Мне хотелось бы, чтобы когда мы пишем о каком-либо авторе, воображали себя его присутствующим и слушающим то, что мы говорим о нем. Saint-Beuve. (Causerie. XIII).

«Он устанавливается, наконец, на Христе, но вся жизнь буря и беспорядок». Достоевский

(Материалы к «Бесам»).

Почти две тысячи лет человечество читает, изучает, комментирует Евангелие. Влияние этой основы христианства на человеческую жизнь огромно и не поддается никакому учету. Литература, богословие, живопись, архитектура, философия — все до известной степени находится в связи с Евангелием, или шире — со Св. Писанием.

Давно известно и неоспоримо установлено преобладание книг церковно-богословского содержания в древней и средневековой русской **)

_____________________

*) Настоящая статья представляет собою не столько научный труд, сколько информативно-популярный очерк, возникший из материалов к большой работе о Достоевском и Св. Писании. В основную работу мою войдут κроме того вопросы о влиянии святоотеческой и мистической литературы. Все это, равно как и освещение спорных вопросов, оставлено здесь в стороне.

**) Конечно, это явление мы наблюдаем и в Западной Европе.

письменности. Но думается, хотя характер культуры, а с ней и образованности изменился, и в новое и новейшее время Евангелие и Св. Писание служило, служит и будет служить источником вдохновения, образцом для многих моральных тем, затрагиваемых в литературе. Историки письменности выделяли и выделяют тексты Св. Писания из творений древних русских книжников, указывали на точность или происшедшую погрешность в приводимых текстах, сличали различные переводы, стремились иногда дать то, или иное объяснение, почему автор использовал данный стих и т. д. Но сколько нам известно не сделано ни одной попытки приложить уже найденный метод к исследованию произведений новых русских писателей. Причин этому много; приведу лишь одну: предполагается обычно, что источником вдохновения для писателей нового времени служит своя и иноземная художественная беллетристика и жизнь, т. е. творческое преображение жизненных внешних наблюдений, или же своих душевных переживаний. Разумеется, с первого взгляда ясна такая односторонность. Являясь людьми христианской культуры, иногда людьми религиозными в полном смысле этого слова, они несомненно черпали многое из Св. Писания и претворяли затем в художественные образы или приобщали полученное к постройке своего мировоззрения. У целого ряда даже «неверующих» писателей Евангелие в жизни или творчестве играло существенную роль. Напомню детство Салтыкова-Щедрина, Герцена и целого ряда других писателей. У того же Салтыкова в романе «Господа Головлевы» внезапное покаяние Иудушки происходит после воспоминания Евангельского текста (вероятно Лук. XXIII, 34-37), читанного в церкви, Аннинька вспоминает Евангелие (от Матф. XXVI

29) и т. д. Юный Лермонтов в одной из своих пьес интересно использовал Евангельский текст, чеховский рассказ «Пари» (говорю о II-ой редакции) кончается перерождением героя, вероятно под влиянием чтения Евангелия и т.д. Даже у новейших «советских» писателей находим отголоски этой евангельской традиции. Так, напр., в романе В. Лидина «Отступник», написанном под влиянием «Преступления и Наказания» (но с раздвоением лиц: Соня = Тане + Варенька и т. д.) находим следы Евангелия. Это слова из Евангелия, тоже от Иоанна, в устах проститутки. Конечно, это все относится не к одной русской литературе, кто может учесть всю глубину влияния Евангелия, напр., на душу творца «De рrоfundis»? Но эта сторона еще часто принималась в рассчет, как влиявшая на мировоззрение художника. Вопрос о влиянии Евангелия должен быть рассматриваем и в иной плоскости, в плоскости историко-литературной. Нечего бояться того, что Евангелие не имеет как будто прямого отношения к литературе художественной и философской. Евангелие или Св. Писание есть de facto, узко говоря, книга, или ряд книг, своеобразного содержания, своеобразного высоко интересного стиля и глубочайшего философского смысла. Библия, и главным образом Евангелие властно вторгаясь в душу человеческую, или тихо и незаметно просачиваясь в темную глубь сердца задерживалось, отпечатывалось и в памяти. Сознательно и подсознательно писатель пользовался его мыслью, цитатой, а иногда даже отдельными словами. А если это так, то надо, изучая творчество писателя найти все эти элементы, эти отдельные мысли, слова, выражения и сюжеты. Следует по возможности, во-первых, выделить языковой материал, бытовые выражения евангельского характера от непосредственных влия-

