Роман волынский, постоянный союзник Лешка, продолжал враждовать и с Мечиславом и с сыном его, Владиславом Ласконогим, но когда Лешко утвердился в Кракове, то Роман потребовал от него волости в награду за прежнюю дружбу; Лешко не согласился; притом же, по словам летописца, Владислав Ласконогий много содействовал ссоре Лешка с Романом, вследствие чего галицкий князь осадил Люблин; потом, услыхав, что Лешко с братом Кондратом идут против него, оставил осаду и двинулся к ним навстречу; перейдя Вислу, он расположился станом под городом Завихвостом, куда прибыли к нему послы от Лешка и завязали переговоры; положено было прекратить военные действия до окончания последних, и Роман, понадеявшись на это, с малою дружиною отъехал от стана на охоту, но тут в засаде ждал его польский отряд, и Роман после мужественного сопротивления лег на месте с дружиною (1205 г.). Так погиб знаменитый внук Изяслава Мстиславича; предприимчивостию, отвагою будучи похож на отца и деда, получивши чрез приобретение Галича и большие материальные средства, находясь в беспрестанных сношениях с пограничными иностранными государствами, где в это время родовые отношения княжеские сменились государственными, Роман, необходимо подчиняясь влиянию того порядка вещей, который господствовал в ближайших западных странах, мог, по-видимому, явиться проводником этих новых понятий для Южной Руси, содействовать в ней смене родовых княжеских отношений государственными; он мог, подобно отцу и деду, вступить в борьбу с северными князьями, в борьбу, которая, однако, должна была носить уже новый характер, если б и Роман стал стремиться к самовластию на юге, точно так же, как стремились к нему Юрьевичи на севере. Но это сходство положения Романа с положением северных князей есть сходство обманчивое, потому что почва Юго-Западной Руси, преимущественно почва Галицкого княжества, вовсе не заключала в себе тех условий крепкого государственного быта, которые существовали на севере и которыми воспользовались тамошние князья для собрания Русской земли, для утверждения в ней единства и наряда. Мы видели, какою силою пользовались бояре в Галиче, силою, пред которою никло значение князя; легко понять, что князь с таким характером, как Роман, скоро должен был враждебно столкнуться с этою силою: "Не передавивши пчел, меду не есть", - говорил он, и вот лучшие бояре погибли от него, как говорит, в страшных муках, другие - разбежались; Роман возвратил их обещанием всяких милостей, но скоро под разными предлогами поверг их той же участи. Оставя по себе такую кровавую память в Галиче, в остальной Руси, Роман слыл грозным бичом окрестных варваров - половцев, литвы, ятвягов, добрым подвижником за Русскую землю, достойным наследником прадеда своего, Мономаха: "он стремился на поганых, как лев, - говорит народное поэтическое предание, - сердит был, как рысь, губил их, как проходил, перелетал земли их, как орел, и храбр он был, как тур, ревновал деду своему, Мономаху". Мы видели, что одною из главных сторон деятельности князей наших было построение городов, население пустынных пространств: Роман заставлял побежденных литовцев расчищать леса под пашню, но тщетно казалось для современников старание Романа отучить дикарей от грабежа, приучить к мирным, земледельческим занятиям, и вот осталась поговорка: "Роман! Роман! худым живешь, литвою орешь".

Как видно, Роман не успел передавить всех пчел, и дети его долго не могли спокойно есть меда. У него от второго брака осталось двое сыновей: Даниил, четырех лет, и Василько - двух. Но кроме бояр галицких Роман оставил других врагов своим детям: Рюрик, как только узнал о смерти Романа, так тотчас же скинул монашескую рясу и объявил себя князем киевским вместо сына; он хотел было расстричь и жену, но та не согласилась и постриглась в схиму. Ольговичи также поднялись, явились с полками у Днепра; Рюрик вышел к ним навстречу и уговорились всем вместе идти на Галич, отнимать наследство у сыновей Романовых. На реке Серете встретили союзники галицкое и владимиро-волынское войско, бились с ним целый день и принудили отступить к Галичу, но они не могли ничего сделать этому городу и возвратились домой безо всякого успеха. Причиною неудачи было то, что в Галиче находился сильный венгерский гарнизон, из страха перед которым галичане не смели передаться неприятелям Романовичей. В Венгрии в это время королем был сын Белы III, Андрей II, который некоторое время княжил в Галиче; Андрей по смерти отца вел постоянную борьбу с старшим братом своим, королем Емерихом и потом с сыном последнего, малолетним Владиславом III до тех пор, пока последний не умер и не очистил для него престола. Как видно из летописи, Андрей во время этой борьбы не только не предъявлял своих притязаний на Галич, но даже находился в тесном союзе с Романом: они поклялись друг другу, что кто из них переживет другого, тот будет заботиться о семействе последнего. Андрей вступил на королевский престол в год смерти Романовой и должен был исполнить свою обязанность относительно семейства последнего; в Саноке он имел свидание со вдовствующей княгиней галицкой, принял Даниила, как милого сына, по выражению летописца, и послал пятерых вельмож с сильным войском, которое и спасло Галич от Рюрика и его союзников.

Но опасности и беды для сыновей Романовых только еще начинались. В следующем 1206 году все Ольговичи собрались в Чернигов на сейм - Всеволод Святославич Чермный с своею братьею, и Владимир Игоревич северский со своею братьею; к ним пришел смоленский князь Мстислав Романович с племянниками, пришло множество половцев, и все двинулись за Днепр; в Киеве соединился с ними Рюрик с двумя сыновьями, Ростиславом и Владимиром, и племянниками, берендеи и пошли к Галичу, а с другой стороны шел туда же Лешко польский. Галицкая княгиня с приверженными к ней людьми, слыша новую сильную рать, идущую со всех сторон, испугалась и послала просить помощи у венгерского короля; Андрей поднялся сам со всеми своими полками. Но вдова Романова с детьми не могла дожидаться прихода королевского: около них встал сильный мятеж, который принудил их бежать в старинную отцовскую волость Романову - Владимир-Волынский. Галичане остались без князя, а между тем король перешел Карпаты, с двух других сторон приближались русские князья и поляки, но те и другие остановились, услыхав о приходе королевском; Андрей также остановился, боясь столкнуться вдруг с двумя неприятельскими войсками. Внутренние смуты, возбуждаемые поведением королевы Гертруды и братьев ее, отзывали Андрея домой: он спешил вступить в мирные переговоры с Лешком польским, уговорился с галичанами, чтоб они приняли к себе в князья Ярослава, князя переяславского, сына великого князя Всеволода суздальского и отправился назад в Венгрию. Русские князья прежде еще двинулись назад, но галичане, ожидая две недели приезда Ярославова и боясь, чтоб Ольговичи, узнав об отступлении короля, не возвратились к их городу, решились послать тайно к. Владимиру Игоревичу северскому звать его к себе в князья: этому решению их много содействовали два боярина, которые, будучи изгнаны Романом, проживали в Северской области, а теперь возвратились и расхваливали Игоревичей. Владимир Игоревич с братом Романом, получив приглашение, в ночь украдкою от остальных князей поскакали в Галич, Владимир сел здесь, а Роман - в Звенигороде: Ярослав Всеволодович также был на дороге в Галич, но опоздал тремя днями и, узнав, что Игоревич уже принят галичанами, возвратился назад в Переяславль.

