сердцах наших, воспламени любовию Твоею. Научи взывать Тебе: Ей, гряди, Господи Иисусе!

1925 г.

ПЯТИДЕСЯТНИЦУ ПРАЗДНУЕМ И ДУХА ПРИШЕСТВИЕ.

(Слово в день Пятидесятницы).

Господь создал человека по образу Своему, для того, чтобы иметь его другом Своим, приобщить его Своей божественной жизни, вселившись в него, сделать его богом по благодати. Когда человек через грехопадение отклонился от пути к своему предназначению, Сын Божий принял человеческое естество и, искупив человеческий грех, он вернул ему утраченную возможность. Божеское естество в Нем и через Него совершенно соединилось с человеческим. Но дело искупления, совершенное Христом, должно было принести свой плод в спасении, осуществиться в новой жизни, к которой имел приобщиться человек в приятии Св. Духа животворящего. После отшествия Христова из мира, в котором Он, однако, пребывает неотлучно, как совершенный Богочеловек, в мир должен был низойти Дух Святый. Сошествие Святого Духа находится в прямой связи с боговоплощением; можно сказать, что оно составляет его цель, как и изъясняет Христос Своим ученикам: «уне есть да иду ко Отцу», чтобы ниспослать Духа Святого, Огнем крестить учеников. Боговоплощение Христово дает нам единение со Христом, непреложное основание для участия в жизни божественной, но лишь приятие Св. Духа осуществляет эту жизнь в нас, таинственно и неизреченно являет в нас единение и взаимопроникновение жизни человеческой и жизни божественной. Мы называем вдохновением в человеческом смысле такое состояние, когда человек чувствует в себе присутствие новых сил, как будто притекающих из его высшего существа; не теряя себя, он чувствует себя как будто другим, находя в себе новые, неизведанные возможности. Но это вдохновение, открывающее человеку сокровенные или дремлющие силы его собственного духа, является только образом того, когда человек приемлет Духа Божия и, проникаясь им, обожается им, а через то становится едино со Христом, живущим в человеке. Сошествие Святого Духа есть осуществление дела Христова и исполнение замысла Божия о человеке, ибо он и создан был храмом Духа Святого, вместе с природным миром, быть главой и душею которого он поставлен. Всемирная Пятидесятница в Сионской горнице предварялась и уготовлялась от самого создания мира, всегда животворимого Духом Святым. При самом сотворении, когда к бытию вызвана была еще безобразная и пустая зем-

ля, «Дух Божий ношашеся верху бездны», и это была первая природная Пятидесятница в предварении. И вторая, уже человеческая, Пятидесятница была, когда Бог, создавая человека, Сам «вдунул в него дыхание жизни» (Бытие II, 7). «Святым духом всяка душа живится», свидетельствует св. Церковь. Первозданный человек был Создан духоносным, хотя он и утратил свои дары вследствие грехопадения. Однако и в грехе не вовсе отнята от него благодать Духа Божия. Она подается ему и через естественные его духовные силы, ибо, хотя затмился, но не утратился в нем изначальный образ Божий. По особому же смотрению Божию, в избранном стаде, в церкви ветхозаветной, подавались ему благодатные дары Духа Святого, в различных служениях: в священстве, старейшинстве, царстве, пророчестве, воинствовании, искусстве. Жизнь ветхозаветной церкви преисполнена облагодатствования. И все же разрыв между Богом и человеком оставался непреодолимым до пришествия Христова, и благодатные дары были действиями Св. Духа, лишь как бы извне озлащавшими человека, но неспособными проникнуть в его существо и сделать его храмом Духа Святаго. Однако чрез благодатное воспитание и медленное восхождение человек приуготовлялся к богоприятию, и, наконец, пришло время, когда явилось на земле существо, способное приять Духа Святого и стать храмом Божества — Пречистая Дева. И на Нее сошел Дух Святой при Боговоплощении, совершилась Богоматерняя Пятидесятница. Но и она, хотя и дала Деве Марии силу стать Материю Господа, но для самой Пречистой еще оставила возможность участия во всечеловеческой Сионской Пятидесятнице. Полнота Пятидесятницы совершилась над человеческим естеством Господа Иисуса Христа при крещении Его, когда на Него сошел Дух Святой в виде голубине, и это схождение Его на Нового Адама уже заключало в себе основание для грядущей всеобщей Пятидесятницы. Но для этого было нужно, чтобы совершилась вся полнота не столько искупительного подвига, но и прославление человеческого естества в вознесении на небеса и одесную Отца седении. Лишь оттуда, до конца обожив и прославив полноту человеческого естества, Сын Человеческий от Отца Небесного посылает на все человечество Духа Святого, подобно тому и по силе того, что и на Его человеческое естество был ниспослан Дух Святый, пребывающий на Нем. И об этом было последнее Его обетование апостолам, выражающее полноту дела Его, перед Вознесением: «ждите обещанного от Отца... вы будете крещены Духом Святым» (Д. А. 1, 4-5).

Сошествие Святого Духа явилось событием, совершившимся в определенном месте и времени. Его описывает в Д. Ап. св. евангелист Лука: «и бысть внезапу с небесе шум, яко носиму дыханию бурну... и явишася им разделени языцы, яко огненни, седе же на едином коемждо их, и исполнишася вси Духа Свята» (II, 2-3). Сошествие Святого Духа совершилось для всех ощутимым и даже видимым образом, и столь же наглядно ощутимым было и действие этого сошествия на приявших Святого Духа, ибо они почувствовали себя новыми людьми и обрели дар глаголания на разных языках. При

столпотворении Вавилонском, которое явилось предельным выражением отпадения от Бога, человеческого богоборста, появилось по воле Божией, это разделение языков, в Пятидесятнице же оно исцелевается. Дух Святой соединяет в Церкви все языки, ибо во Христе Иисусе несть эллин или иудей. Каждый из апостолов получил раздельный язык единого Святого Духа, ибо, по разъяснению св. ап. Павла, «дары различны, и служения различны, и действия различны, но тот же Дух, и каждому подается проявление Духа на пользу» (I Кор. XII. 4-7). И в первенствующей Церкви дары Святого Духа столь преизобиловали, что появлялась даже взаимная ревность об этих дарах, как это изображает ап. Павел в I Кор. ХII -ХIV. И сошествие Святого Духа при возложении рук апостольских было делом всегда» ощутимым, как свидетельствуют разные примеры: на самарян (Д. А. VIII, 15-17), на евнуха (VIII, 39), на язычника Корнилия и дом его (X, 44-47), на ефесян (XIX, 2-6). И если, по нашей греховной немощи и по особому смотрению Божию, в дальнейшей жизни Церкви, как и в наши дни, эти дары извне становятся не всегда ощутимыми, от этого не изменяется сила и действенность их. Огненные языки, сошедшие в Пятидесятницу, в мире пребывают, и мы, род христианский, живем действенной силой Пятидесятницы, ибо она есть пребывающая Церковь Христова. Все, что совершается в Церкви, — таинства, молитвы, тайнодействия, — все это пребывающие в мире огненные языки Пятидесятницы. И вся святость церковная, духовные дары и достижения, совершаются силою Пятидесятницы. И на вершинах святости языки Пятидесятницы и среди нас становятся ощутимыми: лик преп. Серафима Саровского сиял как солнце, когда он являл присутствие Святого Духа Мотовилову. Но не сияют ли и ныне лики и очи людей в час их молитвенного восхищения, свидетельствуя явно о почивающем на них Духе Святом? Каждому из нас дано причастие Пятидесятнице, но мы должны возгревать ее дар, стяжать его трудом и усилием. Пятидесятница незримо и зримо продолжаясь совершает свое дело в мире и человеческом роде. Дух Святой, живущий в Церкви, созидает в ней Тело Христово, царство святых, ждущее грядущей славы. К этой славе предназначены не только человек, но и вся природа. В Пятидесятницу устроялись древесныя кущи сынами Израиля, и ныне Христиане приносят в храмы цветы и зелие травное, и ветви древесные. Вся природа становится причастна чрез них храму Сионской горницы, приобщается Пятидесятнице. Вся тварь ожидает, по слову апостола, откровения славы сынов человеческих, ждет преображения в новое небо и новую землю, мировой Пятидесятницы, которая грядет за гранью всеобщего воскресения. Дух Святой, живущий ныне в Церкви и содевающий ее Царством благодати, Он же совершит и Царство Славы, и Божий лик вообразится во всем творении, будет Бог всяческая во всех. Но это грядущее царство Славы будет исполнением уже совершившегося делом Христовым, чрез сошествие Святого Духа в мир. Господь уже соединился со Своим творением, его обожил и в нем пребывает. День сошествия Святого Духа мы зовем и днем Св. Троицы, как бы вторым богоявлением. Бог Отец, открывшийся в Сы-