ний самого текста. Распределив материал по группам, необходимо связать его с фактами внешней и внутренней жизни писателя. И наконец, исходя из того, что раз написанное произведение писателя является живым организмом, самостоятельным целым, указать соотношение мыслей и идей данного органического творения с идеями и словами Евангельского или Библейского текста. Это три самостоятельных хотя и тесно связанных задачи. Писатель мог стремиться всегда казаться иррелигиозным, а на самом деле тайно от других ночами мог читать и перечитывать Божественные страницы. Могло быть и наоборот. А в центре работы следует ставить всегда творчество, творческую способность в известных образах выражать свои ощущения и мысли с целью эстетического воздействия на читателя. Вместе с тем не следует забывать, что каждое произведение неразрывно, тысячью тонких, как паутина нитей связано с его творцом; существует всегда некое генетическое, зародышное соединение одного произведения автора с другими предшествовавшими и последовавшими работами. Идет какая то перекличка сюжетов, влияний и идей. Напр., у Достоевского «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы» перекликаются между собой, перебрасывая друг к другу мостики, по которым в иной одежде входит часто та же идея, то же влияние. Это особенно заметно на вопросе евангельского влияния и влияния А. Пушкина («Пиковая Дама», «Скупой рыцарь» и т. д.).

Но все же следует ясно представлять себе, что каждое законченное творение есть нечто замкнутое, себе довлеющее и гораздо большее, чем собрание некоего числа страниц и глав. Так растущее дерево больше чем собрание листьев, ветвей, корней или даже живых клеток; оно —

индивидуальность, неповторимый тип, одушевленный внутренней жизненной связью. Поэтому можно и должно сверх историко-литературного разбора стремиться к философскому «осознанию» произведения и соотношения его частей. А это обязывает руководиться еще одним принципом, увы, столь часто пренебрегаемым в историко-литературных исследованиях, — я говорю об эволюционном методе. Мы полагаем известную связь между философским осознаванием автора, его творений и термином эволюция. Это не значит, что под словом эволюция мы подразумеваем прогресс. Слово это мы употребляем в точном, первоначальном его значении (evolvo) — развертывания, или, если хотите, изменения чего бы то ни было. Это развертывания и раскрытие живого происходит под влиянием известной среды, атмосферы и почвы. Их надо иметь в виду, не как доминанту, но как сопутствующее, — фон и проявитель для художественного произведения. Когда мы читаем слова Астафия Ивановича *): «А вы, сударь, павшим человеком не брезгайте; этого Христос, который нас всех больше себя возлюбил — не велел! Емеля то мой, если б остался в живых, был бы не человек, а примером сказать — плевое дело. А что вот умер с тоски, да от совести, так всему свету доказал на себе, что каков он ни был, а он все человек; что от порока то человек умирает, как от яду смертного, и что порок, стало быть, наживное, человеческое дело, а не природное — оно было да сплыло; иначе и Христос бы к нам не пришел, если бы нам порочным из века в век от первородного греха было суждено

_____________________

*) «Честный вор». Ср. «Отечественные Записки» 848. Т. LVII.

«Рассказы бывалого человека» Цит. по Ф. М. Достоевский. Полн. собр. худож. произв. Л. 1926, т. I, стр. 546-547.

оставаться. Оно ведь никто, как Бог, сударь...» Мы сразу же настораживаемся. Уже Анненков, как тонкий критик отметил, что здесь из-за плеча служивого виднеется автор. Достоевский свою речь, резонерство свое, только подгоняет под известный шаблон. И здесь с трудом можно искать евангельскую традицию. Это скорее гуманистическо-западная традиция; Жорж Занд и К-о, вложенная только в уста русского и облекшаяся потому в форму почти катехизисную. Памятуя этот пример, обратимся к нашей теме.

