Глава 5. Расколы "справа"

Эмигрантский церковный раскол

Наиболее крайняя эмигрантская церковная группировка, Карловацкий синод, была создана в Карловцах, в Югославии. Косвенно она восходит к Временному Высшему церковному управлению на юге России, созданному местными епископами в Ставрополе, на Кавказе для нужд территорий, контролируемых белоэмигрантами, но входивших в юрисдикцию Московского патриарха. Патриарх Тихон не поднимал вопроса о каноничности этого управления и, когда после ухода белых армий эти территории снова оказались под его непосредственным контролем, признал все совершенные этим управлением рукоположения и запрещения в священнослужении. Впоследствии сторонники Синода ссылались на этот факт как на доказательство каноничности Синода. По ряду причин это доказательство неубедительно. Во-первых, все таинства являются действительными, если совершающий их епископ был рукоположен епископами, имеющими апостольскую преемственность и не впавшими в ересь. Во-вторых, находясь еще в России, все епископы, входившие в это управление, оставались епархиальными архиереями; некоторые из них продолжали управлять своими епархиями, в то время как другие были вынуждены временно оставить свои епархии в связи с военными событиями; например, митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) оставил свою епархию только в конце 1919 г. И наконец, вопрос о признании группы епископов канонической церковью лежит совершенно в другой плоскости, в особенности в том случае, если эта церковь считает себя экстерриториальной. Согласно канонам, епископ должен быть "обручен" своей епархии. Это значит, что, своевольно покидая свою епархию, епископ нарушает каноны.

Основы Карловацкого синода были заложены местоблюстителем Вселенского патриарха, который в декабре 1920 г. разрешил епископам-эмигрантам основать в Константинополе Временное Высшее русское церковное управление за границей. В патриаршем Указе было ясно сказано, что это церковное управление должно признавать верховную власть Константинопольского патриарха, который сохранял за собой все судебные прерогативы ¹. В своем послании 1923 г. патриарх Тихон прямо говорит, что зарубежное ВЦУ было создано Константинопольской патриархией без ведома и согласия Патриархии Российской.

119

Это странное церковное управление считало себя продолжением церковного управления на юге России и признавало своим главой патриарха Тихона. Ставропольское церковное управление на юге возникло в результате Собора, созванного весной 1919 г. в Новочеркасске и закончившегося в Ставрополе. В Соборе участвовали все оказавшиеся там члены московского Собора, а также представители местных церковных, правительственных и общественных организаций, всего восемьдесят человек (тридцать, согласно карловацкому источнику). Новочеркасский собор будто бы был созван и возглавлен митрополитом Антонием; но это полнейшая чепуха, так как митрополит Антоний и находившийся в Киеве архиепископ Евлогий Волынский (Георгиевский) были арестованы петлюровцами в декабре 1918 г. и последующие 9 месяцев провели в заключении, сначала у петлюровцев в Галиции, а затем у поляков в Кракове. Прибыли они в распоряжение ВЦУ Юга России лишь в августе 1919 г. Кстати, архиепископ Евлогий, оставшийся на Дону, принимал участие в деятельности ВЦУ, а Антоний сразу отправился на свою кафедру в Киев и к ВЦУ имел прямое отношение только последний месяц перед эвакуацией в Константинополь, когда он временно возглавил Екатеринодарскую епархию ². Другое временное церковное управление возникло в Крыму, на территории, подчиненной администрации Врангеля. В этом ВЦУ главой военных духовников армии генерала Врангеля был архиепископ Вениамин (Федченков). Согласно своему уставу, Ставропольское управление было создано только на время гражданской войны и его юрисдикция распространялась лишь на территории, контролируемые белыми армиями. Мысль о создании эмигрантского церковного управления подал архиепископ Вениамин, на что митрополит Антоний ответил: "Только круглый дурак может мечтать об отдельном церковном управлении в столице Вселенского патриарха", но под давлением Вениамина и других русских эмигрантов он неохотно согласился и возглавил русскую делегацию к патриаршему местоблюстителю ³. В документах того времени нигде не говорится о том, что эта эмигрантская церковь является продолжением ставропольского церковного управления. Только гораздо позже Карловацкий синод выдвинул этот аргумент в доказательство своей каноничности. В 1921 г. это управление переехало в Югославию вместе с массой русских беженцев. Не испросив и не получив отпуска от Вселенского патриарха, глава управления митрополит Антоний (Храповицкий) начал действовать так, как если бы его прерогативы не были ограничены со стороны Константинополя. В июле 1921 г. он составил основной документ, на основании которого в ноябре того же года был созван первый эмигрантский собор духовенства и мирян. В этом документе выражается безусловная лояльность и подчиненность патриарху Московскому и говорится, что все постановления этого собора будут переданы патриарху Тихону на утверждение ⁴.

120

Состав этого собора был очень необычным. Некоторые его члены представляли приходы и церковные организации, в то время как другие были кооптированы лично митрополитом Антонием и другими епископами. В число членов второго типа входили тридцать монархистов, только что вернувшихся с политического съезда в Бад Рейхенгале в Баварии, где они основали Высший Монархический Совет ⁵. Возглавлявший собор митрополит Антоний самовольно дал им полное право голоса. Так как всего членов собора было восемьдесят пять, эта группа оказалась очень влиятельной и придала всему собору политическую окраску.

Монархисты навязали собору определение, в котором целью новообразованной эмигрантской церкви ставилось восстановление Романовых как самодержавных русских царей. Митрополит Евлогий, недавно назначенный патриархом Тихоном главой русских приходов в Западной Европе, возражал, считая, что такая резолюция, исходящая от церкви, признающей своим главой патриарха Московского, может иметь трагические последствия для церкви в России. Но потом он уступил и голосовал за монархический принцип резолюции, возражая только против упоминания о Романовых. Так как попытки изменить текст определения не удались, митрополит Евлогий, пять других епископов, пятнадцать священников и четырнадцать мирян на последнем голосовании воздержались. Таким образом, если бы не кооптированные монархисты, определение это не прошло бы ⁶. Еще более провокационным было обращение карловацкой канцелярии к Генуэзской конференции с призывом к крестовому походу против большевиков, поданное от имени собора, т.е. сфальсифицированное, так как о предстоящей конференции в Генуе стало известно лишь месяца через два после его закрытия ⁷.

Первоначальное молчание патриарха по поводу появления ВЦУЗ беспокоит митрополита Антония. Он просит Евлогия, тогда еще архиепископа, назначенного патриархом Тихоном управлять русскими приходами Западной Европы, помочь положить конец разговорам о том, "будто наше ВЦУ и Карловацкий собор не признаны патриархом... Ныне очень желательно получить указ патриаршего Синода о признании ВЦУ... Акт об учреждении... ВЦУ в Константинополе и о воссоздании его в Сербии... ВЦУ... переслало Святейшему Тихону через архиепископа Рижского Иоанна. Ответа не получено".

