Шмеман А., прот. Таинство Пасхи

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

прот. Александр Шмеман

ТАИНСТВО ПАСХИ

«Пасха наша, Христос, заклан за нас» I Кор. 5, 7.

«Вот мы восходим в Иерусалим и совершится все, написанное через пророков о Сыне Человеческом. Ибо предадут Его

7

язычникам й поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его: и. в третий день воскреснет» (Лк. 18, 31-33). Каждый год, Великим Постом, мы опять совершаем это восхождение, чтобы снова и снова быть свидетелями этого единственного, ни с чем несоизмеримого события — Смерти и Воскресения нашего Господа. Но, когда Спаситель говорил это апостолам, «они ничего из этого не поняли, слова эти были сокровенны для них и они не разумели сказанного...» Теперь, в Церкви, смысл их открыт нам. Две тысячи лет уже Церковь «смерть Господню возвещает, воскресение Его исповедует». Нам все открыто и все дано. И, вот, — мы привыкли к этой Вести, мы так давно и хорошо знаем , все это, мы так часто, слышим .и повторяем эти слова, что то, о чем возвещают они, стало для нас естественным, обычным, вошло в нашу жизнь, как одно из ее частей .... Не говоря уже об «обычной воскресной обедне», сам праздник Пасхи разве не превратили мы в «бытовой» праздник, в «традицию», от которой никто и не ждет, чтобы она действительно потрясла и обновила всю нашу жизнь, была бы источником победы Христовой в нас и кругом нас? Между тем, именно этого требует от нас Церковь и в великие страстные дни не просто красивые «символы» предлагает нам, а совершает таинство воспоминания, в котором каждого из нас зовет участвовать.

Ибо, что иное, как не таинственное участие в грядущих страданиях Господа означала Тайная Вечерь, совершенная. Спасителем в «ночь, в которую Он предавал Себя за жизнь мира» и которую вспоминаем мы в Великий Четверг, в преддверии Страстей. «Сие есть тело Мое, за вас ломимое, сие есть Кровь Моя, за вас изливаемая... Сие творите в Мое воспоминание...» Что же это означает, как не то, что эти Хлеб и Вино были приобщением учеников грядущей Смерти Христовой и эта Смерть, подаваемая нам, как пища, стала нашей жизнью... «Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими». С той ночи, быть христианином это, прежде всего, значит быть причастником — т. е. участником Смерти Христовой, чтобы с Ним воскреснуть и жить. Его Смерть и Его Воскресение даны нам на Тайной вечери и вечно даются нам, когда — в таинстве — мы днесь—(сегодня) бываем участниками ее. Таким образом, день установления таинства — празднество Великого Четверга, всегда бывшее в древней Церкви днем примирения с Церковью кающихся, возвращения их к участию в церковной жизни, есть подлинное начало тех трех дней, которые в своей неразрывности являют нам первооснову нашей веры.

С Тайной Вечери выходит, чтобы предать Учителя, Иуда.

8

«Абыла ночь, когда Он вышел». Эта ночь, о которой говорит евангелист Иоанн, есть последнее сгущение, последнее торжество той ночи греха и смерти, победить которую пришел Сын Божий. И потому из самой глубины ее раздаются и первые слова о победе: «ныне прославился Сын Человеческий и Бог прославился в Нем». Это первое из двенадцати евангелий вводит нас в Великую Пятницу и заранее дает смысл ее. Господь идет с учениками к Елеонской горе, к страданиям и смерти, но Его прощальная беседа уже вся освещена светом этой грядущей победы: «Мужайтесь, Я победил ми р», приходит тот час Христов, о котором Он Сам говорил, что «на сей час Я и пришел», и Господь знает и свидетельствует, что это час победы и прославления. Но потому и победы, потому и славы, что и последней, полной жертвы, последнего истощания, последней самоотдачи — так, что ничего не осталось неотданного. «Женщина; когда рождает терпит скорбь, потому что пришел час ее». И потому, после победного восшествия на Елеон «Он начал ужасаться и тосковать». И эта «смертельная скорбь» будет возрастать до последнего мгновения, до сознания полной богооставленности на кресте: «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты Меня оставил?»

В реальности страданий Христовых, а именно о ней свидетельствуют нам двенадцать евангельских отрывков Великой Пятницы, в ужасе и страхе Господа перед смертью, раскрывается нам тот смысл смерти, о котором мы часто забываем, но вне которого тайна смерти Христовой остается непонятной. Часто мы говорим о «примирении со смертью», мы «натурализовали» ее и воспринимаем ее как «естественный» закон жизни. Но что же означает тогда христианское благовестив о- победе над смертью и о воскресении мертвых? Ведь учение о воскресении совсем не однозначно с учением о «бессмертии души», к которому мы часто сводим христианство. Учение о бессмертии души, общее всем религиям, как раз и есть оправдание смерти и один из главных аргументов в пользу примирения с ней. Но тогда воскресение просто не нужно и непонятно, почему именно оно стоит в центре христианской веры. Наверное, нигде не сказывается так превращение нами христианства в «естественную» религию, как именно в подходе к смерти. Ибо если от религии мы ищем только помощи для преодоления животного страха смерти — т. е. ее «осмысления» и «оправдания», то надо признать, что совсем не одно христианство и даже не обязательно религия дают нам их. И не одни «герои» сознательно жертвовали своей жизнью, не боялись смерти и даже сладость и счастье находили в этой отдаче своей жизни. Можно утверждать, что всякая сильная любовь, всякое сильное убеждение преодолевают страх смерти. И что же означает тогда

