Соблазн — вот то определение, которое было дано в значительной части зарубежной прессы посланию Митрополита Сергия, Заместителя Московского Патриаршего Местоблюстителя, от 29 июля 1927 г. И поскольку это определение касается состояния умов многих русских, пребывающих за границей, это определение несомненно было правильным. Но этот, как и всякий соблазн, есть выявление психического состояния тех, кто соблазняется. Христос, идя на искупительную жертву, предупредил своих учеников, что в эту ночь они все соблазнятся о Нем. Так и случилось. Многие из близких ко Христу, уже узнав от жен мироносиц и некоторых из среды апостолов о Его воскресении, продолжали пребывать в этом соблазне и сомнениях. Таковым, например, были Эммаусские путники, которые изложили свои сомнения явившемуся им Господу. Почему же, спрашивается, было столь сильным сомнение и даже разочарование у учеников Христа. Совершенно ясный и определенный ответ находим в словах этих же путников: разочарование было результатом того, что их собственные, не основанные на учении Христа надежды оказались разрушенными. Они были горячие патриоты и ждали, что Христос есть тот Мессия-царь, который освободит Израиля от тягчайшего и позорнейшего подчинения язычникам-римлянам. Надежды, возлагаемые ими на своего Учителя, были не личного характера, касались избавления целого Израильского народа. За всю свою учительскую деятельность Христос не дал никакого повода к такому предположению, и тем не менее его ученики в значительной степени разделяли эти общенародные надежды. Сила чудотворений скорее укрепляла у них эту веру, чем ее разрушала, так как при соотношении реальных сил тогда трудно было предполагать, что еврейский народ может свергнуть чужеземное иго. Мне кажется, что зарубежная русская масса в значительном числе находится в психическом состоянии, похожем на то, которое в столь немногих словах, но так ярко изображено в Евангелии от Луки.

Если отнестись вдумчиво к посланию Митрополита Сергия, сопоставить его с целым рядом других документов, составляющих один цикл с последним, и наконец, если восстановить ход событий в жизни русской Церкви за последнее время, то не только соблазн, но и сомнения, по нашему мнению, должны разоряться. А самый факт установления лояльных отношений Церкви к советской власти нужно признать совершенно последовательным, намечавшимся всем ходом предшествующих церковных со-

бытий в России. А если это так, то какие могут быть сомнения, какое могут иметь значение настроения небольшой части русского церковного общества за границей в сравнении с нуждами и переживаниями основной церковной массы внутри России. Церковь есть самодовлеющая величина, она не может служить каким-либо другим целям в ущерб ее основному призванию — спасению людей, и сколько бы возвышенных надежд ни возлагалось на Церковь, если они препятствуют или затрудняют выполнение ее задач, эти надежды должны быть оставлены.

Очень многого мы не знаем, что совершается в церковной жизни России. Но нам, однако, известен целый ряд документов. Поэтому наш долг серьезно разобраться в том, что мы можем узнать из них, и тогда, может быть, рассеются сомнения и будет изжито то психическое состояние, которое называется соблазном. Одним словом, минует та ночь, в которую очень многие соблазнились в своей Матери — Церкви Poccийской; но должно скорее в нее уверовать, тогда мы не услышим горькой, но справедливой характеристики: «о, несмысленные и медлительные сердцем».

После этих предварительных замечаний, обратимся к нашей основной задаче— к изучению цикла документов, связанных с посланием Митрополита Сергия.

Послание Митрополита Сергия далеко не является изолированным актом, как уже сказано. Этому посланию предшествовал целый ряд аналогичных документов, дошедших до нас и даже в значительном числе опубликованных в зарубежной печати. Естественно, что понимание последнего послания Митрополита Сергия будет гораздо полнее и определеннее, если мы учтем все предшествовавшее этому посланию и связанные с ним документы.

В конце февраля 1926 года появилось известное обращение архиепископа Иллаpионa, в котором был поднят вопрос о неотложных нуждах русской Церкви. Издатели этого документа в зарубежной прессе сопроводили его указанием, что «эта записка архиепископа Иллариона, в которой он излагает свой взгляд на положение вещей в Церкви, дабы этим оповестить верных сынов Церкви о той позиции, которая занята им» («Возрождение», 1926, август 18). Указанное предварительное замечание нисколько не объясняет, каким образом мог появиться этот документ, и чем он вызван. Архиепископ Илларион находился в это время в заключении в Ярославле, откуда он снова был отправлен в Соловки. Принимая все это во внимание, а также безличную форму записки, нельзя исключить возможность, что сама записка имела в виду гражданскую власть. Независимо от этого, интерес этой записки исключительный. Архиепископ Илларион находился все время в заключении и более двух лет не принимал участия в церковной жизни. Общения его ограничились лицами, разделявшими с ним это заключение. Таким образом записка выявляет до известной степени и настроение последних. По-видимому, архиепископ Илларион был недостаточно ориентирован в событиях церковной жизни в момент писания записки. Момент был исключительный: произошло выделение из среды староцерковников так наз. григорьевцев, создавших даже свой собственный Высший Церковный Совет для управления Российской Церковью. Однако, всех этих вопросов текущей жизни архиепископ Илларион не касается, ссылаясь на то, что он возможно имеет неточные сведения о текущей жизни Церкви. Наш автор в своей записке останавливается на двух вопросах: 1) о необходимости временного органа, который бы созвал Собор, и 2) о задачах самого Собора. Задача же временного органа заключается в том, чтобы все подготовить к Собору, но на свое бытие этот орган должен получить согласие Местоблюстителя. О разрешении созыва Собора нужно просить государственную власть. Собор должен быть настоящим, собранным а не подобранным. Только такой Собор может быть авторитетным. Собор должен «доказать полную непричастность и несолидарность со всеми политическими неблагонадежными направлениями». «Не знаю, пишет далее в своей записке архиепископ Илларион, есть ли среди нашей иерархии и вообще среди сознательных членов нашей Церкви такие наивные и близорукие люди, которые имели бы иллюзии о реставрации и т. д.» Из этого ясно, какие политически неблагонадежные настроения имеет в виду архиепископ Илларион. Затемон весьмасильнобичуетпредательскуюдеятельностьВыс-

шего Церковного Управления, живоцерковного и обновленческого. Собор особенно необходим, по мысли нашего автора, так как Церковь вступила в новые исторические условия своего существования, к которым церковная практика, не исключая и постановлений Собора 1917-18 гг., не приспособлена. Отметим в заключение, что архиепископ Илларион ничего не знает об институте заместительства.

