Если русское духовенство в лице своего представителя, митрополита, так сильно содействовало возвеличению Москвы, то одинаково могущественно содействовало и утверждению единовластия, ибо в это время духовенство сознательнее других сословий могло смотреть на стремление великих князей московских, вполне оценить это стремление. Проникнутое понятиями о власти царской, власти, получаемой от бога и не зависящей ни от кого и ни от чего, духовенство по этому самому должно было находиться постоянно во враждебном отношении к старому порядку вещей, к родовым отношениям, не говоря уже о том, что усобицы княжеские находились в прямой противоположности с духом религии, а без единовластия они не могли прекратиться. Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали с стремлениями духовенства; можно сказать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против удельных князей постоянно был направлен меч духовный. Мы видели, как митрополит Фотий в начала Васильева княжения действовал против замыслов дяди Юрия, как потом кирилловский игумен Трифон разрешил Василия от клятвы, данной Шемяке; а теперь, когда Шемяка не соблюл своей клятвы и великий князь объявил об этом духовенству, то оно вооружилось против Юрьевича и отправило к нему грозное послание, замечательное по необыкновенному для того времени искусству, с каким написано, по уменью соединить цели государственные с религиозными. Послание написано от лица пяти владык, двух архимандритов, которые поименованы, и потом от лица всего духовенства. Здесь прежде всего обращает на себя внимание порядок, в каком следуют владыки один за другим: они написаны по старшинству городов, и первое место занимает владыка ростовский. Ростов Великий, давно утративший свое значение, давно преклонившийся пред пригородами своими, удерживает прежнее место относительно церковной иерархии и напоминает, что область, в которой находится теперь историческая сцена действия, есть древняя область Ростовская; за ним следует владыка суздальский, и уже третье место занимает нареченный митрополит Иона, владыка рязанский, за которым следуют владыки коломенский и пермский. Второе, что останавливает нас здесь, - это единство русского духовенства: Иона, епископ рязанский, ревностно поддерживает государственное стремление московского князя, и московский князь не медлит дать свое согласие на возведение этого епископа в сан митрополита, зная, что рязанский владыка не принесет в Москву областных рязанских стремлений.

В первых строках послания духовенство высказывает ясно свою основную мысль о царственном единодержавии: оно сравнивает грех отца Шемякина, Юрия, помыслившего беззаконно о великом княжении, с грехом праотца Адама, которому сатана вложил в сердце желание равнобожества. "Сколько трудов перенес отец твой, - говорит духовенство Шемяке, - сколько истомы потерпело от него христианство, но великокняжеского стола все не получил, чего ему богом не дано, ни земскою изначала пошлиною". Последними словами духовенство объявляет себя прямо на стороне нового порядка престолонаследия, называя его земскою изначала пошлиною. Упомянув о поступках и неудачах Юрия и Василия Косого, духовенство обращается к поступкам самого Шемяки; укорив его тем, что он не подавал никогда помощи великому князю в борьбе его с татарами, переходит к ослеплению Василия: "Когда великий князь пришел из плена на свое государство, то дьявол вооружил тебя на него желанием самоначальства: разбойнически, как ночной вор, напал ты на него, будучи в мире, и поступил с ним не лучше того, как поступили древние братоубийцы Каин и Святополк Окаянный. Но рассуди, какое добро сделал ты православному христианству или какую пользу получил самому себе, много ли нагосподарствовал, пожил ли в тишине? Не постоянно ли жил ты в заботах, в переездах с места на место, днем томился тяжелыми думами, ночью дурными снами? Ища и желая большего, ты погубил и свое меньшее". Потом приводится последняя договорная грамота Шемяки с великим князем и показывается, что Юрьевич не соблюл ни одного условия. Духовенство отстраняет упрек, делаемый великому князю за то, что он держит в службе своей татар: "Если татары живут в земле христианской, то это потому, что ты не хочешь соблюдать договора, следовательно, все слезы христианские, проливаемые от татар, на тебе же. Но как скоро ты с своим старшим братом, великим князем, управишься во всем чисто, по крестному целованию, то мы ручаемся, что великий князь сейчас же вышлет татар вон из земли". Как видно, Шемяка сильно досадовал на духовенство за то, что оно держало сторону Василия, и выражал на словах свою досаду; духовенство пишет: "Ты оскверняешь наши святые епитрахили неподобными своими богомерзкими речами: это делаешь ты не как христианин, но хуже и поганых, ибо сам знаешь, что святые епитрахили изображают страдание господа нашего Иисуса Христа: епитрахили наши твоими речами не могут никак оскверниться, но только ты сам душу свою губишь". В заключение духовенство говорит, что оно по своему долгу било челом за Шемяку великому князю, что тот послушал святительского слова и хочет мира с двоюродным братом, назначая ему срок для исполнения договора. Если же Шемяка и тут не исполнит условий, в таком случае духовенство отлучает его от бога, от церкви божией, от православной христианской веры и предает проклятию.

