Том 2. Контрапункт

Нарисовав образ почившего пастыря, архиепископ стал

170

говорить об истинном Христовом духовном обновлении, которое должно выражаться в непрестанном огненном горении, в моральном очищении, в тесной связи пастыря с народом.

“Если бы все пастыри были бы такими, как покойный о. Николай Смирнов, никакие живоцерковники были бы невозможны”, - горячо воскликнул архиепископ. В конце своей речи он пламенно призывал пастырей стать вождями народа, который ждет от них слова правды, вдохновения и любви.

Между тем церковные дела шли своим чередом.

1 июля 1923 года появилось следующее воззвание патриарха:

“Божией милостью, Патриарх Московский и всея Руси архипастырям, пастырям и пасомым Православной Церкви Российской.

Возлюбленные отцы и братие, к вам обращаем мы слово в уповании, что оно найдет горячий отклик в сердцах ваших.

Тяжелое время переживает Православная Церковь. Появилось много разных групп с идеями “обновления церковного”, о коих мы уже высказывали свое мнение в предыдущем нашем обращении к православному народу. Обновленцы эти, бессознательно или сознательно, толкают Православную Церковь к сектантству: вводят совершенно ненужные церковные реформы, отступая от канонов Православной Церкви. Никакие реформы, из принятых бывших Собором, мы одобрить не можем, за исключением нового церковного стиля и новой орфографии церковной книги, что мы и благословляем.

Наряду с этим, пользуясь происходящей у нас неурядицей в Церкви, Римский папа всячески стремится насаждать в Российской Православной Церкви католицизм, и при поддержке польских властей уже закрываются на территории Польши православные храмы, и многие из них превращены в костелы. Так, например, в одной Волынщине закрыто более трехсот церквей и оставлено всего лишь около пятидесяти.

171

Разные сектанты - баптисты, евангелисты и другие, как противники православию, также направляют все усилия, чтобы умалить значение Православной Церкви, привлечь на свою сторону православных людей. Всем им мы заявляем, что Церковь Православная не даст себя превратить в сектантские группы, и уповаем, что не отойдет она ни на шаг от своего учения.

Получив ныне возможность возобновить свою прерванную деятельность служения Святой Православной Церкви и сознавая свою провинность перед Советской властью и народом Российским, выразившуюся в ряде наших пассивных и активных антисоветских действий, как это сказано в обвинительном заключении Верховного Суда, т.е. в сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей, анафематствовании Советской власти, воззвании против Брестского мира и другие, мы, по долгу христианина и архипастыря, в сем каемся и скорбим о жертвах, получившихся в результате этой антисоветской политики.

По существу виноваты в этом не только мы, но и та среда, которая нас воспитала, и те злоумные люди, которые толкали нас на эти действия с самого начала существования Советской власти. Как враги трудового народа, они стремились свергнуть Советскую власть через нашу Церковь Православную, для чего меня, как главу последней, пытались использовать в этих целях.

Будучи бессильны побороть Советскую власть открыто и прямо, они хотели добиться ее уничтожения окольными путями, прибегая к Церкви и ее пастырям.

Сознавая свою провинность перед Советской властью, я желаю, чтобы так же поступили и те священнослужители, которые, забыв свой долг пастыря, вступили в совместные действия с врагами трудового народа православного - монархистами и белогвардейцами и одушевленные одним желанием с ними стремились свергнуть Советскую власть при помощи Церкви и для этого не чуждались даже вступить в ряды белых армий.

Как ни тяжело было сознаться в этом преступлении про-

172

тив трудового народа Российского и Советской власти, но мы должны сказать хотя и горькую, но истинную правду сию. Мы осуждаем теперь такие действия и заявляем, что Российская Православная Церковь аполитична и не желает быть ни “зеленой”, ни “красной” церковью. Она должна быть и будет Единой Соборной Апостольской Церковью, и всякие попытки, с чьей бы то ни было стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены.

Исходя из этих соображений, Мы в апреле месяце 1922 года на соединенном заседании Священного Синода и Высшего Церковного Совета уже осудили заграничный Церковный Собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из дома Романовых. Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе, во главе с Высокопреосвященным Антонием, митрополитом Киевским, если бы они раскаялись в своих поступках и прекратили свою деятельность в этом направлении, но нам сообщают, что не только не прекратили они своей деятельности, но еще более того ввергают Православную Церковь в политическую борьбу совместно с явными, проживающими в России и заграницей противниками народа русского, участниками разных монархических белогвардейских организаций, которые принесли стране немало несчастья и теперь не отказываются от своего намерения восстановить в России монархию.

Пусть они хоть теперь смирятся и покаются перед народом Российским в своих содеянных преступлениях. Иначе придется вызывать преосвященных владык в Москву и просить Советскую власть о разрешении им

прибыть сюда.

Господь да умудрит всех нас искать каждому не своих сих, а правды

Божией и блага Святой Церкви.

Смиренный Тихон Патриарх Московский и всея Руси. 1 июля 1923 г. " (Петроградская правда, 1923, 12 июля.)

1 июля была опубликована также следующая инструкция

173

наркома юстиции и наркомвнудела всем губисполкомам:

“При закрытии храмов президиумы губисполкомов должны принимать во внимание религиозные интересы верующих, их привычки и обычаи, статистические данные о количестве населения, пользующегося храмом, вместимости ближайших храмов и т. д.

Отправление культа, а так же произнесение проповедей допускается свободно, без какой-либо предварительной цензуры, также свободно функционируют молитвенные собрания и собрания, посвященные вопросам управления культовым имуществом и вопросам содержания храма.

Распространение и пропаганда буржуазных, анархических и антигосударственных учений под религиозным флагом, направленных против Советской власти, подлежит уголовному суду на общих основаниях.

Запрещается всем государственным учреждениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ в ущерб другим культам”.

(Красная газета, 1923, 1 июля, вечерний выпуск).

Подчеркнутые слова были косвенной легализацией “тихоновской” церкви и представляли собой значительное отступление от принципов инструкции 1 июня 1923 г., которые настаивали на обязательной регистрации общин.

Читателю может показаться, что мы совершенно забыли об обновленческом движении, которое является основной темой нашей работы.

Действительно, у беспристрастного наблюдателя тех событий, которые происходили в середине 1923 года, может создаться впечатление, что обновленчество лопнуло в конце июня, как мыльный пузырь.

В первые дни июля никто уже не хотел слышать об обновленцах, и даже самые ярые приверженцы “Живой Церкви” боялись о ней говорить - обновленческих священников разъяренная толпа грубо выдворяла из храмов, нельзя было сказать ни одного слова против патриарха - всякого такого оратора немедленно прерывали негодующие крики, а иногда пускались в ход и кулаки. Растерянное обнов-

174

ленческое духовенство было совершенно дезорганизовано, уполномоченные ВЦС, благочинные, секретари комитетов и тому подобные обновленческие начальники (им же несть числа) только беспокойно переглядывались и пожимали плечами.

В прессе появились отклики на освобождение патриарха представителей различных течений. Официальный комментарий был выдержан в сухо корректном тоне:

“По поводу опубликованного вчера постановления Верховного Суда член президиума этого Суда т. Галкин заявил:

- Содержание под стражей было применено к бывш. патриарху Тихону ввиду его непрекращавшейся активной контрреволюционной деятельности. Нынешнее заявление Тихона о его лояльном отношении к Советской власти устраняет необходимость дальнейшего применения этой меры пресечения. Сейчас, когда я говорю эти слова, Тихон уже, вероятно, на свободе.