Но ни Игоревичи, ни галицкие бояре, затеявшие мятеж против сыновей Романовых, не хотели успокоиться до тех пор, пока последние были живы и на свободе в своей отчине - Владимире-Волынском: сюда явился священник, посол от галицкого князя и объявил гражданам от имени последнего: "Не останется в вашем городе камня на камне, если не выдадите мне Романовичей и не примите к себе княжить брата моего, Святослава". Рассерженные владимирцы хотели было убить священника, но трое каких-то людей уговорили их, что не годится убивать посла. Эти трое людей действовали, впрочем, не из уважения к званию посла, а потому что благоприятствовали галицкому князю. Когда на другой день княгиня узнала, что приезжал посол из Галича и что во Владимире есть люди, которые стоят за Игоревичей, то начала советоваться с дядькою сына своего, Мирославом: тот говорил, что делать нечего, надобно скорее бежать из города. Ночью в пролом городской стены вышла жена Романа Великого вчетвером с дядькою Мирославом, священником и кормилицею, которые несли маленьких князей, Даниила и Василька, беглецы не знали, куда им идти? Со всех сторон враги! Решились бежать в Польшу к Лешку, хотя и от этого не могли ожидать хорошего приема: Роман был убит на войне с ним, после чего мир еще не был заключен. К счастью в Лешке жалость пересилила вражду: он с честию принял беглецов, говоря: "Не знаю, как это случилось, сам дьявол поссорил нас с Романом". Он отправил малютку Даниила в Венгрию и с ним посла своего сказать королю: "Я позабыл свою ссору с Романом, а тебе он был друг: вы клялись друг друга, что кто из вас останется в живых, тот будет заботиться о семействе умершего; теперь Романовичи изгнаны отовсюду: пойдем возвратим им отчину их". Андрей сначала принял было к сердцу предложение Лешка, но потом, когда галицкий князь Владимир прислал богатые дары им обоим, то усердие их к Романовой семье охладело, и когда Игоревичи перессорились друг с другом, то один из них, Роман, приехавши в Венгрию, успел убедить Андрея дать ему войско на помощь и с этим войском выгнал из Галича брата Владимира, который принужден был бежать назад в свою волость, в Путивль. В следующем (1207) году польские князья - Лешко и брат его Кондрат - двинулись, наконец, на Владимир, где после бегства сыновей Романовых княжил третий Игоревич - Святослав, но и тут Лешко шел на Владимир не для того, чтобы возвратить этот город Романовичам: он хотел посадить там своего дядю по матери, родного племянника Романова, Александра Всеволодовича бельзского. Жители Владимира отворили ворота перед Александром: "ведь это племянник Романа", - говорили они. Но союзники Александра, поляки, несмотря на то, что вошли в город беспрепятственно, ограбили его, стали было уже отбивать двери и у соборной Богородичной церкви, как по просьбе Александровой приехали Лешко с братом и отогнали их. Владимирцы сильно жаловались на поляков: "Мы поверили их клятве, - говорили они, - ведь если б с ними не было Александра, то мы не дали б им перейти и Буг". Святослава Игоревича взяли в плен и отвели в Польшу, на его место польские князья посадили сперва Александра, но потом передумали: старшим во всем племени Изяслава Мстиславича был Ингварь Ярославич луцкий, которого мы видели в Киеве, его-то посадили теперь во Владимире, но и здесь он сидел недолго: бояре не полюбили его и с согласия Лешка Александр опять приехал княжить во Владимир, а Ингварь отправился назад в свой Луцк; младший брат его Мстислав, прозвищем Немой, княжил в Пересопнице; малолетнему Васильку Романовичу Лешко отдал Брест по просьбе тамошних граждан, которые с радостию приняли малютку, видя в нем как бы живого Романа; после мать Василька прислала к Лешку с новою просьбою: "Александр, - говорила княгиня, - держит всю нашу землю и отчину, а сын мой сидит в одном Бресте". Лешко велел Александру отдать Бельз Романовичу, а брат Александра, Всеволод, сел в Червне. Таким образом, смерть сильного Романа дала польскому князю возможность распоряжаться Волынскими волостями.

Между тем в Галиче продолжали происходить беспокойства. Киевский князь Рюрик по соглашению с венгерским королем отправил в Галич сына своего, Ростислава, галичане приняли его с честию, выгнали Романа, но потом скоро выгнали Ростислава и опять приняли Романа; это побудило короля Андрея покончить с Галичем, присоединить его к своим владениям. Он послал на Романа Игоревича палатина Бенедикта Бора, который схватил Романа в бане, стал именем королевским сам управлять в Галиче и управлял так, что его прозвали антихристом: мучил и бояр, и простых граждан, сладострастию своему не знал пределов, бесчестил жен, монахинь, попадей. Угнетенные галичане послали звать к себе на помощь Мстислава Ярославича, князя пересопницкого; тот приехал, но не нашел еще галичан, готовых к восстанию, или, что всего вероятнее, дружина, приведенная Мстиславом, была, по мнению галичан, слишком слаба для того, чтоб с нею можно было восстать против венгров, и один из главных бояр, Илья Щепанович, взведши Мстислава на Галичину могилу, сказал ему в насмешку: "Князь! Ты на Галичине могиле посидел, так все равно, что княжил в Галиче". Осмеянный Мстислав отправился назад в Пересопницу. Тогда галичане обратились опять к Игоревичам северским, послали сказать Владимиру и Роману, которому удалось между тем уйти из венгерского плена: "Виноваты мы перед вами, избавьте нас от этого томителя Бенедикта". Игоревичи явились на зов с сильною ратью, заставили Бенедикта бежать в Венгрию и уселись опять в Галицком княжестве: Владимир в самом Галиче, Роман - в Звенигороде, Святослав - в Перемышле; сыну своему, Изяславу, Владимир дал Теребовль, а другого - Всеволода отправил в Венгрию задаривать короля, чтоб тот оставил их спокойно княжить за Карпатами.

