Глава 5. Расколы "справа". Продолжение.

История показывает, что Церковь может жить своей жизнью в самых разных условиях: и в мусульманской Турецкой империи, и в демократических Соединенных Штатах Америки, оставаясь при этом лояльной в гражданском отношении, отдавая кесарево — кесарю, а божье — Богу. Такое положение возможно и в Советском Союзе, несмотря на глубокие противоречия между учением Церкви и марксистской идеологией правящей партии: Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира, руководителя его жизни и судеб, коммунизм не допускает его существования, признает самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном призвании духа и не перестает напоминать верующим об их небесном отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм не желает знать для человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и государством нисходит в область непосредственного практического значения, в сферу нравственности, справедливости и права: коммунизм считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка

140

исключительно с точки зрения целесообразности; Церковь проповедует любовь и милосердие, коммунизм — товарищество и беспощадность борьбы; Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм унижает его гордостью; Церковь сохраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии животворящую силу, служащую источником всего великого в человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья народов. Коммунизм смотрит на религию как на опиум, опьяняющий народы и расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь хочет процветания религии, коммунизм — ее уничтожения. При таком глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между "да" и "нет", потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм. Вот почему никакие компромиссы или даже уступки со стороны Церкви не могли примирить эти диаметрально противоположные учения. Это показывает провал всех жалких попыток обновленцев изменить слова богослужений и молитв так, чтобы они отражали не монархические, а республиканские отношения между Богом и человеком, и их попытки очистить церковный календарь от всех святых "буржуазного" происхождения. Все это привело к отчуждению верующих, и попытка обновленцев занять место традиционной Церкви провалилась.

Тем не менее, заключенные епископы считают сосуществование Церкви и советского государства возможным, но только при условии строгого соблюдения закона об отделении Церкви от государства. Тогда Церковь не будет вмешиваться в социально-экономическую деятельность правительства, и не будет мешать гражданам страны исполнять свой гражданский долг, а правительство не будет вмешиваться в духовную жизнь Церкви, и не будет препятствовать религиозной жизни своих граждан. В Послании признается, что в прошлом Церковь вмешивалась в общественно-политическую жизнь страны и выступала против нового режима, но это было во время гражданской войны, когда революция проявляла себя исключительно со стороны разрушительной. Всюду действовали группы подозрительных лиц, выдававших себя за агентов правительства, а в действительности оказавшихся самозванцами с преступным прошлым и еще более преступным настоящим. Они и избивали епископов и священнослужителей, ни в чем не повинных, врывались в дома и больницы, убивали там людей, расхищали там имущество, ограбляли храмы и затем бесследно рассеивались. Было бы странным, если бы при таком напряжении политических и своекорыстных страстей, при таком озлоблении одних против других, среди этой всеобщей

141

борьбы одна Церковь оставалась равнодушной зрительницей происходящих нестроений. Составители Послания говорят, что Церковь призывала к миру и порядку и осуждала тех, кто вызывал хаос, беспорядки и страдания. "Но с течением времени, когда сложилась определенная форма гражданской власти, патриарх Тихон заявил в своем воззвании к пастве о лояльности в отношении к советскому правительству, решительно отказался от всякого влияния на политическую жизнь страны. Патриарх Тихон осудил политическую деятельность Карловацкого синода и издал указ о его роспуске. Это все, что он мог сделать, так как Церковь не может судить священнослужителей за их политические мнения и выступления. Со времени издания патриаршего воззвания в 1923 г. ни один священнослужитель не был осужден советским судом за антисоветскую деятельность. Все находящиеся в заключении священнослужители были арестованы в административном порядке.

В самом конце Послания говорится, что если советское правительство примет эти условия для сосуществования, то Церковь "возрадуется о праве тех, от кого это будет зависеть. Если же это ходатайство будет отклонено, она готова на материальные лишения, которым подвергается; встретит это спокойно, памятуя, что не в целости внешней организации заключается Ее сила, а в единении веры и любви преданных Ей чад Ее, наипаче же возлагает Свое упование на непреоборимую мощь Ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его создания" ⁴⁶.

Вскоре после этого Послания, в июне 1926 г., митрополит Сергий составил и разослал "проект декларации, очень близкий по духу к Соловецкому обращению: лояльность советской власти, несовместимость христианства и марксизма, полное отделение Церкви от государства, отмежевание от эмигрантского политиканства". Но власти никак не реагировали на оба документа — очевидно, они их не удовлетворяли, — если не считать четвертое заключение митрополита Сергия в тюрьму, по-видимому, за организацию подпольных выборов патриарха (см. выше). Во время его пребывания в тюрьме, вероятно, шли переговоры о содержании такой декларации, которая привела бы к легализации Церковного управления. И вот, как уже говорилось в предыдущей главе, в конце марта митрополит Сергий был выпущен из тюрьмы (будучи заблаговременно перевезен из нижегородской в московскую тюрьму), а 29 июля 1927 г. появилась его пресловутая Декларация, тоже более подробно освещенная в предыдущей главе. Никита А. Струве верно характеризует сущность этой Декларации, когда говорит, что вместо линии отделения Церкви от государства эта Декларация поставила Церковь "в союзно-подчиненное отношение к государству"; но не прав он, когда говорит, что Сергий сделал это в момент, когда правительство "проводило политику полного ее разрушения" ⁴⁷ — такая политика стала очевидной только в 1929 г.; и митрополита Сергия можно здесь только обвинить в отсутствии дара пророчества-

142

предвидения. На дворе стоял еще нэп, и никто не ожидал его столь стремительного сворачивания. Чего же митрополит Сергий добился своим стремлением такой дорогой ценой получить возможность отстроить внешние формы церковной структуры? Власти признали, наконец, его Священный синод, "состряпанный" им единолично так же, как сделал патриарх Тихон по своем выходе из заключения в 1923 г. Однако это никак не обезопасило членов нового Синода: почти все они исчезли в лагерях или были расстреляны, и к 1939 г. весь правящий епископат РПЦ состоял из двух митрополитов — Сергия и Алексия Ленинградского (Симанского)* и двух архиепископов — Сергия (Воскресенского) и Николая (Ярушевича)** ⁴⁸.