Постановление Верховного Суда, конечно, ничего не меняет в самом ходе дела Тихона, следствие по которому будет продолжаться своим чередом”.

(Известия, 1923, 18 июня, № 142, с. 4.)

Отзыв Антонина отличается суровостью:

“Если бывший патриарх кается искренно в своей контрреволюционной деятельности, так он должен признать также и правильность приговоров Поместного Собора над собой. Если же он покается только перед гражданским судом, но по-прежнему будет считать себя патриархом и начнет священнослужительствовать, тогда для всех будет ясно, что его исповедь фальшива, неискренна”.

Заявление В. Д. Красницкого отличалось уклончивостью. Красницкий намекал на возможность компромиссов и оставлял дверь для переговоров открытой.

“В опубликованном заявлении б. патриарха надо различать три вопроса, которые вместе с тем встают в настоящий момент перед сознанием церковного общества,

175

- говорил Красницкий в беседе с сотрудником “Известий” . - С гражданской и юридической точки зрения Тихон своим заявлением признает свою вину перед Советской властью, и, вследствие этого признания, гражданские власти признали возможным освободить его из-под стражи. Но этим самым еще ни в какой степени Тихон не реабилитируется и не восстанавливается в каких-либо правах.

С политической точки зрения заявление Тихона имеет большое значение в смысле ответа на те инсинуации, которые распространяются заграничной прессой относительно гонения на Православную Церковь со стороны Советской власти. О каком же гонении или преследовании может быть речь, если высший глава Православной Церкви, открыто признающий вину перед Советской властью, по его просьбе немедленно освобождается.

Наконец, в его заявлении есть еще церковно-общественная сторона. Церковный Собор текущего года предъявил б. патриарху Тихону определенное обвинение не политическое, а церковно-общественное. Обвинение в том, что он свой патриарший авторитет употребил вопреки своему долгу и, по собственному признанию, сделал орудием политической борьбы для заграничных контрреволюционеров. Этим он принес неисчерпаемый вред Русской Церкви. Эти обвинения совершенно справедливы. Их не отрицает и сам Тихон. Если это так, то, следовательно, справедливо и суровое постановление Собора о лишении его сана. Теперь перед Тихоном стоит великий долг — принести свое покаяние перед Церковью в том преступлении, которое он перед ней совершил. Как бывший архипастырь, Тихон во избежание колоссального церковного раскола должен иметь такое же мужество признания своей вины перед Церковью, какое он выказал в своем открытом признании своей вины перед Советской властью...

- Считаете ли вы возможным возобновление церковно-общественной деятельности для Тихона?

- Предсказывать что-либо в этой области я затрудняюсь, - ответил протопресвитер Красницкий, - но если он

176

так же открыто признает свою вину перед церковью, раскается в ней, то я считаю вполне возможным соглашение обновленческой церкви с той старой церковью, которая придерживается еще течения, от которого Тихон определенно теперь отказался. Если такое соглашение не последует, то возможен церковный раскол, и тогда уже вина в этом расколе падает всецело на Тихона. В настоящее время происходит расслоение верующих, идет горячая борьба внутри приходов. Обновленческая церковь подняла церковные низы, и вот теперь происходит борьба верующих трудящихся с верующими собственниками. Если этой борьбе не будет положен конец открытым признанием Тихоном своей вины перед Церковью, то на него падет вся вина за раскол Церкви Русской”.

В качестве курьеза можно упомянуть о хлестаковском выступлении В. Н. Львова.

“Зная характер Тихона, - с чисто хлестаковской развязностью заявил бывший обер-прокурор Святейшего Синода, - я убежден, что он написал свое письмо искренно и изложенное в письме соответствует действительности. Тихон - сын псаломщика, а известно, что дети псаломщиков всегда были в рядах русской радикальной общественности. (Откуда взял Львов, что патриарх Тихон - сын псаломщика, это тайна, которую он унес с собой в могилу. - Авт.). И эта традиция, и семейные воспоминания Тихона должны сделать его восприимчивым к влиянию обновленческих идей.

Я надеюсь, что эволюция Тихона не остановится на этом этапе, и если в добавление к опубликованному письму Тихон примкнет к обновленческому движению, то результаты такого шага будут иметь огромнейшее значение”.

Примерно в этом же духе высказывался и А.И.Новиков. “Появление Тихона не было для нас неожиданностью, — говорил управляющий делами ВЦС. - А зная Тихона как верующего человека, мы были убеждены, что чувство христианского долга восторжествует над его политическими заблуждениями”. (Известия, 1923, 29 июня, № 144, с. 1.)

177

Это снисходительное похлопывание по плечу патриарха в первый день его освобождения, когда было еще неизвестно, какую позицию он займет в отношении обновленчества, сменилось, однако, диким озлоблением, как только было напечатано первое воззвание патриарха, в котором он делает резкие выпады против обновленческого духовенства.

Все точки были поставлены над “I”, все надежды на примирение патриарха с обновленцами лопнули.

В. Д. Красницкий экстренно созывает центральные комитеты группы “Живая Церковь” и СОДАЦа. Собрать, впрочем, удалось лишь обломки этих организаций: живоцерковный комитет явился лишь в половинном составе. Что же касается содацевцев, то от них остались лишь А. Новиков и А. Боярский, курсировавший в эти дни между Москвой и Питером.

Всего загадочнее было внезапное исчезновение А. И. Введенского, который застрял где-то в провинции и не подавал о себе ни слуху, ни духу. Впрочем, и сами содацевцы не очень желали его возвращения в Москву, считая его слишком одиозной личностью.

Так или иначе, представители “Живой Церкви” и СОДАЦа на этот раз быстро оформили создание “Единого тактического обновленческого фронта”, приняв следующую резолюцию:

“Предложить всем обновленческим организациям групп “Живая Церковь” и СОДАЦ сосредоточить все свое внимание на ликвидации “тихоновщины”, как организации политически-церковно-контрреволюционной.

Прекратить всякие взаимные публичные споры и обязать всех к взаимной и всемерной поддержке. В целях объединения работы обновленческих церковных групп на местах организовать объединенные собрания комитетов для предварительного обсуждения и решения спорных вопросов.

На епархиальных и благочиннических и всех публичных собраниях представители обновленческих церковных групп выступают объединение, соединенные списком, по одной программе”. (Известия, 1923, 3 июля, с. 2.)

178

Увы! Фронт был прорван в первые же дни: ни одного собрания “Живой Церкви” и СОДАЦа не удалось даже собрать. Из провинции приходили панические донесения, свидетельствующие о полном развале обновленческой организации на местах. Красницкий экстренно посылал без конца в Одессу телеграфные приглашения митрополиту Евдокиму, избранному председателем ВЦС вместо Антонина, с просьбой поскорее приехать в Москву. Наконец было получено извещение от Евдокима о том, что 3 июля он выезжает в Москву.

4 июля В. Д. Красницкий и А.И.Новиков выехали встречать нового главу обновленческой церкви на Киевский вокзал. Однако, к их изумлению, он в Москву не прибыл. После отчаянных запросов Красницкого 7 июля пришло известие, что Евдоким выехал в Москву, но вернулся назад в Одессу “ввиду болезни”.

Это было слишком даже для Красницкого. Кажется, первый раз в жизни он растерялся и выпустил руль из рук. “Не знаю! Не знаю! Не знаю!” - беспомощно отвечал он на все вопросы.

Действительно, стало ясно, что ВЦС не имеет никакого авторитета, что он представляет собой кучку случайных людей и не имеет в своей среде ни одного сколько-нибудь авторитетного человека.

