19 августа 1947 года на праздник Преображения Господня я приехал вечером в Ярославский кафедральный собор помолиться. Войдя в собор, я подошел к свечному ящику, чтобы купить свечи. В это время входит настоятель собора отец протоиерей Николай Погельский и, обращаясь к продавцу свечей, спрашивает: «Монах тут?» «Да, — ответила продавец, — здесь. Он недавно пришел». Я насторожился. О каком монахе идет речь? Мне приходилось бывать в Ярославском соборе, духовенство я знал, среди них монаха не было. Мне очень захотелось увидеть монаха. Я знал, что меня в детстве называли тоже «монахом». Самому же мне никогда не приходилось такового видеть. Когда началась вечерня, на солею вышел молодой монах, чтобы произнести ектению. Женщины в народе среди молящихся стали о чем-то говорить. Я опять прислушался. Оказалось, что звать монаха Никодим, его сегодня на праздник Преображения Господня за Божественной литургией рукоположил владыка архиепископ Димитрий (Градусов) во иеродиакона. Ему всего лишь 18 лет. Прислушиваясь к шепоту женщин, я не сводил глаз с молодого иеродиакона, и у меня зрело внутри сознание, что я должен тоже быть монахом. И я со службы летел, как на крыльях.

Года через три я пришел в церковь села Песочное на праздник Толгской иконы Божией Матери. Ко мне подошел мужчина, дядя Миша, с которым мы часто встречались в Смоленском храме, что в селе Федоровском, и стал рассказывать, что в село приехал молодой батюшка и звать его «авва». В субботу после работы я пошел молиться ко всенощной в село Федоровское, чтобы увидеть нового батюшку «авву». После службы из алтаря вышел молодой священник в полумантии. Я подошел к нему под благословение. У псаломщика Павла Ивановича, с которым вдвоем мы и пели на клиросе, я узнал, что батюшка — молодой иеромонах и зовут его отцом Авелем. Вскоре я близко познакомился с отцом Авелем. После службы он приглашал меня к себе домой.

Второй раз я увидел отца Никодима в городе Тутаеве, в соборе, в 10-е воскресенье по Пасхе. Я знал, что 9-е воскресенье по Пасхе праздновали в церкви поселка Норское. Это неделя Всех святых, и я там часто на этот праздник бывал. А в 10-е воскресенье я приехал в Тутаев. Отец Никодим служил раннюю Литургию в нижнем храме. После службы я подошел к нему в алтаре под благословение. Представился и добавил, что я знаю хорошо отца Авеля.

На обратном пути я заехал к отцу Авелю в Федоровское. Там кого-то ждали, дорожка к дому была украшена цветами, накрыт стол. Вскоре прибыл отец Никодим. Я с отцом Авелем вышел встречать гостя. Мне было поручено вручать букет цветов.

Третий раз я встретил отца Никодима тоже у отца Авеля. Отец иеромонах Никодим живо интересовался Московской Духовной семинарией: какие предметы и кто преподает? По каждому предмету он задавал мне вопросы. Я ему отвечал, и, кажется, он остался доволен этими ответами.

Отец Авель рассказывал, что детство с отцом Никодимом они провели вместе в Рязани. Часто со службы в единственном тогда в Рязани Скорбященском храме они шли в село Никуличи, где жил отец Авель. До пострига отца Авеля звали Николаем, а отца Никодима — Борисом. По дороге до Никуличей у них было несколько остановок со священными названиями — Вифлеем, Иерусалим, Гефсиманский Сад. На каждой остановке они вспоминали повествование Евангелия о данном событии. Однажды зашел разговор о том, кто из них кем хотел бы быть. Коля высказал свои затаенные мысли: «Мне бы хотелось быть схимником, чтобы у меня был свой храм, где я молился бы, когда хотел и сколько хотел». Борю это не устраивало. Он сказал: «А я хочу стать Патриархом, чтобы принести пользу Церкви и послужить ей во славу Божию».

Желание каждого, высказанное от чистого детского сердца, Господь почти в точности исполнил. Николай (теперь архимандрит Авель, наместник Свято-Иоанно-Богословского монастыря) живет около храма и может молиться, когда захочет и сколько захочет. Борис (теперь покойный владыка митрополит) был Председателем Отдела внешних церковных сношений — правой рукой Патриарха — и мог от души потрудиться на пользу святой Церкви и во славу Божию.