Достоевский родился в богобоязненной семье, воспитание его было в основах религиозным. Особо значительную роль в почти непрерывающейся религиозной настроенности, думается, играют часто первые воспоминания детства. Самое раннее воспоминание Достоевского относится к церкви, освещенной солнцем, когда приведшая его туда мать, приподняла дитя свое к чаше со Св. Дарами, и «голубок пролетел в церкви из одного окна в другое». (Отразилось это воспоминание в романе «Подросток».) Другое воспоминание, когда Достоевский по его словам был еще «почти младенцем», тоже связано с церковью, но сюда уже привходит и воспоминание о церковной службе. Он запомнил, как отрок читал книгу Иова, и какое глубочайшее впечатление произвела она на него. Он представлял себе Иова, его богатства, стада верблюдов, его горе и покорную любовь к Богу. Об этом вспомнил писатель, перечитывая книгу Иова за границей в период писания «Подростка». Книга эта его «приводит в болезненный восторг... хожу по комнате и плачу» так писал Достоевский жене. Он вспоминал о прошлом, о детстве и о том влиянии, которое имело на него чтение Иова. Позже это отразилось в «Подростке» («Сло-

ва М. Долгорукого об Иове) и почти дословно, как в письме, в романе «Братья Карамазовы» Достоевский толкует книгу Иова и ее воспроизводит, подчеркивая именно лишь светлую сторону, любящую покорность Богу, минуя совершенно комплекс ощущений и переживаний более сложных. В книге Иова легко найти даже своеобразный бунт, протест, уныние и ожесточение сердца. Писатель по своему «стилизует» книгу Иова, точнее подчеркивает одну лишь сторону характера Иова. Оговоримся: мы не собираемся толковать книгу Иова или Библию. Мы рассматриваем их, во-первых, с точки историка литературы, и во-вторых, стремимся взглянуть на Св. Писание очами Достоевского. Так всем известно, сколь полна «эротики» Песнь Песней. «Великий язычник» (Гете) восхищался её пластичностью и выражениями страсти облеченными в художественные образы. А между тем нам известно, что с точки зрения некоторых православных и западных богословов, здесь — в основе аллегория и все это следует относить к духовному союзу церкви и Бога.

Итак, после необходимых оговорок, вернемся к биографическим данным. Судя по письмам, воспоминаниям и т. п. Достоевский даже будучи склонным к социализму и являясь до известной степени активным революционером *) — петрашевцем, все же чтил Евангелие и главное образ Христа. Всюду в центре религиозной, да и эстетической проблемы, писатель до конца жизни полагал этическое начало. Вопросы этики, эстетики, религии сливались для него с ликом Христа, с его образом. Напомню версиловский сон, — когда за периодом атеистическим приходит Христос и наступает всеобщее воскре-

__________________

*) Ср. Историю с печатным станком, рассказанную А. Майковым.

сение; явление Христа Инквизитору, желавшему исправить Его дело этической свободы; слова Версилова о красоте, требующей внутреннего совершенства и т. д.

Достоевский горел по отношению к Христу любовью, но любовью ревнивой. На шуточную невинную цитацию из Евангелия Д. возражает: «Когда слышишь, что человек лжет, то делается гадко, но когда он лжет и клевещет на Христа, то это выходит и гадко и подло». *) С ревнивою любовью» говорил себе писатель, что Христос идеал человека «вековечный». Когда В. Г. Белинский в запальчивости неистового «ругал Христа» — (слова Д.), то писатель бледнел, как смерть и прямо задыхался от ужаса, боли, скорби и отчаянного гнева **). Думается, что и размолвки с Белинским и позднейшая ненависть связаны с этим отношением последнего к Христу, отношением несколько богохульным и в лучшем случае презрительным. (Таков разговор «Неистового Bиccapиoнa» о Христе и социализме. Христос де был бы социалистом и т. д.). Сюда, как подлитое масло в огонь, входила и отрицательная оценка в последних отзывах Белинского кумира Достоевского Пушкина. Но главное следует приписать не расхождению в миросозерцании, а в мироощущении и в частности в вопросах христианства, Христа.

