Послали своих наблюдателей на Ватиканский Собор и все другие Православные Церкви. Наблюдая за ходом Собора и за развитием революции Иоанна ХХIII во внутренней жизни Католической Церкви, все Православные Церкви поверили в эти положительные изменения, в «аджорнаменто» Иоанна ХХIII, и приветствовали братский дух и обновленную атмосферу в отношении к Православию в экуменических решениях Собора.

По взаимному соглашению между Константинополем и Римом было торжественно объявлено о снятии анафематствований 1054 года и начале между Константинополем и Римом диалога, названного «диалогом любви».

Этот «диалог любви» перерос позже во всеправославно-католический богословский диалог, имевший своей конечной целью восстановление «евхаристического общения» (койнонии), то есть восстановление единства, каким оно было в Древней Церкви эпохи Семи Вселенских Соборов. Наша Церковь участвовала в этом диалоге наравне со всеми Православными Церквами.

Сверх этого всеправославного богословского диалога установился и двусторонний диалог Москвы и Рима, между которыми наладились хорошие и интенсивные отношения. Это иногда вызывало даже недоумение и непонимание в некоторых православных кругах Востока и Запада, а также и внутри нашей Церкви, равно как вызывал в этих кругах недовольство и «диалог любви» между Константинополем и Римом. Особое волнение вызвали ложные слухи о том, что по настоянию владыки Никодима Синод Русской Православной Церкви «благословил» евхаристическое общение между православными и католиками: православным причащаться у католиков, а католикам — у православных, то есть, не ожидая конца всеправославно-католического богословского диалога и решения по существу этого диалога всех Православных Церквей, ввел уже практически унию с Католической Церковью. В его время эти ложные слухи являлись искажением истины и действительности по незнанию и невежеству. В настоящее же время они распространяются злоумышленно и сознательно, чтобы дестабилизировать и расшатать внутреннюю жизнь нашей Церкви, увеличить число расколов и окончательно разрушить единство нашего народа и единство нашей Церкви.

А между тем достаточно взять и прочесть подлинный текст этого постановления Синода, чтобы понять всю несуразность подобных обвинений в предательстве Православия, в тайном католичестве и т. п. Вот текст этого постановления Синода от 16 декабря 1969 года: «Имели суждение о различных случаях, когда старообрядцы и католики обращаются в Православную Церковь за совершением над ними Таинств. Постановили — в порядке разъяснения уточнить, что в тех случаях, когда старообрядцы и католики обращаются в Православную Церковь за совершением над ними Святых Таинств, это не возбраняется» 8). Где же здесь «евхаристическое общение» с католиками? Конечно, в понятие «совершение Святых Таинств» входит и Причащение. Смысл постановления прост и ясен. Если старообрядцы или католики обратятся с просьбой о совершении над ними Православных Таинств (включая и Причащение), то это не возбраняется. Здесь не предписывается это делать обязательно, а просто — «не возбраняется», оставляется решение об этом на суждение (волю) православного священника, если к нему обратится с такой просьбой старообрядец или католик.

Это «постановление» («невозбранение») — не постоянное нормативное решение, обязательное для всей Русской Православной Церкви и распространяющееся на всю Католическую (или старообрядческую) Церковь, на всех католиков и на всех старообрядцев. Оно касается только единичных случаев чисто индивидуальных обращений к православному священнику какого-либо старообрядца или католика и не является правилом, а лишь пастырской «икономией». В возникшем недоразумении по поводу этого постановления Синода от 16 декабря 1969 года отчасти виновен сам владыка Никодим. В невероятном темпе его бурной экуменической деятельности оно имеет черты поспешного и малообоснованного формального жеста в сторону Католической Церкви и наших старообрядцев. В каноническом и экклезиологическом смысле это «постановление» не является чем-то новым в истории наших отношений к католикам. Это не «нововведение» митрополита Никодима, а повторение того, что уже было в решениях Святейшего Правительствующего Синода Русской Церкви в середине XIX века. Тогда конкордат, заключенный императором Николаем I в 1847 году с Папой Григорием XVI, предусматривал, что Русская Православная Церковь будет совершать все Таинства и требы над обращающимися к ней с такими просьбами католиками, сосланными за участие в польских восстаниях против России, если они живут в местах, где нет католических храмов и католического духовенства. В связи с заключением этого конкордата по указанию императора Синод издал тогда распоряжение, обязательное для православного русского духовенства, — удовлетворять просьбы ссыльных католиков, если таковые просьбы будут от них поступать.

