С приходом владыки Никодима в церковную дипломатию внешняя деятельность Русской ПравославнойЦеркви приобрела поразительный размах, тем болеезаметный на фоне увядающей внутренней церковной жизни. Из епархий Патриарху непрерывным потоком шли удручающие сообщения о новых притеснениях властей, изОВЦС поступала информация, вселяющая надежду и оптимизм. Внутри страны Церковь сворачивала свою активность,на международной арене, напротив, энергично и последовательно ее расширяла. Помимо ВСЦ и ХМК владыка Никодим параллельно установил полезные контакты с Конференцией европейских Церквей, Евангелическо-лютеранской Церковью Финляндии, Евангелической Церковью ФРГ, Союзомевангелических Церквей ГДР, Национальным советом Церквей Христа (США), везде обзаводясь личным знакомствоми дружескими связями. Когда повсюду в Церкви только и говорили, как выжить, в ее дипломатическом ведомстве смелостроили планы на перспективу. Отдел внешних церковныхсношений достиг влияния, недоступного другим синодальным учреждениям Патриархии. Работа Отдела с появлениемв нем владыки Никодима обрела черты деловитости и инициативности, системности и эффективности, редкие в церковном управлении того периода. В терминах нашего времени владыку можно назвать очень успешным менеджером,умеющим не только формулировать цели, но и добиваться их реализации. Собственно, он так и говорил о себе: «Я ведьне хозяин имения, я его управляющий». Он, правда, был самоучкой, никогда и нигде не обучался искусству дипломатии и управления. Владыка всему учился на ходу и на лету,впитывал знания как губка, стремительно расширяя горизонты своего служения.

Параллельно динамичной экуменической и миротворческой деятельности владыка Никодим сосредоточил вниманиена отношениях Московского Патриархата с родственнымиему Православными Церквами. «Братские Церкви», «Церкви-сестры» - так издавна называют религиозные организации православных в силу их принадлежности к единой, с богословской точки зрения, Вселенской Церкви. Сердцевинуэтого многовекового союза образует единство веры, общность древних преданий и церковного устройства. Но православие, между тем, не представляет собой монолита. Пустившее корни на огромной территории, оно неоднородно поэтническому составу. Значительная часть славян, греки, румыны, арабы, грузины составляют основную массу православных христиан. Есть среди них африканцы, южноамериканцы, японцы, представители других народов, предки которых не устояли когда-то перед красноречием православныхмиссионеров, поддались силе их проповедей. Православиемногочисленно (около 150 млн человек), но в количественном отношении оно существенно уступает католичеству (более 800 млн человек).

В православии существует иерархия Поместных Церквей,издревле определенная соборными установлениями. Постепенно сформировались пять патриархий, центрами которыхстали Рим, Константинополь, Александрия, Антиохия и Иерусалим. После христианского раскола в 1054 году Рим в глазахправославного мира утратил значение главенствующей Церкви. Его место автоматически занял Константинопольский

Патриархат, так как еще в решениях II Вселенского Соборабыло записано: «Константинопольский епископ да имеетпреимущество чести сразу после римского епископа, потомучто Константинополь есть новый Рим». Более древние Александрийская и Антиохийская кафедры занимают в диптихеПравославных Церквей только второе и третье места соответственно (сказалось значение Константинополя как «царствующего града»).

Русской Православной Церкви согласно решению Константинопольского Собора 1589 года отводится пятое место, но по численности своей паствы, значимости и авторитету в мире ее неформальный статус несомненно выше. Насколько? С конца XV столетия на Руси усилиями духовенстваформируется идеология особой избранности Московскогогосударства, предназначенного, как пишет доктор исторических наук С.Перевезенцев, для осуществления на земле некихВысших, Божественных предначертаний. Данная идея четкопроводилась в трудах тогдашнего митрополита Московского Зосимы, который называл русскую столицу новым Константин-градом, центром всемирного православия.

Такие мысли возникли отнюдь не на пустом месте. Имнаходятся исторические объяснения. В первую очередь провозглашение в 1448 году Русской Церкви автокефальной.В 1453 году под ударами турок пал Константинополь, от былой мощи византийского православия не осталось и следа.Наконец, в 1480 году русские сбросили ярмо монгольскоговладычества. Победу Москвы венчал символический акт великого князя Ивана III, демонстративно разорвавшего ханскую басму. Страна стала свободной, градус национальногосамосознания подскочил до невиданных ранее высот, идеяСвятой Руси с уникальной судьбой распространялась всешире. Русское государство становится, по замечанию Арнольда Тойнби, сердцем и цитаделью православного христиан- ства. Сознательно перенимая византийское наследие, русскиеразвивают идею Руси - Царь-града, трансформируя ее в мысльо России - Третьем Риме. Она очень лаконично и ясно изложена, опять-таки духовным лицом. Игумен псковского Елеазаровского монастыря старец Филофей в письме великомукнязю Василию III приводит слова, ставшие знаменитыми навсе времена: «Церковь древнего Рима пала из-за своей ереси;врата Второго Рима - Константинополя - были изрубленытопорами неверных турок; но Церковь Московии - НовогоРима - блистает ярче, чем солнце во всей Вселенной. Два Римапали, но Третий стоит крепко, а четвертому не бывать». Россия впоследствии не раз оказывалась на грани катастрофы, ноидея Третьего Рима жила, она, словно по эстафете, передавалась из поколения в поколение, преломляясь под различнымуглом зрения в трудах писателей, философов, общественныхдеятелей. Оставалась она популярной и в Русской Церкви, определяя зачастую ее поведение на международной арене.

Православие сложно организовано с точки зрения егоцерковной структуры. Помимо автокефальных Церквей существуют Церкви автономные, входящие в состав первых.Так, в юрисдикции Московского Патриархата находитсяЯпонская Православная Церковь, в составе ИерусалимскогоПатриархата - Синайская Церковь. Список автокефальныхЦерквей изменчив. Он расширялся и, вероятно, будет расширяться в дальнейшем под воздействием двух ключевыхфакторов - децентрализации церковной власти и изменениястатуса канонических территорий (как правило, обретениеими государственной независимости). Русская Церковь, кпримеру, предоставила автокефалию Польской, Чехословацкой и Американской Церквам. Наша Церковь в свою очередьполучила самостоятельность из рук Константинополя.

Сестринские отношения Православных Церквей не разиспытывались на прочность. Случалось, они носили совсем недружественный характер, периодами обостряясь до крайностей. Борьба за влияние, бесконечные споры, стремлениевыйти за пределы собственной канонической территории,наконец, элементарная человеческая ревность становилисьв разное время причинами церковных трений. Однако главная причина конфликтов всегда таилась в пресловутом верховенстве Константинопольского Патриарха. Будучи «первым среди равных», Вселенский Патриарх хотел разговаривать с миром от имени всего православия, особенно нецеремонясь с мнением автокефальных Поместных Церквей.При этом подавляющая часть Константинопольской Церкви находилась из-за турецкого завоевания Малой Азии внеее канонической территории. В самой Турции православныхпрактически не осталось, несколько тысяч греков преимущественно старшего поколения не в счет. Нелепая и противоестественная ситуация для Церкви, отстаивающей всеми способами свое первенство. Раз нет собственной паствы и территории, их нужно где-то искать. Этим и занимаетсяКонстантинопольский Патриархат, стремясь подчинить православные приходы и миссии других братских Церквей.