Следующим, по времени, документом является официальное ходатайство Митрополита Сергия, обращенное в Комиссариат Внутренних Дел, о легализации центральных и местных учреждений Тихоновской Церкви и о некоторых других обстоятельствах. К этому ходатайству приложен проект декларации, с которым Митрополит Сергий счел бы возможным обратиться к архипастырям и пастырям в случае удовлетворения его ходатайства властью. Оба документа датированы 10 июня 1926 года, т. е. появились на свет через 3 месяца после записки архиепископа Иллариона. Цель этих документов и официальное значение их совершенно ясны.

Ходатайство начинается с указания на необходимость легализации церковных органов и в частности касается регистрации его Митрополита Сергия, в качестве Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, а также регистрации местных административных органов староцерковников, разрешение созыва совещания епископов, разрешение на издание Вестника Московской Патриархии и открытии духовных учебных заведений. К этому ходатайству и приложен проект декларации, который по мысли автора должен выявить отношение Заместителя и единомышленного с ним староцерковного епископата к советской власти. Мне представляется совершенно необходимым познакомиться с проектом этой декларации. Содержание этого проекта приблизительно следующее. После указания на усилия почившего Патриарха легализировать церковную организацию, послание говорит о как бы состоявшемся факте легализации. Затем идет речь о законопослушности и лояльности Церкви по отношению к советской власти. Лояльность понимается как решительное отмежевание от всяких партий и предприятий, направленных во вред Союзу. Далее говорится о полном противоречии между церковным миропониманием и коммунистическим. Церковь, между прочим, учит быть честным, жертвовать собою для общего блага, поэтому член Церкви может быть полезным гражданином. И таких церковно настроенных граждан в Советском Союзе большинство. В понятие лояльности не входит наблюдение за поведением и настроением верующих, что делают живоцерковники, которые ручаются за политическую благонадежность одних и отказывают в этом другим. Однако, и староцерковная организация отказывается впредь от всяких политических выступлений. Далее идет речь об отношении к зарубежному духовенству, позволяющему себе, несмотря на прещения церковной власти, политические выступления, навлекающие преследования на Церковь в Poccии. Митрополит Сергий не считает возможным обрушиться на него церковно-судебными карами, но готов исключить из состава клира московской Патриархии тех духовных лиц, которые не признают своих гражданских обязанностей перед Союзом. Такое положение обеспечит Церковь, по мнению Митрополита Сергия, от всяких случайностей из заграницы. Вот каково основное содержание этих двух документов.

По поводу второго из документов нужно сказать, что он является в одно и то же время меморандумом, направленным к советской власти, и посланием к верующим в целях выявления отношения к советской власти со стороны церковных органов.

Теперь обратимся к другому, весьма интересному, по содержанию, документу, известному в зарубежной печати под названием «Обращения Соловецких Епископов к правительству СССР», изданному же тексту его предпослано такое заглавие: «К правительству СССР. Обращение православных епископов из Соловецких островов» (Вестник Христианского Студенческого Движения № 7 1927 г.). Нужно сказать, что не вполне грамотно формулированный заголовок не находит в тексте самого документа никакого себе подтверждения. Это заглавие, по нашему мнению, есть не что иное, как чье-то частное предположение, сделанное на основании довольно поверхностного знакомства с самым документом. Возможно, что некоторые терминологические совпадения, а также совпадение общей оценки церковных событий последнего времени этим документом, с за-

пиской архиепископа Иллариона дали повод сделать такое заключение человеку, знакомому с этой запиской. Необходимо, однако, подчеркнуть, что совпадение их не идет далее названных мною довольно общих совпадений и отдельных выражений. Этот документ значительно обширнее предшествующих. Он касается всех вопросов, затронутых проектом декларации Митрополита Сергия, но, благодаря своему размеру, более обстоятельно трактует эти вопросы. В виду важности самого Документа, на нем следует остановиться несколько подробнее. Этот документ в тексте носит название «заявления» или «памятной записки». Название «обращения» вообще не встречается в нем. Прежде всего следует подчеркнуть, что речь все время ведется от имени Церкви, как целого: «Церковь надеется», «Церковь подчиняется», «предложение Церкви», т. е. предложение епископов, авторов записки и т. д. В одном месте нашего документа мы встречаем следующую фразу: «Представляя настоящую памятную записку на усмотрение правительства, Всероссийская Церковь еще раз считает возможным отметить и наконец в середине читаем еще более определенную фразу: «обстоятельства побуждают руководящий орган Православной Церкви еще раз с совершенной справедливостью изложить перед правительством принципы, определяющие ее отношение к государству». Памятная записка подписана многими, так как авторы говорят о себе «нижеподписавшиеся». Все это ясно показывает, что заявление или записка является коллективным произведением, предназначенным для официального учреждения от лиц, которые говорят от лица Церкви как организации и даже считают себя руководящим органом этой Церкви. Конечно, соловецкие узники не могли взять на себя полномочия — говорить от лица Церкви. Я нисколько не сомневаюсь, что они сами так не думают, так как самое их заключение обусловлено в большинстве случаев их верностью Церковной власти. Да и каким образом заключенные в глазах правительства СССР могли бы быть руководящим органом. Мне кажется несомненно установленными что авторами записки были, хотя и епископы, но не заключенные в Соловках. Если это так, то каково положение Соловецких узников, к которым будет там обращен вопрос о том, какую записку они переслали за границу, в качестве их обращения к правительству СССР. Что они могут сказать на это, кроме отрицания? Но отрицать факт, о котором трубит зарубежная печать, хотя бы они о нем и не знали, весьма и весьма трудно. Всякому человеку, хоть сколько-нибудь причастному к Церкви, ясно, что руководящим органом Церкви является Синод, каковой существовал при Патриархе, существовал и при митрополите Сергии, до легализации со стороны советской власти. В одном месте «памятной записки» встречается оговорка, которая подтверждает, это наше предположение. Говоря о нежелательности вмешательства в дела Синода чиновника, авторы записки добавляют: «каковому возможно будет поручен политический надзор за нами», т. е. членами Синода. Чтобы покончить с предварительными замечаниями, касающимися этого документа, я хочу наметить время его составления, поскольку дает ответ на этот вопрос текст самого заявления, так как записка дошла до нас без даты. Заявление написано, когда «Местоблюститель Патриаршего Престола и около половины епископов томятся в тюрьмах, ссылках и на принудительных работах». Сами же авторы но-видимому на свободе. Записка написана в то время, когда Церковь «не может перенести своей деятельности в ее исторический центр — Москву». Ничего не говорится о заключении Заместителя Митрополита Сергия. Отсюда ясно, что записка составлена в момент пребывания его на свободе. Митрополит Сергий был арестован в ноябре месяце 1926 года и освобожден перед Пасхой, т. е. в апреле 1927 г. Из записки, как мы уже отметили, ясно, что она составлена во время управления Русской Церковью Митрополита Сергия, и говорит от имени руководящего органа, т. е. органа, состоящего при Митрополите Сергии: только такой орган староцерковные епископы могли считать полномочным говорить от лица Всероссийской Церкви. Говорится в записке также и о том, что заместители почившего Патриарха пытались уже рассеять недоверие к Церкви со стороны советской власти, следовательно авторы знали такие попытки и со стороны Митрополита Петра и Митрополита Сергия: последний был только вторым по счету управляющим Русской Церковью после кончины Патриарха. Не подлежит никакому сомнению, что это

