Митрополит очень трогательно поддерживал семинаристов, призванных в армию. Всегда напутствовал их: «Ну что ж, давай, сполняй долг!» (владыка частенько использовал в разговоре просторечие). Вел с бойцами переписку, регулярно поздравлял с большими церковными праздниками. Чтобы не привлечь внимание армейского начальства к верующему воину и не навлечь на того гнева «особистов», митрополит в письмах маскировался за малопонятной, как ему казалось, подписью «Ленинградский». Демобилизованных восстанавливал в духовных школах, хотя это было ох как непросто! Таким владыка коротко, без эмоций говорил: «Хочешь учиться - будешь! Остальное не твоя забота». И шел к Жаринову, доказывал, убеждал, уговаривал, терял много нервной энергии. Оттого незаметно убывало его здоровье.

Остро чувствовавший конъюнктуру советской внешней политики, активно вовлеченной в африканские дела, владыка пришел к блестящей мысли об учреждении в Ленинграде- кой духовной академии необычной структурной единицы, получившей название Афро-Азиатского факультета. Не откладывая свой план в долгий ящик, митрополит в начале 60-х годов посетил ряд африканских государств, добившись согласия местных Восточных Церквей на обучение в академии чернокожей молодежи. Затем он встретился с Куроедовым и убедил того поддержать инициативу Патриархии. Владыка попал в точку, Куроедов ухватился за идею факультета и доложил о ней на самый верх. Бюрократическое колесо советской государственной машины закрутилось с удвоенной силой (ведь речь шла о помощи прогрессивной Африке), и спустя некоторое время в академических аудиториях появились студенты из Кении, Эфиопии и Уганды. Их подселили в комнаты общежития наших студентов с тем, чтобы ускорить процесс изучения русского языка. Конечно, было много трудностей, но митрополит Никодим сделал главное: без лишней огласки, не афишируя себя, отвел угрозу ликвидации духовных школ. Закрытие учебного заведения, в котором обучаются студенты из стран «третьего мира» могло быть расценено как грубая политическая ошибка, поэтому ленинградские власти окончательно притихли. Ничего не подозревавшие африканцы, таким образом, стали гарантом существования церковного просвещения в Ленинграде, его дальнейшего развития. Афро-Азиатский факультет позднее был преобразован в Иностранный факультет, куда помимо выходцев с Черного континента принимали православную молодежь из США, Западной Европы, Японии и других стран. Начиная с 1967 года, владыка стал наращивать общее количество обучающихся студентов, доведя их число к середине 70-х годов до двухсот пятидесяти человек. С высоты сегодняшних дней эта цифра может показаться незначительной, а тогда этими показателями гордились, потому что за каждого студента боролись, отстаивая его право быть в Церкви, служить ей.

* * *

В ленинградский период служения владыка развернул небывало активную деятельность по формированию епископского корпуса нового поколения, в чем явно преуспел, сыграв поистине историческую роль в омоложении руководящих кадров Русской Православной Церкви. Стратегическое мышление митрополита Никодима охватывало самые разные стороны церковной жизни, оно естественным образом распространялось и на кадровую политику. Она тогда, как принято говорить, хромала на обе ноги, преследование властей подрывало самые основы этой политики. Но это было еще полбеды, к большому сожалению, в то время архиереев больше хоронили, чем рукополагали новых. Один за другим ушли в мир иной многие митрополиты: Николай (Ярушевич), Нестор (Анисимов), Питирим (Свиридов), Гурий (Егоров), Борис (Вик), Иоанн (Соколов), Мануил (Лемешевский). Печальный список почивших епископов и архиепископов выглядел еще более внушительным. Архипастырей элементарно не хватало, их дефицит был настолько велик, что епархии то и дело укрупняли, на потерявшие своих владык кафедры (в Церкви их называют вдовствующие) ставили временно управляющих. Еще чаще ими руководили архиереи соседних епархий. Такая участь постигла Новгородскую, Ульяновскую, Сумскую, Донецкую, Днепропетровскую и некоторые другие кафедры. Частыми перемещениями епископов Патриарх и Священный Синод фактически лишь на время закрывали бреши. Истребление епископов, разрыв в духовном образовании, имевшие место в 20-40-е годы, вызвали большую разницу в возрасте архиереев. Между девяностотрехлетним Патриархом Алексием I и владыкой Никодимом - самым молодым иерархом в Русской Церкви она составляла более чем полвека.

Скверно обстояли дела с кадрами и в среднем звене Церкви. Больше половины священников и диаконов были пожилыми людьми, давно перешагнувшими шестидесятилетний рубеж, почти половина духовенства не имела даже восьмилетнего школьного образования. Кадровый вопрос, таким образом, приобрел значение актуальнейшей проблемы. Владыка Никодим - один из немногих православных иерархов, кто взялся за ее решение. Одновременно он единственный русский архиерей, совершивший в то богоборческое время несколько сотен рукоположений, как епископских, так и священнических. Только за пятнадцать лет руководства Ленинградской епархией митрополит Никодим рукоположил более четырехсот человек, а между тем на других кафедрах хиротоний не было вовсе либо они носили единичный характер.

