Глава 13. Русская православная церковь: 1965—1982 гг. Продолжение

Как уже упоминалось, отчеты Совета уделяли много внимания мнимой коррупции и нерелигиозности священников. Один отчет даже приводит слова одного священника, якобы заявившего, что большинство современного православного духовенства — вообще неверующие люди. В другом же отчете приводятся слова замечательного архиепископа Ермогена (насильственно сосланного в монастырь за его оппозицию Постановлению 1961 г., а также за постоянные конфликты с уполномоченными Совета и выступления в поддержку акции Эшлимана — Якунина в 1965 г.) о том, что простые священники гораздо более религиозны и преданы Церкви, чем епископы ⁴⁷. Левитин, несмотря на свое весьма критическое отношение к политике Московской патриархии и поведению большинства духовенства, также с одобрением приводит слова одного священника: "Я знавал недостойных священников, ленивых, пьяниц, но никогда не встречал ни одного неверующего священника" ⁴⁸. Впрочем, А. Плеханов из Совета хранит верность канонам советского атеизма в своем отчете, а они требуют, чтобы священники были "неверующими" и смотрели на Церковь только как на источник дохода.

Только что приведенное высказывание Ермогена было сделано им в преддверии ожидаемого Поместного собора, о котором он говорил, что не приходится надеяться на независимые действия со стороны епископов и только от простых приходских священников можно ждать искреннего голосования на выборах нового патриарха. Относительно духовенства в целом один знающий положение дел русский клирик доверительно сообщил, что епископы в том изолированном "микроклимате", который навязывается им властями, успокаивают себя (относительно своего бездействия) тем, что все "в воле Божьей". Так что, заключал он, "только среди приходских священников можно найти стойких и упорных борцов с режимом. Однако самые непримиримые критики безбожной власти — миряне, и именно пожилые женщины, составляющие большинство прихожан" ⁴⁹. В этом и следует искать причины того, что Совет постоянно предпринимал попытки оклеветать и очернить священников, посеять разлад между ними и мирянами. Поэтому, учитывая особенности позиций церковных мирян и низшего духовенства, на заседаниях собора, где они принимали участие, не предлагалось рассматривать никаких спорных вопросов, не говоря уже о том, чтобы допустить свободное обсуждение кандидатур на патриарший престол.

Патриаршество Пимена. Междуцарствие?

По общему мнению русских церковных деятелей, в послехрущевскую эпоху усиливался маразм партийных и государственных вождей, застой, развитие "неофициальной децентрализации", т. е. фактическое неподчинение местных органов власти центру. Именно эти факторы, по словам одного клирика, обусловливали

352

"более либеральное отношение советской администрации к Церкви". Власти разрешили открыть и даже построить вновь несколько церквей и крестилен в Сибири и Средней Азии. Но уступки режима были незначительны, да к тому же они сопровождались продолжавшимися преследованиями верующих и грубым подавлением всякой независимой религиозной деятельности.

В действительности могло иметь место одновременное развитие взаимоисключающих направлений. Некоторые в руководстве, возможно, сознательно культивировали национализм (необходимой частью которого являются национальная культура и религия) в предвидении того громадного идеологического вакуума, который могло вызвать в будущем крушение официальной идеологии, когда понадобятся альтернативные идеи, уже пустившие корни в народе, но непосредственно не противостоящие авторитарной системе правления ⁵⁰. Другие же (в основном старшее поколение, т. е. собственно руководители высшего ранга), возможно, оставались приверженцами марксистской риторики из-за отсутствия 'воображения или смелости или из страха выпустить из-под контроля центробежные силы национализма в многонациональной империи. Вместе с тем оставалась живучей враждебность по отношению к Церкви. Были и такие, кто предпочитал пользоваться до последнего материальными благами, привилегиями и подавлять ради этого всякие проявления независимости и инициативы снизу, будь она религиозной или какой бы то ни было другой (отсюда гонения на религиозно-философские кружки и т. д.). Впрочем, они были готовы на такие "великодушные уступки", как открытие одной-двух церквей или разрешение расширить семинарские помещения. Если это так, то видимая непоследовательность была всего лишь типичным проявлением междуцарствия.

По мнению некоторых церковных деятелей, в этой ситуации многое зависело от личных качеств епископа. Еще больше зависело от патриарха. Так, новый (с 1977 г.) 49-летний патриарх Грузии Илия* за пять лет пребывания на патриаршем престоле достиг очень многого: он почти удвоил количество действующих церквей, восстановил и открыл несколько монастырей, удвоил количество учащихся семинарий, начал издание регулярного журнала, восстановил все епархии Грузинской церкви, рукоположил в них епископов, добился оживления церковной жизни в Грузии и притока молодежи в Церковь. Таким образом, и в Церкви мы наблюдаем приметы междуцарствия. В Грузии совершенно иная обстановка: там возрождается грузинский национализм и Грузинская церковь как национальная играет ту же роль, что и католическая церковь в Польше и Литве. Русская православная церковь живет в иной неоднородной среде как

_______________________________________

* Илия II (Гудушаури-Шиолошвили Ираклий Георгиевич, род. 1933) в 1960 г. окончил Московскую духовную академию, в 1957 г. принял монашество. С 1963 по 1972 г. был ректором духовной семинарии Грузинской православной церкви в г. Мцхета. С 1967 г. — епископ, затем — митрополит Сухумский и Абхазский. В 1977 г. избран католикосом-патриархом всей Грузии. С 1978 по 1983 г. был президентом Всемирного совета церквей.

353

в национальном, так и в религиозном отношении, так что у властей гораздо больше возможностей разделять и контролировать, если не властвовать.

Гораздо лучше было положение и официальной баптистской церкви, что привело к росту зарегистрированных общин с 1974 по 1978 г. на 170, баптисты чаще созывают конференции, на которых происходят дебаты и тайные выборы. По мнению русского православного духовенства, это объясняется несколькими факторами: во-первых, существование нелегальных баптистов вынуждало власти относиться с большей терпимостью к легальным, с тем чтобы подорвать позиции нелегалов. В условиях выбора наиболее нетерпимые баптисты присоединяются к нелегальной ветви, соответственно легальная баптистская церковь оказывается гораздо "чище", чем Православная церковь, объединяющая равно и послушных, и радикалов. И власти обнаружили, что легальные баптисты политически гораздо более надежны, чем приверженцы Православной церкви ⁵¹. Во-вторых, в том, что касалось борьбы за самую Церковь и за открытие новых приходов, баптисты имели большую традицию частной активности, чем православные, и в целом у них в "двадцатках" было больше молодых людей. Православные неофиты редко вступали в "двадцатки", ограничиваясь участием в духовной жизни Церкви, а если они становились активистами, то лишь в смысле религиозном, религиозно-философском, в смысле борьбы за права человека в рядах диссидентов, а борьбу за Церковь в "двадцатках" молодежь охотно предоставляла менее грамотным и пожилым*. Наконец, главное, что для советской власти лишь Православная церковь представлялась реальной угрозой тоталитаризму, а баптисты и другие "сектанты", несмотря на всю их активность, относились к периферии русской культуры.