Когда Борис учился на 2-м курсе Рязанского Педагогического института, это был жизнерадостный, общительный, веселый студент. Но иногда, как замечали, он углублялся в себя, сидел, держа руку в кармане. Там были четки, и он читал в это время молитву Иисусову.

Как-то я еще раз приехал в Тутаев на 10-е воскресенье по Пасхе в неделю Всех русских святых. Владыка Никодим, который в то время был уже секретарем Ярославского епархиального управления, служил раннюю Литургию. После службы он пригласил меня зайти в епархиальное управление, сказав, что там будет и отец Авель. В храме я познакомился с одним сверстником, и мы договорились сходить на источник, который находился километрах в пяти от храма. Когда мы пришли на источник, там женщины читали акафист. Мы с напарником прочитали тоже по кондаку и икосу, а затем, почерпнув воды в источнике, отошли в кусты, разделись и вылили на себя по ведру.

Затем я поехал в Ярославль, прямо в епархиальное управление. Там действительно был отец Авель. Отец Никодим позвал меня в свой кабинет и стал расспрашивать о Московской семинарии, о преподавателях, и кончилось тем, что он опять устроил мне экзамен по всем предметам. Помню, по общецерковной истории он спросил меня об арианстве. Сам он рассказал мне, как сдавал экзамен в Ленинградской семинарии по общецерковной истории. Ему был задан профессором вопрос о гностицизме. Последовал ответ: «А как бы вы хотели, чтобы я рассказал: кратко или полно?» Профессор решил услышать полный ответ. Знал ли тогда профессор, что владыка Никодим до самой своей кончины имел феноменальную память? И, удовлетворенный ответом, профессор поставил ему оценку «пять». Во время нашего разговора раздался звонок. Отец Никодим взял трубку. Звонил уполномоченный, который выражал недовольство, что какой-то учащийся семинарии читал акафист на источнике. Я сидел недалеко от телефонного аппарата, и мне было слышно, как уполномоченный недовольным тоном закончил: «Я прошу вас узнать и сообщить мне об этом учащемся». Я, конечно, понял, что речь шла обо мне и, кажется, покраснел от того, что причинил отцу Никодиму скорбь. Но, повесив трубку, он ни словом не обмолвился о неприятном для него разговоре и продолжал меня экзаменовать. Он не мог не заметить, что я покраснел во время его телефонного разговора, и, думаю, что на другой день он позвонил уполномоченному и сказал, что при всем желании не смог узнать имя и фамилию этого учащегося, но если ему когда-либо удастся узнать, то он непременно сообщит. Я понял, что работа секретаря епархиального управления не из легких. Везде нужна мудрость и осмотрительность, даже в таком, казалось бы, пустячном деле. Господь же наделил владыку Никодима и мудростью, и осмотрительностью, которые не оставляли его всю жизнь: не выйти из доверия у начальствующих и ни на йоту не повредить Божией Церкви.

Когда отец Никодим уже в сане архимандрита после окончания срока командировки прибыл из Иерусалима, где он был начальником Миссии, его назначили Председателем Отдела внешних церковных сношений.

9 июля 1960 года состоялось наречение его во епископа Подольского. 9 июля по новому стилю — праздник Тихвинской иконы Божией Матери. Свое детство владыка провел в родном храме, посвященном иконе Божией Матери Тихвинской, что в селе Пехлец Кораблинского района. При нем всегда была небольшая икона Тихвинская как материнское благословение. Ее владыка Никодим брал с собой во все свои поездки.

И вот теперь, как знамение благословения Царицы Небесной, наречение во епископа совершается в день Тихвинской иконы Божией Матери.