От венгерского короля можно было избавиться дарами, притом же у него было много дела внутри своего государства, но чем было Игоревичам избавиться от бояр галицких, которые не давали им покоя своими крамолами? Игоревичи решились действовать по примеру Романа, решились передавить пчел, чтобы есть спокойно мед, и вот, воспользовавшись первым удобным случаем, они велели бить галицкую дружину: 500 человек из нее погибло, в том числе двое знатнейших бояр - Юрий Витанович и Илья Щепанович, но другие разбежались; между ними Владислав, которому преимущественно Игоревичи были обязаны Галицкою волостью, и двое других, Судислав и Филипп, отправились в Венгрию. Они стали просить короля Андрея: "Дай нам отчича нашего Даниила; мы пойдем с ним и отнимем Галич у Игоревичей". Король согласился, послал изгнанных бояр и с ними молодого Даниила в Галич, давши ему сильное войско под начальством осьми воевод. Владислав пришел прежде всего к Перемышлю и послал сказать тамошним жителям: "Братья! Что вы колеблетесь? Не Игоревичи ли перебили отцов ваших и братьев, имение ваше разграбили, дочерей ваших отдали за рабов ваших, наследством вашим завладели пришельцы! Так неужели вы хотите положить за них свои души?" Слова эти подействовали на перемышльцев: они схватили князя своего Святослава Игоревича и сдали город на имя Даниилово. Оттуда бояре с венграми пошли к Звенигороду, но звенигородцы были за Игоревичей и стали сильно отбиваться от осаждающих, несмотря на то, что на помощь к последним пришли полки из Бельза от Василька Романовича, из Польши от Лешка, пришли волынские князья - Мстислав Немой из Пересопницы, Александр с братом из Владимира, луцкий князь Ингварь также прислал свои полки. На помощь к Роману Игоревичу звенигородскому явились только половцы, которых привел племянник его, Изяслав Владимирович, и, несмотря на успех, который получили половцы и звенигородцы в деле с венграми, Роман видел, что не мог долго держаться в городе и бежал, но на дороге был схвачен и приведен в стан к Даниилу и воеводам венгерским, которые тотчас же послали сказать звенигородцам: "Сдавайтесь, князь ваш схвачен". Те сначала было не поверили, но потом, узнавши, что Роман действительно в плену, сдали свой город. От Звенигорода Даниил с союзниками пошел к Галичу; Владимир Игоревич с сыном, не дожидаясь неприятельского прихода, бежали, и Даниил беспрепятственно въехал в Галич, где все бояре владимирские и галицкие посадили его на отцовский стол в соборной церкви богородицы.

Но бояре недовольны были торжеством своим и хотели мести: в руках у венгров были пленные Игоревичи; воеводы хотели вести их к королю, но бояре галицкие, задаривши воевод, выпросили себе Игоревичей и повесили их. Легко понять, что эти бояре посадили Даниила не для того, чтоб усердно повиноваться малютке; за последнего хотела было управлять его мать, приехавшая в Галич, как скоро узнала об успехе сына, но бояре немедленно же ее выгнали. Маленький Даниил не хотел расстаться с матерью, плакал, и когда Александр, шумавинский тиун, хотел насильно отвести его коня, то Даниил выхватил меч, чтоб ударить Александра, но не попал и ранил только его коня; мать поспешила вырвать у него из рук меч, упросила успокоиться и остаться в Галиче, а сама отправилась в Бельз опять к Васильку и оттуда к королю в Венгрию. Андрей принял ее сторону, призвал бояр владимирских, князя Ингваря луцкого и пошел в Галич, где по изгнании княгини всем управлял боярин Владислав с двумя другими своими товарищами - Судиславом и Филиппом. Король велел схватить всех троих и подвергнуть тяжкому заключению; Судислав успел деньгами откупиться от неволи, но Владислав принужден был следовать за королем в Венгрию, где, впрочем, пробыл недолго: двое братьев его, Яволд и Ярополк, успели спастись бегством в Пересопницу и убедили тамошнего князя, Мстислава Немого, пойти с ними в другой раз на Галич; бояре, узнавши о вступлении Мстислава в их землю, передались ему, и Даниил с матерью опять принужден был бежать в Венгрию, а брат его, Василько, потерял Бельз, который взял у него Лешко польский, чтоб отдать опять Александру Всеволодовичу владимирскому; Василько принужден был удалиться в Каменец. Но в то время как братья Владиславовы так успешно хлопотали в Пересопнице и Галиче, сам Владислав действовал в Венгрии у короля Андрея: как видно из последующего летописного рассказа, он убедил Андрея не давать Галича никому из русских князей, а взять его себе, причем обещал приготовить все в Галиче к новому порядку. Иначе трудно будет объяснить то известие, что король, сбираясь идти на Галич, отправил туда в передовых Владислава. Король, однако, не мог следовать за Владиславом, его задержали страшные события в Венгрии, на которые мы должны обратить внимание по однородности их с знаменитыми явлениями в Галиче, не могшем загородиться Карпатами от венгерского влияния; поведение галицких бояр объясняется поведением вельмож венгерских. Во время усобиц, предшествовавших воцарению Андрея, значение вельмож так возросло, что Андрей, вступая на престол, первый из королей венгерских должен был клятвенно подтвердить права и преимущества высшего сословия, но мы уже заметили, что при этом поведение королевы Гертруды и ее братьев постоянно возбуждало неудовольствие вельмож и, наконец, повело к явному восстанию, когда один из братьев королевы, Екберт, с ведома сестры и даже в ее комнатах обесчестил жену известного нам галицкого антихриста, палатина Бенедикта Бора. Бенедикт, несмотря на то, что сам позволял себе подобные поступки в Галиче, пылал местию к виновникам своего позора и составил заговор вместе с другими вельможами. Пользуясь выступлением Андрея в галицкий поход, заговорщики ворвались во дворец и изрубили королеву в куски, после чего дворец был разграблен. Король должен был отложить поход, чтоб иметь возможность управиться с своими мятежниками; этим обстоятельством воспользовался Владислав: въехал с торжеством в Галич после бегства оттуда Мстислава пересопницкого, вокняжился и сел на столе, по выражению летописца, признавая, впрочем, как видно, верховную власть венгерского короля.

