Бердяев Н.А. Преодоление декадентства

Файл в формате PDF взят с сайта http://relig-library.pstu.ru

Разбивка страниц настоящей электронной книги соответствует оригиналу.

НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ

ПРЕОДОЛЕНИЕ ДЕКАДЕНТСТВА *)

Антон Крайний (он же З. Гиппиус) выпустил свой «Литературный дневник», собрал статьи за восемь лет. Хотелось бы сказать несколько слов в защиту этого писателя, к которому установилось несправедливое и неверное отношение. Антон Крайний имеет репутацию очень крайнего декадента, писания его принято считать ни для кого не понятными и ни для чего не нужными. К тому же все знают, что Антон Крайний, дерзающий писать о вопросах серьезных и глубоких, есть не кто иной, как женщина — поэтесса. И никто не читал Антона Крайнего за исключением небольшого кружка своих людей, ни один общий журнал до последнего времени не хотел его печатать. А всякий, кто внимательно и непредубежденно прочтет «Литературный дневник» А. Крайнего, должен будет признать, что это очень умный писатель, остро мыслящий, полный веры в высший смысл жизни, неустанно стремящийся вверх. Тождество А. Крайнего с З. Гиппиус не только не компрометирует его, но даже поднимает. З. Гиппиус очень талантливая наша поэтесса, очень своеобразная и еще мало оцененная. Гиппиус принято считать одной из первых в русском декадентском движении. Это верно лишь отчасти. Гиппиус имела несомненное отношение к декадентству, но занимала там совсем особое место, так как в ней уже намечалась возможность преодоления всякого декадентства. В молитвенной поэзии Гиппиус было живо напряженное чувство личности и на-

*) Напечатано в «Московском Еженедельнике» 16 мая 1909 г.

153

пряженное искание Бога. Чувствовалось в этой поэзии и что-то темное, какая-то демоническая мистика, опасная раздвоенность, но никогда не исчезала и надежда. В декадентский свой период переступала она пределы личности, за которыми теряется различие между «я» и «не-я», пробовала любить себя, как Бога, но никогда не смешивалась с декадентским импрессионизмом, с декадентской безыдейностью. Гиппиус прежде всего очень идейная писательница, временами даже слишком идейная, в ущерб художественному вдохновению: она все ищет «смысла», и иногда кажется, что «жизнь» она любит меньше «смысла». В беллетристике Гиппиус, которая во много раз слабее ее поэзии, идейность эта принимает форму тенденциозности, многие рассказы и повести пишутся как бы на заданную тему. Чувствуется, что Гиппиус неустанно ведет борьбу с какой-то темной в себе стихией, не хочет загубить свою личность, противополагает темным силам норму. Значительность этой внутренней борьбы с собой во имя своего спасения отличает Гиппиус от тех декадентов, про которых можно сказать: «ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий». Само декадентство Гиппиус и декадентство, напр., Бальмонта — противоположные полюсы. Для Гиппиус жизнь безумно трудна, а не безумно легка. Она совсем не эстет. Она не может жить стихийно, неуловимыми впечатлениями, красивыми пятнами и причудливыми линиями. Это хорошо, конечно, но иногда кажется, что замечательная поэтесса не достаточно любит эстетику. В ней мало стихийного вдохновения. Путь религии эстетизма оказался закрытым для Гиппиус, не мог ее удовлетворить, она всегда имела мало общего с тем эстетическим декадентством, которое насаждалось у нас «Миром Искусства». Пережитое ею декадентство имело больше общего с некоторыми героями Достоевского, чем с поверхностным эстетическим декадентством. Опыт такого рода декадентства с внутренней неизбежностью подводит к пути религиозному, допускает лишь религиозное преодоление. Поэтессе и декадентке З. Гиппиус мало было дано непосредственной благодати, жизнь была трудна для нее, в искусстве самом по себе она не находила смысла, мирские пути оказались закры-

154

тыми, и пошла она искать благодати в новом религиозном сознании.