Но вот ответ получен в виде распоряжения патриарха Тихона и его Синода Карловацкому ВЦУ прекратить свое существование и передать всю власть над русскими приходами в Западной Европе митрополиту Евлогию. Телеграмма датирована 5 мая, а днем позднее патриарх арестовывается. Это как будто дает основание карловчанам позднее утверждать, что определение это недействительно, так как патриарх уже был несвободен и его рукой водило ГПУ. Но сам патриарх позднее заявит: "... мы в апреле 1922 г. на соединенном заседании Священного

121

синода и высшего церковного совета уже осудили заграничный собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из дома Романовых. Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на соборе... если бы они раскаялись, прекратили дальнейшую деятельность в этом направлении..."⁸ После этого патриарх Тихон консультировал наиболее авторитетных архиереев на местах и только после этого послал телеграмму в Карловцы.

Своими политическими резолюциями и одновременной претензией говорить от имени патриарха Тихона Карловацкий собор предоставил советской власти удобный предлог для развертывания гонений на Церковь в 1922 г., в частности для ареста и расстрела митрополита Вениамина Петроградского, в функции которого со времен установления кафедры входило управление зарубежными приходами РПЦ. Правое политиканство "карловчан" способствовало также, с одной стороны, расколу обновленцев, с другой — тому, что правые элементы и расколы в России могли теперь опираться на "карловчан". К тому же в ответ на декрет советского правительства от 26 февраля 1922 г. об изъятии всех церковных ценностей (для помощи голодающим на Волге) и на окружное послание патриарха Тихона, в котором он соглашался на изъятие церковных ценностей за исключением священных предметов, Карловацкое Высшее церковное управление обратилось 1 марта к Генуэзской конференции с призывом начать крестовый поход против большевиков, а не помогать голодающим, так как голод может помочь свергнуть большевистский режим. Советское правительство немедленно обвинило патриарха Тихона в связях с Карловацким синодом, несмотря на то, что он заявил, что ничего не знал о планах и действиях этой группы. 5 мая патриарх издал указ об упразднении Карловацкого Высшего церковного управления и передаче управления всеми заграничными русскими приходами митрополиту Евлогию, который находился в Париже ⁹.

Советская печать, пользуясь формулировками "карловчан" ("с благословения патриарха..."), поддерживала утверждения Заграничного ВЦУ о том, что указ патриарха о роспуске ВЦУЗ был вынужденным, принятым по конъюнктурным соображениям, которому якобы не следует придавать значения*. Косвенным доказательством того, что патриарх принимал свои решения не из личной трусости или по каким-то низменным конъектурным соображениям, может служить тот факт, что, находясь под арестом и под угрозой смертной казни, патриарх Тихон в 1923 г. отказался признать законность поддерживаемого советской вла-

_______________________________

*См., напр.: Ингулев С. Черносотенно-церковнический заговор / Правда. 1922. 4 апреля; Клубок распутывается // Там же. 1922. 7 мая. А распоряжение патриарха Тихона о закрытии Карловацкого ВЦУ было напечатано в "Новом времени" рядом с Карловацким постановлением о возвращении дома Романовых на престол, с комментарием, что-де распоряжение патриарха Тихона вынужденное, в душе же он с "карловчанами".

122

стью обновленческого "Собора" и его постановления о "разжаловании" патриарха Тихона в миряне. И еще: после смерти патриарха люди из его окружения конфиденциально заверили посланника Ватикана, что Тихон решительно осуждал "карловчан" и желал роспуска ВЦУЗа ¹⁰.

В своем стремлении возложить вину за Карловацкий собор на патриарха советская печать ссылалась на вступительную речь митрополита Антония при открытии Карловацкого собора, в которой он якобы заверил собравшихся в том, что патриарх Тихон благословляет этот собор (речь эта нигде не была напечатана полностью, так как митрополит Антоний выступал обычно без шпаргалок). Сказал ли митрополит Антоний приписываемые ему слова или нет, но вот уже 4 декабря 1921 г. Карловацкий собор присвоил Антонию титул "заместителя Всероссийского патриарха" ¹¹. Эти карловацкие деяния и дело об изъятии церковных ценностей и явились официальным предлогом для ареста патриарха.

На самом деле патриарх уже 1 апреля н.ст. внес в Синод предложение опубликовать постановление, в котором говорится, что Карловацкий собор не имеет канонического значения "и его послание о восстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской конференции не выражают официального голоса Русской церкви. Ввиду того что заграничное русское церковное управление увлекается в область политических выступлений... ВЦУ заграницей упразднить". Постановление заканчивается предложением Синоду обсудить вопрос о привлечении зарубежного духовенства к ответственности за политические выступления "от имени Церкви". Утверждения "карловчан" о том, что окончательное постановление патриарха о роспуске Карловацкого ВЦУ 5 мая исходило не от него, а от ГПУ, недействительно и потому, что по духу это постановление вполне соответствовало всей линии патриарха и Собора держаться политического нейтралитета и во всяком случае с 8 октября 1919 г. соблюдать полную гражданскую лояльность по отношению к новой власти. В послании от 1 июля 1923 г. патриарх подтверждает, что окончательное решение опубликовать постановление о запрете и роспуске Карловацкого ВЦУ было принято его Синодом после опубликования воззвания этого ВЦУ к Генуэзской конференции о крестовом походе против Советской России, что он лично с самого начала был против Карловацкого ВЦУ и его постановлений, но не получал большинства голосов в Синоде в поддержку своей позиции ¹².

С канонической точки зрения после издания патриаршего указа от 5 мая Карловацкое ВЦУ должно было прекратить свое существование. И действительно, первым движением митрополита Антония было подчиниться этому указу. Митрополит даже подал прошение о принятии его на Афон простым монахом, но греки ответили отказом. А прибывший из Парижа Евлогий из глубокого уважения и привязанности к митрополиту Антонию отказался взять у него власть.

123

В сентябре 1922 г. собор епископов, собравшийся в Карловцах, формально исполнил волю патриарха, распустив ВЦУ, но на его месте создал Синод епископов Русской церкви за границей под председательством митрополита Антония. Разница была только в том, что ВЦУ включало в свой состав двух священников и двух мирян, а в Синоде были только архиереи. Причем было официально оговорено, что без участия митрополита Евлогия заседание Синода недействительно, так как Евлогий единственный из зарубежных европейских епископов, обладающий каноническими полномочиями от патриарха Московского. Но реальная власть в Синоде, благодаря тому, что архиереи пребывали на своих местах и съезжались в Карловцы лишь раз в год, находилась в руках светских должностных лиц — членов высшего монархического совета (ВМС) — сначала Махароблидзе, а позднее двух поколений графов Граббе ¹³.