В оправдание Сергия нужно признать, что под вопрос была поставлена не только внешняя организация Церкви. После ареста митрополита в декабре 1926 г. все три назначенные им преемника были по очереди арестованы. В то же время продолжались аресты других епископов. На свободе оставались лишь немногие епископы, и их число продолжало уменьшаться. В своем послании епископам от 31 декабря 1927 г. Сергий оправдывает свою Декларацию следующим образом: "...расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела... Центр был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии часто лишь по слухам знали о центре. Были епархии... которые... часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить православие" ⁴⁹.

Аналогичная ситуация возникла и в 1923 г., когда опасения в связи с положением, сложившимся в Церкви, заставили патриарха Тихона раскаяться в своей прежней "антисоветской деятельности" и просить об освобождении из-под стражи. Выйдя из тюрьмы и ознакомившись с действительным положением, патриарх сказал в частном разговоре, что, если бы он знал, что обновленцы сделали так мало успехов, он вообще остался бы в заключении ⁵⁰. Для патриарха духовная сплоченность, выражавшаяся в том, что массы верующих остались в патриаршей Церкви, была важнее, чем внешнее церковное устройство. Сергий же считал, что Церковь не сможет выжить, не сохранив хотя бы

____________________________

* Алексий I (Симанский Сергей Владимирович, 1877 — 1970) — патриарх Московский и всея Руси с 1945 г. В 1921 — 1922 гг. был викарием и временно управлял Петроградской митрополией. В октябре 1922 г. был арестован и сослан в Казахстан. С 1926 г. управляет Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского; является ближайшим сотрудником митрополита Сергия (Страгородского), участвует в составлении Декларации от 29 июля 1927 г. С октября 1933 по февраль 1945 г. управлял Ленинградской епархией. На Поместном соборе 1945 г. избран патриархом Московским и всея Руси. Умер в Москве, погребен в Троице-Сергиевой лавре.

** Николай (Ярушевич Борис Дорофеевич, 1892 — 1961) — митрополит Крутицкий и Коломенский. В 1922 г. стал епископом Петергофским. В 1927 г. подписал Декларацию Сергия и вошел в состав Временного патриаршего Священного синода. С 1935 г. — архиепископ Петергофский. В 1941 г. стал митрополитом Киевским и Галицким, экзархом Украины. В 1944 г. назначен митрополитом Крутицким и Коломенским, управляющим Московской епархией. Скончался в Москве, погребен в Троице-Сергиевой лавре.

143

минимума церковной администрации. В то время как Тихон продолжал отстаивать независимость Церкви и после своего заявления 1923 г., Сергий после Декларации 1927 г. продолжал сдавать позиции только для того, чтобы сохранить церковную организацию.

Даже с чисто утилитарной, прагматической точки зрения нельзя не признать, что правительство не оправдало надежд Сергия. После Декларации 1927 г. был признан только его Синод, а не вся возглавляемая им Церковь. В 1929 г. вышло новое советское законодательство о религиозных объединениях*. Оно утверждало, что правительство признает только "двадцатки" мирян, которые составляют приход и арендуют помещение у местных властей, и подтверждало, что "религиозные объединения и избираемые ими исполнительные органы не имеют прав юридического лица". Церковные общины и приходы не имеют права производить сборы средств на Церковь или устанавливать членские взносы и должны быть зарегистрированы в местных органах. "Двадцатки", не получившие регистрации в течение года, должны быть ликвидированы. Решения об открытии новых приходов или о регистрации уже существующих зависели целиком от местных властей, что позволяло не только не допускать открытия новых приходов, но и произвольно закрывать уже существующие.

Нужно признать, что, по крайней мере, теоретически, это законодательство содержало и некоторые уступки со стороны правительства. Впервые в СССР признается власть епископа над священниками, нарушение хода богослужения становится уголовным преступлением, наказуемым тюремным заключением сроком до шести месяцев. Для того чтобы приход мог легально функционировать, требовалась регистрация как религиозной общины, так и священнослужителя. Местные органы могли отвергать отдельных членов "двадцатки", но по отношению к духовенству такого права они не имели. В теории регистрация духовенства требовалась для того, чтобы ставить правительство в известность. В действительности же регистрация духовенства скоро стала использоваться как возможность контролировать назначение священнослужителей, что позволяло властям оказывать давление на епископов, священников и мирян. Последовавшее десятилетие показало, что правительство не собирается соблюдать свое же законодательство о религиях. В 1929 г. в Конституцию была внесена поправка, которая запрещала религиозную пропаганду и ограничивала религиозную деятельность церковными стенами, в то время как право на антирелигиозную пропаганду было оставлено в силе ⁵¹. Это ограничение религиозных прав было сохранено в Конституциях 1936 и 1977 гг. и остается в силе до сего дня.

