Карташев А.В. Был ли апостол Андрей на Руси

 «Христианское чтение.» 1907. № 7. СПБ.

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

А.В. Карташев

БЫЛ ЛИ АПОСТОЛ АНДРЕЙ НА РУСИ?

Русь, как целая государственная.народность, крещена св. кн. Владимиром. Но это событие имело свои корни в веках предшествующих. Поэтому обратимся в глубь веков, чтобы проследить начальные судьбы распространения христианства на Руси, как причину ее позднейшего всеобщего крещения.

Terminusа quoнаших рассуждений нельзя обозначить с математической точностью, как нельзя указать его и для начала самой „Руси“. Одно только было ясно даже для наших предков XI и начала XII веков, что „сде (т. е. в русской земле) не суть апостоли учили“, что „телом апостоли не суть сде были“: так говорится в летописной повести об убиении варягов-христиан при Владимире. Тоже повторяет и преп. Нестор в своем житии Бориса и Глеба. Тем не менее, в одном из сказаний, входящих в состав „Повести временных лет“, редактор его уже проявил тенденцию связать русское христианство с временами апостолов. Назвав нашего первоучителя Мефодия „настольником Андрониковым» (апостол из числа 70-ти), он продолжает: „темжесловеньску языку учитель есть Андроник апостол, в Моравы бо ходил: и апостол Павел учил ту, ту бо есть Илюрик, его же доходил ап. Павел, ту бобешасловени первое. Темже и словеньску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы есмо Русь, тем же и нам Руси учитель есть Павел“. Если таковы были взгляды русских людей по вопросу об апостольском сеянии на ниве русской до начала XII века включительно

83

84

(момент образования „повести временных лет“), то очевидно, лишь после этого времени они приняли ту уверенную форму, какая сообщена им повестью о посещении русской страны ап. Андреем Первозванным. Повесть эта вставлена в киевском летописном своде среди рассказа о расселении русских славян. При упоминании имени Полян речь сразу переходит к описанию „пути из варяг в греки“ и наоборот „из грек по Днепру в море варяжское, и по тому морю до Рима“. „А Днепр втечет“, говорится здесь, „в Понетьское море, еже море словетьРуское, по нему же учил апостол Оньдрей, брат Петров, яко же реша». Характерно в последних словах проявление некоторого скепсиса у автора в отношении к передаваемому факту, в виду чего он и спешит сложить с себя ответственность за его достоверность путем неопределенной ссылки на какой-то источник. Но непосредственно далее затем он, или скорее всего кто-то другой, его продолжатель, уже смело развивает робко брошенное мнение в целое сказание, на половину трогательно-поэтическое, наполовину совсем неэстетическое, даже нелепое. Ап. Андрей из приморского малоазийского города Синопа приходит в таврический Корсунь. Здесь он узнает, что близко днепровское устье и решается пойти чрез него в Рим. Случайно („по приключаю Божию“) останавливается он на ночлег на отмели под нагорным берегом Днепра на месте будущего Киева. „Заутра встав“, он указует ученикам своим на близ лежащие горы, предсказывает об имеющем быть здесь граде великом и церквах многих, поднимается на горы, благословляет их и ставит крест, а затем продолжает путь свой до Новгорода, где... дивится банному самоистязанию, о чем и рассказывает по приходе в Рим.

Ответом на вопрос об исторической достоверности сказания послужит нам историко-литературная справка об его постепенном развитии. Книга деяний апостольских, распространяясь главным образом об одном только ап. Павле, хранит молчание о судьбе двенадцати. Это обстоятельство дало повод еще в древне-христианском мире развиться богатой апокрифической литературе различных πράξεις, περίοδοι, μαρτύριαи θαύματα, подробно представлявших апостольские труды й подвиги многих из лика 12 и 70-ти.

