Единство верующих есть главный завет Основателя церкви, и следовательно, основной закон ее, как общества верующих во Христа. Единство это достигается «единомыслием» церковного общества. 34-ое Апостольское правило указывает и средство для достижения такого единомыслия. Оно достигается канонически установленными взаимоотношениями в церкви. Тоже правило выдвигает два основных принципа этих взаимоотношений: 1) все епископы данного народа должны знать первого среди них и признавать его, как своего главу; без его рассмотрения они не должны предпринимать ничего, превышающего их власть, которая простирается лишь на вверенную каждому из них область или епископию. 2) «Первый епископ» должен все делать с рассуждения его собратий-епископов. «Первые епископы» за время существования церкви в различных частях ее носили и носят разные титулы: примасов, архиепископов, митрополитов и патриархов. Независимо от титула, они обладают канонически одной и той же церковной властью. Эта власть выражается в установленных формах подчинения всех епископов данной церкви их главе «первому епископу». Прежде всего, все епископы обязаны возно-

сить его имя за богослужением и этим свидетельствовать свое единение с ним и признание над собою его власти. Эти два момента: поминовение первого епископа и признание его власти неотделимы один от другого. Требование церковных канонов, чтобы епископы возносили имя своего «первого епископа» за богослужением, вовсе не есть простая форма, а является необходимым и постоянным утверждением своего подчинения ему. Поэтому с точки зрения церковной было бы невозможным такое положение, когда епископ поминал бы своего «первого епископа», а себя поставил вне его власти, т. е. отступил от него. Подобный случай, если бы когда-нибудь имел место в действительности, свидетельствовал бы не больше, как об открытом лицемерии этого епископа. Согрешивший по существу но соблюдающей форму, подлежал бы также ответственности, как нарушившей форму и существо. За внешней формой скрывается известная сущность. Утрата этой сущности не искупается соблюдением одной формы.

Уже ко времени Двукратного собора (861 г.), по-видимому, бывали случаи, когда отдельные епископы выходили из подчинения своему главе, ссылаясь на какую-нибудь вину «первого епископа». Этим они нарушали единство данной церкви и тем как бы отделяли себя от остальной церкви, увлекая за собой и народ который часто не разбирался во всей сложности церковных отношений. Поэтому названный собор определил: даже в том случае, если первый епископ в чем-либо виновен, но еще не был осужден собором, то и сама вина его не может служить причиной отделения кого-нибудь из подведомственных ему епископов. И только в одном случае допускается подобное отделение, — когда первый епископ открыто впал в ересь, уже осужденную собором: неправильно сам верует и так учит народ. В этом случае, не было бы отпадения от «первого епископа», так как отпавшим явился уже сам «первый епископ»; во всех остальных случаях всякий епископ, отделившейся от своего главы, согласно 14 и 15 правилам Двукратного собора, подлежит низложению. Так строго охраняется церковное единство.

Митрополиту принадлежит право утверждения епископов и поставления их совместно с другими епископами. Он один может в известных случаях вмешиваться в дела, подведомственной ему епископии: брать из епархии клириков и проч. Одним словом, Митрополит есть настоящая власть для всех епископов данной области или народа, хотя по своему священному сану он равен всем остальным епископам. Епископ, прекратившей поминовение первого епископа, т. е. вышедший из его подчинения, трактуется церковными

правилами как «учинитель раскола», поэтому подлежит строгому взысканию: низложению, т.е. лишается сана и «делается чуждым всякого священства».

Утвердив таким образом власть первого епископа церковные правила придают огромное значение и собору, как органу, на котором первый епископ рассуждает с прочими о делах, касающихся нескольких епархий или целой церкви.

Слово собор (συνόδος, consilium), означает само по себе всякое собрание, сходку, съезд, совещание и проч. В славянском переводе творений Григория Назианзина, в рукописи XI века, встречается такое выражение: «На соборех и на сходех». Этот термин из сферы церковной перенесен был в область гражданских отношений. В Ипатьевской летописи читаем «И бе собор велик, сшедшуся народу со всех сторон». Собрания представителей разных чинов Московского государства для решения государственных дел получили название Земских Соборов, тогда как собраниям представителей церкви усваивалось название «освященного собора». Последний почти всегда входил в государственное совещание и таким образом составлялся «совет всея земли». Следовательно, древне-русское церковно-славянское слово «собор» не связано непосредственно с какой либо определенной формой собрания. Собором может быть названо собрание иерархов, клириков и мирян, независимо от степени полномочий того или иного совещания. Коллегия монахов, руководящая монастырем в хозяйственном и административном отношениях, носит название также собора. Собрания духовных лиц в пределах епархии иногда назывались соборами. В 1458 году такое собрание было созвано Ростовским архиепископом Феодором, который писал: «И того ради сотворяю и собираю собор в городе на Белом озере в церкви Св. Василия с архимандриты и с игумены, попы и диаконы». (А. И. I №64). Каноны также знают соборы, т. е. собрания вообще, и совершенные соборы.

