Шмеман А., прот. Сия Есть Благословенная Суббота. (Об утрене Великой Субботы)

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

прот. Александр Шмеман

СИЯ ЕСТЬ БЛАГОСЛОВЕННАЯ СУББОТА
(Об утрене Великой Субботы)

...чтобы смертное поглощено было жизнью

(2 Кор. 5, 4)

Утреня Великой Субботы — одна из вершин литургического творчества православного Востока. В малой статье невозможно ни описать, ни объяснить всей беспредельной глубины и красоты этой службы, в которой Церковь подводит нас вплотную к уразумению самой радостной тайны нашей веры, той радости, без которой вера эта теряет свой смысл, ибо «если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна» (1 Кор. 15:17). Ограничимся поэтому немногим. Попытаемся хотя бы намеками указать, что совершает Церковь этой службой, в чем зовет нас участвовать, что возвещает нам как непреложную истину.

Великая Суббота — это день, соединяющий Великую Пятницу, то есть тайну Креста, страданий и смерти Спасителя, со Светлым Воскресением — днем Его восстания из гроба, победы жизни над смертью. Многим непонятен смысл этого соединения, вся необходимость и духовное значение этого среднего дня. В сознании большинства верующих «важны» Пятница и Воскресенье, Крест

15

и Пасха. Но эти два дня остаются как бы разобщенными. Есть день печали и есть день радости, они полагаются рядом, и радость сменяет печаль. Но, по учению Церкви, выраженном в ее литургическом Предании, это не так. Церковь учит нас, что Христос «смертью смерть попрал», и это значит, что сама Его смерть была спасительной, что в ней и через нее совершилось торжество победы над смертью, иными словами — что еще до Воскресения совершилось нечто, благодаря чему печаль смерти не просто заменяется радостью Воскресения, но сама печаль претворяется в радость. И вот Великая Суббота и есть день этого претворения, день, в который совершается это прорастание победы, день, когда — до Воскресения — мы созерцаем смерть самой смерти. И все это выражено, больше того — все это действенно совершается каждый год в этой удивительной утрене, в которой вспоминаемое дается нам, действует в нас, становится для нас спасающим и преображающим настоящим.

Когда мы собираемся в храме ¹, только что завершилась Великая Пятница. Это был день, когда мы вспоминали крестные страдания, смерть и погребение Спасителя, а также восстание на Него всей злобы мира, поругание его людьми, хуление, глумление, предательство — все торжество зла над добром... Всеми службами Церковь подчеркивала нам не только действительность этих страданий, но и весь ужас этого отвержения миром своего Господа, ничем не смываемый ужас распятия людьми Бога. «К своим пришел, и свои Его не приняли...». И вот посередине храма возвышается Плащаница — образ всего этого: и страданий, и одиночества, и отвержения, и, наконец, смерти как последней победы зла. «Положиша мя в рове преисподнем, в тени и сени смертной...».

Этот гроб, эта печаль Великой Пятницы — исходная тема утрени Великой Субботы. Она начинается как надгробная служба, как плач над мертвецом. После пения погребальных тропарей и медленного каждения духовенство выходит к Плащанице. Мы предстоим гробу Господню, и мы созерцаем Его смерть. Поется 118-й псалом, и к каждому стиху его припеваются особые «похвалы», в которых выражается ужас всей твари перед смертью Господа, сострадание, жалость, печаль. «О горы и холмы и человеков множества! Восплачитеся, и вся рыдайте со мною, Бога вашего Матерью...». Но с самого же начала к этой первой теме — печали,

¹ Теперь эта утреня совершается обычно с вечера, то есть еще в Великую Пятницу. Устав предписывает совершение ее в «седьмой час нощи», то есть в час пополуночи.

