Шмеман А., прот. Плюрализм и православие

Разбивка страниц настоящей электронной статьи сделана по: прот. Александр Шмеман, Собрание статей 1947—1983, Москва. Русский путь, 2009

прот. Александр Шмеман

ПЛЮРАЛИЗМ И ПРАВОСЛАВИЕ

Для православного человека, особенно если он живет на Западе, проблема плюрализма представляет немало трудностей. Главная, хотя и не единственная, причина этого в том, что Православная Церковь никогда не жила в плюралистическом обществе и сейчас встретилась с ним в первый раз за всю свою историю. Теперь нам приходится с трудом и болью приспосабливаться и учиться вести себя в ситуации, чуждой нашему историческому, духовному, психологическому и культурному опыту.

Я не претендую на то, что смог решить эту проблему. Мы только начинаем осмыслять ее, как каждый по отдельности, так и все вместе. Я не хочу также и сказать, что наш случай уникален. Но на Западе такое осмысление плюрализма началось раньше и стало частью самой западной культуры.

Православие развивалось в «органическом» мире, и весь его опыт ограничивался органическим сочетанием религии, культуры и государства. Здесь невозможно раскрыть все стороны и смыслы этого «организма». Его положительные и отрицательные аспекты уже не раз подвергались анализу, и называть его «православным мировоззрением» не значит отрицать его многие трагические неудачи и грехи. Здесь важно отметить то, что Православие никогда не рассматривало религию лишь как часть жизни человека, нечто, предназначенное для личного употребления; религия, наоборот, охватывала всю жизнь и человека, и общества. Истоки такого понимания религии лежат в самой сущности православной веры. Так, например, в литургическом опыте, наиболее адекватно выражающем православное мировоззрение, храм символизирует и представляет собой весь Космос, весь мир в его отношении к Богу. Космос, грехопадение, искупление, эсхатология, конечное исполнение всего в Царствии Божием — таковы измерения православного богослужения, его внутреннее вдохновение. И как раз этот основной опыт всеобъемлющего простора веры исключает плюрализм как что-то нормативное, что-то хорошее, в чем следует видеть положительную часть человеческой жизни. Исходная предпосылка здесь такова, что истина о мире, о человеке и о природе — это та истина, которая в конечном итоге объединяет людей, дает им цельную философию жизни, из которой вытекает универсальный и всеобъемлющий по самой своей природе способ существования. Таким образом, во всей вероучительной, литургической и духовной традиции Православия ничто не указывает на плюрализм как на положительное явление.

* 12 июня 1966 г. Статья из архива автора. Перевод Е. Ю. Дорман.

34

Этот максимализм Православия объясняет первую реакцию православных на плюрализм — абсолютно негативную. При каждом крахе православного мира — византийского, русского — первой и почти естественной реакцией переживавших этот крах православных было апокалиптическое отрицание возможности любого иного существования. Плюрализм, сосуществование, приспособление считались трагедией и грехом. Это — грех и трагедия, о которых говорит Евангелие. Разве не сказано, что только горсточка людей останется верной до конца? Современный мир с его призывами и стремлением к «сосуществованию», его культурным релятивизмом переживается как кошмар и богохульство, и истинно православные могут в нем жить, только не имея с ним истинной связи.

Мне кажется, что здесь следует отметить это радикальное отрицание плюрализма, потому что оно присуще довольно значительному числу православных. Эти люди просто решили жить так, как если бы их «органический» мир — единственный известный им в прошлом — продолжал существовать. Они не могут, конечно, обойтись без современных технологий, но они не принимают никакого участия в культурной, интеллектуальной и духовной жизни современного мира. В этом контексте все экуменические усилия, то, что называют сегодня «диалогом», «встречей», «конвергенцией», рассматриваются как простая капитуляция перед псевдо-благотворительностью, релятивизмом и т.д., как знак того, что время антихриста приблизилось.

Знаменитый русский мыслитель Владимир Соловьев (ум. 1900) в своей известной «Краткой повести об Антихристе» описывает Антихриста как великого экумениста, филантропа и миротворца. Он, Антихрист, объединяет людей в мирном и счастливом плюрализме, и мир под его властью весь превращается в диалог, встречу и совместное пользование всеми благами. Такой взгляд, я повторю, существует на всех уровнях. Его легко критиковать, но гораздо труднее принять его всерьез как выражение, пусть и преувеличенное, чего-то очень глубокого и реального в реакции православных на плюрализм. Однако без серьезного рассмотрения этой точки зрения мы мало чего достигнем.