Единственное, на что оказался способным ВЦС, это опубликовать в газетах еще одно воззвание, пропитанное бешеной злобой против патриарха:

“Когда в 1921 году постиг землю нашу неописуемый голод и когда стали поедать трупы и убивать друг друга на пищу себе, он, Тихон, издал призыв всемерно противодействовать сдаче церковных ценностей для спасения умирающих, угрожая лишением сана священнослужителям и отлучением от церкви мирянам, которые пойдут против его распоряжения, - исходили желчью и злобой члены ВЦС. - Его воззваниями и действиями наша православная церковь была втянута в гражданскую войну, и сотни и тысячи православных людей погибли во исполнение его указаний.

179

При проведении в жизнь декрета об отделении церкви от государства произошло 1414 кровавых столкновений — многое множество епископов, пресвитеров и мирян были расстреляны, погибли в тюрьмах и ссылках за участие в гражданской войне. Наконец, за один 1922 год за исполнение послания (?) б. патриарха Тихона по делу противодействия помощи голодающим было расстреляно 45 человек, в том числе Петроградский митрополит Вениамин, и осуждены на долгие годы тюремного заключения более 250 человек.

Привлеченный, наконец, к суду и лишенный возможности дальнейшего преступного управления церковью, в мае 1922 года он устранился от дел управления и согласился передать высшее церковное руководство другому лицу. Когда собранный в 1923 году новым Высшим Церковным Управлением Поместный Собор лишил его сана и монашества, а с другой стороны, когда гражданским судом он был обличен во всех своих преступлениях, он почувствовал наступление грозного часа расплаты за свои государственные преступления.

Трепеща за свою жизнь и стараясь удержаться на прежнем своем Церковном положении, он признался во всех своих государственных преступлениях, признался, что он сознательно и заведомо звал верующих на политические преступления и гражданскую войну и тем самым, спасая себя, предал всех, исполнявших его распоряжения...

Он, б. патриарх Тихон, говорит, что в числе членов Собора он узнал только 10-15 архиереев. Он спрашивает - где остальные? Пусть спросит совесть свою - они погибли, они устранены за исполнение распоряжений его. Кровь их и скорби их падут на него самого и его управление. Он говорит о 16 правиле Двукратного Константинопольского Собора, запрещающего поставлять новых епископов, вместо лишенных сана и чести епископской. Но сам-то он пусть вспомнит живого, разбитого теперь болезнью митрополита Макария, на место которого он сел и не подумал об этом правиле.

Он обвиняет современное обновленческое движение, ссылаясь на какого-то монархического писателя, высланного

180

из Москвы за контрреволюционную пропаганду. Он обвиняет нас в христианском либерализме, в том, что у нас будто нет мучеников, обличителей, пророков, но он кого создал, он сам какое движение поднял, он какую пользу принес Церкви? Он действительно создал мучеников, действительно подвел под расстрел тысячи народа, действительно обагрил кровью землю Русскую, действительно весь облит слезами вдов и сирот, но эти кровь и слезы всецело падают на него и вопиют о Божией каре и Божием отомщении...

Верующие православные люди! Многие тысячи братии ваших б. патриарх Тихон, выполнявший волю своих советников, привел к расстрелу, к тюрьме, ссылке и разорению.

Те же люди окружают его и теперь. Тот же безвольный и преступный старик хочет вести вас и теперь.

Та же участь и те же слезы ожидают вас. Воззвание подписано:

Председательствующим епископом Георгием Добронравовым. Зам. председателя прот. В. Красницким.

Членами президиума: прот. П. Красотиным, протодиаконом С. Добровым.

Управделами членом президиума мирянином Александром Новиковым”.

(Правда, 1923, 8 июля, № 151, с. 3.)

Этот документ можно назвать лебединой песней Высшего Церковного Совета. Ни разу после этого Совет не собирался, а через несколько дней был и официально распущен. Это также последний документ, написанный и подписанный Красницким в качестве официального лица - после этого о нем услышала русская церковь только один раз, когда он через несколько месяцев опубликовал свое заявление на имя патриарха Тихона с просьбой принять его в общение с собой и с безоговорочным признанием его главой Русской Православной Церкви.

Для того чтобы лучше уяснить себе то положение, в котором очутилось тогда обновленчество, полезно перечитать очерки одного из журналистов того времени, которо-

181

му удалось хорошо запечатлеть церковные настроения тех дней.

“Первого посетил я Московского митрополита Антонина, руководителя группы “Возрождение”, - писал А. Большаков, сотрудник петроградской “Красной газеты”. - Двери в келью Антонина не запираются ни для кого, если он дома. Он принимает всех и каждого, когда кто придет.

Антонин старик крепкий и выражения употребляет тоже крепкие.

- Надоели они мне, мерзавцы, - повествует он о представителях “Живой Церкви”, имеющей большинство в ВЦУ. - Все гадости “Живой Церкви” взваливают на меня. Я связался с ними, думая, что через эту грубую силу, которая оказалась только способной разрушать, можно провести идейное обновление церкви, в чем она так нуждается. Я ошибся. И я решил порвать с ними. Протестуя против “Живой Церкви”, против насилия иерейства над мирянами, что наблюдается теперь, при руководстве церковной жизнью живоцерковцев, я апеллировал к мирянам, предлагая им организовать приходские советы и епархиальные советы, где мирян было бы не меньше 2/3, предлагая мирянам выбрать себе священников, чтобы таким образом поднять моральный авторитет последних [14].

Высшее Церковное Управление, для которого ряд задуманных мною широких церковных реформ не по сердцу, выбросило меня из состава Высшего Церковного Управления, отставило меня от управления Московской митрополией и т.д.

- Следовательно, вы теперь не митрополит Московский и всея Руси?

- Так как постановление ВЦУ и формально и по существу неправильно, то я его законным не признаю и опротестовал его уже. Себя же я считаю митрополитом Московским и всея Руси по группе “Возрождение”. Епископ Евдоким, назначенный ВЦУ митрополитом Московским, будет им “всея Руси” от “Живой Церкви”.

182

- А Тихон?

- А Тихон “всея Руси” - по контрреволюции, так как около Тихона группируются все контрреволюционные силы. Он окружен теми самыми силами, с которыми он творил свои “деяния”, приведшие к расстрелу многих лиц, и в их числе Петроградского митрополита Вениамина.

- Что вы предполагаете делать в ближайшее время?

- Буду делать свое дело - попытаюсь идейно обновить нашу церковность и реформировать ее административный аппарат. Буду работать с теми, кто со мной захочет работать. Буду бороться с Тихоном и с “Живой Церковью”.

После Антонина разговаривал с Красницким, заместителем председателя Высшего Церковного Управления, руководителем “Живой Церкви”.

- Как вы смотрите на деятельность Тихона?

- Тихоновщина охватила всю Москву. Наш причт выгоняют из церквей. Меня самого бабы вчера выгнали из одной церкви. Вчера (я с Красницким говорил 4 июля) Тихон служил панихиду на могиле архидиакона Розова [15]. На панихиде присутствовали в полном составе польская миссия торговое представительство Англии и проч. Зачем это? Ясно, что каждое выступление Тихона - смотр контрреволюционным силам Москвы. Удивляюсь Советскому правительству, что оно допускает это. Власти необходимо вмешаться и помочь нам бороться с тихоновщиной.

- Что вы, т.е. ВЦУ, предполагаете делать с Тихоном?

- Что делать? Ничего. Выжидать, выжидать вмешательства власти.