____________________________

*Речь идет о Постановлении Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР от 8 апреля 1929 г., которое с изменениями и дополнениями, внесенными Указом президиума Верховного Совета РСФСР от 23 июня 1975 г., действовало вплоть до принятия в 1990 г. нового закона РФ "О свободе вероисповеданий".

144

Судя по тому, что после смерти митрополита Сергия и избрания патриарха Алексия, когда давление на Церковь ослабло и начали открываться церкви и семинарии, и многие из тех, кто порвал с Сергием в конце 20 — начале 30-х гг., вернулись в патриаршую Церковь, включая и такого авторитетного архиерея, как Афанасий (Сахаров), можно заключить, что, если бы правительство не подорвало авторитета Сергия обманом и массовыми гонениями, начавшимися в 1929 г., расколы справа не достигли бы того размаха, который они приняли с конца 20-х гг., а быть может, и вообще бы сошли на нет; тем более что, как будет показано ниже, большинство расколов было вызвано не непосредственно Декларацией, а или видимым бессилием Сергия противостоять вмешательству советской власти в управление Церковью, или спорами о пределах полномочий митрополита Сергия как заместителя местоблюстителя ⁵². И вернулись многие откольники в Патриархию, одни в конце 30-х гг., другие (большинство) — после Отечественной войны (в том числе епископ Афанасий, призвавший всех "катакомбников" вернуться под омофор патриарха Алексия, и профессор-протоиерей Верюжский, о котором пойдет речь ниже), когда Церковь находилась в гораздо более порабощенном большевиками состоянии, чем в 20 — начале 30-х гг.

Было много разных расколов, от крайне правых групп, которые не приняли воззвания патриарха и начали отходить от патриаршей Церкви уже в 1925 г. (впоследствии они стали известны под именем Истинно православная церковь), до умеренных, таких, как группы митрополитов Агафангела и Кирилла и их многочисленных последователей, которых называли "непоминающими". Они осуждали Декларацию митрополита Сергия и его церковную политику и не поминали на богослужениях ни его, ни советское правительство, но признавали и каноничность духовенства патриаршей Церкви, и действительность ее таинств. Поэтому они не запрещали своим последователям посещать официальные церкви и участвовать в таинствах. Оба митрополита были назначены патриархом Тихоном как его преемники и стояли выше Сергия по старшинству ⁵³.

Митрополит Агафангел заверил Сергия, что, хотя он сам никогда не сможет с ним сотрудничать, он признает Сергия главой Русской церкви, пока митрополит Петр находится в тюрьме. Всем, обращавшимся к нему за советом, он рекомендовал духовно признать возглавляемую Сергием Церковь, посещать ее богослужения и не создавать новых расколов. Незадолго до смерти он получил телеграмму с вопросом, правда ли то, что он примирился с Сергием. Он ответил: "Да, это правда". Через шесть месяцев он скончался ⁵⁴.

Кирилл занял гораздо более непримиримую позицию, которую он отстаивал (находясь большей частью в тюрьме или в ссылке под надзором) до самой своей смерти в 1944 г. Он не соглашался с тем, как Сергий толковал каноны, оправдывая

145

законность своего положения, и осуждал Сергия за его капитуляцию перед советской властью. Стремясь во что бы то ни стало восстановить в Церкви иерархический порядок и дисциплину, Сергий запретил в служении тех епископов и священников, которые отказались следовать его указаниям и провозгласили свою независимость от его Синода, ссылаясь на патриарший указ 1920 г. о местной епархиальной автокефалии в случае развала центральной церковной власти или невозможности установить с ней связь. Сергий считал, что на этот указ ссылаться нельзя, так как центральная церковная власть существует, т.е. он и его Синод, и что связь с этой властью возможна.

Кирилл не соглашался. В письме своему викарию, епископу Афанасию, от 15 мая 1929 г. (с копией, посланной митрополиту Сергию) он пишет, что заместитель местоблюстителя не обладает правами местоблюстителя, не имеет прав законотворчества и потому не имел права организовывать при себе Синод. Сергий сделал правильно, убедив митрополита Петра лишить признания архиепископа Григория и его Синода, но теперь впадал в ту же ошибку, что Григорий, единолично создав свой Синод. Поэтому Кирилл не признает Сергия в качестве своего руководителя, не может сослужить ему и ему подчиненному духовенству, не допускает совместное поминовение себя и Сергия за богослужениями в своей епархии, но молиться за Сергия, как за любого христианина, можно и должно. Личный грех Сергия никак не лишает его таинства благодатности, и если вокруг не будет единомысленного митрополиту Кириллу духовенства, он, Кирилл, примет соборование от сергианского духовника. Мирянам советует ходить в сергианские храмы и принимать там все таинства, если поблизости нет храма "непоминающих". На утверждение митрополита Сергия (в ответе митрополиту Кириллу), что он обладает теми же правами, что и Петр, так как последний передал ему всю полноту власти (а в свою очередь патриарх Тихон предоставил свою патриаршую власть избранным им преемникам, в том числе Петру), поэтому Петр фактически "и.о. патриарха", а не местоблюститель), Кирилл уже из ссылки отвечает, что то было по смерти патриарха, а, пока жив митрополит Петр, Сергий не имеет полноты власти. В ответе Сергий указывает, что никто не подвергал сомнению полноту власти митрополита Агафангела, когда патриарх Тихон был в заключении. Таково же положение Сергия при арестованном Петре. Далее он упрекает Кирилла в непоследовательности: с одной стороны, он признает таинства митрополита Сергия, с другой — оказывает предпочтение всем "непоминающим", в том числе и "иосифовцам", которые называют "сергиан" сатанистами и отрицают благодатность таинств, ими совершаемых".

