— Ваше Высокопреосвященство, Вы близко знали приснопамятного Владыку Никодима. Расскажите о том, как произошло Ваше знакомство с митрополитом? Какое впечатление он произвел на Вас?

— Первый раз я увидел митрополита Никодима 25 декабря 1965 года, когда еще школьником приехал в Ленинград и вечером, зайдя в храм Духовной Академии, попал на всенощное бдение, после которого происходило наречение во епископа Зарайского нынешнего митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. Возглавлял богослужение митрополит Никодим. У меня, как у всякого жившего в провинции, было в то время к митрополиту Никодиму довольно осторожное отношение. Ведь надо помнить, что церковная жизнь в средствах массовой информации никак не освещалась (Церковь существовала в абсолютном информационном вакууме), специально создавалось впечатление, что ее как бы и вообще не существует. После завершения воинской службы при подготовке к поступлению в семинарию (а я хотел учиться в Московской Духовной семинарии) возникли сложности: из Белоруссии, где жили мои родители, поступить было невозможно, так как, по мнению республиканской власти, верующей молодежи здесь уже не было, и Минский митрополит Антоний посоветовал мне уехать в другую епархию. В результате разных перипетий я случайно на Страстной неделе оказался в Ленинграде и зашел в Духовную Академию, чтобы встретить одного моего знакомого, и здесь столкнулся с митрополитом Никодимом. Попытка спрятаться за колонну не удалась: через одного из сопровождающих Владыка подозвал меня к себе, спросил, кто я такой, и, услышав мою фамилию, сразу вспомнил, что с моим отцом, протоиереем Львом Церпицким, учился на заочном секторе Духовной Академии. Поинтересовавшись, что я здесь делаю, Владыка пригласил меня к себе на беседу. Когда я увидел в приемной целую толпу народа, мне подумалось, что ждать этой беседы придется до самой поздней ночи (позже я узнал о реальности такой перспективы). Однако мы прошли с ним в его кабинет, и как-то само собой получилось, что я рассказал ему о своих проблемах с поступлением в семинарию. Беседа была такой простой и непринужденной, что моя напряженность незаметно исчезла. Мы беседовали довольно долго, и меня чрезвычайно поразили манера и тональность беседы. Ведь передо мной сидел известный на весь мир человек, второе лицо в Русской Православной Церкви, а говорил он со мной очень просто, как с равным. Нужно сказать, — и это отмечают практически все, кому приходилось общаться с митрополитом, — Владыка Никодим обладал харизмой собеседника, так что беседующий с ним не чувствовал себя стесненным и располагался к разговору.

Владыка обещал помочь мне, хотя и для него оказалось нелегким преодолеть этот белорусский рубеж. Но с Божией помощью все устроилось, и меня приняли в штат иподиаконов епископа Смоленского.

После моего поступления в Ленинградскую семинарию Владыка иногда приглашал меня к себе для беседы.

Через год Владыка неожиданно предложил мне стать его келейником, а еще позже и личным секретарем. Это были трудные для меня пять лет, но очень полезная школа. Именно в эти годы я видел митрополита Никодима и в официальной среде, где чувствовалось, глядя на него, что он — «князь Церкви», и наедине, где перед тобой представал глубоко верующий монах, строгий к себе и снисходительный к другим.

Начиная с его первого инфаркта (25 марта 1972 года) и до его кончины, с перерывом в три года, которые я провел в Риме, мне пришлось находиться рядом с ним неотступно. И чем дольше я был с ним, тем больше открывал его для себя и убеждался в тенденциозности и того, что раньше слышал про митрополита, и того, что продолжали «говорить».