не Своем, открывается и в Духе, от Отца исходящем и Сыном посылаемом. Бог есть любовь триипостасная, взаимная любовь божественных Ипостасей, и любовь к творению, являющаяся в богоснисхождении. И се ныне до конца открывается это богоснисхождение: Господь сотворил мир, но и вселился в него, — Отец Сыном и Духом Святым. Аминь.

1927 г.

ЗОВ АПОСТОЛЬСТВА.

(Слово на день памяти свв. первоверховных апостолов

Петра и Павла 29 июня).

Церковь творит ныне память двух первоверховных апостолов Петра и Павла, но в лице их и всего апостольства (не даром следующий же день, 30 июня, освящен памятью «собора 12 апостолов»). В них как бы олицетворяются обе стороны апостольского служения: иерархическая в лице старейшины апостольского собора ап. Петра, и учительственная в лице ап. Павла, более всех потрудившегося в проповедании Евангелия. А между ними явно присутствие и самого возлюбленного ученика Христова, апостола любви, «старца» Иоанна (хотя память его и совершается особо). Все апостолы (кроме ап. Павла) были «свидетелями» (Д. А. I, 8) земной жизни Господа, призванными возвестить о том, что они «слышали что видели своими очами» (Ио. I, 1-3). Пришествие в мир Господа во исполнение времен и сроков было приуготовано на земле. Его ждали, готовые встретить, все те, которые были удостоены этого избрания, начиная с Предтечи и праведного Иосифа Обручника. В числе их были избранники избранного народа Божия, смиренные рыбари, но будущие апостолы. Их Господь избрал и призвал, их сделал свидетелями чудес Своих, им открывал тайны Царствия Божия. Их Он посылал на проповедь, наделяя даром исцеления и властью над бесами еще в дни земной жизни Своей, им повелел проповедовать Евангелие всей твари по воскресении Своем. Им ниспослал Он от Отца — Святого Духа, и в этой полноте даров в них явил полноту Церкви Своей. Во исполнение веления Господа «во всю землю изыде вещание их и во все концы вселенныя глаголы их». Церковь ублажает св. апостолов, как избранников Христовых, и «чтет болезни и труды» их, подъятые «во благовестие Христово».

Теперь спросим себя: что же именно в служении апостольском принадлежит только лично апостолам, и что вверено и завещано в лице их, и всей Церкви, которую представляли они в Сионской горнице в день Пятидесятницы? Прежде всего, полнота всех даров, сосредоточенных в личности каждого из апостолов, конечно, не передается целиком ни одному из членов Церкви. В этом смысле их дары и служение были единственны и непередаваемы. Апостолы соединили в себе, с совокупностью иерархических полномочий, дар пророчества, и чудотворения, и проповедания. Они в себе воплощают всю силу Церкви, власть и совесть ее, почему они и явятся в

день Судный сидящими на престолах судит 12 колен Израилевых (Мф. XIX, 28). И, конечно, не может быть передано то их исключительное личное преимущество, что все они «видели Господа». Однако же вся полнота даров Духа Св. в лице их вверена Церкви, хранится в ней и сообщается членам Церкви, хотя и никакой отдельный человек не может иметь ее так, как ее имели святые апостолы (и лишь римский первосвященник ныне мнить иметь эти дары даже в большей полноте нежели все отдельные апостолы, именно как ап. Петр, с лицем которого он себя отожествляет).

Прежде всего, хранится общее иерархическое преемство через епископское рукоположение с властью тайнодействия. В этом и состоит так называемое апостольское преемство иерархии. Передается далее и власть сообщения даров Св. Духа, совершавшегося апостолами над всяким крещеным христианином через рукоположение, а ныне через таинственное миропомазание. Церковь имеет и дары исцелений, и власть над демонами, и силу пророческого служения, но эти дары уже не передаются преемственно и непрерывно, но подаются во времена, угодные Богу, лицам, для того предизбранным. И, наконец, Церковь содержит и апостольское служение, состоящее в проповедании и исповедании веры. Это и есть, прежде всего, апостольство: шедше убо научите вся языки (Мф. ХХVIII, 19); идите по всему миру, проповедуйте Евангелие всей твари (Мр. ХVI, 15). К кому же прямо относится это заповедание Господа: к апостолам ли только, непосредственно предстоявшим Ему, или же — в лице их — ко всем членам Церкви без всякого ограничения?

Можно, конечно, уразумевать эти слова и в первом, суженом, смысле, относя их только к богоустановленной иерархии и изъясняя проповедание слова, как ее исключительное преимущество. Несомненно, в этом толковании есть своя доля истины, состоящая в том, что иерархия получает через рукоположение нарочитый долг и сугубый дар церковного проповедания, в частности, в связи с богослужением, с высоты церковного амвона. Однако, было бы преувеличением, доходящим до своевольного искажения слов Спасителя, совершенно исключать этим толкованием призвание и всякого христианина к проповеданию, которое есть преще всего исповедание, ибо ко всякому обращено слово Господа: «Кто исповедает Меня перед людьми, того исповедую и Я пред Отцом Моим небесным» (Мф. X, 32). Св. мученики, исповедавшие свою веру пред властителями мира сего среди мучений, являлись и самыми действенными проповедниками, и подобно этому, можно сказать, что каждый христианин, словами и делами призванный исповедовать Господа и тем самым Его проповедывать, призывается к апостольству, хотя и различны бывают пути и образы этого проповедания, также как и различны дары. Можно сказать, что между разными дарами апостольства некоторые, именно полномочия иерархические, усвояются только немногими, другие же, как пророчества и чудотворения, в подавляющем большинстве случаев и вовсе не наследуются, составляя достояние лишь единичных исключений, но дар проповедания и долг исповедания сообщается всем. Все христиане причастны к призванию и слу-