Между тем Даниил, видя страшную смуту в Венгрии, удалился оттуда сперва в Польшу и, не получив от Лешка ничего, кроме почетного приема, поехал в Каменец к брату Васильку. На этот раз начал дело Мстислав Немой пересопницкий: он поднял Лешка в поход на Галич; тот взял Даниила из Каменца, Александра из Владимира, брата его Всеволода из Бельза и отправился против нового галицкого князя из бояр. Владислав оставил братьев защищать Галич, а сам с войском, набранным из венгров и чехов (как видно, наемных) вышел навстречу к неприятелю на реку Боброк. Союзникам удалось поразить Владислава, но не удалось взять Галича; они должны были удовольствоваться опустошением волости и возвратились назад, после чего Лешко велел Александру, князю владимирскому, отдать Романовичам два города - Тихомль и Перемышль: здесь, говорит летописец, стали княжить Даниил и Василько с матерью, а на Владимир смотрели, говоря: "Рано или поздно Владимир будет наш". Между тем король Андрей, освободившись несколько от внутренних своих дел, выступил в поход на Лешка за опустошение Галицкой волости, которую он считал своею; Лешко не хотел войны с королем и послал к нему воеводу своего Пакослава с предложением следующей сделки: "Не годится боярину княжить в Галиче, но возьми лучше дочь мою за своего сына Коломана и посади его там". Андрей согласился, имел личное свидание с Лешком, свадьба устроилась, и молодой Коломан стал княжить в Галиче, а боярин Владислав был схвачен и умер в заточении, наделав много зла детям своим и всему племени, потому что ни один князь не хотел приютить у себя сыновей боярина, который осмелился похитить княжеское достоинство. Кроме выгодного брака для своей дочери, Лешко получил от короля из Галицкой волости Перемышль и Любачев, последний город был отдан воеводе Пакославу, который умел устроить этот выгодный союз. Пакослав был приятель молодым Романовичам и их матери, по его совету Лешко послал сказать Александру Всеволодовичу: "Отдай Владимир Романовичам, а не дашь, так пойду на тебя вместе с ними". Александр не дал волею и потом принужден был отдать неволею.

Таким образом иноплеменники поделили между собою отчину Ростиславичей; русские князья один за другим должны были оставить Галич или гибли в нем позорною смертию, остальные князья на Руси сильно сердились на галичан за бесчестье, которое они нанесли роду их, повесивши Игоревичей, но были бессильны отмстить им за это бесчестье, потому что Мономаховичи с Ольговичами продолжали свою обычную борьбу. В 1206 году, по возвращении из второго похода под Галич, Ольговичи, обрадовавшись тому, что успели занять его своими родичами, Игоревичами, решились отнять у Мономаховичей старшинство и Киев; Всеволод Святославич Чермный сел в Киеве, надеясь на свою силу, как говорит летописец, и послал посадников по киевским городам, а Рюрик, видя свое бессилие, или, как выражается летописец, непогодье, уехал в свою прежнюю волость, Овруч, сын его - Ростислав - в Вышгород, а племянник Мстислав Романович - в Белгород". Отнявши Киев у Мономаховичей, Ольговичи захотели отнять у них и Переяславль, тем больше, что, как мы видели, переяславский князь Ярослав Всеволодович был соперником Игоревичей по галицкому столу, и вот Всеволод Чермный посылает сказать Ярославу: "Ступай из Переяславля к отцу в Суздаль, а Галича не ищи под моею братьею; если же не пойдешь добром, так пойду на тебя ратью". Ярослав, не имея надежды получить от кого-либо помощь, послал ко Всеволоду просить свободного пропуска на север чрез Черниговские владения и получил его, поцеловавши крест Ольговичам на всей их воле, а в Переяславле сел на его место сын Чермного. Но последний сам недолго сидел в Киеве: в том же году Рюрик, соединясь с сыновьями и племянниками своими, выгнал Ольговичей из Киева и из Переяславля, сам сел в Киеве, а сына своего, Владимира, посадил в Переяславле; Чермный явился зимою с братьею и с половцами добывать Киева, стоял под ним три недели, но не мог взять и ушел назад ни с чем. Счастливее был он в следующем 1207 году: с трех сторон пришли враги Мономаховичей - из Чернигова - Чермный с братьею, из Турова - князь Святополк, из Галича - Владимир Игоревич; Рюрик, слыша, что идет на него отовсюду бесчисленная рать, а помощи нет ни от кого, бежал из Киева в Овруч; Триполь, Белгород, Торческ были отняты у Мономаховичей, которые по причине голода не могли выдерживать продолжительных осад; Всеволод сел опять в Киеве, наделав много зла Русской земле чрез своих союзников-половцев. Тогда поднялся было на него Всеволод суздальский: услыхав, что Ольговичи с погаными воюют землю Русскую, он пожалел об ней и сказал: "Разве тем одним отчина - Русская земля, а нам уже не отчина? Как меня с ними бог управит, хочу пойти к Чернигову". Всеволод собрал сильное войско, но дела рязанские помешали его походу на Чернигов; когда рязанские князья были схвачены, то Рюрик, обрадовавшись успеху Всеволода над союзниками Ольговичей, явился нечаянно у Киева и выгнал из него Чермного; тот напрасно после старался получить обратно этот город силою, ему удалось овладеть им только посредством переговоров со Всеволодом: в 1210 году Чермный и все Ольговичи прислали в Суздаль митрополита Матфея, прося мира и во всем покоряясь Всеволоду; последний, получивши незадолго перед тем неприятность от одного из Ростиславичей, Мстислава Мстиславича Удалого, в Новгороде, не мог быть очень расположен в пользу этого племени и потому согласился, чтоб Всеволод Чермный, как старший между пятиюродными братьями в Ярославовом роде, сел в Киеве, а Рюрику отдал Чернигов. Таким образом, когда на севере обозначились ясно стремления к новому порядку вещей, в южной Руси после долгой борьбы старинные представления об единстве рода Ярославова и ненаследственности волостей в одном племени получают полное торжество: мало того, что Ольгович получает Киев, старший по нем Мономахович садится в Чернигове, возобновляется, следовательно, тот первоначальный порядок княжеских переходов по волостям, который был нарушен еще при Мономахе исключением Ольговичей из старшинства. Мир суздальского князя с Ольговичами был скреплен браком сына Всеволодова, Юрия, на дочери Чермного.