85

Целый цикл таких сказаний имеет своим предметом проповедь апп, Петра, Андрея и Матфия в стране антропофагов, или мирмидонян и в стране варваров. Древность их весьма почтенная. Дело в том, что всеми подобного рода видами апокрифической литературы пользовались, как орудием вкрадчивой пропаганды, многочисленные гностические секты первых веков и впоследствии манихеи. И анализ апокрифических сказаний интересующего нас цикла с этой точки зрения приводит специальных исследователей(Lipsins, Zoegaи др. ¹) к возможности относить даже их настоящую редакцию ко II веку. При таком условии сохранение в них зерна исторической истины легко допустимо. Но вопрос в том: как, после выделения из этих апокрифов фантастических излишеств повествования, правильно истолковать их крайне загадочную географическую и этническую номенклатуру? Решить его не легко. Сколько-нибудь реальный терминологический элемент апокрифов первой формации в их дальнейшей истории терпел весьма невыгодные для исторической правды изменения. Изобильная еретическая начинка первых апокрифов открывала повод к их усиленной и частой переработке в духе других вероучений (в более раннюю эпоху) и в духе православно-церковном (особенно в V и VI вв.); были и без тенденциозные в догматическом смысле подражания. Примеры показывают, что при этих переделках о правилах исторической точности заботились очень мало, и с собственными именами происходили причудливые метаморфозы. С. Петровский (ор. cit), разгадывая, под руководством авторитетных немцев, смысл относящихся к нашему вопросу апокрифов, приходит к заключению, что они говорят о проповеди ап. Андрея между прочим в теперешних кавказских странах, прилегающих к Черноморью и даже в землях соседнего приазовского края. Однако решать этот вопрос без данных ориенталистики довольно рискованно. Когда, вооруженный этими средствами В. В. Болотов в своем посмертном „Экскурсе Е.» („Хр. Чт.“, 1901, июнь) коснулся части ученого узора, сотканного рус-

¹) С. Петровский. Сказания об апостольской проповеди по северо- восточному черноморскому побережью. Одесса. 1898. (Из XX и XXI тт. „Записк. Имп. Одес. Общ.истории и древн.»).

86

скимисследователем, то он безнадежно спутался, если не распался целиком. Оказывается, по соображении с лингвистическими данными коптской и абиссинской легенд, деятельность апп. Варфоломея и Андрея, вместо мнимого Черноморья, чистейшим образом относится к африканской территории. Пример этот, конечно, не без значения для будущего решения поставленного вопроса.

Параллельно с пространными сказаниями о миссионерских путешествиях апостолов развивались и известия по формекраткие, в видесписков, или каталогов, отмеченных именами: Ипполита Римского (II в.), Дорофея Тирского (IV в.), Софрония, друга бл. Иеронима (f375) и Епифания Кипрского (ф 403). Каталоги эти в сохранившихся редакциях несомненно позднейшего происхождения, чем время жизни их мнимых авторов, и в отношении к известиям о миссионерском уделе в частности ап. Андрея восходят к первоначальным апокрифам и их позднейшим церковным переделкам (от V до VIII вв.), как к своему источнику. При этом неопределенные апокрифические страны варваров и антропофагов здесь категорически локализируются в Скифии, хотя с наклонностью видеть в ней Скифию не европейскую, а азиатскую (прикаспийскую).

Отголосок самостоятельного (неапокрифического) церковного предания хотят видеть у Евсевия. „Когда свв. апостолы и ученики Спасителя Нашего“, читаем у него в III, 1, „рассеялись по всей вселенной, то Фома как содержит предание(ὡςἡπαράδοσιςπεριέχει), получил в жребий Парфию, Андрей Скифию... Петр, как известно, проповедывал в Понте и Галатии... Это сказано слово в слово (κατὰλέξιν) у Оригена в третьей части .его толкований на Бытие“. Данное сочинение Оригена до нас не сохранилось, и в каком объеме и в какой степени приведенная цитата представляет буквальную из него выдержку, исследователи церковной литературы оставляют под вопросом ¹). Некоторые усматривают во многих авторитетных рукописях истории Евсевия специальный значок пред словом „Петр“ и отсюда заключают, что лишь с известия о Петре начинается цитата из Оригена, а известие об ап. Андрее принадлежит самому Евсевию и современному ему (а не Оригену) церков-

¹) А. Harnack. „Gesch. d. altchr. Litter.“ Lpz. 1893., S. 344.