жению апостольства, а, стало быть, и его дару, все, помазанные Духом, оставляют народ Божий, царское священство, все имеют зов апостольства. Об этом свидетельствует, прежде всего, наличие чина равноапостольства, которое, конечно, означает служение, подобное апостольскому. И этот чин применяется Церковью независимо оттого, является ли его удостоившийся носителем церковного сана. В этом чине есть и мужчины и женщины: царь Константин и в. кн. Владимир, свв. Кирилл и Мефодий наряду с царицей Еленой и в. кн. Ольгой, мироносицей Марией Магдалиной, первомученицей Феклой и св. Ниной. Они, будучи в своем звании, вошли в подвиг и труд апостольства, разумеется, не в том, что составляет апостольское достояние, но в том, что для всех христиан доступно, а следовательно, и обязательно, именно исповедание, а тем самым и проповедание веры Христовой. Ко всем обращает слово свое первоверховный: «будьте всегда готовы всякому требующему у вас отчета о вашем уповании дать ответа с кротостию и благоговением» (1 Петр. 3,15). Здесь одновременно говорится и о том, что слово исповедания дается лишь в ответ на вопрошание, как и о том, что к нему надо быть всегда готовым. Эта, готовность, правда, не всегда встречает применение в жизни. Однако она явно свидетельствовалась в первенствующей Церкви, когда христиане были ведомы на судьбища и убиваемы за Имя Христово, и она же свидетельствуется непрестанно и в наши дни на родине нашей, где исповедание веры стало не менее ответственным, нежели в первохристианстве. Но и вне прямого внешнего гонения на веру, она всегда находится в состоянии более тонкого преследования насмешкой, презрением, даже равнодушием, и ее исповедание большей частью является некоторым нравственными мученичеством, но тем самым и проповедью. При этом такая проповедь не может ограничиваться только одной духовной самозащитой, потому, что она должна вытекать из деятельной любви и заботы о других братьях наших, не ведающих Христа. И если прежде эта проповедь имела в виду преимущественно язычество внешнее, то теперь она обращена и к язычеству, возникающему в христианской среде, к тому богоборству и христоборству, которое происходит во всём мире, и прежде всего в нашем отечестве. Христианин не может относиться к этому натиску неверия, к проповеди анти христианства с равнодушием, или даже только оборонительно, он должен стремиться вести с ним и наступательную борьбу, потому что это ни есть борьба лишь за отвлеченное учение, но и за живые души. И эту встречную проповедь свою он должен вести применительно к требованиям места и времени, для всех быть всем, чтобы «некако некия спасти» (Кор., 9, 22). Воззрите на самого апостола Павла, как различно он проповествует послание к Евреям от послания, скажем, к Ефесянам. Посмотрите, сколь различна даже самая проповедь Евангелия, например, у евангелиста Марка и евангелиста Иоанна Богослова! Проповедь Евангелия есть зерно вечной жизни, которое облекается в различные *)

дует в еврейской синагоге и в афинском ареопаге, сколь различе покровы. И для нашего времени мы должны исткать ему собственный покров, чтобы достойно явить его. Сознание современного человечества

*) Так в книге – ред.

находится в зависимости от научных достижений его, оно подавлено ими, и долг современной проповеди, современного апостольства состоит, между прочим, и в том, чтобы, подъявши с веком духовное иго его научности, подклонить его кресту, а также и в свете науки являть свет истины Христовой. Современное апостольство в таком смысле требует нарочитого труда, для приготовления к нему. Конечно, свет христианства остается в неизменности своей во все времена, как бы ни изменялись понятия века и, с другой стороны, всегда остаются в силе различия духовных возрастов и состояний человека. Поэтому и теперь остается свое место для разных образов исповедания и проповедания. Мать, обучающая молитве и истинам веры своего ребенка, смиренная старица, образом благочестия своего невольно заражающая всех, ее видящих, скромный пастырь, в тишине и терпении работающий на ниве духовной, совершают то же апостольское дело, что и ученый богослов, вооруженный истинным знанием против знания лжеименного, поборающий светом Христовым мнимый свет того просвещения, которое есть тьма. Ревность апостольская обмелет все средства и все возможности, и каждому дается свой дар и свое служение.

Свв. апостолы, сами приявши слово от Слова, передали Церкви преемство слова, которое проповедуется в ней до скончания века, и все христиане суть служители слова, ими воспринятаго.

Да умножится в Церкви Христовой сила этого служения, молитвами свв. порвоверховных апостолов Петра и Павла! Аминь.

ВЕЛЕЛЕПНАЯ СЛАВА.

(2 Петр. 1, 17).

День Преображения Господня (6 августа) стоит как бы вне общего порядка Господских праздников, соответствующего последованию событий земной жизни Христа. Место для него избрано как будто случайно, приурочено к времени освящения плодов. Но последнее не является, конечно, существенным именно для этого праздника. Более же глубокий смысл этой как бы внеположности праздника можно видеть в том, что самое событие Преображения Господня по внутреннему значению указует на жизнь будущего века, вне нашего времени. Оно говорит о царстве славы, преображении мира, которое свидетельствуется им в некотором предварении в видении отсюда. «Господи, добро есть нам здесь быти». Таково было непроизвольное свидетельство ап. Петра пред лицом этого видения «Царствия Божия. пришедшего в силе» (Мр. 9, I), Ему хотелось удержать то, что, хотя и было в этом веке, но на самом деле ему не принадлежало. Только в пришествии Господа, во славе, «так всегда с Господом будем» (I Фес. 4, 17). А здесь, на Фаворе чудесное видение погасло, и апостолы, сходя с горы Преображения, чувствовали себя снова в непросветленной области князя мира сего, среди бесноватых, больных, маловерных.

Преображение Господне свидетельствует нам о славе грядущего века, открывающейся в парусии *). Однако само оно включено в ткань событий Евангельской истории и земного служения Господа Иисуса. Внимательное чтение Евангельского повествования убеждает нас именно в том, что это событие является в Его жизни гранью, подобной той, которою явилось явление Христа миру в Крещении. Последнее с человеческой стороны являет созревшую волю Христову к Его служению, есть как бы к нему посвящение. Первое же есть свидетельство о созревшей воле к страданию, к восхождению в Иерусалим для крестной смерти. Господь с некоторого времени все настойчивее начинает подготовлять к этому своих учеников, которые противятся по человеческой немощи этой спасительной воле. В это подготовление включается и сила Преображения: «да егда Тя узрят распинаема, страдание уразумеют вольное». Но это явление славы Христовой, которая открывается в Преображении, свидетельствует о Его прославлении, уже предсовершающемся чрез эту решимость.

Когда на Тайной Вечери Господь таинственно предсовершает с учениками грядущую крестную смерть Свою, то Он свидетельствует и о предсовершении Славы. События отбрасывают свет из грядущего в прошлое и в настоящее, уже чреватое этим грядущим. И в этом смысле пред Своей страстию Господь говорит о славе: «ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославился о Нем» (Ио. 13, 31). Так же и здесь, еще прежде того, на горе Преображения, явившиеся из загробного мира, также осиянные предварением грядущей славы, Моисей и Илия, беседуют с Ним об исходе Его в Иерусалим для страдания. И Отец приемлет волю Сына к страданию уже за его свершение и ниспосылает «велелепную славу», во осенении облака. Как при Крещении Господа, при сошествии на Него Св. Духа, принесся с неба Отчий глас усыновления: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о нем же благоволих» (Мф. 3, 17), тот же глас усыновления и здесь раздается «из облака» славы, т. е. при новом явлении силы Св. Духа, и в Преображении. С этим может быть сопоставлен и глас Отчий с неба пред страстью Христовой о грядущем Его прославлении: «и прославих и паки прославлю» (Ио. 12, 28). Отец венчает славою жертвенную волю Сына и утверждает ее какбы новым усыновлением. Преображение Господне, уразумеваемое в этом смысле, ест духовно предсовершившееся самозаклание Сына, согласно воле Отца, — сыновнее: «да будет воля Твоя».

Но что же новое, никогда не бывшее в мире, открылось при этом на горе Фаворской? Что увидела эта гора, и воздух, и небо и земля, и вселенная, и изумевающие ученики Христовы? Что был этот свет, осиявший апостолов? Это было явное действие Духа Святого, почивающего на Христе и в Нем преображающего тварь. Это было предварительное явление «нового неба и новой земли, преображенного, осиянного красотою мира. Это было, подобно Богоявлению, откровение всей Св. Троицы, — Отца, ниспославшого Духа Своего на, Возлюбленного Сына а, в Нем и на всю тварь, с которой соединился Христос прия-

*) Таково греческое именование Второго пришествия Господа во славе.