"Карловчане" считают, что их церковное устройство полностью отвечает указу патриарха Тихона от 20 ноября 1920 г. о праве местных архиереев создавать временные автокефалии, если связь с Москвой будет невозможна. Постановление о временных автокефалиях было повторено митрополитом Агафангелом Ярославским в мае 1922 г. после ареста патриарха и его поручения Агафангелу взять на себя временное управление Церковью ¹⁴. Но патриарх Тихон, выпускающий свой указ в день, когда последние врангелевские корабли покидали Крым, явно не мог давать такие инструкции своему духовенству, находящемуся на территориях Вселенского, а затем и Сербского патриархов. Распоряжения могли касаться только канонической территории Московского патриархата и имели в виду возможность исчезновения центрального управления: физическое уничтожение патриарха и пр. Они могли также иметь в виду бывшие российские территории — Польшу, Финляндию, Прибалтику. Когда же распоряжения патриарха — повторные приказы самораспуститься — больше не устраивали "карловчан", они постановляют, что патриарх несвободен, его указы не соответствуют его подлинным намерениям и поэтому: "В случае и в будущем времени каких-либо распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной православной церкви, роняющих ее достоинство и при этом носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чуждой; но в то же время сохранять полное уважение и преданность к личности невинного страдальца — Св. Патриарха..."

Еще до этого Карловацкий синод начал вести себя как совершенно независимое верховное церковное управление и аннулировал ряд более ранних постановлений патриарха. Так, например, несмотря на протесты митрополита Евлогия, он вмешался в дела Западноевропейской епархии и назначил туда викарных архиереев, которые были де-факто ответственны только перед Синодом,

124

а не перед митрополитом Евлогием. Все это, не говоря уже о том, что Синод признавал только те постановления патриарха, которые были ему угодны, сделало Синод совершенно неканоничным, если не раскольничьим. Это привело к расколу в эмигрантской церкви между сторонниками Синода и теми, кто остался верным патриарху Тихону и не хотел вовлекать Церковь в политику. Стратонов считает, что между "карловчанами" и обновленцами не было принципиальной разницы: и те и другие подчинили Церковь своим общественно-политическим и идеологическим целям, чем и нарушили ее единство ¹⁵.

Напомним, что еще в заявлении патриарха от 8 октября 1919 г. о гражданской лояльности Церкви по отношению к советской власти было сказано, что отделение Церкви от государства освободило Церковь от обязанности требовать от своих чад и духовенства, как граждан того или иного политического курса и участия или неучастия их в политической деятельности того или иного направления. Поэтому патриарх, как глава Церкви, отказался благословить белую армию или ее командиров. Эти действия патриарха, как и его антикарловацкие выступления 1922, 1923 и 1925 гг., и его декларация лояльности советской власти в 1923 г., и фактическое снятие с нее анафемы распоряжением 1923 г. о возношении молитв "за правительство и воинство страны сея", толковались "карловчанами" как человеческие ошибки патриарха, совершаемые под давлением большевиков — гонителей Церкви ¹⁶. Слабости Тихона противопоставлялись стойкости митрополита Петра, арестованного в конце 1925 г. и так и не вернувшегося из ссылки. На этом основании они признавали Петра и возносили за него молитвы как за своего первосвятителя от времени его ареста до 1936 г., когда поступило ложное сообщение о его смерти в ссылке (на самом деле, как теперь стало известно из архивов КГБ, он был расстрелян в 1937 г.). "Карловчане" не признали его преемником митрополита Сергия, хотя его назначил в качестве заместителя местоблюстителя митрополит Петр. Парадоксально, что среди патриаршего окружения Петр был одним из наиболее нетерпимо относившихся к "карловчанам" и настаивавшим на необходимости предельной гражданской лояльности и декларации в этом духе, чтобы добиться у советской власти легализации для патриаршего Синода и этим развязать себе руки для борьбы с обновленцами. В результате арестов и запрещений периферийным епископам приезжать в Москву в последние месяцы жизни патриарха Тихона его Синод фактически включал только митрополита Крутицкого Петра и архиепископа Уральского Тихона. Так как митрополит Петр был более влиятельным и так как сам патриарх был против включения просоветских высказываний в свое завещание, можно заключить, что его убедил сделать это именно митрополит Петр.

Что "Завещательное послание" патриарха Тихона было подлинным, в этом никто, кроме "карловчан", не сомневается, но

125

есть несколько версий и об его подписании патриархом Тихоном, и об его окончательной версии, и о том, как проходила последняя встреча митрополита Петра и патриарха Тихона, связанная с этим документом, который, кстати, не готовился как завещание, так как речь в нем идет о возвращении патриарха Тихона к делам по его выздоровлении, а не о смерти. Следовательно, как указывает профессор протопресвитер В. Виноградов, этот документ представлял собою очередную версию заявления патриаршей Церкви о своей лояльности советской власти, требуемого властями как условие легализации РПЦ.

По версии Левитина-Краснова — Шаврова, "просоветская часть документа вызывала возражения патриарха", а "требования Церкви вызывали бурный протест со стороны Е. А. Тучкова". Но митрополит Пётр своей "железной волей... одержал верх", угрожая, что, в случае отказа патриарха подписать, он, Петр, снимает с себя ответственность за последствия и просит отставки. "...Патриарх дрожащей рукой поставил неровную подпись под воззванием" ¹⁷.

А вот что писал будущий глава Карловацкого синода архиепископ Анастасий 24 мая 1925 г.: м. Петр "не имеет и малой доли того авторитета, каким обладал почивший святейший... он слишком спешит протянуть руку общения и дружбы советской власти". Свою роль в опубликовании "завещания" он... даже ставит себе... в заслугу". О самом "завещании" архиепископ Анастасий пишет, что оно "несомненно, подлинник" (подч. в ориг.), и добавляет: "Отсюда начинается для нас новая духовная трагедия... Патриарх ушел от нас. Осудив наши взгляды и нашу церковную работу". В том, что это подлинник, Анастасия убеждает "внутренняя его логика ... отвечающая направлению мысли и действий патриарха в последние годы... никаких уступок в области веры и канонов, но подчинение не за страх, а за совесть советской власти, как попущенной волей Божией... Все послание проникнуто искренним желанием блага Церкви и потому... оно не могло выйти от большевиков" ¹⁸.

Как видим, здесь подтверждается и подлинность "завещания", и роль митрополита Петра, но ставится под сомнение версия о "железности" последнего. Что касается протопресвитера Виноградова, наиболее непосредственного свидетеля событий среди доступных нам источников, то у него существуют. две версии, которые в некоторой степени исключают друг друга. По свежей памяти в 1947 г. в письмах покойному архиепископу Иоанну (Шаховскому), клирику Американской митрополии, позднее ставшей Православной церковью в Америке, он жаловался на тогда уже митрополита Анастасия, главу Карловацкого синода, что тот "не может примириться" с рассказами о. Виноградова о подлинности Церкви Московской патриархии и ее преемственности от патриарха Тихона и что ему "хочется жить легендой о... многочисленной катакомбной Церкви... это чистейшая фантазия". Далее он берет под защиту патриарха Сергия, утверждая,