Между тем, однако, при патриархе Пимене Православная церковь имела и некоторые завоевания, в особенности в тех епархиях, где во главе стояли умелые, энергичные и преданные епископы. Некоторые из этих достижений уже были упомянуты, что же касается поправок 1975 г. к религиозному законодательству, то они неоднозначны. Отец Глеб Якунин утверждает, что на месте религиозным группам было легче иметь дело с местным Советом или даже жаловаться на него; взывать же к далекому географически и иерархически московскому Совету по делам религий — и бесполезней, и трудней. Понятно, почему Куроедов, председатель Совета, хвалил новое законодательство за упорядо-

____________________________________________________

* По словам одного русского духовного лица, диссиденты, присоединяющиеся к Церкви, принесли бы больше пользы, сосредоточив свои усилия на борьбу внутри "двадцаток" за конкретные цели, как, например, открытие храма. Старые и полуграмотные церковные активисты притеснялись и обманывались властями, которые бы не позволили себе прямой грубости и попрания законности в отношении интеллигентов. В этой связи были упомянуты два случая, когда одновременно православная и баптистская "двадцатки" повели борьбу за открытие церкви (Сестрорецк под Ленинградом и Калининград). В обоих случаях баптисты получили храмы, а православные — нет.

354

чение процедуры для верующих и за утверждение принципа централизации, предоставлявшего большие права Совету" ⁵².

В действительности же это законодательство могло превращаться в обоюдоострое оружие. Предоставляя больше прав собственности существующим приходам, епархиальным центрам и епископам, оно в то же время усложняло процедуру открытия новых приходов и делало незаконным даже их временное существование в период до регистрации. Однако в это время распада центральной власти Совет по делам религий подчас заверял просителей в том, что их церковь останется действующей, но местные власти, невзирая на указания из центра, разрушали или закрывали храмы ⁵³. В такой ситуации усиление власти центрального органа — Совета по делам религий могло принести больше добра, чем зла. Такой орган, действовавший в тесном контакте с Церковью, и в особенности с ее Отделом внешних сношений, мог бы легко улавливать, на какие именно проблемы реагирует общественность за границей — например, притеснение верующих, закрытие церквей и т. д. Что же касается относительного расширения прав иерархов и приходов, то дело не дошло все-таки до законного признания Церкви как института. Большими правами владения, а не собственности стали пользоваться зарегистрированные государственными учреждениями отдельные группы — "двадцатки", отдельные епископы, епархиальные центры и патриарх как отдельный функционер. Однако все вместе они не составляли организации или института с точки зрения закона ⁵⁴.

Тем не менее, в сентябре 1980 г. в поселке Софрино недалеко от Москвы патриарх официально открыл завод с современным оборудованием и технологиями по производству свечей, подсвечников, лампад, облачений и всех других предметов, необходимых Православной церкви и православным христианам. История эта долгая. Патриархия боролась за право владения таким заводом или заводами с 1946 г. В 1957 г. Церкви было дано разрешение открыть несколько небольших предприятий в отдельных епархиях. Патриарх обратился с прошением об открытии одного, но большого предприятия, подчиняющегося непосредственно патриархии, и такое право было, наконец, ему предоставлено. Однако завод открылся только тогда, когда власти закрыли все другие небольшие мастерские, и новая патриаршая фабрика оказалась единственной на всю Русскую православную церковь. В условиях постоянной нехватки сырья, нерегулярных поставок и отсутствия надежного транспорта естественным результатом стала недостача необходимых предметов православного обихода по отдельным приходам и даже епархиям ⁵⁵.

В 1981 г. издательский отдел Московской патриархии переехал из тесных помещений в Новодевичьем монастыре в специально построенное для него здание. Но при этом Церковь так и осталась без собственной полиграфической базы и вынуждена была обращаться для печатания своих изданий в государственные типографии, где с нее взимались самые высокие ставки и тарифы, как с частного предприятия. Тем не менее, Церковь

355

наращивала издание церковных и богослужебных книг: было напечатано новое издание Библии, Новый завет отдельным изданием, Молитвослов, Псалтирь, Часослов, Настольная книга священнослужителя, первый том которой появился в 1971 г. В том же году появился Служебник, впервые с 1958 г. Однако самым важным изданием последних лет была многотомная Минея, публикация которой началась в 1970 г. В Минеях содержатся службы всем святым Русской церкви и большинству других святых, почитаемых вселенским православием, здесь же печатаются некоторые ноты песнопений и агиографический (т. е. житийный) материал. Это первое такое полное издание, включавшее материал до того не публиковавшихся местных рукописных текстов акафистов почитаемым святым, а также прописи для икон святых. Текст настоящего издания основывается в большой степени на работе покойного епископа-мученика Афанасия (Сахарова), который много сделал для русификации славянских текстов старых Миней, переложив их на более понятный современному русскому человеку язык. Вновь издаваемая Минея содержит славянские тексты с минимальными русификациями особенно непонятных терминов. Каждый том ограничивается святыми одного месяца ⁵⁶.

В официальном органе патриархии — Журнале Московской патриархии с 1978 г. существенно увеличилось количество отчетов о рукоположениях. К 1980 г. таковые, безусловно, превзошли числом некрологи. Причем очень редко упоминалось формальное богословское образование рукополагаемого. В некоторых случаях это может быть связано с краткостью заметки. Но скорее все же такое упущение является косвенным свидетельством того, что частыми и важными для церковной жизни стали в то время рукоположения помимо семинарий, что привело, как говорилось об этом выше, к рождению целого поколения религиозно ревностных священнослужителей, сильно отличавшихся в этом отношении от выпускников семинарий.

Журнал публикует образовательные материалы как для мирян, так и для малообразованных клириков: таковыми стали разъяснения Божественной литургии — ее богословского значения, символизма и истории, а также другие материалы популярно-богословского и дидактического характера. Довольно часто подчеркивается патриотическая роль Церкви, как это было, например, в 600-ю годовщину Куликовской битвы. Это не понравилось властям, которые в своих атеистических изданиях стали жаловаться, что Церковь пытается подчеркнуть свою органическую связь с русской культурой ⁵⁷.