Эти и другие обстоятельства накладывали отпечаток навзаимоотношения Православных Церквей. Владыка Никодим принимал их в расчет в своей практической деятельности. Во время поездки Предстоятеля Русской Церкви по Ближнему Востоку в ноябре-декабре 1960 года он познакомился сВселенским Патриархом Афинагором. Семидесятичетырехлетний первосвятитель (в миру Аристокле Спиру) героически спасал остатки былого авторитета Константинопольского Патриархата, рвался возродить его главенствующую рольв православном мире. Стремясь к лидерству, одновременнозащищаясь от нападок турецких властей, он с упорством развивал межконфессиональные контакты, ища поддержки тоАнгликанской Церкви, то различных экуменических струк- тур. Существенно опередив русских, КонстантинопольскийПатриархат в 1948 году вступил во Всемирный Совет Церквей, завоевав за время совместной работы с экуменистамиих благосклонное расположение. Афинагор раньше Москвыосознал преимущества экуменического сотрудничества, которое, по его убеждению, сулило Константинопольской Церкви неплохие виды на будущее. В действиях Русской Церквион уловил те же мотивы, а после общения с владыкой Никодимом понял, насколько серьезны внешнеполитические притязания Московского Патриархата. Афинагор опасался усиления Русской Церкви, ее независимой политики и влияния.Хорошо известная ему со времени обучения в богословскойакадемии в Афинах формула «Москва - Третий Рим» не давала Вселенскому Патриарху покоя. У Русской Церкви в своюочередь не было никакого желания потакать грекам по поводу их славного прошлого.

Как относился к данному вопросу митрополит Никодим?Он не признавал практику вмешательства одних Православных Церквей в дела других, считал ее порочной, наносящейнепоправимый ущерб православному единству. Владыка подчеркивал, что Православная Церковь не признает папизма,и ни к чему, осудив его в католичестве, возвращаться к немув православии. Вот почему притязания Константинопольского Патриарха на беспрекословное первенство представлялись владыке сродни давним папистским желаниям бытьблюстителем всей Церкви, ее западного и восточного направлений. «Велик авторитет каждой поместной Православной Церкви, - выступал митрополит Никодим на открытииIII Всеправославного совещания в ноябре 1964 года, - но ещеболее велик авторитет Полноты всего Православия, и ни однапоместная Православная Церковь не может претендовать наисключительное право быть носительницей и выразительницей полноты, кафоличности и истины». Архимандрит Ав- густин (Никитин) замечает по этому поводу: «У митрополита был реальный взгляд на современное положение Константинопольского Патриархата. Где-то в душе, он, по-видимому, считал, что Москва по-прежнему остается Третьим Римом. Во всяком случае, в тот период в русской церковнойпечати Константинопольского Патриарха никогда не именовали «вселенским». В 1970 году митрополит Никодим пошелна заведомый конфликт с Константинополем, подготовиврешение Священного Синода о даровании автокефалии Американской Православной Церкви и автономии - Японской(которые Константинопольская Церковь не признает до настоящего времени).

В начале шестидесятых годов у Патриарха Афинагоравновь резко обострились отношения с турецкими властями.И без того сложное положение Константинопольской Церкви усугубил кипрский конфликт, в котором Афинагорпринял греческую сторону. Официальные лица Турецкой республики, едва сдерживаясь, заговорили об изгнании из страны греческого духовенства: «Необходимо выставить Патриархию за пределы наших границ в двадцать четыре часа, неконсультируясь ни с кем». Стамбульские газеты горячо подхватили агрессивные выпады властей: «Следует почистить всегнезда, откуда наносится ущерб турецко-греческим отношениям. Надо проводить злоупотребляющего турецким терпением Афинагора на все четыре стороны». Словесные угрозывскоре вылились в практику принудительного выселениягреческого населения из Турции.

Вселенский Патриарх искал помощи. Ее могли бы оказать США или Советский Союз (дореволюционная Россиявсегда была гарантом православия на Востоке), но американцы не хотели терять Турцию как своего военного союзникана стратегически важном направлении. СССР вообще не интересовался судьбой константинопольского православия, что совсем не удивительно, учитывая отношение к верующим всобственной стране. Сам Афинагор не вызывал у советскогоруководства ни малейших симпатий, поскольку по своимубеждениям был закоренелым противником коммунистической идеи, а еще больше коммунистической практики во всехее вариантах и модификациях. В Кремле крепко запомнилислова Афинагора: «Коммунизм выступает против ИисусаХриста. Не против буддизма, не против ислама, а противХриста. Чтобы спасти христианскую веру, нам нужно объединиться. Для этого я готов поехать в Рим». Говоря об объединении, Предстоятель имел в виду широкий союз православных с неправославными, мыслимый им на антикоммунистической основе. Говоря о Риме, Афинагор подразумевалпапский Ватикан, способный повлиять на общественноемнение, надавить на турков, используя дипломатические каналы, в конце концов, привлечь внимание ОрганизацииОбъединенных Наций, членом которой он являлся. Понимая это, Патриарх Афинагор стал с надеждой взирать на католиков, более того, он включился в кампанию поддержкиПравославными Церквами II Ватиканского Собора.

Стамбульские переговоры Патриарха Афинагора и Святейшего Патриарха Алексия I носили в целом примирительный характер. Первый хотел реализовать свой давний замысел о проведении Всеправославного совещания. Второй далтаки согласие, но с условием, что равноправнымиучастниками предстоящего мероприятия станут Болгарская,Чехословацкая, Польская и Албанская Церкви - наши союзники в спорах с греческими Церквами. Было решено провести совещание в сентябре 1961 года на Родосе. На чем споткнулись оба Предстоятеля, так это участие православных вработе II Ватиканского Собора. Патриарх Афинагор ратовалв пользу сотрудничества с католиками, Святейший Алексийотметал эту идею, считая ее преждевременной. Позицию Рус- ской Церкви на пресс-конференции в Стамбуле озвучил епископ Никодим: «Наша Церковь, - сказал он журналистам, не имеет никакого намерения участвовать в Соборе, так какобъединение между православной и католической религиейне может иметь места, если Ватикан не откажется заранее отнекоторых своих принципов». На брифинге в Афинах навопрос, прислушается ли русское священноначалие к мнению Патриарха Афинагора, владыка заметил: «Мы почитаем и уважаем Константинопольского Патриарха, но, как ивсе автокефальные Православные Церкви, Русская Церковьжелает сама изложить свою точку зрения». Симпатии Афинагора к Ватикану встревожили русское священноначалие.Будет досадно, считали Патриарх Алексий и владыка Никодим, если Константинопольский Патриархат станет вестидиалог с католиками от имени всего православного сообщества, аргументируя это своим правом «первого среди равных». Не понравилось им и афишируемое Афинагором снисходительное покровительство процессу сближения Московского Патриархата с Всемирным Советом Церквей. Русскиебыли новичками на международной арене, они нуждались вдружеском участии, а не в обидном высокомерии Вселенского Патриарха.

Вся работа, связанная с предстоящим участием Московской Патриархии в I Всеправославном совещании, естественно, легла на Отдел внешних церковных сношений. В двадцатых числах сентября 1961 года представители ПравославныхЦерквей собрались на греческом острове Родос, от того совещание получило название Родосского. Не успели делегатыпожать друг другу руки, сказать приветственные слова, какначались споры по ключевым организационным вопросам,в частности, по кандидатуре председательствующего. Предпринятая попытка его избрания голосованием провалилась,так как греки вновь апеллировали к правилу верховенства

Константинопольской Церкви. Глава ее делегации взял бразды правления совещанием в свои руки. Владыка Никодимпротестовал: «Я готов воздать должное уважение Вселенскому Патриарху, но я не приму какого-либо приказа с его стороны. У меня есть мой Патриарх и мой Синод». Зато владыке Никодиму удалось провести в руководители шести образованных комиссий делегатов из числа негреческих Церквей.Г реки прекрасно знали о зависимом положении Русской Церкви, тем не менее, некоторые из них неблаговидно эксплуатировали эту тему в шутках и ернических замечаниях. Одиниз греческих иерархов, желая поддеть владыку Никодима,игриво спросил того: «Какого числа в будущем году будетсоветская Пасха?» - «В тот же день, что и турецкая», - парировал невозмутимый владыка, имея в виду местонахождениеКонстантинопольской Патриархии в Стамбуле и ее зависимость от турецких властей. Остроумный ответ святителябыстро разошелся по Москве, его любили цитировать в Патриархии.

