Икона и иконопочитание в православии

В православном благочестии видное место занимает почитание св. икон с изображениями Господа Иисуса Христа, Пресв. Богородицы, ангелов и святых (сюда же относятся и св. крест и св. евангелие). Православные храмы внутри покрыты росписью и обильно украшены иконами как в так наз. иконостасе (перегородке, отделяющей алтарь от храма), так и на стенах. Изображения эти обычно делаются на досках или на плоской поверхности, статуи и вообще скульптурные изображения, в отличие от За­пада, в православии представляют редкое ис­ключение. Канонически почитание икон ос­новывается на постановлении VII вселенского собора, которое признается имеющим непрере­каемую силу для Церкви. Оно имеет свое ос­нование и в религиозной психологии, столь глубокое, что икона у православных является существенной необходимостью для благочестия. В цветущие времена православия, одинаково как в Византии, так и в России, иконы не толь­ко наполняли храмы, но они помещались и в

297

домах, и на улицах, и площадях, и в пуб­личных местах. Жилище, в котором нет иконы, для православного производит впечатление нечистоты и пустоты. При путешествии, при посещении новых мест, православный имеет икону, пред которой и совершает молитву, так же как он носит и небольшой крест на груди, впервые возлагаемый при крещении. Икона дает чувство осязательного присутствия Божия. Это с трудом понимается западным человеком, даже в католичестве, несмотря на то, что оно и признает иконопочитание, особенно же в проте­стантизме, в котором живет традиция ико­ноборчества и удерживается одно только изо­бражение креста. Иконопочитание нередко при­нимается за идолопоклонство, причем, конечно, не дают себе труда отчетливо определить, что же под этим разумеется. Икона предполагает для своего существования изобразимость Бога в человеке, который по сотворению своему имеет образ Божий (Быт. 1,26), хотя и затемненный первородным грехом. Но Господь Иисус Христос, приняв человеческое естество, в Своем безгрешном человечестве явил истинного человека. Бог остается неизобразим в премирном бытии Своем, но в откровении Своем че­ловеку Он имеет образ и может быть описуем. Иначе не имело бы места и самое Его открове­ние (^х). В частности являются изобразимы, в

1) Догматические основания иконопочитания см. в моей работе: Икона и иконопочитание, 1930.

298

силу сказанного, события земной жизни Гос­пода Иисуса Христа, как они в слове изобра­жаются во св. Евангелии, которое в этом смысле есть не что иное, как словесная икона Христова. Картины религиозного содержания, изо­бражающие евангельские события, не встречают для себя принципиального возражения и в про­тестантском мире. Они употребительны здесь — в целях ли научения, воспоминания или же большего религиозного постижения, — употре­бительны так же как священные тексты, укра­шающие стены храма и представляющие собою также не что иное, как словесные иконы. Такое воспоминательное значение в православии имеет роспись (фрески) разного содержания, покрывающие стены храма и в сущности не имеющие значения иконы. Икона представляет собою не просто священное изображение, но и нечто большее, чем изображение. По верованию православия, икона есть место благодатного присутствия, как бы явления Христа (а далее и Богоматери, святых, вообще тех, кто изображается на иконе), для молитвы Ему. Это явление Христа в Своем изображении для слышания молитвы Ему не делает самую доску и краски, которые необходимы для изображения, составляют его материю, при­надлежащими телу Христову. В этом смысле икона совершенно противоположна Евхаристии, где нет образа Христова, но таинственно Хрис­тос присутствует в веществе Его тела и крови,

299

подавая их для причащения. Православный молится пред иконой Христа, как пред самим Христом, ему предстоящим в Своей иконе, но сама икона, место этого присутствия, остается только вещью и отнюдь не становится идолом или фетишем. Потребность иметь с собою и пред собою икону вытекает из конкретности религиозного чувства, которое не удовлет­воряется одним только духовным созерцанием, но ищет и непосредственной, осязательной близости, как это естественно для человека, состоящего из души и тела. Человеку Господь преподает общение с Собой во вкушении тела и крови Его, т.е. чувственно и осязательно. И подобное духовно-осязательное же общение мы имеем и во святых иконах, при всем глубоком отличии иконы от св. Евхаристии. Почитание св. икон основывается, поэтому, не только на са­мом содержании изображаемых на них лиц или событий, но и на вере в это благодатное присут­ствие, которое подается Церковью силою освящения иконы. В освящении иконы мы имеем священнодействие, которым установляется именно связь между первообразом и образом, изображаемым и изображением. Через освящение в иконе Христа происходит таинственная встреча молящегося со Христом. И это же имеет силу и относительно иконы Бо­гоматери и святых, которые в своих иконах как бы продолжают свою жизнь на земле в своих явлениях (аналогичный же смысл имеет и