В моей пастырской практике был такой случай. В первый год после рукоположения я был священником в Гомеле. Во время исповеди одной женщины выяснилось, что она католичка. Я остановил исповедь, но женщина мне сказала, что они — гомельские католики — не имеют католического храма и католического священника и уже более двадцати лет все Таинства и требы совершаются для них православными священниками (в том числе Исповедь и Причастие). Я пошел к благочинному, старому, опытному священнику, уже много лет служившему в Гомеле. Он мне сказал, что смущаться этим не надо. Он и другой еще гомельский священник спокойно и с чистой совестью совершают все Таинства и требы для католиков, не требуя от них отречения от католичества, а только лишь признания правильности и благодатности Православного священства, Православного учения и Православных Таинств. И рассказал мне, что делается это на основании распоряжения еще дореволюционного Синода нашей Церкви после конкордата 1847 года. Другое дело, что это распоряжение имеет в виду не «евхаристическое общение» с Католической Церковью, а лишь случаи пастырской икономии по специальным причинам и ради специальных условий. В любом случае постановление Синода от 16 декабря 1969 года не разрешает ведь Причащения православным у католиков. И в этом отношении владыка Никодим был всегда и последовательно верен православной канонической дисциплине и исключал возможности волюнтаристских Причащений православных у католиков без всеправославного решения о достижении с католиками единства в вере и в основах канонического устройства, какими они были в Древней Церкви эпохи Семи Вселенских Соборов и от верности которым в процессе исторической эволюции Католическая Церковь отошла в своей экклезиологии после 1054 года.

Зная все это, можно спокойно сказать, что постановление Синода от 16 декабря 1969 года о том, что «не возбраняется» совершать над католиками и старообрядцами Таинства, если они обращаются к православному священнику с такой просьбой, не дает достаточных оснований обвинить владыку Никодима в том, что он форсировал «евхаристическое общение» с католиками. Он лишь применил постановление Правительствующего Святейшего Синода середины ХIХ века относительно католиков. Его лишь можно упрекнуть в поспешности и неаргументированности этого повторения старого постановления нашей Церкви в XIX веке по определенному историческому случаю, когда это требовалось церковной пользой для применения пастырской икономии. Просто нужно было в постановлении Синода от 16 декабря 1969 года дать историческую справку и разъяснить современную потребность в этом постановлении для Церкви. В данном случае митрополит Никодим действительно руководился пользой Церкви, а не стремлением к «унии» с католиками. Ведь никто не посмеет обвинить Патриарха Тихона, ради церковной пользы в бурные послереволюционные годы проявлявшего заинтересованность в отношениях с представителями Католической Церкви в Москве и благословившего встречи и обсуждение с ними насущных и общих для православных и католиков вопросов революционного наступления на Церковь новой советской власти. На этих собеседованиях по благословению святого Патриарха неоднократно председательствовал архиепископ Иларион (Троицкий), «великий Иларион», которого невозможно заподозрить даже в симпатии к католичеству, однако польза Церкви требовала тогда вести с московскими русскими католиками такие собеседования.

