13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Святейший Престол и Москва
ПЕРСПЕКТИВЫ ОТТЕПЕЛИ
ПРИЗНАКИ СМЯГЧЕНИЯ ОБСТАНОВКИ
После смерти Сталина 5 марта 1953 года последовал период колебания. Затем 10 ноября 1954 года Центральным комитетом коммунистической партии было опубликовано сообщение, подписанное Хрущевым,[1] из которого можно было догадаться о перспективах изменения обстановки. Провозглашая необходимость вести систематическую пропаганду в защиту научного атеизма, партия признавала, что было необходимо следить за тем, "чтобы не оскорблять чувств верующих и священнослужителей. И в тексте пояснялось, что "оскорбления могут только повредить целям коммунистической партии и приведут к упрочению и закреплению предрассудков..."
"Правда", опубликовав это сообщение, осуждала антирелигиозную пропаганду и выступления и рекомендовала ограничить пропаганду в плане марксистско-атеистической диалектики. "Оссерваторе Романс" от 13 ноября увидела в этом поступке подготовку к новой кампании в защиту мира. Чувствовалось, что советская власть хотела создать впечатление, что защите свободы совести стало придаваться больше значения, чем во времена Сталина.
Представителям иностранных христианских исповеданий было разрешено посещать СССР, а представители русского духовенства стали иметь возможность совершать поездки в Европу, на Ближний Восток и даже в Америку. Устанавливающиеся связи с другими Православными Церквами, и в частности со Вселенским Патриархатом, позволили сделать вывод, что Московский патриархат не только прекращал оставаться в изолированности, но и начинал принимать более гибкую позицию в отношении Восточных Церквей, которые до этого момента находились под его влиянием.[2]
14 марта 1957 года Священный Синод обратился к Церквам, находящимся в эмиграции, с призывом воссоединиться с Материнской Церковью, так как "причины, вызвавшие разделение, прекратили существовать". Он обратился к тысячам русских гражданам с призывом "незамедлительно возвращаться в СССР", так как в декрете от 17 сентября 1955 года Президиума Верховного Совета объявлялось о всеобщей амнистии. В августе 1958 года на совещания в Нью-Дели были установлены отношения со Всемирным Советом Церквей.
В то же самое время стали поступать сведения из коммунистических и других кругов о том, что СССР собирался проявить свою инициативу для сближения со Святейшим Престолом.[3] "Оссерваторе Романо" рекомендовала, однако, осторожность и напоминала, что диалог с коммунизмом рисковал остаться моно-логом с диаметрально противоположным смыслом терминологии, ибо коммунистические государства решили порвать с Ватиканом и не соблюдать традиционных прав Церкви. В мае 1956 года орган итальянской коммунистической партии "Унита" опубликовал сообщение из Москвы, приводя высказывание одного литовского епископа:
"Если вы желаете знать моё личное мнение, то я полагаю, что в будущем Советский Союз заключит сотрудничество с Ватиканом в виде конкордата или какой-либо другой форме".
Являлось ли это его личным мнением или простым зондированием почвы ?
Во всяком случае в октябре 1956 года гамбургская газета "Ди Вельт" напечатала статью из венгерского профсоюзного органа, подписанную видным коммунистическим деятелем этой страны:
"Буквально невыносимо продолжать представлять Церковь в качестве лакея Уолл Стритта. Было бы недостойным коммунизма довольствоваться старыми общими фразами, не приводя солидных и серьёзных аргументов".
Представляет интерес напомнить об этом сообщении, поступившем из Венгрии, первой страны, подписавшей через восемь лет, 15 сентября 1964 года, двустороннее соглашение со Святейшим Престолом после семнадцати месячных переговоров.
Эти и многие другие почерпнутые подробности позволяют думать о том, что прежде всего важно создать атмосферу взаимного доверия, обрести гибкость и терпение.