- Скажите, - спросил я, - по постановлению Собора для епископов допускается только один брак?

-Да.

- Ходят слухи, что в Петрограде прот. Белков предлагает опубликовать документы о второбрачии архиепископа Введенского. Как вы к этому относитесь?

- Опубликование этих документов в данный момент повредило бы нам. Вообще нам сейчас трудно. Весь удар последних дней пришлось нам выдержать в числе немногих.

183

Введенский должен был явиться к 15 числу июня в Москву, но его нет и до сего дня. Где он — неизвестно, где-то читает свои лекции.

У Тихона.

Я направился к Тихону в Донской монастырь.

Тихон далеко не так доступен, как два первых церковных деятеля.

“Святейший устал, благословляя народ до пяти часов вечера. Святейший молится. Святейший собирается служить” и т.д... Но все же, побыв раз в монастыре, другой, приезжаю туда в третий раз.

Добиваюсь ответов на некоторые мои вопросы, хотя ответы даются кратко, осторожно. Из полученных ответов можно выяснить следующее.

Майский церковный Собор не признается. Будет ли созван новый Собор - там видно будет. Сейчас заняты конструированием административного церковного аппарата, будет Синод и прочее.

Кто окружает Тихона? Публика как будто бы прежняя. Епископ Иларион - бывший секретарь патриарха (в сане иеромонаха). Иларион принимает раскаявшихся беглецов из стада Тихона, а таких много. Видел архимандрита Анемподиста, упитанного монаха, человека себе на уме, на лике которого было написано торжество. Мы, мол, победим”.

*

Мы изложили, насколько могли подробно, все факты, относящиеся к освобождению патриарха.

Как мы уже указывали выше, освобождение патриарха вызвало много толков в те дни. Отклики были самые разнообразные.

Советская пресса приветствовала покаянное заявление

184

патриарха, видя в этом моральную победу Советской власти, выбившей почву из-под ног международной контрреволюции.

Отзывы эмигрантов отличаются пестротой.

“Я не верю, чтобы старый, больной и измученный патриарх всея Руси просил милости у советской сатаны! - истерически восклицает А. Яблоновский в эмигрантской газете “Руль”. - Я не верю, чтобы святитель Русской Церкви зачеркнул сияющий подвиг своей прекрасной жизни... Не верю и никогда не поверю! Это шантаж, это подлог, это обман! Так могла написать только Клара Цеткин, но не смиренный Тихон, патриарх всея Руси”. (Красная газета, 1923, 6 июня, с. 1.)

С другой стороны, П. Н. Милюков в парижских “Последних новостях” призывал к более трезвому пониманию воззваний патриарха: “Патриарх нужен не здесь, в Париже, а на Руси. И там он должен жить и действовать - вот основное, что надо понимать, когда речь идет о воззвании патриарха”.

Митрополит Антоний Храповицкий в эти дни выпустил специальное воззвание под заглавием: “Не надо смущаться!” Здесь он напоминает что патриарх всегда призывал повиноваться Советской власти, поскольку она не затрагивает религиозной совести верующих. Воззвание патриарха он объяснял необходимостью “вырвать Церковь из рук неверующих в Бога обновленческих архиереев и лжепопов”. В заключение митрополит Антоний объявлял о своем полном каноническом подчинении патриарху.

В России в церковных кругах также существовали в те дни разногласия в оценке поведения патриарха.

Что должен сказать по этому поводу историк?

Наиболее легким выходом было бы ничего не говорить, ограничившись простым описанием событий. Находились люди, которые советовали авторам настоящей работы держаться именно этой линии.

“Не надо ничего оценивать, надо только излагать”, - говорил одному из авторов известный церковный деятель,

185

играющий доминирующую роль в современной богословской литературе.

При всем уважении к отдельным лицам, пишущим “историю” в этом духе, самое меньшее, что можно про них сказать, это то, что они трактуют события, причины которых ускользают от их внимания, а последствия которых стоят бесконечно выше их понимания.

“История”, трусливо избегающая всех “острых моментов”, осторожно умалчивающая обо всех неприятных фактах, история, которая не может “сметь свое суждение иметь” - имеет тысячи достоинств, за исключением одного - это все, что угодно, но только не история.

Историк церкви не выполнил бы своего долга, если бы не пытался разобраться в июньских событиях 1923 года.

Причины, побудившие властей освободить патриарха, ясны и не требуют особых комментариев. Освобождение патриарха было блестящим дипломатическим шагом, благодаря ему отпадал повод для резкой антисоветской кампании, особенно неприятной в тот момент, когда для Советского правительства особое значение приобретала проблема дипломатического признания, укрепления торговых связей с капиталистическим миром овобождение патриарха означало определенный политический выигрыш внутри страны, так как давало некоторую надежду на то, что руками патриарха удастся осуществить ту политику подчинения церкви, которого так настойчиво добивался Е.А.Тучков.

И освобождение патриарха было весьма рискованным шагом, так как непосредственным его следствием была консолидация церкви вокруг патриарха и, следовательно, усиление ее независимости.

Каковы были причины, побудившие патриарха написать свое заявление о признании ошибок?

Мы, разумеется, полностью отвергаем мысль о страхе за жизнь, который мог руководить патриархом в его действиях. Такое объяснение совершенно не соответствовало бы его характеру и всей его прошлой деятельности. Для того чтобы открыто выступать с антисоветскими протеста-

186

ми в 1919 году, в разгар красного террора, в эпоху массовых расстрелов, находясь в Москве, — нужно было иметь гораздо больше мужества, чем придерживаться той же линии в 1923 году, в эпоху нэпа. Не подлежит сомнению, что расстрелять патриарха в 1923 году было гораздо труднее, чем в 1918 году.

В 1918 году расстрел прошел бы почти незамеченным и произвел бы, вероятно, на современников столь же малое впечатление, как расстрел Романовых в Екатеринбурге, Колчака в Иркутске, епископов Ермогена и Андроника и т. д. — просто одной контрреволюционной фигурой стало бы меньше, только и всего.

Между тем в 1923 году, в эпоху гласности, некоторой законности, восстановления международных связей - выстрел в патриарха прозвучал бы на весь мир, отозвался бы в миллионах сердец, потряс бы миллионы людей. В 1918 году никому не приходило в голову за границей поднимать особый шум из-за расстрелянных епископов. В 1923 году имя Тихона не сходило с газетных столбцов во всем мире.

И патриарх об этом знал, знал он и о нотах Керзона (в его защиту) и о сравнительно мягком приговоре лидерам эсеров и Яну Цепляку. Не мог не знать, ибо до мая 1923 года изоляция патриарха была лишь условной:

он получал огромное количество передач с воли, получал письма, поддерживал почти регулярную связь со своими сторонниками. Вряд ли патриарх мог поэтому чувствовать себя подавленным и покинутым. Сведения, приходившие с воли, должны были, наоборот, вливать в его сердце надежду и бодрость.

Наконец, если представить себе, что заявление от 27 июня патриарх написал в состоянии минутного малодушия и душевной депрессии, то вполне законно встает вопрос, почему, будучи на воле, окруженный восторженными почитателями, более авторитетный и духовно сильный, чем до ареста, патриарх не только не взял обратно своего “Покаяния”, но, наоборот, неоднократно подтверждал его. Не подлежит

187

сомнению, что здесь перед не случайный, минутный приступ малодушия, а вполне сознательная и последовательная линия. Какова же эта линия?

Цель патриарха можно сформулировать в двух словах: сохранить русскую Церковь, верную традиционному православию и независимую от государства, на базе “мирного сосуществования” с Советской властью.

