Александров А. Книга Иова. Журнал "Путь" №58

Я считаю эту книгу величайшим из произведений когда-либо написанных. Ни в библии, ни вне ее по моему мнению нельзя найти ничего равного этой книге в литературном отношении.

Карлейль.

Удивительная книга. Три тысячи лет кажется срок до­статочный, чтобы устареть, выдохнуться, выйти из моды, а между тем, как мало найдется других книг, переведенных на столько языков, вызвавших столько подражаний! Какая печальная, какая хмурая книга, а все же пока, будет по земле бродить тоскующий и страдающий человек, т. е. пока будет на земле жизнь, не перестанут, к ней обращаться за помо­щью и поддержкой, не перестанут к ней приникать душей, с ней беседовать, с ней совещаться.

Какая отдаленная эпоха!

Это очень давняя пора еврейской расы, хотя раннее ут­ро ее уже осталось позади.

Это народ еще пастушеский, но уже оседлый.

Жил человек по имени Иов. Он был, праведен и прям сердцем. Его чистая совесть дала ему смелость вы­звать на судебное состязание самого Бога. Из этого страшного судилища он вышел оправданным.

Как глубок, как смёл замысел.

Почти вся книга написана в форме диалога.

В начале духи являются пред лицо Бога.

«Между ними пришел и Сатана.

«И сказал Господь сатане. Откуда ты пришел?

«И отвечал сатана Господу: я ходил по земле и обошел ее.

57

«И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание на раба моего Иова? ибо нет такого, как он на земле. Чело­век непорочный, справедливый, богобоязненный, удаляющий­ся от зла».

Великий скептик отвечал: — «Разве даром богобоязнен Иов»?

Изумительный, подлинно сатанинский ответь.

Какой цинизм, какой сарказм, какое неверие...

Иов богат, Иов счастливь, ему хорошо заплачено за его благочестие.

И вот, чтобы пристыдить обманщика, Бог отдает ему во власть Иова  *). В один день Иов теряет все свое богатство и всех своих детей. Великолепно изображение Иова в горести раздирающего одежды свои. «Наг я вышел из чрева матери моей, наг возвращаюсь в землю. Господь дал, Господь взял. Да будет имя Господне благословенно».

Тогда сатана поразил его проказою.

И вышел Иов из селения и сел на пепле.

К этим ужасающим бедствиям присоединилось еще духовное одиночество.

Все покидают Иова, а со стороны жены и друзей навестивших его, он встречает полное непонимание.

В последовавшем затем диспуте Иова с друзьями не так легко разобраться. Его друзья высказывают много глубоких благочестивых мыслей: «Блажен человек, которого вразумляет Бог, а потому наказания Вседержителя не отвергай. Он поражает и его же рука врачует».

«Глупых убивает гневливость».

«Нечестивый мучить себя, во все дни свои».

На первый взгляды их слова полны благочестия. Они укоряют Иова за ропот, за непокорство. Их логика неот­разима. — Бог справедлив, Иов наказан — значить виновен Иов. На первый взгляд их речи на столько рассудительны, что высшее решение является неожиданными

Иов же сетует, Иов жалуется, ропщет, он открыто укоряет Бога в несправедливости и зовет себе смерть.

Почему же Бог становится на сторону укоряющего Иова, против столь благочестивых на словах людей?

Разгадка в том, что дело дерзкого Иова благочестивее дел его противников, благочестивее его собственных

*) Вся первая сцена этого «пролога на небе», целиком заимствована Гете для Фауста, как «пролог на земле», навеян Сокунталой Камидаса.

58

слов. Теперь вслушайтесь в тон речи Иова. Он ворчит и укоряет, как верный старый слуга многолетней преданно­стью, быть может ранами, заработавшийсебе право прене­бречь этикетом и грубовато, без лести, бросить Владыке суровую правду, и не гнев, а лишь снисходительную улыбку вызовет он этим на лице столь сурового для других по­велителя. Он не наемник, лично ему ничего не нужно. Он может и поворчать.

А в это время друзья его холодно повторяют высокие, но чужие мысли, твердят шаблонные утешения в ответ на слова Иова, из которых каждое сочится кровью, каждое пол­но любви и страдания, каждое судорога и боль.