СКРОМНЫЕ УСИЛИЯ
Из всего этого видно, что к 1956 году уже и в Восточной Европе начали искать пути для заключения соглашений со Святейшим Престолом. Со своей стороны Святейший Престол желал также найти выход из создавшегося положения, результаты которого отражались на тысячах людей. Опыт показывает, что положение меняется в зависимости от страны; что переговоры обычно предпринимаются вначале, до того как они начнут официально вестись через дипломатические каналы, частными лицами; что на официальном этапе переговоры бывают долгими и часто прерываются.
В том, что касается СССР, то им первый конкретный шаг, кажется, был предпринят во время отсутствия советского посла в Итальянской Республике Богомолова, когда его поденный в делах нанёс визит нунцию аккредитованному при Квиринале и вручил ему от имени своего правительства план разоружения, предложенный Москвой во время Суэцкого конфликта. Не будем входить в подробности этикета и дипломатической подготовки, предшествовавшей этой встрече.[4] Достаточно только сказать, что нунций, монсеньор Фиетта, напомнил поверенному в делах о положении религии в СССР и о необходимости получить гарантию о свободе религии. Комментируя эту встречу, радио Москвы заявило: "Мы выражаем надежду, что Град Ватикан не откажет в своём содействии помочь обеспечить мир во всём мире. Это сотрудничество было бы, безусловно, очень важным".
Другим признаком оттепели был ответ, данный в Москве в январе 1958 года министром иностранных дел Андреем Громыко группе итальянских борцов за мир:[5]
"В настоящее время имеется почва, на которой могут быть установлены контакты между Советским Союзом и Ватиканом".
Эта почва, уточнил он, была защитой мира, так как, считал он, между Кремлём и Ватиканом существовало уже сущеста венное согласие по таким проблемам как разоружение и запрещение использования атомных бомб.
Эти замечания не могли остаться незамеченными, особенно, если вспомнить о том, что Громыко повторил ту же мысль в октябре 1965 года, когда у него была короткая встреча с Павлом У1 в Нью-Йорке, и в апреле 1966 года во время аудиенции, данной ему папой.
Но положение не было настолько простым, как об этом можно было полагать.
За границей, несмотря на позиции, занимаемые католической печатью, в которой появлялись антикоммунистические и антисоветские статьи, чувствовалось, что в отношениях между СССР и Святейшим Престолом наступало изменение.
НОВЫЕ АНТИРЕЛИГИОЗНЫЕ ПРИТЕСНЕНИЯ
В России, однако, Церковь входила в новую полосу испытаний, первой жертвой которых был митрополит Николай Крутицкий: будучи до этого глашатаем непримиримой политики по отношению к Риму и западным державам, он оказал сопротивление этому новому наступлению Кремля и испытал на себе его последствия.
Таким образом в 1959 году Русская Церковь снова становится объектом административных притеснений и враждебных кампаний в то время, как на вид отношения между правительством и Московским патриархатом[6] продолжали официально оставаться нормальными, а Московский патриархат продолжал пользоваться не в меньшей степени некоторой свободой в его отношениях с зарубежными Церквами; согласно, безусловно, желанию Кремля.[7]
Эта непостоянная позиция была явно в традиционном русском духе. Через несколько месяцев, 20 октября 1958 года, радио Москвы не замедлило сообщить об интересе, вызванном конклавом, собравшемся избрать преемника Пия XII.
"Необходимо, чтобы, несмотря на идеологические разногласия между Ватиканом и СССР, существовали реальные возможности установления контактов и сотрудничества в вопросах защиты мира и претворении чаяний человечества"
Деятельность Иоанна XXIII начала осуществляться именно в этом плане.
Из того, что предшествует, видно, что основы для диалога подготавливались за кулисами, хотя в своих официальных отношениях Святейший Престол и Кремль и не желали, казалось, приступать к сближению, носящему открытый характер.
В этом отношении важно напомнить о проявленной инициативе стольких священников и монашествующих (отцов колледжа "Руссикум", Белых отцов, членов ордена Успения, бенедиктинцев, доминиканцев, иезуитов),[8] которые на протяжении стольких лет подготавливали пути к личным контактам, встречам между представителями различных вероисповеданий, организовывали учебные центры, специальные издания и расследования. Этот часто тяжёлый труд осуществлялся совершенно скромно и с ведения Святейшего Престола. Вскоре он должен был начать приносить свои плоды.