Также никто не осудит митрополита Арсения (Стадницкого), одного из кандидатов в Патриархи на Московском Соборе 1917—1918 годов, в склонности к католичеству. А ведь он и с ним еще другие русские иерархи в конце 1934 и в начале 1935 годов (в самый разгар преследований) на квартире архиепископа Варфоломея (Ремова) в Высоко-Петровском монастыре встречались с католическим епископом Пием-Эвтепом Нэвэ, апостолическим администратором для русских католиков (восточного обряда) в Москве, и вели переговоры о внутрицерковной ситуации того времени и для Русской, и для Католической Церквей в Советском Союзе. В беседах с католиками тогда участвовали, кроме митрополита Арсения (Стадницкого), еще митрополит Одесский Анатолий (Грисюк), постоянный член Временного Патриаршего Синода (с 1927 года), архиепископ Петр (Руднев), управляющий делами Священного Синода (с 1933 года), профессор Московской Духовной Академии И. В. Попов (известный патролог) и другие. Никто же не обвинит их в измене Православию за то, что они обсуждали общие для нашей и для Католической Церквей вопросы сотрудничества в противостоянии преследованиям верующих.

Этими же соображениями пользы Церкви руководствовался и владыка Никодим в своей экуменической деятельности по сотрудничеству с ВСЦ и Католической Церковью в общем деле сохранения и защиты веры в тяжелые времена хрущевского наступления на возрождающуюся после Второй мировой войны Русскую Православную Церковь.

Необходимость такого сближения и тесного сотрудничества нашей Церкви со всем христианским миром ясно и прямо была выражена и настоятельно заповедана Всероссийским Московским Собором 1917—1918 годов, высшим органом управления в Русской Церкви, в Заявлении по поводу открытия Отдела по воссоединению христианских Церквей. В этом Заявлении говорится: «Освященный Собор Православной Русской Церкви, собравшийся и работающий в таких исключительно тяжких для всей Христианской Церкви условиях, когда волны неверия и безбожия грозят самому существованию Христианской Церкви, взял бы на себя огромную ответственность перед историей, если бы не поднял вопрос о соединении Христианских Церквей и не дал бы этому вопросу соответствующего направления в этот момент, когда огромная опасность со стороны неверия и безбожия угрожает не одному какому-либо христианскому исповеданию, а всему Христианству» (3/16 августа 1918 года).

Этот наказ Собора 1918 года и выполнял митрополит Никодим в течение всей своей жизни и во всех формах и направлениях его экуменической всесторонней и сверхдинамичной деятельности, стоившей ему преждевременной смерти в расцвете его творческих сил.

При оценке жизни, деятельности и роли митрополита Никодима в истории Русской Православной Церкви того времени следует постоянно иметь в виду и помнить те апокалиптические мотивы, которые так образно и символично высказаны Великим Тайновидцем в его Откровении, обращенном к семи Малоазийским Церквам (Апок. 2—3).

Нужно постоянно помнить и учитывать, что вся многосторонняя и всеохватывающая международная, экуменическая и межхристианская деятельность и жизнь Русской Православной Церкви при митрополите Никодиме проходила под всепроникающим контролем со стороны советского государства (Совета по делам религий и других правительственных органов). Иначе и быть не могло. Это приводило к компрометации Церкви внутри страны и в глазах западного общественного мнения. Многие не понимали подлинных целей и характера такого участия Русской Церкви в экуменическом движении. Считали, что она выполняет там лишь указания советского правительства. Многие соблазнялись молчанием Церкви, ее иерархии и духовенства в условиях наступления на Церковь атеистических властей, многие обвиняли отдельных иерархов (особенно же митрополита Никодима) в следовании велениям властей и даже в сотрудничестве с ними. А между тем действительность была иная и более сложная, чем это казалось западным критикам со стороны и чем это казалось самому советскому правительству. Действительно, иерархия Церкви во время жестоких преследований (при Ленине, Сталине и позже при Хрущеве) вынуждена была пойти на компромиссы и уступки в политических и общественных вопросах, но никогда в вопросах веры, догматического учения, в верности Христу и Его Евангелию. Свидетельством этому — весь мартиролог Церкви и ее мученическое исповедание истин Православия, которые Церковь сберегла и сохранила.

