Августин (Якубизиак), аббат Призвание св. Жанны д Арк. Журнал "Путь" №30

        По мере того как возрастает количество исследований о Жанне д᾽Арк, меняются и точки зрения, оценивающие так или иначе дело ею совершенное. Историк, историософ, социолог, психолог — каждый по-своему ищут объяснить его, понять его природу и происхождение. Однако, как бы ни были многочисленны и разнообразны эти попытки — все они сводятся к одному общему типу и методу исследования: исходя из принципа, что часть соответствует целому, из которого происходит, все они пытаются установить причинную зависимость между делом Жанны д᾽Арк и средой, в которой она жила. Эта среда — семейная, социальная этническая или историческая всюду играет роль этого целого, к ней сводятся и ею объясняются факты этого дела.

        Так поступают все, приписывающие миссию, выполненную Жанной, высокому расцвету добродетели, присущей ее расе. Качества этой расы, пройдя путь эволюции, будто бы во всей полноте, проявились в личности Орлеанской Девы, она явилась их воплощением и индивидуальным выражением. Этот метод применяют все, пытающиеся связать миссию Жанны с эпохой, в которой она жила, чтоб из нее, как из причины, вывести следствие. Таков метод и тех, которые, не отрицая необычайный и бесспорный характер дела ею совершенного, видят в нем лишь проявление болезненной экзальтации, мании величия, истерии, невроза. Их утверждения построены на том же методе — сведения частей к целому. Но, благодаря тому, что они не могут подвести призвание Жанны к уровню призваний других людей, им ничего другого не остается, как признать это призвание — фантастическим и причислить к области аномалии и патологии.и.

_____________________--

        *) Доклад, прочитанный на празднествах в честь Жанны д᾽Арк в Рузанне.

48

        В моем докладе я намерен возражать против применения такого метода для объяснения призвания Жанны д᾽Арк. Цель моего доклада — выявить исключительно индивидуальный характер высокого призвания Орлеанской Девы, выполненного ею в течение ее недолгой жизни. Именно в ней, в этой жизни, нахожу я полное опровержение всякой попытки объяснить его средой, эпохой, наследственностью или аномалией. — Для оправдания этого утверждения мне достаточно будет проследить это призвание в его трех основных моментах: вдохновения, его расцвета в военных подвигах и апогея на суде и в мученичестве. Чего хотели от Жанны голоса, которые она слышала? Они говорили ей, что Бог хочет, чтоб она, оставив родной дом, отправилась во Францию, освободила ее от владычества англичан и указала ей настоящего короля. Эти четыре задачи, тесно между собой связанные, составляют содержание миссии, полученной ею свыше. Могла ли внушить ее Жанне среда, в которой она жила: семейная, социальная, этническая или историческая?

        Начнем с первой. Кто из семьи Жанны мог внушить ей мысль покинуть родину, начать войну с англичанами, убедить дофина в его правах на корону Франции, вести его в Реймс для коронования? Ее отец, мать, братья, кузены, дяди или тетки? Но история дает на это определенно отрицательный ответ. Семья Жанны не только не внушала ей этой мысли, но, наоборот, решительно восставала против нее. Свидетель этому — отец Жанны, который, увидя во сне, что его дочь уезжает из дома с солдатами, заявил сыновьям: «Верьте мне, если б этот сон исполнился, то я хотел бы, чтоб вы ее утопили, а если не вы, то я сам утоплю ее». Вряд ли эти слова можно принять за внушение или поощрение! Кроме того, мы знаем от самой Жанны, как приняла ее семья весть об ее отъезде. «Они совсем обезумели, когда я уехала в Вокулерс», заявила она судьям, которые, конечно, использовали это заявление в целях наибольшего ее обвинения.

        Но, если не среда, наиболее близкая Жанне, то, быть может, внушение это нужно искать в общественном мнении той эпохи? Измученное долгим владычеством иностранцев, не проявило ли оно свое возмущение здесь у границ Шампани и Лотарингии, в деревушке Домрэми, где Жанна услышала голоса святых? В этом призыве свыше не следует ли видеть, просто на просто, влияние могучего течения идей, охватившее ту эпоху и выразившее самые насущные ее нужды?

        Я не сомневаюсь, что это объяснение весьма соответствовало бы вкусам моих современников. Большая часть наших социологов и психологов, не задумаясь, признает ее.