Но в то время, когда Южная Русь оставалась так верна своей старине, которая не могла дать ей силы, возвратить утраченное значение, первенство, северный князь усиливал себя все более и более. С 1179 года рязанские князья, Глебовичи, находились в воле Всеволодовой; в 1186 году встала между ними опять усобица: старшие братья - Роман, Игорь и Владимир, вооружились против младших - Всеволода и Святослава, сидевших в Пронске. Чтоб легче разделаться с последними, старшие братья послали звать их на общий съезд, намереваясь тут схватить их; младшие узнали об умысле и, вместо того, чтобы ехать к старшим, стали укреплять свой город, ожидая нападения; ждали они недолго: старшие явились с большим войском и стали опустошать все около города. Тогда Всеволод суздальский послал сказать им: "Братья! Что это вы делаете? Удивительно ли, что поганые воевали нас: вы вот теперь хотите и родных братьев убить".

Но те вместо послушания стали сердиться на Всеволода за его вмешательство и еще больше поднимать вражду на братьев. Тогда младшие Глебовичи послали просить Всеволода о помощи, и тот отправил с ним сперва триста человек из владимирской дружины, которые сели в Пронске и отбивались вместе с осажденными, а потом отправил еще другое войско, к которому присоединились князья муромские. Слыша о приближении войска из Владимира, старшие Глебовичи сняли осаду Пронска и побежали к себе в Рязань, а Всеволод Глебович поехал навстречу к полкам Великого Всеволода; те, узнавши от него, что осада Пронска снята и им идти дальше незачем, пошли назад во Владимир, куда поехал также и Глебович, чтоб посоветоваться со Всеволодом, как быть им с старшими братьями. Но в это время рязанские князья, узнавши, что владимирское войско возвратилось и что в Пронске один Святослав, пошли и осадили опять этот город, перехватили воду у жителей, а к брату Святославу послали сказать: "Не мори себя голодом с дружиною и людей не мори, ступай лучше к нам, ведь ты нам свой брат, разве мы тебя съедим? Только не приставай к брату своему Всеволоду". Святослав объявил об этом своим боярам, те сказали: "Брат твой ушел во Владимир, а тебя выдал: так что ж тебе его дожидаться?". Святослав послушался и отворил город. Братья отдали ему Пронск назад, но взяли жену, детей, дружину Всеволода Глебовича и повели в Рязань; вместе с дружиною Всеволода Глебовича перевязали дружину Великого Всеволода, сидевшую в Пронске в осаде. Всеволод Глебович, услыхав, что семья и дружина его взяты, а брат Святослав передался на сторону старших, стал сначала сильно горевать, потом захватил Коломну и начал из нее пустошить волости братьев; те мстили ему тем же, и ненависть между ними разгоралась все больше и больше.

Всеволода Великого также сильно раздосадовал поступок Святослава, который позволил братьям перевязать владимирскую дружину, он послал сказать ему: "Отдай мне мою дружину добром, как ты ее у меня взял; захотел помириться с братьями - мирись, а людей моих зачем выдал? Я к тебе их послал по твоей же просьбе, ты у меня их челом выбил; когда ты был ратен, и они были ратны, когда ты помирился, и они стали мирны". Глебовичи, услыхав, что Всеволод Великий хочет идти на них, послали ему сказать: "Ты отец наш, ты господин, ты брат; где твоя обида будет, то мы прежде тебя головы свои положим за тебя, а теперь не сердись на нас; если мы воевали с братом своим, то оттого, что он нас не слушается, а тебе кланяемся и дружину твою отпускаем". Всеволод не захотел мира, а когда Всеволод не хотел мира, то это значило, что война была очень выгодна и успех верен. Но в следующем году (1187) явился во Владимир черниговский епископ Порфирий с ходатайством за Глебовичей, потому что Рязань принадлежала к черниговской епархии; он уговорил владимирского епископа Луку действовать с ним заодно, и оба вместе стали просить Всеволода за Глебовичей: Всеволод послушался их и послал Порфирия в Рязань с миром; вместе с епископом отправились послы Всеволодовы и послы князей черниговских, они повели и пленников рязанских, отпущенных Всеволодом в знак своего расположения к миру. Но Порфирий, пришедши в Рязань, повел дело не так, как хотел Всеволод, и тайком от его послов. Всеволод рассердился, хотел было послать в погоню за Порфирием, но потом раздумал; впрочем, оставя в покое Порфирия, он не хотел оставить в покое Глебовичей и тем же годом выступил против них в поход, взявши с собою князя муромского и Всеволода Глебовича из Коломны; он переправился чрез Оку и страшно опустошил Рязанскую волость. Этим походом Всеволод, как видно, достиг своей цели, потому что после, во время войны с Ольговичами, мы видим рязанских князей в его войске; притом же Пронск был возвращен Всеволоду Глебовичу, который там вскоре и умер. Но когда в 1207 году Всеволод Великий собрался идти на Ольговичей к Чернигову и, соединившись в Москве с сыном своим, Константином новгородским, дожидался здесь также и прихода князей рязанских, то вдруг пришла к нему весть, что последние обманывают его, сговорились с Ольговичами и идут к нему для того, чтоб после удобнее предать его. Все рязанские действительно явились с дружинами, их было восьмеро: Роман и Святослав Глебовичи, последний с двумя сыновьями, да племянники их, сыновья умерших Игоря и Владимира, двое Игоревичей - Ингварь и Юрий, и двое Владимировичей - Глеб и Олег. Всеволод принял их всех радушно и позвал к себе на обед; стол был накрыт в двух шатрах: в одном сели шестеро рязанских князей, а в другом - великий князь Всеволод и с ним двое остальных рязанских, именно Владимировичи - Глеб и Олег. Последние стали говорить Всеволоду: "Не верь, князь, братьям нашим: они сговорились на тебя с черниговскими". Всеволод послал уличать рязанских князей князя Давыда муромского и боярина своего Михаила Борисовича: обвиненные стали клясться, что и не думали ничего подобного; князь Давыд и боярин Михаил долго ходили из одного шатра в другой, наконец, в шатер к рязанским явились родичи их - Глеб и Олег и стали уличать их; Всеволод, слыша, что истина обнаружилась, наконец, велел схватить уличенных князей вместе с их думцами, отвести во Владимир, а сам на другой же день переправился через Оку и пошел к Пронску, где сидел сын умершего Всеволода Глебовича, Михаил; этот князь, слыша, что дядья его схвачены и Всеволод приближается с войском к его городу, испугался и убежал к тестю своему в Чернигов - знак, что он был также на стороне схваченных князей и на стороне черниговского князя, своего тестя: иначе для чего было бы ему бояться Всеволода, всегда благосклонного к отцу его?