тием человеческого естества. Это было явление того, чего наступление связано лишь с Воскресением Христовым и грядущим всеобщим воскресением. Царство Божие пророчествуется не словом только, но и самым делом. Свет Фаворский был подлинным божественным светом, а не зрительным лишь восприятием апостолов, по существу же как бы призрачным. Это был тот же самый свет осенения твари Духом Св., который видели и являли избранники Божии, мужи духоносные, некие святогорцы, св. Симеон Новый Богослов и преп. Серафим Саровский в наши дни. От Фаворского света Преображения возжигали и они свои свещи. Церковь посвятила изъяснению этой истины особое внимание, ее предварительное догматическое раскрытие дано было в определении связанном с т. н. паламитскими спорами (в Константинопольской церкви 14 века). Косвенно этот догмат о Фаворском свете, как подлинном явлении Божества, есть и догматическое свидетельство о силе Преображения Господня, явившого человекам «свет присносущный» Божества (тропарь Преображения). Это догматическое определение, содержит в себе не только ту частную мысль, что в Преображении Господнем ученики зрели подлинное сияние Божества, но и еще более общую истину, именно, что свет Преображения уже проник в мир и в нем пребывает. Совершилось предварение мирового преображения, по силе Христова вочеловечения и Пятидесятницы Духа Святого.

Дух Святой действует ныне в мире благодатью, которая находится во всей жизни Церкви, в таинственных ее дарах. Но Он присутствует в мире и Славою, которая до конца этого века пребывает сокровенна, однако по воле Божией являет себя и ныне избранникам Божиим, как явлен был свет Преображения троим избранным для сего Христом от среды апостолов, — Петру, Иакову и Иоанну. Дух Св. сошел в мир и прославление мира уже совершилось, хотя еще и не явлено. Однако в свете Фаворском, как молния, сверкает для избранных этот подлинный грядущий образ мира. Мире предстает в своем преображении.

Но что же означает это пре-ображение? Некую ли перемену образа с отменой прежнего, или же его подлинное раскрытие в славе, в покоряющем, ибо убеждающем, явлении Красоты? «Добро зде быти, — «добро зело». Но именно так и сотворен мир смотрением Божиим, хотя доныне еще не явлен человеческому созерцанию. Однако, на Фаворе он уже явлен. И это созерцание нетленной, первообразной Красоты, есть радостей радость, «Радость совершенная». Вот почему этот праздник есть особый день предчувствия радости, праздник Красоты. Красота еще не царствует в этом мире, хотя и воцарилась в нем чрез Боговоплощение и Пятидесятницу. Она проходит за Христом путь своего пропятия, красота распинается в мире. Она ест красота крестная, в отношении к которой и говорится об «исходе» на страсть. Но она есть красота. И праздник этой крестной Красоты торжествуем мы в день Преображения Господня.

«Да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный». Аминь.

СЛОВО В НЕДЕЛЮ ПЯТНАДЦАТУЮ

Приникая умом и сердцем к словам Господа, запечатленным в Его св. Евангелии, мы находим в них, в источнике Премудрости Божественной, неисчерпаемое и всегда по новому открывающееся содержание и поучение. В них, как в глубокой синеве неба, для нас загораются новые звезды, воженные Божественною Мыслью и освещают пред нами нашу жизнь, и путь, и судьбу. Словеса Господни — словеса чисты, сребро разжженно, искушено от земли, очищено седмерицею (Пс. XI, 7). Каждое слово Господа таит в себе безмерный, во все стороны расходящийся лучами смысл, и отдельные лучи этого смысла освещают нашу душу. Нельзя ни достаточно истолковать, ни исчерпать Вечной Книги, но всегда можно и нужно припадать к ее живительным водам. Такие звезды вечной жизни, видимые и невооруженному глазу, горят и сверкают в ныне чтимом Евангелии: (Мф. XXII, 35-40). Законник хотел искусить Господа вопросом о наибольшей заповеди в законе. Мысль его была двоедушна и неискренна: он думал наперед, что как бы ни ответил ему Господь, он станет Ему возражать и с Ним спорить, но это значит, что он и сам не знал такой наибольшей заповеди, да и не мог ее знать, потому что ему, законнику, все заповеди представлялись одинаково важными и наибольшими. Нарушение закона во всякой заповеди считалось одинаково гибельным. А закон Моисеев содержал в себе постановления и обрядовые, и нравственные, и общественные, а к ним законники создали еще ограду закона, о которой говорит негодуя пророк: «стали у них словом Господа: заповедь не заповедь, заповедь на заповедь, правило па правило, правило на правило, тут немного и там немного» (Ис. ХХVII, 10, 13). На эту зыбкую почву хотел вовлечь Господа совопросничеством искушавший Его законник. Своим ответом Господь ниспроверг это жалкое ухищрение. На вопрос, заданный человеческим коварством, ответствовав рекла Премудрость Божия слово мудрости, исчерпывающее все заповеди и определяющее всю жизнь человека. Кого хотел искусить законник? Того, чье Слово и Премудрость дали и самый закон этот и заповеди для сановного воспитания избранного народа, — «в законе сени и писаний образ видим вернии». И в этом закон, среди многочисленных и многообразных его предписаний, Божественная Премудрость вложила и ту заповедь, которая не есть одна из многих заповедей, наряду со всеми, но есть единая и единственная всезаповедь, которая все собою объемлет, наполняет, оправдывает. И эту единую заповедь, хотя и написанную и законе, но и как бы скрытую среди множества заповедей его указует перстом Сама Божественная Премудрость. Эта «первая и наибольшая заповедь» в соединении со «второю подобною ей» такойчто вне ее теряют смысл и становятся обременительной ненужной все остальные заповеди, как об этом в проповеди своей свидетельствовал еще пророк Исаия: «к чему мне множество жертв ваших?... курение отвратительно для меня, новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие и празднование... и когда вы простираете руки ваши, я закрываю от вас очи

мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу» (Ис. I, 11-15). А ведь все эти установления даны были Богом, они казались столь же священными и нерушимыми, как и наше теперешнее богослужение. И однако Господь вменил в ничто все это обрядовое благочестие за ожесточение сердца. И тогда невольно начинает спрашивать себя смущенно и наша христианская совесть: не могут ли относиться эти слова и к нам, гордым, может быть, своим обрядовым благочестием? И тем сосредоточеннее хочет она вникнуть в то, что Сам Господь являет как непреложное основание всего нашего спасения. Эта заповедь проста, ясна и доступна, она в двух словах содержит весь закон и всю мудрость жизни, вложенные в нас зиждительной Премудростью Божией: возлюби Бога, возлюби всем своим существом: «всем сердцем твоим и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею». Возлюби Бога дельно и нераздельно, всеми силами души твоей: сердцем, в котором есть средоточие нераздельной жизни духовной и из которого исходят помышления добрые и злые, и всеми чувствами страстного, человеческого естества, которое может быть посвящено Богу и преображено от похоти плотской к жизни духовной; и всею мыслию, всеми силами познающего, разумевающего ума, который, совлекаясь сатанинского самообольщения, становится «умом Христовым», просвещенным Духом Святым на всякую истину»; и всей крепостию своей воли, которая направляется не на самоутверждение гордости и не на совершение своей похоти, но на исполнение воли Божией. Никакая сила души человеческой не отрешена от любви Божией, и никакая не осуждена на небытие этим отрешением, и никакая не убита: все богозданное человеческое естество со всеми силами богоподобного духа призвано к любви Божией и к ней благословлено в нераздельности человеческого существа. И вся жизнь человека, в которой раскрываются эти дары его: ум, страстное естество и воля, главенствующая сердцем человеческим, седалищем любви, призываются к любви Божией. Во всей своей жизни, делах и творчестве человек должен искать любви Божией, творить и жить во имя Божие, не для себя, но для Господа. Вся жизнь его может и должна стать единым делом этой любви, в чем бы она ни раскрывалась: все для Господа, ничего без Господа. Любовь к Богу не есть одно из дел или одна из задач человека, существующая наряду с другими, это есть одно единственное содержание всей жизни, способное всю ее наполнить, осмыслить, освятить. На ней все утверждается, и вне ее ничего не существует. Посвящение и освящение всей жизни человеческой во всех ее проявлениях, делание всего во славу Божию, или, еще резче, — все для Бога и ничего для себя, во имя свое, — вот эта заповедь, не частная, но всеобщая, не временная, но вечная. Но эта заповедь наполняет нас смущением и страхом, и безответны мы пред нею, ибо знаем мы всю свою немощь, все недостоинство, всю непризванность к такой заповеди. И однако призваны Самим Богом, Который есть Любовь и Мудрость. Он вложил ее в сердца наши и во все наше существо не как внешне данный закон и предписание, но как внутреннюю необходимость, коренящуюся в самой природе богозданного нашего естества. Для Себя, для любви Своей создал и призвал Бог человека, и не может успокоится ду-

