I. Миссия Русской Церкви среди нехристианского инородческого населения России не имела того успеха, который можно было бы ожидать. Быть может, главной причиной этого было то явление, что церковная власть редко могла найти среди духовенства или монашества людей не только способных для миссионерской деятельности, но и воодушевленных для этого ответственного и трудного дела. Митрополит Московский Филарет Дроздов заметил совершенно правильно однажды, что русское духовенство мало интересуется делом христианского просвещения язычников-инородцев и если оно принуждено им заниматься, то делает это чисто формально, по указке сверху. Кроме этого, надо напомнить, что для миссии было много и внешних и внутренних трудностей. Инородческое нехристианское население России, главным образом на востоке европейской части ее и в Сибири, было очень разнообразно по языку, религиозным представлениям, племенному быту и по степени умственного развития. Можно сказать, что только магометане и буддисты имели определенную религию и религиозные понятия в своих языках. Инородцы, особенно Сибири, если они и имели какие-либо религиозные верования, то они были самого примитивного характера. Их малоразвитые языки редко имели выражения для религиозных понятий и тем создавалась большая трудность для их перевода на инородческие языки. Проповедовать же на русском языке (и при наличии богослужебных книг на церковно-славянском языке) при малом знании его инородцами было совершенно ошибочно, хотя такой способ миссионерства довольно долго применялся миссионерами. К внутренним трудностям прежде всего надо отнести то печальное явление, что церковное управление — Св. Синод и епархиальные власти — мало думали о разработке методов миссионерской работы. Указания миссионерам как проповедовать среди нехристиан составлялись по общему шаблону, который очень часто был не применим при различии местных условий. При отсутствии идеализма и воодушевления у назначаемых лиц для миссионерства, которые при этом выбирались без должного внимания к их способностям, все делалось по указке свыше, со строгим применением полученной

«инструкции» и с боязнью собственной инициативы: не дай Бог, узнают в Св. Синоде или в духовной консистории, что миссионер в своей работе отклоняется от данной инструкции. В синодальный период, в который действовал Макарий Глухарев, всякая инициатива рассматривалась как «вольнодумие» или «неподчинение церковной власти».

Как медленно и малоуспешно развивалась русская православная миссия, самый выразительный пример дает нам история ее в Поволжье среди татар-магометан. Миссия началась здесь вскоре по покорении Казанского царства в 1552 году и при том по инициативе светской власти. Должно было пройти три столетия, чтобы только в 50-х и 60-х годах XIX века, благодаря трудам Н. И. Ильминского, найден был наконец правильный метод работы среди татар, который позже стал применяться и среди других нехристиан России. Как после завоевания Казани, так и позже, в синодальный период, светская власть, по большей части, брала на себя инициативу и давала указания церковной власти миссионерствовать среди тех или других инородцев. Для правительства христианизация инородческого населения была прежде всего связана с обрусением инородцев по чисто государственным соображениям. Церковь становилась орудием государственной политики и миссия теряла свой подлинный лик, ибо миссионеры рассматривались инородцами не как проповедники нового вероучения, а как чиновники государственной власти. К этому надо добавить еще и то, что светская власть давала свои указания способов миссионерства, которые очень часто менялись и отличались противоречиями, так как светская власть часто меняла политику в отношении тех или иных инородческих племен; это особенно часто было в Сибири. Со стороны правительства крестившимся инородцам давались различные льготы (напр. в податях) и крещение представлялось инородцам не как переход в другую религию, а как переход в лучшее материальное или правовое состояние. Инородцы крестились — но не становились христианами. После крещения миссионеры или приходское духовенство, удовлетворенное «статистическими цифрами», что для них было самое главное, редко заботились о дальнейшем пастырском попечении «новокрещенов», и среди последних, как нормальное явление, начиналось отпадение к их прежним языческим верованиям и обычаям. У Лескова есть замечательный рассказ «На краю света», дающий представление о миссии и ее методах в Сибири в половине XIX века. Подобную же картину видим мы в интересной книге

архимандрита Спиридона (на французском языке) (1) для более позднего времени.

Однако в истории русской православной миссии можно встретить и отрадные явления, так как здесь мы встречаем людей, подлинных проповедников слова Божия среди нехристиан, — людей, отдававших себя миссионерской деятельности с воодушевлением и самопожертвованием и с истинным пониманием своей ответственной работы перед Церковью, поручившей им это дело. Среди этих работников на ниве Христовой и был Архимандрит Макарий Глухарев, одна из ярких и светлых личностей в истории православной миссии в России.

II. Макарий Глухарев (его мирское имя было Михаил) родился 30 октября 1792 г. в семье священника г. Вязьмы, Смоленской губернии. Отроческие годы Михаил провел в атмосфере здоровой семейной религиозности. Отец, приходский священник, был из числа того приходского духовенства, которое отдавало себя всецело своим пастырским обязанностям; из материалов для биографии Макария Глухарева мы знаем, что его отец был ревностный проповедник — явление того времени для провинции еще довольно редкое. После начальной духовной школы Михаил в 1800 г. был определен в Смоленскую духовную семинарию, которую закончил в 1813 г. Уже семинаристом он обратил на себя внимание начальства и, будучи еще в последнем классе, был назначен учителем латинского языка в низшем, «информаторском», классе. Из семинарии прилежный и трудолюбивый Михаил вынес хорошие познания в языках латинском и еврейском, в немецком и французском. Как выдающийся ученик он был в 1814 году послан в преобразованную тогда Петербургскую духовную академию и был по его знаниям сразу зачислен на второй курс. Тогда ректором академии был архимандрит Филарет Дроздов, будущий митрополит Московский. В академии Михаил Глухарев сразу обратил на себя внимание как профессоров, так и строгого и требовательного ректора. Уже на студенческой скамье стали выявляться качества характера Глухарева: отличное поведение, благочестивость, скромность соединялись у него с живым, подвижным характером, с трудолюбием и отличными успехами в науках. Его письменные работы находили похвальную оценку строгого ректора: архим. Филарет отмечал их как «превосходные».

