13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Глава 3.4.
Подобные явления могли ослабляться возможным распространением религиозно-нравственного просвещения в народе. Мы видели, что по духовному регламенту возлагалась на Синод обязанность сочинить три необходимые для народа книги. Феофан Прокопович сочинил букварь, вышедший под заглавием "Первое учение отроком". В предисловии говорится: "Понеже мнози, у нас чин отеческий имущии, и сами мало что знают о законе божии, настала нужда общая сочинить книжицу с толкованием десятословия законного, от бога преданного; но и сие еще немного пользовало, ибо в России были таковые книжицы, но понеже славянским высоким диалектом, а не просторечием написаны, того ради лишалися доселе отроцы подобающего себе воспитания. Видя убо толикую в народе своем тщету, всероссийский монарх, император и государь наш всемилостивейший Петр Великий и, яко отец Отечества, поболев сердцем о таком несчастии подданных своих, начал прилежно рассуждать, как уставить в России действительное и необходимое правило отроческого воспитания. И вдохнул ему бог по его желанию таковой премудрый совет повелеть сочинити книжицу с ясным толкованием закона божия, и символа веры, и молитвы господней, и девяти блаженств и напечатать оную с букварем, дабы отроцы, читать учащиеся по буквах и слогах, во утверждение чтения своего не псалмов и молитв, но сего толкования училися. А по сем уже, в вере и законе божии наставленни, могли бы с пользою учить псалмы и молитвы. И се повелением его императорского величества и напечатана таковая книжица, по которой учимии отроцы могут познати волю божию и страха господня от младых ногтей научитися". Сохранилась маленькая собственноручная записка Петра: "Чтоб мужикам сделать какой маленькой регул и читать по церквам для вразумления". В феврале 1723 года Синод распорядился: вместо прежнего чтения книг Ефрема Сирина, соборника, и других читать в великий пост по церквам буквари с толкованием заповедей божиих, распределя их умеренно, чтоб приходящие в церковь и готовящиеся к исповеди и причастию св. таин, слыша заповеди божии и толкования их и осмотрясь в своей совести, лучше могли к истинному покаянию себя приготовить. В апреле 1724 года Петр прислал в Синод указ: "Святейший Синод! Понеже разговорами я давно побуждал, а ныне письменно, дабы краткие поучения людям сделать (понеже ученых проповедников зело мало имеем), также сделать книгу, где б изъяснить, что непременный закон божий, и что советы, и что предания отеческие, и что вещи средние, и что только для чину и обряду сделано, и что непременное, и что по времени и случаю переменилось, дабы знать могли, что в каковой силе иметь. О первых кажется мне, что просто написать тако, чтоб и поселянин знал, или на два: поселянам простые, а в городах покрасивее для сладости слышащих, как вам удобнее покажется, в которых бы наставления, что есть прямой путь спасения, истолкован был, а особливо веру, надежду и любовь (ибо о первой и последней зело мало знают и не прямо что знают, а о середней и не слыхали); понеже всю надежду кладут на пение церковное, пост и поклоны и прочее тому подобное, в них же строение церквей, свечи и ладан. О страдании Христовом толкуют только за один первородный грех, а спасение делами своими получать, как выше писано". Еще прежде Петр велел собрать римский, лютеранский и кальвинский катехизисы и прочие церковных действ книги и, переведши на славянский язык, для знания и ведения напечатать.