Обсуждению подлежал обширный перечень вопросов. Вобласти вероучительной предстояло разработать единуюформу определения догмата, являющегося основой вероучения Церкви, составить единую символическую книгу Православной Церкви; в канонической сфере следовало кодифицировать каноны, упорядочить нормы канонических отношений поместных Церквей между собой; в литургическойобласти ставилась задача пересмотреть тексты богослужебных книг в духе приближения их к общеправославному единообразию. Напряженный диалог возник по пункту программы «Приемы борьбы с атеизмом и лжеучениями». Русскаяделегация настойчиво предлагала исключить его из повестки. Ей оппонировал митрополит Илия из Антиохийской Церкви. «Борьба с атеизмом, - говорил он, - есть одна из главных задач нашего времени, моя архиерейская совесть не по- зволяет вычеркнуть данную тему из программы нашего совещания». Владыка Никодим официально возражал: «Перевод проблемы борьбы с атеизмом в область политическихстрастей несвойствен Церкви Божией и противен ее задачам,и в силу этого должен получить всеправославное осуждение».Никаким уговорам митрополит не поддавался, пока русскийвладыка не взялся переубедить его лично. Он с глазу на глаз,отбросив дипломатию, откровенно признался, что «атеистическая» дискуссия вызовет новые репрессии против РусскойЦеркви и, скорее всего, сделает невозможным участие ее представителей в последующих совещаниях. В конечном итогемитрополит Илия отступился.

Это что! На Родосе в качестве журналиста находился некий отец Георгий - священник из Америки, представлявшийРусскую Зарубежную Церковь, враждебно настроенную в товремя к Московской Патриархии. Сам отец Георгий был фанатичным врагом не только нашей Церкви, но и лично владыки Никодима. Во всяком случае, таковым он себя позиционировал в течение всего совещания. Под занавес его работы он неожиданно стал добиваться встречи с архиепископом.Просьбу священника-эмигранта уважили. Три часа владыкаНикодим проговорил с ним, собрав за дверями своего временного кабинета очередь из терпеливых посетителей. Беседа завершилась самым удивительным образом. Покоренныйличностью владыки, его словами о Церкви, отец Георгийсмиренно попросил благословения. Потом он рассказывалвсем, что встретил в лице владыки Никодима подлинногоархиерея.

Аналогичный случай произошел в начале семидесятых, вМюнхене. Владыка Никодим инициировал встречу с архимандритом Хризостомом (Блашкевичем), автором трехтомной «Истории Русской Церкви новейшего периода». Этот священник, тоже из эмигрантов, жестко критиковал «советских» архиереев, как он писал, «за их установку на компромисс скоммунистическими властями». После долгих колебаний архимандрит решился на встречу с митрополитом Никодимом,которого он осуждал более других иерархов Русской Церкви.За обедом говорили о старообрядцах, собеседники, что называется, разминались перед главным разговором, состоявшимся один на один. «Почему Вы нас так беспощадно браните», - начал беседу митрополит. В доверительной манеревладыка рассказал своему визави, что значит быть архиереем в Советском Союзе, тонко дал понять, что он совсем непроводник советской линии.

По признанию отца Хризостома, эта встреча совершенно изменила его. «Теперь я понимаю, - говорил он, - человек, выросший в СССР, думает иначе, чем мы - русские эмигранты. У него другое отношение к советскому обществу, и,несмотря на это, он может быть по-настоящему верующим.Я не буду больше ничего писать против Русской Православной Церкви и еще глубже займусь изучением старообрядчества». Какой силой убеждения и аргументации нужно обладать, чтобы так повлиять на человека, которого митрополитувидел впервые в жизни и который был старше его на пятнадцать лет!

Свое слово архимандрит Хризостом сдержал. Правда, скоро русская зарубежная пресса обвинила его в проведениимосковской линии, а перемены, произошедшие с ним, критики определили как «типичный результат деятельности агента КГБ Митрополита Никодима»!

Таких эпизодов в жизни митрополита было много, о некоторых из них восторженно свидетельствуют очевидцы,подчеркивая в один голос искусство владыки разговариватьс совершенно разными людьми. Приводит их в своей публицистике и архиепископ Брюссельский Василий, мягко говоря, не самый расположенный к владыке Никодиму человек.

Владыка Василий оставил воспоминания о Родосских совещаниях и, конечно, об их непременном участнике - митрополите Никодиме, бессменном главе всех делегаций нашейЦеркви на встречах православных. На его воспоминания часто ссылаются исследователи, еще чаще их используют противники митрополита, обильно цитирующие выдержки извладыки Василия: «о советофильских высказываниях Никодима», присущих ему «идеологических оправданиях атеизмаи революции», его «иррациональном, почти патологическомувлечении католицизмом». Ни один критический материало владыке Никодиме не обходится без упоминания об этих инекоторых других «соблазнительных моментах» в его деятельности. Таким образом, опубликованные работы Брюссельского архиерея стали дополнительным источником сведений о владыке Никодиме.

Насколько ценны эти работы? Они представляют собойбогатый фактический материал, личные наблюдения и впечатления автора (преимущественно поверхностные) и в незначительной степени его размышления. В них, что удивительно, нет ни малейшего намека на системный анализ событий или попыток их развернутого изложения. Это дажестранно для ученого-богослова и патролога, каковым считался владыка Василий. Очень многое в его воспоминанияхпостроено на слухах: «мне сказали», «я услышал»; домыслах:«я не знаю, но так говорят»; а иногда и фантазиях, вроде упоминания о надеваемой митрополитом Никодимом красноймантии в знак подражания католикам. Его исследовательский метод, который он, кстати, в точности применил в публицистике, посвященной своему покровителю митрополиту Николаю, - обо всем расспрашивать и ко всему прислушиваться. С вопросом: «Что вы думаете о митрополитеНикодиме?» - владыка Василий навязчиво обращался ко всем:от архиереев до прихожан. Сам он испытывал определенное предубеждение против митрополита, а потому искал в каждом разговоре подтверждение своей правоте. В коллекциисобранных таким образом отзывов владыка Василий особенное значение придавал словам профессора Ливерия Воронова: «А все же скажу Вам, непроницаемый это человек. Невозможно понять, что в нем!» - «Я согласился», - пишет архиепископ Брюссельский, оставив читателя в недоумении, в чемже заключается грех человеческой непроницаемости.

Почти тридцатилетняя разница в возрасте, совершенноотличное социальное происхождение, условия жизни и масштабы деятельности объясняют непростое отношение владыки Василия к митрополиту Никодиму. Первый был сыномминистра землеустройства и земледелия А.В. Кривошеина вправительстве Петра Столыпина, второй - сыном коммуниста-землемера. Митрополит Никодим был и всегда оставался «советским человеком», владыка Василий - белоэмигрант,покинувший Россию в возрасте двадцати лет. Отец владыкиНикодима прошел две войны, защищая советскую Родину,Всеволод Кривошеин (имя владыки Василия) вместе с четырьмя братьями (двое из которых погибли) успел повоевать в составе Добровольческой армии Деникина. Начальствующих должностей оба достигли примерно в одно и тоже время, но владыке Никодиму было тридцать лет, владыкеВасилию в два раза больше. Митрополит достиг положениячеловека, определявшего жизнь Русской Церкви в течениепочти двух десятков лет, архиепископ в этот же период проживал в Бельгии, возглавлял несколько скромных православных приходов небольшой численности.