1) Archimandrite Spiridon, Mes missions en Sibérie. Souvenirs d’un moine orthodoxe russe. Paris, 1950.

Качества характера Глухарева — подвижность и восторженность —повредили ему отчасти при окончании академии: строгий ректор не поставил его в число первых учеников, а отодвинул его пониже, для развития в Глухареве «смирения», как выразился Филарет. Однако это не помешало тому, что Глухарев в своей дальнейшей жизни сохранил лучшие чувства к Филарету и всегда обращался к нему за советом при тех или иных трудностях своей миссионерской карьеры.

Еще на студенческой скамье Михаил интересовался мистической литературой александровского времени. Однажды он был даже на собрании кружка Татариновой, но вынес оттуда самые отрицательные впечатления. Из писем позднего времени можно заключить, что Глухарев в эти годы познакомился с книгой Арндта «Об истинном христианстве», которую он очень ценил и советовал другим ее читать. Известно, что эта книга имела в конце XVIII и начале XIX вв. большое распространение среди русского духовенства. Ее очень ценил, например, св. Тихон Задонский, и в некоторых его сочинениях можно заметить влияние Арндта. В те же годы, еще студентом, Глухарев часто думал о принятии монашества, как средства обуздания своего подвижного и восторженного характера.

Летом 1817 года Михаил окончил академию и был назначен инспектором и преподавателем Екатеринославской духовной семинарии. Служба здесь принесла ему много трудностей, так как у него возникли столкновения с епархиальным архиереем Иовом Потемкиным. Это был в полном смысле слова «епархиальный владыка»: строгий, требовательный, властный в отношении подчиненного ему духовенства, резкий на словах и вспыльчивый в делах. Иов требовал безусловного подчинения своим требованиям и епархией правил он по стародавним обычаям. Но и Глухарев не склонен был преступать некоторые законные требования по управлению семинарией, стоя на точной букве закона. В частности, из-за денежных отчетностей приходилось ему спорить с Иовом, который чувствовал себя этим оскорбленным в своей «епископской чести». Возможно, что эти условия заставили Глухарева искать для себя службу в другой семинарии. Весной 1818 г. Михаил Глухарев подал прошение о пострижении в монашество и 24 июля того же года был пострижен с именем Макария и формально причислен к братии Киево-Печерской Лавры. Принятие монашества, связанного с дисциплиной и смирением и подчинением церковной власти, только затруднило положение Макария

по отношению к своему «владыке», и в начале 1820 г. Макарий подал прошение об освобождении его от семинарской службы «для подкрепления своих сил». Прошение это не было уважено и Макарию Комиссия духовных училищ, которой семинарии тогда были подчинены, дала только временный отпуск. В это время его отношения к Иову стали особенно обостренными. Екатеринослав посетили два квакера, путешествовавшие по России с письмом от Филарета Дроздова к Макарию. Макарий вел с ними не только продолжительные беседы, но и молился вместе с ними. Ректор семинарии донес об этом архиеп. Иову, который призвал к себе Макария, сделал ему резкий строжайший выговор с угрозой отлучения от церкви за молитвы с «еретиками». Все это заставило Макария обратиться с письмом к своему прежнему ректору, Филарету Дроздову, с просьбой помочь ему в переводе в другую семинарию с ректором, известным «по духу Христову». Совершенно неожиданно для Макария, он был сам, при помощи Филарета, назначен ректором Костромской семинарии. В апреле 1821 года Макарий прибыл к месту своей новой службы, и казалось, что для него начинается типичная карьера «ученого монаха» того времени, могущая в будущем закончиться архиерейством. Но едва ли такой жизненный путь был Макарию по душе. Хотя его служба в Костроме не имела тех трудностей, как в Екатеринославе, она его не удовлетворяла. Мысль о настоящей монашеской жизни в монастыре все больше и больше им овладевала. Макарий снова обратился с письмом к Филарету Дроздову, прося его совета, что ему делать: продолжать ли службу «ученого монаха» или уйти в монастырь для настоящего монашеского жития. Не дождавшись ответа Филарета, Макарий снова послал прошение об освобождении его от семинарской службы «по слабости здоровья». Ответ Филарета, советовавшего Макарию продолжать службу в семинарии, пришел уже после указа Комиссии духовных училищ, освобождавшего его от службы, с направлением в КиевоПечерскую Лавру, к братии которой он был еще раньше причислен. Так 12 августа 1824 года кончилась педагогическая служба Макария и начался новый отрезок его нелегкой жизни.

По сдаче всех дел семинарии, Макарий только 28 декабря 1824 г. двинулся в путь. По пути он посетил Саровский монастырь и долго беседовал там со старцем Серафимом. Согласно сведениям биографов Макария, старец Серафим предсказал ему очень нелегкий жизненный путь, что и исполнилось. Хотя в Лавре Макария приняли очень хорошо, но жизнь здесь была ему не по душе: он находил лаврскую жизнь «шумной» и «беспокойной», как он позже

признавался в своих письмах. Поэтому он перешел в Китаевскую пустынь, в семи верстах от Киева. Здесь начались его литературные труды: он начал переводить сочинения отцов Церкви. Но его беспокойный характер не был и здесь удовлетворен. Снова посылает он прошение в Св. Синод о переводе его в Глинскую Богородицкую пустынь, Путивльского уезда, Курской губернии. Его прошение было удовлетворено, и Макарий направился в свое новое, но недолгое монашеское пристанище. Глинская пустынь того времени была одним из лучших монастырей Русской Церкви. Ею руководил иеромонах старец Филарет (1817 1841, † 1841), ученик молдавского старца Паисия Величковского, строгий аскет, опытный руководитель монашества в «умном делании». В своей пустыни он ввел строгий общежительный устав Афона, с точным уставным богослужением, частой исповедью для монахов и строгой дисциплиной (2). Время управления Филарета было временем духовного цветения пустыни, и Макарий на всю жизнь вынес из нее самые лучшие воспоминания. Правда жизнь под руководством Филарета была нелегка для Макария, и его характер с трудом подчинялся строгим требованиям старца. Позже Макарий признавался, что, несмотря на это, он «навсегда сохраняет утешительную память своего пребывания в его (Филарета) обители, опытных наставлений его и отеческого благотворения».