Писатель восставал упорно, когда осмеливались, кого бы то ни было сравнивать с Христом, ибо Христос это «солнце наше» и все меркнет перед его ликом. Сила Христа, Его обаятельность связаны для Д. с прелестью Его облика, заключающейся в полном соответствии слова и дела любви. Мы не говорим уже об Искуплении

_________________

*) Ср. Воспоминания Д-ра С.Д. Яновского.

**) Ср. Ю. Никольский. История одной вражды (Д. И. Тургенев) София. 1921.

человечества путем крестных страданий. Христос рисуется Д. светлым, ласковым и радостным. Особенно подчеркиваем последнее.

Однако позволим себе заметить, что все же Евангелие, а м. б. и сам образ Христа во время петербургской жизни писателя отодвинулись в даль, подернулись туманом. Происходило и своеобразное томление Д. в сгущенной атмосфере, искание опоры, срывы и уход в мечтательство. Но вот грянул гром. Д. арестован. Он узник Алексеевского равелина. Изнывая в одиночном заключении, в письме (1849 г.) к брату Михаилу он умоляет прислать ему книги и особенно «Библию, оба завета». Писатель желал иметь и французский перевод. Это характерно, ибо полагаем, что Д. не вполне доверял русскому переводу и желал сравнивать и корректировать его при помощи французского (По-гречески Достоевский не знал).

После многомесячного заключения наступает минута «маскарадной» казни, так трогательно описанная в «Идиоте». День был хмарный и снежный *), но на момент проглянуло солнце и отражаясь в крыше церкви било своими лучами прямо в очи Д. и «ему все казалось, что лучи его новая природа» и через минуту он «как-нибудь сольется с ними». Думается, церковь в солнечном свете навеки врезалась в память Д. и своеобразно переплелась с первыми воспоминаниями детских лет. Глубоко потрясенный, но словно нашедший таинственно самого себя, спокойствие, а не озлобление, Д. уезжает на каторгу, в Сибирь. Там в захолустном городишке получил он Евангелие из рук жен декабри-

____________________

*) Состояние погоды отмечено в воспоминаниях современников Д., равно как у некоторых упомянуто и проглянувшее солнце.

стов *), была у него и Библия, но ее в остроге украли. В остроге читал и перечитывал «вечную книгу» Д. и учил по ней читать дагестанца Алея, что видно не по одним «Запискам из Мертвого Дома», но и по письму самого писателя. Но со времени каторги Д. знакомится и с Кораном. Полагаю вопрос этот очень сложным, ибо в творчестве Д. не только встречаем следы текста Корана **), но кое-где идеи Корана и Евангельские скрестились и даже, пожалуй, тесно переплелись между собой. Почти сразу же по приезде с каторги Д. просит прислать ему Коран, Псалтирь и Вольтера. На каторге среди мук, грязи, разврата, может быть жестоких физических истязаний ***) Достоевский перелистывал и читал Евангелие и там в заушении и презрении, голоде, холоде и смраде открывалась ему слепящая истина. На полу на четверть грязи, всюду вши, блохи, клопы, тараканы. Бледный свет чуть брезжит сквозь заледенелые «на вершок» оконца; густой пар идет от корыт, в которых стирают белье арестанты, а в углу, на нарах, после припадка падучей, писатель, гений России читает с умилением Нагорную проповедь юному разбойнику. На каторге в муках, но «под Божьим оком» Достоевский впервые ясно «Христа понял». ****) Именно тогда не уверовал еще вполне, а «понял» Христа. В горе и бедах, страданиях и мучениях яснеет истина по мнению писателя. В замечательном письме (1854) к Н.Д. Фон-Визиной читаем

_____________________

*) По утверждению Н. Ястржембского это были Анненкова и Муравьева.

**) Ср. Мою статью «Волна» No 5 Белград. 1926.

***) Имеются свидетельства о двух случаях жесточайшего телесного наказания, якобы вынесенного Достоевским. Вопрос этот спорный и входить в подробности здесь нет возможности.