заявление имеет в виду то ходатайство Митрополита Сергия, о котором у нас уже была речь. Принимая все это во внимание, а также некоторые обстоятельства церковной жизни в России, всего вероятнее предполагать, что записка составлена тотчас по освобождении Митрополита Сергия из заключения (апрель 1927 г.), когда еще не был решен вопрос о постоянном пребывании его и его ближайших сотрудников в Москве. В это время происходили весьма ответственные совещания староцерковных епископов под председательством Митрополита Сергия в Москве.

Обратимся теперь к самому заявлению и постараемся в общих чертах познакомиться с его содержанием. Во введении к этому заявлению говориться о тяжелом положении Церкви в Poccии, лишенной епископов. Пребывающие на своих местах староцерковные епископы стеснены в своей деятельности так, что не могут выполнять своих функций. Такое положение Церкви противоречит советской конституции и обусловлено подозрением, что церковные деятели занимаются контрреволюцией и имеют тайные политические замыслы. Это недоверие пытались рассеять как сам Патриарх, так и его Заместители. Безуспешность этих попыток и желание положить конец прискорбным недоразумениям заставляют с подобными разъяснениями выступить и руководящий орган.

Авторы записки понимают всю затруднительность установления благожелательных отношений между Церковью и советской властью. Затем указывают те противоречия, которые существуют между церковным и коммунистическим миропониманием. Этот вопрос в заявлении трактуется гораздо обстоятельнее, чем в проекте декларации Митрополита Сергия, но в том же духе. В плане записки эти рассуждения занимают почти то же место, как и в проекте декларации. Авторы приходят к выводу, что при глубоком расхождении в миросозерцании между Церковью и государством не может быть внутреннего сближения или примирения. Осуждаются все попытки живоцерковников: приспособить церковную догматику к существующему строю и т. д. Остается один выход: будучи разными по существу, основывать свои отношения исключительно на конституции. Церковь не будет мешать государству устраивать материальную сторону жизни, а государство не будет стеснять Церковь в ее религиозном делании. Иисус Христос не оставил своим последователям как таковым, завета влиять на государство. Церковь всегда оставалась послушной государственной власти в том, что не касается веры. Поэтому Церковь была лояльной к правительствам Римской Империи и Турции. Последовательное проведение закона об отделении Церкви от государства является предметом желаний и Церкви. Далее заявление касается законоположений, стесняющих деятельность Церкви и различных административных стеснений. «Поэтому Православная Церковь не может, по примеру обновленцев, засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям». Далее памятная записка переходит к обвинениям со стороны власти в деятельности Церкви, направленной к свержению нового строя, и к недоверию в лояльности. «Мы считаем необходимым, говорится в этом заявлении, — заверить правительство, что эти обвинения не соответствуют действительности». Однако, наличность выступлений против власти в прошлом не отрицается. Но этому дается подробная мотивировка. Еще Патриарх решительно отказался от воздействия на политическую жизнь страны. С того времени нельзя указать ни одного судебного процесса, в котором были бы доказаны политические выступления со стороны клира. Далее следуют указами на осуждение зарубежной иерархии Патриархом и замещении их кафедр. Наконец утверждается подложность документа, оглашенного Введенским на живоцерковном соборе 1925 года, уличающим якобы Тихоновскую иерархию в политических сношениях с зарубежным духовенством. Воздержание от одобрения и порицания деятельности правительства при таких обстоятельствах является долгом пастыря. Далее следуют указания, как авторы записки понимают свою лояльность по отношению к власти. Церковь внушает верующим лишь общие принципы нравственности и общественной полезности, все остальное лежит на совести каждого верующего в отдельности, поэтому Церковь не может принять на себя надзора за политической благонадежностью верующих, не может и судить за политические преступления. Авторы осуждают противосоветскую деятельность зарубежных архиереев, но не могут

произнести судебного приговора над ними. Далее следуют указания на те надежды Церкви, которые она питает: 1) на изменение закона о запрещении преподавать детям Закон Божий, 2) о предоставлении церковным учреждениям права юридического лица, и 3) на то, что «останки святых, почитаемых Церковью, перестанут быть предметом кощунственных действий и будут возвращены в Храмы; 4) на разрешение организовать центральное управление Церковью и невмешательство власти в церковные выборы. «Здесь изложено без всяких умолчаний и обоюдностей, что Церковь обещает, и чего не может обещать, и чего ждет от власти. Памятная записка заканчивается следующим заявлением: «Если предложения Церкви будут признаны, она возрадуется о правде тех, от кого она будет зависеть. Если же нет, то она готова на материальные лишения, встретить это спокойно».

