Рубрики

В настоящее время в библиотеке размещено
13776 работ.

ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО

Затруднения, существующие во взаимоотношениях между Святейшим Престолом и Кремлём, восходят к далёкому прошлому. Если Советская Россия и предстаёт перед всем миром как официальный глашатай атеистического коммунизма, она в той же мере остается наследницей царской России, в результате чего она зав исит от бывшей структуры, когда самодержавная власть государства вмешивалась в строгое православие Церкви. По этой причине она держалась в стороне от Европы, опасаясь ее политического вмешательства, и от Святейшего Престола, к которому она относилась с недоверием из-за широко распространённого характера католицизма.

В течение первого периода Церковь оказывала глубокое влияние на московское государство. Её святые, её священники и епископы способствовали её единству и вдохновляли на верность Христу: святой Сергий Радонежский основал около ста пятидесяти монастырей, в том числе и в самых отдалённых областях, и объединил вокруг себя многие княжества, которые способствовали сплочению России; священник Сильвестр, доверенное лицо Ивана Грозного, ещё до того, как тот обрёл легендарную славу своею жестокостью, укрепил авторитет государства и способствовал его полному развитию; патриарх Гермоген символизировал союз всех классов в то время, когда господствовали беспорядок и польская оккупация;

патриарх Филарет, отец царя Михаила Романова, основоположник династии, централизовал власть Церкви и государства.

Второй период противоположен первому. Церковь становится слугой самодержца, орудием, позволившим Петру Великому и его последователям возродить византийский цезарепапизм, т.е. такую систему, благодаря которой монарх становился главой Церкви и государства. Когда некоторые прелаты хотели убедить государя отнюдь не превращать в митрополию Московский патриархат, Петр Великий ответил: "Ваш патриарх - это я". С тех пор на протяжении двух веков цари накладывали свой отпечаток на жизнь Церкви. Женщины среди них были не менее упорными. Елизавета Петровна заставила принять два следующих принципа: чтобы особая божественная благодать покоилась бы на императорах и во время коронации на них нисходила особая благодать Духа Святого. Строптивых предавали анафеме. Екатерина Великая заявила, что высшая власть в Церкви была дана ей Богом. При царствовании её сына Павла 1 согласно закону о наследовании трона 1797 года государь считался главою Церкви. На следующий год в Регламенте об основных особенностях Церкви в статье 1 предписывалось следующее: "Высшая власть, данная Богом самодержцу и отеческое попечение, осуществляемое им по отношению к народу даруется ему Провидением и распространяется также и на духовенство, как во всех делах духовных, так и мирских, и духовенство обязано в отношении монарха, как главе назначенном Самим Господом, проявлять полнейшее верноподданное повиновение". Языковеды, однако, уточняют, что термин "духовные

дела" означал на русском языке административные вопросы Церкви и не имел в виду ни учения, ни богослужения.

Согласно закону 1914 года соблюдение религиозных обрядов для православных стало обязательным; для того, чтобы быть допущенным к выпускным и конкурсным экзаменам, кандидаты должны были представлять справки, подтверждающие то, что они говели Великим Постом. Акты гражданского состояния велись приходами и духовенством, которые оплачивались государством.

Во главе Священного Синода, управлявшего Церковью, стоял обер-прокурор, и официальные юристы считали этот орган промежуточной организацией, при помощи которой царь руководил жизнью Церкви. В статье 64 Конституции говорилось следующее: "Император, как христианский государь, является верховным защитником и хранителем догм господствующей веры и должен оберегать православие и все добрые начинания в жизни Церкви".

Эта национальная структура, как религиозная, так и светская одновременно, носила на себе отпечаток славянского православия и самодержавия царей. В России Церковь поглощала католические общины византийского обряда, и государство ставило препятствия Святейшему Престолу в осуществлении его прав в отношении тех, кто придерживался латинского обряда. За пределами своей страны Церковь занимала положение покровительницы всех православных, и государство распространяло своё влияние на Восточную Европу и Ближний Восток, щедро тратя свои богатства на основание новых монастырей и беря на себя роль покровителя Святых Мест и меньшинств оттоманской империи.

Несмотря на это сдержанное отношение к Святейшему Престолу, царским правительством были заключены договоры относительно урегулирования статута латинских епископов и их паствы. Конкордат, подписанный в 1847 году, был расторгнут Россией в 1866 году. Новый договор, касающийся латинян, был заключён в 1882 году, но Санкт-Петербург хранил полнейшее молчание относительно униатов. Эти последние получили официальные льготы только лишь после указа 1905 года.

Приход большевиков принёс с собой новое положение. Монолитная форма Церковь-государство была разделена на части. Право на религиозную свободу было признано за всеми вероисповеданиями, как христианскими, так и нехристианскими и Московский патриархат был уподоблен Другим деноминациям. Это решение заставило подумать в римских кругах о том, что можно было предполагать об улучшении взаимоотношений между Святейшим Престолом и Кремлём.

Но Ватикан не замедлил сделать открытие, что положение совершенно не изменилось. Советская власть не скрывала своей враждебной настроенности ко всякого рода сближению со Святейшим Престолом, которое по её мнению противоречило бы её идеологии и её политике, она отдавала также себе отчёт в какой степени народы России оставались верными традициям своей Церкви. Крупные теоретики большевизма, и в частности Ленин и Бухарин, слишком хорошо знали об этом. Поэтому, заявляя о том, что они атеисты и намерены уничтожить религию, они принимали во внимание её влияние при построении общества безбожников. Было нужно уничтожить религию, но действовать было необходимо благоразумно. Доказательством этого является полувековое существование большевизма.