****) Слова, сказанные о значении каторги Вс. Соловьеву. Обстановка дана по письмам.

примечательные слова — своего рода исповедание новообретенной веры в свой идеал — Христа. Чувствуется, что мучительные раздумья над судьбой человека и историей человечества с ее целями и стремлениями уже начали владеть душой и мыслию писателя еще в Сибири, недаром просил он брата с такой силой о высылке книг лучших мировых историков. Ум писателя в Сибири подвергся разнообразным влияниям, как жизненным, так и философским благодаря барону Врангелю, и свойственной Достоевскому жажде знания. Тем же объясняется и просьба прислать Critique de la raison pure (E.Kant). И все-таки писатель жаждет в несчастиях веры: ...«В такие минуты жаждешь, как «трава иссохшая»*) веры, и находишь ее, собственно, потому, что в несчастии яснеет истина. Я скажу вам про себя, что я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки», (курсив мой). Но если в несчастии яснеет истина, то и в счастливые, спокойствия душевного минуты «... веришь, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть». И когда предпочитает писатель «оставаться со Христом, нежели с истиной», то чуется позднейшее убеждение, что истина, путь и жизнь — Христос.

Таковы признания, из далекой Сибири; через 10 лет в России в момент глубокой печали, у смертного ложа своей жены, Достоевский обращается мыслью к идеалу человечества —

__________________

*) Вероятно намек на псалом 102, XII, начинающийся словами чрезвычайно подходящими к духовному состоянию Д. во время писания письма: «Молитва страждущего».

Христу и Его значению и словам *) о любви к человеку, как к самому себе. На земле это невозможно. Закон личности связует нас, наше Я ему противится. Один Христос мог исполнить это, но Христос был и есть навеки установленный идеал, к которому должен, по закону природы, стремиться человек. Ибо Христос идеальное воплощение человека, и «ясно как день» к Нему направлено конечное развитие и Он же конечная цель его. Ведь история всего человечества и отдельной личности не что другое, как развитие, борьба **) и стремление ***) к этой единственной заключительной цели. Это единственная известная нам черта будущей природы, предуказана Христом, которая по закону нашей истории проявилась в Его воплощении. И черта эта будет заключаться в том, что люди будут жить, как ангелы. Противники Христа заблуждаются удивляясь тому, что не царствует христианство на земле коли оно истинно, и что страдает человек до сегодняшнего дня и не брат он другому. Не понимают они того, говорит писатель, что это идеал, конечная цель, а человечество сейчас в переходной стадии бытия своего и Христос сам предрек, что до конца миpa будет борьба и развитие, и это закон природы. И все зависит и в мире, и в жизни людской от любви, от слияния Я со всеми в любви. Любить всех, как самого себя, по Христу. Ибо, коли веришь в Христа, то веришь также и в жизнь бесконечную. Эти мысли Достоевского изложены нами в сокращенном виде, но существенное ядро его размышлений ясно светится перед нами.

_______________________

*) Вероятно Лука X, 17, или: Матф·. XIX, XXII, 39. Марк. XII Римл. XIII, 9.

**) В записках Д. есть слова: «учение о мече», которые вероятно намекают на Матф. X, 34.

***) Ср. Матф. XI. 12.

Мы чуем тот особый, до исступленности раскаленный стержень его Я, вокруг которого возникают и переплетаются эманации духа. В центре его раздумья, за целым ворохом побочных идей, ярко и с несомненностью выступает все яснее и яснее образ того, кого любил он «ревнивою любовью» — лик всесовершенный, лик Христов. Образ Христа манил Достоевского, чаровал душу художника, витал над страницами романов, и слова Его все слышнее и слышнее, с годами все чаще и чаще звучали тому, кто уверовал, что Евангелие — ступень к «мирам иным». Кто

«В старой Библии гадал,

И только верил и вздыхал,

Чтоб вышла мне по воле рока

И жизнь, и скорбь, и смерть пророка...» *)

24 декабря 1877 г. вероятно ночью в тиши своего кабинета за столом с двумя высокими свечами Достоевский написал: «Memento. На всю жизнь.

— 1) Написать русского Кандида

— 2) Написать книгу о Иисусе Христе

— 3) Написать свои воспоминания...мне теперь 56 лет».