О том, что речь шла не о подчинении, а только о “мирном сосуществовании”, свидетельствует категорический отказ патриарха от принципа регистрации” - от согласования с властью назначения епископов и от каких бы то ни было мероприятий, которые означали бы вмешательство государства во внутренние дела церкви.

“Я посылаю епископов на юг, а власть их посылает на север”, - так характеризовал создавшееся положение патриарх в 1924 году. (См.: Троицкий. По поводу книги протопресвитера Польского. Белград, 1955.)

Патриарх проводил свою линию последовательно и четко, без громких слов и оперных жестов, однако так, что ни у кого не возникало никаких на этот счет сомнений и неясностей.

В первой части нашего труда мы сравнили патриарха Тихона с образом М. И. Кутузова, каким он нарисован в романе Л.Н.Толстого “Война и мир”.

Подобно Кутузову патриарх Тихон - простой русский человек - соединял в себе сознание своей правоты с чувством реальности. Подобно Кутузову, он делал великое всенародное дело - сохранял для народа его святыню, драгоценное духовное сокровище - Православную Церковь.

Наконец, когда речь идет о патриархе Тихоне после освобождения из заключения, невольно сравниваешь его с одним простым и сильным духом русским человеком - с Японским апостолом архиепископом Николаем.

“Самая война России с Японией доставила владыке немало душевных страданий, — говорит его биограф. - Как только выяснилось, что эта война неизбежна, возникает вопрос — останется ли епископ при своей пастве или уедет

188

в Россию. Конечно, он остался. Но сердце его вдвойне страдало за родину, которую он так горячо любил, и за Японскую церковь.

От имени японских христиан он прислал русским пленным братское приветствие или послание.

“Возлюбленные братья во Христе! - читаем мы в этом послании. -Примите поздравление православных христиан юной японской церкви с Пресветлым праздником Воскресения Христа.

В свете этого праздника мы обращаемся к вам. В этом свете, свыше сияющем, исчезает различие народностей. Вошедшие в круг сего сияния уже не суть иудей или эллин, русский или японец, но все одно во Христе, все составляют одну семью Единого Отца Небесного”.

(Платонова А. Апостол Японии. Петроград, 1916, с. 57, 71.)

Подобно св. архиепископу Николаю во время русско-японской войны, патриарх Тихон считал (этому научил его горький опыт предыдущих лет), что Русская Церковь должна быть “над схваткой”, но для этого было необходимо, чтобы она отмежевалась от контрреволюции и перестала быть “пятой колонной” в Советской России.

Разница между патриархом Тихоном и обновленцами та же, что и между патриархом Тихоном и его преемниками - на первый взгляд несущественная, почти неуловимая, и в то же время неизмеримо глубокая.

Апостол Павел и Победоносцев — лояльность по отношению к государству и порабощение государством церкви. В сопоставлении этих исторических образов постигается та бездонная пропасть, которая разделяет представителей различных течений в 1923 году.

И народ православный понял эту разницу - пошел за патриархом. Дело здесь не столько в личности патриарха, сколько в принципе. “Не позволим насиловать нашу совесть и навязывать нам пастырей, которых мы не желаем”, - говорили люди и шли за патриархом. “Тихоновцы” в 1923 г. были, таким образом, стихийно демократическим течением. Именно здесь, около патриарха Тихона, произошло

189

подлинное духовное обновление Церкви - в этом стихийном, всенародном соединении религиозных людей, волне, которая смыла все нечистое, пошлое, своекорыстное, что было в русской церкви.

И по иронии судьбы именно обновленцы оказались в этот момент в роли Победоносцевых - чиновников в рясе, которые шли против народной церкви.

Противники патриарха называли “тихоновщину” черносотенным движением, особенно любили они говорить об “охотнорядцах” и сухаревских торговцах, участвовавших в движении. Разумеется, нельзя отрицать наличия черносотенных элементов в рядах сторонников патриарха Тихона. Кстати сказать, немало недавних черносотенцев было и среди обновленцев, однако, конечно, не они играли в этом движении главную роль.

Как известно, “тихоновщина” в течение трех недель охватила не только всю Москву, но и всю Россию. Это значит, что по меньшей мере 50 миллионов человек так или иначе поддерживали патриарха Тихона. Но допустить, что в России в 1923 году было 50 миллионов черносотенцев, может только сумасшедший или совершенный невежда (их и до революции в России было не больше ста тысяч).

Особенной неожиданностью для многих было широкое сочувствие патриарху Тихону, обозначившееся в это время в рабочем классе.

“Религиозности в русском рабочем классе почти нет совершенно, -категорически утверждал в это время знаменитый идеолог, которому никак нельзя отказать ни в огромном таланте, ни в зоркой наблюдательности. -Да ее не было никогда по-настоящему. Православная Церковь была бытовой, обрядовой и казенной организацией. Проникнуть глубоко в сознание и связать свои догматы и каноны с внутренними переживаниями народных масс ей не удалось. Причины те же: некультурность старой России, в том числе ее церкви. Оттого, приобщаясь к культуре, русский рабочий класс так легко освобождается от своей чисто внешней, бытовой связи с церковью. Для крестьянина

190

это труднее, но не потому, что он глубже, интимнее проникся церковным учением - этого, конечно, нет и в помине, а потому что его косность и однообразие быта тесно связаны с косностью и однообразием церковной обрядности.

У рабочего - мы говорим о массовом беспартийном рабочем - связь с церковью держится в большинстве случаев на нитке привычки, преимущественно женской привычки”.

(Троцкий Л. Водка, церковь и кинематограф. - Петроградская Правда, 1923, 12 июля, с. 1.)

И вот, в полном противоречии с этими словами, огромная тяга к патриарху проявилась именно в районах с рабочим населением. Как характерный пример приведем подмосковный город Серпухов, населенный в основном рабочими.

“В 1924 году в Серпухове разнесся слух, что по просьбе горожан в ближайший праздник приедет патриарх и будет служить в соборе. Праздник приходился в будни. Накануне рабочие заявили своему фабричному начальству:

- Мы хотим вас предупредить, что завтра на работу не выйдем, но просим не считать это забастовкой. Этот день мы вам отработаем в воскресенье, а пока патриарх будет с нами, мы работать не будем.

Ошеломленное начальство растерялось и на репрессивные меры не решилось - с рабочими считались.

На следующее утро на вокзале появилась увитая зеленью арка, а по всему пути рабочие стояли шпалерами и при проезде патриарха становились на колени. После богослужения они его обступили, прося остаться еще на один день и служить в церкви, считавшейся фабричной. Святейший остался и просьбу их выполнил.

Перед его отъездом рабочие объявили, что никому своего отца они для обратного пути не доверят, взяли лучший фабричный автомобиль и сами отвезли патриарха из Серпухова в Донской монастырь”.

(Вестник культуры, Париж, 1937, с. 8.)

В Петрограде в 1923 г. именно в рабочих районах (на Васильевском острове, в Гавани, в Московско-Нарвском и Выборгском районах) было особенно заметно движение в по-

191

льзу патриарха Тихона. В селе Смоленском, исключительно рабочем районе, обновленцам не удалось водвориться ни в одном храме, примерно так же обстояло дело на Охте. “Тихоновским” было все крестьянство и вся городская беднота (прислуги, приказчики, мелкие ремесленники). Неверно также указание на то, что нэповская буржуазия поддерживала патриарха Тихона в Петрограде (с января 1924 г. он стал называться Ленинградом). Дело обстояло как раз наоборот: здесь главной цитаделью обновленчества являлись церковь Спаса на Сенной и Андреевский собор посещавшиеся в основном, торговцами с Сенного и Андреевского рынков. Ситный рынок поддерживал Введенскую церковь которая также являлась обновленческой.