Сравнивая памятную записку с документами Митрополита Сергия, трудно не заметить их близости, как по постановке самых вопросов, так и в решении этих вопросов. Общий план записки также совпадает с проектом декларации. Но есть и разница: записка гораздо обширнее и более мотивирована, с одной стороны, а с другой — она не касается деталей административных действий. Все это с большой вероятностью заставляет укрепиться в том предположении, что записка была подана позднее декларации Митрополита Сергия в тот же самый Комиссариат Внутренних дел. Между моментом обращения Митрополита Сергия и подачей синодального заявления велись, очевидно, переговоры, в которых наметились вопросы о законодательных переменах и административных послаблениях. В противном случае выражение тех или других надежд ни на чем не было бы основано.

Итак, не только Заместитель, Митрополит Сергий, но и Патриарший Синод с полной ясностью изложили точку зрения Церкви на взаимоотношения между Церковью и Государством.

Последним документом в цикле этих актов является послание Митрополита Сергия и состоящего при нем временного Синода, которое было напечатано в Московских «Известиях», а оттуда перепечатано полностью или в извлечениях почти всеми органами зарубежной прессы. Это послание датировано 29 июля 1927 года. Послание, заключая в себе неудачные отдельные выражения, по существу, не находится в противоречии с памятной запиской и проектом декларации самого Митрополита Сергия. Нельзя упустить из вида, что некоторые события, имевшие место за рубежом и в России, страшно осложнили направление дела о легализации органов церковной власти, питая атмосферу недоверия и всяческих подозрений. Это последнее не могло не оказать влияния на формулировку отдельных мест послания. Послание начинается с указания на усилия Патриарха легализировать церковную организацию и сообщает, что такая легализация теперь достигнута. В виду этого члены Синода и сам Митрополит Сергий заявляют, что они не с врагами советского государства, а с народом и правительством. Что это место относится именно к подписавшим это воззвание, ясно из последующей фразы: «засвидетельствовать это и является первой целью нашего (моего и синодального) послания». Затем Митрополит Сергий уведомляет об организации Синода и регистрации этого учреждения со стороны гражданской власти. Наконец, следует призыв возблагодарить Бога и выражается признательность советскому правительству за легализации, дается обещание быть верными гражданами советского Союза, «оставаясь приверженцами православия, для которых оно дорого, как истинная жизнь со всеми его догматами, преданиями и со всем его богослужебным и каноническим укладом». Церковь, заявляет послание, стала решительно и бесповоротно на путь лояльности, а отсюда вытекают известные обязательства и для членов Церкви. Миряне призываются не вносить политики в церковные учреждения, а клирики к лояльности по отношению к советскому правительству во всей их церковно-общественной деятельности. Заграничное духовенство в этом обязано дать подписку, не давшие или нарушившие эту подписку будут исключены из клира Московского Патриархата. Таким образом «мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы». Далее идет речь о созыве второго поместного Собора, от которого будет зависеть «окончательное одобрение предпринятому нами делу установления правильных отношений нашей Церкви к советскому правительству».

Конечно, это послание не воспроизво-

дит буквально актов, которые были нами рассмотрены ранее. Но трудно утверждать, что оно расходится с ними. Послание между прочим не содержит в себе указаний на те противоречия, которые существуют между церковным и коммунистическим миросозерцанием, но едва ли включение подобного указания было нужно для «архипастырей, пастырей, честного иночества и верных чад Церкви», к которым это послание было направлено. Тем более не имело смысла включать подобные вопросы в послание, что все они были с большой обстоятельностью развиты в памятной записке, представленной советскому правительству. Не нужно забывать, что послание датировано 29 июля, а регистрация руководящего органа Церкви состоялась 20 мая, т. е. прошло более двух месяцев с момента регистрации Временного Патриаршего Синода.

II.

Мы познакомились в общих чертах с документами, по нашему мнению, составляющими один цикл. Но наше знакомство было бы неполным, если бы мы не подчеркнули того единодушия, с которым решают основные вопросы церковной жизни все названные документы. Они касаются основных вопросов взаимоотношения между церковью и государством. Не следует забывать, что существующее государство в России является внецерковным. Русская Церковь в течение почти всей своей истории жила в государстве церковном, и в этом существенное различие положения Церкви в Poccии прежде и теперь.

Русская Церковь есть часть Вселенской Церкви. Общие основы отношений Церкви к государству внецерковному предусмотрены общими началами христианского учения об отношении к гражданской власти вообще, и последующими конкретно-историческими условиями взаимоотношений отдельных частей Вселенской Церкви к внецерковной и даже враждебной ей светской власти. Не забудем, что Церковь в момент своего распространения в пределах Римской Империи встретилась с крайне враждебной ей государственной властью, и однако своих принципиально-лояльных к власти позиций не изменила. Церковь существует, хотя и не от миpa , но для миpa. Ее призвание заключается в деятельности среди гражданского общества. Общество, или вернее общества, могут иметь самые разнообразные организации, и среди всех них должна действовать единая Церковь. Поэтому отдельным частям Церкви приходится иметь дело с разными государственными образованиями. Оставаясь единой, Церковь не может не признавать различных, по существу, государственных организаций, с которыми приходится иметь дело ее отдельным частям. Без этого немыслимо было бы выполнение церковью ее основной миссии — проповеди Евангелия всем народам. Итак, Церковь, не ставя себе никаких политических целей, выработала определенное отношение ко всякой государственной власти.

Исходя из этих общих принципов, церковная власть обязана прежде всего разрешить два основных вопроса: 1) вопрос о признании существующей в данном обществе гражданской власти и о лояльном отношении к ней, 2) вопрос об охране внутренней свободы Церкви, т. е. сохранение собственной самостоятельности в делах, представляющих компетенцию только церковной власти. Этим и будут выполнены основные задачи Церкви, лежащие на ней по отношению к государству.