Жители Пронска взяли к себе третьего Владимировича, Изяслава, не бывшего, как видно, заодно с родными братьями, и затворились в городе. Всеволод послал к ним боярина Михаила Борисовича с мирными предложениями, но они не хотели о них слышать, летописец называет ответ их буйною речью. Тогда Всеволод велел приступить к городу со всех сторон и отнять воду у жителей, но те не унывали, бились крепко из города и ночью крали воду; Всеволод велел стеречь и день и ночь и расставил полки свои у всех ворот. Старшего сына своего, Константина, с новгородцами и белозерцами поставил на горе у одних ворот, Ярослава с переяславцами - у других, Давыда с муромцами - у третьих, а сам с сыновьями Юрием и Владимиром и с двумя Владимировичами стал за рекою с поля Половецкого (степи). Проняне все не сдавались и делали частые вылазки не для того, впрочем, чтоб биться с осаждающими, но чтоб достать воды, потому что помирали от жажды. Между тем у осаждающих стали выходить съестные припасы и Всеволод отправил отряд войска под начальством Олега Владимировича на Оку, где стояли лодки его с хлебом. На дороге Олег узнал, что двоюродный брат его, третий Игоревич, Роман, оставленный дядьями в Рязани, вышел из нее с войском и напал на владимирских лодочников, стоявших у Ольгова; получивши эту весть, Владимирович бросился на помощь к лодочникам; рязанцы оставили последних и сразились с новоприбывшим отрядом, но были побеждены, ставши между двумя неприятелями - между полком Олега и лодочниками. Олег возвратился к войску с победою и хлебом, тогда проняне после трехнедельной осады принуждены были сдаться; Всеволод дал им в князья Олега Владимировича, а сам пошел к Рязани, сажая по всем городам своих посадников, чем обнаруживал намерение укрепить их за собою. Он уже был в двадцати верстах от старой Рязани, у села Доброго Сота, и хотел переправляться через реку Проню, как явились к нему рязанские послы с поклоном, чтоб не приходил к их городу; епископ рязанский Арсений также не раз присылал к нему говорить: "Князь великий! Не пренебреги местами честными, не пожги церквей святых, в которых жертва богу и молитва приносится за тебя, а мы исполним всю твою волю, чего только хочешь". Всеволод склонился на их просьбу и пошел назад через Коломну во Владимир: воля Всеволода состояла в том, чтобы рязанцы выдали ему всех остальных князей своих и с княгинями; рязанцы повиновались, и в следующем, 1208, году приехал к ним княжить сын Всеволода - Ярослав. Рязанцы присягнули ему, но за измену: стали хватать и ковать людей его и некоторых уморили, засыпавши в погребах. Тогда Всеволод пошел опять на Рязань, под которою был встречен сыном Ярославом; рязанцы по приказанию Всеволода вышли на Оку на ряды, т. е. на суд с князем своим Ярославом, но вместо оправдания прислали буйную речь по своему обычаю и непокорству, говорит летописец, тогда Всеволод приказал захватить их, потом послал войско в город захватить их жен и детей; город был зажжен, а жители его расточены по разным городам; таким же образом поступил он и с Белгородом и пошел назад во Владимир, ведя с собою всех рязанцев и епископа их, Арсения. Прежний князь пронский, Михаил Всеволодович, с двоюродным братом Изяславом Владимировичем (выпущенным, как видно, по сдаче Пронска) приходили в том же году воевать волости Всеволодовы около Москвы, но были побеждены сыном великого князя Юрием и спаслись только бегством, потерявши всех своих людей. Так рассказывается в большей части известных нам летописей, но в летописи Переяславля Суздальского читаем, что Всеволод, взявши Пронск, посадил здесь муромского князя Давыда и что в следующем году Олег, Глеб, Изяслав Владимировичи и князь Михаил Всеволодович рязанские приходили к Пронску на Давыда, говоря: "Разве ему отчина Пронск, а не нам?" Давыд послал им сказать: "Братья! Я бы сам не набился на Пронск: посадил меня в нем Всеволод, а теперь город ваш, я иду в свою волость". В Пронске сел кир Михаил, Олег же Владимирович умер в Белгороде в том же году. Думаем, что должно предпочесть это известие, ибо трудно предположить, чтобы приход рязанских князей к Пронску на Давыда был выдуман со всеми подробностями. Под тем же 1208 годом у переяславского летописца находится новое любопытное известие, что Всеволод III посылал воеводу своего Степана Здиловича к Серенску и город был пожжен. Посылка эта очень вероятна, как месть Всеволода черниговским князьям за изгнание сына его Ярослава из Переяславля Южного.