Обращал ли он на это внимание? Владыка был в курсе того, что «говорят», но он сознавал всю ответственность своего служения Богу и Церкви в конкретных исторических условиях и, по слову апостола, «как бы видя Невидимого, был тверд» (Евр. 11, 27) в осуществлении своего призвания. Один раз, в начале моего келейничества, я решил уйти от митрополита, в это время находившегося в далекой поездке. Дождавшись его возвращения и улучив момент, я прямо ему сказал, что ухожу от него, поскольку слышал одну неприятную вещь, суть которой и рассказал. Владыка спокойно посмотрел на меня и четко ответил: «Батюшка, говорят про всех, но ты должен понимать, почему и для чего. Я служу одному Богу и тружусь для Его Церкви, поэтому судить меня будут Бог и история. И тебе советую руководствоваться этим, иначе ничего не сможешь сделать». Это был очень сильный ответ духовно сильной личности.

— Расскажите, пожалуйста, о внутренней политической ситуации в СССР в те годы, когда Владыка Никодим осуществлял свое архипастырское служение. Что было сделано Владыкой Никодимом для укрепления Православной Церкви в атеистическом государстве?

— Люди старшего поколения помнят, чем обернулась для Церкви «хрущевская оттепель»: новой волной антирелигиозной кампании, которая должна была завершиться через двадцать лет «показом по телевидению последнего попа». По мнению идеологов этой политики — Церкви нет места в светлом будущем. Этот период был не менее трагичен в сравнении с довоенным: сколько было исковеркано человеческих жизней — как членов Церкви, так и симпатизирующих; на 60-е годы приходится массовое закрытие храмов, монастырей и их разрушение; изъятие из действующих храмов церковных ценностей для передачи в музеи; разрушение уклада церковноприходской жизни. Вся государственная машина работала над претворением в жизнь ленинских принципов в отношении к религии.

Поэтому перед Владыкой Никодимом, являвшимся к этому времени председателем Отдела внешних церковных сношений и постоянным членом Священного Синода, стояла задача помочь Церкви выжить в этих условиях. Насколько успешной была его деятельность, действительно, рассудят Бог и история, но его оппоненты оценивали ее уже при жизни Владыки. В частности, ленинградский уполномоченный на вопрос одного из руководителей Совета по делам религий заметил, что митрополит Никодим воссоздал в Ленинграде за три года то, что в течение десяти лет разрушалось противниками Церкви. А в Новгороде после присоединения епархии к Ленинградской митрополии один из идеологических работников высказался так: «Зря мы убрали Сергия (архиепископа Новгородского), тот был спокойный, а этот (то есть Никодим) наломает нам дров». Известный фуровский отчет (Речь идет об отчете Совета по делам религий при Совете Министров СССР для членов ЦК КПСС, который под заглавием «Церковные кадры и меры по ограничению их деятельности рамками закона» и за подписью заместителя председателя Совета В. Фурова был опубликован в «Вестнике Русского Христианского движения» (1979, № 130, с. 275—344). — М. Ю.) при оценке архиереев того периода относит митрополита Никодима к числу лояльно относящихся к советскому государству, но при этом заботящихся об интересах Церкви. Мне помнится, как в один из приездов Владыки в Новгород один престарелый священник ему сказал: «От успеха Вашей внешней деятельности зависит наше положение внутри».

— Какова была кадровая политика митрополита Никодима?

— Главной линией кадровой политики митрополита Никодима явилась защита и укрепление Церкви. В этом ключе нужно рассматривать его деятельность как постоянного члена Священного Синода, руководителя синодального учреждения и епархиального архиерея значимой в нашей Церкви митрополии.

Как синодал и председатель ОВЦС Владыка митрополит отвечал за внешнюю деятельность Русской Церкви, и период его управления обозначился активизацией контактов с Православными Церквами, налаживанием связей и установлением богословских диалогов с протестантскими конфессиями, Римско-католической Церковью, Древними Восточными Церквами. Особое значение Владыка придавал поиску контактов и канонического единства с русской диаспорой. Много трудов было положено на поиск контактов и диалога с нашими старообрядцами, что дало свои плоды: на Поместном Соборе 1971 года по инициативе митрополита Никодима были сняты клятвы на старые обряды и на придерживающихся их.