87

ковному преданию. Но древность предания IV века не настолько глубока, чтобы ее нельзя было объяснить из того же указанного нами источника. Евсевия повторяют: Руфин („как нам передано“) и ЕвхерийЛионский(†449) („как рассказывает история“).

В VIII, IX и последующих столетиях накопившийся веками материал в форме апокрифических и церковных сказаний, кратких известий и посеянных всюду теми и другими местных преданий послужил источником к составлению новых „деяний“, „похвал“ и „житий“ апостолов. Здесь миссионерская деятельность ап. Андрея распадается на целых три проповеднических путешествия, скопированных с путешествий ап. Павла, при чем Первозванный апостол уже с полной определенностью проводится через Скифию европейскую и по северному и западному побережью Черного моря проходит до Византии, где поставляет первого епископа для этого города—Стахия. Из повествований последнего рода следует отметить рассказ монаха Епифания ¹), так как в нем есть некоторые элементы, вошедшие впоследствии в русское сказание. Епифаний жил в конце VIII и нач. IX вв., когда жгучим вопросом современности был вопрос об иконах. Под влиянием этого церковного интереса, Епифаний, как и некоторые другие лица того времени, предпринял своего рода учено-археологическое путешествие по прибрежным странам ЕвксинскогоПонта с целью изучить местные памятники и предания, касающиеся “внешнего богопочитания во времена апостолов. Поэтому в своем повествовании об ап. Андрее он тщательно отметил все священные изображения, жертвенники, храмы и кресты ведущие свое начало, по рассказам местных жителей, от времени проповеди у них названного ученика Христова. Здесь, между прочим, не раз упоминается о „железном жезле с изображением животворящего креста, на который апостол всегда опирался“. Неподалеку от Никеи в Вифинии „блаженный ап. Андрей, низвергнув гнусную статую Артемиды, поставил там животворящее изображение спасительного Креста“. Далее к востоку, в Пафлагонии „он избрал место молитвы, удобное для устроения жертвенника и освятил его, воздвигнув

¹)Migne. P. G. t. 120, col. 216 sqq.

88

знамение животворящего креста“. Вот откуда ведут свое начало и крест и жезл, фигурирующие в двух версиях русского сказания У монаха Епифания ¹) ап. Андрей из кавказских стран, не обходя Меотическогозалива (Азовское море) через пролив (Керченский) приходит прямо в Воспор (Керчь); отсюда проходит в крымские города Феодосию и Херсонес; далее плывет морем на Синоп и возвращается в Византию. Гораздо смелее выражаются позднейшие греки и шире представляют себе район миссионерской деятельности ап. Андрея на севере от Черного моря. Никита Давид Пафлагонский (кон. IX и нач. X вв.), известный биограф патр. Игнатия, составил ряд риторических похвальных речей в честь апостолов. В похвале ап. Андрею ²) он выражается так: „Получив в удел север, ты обходил Иверов и Сарматов, Тавров и Скифов, всякую страну и город, которые лежат на севереЕвксинскогоПонта и которые расположены на его юге“, (col. 64) „Итак, обняв благовестием все страны севера и всю прибрежную область Понта... он приблизился к оной славной Византии“, (col. 68) Под таким углом зрения и терминология древних апокрифов теперь с решительностью применялась к пространствам южной России. Еще у хрониста Иоанна Малалы (VI в.) имя мирмидонян („антропофагов“ апокрифов) прилагается к болгарам, когда они обитали у Меотики. Для Льва Диакона (X в.) Мирмидония находилась там же, и мирмидоняне уже считались предками руссов, а владения руссов около Азовского моря наз. Мирмидонией. „Во всяком случае“, говорит В. Г. Васильевский, „не подлежит ни малейшему сомнению, что в XI в. имя мирмидонян наряду с другими, унаследованными от классической древности названиями, служило для обозначения русских“ ³). Таким образом в византийском про-