ша человеческая, доколе не обретет себя в любви Божией. Для неё жизнь духовная есть любовь к Богу, и вне этой любви нет иной жизни, — есть только любовь к Богу, и вне этой любви нет иной жизни, а есть только смерть. В этой заповеди заключено все возвышенное в человеке, все в нем истинно человеческое, в качестве высшего призвания, и никакая иная любовь, никакая иная цель его недостойна. Только такая истинно человеческая жизнь в любви Божией достойна человека, и призвания к ней он заповедью Божией удостоен. И только все то, что связано в жизни с любовью Божией, поднимает человека от естественно животной жизни даже там, где бывает служение «неведомому Богу» по омрачении ведения истинного.

Посему заповедь любви к Богу не есть внешнее веление, которого могло бы и не быть; она есть внутренний закон жизни человека, созданного по образу Божию и призванному к любви Божией. В ней жизнь и блаженство, вне ее смерть и адские муки, пустота и ничтожество. И однако, мы страшимся заповеди о любви Божией, смущаемся и стыдимся, ибо сознаем, как обличает она нашу пустоту и леность духовную. Нам ли холодным, жестокосердым, расчетливым, маловерным внимать этой заповеди? И однако, можем-ли мы, смеем ли эту заповедь от себя отклонить? Разве же не горит и наше сердце и не распаляется любовью к Господу, когда бывает исполнено мысли о Нем? Природа любви такова, что никогда нельзя достаточно любить, любовь ненасытна, она всегда разгорается и требует большего, она никогда не вмещается в человеческое сердце, ее всегда мало, она всегда собою недовольна, она всегда теряется в пустоте своего сердца. Господь чтит Свое творение тем, что дает человеку заповедь невместимую: любите Бога всеми силами души своей, будьте святы, ибо свят Отец наш небесный, будьте милосердны, ибо милосерд Отец ваш небесный, будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный. Они кажутся страшны, обращённые к нашей пустоте, они кажутся странны, обращённые к нашему ничтожеству, они кажутся неуместны пред лицом нашей лености и празднолюбия. Однако, зачем вам страшиться, если эти заповеди даются нам Отцом нашим небесным? Бог дает нам заповедь неисполнимую для того, чтобы Своей благодатной силой не без нас, но за нас ее исполнить. Ибо невозможное человеку возможно Богу. Ненужно страшиться неосуществимости человеческими силами того, что их превышает, но нужно хотеть того, что возможно человеку. Заповедь о любви к Богу не означает, чтобы мы одним желанием совершили в себе, вместили эту невместимую любовь, она хочет от нас подвига этой любви, труда ея, пути ея, борьбы с своим греховным, леностным, страстным, себялюбивым, гордым человеческим естеством. Труд неустанный и нелепостный, противление греху, видение и ведение себя в грехах своих, непрестанная память о Боге и освящение именем Его всех дел и движений души нашей, непрестанная сердечная молитва, борение с греховными делами и помыслами, — вот неоплатный долг любви к Богу. Дела любви и путь любви, указанный ап. Павлом в гл. ХIII-й 1-го Кор., ест наша работа Господня. Наша немощь и леность духовная, наше греховное естество противится люби Божией, но любовь эта — и о сем необходимо помнить христианину — всегда

взаимна ибо любящий или хотящий любит Бога всегда узнает ответную любовь Его к человеку. Любовь к Богу никогда не остается безответна и разгорается пламенем огня, который Господь пришел принести на землю. Любовь есть чудо. Но как можно любить Бога? Мы еще можем любить человека, хотя немногих, близких и родных, мы привязаны к разным благам, плотским и духовным, потому что мы их видели и знаем. Но как можно любить — и притом всеобъемлющей любовью — Бога, которого мы не видим и не знаем и в лучшем случае только верим, постоянно укрепляя свою веру в борьбе с неверием? Возможно ли любить отвлеченную мысль? И однако ведала сама Истина, когда провозгласила первую и наибольшую заповедь как исчерпывающую истину о жизни: и вера, и ведение Бога открывается любви, ибо и вера, и надежда прейдут, любовь единая пребывает. Человеку дано любить Бога, он призван и создан для этой любви, вложенной в него Самим Богом вместе с образом Божиим, но он должен хотеть этой любви исканием Бога, деланием заповедей, посвящением Богу всего своего труда и делания, неустанной и неослабной напряженности сил недремотного духа. И эта любовь, как и всякая любовь, существует по образу единой любви, только в ней находит свой смысл и цель. Она безкорыстна, она ищет Бога только для Бога и даже не ради спасения или каких либо духовных благ, ибо любовь не есть своекорыстие. И однако природа этой любви и сила ее таковы, что она имеет в себе и спасение, и блаженство, и вечную жизнь в познании Бога, ибо это познание дается только любви.

Любовь к Богу есть подвиг жизни, она есть труд, она есть путь восхождения, знающий многие ступени. Путь бесконечен, и каждая ступень также далека от высшей цели, как и предыдущая, и как капля воды отличается от неизмеримых бездн моря. Но важен путь, важно ступенное восхождение, ибо навстречу ему совершается божественное нисхождение, и свеча, еле мерцающая в сердце, зажжена от пламени Божественной Любви.

Любовь к Богу есть ненависть к миру, пребывающему во зле, борьба с ним в своем собственном сердце, разделяющий меч. И однако, любовь есть огонь, изливающийся из воспламенного сердца на все, ему доступное. Любовь к Богу, как некое бурное дыхание, устремляется к тому, что носит на себе Его печать, ко всему Божьему творению, наипаче же к человеку, венцу творения, образу Божию в нем. Это есть лишь раскрытие любви, прямое ее последствие: иная заповедь, подобная ей, — подобная, т. е. по существу тожественная. Человека нам легче, природнее любить, чем Бога, потому что мы видим человека, а Бога, не видим, по крайней мере, в падшем своем состоянии (ибо прарадители видели Его прежде своего грехопадения). И любовь к человеку может быть в нас также путем к любви к Богу, если она совершается для Господа, а не с противлением Ему, потому что тогда она есть лишь прикрытая борьба против Бога.

Любовь нераздельна и едина, как это и раскрывается на Страшном суде, где Господь все добрые и злые дела, сделанные человеку, относит и непосредственно к Самому Себе. Любя Бога, нельзя не любить

человека истинной, неживотной и не страстной любовью, не любя его в Боге, не любя в нем Бога. И это путь бесконечный, это — жизнь вечная, здесь, во времени, предначинаемая. И на эту же связь указует Господь искушавшему Его законнику в ныне чтимом зачале Евангелия, когда рядом вопросов заставляет признать, что Тот, Кого считают сыном Давидовым, Давидом же называется, по вдохновению, Господом, есть Бог и Человек (Мф. XXII, 41-46). И в этом вопросе заключается и ответ, почему существует такая связь между Богом и человеком и почему вторая заповедь подобна первой. Бог открылся человекам через боговоплощение во Христе Спасителе, в котором соединилось нераздельно и неслиянно божеское и человеческое естество, Бог и Человек. И любя Христа, мы любим в Нем Бога в человеке и человека в Боге, и любовь эта нераздельна и безусловна, ибо это ест и любовь Самого Бога — Отца небесного к Богу и вместе Человеку, воплощенному Сыну Божию.