УКОРЕНИВШИЕСЯ ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ
Приступив к обязанностям папы, Иоанн XXIII ещё в большей степени, чем Пий XII, стал проявлять интерес к христианскому Востоку и отношениям между католичеством и православием. Безусловно, что службы курий Ватикана располагали обширной документацией по интересовавшей его проблеме, но Иоанн XXIII сам непосредственно познакомился с этим вопросом во время своего пребывания в Восточной Европе, в Софии и в Константинополе. Он пережил сам эту проблему. Итак, никакая мечта об экуменизме с православием не могла исключить участие России.
По отношению к Риму, обвинявшемуся неоднократно в том, что он занимал позицию против СССР и в защиту стран Запада, существовало ещё множество предубеждений. Было важно искоренить эти предубеждения, которые мешали приступить ко всякой попытке сближения с православным миром, а следовательно и с Россией. Причиной этих предубеждений было ложное представление, создавшееся о личности правящего папы. Папа является главой Вселенской Церкви, одновременно он является главой ничтожно малого государства, которое позволяет ему иметь дипломатических представителей для наблюдения за защитой естественных прав, которые лежат в основе учения Церкви. Итак, эти две столь различные и, тем не менее, смежные функции легли в основу всех обвинений, выдвинутых против пап и в частности против Пия.XII во время войны. Безусловно то, что предпринимались неоднократные попытки на протяжении истории оказать давление на правящих пап для того, чтобы занять позицию той или иной политической линии. Это, впрочем, неоднократно констатировалось и Пий XII это торжественно подтвердил в своём письме, обращенном к народам России:[9]
"И когда с различных сторон на нас стало оказываться давление для того, чтобы тем или иным образом, устно или письменно, мы дали наше одобрение войне, предпринятой в 1941 году против России, мы никогда не давали на это согласие наше, как мы об этом открыто заявили 25 февраля 1946 года в речи, произнесённой перед Коллегией кардиналов и дипломатическими представителями всех стран, аккредитованными при Святейшем Престоле".
Когда Иоанн XXIII приступил к своим функциям, эти предубеждения ещё существовали. Потребуется ещё много терпения в деятельности Иоанна XXIII и Павла VI для постепенного изменения этого настроения в пользу Собора и в помощь многочисленным переговорам.
ПРИХОД ИОАННА XXIII
После избрания Иоанна XXIII впечатления, что отношения между СССР и Святейшим Престолом изменились, не было. Несмотря на обращаемые папой ко всему миру призывы к миру и к единению христиан, советское правительство, как и Московский патриархат, продолжало придерживаться оборонительной и даже враждебной позиции. В этом отношении патриархат, казалось, придерживался линии, намеченной Кремлём.[10]
Сообщение о созыве Собора было принято в Москве с безразличием, а "Журнал Московской Патриархии" не счёл даже нужным сообщать о нём до того дня, пока "Иль Темпо" в Мае 1959 года не сообщил о переговорах, которые велись между католическими и русскими православными представителями. Патриарх опубликовал в "Журнале" (июль 1951 г.) формальное опровержение, заявив, что он рассматривал Собор как событие, касающееся только Римской Церкви.
За речами папы в Москве следили с не меньшим вниманием как в правительственных, так и в церковных кругах. Неточное толкование терминов первого сообщения позволило полагать, что будут приглашены Восточные и Западные разделённые Церкви. Международная печать воспользовалась этим для того, чтобы отразить перспективы совершенно различные от тех, которые существовали в действительности. Безусловно, папа горячо желал открыть пути к диалогу, но Церковь должна была прежде всего собраться с мыслями о самой себе прежде чем завязать контакты с разделёнными братьями. Это было четко выражено папой в его речи на открытии подготовительной сессии Собора[11].