Определенный авторитет завоевало другое периодическое издание — "Богословские труды". Возможно, самой важной для "Трудов" стала публикация работ двух величайших богословов XX в.: о. Павла Флоренского*, погибшего в лагере, и Владимира

______________________________________

* Флоренский Павел Александрович (1882—1937) — священник, религиозный философ и богослов. В своей основной работе "Столп и утверждение истины" обосновывает истинность православной догматики, особенно — триединство Бога. Помимо богословия занимался физикой и математикой. Погиб в Соловецком концлагере.

356

Лосского. Расширение издательской деятельности и существенный подъем ее качества, должно быть, отражали общее, хотя и неравномерное ослабление нажима на Церковь или же такое усиление нажима со стороны Церкви, когда гражданские власти были принуждены выпускать пар.

Ослабление государственного прессинга сказалось также и в том, что государственным указом (№ 1061) была изменена категория взимания налогов со священнослужителей и других лиц, работающих в Церкви: 1 января 1981 г. ст. 19 была изменена на ст. 18, т. е. потолок взимаемого процента от доходов уменьшился с 81 до 69. Таким образом, церковные доходы были переведены из категории "частного предпринимательства" — в частные доходы, приравниваемые к гонорарам врачей, юристов и других специалистов. Это, однако, не распространялось на доходы от производства и продажи религиозных предметов, реставрационных сделок и т. д., которые по-прежнему облагались налогом по ст. 19. Так, патриаршая фабрика в Софрино все еще оставалась в жесточайших тисках советских налогов.

Поскольку Церковь не признавалась общественной организацией, юридическим лицом, она получала весьма скудные поставки по каналам официальной государственной системы распределения. Поэтому, например, бумага для изданий патриархии шла почти исключительно с "черного рынка" и соответственно оплачивалась. Даже то, что Церковь получала от государства, она оплачивала совершенно иначе, чем, например, государственное предприятие: так, если обычная плата за киловатт электроэнергии составляла 4 коп., то Церковь платила 24 коп. ⁵⁸

Имеются достоверные свидетельства, что послабления были весьма неровными и только в сравнении с 60-ми гг. Одним из вопиющих фактов было нападение на резиденцию Украинского экзархата в Киеве сотрудников КГБ и милиции в ноябре 1980 г. Нападавшие окружили здание, начали обыскивать помещения и производили грубый личный обыск священнослужителей и служащих Церкви. И только после горячего протеста со стороны архиепископа Макария, главы Отдела внешних сношений экзархата, адресованного прямо украинскому министру безопасности, обыск и "оккупация" помещения прекратились, причем впервые после революции Церкви были принесены официальные извинения от республиканского правительства ⁵⁹. Это единственный известный случай столкновения на таком высоком уровне, но на низших уровнях стычки были частыми.

В январе 1971 г. преподаватель математики Б. Талантов умер в возрасте 61 года в больнице кировской тюрьмы во время отбывания своего двухлетнего срока, который он получил в июне 1969 г. Его "преступление"? Он вместе с другими подписывал письма протеста против насильственного закрытия церквей в Кировской епархии и выселения популярных священников. Некоторые из них были адресованы в Московскую патриархию, некоторые — советскому правительству, другие — деятелям западных

357

Церквей, Всемирному совету церквей и ООН. Однако, что "хуже всего", он попытался критиковать советскую политику в отношении Церкви вообще, а также советское церковное законодательство в нескольких письмах в газету, а в одном письме — советскому правительству — даже предложил собственный план необходимых изменений ⁶⁰.

Молодых людей, участников церковных хоров, задерживали сотрудники милиции и КГБ и грозили им потерей работы или отчислением из учебных заведений, в случае если они не прекратят петь в хоре. На местах представители властей приходили на службу или перед ее началом и силой выводили молодых людей, пришедших петь в хоре. В Киеве созданный священником молодежный хор был разогнан, а священник в наказание лишился регистрации и был вынужден устроиться регентом в маленьком городишке ⁶¹.

Подобные действия были, однако, всего лишь "арьергардными боями" с целью остановить или хотя бы замедлить стремление молодежи к Церкви. Именно с этой целью кордоны милиции и содействовавших ей комсомольцев окружали храмы на Пасху и в другие большие праздники; под предлогом защиты верующих от хулиганов они не допускали молодых людей в храм. Иногда пропускались молодые люди с крестами на шее, но часто и это не помогало.

В 1974 г. одновременно и независимо друг от друга организуются два религиозно-философских семинара: один — в Москве, под руководством бывшего студента института кинематографии Александра Огородникова, другой — в Ленинграде. Ленинградский семинар выпускал несколько самиздатовских периодических изданий, из которых самым продолжительным, хотя и появлявшимся нерегулярно (последний выпуск вышел в свет в 1981 г.) был журнал "37", получивший свое название от номера дома, где собирался в подвале этот семинар. Обитатель этого подвала, молодой философ и психолог Лев Рудкевич, позднее эмигрировал. Сам семинар, однако, несмотря на гонения и вынужденную эмиграцию некоторых его участников, дожил до наших дней. Трагичнее была судьба московского семинара, который в 1978 г. начал издавать собственный неофициальный журнал "Община". Участники семинара вскладчину купили дом во Владимирской области недалеко от Москвы, где они собирались, причем приезжие могли в нем и переночевать. Там Огородников, исключенный из ВГИКа за исповедование христианства и попытку религиозной проповеди среди русских хиппи, попытался зарегистрироваться как фермер-частник с правом кормиться сельхозпродукцией с прилегающего участка. В этом ему отказали, и в 1978 г. он был арестован, а в 1979 г. — приговорен к году принудительных работ за "тунеядство". К концу срока его снова судят прямо в лагере и приговаривают к 6 годам принудительных работ и 5 годам ссылки за антисоветскую агитацию в месте заключения. Другой основатель семинара — Александр Аргентов был

358

арестован в 1976 г. и находился на принудительном лечении в психбольнице. В течение 1979—1980 гг. семь других участников семинара получают различные сроки, среди них Татьяна Щипкова — преподаватель латинского и французского языка в Смоленском педагогическом институте и Владимир Пореш — филолог, библиотекарь из Ленинграда ⁶².

