Арсеньев Н.С. Проблема страдания и искупления

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Николай Арсеньев

ПРОБЛЕМА СТРАДАНИЯ И ИСКУПЛЕНИЯ

1.

Мы окружены страданием. Со всех сторон, отовсюду врываются резкие ноты страдания в нашу жизнь. Ежедневная газета приносит сообщения о страданиях — странных, ненужных, казалось бы, ужасных: разбился аэроплан, с ним столько-то пассажиров; столько-то людей сгорело живыми; столько-то разбилось в автомобильной катастрофе; такие-то умирают в страданиях в больнице... Господи, зачем это нужно? А эти жертвы, павшие в войне, обезображенные, растерзанные трупы, или оставшиеся в живых, но изуродованные калеки? Не хочется слышать этого, но это окружает нас со всех сторон. А эти разрушения по всему миру? Половина Европы в развалинах; обугленные трупы, вытаскиваемые из подвалов разрушенных домов. Великие произведения европейского искусства, соборы и замки Средних веков и эпохи Ренессанса, дворцы XVIII-гo века, музеи, библиотеки, великие русские национальные святыни и памятники древности — плод стараний и трудов десятков поколений — превращены в груды мусора и развалин. А надругательство над людьми в концентрационных лагерях — большевистских и гитлеровских, а пытки там и здесь. И — главное — система беспросветного большевистского террора, царящего над 1/5 земного шара. Как может все это быть? Конечно, человек сам виноват, но расплачиваются то те, которые, может быть, менее всего виноваты, невинные жертвы чужой злобы и темных сил, захвативших власть в мире. Что

9

это? Слепой случай? Но тогда нет Провидения Божия. А если есть Божий план, Божие руководство миром и судьбой всего существующего, то, может быть, Бог в Своем знании о конечных судьбах мира и всей твари, как бы пренебрегает всеми предшествующими стадиями нашего существования, всеми страданиями нашими, что превосходит, казалось бы, нашу силу выносливости и терпения, и взирает лишь на конечный благой смысл всего происходящего, как бы оставляет нас пока одних в страданиях и горе? Но это неприемлемо для религиозного чувства и религиозного опыта нашего. «Близок Господь сокрушенным сердцем и смиренные духом спасет». Нельзя же нам ограничивать ни милосердие, ни всемогущество Божие, чтобы объяснить загадку страдания. Благой Бог, но не абсолютно всемогущий; всемогущий Бог, но взирающий лишь на общий конечный результат и равнодушный к страданию нашему — оба представления равно неприемлемы и приближаются к безбожию или искажению образа Божия. «Бог есть Любовь» — вот основной, центральный догмат христианства. Он — единый, всемогущий Бог, Творец и Владыка мира Страдание Им допущено. Как это примирить? Это примиряется не рассуждением, не тонкостями богословия и философии, а фактом Его близости. Его близости даже в страдании нашем, Его близости к нам особенно в страдании нашем.

2.

Близость Его в страдании — это не объяснение нашего страдания, но это — преображение страдания. Что-то новое открывается, что-то новое дается, какие-то двери распахиваются перед нами в глубину, в глубинную сущность бытия, в глубины Божии. Преображение страдания, освящение страдания. Для христианина — корень и основа этого даны в добровольном страдании Сына Божия.

Страдание есть дверь, но страдание не только — дверь; оно может быть и нечто большим. Оно может быть выражением близости Божией к нам уже теперь, быть началом присутствия Божия в нас: через Крест Господень. Есть огромное достоинство в страдании, в нищете и лишениях, которые смиренно и послушно принимаются из рук Божиих. Есть радость в наготе от всякого личного имущества, в утрате всякого земного достояния; тем сильнее ощущается и понимается, что Бог — есть достояние мое и сокровище мое, что Он — то, что единственно пребывает из всех благ мира, и что, чем больше мы теряем их, тем ближе Он к нам, тем больше мы можем приобрести Его.

10

Труднее это, по-видимому, при физических страданиях, тут сдвиг из нашего «я» должен быть, пожалуй, еще сильнее, тут еще труднее, пожалуй, бывает, и своей силой мы часто этих страданий преодолеть не можем: просто не хватает сил. Но бывает преображение и этого страдания. Даже и Сын Божий молился, чтобы миновала Его чаша сия. Но выпил ее, и победил, вися на Кресте, и ужас страдания и одиночества, и самую Смерть.