16

ужаса и недоумения — прибавляется другая, которая звучит все сильнее и сильнее. Она выражена, прежде всего, в самом 118-м псалме: «Блажени непорочнии в путь, ходящий в законе Господни...». Этот псалом поется у нас теперь только при погребении умерших и звучит поэтому как погребальный. Но в древности его пение составляло центральную часть воскресного бдения ², и смысл его не печальный, а радостный. Это — один сплошной порыв любви к Закону Божьему, что значит — к замыслу Божьему о человеке и его жизни. В соблюдении этого закона, в знании его, в вечном углублении в него — подлинная жизнь человека. «На пути потановлений Твоих насладихся, яко о всяком богатстве...». Христос есть образ совершенного соблюдения этого закона, ибо вся жизнь Его в одном исполнении воли Отца. Поэтому Церковь издревле разумела этот псалом как слова Христа о Самом Себе, особенно же как обращение Его к Отцу из сени смертной: «Виждь, яко заповеди Твоя возлюбих, Господи, по милости Твоей живи Мя». Христос смерть принимает вольно, из послушания — как чашу, данную Ему Отцом. И начало Его торжества, Его победы именно в этом послушании и смирении до конца. Отец хочет этой смерти, Сын принимает ее, и это принятие есть вера в совершенство воли Отчей, в то, что и в отдаче Сына Единородного на смерть исполняется благой замысел Отца ³.

В чем же этот замысел? На этот вопрос отвечают «похвалы», вставленные между стихами псалма. Все явственнее, все сильнее в тему плача вступает и все громче звучит другая тема — о смерти Спасителя как сошествии во ад и разрушении его. Адом («шеолом») называется в Библии место, где пребывают мертвые, это царство безнадежности и мрака, и это также твердыня диавола, ибо торжество в мире смерти, которой Бог не сотворил, есть торжество греха и диавола («...грех вошел в мир, и грехом смерть...» — Рим. 5:12). «Смерть царствовала от Адама» (Рим. 5:14), и весь мир стал ее царством, обрекся на тление, распад и увядание. Поэтому смерть есть последний враг (1 Кор. 15:26), и разрушить его державу и пришел Сын Божий. В этой встрече со смертью

¹ Теперь от него сохранились в нашей воскресной всенощной так называемые тропари на «непорочны» — «Ангельский собор удивися» и т. д.

² Потому-то 118-й псалом с древности и был воскресным псалмом, и именно в качестве такового он читается на погребении верующих, то есть «о Христе умирающих». Это есть вечное утверждение того, что во Христе смерть перестала быть бессмыслицей, а осмыслена и есть путь к победе над смертью.

17

лицом к лицу был смысл того часа, про который Христос говорил, что «на сей час Я и пришел» (Ин. 12:27).

И вот Сын Божий Сам спускается в смерть, вкушает смерть. В Предании, у Отцов Церкви, этом момент всегда описывается как некий поединок. Эта смерть должна была быть или последним и самым страшным торжеством диавола, или же его столь же решительным поражением. Внешне торжествуют смерть и зло: Праведника предают на Крест, Он умирает, оставленный всеми, позорной смертью, Он вкушает «ада». Но — и в этом весь смысл смерти Христовой — Тот, Кто умирает на Кресте, имеет Жизнь в Себе, то есть имеет жизнь не как дар извне, а как Свою сущность, ибо Он Сам есть Жизнь и источник всей жизни: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков». Умирает человек Иисус, но этот человек — Сын Божий. Как человек Он может реально вкусить смерти, но в Нем смерти прикасается, в царство смерти вступает Сам Бог, Жизнь и источник жизни. В этом единственность, ни с чем не соизмеримое значение смерти Христовой: в ней — умирающий человек есть Бог, или, еще точнее, Богочеловек. Бог есть Святой Бессмертный, и только в «неизменном, неслиянном, неразлучном и нераздельном» соединении Бога и человека во Христе может вкусить Бог человеческой смерти и ее изнутри разрушить и преодолеть. «Смертию смерть поправ...». Бог восхотел спасения человека не актом Своего всемогущества, не извне («Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» — Мф. 26:53), не как насилие, хотя бы и спасительное, а в той любви, свободе и вольном отдании Себя Богу, для которых Он сотворил человека. Поэтому спасение совершается Богом в соединении с человеком — в Богочеловеке Иисусе. В Нем человек восстанавливает то послушание, ту любовь, ту полную самоотдачу Богу, которые были попраны в грехе. В Нем изживаются все зло, все грехи, все измены человека: «Он мучим был за грехи наши»; «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни...». И чтобы это спасение, это восстановление «образа неизреченныя Славы», каким создан был человек, было полным, нужно было, чтобы и смерть была не просто уничтожена Богом, но изжита и разрушена, преодолена изнутри, чтобы было воочию явлено, что она есть «жало греха, и чтобы это жало было разрушено и уничтожено человеком же. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» (1 Кор. 15:21). Христос принимает смерть, отдается смерти вольно·, про жизнь Свою Он говорит: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10:18). И отдает ее не без борения: «...и начал ужасаться и тосковать...» (Мк. 14:33). Здесь ис-