Такое суровое наказание, постигшее членов этой довольно безобидной группы объясняется тем, что они попытались создать христианскую коммуну. Было полностью покончено и с их планами нести повсюду христианское учение вплоть до создания летних христианских лагерей для детей и юношества. И хотя эти идеи находились еще в стадии обсуждения, миссионерская деятельность группы уже начала успешно осуществляться: в нее были кооптированы иногородние члены из Ленинграда, Смоленска и Витебска (Белоруссия), а также из других мест. Растущее влечение молодежи к Церкви в Москве, Ленинграде, Киеве было для властей действительным фактом уже в течение нескольких лет, причем, по-видимому, они не надеялись остановить этот процесс. Однако из последних сил власти пытались помешать распространиться этому движению в провинции ⁶³. Да к тому же и сама идея создания самостоятельной и активной общественной организации, существующей независимо от коммунистической организационной инициативы и даже ей идейно враждебной, сама эта идея была невыносима для правящих кругов.

Другим важным проявлением внецерковной христианской активности был Христианский комитет защиты прав верующих в СССР, созданный о. Глебом Якуниным, Виктором Капитанчуком и бывшим политзаключенным хрущевских времен иеромонахом Варсонофием (Хайбулиным) в конце 1976 г., вскоре после безуспешного обращения Якунина к патриарху с просьбой о восстановлении его в сане священника. Поводом послужила десятая годовщина запрещения, наложенного патриархом на Якунина и Эшлимана.

Комитет начал предавать гласности все известные случаи преследований и административных притеснений религиозной деятельности в Советском Союзе, невзирая на имена действующих лиц, для чего время от времени выпускался машинописный бюллетень, который затем передавался иностранным журналистам в Москве или на его основе делалось обращение к советскому правительству, патриарху, Всемирному совету церквей или зарубежным церковным лидерам. Комитет, однако, не ограничивался религиозными делами, а заявлял обо всех случаях преследований людей за убеждения, почитая это моральным долгом христианина. Через три года Якунин и его сотрудники Лев Регельсон и Капитанчук были арестованы. Двое последних, в конце концов, признали себя виновными, были условно освобождены и заявили, что готовы пострадать за веру, но не за права человека. Якунин характеризовал свою деятельность "как религиозный долг священника". В 1980 г. его приговорили к пяти годам

359

лишения свободы в лагере строгого режима и пяти годам ссылки. Популярный в Москве священник, врач по профессии, о. Кирилл Чернецкий в день процесса над Якуниным обратился к своей пастве со следующими словами: "Сегодня совершается в Москве суд над праведником, о. Глебом. Я прошу вас помолиться вместе со мной о здравии о. Глеба". Отца Чернецкого затем перевели в отдаленный приход Московской епархии ⁶⁴.

О популярности деятельности комитета свидетельствует тот факт, что вскоре после арестов его активных членов он выступил с заявлением о том, что в адрес Комитета поступило около 250 просьб о приеме от христиан разных конфессий. Ввиду возможных преследований комитет "решил принять десять новых членов, не обнародуя их имен". После ареста Якунина о. Николай Гайнов, деятельный священник Русской православной церкви, объявил, что встает на место Якунина ⁶⁵. И хотя, насколько нам известно, комитет прекратил свою деятельность после приговора Якунину, один из его членов — преподаватель Московской духовной академии Василий Фонченков выступил с несколькими заявлениями в поддержку Якунина. Одно из его заявлений, опубликованное на Западе, представляет собой выражение полной поддержки борьбе за общегуманитарные и религиозные права человека в СССР, причем автор предупреждал, что не следует доверять его дальнейшим утверждениям обратного, если таковые будут сделаны после его ареста и из тюрьмы ⁶⁶.

По-видимому, имелся в виду пример отречения о. Дмитрия Дудко в июне 1980 г. Дудко был священником, о котором много говорили в Москве, известным своими проповедями в форме диалогов с верующими и неверующими, борьбой за права человека, деятельностью в самиздате, а также открытием у себя дома неофициальной воскресной школы катехизации. Этот священник крестил тысячи взрослых новообращенных ⁶⁷. Молодым семинаристом он провел 8 лет в тюрьме и лагерях, так что, возможно, перспектива повторить этот опыт в преклонном возрасте подорвала его стойкость. Впрочем, кажется, был и некий личный оттенок в его отречении. Он был привязан к патриарху: именно Пимен рукоположил его по возвращении из заключения, причем для этого будущему патриарху пришлось преодолеть много препятствий. Великим постом 1980 г. Дудко посылает Пимену письмо из камеры (он был арестован в январе того же года) с традиционным великопостным прошением прощения, причем выражает сожаление о том, что своими поступками принес большие беспокойства как Церкви, так и патриарху. По-видимому, КГБ воспользовалось этим письмом, пообещав и патриарху, и самому Дудко немедленное освобождение, если он выступит с осуждением своей деятельности в том же ключе, в каком написано письмо. И вот 30 июня о. Дмитрий Дудко появляется на телевидении и произносит длинную речь о том, что его деятельность повредила Церкви и противоречила патриотическому долгу русского священника. В той же речи он назвал по именами тех западных

360

корреспондентов и туристов, которые помогали ему в его контактах с эмигрантской церковью и в публикации его трудов (им опубликовано на Западе несколько книг), и даже облыжно заявил, что архиепископ Василий Брюссельский был вовлечен в его тайную деятельность, что сам архиепископ Василий решительно опроверг ⁶⁸.

Помимо собственно церковной деятельности — каковая кроме всего прочего включала издание самиздатом приходского бюллетеня "В свете Преображения", единственного подобного издания в тогдашнем СССР, — о. Дмитрий принял участие в нескольких ненужных, с точки зрения властей, политических выступлениях и "провокациях". Тем не менее — и здесь следует отметить новую линию в поведении церковной иерархии — патриарх постарался защитить о. Дмитрия. Митрополит Ювеналий Крутицкий, сменивший в 1978 г. неумелого и несамостоятельного Серафима, поначалу предупреждал о. Дмитрия, что Церковь будет его защищать только до тех пор, пока его деятельность остается исключительно церковной (по-видимому, включая крещения, семинары и другие виды миссионерства). Если же он окажется втянутым в политическую деятельность, Церковь его не сможет защищать. Это предупреждение не повлияло на поведение о. Дмитрия. Тем не менее, весной 1979 г. митрополит посетил храм о. Дмитрия Дудко, расположенный в сорока километрах от Москвы, сослужил с ним и в своем слове похвалил духовную атмосферу храма и пастырскую деятельность о. Дмитрия, которого он назвал святым человеком. После ареста о. Дмитрия русские иерархи заявляли за границей, что патриархия делает запросы об участи священника и постарается ему помочь, как только будет вынесен приговор ⁶⁹. Как только о. Дмитрий был освобожден, он получил приход в Московско-Крутицкой епархии, и снова Ювеналий демонстративно приезжает с ним сослужить. Более того, в 1981 г. о. Дмитрий возобновляет издание приходского бюллетеня, на этот раз, скорее всего, с одобрения властей. Если это в действительности было так, то здесь следует видеть прецедент, попытку смягчить последствия подавления такой неконтролируемой деятельности, как Христианский комитет, свободные религиозно-философские семинары и их поистине независимые самиздатовские публикации ⁷⁰. Как бы то ни было, духовные чада о. Дмитрия, потрясенные его выступлением на телевидении, отказались его принять и ушли от него ⁷¹.