Известно о том, что о праве на свободу исповедания религии говорилось в тексте Конституции, но там же говорилось также и о том, что разрешалась свобода антирелигиозной пропаганды. Тень Святой Руси продолжает витать над государством, желающим считать себя атеистическим, но которому, однако, не удаётся выражать из сердец народных масс это наследственное религиозное чувство, состоящее целиком из покорности и постоянства. Создаётся впечатление, что власти Кремля не решаются навязать марксистскую идеологию мира безбожников народу, отказывающемуся отречься от Бога, несмотря на предпринимаемые усилия официально допущенной антирелигиозной пропаганды.

Первые мятежи прошлого века, из которых должен был образоваться русский коммунизм, насчитывали в своих рядах молодых людей, получивших воспитание в церковной среде. Многие из них были сыновьями священников (в Православной Церкви, как известно, женатые люди допускаются к совершению богослужений). Другие получили своё образование в семинариях.

Познавая социальную справедливость Церкви, они узнавали также и о том в какой степени над ней глумились некоторые руководители и влиятельные лица. Таким образом, молодая интеллигенция, происходящая из всех классов, вступала в борьбу. Получив воспитание в христианской традиции, они черпали из философских основ материализма основы своей деятельности. Нельзя найти ничего более характеризующего это поколение, боровшееся в 1870-1880 годах, как ответ Желябова (1851-1381 г.г.), руководителя террористической организации "Народная воля", принявшего большое участие в подготовке убийства Александра II. Когда ему был задан вопрос о том, что был ли он христианином, он ответил:

Я был крещен православным, но я отрицаю православие, несмотря на то, что я признаю сущность учения Христа. Реальность этого учения занимает господствующее место среди моих моральных убеждений. Я верю в истину справедливость этого учения веры, я заявляю решительным образом, что вера без действий является верой мёртвой, что каждый истинный христианин должен бороться за справедливость, за права угнетённых и слабых и, если это необходимо, страдать ради них: в этом заключается моя вера.[1]

Чувствуется, как в этих словах христианская мысль скользит к атеизму, такой его форме, которая развилась у пионеров большевизма, и такой, которая в заключение будет выражена в рамках взаимоотношений между советскими философами и христианскими богословами, обе из которых сформировались из врождённого чувства догматизма.

Начиная с 1917 года и до начала Собора Русская Церковь, несмотря на выпадавшие на её долю испытания, всё время держалась в стороне от Святейшего Престола, даже тогда, когда он в наиболее трагичные для неё часы хотел засвидетельствовать ей свою поддержку. Делалось ли это в результате православной обособленности или из-за опасения могущих последовать в результате этого репрессий? Безусловно, причиной этого является и то и другое. Взгляд на прошлое позволяет понять: в какой степени положение Московского Патриархата было сложным: неоднократные волны преследований, чередующиеся периодами относительного ослабления напряжения, вторая мировая война и солидарность Церкви перед лицом национальной опасности; примирение между Церковью и государством, когда через сталинское расположение проскальзывала тень царей, и, наконец, нынешнее положение, граничащее с парадоксом, так как Московский Патриархат, находясь в трудном положении на самой советской территории, находит возможности для сближения с внешним миром и с католичеством.

В результате этого положения вещей возникают две проблемы: взаимоотношения Святейшего Престола с Московским Патриархатом, которые относятся к экуменическому диалогу; и взаимоотношения с советским государством, касающиеся диалога с неверующими. В обоих случаях проблема касается и стран народной демократии Восточной Европы, в которых, как и в СССР, православие живёт рядом с атеистический коммунизмом.

В экуменическом плане вопрос входит в рамки отношений между католичеством и православием; он становится, следовательно, частью целого, в котором автокефальным Церквам,[2] принадлежит сказать своё слово. Правда, Московский Патриархат не побоялся взять на себя инициативу и послал своих наблюдателей на Собор, не ссылаясь на сестринские Церкви. Но этот поступок не нарушал ни традицию, ни церковную дисциплину православия. И наоборот, это позволило советскому государству найти новый случай для поисков сближения, которое уже неоднократно слегка намечалось, то через посредничества, носящие личный характер, то через полуофициальные действия, как это имело место во время Суэцкого вопроса в 1957 году. Известно также и о том, что присутствие наблюдателей от Московского Патриархата на Соборе позволило внести ясность в некоторые проблемы.

---

[1] Приведено Г. Веттер на стр. 77 книги "Диалектический материализм", переведённой с немецкого языка: изд-во Броуер, 1962 г. "Der dialektishe Materialismus, seine Geschiste und sein System in der Sowjetunion".

[2] Церквей, признанных независимыми вселенским патриархом в качестве "primus inter pares" и входящих в Сообщество Православных Церквей, включающее: Константинопольскую, Александрийскую, Антиохийскую, Иерусалимскую, Московскую, Кипрскую, Греческую, Сербскую, Румынскую, Грузинскую, Польскую Албанскую, Болгарскую Церкви. Таков их порядок по старшинству.

Правообладателям