Трудно сказать, как бы сложилась вся последующая монашеская жизнь Макария, если бы он оставался в Глинской пустыни. Но тут произошли события, которые направили Макария на новую стезю его жизни.

В конце первой четверти XIX века православная миссия в России находилась, можно сказать, в плачевном состоянии. Уже в XVIII веке она отличалась неудовлетворительностью. Политика веротерпимости при Екатерине И, с начала 70-х годов, свела миссионерскую деятельность почти на нет. При Александре I, с тогдашним увлечением «всеобщим христианством», для миссии не было возможности развиваться, да о ней тогда церковные власти мало и думали. Все это привело к массовым отпадениям крещенных инородцев, особенно в Поволжье и в Сибири. На местах о христианском попечении инородцев никто не думал. Трудами Казанского архиепископа Филарета Амфитеатрова и Тобольского архиепископа Евгения Казанцева были предприняты первые шаги поднять православную миссию среди инородцев на должную вы-

2) О старце Филарете: Житие блаженной памяти старца, возобновителя Глинской пустыни игумена Филарета. Москва, 1860.

соту. Для этого требовались новые силы, люди из духовенства, согласные взяться за это дело с самоотвержением и пониманием его задач. Счастливая судьба привела Макария к участию в этом трудном и ответственном деле.

Из позднейших писем Макария мы узнаем, что он задолго до этого, еще студентом Петербургской академии, проявлял большой интерес к Сибири. Тогда случайно довелось ему прочесть «Записки» известного в Сибири старца Василиска († 1824) «О действии умной молитвы» (3). Позже в Костроме Макарий имел келейником монаха Израиля, который позже, по вызову Иркутского архиеп. Михаила Бурдукова, отправился к последнему для миссионерства среди бурят-буддистов. Письма Израиля к Макарию, жившему тогда в Китаевой пустыни, возбудили первое желание у Макария, посвятить себя миссионерству среди инородцев. Живя уже в Глинской пустыни, Макарий обратился с письмом к Иркутскому архиерею о вызове его для миссионерской работы. Об этом узнал Филарет Дроздов и в письме к Макарию советовал ему лучше ехать в Тобольскую епархию. Как раз в это время в Глинскую пустынь пришло обращение Курской духовной консистории о вызове монахов для миссионерства в Тобольской епархии на основании писем архиеп. Евгения Казанцева. Следуя совету Филарета Дроздова, Макарий решил ехать в Тобольск. По получении разрешения Св. Синода, Макарий сначала отправился летом 1829 года в Москву. Милостиво принятый Московским митрополитом Филаретом Дроздовым, Макарий при его содействии и рекомендации смог познакомиться с некоторыми влиятельными и богатыми людьми, которые позже помогали ему материально в его миссионерской работе на Алтае. Осенью 1829 года Макарий двинулся в путь в Тобольск.

III. Тогдашний Тобольский архиеп. Евгений Казанцев встретил Макария очень дружелюбно и намечал для него сначала миссионерствовать среди инородцев Обдорского края, северной части его огромной епархии. Уже в начале XVIII века часть этих инородцев была крещена, но по способам того времени, т. е. новокрещенные после крещения были оставлены без всякого пастырского попечения и отпали затем в язычество, продолжая числиться «право-

3) О старце Василиске: “Повествование о старце Василиске” находилось в рукописях архива Моек. Симонова монастыря (см. Чтения Общ. Истории и Древностей при Моек, университете, 1910, Ш, стр. 53; затем: Жизнь монаха и пустынножителя Василиска. Москва, 1849.

славными». Архиеп. Евгений, прибыв в Тобольск (управлял епархией 1825 1831 гг.), считал необходимым восстановить там миссию и предлагал Макарию туда ехать. Но суровый климат пугал слабого здоровьем Макария. Одновременно у Евгения был и другой план: устройство миссии на юге его огромной епархии, среди киргизов северного Туркестана, в Ковчеставском округе, где киргизы подпали пропаганде магометанства и буддизма. Этот план подходил Макарию, как более приемлемый для него. В своей записке Тобольской консистории Макарий доказывал необходимость миссии среди киргизов, так как там в этом округе были русские солдаты в степных укреплениях без священников, и миссия могла бы их так же окормлять. Но создание миссии среди киргизов не отвечало интересам светской власти. В 1828 году Николай I запретил миссионерствовать среди киргизов, несмотря на то, что там сильно распространялось магометанство, заносимое из Бухары. Тогда у Макария появился план: он отправился к алтайским инородцам. При согласии архиепископа, было получено разрешение Св. Синода на устройство миссии на Алтае.

Алтай занимал южную часть Томской губернии, входившей в Тобольскую епархию (Томская епархия была учреждена только в 1834 г.). Среди немногочисленного русского населения в начале 30-х годов XIX в. там жило около 40 тысяч инородцев различных племен: черненые татары, теленгуты или телеуты, кумандинцы и алтайские калмыки; за исключением последних, все племена были татарского происхождения. Эти племена говорили на различных наречиях, исходивших из татарского языка. В XVIII веке было, правда, крещено несколько тысяч инородцев, но, оставленные без пастырского попечения, от их христианства не осталось следов. Христианство сохранили только те семьи, в небольшом количестве, которые жили около русских поселенцев и под их влиянием отчасти обрусели. Религиозные воззрения алтайцев были дуалистического характера: в мире действуют два начала — светлое и темное, как главные божества, которым подчинены многие мелкие добрые и злые духи. С этим было связано обоготворение сил природы: солнца, луны, огня, рек, гор и озер и т. д. Жертвы или общие моления были редки, разве только при природных катастрофах или опасности для жизни (разливы рек, падеж скота и т. п.). В таком случае появлялись шаманы или жрецы, приносившие жертвы. Вообще же религиозный культ почти отсутствовал. Быт и нравственное состояние алтайцев были мало благоприятны для просвещения их христианской верой. Все эти племена, за исключением черневых татар, вели кочевой образ