Шемяка не послушался увещаний духовенства, и в 1448 году великий князь выступил в поход. Тогда Юрьевич, не пугавшийся церковного проклятия, испугался полков Васильевых и послал просить мира к великому князю, который остановился в Костроме. Мир был заключен, как видно, на прежних условиях, и Шемяка дал на себя проклятые грамоты. Иона, посвященный в декабре 1448 года в митрополиты, уведомляя об этом посвящении своем князей, панов, бояр, наместников, воевод и все христоименитое господне людство, пишет: "Знаете, дети, какое зло и запустение земля наша потерпела от князя Дмитрия Юрьевича, сколько крови христианской пролилось; потом князь Дмитрий добил челом старшему брату своему, великому князю, и честный крест целовал, и не однажды, но все изменял; наконец, написал на себя грамоту, что если вооружится опять на великого князя, то не будь на нем милости божией, пречистой богоматери, великого чудотворца Николы, св. чудотворцев Петра и Леонтия, преподобных Сергия и Кирилла, благословения всех владык и всего духовенства ни в сей век, ни в будущий; поэтому, продолжает Иона, пишу к вам, чтобы вы пощадили себя, не только телесно, но особенно духовно, посылали бить челом к своему господарю великому князю о жалованье, как ему бог положит на сердце. Если же не станете бить челом своему господарю и прольется от того кровь христианская, то вся эта кровь взыщется от бога на вас, за ваше окаменение и неразумие; будете чужды милости божией, своего христианства, благословения и молитвы нашего смирения, да и всего великого священства божия благословения не будет на вас; в земле вашей никто не будет больше называться христианином, ни один священник не будет священствовать, но все божнп церкви затворятся от нашего смирения".

В конце 1448 года уведомлял митрополит о мире великого князя с Шемякою, а весною следующего 1449 года Шемяка уже нарушил крестное целование, свои проклятые грамоты и в самое Светлое воскресенье осадил Кострому, бился долго под городом, но взять его не мог, потому что в нем была сильная застава (гарнизон) великокняжеская под начальством князя Ивана Стриги и Федора Басенка. Скоро и сам великий князь выступил с полками против Шемяки, с которым опять заодно действовал Иван можайский, а с великим князем шли вместе также могущественные союзники - митрополит и епископы. На Волге, в селе Рудине, близ Ярославля, встретились неприятели, но битвы не было, потому что Можайский оставил Шемяку и помирился с Василием, который придал ему Бежецкий Верх. Мы видели, что Бежецкий Верх был отдан Ивану гораздо прежде, в 1447 году, но это нисколько не может заставить нас заподозрить приведенное летописное известие, потому что до нас не дошло никаких известий о причинах, которые побуждали Шемяку и Можайского восставать на великого князя; очень может быть, что у Можайского почему-нибудь было отнято пожалование 1447 года; мы знаем, что еще в феврале 1448 года Можайский чрез посредство тестя своего князя Федора Воротынского вошел в сношения с великим князем литовским Казимиром, требуя помощи последнего для овладения столом Московским, за что обязывался писаться всегда Казимиру братом младшим, уступить Литве Ржеву, Медынь, не вступаться в Козельск и помогать во всех войнах, особенно против татар. Под 1450 годом встречаем новое известие о походе великого князя на Шемяку, к Галичу: 27 января великокняжеский воевода князь Василий Иванович Оболенский напал на Шемяку, который стоял под городом со всею своею силою; Шемяка потерпел страшное поражение и едва мог спастись бегством; Галич сдался великому князю, который посадил здесь своих наместников.

Лишенный удела, Шемяка скрылся сначала в Новгороде, но потом, собравшись с силами, захватил Устюг; земли он не воевал, говорит летописец, но привел добрых людей к присяге, кто же из них не хотел изменить великому князю Василию, тех бросал в реку Сухону, навязавши камень на шею; из Устюга ходил воевать к Вологде. Великий князь, занятый делами татарскими, не мог действовать против Шемяки в 1451 году и только в начале 1452 выступил против него к Устюгу; Шемяка испугался и убежал на реку Кокшенгу, где у него были городки; но преследуемый и там великокняжескими полками, убежал опять в Новгород. В 1453 году отправился туда из Москвы дьяк Степан Бородатый; он подговорил боярина Шемякина Ивана Котова, а тот подговорил повара: Юрьевич умер, поевши курицы, напитанной ядом. 23 июня пригнал к великому князю из Новгорода подьячий Василий Беда с вестию о смерти Шемякиной и был пожалован за это в дьяки.