Несколько лет назад я попытался объяснить, почему, например, участие Православной Церкви даже в христианском экуменическом движении некоторые могут называть агонией; почему, невзирая на все внешние обязательства и членство Православных Церквей в различных экуменических обществах и организациях, для православного это участие всегда остается сомнительным; почему исторически православные всегда были своего рода «нарушителями порядка» в экуменическом движении.

При попытках ответить на эти вопросы мы неизбежно сталкиваемся с тем, что можно назвать основным православным «сомнением». Имея за спиной свой религиозный опыт, православные христиане не могут поверить в то, что мирное сосуществование разных религий, сосуществование, при котором они остаются самими собой и при этом живут в мире с другими, можно считать положительной ценностью. Другими словами, православные христиане сомневаются в том, что Запад, прошедший долгий путь плюрализма, действительно выработал философию плюрализма, оправдывающую плюрализм не только в прагматическом смысле, но и по отношению к истине и духовным ценностям.

35

С прагматической точки зрения очевидно, что мы не можем жить все вместе в США, да и в любом другом месте, если мы не примем общие принципы плюрализма и не перестанем рвать друг другу глотки, как мы делали это раньше. Плюрализм сегодня — объективная жизненная необходимость, но что за этим стоит? Можно ли считать этот вопрос исчерпанным? Достаточно ли этого прагматического оправдания плюрализма?

Но есть еще другая точка зрения: то видение мира, которое, конечно, никогда не было полностью реализовано в жизни и все же всегда существовало как главное, самое глубокое стремление всех великих религий. Разве не нужно принимать во внимание и эту точку зрения? Есть такая древняя православная икона — «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь», на ней изображена Богородица. Я вспомнил о ней потому, что она выражает видение всего творения — человека и природы, — объединенного в Боге, преодолевшего самый главный грех — грех разделения.

Таким образом, даже те православные, которые согласны обсуждать плюрализм и искать его положительный смысл, задаются вопросом: не является ли религиозное углубление всей этой проблемы необходимым условием того, что она не потеряет свою религиозную серьезность? Это означает, что, с православной точки зрения, все мы только открываем для себя истинные измерения проблемы плюрализма. Мы не в конце — мы в самом начале. Мы жили в ситуации, которая могла казаться плюралистической внешне, но не была таковой в действительности, потому что каждый, живя в собственном мире, просто отвергал все иные миры, даже если и был выработан какой-то modus vivendi.Сегодня мы знаем, насколько хрупок был этот modus vivendi. Сегодня об этой хрупкости нам напоминает слишком большое число трагедий, и притом совсем недавних. В действительности плюрализма не было, кроме как в смысле удобства, которое могло в любой момент рухнуть. Памятуя об этом, можно не сомневаться, что происходящее сегодня — необходимо и ценно. Происходит открытие другого, поскольку раньше такого открытия сделано не было. Приведу только один пример. Попытки достижения «унии» между Православной и Католической Церквами имеют долгую историю. Однако только сегодня мы поняли, что вместо диалога на деле звучали два монолога, не имеющие по большому счету никакого отношения друг к другу. Это привело к трагедии Флорентийского собора 1439 года и столь многих других «уний». Сегодня же мы открываем для себя других как серьезных партнеров, и ударение ныне ставится на встрече, на этом открытии. Мы, так сказать, собираем информацию друг о друге, информацию, которую мы не имели раньше, когда довольствовались определенным, но неверным мнением друг о друге.

Но с религиозной точки зрения это лишь предварительная, хотя и необходимая, стадия плюрализма. Это в то же время и «отрицательная» стадия в том смысле, что она просто устраняет насилие, страх, подозрительность и все то, что в течение многих веков отравляло отношения между группами людей, религиями и т. д. И, мне думается, в таком понимании плюрализма все люди могут найти общий язык. Даже наиболее негативно настроенные православные христиане согласятся с тем, что знание о другом или признание его как другого не есть еще капитуляция перед релятивизмом или компромиссом.

