Г лава XV

Эта глава имеет значение вступления к следующему отделу: о чашах. В общем, в ней еще раз подтверждается одна из основных мыслей Откровения об ангело-человеческом характере исторического процесса, в также снова проявляется ритм его изложения через контрасты, сопоставления и противопоставления небесных и земных свершений. Здесь сопоставляются два видения в небе: «и увидел я иное знамение на небе, великое и чудное, — семь Ангелов, имеющих семь последних язв», — это первое. Второе же есть «как бы стеклянное море, смешанное с огнем, и победившие зверя и образ сто, и начертание его и число имени его стоят на этом стеклянном море, держа гусли Божий» (2). «Море стеклянное, как бы смешанное с огнем» отличается от «моря стеклянного, подобного кристаллу пред престолом Сидящего» (IV, 6). Оно означает низшую сравнительно с ним сферу бытия (что выражается, прежде всего, через «как бы» ως), к тому же при отсутствии «подобия кристаллу», но с прибавлением атрибута: «смешанное с огнем». Последнее выражает именно двойственный характер этого символа как относящегося не только к божественной области, но и к тварной, хотя и в высшем ее проявлении «огня». Будем ли мы придавать ему космологический смысл — небесного океана, или звездного мира, или же видеть таинства Церкви, пронизывающие тварную жизнь, но, во всяком случае, это является связанным с победой устоявших в борьбе с зверем. «Гусли Божии», очевидно, означает обращенность к Богу этого псаломского славословия, которое по содержанию определяется двояко: «песнь Моисея», раба Божия, «песнь Агнца», ветхо- и новозаветная. Песнь Моисея, воспетая после перехода чрез Черное море, означает аналогию с духовной победой над зверем, а песнь Агнца (точнее, песнь Агнцу) есть славословие Спасителю мира (со стороны ли 144.000 запечатленных, или же вообще всех святых Церкви Христовой).

Следует здесь установить, что эта песнь воспевается в мире загробном ранее Парусии Христовой и всеобщего воскресения, пред самым возвещением семи последних язв, имеющих прийти на землю. Каково же содержание этой песни? Она относится к делам Божиим, в путях водительства мира ко спасе-

136

нию. «Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны истинны пути Твои, Царь святых! Кто же не убоится Тебя, Господи, и не прославит Имени Твоего? Ибо Ты еси один свят. Все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои». Таким образом, это славословие есть и теодицея, как она открывается в загробном мире пред самым вступлением земного мира в самую последнюю полосу испытаний, «семи последних язв». То, что на земле является предельным ужасом, то в мире духовном постигается и славословится как откровение путей Божиих. Так ограниченно и слепо остается человеческое постижение судеб своих на земле. Но эта теодицея, воспеваемая в мире духовном, должна явиться постижением судеб Божих, обладающих убедительностью и на земле и приводящим к обращению и поклонению Богу всех народов. В самом откровении мы не находим этого постижения, которое соответствовало бы такому действию сами последних язв, напротив, оно как будто является совсем противоположным, ведет к последнему ожесточению... Однако этот пророческий как бы намек не может быть пропущен, но должен быть принят во всей своей силе. Не относится ли он к обращению и спасению всего Израиля со всем значением этого духовного события и его последствиями в жизни Церкви для всех народов? Такое предположение тем более уместно, что пророчество об этом у ап. Павла Рим. IX-XI как будто не имеет для себя в Откровении прямого иного созвучия, кроме как это содержание песни Моисея и Агнца во всей многознаменательности этого двойственного соединения. Во всяком случае, это свидетельство, что «открылись суды Твои», означает постижение смысла истории во всей сложности и противоречивости ее путей, во всей всемирно-исторической трагедии, в ее диалектике...

Вторая половина XV главы посвящена (символическому образу открывшегося храма и «скинии на небе», 1) вместе с выходом из храма семи Ангелов, имеющих семь язв. Они изображаются, таким образом, как нарочитые таинники небесных видений. Эти ангелы облечены в «чистую и светлую льняную одежду и опоясаны золотыми поясами» (6) — род священнического облачения, соответствующего их пребыванию в храме в предстоянии Богу (ср. Иезек. IX). Они имеют принести жертву правды Божией. «И одно из четырех животных (т. е.

1) Храм «скинии свидетельства» в небесном храме гл. XV, 5 аналогичен подобному же образу и мысли в гл. XI, 19, где наступление гнева Божия и приближение возмездия также сопровождается «явлением ковчега завета Божия в храме Его» (что существенного различия не представляет).

137

из самого высшего ангельского предстояния Богу) дало семи Ангелам семь золотых чаш, наполненных гневом Бога, живущего во веки веков» (5). Однако это решение на небесах остается под покровом божественной тайны, в непостижимости для человеков: «и наполнился храм дымом от славы Божией» (дым — символ тайны), и никто не мог войти в храм, доколе не окончились тайны путей Божиих, их трансцендентность до времени своего свершения.

138