Сын Шемяки Иван ушел в Литву, где, как прежде враги отца его, нашел себе почетный прием и кормление. Но кроме Шемяки в Московском княжестве оставались еще другие удельные князья, от которых Василию надобно было избавиться; он начал, как и следовало ожидать, с Ивана можайского: в 1454 году великий князь пошел к Можайску на князя Ивана Андреевича за его неисправление, говорит летописец. Князь Иван не сопротивлялся; он выбрался из города с женою, детьми, со всеми своими и побежал в Литву; Можайск был присоединен к Москве. Какое было неисправление Ивана можайского, узнаем из письма митрополита Ионы к смоленскому епископу. "Вы знаете, - пишет митрополит, - что и прежде этот князь Иван Андреевич сделал с нашим сыном, а своим братом старшим, но не скажу: с братом, с своим господарем, великим князем". Здесь глава русского духовенства ясно говорит, что родовых отношений между князьями более не существует, что князья удельные не суть братья великому, но подданные! Вина Ивана можайского, по словам Ионы, состояла в том, что во время двукратного нашествия татар митрополит посылал к нему с просьбою о помощи великому князю; но Иван но явился. Цель письма - чрез посредство смоленского владыки внушить литовскому правительству, чтоб оно, приняв беглеца, удовольствовалось этим и не позволяло ему враждовать против Москвы, ибо это необходимо должно вызвать неприязненное движение и со стороны Василия Васильевича.

Из остальных удельных князей всех беспокойнее мог быть Василий Ярославич серпуховской, именно потому, что оказал большие услуги великому князю и, следовательно, имел большие притязания на благодарность и уступчивость последнего. Мы видели, что в благодарность за услугу великий князь уступил серпуховскому князю Дмитров; но после, неизвестно в какое именно время, Василий Ярославич должен был отказаться от этого пожалования, и только когда Иван можайский был изгнан из своего удела, великий князь уступил Василию Ярославичу Бежецкий Верх и Звенигород. Но в 1456 году серпуховской князь был схвачен в Москве и заточен в Углич, откуда после перевезен в Вологду, где и умер; той же участи подверглись и меньшие его дети, а старший, Иван, вместе с матерью убежал в Литву. Летописцы не объявляют вины серпуховского князя, одна только Степенная книга глухо говорит: "за некую крамолу". Иван Васильевич серпуховской встретился в Литве с Иваном Андреевичем можайским; общее бедствие соединило их, и они уговорились действовать заодно; Иван серпуховской говорит в договорной грамоте князю можайскому: "Так как великий князь Василий Васильевич отнял у тебя твою отчину и дедину на крестном целовании, выгнал тебя из твоей отчины и дедины; также и моего отца, князя Василия Ярославича, великий князь схватил на крестном целовании безвинно и меня выгнал из моей отчины и дедины; то идти тебе, князь Иван Андреевич, доставать вместе и отца моего, князя Василия Ярославича, и нашей отчины и дедины, а мне идти с тобою заодно. Если великий князь станет звать тебя на твою отчину, станет отдавать тебе твою отчину или придавать к ней, а моего отца не пожалует, не выпустит и отчины ему по старине не отдаст или станет жаловать отца моего, как мне нелюбо, то тебе с великим князем без моей воли не мириться, стоять со мною заодно, доставать отца моего; и если отец мой погибнет в неволе или умрет своею смертию, то тебе с великим князем также не мириться без моей воли, но мстить за обиду отца моего. Наоборот, если великий князь захочет помириться с отцом моим, а с тобою не захочет, то мне от тебя не отставать. Если великий князь не смилуется, ни тебе отчины не отдаст, ни отца моего не выпустит, и, даст бог, князя великого побьем или сгоним, и ты достанешь великое княжение и отца моего освободишь, то тебе принять отца моего в любовь и докончанье и в его отчину тебе не вступаться; а меня тебе принять в братья младшие и дать мне отчину особую, Дмитров и Суздаль; а если кто станет тебе на меня наговаривать, то тебе меня вдруг не захватывать, но обослать сперва своими боярами и спросить по крестному целованию, и мне тебе сказать всю правду, а тебе мне верить". Это условие любопытно; оно может указывать, что князь Василий Ярославич серпуховской был схвачен по наговору, и сын его требует от своего союзника, чтобы вперед не было подобного. В изгнании, лишенные почти всякой надежды, князья - можайский и серпуховской - мечтали: один - о великом княжении, другой - о Дмитрове и Суздале. Замыслы изгнанников не осуществились; попытка некоторых верных слуг освободить старого серпуховского князя также не удалась: они были схвачены и казнены в Москве в 1462 году. Таким образом, из всех уделов Московского княжества остался только один - Верейский, ибо князь его, Михаил Андреевич, как видно, вел себя так, что на него не могло быть никакого наговора. До нас дошел договор великого князя Василия с суздальским князем Иваном Васильевичем Горбатым, правнуком Димитрия Константиновича чрез второго сына Семена; князь Иван отказался от Суздаля и Нижнего, возвращал московскому князю все ярлыки, прежде на эти княжества взятые, и сам брал от Василия в виде пожалования Городец да несколько сел в Суздальской области с условием, что если он отступит от великого князя или сыновей его, то эта отчина отходит к Москве, а он, Иван, подвергается церковному проклятию. Какая была судьба князей - Василия и Федора Юрьевичей, - неизвестно; известно только то, что великий князь московский завещал Суздаль старшему сыну своему.