9

ужас Христа и Его смертельная скорбь, когда наступил Его час? Конечно, не «человеческую слабость». Это ужас Того, Кто Сам есть Жизнь и Кто знает, что смерть есть враг Божий, попрание воли Божьей о мире, разрушение и оплевание Его творения. Смерть есть разлучение души и тела, но именно это разлучение и есть зло, п. ч. Бог соединил их для жизни, и в этом соединении жизнь человека. Кто разлучает то, что Бог соединил, кто разрушает то, что Бог создал? Бог смерти не сотворил. Он все призвал к жизни, Он радовался о Своем творении и данная им жизнь «была свет человеков». И вот «грехом вошла в мир смерть». На месте царства жизни воцарилась смерть, Божий мир стал космическим кладбищем, где закон смерти — распада, разлуки и тления, стал законом жизни, «законом природы». И это значит, что в мире восторжествало то, что отрицает Бога, что разрушает Его дело, и потому диавол есть «Князь мира сего». Только из этой «ревности о Боге», из веры в Бога Творца, в Бога жизни подателя можно понять отношение христиан к смерти как к врагу. Вот почему Сын Божий плакал над телом Лазаря, которого Он шел воскресить, вот почему Сам Он «ужасался и тосковал», когда Самому Ему пришел час «вкусить» смерть: это ужас и скорбь Сына перед попранным делом Отца, это ужас Творца перед миром славы, ставшим добычей диавола. И потому Он пришел не для того, чтобы примирить нас со смертью, а чтобы попрать и разрушить ее силу. Его смерть потому стала источником нашей жизни, что она была смертью самой смерти, в ней жизнь снова стала сильнее смерти. Он пришел, «вкусил» ее вольно: Жизнь отдала Себя Смерти, чтобы в этом последнем поединке разрушить ее державу. «Ныне суд миру сему, ныне князь мира сего изгнан будет вон».

Но вернемся в храм. Толпа кричала уже «Распни, распни Его» и Пилат произнес уже свой приговор. Все оставили Его. Те, кто за несколько дней до этого восклицали Ему «Осанна» и встречали Его, как царя —- потому что они видели, хотели видеть в Нем своего, земного Мессию, и ждали от него земного царства, спасение родины, восстановление Израиля и, вот, Он не дал им всего этого, а люди не прощают крушения своих земных чаяний,.. Римские воины потому, что они были «законопослушны» и исполняли свой долг. Ученики, потому, что они верили, что Он Сын Божий, но легионы ангелов не явились помочь Ему... Но «подобало» всему этому быть. Подобало, чтобы эта победа была одержана Сыном Человеческим — одним, ибо если кто-нибудь мог помочь Ему, это означало бы, что приношение Себя Сыном Божиим не есть единственное спасение этого мира от диавола, греха и смерти... Сегодня мы, конечно, с Ним и мы удивля-

10

емся измене Апостолов, отречению Петра, жестокости воинов, беснованию толпы. Но спросим себя—с кем были бы мы тогда? Разве наши бедные человеческие мечты, разве то, чего мы всегда хотим и ждем от Иисуса Распятого так далеко от того, что привело тогда к этой измене, жестокости и беснованию ?

Смерть еще раз — в последний раз — торжествует свою победу. Наступает час человеческой скорби, земной любви, земной верности, час Иосифа с Никодимом и жен-мироносец. Они помазывают тело Иисуса ароматами и обвивают плащаницей и, положив в новом гробе, закрывают камнем. И они, как ученики «еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых».

«День тот был пятница и наступала суббота». И, вот, в ночь на Великую Субботу мы снова собираемся в храм кругом Плащаницы, чтобы в торжественной тишине этого «субботнего покоя» принести Господу наши погребальные песни. И в этом бдении — вершине всего литургического творчества православного Востока — человеческая скорбь начинает постепенно растворяться в радости, и мы начинаем уразумевать тайну этого Гроба...