Слово «совершенный» (τέλειος) в церковно-славянском языке, а также и в древне-русском, встречается не только в соединении со словом собор. Сопоставление употребления слова «совершенный» в разных случаях вполне уясняет его смысл. В славянском переводе Пандект Антиоха читаем: «Иже бо иметь совершенну любовь, то себе меньше творит». В славянском переводе Богословия Иоанна Дамаскина, сделанном Иоанном, экзархом Болгарским, встречается следующая фраза: «От святыя Марии и Богородицы Девы родися Св. Духом и человек совершенный от нея бысть». В «Повести временных лет» под 6479 годом читаем: «Хочу имети любовь

совершенну», Митрополит Никифор в своем послании к великому князю, Владимиру Мономаху, писал: «Христос бо не предал есть того, иже совершати тайну... опресноки, но хлебом совершенным и кислым». Из этих примеров ясно, что церковно-славянское слово «совершенный» соответствует нашему понятию истинный, настоящий, действительный. Итак, церковные правила знают соборы вообще или совещания и действительные соборы, обладающие церковной властью. Епископ, не имеющий епархии, не может сам даже по просьбе народа занять свободную кафедру и подлежит в противном случае «отвержению», если он сделал это без решения совершенного собора. (Антиох. Соб. 16). Епископ, не желающий идти в епархию, для которой он рукоположен, отлучается от церковного общения до тех пор, пока не исполнит своего долга или пока не постановит о нем решения совершенный собор. (Антиох. Соб. 17). Такое огромное значение придается только настоящему собору, обладающему полнотой церковной власти, т. е. полномочному. Какой же собор может считаться действительным, полномочным носителем церковной власти? Тоже 16-ое правило Антиохийского собора требует для того, чтобы собор был действительным, присутствие на нем митрополита области или «первого епископа». Таким образом, ясно, что важно не только собрание, но и присутствие на нем митрополита. Без этого условия самый собор не может почитаться действительным, обладающим силой и значением церковной власти. Из сопоставления этого правила с 34 Апостольским правилом ясно, какое огромное значение придается митрополиту области или первому епископу отдельного народа. И только он один может созвать действительный, полномочный собор. В этом состоит видимое единство поместной церкви; наличность главы епископов придает единство воли и целость всей церковной организации. Церковь, утратившая такое единство, не смогла бы поддержать в своей среде единомыслия, т. е. осуществить ее внутреннее призвание и в еще меньшей степени могла бы выполнить свою миссию в мире, которая так определенно сформулирована Спасителем: «Да уверует мир, что Ты Меня послал». Вот какое огромное значение имеет единство церкви. Поэтому всякие отщепенские группировки, как бы они не формулировали целесообразность своего отделения, они всегда неправы: из-за второстепенного, временного и преходящего они нарушают вечное начало — единство церкви, положенное в основу ее самим Основателем. Этот великий грех часто заставляет мятущиеся души отщепенцев искать подтверждения правильности своего поведения в видимом исполнении формы. Поэтому отщепенцы и раскольники всех времен стре-

мились и стремятся соблюсти видимость соборности, но почти всегда утрачивают церковное возглавление. Поэтому сама соборность приобретает характер случайный, лишенный основания в действиях главы епископов, а из организованного целого их объединения превращаются в хаос, тогда и самый собор перестает быть органом церковной власти, а делается «беззаконным скопищем».

Так одно и тоже учреждение при одних условиях является органом церковной власти, блюдущим и утверждающим единство данной церкви, а при других условиях превращается в орудие разделения и вражды. Утрата сути церковного устройства не может искупаться видимой правильностью формы.

Познакомившись в самых общих чертах с основами церковного строя, мы должны теперь перейти к рассмотрению конкретных фактов церковной смуты 1923 года. В предыдущей статье («Путь», №№14 и 15) мы уже констатировали тот факт, что живоцерковная смута к концу 1922 года пошла на убыль; во всяком случае, она к этому времени изжила свою поступательную силу и начала склоняться «долу». События 1923 года с еще большей очевидностью свидетельствуют об этом.

Живоцерковники в своем первом воззвании, еще до захвата церковного аппарата, заявили себя горячими сторонниками соборности и до принятия синодальных дел обратились к гражданской власти с просьбой о разрешении собрать церковный собор по неотложным церковным делам. Однако, в ближайшее время осуществить это им не удалось; да, по-видимому, они и сами не особенно торопились с этим после захвата власти. Первый живоцерковный собор собрался только 2-го мая 1923 года, т. е. почти через год после того, как живоцерковники захватили власть.

На собор явились только живоцерковники и их союзники, представители родственных им церковных группировок (СОДАЦ и Возрождения). Произошло это по целому ряду причин. Прежде всего мы знаем, что Патриарший Синод в полном соответствии с церковной практикой высказался против участия верных членов патриаршей церкви на этом соборе, как лже-соборе, собираемом помимо церковной власти захватчиками, полномочия которых, с церковной точки зрения, едва ли превышали значения архивариусов и делопроизводителей, да и то временных, которым Св. Патриархом, как мы видели, было поручено принять синодальные дела для передачи замес-