Таким образом, следует подчеркнуть, что “тихоновщина” в основном опиралась на демократические слои населения и не последнюю роль “тихоновщине” играли рабочие.

Косвенным подтверждением народного размаха, который носило движение патриарха Тихона, явилась реорганизация обновленческого раскола.

Обновленчество очнулось от глубокого обморока, в который повергло его освобождение патриарха, лишь через месяц — в конце июля.

Первым признаком оживления обновленчества явились следующие два документа:

“Разъяснение прокурора Петроградской губернии от 31 июля 1923 г за № 4318.

На заявление ваше о поминовении за богослужением бывшего патриарха Тихона сим разъясняем, что общественные его выступления предусмотрены ст. 95 и 67 Уголовного кодекса, за каковые он привлечен к суду, то (?) явно проявленное признание его отдельными гражданами и группами в качестве своего духовного руководителя, а равно и публичное поминовение его за богослужением могут дать законный повод к возбуждению уголовного преследования против виновных в пособничестве в контрреволюционных действиях, не связанных непосредственно с совершением означен-

192

ных преступлений, что предусмотрено ст. 69 Уголовного кодекса”.

(Вестник Священного Синода, 1923, 18 сентября, с. 3-4.)

Более грамотно написанное и более пространно мотивированное разъяснение новгородского губернского прокурора:

“За последнее время в прокуратуру стали часто поступать запросы служителей религиозных культов о том, противозаконно ли поминовение бывшего патриарха Тихона за богослужением. Даю следующее разъяснение по этому вопросу.

Вопрос о поминовении во время церковной службы тех или иных лиц, как вопрос внутреннего церковного распорядка, государственной власти сам по себе не касается.

Но торжественное поминовение на ектений, во время великого входа и т. д. заведомых контрреволюционеров, как, например, бывшего патриарха Тихона, находившегося под судом, именование его “Господином нашим” и проч. уже выходит за рамки простой молитвы и является публичным изъявлением хвалы заведомым врагам Советской власти. Поскольку же такое поминовение совершается публично, в торжественной форме от имени Бога и может, таким образом, воздействовать на религиозные предрассудки масс и вызвать у них настроение, враждебное к Советской власти, поминовение это является агитацией. Поэтому никакое торжественное публичное поминовение на ектеньях, великом входе или в иные моменты церковной службы заведомых врагов Советской власти и в том числе бывшего патриарха Тихона допущено быть не может, и служители культа, которые будут продолжать такое поминовение, подчеркивая таким образом свою солидарность с явными контрреволюционерами и вызывая в массах враждебность к Советской власти, как лица социально опасные на основами декрета ВЦИК от 18 августа 1918 года будут представляться в особую миссию при Народном комиссариате внутренних дел для высылки в административном порядке с заключением на 3 года в лагерь принудительных работ”. (Там же.)

Не подлежит сомнению, что эти два разъяснения явились ответом на отчаянные мольбы обновленческих лидеров (как

193

центральных, так и местных) о помощи, обращенные к властям. Надо, однако, сказать, что прокуроры блещущие красотами канцелярского стиля, мало помогли обновленцам. Поминовение патриарха началось повсюду по требованию народа. Если же отдельные священники подвергались репрессиям, то это только подливало масла в огонь, так как все аресты (даже если обновленцы не имели к ним никакого отношения) неизменно приписывались их проискам.

Еще меньшее впечатление произвело на верующих разъяснение Нар-комюста, изданное по настоянию А. И. Боярского.

“Ввиду ходящих слухов о создании б. патриархом Тихоном своего Священного Синода как всероссийской организации, объединяющей и руководящей всей тихоновской церковью в России, группы верующих в Петрограде обратились в пятый отдел Наркомата с вопросом — действительно ли зарегистрирована такая организация.

Пятый отдел ответил, что никакого Священного Синода в смысле всероссийской организации не существует. Такая организация и не может быть зарегистрирована.

Религиозные организации вроде Синода могут быть зарегистрированы только в результате всероссийских съездов “зарегистрированных религиозных обществ”. (Там же.)

Поборникам регистрации пришлось зарегистрировать полный провал регистрированного шантажа: народные массы, объединившиеся вокруг патриарха, не обращали никакого внимания на все эти циркуляры, разъяснения, инструкции, и власти не могли ничего сделать с мощной народной волной.

Положительное и прогрессивное значение так называемой “тихоновщины” 1923 года состоит хотя бы в том, что она показала ничтожность всяких “регистрационных удостоверений” и прочих канцелярских бумажек, которые гипнотизируют трусов и бюрократов.

194

*

20 июля 1923 года в Москву, наконец, прибыл из Одессы митрополит Евдоким.

На вокзале ему была устроена подчеркнуто торжественная встреча, в "Известиях" подали сообщение о его приезде под большим аншлагом, всячески рекламируя его как главу обновленческой церкви.

Краткую характеристику личности владыки Евдокима мы сделали в первой части нашей работы. С самого начала раскола преосвященный Евдоким проявлял необыкновенную активность, выступая с пространными воззваниями, написанными эмоционально и ярко, хотя несколько напыщенно.

На освобождение патриарха словоохотливый иерарх немедленно откликнулся двумя телеграммами, которые напоминали собой стихотворения в прозе.

“Глубоко обрадован публичным отречением бывшего патриарха от своих ошибок, - говорилось в первой из телеграмм. - Теперь у всех спадет пелена с глаз. Работа по созиданию подлинной свободной России и обновлению нашей церкви будет легче.

Всех, от архипастырей до последнего мирянина, зову дружно на работу. Создадим новую, счастливую Россию, которой будут завидовать все страны света. Пусть второй раз засияет свет с Востока. Митрополит Евдоким”.

Восторженный тон, созвучный тем розовым надеждам, которые царили среди некоторой части обновленцев в день освобождения патриарха Тихона, сменился вскоре мрачным пессимизмом.

“Попытку б. патриарха Тихона начать совершать богослужения считаю немыслимой и противоестественной, - мелодраматически восклицал во второй телеграмме, написанной на другой день после первой, Евдоким. - Тот, кто обагрил себя кровью с ног до головы, потряс Церковь до

195

основания, ввергнул множество людей в тюрьмы и ссылки, содействовал разорению всей Русской земли, поддерживая врагов русского народа за границей, дискредитировал новое наше правительство перед всем светом, - не может и не должен приступать к Божьему Престолу. Слишком велики преступления. Митрополит Евдоким”.

(Известия, 1923, № 152.)

Обе эти телеграммы являлись своеобразной декларацией Одесского владыки в качестве будущего первоиерарха обновленческой церкви.

Выше мы уже говорили об избрании Евдокима на пост председателя ВЦС и о его неожиданном возвращении из Москвы в Одессу.

Для московских живоцерковников во главе с Красницким поведение владыки было совершенно непонятно. Столь же непонятно оно и для постороннего наблюдателя.

Все становится гораздо более ясным, если учесть, что владыка Евдоким, находясь проездом в Брянске, имел почти часовой телефонный разговор с Москвой. Собеседником преосвященного был не кто иной, как Е.А.Тучков. Именно после этого разговора обновленческий иерарх спешно вернулся в Одессу и пробыл здесь в течение недели, ожидая какого-то нового таинственного приглашения в Москву.