«Да будет воля Твоя!» — в этом — ключ к иной, новой плоскости, в которую мы переступаем, или вернее, врастаем: через подчинение, сознательное и вольное, нашей воли воле Божией. В этом — тайна, и благословенность и центральный смысл страдания. Поэтому Крест Христов, принятый нами, становится для нас источником жизни.

3.

В Кресте Христовом излилась безмерная любовь Божия. Кресту Христову нет параллелей, нет ничего в духовной истории мира подобного ему. В действительности физической он был окружен двумя крестами — двух сораспятых разбойников. В плоскости духовной он высится одиноко, он не сравним ни с чем. Он один — путь примирения между Богом и миром. Это есть событие совершенно исключительное, парадоксальное, поражающее нас, смутительное и радостное, ни на что не похожее. В том то и дело, что это — исключительно и неповторимо.

Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие сказал Он, давая разуметь, какою смертью он имеет умереть» (Иоан. XII: 32-33). И в том же Евангелии говорится, что последним словом Распятого на кресте было: «Совершилось» (Иоан. XIX: 30). Прорыв Божий в мир совершился до конца — до смерти. Дальше идти некуда, большего сделать нельзя: большей любви нет. Вот в этом — смысл распятия на кресте. Большей глубины нет, до которой смогла бы снизойти Любовь Божия. «На землю снисшел еси, да спасеши Адама, и на земли того не обрет, даже до ада снисше еси ища», — восклицает Церковь на утрене Великой Субботы. Крест есть «мир наш», примиренный мир человека с Богом, близких с дальними.

Совершилось! Излилась до конца Любовь, проявилось до конца послушание Сына Божия, — Он же и Сын человеческий. Поэтому и встретились на кресте, в Кресте Божием, в нем одном — отдающая себя до конца Любовь Божия ради спасения мира («так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего...») и послушание до конца, предание Себя до конца воле Отца, даже до

11

смерти крестной. Встретились Любовь Божия и полнота предания себя, полнота послушания человеческого — в лице Сына 'Божия. Пути от Бога к нам и от нас к Богу встретились на Кресте, слились в одно — в распятии Богочеловека.

«О глубина неисследимая! О чудо недомыслимое!» — так созерцает это церковь.

Трудно себе представить, но покоряет душу, но живит душу — животворит и осмысляет даже и страдание наше. Почему и как страдание наше животворится, освящается и преображается Крестом Христовым? Это одна из самых великих тайн жизни христианской, не учебников богословия, а именно жизни во Христе, в Нем уже теперь скрытой, с Ним состраждущей, и с Ним и в Нем теперь уже сокровенно прославленной.

4.

Состраждать со Христом — что это значит? Это нельзя объяснить теоретически, это гораздо выше всего теоретического. Это •— суть и смысл всей новой жизни. В этом — ее радости, ее слава; в этом — ее сокровища. «Я решил ничем не хвалиться, кроме как Крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. VI: 14). «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и стремлюсь восполнить то, чего недостает в плоти моей страданий Христовых», — пишет тот же апостол Павел (Кол. I: 24). Как странно! Что это значит? И вместе с тем, как трезвенно, мужественно, уравновешено, геройски! В этом — загадка и корень жизни христианской: в общении с Крестом Христовым, в общении с послушанием Христовым, более того — в участии и в том и в другом. Здесь кончается «религиозная литература», здесь нужно остановиться. Здесь место только свидетельству, живому свидетельству, такому, как у апостола Павла. А нам только учиться нужно: входить в эту глубину — подъятия своей воли, подъятия всей своей жизнью Креста Господня. Но это также и то иго Христово, про которое сказано: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мат. XI: 30). Другими словами, уже в этом подчинении своей воли Его воле дается радость. Радость, вытекающая из служения Ему, из отдания себя Ему, из общения с Ним, даже — нет, не даже, а особенно — в страдании и смерти, принимаемыми во имя Его.

«Что отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или опасность, или меч?... Но все сие мы более чем преодолеваем силою Возлюбившего нас»... (Рим. VIII: 35-37).

Какая сила! Что может это преодолеть? Даже смерть становится радостью. Даже смерть заполнена, преображена и преодо-

12

лена «силою Возлюбившего нас». Непонятно нам, но это так, и мы все призваны к участию в этом, — в этом потоке любви, объединяющем небо и землю на Кресте Христовом через отдание Себя Сыном Божиим.

И мы понимаем тогда слова апостола Павла: «Любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер, то все умерли, чтобы живущие уже не для себя жили, а для Умершего за них и Воскресшего».

Николай Арсеньев.