Прежде всего мы должны, однако, хотя бы кратко, выяснить, как представляют себе положение Церкви в Poccии авторы наших документов. Этим в значительной степени и определены их выступления. Все документы с поразительной силой воспроизводят картину тяжелого положения Церкви и расстройства церковного управления. Архиепископ Илларион, мало осведомленный о современных его записке обстоятельствах церковной жизни, находится в тревоге за судьбы ее и предлагает известные меры к тому, чтобы вывести церковь из ее тяжелого состояния. С еще большей определенностью об этом говорит проект декларации Митрополита Сергия: «Отсутствие свободы регистрации для наших церковно-правительственных органов создает много практических неудобств, придавая ее деятельности какой-то скрытый или даже конспиративный характер, что в свою очередь порождает много всяких недоразумений и недоверий». Более конкретную картину состояния Церкви дает памятная записка Патриаршего Синода. Здесьопределенноговорится, чтоЦерковьнеполучаетразрешенияоткрыть

правильно действующие органы, не может перенести свои центральные учреждения в Москву, епископы ее не допускаются в епархии, а допущенные лишены возможности выполнить обязанности своего служения, именно: посещения общин и даже рукоположения. «Meстоблюститель... и около половины епископов томятся в тюрьмах, ссылках, на принудительных работах» — таким заявлением заканчивает памятная записка картину тяжелого положения Церкви. Бесправное положение Церкви обусловлено отсутствием легализации ее органов. Этого положения не отрицает и само правительство, объясняя его тем, что епископы и клир стремятся к свержению советской власти и восстановлению старого строя. Усилия Святейшего Патриарха и его Заместителей направлены к тому, чтобы рассеять это прискорбное недоразумение, не увенчались успехом. В целях рассеяния подозрений подается и самая «памятная записка». Основаниями для таких подозрений для советского правительства послужили: наличность выступлений против советской власти со стороны Патриарха и иерархии в прошлом и непрекращающиеся выступления зарубежных иерархов. «Памятная записка», не отрицает первого обвинения по отношению ко времени до 1919 года, когда страна находилась в состоянии анархии, и «Церковь в эту критическую минуту народной жизни выступила на защиту порядка». Вот как характеризует «памятная записка» это время: «все общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями управления, не существовало... Всюду действовали группы подозрительных лиц, оказывавшихся самозванцами. Они избивали епископов, священников, ни в чем неповинных, врывались в дома, в больницы, убивали там людей, расхищали имущество, ограбляли храмы и затем бесследно исчезали». С момента установления, хотя бы относительного, порядка, когда сложилась форма гражданской власти, глава Церкви, Патриарх, заявил о лояльности Церкви советскому правительству, и с тех пор он оставался верен этому Заявлению. Не нарушили его и епископы. Таким образом, первое основание для подозрений отпадает: за семь лет, протекших с момента заявления Патриарха, нельзя указать случая, когда бы судебным порядком было доказано противоположное. Второе обстоятельство, питающее недоверие, однако, остается. Осуждая политические выступления зарубежных иерархов, «памятная записка» заявляет, что за них церковная организация не может нести ответственности, так как у нее нет связей с зарубежными иерархами «по политическим делам». С такой определенностью признает Патриарший Синод наличность политических выступлений в прошлом и с таким мужеством отстаивает целесообразность этих выступлений и непротиворечие их призванию Церкви. Не отдельным епископам принадлежит право определять отношение Церкви к государственной власти, а центральной церковной власти и только ей. Нельзя не подчеркнуть, что в этом отношении русские епископы с величайшей последовательностью выполнили свой долг перед Церковью.

Где же та почва, на которой можно было бы установить известные легальные взаимоотношения между Церковью и властью. Такой почвой является, по мнению авторов записки, закон о свободе вероисповедания. Последовательным проведением этого закона могут быть предотвращены столкновения Церкви с государством. В чем же жизненно должно выражаться это отделение? Церковь не должна мешать гражданскому правительству в устроении материального благополучия, а государство — стеснять Церковь в ее религиозной и нравственной деятельности. «Памятная записка» останавливается подробно на вопросе, как следует понимать лояльное отношение Церкви к государственной власти. Прежде всего, Церковь отказывается в порядке интимного пастырского воздействия на отдельных лиц осуждать или одобрять действия правительства, внушать верующим уклонение от политической деятельности или определенную программу этой деятельности. В церковно-общественной жизни Церковь принимает обязательство, что в храмах и в церковных учреждениях от лица Церкви не будет вестись никакой политической пропаганды. «Церковные учреждения, начиная от приходских советов и кончая патриаршим Синодом, отнесутся к ним, т. е. к политическим вопросам, как к выходящим за пределы их компетенции. В замещении выборных церковных должностей кандидатам будут предъявлены только ре-

лигиозно-нравственные требования и никаких иных: ни имущественное положение, ни партийная принадлежность в данном случае не будут иметь никакого значения». Это обстоятельное изложение, в чем авторы записки видят лояльность, вполне соответствует заявлениям, какие мы находим в проекте декларации Митрополита Сергия. С таким исключительным мужеством и такой обстоятельностью руководители современной церковной жизни в Poccии изложили перед лицом советской власти свой взгляд на отношение Церкви к государству. Самая подозрительная и придирчивая критика не могла бы что-либо возразить, с церковной точки зрения, против принципиального решения этих трудных вопросов. Если мы обратимся к труду одного из лучших русских канонистов, труду, вышедшему в начале девятисотых годов, когда, следовательно, едва ли кто мог предполагать современное положение Русской Церкви, то мы найдем там следующее место: «Церковь имеет неизменное в своих основаниях устройство, тогда как устройство государств есть продукт истории; следовательно, церковь имеет дело не с государством, а с государствами, может жить при каких угодно государственных формах... Она не имеет никакой политической цели, но где ее представители призваны к участию в государственных делах, там это имеет основание в истории страны, а не в существе и в задачах Церкви». (Павлов, Курс, Москва, 1902-3 г., стр. 491 и след.). Другой известный канонист, разбирая отношение христиан к римской государственной власти, говорит, что первые христиане «всегда готовы искренне и нелицемерно воздавать Кесарево кесарю, исполнять все обязанности подданных и смотреть на власть государственную, как орган Божественного мироправления». (Суворов, Курс, стр. 419). Последнее послание Митрополита Сергия и состоящего при нем Синода, также не противоречит формулам и принципиальной точке зрения об отношении Церкви к государству, высказанной двумя указанными специалистами в этой области. И это вполне понятно, так как значительное число членов легализованного Синода составляли тот руководящий орган, которым составлена «памятная записка». Таким образом, в этом первом вопросе позиция, занятая Заместителем и его Синодом и вообще руководящей группой русских иерархов вполне соответствует принципиальным позициям церкви в этом вопросе и отвечает настоящему тяжелому моменту в жизни Русской Церкви, так как выводит ее на путь легального существования и деятельности. Тяжесть же самого момента едва ли может быть возложена на ответственность тех лиц, на плечах которых лежит бремя церковной власти в Poccии. Если к этому присоединить еще голос архиепископа Иллариона, прозвучавшей из заключения, то мы поймем, что принципиальная позиция существующей церковной власти и оценка Церковью ее положения расценивается приблизительно также и лицами, стоящими сейчас вне церковно-правительственной среды, но остро болеющими за судьбы Церкви.