От преобразовательного движения в Великой России обратимся к таким же движениям в Малой. Мы видели положение Малороссии перед окончанием Северной войны, положение, вызывавшее постоянно вмешательство царского правительства, заставлявшее его усиливать свои средства для сохранения общих государственных интересов. Ништадтский мир позволял действовать решительнее. В начале 1722 года, когда новый император торжествовал этот мир в Москве, приехал туда и гетман Скоропадский с поздравлениями; его приняли почетно, но этим все и ограничилось. 29 апреля состоялся указ: для прекращения возникшего в малороссийских судах и войске беспорядка велено быть при гетмане бригадиру Вельяминову и шести штаб-офицерам из украинских гарнизонов на основании договоров, постановленных с прежними гетманами: Таким образом, один чиновник, находившийся при гетмане, заменен коллегиею. На жалобу Скоропадского, что пункты Хмельницкого этим уничтожаются, Петр отвечал собственноручно: "Вместо того как постановлено Хмельницким, чтоб верхней апелляции быть у воевод великороссийских, оная (т. е. коллегия) учреждена, и тако ничего нарушения постановленным пунктам с Хмельницким не мнить, но будет сие для исполнения по оным". В мае обнародован был манифест об учреждении Малороссийской коллегии под председательством бригадира Вельяминова; обязанности новой коллегии были обозначены так: 1) надзирать за скорым и беспристрастным производством дел во всех присутственных местах и обиженным оказывать законное удовлетворение. 2) Иметь верную ведомость о денежных, хлебных и других сборах и принимать их от малороссийских урядников и войтов. 3) Производить из этих денег жалованье с гетманского совета сердюкам и компанейцам, иметь приходные и расходные книги и ежегодно представлять их прокурору в Сенат. 4) Препятствовать с гетманского также совета генеральным старшинам и полковникам изнурять работами козаков и посполитых людей. 5) Смотреть, чтоб драгунам отводимы были квартиры без всякого исключения, даже в гетманских поместьях, кроме двора, где он живет, также дворов старшин, священно - и церковнослужителей. 6) Рассматривать вместе с полковыми командирами имеющие поступать жалобы от нижних чинов и малороссиян. 7) Наблюдать, чтоб присылаемые к гетману указы от государя и Сената были записываемы в генеральной канцелярии и в свое время доставлялись рапорты; также препятствовать писарям гетманским подписывать вместо его универсалы и отправлять их из коллегии.
С таким подарком Скоропадский отправился домой. В июле в отсутствие государя Сенат был встревожен известием, что гетман 3-го числа умер. Немедленно приговорили: Малую Россию до избрания другого гетмана ведать и всем управлять полковнику черниговскому Полуботку вместе с генеральною старшиною, только во всех делах и советах и посылках универсалов иметь сношение с бригадиром Вельяминовым и о том послать им грамоту. К бригадиру Вельяминову послать указ с нарочным курьером, написать, чтоб ехал в Глухов как можно скорее по почте и, приехавши туда, смотрел накрепко, чтоб при этой ваканции как в старшине, так и в прочих не было никаких противностей и народ к тому побуждаем не был; смотреть, чтоб без его ведома никаких универсалов и писем о делах не посылали, о том проведывать ему тайно. К генералу князю Трубецкому, киевскому губернатору, послать указ, чтоб ехал как можно скорее по почте в Киев, смотрел и проведывал тайно, чтоб заграничных и внутренних никаких тайных пересылок и факций не было и не произошло бы смятений, особенно чтоб не было пересылок от запорожцев, Орлика, от прочих изменников и из Крыму, чтоб не только старые заставы хорошо содержаны, но и новые прибавлены были. О том же послать указ и к командующему войсками генералу Вейсбаху. В Сенате беспокоились, не полагаясь на Полуботка; обер-прокурор Скорняков-Писарев писал Макарову: "Изволишь старание приложить, чтоб кого в Малороссию его величество приказал отправить для правления гетманского из знатных, понеже от Полуботка правлению надлежащему быть я не надеюсь, ибо он совести худой". Между тем двое знатных войсковых товарищей отправились к Петру в Астрахань с просьбою о позволении избрать нового гетмана; сенаторы написали к находившемуся при императоре графу Петру Андреевичу Толстому, что они, с общего совета, отпустили малороссийских посланцев в Астрахань, ибо, не отпустивши их, можно возбудить сомнение относительно исполнения просьбы; астраханскому губернатору писано, чтоб задержал их в Астрахани, и если государь прикажет отпустить их назад, то не прикажет ли объявить им, что дело о избрании нового гетмана отлагает до своего возвращения из похода. "И таким образом, - писали сенаторы, - никакого сомнения им не будет, и может то тако до воли его императорского величества остаться. А что мы бригадиру Вельяминову обще с старшиною подписываться не велели и то учинили для того, чтоб