Деятельность такого размаха требовала знаний и широты кругозора как от самого руководителя, так и от его помощников. Подбору кадров и их подготовке Владыка уделял большое внимание и был требователен; по его инициативе при МДА была открыта аспирантура, в которую принимали выпускников наших Духовных академий Москвы и Ленинграда. По общему мнению, качественный уровень наших делегаций на межцерковных форумах с тех пор значительно возрос.

Внешняя деятельность оказывала влияние и на положение Церкви внутри страны. В частности, высокий авторитет нашей Церкви за рубежом мало-помалу менял и наше внутреннее положение. За счет ротации кадров (епископов, священников) в заграничных церковных представительствах шло и их обновление на кафедрах, в приходах. Сама жизнь того времени невольно подвигала митрополита Никодима как председателя ОВЦС заниматься и внутрицерковными проблемами, так как из разных епархий поступали к нему письма, обращения с просьбой о помощи в связи с беззакониями, творящимися на местах.

— Каким был митрополит Никодим как епархиальный архиерей?

— Общецерковное служение митрополита Никодима было неотделимо от его служения как епархиального архиерея. За свою короткую жизнь Владыка являлся правящим архиереем Ярославской (23. XI.1960 — 4. VIII.1963), Минской (4. VIII — 9. X.1963) и Ленинградской (с 9. X.1963) епархий, а с 1967 года — также и Новгородской. В Ленинградскую митрополию как благочиние входила и Олонецкая епархия.

Старшее поколение духовенства и мирян помнит, как с приездом в Ленинград нового митрополита начала постепенно оживляться церковная жизнь.

В первую очередь было обращено внимание на богослужение, которое в то время являлось, по мнению Владыки Никодима, не только молитвой, но и формой проповеди. Поэтому его богослужения всегда совершались очень торжественно, чинно, без всякой суеты, при большом стечении духовенства, а также народа — как молящегося, так и пришедшего «посмотреть на Никодима». При митрополите Никодиме в Ленинград приезжало много разных церковных делегаций, которые бывали потрясены увиденным в северной столице. Многие жители кафедрального города до сих пор помнят красоту и торжественность богослужений, возглавлявшихся митрополитом на Рождество, Пасху и особенно в праздник святого благоверного князя Александра Невского, когда величественный Троицкий собор Александро-Невской Лавры вмещал в себя до 13 тысяч молящихся.

Владыка Никодим очень любил церковное пение. У него была хорошая фонотека с русскими, болгарскими, сербскими, греческими церковными песнопениями. В своем рабочем кабинете, будь то в Ленинграде или в Москве в Серебряном Бору, митрополит часто трудился за письменным столом под тихое звучание церковной музыки.

Владыка уделял большое внимание тому, чтобы молящийся народ пел за всенощным бдением и Божественной литургией. Его детищем был хор ленинградского духовенства. Этот хор пел за богослужением не только в Ленинграде, но и в Москве, в частности, во время интронизации в 1971 году Патриарха Пимена, — тогда же вышла первая его пластинка. Для того чтобы этот хор существовал, митрополиту Никодиму потребовалось преодолеть сильное противодействие со стороны определенных госструктур. И нужно было видеть, с каким воодушевлением духовенство собиралось на спевки хора, и не только потому, что священнослужители любили и умели хорошо петь, но это была для них еще и возможность пообщаться и поделиться своими горестями и проблемами, которых было много.

После праздничных богослужений Владыка приглашал к себе на трапезу служащее и поющее духовенство. Это была не столько трапеза, сколько форма общения архипастыря со своим духовенством; это была одна из немногих возможностей преодолеть границы того гетто, в которое государство пыталось загнать духовенство и Церковь.

Многое значило для духовенства и личное общение со своим архипастырем в официальной обстановке или в своей семье по случаю какого-нибудь семейного события.

Всей своей деятельностью Владыка Никодим пытался убедить своих клириков в том, что они не просто требоисполнители, но должны быть пастырями в самом высоком смысле этого слова.