тителю. Однако, были случаи участия на избирательных собраниях членов патриаршей церкви. На некоторых из собраний они даже составляли большинство, но при том бесцеремонном отношении и насилии, с каким руководители вели эти собрания, было ясно, что на собор будут допущены только элементы желательные для тогдашних фактических руководителей церковного аппарата. Фильтр был необходим, так как живоцерковники ясно видели, что при сколько-нибудь объективном ведении дела они не смогут опереться на собор, они даже боялись голоса церкви. Подбор членов собора был вопросом их бытия, как организации; выпустить же из рук церковную власть во имя соборности было столь же неприемлемым для захватчиков, как и наложить на себя руки. Собор созывался не для того, чтобы сдать власть, а укрепить пошатнувшееся к этому времени положение руководителей «живой церкви». Естественно, что при таких условиях живоцерковный собор стал орудием соответствующих церковных группировок. Выбирая членов президиума уже на самом соборе, лица, предлагавшие тех или других кандидатов, всегда мотивировали свое предложение заслугами лица перед «живой церковью». Ясно, что это собрания ничем не отличалось от живоцерковного съезда.

Деятельность этого собора связана с выявлением отношения живоцерковников к находившемуся тогда в заключении Св. Патриарху Тихону. Политический подход к делу Патриарха Тихона ясен из самой постановки вопроса. На втором заседании, 3-го мая, был заслушан доклад А.И. Введенского, посвященный одновременно вопросам: о православной церкви, социальной революции, советской власти и Патриархе Тихоне. Организация русской церкви, как мы видели, не была чужда крупных недостатков, но и А.И. Введенский, готов на дореволюционную церковность возложить ответственность за промахи отдельных лиц. Подобная постановка вопроса может быть достойна только такого собрания, каким явился живоцерковный собор. Можно разно расценивать тот или другой государственный строй, но ставить знак равенства между христианством и социализмом не значит ли смешивать человеческое с божественным. После подобных утверждений оставалось только одно, что и выполнил соратник А. И. Введенского, Калиновский, сделавшись противорелигиозным агитатором. На такой шаг, однако, не решился докладчик. С исключительной злобой напал А. И. Введенский и на Поместный собор 1917-18 г. г., главным образом за восстановление патриаршества, но только в вопросе о Патриархе Тихоне злоба докладчика достигла своего наибольшего напряжения. Главное обвинение

А.И. Введенского сводилось к тому, что Патриарх непримиримый и активный враг советской власти. Для доказательства этого собраны все штрихи, а крупные факты противоположного характера (напр., указ Патриарха от сентября 1919 года) совершенно опущены. Речь А. И. Введенского — это не обвинительный акт и не речь прокурора, а самая беззастенчивая агитация против главы церкви. Выступал по этому вопросу и Красницкий. В заключение была оглашена резолюция: «епископского собора», происходившего под председательством живоцерковного митрополита Антонина. Из нескольких слов председателя этого собора, предпосланных им оглашению самой резолюции, ясно, что в основу резолюции были положены предложения председателя архиерейского совещания. Не постеснялся председатель в этот момент упомянуть о тех утеснениях, которые он лично претерпел от Патриарха. Можно ли после этого сомневаться, что на решение собора живоцерковных епископов оказала влияние нечеловеческая злоба председательствовавшего. А.И. Введенский и В.Д. Красницкий требуют лишения сана, — какого, они, правда, не договаривают, но так как речь идет о Патриархе, то можно предполагать, что патриаршего. Собор епископов постановил лишить Патpиapxa Тихона сана и звания патриарха. В резолюции общего собрания говорится о лишении сана и монашества и о возвращении в первобытное морское состояние, несмотря на то, что подобное предложение никем не было сделано. Кроме того, принимается особая резолюция, отменяющая патриаршество: «отныне церковь должна управляться соборно» (Вестник Синода, №7, стр. 76. 1928 г.). И это делается в то время, когда бывший епископ Антонин уже именуется Митрополитом Московским и всей Руси. Какая разница между Митрополитом Всея Руси и Патриархом — составляет неразгаданную тайну живоцерковников, если, конечно, этот титул не пустое название, не имеющее никакого отношения ко всея Руси.

Небезынтересно отметить некоторые подробности происшедшего голосования. Председатель собора, живоцерковный митрополит Петр, после оглашения резолюции спрашивает разрешения поставить ее на голосование. В это время послышался голос: «Разрешите слово». В протоколе отмечен только этот голос, но из дальнейшей реплики председателя ясно, что это лицо пыталось говорить с места, так как никому, кроме докладчиков, не было предоставлено право слова. Председатель, сославшись на регламент, что с места нельзя говорить, остановил оратора. Отметим еще одну нелишенную интереса деталь. После доклада А.И. Введенского раздались голоса, требовавшие перерыва, который, однако, не был дан

«до принятия резолюции», как равно и не последовало приглашения председательствующего высказаться по поводу заслушанных докладов. Результаты голосования получились следующие: один голос против резолюции, 5 голосов воздержались, остальные голосовали за резолюцию, однако, протокол не указывает их числа, как и вообще в протоколе нет указаний на число лиц, участвовавших в заседании. Сопоставляя все эти детали, легко понять, под каким прессом выжималась угодная для ВЦУ резолюция даже в среде отборных живоцерковников. Нужно ли после всего этого говорить о нарушении элементарных условий справедливости: не только не было допущено слово в защиту, но и сам обвиняемый не был спрошен по существу предъявленных обвинений. Игнорирование требований церковных канонов и элементарной справедливости само по себе свидетельствует о ничтожности решения, продиктованного исключительной злобой руководителей «живой церкви» против Св. Патриарха Тихона.