Красницкий, вероятно, дорого бы дал, чтобы присутствовать в номере брянской гостиницы, в которой сделал привал страстно ожидаемый им в Москве владыка. И действительно, имя Красницкого не раз упоминалось в этот момент, когда велся телефонный разговор с Тучковым.

В своей беседе с Евдокимом Тучков заявил о необходимости переформирования обновленческой церкви. “С этим я совершенно согласен”, - ответил митрополит и тут же произнес в телефонную трубку сорокаминутную речь.

Терпеливо выслушав, Тучков вежливо заметил:

- Благодарю вас, Василий Иванович, за столь подробное сообщение. И надеюсь поговорить с вами в Москве, когда будут для этого подходящие условия.

- А сейчас? Ведь я на пути в Москву.

196

- Думаю, что сейчас еще рано [16].

Судя по последующим событиям, легко себе представить, о чем говорил митрополит Евдоким. Внутренняя слабость обновленческого раскола после освобождения патриарха стала для всех очевидной. Для того чтобы обновленчество могло импонировать народу или хотя бы стать для него сколько-нибудь приемлемым, следовало его перестроить. Евдоким предложил прежде всего вернуться к традиционным церковным формам, упразднить столь дико звучащие в церковном быту “центральные комитеты”, “губкомы” и “райкомы” и назвать верховный орган по-старому Синодом. Затем следовало отмежеваться от наиболее дискредитированных лидеров, в первую очередь от Красницкого. Далее программа митрополита Евдокима предусматривала переговоры с патриархом, которые должны были вестись, однако, “с позиции силы”.

Прибыв в двадцатых числах в Москву, новый обновленческий вождь застал здесь подготовленную для реорганизации почву. Прежде всего он обнаружил внезапную пропажу: В. Д. Красницкий бесследно исчез из Москвы, исчез столь же внезапно, как появился. По “чьему-то” совету он уехал обратно в Питер для того, чтобы превратиться в настоятеля Владимирского собора. Затем в Москву было экстренно вытребовано несколько робких растерянных стариков из архиереев старого поставления, которые никак не могли понять, чего от них хотят, и робко жались к Евдокиму, которого они помнили еще молодым преуспевающим монахом - ректором Московской духовной академии.

Конец июля и начало августа - время наиболее бурной деятельности Евдокима. За две недели ему удалось достигнуть консолидации раскола. Митрополит Евдоким обладал энергией не меньшей, чем Красницкий. Однако манеры у него были другие. Величавый и надменный князь церкви, митрополит Евдоким в этот момент импонировал решительно всем. Обновленческие батюшки подобострастно склонялись перед высоким духовным сановником, почуяв, наконец, привычную для них властную руку старорежимного архиерея. В иностранных посольствах митрополит Евдоким принимал вид образованно-

197

го европейца, чему очень способствовала его великолепная английская речь. Представителям вселенских патриархов и ученым теоретикам обновленчества из бывших академических профессоров импонировал диплом магистра богословия, полученный еще в 1898 г. Наконец, народ, бесцеремонно выталкивающий из церквей обновленческих батюшек, умолкал при появлении старого архиерея в белом клобуке, с генеральской осанкой, с барской пренебрежительностью в обращении.

В августе 1923 г. в Троицком подворье собрался пленум Высшего Церковного Совета. Решения этого пленума - поворотный пункт в обновленчестве. Приводим поэтому здесь полностью протокол пленума.

“Протокол № 1

заседания пленума Высшего Церковного Совета от 8 августа 1923 г.

Присутствовали: председатель пленума митрополит Евдоким, митрополиты Симбирский Тихон и Сибирский Петр, архиепископ Рязанский Вениамин, Тульский Виталий, Смоленский Алексий и Пинский Сергии, епископ Дмитровский Георгий, протоиереи В. Шаповалов, П. Красотин, С. Коварский, А. Боярский, И. Журавский, Д. Соловьев, протодиакон С. Добров, управделами А. И. Новиков, В. Н. Львов.

Слушали: доклад управделами ВЦС А. Новикова о происшедших переменах за истекший период со времени прекращения работ Священного Собора Российской Православной Церкви 1923 года.

Постановили: доклад принять к сведению.

Расширить состав пленума вводом в него старейших иерархов в лице здесь присутствующих: митрополита Тихона, архиепископа Рязанского Вениамина, архиепископа Тульского Виталия и имеющих прибыть епископов — Петроградского Артемия и Пензенского Макария.

Слушали: предложение митрополита Евдокима о необходимости безотлагательно для блага Российской Церкви:

1. Восстановить связь с заграничными Восточными Церквами, послать полномочных авторитетных представителей Священного Синода на Восток, а также в Европу, Англию и Аме-

198

рику.

При этом Высокопреосвященным митрополитом Евдокимом было отмечено, что 7 августа к нему на Троицкое подворье являлись с официальным приветствием представители восточных патриархов: Константинопольского - архимандрит Иаков, и Александрийского - архимандрит Павел.

Во время ответного визита архимандритом Иаковом было заявлено митрополиту Евдокиму, что о всех происшедших церковных переменах уже сообщено в благоприятном смысле Вселенскому Константинопольскому Патриарху.

2. Восстановить теснейшую связь с местами и широкими народными массами.

3. Впредь до нового Собора верховному органу управления Всероссийской Православной Церкви именоваться не Высшим Церковным Советом, а “Священный Синод Российской Православной Церкви”.

4. Объединить все обновленческое движение, забыть навсегда все разделения и разногласия.

Благовествовать в духе мира и любви под единым вековечным знаменем “Единая, Святая, Соборная Апостольская Церковь”, руководствоваться постановлениями Вселенских Соборов, Русской Православной Церкви и распоряжениями Святейшего Синода.

5. Обратиться с воззванием ко всем верующим от имени Святейшего Синода и старейших иерархов Православной Церкви с призывом к миру и единению, с осуждением действий бывшего патриарха Тихона ведущего Церковь по пути раскола церковного и на новую кровавую Голгофу.

6. Приступить немедленно к изданию двухнедельного журнала “Вестник Священного Синода”. Первый номер “Вестника Священного Синода” должен быть выпущен в свет не позднее как через 10 дней.

7. Пересмотреть список уволенных на покой, преданных епископов с тем, чтобы воспользоваться их трудами в деле восстановления мира церковного.

Постановили единогласно:

Признать за благо предложения Высокопреосвященного

199

митрополита Евдокима, принять и утвердить их”. (Вестник Священного Синода РПЦ, 1923, сентябрь, № 1, с. 7.)

Август 1923 года - важнейшая веха в истории обновленчества — начало нового, “синодального” периода.

Каковы особенности этого периода?

Прежде всего следует отметить исчезновение всех экстравагантностей первого года. Ликвидация группировок с их ЦК, фракциями, платформами была, безусловно, правильным шагом не потому, что эти явления плохи сами по себе, а потому, что политическая терминология, перенесенная на церковную почву, производила совершенно карикатурное впечатление. Во всем этом было что-то балаганное, все равно как если бы первый секретарь партии вдруг стал бы называться коммунистическим патриархом.

С этого времени обновленчеству становится присуща внешняя монументальность форм. Грамоты Священного Синода, написанные нарочито архаическим стилем, пышность архиерейских богослужений, византийская терминология: “Изводилось Нашей мерности”, “Писана сия грамота в лето от сотворения мира” и т. д. Все это делало обновленчество слепком с официальной церкви и давало определенный положительный результат: таким образом удавалось кое-где примирить с обновленцами старорежимных людей.