В 1967 году к Ленинградской епархии решением Патриарха Алексия I и Священного Синода была присоединена древняя Новгородская епархия. К этому времени здесь сложилась довольно сложная церковная ситуация: готовилось упразднение епархии. Архиепископ Новгородский и Старорусский Сергий (Голубцов) был человеком интеллигентным и образованным, но по своему характеру слишком мягким, чтобы противостоять тому организованному натиску, с которым местные власти стремились ликвидировать религиозную жизнь в области. Поэтому по решению Синода Русской Православной Церкви митрополиту Никодиму предлагалось взять епархию под свое попечение. Владыка был тогда председателем ОВЦС, занимался международной деятельностью, и предполагалось использовать его личный авторитет и многочисленные международные связи для того, чтобы приостановить уничтожение древнейшей епархии Русской Православной Церкви. В Новгороде в то время оставалась всего одна маленькая церковь во имя апостола Филиппа на окраине города. В большие праздники молиться там было очень трудно, потому что народу собиралось столько, что стены «плакали». Митрополит приезжал обычно на праздник иконы Знамения Божией Матери, на день святителя Никиты, да несколько раз в течение Великого поста. Постепенно он стал привозить с собой зарубежные делегации. Естественно, это вызывало крайнее недовольство местной власти. Новгород, в общем-то, был закрытым городом, и митрополиту стоило больших трудов через Москву «пробивать» эти поездки. Я был несколько раз свидетелем его очень эмоциональных телефонных разговоров с Советом по делам религий. Но постепенно к этому привыкли, и тогда появилась возможность поставить в храме новый, исполненный в древнерусском стиле иконостас.

Построили архиерейский дом, епархиальное управление. Рядом с церковью апостола Филиппа нашли фундамент древней Никольской церкви, и там началось строительство, как тогда говорили, нового храма. Мало-помалу местные власти стали привыкать к тому, что православная вера — это не удел нескольких бабушек. Религиозная жизнь в Новгороде приобретала все более конкретные очертания. Кроме того, после инфаркта митрополиту Никодиму врачи рекомендовали почаще выезжать за пределы Ленинграда, поскольку климат его очень неблагоприятно влиял на здоровье Владыки. А Новгород митрополит очень любил и прекрасно знал его историю. Наконец, у него появилось больше свободного времени, так как обязанности по ОВЦС он передал митрополиту Ювеналию. Владыка стал часто бывать в Новгородской епархии.

Вспоминается такой случай. Однажды отец Михаил Елагин, тогдашний секретарь Новгородского епархиального управления, в дни пребывания митрополита в Новгороде устроил ему посещение Софийского собора и приурочил это мероприятие к тому времени, когда там пел религиозные песнопения хор Юрлова. Конечно, это произвело на Владыку большое впечатление. Он медленно прошел в алтарь, встал на горнее место и с некоторой грустью, но твердо, сказал: «Вот мое место».

В первые годы после торжественного богослужения на праздник Знамения, — обычно это бывало вечером, когда поменьше народу, — Владыка ходил в музей, где тогда висела чудотворная икона. Обязательно вполголоса пропевал перед образом тропарь с кондаком и благоговейно крестился. Вскоре об этой традиции узнали верующие люди и стали собираться на этот краткий молебен в музее. Правда, продолжалось это недолго, музей в этот день стали закрывать под различными благовидными предлогами.

Очень любил митрополит Никодим посещать Хутынский монастырь, в то время — место развалин, всеми брошенное и, казалось, забытое. Грустное это было зрелище! Казалось, легче построить все заново, чем восстанавливать эти руины. Но все же было видно, особенно зимой, что верующий народ не забыл место упокоения своего великого молитвенника преподобного Варлаама Хутынского.

Для тех, кто сопровождал Владыку в Новгород, такие поездки были возможностью не только соприкоснуться со святынями древней земли Русской, но и услышать из уст митрополита интереснейшие рассказы из истории нашей Церкви, связанной с этим краем.