Так же как и в случае с о. Дмитрием Дудко, Церковь не оставила в беде и Фонченкова. Хотя со временем он был отстранен от преподавательской деятельности, Фонченков оставался приходским священником в Подмосковье.

Фонченков — это живой пример того, что в Церковь пришли совершенно новые люди, так что атеистическому руководству все труднее становилось утверждать, будто в ней ищут убежища остатки дореволюционных реакционеров и клерикалов и самые невежественные крестьяне. Фонченков родился в 1932 г. в семье

361

видного коммунистического деятеля. Его отец и дядя — большевистские герои гражданской войны. Он окончил исторический факультет МГУ и работал сотрудником в Музее революции. При Хрущеве музею было предписано заниматься атеистической пропагандой в Москве. Однако обращение к вопросам религии привело, вопреки ожиданию, к обращению в христианство нескольких сотрудников; двое из них, включая Фонченкова, позднее стали священниками. Его отец также вернулся в лоно Церкви незадолго до смерти. В 1972 г. Фонченков кончает Духовную академию и начинает работать в Отделе внешних церковных сношений, а спустя четыре года был послан в Восточный Берлин священником и редактором восточногерманского православного журнала. Очевидно, он оказался недостаточно благонадежным, и через год его вернули в Москву преподавать историю Византии и советскую конституцию в семинарии ⁷².

Московская патриархия пыталась помочь и Якунину. В 1976 г. он получил место чтеца в подмосковной церкви; и, по сведениям из надежного источника, в конце 1978 — начале 1979 г. митрополит Ювеналий предлагал тихо восстановить Якунина в священстве без всяких демонстративных покаяний и дать ему приход*. Якунин, говорят, отказался от этого предложения. Если это правда, то, по-видимому, ему было предложено распустить Христианский комитет и отказаться от всякой деятельности по защите прав человека. В противном случае его отказ был бы нелогичным в свете того факта, что он постоянно обращался в патриархию с прошением о восстановлении священства.

Всегда, когда это было возможно, официальная Церковь не поддерживала обвинений советских органов против духовенства. Что касается дел двух архиепископов, отправленных при Хрущеве в лагеря по ложным обвинениям, — Андрея (Сухенко) Черниговского, осужденного на восемь лет (1961—1969 гг.) и Иова (Кресовича) Казанского, отбывшего в заключении шесть лет (1960—1966 гг.), — размежевание с официальной властью было совершенно определенным. Вскоре после освобождения оба архиепископа были поставлены во главе крупных епархий ⁷³. Епископ Андрей, для которого это заключение было уже вторым, после освобождения пережил душевное расстройство, от которого так и не оправился. Церковь вынуждена была отправить его в монастырь на покой после Собора 1971 г., где он обнаружил явные признаки душевной болезни ⁷⁴. Иов оставался правящим епископом до самой смерти в 1977 г. в возрасте семидесяти девяти лет. Фактическое отрицание всех государственных обвинений против него — в корыстолюбивом мздоимстве и неуплате налогов — содержится в посвященном епископу некрологе в Журнале Мо-

______________________________________________

* Косвенным подтверждением изложенного может служить заявление Филарета Минского, что патриархия была в контакте с о. Глебом Якуниным. Интересно, что в целом о деятельности Якунина он сказал: "Не такова дорога Церкви и ее властей".

362

сковской патриархии, где он назван "человеком, глубоко преданным Церкви, скромным, мирным... [которого] повсюду, где он побывал, запомнили как доброго и щедрого пастыря, горячо преданного Богу и милостивого к людям". Почивший сподобился торжественного погребения, которое возглавил митрополит Львовский, к тому времени было получено множество теплых соболезнований от всех ведущих иерархов, включая патриарха ⁷⁵.

Одновременно Церковь решила вступиться за два монастыря, много потерпевших от государства и местных властей. Один из монастырей — Жировицкий в Белоруссии; другой — Почаевская лавра, входившая в число четырех крупнейших и наиболее почитаемых монастырей в России, причем из четырех открытыми оставались лишь Троице-Сергиева лавра и Почаевская лавра. Что касается Жировицкого монастыря и Белорусской архиепископии, казалось, худшее у них позади, по крайней мере с момента назначения туда митрополита Филарета (Вахромеева) в 1979 г., тем более что новый глава архиепископии стал в 1981 г. и главой Отдела внешнецерковных сношений. По сообщению из церковных кругов, в хрущевские времена белорусское правительство обращалось с предложением превратить эту республику в первую "безбожную" республику СССР. Для достижения таковой цели белорусские власти получили мощную поддержку не только всей атеистической верхушки государства, но и его могучей полицейской машины. Была закрыта единственная семинария в Жировицком монастыре. Все монастыри за исключением Жировицкого закрыли, а монахини в нарушение монастырской дисциплины были переведены в мужской Жировицкий монастырь. Количество действующих церквей сократилось с 1200 до менее 400, да и в тех службы не были регулярными из-за недостатка священников. При новом митрополите положение стабилизировалось. Назначение ряда священников (без официального семинарского образования) обеспечило к 1981 г. 383 священников для 370 церквей, из которых многие были значительно расширены под предлогом ремонта, присоединения часовен, что позволяло совершать несколько литургий в день. Митрополит часто привозил иностранцев к себе в епархию и в Жировицкий монастырь, таким образом, обеспечивая его выживание.

