13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Автор:Беленсон Елизавета
Беленсон Е. Тайный Христос у евреев. Журнал "Путь" № 13
Дух религиозности в еврейском народе не угас, но спит. Больная душа этого народа в изгнании живет ожиданием чудесного нисшествия Ангела Господня, возмущающего воду. По временам, чтобы душа эта не заснула сном смерти, Господь зажигает ее жгучей мечтой мессианской, и посылает ей вестников своих.
Последней по времени вспышкой религиозной жизни евреев был хассидизм, возникший на Волыни и в Польше к концу 18 в., когда столько раз уже обманутые ожиданием земного царствия Мессии, евреи готовы были впасть в безразличие отчаянья. Тогда Господь, в продолжении веков не раз проходивший вплотную мимо Своего избранного народа и всегда находивший их, как слепых детей, обращенными спиной к Себе, но страстно желающими Его, — воздвиг из их среды великого Баалшема, и он, основатель хассидизма, впервые очистил еврейское учение о Мессии, запутанное в мелком юридизме мертвой буквы. Рамки беглого очерка не вмещают характеристики этой замечательной личности и других выдающихся представителей хассидского движения. Источник истинной хассидской религиозности теперь уже иссяк, хотя еще существуют хассиды.
«Хассида» по-древнееврейски означает: журавль, праведная, любящая... Но птица эта считается нечистой, оттого что заботится она только о своих! Дело любви умаляется узким ограничением национальности. Таким сознанием дышат слова одного из хассидских учителей: — как можете вы называть меня вождем моей поры, когда любовь к своим, к семени моему, во мне сильнее, нежели любовь ко всем сынам человеческим!
Но видимый хассидизм имел свою прикровенную сторону. Существовали тайные цаддики (святые), обычно скрывавшиеся под видом нищих и рабочих, и влияние которых, надо полагать, простиралось далеко за пределы их народности.
Хассидское предание содержит в себе намеки на попытки
87
прорыва за стены национального. Так об одном из манидов (проповедников), обладавших высокими дарами духовными, говорится, что к нему стекались издалека, как евреи, так и крестьяне и знатные. Сверхъестественной силой его молитвы объясняют хассиды поражение Наполеона и плачевный для него исход похода.
О другом праведнике рассказывается, что в союзе с двумя вождями хассидизма, он все силы свои вложил в титаническую попытку обратить наполеоновские войны в последнее, решительное сражение «Гога и Магога», дабы ускорить «конец».
Все три заплатили за это своей жизнью.
Тут значение и роль хассидского праведника вырастает далеко за пределы узко-национального.
Впрочем, большинство хассидов отвергало подобное магическое вмешательство в провиденциальные судьбы миpa и стремилось к искусственному и опасному упреждению сроков.
Хассидизм не имеет строгой системы и не создает нового вероучения. Он опирается на старые традиции закона и каббалы, но борется с мертвой буквой и формализмом застывшей веры. Это религиозный прорыв внутреннего духа еврейства, временная победа его над внешним, официальным духом.
Хассидские учителя осуществляют строгое требование — не возвещать истину, а быть ею. Вся жизнь, по их учению, должна являть собою истинность веры.
Хассидские учителя — это еврейские старцы, в своеобразном преломлении.
Не сан и не ученость завоевывают им звание народных водителей, а непосредственное влияние их духовной личности. Не дожидаясь признания их официальной властью, народ, по неизъяснимому благоуханью благодатных даров, определяет и утверждает их в святости. Подобно русским старцам, еврейские цаддики, разбивая кору религиозного формализма, весь склад своей жизни и своего учения черпают из живой целостности не разъединенного с плотью духа. Деятельность их происходит в миpy и посвящена народу, прибегающему к ним за помощью духовной и исцелением. Они любят и знают свой народ, умеют говорить с ним на понятном ему языке, и вникают во все подробности его житейского быта. И они принимают исповедь, как добровольное раскрытие души, разрешают от грехов и налагают покаяние. Вокруг них группируется более тесная община учеников и исследователей. Некоторые из них перед смертью назначают себе преемников и заместителей. Это
88
«власть имущие», вдохновенные и мудрые, пылающие любовью к Богу и к людям наставники, — светильники, зажженные Творцом миру, чтобы светили и грели. И это те израильтяне, про которых сказано, что они «в отношении к избранию возлюбленные Божии ради отцов» (Посл. к Римл. XI-28).