"Те, кто не исповедует католической веры, и желает получить законным путём сообщения о работах Собора, не должны находить несвоевременной или невежливой нашу просьбу подождать, чтобы Отцы Собора и советники закончили их работы и чтобы всё было готово и подготовлено... для восприятия разумом, сердцем и мистическим видением".
"Тем не менее Московский Патриархат продолжал обвинять Святейший Престол в той, что он является "действующей силой различных агрессивных политических организаций", признавая одновременно миролюбивый характер Иоанна XXIII. Таким образом среди лиц окружавших патриарха постепенно укреплялось мнение о том, что между Святейшим Престолом и папой существовало различие, тогда как прежде Ватикан и правящий папа были для них единым понятием. Призывы Иоанна XXIII становились всё более и более настойчивыми. Безусловно, не было никакого упоминания о России, но русские церковные круги проявляли внимание "к каждому слову, содержащемуся в скупых сообщениях о том, что происходило в Ватикане во время подготовительных работ, стараясь понять каким образом, будет характер и направленность работ предстоящего Собора". Эта статья,[12] опубликованная в "Журнале Московской Патриархии", отражает настроение, царившее в то время в Москве. В той же статье говорится далее:
"Вот отчего, несмотря на всё, что обычно вызывало недоверие к Ватикану, благодаря решительным мерам предпринимаемым папой Иоанном XXIII и его многообещающие заявлениям; из предстоящих работ Собора начали вырисовываться перспективы близкие православному сознанию. В действительности очищение и обновление жизни Церкви, удовлетворение духовных потребностей современного человека, вклад в сохранение мира между народами, забота об их благополучии, все эти задачи, предложенные для их разрешения Собору, увеличивают его значение и заставляют христиан думать о нём с большими надеждами..."
Аналогичное изменение мнения происходило также и в политических кругах, а послание Иоанна XXIII с призывом к сохранению мира во всём мире, опубликованное 10 сентября 1961 года, дало возможность Хрущеву заявить в "Правде" и в "Известиях" о том, что "подобный призыв является добрым предзнаменованием".
Затеи для того, чтобы подчеркнуть изменение позиции Кремля, Хрущев воспользовался восьмидесятилетием папы и направил ему приветственное послание через советского посла и апостолического нунция при Квиринале:
"Пожелания доброго здоровья и успехов в его благородном стремлении внести вклад в укрепление и сохранение мира на земле и разрешении международных проблем путём честных переговоров".
Иоанн XXIII ответил на послание, упомянув не о "честных переговорах", а о "Добром согласии человеческого братства" В своём дневнике он записал следующее:[13] "Сегодня Хрущев прислал мне свои пожелания по случаю моего восьмидесятилетия. Это может быть иллюзией и нужно быть настороже. Но это может быть также ниточкой, данной Провидением, и я не имею права её порвать. Предоставим это в руки Господни, препоручим себя водительству Божьему; оставим за Господом решение и последнее слово".
Лица, окружавшие папу, смотрели на его инициативу, опасаясь ложных толкований, которые могли были быть ей даны коммунистической пропагандой. На их замечания Иоанн XXIII ответил, что следовало верить в героическую любовь и в евангельское прощение и что опасность стоила того, чтобы ею рисковать.
ПЕРЕД СОБОРОМ
В результате послания Хрущева изменилась и позиция Московского патриархата. По мере приближения открытия Собора вставал и конкретный вопрос о проблеме приглашения Православных Церквей. Для того, чтобы не получить отказа. Святейший Престол решил прозондировать почву путём частных встреч, в частности с Константинопольским и Московским патриархами. В то время, когда патриарх Афинагор старался заполучить согласие различных автокефальных Церквей Православных,[14] секретарь Секретариата по единению христиан монсеньор Виллебралдс направился в Москву. Из приведённого документа мы узнаём, что:
"Связавшись с ответственными лицами Патриархата он (монсеньор Виллебрандс) информировал их о ходе подготовки Собора и о его задачах, дав, помимо этого, ответ на заданные ему многочисленные вопросы и пояснив таким образом наше отношение к намерениям Римской Церкви. Этот визит ещё лучше выясняет атмосферу отношения Русской Церкви к Собору. В результате чего после возвращения в Рим монсеньора Виллебрандса кардинал Августин Беа направил Московскому патриархату официальное приглашение направить на Собор его наблюдателей. Священный Синод на его заседании 10 октября 1962 года решил принять это приглашение. В результате этого решения в Рим была направлена телеграмма с выражением согласия и с указанием имён двух наблюдателей Русской Православной Церкви... которые 12 октября отправились на Собор".