Так кончилась знаменитая усобица между князьями московскими, потомками Калиты. Сперва началась было она под предлогом старого права дяди пред племянником; но скоро приняла сообразный со временем характер: сыновья Юрия мимо всех прав враждуют с Василием Васильевичем, добиваются великого княжения, ибо чувствуют, что удельными князьями они больше оставаться не могут. Вследствие сухости, краткости, отрывочности летописных известий у нас нет средств с точностью определить, во сколько торжество старшей линии в потомстве Донского зависело от личности главных деятелей в этой борьбе; но из современных источников, при всей их неполноте, мы можем ясно усмотреть, как старые права, старые счеты родовые являются обветшалыми, являются чем-то диким, странным; московский боярин смеется в Орде над правами, которые основываются на старых летописях, старых бумагах; духовенство торжественно провозглашает, что новый порядок престолонаследия от отца к сыну, а не от брата к брату есть земская изначала пошлина; старый дядя Юрий остается одинок в Москве с своим старым правом; сын его Шемяка побеждается беззащитным, слепым пленником своим, который успевает уничтожить все (кроме одного) уделы в Московском княжестве и удержать примыслы отцовские и дедовские.

Но в то время, как в Московском княжестве происходила эта знаменитая усобица между правнуками Калиты, усобица первая и последняя, ясно показавшая, что Московское княжество основалось на новых началах, не допускающих родовых счетов и родовых усобиц между князьями, - в это время что же делали великие князья, давние соперники московских, - князь рязанский и тверской? Отчего они не воспользовались усобицею и не постарались усилиться на счет Москвы? Как видно, они были так слабы, что им не приходило и на мысль подобное предприятие. Этим князьям давно уже оставалось на выбор - подчиниться московским или литовским великим князьям, смотря по тому, которые из них возьмут верх. Когда усиление Московского княжества было приостановлено усобицею между потомками Калиты, рязанский князь Иван Федорович почел нужным примкнуть к Литве и заключил с Витовтом следующий договор: "Я, князь великий Иван Федорович рязанский, добил челом господину господарю моему, великому князю Витовту, отдался ему на службу: служить мне ему верно, без хитрости и быть с ним всегда заодно, а великому князю Витовту оборонять меня от всякого. Если будет от кого притеснение внуку его, великому князю Василию Васильевичу, и если велит мне великий князь Витовт, то по его приказанию я буду пособлять великому князю Василию на всякого и буду жить с ним по старине. Но если начнется ссора между великим князем Витовтом и внуком его, великим князем Василием, или родственниками последнего, то мне помогать на них великому князю Витовту без всякой хитрости. А великому князю Витовту не вступаться в мою отчину, ни в землю, ни в воду, суд и исправу давать ему мне во всех делах чисто, без переводу: судьи его съезжаются с моими судьями и судят, целовав крест, безо всякой хитрости, а если в чем не согласятся, то решает дела великий князь Витовт". Временем этого подданства и договора можно положить 1427 год: от 15 августа этого года Витовт писал к великому магистру Ордена, что во время поездки его по русским областям явились к нему князья рязанские - переяславский и пронский, также князья новосильский, одоевский и воротынский и все поддались ему; что потом приехала к нему дочь, великая княгиня московская, которая с сыном и великим княжеством своим, с землями и людьми отдалась в его опеку и оберегание. Таким образом, чего, с одной стороны, не успевали сделать князья московские, то, с другой, доканчивали литовские, отнимая независимость и у князей Восточной Руси, заставляя их вступать к себе в службу. В одно время с рязанским князем и великий князь пронский заключил точно такой договор с Витовтом - "Служить ему верно, безо всякия хитрости". Но когда Витовт умер и Литва ослабела от междоусобий, а в Москве Василий Васильевич взял явный верх, тогда тот же рязанский князь Иван Федорович примкнул к Москве и, умирая, в 1456 году отдал осьмилетнего сына своего на руки великому князю Василию: последний перевез малютку Василия вместе с сестрою к себе в Москву, а в Рязань и другие города княжества послал своих наместников.