жизни, занимаясь скотоводством и звероловством. Занятия эти давали скудные средства к жизни, главным образом из-за лености и отсутствия интереса к улучшению жизненных условий. Шалаши или деревянные постройки в местах их кочевий или зимнего времени были грязны, приготовление еды было самое примитивное. Кроме того, многие инородцы под влиянием знакомства с русскими поселенцами получили пристрастие к спиртным напиткам. Водка была первое знакомство инородцев Сибири с «обрусением», и это был большой грех русских поселенцев, пользовавшихся водкой для эксплуатации инородцев. С этим фактом миссионеры встречались всюду в Сибири. Отрицательно действовало и управление родовых старшин — зайсанов, — эксплуатировавших своих сородичей и державших их в большем подчинении, чем русские власти, заинтересованные в своевременном собрании податей (ясака) и, в известном смысле, поддерживавшие такую систему управления инородцами. Как раз зайсаны были враждебно настроены против миссионеров и при появлении их ставили различные препятствия для общения с инородцами. Это почувствовал и Макарий с самого начала своей миссионерской деятельности.

По получении синодального указа об устройстве миссии, архим. Макарий стал готовиться к отъезду. От епархиального архиерея он получил в руководство старую инструкцию Св. Синода от 1769 года. Инструкция рекомендовала применять при обращении инородцев «кротость и любовь» без принудительных мер к крещению. Миссионеры должны были разъяснять только главнейшие догматы, не принуждать к постам, а в отношении почитания икон ясно пояснить новокрещенным, что их не должно почитать, «а только поклоняться их изображениям». К помощи или защите светских властей прибегать только в случае опасности для жизни миссионеров, если это будет заметно со стороны более фанатических язычников, напр. шаманов. Сами члены миссии должны жить в мире и взаимной любви, подчиняться своему начальнику, вести трезвую и достойную жизнь и тем подавать инородцам пример христианской жизни. Кроме этой инструкции XVIII века, Макарий получил еще и высочайше утвержденную инструкцию 1826 года о льготах для крестившихся инородцев (освобождение на три года от податей) и о способах сношения со светскими властями. Для устройства миссии Макарий получил походную церковь (шатер) и все необходимое для совершения богослужения: сосуды, облачения и богослужебные книги. Немного позже от митр. Филарета Макарий получил некоторое количество его Катехизиса (краткого) и другие нравоучительные

книги. По началу Макарий получил на устройство миссии и содержания ее сотрудников 990 рублей.

3 августа 1830 года Макарий и два его сотрудника, семинаристы Тобольской семинарии, двинулись в путь на Алтай. 29 августа добрались они до г. Бийска, где первоначально и остановились. Отсюда Макарий совершал поездки по Алтаю для ознакомления с краем и его обитателями. В мае 1831 года Макарий перенес свое местожительство в селение Улала. Здесь жили три русских поселенца-пчеловода и четыре семьи ранее крещенных червенских татар и 15 семей некрещенных телеутов. Со стороны последних, Макарий сразу заметил очень враждебное отношение. При его прибытии они покинули Улалу, чтобы быть подальше от миссионера. Тогда Макарий переселился в соседнее селение Майму и жил там в избе крещеного татарина. В 1832 году здесь был построен особый дом для миссии. Однако, в 1834-м году Макарий, решил сделать центром миссии с. Улалу, где он и оставался до начала 80-х годов XIX в. Первое крещение одного молодого татарина произошло 7 сентября 1830 года, и эту дату нужно считать началом Алтайской миссии.

Из «Записок», Писем и «Мыслей о способах к успешному распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в российской державе» (составлено около 1836-37 гг.) (4) можно составить представление в каком духе и какими способами Макарий миссионерствовал. Прежде всего Макарий изучал племенные и жизненные особенности различных племен Алтая, их религиозные воззрения и, в частности, отношения к миссионерам. Затем он вступал в личное общение с теми инородцами, которые были более миролюбивы и не были против его посещений. С ними он начинал первые беседы по религиозным вопросам и сообщал им о христианской религии. Если он у собеседников находил интерес, то говорил подробнее о христианском учении. Если это приносило плоды и выявлялась склонность к познанию новой веры, то Макарий сначала «оглашал» своего воспитанника и через две-три недели крестил его. Макарий всегда старался найти для новокрещенного «восприемника», т. е. поручал его надзору уже прежде крестившегося, который должен был сообщать Макарию о жизни и нравственном состоянии ново-

4) Первое издание писем Макария вышло в 2-х томах. Москва, 1853, 1860 и Казань, 1905 (здесь напечатаны вновь найденные письма Макария). Письма митр. Филарета в: Письма митр. Моск. Филарета к Высочайшим особам и к разным другим лицам. Тверь, 1888.

крещенного. Восприемник должен был заботиться и о том, чтобы его воспитанник не подвергался враждебности язычников-инородцев. Реже применял Макарий другой способ общения и просвещения инородцев. Если они собирались в большом числе для взноса податей, то Макарий «проповедовал» пред толпой о христианской вере. Такой способ обращения был мало успешен и Макарий применял его редко. Правда, иногда некоторые инородцы вступали с Макарием в споры, говоря, что все веры хороши и одинаковы и их боги им помогают. В общении с алтайцами главным препятствием было их низкое умственное развитие, пригодное для понимания только самых примитивных вещей.