Помню, в Троице-Сергиевой Лавре записывали желающих поехать жить на Святую Гору Афон. Когда я узнал, что едет на Афон и архимандрит Авель, то записался тоже. Но с тех пор, как мое имя оказалось в списке ехавших на Афон, я стал тосковать, удивляясь самому себе. Но тоска овладевала мной все больше и больше. Я вспомнил, что в детстве не мог переночевать даже одну ночь в чужом доме. Один раз, когда я учился уже в 8-м классе, нас из школы отвезли в колхоз на уборку картофеля. После работы нам сказали, что ночевать мы будем здесь, так как завтра рано утром нужно выходить в поле. Но я затосковал и после ужина, никому ничего не говоря, отправился домой. До дома идти было далеко, километров пятнадцать вечером, да столько же завтра утром, чтобы поспеть к работе.

Так вот и теперь. Я почувствовал, что на Афоне, вдали от родных, я жить не смогу. Владыка митрополит Никодим прибыл в Троице-Сергиеву Лавру по каким-то делам. А я сразу к нему с просьбой. Он выслушал и сказал: «Ну, хорошо». Ни убеждать меня не стал, ни доказывать, что теперь это сделать уже трудно, так как списки отъезжающих на Афон уже поданы Святейшему Патриарху и в Совет по делам религий для оформления. Все трудности он взял на себя. Вскоре я узнал, что действительно в списках отъезжающих на Афон моей фамилии уже не было. Я облегченно вздохнул, как будто у меня камень свалился с плеч. И, сам себе дивясь, тут же стал готовиться к лекциям об Афоне в связи с исполняющимся тысячелетием Афонского Устава. Лекцию прочитал в актовом зале Московской Духовной Академии. Она прошла успешно. Кажется, все остались довольны, кроме одного меня. Если бы я поехал жить на Афон, то мне пришлось бы писать лекцию жизнью своей, своими скорбями, а не чернилами на бумаге.

Я стал замечать и другое. Когда бы мне ни приходилось беседовать с владыкой митрополитом Никодимом, я уходил от него с облегченной душой. Заметил я и другое еще: когда бы владыка Никодим ни приезжал в Лавру, в свободное время у двери его гостиничного номера всегда стояла толпа студентов, желая попасть к нему на прием. И он всех старался принять.

Владыка митрополит Никодим при каждой встрече приглашал меня заехать к нему в Отдел внешних церковных сношений в Москве на Рылеева, 18-а. Один раз я приехал к нему часов в 11 дня. У владыки на приеме было очень много народу. Ему доложили обо мне. Он вышел из кабинета и, указав мне, куда пройти, попросил его подождать. Я стал ждать. Жду час, другой, третий — у него все продолжается прием. Освободился он лишь в 11 часов вечера.

Стали ужинать. После ужина он нашел время, чтобы беседовать со мной. Я внимательно его слушаю, а время уже первый час ночи. И ему надо было отдыхать, да и мне ехать в Академию в Загорск. Я переоделся: надел все дорожное — плащ, шляпу. Он вышел меня провожать. В светском одеянии, по-видимому, он увидел меня впервые, так что при прощании воскликнул: «О, да ты как Лев Николаевич Толстой!» Получив благословение у владыки, я поехал восвояси. На будущее я, грешный человек, стал побаиваться его любезного приглашения, и если бывал в Москве, то ОВЦС старался объезжать стороной.

Как-то владыка Никодим прибыл в Троице-Сергиеву Лавру с какой-то иностранной делегацией. Я подошел к нему под благословение. Благословив меня, он сказал, чтобы я зашел к нему в номер гостиницы после 16 часов. В половине четвертого я пришел к нему прямо в номер, прождал до 11 часов вечера, а владыка все еще был занят и в номер не приходил. Я ушел в Академию, а утром рано опять пришел к нему в номер. Владыка митрополит уже встал. Увидев меня, он извинился, что заставил вчера долго ждать. В свой номер он пришел уже в первом часу ночи. Стал меня расспрашивать, как дела в Академии? Кто из профессоров мне больше всех нравится? Я назвал профессора Георгиевского Алексея Ивановича и профессора Сарычева Василия Дмитриевича. Он рассказал мне о своих любимых профессорах Ленинградской Духовной Академии. С большой любовью он отзывался о покойном профессоре Купресове, который в одной из бесед с ним сказал: «Позаботься о Церкви, она наша Мать». На этом мы расстались.

