Глава 4. Страшные судьбы подвижников

В 1925 г. был официально организован в государственном масштабе Союз Воинствующих Безбожников, поддерживаемый и финансируемый коммунистической партией и комсомолом. В результате проводившихся властями кампаний число его членов возросло с 87 тыс. в 1926 г. до 500 тыс. в 1929 г. и 5 670 тыс. в 1932 г. (не достигнув запланированных семи с лишним

113

миллионов). Была поставлена задача расширить его ряды до 17 млн. в 1933 г. и 22 млн. в 1941 г. Однако, несмотря на всемерную помощь со стороны правительства, усиливавшиеся репрессии против духовенства, террор 30-х гг. и принятие антицерковного законодательства, издание и распространение в десятках миллионов экземпляров антирелигиозной литературы, число членов Союза начало падать, составив в 1938 г. менее двух миллионов. Под влиянием новой волны террора оно начало снова подниматься и в 1941 г. составляло 3,5 млн. Но и эти цифры не отражают действительного положения. Судя по тону печатных заявлений руководителей Союза в 30-х гг., можно заключить, что только незначительная часть номинальных членов вносила взносы, не говоря уже об активном участии в его деятельности. Это еще раз показывает, что если бы правительство не лишило Церковь возможности широкой деятельности и не подвергло ее репрессиям, то антирелигиозный фронт не мог бы с нею соперничать.

Что касается административных мер против Церкви, то правительство старалось, причем довольно успешно, сделать невозможным нормальное управление Церковью, арестовывая и ссылая в административном порядке епархиальных архиереев и местоблюстителей, принимавших на себя управление патриаршей канцелярией после смерти патриарха Тихона. Три архиерея, указанных патриархом в его завещании, были один за другим арестованы. Последний из них, митрополит Петр (Полянский), назначил на случай своего ареста митрополита Сергия Нижегородского заместителем местоблюстителя. Так как Петр был отправлен в ссылку, где и умер в 1936 г.*, митрополит Сергий стал сначала де-факто, а после 1936 г. и де-юре местоблюстителем патриаршего престола. В 1943 г. он был избран патриархом.

Первой и наиболее насущной задачей Сергия была легализация Церкви. Это дало бы ей возможность открыть семинарии, организовать постоянную каноническую администрацию, основать свое издательство, по крайней мере, наравне с обновленцами, хотя, согласно законодательству 1918 г., все иерархические церковные организации считались нелегальными. С официальной точки зрения легальны были только группы из двадцати мирян, снимавшие у властей церковные помещения.

В таких условиях легализация фактически сводилась к регистрации; Церковь, как иерархическая организация, не получила в Советском Союзе статуса юридического лица. Согласно правительственному постановлению от 12 июня 1922 г., функционирование религиозных объединений считалось легальным только при условии их регистрации в местных государственных органах. Это узаконивало преследования незарегистрированных религиозных групп и их руководителей, как духовенства, так и мирян, и позволяло произвольно определять условия, требуемые для

__________________________

*По уточненным данным митрополит Петр был в 1937 г. расстрелян по приговору НКВД. — Прим. ред.

114

регистрации. НКВД имел право высылать на три года без суда "лиц, присутствие которых в данном районе может считаться опасным с точки зрения защиты революционного общественного порядка", что позволяло избавляться от неугодного духовенства, в особенности от правящих епископов. Регистрации подлежали все лица, обслуживающие данный храм, приход или епархию; таким образом, правительство могло контролировать назначение духовенства, отказывая в регистрации тому или иному епископу. Патриаршая Церковь не признавала такие условия регистрации, правительство же отказывалось легализовать Церковь на каких-либо других условиях.

Незадолго перед своей смертью патриарх Тихон обратился в НКВД с ходатайством о легализации (регистрации) своего Синода, очевидно вкладывая в этот термин смысл иной, чем это делало правительство. Ответ был получен уже заместившим его митрополитом Петром. НКВД соглашалось на легализацию с условием, что при этом: 1) будет издана определенного рода декларация, 2) неугодные правительству епископы не будут занимать официального положения, 3) будут осуждены епископы-эмигранты и 4) будут установлены определенные постоянные деловые связи между Церковью и правительством, которое будет представлять упоминавшийся выше Тучков.

К концу 1925 г. митрополит Петр находился в заключении, и заместитель местоблюстителя Сергий, видя невозможность управления Церковью в условиях непризнания ее советской властью и террора, в июне 1926 г. снова подал ходатайство о легализации. Осенью того же года он был арестован за переписку с карловацкими епископами и за благословение попытки избрания патриарха путем тайного письменного голосования епископов. До того, как власти узнали об этом и арестовали всех участников голосования, было собрано свыше 70 подписей — почти все за митрополита Кирилла Казанского*, который завершал в то время очередной свой срок ссылки.