В Твери в 1426 году умер великий князь Иван Михайлович во время сильного морового поветрия; Ивану наследовал сын его Александр, но и этот умер в том же году; старший сын и наследник его, Юрий, княжил только четыре недели и умер; место Юрия занял брат его Борис Александрович, тогда как оставался еще в живых двоюродный дед его, князь Василий Михайлович кашинский. Василий, как видно, не хотел уступать своего старшинства без борьбы, и Борис спешил предупредить его: под тем же годом встречаем известие, что князь Борис Александрович схватил деда своего Василия Михайловича кашинского. Но если старый порядок вещей явно везде рушился, то новый не установился еще окончательно: Борис занял главный стол мимо старых прав двоюродного деда и мимо новых прав племянника от старшего брата, ибо у князя Юрия Александровича остался сын Иван, который не наследовал отцу в Твери и должен был удовольствоваться уделом Зубцовским. Во время малолетства Василиева и смут московских и Борис тверской, подобно рязанскому князю, примкнул к Литве, хотя на гораздо выгоднейших условиях: в 1427 году он заключил с Витовтом договор, по которому обязался быть с литовским князем заодно, при его стороне, и помогать на всякого без исключения; Витовт с своей стороны обязался оборонять Бориса от всякого думою и помощию. В этом договоре всего любопытнее то, что тверской великий князь не позволяет Витовту никакого вмешательства в отношения свои к удельным тверским князьям - знак, что в описываемое время все великие князья в отношении к удельным преследовали одинакие цели, все стремились сделать их из родичей подручниками, подданными. Борис говорит в договоре: "Дядьям моим, братьям и племени моему - князьям быть у меня в послушании: я, князь великий Борис Александрович, волен, кого жалую, кого казню, и моему господину деду, великому князю Витовту, не вступаться; если кто из них захочет отдаться в службу к моему господину деду вместе с отчиною, то моему господину деду с отчиною не принимать; кто из них пойдет в Литву, тот отчины лишится: в отчине его волен я, князь великий Борис Александрович". Вследствие этого договора тверские полки находились в войске Витовта, когда последний в 1428 году воевал Новгородскую землю. Но по смерти Витовта начинается беспрестанное колебание тверского князя между союзом литовским и московским, причем Борис Александрович сохраняет равенство положения, пользуясь благоприятными для себя обстоятельствами, т. е. тем, что оба сильнейшие князя были заняты внутренними смутами и не имели возможности действовать наступательно на Тверь. Так, дошел до нас договор тверского князя с великим князем Василием Васильевичем и двоюродными братьями его - Димитрием Шемякою и Димитрием Красным. Борис Александрович выговаривает, чтоб московский князь не принимал тверских областей в дар от татар. Оба князя клянутся быть заодно на татар, на ляхов, на литву, на немцев; Борис обязывается сложить целование к Сигизмунду литовскому, объявив ему, что Тверь в союзе с Москвою, и без князя московского не заключать договоров ни с каким князем литовским. Мы видели, что тверской князь, находившийся в близком свойстве с князем можайским, соединился с последним и Шемякою против Василия, но тотчас же и принял сторону его, увидавши, что все Московское княжество против Шемяки; мы видели также, что Борис в награду за помощь выговорил у Василия согласие на брак его старшего сына и наследника, Ивана, на своей дочери Марии. Между тем у тверского князя была война с литовским, и войска последнего взяли Ржеву. Это, как видно, заставило Бориса заключить мир с Казимиром литовским, который возвратил Ржеву, но за это Борис обязался быть в постоянном союзе с литовским князем, помогать ему на всех, никого не исключая. И московский великий князь, заключая в том же году договор с Казимиром, объявляет тверского князя на стороне литовской, о своих же отношениях к нему говорит, что он с ним в любви и докончании. Но после 1454 года опять встречаем договор тверского князя с московским, в котором оба клянутся быть заодно на татар, на ляхов, на литву и немцев. В этом договоре замечательно следующее условие: "Что отступил от тебя князь Иван можайский да сын Димитрия Шемяки, князь Иван, или который другой брат тебе сгрубит: и мне, великому князю Борису, и моим детям, и братьям моим младшим к себе их не принимать; а быть нам с тобою на них заодно и с твоими детьми. Также, если кто из моих братьев младших или меньших мне, великому князю Борису, сгрубит или моему сыну, князю Михаилу, и меньшим моим детям, то тебе, великому князю Василию, и твоим детям великому князю Ивану и князю Юрию, и меньшим твоим детям к себе их не принимать; а быть вам со мною и с моими детьми на них заодно". Оба свата обязываются в заключение, что если один из них умрет, то оставшийся в живых должен заботиться о жене и детях умершего. И в сношениях с князем тверским митрополит Иона принимает деятельное участие. До нас дошло послание его к тверскому епископу о том, чтоб тот убедил своего князя подать помощь великому князю Василию против татар. "Благословляю тебя, - пишет митрополит епископу, - чтоб ты сыну моему, великому князю Борису Александровичу, говорил и бил челом и докучал твердо, по своему святительскому долгу, чтоб он послал своих воевод к великому князю Василию Васильевичу на безбожных, ибо сам ты знаешь, что если великий князь Василий Васильевич получит над ними верх, то это будет общее добро обоих великих государей и всего нашего православного христианства". Так духовенство старалось тогда поддержать сознание об общих русских выгодах.