Вскоре, как я случайно узнал, двух моих любимых профессоров, Георгиевского и Сарычева, владыка вызывал к себе в кабинет на Рылеева, 18-а для беседы и предложил каждому, не сможет ли он поехать на одно из собеседований за границу. У профессора Георгиевского тогда был радикулит и он едва вошел в кабинет митрополита, поэтому его больше уже и не тревожили, а профессор Сарычев ездил за границу несколько раз. Один раз решался вопрос о женском священстве. Православная сторона вся высказалась против. Зато утром дверь каждого номера, где остановился православный богослов, женщины-протестантки завалили сломанными стульями, так что им пришлось выбираться из номеров с трудом. А я тогда решил в разговоре с многоуважаемым и любимым владыкой митрополитом вспоминать лучше об умерших уже любимых профессорах — дело будет спокойнее.

Я помню ректора Московской Духовной Академии отца протоиерея Константина Ружицкого. Во время молодежного фестиваля он был назначен ответственным за программу проведения фестиваля в Троице-Сергиевой Лавре. От Московской Духовной Академии и семинарии в нем принимали участие и учащиеся, человек десять, в числе них был и я. Нас готовили, устраивали беседы с нами. Ко дню фестиваля прибыли учащиеся Ленинградской Духовной Академии и семинарии.

Так вот, осторожный отец ректор протоиерей Константин Ружицкий своих учащихся распределил на тыловые позиции. Мы были расставлены у входа в храмы, на раздачу сухих пайков и т. д. На передовые же позиции были пущены учащиеся Ленинградской Духовной Академии и семинарии. Их задача была встречаться с иностранной молодежью, вести с ними беседы, отвечать на вопросы иностранцев. К концу дня, когда гости уехали в Москву, они долго вели оживленные разговоры, обсуждали свои успехи и единичные промахи. Душой этой группы был молодой семинарист Володя Поярков (ныне постоянный член Священного Синода митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий). Мы же, москвичи, только слушали их и удивлялись их боевому настрою.

15 апреля 1970 года в Московской Духовной Академии состоялась защита диссертации Высокопреосвященнейшего Никодима, митрополита Ленинградского и Новгородского, на соискание степени магистра богословия. Тема диссертации — «Иоанн ХХIII, Папа Римский».

Официальными оппонентами были профессора протоиерей Андрей Сергеенко и Д. П. Огицкий. Защита диссертации была назначена на 12 часов. Но диссертант прибыл из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру накануне с тем, чтобы утром совершить Божественную литургию в академическом храме и причаститься Святых Христовых Таин.

Добрый пример для подражания питомцам и духовникам: всегда, особенно в ответственные моменты жизни, призывать помощь Божию, быть со Христом, теснейшее единение с Которым возможно в Причащении Святых Христовых Таин. «Бог Святой соединяется только с человеком, ищущим святости и способным к деятельному нравственному подвигу. Немощь человеческая, — пишет Владимир Соловьев, — ищет силы Божией, но это есть немощь сильного человека: человек от природы слабый не способен и к сильной религиозности. Точно так же человек безличный, бесхарактерный и с мало развитым самосознанием не может понять как должно истину Самосущего бытия Божия» (Собрание сочинений, СПб, т. IV, с. 130).

Божественная литургия Преждеосвященных Даров началась в 8 часов утра архиерейским служением. Ее совершали: митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, ректор Академии епископ Дмитровский Филарет и епископ Тульский и Белевский Ювеналий в сослужении академического духовенства. Все учащиеся семинарии и Академии и их учащие присутствовали за Божественной литургией. Пели три академических хора.

После Литургии и небольшого перерыва в актовый зал Академии, где имела быть защита, собрались члены профессорской корпорации, учащиеся и гости, среди которых были: епископ Кишиневский и Молдавский Варфоломей, епископ Тульский и Белевский Ювеналий, ректор Ленинградской Духовной Академии епископ Тихвинский Герман, настоятель Болгарского подворья в Москве епископ Крупнишский Григорий, наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Платон, гости из Ленинградской Духовной Академии, приехавшие на защиту вместе с ректором: профессор протоиерей М. Сперанский, инспектор Академии протоиерей Б. Глебов, иеромонах Климент (Толстихин), иеромонах Кирилл (Гундяев), Г. Минаев, сотрудники ОВЦС А. С. Буевский, Б. С. Кудинкин, А. Л. Казем-Бек, гости из Тулы протоиерей А. Родионов и священник Л. Махно, староста Успенского собора из Финляндии Вейколопанен.