Но они не монахи и не аскеты. Продолжая традицию святых патриархов, они женятся, производят на свет детей, участвуют в жизни мирян, пьют и едят вместе с ними. Их миросозерцание, в противовес перенапряженной аскезе каббалистической поры, подчеркнуто утверждает жизнь во всех ее проявлениях. Но, утверждая земную плоть, они освящают и облагораживают ее. Для хассида брак — таинство; питание, дыхание, сон — все является орудием особого служения. Все природные силы и даже самые низменные инстинкты могут быть возвышены и преображены искупающей любовью.
Такое мироощущение и такая установка хассидизма близко соприкасается с духом русской религиозности. Противники хассидов — митнагды называют их «почти христианами»!
И правда, учение хассидов как бы пронизано светом Христовой истины. Но вряд ли можно предположить тут непосредственное влияние. Вернее, это самобытное и благодатное раскрытие ветхозаветного религиозного духа.
Хассидизм учит о Торе: — Не только черные буквы, но и белые пространства между ними означают учение, с той только разницей, что их мы не умеем прочесть. Но настанет время и Господь раскроет белую сокровенность Торы.
«Белые пространства» между строк это и есть сокровенные лучи Христовы в хассидизме!
Центральная идея хассидского учения — это необходимость духовного перерождения (духовного пришествия Мессии, царствия Божьего внутри нас!) это призыв к преображению миpa, к освящению всего земного, к раскрытию божественного прообраза, заложенного во всем и во вся. Вот главное задание хассидской праведности. Ощутить живую душу во всех сферах бытия, суметь пробудить и выневолить ее из уз материи, — вот направленность хассидской любви.
Путь к Богу — молитва и деятельная, творческая любовь. Любовь первое и последнее слово в устах хассидского цаддика. Их было много, и все они, отличаясь разными дарами, по-разному и служили: кто молитвой, кто мудростью, кто сердцем. Но для всех молитва была любовью, любовь мудростью, а мудрость исходила из озаренного любовью сердца.
Хассидизм учит, что смирение не может и не должно быть велением, «заповедью», иначе оно легко приводит к
89
лжесмирению и гордыне. Искреннее смирение является естественным результатом истинного богопознания и устремленности к горнему миpy. Перед лицом Всевышнего спадают лживые одежды гордости и жалкого тщеславия, в которые облекалась душа. Есть две истины, за которые следует держаться: «Ради Меня был создан мир» и «я прах и тлен»!
Молитва должна быть свободна от балласта личных нужд и желаний, отъединяющих душу от божественного бытия. Отрешившись от индивидуальных различий и победив в себе многообразие, мы достигаем простоты единства с Первоисточником, и не стремимся уже больше ни к чему, кроме окончательного слияния с волей Божией. «Я стою перед Тобой, как мальчик на побегушках, и жду, куда Ты пошлешь меня» (молитва одного цаддика)...
Чем выше поднимается человек на пути духовном, тем значительнее посылаемые ему испытания, тем ответственнее предстоящие ему задачи. Духовное дерзновение к стяжанию царствия небесного внутри нас, пламенная молитва, освобождающая от тяжести материи и прилепляющая к Богу, любовь к ближнему и милосердие ко всей твари земной — вот основные, постоянно возвращающиеся темы в хассидском учении.
Проникновенное богопознавание — теософия в подлинном древнем смысле этого слова, в хассидизме соединяется с отрешенностью пламенного подвижничества души, ревнующей о Боге.
Слова хассидских учителей звучат возвышенно и торжественно, и в то же время полны необычайной простоты и сдержанности. Они чужды экзальтации, но в них живет глубинная экстатичность мистической погруженности. Эта погруженность в сферы божественного не порывает связи с видимым реальным миром, а наоборот, из земной жизни дня хассидский праведник черпает силу и содержание для выполнения своего каждодневного ответственного дела любви. Таким образом, цаддик является тем редчайшим соединением мистической проникновенности и практического служения, на которое христианство указывает, как на идеал.
Своеобразная особенность хассидского праведника в его внутренней свободе, — той свободе, что со времен Христовых не переставала беспокоить и возмущать фарисеев и законников всего миpa! Дух этой свободы велит исцелять и в субботу, и разрешает принимать участие в трапезе грешника. Он же заставляет иногда хассида пропустить положенный час молитвы, в ожидании нисшествия благодати. Свобода души, покоящейся в лоне любящего Отца, подчас разряжается экста-
90
тически в молитвенной пляске... так некогда перед ковчегом завета плясал царь Давид!
Для духовного, внутреннего человека не существует иного критерия, кроме любви, освящающей все. Поступок хорош, богоугоден, когда следствием его является умножение любви в человеке, и не хорош, греховен, когда он вызывает оскудение, охлаждение любви.
В своем учении о любви хассидизм поднимается на высочайшие вершины, доступные человеку. — Кто не хочет высосать гной из раны больного ребенка, тот не дорос еще до половины человеческой любви! — Молитесь о благополучии врагов ваших.
Существует хассидский рассказ о том, как русский мужичек научил любви цаддика. Дело происходило в трактире. Один мужик (вино уже развеселило его сердце!) спрашивает другого: «Любишь ли ты меня?» «Очень люблю», — отвечает тот... «Вот ты говоришь, что любишь меня, а знаешь ли, чего мне недостает? Когда бы ты любил меня, то знал бы, в чем нужда моя».
Любить — значит нести тяготу другого и ощущать ее как свою.
Хассидские учителя обладали великой властью над сердцами людей. По слову учителя, от одного его присутствия, загорался пожар в душе; под взором его, таял лед и ручьями струились слезы, ученики оставляли все и шли за ним.
Хассидизм осуждает уныние и призывает к радости. Снаряжаясь в бой с одолевающим врагом, трубит в трубы! — Если, достигнув известной высоты, упадете снова в бездну, не отчаивайтесь: снова поднимите ярмо царствия небесного и заново начинайте борьбу!
Покаявшись, надо отвернуться от зла. Бесплодно и вредно постоянно размышлять о грехах своих, — если делал прежде злые дела, начни делать добрые. Забудь о себе и помышляй о миpe.
Величайшая вина человека не в том, что он согрешил, — соблазн велик, а плоть немощна, — но в том, что, согрешив, он имел возможность обратиться и не обратился! — Обратиться значит принести жизнь свою в жертву. Вся жизнь хассида жертвенное служение. В напряженной жертвенности духа пафос этой жизни.
Если дозволено уподобить светлое обличие русских старцев — благостному сиянию звездных лампад перед иконой Богородицы, или кроткому утру над бледной гладью север-
91
ных озер, — то хассидские праведники — пылающие факелы и пламенные зори на трагическом небе еврейской ночи...
Не случайна и полна внутреннего смысла связь русского народа с еврейским, проживающим на русской земле. Тут не только связанность исторических судеб, но и более прикровенная связанность судеб духовных. Ничто не мешает нам предположить некое таинственное и духовное общение на незримом плане бытия между русскими и еврейскими старцами. Communio sanctorum не знает человеческих преград и разделений. Церковь Невидимая, торжествуя, объемлет собой всех сынов Божиих, каково бы ни было имя их на земле.
Елизавета Беленсон.
92
Страница сгенерирована за 0.02 секунд !© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.