18

полняется совершенная мера Его послушания, Его самоотдачи, здесь разрушается, прежде всего, нравственная основа смерти как «жала греха». Христос действительно, до конца живет Божественной жизнью, Богом как Жизнью, и вот эта Жизнь преодолевает смерть, разрушает ее, ибо смерть и есть отказ от Жизни, недостаток Жизни, распад существования, оторвавшегося от единственного источника Жизни. В смерти Христовой, потому что она сама есть не что иное, как совершенное послушание, совершенная любовь, совершенная отдача себя Богу («Отче! в руки Твои предаю дух Мой!» — Лк. 23:46), совершается смерть самой смерти: «Смертию смерть поправ...».

Вот что означает сошествие Христа во ад, вот почему сама смерть Христова становится Его торжеством и вот почему это торжество начинает отныне все явственнее звучать, все светлее сиять в нашем предстоянии Христову гробу. «Животе, како умираеши? Како во гробе обитавши? Смерти же царство рашрушаеши...»; «Животе, во гробе положился еси, Христе, и смертию Твоею смерть погубил еси...»; «О радости оныя! О многия сладости! Ихже во аде наполнил еси, во днах мрачных свет воссияв». Жизнь входит в царство смерти. Божественный свет сияет в страшном мраке. Но это значит также, что он сияет всем, находящимся там. Христос умирает за всех, как грехи и немощи всех Он взял на Себя. Сошествие во ад есть встреча со смертью всех. «На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обретя сего, Владыка, даже до ада снизшел еси ищай».

Печаль и радость как бы борются друг с другом, и вот радость начинает одолевать. Кончены статии. И в первый раз торжественно и победно раздается воскресная песнь. Это тропари на «непорочны» — первый луч грядущего Воскресения: «Ангельский собор удивися, зря Тебе в мертвых вменившася, смертную же, Спасе, крепость разоривша, и с Собою Адама воздвигша, и от ада вся свобождша». И через мироносиц все тот же Ангел вещает нам в этом пении: «Рыдания время преста! Не плачите!..»

Этот луч света теперь разгорается все сильнее и сильнее. Он звучит в каноне «Волною морского» — одном из прекраснейших произведений православной гимнографии — и в последней, девятой песне его разрешается торжествующим призывом: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе... востану бо и прославлюся...»; «Да радуется тварь, да веселятся вси земнороднии, враг бо пленися ад, с миры жены да сретают, Адама с Евою избавляю всеродна и в третий день воскресну...».

«И в третий день воскресну...». Отныне уже пасхальная ра-

19

дость начинает наполнять собою службу. Мы стоим у гроба, но это живоносный гроб, в нем упокоилась Жизнь, в нем завершается новое творение, в нем снова — в седьмой день, в день упокоения — отдыхает Творец. «Спит Живот, и ад трепещет», — поем мы в стихирах на «хвалитех» и созерцаем эту благословенную субботу, этот радостный победный покой Того, Кто нам возвращает жизнь. «Приидите увидим нашу жизнь во гробе лежащую...». И наконец эти удивительные слова: «Сегодняшний день тайно великий Моисей предуказал, говоря: и благослови Бог день седьмой, ибо это есть благословенная суббота, это упокоения день, в который отдыхает от всех дел Своих Единородный Сын Божий...».

Теперь мы идем крестным ходом, неся Плащаницу. Этот крестный ход уже не погребальный ⁴. Это Сын Божий — «Святый Крепкий, Святый Бессмертный» — совершает Свое победное шествие в царстве смерти, возвещая «Адаму всеродному», то есть всем умершим, радость грядущего воскресения. «Из нощи утреняя» Он возвещает всем, что «воскреснут мертви и восстанут сущии во гробех и вси земнороднии возрадуются..

Мы входим снова в храм. Мы уже знаем теперь тайну смерти Христовой как умерщвления смерти. Ад разрушается. Ад трепещет. Но теперь в службу вступает новая, последняя тема — тема воскресения. Разрушена смерть, и раздается пророчество о новой жизни, о восстановлении, о воскресении, о возвращении жизни. Суббота — день седьмой — завершает собой всю историю спасения как разрушения силы зла. Но за субботой наступит новый день нового творения — день первый.