Итак, руководители «живой церкви» добились от рядовой массы участников живоцерковного собора желательного для них приговора по делу Св. Патриарха. Мы уже говорили, что сословные устремления белого клира явились движущей силой живоцерковного раскола. Теперь руководители решили пойти навстречу белому клиру, и вторым вопросом поставили вопрос о второбрачии священнослужителей. И этот вопрос встретил, хотя слабую, но все же оппозицию среди членов даже этого собрания. С докладом по этому вопросу выступил проф. прот. Н.Г. Попов (Вестник Синода № 8 (31) 1928 г). Доклад этот, полный казуистики произвел удручающее впечатление. Первый оппонент, протоиерей Иоаннов, сразу поставил вопрос на определенно принципиальную позицию. Два случая, второбрачия духовенства в Византии, приведенные докладчиком скорее опровергали, чем подтверждали основную мысль доклада. Вдовство священнослужителя, хотя и тяжкая вещь, но, как заявил оппонент, должно быть лечимо другим способом. Неудачный второй брак был еще большим несчастьем для детей священника и для него самого. Разрешение священнослужителям вступать во второй брак не исключало совершенно вдовства. Большинство собора, однако, ясно было на стороне второбрачия. На голосовании было поставлено два вопроса: 1) разрешить второбрачие священнослужителям с благословенья епископской власти, 2) допустить к священнослужению тех, кто оставил его лишь вследствие вступления во второй брак. За резолюцию голосовало большинство, — какое, не указано в протоколе. Против голосовало 16, и 7 воздержалось, т. е. были тоже против резолюции; следователь-

но, всего было против резолюции - 23 человека. Для такого собрания уже и эта цифра довольно знаменательна. После голосования председательствующий начинает оглашать поправку епископского совещания. Произошел общий переполох и поднялся невероятный шум. С места кричат: «это дело собора, а не епископского совещания». Председатель некоторое время безуспешно пытается водворить тишину, и только заявление его, что поправка касается только епископов, водворяет некоторое спокойствие. Священнослужители, получившие только что компенсацию за резолюцию, принятую по делу Святейшего Патриарха, очевидно испугались, что епископское совещание хочет своей поправкой ограничить бесстыдно полученное вознаграждение. После некоторого успокоения председатель разъяснил, что второбрачие разрешается священнослужителям, кроме епископов. Мотивируется эта последняя поправка «серьезностью условий, в которых находится обновленческое движение». В защиту этой поправки выступил прот. А. И. Боярский, который мотивировал свое предложение просьбой «не навязывать епископам того, что они не хотят». Члены собора, уяснивши себе, что эта поправка не касается большинства, облегченно вздохнули и голосовали за поправку. Только 14 человек выдержали принципиальную точку зрения о возможности второбрачия для всего клира. Это еще больше подчеркнуло непринципиальность постановки этого вопроса, как он решался на живоцерковном соборе. Епископам не было дано этого права только потому, что они не хотят этого; следовательно, большинство белого клира получило разрешение на второбрачие, так как это соответствовало его желанию, я бы сказал, социальным устремлениям его, не удовлетворить который не могли руководители только что вырвавшие у большинства членов того же собрания беззаконное осуждение Патриарха. Это социальное устремление по тактическим соображениям было трудно приемлемым в данный момент как и второбрачие епископов. К этому нужно присоединить, что «собор» одобрил и введение брачного епископата. Строя все свое благополучиe на сочувствии белого клира, живоцерковники не могли не посчитаться с его устремлениями.

Следующим моментом в деятельности живоцерковного собора должно быть отмечено создание нового органа управления. В.Ц.У. заменялось Высшим Церковным Советом. Живоцерковники поняли, с какой неприязнью относилась масса верующих в ВЦУ. Это и послужило основанием для создания Высшего Церковного Совета. Этот орган был составлен на коалиционных началах, т. е. в нем были представлены три обновленческие группы, сообразно их значению

на соборе: «Живая церковь» получила 10 мест «Союз древне-апостольских церквей» — 6, и «Возрождение» — 2. Это до известной степени согласуется с составом живоцерковного собора, как он был указан в «Известиях». Беспартийная группа членов собора (45 человек) в порядке работы примкнула, по-видимому, к группе Возрождения, и тем дала возможность этой группе провести двух представителей в Совет, тогда как сама группа по своему составу (10 человек) едва ли могла претендовать и на одно место. Таким образом «Живая церковь» сохранила за собой руководящую роль, ей принадлежало 10 мест из 18. «Союз древне-апостольских церквей» считался более радикальной группой, чем сама «Живая церковь», а союз Возрождения был более умеренным. (Титлинов, Новая Церковь, стр. 25, Примечание). Отсюда ясно, что направление дел живоцерковного собора 1923 года определялось более радикальными течениями внутри этого движения.