49

В самом деле, трудно придумать объяснение более заманчивое и правдоподобное для современного мышления как то, которое обращается к воздействию неизвестных сил во всех тех случаях, когда встречает в жизни людей что-нибудь необычное, исключительное. Так, судьбу великих людей и даже их гениальность разве не объясняют влиянием сил, исходящих из окружающей среды и делающих личность орудием коллективной воли?

        Я не стану оспаривать здесь ценность этого странного метода, идущего наперекор естественному ходу человеческого мышления: от известного, от определенного, от данного, к неизвестному, к неопределенному, к предполагаемому, принимая первые за основу последних. Я остановлюсь на нем лишь постольку, поскольку метод этот претендует объяснить призвание героической личности Жанны. Может ли он сослаться на историю, свидетельство которой является основным для выяснения вопроса о том, было ли дело Жанны д᾽Арк внушено ей ее современниками?

        Выступление Жанны произошло в то время, когда владычество англичан окончательно утвердилось во Франции. Большая часть французских провинций находилась в их руках: Иль-де-Франс, Нормандия, Пикардия, Фландрия, Артуа, Шампань, Гвиана... Кровавые поражения в Греси, в Пуатье и, особенно, в Азэнкуре почти совершенно истребили французское рыцарство. Лишенная армии, Франция лишилась и национального правительства, так как дофин, сын Карла VI утратил права на трон, из-за отца, сошедшего с ума несколько лет тому назад. Герцог Бургундский, друг англичан, державший под своей властью сумасшедшего короля и говоривший от его имени, имел своей союзницей королеву Изабеллу — тучную баварку, преданную, как и он, интересам англичан. Из ненависти к Франции, Изабелла отрицала королевскую кровь своего сына, выдала дочь Екатерину за короля Англии Генриха V и отдала ему Францию, в виде приданного дочери. Преждевременная смерть Генриха лишила его престола, но у него был сын 9-ти месяцев, который под именем Генриха VI являлся наследником двойной короны: Англии и Франции, на основании договора в Труа (1420), имевшего всю видимость законности.

        Этот договор был признан парламентом и всеми законодательными учреждениями Франции. Подпись Карла VI — не имела значения: генеральные штаты поспешили дать свою, признав этим права Генриха VI. К его услугам был и Парижский университет — самый влиятельный умственный центр не только Франции, но и Европы. Тот факт,

50

что это учреждение полу-клерикальное, полу-светское обладавшее правом разбирать споры даже между папами, дало свое полное согласие на признание англичан, освящало особым образом это признание. Могла ли эта Франция, Франция, порабощенная врагу, могла ли она поручить Жанне миссию своего освобождения?

        Но, быть может, миссия эта исходила из другой среды, образовавшейся вокруг подлинного наследника трона, Карла VII и его приближенных? Нет, уже потому одному, что ни его сторонники, ни сам Карл, не имели ни тени надежды на восстановление его прав на престол. Лишенный столицы, королевства и подданных, изгнанник, без средств, неуверенный в своем происхождении, которое отрицала даже его собственная мать, этот слабовольный король готов был уже покинуть Францию и поселиться в горах Шотландии с немногими преданными ему солдатами. Могла ли из этой среды явиться мысль об освобождении, которое совершила Жанна д᾽Арк?

        Призвание Жанны не только не внушено ей людьми, событиями или состоянием страны — наоборот оно проявляется в обстановке наиболее ему неблагоприятной. Несоответствие между началом ее подвига и препятствиями, которые окружали ее со всех сторон — поражает. Эти препятствия, казалось, должны были бы с первых же шагов остановить Жанну; они создавали непреодолимую преграду между ней и людьми, ее окружающими. Такой преградой, стоявшей перед ней на каждом шагу, было английское владычество, признанное ее современниками за нечто абсолютное, окончательное и непоколебимое, как сама истина. Разрушить эту преграду — значило посягнуть на установленный порядок, нарушить общественный мир, помешать восстановлению нового строя, который оппортунизм, свойственный человечеству, всегда предпочтет требованиям, основанным на праве и справедливости.

        Именно таким было отношение людей к предприятию Жанны д᾽Арк.

        Первым, после родных, узнавшим о миссии Жанны, был Робер де Бодрикур, сеньор де Вокулер. Он два раза отказался выслушать Жанну, два раза ее не принял. Лишь на третий раз он принял, выслушал ее и, поверив в ее призвание, дал ей меч и двух оруженосцев, сопровождавших ее к дофину.