Рязань и Тверь постоянно колебались между Москвою и Литвою; Новгород Великий хотел быть самостоятельнее, тем более что теперь он был порадован возобновлением усобиц между самими князьями московскими. Во время этих усобиц новгородцы следовали правилу признавать победителя своим князем, но между тем давать у себя убежище и побежденному; так, в 1434 году нашел в Новгороде убежище Василий Васильевич, и в том же году видим там и противника его, Василия Юрьевича Косого. Но последний, кроме почетного приема, не мог ничего получить от новгородцев и, уезжая от них, пограбил их волости. Угрожаемый Косым, Василий Васильевич заключил в 1435 году договор с новгородцами, по которому обещал отступиться от всех новгородских земель, захваченных его предшественниками, - Бежецкого Верха, волостей на Ламском Волоке и Вологде, а новгородцы обещали также отступиться от всего следующего великому князю и для этого обязались с обеих сторон выслать своих бояр на развод земли. Новгородцы выслали своих бояр в назначенный срок, но московские бояре не явились. Несмотря, однако, на это, открытой вражды не было; когда в 1437 году от великого князя из Москвы приехал в Новгород князь Юрий Патрикеевич просить черного бору, то новгородцы черного бору дали; с другой стороны, московский князь был занят борьбою с Косым и татарами. Но в 1441 году, когда со всех сторон было спокойно, Василий прислал в Новгород складную грамоту и повоевал волостей новгородских много вместе со псковитянами, которые опустошили новгородские владения на 300 верст в длину и 50 в ширину; двое тверских воевод были также в полках Василиевых. Новгородские воеводы с своей стороны много воевали за Волоком по земле великокняжеской; тем не менее новгородцы послали в город Демон к великому князю владыку, бояр и житых людей, которые купили у него мир на старинных условиях - за 8000 рублей. Если мы, основываясь на договоре великого князя с Шемякою 1440 года, предположим смешение годов в летописях и отнесем войну Василия Васильевича с Шемякою к 1439 и 1440 годам вместо 1442, то будем в состоянии объяснить себе причину разрыва великого князя с Новгородом в 1441 году: во время войны своей с Василием Шемяка убежал в новгородские владения на Бежецком Верху и оттуда послал сказать новгородцам: "Примите меня на своей воле". Те отвечали: "Хочешь, князь, приезжай к нам, а не хочешь, то как тебе любо".

1444 год был тяжек для Новгорода: с одной стороны напали немцы, с другой стороны тверичи неизвестно по какому поводу опустошили много пограничных волостей новгородских; тогда великий князь литовский Казимир прислал сказать новгородцам: "Возьмите моих наместников на Городище, и я вас обороню, я для вас не заключил мира с великим князем московским". Новгородцы не приняли этого предложения, не было им обороны ни от Литвы, ни от Москвы против князя тверского, который опять взял у них 50 волостей вместе с Торжком. Плен великого князя Василия у татар придал тверскому князю еще больше смелости: он прислал своих людей и воевод на Торжок, разогнал, ограбил остальных его жителей, иных погубил, на других взял окуп, свез в Тверь 40 возов товару московского, новгородского и торжокского, из них несколько потонуло в реке. Притесняемые Тверью, новгородцы по крайней мере могли надеяться спокойствия со стороны Москвы, где опять начались усобицы; Шемяка восторжествовал над Василием, но был слаб и потому прислал поклонщиков в Новгород и заключил с ним мир на всех старинах. Шемяка недолго княжил в Москве; в новой войне его с Василием новгородцы, по словам их летописца, не вступились ни за одного и тем самым уже возбуждали неудовольствие победителя; еще более раздражали они его тем, что, по обычаю, приняли к себе Шемяку. Митрополит Иона и тут вступился в дело; несколько раз писал он к новгородскому архиепископу Евфимию и к новгородцам, чтоб они поберегли себя душевного ради устроения и тишины. Новгородцы с своей стороны присылали к митрополиту с просьбою, чтоб бил челом за них великому князю и дал для их послов опасные грамоты. Опасные грамоты были даны с тем, чтобы новгородцы отправили в Москву своих послов, людей больших, по своим делам, а чтоб Шемяка прислал своего посла с чистым покаянием бить челом своему господину и старшему брату, великому князю, и жалованья у него просить. Новгородцы прислали своих послов, людей великих, но прислали ни с чем; Шемяка прислал также своего боярина, но с такими условиями, на которые в Москве никак не хотели согласиться. Митрополит жаловался на это новгородскому владыке, зачем Шемяка посылает свои грамоты с великою высостию, о своем преступлении и о своей вине ни одного слова пригодного не приказывает. Между тем новгородцы продолжали держать Шемяку, и владыка в письмах к митрополиту оправдывал их старинным обычаем, по которому каждый князь, приехавший к св. Софии, принимался с честию, указывал, что и сам митрополит называет Шемяку сыном. Иона отвечал на это: "Прочти хорошенько все мои грамоты, какие только я к тебе писал, и вразумись, мог ли я называть сыном того князя, с которым не велю детям твоим, новгородцам, ни пить, ни есть, потому что он сам себя от христианства отлучил. Ты сам видел грамоту, которую он написал на себя, и после сколько зла наделал, сколько крови христианской пролил? После того можно ли князя Дмитрия называть сыном церкви божией и нашего смирения? Я тебе писал и теперь пишу, что я и вместе со мною все владыки и все священство Русской земли считаем князя Дмитрия неблагословенным и отлученным от божией церкви. Ты пишешь, что прежде русские князья приезжали в дом св. Софии, в Великий Новгород, и новгородцы честь им воздавали по силе, а прежние митрополиты таких грамот с тягостию не посылывали; но скажи мне, сын, какие это прежние князья приезжали к вам, сделавши такое зло над своим старшим братом и оставя у вас княгиню свою, детей и весь кош, ходили от вас в великое княжение христианство губить и кровь проливать? Как прежде не бывало в нашей земле братоубийства и к вам с таким лихом ни один князь не приезжал, так и прежние митрополиты в Великий Новгород таких грамот с тягостию не посылывали".