сначала сею новостию их не потревожить, и о том просим указу". Согласно с мнением сенаторов, Петр отвечал, что прошение малороссиян исполнится, когда он возвратится из похода. Но до этого возвращения две власти, стоявшие друг подле друга в Малороссии, успели перессориться. В октябре Полуботок с товарищами прислал в Сенат жалобу на Малороссийскую коллегию, которая мимо старшины, не сносясь и не советуясь с нею, посылает полковникам указы, требуя известий, сколько в котором полку маетностей, мельниц и других угодий; назначено также послать в полки десять офицеров Глуховского гарнизона - неизвестно зачем. Из войсковой канцелярии коллегия требует выписок, универсалов, розысков, купчих и других документов по делам тех челобитчиков, которые приходят с жалобами в коллегию, чего войсковая канцелярия давать не может, потому что такого обыкновения в ней никогда не бывало и канцеляристов немного. Коллегия для сборных денег требует особливых еще счетчиков, чего нет в монаршей инструкции. Коллегия о самых малых делах присылает указы старшине именем его императорского величества, требует ответов и исполнения, чего они исполнять не могут при вседневных трудностях в управлении дел малороссийских. Вельяминов с своей стороны жаловался, что старшина плохо исполняет императорские указы и словесно объявляет, что они не в команде Малороссийской коллегии. Старшины прислали жалобу на имя императора: "Ваше величество указали в Малороссии быть коллегии для высшей апелляции, а Малороссийская коллегия принимает на свой суд такие дела, которые в полковых и генеральных судах наших не бывали, и посылает солдат за обжалованными знатными людьми и старшиною и решает дела по своему усмотрению, вследствие чего судьи наши скоро останутся без дела. Нас велено изъять из ведения Иностранной коллегии и подчинить Сенату; а Малороссийская коллегия указы вашего величества ежедневно к нам присылает, приказывает всякий день исполнять и подавать себе обо всем доношения, как своим подчиненным".
Сенат, рассмотрев все эти жалобы, постановил: по частным делам Вельяминову ведомостей и копий из канцелярии не требовать, а когда у старшины будут советы о важных делах, то в них участвовать одному Вельяминову и брать с сентенций и универсалов копии, а коллегии в те дела не метаться. Коллегии принимать дела только по апелляции. Указов старшине не посылать, а сноситься промемориями с учтивостью, а с угрозами отнюдь не писать; если же окажут сопротивление, то писать об этом в Сенат. С требованиями известий о маетностях, мельницах и прочем к полковникам не посылать иначе как с совета старшины.
Старшина, поблагодарив за такое определение отношений в ее пользу, прислала доношение, что теперь стало известно, зачем коллегия посылала офицеров в полки: посланы они были с указами во всенародное объявление, чтоб всякий обиженный являлся с жалобою прямо в Глухов в коллегию, не опасаясь своей старшины, и дело его будет немедленно решено; чернь от этого взволновалась и не только перестала слушаться старшины и владельцев своих, но подняла старые дела, давно решенные как со владельцами и старшиною, так и между собою, встали друг на друга и прямо отправились в коллегию. Те же офицеры всюду ревизовали мельницы, бани, пасеки и прочее, и эта ревизия привела людей в сомнение. Но Вельяминов дал знать, что старшина, не объявя ему, учредила в Глухове собственный суд, кроме генерального; в этом новом суде судьи будут из полковых старшин по три человека, с тем чтоб жить им в Глухове по месяцу, переменяясь. Вельяминов писал, что в Малороссийской коллегии приняты челобитные только на старшину, на судью, писаря и есаула, потому что в генеральный суд на них бить челом нельзя: сами они здесь присутствуют. В ответ на это Сенат постановил в феврале 1723 года: если у генеральной старшины будут какие советы о важных делах без сообщения Вельяминову, то бригадир должен иметь всякий происк или приласкать тайно особых людей и, разведав, обличить старшину и в то же время писать в Сенат, только смотреть, чтоб народа малороссийского чем не озлобить. Если кто будет бить челом на судей, то эти дела судить другим, причем судьям, на которых будет подано челобитье, не быть; а если кто будет бить челом на весь суд в неправом решении, в таком случае дело переносится в Малороссийскую коллегию. Как только в Малороссии прослышали, что император на возвратном пути в Москву, пошла от старшин грамота к Меншикову с просьбою ходатайствовать об указе для избрания гетмана, а когда узнали, что Петр уже в Москве, то в январе 1723 года прислали самому императору грамоту, в которой просили исполнить обещание, данное в походе, позволить избрание гетмана. Не получивши ответа, в мае-месяце послали новую просьбу в Петербург о том же: "Прислать в Малую Россию монарший свой указ, дабы, против прав данных и обыкновения в войске малороссийском, вольными