Весной 1927 г., когда митрополит Сергий находился еще в заключении, Тучков предложил свои условия легализации по очереди трем старшим епископам, в том числе и митрополиту Кириллу. На условие Тучкова, что если правительство захочет убрать какого-нибудь архиерея, то это должно быть сделано от имени церковных властей, митрополит Кирилл ответил: "Если он будет виновен в каком-либо церковном преступлении, да. В противном случае я скажу: брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить и я вынужден это сделать". " Нет, не так, — ответил Тучков. — Вы должны сделать вид, что делаете это сами, и найти соответствующее обвинение". На это митрополит сказал: "Вы не пушка, а я не бомба, которой Вы могли

_________________________________

*Кирилл (Смирнов Константин Илларионович, 1863 — 1941) — митрополит Казанский и Свияжский с 1918 г. В завещании патриарха Тихона назван первым кандидатом на патриаршее местоблюстительство, но приступить к исполнению своих обязанностей после смерти Тихона в 1925 г. не мог, т. к. находился в заключении. Умер в ссылке.

115

бы взорвать Русскую церковь". В тот же день митрополит был отправлен в новую ссылку. На воле он был только короткое время, где-то между 1928 и 1931 гг., а затем уже до самой смерти, по-видимому, все время пребывал в лагерях и ссылках ¹⁹.

Митрополит Сергий предложил свой первый вариант Декларации лояльности в 1926 г., полный текст которого стал известен лишь недавно. В этом проекте он обещал полную лояльность государству и невмешательство Церкви в политику; но заявлял, однако, что Церковь не может брать на себя обязательство нести ответственность за политические взгляды духовенства в России или за рубежом. Революция сама освободила Церковь от всех политических обязательств, и Церковь не может отказаться от этого преимущества. Сергий признал, что некоторые представители духовенства в эмиграции занимались антисоветской политической деятельностью, но от лица Церкви отрицал какие бы то ни было связи с ними и всякую ответственность за их поступки. Больше того, в этом послании, как и в послании от 12 октября 1926 г., адресованном церквам в эмиграции, он предложил им отделиться от Москвы и войти в состав местных православных церквей, а в неправославных странах создать многонациональные православные церковные группировки ²⁰.

Но пять комиссаров, занимавшихся церковными делами (Троцкий, Смидович, Красиков, бывший священник Галкин и представитель НКВД Тучков), не могли признать такую духовно независимую позицию Церкви. Нужно было сначала сломить ее сопротивление и только после этого признать Церковь, что было сделано Сталиным в 1943 г. В декабре 1926 г. Сергий и еще 117 епископов были арестованы. Таким образом, "ГПУ удалось, в конце концов лишить Церковь всех тех, кто имел моральное мужество выступать против государственной политики. Это был процесс уничтожения лучших" ²¹. Тучков сознавал, что обновленческий раскол не удался. Было решено ослабить репрессию против патриаршей Церкви, предварительно обескровив ее. Как он сам выразился: "Нам нужен новый раскол среди тихоновцев" ²². Это объясняет его поспешную легализацию "григорьевцев" и повторные освобождения и аресты кандидатов в местоблюстители, назначенных патриархом Тихоном и митрополитом Петром: Агафангела, Кирилла, Серафима и Сергия. Сергию с трудом удалось убедить Агафангела и Кирилла снять свои кандидатуры в местоблюстители и поддержать его как единственного заместителя местоблюстителя.

30 марта 1927 г. Сергий был неожиданно освобожден, в то время как священников арестовывали и ссылали только за то, что они признавали Сергия своим главой. 20 июля была выпущена его Декларация. В ней Сергий объяснял задержку в нормализации отношений между Церковью и государством антисоветскими настроениями части церковных служителей и антисоветскими выступлениями членов Карловацкого синода. В Декларации выражалась благодарность советскому правительству за то, что оно разрешило создать временный церковный Синод и в июне 1927 г.

116

даровало этому синоду легальный статус. В ней выражалась надежда, что легализация будет вскоре распространена на епархии и приходы и будет созван Собор Русской православной церкви, который изберет патриарха и членов постоянных учреждений церковного управления. Советское правительство заверялось, что можно быть православным христианином и в то же время "сознавать Советский Союз своей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи". Именно это высказывание вызвало бурю протестов в широких кругах духовенства и мирян, как в России, так и в эмиграции. Почему-то никто не обратил внимания на то, что, употребляя форму женского рода "которой", митрополит Сергий говорит о радостях и успехах родины, а не Советского Союза. Впоследствии он указал на это приехавшему с визитом епископу-эмигранту и выразил сожаление, что только немногие заметили эту разницу ²³. Митрополит Сергий подтвердил, что этим фразеологическим оборотом он имел в виду преданность родине, а не режиму. Относительно радостей и неудач митрополит пояснил: "Ясно, что, если Церковь будут преследовать, мы радоваться этому не будем, на что я и указал в своем письме от 14 марта 1929 г.". В этой же Декларации Сергий сообщил, что он потребовал от заграничного духовенства обязательства в лояльности к советскому правительству и что те, кто откажется это сделать, будут исключены из состава клира, подведомственного Московской патриархии.