В одном из своих писем к Сергию Кирилл написал, что враждующие группировки признали бы Сергия своим главой,

146

если бы он руководствовался духом соборности и предварительно обсуждал свои решения с другими епископами, обращаясь с ними как с братьями, и проявлял готовность отказаться от тех решений, которые вызывали наиболее серьезные возражения. В таком случае, исходя из практических соображений, епископы признали бы и созданный им Синод, но Сергий просто командовал другими епископами, как если бы он имел на это канонически неоспоримое право. Сергий назначил над Кириллом церковный суд (который так и не состоялся) и лишил его звания митрополита Казанского. Кирилл объявил эти постановления неканоничными и продолжал оказывать большое влияние на "непоминающих", руководить которыми он все же едва ли мог, так как находился под надзором в ссылке; в 1934 г. он был арестован. С другими епископами Сергий поступал гораздо резче: митрополит Иосиф, епископ Алексий (Буй) и другие были запрещены в служении и удалены на покой. Более мягкие меры по отношению к Кириллу объясняются тем, что он пользовался большим влиянием среди духовенства (когда в 1926 г. была сделана попытка избрать патриарха путем переписки, Кирилл получил большинство голосов), и Сергий не решался поступить с ним так же резко, как с другими епископами; правда, Кирилл, как видно из вышеприведенных цитат, и не заходил в такие крайности, как, например, митрополит Иосиф и его последователи. Но и митрополиту Кириллу Сергий в сердцах дал понять, почему он так строг в наказаниях за отколы: "Вам не нравится учреждение Синода, другому — декларации [что еще раз подчеркивает, что Кирилл порвал с Сергием не из-за Декларации 1927 г.], третий найдет, что я слишком снисходителен к падшим, четвертый — наоборот". Если по таким поводам будут отколы, пишет далее Сергий, то Церковь перестанет существовать ³⁶.

Дело митрополита Иосифа (Петровых) заслуживает отдельного рассмотрения. В списке преемников, составленном митрополитом Петром 6 декабря 1925 г., Иосиф стоял на втором месте, сразу после Сергия. Сергий назначил его митрополитом Ленинградским. После ареста Сергия Иосиф стал на его место и, опасаясь ареста, в свою очередь, составил список своих преемников: архиепископов Корнилия (Соболева), Фаддея (Успенского) и Серафима (Самойловича). Регельсон, один из лучших специалистов по этому периоду, комментирует это так: "Документ этот показывает, до какой степени развилась ложная идея заместительства... Распоряжение митрополита Иосифа оставляет впечатление, будто речь идет не о Церкви, но об армии, в которой любыми средствами должно сохраняться единоначалие... Митрополит Иосиф в этот период совершенно не отдает себе отчета в том, что, устанавливая новую систему преемственности Высшего церковного управления, он (впрочем, вслед за митрополитом Петром) покушается на такое действие, которое не дерзал совершать даже сам Святейший патриарх, строго

147

и безупречно выполнявший соборное постановление"*. Это обвинение может быть предъявлено и митрополиту Сергию, который пошел по пути, проложенному митрополитом Иосифом и сменившим его архиепископом Серафимом. Когда при возникшей чехарде заместителей в конце 1926 г. архиепископ Томский Димитрий объявил временную автономию своей епархии, архиепископ Серафим запретил его в священнослужении 57. Интересно отметить, что именно эти епископы впоследствии обвиняли Сергия в неканоническом поведении, когда Сергий принял те же меры по отношению к ним. Тогда они отказались признать Сергия своим главой.

Назначенный в Ленинград митрополит Иосиф не получил разрешения властей переехать туда и находился под надзором в Ростове Великом. 13 сентября 1927 г. митрополит Сергий назначил его архиепископом Одесским на том основании, что Иосиф фактически не может управлять Ленинградской епархией. Иосиф объявил это постановление неканоничным, так как епископ не может быть смещен против своей воли и воли своей паствы, кроме как церковным судом в случае серьезного преступления. (Нужно заметить, что в дореволюционной России перемещение епископов, обычно по распоряжению императора или обер-прокурора, было обычным явлением.) Иосиф стал главой самых непримиримых противников Сергия, которые не признавали не только его административных полномочий, но и действительность совершаемых им таинств. Они считали, что то, что Сергий превысил свою власть и неканонически присвоил себе права местоблюстителя, лишает его благодати, что делает совершаемые им таинства недействительными.

Слабость позиции Иосифа заключалась в том, что: 1) будучи назначен Сергием в Ленинград, он признал каноничность этого назначения; 2) занимая положение заместителя местоблюстителя, сам Иосиф истолковывал свои полномочия очень широко; 3) он выступил против Декларации Сергия не сразу после ее появления, а только после того, как Сергий перевел его в Одессу ⁵⁸. Ответ на последнее возражение дает верный сторонник Иосифа, епископ Гдовский Димитрий, который пишет, что, когда эта Декларация была опубликована, она "представлялась нам первоначально одним из обычных даже для патриарха подтверждений о невмешательстве Церкви в дела гражданские. И нам пришлось изменить отношение к нему лишь тогда, когда обнаружилось, что послание начинает оказывать сильное влияние и на дела чисто церковные и искажать не только канонически, но даже и догматически лицо Церкви". Дальше идет перечень этих искажений: незаконное создание Синода, требование поминать на богослужениях Сергия наряду с митрополитом Петром, до сорока случаев

____________________________

* Регельсон, 115. Он составил список четырех архиереев — преемников митрополита Петра в порядке очередности, в случае чрезвычайных обстоятельств, и шести архиереев, наследующих заместителю местоблюстителя.