Тема воскресения начинается с прокимна: «Воскресни, Господи, помози нам и избави нас...». И читается 37-я глава Книги пророка Иезекииля, это удивительное пророчество о костях. Их было бесконечно много, и были они «сухи зело». Это смерть, торжествующая в мире, в котором все приговорено к смерти, это человечество, обреченное на смерть. Но Бог говорит пророку, что эта обреченность не есть последняя судьба человечества. Сухие кости услышат слово Господне. Мертвые оживут. «Так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут...»; «Вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших... и вложу в вас дух Мой, и оживете...».

И снова, во втором прокимне, тот же призыв, та же мольба —

⁴ Как неправильно думают многие, называя эту службу погребением. Литургическим образом погребения является вечерня Великой Пятницы и вынос Плащаницы.

20

«Воскресни, Господи, Боже Мой, да вознесется рука Твоя, не забуди убогих Твоих до конца». Но как же это случится? На этот вопрос отвечает второе чтение — из посланий к коринфянам и к галатам апостола Павла (1 Кор. 5:6-8; Гал. 3:13-14). Малая закваска квасит все тесто. Христос — наша Пасха — есть закваска воскресения всех. Как Его смерть разрушает силу смерти всех, так и Его Воскресение — залог воскресения всех. Крещенные в Его смерть, мы соединяемся с Его жизнью, мы получаем Его Духа, мы — тело Его — имеем пищу бессмертия. Его Воскресение воскресит нас.

И уже совсем по-пасхальному звучат стихи аллилуария: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его... Яко исчезает дым, да исчезнут...».

Пророчества закончены. Но это еще только пророчества. Мы еще в Великой Субботе, у живоносного гроба, и нам нужно прожить весь этот день, прежде чем в пасхальной ночи мы услышим: «Христос воскресе!» И утреня заканчивается не воскресным Евангелием, а снова рассказом о запечатанном гробе. Но здесь раскрывается последний смысл, дается последнее откровение об этом «среднем дне» — дне между Крестом и Пасхой. Христос воскрес, и Его Воскресение мы будем праздновать в пасхальную ночь. Но для нас, в этом мире живущих, наступила с Христом и как бы сквозь всю нашу жизнь продолжается Великая Суббота. Она продолжается и для усопших. Мы ждем воскресения мертвых и жизни будущего века. Мы знаем и верим, что смертью Христовой «жало смерти» разрушено и смерть перестала быть безнадежным концом, распадом и разлукой навсегда. От Воскресшего Христа, от Его жизни, воссиявшей из гроба, мы все время «наполняемся бесконечной Его жизнью, наслаждаемся неистощимой Его пищию». В жизни Церкви, в Таинствах, в общении любви, в причастии Духу Святому мы уже причастны жизни вечной и созерцаем радость Царства Божьего. Мы живем этими прорывами в Царство воскресения... И все-таки мы еще здесь, и нам предстоит это умирание и принятие смерти, это рождение — через смерть — в Царство будущего века. Мы ждем — с верой, надеждой и любовью. И это ожидание, эта направленность к грядущему воскресению, к жизни будущего века, эта радостная уверенность, что наша подлинная жизнь «сокрыта со Христом в Боге», — все это и есть наше состояние в мире сем, и в этом смысле наша жизнь сейчас есть жизнь в Великой Субботе. «Спит живот» — но вот и мы, говорит апостол Павел, «умерли, и жизнь наша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3:3). Все в этом мире становится постепенно прозрачным для света, сияющего оттуда, все яснее, что

21

«проходит образ мира сего», что «единое на потребу» — там, в нетленной жизни со Христом.

Каждый год в Великую Субботу после описанной утрени, после этого радостного узнавания в смерти Христовой победы над смертью, после откровения о живоносном гробе —мы ждем пасхальной ночи и полноты пасхальной радости. Мы знаем, что она наступит, но как медленно идут часы, как нарастают в них волнение и ожидание! И так должно было бы быть всегда в жизни верующего, ибо вся наша жизнь, в последнем счете, осмыслена этой радостной, этой белой тишиной Великой Субботы, этим нарастанием в ней Пасхи Христовой и невечернего дня Царствия Его.

22