Господь дает нам — всем вместе и каждому в отдельности — заповедь любви, как будто не замечая того, что мы так болезненно и смущенно замечаем, того, как мы недостойны этой заповеди, как она неприменима кажется к мраку и хладу нашей жизни, к скудости нашего сердца. Но Господь в безмерности любви Своей и Своего снисхождения к твари обращает Свою заповедь именно к нам, какие мы есть, зная и видя нас лучше, чем мы сами. Он утешает нас этим призывом, свидетельствуя, что бесконечно великое существует и в бесконечно малом и в капле присутствует как-то и сила всего океана. Любовью Любви подается и вера, и упование и радость о Господе, сладкий плод упования. Но поскольку заповедь заченши рождает грех, Господь Своей заповедью любви являет нам во всей силе наш грех против любви. Он пробуждает в нас совесть любви, которая судит нас, но не только судит, а и исправляет, и нет ничего совести нужнейшего. Посему Господь поистине ответил на вопрос законника, Он дал заповедьединую, все в себе содержавшую. Да будем же судимы совестью любви раньше, чем предстанем на суд Любви, которая голосом Правды скажет тогда: отойдите, Я не знаю вас. Но да будем среди тех, кого требовательная совесть оградила от видения себя и самообольщения и которые на зов Любви ответят смиренно: Господи, когда мы видели Тебя страждущим и возлюбили Тебя?

СОТНИЦА МОЛИТВ КО СВЯТОЙ ТРОИЦЕ И ГОСПОДУ ИИСУСУ С СОЗЕРЦАНИЕМ ДЕЛ БОЖИИХ МИРУ И ЧЕЛОВЕКУ.

Содержание: I десятерица: сотворение мира и человека.

II десятерица: основание Ветхозаветной Церкви.

III десятерица: исход Ветхозаветной Церкви.

Эти три десятерицы обращены к Богу, во Святой Троице сущему, но до ее откровения человеку через явление Христа. Остальные семь десятериц обращены к Господу Иисусу Христу и имеют предметом дело нашего спасения. В частности:

IV: десятерица содержит явление Христа миру (от Рождества до выступления на проповедь).

V и VI — проповедь Евангелия (преимущественно в притчах).

VII: чудеса Христовы.

VIII: чрезвычайные события земной жизни Христовой и предание Его на страдания.

IX: крестные страдания Господа.

X: Воскресение и прославление.

Главная задача сотницы состоит в том, чтобы связать молитву и богомыслие, и призывание имени Божия и имени Иисусова соединить с обозрением путей нашего спасения, раскрытых в Ветхом Завете и Св. Евангелии. Употребление сотницы требует особого приготовления и богомысленного внимания, Для этого нужно самому предварительно остановиться мыслью на тех событиях, которые здесь упоминаются, и постигнуть, какое значение каждое из них имеет для всякого из нас. А для этого необходимо внимательное прочтение и усвоение тех мест Библии, где эти события излагаются. Попутно достигается цель чтения Слова Божия, и притом не ради простой любознательности, но ради личного духовного питания. Поэтому и самые десятерицы будут входить в молитвенную жизнь лишь постепенно, по мере усвоения их библейского содержания. Отнюдь не обязательно всю сотницу целиком вводить в молитвенное правило. Напротив, она может быть применяема по частям и для этой именно цели разделена на 10 десятериц. Также возможно в дополнение к обычной молитве Иисусовой, — которую настоящая сотница совершенно не имеет в виду упразднить или заменить, — прибавлять одну, две, или три десятерицы из этой сотницы, так что вся она может быть вычитана в несколько дней, даже в пределах седьмицы. Также не нужно считать необходимым и вообще молитвенное употребление всей сотницы. Напротив, можно из неё избирать для себя излюбленные десятерицы, которые больше говорят сердцу и молитвенно его воспламеняют. Наконец, можно избирать и составлять из отдельных молитвенных воззваний и свою собственную молитвенную четку, согласно указаниям личного опыта.

Настоящая сотница получила одобрение одного из наших ныне здравствующих святителей.

Первая десятерица.

1) Пресвятая Троице, Боже наш, спаси и помилуй мир Твой.

2) Господи, Боже наш, помилуй мя грешнаго.

3) Господи, Боже наш, вся силы безплотныя сотворивый (Быт. 1,1), помилуй грешныя люди Твоя.

4) Господи, Боже наш, мир сей в велелепоте шестию денми сотворимый (Быт. I, 1-25), помилуй грешныя люди Твоя.

5) Господи, Боже наш, Адама по образу и подобию Своему сотворивый и мене грешного в нем вообразивый (Быт. I, 26-27), помилуй грешныя люди Твоя.

6) Господи, Боже наш, иже наполнити землю и ею господствовати человеку повелевый (Быт. I, 28), помилуй грешныя люди Твоя.

7) Господи, Боже наш, иже человека в раи сладости вселивый и с ним тамо беседовати изволивый (Быт. III, 8-9), помилуй грешныя люди Твоя.

8) Господи, Боже наш, иже человеку в раи заповедь послушания даровавый (Быт. III, 16-17), помилуй грешныя люди Твоя.

9) Господи, Боже наш, иже в непослушании человека на труд, и болезни, и смерть осудивый (Быт. III, 17-19), помилуй грешныя люди Твоя.

10) Господи Боже наш, иже человеку, изгнанному из рая, обетование о Семени жены даровавый (Быт. III, 15), помилуй грешныя люди Твоя.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Вторая десятерица.

11) Господи, Боже наш, иже греховный род человеческий потопом водным истребивый и в ковчезе праведного Ноя сохранивый (Быт.VII-VIII), помилуй грешныя люди Твоя.

12) Господи, Боже наш, иже языки в столпотворении Вавилонском смесивый и во образе трех ангелов ему явивыйся (Быт.XVII-XVIII), помилуй грешныя люди Твоя.

14) Господи, Боже наш, иже семя Авраамле умноживый и благословение о нем всем народам земли обетовавый (Быт. XII, 3 — ХVIII, 18 — XXII, 18), помилуй грешныя люди Твоя.

15) Господи, Боже наш, иже пророка Моисея воздвигнувый и чудное имя Свое ему возвестивый (Исх. III), помилуй грешныя люди Твоя.

16) Господи, Боже наш, иже пасху ветхозаветную установивый и Израиля от работы Египетския избавивый (Исх. XII), помилуй грешныя люди Твоя.

17) Господи, Боже наш, иже скинию и закон Твой на Синае Моисею даровавый (Исх. ХХ-ХХХIV), помилуй грешныя люди Твоя.

18) Господи, Боже наш, иже в пустыне Израиля сорок лет сохранявый и в землю обетованную введый (Иис. Нав. I), помилуй грешныя люди Твоя.

19) Господи, Боже наш, иже тамо судий и царей народу Своему воздвигнувый (книги Судей и, Царств), помилуй грешныя люди Твоя.

20) Господи, Боже наш, иже псалмопевца, царя и пророка Давида возставивый и премудрому Соломону храм Твой устроит благоволивый (2 и 3 Царств), помилуй грешныя люди Твоя.

Пресвятая Богородица, спаси нас.

Третья десятерица.

21) Господи, Боже наш, иже грех ради царства, Израиля и Иуды сокрушивый и люди Своя в рассеяние и пленение обративый (4 Царства), помилуй грешныя люди Твоя.