В беседах с кандидатами к крещению Макарий разъяснял только главнейшие положения христианской веры, а затем говорил о значении христианского богослужения. Кратко и просто он сообщал о Боге, сотворении мира, грехопадении и о дальнейшей греховности людей (последнее было особенно трудно для понимания инородцев). Затем он излагал главные моменты евангельской истории: о пришествии Сына Божия на землю для помощи и спасения людей от грехов, о Его страданиях, смерти и воскресении Спасителя, о вознесении на небо и о будущей жизни людей на небе по смерти их, куда Спаситель возьмет всех тех, кто в Него уверовал. Между оглашением и крещением Макарий делал срок, смотря по состоянию оглашенного, Часто Макарий терпел разочарования в своей работе: оглашенный, под влиянием сородичей или шаманов исчезал, уходил в кочевье.

С самого начала своей деятельности Макарий придавал мало значения «статистическим данным» о количестве крещенных. Для него важно было только тогда приступать к крещению, когда он видел плоды своих бесед о христианской вере, и если оглашенный (чего не знали другие миссии) действительно подготовлен к крещению. С самого начала, при ознакомлении с жизненными условиями инородцев, Макарий стремился, даже без возможности крещения, склонить инородцев к другим видам жизни: принудить их к оседлому роду жизни — жить вместо шалашей в построенном деревянном доме, заняться земледелием, жить оседло и улучшить условия своей жизни. Макарий пытался ознакомить инородцев, мужчин и женщин, с некоторыми простыми ремеслами. Семействам крестившихся он помогал и материально: снабжал их земледельческими орудиями, семенами для посева, учил обработке земли, давал им скот и разные вещи для домашнего хозяйства. Особенное внимание уделял он женщинам в семьях инородцев: наставлял их содержать шалаши или дома в большей чистоте

(особенно при приготовлении пищи), а также детей, учил их пряже и шитью, снабжал их нитками и иголками. Приступивших к оседлости он не забывал своей помощью и советами. При распространении различных болезней среди инородцев Макарий заботился и о медицинской помощи. В 1838 году Макарий смог устроить в с. Майма небольшую больницу и богадельню для стариков. В 1840 году Макарию удалось получить из Москвы сотрудника, А. Левицкого, студента Медико-Хирургической академии. В том же году приехала София де-Вальмон, изучившая акушерство, ставшая энергичным помощником ему в миссионерской работе(5). Привлечение женщин к этому делу было тогда новшеством. Эта инициатива Макария заслуживает особенного внимания, ибо во второй половине XIX и в XX вв. русские женщины, главным образом как монахини, играют выдающуюся роль в обращении язычников. Позже, когда в Алтайской миссии работали священники, то их «матушки» были очень деятельными сотрудницами в миссионерской работе. В общении с семьями инородцев женщины легче находили контакт с женщинами-инородками и своим влиянием повышали нравственные и хозяйственные отношения в семьях крещенных. (К сожалению, деятельность русских женщин в истории русской православной миссии совершенно не изучена).

Для просветительной деятельности Макария важно было изучение местных наречий инородцев. Часть их, главным образом из-за сношения с русскими поселенцами и с русскими властями, могла плохо говорить и понимать по-русски. Но для проповеди, чтобы сделать ее понятной, это было недостаточно. Попутно с миссионерской работой Макарий с самого начала со своими сотрудниками приступил к изучению местных наречий. Отчасти ему помогали толмачи из инородцев, и в письмах Макария мы находим много примеров того, как трудно было найти в языке инородцев соответствующие выражения для религиозных понятий. Через несколько лет Макарий приступил к переводам на самое распространенное на Алтае наречие телеутов. К концу своего пребывания на Алтае Макарий смог сделать следующие переводы: 1) почти все Евангелие, 2) многие места из Деяний и Апостольских посланий, необходимых для богослужения, 3)

5) София де-Вальмон была дочь француза, офицера русской армии, убитого в Бородинском сражении. Она училась в Смольном институте и по окончании давала уроки в домах аристократии Петербурга, а затем Москвы. В 1837 году она из католичества перешла в православие. В Москве Макарий познакомился с ней. О ее дальнейшей судьбе после Алтайской миссии у меня нет данных.

Краткий Катехизис митр. Филарета, 4) огласительные поучения, символ веры, заповеди с толкованиями и главные молитвы, 5) часть Псалтири, 6) слова на исповеди и вопросы при крещении. Постепенно Макарий стал вводить свои переводы в богослужение.

В первые годы своей жизни на Алтае Макарий устроил школу в Майме, а затем в Улале. Когда приехала С. де-Вальмон, то она устроила школу для девочек. Часть преподавания велась по-русски и с изучением церковно-славянского языка, чтобы дать понимание богослужения, часть же на местном наречии. Дети учились молитвам и по-церковнославянски, и по-татарски и научились петь при богослужениях.

Свою деятельность Макарий проводил с необычайным самоотвержением. Вопрос о сотрудниках был самый трудный. В конце 1830 года скончался один из семинаристов, прибывших с ним. В 1832 году другой покинул миссию. Теперь помощниками, но мало подходящими, стали два русских поселенца. О необходимости получения сотрудников для миссии Макарий неоднократно писал митрополиту Филарету, прося его подыскать таковых. Но желающих ехать на Алтай для миссионерской работы не находилось. Когда с 1834 года у Макария было два стана — в Улале и Майме, — то ему приходилось попеременно жить в них. Только в 1836 г. Макарий получил надежного сотрудника Ст. Ландышева, который затем много лет работал в миссии. Как в Св. Синоде смотрели на дело миссии, лучше всего видно из того, что в 1834 году, когда Макарий наладил работу миссии, Св. Синод предложил Макарию ехать в Иркутскую епархию для миссии среди бурят-буддистов. Только благодаря письмам к оберпрокурору Св. Синода, Макарий смог доказать необходимость продолжения миссионерской работы на Алтае и о своем желании там остаться.