На Родосских совещаниях владыка Василий всегда занимал подчиненное положение, возможно, это задевало его самолюбие, не изжитое в монашеских кельях Афона. ВладыкаНикодим зачастую обходился без помощи архиепископа(хотя это предполагалось): переговоры вел лично, за перево- дом сложных богословских докладов обращался к услугамофициального переводчика, включенного Патриархией всостав нашей делегации. Впрочем, обиды вскоре позабылись,поведение владыки Никодима развеяло недоверие подозрительного к нему архиепископа Василия: «Его выступленияносили, в общем, безупречно православный характер, ставили ряд вопросов, важных для православия, отстаивалиинтересы Русской Церкви в рамках всеправославного единства». Несмотря на трудности начального этапа совместнойработы, владыка Василий признавал, что глава делегацииархиепископ Никодим «авторитетно, твердо, умело и, вместе с тем, тактично защищал на Родосе дело православия вцелом и достоинство Русской Церкви в частности». «Особенно я оценил это тогда, - писал владыка Василий, - когда онтвердо противостоял притязаниям Константинополя на почти что «папский» примат. Он это проводил твердо по существу, но мягко и тактично по форме, так что единство православия не только не было нарушено, но вышло даже усиленным. Среди греков, хотя и не всех, он приобрел авторитет иуважение».

Родосские совещания стали событием в православноммире. Из разового мероприятия они превратились в постоянно действующий форум, трижды собиравшийся на Родосе и один раз в Шамбези (Швейцария). Они, кроме всего прочего, «открыли» митрополита Никодима, который предсталперед православным сообществом во всем блеске своей многогранной личности. Все признавали, что владыка придалрусской церковной дипломатии невиданную прежде динамику, настолько мощную, что за ней не поспевали ловкие вполитических вопросах константинопольские греки. Привыкшие играть в православных делах первую скрипку, онинеожиданно для себя встретились с искушенным партнером,умеющим быстро мыслить, логично и красиво изъясняться.

Многим запомнился момент, когда после удачного экспромтамитрополиту Никодиму бурно зааплодировали, а сидевшийв зале профессор богословского факультета в Афинах Братиотис, чтобы его слышали другие, нарочито громко изрек:«Хрущев знал, кого посылал!» Поскольку среди греков Никита Сергеевич слыл незаурядной личностью, профессорские слова прозвучали как похвала.

Приобретенные в кругах греческой иерархии обширныесвязи владыка использовал для спасения Пантелеимоновамонастыря на Афоне. Это стало его настоящей мечтой, радинее он, по словам архимандрита Авеля, «готов был душу отдать». Нахождение русского монашества в уделе Божией Матери митрополит Никодим расценивал как исполненную глубокого духовного смысла символику, органичную связь сославной стариной, религиозную преемственность, питающуюмолодых иноков примерами жизни великих афонских старцев, непритворным подвигом их уединенного бытия. Владыке хотелось сохранить не только сам монастырь, но и духовный, бытовой тип русского святогорца, уникальный общежительный уклад Пантелеимоновой обители. Но как этосделать, если русским нет доступа на Афон? Настоятель монастыря игумен Илиан (Сорокин) взывал к Патриарху Алексию: «Наш монастырь пришел в полный упадок, и ему грозит полное запустение и переход в чужие руки этого древнего русского достояния, созданного трудами и жертвамимногих поколений русского православного верующего народа».

Еще в 1960 году скорый на дело владыка Никодим, видевший скорбное положение святогорской братии собственными глазами, сформировал группу из восемнадцати монахов и стал готовить ее для отправки в Грецию. Не признающий казенщины в любом деле, а тем более в такомответственном, владыка лично собеседовал с каждым кан- дидатом, прикидывая, готов ли он к афонскому послушанию. Дело в том, что разрешение на въезд в Грецию увязывалось с обязательным получением монахами греческогогражданства, а это, в свою очередь, делало афонскую командировку очень длительной, вероятно, даже многолетней.Пугаясь такой перспективы, многие сразу же отказывалисьот поездки. Страшили разлука с домом, чужие нравы, бюрократические препоны. Некоторых отпугивал непривычно жаркий климат Греции. Но главная трудность заключалась в том, что появлению русских монахов противилисьгреки. Архимандрит Авель, рвавшийся на Афон, попал тудатолько десять лет спустя. Его пример иллюстрирует всюсложность ситуации вокруг русского Афона, в которой нашли отражение самые разные обстоятельства, от политических до коммерческих.

Сначала противился Константинопольский ПатриархАфинагор. Он, видимо, не раз пожалел, что пустил тогда ещеархимандрита Никодима на Святую Гору. Кто мог предположить, что этот молодой человек в скором времени станетво главе русской церковной дипломатии. «К тому же он больших способностей, завидного трудолюбия и цепкости, - говорил Вселенский Патриарх приближенным лицам, - от такого просто не отделаешься». И действительно, под напоромвладыки Никодима он склонился к тому, чтобы пустить иноков из России на афонскую землю. «Пусть едут, но в небольшом количестве», - согласился Афинагор. Составленная владыкой Никодимом группа готовилась к отъезду, когда заупрямилось военное руководство Греции. В те годы советскаяпечать только и делала, что называла его преступной хунтой,да еще режимом «черных полковников», душивших демократические свободы греков. Дипломатические и прочие контакты между Советским Союзом и Грецией были свернуты,любые объяснения на уровне государственных органов но- сили характер взаимных обвинений и обидных упреков. Опереться, в сущности, было не на кого. Митрополит Никодимписал письма министру иностранных дел Греции Панагиотису Пипинелису: «Жительство русских монахов на СвятойГоре было всегда сильным импульсом для духовной жизни всамой России. Наше христианское сознание, наша православная ответственность в современном мире и просто человеческое чувство заставляют нас снова и снова обращаться кВам с просьбой об оказании нам содействия в оформлениина въезд на Святую Гору, в Пантелеймонов монастырь длянесения там иноческого послушания иноков Русской Православной Церкви».

Владыка бомбардировал просьбами о помощи иерарховЭлладской Церкви, те помогали, но ожидаемого эффекта ихусилия все же не возымели. Владыка ратовал за Афон на Всеправославных совещаниях, взывая прочие Поместные Церкви к солидарности. Главное, о чем неустанно повторял митрополит Никодим, касалось восстановления общеправославного значения Святой Горы. Афон не должен быть толькогреческим, это общая для всего православного мира святыня. Об этом же писал Афинагору и Патриарх БолгарскийКирилл: «Ваше Святейшество, Господь взыщет с Вас, а история Вас осудит, если в Ваше патриаршество угаснут славянские лампады на Святой Горе».