Подобным же образом патриархия пыталась спасти Почаевскую лавру, бывшую предметом сильнейших нападок с 1961 г. В 1980 г. был конфискован у лавры последний земельный участок, и монахи лишились средств самообеспечения. Несколько раньше конфисковали монастырскую гостиницу, которую превратили в больницу для буйных умалишенных, крики которых постоянно слышны были не только в монастыре, но и в соборе во время службы. Многочисленные паломники буквально со всего Советского Союза подвергались не только административным преследованиям, но и прямому рукоприкладству со стороны милиции. После конфискации гостиницы милиция разрешала паломникам проводить ночь в монастырских храмах. Теперь же

363

паломников грубо гнали и из храмов, а домовладельцев, пускавших их на ночь, нещадно штрафовали. Невозможно было получить ночлег паломникам и в местных гостиницах. Так, однажды были грубо выгнаны двадцать послушников, ожидавших пострижения и дальнейшего перевода на Афон. Местные жители, монахи и паломники обращались с бесчисленными жалобами в разные инстанции и даже в ООН. В петициях рассказывалось об изгнании из монастыря о. Амвросия, высокодуховного старца, глубокопочитаемого, несмотря на его 44 года. Бывший духовник Троице-Сергиевой лавры, изгнанный оттуда под давлением советских органов, он вступил в Почаевскую лавру в 1976 г. и вскоре стал пользоваться громадным уважением среди монахов и паломников как проповедник и духовник. Его обвинили в антисоветской направленности проповедей, а когда в личной библиотеке монаха были найдены книги, напечатанные на Западе, начали арестовывать и допрашивать других монахов, заподозренных в связи с о. Амвросием. Жертвами этих розысков стали 49-летний архимандрит Олимпий (или Алиппий), который скончался после избиения на Светлой седмице 1981 г., и другой монах, Питирим, потерявший в результате побоев рассудок. Власти снова начали вести дело к закрытию монастыря, причем преследования порождали с обеих сторон нездоровую обстановку экстремизма, нетерпимости и подозрения. Бессилие настоятеля монастыря архимандрита Иакова, известного своим благочестием, прекратить эти преследования, привело наконец к тому, что его самого стали подозревать в сотрудничестве с органами и несколько паломников-фанатиков даже совершили на него покушение ⁷⁶.

Церковь пыталась спасти и поддержать монастырь: в Журнале Московской патриархии были опубликованы статьи об истории монастыря, бывшего в прошлом форпостом на пути воинственного римско-католического проникновения в период польского правления. В других статьях публиковались отчеты об архиепископских служениях посетивших монастырь русских иерархов, которых часто сопровождали иностранные студенты из Ленинградской академии. Сообщалось, что американский студент-богослов был пострижен в Почаеве. Этим сообщением надеялись поддержать лавру ⁷⁷.

Но не только почаевские паломники подвергались гонениям и преследованиям. Выше упоминалось, что вообще для групповых паломничеств и процессий требовалось получить предварительное разрешение, причем обычно власти в таком разрешении отказывали.

Церковь и ее внешние сношения

Ни после падения Хрущева, ни после смерти патриарха Алексия и митрополита Никодима деятельность Московской патриархии в контексте советской внешней политики не изменилась.

364

Прошедшая в июле 1969 г. в Загорске Всемирная религиозная конференция была отмечена бесчисленными политическими речами — панегириками советской политике мира и осуждением интервенции США во Вьетнаме. Примечательно полное отсутствие на конференции не то что богословских, но мало-мальски религиозных предметов обсуждения, хотя здесь и присутствовали представители разных конфессий СССР и еще 44 стран мира. Впрочем, последние не получили права голоса в ходе обсуждения и принятия политической резолюции конференции ⁷⁸.

Вскоре после избрания на патриарший престол патриарх Пимен предпринимает несколько зарубежных поездок. Особенно важной была его поездка в мае 1972 г. в Святую землю, где он встретился с министром по делам религий Израиля; причем тогда впервые со времени египетско-израильской войны 1967 г. советский авиалайнер приземлился в Израиле ⁷⁹. Здесь патриарха встретили массовые демонстрации недавних эмигрантов из СССР, упрекавшие его за сокрытие правды о религиозных преследованиях на родине, а также за поддержку официальной советской политики.

В октябре того же года патриарх нанес визиты в Грецию, Румынию и Югославию. В октябре 1977 г. он посетил Вселенского патриарха в Константинополе, с которым на тот момент отношения были несколько напряженными, поскольку Московская патриархия даровала автокефалию Православной церкви в Америке, законность которой Константинополь не признавал. Однако, возвращаясь к визиту в Грецию, отметим, что патриарх был принят Г. Папандопуло, премьер-министром хунты, несмотря на то, что ранее Московская патриархия в письмах греческому Синоду осудила хунту. На пресс-конференции в Афинах патриарха попросили прокомментировать "Великопостное письмо" Александра Солженицына. Солженицын в своем послании описал печальное и угнетенное положение религии в СССР и укорил патриарха, который в предыдущем Рождественском послании русским за границей призывал их заботиться о патриотическом и религиозном воспитании детей, в то время как у себя дома, в СССР, он никогда не замечал проблемы детей, лишенных подобного воспитания ⁸⁰. Митрополит Ювеналий, недавно назначенный главой Отдела внешних церковных сношений на место слабевшего Никодима (оба иерарха сопровождали патриарха), признал, что такое письмо было получено, но оно содержит много неточностей, отражающих "слабое знание Солженицыным духовной жизни Русской церкви" ⁸¹.

Один видный священнослужитель позднее развил эту мысль в частной беседе. Он согласился с мнением Ювеналия: поскольку Церковь не признавалась законным институтом, упрек Солженицына был бессмысленным — патриарх не имел власти, что бы то ни было изменить, поскольку законными были только "двадцатки". Так что Солженицыну следовало направить свое письмо или советскому правительству, или в оба адреса, или

365

каждой отдельной "двадцатке": По свидетельству самиздатовского источника, патриарх, получив письмо, сказал с горькой улыбкой: "Побыть бы ему в моих башмаках только пару дней! - И прибавил: — Ну, пусть пишет!" ⁸²

Но на упомянутой афинской пресс-конференции тон ответов Ювеналия был заметно сдержанным, а не враждебным. Возможно, это был один из первых признаков перемены в отношении Московской патриархии к своим диссидентам ("своим" — в том смысле, что они были активными членами той же Церкви; нелишне заметить, что в глубине души многие русские священнослужители, без сомнения, восхищались действиями тех людей, кто героически противостоял в одиночку и совершенно безоружными всей мощи политической государственной машины, защищая гражданские и религиозные права личности) ⁸³. Более того, поток предоставленных диссидентами документов, достигнув Запада, засвидетельствовал слишком широкие масштабы преследований Церкви, которые уже было невозможно отрицать, хотя Никодим однажды ответил в этой связи православному священнику в Америке так: "Давайте договоримся по этому вопросу. Вы публикуйте на Западе эти материалы, а мы их будем опровергать".