Так же грозен был Всеволод и другим соседним князьям смоленским: под 1206 годом находим в летописи известие, что смоленский епископ Михаил вместе с игуменом Отроча монастыря приезжали во Владимир упрашивать Всеволода, чтоб простил их князя Мстислава Романовича за союз с Ольговичами. Новгороду Великому при Всеволоде также начинала было грозить перемена в его старом быте. Мы оставили Новгород в то время, когда вопреки воле Боголюбского и Ростиславичей жители его приняли к себе в князья сына Мстислава Изяславича, знаменитого Романа, вследствие чего должны были готовиться к опасной борьбе с могущественным князем суздальским. В 1169 году Данислав Лазутинич, тот самый, которй успел провести Романа в Новгород, отправился на Северную Двину за данью с 400 человек дружины; Андрей послал семитысячный отряд войска перехватить его, но Данислав обратил в бегство суздальцев, убивши у них 1300 человек, а своих потерявши только 15. После этого Лазутинич отступил, как видно, боясь идти дальше, но потом спустя несколько времени двинулся опять вперед и благополучно взял всю дань, да еще на суздальских подданных другую. Андрей, однако, недолго сносил торжество новгородцев; выгнавши отца из Киева, он послал сильную рать выгонять сына из Новгорода: это было зимою 1169 года; войско повели сын Андреев, Мстислав, да воевода Борис Жирославич, была тут вся дружина и все полки ростовские и суздальские, к ним присоединились князья смоленские - Роман и Мстислав Ростиславичи, потом князья рязанские и муромские, войску, по свидетельству летописца, и числа не было. После страшного опустошения Новгородской волости оно подошло к городу, но жители его затворились с своим молодым князем Романом, с посадником Якуном и бились крепко; четыре приступа не удались; в последний из них, продолжавшийся целый день, князь Мстислав въехал было уже в ворота городские и убил несколько человек, но был принужден возвратиться к своим. Новгородцы и Роман торжествовали победу, а между тем в полках у осаждающих обнаружился мор на людях и конский падеж. Рать Андреева должна была отступить, ничего не сделавши, и отступление это было гибельно по опустошенной стране: одни померли в дороге, другие кое-как дошли пешком до домов, много попалось в плен к новгородцам, которые продавали по две ногаты человека. Но опустошение, причиненное Андреевою ратью, имело тяжкие следствия и для Новгорода: в нем сделался сильный голод, а хлеба можно было только достать с востока, из областей Андреевых; притом же Мстислав Изяславич умер, не было больше основания держать его сына, и вот новгородцы показали путь Роману, а сами послали к Андрею за миром и за князем. К ним явился княжить Рюрик Ростиславич; неизвестно, каким образом Якун лишился посадничества: по всем вероятностям, мир с Андреем и Ростиславичами условливал смену посадника, так сильно поддерживавшего в новгородцах сопротивление суздальскому князю. Преемником Якуна является Жирослав, но Рюрик отнял посадничество и у этого и дал его Ивану Захарьичу, сыну прежнего посадника Захарии, который был убит народом за приверженность к брату Рюрикову, Святославу; Рюрик не только отнял посадничество у Жирослава, но даже выгнал его из города, и тот ушел к Андрею в Суздаль. Но в тот же год сам Рюрик ушел из Новгорода: брат его Роман, севши в Киеве, дал ему волость на Руси, и новгородцы отправили к Андрею послов просить другого князя; Андрей пока отпустил к ним Жирослава посадничать с своими боярами, а потом в следующем году прислал сына Юрия, но Жирославом, как видно, были недовольны в Новгороде, и архиепископ Илья отправился во Владимир к Андрею, чтоб уладить окончательно все дела; следствием поездки было то, что посадничество опять отдали Ивану Захарьевичу.

Смерть Боголюбского повела снова к переменам в Новгороде: сын его Юрий должен был уступить место сыну Мстислава Ростиславича, призванного ростовцами, но в тот же год сам Мстислав, разбитый дядею Михаилом и выгнанный из Ростова, сменил сына в Новгороде. В том же 1175 году умер посадник Иван Захарьевич, посадничество получил опять было Жирослав, но в конце года лишился его снова, и место его заступил Завид Неревинич, сын того боярина Неревина, который был убит вместе с Захариею. Только что успел Мстислав Ростиславич жениться в Новгороде на дочери старого Якуна Мирославича, как был позван опять ростовцами, опять был побежден, выгнан дядею Всеволодом и пришел назад в Новгород, но здесь показали ему путь вместе с сыном, которого, как видно, он вторично оставил вместо себя, и взяли князя из рук победителя Всеволода, который прислал в Новгород племянника своего Ярослава Мстиславича. Но Ростиславич, по всем вероятностям, оставил по себе в Новгороде сильную сторону, в челе которой, разумеется, должен был стоять тесть его Якун; в следующем же 1177 году он явился в Новгороде, был посажен на стол, брату его Ярополку дали Торжок, а Ярославу, прежнему князю, - Волок-Ламский - знак, что он отступил от Всеволода к врагам его, Ростиславичам. Легко понять, что Всеволод не мог спокойно видеть последних князьями в соседних волостях новгородских, притом же не мог он простить новгородцам нарушение обещания признавать его верховную власть и другого обещания придти к нему на помощь в войне с Глебом рязанским; в 1178 году, когда Мстислав Ростиславич умер и новгородцы посадили себе князем брата его, Ярополка, Всеволод велел захватить по своей волости купцов новгородских; новгородцы испугались и выгнали Ярополка, но князю новых городов мало было одной чести давать из своих рук князей старому городу: он хотел какой-нибудь более существенной пользы и выступил в поход к Торжку, жители которого обещали давать ему дань; подойдя к городу, Всеволод сначала не хотел было брать его приступом, дожидаясь исполнения обещаний, но дружина стала жаловаться и побуждать его к приступу, говоря: "Мы не целоваться с ними приехали; они, князь, богу лгут и тебе". Войско бросилось к городу и взяло его, жителей перевязали, город сожгли - за новгородскую неправду, прибавляет летописец, потому что новгородцы на одном дне целуют крест и нарушают свою клятву. Отправив пленных новоторжан во Владимир, Всеволод пошел к Волоку-Ламскому; жители его успели выбежать, но князь их Ярослав Мстиславич был схвачен и город сожжен. Новгородцы между тем послали за ближайшим к себе князем Романом Ростиславичем смоленским, который и приехал к ним, а Всеволод, до вольный большою добычею и не желая, как видно, иметь дела с Ростиславичами южными, возвратился во Владимир.