А хунта тем временем подбиралась к Афону с другой стороны. Из осведомленных источников просочились сведения о готовности властей Греции сделать из Афона туристический центр. Этот кощунственный план нашел косвенные подтверждения, взбудоражившие митрополитаНикодима до крайности. Не раздумывая долго, он решилсяна открытый вызов зарвавшемуся режиму. Используя любые церковные и светские форумы, владыка поднял на международном уровне самый настоящий скандал, обвиняя гре- ческих военных в намерении уничтожить православнуюсвятыню. Зарубежная пресса подхватила протесты владыки, растиражировала их на весь мир. В дело включилисьведущие западные политики, именитые общественники,деятели науки, культуры и искусства. Даже советские СМИ,равнодушные к религии, не остались в стороне. В «Литературной газете» тогда появилась статья, нажимавшая по понятным причинам не на церковную проблематику, а накультурологический аспект, связанный с реально существующей опасностью утраты всемирного памятника духовнойкультуры. Упоминалось в ней и имя митрополита Никодима. Трудно представить, но после всего этого владыка изыскал способ встретиться с одним из руководителей хунты генералом Потакосом. Участник этой нервозной встречиСвятейший Патриарх Кирилл, в то время секретарь председателя Отдела внешних" церковных сношений, рассказывает, с какой силой, убежденностью и верой говорил владыкаНикодим с генералом. Хунта, в конечном счете, отступилась от Афона, но сумела-таки отомстить митрополиту,объявив его в Греции персоной нон грата.

Пока владыка был «въездным», он не менее семи раз побывал на Святой Горе. Иногда он ездил туда целенаправленно, случалось, срывался стихийно, заезжая на Афон с конференции, совещания или съезда. Сэкономленные командировочные тратил на подарки насельникам монастыря. Всегдапользовался оказией для передачи писем, денежной помощи, гостинцев. Это внимание было очень дорого святогорцам. Архимандрит Авель, проведший на Афоне настоятелемПантелеимонова монастыря восемь лет, писал: «Во всем ивсегда, помимо, конечно, благодати Божией и защиты Царицы Небесной, чувствовал я денно и нощно заботу владыки Никодима». Митрополит, не сумев отправить большуюгруппу послушников, направлял на Афон небольшие попол- нения иноков. Он добился посещения русского монастыряпаломническими группами, в составе которых были как архиереи, так и студенты Ленинградской и Московской духовных академий. В семидесятые годы владыка организовал визит на Афон Святейшего Патриарха Пимена. Но самое главное, митрополит Никодим устроил настоящий праздникнескольким афонским старикам-монахам, привезя их в Россию, где они не были по пятьдесят и более лет. Гости побывали тогда в Почаевском и Псковско-Печерском монастырях, в Ленинграде, в Троице-Сергиевой Лавре, не переставаяудивляться благолепию русских храмов и торжественностибогослужений. «Вот Святая Русь, увидели ее, теперь и умирать можно», - плача говорили они. На фоне официальныхмероприятий, патриарших визитов, громких акций этаскромная поездка осталась почти незамеченной. Но владыкагордился ею не меньше, чем удачно проведенной ассамблеей Всемирного Совета Церквей. Потому что в маленьком, напервый взгляд, событии он увидел что-то очень значимое,по-человечески доброе и близкое христианскому духу. Владыка по возможности помогал игумену, потом и схиархимандриту Илиану - настоятелю монастыря в шестидесятыегоды. Того не раз уговаривали не связываться с «красной»Москвой, пытались сбить с толку, предлагали деньги на восстановление храма, лишь бы святогорцы не имели контактов с Россией. Не на того напали! Но кто знает, не окажись вто время настоятеля Илиана и митрополита Никодима, уцелел бы Афон для русских людей?

Его спасение стало бесценным вкладом митрополитаНикодима в православную солидарность, его человеческими священническим подвигом. Ни в одной из греческих Церквей, ни в какой иной Православной Церкви не нашелся тогдаиерарх, равный владыке Никодиму. Имя его было на устахвсего православного мира.

* * *

Неподдельный интерес Константинопольского Патриарха Афинагора к католикам заставил задуматься русское священноначалие. Неужели возможно реальное сближение сКатолической Церковью после девяти веков разобщения ивражды? Раскол, ставший «незаживающей раной на теле Христовом», произошел в середине XI столетия. Изложенный вмельчайших подробностях, истолкованный в деталях, перепетый на все лады, он знаком любому семинаристу по учебной литературе. Полная препирательств переписка папы ЛьваIX и Константинопольского Патриарха Михаила Керуллариязакончилась приездом римских послов в столицу Византии.«Раздраженные твердостью Патриарха Михаила, не думавшего жертвовать ничем из своих священных прав в пользупапства, - писал профессор А. П. Лебедев, - послы решилисьна поступок, который и доныне служит позором для Западной Церкви». 16 июля 1054 года папские легаты положили наалтарь храма Святой Софии грамоту, отлучающую Константинопольскую Церковь. Зловещими стали последние словаграмоты: «Михаилу и сообщникам его, пребывающим в заблуждениях и дерзостях, - анафема...» Ответ не заставил себядолго ждать. Через четыре дня Константинопольский Соборанафематствовал римских посланников (но не папу): «Некоторые нечестивые люди пришли из тьмы Запада в царствоблагочестия и в этот Богом хранимый град, из которого, какиз источника, истекают воды чистого учения до пределовземли». В принятой на Востоке традиции, легаты сравнивались с громом, бурей и даже дикими кабанами, нагрянувшими в славный Константинополь, чтобы низвергнуть истину.С того дня церковное единство было разрушено, восстановить его никак не получалось. Завет Христа «Да все единобудут», часто вспоминаемый и католиками, и православными, приобрел больше значение заклинания, чем руководства к действию. И вот в начале шестидесятых годов XX века враждебные друг другу Церкви заговорили примирительным языком.

Пребывающий в Стамбуле Патриарх Афинагор находился по существу в осаде. Он даже начал побаиваться за своюжизнь. История научила греков осторожности, в Константинопольской Церкви хорошо помнили об участи ПатриархаГригория V, убитого разъяренными турками в 1821 году припохожих политических обстоятельствах. Делая ставку на Рим,Афинагор расточал реверансы папе Иоанну XXIII. «Я готовоказать поддержку желаемому Святейшим Иоанном движению за объединение христианства», - без устали повторялон. Патриарха услышали, к нему приехали папские визитеры с предложением направить наблюдателей на II Ватиканский Собор. Аналогичные приглашения одновременно былиразосланы всем Православным Церквам, которые в ответ наэто учредили специальную комиссию для проведения консультаций с целью выработки общего мнения. Результатыобсуждения обескуражили Афинагора. Другие ВосточныеЦеркви, на которые так рассчитывал Патриарх, отказалиськомандировать своих представителей в Ватикан. Об этом жетвердо заявила Русская Православная Церковь. Афинагорзаколебался, а потом и вовсе пошел на попятную. 8 октября1962 года Синод Константинопольской Церкви с сожалением отверг предложение римского папы. А 12 октября, на следующий день после открытия Собора, произошла настоящаясенсация. В Ватикан неожиданно для многих приехала делегация наблюдателей от Русской Церкви. Узнав об этом, Патриарх Афинагор почувствовал слабость в ногах. Самообладание оставило его, с ним не сочли нужным посоветоваться,испросить разрешения, поправ, таким образом, главное достоинство Константинопольского Патриарха - его верховенство.

Почему Русская Церковь радикально переменила собственное решение? Ведь во время недавнего путешествия поБлижнему Востоку Патриарх Алексий I говорил о невозможности общения с католиками. Такого же мнения придерживался председатель Отдела внешних церковных сношенийвладыка Никодим. «Прошлое отягощает наши отношения сВатиканом», - делился он с журналистами зарубежных изданий. И вдруг такой крутой разворот! «Чем объяснить его? гадали итальянские газеты, - сменой курса? Или, может быть,долгожданным отказом от накопившихся претензий? В любом случае шаг этот довольно рискованный и наверняка непопулярный у верующих россиян, подозрительных к католикам».