Такова в сокращенном виде знаменитая запись 1877 г. И действительно мы имеем, хотя не книгу, но главу, из этой книги Достоевского о Христе. Это — великий Инквизитор, ибо тему этой легенды он «выносил в своей душе почти в течение всей жизни». **)

Слова Евангелия, слова Иисуса Христа были последними книжными словами, прочтенными Достоевскому. За несколько часов до смерти, по

_____________________-

*) Эти стихи Огарева любил особенно («любимейшие») еще молодым Ф.М.Достоевский.

**) Эти слова Достоевского сообщены В. Пуцыковичем.

обычаю своему, он гадал по Евангелию и жена его прочла:

«Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду». *) Когда Анна Григорьевна прочла эти строки, Достоевский, обращаясь к ней, сказал: «Ты слышишь — «не удерживай» — Аня, это значит, я умру». За два часа до смерти писатель попросил Евангелие отдать своему сыну Феде. Так Достоевский по обыкновению своему хотел «испытать судьбу» **) по «вечной книге».

***

Образ Христа, учение его, — «идеал Красоты» и свободы. Христос основатель свободы человечества, освободитель пленной духовности, просветитель Бога в человеке, показавший человечеству путь любви и веры, но не принуждающий идти по этому единственному пути. «Совершенная любовь совпадает с совершенной верой». «До наших дней не было создано «иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом».

Итак, Христос в конечном счете является прекрасным, ибо этика и эстетика для писателя, на высших ступенях этих понятия, сливаются воедино. Ведь по его замечанию ***) «Эстетическое начало зависит от религии»; и сам «Дух Святый есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, стало быть, неуклонное стремление к ней». Дья-

___________________

*) Матф. III. 14. 15. В иных переводах читаем, напр. вместо: «не удерживай», «оставь теперь».

**) «Испытать» = узнать.

***) Вставка между словами Тихона и Ставрогина. (См. Черновики к «Бесам»). В набросках к «Идиоту» использована мысль Гете для этой же цели(Faust, II Т.).

ольское может облекать личину красоты, но прекрасным быть не может, ибо Духа Святого нет в нем. Эти соображения и прямые высказывания Достоевского указуют нам путь, по которому развивается в его творчестве тип «положительно-прекрасного человека». Герои его романов начинают носить на себе отблеск высшей Красоты, отражение идеальной личности — Христа. Происходит обычно тонко зашифрованное и заштрихованное «Imitato Christi», я не подберу иного термина. Кроткие и страдающие герои, распинаемые и заушаемые жизнью восходят все выше и выше по ступеням этой лестницы ангельских ликов, лестницы с земли на Господнее небо. Этой лестницы нет в докаторжном творчестве, до тех пор пока писатель не «понял Христа». Князь Лев Мышкин носит на себе эти черты, слова его окрашены евангельской тенденцией и это особенно ясно по одному наброску *), где слова евангельского вопроса переплетаются с ответом «Идиота». Отношение и слова о детях, любовь — жалость к падшей женщине, побиваемой камнями, и многое другое подкрепляет это наше утверждение. Об идее этого романа писал Достоевский 1 января 1868 г. С. А. Ивановой, как о «старой», но необычайно трудной, так что он не имеет почти мужества ее провести. Она, как известно, заключалась в изображении совершенного и прекрасного человека. А это есть самое трудное дело на свете, по словам писателя, ибо прекрасное есть идеал, и в мире была только одна единственная положительная фигу-

____________________

*) Относится вероятно к — «Идиоту» см. Raskolnikoffs Tagebuch. Mit unbekannten Enfwürfen Fragmenten und Briefen zu «Raskolnikoff» und «Idiot». München. R. Piper-Verlag. 1928. S. 160-165; 168-169. Однако весьма возможно, что в изд. Piper сделана ошибка, т. е. текст, следующий на стр. 160 (фотография с рукописью) совпадает дословно с наброском к «Братьям Карамазовым», см. DieUrgestaltderBrüderKaramasoff. S. 244-245. Но это не меняет существа дела.