В то время, когда патриарх Константинопольский Афинагор, не получив ответа от различных Православных Церквей, воздерживался направлять наблюдателей на Собор, патриарх Алексий принял решение направить своих наблюдателей, которые к удивлению православного мира прибыли неожиданно в Рим.
И в том же документе следует:
"Как об этом уже сообщалось в своё время в печати, прибытие на Собор вышеназванных наблюдателей поразило своей неожиданностью весь мир. Ещё за несколько месяцев до открытия Собора никто не мог и предполагать о такой возможности. Событие комментировалось самым различным образом. Но из всех этих комментариев не ошиблись лишь те, которые увидели в присутствии на Соборе русских православных наблюдателей новый знак улучшения отношений между христианами. Действительно, наши наблюдатели прибыли на Собор прежде всего для того, чтобы быть свидетелями его работ и одновременно как вестники нового сблиения христиан всего мира, и в частности, между Русской и Римской Церквами".
Отношение Русской Церкви к Собору, таким образом, имело связь к отношению советского правительства к вопросу о мире.
[1] См. М. Мурен, стр. 190-191 и 222.
[2] Н. Струве, стр. 92-93.
[3] М. Мурен, стр. 223-225.
[4] М. Мурен, стр. 225-227. "Монд" от 26 апреля 1966 г.
[5] "Монд" от 26 апреля 1966 г. статья о. Сабан.
[6] Об этом часто упоминалось, в частности в статье о.Галле в "Круа" от 12 марта 1964 года и о. Клеман в "Реформ" от 3 августа 1964 года. В последнее время в различных статях о. Вонгер, опубликованных в "Круа", в частности от 11-12-13 ноября 1966 года. См. также "Иреникон" № 2 за 1966 г. стр. 226-227.
[7] Участие в совещаниях Всемирного Совета Церквей и во Всеправославном Родосском совещании; позиция патриарха Московского во время паломничества Павла VI в Святую Землю, присутствие наблюдателей Русской Церкви на Ватиканском Соборе и занятая ими позиция при разрешении отдельных случаев с советскими властями.
[8] "Монд" от 26 апреля 1966 года, статья о. Сабан.
[9] "Докюмантасьон Католик" № 1128 от 24 августа 1952 года.
[10] Н. Струве, стр. 98-100; Л. Алиизи, "Иоанн XXIII" стр. 286-295.
[11] "Оссерваторе Романо" от 15 ноября 1960 года.
[12] Приводится в "К христианскому единению", центр "Истина", № 3-4 (151-152).
[13] Л. Алиизи, стр. 354-356.
[14] Вселенский Константинопольский патриарх, "первый среди равных" в Православной Церкви, является главой сообщества Православных Церквей, называемых автокефальными. Они являются независимыми в плане дисциплины и придерживаются решений сообщества в том, что касается веры. См. список автокефальных Церквей в сноске № 2 Введения.
Вселенский Патриархат считает, что непосредственно в его юрисдикции находятся следующие Православные Церкви: архиепископия Северной и Южной Америки, Критская митрополия, архиепископии Чехословакии, Финляндии, Эстонии, центральной и южной Европы, Австралии и Додеканеза. Однако не следует забывать, что сфера влияния Константинополя в результате политической обстановки становится всё меньше, расширяясь в пользу Москвы.
Страница сгенерирована за 0.04 секунд !© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.