148

перемещения епархиальных архиереев, совершенных под давлением гражданских властей. Особые опасения "непоминающих" вызывал сам состав Синода: некоторых из его членов подозревали в сотрудничестве с властями, других — в сочувствии обновленцам*.

На этом основании епископ Димитрий опасался, что Синод ограничивает свободу Сергия, как это происходит в епархиях, где новые епархиальные советы ограничивают власть епископов. В последнем пункте этого перечня Димитрий обвиняет Сергия в незаконном требовании, чтобы верующие внутренне признали существующий строй, признали общность интересов с открытыми врагами Церкви ⁵⁹. Раскол ширился и привлекал огромные массы духовенства и верующих. Как утверждается в диссертации, написанной в 1965 г. в Ленинградской духовной академии, "во многих епархиях большинство приходов вернуло Декларацию ее автору... в некоторых епархиях (на Урале) до 90 приходов отослали Декларацию назад" ⁶⁰. Одним из последствий Декларации было возобновление возношения молитв за советское правительство за литургией. Это вызвало бурное возмущение верующих**.

По данным митрополита Иосифа, к расколам присоединилось 26 правящих архиереев***.

Православная Россия разделилась на три группировки, различавшиеся своим отношением к Сергию. Одни считали действия Сергия пагубными для Церкви, другие объясняли их личным малодушием Сергия, третьи считали это решение мудрым, так как существование Церкви в советском государстве могло

______________________________________

* Версия об обновленчестве патриарха Алексия I, повторяемая Регельсоном, не совсем верна. Согласно Левитину, после ареста митрополита Петроградского Вениамина ГПУ пообещало архиепископу Алексию, ставшему администратором Петроградской епархии после ареста митрополита, что жизнь митрополиту Вениамину будет сохранена, если он, Алексий, снимет митрополитово прещение с трех петроградских священников-обновленцев (Введенский и др.). Посоветовавшись с епархиальным советом, который постановил, что любые действия для спасения митрополита оправданы, Алексий восстановил их в священных правах. Позднее, когда митрополит Вениамин был все же расстрелян, архиепископ Алексий слезно раскаивался в содеянном.

Затем, пользуясь указом патриарха Тихона (1929 г.), Алексий и его викарий Николай (Ярушевич) объявили временную автокефалию Петроградской епархии, одновременно подчеркивая свою лояльность советской власти, избежав этим прямого подчинения обновленческому ВЦУ. (Левитин-Краснов, Шавров, 1:103—114 и 218—224, и 2: 223—228.)

** Очевидно, что указ патриарха Тихона по этому вопросу был забыт и не соблюдался.

*** Регельсон, 452; Хризостомус, 2:205—211. Если считать, что в 1930 г. митрополиту Сергию оставались верны 163 епископа (см. его пресс-конференцию 18 февраля 1930 г.), то в расколе справа было около 15% епископата. Малочисленность отколовшихся очень волнует митрополита Иосифа, который писал в 1928 г.: "Будем помнить, что большинством голосов (и подавляющим) была распята Сама Истина". (Струве Н. — Реплика, Вестник русского студенческого христианского движения, № 157 (1989), 205.) Правда, в некоторых епархиях до "90% приходов по получении текста Декларации отсылали его обратно автору в знак несогласия". (Балашов Н. — Еще раз о "Декларации" ... Вестник русского студенческого христианского движения, 157. С. 199.)

149

продолжаться только при этом условии 61. Регельсон насчитывает шесть групп епископов, возглавлявших противников Сергия от Ярославской епархии, возглавляемой Агафангелом, который, в конце концов, примирился с Сергием, и Казанской епархии, возглавляемой Кириллом, который признавал благодатность Сергия и его духовенства, но отказывался сослужить с ним, так как причащение из одной чаши возможно только при условии мира и согласия, до самых крайних групп Даниловского монастыря, возглавляемого архиепископом Феодором (Поздеевским), который стал в оппозицию уже в 1923 г., когда патриарх Тихон сделал заявление о лояльности, и митрополита Иосифа, который даже не признавал благодатности таинств Сергия и его духовенства. Последнее было уже ересью, так как, согласно православному учению, административные действия священнослужителей не имеют никакого отношения к благодатности совершаемых ими таинств. В это бурное время мнение пострадавших за веру епископов-соловецких узников было особенно ценно. Нижеследующий соловецкий ответ на Декларацию, поддержанный 17 или 26 епископами (в источниках приводятся различные цифровые данные, если последняя цифра верна, то она представляет большинство соловецких архиереев в тот момент), показывает их "протест без отклонения или отмежевания от митрополита Сергия"*. Вот текст Соловецкой декларации 1927 г.: "¹. Мы одобряем самый факт обращения Высшего Церковного Учреждения к Правительству с заверением о лояльности Церкви в отношении Советской Власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления. Подобные заверения, неоднократно высказанные Церковью в лице почившего Патриарха Тихона, не рассеяли подозрительного отношения к ней Правительства; поэтому повторение таких заверений нам представляется целесообразным. ². Мы вполне искренне принимаем чисто политическую часть послания, а именно: а) Мы полагаем, что клир и прочие церковные деятели обязаны подчиняться всем законам и правительственным распоряжениям, касающимся гражданского благоустройства государства, б) Мы полагаем, что тем более они не должны принимать никакого, ни прямого, ни косвенного, ни тайного, ни явного, участия в заговорах и организациях, имеющих целью ниспровержение существующего порядка и формы правления, в) Мы считаем совершенно недопустимым обращение Церкви к иноземным правительствам с целью подвигнуть их к вооруженному вмешательству во внутренние дела Союза для политического переворота в нашей стране, г) Вполне искренне принимая закон, устраняющий служителей культа от политической деятельности, мы полагаем, что священнослужитель как в своей открытой