Чтобы понять это, необходимо иметь в виду следующее. После признания советской власти Западом и успехов советской пропаганды среди западного общественного мнения и в странах третьего мира Русская Церковь осталась одинокой, под давлением всей мощи тоталитарной репрессивной системы, в полной изоляции. Другого выхода не было, как только приспособиться в жестоких условиях борьбы за существование и маневрировать, уходя от прямых ударов власти, и ценою жертв и унижений уберечься от полного разгрома и раздробления, сохраниться как организованной каноническо-церковной общности (Церкви) до перемен в истории страны. Сознание этого давало Церкви основания для вынужденных временных уступок под натиском власти. Такова была тактика выживания Церкви при Патриархе Тихоне (во время Ленина), при митрополите Сергии (во время Сталина), при митрополите Николае (Ярушевиче) (сразу после Второй мировой войны), и такова же была политика митрополита Никодима (во время Хрущева). Такая тактика принесла свои плоды. Со времени Второй мировой войны уже государственная власть вынуждена была пойти на уступки и тактический компромисс в отношении Церкви, ее иерархии и духовенства из-за соображений внутренней и внешней политики. Внутри страны продолжали еще сказываться последствия «моральной победы» Церкви во время Второй мировой войны, а во внешней политике необходимо стало учитывать церковный, религиозный фактор в ходе «холодной войны», при соперничестве с блоком НАТО, ради влияния на западное общественное мнение и на страны третьего мира.

По этим внутренним и внешним причинам власть вынуждена была допустить существование некоторого количества зарегистрированных храмов (приходов) и самой Патриархии как центра управления. При этом делалось все, чтобы не допустить влияния Церкви на народ, и все, чтобы ослабить и разложить ее изнутри. Одновременно шла компрометация Церкви попытками использовать ее влияние на Западе в общем ансамбле международных отношений.

Партия правильно считала Русскую Православную Церковь для себя и для своих целей главной опасностью, ибо чувствовала накопившуюся веками внутреннюю, моральную и духовную силу Церкви (что неожиданно для партии проявилось во время Второй мировой войны). Внешне порабощенная Церковь устояла и внутренне оказалась живой, готовой снова «воскреснуть», дождавшись благоприятного для этого поворота исторических событий. И такой поворот событий наступил.

После моральной победы Церкви во время Второй мировой войны и сталинской «эрзац-оттепели» (с использованием морально-патриотического авторитета Церкви) наступило хрущевское разоблачение сталинизма и временная «прозападная оттепель» в политике. А в связи с новым наступлением на Церковь (уже со стороны Хрущева) Русская Церковь (под руководством митрополита Никодима) поспешила использовать этот поворот событий для контактов и сближения с западными Церквами, чтобы выйти из изоляции, в которой она находилась со времени революции.

Таким преодолением изоляции было вхождение Церкви в экуменическое сообщество всемирного Христианства. Членство во Всемирном Совете Церквей, диалоги и сотрудничество со всем христианским миром давали уверенность в солидарности и поддержке со стороны всемирного экуменического движения. На это рассчитывал митрополит Никодим, к этому он ценою тактических уступок властям активно стремился и достиг своего. Это было делом его жизни. И тогда поменялись роли. Не государственной политике удалось использовать Церковь для своих целей на Западе, а в конечном счете Церкви удалось использовать «политические планы» тех, кто хотел использовать Церковь. И, как видно сейчас, это удалось сделать с большой пользой для Церкви.

Церковь устояла и дождалась второй «моральной победы», «духовной победы» над тоталитарной системой партийной атеистической диктатуры, правившей страной и желавшей уничтожить Церковь. Однако эта «победа» оказалась «пирровой победой» и для митрополита Никодима, и для Русской Православной Церкви.

Митрополит Никодим не выдержал апокалиптических противоречий внутренней жизни и церковной политики его времени и апокалиптических напряжений бурной экуменической деятельности и трагически преждевременно — на 49 году своего жизненного подвига умер на приеме у вновь избранного Папы Иоанна Павла I (Лучиано) в 1978 году.