Среди епархиальных дел митрополит Никодим сугубо пристальное внимание уделял Ленинградским Духовным школам, которые к моменту его назначения в Ленинград в 1963 году были, в силу антирелигиозной кампании, на грани закрытия и которые находились в его непосредственном ведении как правящего архиерея.

Первое, что сделал Владыка, — открыл факультет иностранных студентов, и первыми студентами были православные негры из Кении и Уганды, а затем из Эфиопии и других стран третьего мира (впоследствии здесь училась и молодежь из западных стран). Конечно, это было мудрым решением, поскольку в СССР проявляли особый интерес к этим развивающимся странам.

Основной болью и заботой митрополита были те наши сограждане, которые учились или собирались учиться в Духовных школах: в них, полагал он, — будущее нашей Церкви. Конечно, Владыка знал о тех проблемах, с которыми приходилось сталкиваться желающим поступить в эти школы. Владыка, по его замечанию, буквально «пробивал» каждую кандидатуру, предварительно подробно ознакомившись с личным делом абитуриента. Сам потом, если удавалось, присутствовал на вступительных экзаменах, встречался с поступившими и вручал каждому экземпляр ценного тогда брюссельского издания Нового Завета. Он посещал лекции в семинарии и Академии, присутствовал на экзаменах в конце года.

В процессе обучения каждый воспитанник семинарии и студент Академии имели возможность не единожды лично пообщаться с митрополитом. Каждого он знал по фамилии и имени, знал его домашние проблемы.

Владыка уже тогда был болен, ему предписывалось совершать пешие прогулки, на которые иногда приглашались конкретные лица, а иногда тот, кто попался навстречу: «Пойдем, брат, погуляем». Эти прогулки запомнились многим, ибо оказались впоследствии для них ориентиром в их уже самостоятельном служении. Конечно, желающих пообщаться с Владыкой всегда оказывалось много.

Очень важным было то обстоятельство, что резиденция митрополита Никодима в Ленинграде находилась под одной крышей с Духовной школой.

Большое внимание уделялось и учебному процессу, работе с профессорско-преподавательским составом. На «чай» к митрополиту приглашались преподаватели для обсуждения тех или иных вопросов, для обсуждения учебных программ кафедр и улучшения учебных пособий. Когда мог, Владыка обязательно присутствовал на заседаниях Ученого Совета, журналы которых утверждал сам как правящий архиерей.

Очень торжественно проходили праздники, после которых бывали общие собрания в актовом зале. На них выступал сам Владыка и профессора Академии с лекциями (актовыми речами) на различные интересующие всех темы.

Всякий раз, возвращаясь из зарубежных поездок, митрополит устраивал в актовом зале встречу со студентами, на которой рассказывал о поездке, ее цели, и каждый студент мог задать ему вопрос по теме встречи.

— Владыка Никодим был одним из инициаторов вступления Русской Православной Церкви в экуменическое движение. Каковы были взгляды митрополита Никодима на экуменизм?

— Глубоко ошибаются те, кто считает, что митрополит Никодим был сторонником экуменического движения по каким-то сугубо политическим причинам или потому, что это было единственным шансом вывести нашу Церковь из внутренней изоляции и не позволить ее уничтожить. Это только сопутствующие причины. Главным все же было его внутреннее убеждение, что единство Церкви не только можно восстановить в определенных вероучительных границах, но и то, что эта деятельность совпадает с волей Божией, выраженной в молитве Господа нашего Иисуса Христа в Гефсиманском саду словами: «Да будут все едины…» Другой вопрос, какими средствами эта цель может быть достигнута и на каком вероучительном фундаменте. Он был убежден, что для этого необходимо пройти долгий путь богословского диалога, посредством которого должны выявиться вероучения различных христианских конфессий, тенденции их развития. Но через богословский диалог не всегда можно увидеть все стороны религиозной жизни. Люди должны учиться прежде всего уважительному отношению друг к другу, учиться жить рядом в мире и взаимопомощи. А для этого необходимо уметь интересоваться взаимными проблемами, ошибками и успехами. Экуменический диалог — это не политика извлечения пользы для себя или даже для своего народа, это извлечение пользы для Христа. Ведь Сам Господь сказал, что лучшей проповедью является пример взаимной любви. Однако истинная любовь не предполагает отречения от Истины. Она сама есть Истина. Здесь невозможны компромиссы, а только служение.