Ватикан с постоянством давал знать о себе в трудную дляРоссии годину. «Кто изучал историю нашей многострадальной родины, - подчеркивал протоиерей Николай Сахаров вброшюре «Православие и католичество», - тот не может незнать, что каждый раз, когда она переживала смутное время,когда ее силы государственные и социальные слабли, когда всамой Церкви возникали соблазны и разделения и враги России - внешние и внутренние - спешили использовать ее слабость для своих корыстных и завоевательных целей, - каждый раз протягивается рука из Ватикана, стремящаяся подчинить себе или, по крайней мере, ослабить православныйВосток и тем осуществить давнюю заветную мечту папства«.Взаимная антипатия католичества и православия, имеющая,к сожалению, большой исторический стаж, стала частью наследственной памяти западной и восточной цивилизаций,проникла на генетический уровень народов, их представляющих. Причиной, по которой русские навлекли на себя враждебное отношение Запада, Арнольд Тойнби называет их упрямую приверженность Византийской цивилизации и восточноправославному христианству. Пока Русь находилась в тени Константинополя, она привлекала Запад как странабольших богатств и огромных расстояний. Когда она сталаглавной хранительницей православия, Запад взирал на нееуже как на объект духовной агрессии, наследницу Византии,перенявшую ее «варварскую» вероисповедную традицию.«Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, - замечает Тойнби, - пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада - агрессорами значительно чаще, чем наоборот».

В исторической летописи православно-католических отношений, и без того наполненной до отказа конфликтами, вначале XX века появилась новая страница все того же негативного содержания. Октябрьские события 1917 года поставили Русскую Церковь на грань страшного бедствия. И чтоже католики? Наиболее ортодоксальная их часть воспринялаполитическую катастрофу в России как результат религиозной схизмы и как наказание Божие за «отделение от Рима».Белая эмиграция в Европе испытывала самый настоящийнатиск латинян, которые убеждали православных в окончательном разложении и упадке Православной Церкви, с одной стороны, и в превосходстве единоспасающего папства, сдругой стороны. Чтобы как-то противостоять беспардоннойэкспансии, протоиерей Сахаров и написал скромный по объему очерк, цель которого он определил как «защиту Православия от нападок воинствующего католичества». О перспективах каких отношений можно было вести речь, еслиправославные для католиков являлись схизматиками и раскольниками; католики для православных - еретиками,«красными шапками», отказавшимися от древней церковнойпрактики и церковного учения, а значит, отступившими отистины.

Возможно, все так и осталось бы, но в дело вновь вклинилась ее величество политика. Избранный в конце 1958 года на папский престол Иоанн XXIII (Анджелло Джузеппе Ронкалли) внезапно выказал охоту к решительным переменам.Его понтификат на первых порах не обещал быть ничем примечательным. Новый папа производил впечатление человека, уставшего от жизни. Возраст, частые недомогания не позволяли требовать от него активной деятельности (это былобы даже как-то совестно), а потому в Ватикане не строилипланов на далекую перспективу. Там больше гадали, сколькопродлятся его полномочия и кто станет преемником. Скоровыяснилось, что католические епископы плохо знали своегопонтифика. Иоанн XXIII на самом деле был стар, хворал, носумел-таки сохранить «порох в пороховницах».

Сначала поползли слухи, что папа затеял кадровые перестановки, собираясь удалить из высшей церковной администрации (курии) крайних ортодоксов, отрицающих на корню любую новизну. Затем Ватикан, а вслед за ним и весь мироблетело ошеломляющее известие о созыве понтификомСобора, который «должен был открыть Католической Церкви окно в современный мир». Иоанн XXIII желал видеть Собор чем-то вроде «коллективного пастыря и проповедника».«Поменьше юридических и догматических вопросов, - внушал он, - этот Собор должен обогатить представления Церкви о вере, показать христианам жизненный путь, приближающий их к Божественной истине». Идея проведения Собора выявила его друзей и недругов. Один из них, миланскийкардинал Джованни Монтини, критически отозвался об инициативе Иоанна XXIII: «Этот состарившийся ребенок не понимает, какое осиное гнездо он собирается разворошить».

А папа продолжал удивлять мировую общественность.В мае 1961 года он опубликовал энциклику «Mater et Magistra»(«Мать и Наставница»), посвященную социальным проблемам. Ее появление указывало на упорный поиск Католической Церковью своего законного места в современном мире.

Папское послание не осталось незамеченным. На него обратили внимание даже в СССР. Особый интерес вызвало положение, осуждающее неоколониализм и различные формырасовой дискриминации людей. Поразительно, но в энциклике отсутствовала характерная прежде критика «безбожного» социализма, католикам с отдельными оговорками разрешалось вступать в отношения с лицами, имеющими другиевзгляды на жизнь. Прежний понтифик Пий XII проклял коммунистов на много лет вперед. Вот почему, с точки зрениясоветского истеблишмента, решения Иоанна XXIII в даннойчасти смело «тянули» на звание прогрессивных. В сентябретого же года, выступая по радио, папа призвал ядерные державы начать переговоры, ведущие к разрядке международной напряженности. Далее, Иоанн XXIII и вовсе совершилпоступок, не оставивший равнодушным импульсивного Хрущева, - установил дипломатические отношения с революционным правительством Фиделя Кастро. СоциалистическаяКуба, сидевшая колючей занозой под боком США, была любимым и тщательно оберегаемым детищем Советского Союза. Каждый друг Кубы автоматически становился другомнашей страны.

Иоанн XXIII окончательно завоевал доверие Хрущева,который с этого момента начал строить в отношении Ватикана далеко идущие планы. Он поспешил откликнуться через газету «Правда», назвав усилия понтифика «добрым знаком». 25 ноября, в день восьмидесятилетия Иоанна XXIII,Хрущев направил ему поздравительную телеграмму, текст которой согласовывался в Президиуме ЦК партии. С самой лучшей стороны папа проявил себя в период «Карибского кризиса». Он несколько раз звонил президенту Кеннеди, призывая того к урегулированию конфликта с Советским Союзом.Уже в ходе Собора понтифик издал энциклику «Расеш interries» («Мир на земле»), в которой осуждал гонку вооруже- ний, призывал страны к отказу от применения оружия, настаивал на политике мирного сосуществования. Миротворческая деятельность Иоанна XXIII сбила с толку не одногозападного политика и, как результат, вызвала нападки «ястребов», прозвавших его «красным папой».

1962 год вошел в историю международных отношенийкак период интенсивного сближения СССР и Ватикана. Неслыханное дело, с одной стороны - коммунистический гигант, открыто презирающий Церковь, религию и веру, с другой - карликовое теократическое государство, центр мирового католичества. Что общего между ними? Потребностиэкономики? Идеологические задачи? Может быть, дружба,произрастающая из глубины веков? Все не так. Политические интересы, продиктованные волей двух лидеров, находились в основе этого, едва наметившегося союза. Его, впрочем, не афишировали. Переговоры шли, но их не предавалиширокой огласке. В Москву зачастили посланцы папы римского, но об этом не писалось в газетах. Гонцы Иоанна XXIIIзондировали мнение советских властей относительно возможного участия представителей Московского Патриархатав работе Собора. Он ведь задумывался как Вселенский, потому-то папе хотелось вовлечь в соборную работу максимальное количество христианских Церквей, пусть даже из странсоперниц Запада.