Другой заботой Макария было скудное материальное положение миссии. Несмотря на то, что в Св. Синоде быль довольны работой Макария, как ему писал митр. Филарет, отпуск средств продолжался по смете 1830 года. Только с 1836 года смета на миссию была повышена до 2 000 руб. в год, причем эти деньги теперь отпускались не из средств Св. Синода, а из казны; кроме того, было отпущено дополнительно на разъезды сотрудников миссии и на содержание двух сотрудников 600 руб. Заслуживает внимания, что Макарий отказался от жалования как начальник миссии, заявив, что ему достаточно его «магистерского оклада». (В те времена «ученые монахи», окончившие духовные академии со степенью магистра, получали таковой оклад в размере 350

руб. в год). Несмотря на это улучшение средств, Макарий стремился расширить работу миссии и считал, что этого недостаточно для его планов. С 1836 года Макарий хлопотал о разрешении на поездку в Петербург и Москву, надеясь при помощи митр. Филарета и московских знакомых собрать пожертвования на миссию. В 1838 году Макарий, наконец, получил разрешение на эту поездку, но смог выехать только в январе 1839 года. Еще до отъезда Макарий послал в Комиссию духовных училищ и императору Николаю Павловичу свою записку «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в российской державе». Здесь Макарий составил проект полной реорганизации всего миссионерского дела в Русской Церкви. Этот проект очень отличался от укрепившейся традиции в миссионерской работе по отношению ее способов и задач. Поэтому она не встретила должного внимания в Св. Синоде и была оставлена «без действия». О последствиях этой записки для Макария будет еще речь впереди. Император Николай Павлович остался недоволен обращением к нему лично с «радикальными проектами» и выразил Св. Синоду свое неудовольствие, что уже предрешало дальнейшую судьбу этой записки.

Кроме хлопот в Св. Синоде в связи с запиской, Макарий лечил свои глаза в Петербурге, так как они от его постоянных письменных работ очень ослабели. В Москве, где митр. Филарет встретил Макария очень благосклонно, последний при помощи митрополита и своих знакомых смог собрать значительную сумму денег на работу миссии (около 10 000 руб.). Его благотворители и дальше помогали Макарию своими пожертвованиями, что в последующие годы очень способствовало расширению миссионерской работы на Алтае. В эту поездку Макарий познакомился и с Софией де-Вальмон, которая, как уже упомянуто, приехала в Улалу для помощи Макарию.

Летом 1840 года Макарий вернулся в Улалу. Главным препятствием для расширения работы были трудности с получением работников для миссии. Те, кто к Макарию приезжали, оставались в миссии недолго и под различными предлогами ее покидали. В 1843 году покинула его и С. де-Вальмон. В это время произошла и печальная история с его переводами книг Ветхого Завета. Она очень повлияла на душевное состояние Макария. Он снова размышлял о новой жизни в других условиях. У него возник план ехать в Иерусалим «на богомолье». О своем душевном состоянии он писал в одном письме: «у меня зрение ослабело; и совесть или другое чувство делает выговор. Между тем открываются мыслен-

ные искушения, относящиеся к пути, которого я ищу в воле Божией. Не изменяются и не колеблются намерения, но по самым сновидениям (!) заключаю, что надобно ожидать всякой всячины, приготовляться к терпению, вооружиться словом Божиим и молитвою». Прошение, поданное Макарием об увольнении от миссии и о разрешении на богомолье в Иерусалим, получило решение Св. Синода от 1 июня 1843 года. Макарий был уволен от должности начальника Алтайской миссии, но, вместо разрешения на богомолье в Иерусалим, он был назначен настоятелем Троицкого Оптина монастыря в г. Волхове Орловской епархии. (Этот монастырь не должно смешивать со знаменитой Введенской Оптиной пустынью около г. Козельска Калужской епархии, в котором действовали «оптинские старцы»). По решению Св. Синода Макарий должен был управлять миссией до половины 1844 года и прибыть к месту нового служения не позже 15 ноября 1844 года.

Главной заботой Макария перед отъездом было подыскание себе заместителя для начальника миссии. После долгой переписки с епархиальным начальством в Томске, сначала был назначен иеромонах Парфений, но он отказался. Тогда Макарий смог добиться назначения Ст. Ландышева. Этот выбор Макария оправдал себя самым лучшим образом в дальнейшем. Ландышев (он был семинарист) должен был принять священнический сан. По тогдашним понятиям священник должен был быть обязательно женат. Для Ландышева нашли и невесту, и после бракосочетания Ландышев был рукоположен в сан священника в Томске и вернулся в Улалу 16 марта 1844 года. Его матушка была всегда самой ревностной помощницей в миссионерской работе, как это видно из последующей истории Алтайской миссии. Сначала Ландышев был временно управляющим миссией, но со следующего года был утвержден в должности начальника (1844-1865). Ландышев с успехом и в духе Макария продолжал просвещение алтайских инородцев. Дальнейшая история миссии на Алтае, быть-может, лучшая страница в истории русской православной миссии. Она не давала таких «статистических данных», как это было желательно Св. Синоду, но работа миссии по просвещению инородцев христианской верой имела более положительные результаты, чем в других миссиях (6).

6) О протоиерее Стефане Ландышеве (управлял миссией 1844-1865 гг., затем помощник начальника миссии) сведения в литературе об Алтайской миссии и в Русском Биографическом Словаре.

15 ноября Архимандрит Макарий прибыл в свое последнее пристанище. Но не только управление монастырем было его главной деятельностью в г. Волхове. Здесь, уже в «православной стране», Макарий занялся своей новой миссионерской работой — религиозно-просветительной — среди граждан этого городка. Он был удивлен и возмущен религиозным состоянием православных. Например, он установил, что городской голова из купцов не знал Символа веры, а молитву «Отче наш» говорил с ошибками. В одном письме к митр. Филарету он жаловался на такое религиозное состояние граждан. Филарет должен был признать, что «неизлишне быть миссионером и среди православных». В своем монастыре Макарий стал собирать городских детей для обучения молитвам и пониманию православного богослужения. Зазывал к себе и взрослых и беседовал с ними на религиозно-нравственные темы. В монастыре, за каждым богослужением он проповедовал. Уча людей молитвам, Макарий очень часто предлагал текст молитв не на церковно-славянском, а на русском языке. Напр. он учил вместо «Отче наш, иже еси на небесех» произносить «Отче Ты наш небесный». Макарий не забывал и благотворительной работы. Из своих скудных средств он делал много добра больным и бедным. Христианский миссионер по духу и убеждению, Макарий проводил здесь среди православных то, что можно назвать «внутренней миссией», которая так мало была тогда, да и позже, распространена в пастырской работе духовенства. Все вечера, несмотря на сильную слабость зрения, Макарий сидел над своими переводами книг Св. Писания Ветхого Завета.