pa, «положительно-прекрасный образ: Христос». Этот бесконечно-прекрасный образ — «вечное чудо». По мнению Достоевского все Евангелие от Иоанна исполнено этой мысли. Иоанн видит чудо в воплощении, в явлении Прекрасного (Красоты). Мы знаем, что историки литературы могут легко обвинить нас в стилизации, в намеренном забвении значения Дон Кихота для концепции романа «Идиот», и т. д. Но даже рискуя заслужить подобные обвинения, мы бы остались при прежнем убеждении об основной мысли романа и о влиянии высшего идеального образа. «Идея романа была старинная и любимая» *). Если сравнить мысли у смертного одра первой жены Достоевского (1864) и слова написанные более чем десять лет спустя, то сходство в формулировке отношения ко Христу будет поразительно. Мы говорим сейчас о набросках к «Братьям Карамазовым». Там мы прочтем, что человек есть воплощенное слово, и Христос явился для того, чтобы всечеловеческую свободу открыть людям как конечную цель. Лучшее определение жизни, читаем там, есть: «Я есмь, я существую, чтобы быть подобным Господу».**) В письме 1879 г., относящимся к «Братьям Карамазовым» находим: «...Чистый, идеальный христианин — дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее...» В другом письме (от 11 июня 1879 г. к Н. А. Любимову) Достоевский говорит о своем желании заставить людей признать, что «чистый, идеальный христианин не есть что-то отвлеченное, но видимое, действительное, возможное».

Все эти высказывания на протяжении многих

____________________

*) Ср. Воспоминания А. Г. Достоевской. Госиздат. 1925, стр. 115.

**) Ср. F. М. Dostojewski Die Urgestalt der Brûder Karamasoff. Mûnchen R. Piper Nerlag (1929).

лет показывают, думается, ясно основную тенденцию Достоевского и его особое, ни у одного из известных нам авторов всемирной литературы не встречающееся отношение ко Христу. А «мелочи», ситуации, евангельские слова и прочее утверждают правильность мысли нашей об идеальном прекрасном, пленительном облике, светлый ореол которого отбросил трепетное и нежное сияние на лики некоторых героев писателя. Лик «положительно-прекрасного человека» прояснялся с годами, креп и рос и, пожалуй, даже не доконченный образ Алеши вовсе не менее реален, чем Ракитин, Миусов, Дмитрий или сам Федор Павлович! Мы только почти потеряли веру в идеальное и забываем, что оно не менее, а более реально *), чем отрицательное. Более реально, ибо утверждение сильнее отрицания и Да всегда полнее и мощнее чем Нет. **)

Утверждение и отрицание, вера и сомнение боролись на страницах романов Достоевского и сам он выступает на фоне литературы своего времени, как боец, пророк и глашатай новых идей, часто в разрез с основными убеждениями эпохи. Это не значит, что всегда писатель был один; мысли его скрещивались и переплетались с идеями некоторых, подобно ему настроенных, современников; не один Достоевский говорил напр., с убеждением о близящемся антихристе, о значении для мировой гармонии православия и т. п. Достаточно вспомнить хотя бы три имени: Н. Ф. Федорова, Вл. Соловьева и Аполлона Григорьева. И все же идеи его, да и всех близких в том или ином отношении

_____________________

*) Заметим, что мы готовы отстаивать чрезвычайную реальность = жизненность образа, напр., о. Зосимы, равно как и его высокохудожественное выполнение.

**) Позволим себе сослаться и на учение логики об подчиненности отрицательного суждения.

лиц, были идеями «ретроградными», «отсталыми», «безумными» (Мы выбираем слова еще наиболее мягкие из оценок современников).

С шестидесятых годов прошлого века следует считать в сущности первое выступление интеллигенции с идеями боевого социализма, материализма и утилитаризма. Это были в большинстве поклонники крайнего материалистического подхода к явлениям жизни внешней и внутренней. Тщетно люди, понимающие и знающие философию, возвышали свой голос (проф.Юркевич,) их обходили или травили в либеральной прессе. Газеты того времени *) пестрят фактами изумительными. Защитник молодого убийцы (Витольда Горского **) увлекаясь позитивистическими идеями, развивал, не колеблясь, следующую мысль: «...Мы видим молодого 18-летнего человека полного сил, желающего принести пользу обществу, но для этого нужна подготовка, а для подготовки нужны материальные средства, которых преступник не имеет... Очень естественно, у него родился план каким бы то ни было образом достать что-нибудь, чтобы только принести пользу семейству и себе; у него нашелся один исход — совершить преступление; я не думаю, чтобы много было таких молодых людей, которым бы не приходило на ум воспользоваться каким бы то ни было средством для достижения своей цели, хотя бы даже совершить преступление... Находясь под гнетом мысли о бедности, у Горского естественно является зависть к благосостоянию Жемарина... Горский много передумал, прежде чем решился на кровавую развязку, — но избежать ее он не мог» (курсив всюду мой).