126

что его линия была подлинным продолжением и воплощением политики патриарха Тихона, в частности выраженной им в "завещании". Тут о. Виноградов решительно отвергает версию о его фальшивости, утверждает, что "оно было подписано патриархом Тихоном за несколько часов до его смерти, и мне хорошо известно, как оно произошло и при каких обстоятельствах подписано". Но вот в книге воспоминаний об эпохе патриарха Тихона, опубликованной Карловацким синодом после смерти о. Виноградова, представлена несколько иная картина. Что в принципе "Завещание" подлинный документ, он и здесь подтверждает, в частности, ссылкой на заверения митрополита Петра, что он "лично получил ["завещание"] из рук патриарха". Но почему же тогда, спрашивает Виноградов, оно не было зачитано на совещании почти 60 епископов после их участия в похоронах патриарха? Версию, которую преподнес заезжему митрополиту Литовскому Елевферию в 1930 г. член сергиевского Синода митрополит Серафим (Александров), что, мол, митрополит Петр впопыхах забыл вскрыть запечатанный конверт с "завещанием" патриарха ко времени этого совещания, о. Виноградов отметает, как вынужденную ложь под давлением ГПУ: такого важного документа митрополит Петр забыть не мог. По о. Виноградову, этот документ, будучи очередной версией декларации лояльности, "гулял" между патриархом, Синодом и Тучковым, несколько раз шла между ними "торговля" о степени уступок. Последняя версия была с такими вставками Тучкова, которые патриарх отказался подписать. И вот, неподписанным*, митрополит Петр понес его Тучкову для дальнейших споров. В это" время патриарх неожиданно скончался (именно из этих соображений о. Виноградов отрицает версию об убийстве патриарха: в интересах властей в данный момент было добиться уступок и подписи от живого патриарха), и, в конце концов, Тучков отправил его неподписанным в "Известия", где оно и было опубликовано. Оригинал документа был подлинный, но с вкраплениями. Противоречие между утверждениями о. Виноградова в 1947 г. и тем, что говорится в его книге, изданной десятью годами позднее, посмертно, вызывает подозрения, что тут поработал карандаш карловацкого редактора.

В чем Виноградов последователен в обоих своих писаниях — это в решительном отрицании версии о том, что между митрополитом Петром и патриархом якобы произошла бурная сцена, что Петр кричал на Святейшего, требуя подписи, и, получив ее, "выскочил весь красный" из его палаты, как утверждал о. Польский. О митрополите Петре Виноградов пишет как о "милом, добром и простом... человеке, но крайне робком...

____________________________________

* В "Известиях" (№36, 15. IV. 1925 г.) под "Завещанием" стоит четкая подпись: "Патриарх Тихон". Именно в связи с четкостью подписи митрополит Антоний утверждал, что она поддельна, т.к. последнее время из-за слабости здоровья подписи патриарха Тихона были, по его мнению, весьма нечетки.

127

дрожавшем при одной мысли попасть в тюрьму и никогда не дерзавшем в чем-либо противоречить требованиям соввласти" ¹⁹. Однако дальнейшее поведение митрополита в ссылке, как свидетельствуют документы КГБ, исследованные в 1992 г. иеромонахом Дамаскином (Орловским), создают образ человека несгибаемой воли, которого ГПУ—НКВД было не в силах сломить иначе как лишив его жизни ²⁰.

Еще одно доказательство того, что текст послан был Тучковым, а не митрополитом Петром, Виноградов видит в том, что в заголовке Тихон назван патриархом "всея Российския Церкви", тогда как титул его был "патриарх Московский и всея России".

Как бы то ни было, но следующие цитаты из "Завещательного послания" патриарха Тихона, в составлении которого митрополит Петр играл ведущую роль, убедят читателя в прямой преемственности между этим документом и Декларацией лояльности митрополита Сергия 1927 г.

В этом документе ясно говорилось, что советский режим не является случайностью, так как "пора понять верующим... что судьбы народов от Господа устрояются, и принять все происшедшее как выражение Воли Божьей... в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо... осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против нее. Призывая церковно-приходские общины... не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности... мы призываем выбирать в церковно-приходские советы людей честных и преданных Православной Церкви, не политиканствующих и искренне расположенных к Советской власти. ...Мы не можем не осудить тех, кто в забвении Божьего, злоупотребляя своим церковным положением, отдается без меры человеческому, часто грубому политиканству... а потому благословляем открыть действия особой при Нас комиссии, возложив на нее обследование, а если понадобится, и отстранение в каноническом порядке от управления тех архипастырей и пастырей, кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести в них раскаяние перед Советской властью... Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам нашей Церкви действуют от нашего имени и от имени Святой Церкви, прикрываясь заботами о ее благе. Не благо принес Церкви и народу так называемый Карловацкий Собор, осуждение которого Мы снова подтверждаем... Особой комиссии мы поручаем обследовать деяния бежавших за границу архипастырей и пастырей и, в особенности, митрополитов: Антония, бывшего Киевского, Платона, бывшего Одесского...". ²¹

Карловацкий синод был явно застигнут врасплох как тоном, так и содержанием "завещания". В окружном послании Антония было сказано, что это подделка, которую следует оставить без внимания, так как согласно резолюции, принятой в 1924 г., Синод

128

признает только те решения патриарха, которые были приняты им свободно, а не под давлением правительства. Но через три года настроенный крайне право граф Олсуфьев, который уже раньше осуждал патриарха за его окружное послание 1919 г. о политической нейтральности и гражданской лояльности Русской церкви, пришел к заключению, что это "завещание" подлинно, так как оно было подтверждено митрополитом Петром 28 июня 1925 г. Он признал логическую преемственность между позицией патриарха Тихона, поведением митрополита Петра и, наконец, Декларацией о лояльности, изданной митрополитом Сергием в 1927 г.*

Как уже было показано, митрополит Петр считал борьбу с обновленчеством более важной, чем борьба с советским режимом. Чтобы положить конец расколу, нужно было убедить правительство прекратить поддержку обновленчества, доказав, как это делали обновленцы, свою полную гражданскую лояльность, но сохраняя при этом чистоту веры и внутреннюю свободу Церкви и не высказывая сочувствия правительственной идеологии. Как и большинство епископов в то время, митрополит Петр, по-видимому, все еще думал, что гонения на Церковь имеют какие-то рациональные причины, и надеялся, что такая позиция Церкви заставит правительство изменить церковную политику. Необходимо напомнить, что все это происходило, когда гонения были еще спорадическими, до начала массового террора 30-х гг.

Вначале "карловчане" отказывались признать Петра местоблюстителем под тем предлогом, что его назначение покойным патриархом неканонично; вероятно, они опасались, что Петр продолжит антикарловацкую политику Тихона. Было даже предложено провозгласить Антония главой Русской церкви, которой он управлял бы из-за границы, на том основании, что в Советском Союзе выборы нового патриарха невозможны, в то время как на московском Соборе 1917 — 1918 гг. Антоний собрал наибольшее число голосов. "Карловчане" признали Петра только 12 ноября 1925 г., когда получили из России сведения о том, что большинство епископов признало Петра, а также текст тайного завещания Тихона, в котором был назван митрополит Петр. (Право в чрезвычайных условиях назначать себе заместителя было даровано патриарху на закрытом заседании московского Собора). "Карловчане" признали митрополита Петра только после того, как тот был арестован; по-видимому, пока он был на свободе, его антикарловацкая позиция делала его неприемлемым. Подобным же образом вели себя и "григорьевцы": и те и другие доказывали свою каноничность тем, что признавали

____________________________________

* Документ был составлен как послание, а не завещание, чему доказательством слова о создании комиссии при патриархе. Это еще раз подрывает миф о посмертной подделке, так как документ был рассчитан на действие при жизни патриарха, иными словами, был бы опровергнут им, если бы был поддельным. (Олсуфьев. Указ соч. 41 — 4 и 3; Церковные ведомости. 1925. Май. № 9 — 10. с. 3-4.)