Необходимо отметить, что позиция Сергия значительно отличалась от позиции обновленцев и "григорьевцев". Сергий нигде не восхвалял советскую идеологию или общественный строй. Он просто заявлял, что это должно быть принято как факт, что "для христианина нет случайностей", следовательно, советский режим существует по воле Божией и было бы безумием бороться с режимом или стараться продолжать жить, как если бы ничего не произошло. Тех, кто был согласен с этой позицией, он просил, "оставив—свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры", тем же, кто не мог себя переломить, он предлагал, по крайней мере временно, отойти от активного участия в церковных делах ²⁴. Самым уязвимым местом Декларации была угроза изгнания из Российской патриаршей Церкви своего заграничного духовенства за отказ дать обязательство в лояльности советской власти. Это требование чревато церковным расколом, ибо было ясно, что большинство эмигрантского духовенства откажется дать такое обязательство, которое вообще было абсурдом, поскольку эмигрантское духовенство не являлось гражданами СССР. Это требование также противоречило решениям Собора 1917 — 1918 гг. и посланию патриарха Тихона от 8 октября (н. ст.) 1919 г. о невмешательстве Церкви в политические симпатии ее духовенства и мирян. Таким образом, это требование митрополита Сергия можно рассматривать как чисто политическое и угроза наказания была политического, а не канонического порядка.

117

Некоторые противники Сергия считают, что даже с чисто тактической точки зрения этот шаг был ошибкой. Власти исполнили только немногие из пожеланий Сергия, высказанных им в Декларации, да и то только временно. В 1927 г. было разрешено открыть православный богословский институт, но через два года его закрыли ²⁵. В 1931 г. начал выходить, хотя и нерегулярно, "Журнал Московской патриархии", но в 1935 г. он был закрыт. Почти никто из сосланных епископов не был восстановлен в прежнем положении, напротив, аресты духовенства и насильственная ликвидация храмов продолжались и скоро достигли катастрофических размеров. Что же касается легализации, то, по словам другого митрополита, Сергия (Воскресенского), "существование патриаршего управления признавалось советским правительством только де-факто, никак не де-юре... не было ничего похожего на легализованный церковный статус. Церковь как целое и отдельные епархии и приходы не являлись ни организациями, ни корпорациями. Они не имели статуса юридического лица, и не было никакого органа, который представлял бы их юридически. Они существовали как факт, но оставались вне закона" ²⁶.

Сторонники Сергия считают, что в годы начинающегося сталинизма не было никакой другой возможности добиться хотя бы минимального признания и что без этого ГПУ достигло бы своей цели с помощью "григорьевцев" или даже обновленцев, которые к тому времени были окончательно скомпрометированы. Они указывают, что Сергий не мог предвидеть, что его другие пожелания не будут удовлетворены и тридцатые годы принесут Церкви новые, еще небывалые гонения. Во всяком случае, то, что Сергию удалось сохранить, по крайней мере, ядро высшей церковной администрации, позволило Церкви возродиться после 1943 г. под руководством канонической и, несомненно, церковно-настроенной иерархии. Может быть, если бы не Сергий и его Синод, вернее, остатки его Синода, то в 1943 г. Сталин, нуждавшийся в помощи Церкви в борьбе с Германией, обратился бы к подобострастным авантюристам типа обновленцев, которые в то время соблюдали все внешние признаки Православной церкви. С другой стороны, можно предположить, что если бы все епископы оказались в заключении, то для восстановления Церкви Сталину пришлось бы иметь дело с только что вышедшими из тюрьмы епископами, которые, возможно, были бы гораздо менее уступчивыми, чем сторонники Сергия и его преемники. Но этот аргумент неубедителен. Покойный патриарх Пимен провел по крайней мере пять лет в тюрьме и два года в ссылке и после этого, по свидетельствам знавших его людей, опасался гражданских властей.

Так или иначе, годы террора унесли с собой жизни большинства лучших, наиболее стойких церковных деятелей, в то же время многие из оставшихся в живых церковнослужителей были запуганы и приведены в послушание. Хотя преследования обновленцев в 30-е гг. показывают, что даже полное послушание не гарантировало сохранение жизни.