36

Однако после решения этой первой проблемы сразу же возникает вторая и основная. От прагматического оправдания плюрализма мы переходим к его религиозному осмыслению, то есть в область религиозных убеждений. И здесь позиция православных христиан схожа, мне кажется, с их позицией в экуменическом движении. Разрешите мне пояснить это на примере. Несколько лет назад на встрече Всемирного Совета Церквей в Торонто много времени было уделено обсуждению вопроса, очень раздражавшего многих протестантов. Как могут отдельные Церкви, оставаясь членами Всемирного Совета Церквей, утверждать, что каждая из них — единственно истинная Церковь? Разве членство в ВСЦ не предполагает, что они должны признавать некоторую долю экклезиологического релятивизма и потому менять свое мнение о самих себе? И тут произошло событие исторической важности для Совета Церквей и, может быть, вообще для плюрализма: на этот вопрос ответ был сформулирован «антиномично», то есть, другими словами, утверждение собственной истинности, столь существенное для Православия, было признано столь же существенным для всей экуменической ситуации как напряжение, которое нельзя снять путем сведения к релятивизму.

Это решение, я считаю, относится ко всей проблеме плюрализма. Плюрализм может быть положительным явлением, только если он сохранит в себе трагическое измерение, если он не признает религиозное разделение мира как самоочевидную норму и, наконец, если он не откажется от постоянного «соотнесения» с истиной, а истина в том, что та жажда, то стремление к конечному всеобъемлющему и совершенному единству присуща (или должна быть присущей) самому естеству человека. Отсутствие этого единства делает любой плюрализм печальным явлением и не позволяет свести его к терпимым и вежливым отношениям, в рамках которых мы привычно провозглашаем и в то же время отвергаем наше истинное единство.

Таким образом, нам следует подходить к плюрализму с двух сторон. Прагматически мы должны принять его, поскольку на сегодня это единственная защита от хаоса и фанатизма. В то же время мы должны отвергнуть его как окончательное решение — как единственное решение для создания «взрослого» общества. Ибо если такая «взрослость» означает печальную и циничную капитуляцию перед релятивизмом и поверхностностью, если она искореняет из человеческого сердца мечту о полном единении в Боге, то она не стоит нашего времени и наших усилий. Главный вопрос заключается в том, являются плюрализм и релятивизм одним и тем же явлением или нет. Другими словами: означает ли плюрализм взаимное признание на основе безразличия? Возможно ли единство только в рамках минимальной догмы, минимального согласия в мнениях о природе человека, природе жизни, цели человеческого существования и т.д.? Есть ли это тот «общий знаменатель», который позволяет всем и каждому свободно сохранять свою «культурную идентичность»?

Мне кажется, то, что я назвал выше первой стадией плюрализма, «прагматическим» плюрализмом, имеет ценность только в том случае, если может дать нам твердую основу для понимания и серьезного исследования того, что нас разделяет. Именно здесь решающему испытанию подвергнутся истинная зрелость плю-

37

ралистического общества и истинная ценность плюрализма. Если в рамках плюрализма мы не можем встретиться друг с другом лицом к лицу, с полной честностью и не скрывая своих убеждений, если, другими словами, в рамках плюрализма мы не можем отнестись друг к другу с полной серьезностью, тогда, мне думается, соловьевская карикатура на плюрализм приобретает убедительность. Я всегда ощущал, что если я кого-то действительно люблю — католика ли, протестанта или иудея, если в своей любви я отношусь к нему с полной серьезностью, единственно «настоящее», что я могу сделать, это сказать ему: «Послушай, давай запремся в комнате на тысячу лет — ибо столько времени мы были разъединены — и обсудим по-настоящему главную проблему». И что тогда случится? Ничего, если мы сразу ограничим свой разговор взаимными извинениями и выражениями уважения и останемся на уровне экуменических банальностей. Но что-то может произойти — и мы не знаем еще что, если в этот разговор мы вложим все наше существо, всю нашу убежденность и всю нашу любовь. Но я боюсь, что современное понимание плюрализма склоняется к чему-то абсолютно иному. «Давайте не будет говорить об этих вещах, они разделяют. Давайте говорить о том, что нас объединяет. Давайте избегать острых тем».

Таким образом, последний и самый важный вопрос о плюрализме таков: не должны ли мы, религиозные люди, именно потому, что мы являемся частью плюралистического общества, хотим мы того или нет, начать продвигаться от первой стадии плюрализма, которая уже наступила, хотя бы теоретически, ко второй, то есть к более глубокому рассмотрению проблемы, соотнося ее с видением человека и мира, которое мы унаследовали в наших традициях, и к встрече друг с другом на этой глубине?

Быть может, настало уже время внести в обсуждение плюралистического общества настоящий религиозный огонь и убеждение, наполнить то, что сегодня только форма, осмысленным содержанием.

38