С разрешения советских властей в Москве побывал корреспондент германского католического информационногоагентства КНА Л .А. Дорн. В его задачу входила встреча с представителями Патриархии, которую санкционировал Кремль.Председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Куроедов в безапелляционной форме довел до сведенияПатриарха Алексия: «Встрече быть!» Фактически, священноначалие принудили к ней, да к тому же еще заставили усомниться в правильности собственных действий. Ведь Патри- арх, а с ним и председатель Отдела внешних церковных сношений владыка Никодим отвергали участие Русской Церквив работе Собора, ставили под сомнение его вселенский статус, намеренно подчеркивали сугубо католический характерСобора. Это мнение известно всем Православным Церквам.Как быть сейчас? Владыке Никодиму стало ясно как белыйдень, что не один римский папа мечтает увидеть русских всоборе Святого Петра. Этого хотел и Хрущев, энергично идущий навстречу Ватикану. Отказать католикам наша Церковьимела все основания, проигнорировать Хрущева, к сожалению, не представлялось возможным. Беседа Дорна прошла вприсутствии старшего инспектора Совета Н.А. Филиппова(примечательный факт, указывающий на подконтрольностьПатриархии властям). В инспекторском отчете, написанномна имя Куроедова, отмечалось: «По словам Дорна, в Ватикане хотели бы видеть Русскую Церковь представленной наСоборе, а в дальнейшем хорошее взаимоотношение междуними. Однако Рим не уверен, что Русская Церковь приметприглашение, поэтому он и зондирует почву».

Вслед за Дорном в Отделе внешних церковных сношений побывал будущий кардинал Виллебрандс - секретарькомиссии по содействию христианскому единству, недавнийвыдвиженец папы Иоанна XXIII. Не в пример Дорну, это былавлиятельная фигура. Виллебрандс рассказал о вопросах,включенных в повестку предстоящего форума, между прочим заверил, что Собор не будет нарушать ничьих государственных интересов, а потом и вовсе, отбросив дипломатию,откровенно признался: «Папа пресечет антирусские и антикоммунистические выпады в любых их проявлениях». Похоже, католики были согласны на многое, лишь быМосковская Патриархия приняла предложение понтифика.Архиепископа Никодима больше заботили отношения католичества и православия. Виллебрандс пояснил, что тенден- ции усиливать латинские патриархаты на Востоке нет: «Вопрос относительно патриархатов-униатов - очень сложный.До настоящего времени не удалось найти выход, и не думаю,что удастся на Соборе». Переговоры с Виллебрандсом велисьв течение шести дней. Владыка привлек к ним своих ближайших сотрудников: протоиерея Виталия Борового, профессора Парийского, секретаря Отдела Буевского, которые подвергли посланника чуть ли не перекрестному допросу. Виллебрандс держался два дня, а потом взмолился: «Я прошу понятьмои трудности. Сложно ответить преподавателю на вопросы учеников, как мне сейчас сложно ответить на вопросыпрофессоров». Хитрый выверт, но уловка не прошла. Русскойцерковной дипломатии нужна была ясность, а потому расспросы продолжились.

Сам Хрущев встретился с папским эмиссаром НорманомКазенсом. Обсуждался вопрос об учреждении в Москве нунциатуры Ватикана, правда, пока без предварительного дипломатического признания. Доподлинно известно, что Казенспо ходу беседы осторожно коснулся темы Русской Церкви,ее печального положения, как он выразился. Уходя от неприятных объяснений, Хрущев бодро заметил: «У нас большенет трудностей с Церковью, и мы могли бы поддерживатьее, если она будет держаться подальше от политики». А потом он рассказал о якобы недавней встрече с ПатриархомАлексием (по свидетельствам историков Церкви, какая-либоинформация, подтверждающая факт такой встречи, отсутствует). Но хрущевская позиция понятна: выстраивая связис Ватиканом, он должен быть осмотрительнее по отношению к Патриархии. Иначе как объяснить собственной партиипатологическую ненависть к «родной» Церкви и готовностьиметь дело с чужой Церковью.

Все теперь указывало на то, что от участия в Соборе неотказаться. Столкнувшись с нажимом власти, архиепископ

Никодим вынужден был по ходу дела перестраивать внешнеполитический курс. Затевалась нешуточная интрига, участниками которой были: католики, КонстантинопольскийПатриархат, советское политическое руководство и РусскаяПравославная Церковь. Каждый из них решал собственныезадачи, играл свою более или менее понятную роль.

Папе Иоанну XXIII важно было выдержать формальныемоменты, соблюсти вселенский характер Собора. Завязывавшаяся дружба понтифика с Хрущевым преследовала вполнеутилитарные цели. Под пятой Советского Союза оказалоськатолическое население Польши, Чехословакии и Венгрии.Защитить их интересы папа считал своим долгом. Кроме того,ровные отношения с СССР открывали возможность поправить положение униатов, во множестве проживающих нат ерритории Советской Украины. Вместе с тем, папа не только говорил о христианском единстве, но и многое делал в этомнаправлении. На этой почве с ним можно было вести дела.

На многое рассчитывал Константинопольский Патриарх.Безусловно, он хотел лидировать в наметившемся православно-католическом диалоге. Владыка Никодим предугадывалего болезненную реакцию на появление русских на Соборе.Московскую Патриархию наверняка обвинят в сознательномнарушении единства, в отступлении от идеалов православияради политических целей Советского правительства. Будетеще хуже, если греки объяснят присутствие русских наблюдателей в Риме желанием унизить перед всеми Константинополь и греческий Восток, показать, будто бы в православном мире первое и решающее значение принадлежит Русской Церкви.

Советское руководство добивалось собственных выгод.Использовать Ватикан для усиления СССР в странах третьего мира было задачей минимум. По замыслам Хрущева, римский папа вполне мог выступить «связующим звеном с веду- щими деятелями западных государств, многие из которыхявлялись ревностными католиками». Ради этих целей Хрущев не просто активизировался, он шел на уступки. В миретогда широко обсуждался вопрос, связанный с досрочнымосвобождением советскими властями из мордовских лагерейуниатского митрополита Иосифа Слипого. Лично Хрущев неиспытывал никаких симпатий к украинским националистам,с униатской проблемой он был хорошо знаком со временисвоего руководства Украиной. Но Слипого просил отпуститьпапа Иоанн XXIII, и Хрущев пошел на это. В этом же рядунаходилось пожелание понтифика об участии МосковскойПатриархии в Ватиканском Соборе. Он действовал примерно в том же духе, что и папа Лев IX девятьсот лет назад, который прежде чем вступить в переговоры с патриархом Михаилом Керулларием, пытался воздействовать на него черезвизантийского императора. Вот и папа Иоанн XXIII, зная ототальной зависимости Русской Церкви от Хрущева, обратился к ней через всемогущего посредника. Разница состояла в том, что византийский кесарь поддержал духовенство,Хрущев же смотрел на него как на врага.

В самом незавидном положении в истории с Соборомоказалась Русская Церковь. Она изначально сторонилась католического форума и призывала к этому всех православных.Менять собственное решение некрасиво, к тому же поездкав Ватикан восстановила бы против русских православныймир. С другой стороны, было нежелательным отдавать контакты с католиками Патриарху Афинагору, который видел всоюзе с папой выгоду. Диалог с Католической Церковью грозил оживлением униатской темы, очень болезненной дляМосковской Патриархии. Он также активизировал бы собственно католические организации в Центральной и Восточной Европе, Прибалтике, Украине и Белоруссии. Католикине протестанты, а отношения с Ватиканом, учитывая все про- шлые и настоящие предубеждения, не все равно, что отношения с Всемирным Советом Церквей. Словом, клубок проблем, распутывать который выпало владыке Никодиму.