Владыка полагался на молодых, способных, энергичных и преданных делу Церкви людей, знакомых ему по работе в Москве, приходам Ярославля и Ростова, духовной миссии в Иерусалиме, учебе в Ленинграде. Он приближал их к ответственному церковному делу, расставляя в аппарате Отдела внешних церковных сношений, назначая на должности викарных епископов (своих заместителей по Ленинградской митрополии), выдвигая в руководство духовной семинарии и академии, направляя на церковное послушание за границу, наконец, возводя наверх по служебной лестнице. «Митрополит Никодим любил молодежь, - пишет Патриарший Экзарх всея Беларуси владыка Филарет, - и дерзал привлекать ее к важной церковной работе. Наверное, потому, что был молод сам и сознавал, что без притока новых сил Церкви придется очень трудно». Эту работу он начал сразу же после назначения на должность председателя Отдела. Первую в собственной практике архиерейскую хиротонию владыка Никодим совершил 3 сентября 1961 года, рукоположив во епископа Таллинского и Эстонского своего ровесника, архи- мандрита Алексия (будущего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси). Слова, сказанные тогда владыкой новому епископу: «Мы верим, что благодать Божия, яже в тебе, не тща будет, но принесет благие плоды во времена своя», стали воистину пророческими. Уже 14 ноября епископ Алексий получил назначение на должность заместителя владыки Никодима по Отделу внешних церковных сношений, впредь совмещая руководство епархиальной жизнью с дипломатической деятельностью.

Святитель сыграл решающую роль в жизни других своих одногодков - митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира (Котлярова), убедив того принять монашество, и ныне покойных - митрополита Ставропольского и Бакинского Гедеона (Докунина), архиепископа Краснодарского и Кубанского Гермогена (Орехова), которых лично постриг в монахи, а затем совершил их епископские хиротонии. В 1965 году митрополит Никодим возглавил епископскую хиротонию архимандритов Ювеналия (Пояркова), ныне митрополит Крутицкий и Коломенский, Патриарший наместник в Московской епархии, и Филарета (Вахромеева) митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Беларуси. Оба стали заместителями владыки Никодима в «иностранном» Отделе, а впоследствии возглавляли его. Нынешний Святейший Патриарх Кирилл - еще один ученик владыки. Достаточно сказать, что из семи постоянных членов Священного Синода Русской Православной Церкви четверо являются соратниками митрополита Никодима. Это ли не красноречивое свидетельство влияния святителя на современную церковную жизнь. Именно его сподвижники определяют сегодня жизнь Русской Православной Церкви.

Большинство учеников владыки Никодима окончили духовные школы в бытность его ленинградского архиерейства. В проектах митрополита школы всегда занимали место, го- раздо более существенное, чем просто учебные заведения. Они были неотъемлемой частью его плана по подготовке руководящих кадров Русской Православной Церкви. Путь к высшим ступеням церковной иерархии начинался именно здесь, в лекционных аудиториях и библиотечных залах, на первом этапе - в семинарии, затем в академии, являющейся церковным эквивалентом гражданского вуза. Но это только начальный шаг. Чтобы стать архиереем, одного образования недостаточно. Епископского сана, по освященной веками православной традиции, удостаивается исключительно монашествующее духовенство, что является показателем особой избранности церковных руководителей. Решиться на постриг способен не всякий, строгий монашеский аскетизм не всем под силу. Иночество налагает большую ответственность на человека - пред собой, Церковью и Богом. Поэтому вопрос о выборе священства - белого (женатого) или черного (монашествующего), далеко не рядовой. Его задают себе многие выпускники духовных школ. Переживания молодежи вокруг того, принять ли монашество или жениться, нашли даже отражение в шутливом четверостишии, сочиненном кем-то из церковных остряков: «Жизнь ударит обухом, ты поймешь потом, лучше жить под клобуком, чем под каблуком». Шутка шуткой, но метания эти, как говорят сами служители, знакомы почти всем, начинающим путь в Церкви.

У владыки Никодима этих метаний никогда не было. Приняв постриг в семнадцать лет, он горячо любил монашество, сам был очень глубоким, вдумчивым монахом, а иноческий подвиг, по выражению протоиерея Александра Ранне, понимал как полное самоотвержение, отказ от своей самости ради следования за Христом. Владыке иногда приписывают слова о том, что любой, даже самый плохой монах всегда лучше женатого священника, сказанные им в том смысле, что семейные проблемы являются помехой лучше- му исполнению священнических обязанностей. Скорее всего, это неверно истолкованные мысли святителя. Окружавшее его женатое духовенство чувствовало заботу о себе не меньше, чем собратья-монахи. Бывший секретарь Ленинградского епархиального управления протоиерей Борис Глебов вспоминал: «В 1971 годуя попал в аварию. Сидел рядом с водителем и вдруг вижу: на меня летит грузовик. Даже перекреститься не успел, только подумал: «Господи, прости меня за все!» И удар! В те дни отношение ко мне владыки было просто отеческое, он приезжал в больницу ночью, так как другого времени у него не было».

Владыка был знаком со многими семьями своих подчиненных, случалось, бывал у них дома, венчал, крестил детей, которых, кстати, очень любил. Что касается собственного пути владыки в Церкви, то это был его выбор - он с юности решил, что принесет больше пользы в звании монаха. Он же, как никто другой в те годы, сделал многое, по выражению митрополита Гедеона, для существенного пополнения дружины русского монашества, и это в условиях, когда в его епархии не было ни одного монастыря. Александро-Невская Лавра, основанная в 1710 году, в советское время считалась монастырем чисто номинально, на деле она являла собой обычный приход. И тогда митрополит Никодим организовал внушительную монашескую братию из числа студентов и выпускников Ленинградской духовной академии.