__________________________

* Слова епископа Нектария (Трезвинского), поддержавшего Соловецкую декларацию 1926 г., но в 1928 г. порвавшего с Сергием. Большинство соловецких епископов остались решительными противниками раскола и отделения от Сергия до Поместного собора, на котором Сергий должен был дать отчет и, по словам митрополита Кирилла, принести покаяние. (Балашов. Указ. соч. С. 198 — 199.)

150

церковно-общественной деятельности, так и в интимной области пастырского воздействия на совесть верующих не должен ни одобрять, ни порицать действий Правительства. ³. Но мы не можем принять и одобрить послания в его целом по следующим соображениям: а) В абзаце 7-м мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства. Церковь не может взять на себя перед Государством, какова бы ни была в нем форма правления, обязательства считать "все радости и успехи Государства своими успехами, а все его неудачи своими неудачами", так как всякое правительство может принимать решения безрассудные, несправедливые или жестокие, которым Церковь бывает вынуждена подчиниться, но не может им радоваться или одобрять их. В программу же настоящего Правительства входит искоренение религии, и для осуществления этой задачи им издан ряд законов. Успехи Государства в этом направлении Церковь не может признать своим успехом, б) Послание приносит Правительству "всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения". Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви и возбуждает справедливое негодование в душе верующих людей, ибо до сих пор отношение Правительства к духовным нуждам православного населения выражалось лишь во всевозможных стеснениях религиозного духа и его проявлений: в осквернении и разрушении храмов, в закрытии монастырей, в отобрании святых мощей, в запрещении преподавания детям Закона Божия, в ограничении прав служителей Церкви, и как мало Правительство проявило внимания к религиозным потребностям населения в настоящее время в самом обещании легализовать церковные учреждения, лучше всего показывает оскорбительная для чувства верующих статья официального правительственного органа "Известий ЦИК", предваряющая текст послания митрополита Сергия, в) Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и Государством возлагает на Церковь, на контрреволюционное настроение клира, проявляющееся в словах и делах, хотя в последнее время не было ни одного судебного процесса, на котором публично и гласно были бы доказаны политические преступления служителей Церкви, а многочисленные епископы и священники лишь в административном порядке томятся в тюрьмах, ссылке и на принудительных работах за свою чисто церковную деятельность (борьбу с обновленчеством) или по причинам, часто неизвестным самим пострадавшим. Настоящей же причиной борьбы, тягостной для Церкви и для самого Государства, служит задача искоренения религии, которую ставит для себя настоящее Правительство. Именно это принципиальное отрицательное отношение правительства к религии заставляет Государство с подозрением смотреть на Церковь и независимо от ее политических выступлений, а Церкви не позволяет принять

151

законов, направленных к ее разрушению, г) Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, то есть налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917— 1918 гг. от 3 (16) августа 1918 года, разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров). ⁴. Наконец, мы находим послание Патриаршего Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным. Закон об отделении Церкви от Государства двусторонен: устраняя Церковь от вмешательства в политическую жизнь страны, он гарантирует ей невмешательство Правительства в ее внутреннюю жизнь и в религиозную деятельность ее учреждений. Между тем закон этот постоянно нарушается органами политического наблюдения. Высшая церковная власть, ручаясь за лояльность Церкви в отношении к Государству, открыто должна будет заявить Правительству, что Церковь не может мириться с вмешательством в область чисто церковных отношений государства, враждебного религии. СОЛОВКИ 14 (27) сентября, 1927 г." ⁶²

Как мы видим, однако, письмо это решительно осуждает любую политическую оппозицию советской власти со стороны Церкви, а тем самым осуждает "карловчан" и призывает держаться от разрыва с митрополитом Сергием"! Активными же защитникам и церковной политики митрополита Сергия были среди прочих соловецких узников: епископ Иларион (Троицкий) — один из главных составителей Соловецкого обращения 1926 г., архиепископы Прокопий (Титов), Амвросий (Полянский), Евгений (Зернов), Петр (Зверев), епископы Глеб (Покровский) и Мануил (Лемешевский). Тот факт, что все они погибли, за исключением Мануила, который, проведя четверть века в лагерях и ссылках, кончил жизнь митрополитом Куйбышевским, доказывает, что верность митрополиту Сергию вознаграждалась таким же мученическим венцом, как и непризнание его.

Любопытно сравнить с этой критической аргументацией позиции епископа Илариона (Троицкого) и духовного старца Всеволода — все три письма написаны в 1928 г.

Иларион, письмо первое: "Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода его, что бы превосходило меру... терпения... возьмите деятельность Синода с 1721 по 1917 г. ⁶³ Там... было больше сомнительного, и, однако, ведь не отделялись ... А главное, есть терциус гауденс*, и ему-то все будто подрядились доставлять всякое урешение ..."