Совершенно невыносим последний утешитель Иова Елизий Вузитянин. Он горячится, он сбрасывает с себя обя­зательную почтительность к старшим и с ложным пафосом, очевидно любуясь собой, произносить целую филиппи­ку в защиту Провидения. Его тон тот самый, который так часто оскорбляет слух, когда говорящий намеренно повы­шает голос, говоря уже очевидно не для собеседника, п для кого-то третьего чтобы ему понравиться, чтобы заискать перед ним.

После шумихи его слов потрясающе вступление в диспут самого Бога — «Кто сей беспокоящий Провидение сло­вами без смысла?». Как суров, как величаво прост язык Владыки. Все должно умолкнуть. Сейчас свершится непре­ложный суд:

Все ложь пред лицом Бога, но Иов правильнее сулил — вот последнее решение, а потому друзья обидевшие его, должны искупить свой грех покаянием и молитвой самого Иова, а Иову возвращается его земное счастье.

Самая страшная судьба постигает самоуверенного ре­зонера. Бог не замечает его. Бог проходить, мимо него, как мимо пустого места. Почему о его словах Бог сказал, что они без смысла? В них было много глубокого и как будто благочестивого Но и это понятно: слова «я люблю... я благоговею» бессмысленны в устах холодного равнодушного человека.

Трагедия окончена. Для чего, же была она написана?

Очевидно, не для забавы. Заветное, сокровеннейшее своей души излил в ней неведомый автор книги.

Рассмотрим же ее философию и будем говорить ее подлинным, величаво прекрасным языком. Пересказ быль бы святотатством.

59

I. ФИЛОСОФИЯ КНИГИ

«Человек рождается подобно дикому осленку (12-11).

«Умирает не достигнувши мудрости (21-4).

«О если бы вы только молчали, это было бы вменено вам в мудрость (5-13).

«Вот я лежу в прахе. Завтра поищут меня и меня нет (21-7).

«Мы вчерашние ничего не знаем.

«Наши дни на земле тень» (9-8).

Вслушайтесь в эту величавую, печальную речь.

Какая ясность мысли... Какая мудрость.... Какая строгость. Не правда-ли? Вы уже слышали что то подобное. Да! Это Гераклит, который и через тысячу лет другими сло­вами, и на ином языке скажет тоже самое:

«Слышат ли люди вечное слово или нет, они не разумеют его. Они не знают, что делают наяву, как не помнят, что видели во сне. Перемена есть форма бытия. Все течет. Тела текут и утекают».

Здесь в более абстрактной форме выражен тот же безнадежный скептицизм, к которому неизбежно приходит человек, пытающейся осмыслить жизнь при помощи одного своего разума.

II. НА ЗЕМЛЕ ЦАРИТ НЕПРАВДА. ЖИЗНЬ СТРАДАНИЕ.

«У сирот уводят осла, у вдовы берут в залог во­ла, бедных сталкивают с дороги (34-24).

«Жнут они (униженные земли) на поле своем и собираютвиноград у нечестивца. Нагие ночуют без покрова и одеяния на стуже, мокнуть от горных дождей и не имея убежища, жмутся к скале» (6, 7, 8-24).

Наконец, безнадежное:

«Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх».

Видите теми же самыми проклятыми вопросами, из-за которых пролито столько крови, мучился и неведомый нам автор книги Иова, этот мудрый человек, обладавший таким колоссальным литературным талантом, таким обширный умом, такой глубокой душой, человек живший в отдален­ной от нашего времени эпохе и все же более близкий нам, по духу, чем многие из наших современников.

60

III. НЕПОСТИЖИМОСТЬ ПРОМЫСЛА

Покойны шатры у грабителей и безопасны у раздражающих Бога (6-12).

«Он приводить советников в необдуманность и су­дей делает глупыми (17-12).

«Отнимает ум у глав народа земли и оставляет их блуждать в пустыне, где нет пути. Ощупью ходят они во тьме, без света и шатаются как пьяные.

Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки (7-21).

«Домы их безопасны от страха и нет жезла Божия на них (9-21).

«Как стадо выпускают они малюток своих! и дети их прыгают (11-21).

«Восклицают под голос тамтама и цитры и веселятся при звуках свирели. Проводят дни в счастий и мгновенно нисходят в преисподнюю. А между тем они говорят Бо­гу: отойди от нас, не хотим знать путей Твоих (12, 1314-21).