Памятуя апостольские слова: «Рук не на кого не возлагай поспешно», владыка, тем не менее, недолго изучал пострижеников. В конце концов, он хорошо знал своих воспитанников, их становление проходило у него на глазах. Во внимание принимал склонности, личные и деловые качества, конечно, верность церковному служению, обязательно эмоциональный настрой. Не раздумывающих постригал быстро, колеблющихся деликатно, но настойчиво уговаривал: «Если хочешь послужить Церкви, нужно, чтобы тебе ничего не мешало». Напоследок приберегал неотразимые аргументы: «Батюшка, Бог повелевает!» или «Ты в монашеском звании нужен Церкви». Отнекивающимся по тем или иным соображениям от пострига с тяжелым вздохом говорил: «Ну что же, лучше быть хорошим мирянином, чем плохим монахом». Тем, кто не принимал монашества, но желал принести обет безбрачия (целибат), владыка без церемоний советовал: «Знаешь, целибат - это все-таки ни рыба ни мясо, давай-ка готовься к пострижению». Бывали случаи, когда люди, казалось бы раз и навсегда отказавшиеся от иночества, по прошествии времени подавали прошение на постриг. Владыка ликовал: «Вот видишь, все равно вышло по-моему». Митрополита Никодима иногда упрекают в том, что он чересчур напористо советовал молодым людям идти в монахи, иногда поспешно их постригал, так как потом выяснялось, что у этих людей в жизни другое предназначение. Что ж, редкие просчеты случались, остро сожалея о них, владыка не стеснялся говорить об этом. Он искал подлинно церковных людей, порой в муках сомнений, терзаясь от неуверенности в правильности собственных действий. Он признавал ошибку, но сидеть сложа руки, занимать выжидательную позицию было не в его правилах. Такой метод работы владыка считал неэффективным, все-таки «под лежачий камень вода не течет».

Пополняя монашеские ряды, владыка Никодим, вместе с тем, никогда не был назойливым искусителем, соблазняющим кандидатов на пострижение перспективой архиерейства. В личных беседах с претендентами он нажимал больше на трудности монашеского служения, его полезности Матери-Церкви: «Инок не отшельник, всякое его духовное делание не должно замыкаться в нем, но направляться на пользу людей Божиих». Заботясь о нравственной чистоте, духовном совершенствовании пострижеников, владыка возвел принцип, сочетающий молитву и труд (работая молиться) в главное монашеское правило. От митрополита часто слышали поучительные слова Святейшего Патриарха Сергия: «Делай все, что требуется, что можно и немножко больше». Подчиненных владыка всегда загружал работой так, чтобы у них не оставалось свободного времени. Он и сам был таким, молился и, не зная отдыха, работал, этому же учил многочисленных учеников. Не случайно ведь, что лучшие из них занимают в Русской Церкви высшие посты.

Своих воспитанников владыка постригал всегда сам, в Троицком соборе Александро-Невской Лавры или еще чаще - в академическом храме. В том, как он совершал постриг, было нечто особенное: торжественность, одухотворенность, глубокое человеческое переживание происходящего и даже ощущение того, как благодатная сила и помощь Спасителя через руки владыки, возложенные на голову постригаемого, нисходят на новоначального монаха. Вся обстановка чина пострижения служила цели создания у присутствующих религиозного подъема, высокого духовного настроя. Постриженный в свое время тайно, без родительского благословения, владыка Никодим искренне хотел, чтобы его питомцы разделили радость принятого монашества с близкими людьми. Поэтому он всегда с удовольствием приглашал родителей своего ученика, к матери которого обращался со словами благодарности: «Спасибо вам, матушка, что вы воспитали и подарили Церкви такого сына. Он ей нужен».

Митрополит внимательно относился к выбору монашеского имени постриженика. Обычно он брал в расчет пожелание постригаемого, сам же митрополит охотно давал монахам имена катакомбных мучеников: Виктор, Лонгин, Маркелл. К примеру, выпускник академии Володя Олейник мечтал сохранить при постриге имя Владимир. Он даже про- сил похлопотать об этом перед владыкой Никодимом своего духовного наставника архиепископа Тульского и Белевского Алексия (в последующем митрополита). Владыка Алексий, давно знавший Володю, опекавший его, обратился с просьбой к митрополиту Никодиму. Тот после недолгого раздумья ответил: «Имя будет другое и тоже хорошее». Какое - этого митрополит уточнять не стал. Во время пострига оно прозвучало: «Виктор!». В напутственной речи, как всегда в таких случаях проникновенной, митрополит обратил внимание присутствующих, и в первую очередь самого постриженика, на то, что монах с таким именем предвосхищен к победе. Слова владыки сбылись. Инок Виктор впоследствии стал архиереем (архиепископ Тверской и Кашинский). Но суть этой истории все-таки не в этом. Зная о привязанности Володи к своему духовному отцу, митрополит Никодим выбрал имя, которое архиепископ Алексий носил в миру (Виктор Александрович Коноплев). Владыка Виктор в записках, посвященных митрополиту Никодиму, подчеркивает именно это: «Как же было не восхищаться мудростью, бережным отношением и тонким восприятием владыкой моего состояния, моих сыновних чувств к духовному отцу моему владыке Алексию!» Такое, конечно, не забывается и дорого ценится. При невероятной занятости, в спешке бесчисленных дел и огромной важности событий митрополит Никодим предусмотрел все. Это от любви к своим ученикам, неподдельной заботы о них, чувства ответственности за судьбу каждого постриженного им монаха.

Работая с молодежью, митрополит придерживался определенной схемы. Отвечавшие его требованиям студенты зачислялись в штат иподиаконов владыки. Принадлежа к числу церковнослужителей, иподиаконы принимают участие в архиерейском богослужении, дежурят в покоях владыки, выполняют обязанности порученцев, словом, занимаются работой, не самой большой сложности и важности. Но непосредственное общение с архиереем дает возможность тому присмотреться к иподиаконам поближе. Как они ведут себя, насколько благочестивы в жизни, аккуратны и исполнительны в делах? Каковы их кругозор, мировосприятие и острота мышления? О чем думают, какие планы вынашивают, может быть, мечтают о монашестве? Как раз на этом этапе митрополит Никодим прощупывал настроения молодых людей относительно возможности их пострига. Его неторопливые прогулки со студентами вдоль Александро-Невской Лавры по набережной Обводного канала известны всем. Беседы с владыкой вмещали в себя разговоры о жизни, расспросы об учебе, размышления о монашеском поприще, рассуждения о Церкви и ее месте в обществе. Митрополит старался внушить молодежи свой взгляд на строй церковной жизни, привить ей вкус к благочестию, воспитать чувство долга и ответственности. На это он не жалел времени.