Два случая такого сделанного на высоком уровне отрицания преследований выглядели совершенно неубедительно. Один был связан с посещением Пименом в сентябре 1973 г. Всемирного совета церквей в Женеве. Впервые д-р Филипп Поттер, генеральный секретарь ВСЦ, приветствовал патриарха и призвал его постараться расширить права человека в Советском Союзе, а также и во всем мире. В ответ Пимен прочитал заранее заготовленный и составленный "кем-то" текст, в котором напрочь отрицался факт ущемления прав человека и гражданина в СССР и превозносился "социалистический образ жизни, который в значительной степени соответствует христианским идеалам". Затем он констатировал, что трудности, с которыми встречаются христиане в Советском Союзе, не являются непреодолимыми, и поэтому "мы сами должны работать, чтобы справиться с нашими сложностями и улучшить наше общество" ⁸⁴. Вторая часть этого заявления, несмотря на всю его софистику, является, тем не менее, попыткой намекнуть, что есть темы, которых он, патриарх всея Руси, предпочитает не касаться. Сам по себе это был шаг вперед по сравнению со многими сделанными ранее заявлениями Никодима и Николая (Ярушевича).

Второй случай связан с Генеральной Ассамблеей Всемирного совета церквей в Найроби (Кения) в ноябре—декабре 1975 г. Глеб Якунин и Лев Регельсон от имени преследуемых верующих и всех узников совести в Советском Союзе обратились к Ассамблее с письмом. В нем кратко пересказывалась история послереволюционных взаимоотношений между государством и Церковью, и говорилось об откровенном признании преследований, содержавшемся в заявлениях патриарха Тихона. В письме цитировались акты и декларации 20-х гг. других религиозных организаций

366

в СССР и за рубежом в поддержку преследуемых православных христиан и выражения благодарности за них патриарха Тихона. Далее в письме говорилось о возобновившихся гонениях при Хрущеве и молчании ВСЦ по этому поводу с упоминанием таких осужденных за свои убеждения, как Владимир Осипов, и многих других. Авторы призвали ВСЦ публично молиться за узников совести и за преследуемые в СССР церкви, выносить совместные протесты, требуя, например, права открывать церкви там, где это считают необходимым верующие, и печатать Священное писание в достаточных количествах — достать его в СССР было почти невозможно, и за его неофициальное издание группа русских баптистов была арестована и приговорена к тюремному заключению.

Митрополит Ювеналий, глава православной делегации, попытался поставить под сомнение объективность авторов, упомянув, что у Якунина были сложные отношения со своей собственной Церковью, а Регельсон враждебно относится к идее экуменизма в целом. Приводя традиционные, приводившиеся после 1927 г. в официальных заявлениях аргументы, Ювеналий сказал, что церковные люди преследовались за враждебность к Советскому государству, а не за веру, но признал, что "были и есть проблемы в жизни Церкви, вызванные нарушениями законов, касающихся религиозных общин, как местными представителями государственной власти, так и членами церковных общин". Затем он сделал комплимент Совету по делам религий за то, что тот был "полезен" Церкви, явно опровергая уже цитировавшиеся внутренние отчеты СДР, которые делают совершенно очевидным, что истинная цель СДР — подавление, пресечение и притеснение Церкви при любой возможности.

Совершенно ясно, что только в случае радикальных изменений во внешней политике Церкви ее представители могли реагировать иначе на письмо Якунина—Регельсона. Однако, ни кто иной, как делегат английской баптистской церкви д-р Эрнест Пейн, по-своему угодил СДР больше, чем делегация РПЦ. После того как большинство уже проголосовало за резолюцию, гласившую, что "ВСЦ озабочен ограничениями религиозной свободы, особенно в СССР. Ассамблея почтительно предлагает правительству СССР эффективно обеспечивать выполнение седьмого принципа Хельсинкского соглашения", Пейн "предложил, чтобы вопрос в целом вернули в комитет, так как ассамблея обсуждала вопрос без рассмотрения его комитетом". Это было принято. Под давлением делегата Русской православной церкви комитет смягчил формулировку на "предполагаемые нарушения свободы религии", исключив понятие "СССР" из текста ⁸⁵. Эта поправка и была принята, в конце концов. Тем не менее, вопрос о преследовании религии в СССР впервые открыто обсуждался ассамблеей ВСЦ, и с тех пор его невозможно было полностью замалчивать.

В марте 1976 г. Якунин и Регельсон отправили новый меморандум д-ру Поттеру. Он содержал подробный и критический

367

анализ советского законодательства о религии в целом, особенно поправок 1975 г., показывая не только его чрезвычайно дискриминационный характер, но и ухудшение статуса религии — поправки 1975 г. впервые предоставили советским "регистрационным органам" право увольнять из церковных учреждений людей, выбранных верующими. Тот факт, что поправки не разрешали религиозной организации даже начинать свою деятельность до утверждения и регистрации ее Советом по делам религий, означал, что акт регистрации религиозного объединения превратился из функции санкционирующей, по законодательству 1929 г., в разрешающую функцию в соответствии с поправками 1975 г. Детальный анализ доказал, что преследования на религиозной почве являются государственной политикой, поэтому авторы меморандума призвали ВСЦ предпринять решительные акции, осуждающие отношение советских властей к правам человека ⁸⁶. В то же время они направили письмо патриарху Пимену, извещая его о клевете и искажении, которым их акция была подвергнута одним священником в подмосковном приходе. Они высказывали озабоченность, как бы это не стало первым актом спектакля, разыгранного КГБ—СДР в наступлении на авторов меморандума ⁸⁷. Повлияло ли это предупреждение, или просто времена переменились, но преследований не последовало. Более того, как отметили Якунин и Регельсон в своем втором меморандуме Поттеру, даже советская пресса не смогла ни полностью проигнорировать отклики на их первый меморандум в ВСЦ, ни отрицать все содержавшиеся в нем факты и должна была признать, что иногда местные власти допускали нарушения прав верующих ⁸⁸.

Тем не менее, ВСЦ выжидал четыре года, прежде чем обнародовал первый открытый критический разбор советской церковной политики. Это сделал д-р Конрад Рейзер, исполнявший обязанности генерального секретаря ВСЦ, который направил 1 октября 1980 г. в отсутствие Поттера письмо митрополиту Ювеналию, в котором выражалась обеспокоенность ВСЦ "большим количеством случаев одновременного рассмотрения судами дел, касающихся верующих... мы не уверены, что "нерелигиозные", как утверждают, основания для этих процессов будут поняты как в самом Советском Союзе, так и за рубежом, и мы обеспокоены тем, что увеличение числа таких процессов и придание им широкой гласности в советских средствах информации могут настроить советское общественное мнение против церковной жизни... мы убеждены, что приговоры, уже вынесенные на закончившихся процессах, не соответствуют тяжести преступлений, которые якобы были совершены".