«Часто ли угасает светильник у беззаконных и на­ходить ли на них беда и Он дает им в удел страдание в гневе своем (17-21).

«Скажешь, Бог бережет для детей его несчастья его, пусть воздаст он ему самому, чтобы он это знал. Пусть его глаза увидят несчастье его и пусть сам пьет от гнева Вседержителя (19,21-21).

«Разве вы не спрашивали у путешественников и не зна­комы с их наблюдениями, что в день гибели пощажен бывает злодей; в день гнева отворится в сторону.

«Кто представит ему пред лицо его пути его и кто воздаст ему за то, что он сделал?

«Его провожают к гробам и на могиле ставят стра­жу. Сладки для него глыбы долины. И за ним идет толпа людей, идущих же пред ним нет числа» (29... 33-2).

Слышите ли этот вопль истерзанной души? Он донес­ся к нам издалека. Тысячи лет не смогли задушить его. С тех пор, как прозвучал он, люди научились летать, но лишь для того, чтобы убивать и мучить.

IV. КОЛЕБАНИЕ ВЕРЫ.

«О, если бы я знал, где найти Его и мог подойти к престолу Его (3-23).

61

«Но вот я иду вперед и нет Его, назад и; не вижу Его (3-23).

«Делает ли Он что на левой стороне, я не вижу, скрывается ли на правой, не усматриваю (8, 9-23).

«Вот я кричу: обида! и никто не слушает, воплю и нет суда» (7-19).

Нет муки горшей для человека, утратившего радость жизни, горше муки упадка, колебания веры.

Как без веры созерцать зло жизни, торжество не­правды и низости?

О этот страшный вопрос непокорного гордого сердца:

«Кто воздаешь им?». Утратившей радость, но сохранив­ший. силы скажешь: «Я!». Утратив и силы, он отвернется, уйдет от жизни. Он не захочет больше жить.

V. СЛЕДСТВИЕ ГЛУБОКОГО ПЕССИМИЗМА И ОТЧАЯНИЕ.

«Зачем я не уничтожен прежде этой тьмы и Он не сокрыл мрака от лица моего (17-23).

«О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку свою и сразил меня (9-6).

«Гробу скажу — ты отец мой (14-17).

«Погибни день тот, в который я родился (3-3).

«Для чего не умер я, выходя из утробы (11-3).

«Теперь лежал бы я и почивал, спал бы и мне было бы покойно с царями и советниками земли, которые застраи­вали для себя пустыни или с князьями, у которых было зо­лото и которые наполняли домы свои серебром.

«Или как выкидыш сокрытый я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света.

«Там беззаконные перестают наводить страх и там отдыхают истощившиеся в силах.

«Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставников.

«Малый и великий там равны и раб свободен от го­сподина своего.

«На что страдальцу свет и жизнь огорченным душою, которые ждут смерти и нет ее которые вырыли бы ее охот­нее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб.

«На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком? (13... 23-3).

«Опротивела душе моей жизнь моя. Предамся печали моей» (1-10).

62

Вот последние грани отчаяния. Здесь человек немед­ленно должен найти выход иначе сердце его не вынесет дальнейшей муки или он сам своей рукой, как маятник часов, остановить его.

VI. УСПОКОЕНИЕ В БОГЕ.

Я знаю, искупитель мой жив и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою сию и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю его сам; мои глаза, а не гла­за, другого увидят его (25, 26, 27-и9).

«Страх Господень есть истинная премудрость и удаление от зла — разум» (28-28).

Тщетно в своей тесной клетке бьется пленная мысль человека, строя свои зыбкие зданьица и мостики среди бездн непостигаемого.

Первый утренний ветерок, первое несчастие, все уно­сит, как дым. Чтобы построить хоть что-нибудь надолго, чтобы среди ужасов жизни, оставаясь человеком, иметь от­вагу жить, нужна вера. Счастливейшие обретают ее в себе.

VII. ПОКАЯНИЕ.

«Вот я ничтожен. Что буду я отвечатьТебе.

«Руку мою полагаю на уста мои. Однажды я говорил — теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду (34, 35-39).

«Я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (6-42).

Истерзанная душа расплавлена, просветлена страданием. В трепете простирается человек перед НЕПОСТИЖИМЫМ, обретя Его в слезах раскаяния и любви.

А. Александров

63