Собор 1923 года должен был, как мы уже сказали, восстановить пошатнувшееся к этому времени положение «живой церкви». На самом соборе прямо говорили о «тяжелом положении», о «серьезности положения обновленческого движения». Полоса массовых возвращений в старую церковную организацию прошла еще в конце 1922 года, и это движение не прекращалось за все время вплоть до открытия живоцерковного собора 1923 г.

Деятельность его убедила даже представителей гражданской власти, что все это движение уже не что иное, как «палое и зяблое дерево». В начале мая состоялся живоцерковный собор, а в средине этого месяца уже пошли слухи о предстоящем освобождении Патриарха. 25 июня состоялось определение распорядительного заседания Верховного Суда об освобождении Патриарха Тихона. 26-го июня он уже был на свободе, 28-го июня обратился с посланием «к архипастырям, пастырям и пасомым православной церкви». Это первое послание имело огромное значение. Св. Патриарх Тихон в нем прежде всего касается живоцерковного суда над собою. Св. Патриарх заявляет, что он не признал предъявленного ему приговора живоцерковного собора по двум основаниям: 1) формально — Патриарх не был позван на суд и даже не был извещен об этом суде, поэтому и самый приговор не может иметь силы; 2) по существу—обвинение в политической контр-революции неосновательно: с 1919 года Патриарх дал определенные указания о невмешательстве церкви в политику. «Конечно, я не выдавал себя, — говорится в патриаршем послании, — за такого поклонника советской власти, какими объявляют себя церковные обновленцы». Но однако, когда ему стали извест-

ны постановления Карловацкого собора, то он склонился к мнению меньшинства. После Обращения Карловацкого ВЦУ к Генуэзской Конференции, Патриарх закрыл самое Карловацкое церковное управление, возникшее помимо него с благословения Константинопольского Патриарха. «Отсюда видно, что я, как пишет Патриарх, — уж не такой враг советской власти и не такой контрреволюционер, каким меня представляет собор». Указав на случайный и даже противоканонический состав собора в отношении к архиереям, которым принадлежат судебные функции, а именно, — из 67 живоцерковных епископов только 10 или 15 являлись архиереями старого посвящения, остальные беззаконно поставлены уже обновленцами. Переходя к вопросу о будущем направлении церковной политики, Патриарх заявляет: «Отныне я определенно заявляю всем тем кто будет пытаться восстановить его против советской власти, что их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило». Это послание Святейшего воспроизводить в значительной степени его показания, сделанные им во время заключения, и заявление, появившееся в связи с ходатайством об освобождении.

Живоцерковники особенно настаивали на том, что Патpиaрx и его церковная организация контрреволюционны, что они в своей деятельности инспирируются контрреволюционерами из числа карловацких деятелей и, следовательно, опасны для существующей власти, как таковой. Святейший Патриарх, как мы знаем, давно занял лояльную позицию по отношению к советской власти, теперь же ему пришлось более детально формулировать свое отношение под влиянием тех обвинений, которые были ему предъявлены гражданской властью, поддерживались живоцерковниками и вызваны были безрассудным политиканством Карловацкого собрания 1921 года и Карловацкого ВЦУ. Заявления, сделанные на следствии, обязывали главу русских епископов повторить их и открыто, и это было сделано Св. Патриархом с величайшим мужеством с единственной целью достигнуть возможного блага для церкви. Положение последней в это время, несмотря на провал живоцерковников в крупных городских центрах, было ужасно. Святейший Патриарх 26 июня был освобожден, а 28-го уже выпустил свое первое послание, отвечавшее на мучительный для многих верующих вопрос об осуждении его живоцерковным собором. С 26-го июля Св. Патриарх вступил фактически в управление русской церковью.

В зарубежных кругах карловацкого уклона очень часто подчеркивается, что Св. Патриарх после его освобождения

взял в свои руки управление церковью с согласия православного епископата, как сказано в его послании к Сербскому Патpиарху. Я боюсь, что этому выражению придается какое-то церковно-правовое значение. Если это так, то нужно сказать, что дело обстояло совершенно иначе. То, что Св. Патpиapx скромно называет согласием епископата, на самом деле был «многоболезненный вопль» всех верных чад церкви, в том числе и епископов. Это было не основание для восприятия власти, а самый сильный мотив для этого. Не церковно-правовое значение имело это согласие, а стало моральным побуждением к немедленному вступлению в дела управления, так как фактически никакого центрального Патриаршего управления в это время не существовало. Святейшему с первых же шагов пришлось все создавать снова. Дела и помещения были захвачены живоцерковниками, не было налицо епископов, членов последнего состава Священного Синода. Тем не менее, Святейший 15-го июля имел уже возможность обратиться с новым посланием к церкви. В этом послании раскрывается захватный характер присвоения «живой церковью» церковной власти и церковного аппарата. Смутные и противоречивые слухи, ходившее в это время в России о событиях, имевших место в мае 1922 года, получили в этом послании определенное разъяснение. Послание подчеркивает безблагодатность живоцерковного клира и предупреждает мирян от участия в их грехе, входя в молитвенное общение с безблагодатными епископами и священниками. Каково должно было быть настроение Донского узника, когда он оставался в заключении и сознавал всю тяжесть ответственности, которая лежала на нем, за этих совращенных и несознательно отпавших миллионах людей, из этих миллионов тысячи, а может быть и десятки тысяч были принуждены обращаться за требами к отщепенцам. При таких обстоятельствах только один Патриарх мог вывести церковь из этого ужасного положения, не потому, что усиливалась «живая церковь», а потому, что патриаршая церковная организация была совершенно разрушена, а также прекратилась и «каноническая преемственность церковной власти»: митрополит Агафангел, как мы знаем, был арестован, а заместителя себе не оставил. Освобождение Св. Патриарха сразу разрешало все эти вопросы. Св. Патриарх возвращался к управлению не в силу согласия епископов, а под влиянием вопля всей церкви, который прорывался к нему и через массивные стены его заключения.