300

почитание св. мощей). Силою этого благодат­ного присутствия чрез икону может подаваться помощь, как бы от самих изображенных на ней, и, в этом смысле, принципиально, всякая получившая свою силу, т.е. освященная, икона является чудотворной. Однако чудотворными, в собственном смысле, почитаются иконы, так или иначе явившие себя чудотворением и с особенной доступностью и ощутительностью являющие свою силу. Особенно значительно количество почитаемых, как чудотворные, икон Божией Матери. По верованию Церкви, Пресв. Матерь Божия, которой усыновлен в лице ап. Иоанна Богослова весь человеческий род, или вся Церковь, не оставляет мира и в Своем Успении, и пребывая в небесах, Она вместе с тем живет и жизнью нашего мира, болеет его болезнями и плачет его слезами, предстатель­ствует о нем Своими молитвами. Потому она являет Себя миру и в чудотворных Своих иконах, которые сохраняют Ее ощутительный след на земле. (Эта вера в православии является общею с католичеством).

Иконы имеют своим предметом изображе­ние Христа, а в связи с Ним даже и Св. Троицы (в частности, в виде явления трех ангелов Ав­рааму при дубе Мамврийском), Богоматери, ангелов и святых. Содержание этих икон не ограничивается простыми изображениями, но может включать и различные события из жиз­ни Христа (иконы праздников), или же

301

выражать иногда очень сложные догмати­ческие идеи (напр., различные иконы св. Софии, Премудрости Божией, космические иконы Богоматери и под.). Каково происхож­дение подобных икон? Отчасти оно опре­деляется прямыми данными Слова Божия, частью же богословскими соображениями (и от­носится в этом смысле к живописной схоласти­ке), отчасти содержит в себе духовное виде­ние, которое открывается богозрителю, а вместе и иконописцу 1). И, как таковое, будучи принято Церковью чрез икону, оно становится новым откровением, которое является источни­ком для богословия, — тем самым возникает иконографическое богословие (как напр., в вопросе о Софии, Премудрости Божией). Вооб­ще, икона является особым видом церковного предания, в красках и образах, наряду с уст­ным, письменным, монументальным. Изготов­ление икон, которым для массового спроса овладело ремесло, в своих истоках является религиозным творчеством, и Церковь прослав­ляет некоторых святых именно как иконопис­цев (во главе этого ряда предание ставит еван­гелиста Луку, начертавшего икону Божией Матери). Таковы величайшие русские мастера иконы, два друга: преподобный Андрей Руб­лев и Дионисий, оба монахи. Впрочем, редким

1) В западной иконографии характером видений более всего отмечено творчество Беато Анжелико.

302

исключением является и то, что оказываются известны их имена, обычно иконы так же безымянны, как и готические соборы на за­паде. Разумеется, истинные видения, богослов­ские созерцания в иконах представляют собой исключения в ряду массового иконописания, но эти исключения становятся оригиналом для изготовления копий, иконных «подвижни­ков».

Религиозное созерцание в иконе дается мастеру облеченным в образы, краски и формы. Это есть откровение в художественных образах, не отвлеченные идеи, но конкретные формы. Поэтому в иконописи имеет столь су­щественное значение символика красок, ритм линий, связанность композиции. Видения ду­ховного мира облекаются в художественную форму, в которой приобретает исключительное значение язык красок (цвета: золотой, сере­бряный, голубой, синий, зеленый, пурпуровый и т. д.) и линий, при величайшей экономии ху­дожественных средств. Принципиально в иконе все символично и имеет свое значение: не толь­ко содержание изображаемого, но и форма и краски. В этом ведении и хранении символики иконы состоит традиция иконописания, веду­щая свое происхождение с незапамятных вре­мен, может быть, еще и из дохристианской древности и Египта и Эллады, которым насле­довала христианская Византия. Таким образом возникает иконописный канон, который с наи-