— Имя митрополита Никодима сегодня подвергается несправедливым нападкам со стороны людей, считающих себя церковными консерваторами, но в действительности стоящих на позициях, весьма далеких от официальной позиции церковного руководства. В частности, митрополита Никодима обвиняют в чрезмерной симпатии к Римско-католической Церкви…

— Митрополит Никодим всегда называл себя реалистом и никогда не руководствовался в делах церковной политики симпатиями. Римско-католическая Церковь — это ведь не какое-то случайное религиозное образование. Она имеет двухтысячелетние традиции и сотни миллионов последователей в мире. Она не только имеет огромное влияние на политические процессы, которые происходят в мире, но и во многом формирует облик западного человека и западного общества. Можно симпатизировать им или, наоборот, не любить, но игнорировать католиков просто невозможно. Кроме того, жить рядом в этом хрупком мире, исповедовать Христа распятого и воскресшего Богом и Спасителем и при этом не искать взаимопонимания, не учиться жить вместе в мире и любви, по-моему, противоестественно для христианина. И, зная Владыку, я могу свидетельствовать: что бы он ни делал, он всегда прежде всего думал о благе Русской Православной Церкви.

— Какова была роль митрополита Никодима в деле укрепления межправославных сотрудничества и солидарности?

— Я в те годы не занимался этими вопросами, однако могу сказать, что Православные Церкви митрополит Никодим не только очень хорошо знал, но и любил. Как известно, свою церковную международную деятельность Владыка начинал в Иерусалиме, там он выучил еврейский и греческий языки, и тема его диссертации была посвящена истории Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Знание им греческого языка чрезвычайно ценили его православные братья с Востока. Со многими православными архиереями его связывали узы дружбы. Митрополит считал приоритетной задачей для Православных Церквей подготовку Собора, который в силу различных исторических причин не собирался уже много столетий. Чрезвычайно много сил митрополит Никодим потратил, чтобы прорвать блокаду вокруг Афона. Он был настоящим монахом и любил монастырскую жизнь. У него была сокровенная мечта: создать монастырь в Ленинградской епархии; но, к сожалению, в то время это было невозможно. В межправославных отношениях тогда было много проблем, и митрополит пытался разрешить их посредством своих дипломатических способностей.

По его инициативе Русскую Православную Церковь посещали почти все главы Поместных Православных Церквей, что было чрезвычайно важно в то время. И на всех конференциях, которые проходили при участии делегаций Православных Церквей, митрополит всегда принимал самое активное участие в том, чтобы объединить всех православных, постараться выработать общую точку зрения на те или иные вопросы. Особенно это было важно, когда православные принимали участие в богословских дискуссиях с представителями инославных конфессий.

— Вы были свидетелем кончины митрополита Никодима. Расскажите, пожалуйста, о последней поездке Владыки в Рим, о последних днях и часах его жизни.

— В первых числах августа 1978 года митрополит Никодим возвратился в Ленинград из Чехословакии, где в Праге проходил Всехристианский Мирный Конгресс, после которого ему было предложено отдохнуть и подлечиться на одном из курортов — во Франтишковых Лазнях. После своего возвращения Владыка занимался епархиальными делами. 5 августа в праздник иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» (с грошиками) он совершил свою, как оказалось, последнюю архиерейскую Литургию в храме «Кулич и Пасха», где находился чудотворный образ. 6 числа вечером митрополит приехал в свою загородную резиденцию в Комарове, где я его ожидал после завершения моей римской командировки.

Владыка выглядел очень уставшим, хотя и приехал с отдыха. Около полуночи митрополиту позвонили и сообщили, что пришло известие из Рима о смерти Папы Павла VI.