По завершению учебы самые перспективные направлялись за границу, кто в Русскую духовную миссию в Иерусалиме, кто в зарубежные епархии и представительства Московского Патриархата, кто в различные международные церковные структуры. Для этого, правда, требовалось разрешение властей, получить которое было нелегко. Владыке Никодиму, как правило, удавалось. В разговоре с чиновниками он объяснял это необходимостью воспитания молодых кадров для более эффективного участия Русской Церкви в международных миротворческих контактах и в экуменическом движении, непременно вставлял фразу о благоприятном отношении Запада к появлению из Советского Союза людей с религиозными убеждениями. Такая аргументация срабатывала. Заграничное служение православной молодежи расши ряло кругозор, воспитывало умение принимать самостоятельные решения без неизбежной для дома оглядки на свя- щенноначалие, в конце концов, позволяло закрепить знание иностранного языка, полученное во время учебы в академии, а то и освоить дополнительно один или два новых. По возвращении домой эти люди занимали заметное положение в Церкви. Те, кто оставались на Родине, также направлялись на ответственные участки работы, требующие самостоятельности, служебного рвения и инициативы. Это была хорошая школа жизни, закалившая многих пострижеников митрополита Никодима.

Наиболее достойных владыка к тридцати годам представлял к епископскому служению (по церковной традиции архиерей не может быть моложе этих лет). Что это дало в итоге? Средний возраст епископата снизился с семидесяти до пятидесяти лет. Молодые архиереи обеспечивали Русской Церкви запас прочности в среднем на тридцать-сорок лет вперед, что гарантировало ее историческое существование в тот сложнейший период. Ведь считается, что пока жив епископ, жива и Церковь. Спланированная и реализованная митрополитом Никодимом программа обновления русского епископата может быть причислена к главным достижениям его святительской жизни. Он воспитал целую плеяду видных архипастырей, в числе которых, помимо названных выше, митрополиты - Герман (Тимофеев), Иов (Тыванюк), Ириней (Середний), Исидор (Кириченко), Макарий (Свистун), Мефодий (Немцов), Платон (Удовенко), Хрисанф (Чепель), Хризостом (Мартишкин); архиепископы - Антоний (Завгородний), Варфоломей (Гондаровский), Виктор (Олейник), Гавриил (Стеблюченко), Григорий (Чирков), Евгений (Ждан), Ионафан (Елецких), Лев (Церпицкий), Лонгин (Талыпин), Мануил (Павлов), Прокл (Хазов), Симон (Ишунин), Феофан (Галинский). Все они запомнили слова своего учителя: «Епископ - воплощенная история Церкви, которая пишется самой жизнью архиерея. Будет ли эта история пози- тивной или негативной, зависит от вашей совести и верности Христу. Высота архиерейского сана во многом определяет то достоинство и почтение, которое ему приличествует. Однако пусть все это не будет высоким порогом, о который могут преткнуться желающие прийти к вам с чистым сердцем и открытой душой, пусть не будет все это и стеной, отделяющей ваши епископские сердца от сердец пасомых».

Молодежь была для владыки стратегическим резервом, который, по выражению Святейшего Патриарха Кирилла, он, подобно полководцу, вводил в битву за будущее Церкви, а значит, и России. Но митрополит Никодим, возможно, и проиграл бы это сражение, если бы привлекал к ответственному служению только молодых людей. Он искал кандидатов на епископство и среди известных твердой верой и безупречной жизнью служителей зрелого возраста. Таким, по мнению владыки, являлся протоиерей Михаил Мудьюгин, преподававший в Ленинградской духовной академии латынь и историю западных исповеданий. Митрополит разглядел в нем отменных способностей администратора, сделал его первым деканом того самого Афро-Азиатского факультета, а потом предложил Священному Синоду определить отца Михаила епископом Тихвинским и ректором академии.

В 1966 году митрополит познакомился со священником своей епархии протоиереем Михаилом Соловьевым - настоятелем Троицкого храма в небольшом городке Всеволожске. Отец Михаил славился как превосходный проповедник, обращавшийся к прихожанам со словами, полными неподдельного христианского оптимизма. Восхищаясь проповедями отца Михаила, владыка на контрасте частенько сравнивал его поучения с унылой проповедью другого батюшки, который настолько увлекся кознями дьявола, что совсем позабыл о жизненной силе православия. Владыка Никодим вынужден был вмешаться: «Батюшка, но ты хоть немножко места ос- тавь для Господа, Ангела Хранителя, святых угодников, а то всего человека отдал дьяволу, что ж такое, надо и меру знать». В проповедях отца Михаила митрополита привлекал как раз оптимистический настрой этого довольно пожилого человека, прошедшего войну, похоронившего жену, воспитавшего шестерых детей. При пострижении семидесятитрехлетнего отца Михаила в монахи владыка дал ему имя Мелитон, означающее «услаждающий медом». Затем последовала его епископская хиротония, назначение на должность викария митрополичьей епархии, ректора Ленинградских духовных школ. Митрополит был очень привязан к епископу Мелитону, любя называл бывшего фронтовика «владыка-воин».

Любопытная деталь бросается в глаза: викарии митрополита Никодима - владыки Михаил и Мелитон (ставшие впоследствии архиепископами) прожили по девяносто лет. Его викарий по Ярославской кафедре епископ Угличский Кассиан (затем архиепископ Костромской и Галичский) ушел из жизни в девяносто один год. А вот владыке Никодиму

Господь отпустил на Земле времени в два раза меньше.