Обратимся к второму вопросу — об охране Божественного Призвания Церкви ее ответственными руководителями. Что же собственно составляет сущность того, что Церковь должна охранять при всяких обстоятельствах, и где она не может пойти на компромисс? Проф. Суворов в цитированном уже нами курсе так формулирует непосредственную компетенцию церковной власти: «христианское вероучение, нравоучение, относящиеся к христианскому богопочитанию, священнодействию и внутренней церковной дисциплине». Проф. Павлов более детально указывает предметы непосредственного ведения церковной власти и говорит, что «сфера чисто церковной деятельности ограничивается следующими предметами: 1) веро-нравоучение, 2) таинства, 3) богослужения, 4) управление отдельных органов духовной власти: епископов, соборов и проч. по нормам канонического права, 5) дисциплина над духовенством и мирянами относительно их церковных обязанностей, 6) суд по нарушению этих обязанностей, 7) управление и употребление своего имущества, как частной собственности. Все прочее принадлежит государству, насколько бы в этом ни была заинтересована Церковь. Таким образом, гражданское и политическое положение духовных лиц, способы и условия приобретения церковного имущества, гражданское и политическое действие церковных законов и актов, — все это вполне и всецело зависит от государства». (Курс 493 стр.). Совершенно ясно, как ограниченно должна быть понимаема компетенция Церкви в сфере внешних отношений, лишь бы сохранить существо веры и задачи религиозного воздействия Церкви.

Обратимся теперь к отдельным конкретным вопросам, и прежде всего посмотрим, в какой степени наши документы охраняют существо вероучения и нравоучения православной Церкви.

На этом пути стояли перед лицом церковной власти великие соблазны. Живая Церковь из человекоугодничества взяла на себя миссию приспособления церковной догматики к условиям политической действительности и не прочь изменить самое, представление о Боге так, чтобы оно не напоминало отношений монарха к подданным. Все наши документы с поразительной силой отвергают подобный недостойный способ услужения и заявляют себя строгими сторонниками истинного и не приспособляемого православия. Памятная записка ясно говорит, что Церковь никогда «не откажется ни в целом, ни в частях от обвеянного святыней прошлых веков вероучения». Не менее ярко эта мысль выражена и в проекте декларации Митрополита Сергия: «Не в приспособляемости Церкви к современным требованиям, не в урезке ее идеала, не в изменении ее учения и канонов, а в том, чтобы при современных условиях церковной жизни... суметь зажечь и поддержать в сердцах нашей паствы весь прежний огонь ревности о Боге и научить пасомых в самом зените материального прогресса находить подлинный смысл своей жизни все-таки за гробом, а не здесь». Последнее послание митрополита Сергия также не дает нам никаких указаний, на какие-либо предполагавшиеся изменения догматов или канонов. В нем тоже находим весьма яркое место, свидетельствующее о незыблемом хранении этих основ православия ответственными деятелями русской Церкви, для которых оно «дорого, как истина и жизнь со всеми его догматами, предавшими, со всем его каноническим и богослужебным укладом». Итак, не приспособление догматов и канонов, а незыблемая охрана их — вот в чем видят свою задачу Заместитель и его Синод. Это уже есть истинное исповедание. Оно еще более делается ярким на фоне того противоречия между церковным и коммунистическим миросозерцанием, которое так ярко подчеркнуто и в проекте декларации и в «памятной записке». Проект декларации указывает двойное различие между церковным и коммунистическим миропониманием: 1) коммунизм борется с Богом и его властью в сердцах людей, церковь исповедает веру в Бога и стремится к распространению и укреплению этой веры в сердцах народа; 2) коммунизм проповедует материалистическое понимание истории, церковь учит верить в Промысл Божий. По существу эта же мысль развита и в «памятной записке», где это противоречие еще обстоятельнее подчеркнуто, благодаря размерам самой записки. При этом в некоторых местах «памятная записка» настолько близка даже по отдельным выражениям к декларации, что становится совершенно несомненной связь между этими документами. Общий вывод один и тот же; декларация его формулирует так: «Оставаясь искренними до конца, мы не можем замалчивать этого противоречия», и далее продолжает: «При таком глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения». Не будучи в состоянии внутренно сблизиться, эти организации, по мнению руководителей церковной жизни в Poccии, должны найти modus vivendi в полном и искреннем разграничении сфер деятельности, о чем мы уже говорили. В «памятной записке» ставится вопрос и об отмене закона, запрещающего преподавание Закона Божия детям и выражается надежда, что останки святых, почитаемых Церковью, перестанут быть предметом кощунственных действий и из музеев будут возвращены в храмы.