        Дофин также не допускал ее к себе. Прежде чем дать ей свидание, Карл VII подверг ее двойному испытанию. Первое — в Шиноне с участием женщин, желая узнать, мужчина она или женщина, девственница или порочная. Вто-

51

рое — в Пуатье с участием клириков местного университета, с целью проверить сверхъестественное происхождение ее миссии. И лишь после этих двух испытаний, выяснивших, что Жанна вполне достойна доверия, она могла, наконец, получить разрешение на свидание с дофином. Однако хотя дофин и дал это согласие, какие подозрения, сколько сомнений и нерешительности проявил он в признании ее миссии! Уже одно непонятное отношение этого неблагодарного человека, само по себе достаточно, для доказательства насколько миссия Жанны д᾽Арк была лишена всякой помощи со стороны людей и не допускала никакого естественного объяснения.

        Карл VII, совместно с ученой комиссией, образованной в Пуатье, потребовал от Жанны знака, который доказал бы ему божественное происхождение ее миссии. «Бог не хочет, сказал ей брат Сеген де Сеген, чтоб вам поверили, если не будет какого-нибудь знамения в доказательство того, чтоб вам поверили. И мы не советуем королю доверять вам и рисковать армией на основании одних ваших слов». «Именем Бога, отвечает Жанна, я здесь, в Пуатье не для того, чтоб дать вам это знамение. Отправьте меня в Орлеан и там вы его увидите!».

        Начинается осада Орлеана, стены которого ужена половину разрушены. Все силы англичан участвуют в ней, под командой наиболее опытных генералов, с наиболее доблестными войсками. Согласно ее желанию, Жанну отправляют в Орлеан с небольшим отрядом, которому она неизменно твердит о том, чтоб солдаты всю свою надежду возложили на Бога. Прибыв в Орлеан, через Солонь, Жанна решает тотчас же атаковать англичан. Но здесь она наталкивается на инерцию человеческой осторожности, всегда восстающую против инициативы Жанны. Многие сеньоры и капитаны держатся того мнения, что не следует подвергать опасности королевских солдат, что нужно выжидать прибытия более сильных подкреплений. Этот ответ глубоко огорчает Жанну. Не слушая голоса людей, всецело предав себя на волю Бога, она берет знамя, вскакивает на лошадь и, в сопровождении нескольких солдат, увлеченных ее порывом, галопом несется к крепости Сен Луп, берет ее, а вслед за ней крепости Сен Жан ле Блан, Огюстен и Турнелль. Все эти укрепления падают одно за другим под натиском ее победоносной веры в Бога. Бесстрашие Жанны побеждает не только врагов по оружию, но и сопротивление окружающих, тех которые, сравнивая свои ничтожные силы с силами англичан, ждали помощи от короля. «Делайте по-вашему, а я буду делать — по-моему» — отвечает им Жанна и, верьте мне, слова Божьи испол-

52

нятся». «Хорошо все, что угодно Богу. Нужно делать то, что Ему угодно, чего Он хочет... Делайте... Бог сделает !».

        Через несколько дней осада Орлеана окончилась... Англичане отступили к Божанси и к Мелен. Знамение, которого просил Карл и его сторонники, было дано, самое яркое. Другие, не менее яркие, следовали за ним: Божанси, Патеи, Жарго, Труа, Шалон — славные этапы этого победоносного похода, душой и вождем которого была Жанна. Его завершением был Реймс и коронование Карла. Но это коронование было завершением того, что, с человеческой точки зрения, называется удачей. После апофеоза в Реймсе, Жанной овладевает предчувствие никогда ее не обманывавшее, что жизнь ее вступает в новый, последний период, что вскоре она, всеми покинутая, будет во власти злых сил, противящихся ее призванию.

        Мечтой Жанны было вести короля из Реймса в Париж. Эта мечта не осуществилась. Париж был всей душой предан англо-бургундцам. Но больше всех помешал ее выполнению не кто иной, как сам король. Несмотря на все чудеса, совершенные Жанной, несмотря на все услуги, оказанные ею, Карл все же не был убежден в сверхъестественном происхождении ее призвания. Поэтому, он отказывает ей идти осаждать Париж, предоставляя ей одной эту осаду. Во время осады Жанна была ранена и получила от него приказ об отступлении. А когда она, желая восстановить потерю, решила перейти на левый берег через мост, построенный д᾽Алансоном, то Карл отдал распоряжение разрушить мост, а вместе с ним и план Жанны.