¹) Епифаниево повествование почти буквально копируется анонимным автором „Πράξειςκαὶπερίοδοιτοῦάγ. καὶπανευφήμουἀπ. ’Ανδρέου, ἐγκωμίῳσυμπεπλεγμέναι“ (XIΒ.?), перефразируется Метафрастом(Xв.) иавтором грузинского жития ап. Андрея (X в. ?). Если не Епифаниево повествование, то какой-нибудь из этих, или подобный им, рассказ мог стать известным составителю русского сказания. Сохранились отрывки оч. древнего перевода повести Епифания на славянский яз. См. В. Г. Васильевский. Ж. Μ. Н. Пр. 1877 г., ч. 189, с. 166.

²) Migne, P. S. t. 105 col. 53 sqq.

3) „Хождение ап. Андрея в стране Мирмидонян“ Журн. М. Нар.

89

даниии литературе XI в. существовало оч. много данных для составления хождения ап. Андрея по русской земле.

Самой Византии нужна была легенда об ап. Андрее в таком полном ее развитии. Нужно было, во-первых, оградить свою независимость от римских притязаний и доказать свою равночестность Риму; во-вторых—обеспечить себе самой господство над всеми по возможности церквами востока. Как властительные претензии и успехи Рима основывались на том, что Рим есть седалище первоверховногоапостола, так точно и Византия, для достижения первой из указанных целей, хотела убедить мир, что она то же подлинная sedesapostolica, не меньшая, если не большая, римской, потому что основана старшим братом ап. Петра, первым по времени учеником Христовым. У Никиты Пафлагонянина читаем такое обращение к ап. Андрею: «Итак радуйся, первозванный, верховный и начальный из апостолов, по достоинству непосредственно следующий за братом, а по призванию даже старейший, чем он, по вере в Спасителя и по учению изначальный не только для Петра, но и для всех учеников“ (col. 77). Легенда утверждала, что ап. Андрей поставил своего ученика и преемника Стахия епископом Византии. Чья-то заботливая голова придумала и поименный список яко бы 18-ти преемников Стахия вплоть до исторически известного первого епископа Византии Митрофана (315—325). Для достижения второй цели— обеспечения за собой господства над остальными восточными церквами—Византия проводила взгляд на ап. Андрея, как на апостола всего востока. Характерен в данном отношении эпизодический рассказ в повествовании монаха Епифания о том, как два брата-апостола разделили власть над вселенной: Потру выпал жребии просвещать западные страны, Андрею—восточные. Отсюда можно заключить, что Византия охотно поддерживала сказания о проповеди ап. Андрея в тех странах, где они существовали (Армения, Грузия) и даже старалась привить подобные предания в

Пр. 1877 г. ч. 188 с. 178 и 175—180 Имя мирмидонян, полагают, переносило мысль еще раннейших составителей „каталогов“ в Скифию, через сближение его с Мирмикионом—колонией, помещавшейся на северной оконечности Таврического полуострова. См., напр., „Карту европейскойСарматии по Птоломею“. Изд. проф. Ю. Кулаковского. Киев. 1899.

90

странах северных (Моравия, Россия), на которые простиралось ее влияние. О том, что византийцы при случае даже прямо внушали русским верование о проповеди на Руси ап. Андрея, мы имеем документальное свидетельство. Это— письмо к русскому князю Всеволоду Ярославичу, написанное от лица императора Михаила Дуки (1072 — 1077) его секретарем, знаменитым ученым своего времени, Михаилом Пселлом, с целью сватовства за брата императора дочери Всеволода. Один из аргументов к теснейшему союзу двух дворов здесь следующий: „Духовные книги и достоверные истории научают меня, что наши государства оба имеют один некий источник(ἀρχή) и корень, и что одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, одни и те же самовидцы божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово евангелия“ ¹). Понятно, чтоимеют в виду эти слова.

