Струве Н. А. Реплика [на заметку Н. Балашова «Еще раз о «Декларации» и о «Солидарности» Соловчан.»]

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Никита СТРУВЕ

РЕПЛИКА

[на заметку Н. Балашова «Еще раз о «Декларации» и о «Солидарности» Соловчан.»]

Благодарю Н. Балашова за ценные дополнения и исправления к моему этюду об отношении соловецких епископов к декларации 1927 г. и вообще к церковно-политическому курсу, принятому под давлением обстоятельств митр. Сергием. Наша общая беда в том, что мы располагаем пока что всего лишь двумя источниками по этому вопросу: книгой прот. М Польского и диссертацией архим. (ныне епископа) Иоанна Снычёва, основанной на архиве и на воспоминаниях митр. Мануила Лемешевского. Оба источника страдают несомненной предвзятостью, первый — склонен рассматривать «сергианство” как своего рода апостазию, отпадение от Церкви, второй — не подвергает ни малейшей критике политику местоблюстителя, считая ее единственно возможной и абсолютно правильной.

Цель моей заметки заключалась в том, чтобы разбить упрошенное представление о том, что в конце 20-х годов и в начале 30-х существовало как бы две церкви: одна исповедническая (ошибочно отожествляемая с группой иерархов, находившихся на Соловках), вторая — соглашательская и своекорыстная под омофором митр. Сергия. Такое представление, довольно широко распространенное и недавно с особым догматизмом поддержанное Зоей Крахмальниковой, не соответствует действительности.

Вынужденная декларация митр. Сергия 1927 г.¹ несомненно ранила все сколько-нибудь чуткие совести в церкви, поскольку в ней ’лояльность" по отношению к государству принимала характер некой неопределенной солидарности с

¹ Об истинном направлении мыслей митр. Сергия можно судить по его первой декларации 1926 г., сходной с соловецкой, и по его частному письму зарубежным собратьям, которым он советовал в эмиграции подчиняться местным православным церквам, а в странах, где таковых не имеется, устраиваться на началах автономии, если не автокефалии.

203

богоборческой властью. Ведь не могла же Церковь радоваться успехам власти в борьбе с нею же самой?

Однако из добавлений Балашова (даже если принять второе послание как выражающее мнение всего соловецкого епископата, что не доказано)² лишь подтверждается тот факт, что подавляющее большинство соловецких епископов не считало двусмысленную декларацию митр. Сергия достаточным основанием, чтобы раздирать церковное единство. Более того, корифей этой группы епископов, наиболее образованный из них, бывший правой рукой патриарха Тихона епископ Иларион Троицкий, необычайно резко отзывался о тех епископах (кстати, не соловецких), которые шли на разрыв.

Епископ-исповедник Мануил Лемешевский (за борьбу с обновленцами сосланный на Соловки) употребил свой огромный авторитет и на борьбу с иосифлянством. В отпоре иосифлянам он действовал как ’представитель соловецкого епископата’: «все мы, — заявлял он, — единогласно и единодушно, в количестве 17 человек под председательством архиеп. Илариона, клятвой скрепили себя не отделяться от митр. Сергия, хранить церковное единство и не присоединяться ни к какой группе раздорников. Мне поручено «соловецким епископатом» доложить обо всем этом митр. Сергию. Я давал клятву и нарушать ее не собираюсь...»³

Исторически правильнее сказать, что отмежевались от митр. Сергия епископы, не находившиеся на Соловках, и к тому же по причинам, далеко не всегда связанным с декларацией 27-го года. Как известно, митр. Иосиф отошел, потому что не принял своего перемещения с Ленинградской кафедры на Одесскую (в проживании в Ленинграде ему упорно отказывали коммунистические власти). Митр. Кирилл (Смирнов), иерарх безусловно

² Митрополит Сергий считал, что это инициатива одного еп. Зеленцова.

³ Запись беседы сделана в Москве, в феврале 1928 года, сразу после возвращения с Соловков посланным от митр. Иосифа иеромонахом. Цит. по диссертации архим. Иоанна Снычёва «Церковные расколы в русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия». Куйбышев, 1965 (Самиздат), стр. 288-289.