В 12 часов митрополит Никодим проследовал в актовый зал. Ректор Академии епископ Дмитровский Филарет открывает заседание Совета.

Секретарь Совета — профессор протоиерей А. Остапов оглашает биографические сведения и список трудов диссертанта.

Работа, представленная на соискание степени магистра богословия, написана на 657 машинописных листах и состоит из 2-х томов. В конце второго тома прилагается библиография.

Первый том работы состоит из предисловия и двух глав — «Очерк жизни Папы Иоанна ХХIII до вступления на Римский престол» и «Понтификат Папы Иоанна ХХIII».

Следующие три главы: «Социальная деятельность Папы Иоанна ХХIII», «Папа Иоанн ХХIII и Второй Ватиканский Собор» и «Миротворческое служение Папы Иоанна XXIII», а также заключение составили содержание второго тома.

В предисловии Высокопреосвященный автор говорит о цели своей работы, а именно: «Не создавая панегирика, по возможности объективно воссоздать облик этого незаурядного человека, христианина, служителя Христова, предстоятеля Римско-католической Церкви», — как говорит он в другом месте, — чтобы «из всего сказанного было ясно видно, кто был и как жил, трудился и умер тот, кто оказал существенное влияние на динамическое развитие и будущее не только Католической Церкви, но и в значительной степени всего христианства, поскольку он создал новую атмосферу во взаимоотношениях католического Рима со множеством неримских христиан и со всеми людьми доброй воли» (с. 655).

Следовательно, задумав написать книгу о Папе Иоанне XXIII, владыка митрополит не сомневался в исключительном историческом значении этого Папы.

Это неоднократно подчеркивается в самой работе. Например: «С точки зрения истории, — пишет автор, — можно без сомнения утверждать, что он открыл для Церкви новую эпоху и что он наметил путь перехода из двадцатого века в двадцать первое столетие». Или: «Собор приобрел такое значение в наши дни в большей мере из-за личных качеств его вдохновителя». «…Римский Папа сознательно поставил весь свой понтификат под знамя христианского единства…» (с. 648), в вопросах христианского единства Папа придерживался положения о том, что «все верующие и крещеные являются истинными христианами» и т. д.

В своей вступительной речи перед защитой Высокопреосвященный автор на вопрос, почему им выбрана именно эта тема, пояснил, что на протяжении последних четырнадцати лет ему пришлось постоянно и непосредственно участвовать в экуменических контактах. И за это время он пришел к убеждению, что кроме принципиальных вопросов, разъединяющих православных и католиков, есть еще много психологической напряженности, что в контактах между православными и католиками и в последнее время (главным образом со дня кончины Папы Пия ХII — с 1958 года), как и раньше, давалось много места человеческой немощной стороне.

Автор надеется, что при ознакомлении с жизнью Папы Иоанна ХХIII читатель сам увидит, что вся сознательная деятельность этого Папы «при верности Католической Церкви, в которой он родился и был крещен, а на исходе своих лет стал ее Предстоятелем, направлялась на созидание среди всех людей любви, братства, единства и мира» (с. 655).

Сам автор — виднейший экуменический деятель, поэтому стремление к единству кого бы то ни было, даже недруга, если оно искренно, он ценит.

«Когда я выступаю как экуменист, — говорил владыка, — то стараюсь избегать и оптимизма, и пессимизма, а быть христианским реалистом, видеть вещи такими, какие они есть».

Автор убежден, что предвзятость и полемический задор — плохие советчики в отыскании истины, он знает, что дискуссия бывает плодотворной только тогда, когда она ведется с горячим сердцем, но с холодным умом. Все это побуждает его остановиться на положительном методе написания работы. Принимая во внимание то, что его работа является первой на русском языке, из которой православный читатель может узнать во всей полноте о жизни и деятельности Папы Иоанна ХХIII, исключительное значение которого в жизни Католической Церкви бесспорно, Высокопреосвященный автор намеренно избегает критического метода написания работы, так как критика могла бы серьезно затруднить благое начинание к сближению двух Церквей.