Среди этих трудов Макарий все же не находил внутреннего покоя и удовлетворения. Мысль о богомолье в Иерусалим не покидала его. Он снова подал прошение об освобождении от настоятельства в монастыре и о разрешении на богомолье в Иерусалим. Наконец, весною 1847 года, он получил от Св. Синода разрешение. Занимаясь окончанием своих переводов и сдачей дел монастыря, Макарий стал готовиться к путешествию в Святую Землю, слабея здоровьем, с частыми болями в печени. Свой отъезд он назначил на 18 мая 1847 года. В ночь перед отъездом боли печени все усиливались. Совершенно изнеможенный лежал Макарий на своей постели, мучимый сильнейшими припадками «коликов» — сильных болей в печени. В таком состоянии Макарий поднялся на своей постели и произнес ясным голосом: «Свет Христов просвещает всех», склонил голову и скончался, — ушел в другой, спокойный мир. По его завещанию, тело усопшего положили в простой, деревянный, некрашенный гроб с надписью: «Аз есмь

воскрешение и живот: веруяй в Мя, аще умрет, оживет. Всяк живый и веруяй в Мя, не умрет во веки». Так закончилась нелегкая, по предсказанию святого старца Серафима Саровского, жизнь Макария.

Память о его жизни, его деятельности и о нем как добром, самоотверженном работнике на ниве Христовой, заслуживает того, чтобы теперь о ней напомнить.

На Алтае его просветительная деятельность продолжалась 14 лет. Из истории Алтайской миссии мы знаем, что Макарий крестил только 675 инородцев и 1047 детей, большей частью в семьях русских поселенцев. Но каждый крещенный стоил Макарию больших трудов, так как он, как уже сказано, действительно окормлял своих оглашенных и приступал к крещению, если последний был к нему подготовлен, чтобы жить в христианской вере. Другой известный миссионер в России, Н. И. Ильминский (1822-1891) много позже по смерти Макария писал обер-прокурору К. П. Победоносцеву, вспоминая деятельность Макария, что тот «внес новое в русское миссионерское дело», ...«дал евангельское понятие о религии, как живом органическом начале, претворяющем человека»,.. «старался возбудить дух христианский и благодатный в инородцах»,.. Макарий обладал «миссионерским огнем».

IV. История жизни архимандрита Макария Глухарева, полная трудностей и огорчений, не будет полной, если здесь не будет упомянуто о его «огне» для перевода Св. Писания на русский язык. В переводе Св. Писания на русский язык Макарий видел «миссионерское дело», но уже дело «внутренней миссии» среди православных. Макарий считал, как это видно из его писем, что Русской Церкви предназначено Провидением просветить христианством многие нехристианские народы России. Но эта ответственная задача будет только тогда с успехом разрешена, если и сам русский народ будет участвовать в этом миссионерском деле, имея Св. Писание на своем родном языке. Почему Макарий занялся именно переводом книг Ветхого Завета? При Александре I, в связи с деятельностью Библейского Общества в России, были сделаны переводы Нового Завета на инородческие языки и на русский язык. Переводы Ветхого Завета были приостановлены и часть уже переведенных книг Бытия была, по распоряжению Св. Синода, сожжена. В 1826 году Библейское Общество было закрыто. Надо напомнить, что среди церковной иерархии того времени, быть может, один митр. Филарет Дроздов был ревно-

стным защитником перевода Св. Писания на русский язык. Он смог, наконец, в 1856-58 гг. добиться этого. При Николае 1, в переводе Св. Писания на русский язык видели «ересь». Назову здесь только некоторые имена особенно ярых противников перевода: адмирал Шишков, тогда министр народного просвещения, митр. Киевский Евгений Болховитинов, митр. Петербургский Серафим Глаголевский, тогда первоприсутствующий в Св. Синоде, митр. Киевский Филарет Амфитеатров, аскет и мистик, находившийся в сетях церковно-консервативных воззрений, и наконец, всевластный обер-прокурор Св. Синода Протасов. Не надо забывать, что и сам Николай I был против русского перевода Св. Писания. Сколько горьких минут должен был пережить блаженной памяти митр. Московский Филарет из-за того, что он в своем «Катехизисе» некоторые молитвы дал не на церковнославянском, а на русском языке. Что удивляться, что малоизвестный архим. Макарий Глухарев, дерзновенный в своих убеждениях, не избег бессмысленного осуждения консервативных кругов церковной иерархии. О важности этих переводов Макарий писал митр. Филарету, который Макарию внутренне сочувствовал, но не мог ему помочь. Филарет, столп православия в России, принужден был в николаевские времена на каждом шагу быть осторожным при тогда веющем «все осушающем ветре» эпохи, как выразился в одном письме его ученик Филарет Гумилевский. Не будь этого, память о митр. Филарете и его деятельности была бы значительней и полезнее для Русской Церкви.

Еще в самом начале своей работы на Алтае Макарий писал митр. Филарету, что он обучает инородческих детей молитвам на русском языке, «потому что вошедши в общение с народом русским в единой вере, для лучшего познания сей спасительной веры они должны искать общения с ним в самом языке русском и изучать сей живой язык, на котором, по милости Божией, имеет церковь наша уже Новый Завет и некоторые из священных книг Ветхого». На другое письмо от 1834 года, Филарет писал Макарию: «Вы употребили не мало труда на изложение сих мыслей (т. е. о необходимости перевода), но посев ваш пришел не на готовую землю и не во время сеяния... Действуйте, в уповании на Бога, средствами, которые Он вам дал, и которыми можно сделать довольно доброго». Позже, в 1857 году, митр. Филарет писал к другому лицу: что тогда в 20-х и 30-х годах XIX в. многие лица «против сторонников перевода употребляли не только изысканные и преувеличенные подозрения, но и выдумки и кле-

веты». Это относилось как к самому Филарету, так и к Макарию (7).