129

авторитет заключенного митрополита, в то же время его страдания придавали им ореол следования за мучеником ²².

После ареста митрополита Петра заместителем местоблюстителя стал митрополит Сергий, впоследствии безоговорочно осужденный "карловчанами". Интересно отметить, что в самом начале он занял другую позицию по отношению к "карловчанам", чем его предшественники. В своем конфиденциальном письме от 13 сентября 1926 г. митрополит Сергий написал зарубежным епископам ("карловчане" нарушили конфиденциальность, опубликовав письмо, после чего Сергий был снова арестован), что, ввиду отсутствия нормальной связи между ними и Московской патриархией, последняя не может руководить церковной жизнью за рубежом, тем более что распоряжения Патриархии могут оспариваться, как подложные или как основанные на недостаточной информации. Поэтому митрополит Сергий, исходя, очевидно, из принципа экономии, предлагал создать центральное заграничное церковное управление, которое признавалось бы всей эмиграцией. В случае, если это окажется невозможным, "лучше покориться воле Божией... встать на почву канонов и подчиниться... местной православной власти, например, в Сербии — сербскому патриарху... В неправославных странах можно организовать самостоятельные общины или церкви, членами которых могут быть и нерусские. Такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей, чем старание удержать власть и подчинить всех искусственно созданному центру".

Вопреки прямому смыслу письма, оно было истолковано "карловчанами" как доказательство того, что их Синод является законной высшей церковной властью над всей эмиграцией, несмотря на то что Синод признавался далеко не всей эмиграцией ²³.

Меньше чем через год Сергий издал упоминавшуюся выше Декларацию лояльности, которая отличалась от последнего воззвания — завещания патриарха только тем, что в ней выражалась, явно неискренне, благодарность советскому правительству за его заботу о нуждах Церкви. Эта Декларация вызвала церковные расколы в самой России. Почва для этих расколов была подготовлена уже патриаршим завещанием, в котором тоже говорилось о лояльности. Но такие высказывания было легче простить людям уже умершим или мученикам, каковыми являлись патриарх Тихон и митрополит Петр, очевидно, участвовавший в составлении последнего воззвания патриарха. Сергий находился в другом положении: хотя он провел в заключении четыре довольно коротких срока ²⁴, он не был так популярен, как Тихон, и, наконец, он был не патриарх, а заместитель местоблюстителя патриарха. Тем не менее, умеренная критическая оценка воззвания патриарха появилась еще до Декларации митрополита Сергия. В своем послании группа заключенных епископов предостерегала против слишком ревностных выражений лояльности

130

к советской власти и считала, что эта лояльность не может быть безоговорочной. Церковные расколы в России будут рассмотрены нами ниже, сейчас же мы вернемся к расколам в эмиграции.

Митрополит Антоний (Храповицкий)

Своей продолжительностью, значением и влиятельностью Карловацкий раскол в значительной степени обязан личности митрополита Антония, одного из самых влиятельных епископов и консервативных богословов-реформаторов Русской церкви перед революцией, авторитет которого признавался и за пределами Российской империи. Будучи ректором Московской духовной академии, он решительно содействовал освобождению православного богословия от влияния абстрактной и скептической немецкой науки, опираясь при этом на наследие восточных отцов церкви и жизненный опыт православия. Он создал целую школу учеников и последователей среди молодых епископов и богословов. Он был ревностным сторонником безбрачия и монашества, и под его влиянием многие выпускники богословских академий приняли монашество и стали впоследствии епископами. Одним из них был Евлогий, будущий митрополит Западной Европы. Будучи противником церковных реформ Петра I, Антоний добивался восстановления патриаршества, освобождения Церкви от всякого вмешательства со стороны правительства, но в то же время в своих политических взглядах он был крайне правым, даже реакционером и довольно узким русским националистом ²⁵.

В 1905 г., когда большинство епископов в своих докладных записках Синоду говорили о необходимости церковных реформ и высказывались за Собор, в котором участвовали бы белое духовенство и миряне, Антоний считал, что в Соборе должны участвовать только епископы и что миряне и белое духовенство могут присутствовать на Соборе только как наблюдатели и консультанты без права голоса. Он стоял за сокращение церковной бюрократии и за преобразование Церкви в федерацию митрополичьих округов, возглавляемую патриархом и Собором епископов. Другими словами, он добивался епископской гегемонии, в то время как "Группа 32-х" хотела совершенно обратного, как впоследствии и "живоцерковники" ²⁶.

На Всероссийском церковном соборе 1917— 1918 гг. при выборах патриарха он получил большинство голосов, но жребий пал на Тихона, который и стал патриархом. Когда патриаршая Церковь в России пошла на компромисс с советским правительством, в эмиграции те, кто голосовал за Антония на Всероссийском соборе, стали, естественно, на сторону его и возглавляемого им Синода.

О том, как высоко стоял авторитет Антония за границей, свидетельствует тот факт, что, когда 29 декабря 1920 г. митрополит Дорофей, местоблюститель Вселенского патриарха,

131

признал возглавляемое Антонием Высшее церковное управление, он обратился к нему со следующими словами: "Патриархат разрешает любые действия под Вашим руководством, так как патриархат знает, что Ваше Высокопреосвященство никогда не сделает ничего противного канонам". Такое отношение к митрополиту Антонию, очевидно, и было причиной того, что Константинополь воздерживался от открытого осуждения Антония и его Синода, по крайней мере, до 1931 г., когда Вселенский патриарх аннулировал запрещение в служении, наложенное в 1927 г. Карловацким синодом на митрополита Евлогия и его духовенство, и принял Западноевропейскую епархию в свою юрисдикцию. (Необходимо напомнить, что, даруя митрополиту Антонию свое признание, патриархат сохранял за собой все судебные прерогативы.) В частном разговоре с русским епископом из Америки Вселенский патриарх Василий сказал: "Вселенский патриархат никогда не признавал Карловацкий синод. Мы отвечали на письма митрополита Антония потому, что он русский епископ, а не потому, что он возглавляет Синод" — и добавил, что ввиду неканоничности положения Антония налагаемые им прещения и отлучения являются недействительными ²⁷. То, что Константинополь не осудил самовольный переезд Высшего церковного управления на территорию Сербского патриарха, объясняется, по-видимому, тоже личным уважением к Антонию. С канонической точки зрения русские епископы не могли выйти из юрисдикции Вселенского патриарха, не получив от него официального разрешения, а Сербский патриарх не мог принять их как своих гостей. С точки зрения канонов, оказавшись на территории другой поместной православной церкви, митрополит Антоний и его епископы должны были подчиниться Сербскому патриарху. Приглашая митрополита Антония обосноваться в Югославии, патриарх Димитрий поставил условием, что в ведении митрополита Антония будут находиться только те русские священники в Югославии, которые не присоединились к Сербской патриархии, военные священники белой армии, а также бракоразводные дела русских, живущих в Югославии ²⁸.