        Разгадка этого, более чем странного поступка, теперь вполне выяснена. Притворно во всем соглашаясь с Жанной, Карл тайно заключает два секретных договора о перемирии со своим врагом герцогом Бургундским — первый 28 августа, второй 18 сентября 1430.

        Предательски покинутая тем, кто был ей обязан восхождением на престол, оставленная вслед за ним и другими союзниками, Жанна все же продолжает сражаться с англичанами, желая во что бы то ни стало «вытолкать их из Франции». Она — в Сенлисе, в Суассоне, в Ланьи, Креспи ан Валуа и, наконец, в Компьене. Здесь, во время битвы, она попадает в руки бургундцев, которые тотчас же продают ее англичанам за 10 тысяч фунтов: — «цена королевской головы» по знаменитому выражению Кошона.

        Начинается последний период, заслуживающий особого внимания, так как именно в нем, более чем в других, выявляется призвание Жанны, во всем его своеобразии и

53

неповторимости. Здесь она ведет борьбу уже не с резонерами, не с политиканами, которые всю свою слишком человеческую предусмотрительность направляли против пылкого рвения Жанны, рвения, питавшегося божественным вдохновением свыше. Это вдохновение руководит ею и теперь, когда она должна отвечать на суде перед духовными лицами, наиболее выдающимися по своим качествам и учености.

        Руанский трибунал был, конечно, на стороне англичан, на стороне регента Бетфорда, Винчестера и самого Генриха VI. Но об этом на суде не упоминалось и весь процесс, как по форме, так и по содержанию, носил характер исключительно религиозный. Вся формальная сторона этого знаменитого суда над Жанной д᾽Арк, соблюдалась безукоризненно: публичность и торжественность, духовный состав судей, их ученость, самые основные чисто-теологические вопросы, ими обсуждаемые — все придавало руанским прениям характер особой значительности и религиозности. Но, наиболее существенным в этих прениях был, конечно, самый предмет споров. Вопрос шел, не более, не менее, как о том, была ли миссия Жанны внушена ей Богом или дьяволом?

        От решения этого вопроса зависело окончательное и неопровержимое доказательство высокого и чисто-индивидуального призвания Жанны д᾽Арк. Выслушаем, прежде всего, подсудимую. Ей предлагают под присягой говорить одну лишь правду. «Я охотно скажу все, что разрешит мне Бог. Но без Его разрешения — не скажу ничего» — отвечает она. «Если я скажу что-нибудь без Его позволения, то не буду больше верить голосам, а если Он разрешит, то я не буду бояться, а буду верить». (Заседание 27 февраля).

        В этом прекрасном вступлении выражена, во всей ее глубине, главная мысль Жанны... Но судьи, не обращая внимания на этот ответ, задают ей вопрос о том, зачем она приехала во Францию, т.е. о ее призвании. «Меня послал Бог» — отвечает Жанна (Заседание 24 февраля). Исполняя веление Бога, переданное ей ангелами и святыми: Екатериной и Маргаритой, она оставляет родной дом, является к Карлу VII и ведет его, после победы в Орлеане, в Реймс.

        Исполняя веление Бога, она осаждает города, «чтоб вытолкать англичан из Франции». Воля Бога руководит ею во всех ее предприятиях. «Все что я делаю, - могла бы она сказать, -  я делаю согласно откровению свыше».

        Не удовлетворяясь этими ответами, судьи спрашивают Жанну, как могла она поверить, что Бог именно ей, простой и невежественной крестьянке, дал столь важное откровение? «Бог всесилен», отвечает она. «Он дает откровение

54

кому Ему угодно. (Заседание 28 марта). Ему угодно было поручить это простой девушке».

        Еще раньше она заявила клирикам, утверждавшим, что ничего подобного никогда не было и ни в одной книге не написано: «У Бога есть книга, которую никто из клириков, какой бы высокий сан они ни имели, никогда не читал» (Показание Паскереля)

        Ответ, достойный Святой, которую не может удивить ничто исходящее свыше. Однако предвзятое отношение судей не желало считаться с этими ответами; в них они видели лишь доказательство гордости и самомнения подсудимой. Воспользовавшись заявлением Жанны о том, что она не делает ничего без помощи божественной благодати, они задают ей вопрос, казалось бы, весьма простой и имеющий отношение к ее предыдущим показаниям: «Уверены ли вы, что благодать присутствует в вас»? Этим вопросом они имели в виду вызвать с ее стороны ответ, могущий ее скомпрометировать. В самом деле: если она заявит, что благодать — в ней, это укажет на ее гордыню; если станет отрицать присутствие в ней благодати это докажет, что она действует под влиянием дьявола.