Итак Византия дала все, что нужно для создания русского верования о насаждении у нас христианства ап. Андреем. И русское сказание не замедлило явиться. Его внутренние несообразности — путешествие из Крыма в Рим через... Ладогу, принижение апостольского достоинства и т. п. так велики, что обычно ироническая критика Голубинского доходит здесь чуть не до сарказма. Но мы не будем бить лежачего. Постараемся только отыскать возможный ряд идей и материалов, давших начало отдельным составным частям сказания. Прежде всего, автор должно быть смутно сознавал пустынное состояние русской страны в начале нашей эры; поэтому он и ведет по ней апостола только мимоходом. Но куда же он мог направить его по великому водному пути, в какой известный пункт древнехристианского мира? От варягов, бывальцеввсего света, сочинитель мог слыхать, что, как все дороги ведут в Рим, так и из варяжского моря их земляки знают пути к нему. Самое направление апостола в море варяжское как будто имеет связь с преданиями норманнского севера: существует какая-то (неизданная) исландская сага об ап. Андрее²); есть известия и о том, что в древности ап.

¹) В. И. Васильевский. Русско-византийские отрывки“. Ж. Μ.Н. Пр. 1877 г. ч. 189, с. 181.

²) В. Г. Василевский Op. cit. с. 68—69.

91

Андрей считался патроном Шотландии ¹). Влияние варяжских росказней с вероятностью замечается и в повести о новгородских банях; сюжет характерный для финнско-скандинавского севера. Имеем в виду один рассказ прибалтийского происхождения на ту же тему и в том же стиле. Он занесен некиим Дионисием Фабрицием (XVI— XVII в.) в его „Livonicaehistoriaecompendiosasériés“. Рассказ таков. Существовал некогда близ Дерпта доминиканский монастырь Фалькона. Братия, терпя недостаток в средствах к жизни, решила отправить к папе слезное письмо. В нем „доминиканцы рисуют свою суровую, строгую жизнь относительно пищи, питья и плотоумерщвления. Каждую субботу они умерщвляют плоть свою в страшно истопленных банях, бичуют себя розгами и обдаются холодной водой. Папа удивился и отправил своего посланца самолично узнать дела монастыря. По угощении его ввели в жарко истопленную баню. Когда пришло время париться вениками, нежный итальянец не выдержал: он выскочил из бани говоря, что такой образ жизни невозможен и неслыхан между людьми. Возвратившись в Рим, он рассказал папе о виденной диковине“ („Чтен. в Общ.Нест. Летоп.“, кн. I, с. 289). Юмористически-нелепая история, очень напоминающая нашу летописную. У русского автора-южанина в рассказе о новгородских банях очевидно была и определенная, не особенно высокая цель. Так прекрасно возвеличив свой родной Киев, он, по русскому обычаю—трунить над всяким, кто не нашей деревни, решил выставить новгородцев пред апостолом в самом смешном виде. Новгородцы так это и поняли, потому что, в ответ на киевскую редакцию повести, они создали свою собственную, в которой, не отвергая прославления Киева и умалчивая совершенно о банях, уверяют что ап. Андрей „во пределы великого сего Новаграда отходит вниз по Волхову и ту жезл свой погрузи мало в землю и оттоле место оно прозвасяГрузино“ (Верстах в 15 от ст. Волхов Никол.ж. д.; аркачевское поместье). Чудотворный жезл этот „из дерева незнаемаго“ хранился, по свидетельству писателя (1537 г.) жития Михаила Клопского, в его время в Андреевской церкви с. Грузина.

¹) И. И. Малышевский. „Сказание о посещении русской страны св. Ап. Андреем. „Тр. Киев. Д. Ак.“ 1888 г. № 6, с. 321.