Весь день 7 августа прошел в телефонных переговорах, а вечером я с ним выехал в Москву для последующей поездки в Рим на похороны. В Рим вылетели 9-го утром.

Первый день после прилета и размещения в Casa del Clero, где остановились официальные церковные делегации, прошел во встречах и обсуждении случившегося. Поздним вечером митрополит почувствовал нагрузку прошедшего дня, усугубленную той жарой, которая характерна для Рима в июле — августе. Поэтому после положенных в таких случаях медицинских процедур я остался у Владыки на ночь, на всякий случай приготовив все необходимое для оказания помощи. Хотя первая ночь и прошла спокойно, утренние медицинские показатели Владыки вызывали опасения. На предложение устроителей программы поселиться в предместье Рима, в предгорье Апеннин, где в это время года была освежающая прохлада, Владыка дал свое согласие. Для проживания ему были предоставлены покои в загородном доме для духовенства. Значительное ухудшение самочувствия побудило Владыку после похорон Папы Павла VI (12 августа) остаться в Италии до интронизация нового Папы Иоанна Павла I (3 сентября). Митрополит надеялся облегченную программу деловых встреч сочетать со столь необходимым ему отдыхом.

Правда, выезды в Рим на эти встречи давали себя знать: к концу дня поочередно в локтевых суставах рук и в суставах стоп появлялись как бы гематомы, сопровождавшиеся сильными болями в этих местах. Потом московский лечащий врач объяснит подобные явления как признаки затруднения работы сердца…

Не раз Владыка и мне, и другим сетовал, что июльский отдых с курсом лечения в Чехословакии на пользу ему не пошел.

31 августа митрополит Никодим съездил в Турин, где в том году была выставлена для поклонения Туринская плащаница, перед которой Владыка совершил молебен Спасителю. В силу консервативности местного архиепископа были препятствия к совершению православного молебна. Правда, эти проблемы разрешились, но неприятный осадок остался.

В дни, когда Владыка митрополит находился у себя, к нему иногда приезжали посетители, но большей частью он читал и внимательно следил за прессой, которая с момента смерти Папы Павла VI и до избрания нового Папы много писала по поводу преемника умершего и пыталась прогнозировать будущее Католической Церкви. Конечно, Владыке Никодиму как ответственному за внешнюю деятельность нашей Церкви все это было не безразлично, тем более что ходили упорные слухи о будущем Папе-консерваторе, а избрание кардинала Лучиани, Венецианского Патриарха, как бы подтвердило это.

Среди православных делегаций, прибывших на интронизацию, по поводу нового Папы также не было оптимизма.

Приближалось 3 сентября, день интронизации. Самочувствие митрополита было неважным. Как я заметил, после Турина состояние Владыки постоянно ухудшалось. 1 сентября по возвращении из Турина он попросил сразу отвезти его в загородную резиденцию, 2 числа выехал в Рим, но провел одну встречу и сразу же вернулся назад.

На следующий день вечером на площади святого Петра состоялась интронизация нового Папы Иоанна Павла I. Вечер был душный, и было видно, что Владыке тяжело. Сразу после церемонии я отвез его за город. Перед сном митрополит пожаловался, что у него заболел левый локтевой сустав. Я помог ему раздеться, сделал все необходимое. Ночь прошла спокойно.

4 числа утром Владыка встал бодрым, и мы отправились в Рим, где он провел целый день, принимая посетителей. Это был тяжелый день с точки зрения погоды: духота, низкая облачность, легкий ветер дул из Африки. Закончив поздно вечером прием, митрополит решил остаться ночевать в Риме, так как утром нужно было быть на аудиенции с новым Папой. Руководство коллегии «Руссикум» любезно предоставило митрополиту ночлег.

Перед сном я сделал все необходимое, связанное с медициной. Внешний вид Владыки и показатели давления вместе с прослушиванием сердца свидетельствовали о сильном утомлении. В его апартаментах было душно, а открыть окна не позволял сильный шум с оживленной улицы. Благословив, митрополит отправил меня отдыхать.