22) Господи, Боже наш, иже пророки Израилю воздвигнувый и ими спасение предрекий, — помилуй грешныя люди Твоя.

23) Господи, Боже наш, иже из пленения народ Свой с Ездрой и Неемией в землю обетованную возвративый и храм новый тамо воздвигнути благоволивый (кн. Ездры), помилуй грешныя люди Твоя.

24) Господи, Боже наш, иже богоотцам Иоакиму и Анне и праведным Захарии и Елизавете на земли родитися благоизволивый, — помилуй грешныя люди Твоя.

25) Господи, Боже наш, иже Пречистой Деве Марии во время благоприятно родитися от святых Богоотец благоволивый, — помилуй грешныя люди Твоя.

26) Господи, Боже наш, иже Деве Отроковице во святая святых ввестися благоволивый, — помилуй грешныя люди Твоя.

27) Господи, Боже наш, иже Деве Марии обручитися Иосифови

благоволивый (Мф. I, 18), — помилуй грешныя люди Твоя.

28) Господи, Боже наш, рождество Иоанна Предтечи чрез Гавриила архангела Захарии возвестити благоволивый (Лк. I, 5-25), помилуй грешныя люди Твоя.

29) Господи, Боже наш, иже Пречистей Деве Марии архангельский глас благовещения ниспославый (Лк. I, 26-38), помилуй грешныя люди Твоя.

30) Господи, Боже наш, иже Пречистой Деве от Елисаветы Материю Господа именоватися и взыгранием Предтечи свидетельствоватися изволивый (Лк. I, 39-56), помилуй грешныя люди Твоя.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Четвертая десятерица.

31) Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, иже от Девы Марии в вертепе Вифлеемстем родитися благоволивый (Лк. II, 4-7), милостив

буди мне грешному.

32) Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, иже от ангелов, и пастырей и волхвов поклонение приявый (Лк. II, 8-20, Мф. II, 1-12), милостив буди мне грешному.

33) Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, иже во осьмый день плотию обрезатися и от Симеона Богоприимца и Анны пророчицы сретение прияти изволивый (Лк. II, 21-38), милостив буди мне грешному.

34) Г., I: X., С. Б., иже во Египет со Обручником и Материю Ирода свирепств ради бежати изволивый (Мф. II, 13-21), милостив буди мне грешному.

35) Г., I. X., С, Б., иже во смирении и послушании от родителей в Назарете воспитатися изволивый (Лк. II, 40 и 51-52), милостив

буди мне грешному.

36) Г., I. X., С. Б., иже во храме, яко доме Отца Своего, сый отрок, проповедати изволивый (Лк. II, 41-50), милостив буди мне грешному.

37) Г., I. X., С. Б., иже ко Иоанну креститися пришедый и; схождение Духа Святого и гласа Отчего свидетельство приявый (Мф. III),

милостив буди мне грешному.

38) Г., I. X., С. Б., иже от Предтечи яко Агнец Божий, вземляй грех мира, народу явленый (Ин. I, 29), милостив буди мне грешному.

39) Г., I. X., С. Б., иже в пустыне сорок дней поститися и искуситися от диавола изволивый (Лк. IV, 1-13), милостив буди мне грешному.

40) Г., I. X., С. Б., иже Евангелие Царствия и лето покаяния благоприятно людям Своим проповедавый (Мф.. IV, 23), милостив буди мне грешному.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Пятая десятерица.

41) Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, иже дванадесять апостолов избравый и тайны Царствия Божия им открывый (Мф. IV, 18-22; Ио. I, 35-49), помилуй мя грешнаго.

42) Г., I. X., С. Б., иже людям Твоим заповеди блаженства и молитву Господню даровавый (Мф. XIIIи XVI, 6-11; Мк. IV), помилуй мя грешнаго.

43) Г., I. X., С. Б., иже Царствие Божие многими притчами — о поле и семени, о зерне горушечном и жемчужине, и о закваске — проповедавый (Мф. XIII н ХУИ, 6-11; Мк. ИУ), даждь ми разумение и помилуй мя грешнаго.

44) Г., I. X., С. Б., иже в притче о призвании раннем и позднем работникам в вертограде последнему, что и первому, давый (Мф. XX), призови и мя грешного в вертоград Свой и помилуй мя.

45) Г., I. X., С. Б., иже притчею о вечери брачней всех, призываяй (Мф. XXII), не извергни и мя, грешного, из брачного мира Твоего и помилуй мя.

46) Г., I. X., С. Б., иже притчами о талантах и о двух сынах к работе Господней призываяй (Мф. ХХV, 14-30; XXI, 28-31), даждь и ми, грешному, ревность в ней и помилуй мя.

47) Г., I. X., С. Б., иже о мудрых и юродивых девах притчу глаголавый (Мф. ХХV, 1-13), призови и мя, грешного, к бдению и помилуй мя.

48) Г., I. X., С. Б., иже в притче о блудном сыне милосердия Божие возвестивый (Лк. ХV, 11-32), яви и мне, грешному, путь ко Отцу небесному и помилуй мя.

49) Г., I. X., С. Б., иже в притче о милосердом самарянине вся к милосердию призвавый (Лк. X, 25-37), даждь и ми, грешному, возлюбити ближняго моего и помилуй мя.

50) Г., I. X., С. Б., иже притчею о богатом и Лазаре жестокосердие обличивый (Лк. ХVI, 19-31), попали жестокость сердца моего и помилуй мя грешнаго.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Шестая десятерица.

51) Г., I. X., С. В., иже притчею о богатом, надеющемся на бо-

гатство, вся я трезвению призываяй (Лк.. XII, 16-21), даждь ми память смертную и помилуй мя грешнаго.

52) Г., I. X., С. В., иже притчею о немилосердном должнике всех к прощению призываяй (Мф. ХVIII, 23-25), научи мя прощати

должником моим и помилуй мя грешнаго.

53) Г., I. X., С. Б., иже притчею о неправедном управителе вся к рассуждению призываяй (Лк. ХVI, 1-12), даждь ми разум в делании моем и помилуй мя грешнаго.

54) Г., I. X., С. Б., иже в притче о мытаре и фарисее образ смирения показавый (Мф. ХVIII, 9-14), научи и мя, грешного, смирению

тому и помилуй мя.

55) Г., I. X., С. Б., иже торжники из храма изгнавый и книжники и фарисеи в лицемерии обличивый (Мф. XXI, 12-13 и XXIII), сокруши жестоковыйность мою и помилуй мя грешнаго.

56) Г., I. X., С. Б., иже о скорби последних дней ученики Своя предваривый и вся к терпению призвавый (Мф. ХХIV), даждь и ми, грешному, терпение в скорби и помилуй мя.

57) Г., I. X., С. Б., иже о славном пришествии и страшном судищи Твоем учеником Твоим возвестивый (Мф. ХХУ, 31-46), даждь ми добрый ответ и одесную стояние на судищи Твоем и помилуй мя грешнаго.

58) Г., I. X., С. Б., иже коемуждо взяти крест свой и за Тобою последовати повелевый (Мф. ХVI, 24-25), научи мя возлюбити крест мой и помилуй мя грешнаго.

59) Г., I. X., С. Б., иже рекий, яко николиже простится хула на Духа Святого (Мф. XII, 32), охрани от нея душу мою и помилуй мя грешнаго.

60) Г., I. X., С. Б., иже дети благословивый и рекий, яко таковых ест Царствие Божие (Лк. ХVIII, 15-17), даждь и ми сердце детское, да вниду во Царствие Твое, и помилуй мя грешнаго.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Седьмая десятерица.

61) Г., I. X., С. Б., слепыя исцеливый (Мк. VII, 22-26) исцели слепоту души моей и помилуй мя грешнаго.

62) Г., I. X., С. Б., расслабленного от одра возставивый (Мк. II, 1-2), исцели и мое расслабление и помилуй мя грешнаго.