Но под влиянием великодержавных "имперских амбиций" митрополит Антоний замахнулся на чужую территорию, пренебрегая своей богословской совестью. В то же время гостеприимная Сербская Церковь не решалась поставить своих русских гостей на место. С канонической точки зрения, как только Московская патриархия назначила новых епископов в епархии, оставленные бежавшими епископами, последние становились в лучшем случае викариями Сербского патриарха, кроме тех случаев, когда они получали назначение в другие епархии. Именно в таком положении были митрополит Евлогий, поставленный патриархом Тихоном во главе русских приходов в Западной Европе, находившихся до того в ведении митрополита Петербургского, и митрополит Платон, поставленный Тихоном во главе русской православной митрополии в Америке. Таким образом, признание русскими

132

епископами Карловацкого синода могло основываться только на личном их уважении к митрополиту Антонию, а не на каких-либо канонах. Примером высокого авторитета личности митрополита Антония может служить факт неповиновения митрополита Евлогия указу патриарха от 5 мая 1922 г. о принятии власти у митрополита Антония, что в дальнейшем привело к трагическим церковным расколам за рубежом ²⁹.

Будучи выдающимся архиереем и богословом, митрополит Антоний был в то же время убежденным монархистом, и в условиях эмиграции тоска по прошлому и неприятие настоящего привели к тому, что в 1921 г. на Соборе в Карловцах политические эмоции одержали верх над церковным сознанием. Решение о созыве этого съезда духовенства и мирян, который должен был упорядочить церковные дела в эмиграции, было принято на съезде монархистов в Бад Рейхенгалле, на котором митрополит Антоний сказал митрополиту Евлогию: "Как приятно быть среди своих", имея в виду монархистов. То, что съезд в Карловцах был созван по инициативе политической партии, является, конечно, аномалией, и то, что митрополит Антоний с готовностью на это согласился, можно объяснить только его монархическими взглядами. Те же тенденции проявились в резолюции о монархии, принятой на съезде в Карловцах, который был провозглашен Собором, и в воззвании об антисоветском крестовом походе, которое было составлено на основании постановлений, принятых на этом Соборе ³⁰. Официозом Карловацкого синода стал "Двуглавый Орел", издававшийся Высшим монархическим советом под редакцией Рклицкого, будущего синодального епископа Флоридского Никона. В 1926 г. в этом журнале началась яростная кампания против Свято-Сергиевского богословского института в Париже, против знаменитого богослова о. Сергия Булгакова и против издательства ИМКА-пресс; всем им было предъявлено обвинение в "жидо-масонских связях". Последовавшие раздоры и расколы даже вызвали серьезные подозрения, не проникли ли в Карловацкий синод агенты организованного ГПУ "монархического" Треста, целью которого было разложение эмигрантских монархических организаций ³¹.

После того как в 1922 г. Синод лишился признания со стороны Московской патриархии и занял открыто политическую позицию, его законность была поставлена под вопрос Евлогием и Платоном, которых поддержали их духовенство, богословы и миряне. Несмотря на личное влияние Антония и, несмотря на то, что накаленная антисоветская атмосфера в эмиграции делала борьбу с "карловчанами" особенно трудной, только три-четыре прихода перешли в то время из юрисдикции митрополита Евлогия в юрисдикцию Карловацкого синода ³².

Культурными центрами русской диаспоры были Париж, Берлин и Прага (в этом порядке), что же касается численности русского населения вне России, то на первом месте стояли Прибалтика и Польша, затем Франция. Ни одна из этих территорий не входила в юрисдикцию Карловацкого синода. Единственным

133

районом, где у "карловчан" была многочисленная паства являлись Маньчжурия и Китай. В Харбинской Епархии в 1930 г. было 46 храмов и два монастыря; обслуживалась она 88 священниками ³³. Но в культурном и политическом отношении это была "глухая провинция" русского зарубежья. Карловацкий синод считал своей областью и Японию; и даже особым определением от 9 сентября 1926 г. предписал Японской православной церкви праздновать постоянные праздники по григорианскому календарю, который нынешние наследники митрополита Антония чуть ли не анафематствуют. Но после разрыва "карловчан" с Москвой архиепископ Японский Сергий остался в юрисдикции Московского патриархата ³⁴.

До того как митрополит Сергий потребовал от зарубежного духовенства присяги о лояльности, в юрисдикцию Карловацкого синода входили только небольшое число приходов на Балканах, два-три прихода в Германии, Православная церковь в Китае и несколько приходов в Северной Америке. С другой стороны, на съезде духовенства и мирян, созванном в 1927 г. митрополитом Евлогием для обсуждения требования митрополита Сергия (Страгородского), было представлено одиннадцать стран, вообще же в его юрисдикцию входили приходы в тринадцати европейских странах и в Австралии. Некоторые из присутствовавших на этом съезде отказались подписать присягу. Один из отказавшихся священников объяснил свой отказ следующим образом: "Все духовенство должно, по крайней мере, молить Бога избавить нашу любимую родину от богоборческой власти. Поэтому было бы лицемерием с моей стороны заявлять, что я признаю законность и благотворность советской власти для моей родины. Церковь не может быть аполитичной по отношению к такой власти" ³⁵.

В создавшейся обстановке письмо митрополита Сергия от 1926 г., первая часть которого могла быть неверно истолкована как оправдание позиции Синода, приобретало особое значение.

Митрополит Евлогий

Как было сказано выше, митрополит Евлогий вместе с митрополитом Антонием находились под арестом в Польше с декабря 1918 г. до лета 1919 г. и вернулись в Россию в расположение деникинских войск только в августе 1919 г.

После эвакуации белых Евлогий эмигрировал в Сербию по приглашению сербского правительства. Оттуда он обратился в Константинопольское ВЦУ с ходатайством назначить его администратором русских приходов в Западной Европе. Прошение было удовлетворено, но некоторые священники в Западной Европе, бывшие до того в ведении Петербургского митрополита, выражали свое сомнение в законности такого назначения из епископов, покинувших свои епархии. Митрополит Петербургс-

134

кий Вениамин вскоре положил конец сомнениям, подтвердив законность этого назначения, и патриарх Тихон издал особый указ, назначавший Евлогия временным администратором всех русских приходов в Западной Европе, так что Евлогий стал викарием митрополита Петербургского ³⁶.