Ответ митрополита Ювеналия в данных обстоятельствах был очень сдержанным. Он заявил, что направил запрос в СДР, требуя точных объяснений относительно судебных процессов и приговоров, о которых шла речь. Затем от имени Церкви отмежевался от карательных действий государства. Далее Юве-

368

налий утверждал, что, по его мнению, государство проявляло терпимость, освобождая обвиняемых, признавших себя виновными и публично раскаявшихся, например Регельсона, который был освобожден, получив пять лет условного заключения, и отца Дудко, сразу же после освобождения получившего приход в епархии самого Ювеналия, хотя государственные органы еще не закончили следствие. Таким образом, Ювеналий еще раз решительно подчеркнул, что Церковь не признала обоснованность подобных уголовных обвинений со стороны государства ⁸⁹.

Заявления о непричастности к государственной карательной политике и признаки попыток защитить от нее духовенство были сами по себе значительными шагами на пути постепенного самоосвобождения церковного руководства, хотя в ряде случаев за рубежом, правда, все реже, еще делались некоторыми русскими иерархами заявления, одобрявшие в целом советскую политику.

Что до митрополита Ювеналия, человека довольно слабого здоровья, то в 1981 г., когда ему исполнилось 46 лет, он был сменен на посту главы Отдела внешних церковных сношений митрополитом Минским Филаретом. Официальной причиной было здоровье, и Ювеналий оставался во главе Московской Крутицкой епархии и постоянным членом Синода. Но кроме этой могли быть и другие причины. Сверхактивное участие покойного митрополита Никодима во внешней и экуменической деятельности и следование в струе советской внешней политики компенсировалось улучшением и усилением внутренних позиций Церкви. Никодим добился такой уступки, как двусторонний обмен с Запада студентами-теологами, что способствовало расширению эрудиции молодых русских богословов, которые в течение двух лет обучались в римско-католических духовных семинариях в ФРГ (Регенсбург), Париже и Ватикане. Он приглашал иностранных теологов, читать лекции в Ленинградской духовной академии, выводя таким способом Русскую церковь и богословие из изоляции, навязанной режимом. Благодаря личности и авторитету Никодима в экуменических кругах, его деятельность на международной арене, по Мнению советских чиновников, была настолько важна для внешней политики советского государства, что он, его епархия и, косвенно, Церковь в целом, используя это, добились большей безопасности для себя внутри страны. Со смертью Никодима не изменились ни направление внешней политики, ни обязанности патриархии по отношению к советскому государству, но среди руководства патриархии не было людей, равных Никодиму по престижу и энергии, способных бороться и добиваться уступок от государства. Первым результатом этого стало частичное свертывание программы обмена: с 1979 г. не было ни одного советского аспиранта — православного богослова в Регенсбурге, а с 1981 г. не было ни одного советского аспиранта-богослова в Ватикане. Как отметил один из русских духовных лиц, "внешнеполитическая деятельность Русской православной церкви... стала [при Ювеналий] менее эффективной,

369

что также грозит постепенным ослаблением позиции Церкви внутри страны".

Ювеналий был последователем Никодима, но ему недоставало многих интеллектуальных и дипломатических достоинств Никодима. Филарет — другой человек. Интеллектуально он был сильнее Ювеналия, несмотря на то, что последний был на шесть лет его старше. Кроме того, достаточно эрудирован как богослов. До своего назначения в Западный Берлин в 1973 г. был ректором Московской семинарии. Зарекомендовал себя преданным и энергичным церковным деятелем, старался делать все возможное, чтобы избегать не вызывающих доверия заявлений. Более того, Филарет был очень осторожен в заверениях в лояльности советскому государству, избегал безоговорочного одобрения его социальной системы и идеологии. Мы уже упоминали о возрождении Белорусской епархии в те несколько лет, когда он возглавлял ее. Не будучи по природе ни канцелярским работником, ни политическим стратегом, он, по-видимому, тяготился пропагандистскими функциями, которые по долгу службы в те годы требовались особенно от главы Отдела внешних церковных сношений. Да и сам он не раз жаловался, что эта работа не для него. И в 1989 г. он с удовольствием от нее отошел, посвятив себя целиком отстройке Белорусского экзархата, вернувшись снова к пастырской работе, с людьми, а не с бумагами ⁹⁰.

Будучи на посту руководителя Отдела внешних церковных сношений, он или не смог, или не захотел предотвратить поездку патриарха в Нью-Йорк в июне 1982 г., где тот зачитал на Генеральной Ассамблее Объединенных Наций заявление по разоружению. На этот раз западные средства массовой информации в обстановке, когда советское правительство вело войну в Афганистане, проигнорировали речь высшего церковного деятеля из СССР, избегавшего любой критики собственного правительства.

Во внутриправославных отношениях Московская патриархия продолжала демонстрировать заботу и желание решить проблемы православной диаспоры (хотя вопреки соглашению 1970 г. о предоставлении автокефалии Православной церкви в Америке она препятствовала возвращению ей некоторых северо-американских приходов). В связи с подготовкой Всеправославного Собора каждой автокефальной православной церкви было предложено представить проект тем для обсуждения на соборе. Только Московская и Антиохийская патриархии предложили динамичное и экуменическое решение православной проблемы: вместо неканонической массы параллельных епархий, связанных со своими национальными церквами, что широко распространено в наши дни в обеих Америках, Западной Европе и Австралии, в районах, где концентрируются и расселяются православные разных национальностей, должны быть созданы новые территориальные автокефальные церкви. Русская церковь предложила, чтобы Греческая церковь предоставила автокефальность своим американским архиепископатам, после чего новые автокефаль-

370

ные греческие архиепископаты и Православная церковь в Америке сольются, образовав патриархию обеих Америк. Греческие Александрийская и Константинопольская патриархии продолжали декларировать право Константинополя на юрисдикцию надо всеми православными церквами, находящимися за пределами установленных границ территориальной юрисдикции других поместных церквей, в то время как Румынская патриархия оказывала предпочтение сохранению неканонического порядка, т. е. национальные церкви, созданные первоначально эмигрантами, навсегда сохраняли свою подчиненность национальным церквам, из которых они произошли, что ведет к национализму, значит противоречит всеобщности христианства ⁹¹.