Не меньшие заботы проявили церковные деятели в деле охраны канонического устройства Русской Церкви, каковое она обрела только в самое последнее время. Был не малый соблазн: ища легализации пойти по пути возглавления Русской Церкви коллегиальным органом. В эту сторону устремились «живая церковь» и «григорьевцы». Первые создали Синод, а вторые — Высший Церковный Совет, как возглавление их новообразований. Это, по духу времени, более гармонировало бы со всеми государственными установлениями СССР. На этот путь тем легче можно было быть увлеченными, что в течение двухсот лет русская Церковь возглавлялась такой коллегией. Однако, сознавая себя в деле своей внутренней организации вполне самостоятельной и высоко ценя канонические формы церковного устройства и ту исключительную роль, которая выпала на долю первого, по восстановлении, Патриарха Русской Церк-

ви, Митрополит Сергий и члены его Синода совершенно определенно стоят на охране единоличного возглавления Церкви. Поэтому временный Синод, сорганизованный при Заместителе, есть вспомогательный орган и только. Значение возглавления ему не может принадлежать. «Во избежание всяких недоразумений, — говорил Митрополит Cepгий на совещании епископов, — считаю нужным оговориться, что проектируемый мною Синод ни в какой мере не полномочен заменить единоличного возглавления русской Церкви». Охраняя единоличные начала в этом отношении, митрополит Сергий добивается легализации Священного Синода, так как и без этого учреждения тоже невозможно правильное функционирование органов церковной власти. Естественно, что первые члены Временного Синода должны были получить полномочия по приглашению Заместителя. Подобная практика уже существовала при жизни Святейшего патриарха и опиралась на одно из последних постановлений Соединенного Собрания Священного Синода и Высшего Церковного Совета, избранных на соборе в 1917-18 гг. «Памятная записка» выражает надежду что гражданская власть не будет вмешиваться в существо решений созданного органа. Начало соборности признается также неотъемлемым достоянием церковной организации. Архиепископ Илларион считает очередной и неотложной задачей созыв Поместного Собора, правильно собранного. Митрополит Сергий возбуждает ходатайство о легализации временных церковных органов впредь до Поместного Собора. «Памятная записка» прямо говорит, что Церковь надеется, что ей будет «разрешено избрать Патриарха, созвать для этого, когда она признает это нужным, епархиальные съезды и Всероссийский Православный Собор. Церковь надеется, что правительство воздержится от всякого гласного или негласного влияния на выбор членов этих съездов и Собора, не стеснит свободы обсуждения религиозных вопросов на этих собраниях и не потребует никаких предварительных обязательств, заранее предрешающих сущность их будущих постановлений». Не менее определенно подчеркнут вопрос о созыве собора и в последнем послании Митрополита Сергия: «Не менее важной своей задачей, говорится здесь, — мы считаем и приготовления к созыву самый созыв нашего Второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное церковное управление, а также вынесет решение о всех похитителях власти церковной, раздирающих хитон Христов». Задачу этого Собора послание видит и в том, что, разрешив многие наболевшие вопросы церковной жизни, Собор «даст окончательное одобрение и предпринятому нами делу установления правильных отношений нашей Церкви к советскому правительству». Из всего этого совершенно ясно, с какой заботой руководители Русской Церкви относятся к охране ее канонического строя.

Одним из важных условий свободы Церкви является сохранение ею самостоятельности в области церковного управления и суда. Эта мысль с достаточной полнотой подчеркнута не только теми заявлениями, которые мы находим в наших документах, но и совершенно определенным ответом по вопросу о заграничном духовенстве, а также и проведении в жизнь этого ответа. Трагическое значение для русской Церкви выступлений зарубежных иерархов давно обратило на себя внимание со стороны высшей церковной власти и среди церковных деятелей внутри России и получило совершенно определенную оценку. Почивший Патриарх уничтожил высшее церковное управление в Карловцах и определенно заявил о постановке вопроса русской церковной властью — о суде над зарубежными иерархами. Однако, этот вопрос своевременно не получил движения в виду расстройства центральной церковной организации. Созданная в 1925 году особая комиссия по предварительному рассмотрению этого вопроса встретила непреодолимые препятствия для осуществления судебного разбирательства этого дела. В виду этого русская церковная власть по соображениям, изложенным в «памяткой записке», должна была отказаться от суда, несмотря на то, что органы советской власти определенно требовали такого суда. Митрополит Cepгий в проекте декларации по этому поводу заявляет: «Тем паче не можем мы взять на себя функций экзекуторских и применять церковные кары для отмщения недоброжелателям советской власти». Мотивы отказа от суда изложены, как мы уже сказали, с исчерпывающей полнотой в «памятной записке». Соображения эти следующие. Церковь не может судить за политические преступления, так как это не предусмотрено

церковными канонами; второй причиной является то обстоятельство, что при условии, когда половина епископов находится в тюрьме, следовательно, их кафедры не могут быть представлены на соборе, трудно созвать такой собор, решения которого были бы авторитетны в этом деле. Невозможно потребовать от обвиняемых, при наличии за ними политической вины перед государственной властью, явки их на суд; невозможно и организовать предварительное следствие над заграничными епископами. В виду таких серьезных соображений, русская церковная власть отказалась от суда, несмотря на то, что требования о суде предъявлялись неоднократно почившему Патриарху и его заместителям. По самому кардинальному вопросу, когда требования гражданской власти столкнулись с непреодолимыми в настоящих условиях препятствиями канонического характера, руководители русской Церкви открыто и мужественно заявили о неисполнимости этих требований. Возможно, что этот отказ даже затруднил дело легализации церковных органов, однако, интересы права были соблюдены и никто не может упрекнуть церковную власть в угодливости, Церковная власть все же принуждена была гарантировать себя от новых последствий для Церкви, в виду возможных политических выступлений в будущем со стороны зарубежных иерархов, которые до сего времени не внимали ни просьбам, ни прещениям высшей церковной власти, и не желали считаться с тем, что ответственность за подобные выступления падала не представителей церкви в России, и, таким образом, мешала установлению нормальных отношений между церковью и государством. Не неся сами ответственность за эти выступления, зарубежные иерархи являлись той роковой силой в судьбах Церкви внутри России, которая не поддавалась никакому учету. Обеспечить церковную организацию от таких выступлений было не только правом, но и обязанностью церковной власти. В этом отношении митрополит Сергий еще в своем ответном письме Карловацким иерархам высказал мысль о необходимости избавить Церковь от столь опасных для нее элементов. В проекте декларации эта мысль получила выражение в такой форме: всякое духовное лицо, которое не пожелает принять своих гражданских обязательств перед союзом, должно быть исключено из состава Московской Патриархии. Сама мысль о таком страховании Русской Церкви была совершенно естественной и неизбежной, но формулировка этой мысли, как она дана в этом документе, вызывала известные недоумения. Выходило, что нельзя принадлежать к клиру Московской Патриархии, не состоя гражданином СССР. Однако, последним посланием Митрополит Сергий и это недоумение рассеял. В нем уже требовалось не принятие гражданских обязательств, а подписка духовенства в лояльности по отношению к советской власти в его, духовенства, церковно-общественной деятельности. Несмотря на невероятный шум поднятый в зарубежной печати по поводу этой подписки, она, сама по себе, не заключает ничего такого, чтобы не обязано было сделать духовное лицо, пребывающее в Московском клире. Совершенно помимо всякой подписки с того момента, как высшей церковной властью были приняты известные обязательства в лояльности, эта линия поведения стала обязательной для каждого представителя Русской Церкви. Требование личной подписки обусловлено тем, что для церковной власти было совершенно очевидным, что заграничное духовенство, в целом, не выполнит своей обязанности перед Церковью и поэтому высшая церковная власть кого-то должна исключить из состава клира. В силу этого соображения Митрополит Сергий не мог отказаться от требования подписок. Церковная власть должна знать, за кого она ответственна, и за кого нет. Едва ли это право власти можно оспаривать. В вопросе о понимании лояльности, как подчинения советской власти и ее велениям, Митрополит Cepгий дал совершенно исчерпывающий и вполне соответствующий ответ, что лояльность нельзя понимать, как подчинение законам советской власти, в каковом смысле понимали лояльность представители некоторых органов печати. Настоящий же смысл этого понятия с достаточной определенностью, как мы видели, раскрыта в «памятной записке». Нельзя не упомянуть того обстоятельства, что «памятная записка» выражает надежду, что правительством будет пересмотрен и изменен, в желательном смысле, закон, лишавший церковный организации прав юридического лица. Итак, в области судебно-административной церковная власть не только высказала пожелание о невмешательстве советской власти в