Антон Крайний преодолевает и былое декадентство З. Гиппиус и декадентство вообще. Весь «Литературный дневник» А. Крайнего есть не что иное, как подобное преодоление. Многие идеи А. Крайнего, имеющие значение общее и широкое, кажутся слишком интимными и кружковыми, специально приспособлены к преодолению декадентства. Но сама книга А. Крайнего проникнута уже положительным религиозным миросозерцанием, которое автор очень своеобразно применяет ко всем явлениям жизни и литературы. А. Крайний был главным деятелем «Нового Пути». «Новый Путь» — целая эпоха наших литературных религиозных исканий, эпоха яркая, но уже изжитая. Значение «Нового Пути» несомненно. Но журналу этому не удалось выполнить ту задачу, о которой говорит А. Крайний: «доказать, что «религия» и «реакция» еще не синонимы». Тогда росла волна освободительного движения и надвигалась революция, а общественные идеи «Н. П.» были слишком неопределенны и шатки, деятели этого журнала по складу своему были недостаточно общественными. «Новый Путь» был лишь мучительным недоумением перед проблемой религиозной общественности.

А. Крайний наносит сильные удары нашему декадентству, его безыдейности, его поверхностному эстетизму, верно подмечает декаданс декадентства. Удары эти сильнее тех, которые наносили наши литературные староверы. А. Крайний знает тайны декадентства, знает его слабые стороны и не отрицает его сильных сторон, его заслуг. Центральный вопрос, который поднимает А. Крайний в своем преодолении декадентства, — это вопрос о личности и ее границах, очень сложный и трудный метафизический вопрос. А. Крайний не философ, философской подготовки не имеет и, вероятно, мало знает философские решения вопроса о личности. Изложение А. Крайнего носит слишком фельетонный характер. Но естественный ум этого писателя и сильное чувство личности помогают ему разобраться в сложном философском вопросе и подсказывают ему решение, которое может быть строго философски оправдано. А. Крайний тонко понимает, что личность гибнет на почве

155

крайнего ничем не ограниченного индивидуализма, что декадентство в пределе своем есть гибель, а не торжество индивидуальности. Сознание своего «я» связано с сознанием «не-я», с сознанием и признанием всех других «я». Вот несомненная психологическая и гносеологическая истина, которую хорошо понимает и чувствует А. Крайний и которую не понимают и не чувствуют декаденты. У декадентов нет сознания различия между «я» и «не-я», нет признания других «я», у них все смешано и спутано, «я» раздувается до всепоглощающих размеров и потому теряется, расплывается, сознание «я» отсутствует.

По вопросу об отношении между декадентством и индивидуализмом господствует недоразумение. Декадентство принято считать крайним индивидуализмом. В известном смысле это верно, но вместе с тем и неверно. Сознание личности и ее утверждение предполагает норму, осуществление индивидуальности предполагает собирание ее и сосредоточение вокруг некоторого центра. В декадентской психологии никакого центра нет, всякая норма отрицается и потому личность расплывается, индивидуальность гибнет, распадается на разорванные и мимолетные переживания и миги. В этом смысле декадентство анти-индивидуалистично, отражает на себе потерю личности и тщетность ее поисков. Гипертрофия индивидуальности, болезненное «ячество» ничем не отличается от гибели и распада индивидуальности. В ибсеновском «Пер Гюнте» великолепно обнаружен анти-индивидуалистический характер такой гипертрофии индивидуальности. Пер Гюнт потерял свое «я», болезненно его ищет и не находит. С другой стороны, истинный индивидуализм-индивидуализм, подчиняющий личность норме, не только не противоположен универсализму, но даже неизбежно предполагает универсализм и в универсализме лишь осуществляется. Но большая заслуга этого писателя — бывшего декадента, что он так хорошо понял, в чем больное место декадентского мироощущения, и так тонко разобрался в вопросе о личности и индивидуализме.