__________________

*) Отношение романа «Идиот» к газетной литературе хорошо вскрыто в работе В. С. Дороватовой-Любимовой. Печать и Революция 1928, кн. III, стр. 31-53.

**) Кровавый и скандальный характер его преступления и «либеральная защита» отразились в романе «Идиот».

Разбирая «Преступление и Наказание», «бриллиант» русской новой критики храбро утверждал: «Нет ничего удивительного в том, что Раскольников, утомленный мелкой и неудачной борьбой за существование, впал в изнурительную апатию, нет также ничего удивительного в том, что во время этой апатии в его уме родилась и созрела мысль совершить преступление... Поставьте на место Раскольникова какого-нибудь другого человека обычных размеров, развивавшегося иначе и смотрящего на вещи другими глазами, и вы увидите, что получится тот же самый результат (курсив мой).

«Человечество, писал Достоевский, провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные...» («Братья Карамазовы»). Или «накорми, а тогда и спрашивай с них добродетели», или еще проще утверждать, как социалисты, «что причиною всех бедствий человеческих одно — нищета, борьба за существование, «среда заела»*).

Как при этих параллелях яснеет смысл полемики писателя, как оживают его слова, и мы дышим воздухом его времени! В запальчивости борца за идеализм, за Христа, Достоевский причислял к атеистам и материалистам всякого, кто отрицал божественность Христа и теистического Бога. В этом письме к А. Н. Майкову (28-16 1867 г.) он пишет о своем свидании с Тургеневым в Базеле и замечает:

«Он объявил мне, что он окончательный атеист. Но Боже мой! теизм нам дал Христа, т. е. до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековеч-

___________________

*) Ср. письмо к В.А. Алексееву 1876 г.

ный! А что же они то Тургеневы, Герцены, Утины *), Чернышевские — нам представили? Вместо высочайшей красоты Божией, на которую они плюют, все они до того пакостно самолюбивы, до того бесстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно: на что они надеются и кто с ними пойдет?»

Критик «Эпохи» и друг Достоевского, тоже «почвенник» «Один из многих ненужных людей» в письме к тому же Майкову писал следующее: «Любезные друзья! Антихрист народился в виде материального прогресса, религии плоти и практичности**), веры в человечество, как в деньгу — поймите это все вы, ознаменованные печатью Христовой ***), печатью веры в душу, в безграничность жизни, в красоту, в типы — поймите что даже (о ужас!!!) к церкви мы ближе, чем к социальной утопии Чернышевского, в которой нам остаётся только повеситься на одной из груш, возделыванием которых стадами займется улучшенное человечество. Поймите, что испокон века были два знамени. На одном написано: «Личность, стремление, свобода, искусство, бесконечность». На другом: «Человечество (человечина, по остроумному переводу юродствующего Аскоченского****), материальное благосостояние, однообразие, централизация». И если в добавление к вышеприведенной выдержке из письма Достоевского к Майкову мы припомним десять лет спустя сказанное устами о. Паисия в «Братьях Карамазовых», многое, касающееся не только эпохи, но и творчества писателя, нам как то станет

____________________

*) Изв. революционер 1860-х годов.

**) Намек на утилитаризм русского пошиба, увы, далекий от «Утилитарианизма» Дж. Ст. Милля!

***) Вероятно, намек прямой на Апокалипсис гл. 7, III сл.

****) Изв. журналист 1860-х годов.

понятнее. Вот эти слова: «Ибо и отрекшиеся от христианства и бунтующие против него сами того же самого Христова облика суть, таковыми же и остались, ибо до сих пор ни мудрость их, ни жар сердца их не в силах создать иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом» (курсив мой).

Р. Плетнев.

(Окончание следует).

Страница сгенерирована за 0.01 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com