специально церковные дела, но и на фактах доказала, что в данном случае она вполне самостоятельна. Нам хотелось бы еще отметить одно обстоятельство. Отказываясь от одобрения или порицания гражданских мероприятий правительства, Церковь не устраняется от религиозной оценки мероприятий светской власти, сталкивающихся с христианским вероучением, нравоучением и дисциплиной.

Постараемся сделать выводы из всего сказанного. Они могут быть формулированы в следующих немногих положениях: 1) Вопрос о легализации церковных органов в России, поставленный запиской архиепископа Иллариона, нашел выражение в ходатайстве Митрополита Сергия, в его проекте декларации, в «памятной записке» православных епископов и в последнем послании Митрополита Сергия и Временного Синода, составляющих целый цикл документов. 2) Все эти документы теснейшим образом связаны между собою, начиная с отдельных выражений, общего плана, кончая единством принципиальных позиций, касающихся основного вопроса: об отношении церкви к государственной власти. 3) Определяя свое отношение к советской власти как лояльное, руководящие Церковные деятели во всех стадиях продолжительного обсуждения этого вопроса охраняли с исключительным мужеством внутреннюю свободу Церкви.

____________

Отсюда вытекают для лиц, сознающих себя членами русской Церкви, известные обязательства. Обязательства эти различны для иерархии, клира и мирян. Они с совершенной ясностью определены рассмотренными нами документами. От иерархов и вообще клириков требуется во всей их церковно-общественной деятельности лояльное отношение к советской власти. Что касается мирян, то церковная власть, не посягая на их политическую настроенность и даже деятельность требует одного: не пользоваться для целей политической борьбы церковными учреждениями — и только. Так руководители церковной жизни возлагают на каждого бремя по мере его сил и значения в церковном обществе. Тем обязательнее становится для верующего человека призыв «к каждому» помочь церковной власти «в своем чину».

Великое море русской Церкви, в силу своей величины, переживает большие приливы и отливы, а также и великие бури. Но эти же приливы и бури выбрасывают на берег только пену и грязь, так как море не терпит в себе ничего нечистого. Все отделившиеся от церковного единства или отделены от него церковной властью, если и создадут в каких-либо впадинах малые образования, потеряют не только формальное, но и нравственное единение с Русской Церковью. Пройдет буря, засияет солнце и горячие лучи его, золотя и грея морские воды, иссушат эти незначительные водоемы, обособленные от океана Церкви. Разве на наших глазах не высохли «живая», «обновленческая церковь», «григорьевщина» и пр. В этом отношении не избегут общей участи и заграничные церковные новообразования, если только они возникнут.

Нельзя думать, что потерявши формальную связь с Русской Церковью, можно сохранить нравственную. Это просто или неправильное представление, или простой словесный силлогизм и только. На формальный разрыв с Церковью может пойти только тот, кто уже утратил моральную с ней связь. Единство Церкви представлено единой церковной властью. Единение с Церковью охраняется только послушанием этой власти. В этом отношении, во избежание церковной анархии, совесть человека, члена церкви, связана. Никакое положение в Церкви отдельного лица не освобождает его от обязанности подчинения церковной власти, и только усугубляет ее. Поэтому в вопросе о подчинении высшей церковной власти не имеет никакого самостоятельного значения и «архиерейская совесть», которая именно в этом является сугубо связанной архиерейской присягой, публично перед Церковью даваемой при акте хиротонии. На случай непослушания церковной власти, каждый русский архиерей произнес на себя великую клятву: «лишен буду всего сана своего и чужд явлюся дара небесного при посвящении возложением рук данного мне Духом Святым». Так охраняет единство стада Христова Церковь и видит его в послушании церковной власти. Поэтому величайший грех берут на себя и миряне, толкающие своих пастырей выйти из ограды Русской Церкви. Да не случится этого. Не забудем, что эммаусские путники уверовали в своего учителя. Когда поняли все значение искупительной жертвы, принесенной Христом, не осталось тогда у них ни сомнений, ни

соблазнов. Море не может высохнуть. Его не могут заменить лужи. Не может потерять значение и русская Церковь и никакое церковное новообразование не может на себя взять ее миссию, хоть и временно. В этом наша вера. Она может и должна дать силы пережить и наши собственные соблазны и сомнения.

И. Стратонов.

Страница сгенерирована за 0.03 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com