63) Г., I. X., 0. Б., иже волнение водное словом утишивый и маловерному Петру спасение даровавый (Мк. IV, 35-41; Мф. ХIV, 22-23), утверди веру мою и помилуй мя грешнаго.

64) Г., I. X., С. Б., бесныя исцеливый и легион бесов изгнавый (Мк. V, 1-20), изжени из души моея соблазны и помилуй мя грешнаго.

65) Г., I. X., С. Б., кровоточивую прикосновением исцеливый (Мк. V, 25-31), исцели и раны души моея и помилуй мя грешнаго.

66) Г., I. X., С. Б., дщерь Иаира и сына вдовицы и четверодневного Лазаря воскресивый (Мк. V, 22-43; Лк. VII, 11-16; Ин. XI, 1-45), воскреси смердящую мою душу и помилуй мя грешнаго.

67) Г., I. X., С. Б., многия тысячи малыми хлебами насытивый (Мк. VI, 34-44; VIII, 1-9 и 19-20), утоли глад души моея и помилуй мя грешнаго.

68) Г., I. X., С. Б., прокаженныя очистивый (Мк. I, 40-45), очисти души моея проказу и помилуй мя грешнаго.

69) Г., I. X., С. Б., тещу Петрову в огневице лежавшую исцеливый (Мф. VIII, 14-15), угаси плоти моея разжжение и помилуй мя грешнаго.

70) Г., I. X., С. Б., в Кане Галилейской воду в вино претворивый (Ин. II, 1-11), буди веселие сердцу моему и помилуй мя грешнаго.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Восьмая десятерица.

71) Г., I. X., С. Б., иже жене самаряныне поклонение Богу в духе и истине возвестивый (Иа. IV, 5-26), даждь ми тако послужити Тебе и помилуй мя грешнаго.

72) Г.. I. X., С. Б., иже Никодиму в нощи о дыхании духа, идеже хощет, возвестивый (Ин. III, 1-21), вдохнови мою душу и помилуй мя грешнаго.

73) Г., I. X., С. ., иже грешницу допустивый помазати нозе Твои и власы своими отирати я и блудницу во гресе ятую помиловавый (Лк.

VII, 36-50 и Ин. VIII, 3-11), даждь и ми прощение грехов моих, и помилуй мя.

74) Г., I. X., С. Б., в дом Закхеа мытаря внити не возгнушавыйся и спасение дому его возвестивый (Лк. XIX, 1-10), вниди в дом души моея и помилуй мя грешнаго.

75) Г., I. X., С. Б., на горе Фаворстей учеником славу Свою явивый (Лк. IX, 28-36), даждь видети ю и мне недостойному и помилуй мя грешнаго.

76) Г., I. X., С. Б., иже во Иерусалим яко Царь кроткий на осляти внити изволивый (Мф. XXI, 1-11 и 15-17), даждь и мне взывати Тебе осанна и помилуй мя грешнаго.

77) Г., I. X., С. Б., иже на Тайной вечери в омовении ног учеником образ смирения показавый и Тела и Крови Своей причастники я соделавый (Ин. XIII, 1-15; Лк. XXII, 1-39), не отвержи и мене грешного, недостойного, и помилуй мя.

78) Г., I. X., С. Б., иже на вечери ученики Своя новой заповеди любви научивый и ниспослати Утешителя от Отца им обетовавый (Ин. XIII, 31—ХVIII, 1), даруй и мне, грешному, Духа Твоего и помилуй мя.

79) Г., I. X., С. Б., иже в вертограде Гефсиманстем многое моление Отцу принесый и борение даже до слез и кровавого пота претерпевый, учеником Твоим спящим (Мф. ХХVI, 36-46), удали сон сердца моего и помилуй мя грешнаго.

80) Г., I. X., С. Б., иже Иудиным целованием преданный, прочими же ученики оставленный и Петрово отречение претерпевый (Мф. ХХVI, 47-75), утверди мя, грешного, в вере и верности Тебе н помилуй мя.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Девятая десятерица.

81) Г., I. X., С. Б., иже от судий неправедных поруганий и биение, и заплевание, и заушение претерпевый (Мф. ХХVII, 27-31), помилуй мя грешнаго.

82) Г., I. X., С. Б., иже венец терновый на главе и багряницу носивый (Мф. ХV, 17), помилуй мя грешнаго.

83) Г., I. X., С. Б., иже на кресте пригвождение нас ради претерпевый (Лк. XXIII, 33), помилуй мя грешнаго.

84) Г., I. X., С. Б., иже за мучителей Своих моливыйся и праведному разбойнику прощение обетовавый (Лк. XXIII, 34-43), помилуй мя грешнаго

85) Г., I. X., С. Б., иже возлюбленного ученика Своего Деве Матери усыновивый и во свояси ю прияти повелевый (Ин. XIX, 26-27), помилуй мя грешнаго.

86) Г., I. X., С. Б., иже грех ради человеческих на кресте от Отца Своего оставление претерпевый (Мф. ХХVII, 46), помилуй мя грешнаго.

87) Г., I. X., С. Б., иже «совершишася» возгласивый и дух Свой в руки Отца предавый (Ин. XIX, 30; Лк. ХХIII, 46), помилуй мя грешнаго.

88) Г., I. X., 0. Б., иже в ребра копием прободенный и кровь и воду излиявый (Ин. XIX, 34), помилуй мя грешнаго.

89) Г., I. X., С. Б., иже по снятии со креста благообразным Иосифом вкупе с Никодимом миром помазанный и во гробе нове погребенный (Ин. XIX, 38-42), помилуй мя грешнаго.

90) Г., I. X., С. Б., иже во аде проповедавый и вереи адовы сокрушивый (I Петра, III, 19; Кол. II, 15), помилуй мя грешнаго.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Десятая десятерица.

91) Г., I. X. С. Б., иже тридневен со славою воскресый из гроба (Лк. ХХIV, 6-7), помяни и мене, грешного, во Царствии Твоем и помилуй мя грешнаго.

92) Г., I. X., С. Б., иже прежде Вознесения учеником Своим являяся тайнам Царствия Божия я научивый (Деян. 1, 2-3), помилуй мя грешнаго.

93) Г., I. X., С. Б., иже Марии Магдалине в вертограде явивыйся и по имени ю призвавый (Ин. XX, 11-18), призови мою душу и помилуй мя грешнаго

94) Г., I. X., С. Б., иже Луце и Клеопе в шествии явивыйся и познавыйся ими горением сердца в преломлении хлеба (Лк. ХХIV, 13-35), помилуй мя грешнаго.

95) Г., I. X., С. Б., иже Фоме маловерному персты в раны вложити даровавый (Ин. XX, 24-29), исцели и мое маловерие и помилуй мя грешнаго.

96) Г., I. X., С. Б., иже Петрови отречения прощение троекратным

вопрошанием даровавый (Ин. XXI, 15-19), прости и ми мое малодушие:

и помилуй мя грешнаго.

97) Г., I. X., С. Б., иже вознесыйся во слове на небо и седый одесную Бога Отца (Мк. ХVI, 19), помилуй мя грешнаго.

98) Г., I. X., С. Б., иже Духа Святого на апостолов ниспославый и Церковь Свою основавый (Деян. II), помилуй мя грешнаго.

99) Г., I. X., С. Б., иже Деву Матерь Свою во честнем ее успении небесе и земли Царицей соделавый и превыше всея твари прославивый (Лк. I, 46-49), помилуй мя грешнаго.

100) Г., I. X., С. Б., иже Церковь Свою николиже оставляяй и Тайновидцу грядущия судбы ее возвестнвый (Мф. ХХVIII, 20; Откровение Ин. Богосл.), помилуй мя грешнаго.

Пресвятая Богородице, спаси нас.

Страница сгенерирована за 0.09 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com