        Но как они ошиблись в своем ожидании! Жанна не поддалась на эту уловку. «Если я — вне благодати, Господь мне ее пошлет. Если — в благодати, Господь охранит меня!».

        Нельзя точнее определить отношение христианина к тайне божественной воли, к дару благодати и к роли, падающей на долю нашего свободного выбора. Какое смущение должен был произвести подобный ответ в собрании теологов, среди которых многие пользовались мировой известностью. Однако они не пожелали снять с себя обязанность судей и продолжали допрашивать Жанну, задавая ей вопросы, относящиеся, главным образом, к ее общению с Богом. Таков напр. вопрос о мужском костюме, который Жанна носила во все время ее походов и не снимала даже в тюрьме. «Разве Бог велел вам одеваться по-мужски»? спрашивают ее судьи (IV заседание, 27 февраля). Костюм? — отвечает Жанна, это — пустяки! Да, я надела его по приказанию Бога. «Думаете ли вы, что хорошо поступили, надев мужское платье!» «Все, что я делала по приказанию Бога — хорошо, и я жду, что Он меня за это не оставит и мне поможет», отвечает Жанна, вполне разумно утверждая этим, что вся власть принадлежит одному лишь Богу.

        Однако судьи думают иначе. Считая поступки такого рода непристойными и нарушающими чистоту пола, они всячески убеждают Жанну переменить мужской костюм на

55

женский. Лишь при этом условии они обещают ей исполнить ее горячее желание: быть на обедне и причащаться. Что стоит ей отказаться от этого костюма, чтоб взамен получить такое благо!

        Однако Жанна не согласна выполнить это, казалось бы, столь незначительное желание. Она, во что бы то ни стало, хочет прежде всего и во всем выполнить волю Бога. «Разве вы не можете позволить мне пойти к обедне и в этом платье? Я очень прошу вас об этом. Я не могу переменить костюм. Это не от меня зависит».

        Все присутствующие напрасно уговаривают ее надеть платье, соответствующее ее полу. «Это не зависит от меня, повторяет она. Если б это зависело от меня, то я, конечно, это сделала бы. Я не могу снять этот костюм. Неужели же вы лишите меня Причастия? Умоляю вас, монсеньоры, разрешить мне быть на обедне в этом платье. Ведь оно не меняет моей души и не против заповедей Церкви! (26 марта). Все усилия судей заставить Жанну пойти хотя бы на малейшую уступку разбились, натолкнувшись на ее послушание Богу. «Я согласна скорее умереть, чем отказаться исполнить то, чего от меня требует Бог» (17 марта).

        Нужны ли еще доказательства для оправдания этой абсолютной покорности воле Бога и не менее абсолютного противления всему, что этой воле противоречит?

        Там, на старом рынке Руана, можно увидеть зрелище, единственное в истории мира, там пламенными языками костра обведена черта, отделяющая личность от окружающей ее среды, там единение души с Богом закреплено мученичеством.

        Выслушаем, однако, возражения судей. В чем обвиняется Жанна Д᾽Арк? Во-первых, в своеволии, в том, что она уехала из дома без разрешения родителей, по своему желанию, по своему вдохновению (27 марта). Они упрекают ее в высоком о себе мнении, в предпочтении личного мнения — авторитету Церкви (28 марта), в том, что она не посоветовалась ни с епископом, ни со священником, прелатом или другими духовными лицами, чтоб узнать, верить ли ей в духов, говорящих с ней!! (28 марта).

        Они обвиняют ее в желании проникнуть в тайны, превышающие ее разум и происхождение (тогда же). Это происхождение, то, что Жанна была простой, неграмотной крестьянкой — являлось одной из главных улик против нее. Так, один из судей, Зенон де Кастиглионе, епископ Лизье, отказался видеть в ней посланницу Бога лишь на том основании, что она была низкого происхождения. «Attеnta vili conditionе pеrsonaе, praеsumеndum еst ipsas rеvеlationеs еt

56

visionеs non ab ipso Dеo procеssissе». Странный довод в устах епископа!

        Обратимся к другим обвинениям. Судьи говорят, будто она искушала Бога, «требуя от Него того, в чем нет необходимости, чего человек может достигнуть и собственными силами» (28 марта).