* * *

Размашистый стиль деятельности владыки Никодима проявился в эти годы еще на одной ниве - научно-богословской, глубоко разрабатываемой им в рамках подготовки Всеправославного Собора или, как его называли официально, Святого и Великого Собора Православной Церкви. Идея его проведения всесторонне обсуждалась на острове Родос в сентябре 1961 года. Перспективы рисовались самые радужные. Участие глав поместных Церквей гарантировало Собору небывалую широту и высочайший статус. Цель форума - выработка общего мнения по ключевым вопросам православия - придавала ему значение подлинного исторического события. Характер обсуждаемых проблем наверняка прико- вал бы к Собору внимание всего православного мира. Более ста дискуссионных вопросов, больших и малых, более или менее важных, безотлагательных и ожидающих своей очереди, участники Родосского совещания объединили в восемь крупных разделов: «Вера и догмат», «Богослужение», «Управление и церковный строй», «Взаимоотношения между Православными Церквами», «Взаимоотношения Православной Церкви с остальным христианским миром», «Православие в мире», «Общебогословские темы», «Социальные проблемы». В совокупности они составили так называемый каталог тем Собора. Они могли бы составить основу повестки дня будущего Собора. Поместным Церквам предлагалось вынести собственные суждения по каждому из разделов. Задача Собора сводилась к обобщению этих суждений, приданию им формы документальных решений, обязательных для православного сообщества правил. Таков был общий замысел.

Увы, он не реализовался. Собор так и не состоялся, обстоятельства, объективные и надуманные, каждый раз отодвигали дату его проведения на неопределенное время. Сначала незаметно пролетели шестидесятые, затем семидесятые, настала очередь восьмидесятых и девяностых годов. Наконец, православие шагнуло в XXI век, а Собор так и остался несбыточной мечтой. Но это ничуть не умаляет ценности проделанной митрополитом Никодимом работы, заключавшейся в подготовке проектов резолюций по фундаментальным богословским вопросам. Возглавляемая владыкой группа энтузиастов сработала в итоге не «на корзину«, она подготовила солидный, выверенный во всех отношениях документ, представляющий официальную позицию русского православия в области богословской науки, церковного устройства и религиозного взгляда на окружающий мир.

Успех во многом предопределила тщательная подготовка к работе. Владыка Никодим встал во главе учрежденной при Священном Синоде комиссии богословов. Официально она называлась Комиссией по вопросам христианского единства, для краткости же ее именовали неформально Родосской комиссией. В Патриархии знали, что комиссия претворяет в жизнь решения Всеправославного (Родосского) совещания, отсюда проистекало ее лаконичное имя. Разнородная по составу, она объединяла нескольких епископов, священников и мирян, главным образом, преподавателей Ленинградской и Московской духовных академий. Среди них были известные профессора: Успенский, Гнедич, Огицкий, Боровой, Воронов, Талызин, Сперанский, Остапов. Большая часть комиссии (около двадцати пяти человек) имела статус постоянных членов, полтора десятка специалистов привлекались к комиссионной работе периодически, по мере необходимости. Фактически комиссия сразу же распалась на восемь отдельных групп (по количеству разделов каталога), возглавляемых епархиальными и викарными архиереями, склонными по складу своего ума к научным изысканиям. Для примера, работой над первой темой «Вера и догмат» руководил епископ Ставропольский и Бакинский Михаил (Чуб) доцент Ленинградской академии, защитивший впоследствии магистерскую диссертацию по богословию.

Митрополит Никодим осуществлял общее руководство и координацию, помимо этого он возглавил отдельное, самое крупное направление исследования - «Управление и церковный строй». Для удобства владыка перенес центр работы из своей епархиальной вотчины в Москву, где он проводил большую часть служебного времени. Заседали, как правило, в помещении Отдела внешних церковных сношений на улице Рылеева, 18, реже - в Загорске, в Троице-Сергиевой Лавре, иногда - в резиденции митрополита в Серебряном Бору. За четыре с половиной года комиссия провела тридцать шесть заседаний, из них девятнадцать - двухдневных, и это не счи- тая индивидуальной деятельности членов группы, текущей работы в восьми подкомиссиях. Работали подолгу, по четырнадцать-шестнадцать часов с короткими перерывами на обед и чай. К вечеру, когда все валились с ног, владыка предлагал обсудить еще пару пунктов программы - он никогда не уставал, для него это был обычный режим, которого митрополит придерживался долгие годы.

Перед комиссией стояла ответственнейшая задача - дать точный, исчерпывающий ответ по важнейшим богословским вопросам, к примеру, что такое догматы? Каково их происхождение, отчего они неизменны и обязательны, кто является их хранителем и почему они важны для христиан? Ответы эти должны были звучать не как частное мнение группы лиц, пусть даже наделенных архиерейской властью или почетными научными званиями, а как выводы Русской Церкви, предельно ясные и недвусмысленные. Добиться этого во многом помогла предложенная митрополитом Никодимом методика исследования. Постановка проблемы излагалась в преамбуле, суждения комиссии рассматривались в основной части документа, замыкали тему выводы или резюме, содержащие там, где это возможно, общее определение или же перечисление признаков анализируемого явления. Такой подход обеспечил необходимое единообразие в изложении материала, что было особенно важно при подготовке разделов каталога разными группами авторов. Выводы строились на широкой доказательной базе, подкреплялись многочисленными ссылками на церковные источники, прежде всего на Священное Писание. В исследовательскую орбиту были вовлечены творения святых отцов, церковно-правовые нормы, изложенные в правилах Вселенских Соборов, нередко суждения православных ученых-богословов, главным образом, дореволюционной научной школы. Добираясь до сути явления, устанавливая его истинное значение, авторы при- бегали к помощи сопоставления различных церковных терминов в их древнееврейском, греческом и русском вариантах. По степени напряжения, объему изученных материалов, обстоятельности выводов была проведена без преувеличения колоссальная работа. Ее результатом стал капитальный труд, излагающий точку зрения Русской Церкви на многие теоретические и практические вопросы православия.