«Вместе с тем мы призываем всех епископов и иepeев и верных чад церкви, которые в сознании своего долга мужественно стояли за Богоустановленный порядок церков-

ной жизни, и просим их оказать нам содействие в деле умиротворения церкви... Тех же, которые волею или неволею, или неведением поползнулись в настоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасительное лоно Единой Вселенской Церкви». Так заканчивалось второе послание Святейшего Патриарха. Какая разница в отношении живоцерковников к патриарху, с одной стороны, — и Патриарха к ушедшим в «живую церковь», — с другой.

Освобождение Св. Патриарха было встречено верными как избавление. В Москве и других крупных центрах как бы вторично справляли в этом году Пасху, — такая была радость. Патриаршее служение, служение верных Патриарху, епископов сопровождалось огромным стечением народа и таким духовным подъемом, который был величайшим утешением и ободрением для верных, исстрадавшихся за год заключения Патриарха.

Живоцерковники были потрясены в самых своих основаниях. Многие из епископов, совершив грех отпадения, принесли «достойные плоды покаяния», были любовно приняты в церковное общение Святейшим и восстановлены во всех своих правах. В числе первых из покаявшихся был и Митрополит Сергий, занимавший тогда Владимирскую кафедру. В это время русская церковь изобиловала исповедниками, а теперь в ее среде появились и великие в своем покаянии сыны, без всяких условий и сговоров принесшие это покаяние. Священнослужители в значительном числе стали возвращаться в патриаршую церковь.

Не мог бесследно пройти факт освобождения патриарха и для живоцерковной организации в целом. Под давлением всех этих обстоятельств живоцерковники созвали свой съезд в августе месяце этого года. Этот съезд произвел внутренний переворот в самой «живой церкви». Был ликвидирован Церковный Совет и на его место создан новый орган — Священный Синод. Сама церковная организация присвоила себе новое наименование: Православной Российской Церкви. Радикальные решения собора 1923 года были приостановлены в их исполнении «по тактическим соображениям». Живоцерковство заменялось обновленчеством. Радикальные элементы отошли на второй план или изменили своему радикализму и руководство оказалось в руках болee умеренных элементов, располагавших как мы видели, на майском соборе ничтожным количеством голосов. Если живоцерковный переворот 1922 года проф. Титлинов считает церковной рево-

люцией, то перемены, произведенные августовским съездом 1923 г., с гораздо большим основанием могут быть названы внутренней обновленческой контрреволюцией.

Самой важной задачей являлось восстановление церковной организации патриаршей церкви, как мы знаем, к моменту освобождения Св. Патриарха уже не существовавшей. Придавая огромное значение церковному единомыслию Св. Патриарх уже в июле 1923 года собрал совещание верных епископов. Это совещание признало обновленцев раскольниками и, в связи с выраженным Патриархом желанием удалиться от дел, обратилось к Святейшему Тихону с просьбой «быть кормчим до того момента, когда Господу Богу угодно будет даровать мир церкви голосом Всероссийского Поместного Собора». Единодушие среди русского епископата послужило прочным фундаментом для дальнейшей организационной работы. Тогда же волею Св. Патриарха был создан Патриарший Синод, который между прочим особым распоряжением 10-го ноября 1923 года вновь подтвердил указ о закрытии Карловацкого церковного управления.

II.

1923-й год в жизни зарубежных церковных кругов был связан с деятельностью второго совещания епископов-беженцев в Карловцах. Мы уже видели, что совещание 1922 года не выполнило Патриаршего указа, и даже заронило искру церковного переворота, поднявши вопрос о присвоении себе церковной власти. Доведя дело до закрытия высшего церковного управления в России и заключения Св. Патриарха, Карловацкое совещание решило не закрываться с целью «сохранения преемства церковной власти», которая никогда и никем не была сообщена Карловацкому ВЦУ. В 1922 году был создан Временный Синод, так как в случае освобождения Св. Патриapxa предполагалось исполнить его указ в целом. Во второй половине мая 1923 года, т. е. всего через 8,5 месяцев после совещания 1922 года, было созвано второе совещание епископов, которому усвоили наименование собора. На это совещание явились все те же 12 епископов-беженцев, уже давно уволенных высшей церковной властью с их кафедр и в этот момент не имевших никаких служебно-правительственных полномочий, за исключением Митрополита Евлогия, поставленного Св. Патриархом во главе управления русскими церквами в Западной Европе. Главными вопросами, подлежащими рассмотрению этого совещания, были: 1) вопрос об орга-

низации высшей русской заграничной церковной власти, 2) об архиерейском соборе, 3) о синоде в Карловцах, и 4) об автономии Западно-Европейского Митрополичьего округа.