В 1837 году Макарий послал в Комиссию духовных училищ при Св. Синоде (на практике подчиненной обер-прокурору Св. Синода) перевод книги Иова, а в следующем году книги Исаии, с просьбой напечатать их для «обращения неверующих к Иисусу Христу». Одновременно Макарий послал свои переводы на имя императора Николая I с приложением своей записки «Мысли о способах» (смотри ранее). О судьбе своих переводов и записки и последствий его обращения в Комиссию и к императору он узнал уже позже, по возвращении в Улалу на Алтае. Не получив ответа при посещении Петербурга, Макарий послал в Св. Синод вторую записку с приложением своих переводов других пророков В. Завета. Только 11 апреля 1841 года последовало определение Св. Синода «по делу архим. Макария». Это определение — примечательный документ для той эпохи. «Неосновательная ревность его» (т. е. архим. Макария) — говорилось в определении — «основывается на погрешительном мнении, будто церковь российская не имеет всего священного писания на природном наречии российского народа, тогда как она имеет оное на природном славяно-русском языке, который употребляется и в церковном богослужении, и на котором и простолюдины св. писание читают и разумеют, а некоторые даже охотнее читают, нежели в переводе на ново-русское наречие»... «Рассуждения архим. Макария в пользу русского перевода Св. Синод считает, сколько неосновательны и нелепы, столько же несообразны и с должным повиновением к поставленной от Бога власти и с духом смирения, в противность которому он поставил себя непризнанным истолкователем судеб Божиих». За это «прегрешение» Св. Синод постановил применить к архим. Макарию только низшую меру наказания, а именно «сорокадневную епитимию» при доме Томского преосвященного. В послужном списке Макария стояло: «В конце 1841 и в начале 1842 г. проходил, по определению синодальному, при доме епископа Томского сорокадневную епитимию, по случаю представления правительству мыслей и желаний своих в рассуждении полной Библии на российском языке в переводе с оригиналов». Архиеп. Филарет Гумилевский писал позже (в 1863 году) в своем «Обзоре русской духовной литературы»: «Отцу Макарию пришлось в свое

7) К истории переводов Макария и его дела в Св. Синоде: И. Чистович, История перевода Библии на русский язык в Христианском Чтении, 1872 и отдельно С.-Петербург, 1872, 1899.

время понести и епитимию за свой перевод. Его заставили каждый день служить литургию в продолжение шести недель, но это принял он за милость Божию и был очень доволен епитимией». В частном письме тот же Филарет Гумилевский (еще в 40-х гг.) заметил: «странное наказание для священнослужителя шесть недель совершать литургию». Так закончилась эта печальная история попыток Макария добиться издания частей В. Завета на русском языке. Позже, когда пришли другие времена и вопрос об издании всего Св. Писания, Ветхого и Нового Заветов, был благополучно разрешен, то переводы Макария были напечатаны в московском журнале «Православное Обозрение» за 1860 1867 годы. (8).

V. Когда 7 сентября 1905 года исполнилось 75-летие со дня начала просветительной деятельности архим. Макария, то состояние миссии лучше всего доказывает, что труды Макария не прошли даром. Из истории Алтайской миссии видно, что способы ее просветительной работы за все это время проводились в духе миссионерских взглядов блаженной памяти ее основателя. В 1904 году миссия окормляла 25.868 крещенных алтайцев и, кроме того, еще 14.657 русских поселенцев. В районе миссии оставалось еще 20.311 алтайцев-язычников и там жили еще 2.500 старообрядцев. Макарий начал свою работу фактически один. Теперь миссия с центром в г. Бийске имела работников: начальник миссии (епископ), его помощник (архимандрит), 5 иеромонахов, 23 священника, 5 диаконов, 24 псаломщика, 49 учителей и 5 учительниц. Работа миссии была разделена на 17 станов, при трех монастырях и 83 церквах и молитвенных домах; школ было 55. Миссия окормляла крещенных алтайцев, живших в 213 селениях и в большинстве занимавшихся земледелием. В числе школ было: одна двуклассная церковноприходская школа, одна одноклассная для мальчиков и три для девочек, 26 смешанных одноклассных школ и

8) Литература о Макарии Глухареве и Алтайской миссии очень многочисленна. Назову только некоторые более значительные биографии: И. Ястребов. Краткий очерк жизни и деятельности архим. Макария Глухарева, основателя Алтайской миссии, Бийск. 1893; П. В. Птохов, Архим. Макарий Глухарев, основатель Алтайской миссии, Москва. 1899: К. В. Харлампович, Архим. Макарий Глухарев. По поводу 75-летия Алтайской миссии, Христианское Чтение. 1905, № И; его же. Учено-литературные труды архим. Макария Глухарева, там же, 1905, № 12; Г. Флоровский, Пути русского богословия. Париж. 1937, стр. 187. — Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры” впервые были напечатаны в журнале “Православный Благовестник”, 1893-94 гг. и отдельно — Москва, 1894.

23 школы грамоты. Учащихся было 1.430 детей (990 мальчиков и 440 девочек); из них было 739 инородцев, а остальные дети русских поселенцев. В г. Бийске при центре миссии была еще катехизаторская школа с 166 учениками, из них 45 инородцев. Позже (в 1910 году) была еще особая школа для подготовки учителей и учительниц из инородцев. В 1910 году было уже 92 церкви и молитвенных домов и 25 станов. Число селений, окормляемых миссией, возросло до 380, с населением в 52.000 чел.

В конце синодального периода Алтайская миссия была, быть может, самой лучшей миссией по ее организации и духу работы.

Берлин.

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com