Таким образом, из всех зарубежных епископов, вошедших в Карловацкий синод, только Евлогий и Платон, возглавлявший русские приходы в Америке, получили назначение от Матери-Церкви. Но то, что Евлогий обратился с прошением о назначении в канонически сомнительное церковное управление в Константинополе, было опасным прецедентом. Хотя это церковное управление было признано Вселенским патриархом, Евлогий не мог не знать, что никакой патриарх не имеет права принимать в свою юрисдикцию духовенство, не получившее канонического отпуска от своего правящего епископа, в то время как бежавшие епископы продолжали считать себя, и считались другими, подчиненными патриарху Тихону. Этот факт, как и то, что впоследствии Евлогий из чувства личной преданности и уважения к митрополиту Антонию несколько раз истолковывал каноны очень широко и даже один раз поступил противно канонам, подорвал его авторитет. Когда, понимая, что зашел в своих уступках слишком далеко, и опираясь на каноны, он выступал против самочинства Карловацкого синода, "карловчане" обвиняли его в том, что он прибегает к канонам только тогда, когда это ему удобно. Так, например, когда в своем указе от 5 мая 1922 г. патриарх приказал распустить Синод и назначил Евлогия, произведенного тогда в митрополиты, управляющим всеми приходами в Европе, Евлогий написал Антонию: "Этот указ... был издан, без сомнения, под давлением большевиков. Я не признаю обязательности этого документа, даже если он и был написан самим патриархом. По своему характеру это политический, а не церковный документ. За границами Советского Союза он не имеет никакого значения и ни для кого не обязателен". Синод был преобразован, и Евлогий стал его вице-председателем ³⁷.

Но когда деятельность Синода стала приобретать все более политическую окраску и Синод начал издавать декларации от лица не только эмиграции, но и всей России, Евлогий стал отрицать законность Синода, ссылаясь на тот же указ патриарха. Дело в том, что в это смутное время все истолковывали каноны очень широко и даже их нарушали. Так, например, на Всероссийском соборе 1917 — 1918 гг. патриарху Тихону было поручено составить тайный список преемников на случай, если после его смерти или ареста большевики не допустят избрания нового патриарха, несмотря на то что такие назначения канонами запрещаются. Но в необычных условиях того времени и вследствие личного авторитета патриарха законность этого назначения никем не оспаривалась. Положение осложнилось, когда каждый из названных в завещании митрополитов стал в свою очередь назначать преемников и когда власти начали их поочередно

135

арестовывать и освобождать. Несмотря на то, что эти дальнейшие назначения делались не по поручению Собора, их легитимность, насколько это известно, не была поставлена под вопрос.

Все понимали, что в создавшихся условиях буквальное следование канонам невозможно, но в то время как одни руководствовались церковными интересами и обращались к канонам, чтобы предотвратить церковную анархию, другие позволяли себе использовать Церковь в политических целях. Непоследовательное поведение Евлогия объясняется, по-видимому, именно тем, что он всегда ставил Церковь выше политики. Но такое свободное обращение с канонами, не основанное на каких-либо ясных принципах, возможно только в том случае, если все руководствуются теми же соображениями. В действительности же политиканствующие карловацкие епископы и их советники использовали эти колебания Евлогия против него ³⁸.

Анализ конфликта между Евлогием и Карловацким синодом показывает, что Синод стремился сохранить полноту власти дореволюционного Святейшего Правительствующего синода над зарубежными епископами. Стремление к централизации в духе обер-прокурорского периода проявилось уже на Соборе 1923 г., когда было отвергнуто предложение митрополита Евлогия о создании автономных митрополичьих округов. (Евлогий хотел сохранить органическую связь с Москвой и в то же время, принимая во внимание различные политические и общественные условия, считал децентрализацию необходимой). Синод стремился взять на себя роль всероссийской церковной власти не только в эмиграции, но и в самой России, и этот вопрос ставился на повестку дня всех соборов епископов с 1923 по 1926 г. В 1923 г. была принята резолюцию о том, что Высшее церковное управление за рубежом временно берет на себя обязанности всероссийской церковной власти впредь до восстановления на посту патриарха Тихона или его преемника. (Резолюция была принята, когда патриарх находился под арестом.) В 1924 г. был поднят вопрос о необходимости и возможности передать Синоду епископов, возглавляемому митрополитом Антонием, все права и обязанности всероссийской церковной власти. В 1925 г. Собор епископов не состоялся, но уже 9 апреля Синод предложил, что в случае если советское правительство не позволит законному местоблюстителю патриарха управлять в России Церковью, то для блага Русской церкви следует "предоставить председателю Архиерейского Синода с правами временного, до созыва Всероссийского священного, собора, заместителя патриарха представительствовать Всероссийскую Православную Церковь и, насколько позволят условия и обстоятельства, руководить церковною жизнью и Церковью не только вне России, но и в России".

Как уже было сказано, Синод колебался, признать ли митрополита Петра законным местоблюстителем. 12 ноября под давлением шестидесяти епископов в России, подписавших заявление о признании Петра, Синод согласился признать его, но

136

только временно, с тем, что окончательное решение по этому вопросу будет вынесено Собором русских архиереев за рубежом. Таким образом, Синод присвоил себе функцию утверждения своего же главы, которая принадлежит только Высшему церковному управлению автокефальных церквей. Митрополит Евлогий, второй по старшинству после Антония член Синода, которого даже не известили заранее об этом заявлении, заметил: "Не митрополит Петр нуждается в признании маленькой группой епископов-беженцев, а мы нуждаемся в его признании". Собор карловацких епископов, состоявшийся в июне — июле 1926 г., внезапно постановил лишить митрополита Евлогия его автономии, хотя он был назначен самим патриархом и канонически только патриарх мог изменить его положение. После этого митрополит Евлогий и митрополит Платон покинули Собор и порвали отношения с Синодом ³⁹.

Это было истолковано Синодом как бунт Евлогия и Платона против церковной власти. Но обвинение в неповиновении было необоснованным, так как оба митрополита получили свое назначение от Московской патриархии, а не от Синода, так что их участие в Синоде было добровольным и не означало их подчинения Синоду ⁴⁰. Из всех членов Синода только они получили каноническое назначение и не вторгались на территории других автокефальных церквей.

Между тем, как уже было сказано, митрополит Сергий был освобожден и приступил к исполнению своих обязанностей местоблюстителя. Евлогий признал его своим главой, в то время как Синод отказался признать Сергия и безоговорочно осудил его Декларацию о лояльности и в особенности его требование о том, чтобы зарубежное духовенство подписало присягу о лояльности.