Новгородцы все не слушались и держали Шемяку до самой его смерти; они должны были ждать мести из Москвы, и вот, управившись с князем можайским и татарами, Василий в 1456 году выступил в поход против Новгорода за его неисправление. В Волоке собрались к нему все князья и воеводы со множеством войска; из Новгорода также явился туда посадник с челобитьем, чтоб великий князь пожаловал - на Новгород не шел и гнев свой отложил. Но Василий не принял челобитья и продолжал поход, отправивши наперед на Русу двоих воевод, князя Ивана Васильевича Оболенского-Стригу и Федора Басенка, а сам остановился в Яжелбицах. Стрига и Басенок вошли в Русу и захватили здесь много богатства, потому что жители, застигнутые врасплох, не успели убежать и спрятать свое имение. Московские воеводы отпустили главную рать свою назад с добычею, а сами с немногими детьми боярскими поотстали от нее, как вдруг показалось пятитысячное новгородское войско. Москвичи, которых не было и двухсот, сначала испугались, но потом начали говорить: "Если не пойдем против них биться, то погибнем от своего государя великого князя; лучше помереть". Схватиться им в рукопашный бой с новгородцами было нельзя; мешали плетни и свежие сугробы; тогда воеводы придумали средство: видя на новгородцах крепкие доспехи, они велели стрелять по лошадям, которые начали от ран беситься и сбивать всадников. Новгородцы, никогда и прежде не любившие и не умевшие биться верхом, никак не могли сладить с лошадьми, не умели действовать и длинными копьями и валились под коней своих, точно мертвые. Московские воеводы одержали решительную победу, много перебили неприятелей, взяли в плен посадника Михаила Тучу, но других пленников было мало, потому что некому было брать их. Когда беглецы принесли в Новгород весть о своем поражении, то поднялся сильный плач, потом зазвонили в вечевой колокол; сошелся весь город на вече, и стали бить челом владыке Евфимию, чтоб ехал вместе с посадниками, тысяцкими и житыми людьми к великому князю просить о мире. Владыка приехал в Яжелбицы, стал бить челом сперва князьям и боярам, а потом уже самому великому князю, который принял челобитье, дал мир, но взял за него 10000 рублей кроме того, что получили князья и бояре. Договор, заключенный в Яжелбицах, дошел до нас здесь кроме обычных старинных условий встречаем следующие новые: 1) вечевым грамотам не быть; 2) печати быть князей великих; 3) Великий Новгород не будет принимать к себе князя можайского и его детей, князя Ивана Дмитриевича Шемякина и его детей, его матери и зятьев; и после, если какой-нибудь лиходей великим князьям приедет в Новгород, то Новгороду его не принимать, приедет ли он прямо из Московской земли или побежит сперва в Литву или к немцам и оттуда приедет в Новгород. Что оставалось новгородцам после таких условий? В Суздальской земле, как они продолжали называть новую Русь, теперь один великий князь, ибо великие князья - тверской и рязанский - по своему относительному бессилию готовы стать его подручниками или отказаться от своих владений; татары уже не вступаются в дела князей, их ярлыки недействительны; последний поход показал новгородцам их бессилие пред полками московскими: теперь эти полки постоянно будут готовы устремиться к Новгороду, ибо не будут более заняты усобицами; притом же новгородцы поклялись не вмешиваться в междоусобия княжеские, не принимать к себе врагов Василия и его сына. Новгородцы понимали всю трудность своего положения, предчувствовали приближающееся падение своего быта, и это произвело в некоторых из них неукротимую ненависть к московскому князю, отнявшему у веча печать и грамоты. В 1460 году Василий с младшими сыновьями - Юрием и Андреем - поехал в Новгород: вечники начали сговариваться, как бы убить его и с детьми; намерение не было приведено в исполнение только потому, что архиепископ Иона представил всю его бесполезность: с Василием не было старшего сына, Иоанна; смерть старого князя могла бы только возбудить всеобщую ненависть к новгородцам, навлечь на них страшную месть сына Василиева; некоторые хотели убить лучшего и вернейшего воеводу великокняжеского, Федора Басенка, но и этот замысел не удался.

Новгород был наказан за то, что давал у себя убежище лиходеям великокняжеским; но колония новгородская, Вятка, оказывала этим лиходеям более деятельную помощь и потому не могла быть забыта московским князем, когда он восторжествовал над всеми своими врагами. В 1458 году великий князь отправил на вятчан воевод своих: князя Ивана Васильевича Горбатого суздальского, князя Семена Ряполовского и Григория Перхушкова; но этот поход не удался, потому что Перхушков за подарки благоприятствовал вятчанам. В следующем году были посланы другие воеводы, князь Иван Юрьевич Патрикеев, Иван Иванович и князь Димитрий Ряполовский: они взяли два города, Орлов и Котельнич, и долго держали в осаде главный город Хлынов; наконец вятчане добили челом на всей воле великого князя, как ему было надобно.

