Письмо евразийцев П.Сувчинского, Л.Карсавина, П.Савицкого, Н.С.Трубецкого, Г.Флоровского, Вл.Ильина и ответ Г.Н.Трубецкого Журнал "Путь" № 2

134

Ответ  на  письмо Евразийцев.

        Итак, шесть евразийских писателей сочли нужным выступить коллективно, чтобы заявить, что они «разделяют ту аналогию между латинянами и большевиками, которая проведена в сборнике «Россия и латинство» на стр. 11-12». На стр. 9 того же сборника в примечании сказано, что термин « латинство» употребляется в нем «для обозначения христианского вероисповедания, возглавляемого Римским Папою», иначе говоря, католичества.

        В чем же заключается эта аналогия?

        — В том, что религиозно и внутренно латиняне не тождественны с большевиками, однако, в «некотором смысле большевизм и латинство — интернационал и Ватикан — в отношении историческом и эмпирическом, суть соратники и союзники. Ибо обе эти силы покушаются на твердыню Православного Духа, — а она есть твердыня, которою крепка Poccия». Евразийцы отвергают мой упрек в том, что такие рассуждения рассчитаны на полуобразованную массу, в которой возбуждены национальные   струны.

        В этих немногих словах харак­терно отразились положительные и отрицательные стороны евразийства. Приверженность к православию и любовь к России — вот в сущности все положительное содержание евразийства. Оригинальность евразийства заключается не в этих простых исходных началах, а в тех построениях, которые они из них выводят нередко при помощи чисто софистической логики.

        Православие заключает в себе пол­ноту истины. Следовательно, все, что стоит вне его и не тождественно с ним — от лукавого. Католичество стремится обратить в свою веру всех иноверных, в том числе православных. Покушаясь на твердыню православного духа, которою крепка Россия, оно является союзником и соратником большевизма, который хочет того же.

        Этому упрощенному рассуждению, в том же порядке логики, можно противопоставить другое, столь же упрощенное: большевизм покушается на все без исключения религии. Но и каждая данная религия, считая себя единой истинной, «покушается» на «твердыню духа» всех прочих религий, когда исполняет свою миссионерскую деятельность, присущую существу каждой религии (в том числе и православию) в отношении ее к другим религиям. Следовательно каждая религия является союзницей и соратницей большевизма против остальных религий.

        На самом  деле, раз по признанию самих евразийцев, католики и больше­вики религиозно и внутренно не тожде­ственны, то и отношение их к право­славию нельзя определить тождественным термином, ибо отношение это определя­ется внутренним содержанием каждого из них, иначе получается натянутая словесная аналогия для служебных це­лей. Для большевиков всякая религия есть опиум для народа. Потому их «покушения» направлены не только против православия, но против всех религий вообще. Совершенно наоборот, как бы глубоки ни были различия между католичеством и православием, кроме конфессиональной розни между ними есть и христианская солидарность. Эта солидарность заставляла кардинала Мерсье выступать убежденным сторонником крестового похода против большевиков, а папу взывать к христианам всего миpa — жертвовать на голодающих в России, исключая из нее  пропаганду.

        Конечно, как ни оценивать положитель­ное содержание католичества, мы, православные, не можем не признать в нем известную поврежденность. По­этому всякие попытки унии должны встре­чать с нашей стороны твердый отпор, но борьба с такими явлениями не оправдывает возведения напраслины на католиков, а таковой является приравнение их к большевикам в отношении тех и других к православию.

        «В некотором смысле большевизм и латинство — интернационал и Вати­кан — в отношении историческом и эмпирическом суть соратники и союзники»,   говорят   евразийцы.

        «Война исчерпала финансы, и может быть также запасы энергии великих народов Европы и Нового Света», писал

135

кардинал Мерсье в пастырском своем обращении с призывом жертвовать на голодающих в России, «иначе нель­зя объяснить, как наша героическая Бельгия, Франция, Польша, Великобритания, Соединенные Штаты, народы и правительства присутствуют без взрыва негодования и в бездействии при заклании их вчерашней великодушной союзницы; допускают орде разбой­ников, руководимых интернациональной шайкой, в крови, грабеже и кощунстве осуществлять свой безумный коммунистический бред», — вот слова одного из тех, кого евразийцы называют соратниками и союзниками большевизма. «Не забывайте», добавлял кардинал, «что православные иереи и епископы обладают в глазах Римской Католической Церкви характером священства  Христова.»

        Отвечая в письме на имя Председателя Русского Национального Комитета на упреки в использовании благотворитель­ности для целей пропаганды, тот же кардинал Мерсье указывал, что Папа — исключил всякую пропаганду из организации помощи голодающим в России. «Конечно», писал он, «мы принимаем к сердцу так же, как и вы и вместе с вами и воссоединение Церквей, вечно дорогое для верующих душ», но мы хотим его только при условии безусловного уважения к совести ближнего. Вот скоро год, что 20 ваших молодых людей устроены в общежитии и усидчиво проходят курс католического Университета в Лувене: спросите их, была ли хоть одна попытка покушения  на  религиозную   совесть?»

        Когда я писал свою заметку, выз­вавшую   возражения   евразийцев,   я   не думал, что нужно вообще доказывать не­справедливость утверждений, будто между католиками и большевиками может быть проведена аналогия, в каком бы то ни было отношении.

        При той завзятой враждебности, которая существует против католиков, выяснение истины является неблагодарной быть может задачей, но оно диктуется сознанием «основного нашего Православного долга» не меньше, чем ревность не по разуму, или читание в чужой душе того, что в ней не написано и на что я лично  не   считаю   возможным  отвечать.

        Во многих утверждениях евразийцев есть в основе доля истины. Но в развитии своих построений эта доля обобщается в полную истину и становится ложным утверждением. Это — особен­ность всех парадоксальных теорий. Парадоксы и полуправды гораздо легче усваиваются эмоционально настро­енными читателями, чем объективные суждения и оценки.

        «Предчувствия и свершения» — таков подзаголовок, который евразийцы предпослали первому своему сборнику. Я вовсе не отношусь с огульным осуждением к новому молодому течению, и верю в искренность многих его предчувствий. Предчувствия часто предшествуют сознательному убеждению, но никогда не могут заменять его. Чтобы достигнуть «свершений» евразийцы должны встать на почву строго проверенных фактов и проделать настоящую научную работу. Иного пути нет для течения, которое притязает на выработку нового миросозерцания и пересмотра всей русской истории.

Кн. Григорий Трубецкой.

136