204

выдающийся, отделился, не примкнув к иосифлянству, так как считал, что, учреждая при себе Синод, митр. Сергий превысил свои полномочия местоблюстителя...

Учитывая обстановку тех лет, не прекращающийся с 1918 г. террор по отношению к Церкви, невольно удивляешься вместе с еп. Иларионом той малости причин, которые приводили епископов порывать с центром в то время, когда Церковь больше всего нуждалась в единстве.

В своей заметке я оспаривал историческое утверждение, что якобы большинство порвало с митр. Сергием, но оспаривал также и богословски само понятие большинства как аргумента в пользу истины.

Между прочим, иосифляне не чувствовали за собой большинства (особенно когда узнали, что Ярославские епископы во главе с митр. Агафангелом вернулись под омофор местоблюстителя). Митр. Иосиф писал еп. Дмитрию 24 июня 1928 г.: «...Будем помнить, что большинством голосов (и подавляющим) была распята Сама Истина, и ссылающиеся теперь в свое оправдание на большинство — пусть лучше прочтут себе в этом жестокое обличение и укор, что в их ’большинстве” вновь распинается ХристосИстина!»⁴ Да и все это письмо написано митр. Иосифом с целью как бы оправдаться в том, что последователи его оказались в меньшинстве (что философски правильно: истина не измеряется количеством ее приверженцев).

Итак, несмотря на дополнения, внесенные Н. Балашовым, тезисы моей статьи остаются непоколебленными: на стороне иосифлянского раскола не было не только какого-либо большинства, но, в частности, соловецкий епископат остался ему in corpore (за исключением одного-двух епископов) совершенно чужд.

И наконец, Н. Балашов не понял моей заключительной ремарки: она была обращена к запуганному епископату Московской Патриархии и сводилась к следующему: ваше молчание о мучениках тем более непонятно и предосудительно,⁵ что огромное большинство из них не

⁴ Архим. Иоанн Снычёв, op. cit., стр. 306.

⁵ Положение это, как известно, изменилось: теперь уже о мучениках заговорили и даже готовится канонизация некоторых из них.

205

прерывало общения с митр. Сергием, что снимает и тень подозренья в их политической неблагонадежности. Это рассуждение — a fortiori. Но не по каким заключениям логики из этого не следует, что "несогласие с декларацией митр. Сергия очерняет тех, кто ее не принял". В иосифлянстве черным пятном остается отнюдь не политическая неблагонадежность (которая по существу есть лишь точка зрения ГПУ/ КГБ), а разрыв с Церковью. Но, составляя на основании словаря митр. Мануила и коллекции фотографий о. Владимира Русака альбом исповедников и мучеников, я решил включить в него и иосифлян, как подлинных, хотя и неумеренных, не по разуму ревнителей Христовой правды.

Спор же по существу: был ли прав в тех условиях митр. Сергий или нет, — окончательному историческому суду не подлежит. Можно только гадать, а что бы случилось, если бы митр. Сергий своей второй декларации не написал? Воцарилась ли бы в Церкви окончательная анархия и разброд, или она нашла бы в себе силы как-то объединиться? За легализацией Церкви, по слову митр. Сергия Вознесенского (сподвижник местоблюстителя), последовала ее ликвидация... Моральная жертва митр. Сергия казалась ненужной, ничего не спасшей... Но вот разразилась война 41-го года, и митр. Сергий, выстоявший с группой епископов все преследования, нашел в себе ясновидение и мужество встать на оборонческую позицию, что повлияло на изменение политики власти по отношению к Церкви. В событиях войны пресловутая декларация митр. Сергия получила свое частичное оправдание: впервые, и, увы, не на долгое время, радости государства могли быть признаны и радостями церковного народа. Единство Церкви восстановилось: в лоно Московской Патриархии вернулись не только почти все обновленцы, но и уцелевшие иосифляне (прот. Верьюжский) и другие "непоминаюшие” (вл. Афанасий) — хотя пленение Церкви после войны лишь усилилось. В 1952 г. все церковные и религиозные объединения, от буддистов до мусульман, от баптистов до старообрядцев разных толков, объединились в Загорске в общем славословии Сталину: но декларация 1927 г. тут уже ни при чем, это было проявлением завершившегося порабощения всей страны.

206