Чтобы понять масштаб проделанной работы, оценить смелое новаторство комиссии, достаточно взглянуть на раздел «Управление и церковный строй», подготовленный коллективом авторов под руководством владыки Никодима и профессора Д.П.Огицкого. Они предложили не больше и не меньше чем проект канонического кодекса Православной Кафолической Церкви, нормы которого в случае одобрения Вселенским Собором признавались бы всеми поместными Церквами. Иначе говоря, идея митрополита Никодима заключалась в стремлении кодифицировать (систематизировать) разрозненные правила, изложенные к тому же в различных источниках и в разное время, в едином церковноюридическом сборнике (кодексе), имеющем обязательное значение для автокефальных Православных Церквей. Проект кодекса регулировал статус Вселенского Собора, поместных Церквей, их внутреннее устройство, определял положение епископов и клира, затрагивал вопросы церковной дисциплины и отношения с инославием.

По мысли митрополита Никодима, унификация церковного законодательства вела к сближению всех ветвей православия, служила прочной основой дальнейшего единения его Церквей. Но он никогда не был сторонником фантастических планов по слиянию православия в одно целое, поглощению одних Церквей другими. Пожалуй, наиболее точно свое отношение к этой проблеме он выразил следующими словами: «Свидетельство внутреннего единства Православной

Церкви при ее внешнем разделении на поместные Церкви, равноправия и полноправия поместных Церквей при соблюдении принципа их размещения по чести, канонической общности при самостоятельности местных и временных норм, литургического единообразия в главном при богослужебной свободе в частном - вот та основа, на которой могут и должны быть рассмотрены многочисленные вопросы отношения поместных Церквей между собой и Православной Церкви в целом». Итак, единство в главном и самобытность в частном - вот фундамент разумной организации православной жизни по митрополиту Никодиму. Предложенный его группой проект кодекса в этом смысле был обдуманным шагом навстречу этому идеалу.

Материалы комиссии, опубликованные заботами митрополита Ювеналия в канун тридцатой годовщины смерти владыки Никодима, непременно стоит почитать или хотя бы полистать его критикам. Может быть, они поймут тогда, что их выдумки об отступничестве святителя в пользу католиков или греков сущая нелепица, которой нет оправдания. В разделе четвертом «Взаимоотношения между Православными Церквами» содержится развернутая, прекрасно аргументированная, основанная на церковно-исторических и церковно-политических фактах позиция Русской Церкви по отношению к Вселенскому Патриарху и возглавляемой им Константинопольской Церкви. Уже упоминалось, что трения между обеими Церквами уходили корнями в далекое прошлое, камнем преткновения являлся присвоенный главой Константинопольского Патриархата статус «первого среди равных» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Владыка Никодим на двадцати страницах текста полностью опровергает притязания константинопольских собратьев на верховенство в православных делах. Он соглашается лишь с одним бесспорным утверждением: Патриарх Константино- поля имеет исключительно преимущество чести, обусловленное иерархией патриарших кафедр (в которой Константинопольская Церковь занимает первое место), но не преимущество власти. «Ни в одном церковном каноне, - делается вывод, - нет ни малейших указаний на какие-либо преимущества власти Константинопольского Патриарха над другими поместными Церквами». Вошедшее в употребление наименование Константинопольского Патриарха «Вселенский», сказано в материалах комиссии, канонического значения не имеет, и со времени падения Византийской империи потеряло всякое основание. Различные теории об исключительной компетенции главы Константинопольской Церкви созывать православные соборы, заключает комиссия, не имеют канонического и исторического основания. В случае проведения Собора Константинопольскому Патриарху по праву чести должна быть отведена роль председательствующего, и только.

Владыка Никодим перечислил факты, указывающие на стремление константинопольских иерархов поставить себя выше других автокефальных Церквей (в том числе и Русской Церкви) и превратить первенство чести в первенство власти. К примеру, Патриарх Филофей в грамоте, адресованной русским князьям, называет себя «поставленным самим Богом предстоятелем всех христиан, попечителем и блюстителем их душ, от которого все зависит, как общего отца и учителя». Совсем уж вызывающими представляются незаконные притязания Константинопольского Патриархата на права Русской Церкви в двадцатых-тридцатых годах XX столетия, выразившиеся в неприкрытом стремлении подчинить своей юрисдикции русские епархии за рубежом. Подобные действия владыка Никодим для полной ясности называет «властолюбивыми настроениями и тенденциями», «фактической гегемонией», «случаями превышения власти», которые не могут служить прецедентом для настоящего времени. Сказано без церемоний, но справедливо.

Большой интерес представляют заключения комиссии, касающиеся церковной практики в вопросах брака, соблюдения церковной дисциплины о постах, календарной проблематики, и даже внешнего вида и одежды клириков. Особый разговор - о поднятой владыкой Никодимом теме монашества. В ней нашли отражение не только апостольские наставления и суждения святых, но и точка зрения самого митрополита, его собственный иноческий опыт. Название небольшого по объему подраздела «Монашеская жизнь. Изыскание средств возврата православной монашеской жизни к ее древнему благочестию и благолепию путем твердости в исполнении обычаев и монастырских уставов и возрождение прежнего образа монастырской жизни» красноречиво иллюстрировало то, какими виделись владыке устои иночества. Лично для него монашество - одна из форм осуществления человеческого идеала: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Цель монашеской жизни состоит в очищении себя от страстей, достижении более высокой степени духовного состояния в служении Богу и людям. Максимально этому идеалу, по мнению владыки, соответствовали монахи начального периода христианства (надо заметить, что к поучительному образу жизни первых христиан владыка обращался довольно часто в своих сочинениях и проповедях). Современному монашеству следует подражать им, перенимать их опыт духовного делания, включающий: стяжание молитвы, борьбу с помыслами, созидание в себе любви к ближним, терпение, сознательное и искреннее послушание, целомудрие, разумное воздержание и обязательно посильный труд. Сам владыка выковал в себе именно такого монаха, и многое сделал, чтобы такими же были его постриженики.