Переходя к рассмотрению существа принятых решений по первому вопросу, нужно отметить, что под этим вопросом подразумевалось рассмотрение мнений некоторых преосвященных и мирян о необходимости «присвоения Архиерейскому Синоду Русской Православной Церкви заграницей функций всероссийской церковной власти» до освобождения Св. Патриарха. Итак, мысль, вскользь брошенная в 1922 г., на совещании 1923 года стала центральным пунктом суждения всего совещания. Инициатива в этом отношении принадлежала не только преосвященным, но и мирянам. Имена ни тех, ни других не указаны в протоколе. Что касается мирян, то легко догадаться, какой группой продиктованы эти предложения. С ликвидацией Церковного Совета в Карловцах, созданного собранием 1921 года, группа крайних правых лишилась своего избранного представительства в Карловацком церковном управлении и с тем большей настойчивостью готова была диктовать свою волю руководителям церковной жизни за рубежом. Эти епископы и миряне не учли всех обстоятельств дела и, форсируя события, не встретили сочувствия в такой открытой постановке вопроса этого. Было принято решение, что ни отдельные заграничные иерархи, ни собор их не представляют собою власти, которой принадлежали бы права «коими во всей полноте обладает всероссийская церковь в лице ее законной иерархии». Pyccкиe приходы и храмы были признаны неразрывной частью Московского Патриархата, возглавляемого Св. Тихоном. Простодушный читатель, а может быть, и участник совещания, настроенный несогласно с обсуждавшимися мнениями преосвященных и мирян, предположил, что здравый смысл и церковная дисциплина восторжествовали на этом совещании. Дело обстояло далеко не так.

Как только перешли к обсуждению конкретных вопросов, то тотчас же и совершенно отступили от принятых ранее теоретических решений. Под заголовком вторым встречаем уже постановление, которое существенно противоречит только что указанным решениям. Во первых, оказалось, что существует заграничная православная русская церковь, а не неразрывная часть русской церкви. Поэтому съезд создает высший орган управления в виде собора епископов, и собору заграничных иерархов присваивается значение церковной власти, что, конечно, тоже находится в полном противоречии с только что принятым решением. Что собору действительно усвояется власть, видно из следующего: он замещает ва-

кантные кафедры и судить епископов, т.е. наделяется функциями высшей власти, какая только существует в церкви. Bедению этого собора передаются вопросы вepo- и нравоучения. Невольно возникает сомнение, осталось ли что либо на долю всероссийской церковной власти? Нам кажется, что функция этой власти полностью перенесены на Карловацкий собор.

Если к этому присоединить постановление, значащееся под пунктом третьим и предоставляющее Синоду в гор. Карловцах право вести сношения от лица русской заграничной церкви с автокефальными церквами, а также с иностранными государствами, то можно сказать, что в дальнейшем существовании Всероссийской церковной власти более не встречалось никакой нужды.

Итак, преосвященные и миряне, вошедшие в собор с мнениями, которые казались отвергнутыми при обсуждении пункта 1-го, могли себя теперь чувствовать вполне удовлетворенными. Было ли согласие Всероссийской церкви и ее представителя на отделение заграничных приходов? Было ли согласие главы русских епископов на постановку подобных вопросов и принятие столь важных решений заграничными епископами-беженцами? Все это вопросы без положительного ответа на которые никакие решения, принятые на этом совещании, не имеют церковно-правового значения.

Если к этому еще присоединить, что Западно-Европейскому Митрополичьему округу была предоставлена, хотя и куцая, автономия, то ясно, что Карловацкому собору усвоялись автокефальные права. Только этого страшного слова не хотели произнести и, очевидно, тоже по тактическим соображениям. Можно подумать, что о существовании патриаршего указа о закрытии Карловацкого ВЦУ на совещании забыли, и без всяких оговорок создавали новые органы, с властью, может быть, большей, чем само карловацкое ВЦУ. Если принять во внимание, что всем русским епархиям и епископам с соответствующей властью еще Св. Патриархом, а затем его заместителем, Митрополитом Агафангелом, была дана полная автономия, то нельзя не признать, что Карловацкое совещание урезало права Митрополита Евлогия, следовательно, оно считало себя, если не выше, то по крайней мере равным Св. Патриарху и его заместителю.

Все происшедшее на этом совещании подтверждает, что углубление церковной смуты за рубежом продолжалось. Чем же однако объясняется столь противоречивое решение этого совещания? Объяснения этого нужно искать в наличии той трещины в церковной зарубежной среде, начало которой было положено, как мы знаем, еще на собрании 1921 года. Одна

часть совещания отстояла принципиально правильную точку зрения при обсуждении первого вопроса повестки, другая часть в вопросах конкретных провела свои мнения. Обе стороны если не были удовлетворены работами совещания, то считали, что пока «плохой мир лучше доброй ссоры» и что все с течением времени образуется. Нужно ли говорить, что сохранение мира путем нарушения воли высшей церковной власти и в будущем не сулило прочного мира за рубежом. Все эти решения должны были быть представлены всероссийской церковной власти. На это очень легко пошли, так как обстоятельства, имевшие место в России в этот момент, исключали возможность рассмотрения подобных вопросов и ответа на них: Св. Патриарх находился в заключении. Патриаршего Высшего Церковного Управления вообще не существовало. Действия новых учреждений вводились явочным порядком и сейчас же.