Другим, не насильственным, путем утверждалась власть московского великого князя во Пскове. Несмотря на то что внутренние смуты, происходившие в первую половину княжения Василиева, не позволяли московскому князю постоянно наблюдать за Псковом, жители последнего долго не прерывали связи с Москвою, прося утверждения князьям своим от великого князя московского. Так, в 1429 году псковичи прислали к Василию Васильевичу в Москву просить себе князя, и он отпустил к ним князя Александра Федоровича ростовского; потом, с 1434 года, видим во Пскове князем зятя Александрова, Владимира Даниловича, приехавшего из Литвы; во время его княжения, в 1436 году, явился из Москвы, от великого князя, князь Борис; псковичи приняли его, посадили на княжом дворе, но отправили старого своего князя Владимира в Москву; великий князь дал ему опять княжение, а Борису велел выехать из Пскова, потому что последний пролгался ему, по выражению летописца, т. е., вероятно, Борис, просясь у Василия на псковский стол, представил тамошние дела не так, как они были на самом деле. Мы видели, что псковичи усердно помогли великому князю в войне с Новгородом. В 1443 году стал княжить во Пскове князь Александр Васильевич Чарторыйский: посол московский поручил ему княжение по великого князя слову, псковичи посадили Александра на стол у св. Троицы, и он целовал крест к великому князю Василию Васильевичу и ко всему Пскову на всей псковской пошлине. Бедствие великого князя Василия и борьба его с Шемякою прервали на время связь Пскова с Москвою; псковичи теснее соединились с новгородцами; отпустивши князя своего Александра в Новгород в 1447 году, они взяли оттуда князя Василия Васильевича Шуйского-Гребенку, правнука Димитрия Константиновича нижегородского чрез сына Семена. Когда в 1454 году сын Шемяки Иван, убегая из Новгорода в Литву, приехал во Псков, то навстречу к нему вышло все священство с крестами, посадники и весь Псков приняли его с великою честию, угощали три недели и при отъезде подарили ему на вече 20 рублей. Когда в 1456 году великий князь Василий Васильевич начал войну с Новгородом, то оттуда явился гонец во Псков и стал говорить на вече: "Братья младшие, мужи псковичи! брат Великий Новгород вам кланяется, чтобы вы нам помогли против великого князя и крестное целование исправили". Псковичи, говорит летописец, взирая на бога и на дом св. Троицы и старых времен не поминая, что новгородцы псковичам никогда не помогали ни словом, ни делом, ни на какую землю, послали воевод своих на помощь Новгороду. Между тем начались у Новгорода мирные переговоры с великим князем, и псковичам оставалось только отправить вместе с новгородскими послами и своих - добивать челом последнему. Но приведение Новгорода в волю московского князя необходимо утверждало власть его и во Пскове. Здесь снова княжил теперь Александр Чарторыйский, сменивший Василия Шуйского, уехавшего в Новгород. Когда в 1460 году великий князь приехал в Новгород, то псковичи отправили к нему знатных послов с 50 рублями дару и с челобитьем, чтоб жаловал и печаловался своею отчиною, мужами псковичами, добровольными людьми. "Обижены мы от поганых немцев, водою, землею и головами, церкви божии пожжены погаными на миру и на крестном целовании", - говорили послы, после чего били челом великому князю о князе своем Александре Васильевиче, чтоб быть ему наместником великокняжеским и во Пскове князем. Василий отвечал: "Я вас, свою отчину, хочу жаловать и оборонять от поганых, как делывали отцы наши и деды, князья великие; а что мне говорите о князе Александре Чарторыйском, то и этим вас, свою отчину, жалую: если князь Александр поцелует животворящий крест ко мне, великому князю, и к моим детям, великим князьям, что ему зла на нас не хотеть, не мыслить, то пусть будет вам князем, а от меня наместником". Услыхавши этот ответ, князь Александр не захотел целовать креста и сказал псковичам: "Не слуга я великому князю, и не будь вашего целования на мне и моего на вас; когда станут псковичи соколом ворон ловить, тогда и меня, Чарторыйского, вспомнят". Он попрощался на вече, сказал: "Я вам не князь", - и уехал в Литву с двором своим, 300 человек боевых людей кованой рати кроме кошевых; псковичи много били ему челом, чтоб остался, но он не послушал псковского челобитья. Когда великий князь услыхал, что Александра нет больше во Пскове, то послал туда сына своего, князя Юрия. Посадники и бояре псковские встретили его за рубежом с великою честию, духовенство со крестами встретило его за городом, пели многолетие и посадили на столе отцовском, знаменовавши крестом, а посадники и весь Псков приняли его честно в княжой двор. Потом посадники и весь Псков били ему челом: "Чтоб, господин, пожаловал, дал бы нам от великого князя и от себя наместника во Псков, князя Ивана Васильевича" (Оболенского-Стригу), и князь Юрий пожаловал свою отчину, по приказу отца своего и старшего брата дал псковичам в наместники князя Оболенского; Юрий пробыл во Пскове три недели и два дня; псковичи подарили ему 100 рублей и проводили 20 верст за рубеж.

Продолжение...
Страница сгенерирована за 0.09 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com