Под влиянием председателя комиссия обратилась к темам, о которых в Русской Церкви в то время и слыхом не слыхивали, например об эвтаназии. Она оживленно обсуждалась на Западе, могла перекинуться и в Россию. Опережая события, владыка хотел выработать церковную позицию по эвтаназии. Участники комиссии вспоминают, как они искали в толковых словарях точное определение самого этого термина, настолько непонятным он был. И удивлялись кругозору митрополита, его прозорливости.

Когда в конце 1967 года комиссия провела последнее, тридцать шестое по счету заседание, владыка Никодим, закрыв папку с документами, с удовлетворением заметил своим соработникам: «Теперь Русская Церковь готова к Собору». Осталось придать материалам комиссии статус официальных решений. В марте 1969 года Священный Синод одобрил мнение комиссии по каталогу тем Православного Собора и утвердил его как собственное мнение. Прошло сорок лет, а созданный комиссией митрополита Никодима труд ничуть не растерял своей значимости. Он все еще актуален. Написанный по сложным, иной раз даже малопонятным вопросам, он, что удивительно, легко и с интересом читается. В этом тоже мастерство авторов работы и их руководителя: сказать о сложных вещах доступным и, насколько это возможно для документов такого рода, выразительным языком. И еще об одном. Кажется, митрополит Никодим привил вкус сотрудникам своего Отдела к разработке сложных научно-богословских проблем, как принято сейчас говорить, «заточил» их на подготовку мощных в интеллектуальном плане проектов. Вспомним, что современный Отдел внешних церковных связей подготовил утвержденные Архиерейским собором 2000 года Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. В 2008 году все тот же Архиерейский собор одобрил Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека, также вышедшие из-под пера работников этого синодального учреждения.

В 1967 году произошло событие, формально изменившее статус митрополита Никодима. Направляясь на машине из Ленинграда в Москву, он по пути заехал в Новгород, в котором прежде никогда не был. Владыка корил себя за это. Почитатель русской истории, он непременно хотел посетить этот город - славу и гордость Древней Руси. Да все как-то не получалось, все недосуг, стремительный круговорот жизни давно затянул владыку. Новгород являлся центром отдельной Новгородской и Старорусской епархии, возглавляемой архиепископом Сергием (Голубцовым). Как и положено сыну профессора Московской духовной академии, владыка Сергий был интеллигентным и образованным человеком. До принятия монашества он работал в различных музейных учреждениях художником-реставратором, увлеченно писал великолепные иконы, слыл прекрасным специалистом. Мягкий по натуре, он боялся обидеть кого-либо резким словом, излишней требовательностью или строгостью, да и все это не было присуще ему вовсе. Как бывает в таких случаях, владыку воспринимали как слабого человека. Дела в епархии пришли в полную негодность: отсутствовало здание епархиального управления, по приходам архиепископ ездил в мотоциклетной коляске, насквозь продуваемый холодными северными ветрами. Духовная жизнь в Новгороде пришла в упадок, на всю епархию осталось всего двадцать пять храмов, преимущественно сельских да кладбищенских. В административном центре действовала одна небольшая церковь во имя апостола Филиппа. Расположенная на окраине Новгорода, она теряла последних прихожан.

Быстро оценив ситуацию, митрополит Никодим понял, что к чему. Его взволновало, если не сказать возмутило, со- стояние Новгородской кафедры, входившей в пятерку старейших епархий в Русской Церкви. Несоответствие между богатым прошлым «господина Великого Новгорода« и жалким настоящим второстепенного по советским меркам областного центра, было кричащее. Причем во всех аспектах как религиозной, так и светской жизни. Местный уполномоченный постоянно третировал пожилого владыку Сергия, настаивал на ликвидации еще нескольких удаленных приходов. Руководствуясь этой логикой, ретивые новгородские партийцы вели дело к упразднению всей епархии. У издерганного бесконечными придирками архиепископа Сергия совсем опустились руки. К сожалению, ему не смогли найти достойной замены, и тогда владыка Никодим предложил присоединить Новгородскую епархию к Ленинградской. Патриарх без колебаний согласился. Вот так митрополит Ленинградский и Ладожский Никодим получил титул владыки Ленинградского и Новгородского.

Как только решение священноначалия стало известно местным властям, они поняли насколько сглупили. Теперь все добрым словом вспоминали прежнего покладистого архиерея, которого сами же травили. Ленинградский уполномоченный Жаринов откровенно издевался над своим незадачливым новгородским коллегой, должность которого сократили из-за ненадобности, ведь епархия утратила самостоятельный статус. Руководители областной партийной организации приготовились к худшему, они были наслышаны о таранной мощи митрополита Никодима, его влиянии в Патриархии и международной известности. Но то, с чем они столкнулись в реальности, просто повергло их в шок. Владыка вновь применил хорошо испробованные им ранее и доказавшие свою эффективность методы работы. Напористый стиль переговоров с Куроедовым и его подчиненными, интенсивное посещение Новгорода иностранными делегация- ми, энергичная работа с местными церковными кадрами, привлечение молодежи, восстановление красоты архиерейского богослужения - все это закипело, закрутилось с такой силой, что власти быстро отступили.

Вот уже в Новгороде отстроили здание епархиального управления. Следом появился архиерейский дом. Был воссоздан сразу ставший заметным епархиальный совет. Удивительным образом оживились верующие, они не пропускали ни одного богослужения владыки. А в епархиальном управлении появились умные, энергичные священники и, что самое неприятное для властей, - молодые.