5 сентября в 7 утра, зайдя к митрополиту, я заметил, что ночь была беспокойной. Если после утреннего душа давление несколько упало, то сердечные тоны и пульс не улучшились.

Погода тоже не радовала: ночью легкий дождь и духота; утром — низкая облачность, духота и раскаты грома, свидетельствующие о приближении грозы. Уже с утра Владыка принимает нитроглицерин.

8.20 — очень медленно спускаемся к машине с помощью нитроглицерина, и так до последнего момента. Сильный ливень с грозой. Направляемся в Casa del Clero, место сбора церковных делегаций.

8.30 — приезжаем в Casa del Clero. Медленно и с трудом Владыка выходит из машины. Его состояние вызывает некоторую тревогу, но на вопрос сотрудника Секретариата: «Не нужна ли какая помощь?» — он просит не спешить и не суетиться. Входим в зал, где уже находятся многие делегации. Здесь, стоя, Владыка митрополит еще общается с присутствующими и затем, уже сидя, беседует с митрополитом Николаем Банатским.

8.45 — начинается отъезд делегаций в Ватикан. Ливневый дождь нарушает предусмотренный протокол, в суете все садятся в первые попавшиеся автомашины. Владыка с трудом выходит из здания, и оказавшаяся рядом болгарская делегация приглашает митрополита в свою автомашину. Не имея сил дойти до своей машины и по причине сильного дождя, митрополит отъезжает в Ватикан вместе с болгарами, а я сажусь в его автомашину. К тому же оказалось, что водитель машины, в которой ехал Владыка, не знал точного расположения ватиканских дворцов и запутался. В результате митрополит с болгарами прибыл позже, всего за 10 минут до папской аудиенции. Все эти накладки явно не способствовали улучшению его состояния.

9.30 — начинается аудиенция нового Папы в Папской библиотеке. Первой по списку идет делегация Русской Церкви. Сначала, в соответствии с принятым в Ватикане протоколом, для разговора с Папой приглашается митрополит Никодим, а через десять минут приглашают и меня как члена делегации.

Представив меня Папе, Владыка сел в кресло, и рядом с ним встал папский переводчик, у которого также был с собой нитроглицерин на всякий случай.

После краткого разговора с Папой я встал по правую руку от митрополита.

Папа, стоя, хотел что-то сказать, но в это время голова Владыки падает на грудь, тело начинает крениться, и раздается легкий хрип. Переводчик тут же подхватывает под локоть митрополита, я также подхватываю его под правую руку, и он, поддерживаемый нами, сползает с кресла на пол. Мы его положили, и хрип прекратился. Срочно вызывают врача. Папа в растерянности и дрожащим голосом спрашивает, что случилось, на что переводчик, хорошо знавший митрополита, отвечает, что Владыка Никодим был тяжело болен, многократно переносил инфаркт. Папа в испуге шепчет: «Он же может умереть». И, опустившись на колени, начинает молиться. По завершении молитвы митрополит, издав легкий хрип, умирает. Пришедшие врачи смогли только констатировать факт смерти. Это было в 9.45 по местному времени.

— В чем, на Ваш взгляд, значение митрополита Никодима для Русской Православной Церкви?

— В связи с этим вопросом я бы хотел напомнить слова митрополита Кирилла, сказанные им недавно в Петербургской Духовной Академии по случаю 20-летия со дня смерти митрополита Никодима: «Он всех нас поднял с колен». Потому что, как написал Святейший Патриарх Алексий II, Владыка митрополит Никодим «жил и совершал свое служение, дерзновенно свидетельствуя о жизнеспособности Православной Церкви после страшных перенесенных Церковью репрессий и перед лицом новых испытаний».

Архиепископ Новгородский и Старорусский ЛЕВ
(«Церковь и время». 1998. № 4 (7). С. 9—24)

Страница сгенерирована за 0.07 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com