О самых трудных метафизических проблемах А. Крайний говорит простым, разговорным языком, решает эти проблемы по-домашнему, не считаясь с философскими

156

традициями. В известном смысле это заслуга, так как метафизические проблемы перестают быть достоянием специалистов, становятся жизненными и доступными всякому ищущему и мыслящему. У А. Крайнего, казалось бы, есть и ясность, чеканность мысли и простота, общечеловечность языка. Но эта ясность и простота кажущиеся, тут есть некоторый оптический обман. Общепонятные слова А. Крайнего часто бывают понятны лишь для очень немногих, лишь для избранных. А. Крайний пишет интимно и все еще остается писателем кружковым. Он хочет выйти из замкнутого круга интимности, хочет обратиться ко всем, но удается это ему не всегда, и в самом главном он остается вполне понятным лишь для немногих. А. Крайний преодолевает декадентство и борется с декадентством, но преодолевает он его интимно, в замкнутом кругу, и острая борьба его с декадентством понятна лишь для тех, которые этого круга коснулись. Эти особенности придают остроту писаниям А. Крайнего, делают их интересными, но эти же особенности могут вызвать и недоумение. А. Крайний слишком утверждается в единственной верности своего пути и недостаточно сочувствует иным путям, ведущим в тот же Рим. «Новый Путь» был одним из эпизодов наших религиозно-философских исканий, эпизодом, правда, ярким и ценным. Но ведь «Новый Путь» не есть единственная родина этих исканий, не единственный путь и не единственно новый. Этот новый путь должен войти в общее русло, и тогда лишь реализует то, что было в нем ценного. А. Крайний склонен призывать лишь «Ново-Путейский» исток. Это — взгляд кружковый, от него необходимо освободиться, если хочешь расширения своего идейного влияния и общения с идеями, имевшими другие истоки. Мешает еще подойти к А. Крайнему и ценить колючесть этого писателя и тот холодок, который остался последствием былого декадентства. А. Крайний мастерски колет противника, но не вдохновляет, мало действует на чувство, в нем не чувствуется непосредственного воодушевления и энтузиазма.

Основная религиозная идея А. Крайнего та же, что и у Мережковского: соединение духа и плоти, неба и земли, религии и жизни, и сознание недостаточности христианства для

157

этого синтеза. Это не значит, что А. Крайний только последователь Мережковского, идеи эти принадлежат ему не менее, чем Мережковскому. Да и идеи эти, как и все идеи религиозного порядка, не могут быть выдумкой одного человека, они всегда предполагают некоторое коллективное сознание. Индивидуальная выдумка, правда, примешивается и к религиозным идеям, так жизнь идей протекает в человеческой стихии, но должна быть почва сверхличная, чтобы идея эта могла хоть сколько-нибудь претендовать на истинность. А. Крайний претендует на сверх-личность своей почвы, но остается вопросом, может ли эта почва быть признана достаточно всеобщей по своему значению и достаточно связанной с преемственными традициями церковными и культурными.

В иных статьях сборника чувствуется брюзжание на молодое литературное поколение. Об этом молодом поколении А. Крайний говорит справедливые вещи, хорошо понимает его болезни, но было бы приятнее, если бы менее чувствовалось охранение своего поколения, своего круга. Всегда и во всем А. Крайний за сознательность и против стихийности, он ведет борьбу с современным уклоном к бессознательности и бессмыслию. А. Крайний — человек острого сознания, даже гипертрофии сознания. Его борьбу с безыдейной стихийностью, ставшей модой хаотической эпохи, нужно признать несомненной заслугой. Но справедливая борьба с хаотическими и бессознательными стихиями временами приводит А. Крайнего к принижению значения непосредственного чувства, которому принадлежит видное место в религиозной жизни. А. Крайний впадает в рационализацию человеческой природы.

Особенно отметим статью о «влюбленности». Мечты о высшей влюбленности — самые заветные мечты А. Крайнего, мысли о любви — самые интимные его мысли. А. Крайний пришел к идее любви, очень родственной гениальному учению о любви Вл. Соловьева, но пришел самостоятельно, выносив эту идею в себе, осмыслив ею свой опыт. Враждебнее всего А. Крайний Розанову и розановщине, любви родовой, безличным инстинктам в поле. Интимное чувство личности всего более сказалось в статье о влюбленности. И А. Крайний лелеет мечту о преображе-