92

При определении повода к составлению русского сказания и времени его внесения в летопись последуем указаниям интересной гипотезы проф. И. И. Малышевского (ор. cit.). Упомянутое письмо греческого императора Михаила Дуки от 1074 г., внушавшее мысль о проповеди ап. Андрея на Руси, нашло при русском дворе довольно интеллигентных и любознательных людей. Прежде всего это был сам вел.князь Всеволод Ярославич, который, по словам сына его, Владимира Мономаха, „дома седя, пять язык умеяше“, в том числе, конечно, и греческий, тем более, что и женат был в первый раз на греческой царевне. Дочь Всеволода Янка (Анна)—предполагаемый объект сватовства 1074 г.,—рожденная от грекини, также вероятно знала греческий язык, что видно и из последующего. Достать и прочитать „духовные книги достоверные и истории“, повествующие об ап. Андрее, они имели, таким образом, полную возможность. Замечателен после этого такой факт. В 1086 г. Янка постригается в монашество. Всеволод строит для нее церковь и монастырь в честь ап. Андрея. В 1089 г. она путешествует в Константинополь к своим царственным родственникам, где в то время еще проживал в Студийском монастыре, и сам ех-император Михаил Дука; жив был и его тезоименный секретарь Пселл-автор исторического письма. Как настоятельница Андреевского монастыря, Янка имела сугубые побуждения добыть самые подробные сведения об апостоле от предполагаемыхпервовиновников ее интереса к его имени. Еще знаменательное совпадение. Переяславльский еп. Ефрем, происходивший из богатой фамилии, бывавший в Греции и в частности в Студийском монастыре, строит в своем кафедральномгороде в 1089 г. церковь в честь ап. Андрея. Очевидно пересадка идеи апостольской проповеди на Руси с византийской почвы на русскую уже состоялась. Нужен был только некоторый промежуток времени и — пожалуй ближайший повод для облечения идеи в пластические формы.

Такой момент и повод можно усматривать в половине XII в. в спорах о законности поставления Климента Смолятича, когда Царьград и Новгород встали против Киева, который должен был защищать свой авторитет и право на самовластное поставление митрополитов всеми

93

возможными средствами. Правда, во время споров на благословение ап. Андрея не ссылались. Но эта юридически слабая идея, хотя и утешительная для сторонников побежденной в концеконцев русской партии, могла кого-нибудь из них заинтересовать, так сказать, задним числом и побудить к разработке, — может быть даже и самого, лишенного в 1155 г. кафедры и долго еще после того жившего, Климента, „великого книжника и философа“. Характерно, что в сказании осмеивается Новгород, и Царьград упорно замалчивается. Вопреки греческим источникам, приводящим ап. Андрея в Византию, в русской повести он отправляется в Рим и оттуда, не смотря на все попутье, не заходит в Царьград, а возвращается прямо в „Синопию“. Что и в летопись сказание попало около этого времени, а не значительно позднее, свидетельствует факт его распространения во всех летописях (кроме новгородской, по понятной причине). А это значит, что оно сделалось составною частью летописного повествования ранее того момента, когда летопись киевская, как общерусская, сменилась частными летописями различных концов русской земли, т. е. раньше ½ ХIIIв. Это заставляет отклонить предположение Голубинского о составлении русского сказания только в XIV в. Возникновение сказания ранее XIV в. доказывается еще и тем, что оно в отдельном виде уже читается в русских прологах, XIV в. Таковы пергаменные прологи: Имп. Пуб. Б. № 59 собр. Погод.; Моск. Синод.библиотеки №№ 244, 248 и 247.