Второе письмо о митрополите Иосифе и его последователях: "Везде писаны пустяки, кто напротив пишет. ... А Осиповы письма уж очень не понравились... У него будто злоба какая.

___________________________

*лат. букв, "третий радующийся"; третье лицо, извлекающее пользу из борьбы двух.

152

И самый главный грех тот, что его на другую должность перевели... Допреже [т.е. при царях] по каким пустякам должность меняли и еще были рады, а теперь заскандалили".

Старец о. Всеволод более строг и досконален: "И те и другие неправы. Митрополит Сергий и его Синод... смешивают церковное дело с политикой... Но не таковы еще эти преступления, чтобы можно было объявить митрополита Сергия безблагодатным и требовать ... разрыва с ним молитвенного общения... Правы те, кто выставляют против митрополита Сергия обвинения; но глубокая ... ошибка их... в том, что они порвали общение с ним и... объявляют его еретиком ... они за это будут отвечать перед Господом... И вы можете свободно ходить и в те, и другие храмы... Нельзя ходить только к... обновленцам, григорианам и украинцам. Этих последних бойтесь: они — благодатны" ⁶⁴.

Узнав о перемещении митрополита Иосифа в Одессу и о его отказе принять это назначение, в декабре 1927 г. почти все ленинградское духовенство восстало против Сергия. Требования духовенства были изложены профессором, протоиереем В. Верюжским в письме митрополиту Сергию: 1) Синод, состоящий из назначенных, а не из избранных епископов, может быть только совещательным органом, все распоряжения должны исходить только от лица Заместителя; 2) три вызывающих возражения епископа должны выйти из состава Синода, в том числе Алексий (Симанский), будущий патриарх; 3) митрополит Иосиф должен быть возвращен на Ленинградскую кафедру; 4) имя митрополита Сергия не должно возноситься за литургией вместе с именем митрополита Петра; 5) распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть должно быть отменено. Сергий ответил решительным отказом на том основании, что Синод исполняет ту же функцию, что и при патриархе Тихоне, когда члены его тоже назначались, а не избирались, что он не может отказаться от курса церковной политики, который считает правильным и отвечающим нуждам Церкви, и что перемещения епископов — явление лишь временное и прекратится, когда отношения между Церковью и государством нормализуются. Относительно молений за заключенных Сергий ответил: "Устранено не моление за сущих в темницах и пленении (в ектений оно осталось), а только то место, которым... злоупотребляли, превышая молитвенное возглашение в демонстрацию". После ответа митрополита Сергия (1 (14) декабря 1927 г.) и было принято "иосифовцами" в Ленинграде при активном участии профессора-протоиерея Верюжского официальное решение отложиться от Сергия. Акт разделения от 13 (26) декабря обвинял митрополита Сергия в превышении власти и вплоть до покаяния митрополита Сергия на Соборе провозглашал единственным законным местоблюстителем Петра во имя сохранения той свободы, "которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос" ⁶⁵.

153

"Иосифовцы", однако, разделились на два течения: одно принимало митрополита Петра и его решения, безусловно; другое считало, что если митрополит Петр признает законность нового курса митрополита Сергия, то и Петру не подчиняться. А митрополит Петр хоть и с оговорками, но продолжал поддерживать митрополита Сергия. Этому есть не менее двух свидетельств. Во-первых, письмо митрополиту Сергию от Петра из его ссылки в зимовье Хе от 26 февраля 1930 г., в котором он говорит: "...необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство... Благоволите вернуться к той, всеми уважаемой, Вашей деятельности. Я... далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от возложенного на Вас послушания — это послужило бы не для блага Церкви... Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне Архипастырю ... от святительской руки которого принял постриг и благодать священства". Другое свидетельство митрополита Литовского Елевферия, посетившего Москву осенью 1928 г. Там он встретил в Патриархии только что вернувшегося из ссылки иерарха, который по пути посетил митрополита Петра "и прожил с ним две недели. Местоблюститель познакомился с декларацией митрополита Сергия из газеты "Известия", в которой она была напечатана. По словам этого иерарха, митрополит Петр согласен с деятельностью митрополита Сергия, находя, что это — единственный выход при существующих там условиях" ⁶⁶.

Сначала советское правительство старалось "помогать" Сергию, производя массовые аресты не подчинившихся ему епископов и священников. На допросах следователи ОГПУ сначала спрашивали у арестованных, как они относятся к "нашему" митрополиту Сергию и "Советской церкви", а потом часто вступали в богословские споры, стараясь доказать, что действия Сергия и его Декларация полностью соответствуют канонам.

Это делалось явно для того, чтобы углубить раскол и дать повод противникам Сергия обвинять его и его Синод в сотрудничестве с ГПУ. По мнению большинства противников Сергия, как в то время, так и впоследствии, лично Сергий в такого рода сотрудничество с ГПУ не вступал. Интересно отметить, что в то время как в 1926 г. епископов арестовывали за то, что они поддерживали Сергия, теперь их арестовывали за оппозицию к Сергию ⁶⁷.