158

нии пола, которая совсем уже невыразима и должна казаться безумием «разуму» века сего. Самое оригинальное и сильное у А. Крайнего — З. Гиппиус — критика старой любви, острое сознание гибели личности на почве этой безличной физиологии и психологии любви, острое сознание того, что лишь личная любовь, связанная с Христом, спасает личность. В писаниях своих, по-видимому, А. Крайний не выразил своих переживаний и мыслей достаточно полно, — он предчувствует больше, чем в силах это выразить философски. Если мечты о новой влюбленности есть душа А. Крайнего, то мысли о быте и событиях есть как бы его тело. А. Крайний не любит быта, оторван от всякого быта. Быт для него статика, остановка движения, отдых. Быту противопоставляется событие, движение, динамика. Истинная жизнь открывается не в быте, а в событиях. Смешение жизни с бытом — пагубное смешение. А. Крайний жаждет новой жизни, старая жизнь с ее буднями невыносимо скучна, а новую жизнь несут с собой лишь события. Люб А. Крайнему мчащийся вперед поезд, быстрота его движения укрепляет надежду увидеть новую жизнь, новые края. Все это верно, и ныне многие говорят о смерти быта. Но тут возникает немалое затруднение с философией развития, которого автор «быта и событий», вероятно, не сознает. Как понимает автор природу движений мира вперед, развития новых ценностей в мире? Образуется ли хоть что-нибудь положительное в мировом движении вперед, осуществляется ли в истории хоть что-нибудь реальное и ценное? Если да, если движение бывает и достижением — частичным, конечно, — то достижение ценного и осуществление реального есть уже подлинное бытие, вневременное по своему значению. Кроме быта и событий есть еще бытие в истории мира, и бытие должно быть охраняемо. На него нужно стать твердо, чтобы двигаться дальше и творить события. Сама противоположность между статикой и динамикой относительна, и все вневременное есть уже преодоление этой противоположности. Но наш Антон очень Крайний, он разделяет тот предрассудок, что истина и красота лишь в самой крайней крайности. Наложенная на себя обязанность крайности не позволяет ему оценить консервативный элемент движения и развития в мире. А.

159

Крайний очень держится за ту историчность, которая подсказывается ему инстинктом движения, но есть другая историчность, подсказанная инстинктом вечности, которой он дорожит недостаточно. Он не сознает религиозной связи с умершими, которые для нас так же живы и дороги, как грядущие поколения.

Статья о сборнике «Вопросы религии», слишком сильно названная «Без мира», непосредственно затрагивает вопрос о старом и новом христианстве. Статья очень острая, характеристика некоторых авторов сборника меткая и едкая, основное возражение как будто бы и верное. Но в статье есть что-то неясное, прежде всего неясно отношение А. Крайнего к христианству, к вечному в христианстве, и более всего неясно, как преодолел он тот недостаток соборности, который увидел в сборнике, знает ли сам безошибочный путь к религиозной общественности. Авторы сборника религиозной общественности не создали, противоречат друг другу, но все же видно, что они люди общественные по инстинкту и по прошлому. В какой мере обществен сам Крайний, не видно, и острая статья его — вполне отрицательная. Вообще недостаток А. Крайнего — излишнее самоутверждение, слишком большая уверенность в том, что им и его ближними найден единственный путь, недостаточная оценка положительного в других.

Принципиально А. Крайний прав, глубоко прав в своей полемике с декадентством. На русской почве, культурно незрелой и отсталой, не обладающей еще настоящей культурной средой и культурной традицией, не мог возрасти тип гиперкультурного декадента, такой необыкновенно утонченный, необыкновенно культурный, необыкновенно красивый в своем увядании тип, как, например, Гюисманс *). Гиперкультурен и утончен у нас быть может лишь один Вячеслав Иванов, но он не декадент, а мистик. А. Крайний разочаровался в современном искусстве и увидел в последнем пределе его все тот же позитивизм. В новом искусстве был

*) Гюисманс — величайший писатель Франции последней эпохи, так несправедливо неоцененный и замалчиваемый.

160

полет, оно манило мистической надеждой, а все окончилось красивыми пустяками. Сейчас происходит глубокий кризис искусства. Ничего крупного, большого, вечного нет. «Новое» искусство быстро состарилось, и в литературе опять ждут нового слова. Новое слово это не может быть отвлеченным, самодовлеющим искусством, оно откроется в сфере переживаний религиозных. Но да сохранит Бог искусство от тенденциозности.