Синодальный период был, однако, полным вырождением обновленческой идеи. Первый вопрос, который появлялся у всякого беспристрастного наблюдателя, был следующий: “Да из-за чего сыр-бор разгорелся?” Из-за чего происходит раскол, если ни в чем нет никакой разницы? И ответить на этот вопрос было довольно трудно. Впрочем, митрополит Евдоким явно вел курс на примирение с патриархом.

Эта тенденция сказалась, между прочим, и на самом составе Синода

В Синод входили следующие лица:

Председатель Священного Синода - Евдоким, митропо-

200

лит Одесский и Херсонский.

Тихон, митрополит Симбирский.

Константин, архиепископ Гомельский.

Виталий, архиепископ Тульский и Епифанский.

Артемий, архиепископ Петроградский и Лужский.

Сергий, архиепископ Томский.

Петр, архиепископ Воронежский.

Алексий, архиепископ Смоленский и Дорогобужский.

Георгий, архиепископ Красноярский и Енисейский.

Протоиерей Павел Красотин.

Протоиерей Александр Боярский.

Протоиерей Дмитрий Адамов.

Протоиерей Сергий Канарский.

Протодиакон С.Добров.

В.Н.Львов.

Управделами Священного Синода А. И. Новиков.

(Вестник Священного Синода, 1923, № 1, с. 1.)

Присмотримся пристальнее к лицам, взявшим на себя в эти кризисные дни для обновленчества всю полноту ответственности. Прежде всего, бросается в глаза отсутствие в Синоде главных вождей обновленчества: В. Д. Красницкого и А. И. Введенского. Их устранение преследовало двоякую цель: освободиться от наиболее скомпрометированных в глазах народа людей и обеспечить переговоры с патриархом, так как неудобно было иметь в этот момент в составе Синода двух человек, которые еще два месяца назад с пеной у рта требовали низложения патриарха Тихона.

Сразу бросается в глаза наличие в составе Синода нескольких архиереев старого доставления. Наиболее типичным из них является преосвященный Вениамин. Его биография, обстоятельства его перехода к обновленцам, его последующая роль в обновленчестве - все это в высокой степени типично.

Архиепископ Вениамин (в расколе митрополит Вениамин, в миру Василий Антонович Муратовский) родился в 1856 г. в семье сельского священника, около Казани. Окончив духовную семинарию, Василий Антонович сразу же женился на поповой дочке и принял сан

201

священника. Человек спокойный, хладнокровный, добродушный, он, вероятно, так бы и остался священником Казанской Духосошественской церкви, если бы не семейное несчастие - смерть жены. Овдовев, духосошественский батюшка поступает в Казанскую духовную академию и вступает на стезю духовной карьеры. Принятие монашества, получение кандидатской степени, возведение в сан архимандрита... В 1896 г. архимандрит Вениамин переводится в Петербург где в это время митрополитом является его казанский земляк - Антоний Вадковский.

26 октября 1897 г. архимандрит Вениамин был рукоположен во епископа Ямбургского - викария Петербургской епархии. Хиротонию совершал митрополит Антоний в сослужении сонма архиереев, самым младшим из которых был рукоположенный за два дня до этого епископ (будущий Святейший патриарх Тихон).

10 июля 1901 года епископ Вениамин получает в управление Калужскую епархию. 31 декабря 1914 года он становится епископом Симбирским. 1 мая 1915 года он возводится в сан архиепископа.

Ученик митрополита Антония, владыка Вениамин был умеренным либералом, что вполне соответствовало его мягкой добродушной натуре. Как нельзя лучше его характеризует следующий эпизод. Однажды, в предвоенные годы, к владыке пришел один из симбирских священников с отчетом о борьбе с пьянством (тогда начинали входить в моду общества трезвости). Батюшка на этот раз набрался храбрости и написал в отчете, что “начальство лучше, чем требовать отчетов у духовенства, закрыло бы кабаки”. Написал, подал архиерею и схватился за голову: “Что я наделал!” За такой отчет вполне можно было ожидать увольнения за штат и запрещения в священнослужении. Через три дня вызывают батюшку к Преосвященному. Идет, как на казнь. Выходит владыка Вениамин с отчетом в руках, отдает его священнику с улыбочкой и говорит: “Нате-ка, отец протоиерей, ваш отчет, перепишите-ка”.

202

Так мягко и либерально управлял своей епархией, в здравии и спасении, в тишине и в ладу со всеми, и дожил бы владыка до глубокой старости, чаруя паству своим почтенным видом (он был удивительно похож на святочного деда), как вдруг налетел революционный шквал.

В 1919 году при отступлении белых из Симбирска владыка не устоял перед искушением - отступил с ними и застрял где-то в Сибири. Эта “эвакуация” и стала для него камнем преткновения - вечно ему все из-за нее угрожали и вечно его этой “эвакуацией” попрекали.

13 июля 1920 года владыка был назначен в Рязань. Здесь и пережил самые тяжелые времена церковной смуты: тут его и в тюрьму сажали, и выпускали, и под суд отдавали, пока владыка не признал “Живой Церкви”. Тут только его оставили в покое. Тотчас после освобождения патриарха Тихона архиепископ приехал в Москву, приветствовал его со слезами на глазах и, вернувшись в Рязань, издал указ по епархии о присоединении к патриарху и стал поминать его за богослужением.

(См.: Церковное обновление, Рязань, № 14.)

5 августа у владыки был произведен обыск, и он был арестован и экстренно увезен в Москву. В августе 1923 г. он уже принимает участие в заседаниях Синода, а 9 августа обращается к рязанской пастве со следующим воззванием:

“Духовенству Рязанской епархии. внезапно уехав в Москву и будучи приглашен в заседание Высшего Совета, а ныне Священного Синода Российской Православной Церкви для активного участия такового как член, я бесповоротно решил идти навстречу церковно-обновленческому движению в духе православной церкви, без всякого тяготения к так называемому тихоновскому движению. На этот путь приглашаю вступить и всех вас, досточтимые отцы и братия.

При сем долгом имею сообщить вам, что отныне в Священном Синоде не существует никаких отдельных обновленческих групп, все они соединились воедино, под именем “Единой Святой Соборной Апостольской Церкви”. Молитвенно

203

призываю Божие споспешествующее благословение на всех вас и ваших пасомых.

Божией милостью смиренный Вениамин, архиепископ Рязанский, член Священного Синода РПЦ. г. Москва, 1923 г., августа 9-го дня”. (Церковное обновление, 1923, № 15, с. 4.)

В Рязань владыка не вернулся: в сентябре он украшает свои седины белым клобуком, который необычайно ему идет, будучи назначен митрополитом Ярославским, впоследствии Ленинградским, 8 января 1924 г. он избирается Председателем Священного Синода, в 1929 г. - митрополитом Московским и Коломенским, в каковом сане он мирно почил в 1930 ГОДУ.

Совершая торжественные богослужения и благословляя толпы молящихся, владыка не очень утруждал себя управлением церковью, передоверив все дела А. И. Введенскому, а управление Ленинградской епархией - Н.Ф.Платонову.

Владыка был строгим монахом, кристально честным человеком, никогда в жизни не совершил лично ни одного бесчестного или зазорного поступка. За свою нравственную чистоту он пользовался большим уважением не только со стороны обновленцев, но и со стороны староцерковников, о чем свидетельствует следующий документ, найденный нами в архивах:

“Московская Патриархия Заместитель патриаршего Местоблюстителя № 1180 29 апреля 1929 г. Москва

Высокопреосвященный Владыко!