        Но самое главное обвинение против Жанны было предъявлено ей в заседании 31 марта. Это — обвинение в том, что она не раз заявляла судьям о своем решении подчиняться Богу и обращаться к Нему, а не представителям Церкви. Не она ли говорила: «То, что Бог велит мне, приказывает или прикажет — я сделаю несмотря ни на что и ни на кого. И если Церковь захочет, чтоб я сделала что-нибудь против воли Бога я ни за что на это не соглашусь». И еще, 2 мая, не она ли заявила Жану де Шатионь, архидиакону д᾽Евре: «Я верю, что воинствующая церковь не может ни заблуждаться, ни погрешать, но что касается моих слов и дел — я подчиняюсь и обращаюсь только к Богу, моему Творцу. Ему Одному предаю все, что делаю и всю себя».

        Нельзя более точно и определенно выразить индивидуальный и неповторимый характер призвания Жанны д᾽Арк, полученное ею свыше. Те, которые во чтобы то ни стало желают объяснить это призвание моральным воздействием ее среды, пусть выслушают ее в заседании 9 мая, стоящую перед орудиями пытки, воздвигнутыми рядом с ней, дабы этим путем, как сказал Кошон, обратить ее на путь истины и спасти ее душу и тело (sic!) «Если вы даже раздерете на части все мое тело и вырвете душу — я повторю то же самое. А если скажу не то, что говорила, то позже скажу, что меня силой заставили говорить не то, что думаю».

        Я не буду останавливаться на других обвинениях и подозрениях, хотя некоторые из них и весьма знаменательны. Так, напр., Жанну упрекают в жестокости, в непримиримости. Не она ли заявила Екатерине де ла Рошелль, что заключит мир с герцогом Бургундским не иначе как на острие меча, не она ли убеждала Карла VII не заключать ни союза, ни договора с англичанами: «с ними возможен только один мир — пусть отправляются в свою страну.» (27 марта).

        Не останавливаясь на этих обвинениях и на ответах Жанны, всегда столь значительных и жизненных, я перехожу к двум основным выводам моего доклада. Первый, наиболее выражающий мою мысль и мною не раз уже высказанный, это тот, что мысли, вдохновляющие Жанну, внушены ей не людьми. Вывод этот решительно отвергает все попытки видеть в Жанне Д᾽Арк или инструмент, выполня-

57

ющий волю ее современников, или выразительницу запоздалой борьбы друидов и галльского гения с христианством или, наконец, предвестницу оппозиции Церкви и ее авторитету в лице Реформации. Все это не что иное, как чистая фантазия!

        Дело Жанны д᾽Арк, с точки зрения чисто человеческой никем и ничем ей не внушено. Ее призвание глубоко индивидуально. Но в ее глубине, как и в глубине каждой индивидуальности, сокрыта, тайна, на которую все чаще и чаще наталкивается и философия, и наука.

        В доказательство этого мне достаточно сослаться на Конгресс синтеза, бывший недавно в Париже, с участием всех наиболее известных философов и ученых нашего времени.

        Все заседания этого Конгресса были посвящены проблеме индивидуальности и вопросам с ней связанным — детерминизму, причинности и беспредельности. В результате споров выяснилось, что индивидуум ускользает от попыток привести его к единству и синтезу... Эта проблема так затрудняет наших ученых, что многие из них, не будучи в состоянии решить ее, просто напросто ее отрицают. Другие же, главным образом психосоциологи, не имея возможности отрицать индивидуум, как факт, становятся на защиту посредственных теорий, пытающихся признать все оригинальное и возвышающееся над серединой, за аномалию и патологию. Это те, которые и до сих пор имеют смелость говорить о ненормальности Святых и даже самого Христа. На мнениях этого рода останавливаться, конечно, не стоит, а если и стоит, то лишь поскольку они свидетельствуют о печальных фактах умственного и волевого психоза. В результате остается лишь одно решение проблемы индивидуальности, именно то, которое Жанна д᾽Арк дает нам в своих словах и своей жизни: все великое и значительное человек получает от Бога. Каждый человек, как бы ничтожен, скромен и незаметен он ни был, имеет на себе отпечаток вполне оригинальный Того, Кто его создал. И созерцая в лице Жанны д᾽Арк этот божественный отпечаток, в его самом совершенном и ярком проявлении, мы вместе с Псалмопевцем скажем: «Дивен Бог во Святых Своих».

Аббат Августин Якубизиак.

58