Роман недолго пожил в Новгороде: в следующем же 1179 году он уехал назад в Смоленск, и новгородцы послали звать на княжение брата его, Мстислава Ростиславича, знаменитого своею борьбою с Боголюбским. Здесь начинается союз Новгорода с двумя Мстиславами - отцом и сыном - самыми блестящими представителями старой, Юго-Западной, Руси в борьбе ее с новою, Северо-Восточною. Союз этот был необходим по одинаковости стремлений: как Новгород, так и Мстиславы хотели поддержать старый порядок вещей против нового, поддержать родовые отношения между князьями и вместе старый быт старых городов. Сперва Мстислав не хотел было идти в Новгород по общей князьям того племени привязанности к югу, к собственной Руси и по опасности, которая грозила там Мономаховичам от Ольговичей: "Не могу выйти из своей отчины и разойтись с братьями", - говорил Мстислав. Он всеми силами старался, говорит летописец, трудиться для отчины своей, всегда стремился он к великим делам, думая думу с мужами своими, желая быть верен своему происхождению, своему значению княжескому (хотя исполнити отечествие свое). Но братья и дружина уговаривали его идти в Новгород, они говорили ему: "Если зовут тебя с честию, то ступай, разве там не наша же отчина?" Мстислав пошел, но положил на уме: "Если бог даст мне здоровья, то никак не могу забыть Русской земли". Каков был характер этого Мстислава, представителя наших старых князей, как понимал он обязанности своего звания, исполнение отечествия своего, видно из того, что едва успел он придти в Новгород, как начал думать, куда бы пойти повоевать? Незадолго перед тем, в 1176 году, чудь приходила на Псковскую землю, имела злую битву с псковичами, в которой с обеих сторон легло много народу. И вот Мстислав вздумал пойти на чудь; он созвал новгородцев и сказал им: "Братья! Поганые нас обижают; чтобы нам, призвавши на помощь бога и святую богородицу, отомстить за себя и освободить землю Новгородскую от поганых?" Люба была его речь всем новгородцам, и они отвечали ему: "Князь! Если это богу любо и тебе, то мы готовы". Мстислав собрал новгородское войско и, сочтя его, нашел 20000 человек; с такими-то сильными полками вошел он в Чудскую землю, пожег ее всю, набрал в плен челяди и скота и возвратился домой с победою, славою и честью великою. по словам летописца. Возвращаясь из Чудской земли, по дороге заехал Мстислав во Псков, перехватил там сотских, которые не хотели иметь князем племянника его, Бориса Романовича, и, утвердившись с людьми, пошел в Новгород, где и провел зиму.

На весну он опять стал думать с дружиною, куда бы еще пойти повоевать? И придумал пойти на зятя своего, полоцкого князя Всеслава: с лишком лет сто тому назад ходил дед Всеславов на Новгород, взял утвари церковные и один новгородский погост завел за Полоцк; так теперь Мстислав хотел возвратить Новгородскую волость и отомстить за обиду; он уже стоял с войском на Луках, когда явился к нему посол от старшего брата Романа из Смоленска; Роман велел сказать ему: "Всеслав тебя ничем не обижал, а если идешь на него так, без причины, то прежде ступай на меня". Верный во всем старине, Мстислав не хотел оскорбить старшего брата, тем более, что последний уже отправил сына своего на помощь Всеславу, и новгородцам пришлось бы сражаться с смолянами вместо полочан. По возвращении в Новгород Мстислав крепко занемог, потерял все силы, едва мог говорить; чувствуя, что должен скоро умереть, он взглянул на дружину свою, потом на княгиню, вздохнул глубоко, заплакал и начал говорить: "Приказываю дитя свое, Владимира, Борису Захарьевичу и обоих их отдаю братьям Рюрику и Давыду и с волостью на руки, а обо мне как бог промыслит". После этого распоряжения Мстислав поднял руки к небу, вздохнул, прослезился опять - и умер. Новгородцы похоронили его в той же гробнице, где лежал первый князь, умерший у них, Владимир Ярославич, основатель Софийской церкви. Плакала по Мстиславе вся земля Новгородская, говорит летописец, особенно плакали горько лучшие мужи, они так причитали на похоронах: "Уже нельзя теперь нам будет поехать с тобою на чужую землю, привести поганых рабами в область Новгородскую; ты замышлял много походов на все стороны поганые; лучше бы. нам теперь было умереть с тобою! Ты дал нам большую свободу от поганых, точно так как дед твой Мстислав освободил нас ото всех обид, ты поревновал ему и наследовал путь деда своего, а теперь уже не увидим тебя больше, солнце наше зашло, и остались мы беззащитные, всякий может теперь обижать нас". Мстислав, по свидетельству летописца, был среднего роста, хорош лицом, украшен всякою добродетелию и благонравен, имел ко всем любовь, особенно был щедр к бедным, снабжал монастыри, кормил монахов и с любовию принимал их, снабжал и мирские церкви, потом и всему святительскому чину воздавал достойную честь; был крепок на рати, не жалел жизни за Русскую землю и за христиан; когда видел христиан, уводимых в плен погаными, то говорил дружине своей: "Братья! Не сомневайтесь: если теперь умрем за христиан, то очистимся от грехов, и бог вменит кровь нашу в мученическую; если бог подаст милость свою, то слава богу, а если придется умереть, то все равно: надобно же когда-нибудь умирать". Такими словами он придавал смелость дружине и от всего сердца бился за отчину свою, а дружину свою любил, имения не щадил для нее, золота и серебра не собирал, а раздавал дружине или раздавал церквам и нищим для спасения души своей. Не было уголка на Руси, где бы его не хотели и не любили; сильно горевали братья, услыхавши о его смерти, плакала по нем вся Русская земля, не могши забыть доблестей его, и черные клобуки все не могли забыть его приголубления (1180 г.).

По смерти Мстислава новгородцам предстоял выбор: у кого просить себе князя? Взять ли его из рук Всеволода III суздальского, князя новой, Северной Руси, или из рук Святослава Всеволодовича, который сидел в Киеве и потому считался старшим в старой, Южной, Руси? Новгородцы поступили по старине и взяли у Святослава сына его, Владимира, тем более, что Всеволод недавно показал уже свою неприязнь к Новгороду, показал, что был братом Боголюбского.

Продолжение...
Страница сгенерирована за 0.06 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com