Служба начинается с погребального — 118-го псалма, к каждому стиху, которого прибавляются другие стихи, выражающие ужас, страх и скорбь всей твари, всего космоса перед смертью своего Господа. Но сразу же спрашиваем мы и в этом вопросе светит уже ответ:

— «Жизнь, как Ты умираешь?»... Жизнь и смерть несовместимы. И, вот Жизнь умерла и во гробе полагается, Жизнь лежит бездыханной и принимает погребение смертными руками. Нет, наше бедное человеческое сознание не вмещает этого страшного противоречия и изнемогает перед ним, как изнемогало сознание Апостолов: «а мы надеялись было, что Он есть тот, который должен избавить Израиля — но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло». Но тот, кто. хоть раз участвовал в этой утрени знает, как некий почти ощутимый свет начинает постепенно озарят ее, и «сердце наше горит в нас» при этом таинственном раскрытии тайны. Статьи закончены. И, о чудо! Уже не плачь и не скорбь, а первую песнь победы слышим мы: «Зачем растворяете вы мир со слезами, о ученицы — блистаяся во гробе Ангел мироносицам вещаше: видите гроб и уразумейте...» — «Рыдания время прошло — не плачьте...». И под пение этих воскресных тропарей совершается новое каждение храма, но уже не медленное, похоронное, как в начале статей, а быстрое и радостное... Но это только первый луч. И он сразу же гаснет и продолжается наше длинное предстояние гробу и в нем медленное нарастание света. Наступает Великая Суббота и мы все яснее  по-

11

нимаем, что это лежание Господа во гробе, есть не торжество, а новый покой, завершающий новое творение мира — его спасение и обновление. «Сегодняшний день тайно прообразовал великий Моисей, говоря; и благословил Бог день седьмой. Ибо это — благословенная суббота, это день успокоения, в который почил от всех дел своих Единородный Сын Божий...»

Эта светлая тайна Великой Субботы, как покоя и торжества Господа, раскрывается в изумительном каноне «Волною морскою», последний тропарь которого звучит как радостное приказание: «Да радуется тварь, да веселятся все земнородные: ибо враг — ад взят в плен; пусть жены встречают с миром: Я избавляю Адама и Еву всеродных — (т. е. умершее человечество) и в третий день воскреси у». В· Своей смерти Господь встречает всех усопших — Он спускается в ад, чтобы всех избавить от него. «И в третий день воскресну». Это обещание воскресения вступает теперь в службу и с каждым моментом становится все радостней и сильнее., Мы слышим древнее пророчество Иезекииля: о поле полном сухих костей. И как оживут они? Но, вот, «Я открою ваши гробы и выведу вас из гробов, люди Мои... и дам вам Дух Мой и будете живыми». Мы слышим слова Апостола Павла о малом квасе, который все смешение квасит и узнаем, что смерть Христова разрушает всякую смерть, и уже почти по пасхальному звучат слова «аллилуария»: «Да воскреснет Бог и расточатся враги его»... И в этой радостной, белой тишине Великой Субботы, в которой стоим мы кругом живоносного гроба, мы каждый раз узнаем, что отныне всякий гроб есть только ожидание воскресения, что «время плача прошло» — ибо «восстанут мертвые и воскреснут сущие во гробах и все земнородные возрадуются». «Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа?»

В Великую Субботу вечером и древней Церкви совершалось крещение оглашенных и наша вечерня этого дня потому до сего времени сохраняет свой крешальный характер: о крещении свидетельствуют и пятнадцать паримий — т. е. ветхозаветных отрывков, с которых начинается служба и переоблачение в белые одежды и «Елицы во Христа крестистеся», поемое вместо трисвятого и Апостол. Нужно помнить, что это вечерня есть уже вечерня под Воскресение и что совершаемое на ней крещение непосредственно предшествовало Пасхальной Утрени и Литургии. И эта связь крещения с Великой Субботой, вернее — крещение, как связь между Субботой и Воскресением есть не только подробность церковного устава, потерявшая свой смысл теперь, но последнее откровение о Воскресении Христовом. До сих пор мы

12

говорили о Смерти Христовой. За Смертью наступило Воскресение. «Бог воскресил Его из мертвых». За покоем Великой Субботы приходит ликование и радость пасхальной ночи, о которой не нужно говорить. Но где же источник этой радости, и почему каждый из нас получает ее, когда в ответ на благовестив о том, что «Христос воскрес» отверзаются двери сияющего храма и «ночь становится более светлой, чем день?»

Да, эта радость была бы невозможной или она была бы только «самообманом», если бы каждый из нас не был приобщен, не был бы сделан участником Смерти и Воскресения Господа в крещальной купели. Но «неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились. И так мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни... Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним» (Римл. 6, 3-4, 8).

Мы можем кончить тем, с чего мы начали: Пасха не есть только воспоминание воскресения Христова, но свидетельство и залог, и предвосхищение воскресения всех нас в Нем, праздник нашего участия в Пасхе Христовой. В крещении началась для каждого из нас его Великая Суббота: живые и усопшие, мы все «умерли со Христом и наша жизнь скрыта со Христом в Боге». Но Христос воскрес и пребывает с нами во веки. И уже ничто, ни смерть, ни жизнь не может отлучить нас от любви Христовой: И этой жизнью воскресшего Господа живем мы в Церкви: в ней таинственно соединяются прошлое, настоящее и будущее, вечность входит во время, «мертвый уже ни един во гробе и Жизнь жительствует».

13