303

большей чистотой сохраняется в древних ико­нах. В истории иконы следует отметить особую заслугу русского старообрядчества, которое явило их миру как недосягаемые вершины худо­жества, способные стать рядом с величайшими произведениями мирового искусства 1). Разуме­ется, канон этот имеет лишь общее руководящее значение, и он не только оставляет место для личного вдохновения и творчества (в извест­ных пределах его нечувствительно изменяю­щих), но его даже предполагает. Поэтому не существует такого абсолютного канона для иконы, который исповедуют старообрядцы. Тем самым они обрекают иконопись на полную неподвижность и на смерть ее как искусства, из которого она родилась и которым должна остаться. Напротив, находя основание в тра­диции и развивая ее, икона имеет свою собст­венную жизнь и в современном искусстве, и это искусство имеет великое и прекрасное будущее. Однако искусство не рабствует канону, как внешнему закону, но его свободно приемлет как древнее ведение и внутреннюю правду. Ико­нопись есть особая отрасль символического ис­кусства, но она есть не только искусство, но и более чем искусство, она есть боговидение и

1) От этого художественного канона, который содержится в самих памятниках иконного искусства, нужно отличать так наз. подлинник, в котором указывается, с какими чертами надо писать различных святых. Последний имеет значение скорее духовной цензуры для икон.

304

боговедение, дающие художественное свидетель­ство о себе. Она требует для истинного своего осуществления соединения в одном лице ху­дожника и религиозного созерцателя-богослова. Одно художество само по себе бессильно со­здать икону, так же как и одно богословие. Поэтому творческая иконопись является труд­нейшим и редчайшим искусством, как требую­щая соединения этих обоих, также редких да­ров. За то и достижения и откровения иконопи­си превосходят по силе своей и умозрительное богословие и внерелигиозное искусство. Ико­нопись свидетельствует о потустороннем мире и его образах, она не доказывает, но показывает, не принуждает доводами, но убеждает и побеж­дает самоочевидностью. Истинная творческая икона есть явление Христа, Богоматери, ан­гелов, святых, рая, здесь на земле. Поэтому в ней искусству дается вообще самое высшее слу­жение, какое только может существовать, — возвещать славу Божию. Русская душа и рус­ское искусство таит в себе новые откровения, новое творчество иконы, которого мы являемся уже современниками.

Иконопись, как искусство, имеет свои отли­чительные черты, в общем определяющиеся ее задачей свидетельствовать о потустороннем мире. Поэтому оно, прежде всего, чуждо того натурализма и даже просто природного реализ­ма, который сделался господствующим в за­падном искусстве ренессанса. Иконопись не до­-

305

пускает чувственности в изображениях, ко­торые остаются формальны, абстрактны, схе­матичны, состоят из одной формы и краски. Она ищет передать не лицо, но лик. Она чужда им­прессионизма, но ближе к декоративности с четкими формами и определенными красками. Поэтому икона не знает и трех измерений, не имеет глубины, но довольствуется, вслед за древней египетской иконописью, плоскостным изображением с обратной перспективой, и уже этим достигается устранение чувственности й господство формы и краски с их символикой. Этим вносится в самые художественные ресурсы иконописи строгая и высокая аскетика, и заранее отрезается путь к чувственности, к плотской похоти. Иконопись строга, серьезна и может казаться суха, как неизбежно сынам плоти кажется высокое и чистое искусство.

Художественная родина иконы есть древ­ний Египет (в частности, погребальные пор­треты эллинистической эпохи). Византия, на­следница и продолжательница Эллады, являет­ся родиной христианской иконописи, здесь она имела несколько периодов расцвета. Отсюда иконописное искусство перешло в Балканские страны и Россию, где достигло высшего раз­вития к XV веку в Москве и Новгороде. Вели­чайшим русским иконописцем является преп. Андрей Рублев и мастер Дионисий (Москва, XV век). Вопрос о соотношении западного, итальян­ского и русского иконописного искусства до сих

306

пор составляет предмет ученых споров. Влия­ние запада неоспоримо проявляется в русской иконописи в эпоху начинающегося упадка с XVI века и находит для себя в Симоне Ушакове (Москва, XVII век) даровитого выразителя. В XVIII-XIX вв. влияние западных вкусов на рус­ское искусство действует понижающим образом, внося в него черты натурализма и дилетантиз­ма, в утрате собственного стиля, вместе с ре­месленничеством, и только в последнее время вновь пробудилось понимание природы иконо­писи как искусства, а с ним пробуждается и сознание подлинных высоких ее задач, обе­щающее новый его расцвет. В иконе искусство становится в связь с Церковью, служит Церкви, причем эта связь есть не только внешняя, но внутренняя. Культура и культ раскрываются в том своем единстве, которое является исход­ным, изначальным, а вместе и последнею целью истории человечества.

307