Едва закончило свою работу Карловацкое совещание, Святейший получил свободу. В первое время неотложные вопросы церковной жизни в Москве и в России отвлекали внимание Св. Патриарха от зарубежных церковных дел, но уже в ноябрь месяце 1923 года, как мы знаем теперь, особым указом Патриаршего Синода было вновь подтверждено распоряжение о закрытии Карловацкого управления. Самочиние было отличительной чертой деятельности архиерейского совещания 1923 года и создания им органом управления. Все это вело к дальнейшему развитию церковной смуты за рубежом.

***

Итак, при рассмотрении событий 1923 года мы констатировали наличность глубокого кризиса в среде «живой церкви», тогда как зарубежная церковная смута, хотя и медленно, но продолжала развиваться. 1923-й год можно назвать годом соборов, т. е. совещаний всех церковных течений. Верные Патриаршей церкви епископы собрались совместно с Патриархом в июле месяце этого года и скромно назвали это собрание совещанием, лишь выразив надежду, что при более благоприятных обстоятельствах соберется и Поместный Собор.

Живоцерковники и Карловацкие церковники заявили себя горячими сторонниками соборности. В связи с этим живоцерковниками был созван свой собор в мае 1923 года. Ко второй половине мая и началу июня относится деятельность собора в Карловцах. Мы уже видели, что древнерусское (церковнославянское) слово «собор» не имеет строго-определенного значения, поэтому все это собрания могут в известном смысле быть названы соборами, т. е. съездами, совещаниями, собраниями.

He в этом, однако, смысле употребляют этот термин живоцерковники и карловацкие деятели. Они склонны своим совещанием придавать значение полномочного органа церковной власти, т. е. считать их по древнерусской терминологии совершенными соборами.

В этом отношении те и другие одинаково неправы. Основным условием для того, чтобы церковное собрание получило церковно-правительственное значение, нужно, чтобы на нем присутствовал «первый епископ»; по крайней мере, необходимо, чтобы собрание было созвано им, и план работ им был одобрен, так как каждый отдельный епископ, каким бы он ни был по счету, — вторым, третьим или десятым, — без рассуждения «первого епископа» не может принимать никаких решений, выходящих за пределы его епархиальной власти. Нужно ли говорить, что вопросы, обсуждавшиеся на живоцерковном соборе 1923 года и на Карловацком съезде выходили за пределы полномочий отдельных архиереев. При этом значительное число епископов, участников этих coвещаний, в это время не имели никаких церковно-правительственных полномочий, или потому, что были уволены Св. Патриархом на покой (Карловацкие епископы), или потому, что вообще не имели кафедр, будучи только викариями (часть карловацких и живоцерковных епископов), или даже были рукоположены помимо главы русских епископов (живоцерковники), без утверждения которого не может быть поставлен ни один русский епископ.

Все это лишало и живоцерковный, и Карловацкий соборы понятия действительных соборов, полномочных органов церковной власти, а, следовательно, поскольку к ним может быть приложимо название собора, оно обозначает не более, как совещание, съезд и т. д. Это понимали и сами живоцерковцы, когда их августовский съезд приостановил и изменил решение их майского собора, т. е. они усваивали одинаковое значение собору, имевшему место в мае, и своему съезду, бывшему в августе. Было время, когда и зарубежные apxиереи вполне отчетливо сознавали это, когда они церковному съезду, сыгравшему столь трагическую роль в жизни русской церкви, усваивали название церковного собрания.

Всего более к понятию «совершенного собора» подходило совещание епископов при Патриархе. На этом совещании присутствовал сам глава русских епископов, он созвал это совещание, число участников этого совещания в несколько раз превышало число членов Карловацкого собора, все они были канонически правильного рукоположения; и только потому, что не все епархии могли быть представлены на этом совещании

своими правящими епископами, участники этого собрания именуют его совещанием. Независимо от названия оно имело огромное значение в деле организации верных и констатировало единомыслие верного епископата в Poccии.

Ничего подобного не было ни на Карловацком совещании, ни на живоцерковных собраниях. Созванные помимо воли «первого епископа» Карловацкое и живоцерковное совещания внесли новые моменты разъединения в русскую церковную среду и, что особенно замечательно, каждое из этих совещаний внесло дальнейшее разделение даже в ту ограниченную группу, собранием которой оно являлось.

Допустив ничтожное, как казалось руководителям, отступление от церковного порядка, они неожиданно для себя оказались вне завета самого Основателя церкви, завещавшего Своим последователям единение. Так тесно связаны между собою соблюдение установленного строя церкви и служение основной задаче существования церкви на земле. Поэтому блюдениe правильности церковного строя есть первостепенная задача для всего церковного общества, и в этом отношении никакие мотивы временной целесообразности не должны иметь значения.

И. Стратонов.

23. III. 1929.

Берлин.

Страница сгенерирована за 0.02 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино