Зеньковский В., прот. Дело об обвинении о. Сергия Булгакова в ереси

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Прот. Василий ЗЕНЬКОВСКИЙ

ДЕЛО ОБ ОБВИНЕНИИ О. СЕРГИЯ БУЛГАКОВА В ЕРЕСИ
(глава из неизданных воспоминаний)

1.

Еще у Владимира Соловьева было учение о Софии, которое смущало церковные круги. Однако эти круги особой реакции на учение Соловьева не проявляли, не придавая очевидно большого значения учению Соловьева. К сожалению, несколько расплывчатые идеи Вл. Соловьева о Софии нашли большой отзвук среди русских поэтов XX века — и прежде всего у А. Блока, отчасти Вяч. Иванова и др. История этих блужданий, часто имевших весьма двусмысленный характер, еще не написана (см. книгу К. В. Мочульского о Блоке, разные книги Андрея Белого, особенно его воспоминания в книге «Эпопея» и т. д. ). Новый характер получило учение Вл. Соловьева у о. Павла Флоренского в его книге, получившей широкую известность, «Столп и Утверждение Истины». Надо тут же отметить, что книга эта была представлена в Московскую Духовную Академию для получения степени магистра, но в тексте, представленном в Академию, не было четырех последних глав. Однако, в новом издании эти главы, в которых как раз и находится учение Флоренского о Софии, были уже напечатаны.

Мне незачем здесь излагать учение Флоренского, которое никогда не подвергалось обсуждению, — я упомянул о Флоренском потому, что с ним связаны построения о. С. Булгакова. Когда у о. Сергия произошел поворот «От марксизма к идеализму» (название одной из его книг), а затем он вернулся в Церковь, он уже имел сложившееся мировоззрение, в котором еще не фигурировало учение о Софии. Но книга Флоренского и особенно личная дружба с о. Флоренским сделали его горячим поклонником идеи Софии.

В его книге «Философия хозяйства» (1911) о. Сергий вводит в свою систему идею Софии, но только как космологический, а не богословский принцип. Но уже в книге «Свет Невечерний» (1917) написанной и опубликованной до принятия о. Сергием священства, он распространяет идею Софии на область богословия и, стремясь придать некую самостоятельность Софии, усваивает ей значение «четвертой ипостаси», чем явно выходит за пределы догмата о св. Троице.

61

Но очень скоро он отказывается от этого истолкования понятия Софии и, не зная, как формулировать близость Софии к св. Троице, именует ее не ипостасью, а ’ипостасностью’ (т. е. усваивает ей чистую пассивность). Этюд этот, написанный в России, был напечатан значительно позже (в сборнике в честь П. Б. Струве в 1924 г.). Но и от этого учения о. Сергий постепенно отошел и вернулся к тому учению, которое когда-то развивал Вл. Соловьев. Эта новая теория о. Сергия говорит о Софии как о «сущности» Божества.

Все эти построения о. Сергия вызвали тревогу в различных церковных кругах. Хотя последнее учение о. Сергия уже совершенно не выходит за пределы догматов и дает лишь новое истолкование учения о «сущности» в Боге, но дело в том, что к этому новому учению о. Сергий присоединил прежнюю космологическую идею о Софии, которая оказывалась таким образом двойственной: она — сущность Божественная, но она же и сущность мира. Тень пантеизма (состоящего в отожествлении Бога и мира) вплотную надвинулась на построения о. Сергия.

Среди «карловацких» епископов особенно усердствовал в борьбе против о. Сергия проживавший в Софии епископ Серафим. Он представил архиерейскому Собору в Карловцах большой доклад о ’лжеучениях’ о. Сергия (этот доклад был им обработан в целую книгу, за которую Архиерейский Собор в Карловцах дал епископу Серафиму степень доктора богословия), на основании чего в октябре 1935 г. Архиерейский Собор составил особое «Определение», в котором осудил учение о. Сергия о Софии как ересь.

Несколько ранее митрополит Московский Сергий тоже осудил учение о. Сергия. История этого осуждения несколько иная, книг о. Сергия, выпущенных за границей, митрополит Сергий сам не читал, но В. Н. Лосский (сын проф. Н. О. Лосского), будучи решительным противником доктрины о. Сергия о Софии, но не находя в себе силы или мужества выступить печатно с критикой воззрений о. Сергия, не нашел ничего лучшего, как послать ’донесение’ об ’уклонах’ о. Сергия в Москву митр. Сергию, снабдив свое обращение к церковной власти обильными выписками из сочинений о. Сергия. Это и легло в основу суждений митр. Сергия, и надо только удивляться, что такой серьезный богослов, как митрополит Сергий нашел возможным издать от имени русской Церкви осуждение учения о. Сергия, зная его только по отдельным цитатам. Я не предполагаю недобросовестности со стороны В. Н. Лосского, который, ревнуя о чистоте православного учения, «нажимал» оче-

62

видно на митр. Сергия. Если принять во внимание, что о. Сергий никогда не обрабатывал тщательно своих трудов, в силу чего у него постоянно можно встретить противоречия, неясно выраженные определения, если принять во внимание, что выписки из книг о. Сергия, сделанные В. Н. Лосским, были просто как бы вырванными из контекста и потому легко допускали неправильное их истолкование, то нельзя не видеть в суждениях митр. Сергия недопустимого легкомыслия в отношении к религиозному мыслителю, всю преданность которого православию он лично хорошо знал.

2.

Так или иначе, два высших иерарха (епископы) русской Церкви обвинили о. Сергия в ереси. Обвинение это падало не на одного о. Сергия, но в известном смысле ложилось тяжестью и на весь Богословский Институт в Париже, где о. Сергий преподавал основную дисциплину — догматику. Замечу тут же, чтобы уяснить дальнейшее, что в целом построения о. Сергия не выходят за пределы так наз. теологуменов. Под теологуменами разумеются те богословские мнения, которые, не будучи бесспорно связаны в диалектике понятий с основными догматами православия, все же не расходятся с ними. Если теологумены при анализе оказываются противоречащими догматам, принятым в православной Церкви, то они тогда могут быть названы уже ересью. Как раз в случае о. Сергия все основные позиции его доктрины не выходят за пределы основных догматических истин, принятых Церковью, и это само уже по себе ни в коем случае не дает права считать их ересью. Они могут быть неверными (как и лично я думаю), но они могут быть названы ересью лишь в том случае, если будет ясно показана их несоединимость с основными догматами православия.

Надо признать, что епископ Серафим, в своих утверждениях о доктрине о. Сергия, шел более верным путем он старался показать, что доктрина о. Сергия есть современная форма гностицизма. Так как гностицизм был бесспорно ересью и был осужден еще в ранние века Церковью, то в случае если бы еп. Серафим был прав, утверждая, что доктрина о. Сергия есть гностицизм, признание учения о. Сергия ересью становилось бы неизбежным.

Митрополит Сергий не пошел этим путем, потому что был достаточно богословски образован, чтобы признать решительную невозможность сближения доктрины о. Сергия с гностицизмом.

63

Митрополит Сергий пошел иным путем — он просто разбирал отдельные суждения о. Сергия и их критиковал. Его критика не могла попасть в цель, так как митр. Сергий просто не знал доктрины о. Сергия в целом; утверждение же епископа Серафима о гностицизме о. Сергия должно быть признано выражением решительного невежества еп. Серафима. Еп. Серафим сам не изучил гностицизма, пользовался лишь известным «опровержением» гностицизма у св. Иринея Лионского, и если суждения св. Иринея тонки и глубоки, то они никак не могли быть относимы к о. Сергию. Епископу Серафиму не хватало и знания и понимания гностицизма; о. Сергия действительно можно обвинить во многом, но менее всего в гностицизме.

Здесь не место входить в богословский и философский анализ доктрины о. Сергия, я пишу лишь мемуары о том, что было; поэтому приведенными замечаниями ограничу свои замечания по существу дела и вернусь к изложению событий, связанных с осуждением о. Сергия.

3.

Митрополиту Евлогию была ясна вся необоснованность обвинений о. Сергия в ереси, ему были ясны и посторонние мотивы, лежавшие в основе нападок на о. Сергия: эти нападки шли дальше, они были направлены и на Богословский Институт и на самого митрополита Евлогия. Все же митр. Евлогий не счел возможным «отмалчиваться» и решил создать особую комиссию для составления доклада об учениях о. Сергия — с представлением этого доклада в Епископское Совещание. Во главе комиссии был поставлен протопресвитер о. Иаков Смирнов (настоятель Кафедрального Собора в Париже). В состав комиссии вошли: прот. С. Четвериков (позже, со смертью о. Иакова Смирнова, ставший председателем комиссии), архимандрит Кассиан, А. В. Карташев, я и Б. И. Сове (специалист по Ветхому Завету). В начале в комиссию входил и о. Г. Флоровский, но он принял участие в одном только заседании, после которого перестал посещать комиссию.

Комиссия распределила между докладчиками различные стороны вопроса — Карташев и Сове представили доклады о понятии Софии в Ветхом Завете, епископ Кассиан о Новом Завете, я составил подробный доклад о применимости к учению о. Сергия термина «гностицизм», разобрал также понятие Софии, как «третьего бытия»,

64

стоящего между Богом и миром. В итоге наших работ получилось заключение, что учение о. Сергия не выходящее за пределы догматов, принятых в Церкви, — является «теологуменом», богословским комментарием к догматам. Как теологумен, с нашей точки зрения трудно приемлемый, он все же не дает основания применить к нему понятие «ереси».

Заключения нашей комиссии были представлены Епископскому Совещанию, которое согласилось с нашими заключениями, категорически отвергло обвинение о. Сергия в ереси.

Решением Епископского Совещания был снят вопрос, поднятый митрополитом Сергием и Карловацким Синодом.

К этому считаю целесообразным добавить несколько строк относительно судьбы учения о. Сергия.

У него не было и нет продолжателей его учения; есть только один верный последователь — Л. А. Зандер, написавший большое двухтомное сочинение «Бог и мир. Учение о. Сергия Булгакова». В этой книге, основанной на тщательном изучении всех сочинений о. Сергия, Л. А. Зандер с большим мастерством воспроизводит систему о. Сергия, очень удачно ее гармонизируя, освобождая от мелких и больших противоречий. Есть еще один последователь о. Сергия — В. Н. Ильин, у которого софиологическая установка о. Сергия сказывается нередко в его интересных, часто парадоксальных утверждениях. Но В. Н. Ильин человек не систематического мышления и у него нет никакой внутренней связанности в его разных построениях. Что же касается других профессоров Богословского Института, то никто из них, при всей любви и уважении к таланту о. Сергия, к его высокому вдохновению, не пошел за ним.

«Теологумен» о. Сергия (всецело проникнутый неприемлемой для христианской мысли концепцией Плотина о «всеединстве») повис — по крайней мере пока — в воздухе.

65