Оба рецензента в своих отзывах отметили ценность и актуальность работы: «Она очень интересна, актуальна, внимательно выполнена, — говорит первый рецензент профессор протоиерей А. Сергеенко. — Автор ее много потрудился, использовал обширный материал, документы и произведения, относящиеся к теме. Ученое звание магистра богословия (ему), несомненно, может быть присвоено» (Отзыв, с. 36).

«Работа Высокопреосвященного митрополита Никодима является ценным вкладом в русскую богословскую литературу, — отмечает второй рецензент, профессор Д. П. Огицкий. — Автор ее достоин звания магистра богословия».

Очень тепло отозвался о работе Преосвященный ректор Академии епископ Дмитровский Филарет. «Ценен этот труд еще и потому, — сказал владыка, — что он написан от сердца, с большой любовью, что написание его чередовалось с повседневными заботами, происходило в свободные от работы минуты».

После выступления рецензентов и членов Совета диссертант взял слово, в котором спокойно, свободно, со знанием дела ответил на поставленные рецензентами вопросы к работе. Очень интересными оказались приведенные в качестве примера отдельные эпизоды из жизни самого Папы.

После заключительного слова Высокопреосвященнейшего митрополита Никодима состоялось тайное голосование.

Счетная комиссия в составе профессора епископа Волоколамского Питирима, профессора В. Д. Сарычева и доцента Б. А. Нелюбова доложила Ученому Совету Академии о результатах голосования.

Большинством голосов (из 18 голосовавших — 17-ю голосами) митрополиту Никодиму была присуждена искомая ученая степень магистра богословия. По благословению Его Святейшества Святейшего Патриарха Алексия (скончавшегося 17 апреля 1970 года) ректор Академии епископ Дмитровский Филарет возложил на диссертанта магистерский знак и поздравил его с успешной защитой. Так закончился этот день, вылившийся поистине в большой праздник богословской науки.

5 сентября 1978 года разнеслась печальная весть, что в Риме при исполнении церковного послушания умер видный иерарх Русской Православной Церкви владыка митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим. Скончался он от пятого инфаркта на 49-м году жизни. Весть распространилась по Рязани с быстротой молнии. В Борисоглебском соборе и Скорбященской церкви отслужили панихиды. Среди духовенства Борисоглебского собора и Скорбященской церкви мы распределили чтение Евангелия. На отпевание, получив благословение Святейшего Патриарха Пимена, я поехал в Ленинград с отцом протоиереем Николаем Анисимовым, настоятелем Скорбященской церкви.

В день кончины незабвенного владыки митрополита Святейший Патриарх наградил саном архиепископа меня и владыку Орловского и Брянского Глеба, тоже рязанца. Думаю, что это произошло во исполнение ходатайства покойного владыки Никодима, ранее высказанного Святейшему.

В ночь с 9-го на 10-е сентября мы выехали поездом из Москвы. Прибыв в Ленинград, сразу же отправились в Александро-Невский собор. Там шли непрерывные панихиды по усопшему. Приложились ко гробу и ушли устраиваться в гостинице.

На отпевание прибыл Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен и сонм архиереев и духовенства. Во время отпевания мне сделалось плохо с сердцем. Пришлось уйти в алтарь пить сердечные капли и отдыхать. Отпевали владыку митрополита, согласно его завещанию, по монашескому чину. Произносилось много речей как на самом отпевании, так и на поминальной трапезе. В ночь на 11-е сентября мы выехали, полные дум и переживаний, в Рязань.

Рязань гордится своим знатным земляком. В 1995 году, когда Рязань праздновала юбилей — 900-летие своего бытия — вышла в свет Рязанская энциклопедия. В ней среди более чем 1200 статей помещена и статья «Никодим (Ротов Борис Георгиевич)» с биографическими данными о владыке митрополите.

Вечная память блаженнопочившему митрополиту Никодиму! Господь да упокоит его душу с праведными.

+ СИМОН,
Архиепископ Рязанский и Касимовский
1996 год

Страница сгенерирована за 0.06 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com