Ценнее всего в А. Крайнем его неустанная борьба с пошлостью, прозой, обыденностью жизни, с серыми буднями. В нем есть стремление вперед, окрыленность, вера в смысл жизни и надежда на праздник жизни. Если к самому Чехову А. Крайний не всегда справедлив, то суровый суд над чеховщиной, засасывающей серой тоской, этой безнадежностью, предвкушающей небытие, — и справедлив, и верен, и ценен. Сам А. Крайний не выносит безнадежности, не хочет ныть и тосковать, он вечно надеется и внушает другим надежду. Он не в силах примириться с бессмыслицей жизни, и в самой этой непримиримости есть уже великий смысл. Я бы хотел, чтобы была восстановлена справедливость в отношении к А. Крайнему — З. Гиппиус, чтобы были признаны заслуги этого интересного писателя и человека, видного участника наших религиозных исканий. Но хотелось бы также, чтобы сам он вышел из удушливой кружковщины, более ценил ценности мира, завоеванные не «новым путем».

__________

Статья моя давно уже была окончена, когда я прочел в «Речи» статью Антона Крайнего «Белая стрела». Статья эта произвела на меня такое тяжелое впечатление, что явилась потребность прибавить несколько слов. С печалью почувствовал я, что не преодолел еще А. Крайний декадентства, не победил еще в себе декадентского самолюбования и декадентского презрения к миру, не вышел еще из декадентской кружковщины в ширь мировой жизни. Статья посвящена восхвалению А. Белого, переходящему в кружковую рекламу. А. Белый объявляется гением. В нем есть гениальность, но скверно то, что все несчастные, которые не увидят гениальности стихов А. Белого, объяв-

162

ляются стеклянными людьми, лишаются права любить родину, лишаются даже права принадлежать к живым и знать, что есть жизнь и есть смерть. Всем, которые не увидят в сборнике стихов *) А. Белого откровения, «белой стрелы» из миров нездешних, всей почти России бросаются слова «Вы не только стеклянны, но вы, к тому же, и не мой современник. Ни мне, ни Андрею Белому, ни всем нам, живым, до вас нет никакого дела. У меня есть родина, у меня есть мое человеческое сердце, мой сегодняшний час, моя жизнь, моя смерть, наша жизнь, наша смерть… А вам, конечно, в голову никогда не приходило, что есть жизнь, есть смерть. Тем лучше для вас». Но если дело идет о выборе между А. Крайним и А. Белым, с одной стороны, и всем Божиим миром, то позволительно предпочесть Божий мир. Что же, собственно, случилось, почему такой шум? Случилось то, что А. Белый проникся гражданскими чувствами, о которых раньше ничего не подозревал Событие, быть может, важное в жизни А. Белого, но не особенно важное в жизни России. Бывают люди, у которых слишком поздно просыпаются общественные чувства, у которых не совсем нормально развивается общественное сознание. Лучше, конечно, позже, чем никогда. Но подобная перемена должна совершиться без особенного шума, с большей скромностью. Андрей Белый и Антон Крайний открыли для себя Америки давно уже открытые, но для России и для мира они этим ничего не открыли. Вряд ли можно признать таким открытием столь рекламируемые А. Крайним строки А. Белого: «Над страной моей родною встала смерть». Давно уже все знают и чувствуют, что «встала смерть». Но вот А. Белый слишком поздно почувствовал то, чего раньше не чувствовал, и А. Крайний, узнав об этом открытии от А. Белого, требует, чтобы и мы все признали, что только через А Белого и можно узнать о страданиях нашей родины. Я не почувствовал «ожога» от строк А. Белого и потому попадаю в категорию лиц, которые не знают, что

*) Несомненных качеств стихов А. Белого я здесь не касаюсь, да и не в нем тут вопрос.

162

такое «родина», что такое «смерть» и что такое «встала». Да и вряд ли кто-нибудь почувствовал «ожог». Нет, религиозное сознание не победило еще декадентских переживаний А. Крайнего. Он ввел только в обиход декадентской кружковщины новинку — общественный радикализм, но ничто от этого не изменилось. У Антона Крайнего нет самого главного — христианского отношения к людям и к родине, нет признания человеческого достоинства за огромной серединой человечества, за теми «обывателями», из которых состоит нация.

163