Евлогий ответил на это требование в своей проповеди в парижском соборе 4 сентября и в письме Сергию от 12 сентября. В проповеди он сказал: "Мы не можем... быть лояльными по отношению к советскому правительству... это требование политическое по своему характеру и с канонической точки зрения для нас не обязательно. Что же касается второго требования... не превращать церковь в политическую арену... оно чисто церковное... [исполнение его] является нашим священным долгом по отношению к страждущей Матери-Церкви". В официальном письме Сергию Евлогий указал: "Мы, русские эмигранты, не являемся гражданами Советского Союза... и наше членство в Русской православной Церкви не может быть основанием для требования от нас, эмигрантов, "лояльности", т.е. легального повиновения советской власти. Полностью сознавая мой долг перед Матерью-Церковью и во имя моей безграничной любви к ней, я обязуюсь твердо стоять на... позиции невмешательства церкви в политическую жизнь и не допускать использования амвона в политических целях". В своем ответе митрополит Сергий принял эту формулировку и заявил, что "лояльность" не может,

137

конечно, обозначать повиновение советским законам. Он заявил также, что его не интересует текст присяги, если только все духовенство подпишет обязательство о невмешательстве Церкви в политику ⁴¹. После этого состоялся созванный Евлогием епархиальный съезд, одобривший его действия и его формулировку присяги, которая была подписана всем духовенством, за исключением двух-трех священников во Франции и вышеупомянутого священника в Женеве.

После этого "карловчане" начали захватывать приходы, находившиеся в юрисдикции митрополита Евлогия, что было явным нарушением канонов, тем более что, будучи неканоничным, Синод никакой юрисдикции не имел и иметь не мог. Более того, Синод присвоил себе право запрещать в служении епископов, находившихся в юрисдикции Московской патриархии. В 1927 г. "карловчане" наложили на Евлогия запрещение в служении, обвиняя его в неповиновении, на что Евлогий ответил, что, так как он никогда не находился в подчинении Синоду, это запрещение является недействительным ⁴².

Вскоре, однако, положение Евлогия стало довольно шатким. После того как он истолковал присягу о лояльности в смысле политической нейтральности, его отношения с Москвой начали обостряться. Сергий упрекал его в том, что он занимается антисоветской политикой, а Евлогий отвечал, что его высказывания о преследовании Церкви в России являются его пастырским долгом и имеют религиозный, а не политический характер. Это положение продолжалось до тех пор, пока Евлогий не принял участия в совместных молитвах англикан и православных за страждущих христиан в России, которые состоялись в Англии во время особенно яростной кампании против Церкви, развернутой Сталиным в 1929 г. Эти молитвы шли вразрез с явно навязанным Сергию заявлением на пресс-конференции о том, что Церковь якобы не подвергается преследованиям. Митрополит Евлогий провел в Англии неделю, участвуя в совместных молитвах и выступая с проповедями о страданиях верующих в России. Вскоре после этого Сергий потребовал у него объяснения. Евлогий ответил, что взывать о помощи бессловесным страдальцам и мученикам в России является его пастырским долгом. В ответ на это Сергий приказал Евлогию уйти на покой и передать все обязанности архиепископу Владимиру, следующему по старшинству епископу в Западноевропейской епархии. Архиепископ Владимир отказался, после чего Сергий потребовал от Евлогия обязательства никогда больше не участвовать в подобного рода публичных выступлениях. Тем временем Евлогий созвал епархиальный съезд духовенства и мирян. На этом съезде его просили не уходить на покой на том основании, что законность его положения исходит от патриарха Тихона, а не от последних решений митрополита Сергия. Тогда Евлогий обратился к Сергию с прошением разрешить создание временно независимой епархии на основании вышеупомянутого указа митрополита Агафангела о временной

138

автокефалии, что означало бы распространение этого указа на территории вне России. Вместо этого Сергий наложил прещение на Евлогия и все подчиненное ему духовенство и потребовал, чтобы все оставшиеся верными Москве приходы перешли в ведение митрополита Литовского Елевферия, который оставался в московской юрисдикции ⁴³.

То, что Евлогий, который до этого настаивал на исполнении распоряжений Московской патриархии (за исключением вышеупомянутого указа 1922 г.), теперь отказался исполнить указ Сергия, дало "карловчанам" повод обвинять его в канонической непоследовательности. Каноническая оценка этого вопроса будет дана в девятой главе нашей книги. Во всяком случае, Константинополь постановил, что прещение Евлогия Сергием является необоснованным, и принял Евлогия в свою юрисдикцию. С тех пор епархия Парижская и Западноевропейская оставалась экзархатом Вселенского престола до 1965 г., когда под давлением Москвы патриарх Афинагор односторонне порвал с ней юрисдикционные отношения и потребовал, чтобы она присоединилась к Московской патриархии. Вместо этого данная епархия провозгласила себя независимой Французской церковью, с которой, как это ни странно, Константинополь сохранил литургическое общение. В 1973 г., вскоре после смерти патриарха Афинагора, новый патриарх Димитрий вновь принял эту епархию, сделав ее русским наместничеством Греческого митрополита во Франции ⁴⁴.

Расколы справа в России

Хотя Регельсон, разделяя точку зрения "карловчан" и подобных им схизматиков в самой России, пишет, что в Декларации митрополита Сергия, изданной в июле 1927 г., "православных больно задели слова, свидетельствовавшие о переходе с позиции аполитичности на позицию внутренней духовной солидарности с властью" ⁴⁵, в действительности такого рода опасения вызвало уже "завещание" патриарха Тихона. Сергиевской декларации 1927 г. предшествовало майское 1926 г. Обращение епископов-соловецких узников к советскому правительству. В нем вопрос об отношениях между Церковью и государством в СССР рассматривался в свете церковного учения и канонов. Его цельность и богословская глубина достойны того, чтобы остановить на нем внимание читателя*.

В самом начале обращения указывается, что государственный закон об отделении Церкви от государства нарушается не Церковью, а самим правительством, которое не позволяет Церкви иметь нормальное центральное, епархиальное и приходское управление. Епископам не разрешают жить в тех епархиях, куда они

_________________________

*Оно также показывает, сколь несостоятельны попытки профессора Джона Кертисса и других западных авторов возложить ответственность за преследования с палача на жертву.

139

были назначены патриархом или его местоблюстителем. Церковь, которая должна нести Евангелие всем, лишена права давать детям религиозное воспитание. Местоблюститель патриарха или около половины всех епископов находятся под арестом. Монастыри насильно закрываются, несмотря на то, что они стали монашескими трудовыми коммунами и кормятся своим собственным трудом. Православная Церковь страдает больше всех других, так как правительство вопреки своим же законам искусственно поддерживает обновленцев. Конфисковав все городские соборы патриаршей Церкви, и передав их обновленцам, правительство как бы признало их государственной Церковью. Эти соборы пустуют, так как верующие не идут к обновленцам. Делегаты на обновленческие "соборы" получают даровые билеты и размещаются в Москве за счет правительства. Большинство находящегося в заключении духовенства было арестовано за отказ признать обновленцев. Долг Церкви — проповедовать Евангелие, оставаясь при этом политически нейтральной и лояльной правительству, но пример обновленцев показывает, что правительство хочет превратить духовенство в слуг государства и агентов полиции. Правительство обвиняет Церковь во вмешательстве в политику, в действительности же Церковь делает все возможное, чтобы остаться вне политики, в то время как обновленцы открыто занимаются политикой, примером чему может служить постановление обновленческого "Собора" о лишении патриарха Тихона "звания и сана патриарха" и письмо архиепископа Соловья, содержащее сфабрикованную ГПУ клевету на патриарха и митрополита Петра.