Выбор у него был невелик. Либо категорически отвергнуть требование властей о посылке наблюдателей на Собор,либо вопреки всем видимым сложностям согласиться с ним.В первом случае Церковь ожидали бы новые притеснения,вплоть до ее окончательного уничтожения. Во втором случае можно было заинтересовать Хрущева в полезности Патриархии, и тем самым приостановить безудержное давление.Как и в ситуации с экуменистами, владыка Никодим искалподдержки извне, руководствовался защитой церковныхинтересов. Все взвесив, он выбрал второй вариант, рассудив,что вероятные упреки и обвинения в его адрес - ничто в сравнении с угрозой Церкви. Именно в те трудные дни от владыки услышали слова: «Я знаю, что могу войти в историю запятнанным, и это мне далеко не безразлично, но я готов наэто ради блага Церкви».

В свои публичные выступления он привнес новые нотки.В интервью итальянской газете «Джорно» владыка, все ещелавируя, признался: «Если в повестку дня Собора не будутвключены вопросы о доктрине (например, о папском главенстве), с которыми Православная Церковь не может согласиться, и если не будут иметь место враждебные заявления в отношении страны, которую мы любим, тогда, я думаю, мы не будем иметь принципиальных затруднений впосылке в Рим наших наблюдателей». Но одними заявлениями теперь было не обойтись. В марте 1962 года архиепископ Никодим подключил церковных интеллектуалов к подготовке документа, озаглавленного им в стиле французскихпросветителей XVIII века - «Мысли в отношении Католической Церкви». Присутствие представителей Московского Патриархата на Соборе владыка вместе с другими авторами объясняет «важным свидетельством нашей доброй воли в отношении сближения со всеми христианами, в том числе и скатоликами». Роль наблюдателей, по его мнению, сводится кдвум основным моментам: оценке догматических и канонических расхождений с Католической Церковью; «обезвреживанию нежелательного нам развития событий». Много внимания в «Мыслях» отводится Константинопольской Патриархии: «Если наших наблюдателей не будет на Соборе, тоКонстантинополь выиграет на этом, несомненно. Он сможетпредставлять там все Православие без каких-либо помех. Никто его не остановит, ни на кого ему не надо будет оглядываться. Весь католический мир станет смотреть на Константинополь как на главный центр Православия». Чтобы католикисильно не задавались, владыка рекомендовал командироватьна Собор лиц, не занимающих в Патриархии высоких постов,к примеру, кого-то из молодых доцентов или клириков, разрабатывающих научную тему. Получив одобрение ПатриархаАлексия, документ направили в Совет по делам РПЦ, а оттудауже в высшие партийные и государственные инстанции.

10 октября 1962 года ни много ни мало сам ЦК КПССпринял специальное постановление, гласившее: «РазрешитьСовету по делам Русской Православной Церкви дать согласие Московской Патриархии принять приглашение и направить на II Ватиканский Собор в качестве наблюдателей Борового В.М., Котлярова B.C., Соколовского П.С. и одногопереводчика на все время работы Собора». Разве это не служит доказательством сильнейшей государственной заинтересованности в участии нашей Церкви в католическом форуме? Ведь решение принималось высшим постоянно действующим партийным органом страны! А оскорбительноесодержание формулировок постановления - «разрешитьСовету дать согласие Московской Патриархии принять приглашение» ... Это ли не абсолютный диктат?

Соборная работа началась 11 октября 1962 года, в деньпраздника Богоматеринства Пресвятой Девы Марии. Итальянская столица, в общем-то привычная к крупным церковным событиям, тем не менее давно не видела такого наплыва духовных лиц. 85 кардиналов, 8 патриархов, более двух споловиной тысяч архиепископов и епископов, несколькодесятков аббатов, прелатов, генералов монашеских орденови конгрегаций (объединение монашеских общин, следующиходному уставу) именовались отцами Собора. Чтобы вместитьтакое количество участников, папа Иоанн XXIII распорядился срочно перестроить неф собора Святого Петра.

Русские наблюдатели появились в Риме на следующийдень. Их встретили с подчеркнутым уважением и любезностью, за маленькой делегацией РПЦ закрепили ЙоханнесаВиллебрандса. Тот, несмотря на огромную загруженность,уделял русским повышенное внимание. «Виллебрандс прислушивался к каждому нашему слову, всегда находил для насвремя, - вспоминал отец Виталий Боровой, - очень откровенно обсуждал с нами возникающие трудности и лояльно,может быть даже скрепя сердце, выполнял все наши пожелания». На приеме, устроенном папой, как впрочем и на всехиных протокольных мероприятиях в честь наблюдателей отразных Церквей, русским отводилось почетное первое место. Такое внимание раздражало консервативно настроеннуючасть делегатов-католиков, делегацию Русской ЗарубежнойЦеркви, а более всего епископов-униатов, представляющихукраинскую эмиграцию из стран Европы, США и Канады.Последние разослали членам Собора текст меморандума,осуждающего действия Московского Патриархата поликвидации унии и преследованию униатского духовенствав СССР. Русские наблюдатели энергично запротестовали.Папа Иоанн XXIII через кардинала Беа и его помощника Вил- лебрандса выразил украинским епископам неудовольствие.Поведение униатов разбирали на общем собрании комиссиипо делам Восточных Церквей, назвав их действия провокационными. Кардинал Беа публично принес извинения нашимнаблюдателям, направил официальную телеграмму такого жеизвинительного содержания Патриарху Алексию и архиепископу Никодиму. Первую сессию Собора Русская Церковь выиграла ценой огромных усилий наблюдателей и руководившего ими из Москвы владыки Никодима.

Стесненные полной подконтрольностью, наблюдателипервое время опасались даже давать интервью, хотя газетчики преследовали их по пятам. Протоиерей Виталий Боровойписал владыке Никодиму: «В ответ на назойливое приставание прессы мы ссылались на языковые трудности, но корреспонденты предлагали нам выступить по-русски. Тогда мыстали ссылаться на секретариат, но корреспонденты согласовали этот вопрос и с секретариатом. Ввиду этого мы выдвинули мотив о необходимости воздержания от всяких заявлений, пока остальные Православные Церкви решаютвопрос о посылке своих наблюдателей на Собор. Просим указаний, как быть в дальнейшем при подобных обращенияхпредставителей средств массовой информации». Каждый вечер наблюдатели запирались в номере скромной гостиницыСвятого Ангела и составляли письменные отчеты, которыеуходили в Москву через советское посольство в Италии (всяпочта перлюстрировалась властями). Посол С. Козырев переправлял их в МИД, потом бумаги поступали в Совет поделам Русской Православной Церкви. До владыки Никодима они доходили в последнюю очередь, причем нерегулярнои не в полном объеме. Он выходил из себя, нервничал, порой ошибочно упрекал отца Виталия за нераспорядительность: «Батюшка! Что же вы молчите?» Тяжелой ношей наделегацию РПЦ легла обязанность объяснений с Православ- ными Церквами. Греческая пресса остро критиковала русских, называла их присутствие на Соборе изменой православию. Приходилось защищаться, искать оправдательные аргументы. Официальные приемы, пресс-конференции такжепревращались в арену столкновений. Архимандрит Владимир (Котляров), ныне митрополит Санкт-Петербургский иЛадожский, вспоминает, как запальчиво нападали на нашихделегатов западные корреспонденты: «Почему вы не протестуете, не возражаете против притеснений Церкви в вашейстране?» Одному такому журналисту, самому задиристому,отец Виталий Боровой, не выдержав, ответил: «Только честно, скажите мне честно, а как бы вы поступили?» Журналистнемало смутился, ему нечего было возразить. В общем, русская делегация находилась в трудном положении, вызванномневозможностью говорить об истинной подоплеке происходящего. [продолжение главы...]

Страница [1][2]

Страница сгенерирована за 0.05 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com