А пред Русской Православной Церковью, хотя она и вошла в период «перестройки» Горбачева «формально победительницей», освободившись от прямых преследований и идеологического гнета атеистической тоталитарной системы — Коммунистической партии, взамен этого возникли новые очень сложные и тяжелые проблемы в связи с глубоким кризисом, дестабилизацией и распадом веками сложившихся исторических связей народов и государств в постсоветской Центральной и Восточной Европе.

Так что наступило для Церкви новое апокалиптическое время «слушать, что Дух говорит Церквам» (Апок. 2—3).

Услышит ли Русская Православная Церковь, что Дух говорит ей теперь, в это время всеобщего кризиса и распада, когда старое умирает, а новое еще не родилось, ибо роды очень трудные и болезненные?

Поймет ли Церковь, что все, что происходит, является Божиим призывом к покаянию Церкви в ее исторических (прошлых и современных) грехах и Божиим требованием радикального обновления всей жизни Церкви и общества? Это ко всем нам обращены увещевания апостола Павла: «Ныне умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по мертвой букве» (Рим. 7, 6), «отложить прежний образ жизни… и отвергнув ложь, говорить истину друг другу, потому что мы члены друг другу» (Еф. 4, 22—25).

Митрополит Никодим в своей экуменической и церковно-общественной деятельности был предвозвестником и глашатаем такого обновления. В личной жизни он умел гармонически сочетать свою внешнюю деятельность с молитвенным, богослужебным и пастырским служением в Церкви в единое органическое целое. Эта целостность его духовной личности впечатляла внутренней искренностью и не придуманной естественностью ее внешних обнаружений. Он много и часто любил служить и пышным архиерейским, и еще чаще простым иерейским чином. Обладая исключительной памятью, знал наизусть богослужебные тексты, молитвы и песнопения всего нашего богатейшего литургического наследия древней и современной нам Церкви. Имел богатейшие, просто изумительные знания во всех областях агиологии Древней, Византийской и Русской Церквей. Сам был творцом новых акафистов и богослужебных чинопоследований для современных литургических и агиологических тем. Богослужение он в такой степени любил, что можно без преувеличения сказать, что когда он служил, то действительно жил этим, и оно насквозь проникало все его существо. И он радовался этому.

Митрополита Никодима многие обвиняли и подозревали в «близости» и «сотрудничестве» с советской властью. Он переносил эти обвинения стойко и внешне спокойно, уповая на суд Бога и истории, помня о словах, сказанных в Апокалипсисе Ангелу Смирнской Церкви: «Знаю твои дела, и скорбь, и нищету (впрочем ты богат), и злословие от тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы… Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть… Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Апок. 2, 9—10).

И он был верен до смерти.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Собрание сочинений, т. 4, с. 213—313.

2. Речь митрополита Никодима на Всеправославном Совещании в Женеве 10 июня 1968 года // «ЖМП», 1968, № 7, с. 54.

3. Русская Православная Церковь и экуменическое движение // «ЖМП», 1968, № 9, с. 47—48 (см. также: Экуменическая деятельность Русской Православной Церкви. Содоклад митрополита Никодима на Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1971 года // ЖМП«, 1971, № 7, с. 42).

4. «ЖМП», 1968, № 7, с. 51.

5. Содоклад митрополита Никодима на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1971 году об экуменической деятельности Русской Православной Церкви // «ЖМП», 1971, № 7, с. 42.

6. Митрополит Никодим. «О путях к всехристианскому единству» // «ЖМП», 1965, № 11, с. 44.

7. Рукописный подлинник протокола последнего заседания Собора 7 (20) сентября 1918 года в Государственном Архиве Российской Федерации, фонд 3431, опись 1, Отдел о соединении Церквей, дело 495 (1) (2), 496/606.

8. «ЖМП», 1970, № 1, с. 5.

Профессор протопресвитер Виталий Боровой
1997 год

Страница сгенерирована за 0.04 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com