Один неизвестный епископ, оставшийся в оппозиции к Московской патриархии до 60-х гг., писал о последствиях этих мер: "В тридцатые годы после того, как были арестованы противники Сергия, были арестованы и те, которые надеялись спастись, поддерживая его. Церкви и монастыри продолжали закрываться и через десять лет после Декларации, которая сулила мирное и благополучное существование, по всей стране осталось только несколько открытых церквей в городах. Их даже стали называть "показными церквами". Кроме того, удержался сам митрополит Сергий и его незаконно организованный Синод. Так бы и продол-

154

жалось, если бы не война. На территории, оккупированной немцами, началось стихийное восстановление церквей... Сталин ... понял, что продолжение его прежней церковной политики было слишком для него опасно... и приказал Сергию вновь открыть церкви, закрытие которых Сергий еще недавно оправдывал в печатных заявлениях тем, что это делается согласно свободным решениям самих прихожан". Новые гонения на Церковь убедили выше цитированного автора в том, что новая политика Сталина была всего лишь тактическим шагом и что поэтому следует воздерживаться от общения с патриархом Алексием и его Церковью. Дальше автор старается доказать каноничность своей позиции тем, что каноны запрещают гражданским властям оказывать давление на решения соборов, так что решения, принятые под таким давлением, являются канонически недействительными 68. (При последовательном применении этого критерия, придется признать, что все послепетровские церковные постановления, а также большинство постановлений ранней русской и византийской Церквей являются недействительными.)

Гонения на Церковь после 1934 г., почти полное уничтожение как противников Сергия, так и тех, кто его поддерживал, показали, что целью советского правительства было уничтожение всякой религии. В случае Сергия возможно и еще одно объяснение. Большая популярность "антисергиан" свидетельствовала, что массы верующих идут за тем, кто занял непримиримую позицию по отношению к власти и подвергается за это преследованиям. Если бы правительство не преследовало "сергиан", то повторилась бы история с обновленцами, которые растеряли свою паству. Таким образом, преследования помогли Сергию сохранить доверие части верующих. Можно предположить, что если бы не преследования 30-х гг. то патриаршая Церковь не смогла бы вызвать патриотический подъем десятков миллионов верующих во время войны с Германией. В 30-е гг. Сталин, конечно, не мог этого предвидеть, но в нужный момент в его распоряжении оказались остатки лояльной по отношению к нему церковной организации, которую он смог использовать в своих целях.

Что же касается "антисергиан", то собранные Регельсоном материалы о дальнейшей судьбе порвавших с Сергием епископов показывают, что большинство из них, в конце концов, примирилось с Сергием или с его преемником, патриархом Алексием. Особенно показателен пример епископа Афанасия, который был хиротонисан в 1921 г. и из сорока одного года своего епископства (он умер в 1961 г.) двадцать восемь лет провел в тюрьмах, лагерях и ссылках, а только 33 месяца в качестве правящего и викарного епископа (после возвращения из ссылки был за штатом по собственному выбору). В 1927 г. он был приговорен к трем годам принудительных работ за то, что поддержал митрополита Сергия. В 1933 г. он порвал с Сергием и занял позицию, аналогичную митрополиту Кириллу Казанскому ⁶⁹. Большинство катакомбного духовенства и мирян признавали его

155

своим вождем. В 1945 г., после избрания патриарха Алексия, Афанасий написал окружное послание во все катакомбные церкви и скиты, призывая их вернуться в лоно официальной Церкви. Он признал законность избрания патриарха Алексия и считал, что Алексий не несет личной ответственности за то, что Сергий присвоил себе власть патриарха. В одном самиздатском источнике говорится, что, "согласно сомнительным слухам, в глухой провинции все еще сохранились разрозненные маленькие группы, отказывающиеся вступать в какие бы то ни было отношения с Патриархией. Даже если это правда, их влияние ничтожно" ⁷⁰.

Такие группы сохранились до наших дней. Может быть, они и не так ничтожны, как это говорится в вышеприведенном самиздатском источнике (этот вопрос будет рассмотрен отдельно). Но уже в вышеупомянутом письме неизвестного епископа, написанном в 1962 г., содержится признание, что такие группы остались фактически без духовенства и без церквей и что поэтому верующие должны находить в официальной Церкви искренних священников, которые действительно стараются служить Богу, и входить в их приходы ⁷¹.

По свидетельству архимандрита Мисаила, в те годы (1978 г.) пребывавшему в Пантелеймоновском монастыре на Афоне, который пережил и пытки, и лагеря за свою веру, а также пребывал некоторое время в тайных монастырских скитах Урала и Сибири, никогда не порывая с Патриархией, многие "катакомбники", как и он, были лояльны Патриархии. Катакомбность их была в том, что, как незарегистрированные властями или лишенные регистрации, они действовали подпольно. Он также подтвердил, что катакомбные епископы после войны не хиротонисали епископов и избегали рукополагать священников, чтобы раскол не принял перманентный характер, и это одна из причин, почему упорные "катакомбники" остались фактически без духовенства.

О. Дамаскин (Орловский), много лет собирающий по всей стране материалы о новомучениках и имевший контакты с упорными "катакомбниками", например на Алтае, нашел, что это уже секты, обросшие какими-то новыми неправославными понятиями и обрядами; и поэтому напрасно думать, что они часть какой-нибудь православной юрисдикции. Теперь уже они сами по себе, как старообрядцы.

Таким образом, большинство порвавших с Сергием епископов продолжало признавать благодатность официальной Церкви, несмотря на все политические маневры, уступки самого Сергия. Известно, что после войны отколовшиеся епископы не хиротонисали новых архиереев, очевидно не желая укоренения раскола (тайные хиротонии совершались на Соловках еще в 30-е гг.).