Как будто специально, рядом с церковью апостола Филиппа нашли фундамент древней Никольской церкви, и там началось строительство придела, увеличивавшего общую площадь храма почти вдвое. Еще до этого владыка получил согласие властей на использование в богослужебных целях нижней части двухэтажного храма, приспособленной, как водится, под склад. Митрополит приказал соорудить здесь алтарь, перенести иконостас, написанный его предшественником архиепископом Сергием. В верхней части церкви провели ремонт, возвели новый иконостас, выполненный в стиле XVI века.

Владыка приезжал в Новгород обычно в праздник иконы Знамения Божией Матери, несколько раз в дни Великого поста, а после того как заболел, стал наведываться сюда значительно чаще - здесь легче дышалось. В красивом облачении, белом омофоре с крестами и русской митре с опушкой, владыка как нигде чувствовал себя в Новгороде русским человеком. Тут ему было очень уютно. В отличие от скроенного на европейский манер Ленинграда, митрополит любил Новгород за его патриархальную старину, за то, что, выражаясь пушкинским языком, «здесь Русью пахнет». Нет, конечно, ему нравился Ленинград - это «Петра творенье», он гордился его церковной и гражданской историей, гордился тем, что он митрополит этого славного города, но, рожденный в провинции, всегда стремился туда.

Он иногда вырывался к родителям, в Рязань. Ездил чаще один, а порой в сопровождении целой свиты иподиаконов. Бывало, уставший, взвинченный, подъезжая к дому, владыка веселел, всякий раз приговаривал: «Хорошо в краю родном!» Отец - Георгий Иванович был все еще бодрый, крепкий, а вот мама - Елизавета Михайловна сильно сдала, от ее былой красоты остались только большие глаза, лучившиеся мягким светом.

Случалось, она навещала сына в Москве. В августе 1969 года Елизавета Михайловна несколько дней провела в его резиденции в Серебряном Бору, а потом владыка оставил ее, уехал по делам в Чехословакию. В это время к ней, задержавшейся еще на пару дней, обратился владыка Ювеналий с просьбой рассказать о своем сыне на магнитофон. Как пояснил владыка, для истории. Оставшись наедине со звукозаписывающей техникой, Елизавета Михайловна будто заново пережила события двадцатилетней давности, когда ее Боря ушел в Церковь: «Я верила и верю. Но мысль о том, что сын мой будет монахом, повергала меня в отчаяние. Я не могла допустить и мысли, что он может надеть черную рясу, может уйти от меня. Но жизнь есть жизнь, и каждый хочет устроить ее по-своему. Это я поняла уже много позже. А тогда, тогда я была лишь безумная мать, более всего боящаяся разлуки с сыном». В 1998 году митрополит Ювеналий впервые опубликовал воспоминания Елизаветы Михайловны в книге «Человек Церкви». Ее рассказ - самая трогательная и самая грустная часть большого памятного повествования о великом русском иерархе. Вошло в него и стихотворное посвящение Елизаветы Михайловны сыну:

Если горе внезапно постигнет тебя,
Или мучают душу сомненья,
Иль погаснет последней надежды заря,
И нигде не найдешь ты забвенья,
Неудача твоя так тебя огорчит,
Тяжела ли покажется доля,
И измена коварных друзей обольстит,
Или сломится крепкая воля,
Понесет ли могила навеки с собой,
Тех, кто дорог тебе бесконечно,
Помни твердо, что здесь, на жестокой земле,
Ни страданье, ни счастье не вечны.

Странное дело. Елизавета Михайловна при всех невзгодах и переживаниях, выпавших на ее нелегкую долю, всегда оставалась оптимисткой. Даже когда ее муж ушел на фронт, она крепилась и не падала духом, даже когда любимый сын навсегда покинул родительский дом, Елизавета Михайловна поняла и приняла его выбор. А тут такие грустные, щемящие строки. Объяснение этому скоро нашлось, ее стихотворение оказалось прощальным. 31 декабря 1969 года Елизавета Михайловна скончалась от сердечного приступа. Владыке боялись сообщить эту страшную новость, щадили его сыновние чувства. Всю дорогу от Москвы до Рязани он, безутешный, проплакал. Митрополит сам отпевал и хоронил мать. В храме «Всех скорбящих Радость», где начиналось его знакомство с Церковью, собралось много народа. Учительницу Елизавету Михайловну Ротову в Рязани хорошо знали. На ее могиле владыка поставил белый мраморный крест. Такой же, меньше чем через десять лет, появится и на месте упокоения ее сына.

Когда в октябре 1963 года владыка Никодим приехал в Ленинград, епархиальный художник написал его портрет, который до сих пор находится в Александро-Невской Лавре, в галерее питерских иерархов. Поскольку картина писалась с фотографии владыки тех лет, художнику ничего не надо было приукрашивать, нарочито придавать изображаемому, как это часто случается, горделивую осанку или властный взгляд. В этом не было никакой надобности, ибо все это у митрополита Никодима имелось в действительности. Тогда он находился в расцвете своих физических и творческих сил. Солидный, с пышной бородой без единого седого волоса, проницательными умными глазами, с архиерейским посохом в крепкой руке, он смотрелся по-настоящему величественно. Один вид исполненного внутреннего достоинства митрополита, облаченного в пышные церковные одежды, непроизвольно внушал почтение, вызывал трепет. Маленький мальчик, побывавший на рождественской елке в гостях у владыки, дома с гордостью рассказывал родителям: «Я видел царя». И что-то в этом детском восторге было от правды.

К концу изматывающих шестидесятых облик владыки разительно изменился, что подтверждают те же свидетели времени - фотографии. Ему было всего сорок лет, но в это невозможно поверить. Крупные залысины обнажили мощный лоб мыслителя; набрякшие веки, обильная седина, прорезавшая бороду, выдавали смертельно уставшего человека. Борьба за Церковь стоила владыке дорого.

Страница [1][2]

Страница сгенерирована за 0.06 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com