Занесенное в прологи, в летописи и в некоторые жития свв. (особенно в эпоху литературной производительности при всероссийском митрополитеМакарие) предание о хождении ап. Андрея по русской земле постепенно сделалось общерусским верованием, и русские, по свидетельству иностранцев, всегда с уверенностью высказывали его пред всеми, вопрошавшими их о вере. Иван Грозный на предложение со стороны иезуита Антония Поссевина унии по примеру греков, отвечал: „Греки для нас не евангелие. Мы верим Христу, а не грекам. Мы получили веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат ап. Петра, приходил в эти страны, чтобы пройти в Рим. Таким образом мы в Москве приняли христианскую веру в то самое время, как вы в Италии, и со-

94

держим ее ненарушимо“. Тем же аргументом и с не меньшей энергией защищал самобытность русских церковных обрядов перед греками Арсений Суханов: „веру вы изначала прияли от ап. Андрея, а мы такожде от ап. Андрея“. Хотя нужно заметить, что, еще в начале XVI в. были русские книжники, не разделявшие этого убеждения. Так известный старец псковского Елеазарова монастыря Филофей, толкуя одно место из апокалипсиса (12, 14), писал о русской земле: „се есть пустыня, понеже святые веры пусти беша, и иже божественнииапостоли в них не проповедаша, но последи всех просветися на них благодать Божия“. В одном сборнике XVI в. читаем: „а не бывшуникоторому апостолу в русской земли, но поистине русскому языку милость Божия открыся“. А преп. Иосиф Волоколамский в своем Просветителе ставил даже вопрос: почему ап. Андрей не проповедывал христианства в русской земле? и отвечал так: „возбранен быть от Св. Духа, Его же судьбы бездна многа и сего ради суть сианесказанны“.

С окончательным укреплением в московской Руси предания о проповеди у нас ап. Андрея, оно возродилось в XVII в. и в Руси Киевской. Его встречаем мы в Палинодии Захарии Копыстенского, вышедшей в 1621 г. В том же году Киевский собор санкционировал это верование и решил установить праздник в честь первозванного апостола. „Поелику“, говорят отцы собора, „св. ап. Андрей есть первый архиепископ константинопольский, патриарх вселенский и апостол русский, и на киевских горах стояли ноги его, и очи его Россию видели, и уста благословили, и семена веры он у нас насадил, то справедливым и богоугодным делом будет восстановить торжественно и нарочито праздник его. Воистину Россия ничем не меньше других восточных народов, ибо и в ней проповедывал апостол“. После этого у южно-руссов предание об ап. Андрее повторяется довольно часто, и возникают попытки определить место апостольского стояния и водруженного им креста. Сам Петр Великий не усомнился разделить это верование своих подданных, учредив первый в России орден именно в честь Андрея Первозванного с надписью: „SanctusAndreasPatronusRussiae“. Имп. Елизавета Петровна заложила в Киеве на андреевской горе

95

церковь в честь Апостола (1744), исполненную знаменитым Растрелли и представляющую шедевр нашего церковного рококо. „А в 1832 г. один археолог-мечтатель, занимавшийся раскопками в Киеве, думал не только с полной точностью определить место водружения креста св. Андреем в фундаменте бывшей Воздвиженской церкви, но и найти остатки самого креста“ (Малышевский, ib.).

Между тем наука, в лице немцев XVIII в. и русских ученых XIX столетия, до крайности заподозрила веру в историческую значимость русского сказания. И действительно, как показывает приведенная нами вкратце литературная история сказания, возводить его в достоинство исторического свидетельства не приходится. Нельзя приписывать исторической ценности даже и греческим источникам за исключением, строго говоря, одних только первичных апокрифов, таящих в себе предания II и I веков. Но здесь уже мы, кажется, выходим за пределы досягаемости для исторического скепсиса. Не имея прямых данных к тому, чтобы без остатка отклонять предание об ап. Андрее, идущее от такой глубокой древности и толкуя его в географическом отношении пока согласно с господствующим в науке мнением, мы без насилия ученой совести можем при желании допускать, что первозванный апостол, если и не был в странах на север от Черного моря, то был в Грузии и Абхазии, а может быть и в Крыме, освятил своими стопами, следовательно, часть территории теперешней Российской империи и потому есть ближайший к нам пространственно самовидец Христа, более чем кто-либо другой из лика двенадцати— наш патрон и апостол „земли русской“.

А. Карташев.