голосами избран был гетман без продолжения, понеже без гетмана впредь во всяких делах управляться с великою есть нуждою и трудностию". К этой просьбе прибавлены были еще другие: о выборе полковников из малороссиян на давно упразднившиеся места в Стародубе, Переяславле и Полтаве, об облегчении малороссиян относительно вывода беглых, войсковых постоев и отправления козацких отрядов на канальную (Ладожскую) работу и к крепости Св. Креста. Но в 1722 году Стародубский полк бил челом государю, чтоб пожаловал полковника "из великороссийских персон, именно стольника Федора Протасьева или кого иного, боящегося бога и их вольностей хранительного мужа", потому что от прежнего своего полковника Жураковского полк испытал страшные притеснения. Вследствие этого Петр велел определить в малороссийские города великороссиян, но сначала под именем комендантов для приготовления к перемене. В начале 1723 года Петр дал Сенату указ: "Объявить козакам и прочим служилым малороссиянам, что в малороссийские полки по их желанию определяются полковники из русских, и притом же объявить, что ежели от тех русских полковников будут им какие обиды, то мимо всех доносили бы его величеству, а посылаемым в полковники инструкции сочинять из артикулов воинских, дабы никаких обид под смертною казнию никому не чинили". В инструкции, данной полковнику Кокошкину, назначенному в Стародубский полк, говорилось: "Так как обыватели малороссийского Стародубского полка несносные обиды и разорение терпели от полковника Журавки и для того били челом, чтоб дать им полковника великороссийского, поэтому в незабытной памяти иметь ему, Кокошкину, эту инструкцию, рассуждая, для чего он послан, а именно чтоб малороссийский народ был свободен от тягостей, которыми угнетали его старшины. Прежние полковники и старшина грабили подчиненных своих, отнимали грунты, леса, мельницы, отягощали сбором питейных и съестных припасов и работали при постройке своих домов, также козаков принуждали из козацкой службы идти к себе в подданство, то ему, Кокошкину, надобно этого бояться как огня и пропитание иметь только с полковых маетностей. Прежние тянули дела в судах, а ему надобно быть праведным, нелицемерным и безволокитным судьею. Надобно удаляться ему от обычной прежних правителей гордости и суровости, поступать с полчанами ласково и снисходительно. Если же он инструкции не исполнит и станет жить по примеру прежних черкасских полковников, то он и за малое преступление будет непременно казнен смертию, как преслушатель указа, нарушитель правды и разоритель государства". Кроме определения великороссийских полковников, Сенат еще в заседании 22 октября 1722 года определил писать особливо и секретно Вельяминову, чтоб он по возможности побуждал малороссиян просить, чтоб у них суд был по уложенью и по правам его величества.
Таким образом, смерть Скоропадского повела в Малороссии к столкновению двух стремлений: стремления правительства императорского воспользоваться рознью между старшиною с остальным народонаселением и приравнять Малороссию к Великой России и стремления старшины удержать старый порядок вместе с гетманством. Искателями последнего были двое полковников: один миргородский, Данила Апостол, который понимал, где сила, и хотел получить гетманство посредством императора; в марте 1723 года он писал Петру: "Вашему императорскому величеству не безызвестно есть, что я службу вашего императорского величества произвожу, яко полковник, тому уже больше сорока лет без всякого порока, чего ради, видя, ваше императорское величество, мою верную службу, многажды от вашего величества высочайшим милостивым словом призрен был, а понеже ныне в Малороссии гетмана не обретается, а старее меня из малороссийских полковников никого нет - да повелит ваше державство меня, нижайшего вашего раба, пожаловать за мою верную службу в Малороссии гетманом на место умершего гетмана Скоропадского, за которую вашего императорского величества высочаюшую милость должен всегда в службе вашего императорского величества за ваше величество кровь свою проливать". В то же время Апостол отправил письмо к Меншикову с просьбою ходатайствовать перед императором о том же; с Меншиковым у Апостола была постоянная переписка, в которой полковник не щадил лести перед светлейшим князем.
Апостол выставлял свою старую службу; но виднее его был полковник черниговский Павел Полуботок, энергию которого в отстаивании независимости Малороссии противопоставляли уже давно слабости Скоропадского. Апостол хотел получить гетманство через императора; Полуботок, уже управлявший Малороссиею в отсутствие, а теперь по смерти Скоропадского, составлял себе партию между знатью, интересы которой, в ущерб низшему народонаселению, он хотел поддержать во что бы то ни стало. В конце 1722 года Полуботок и генеральная старшина предложили Вельяминову разослать по всей Малороссии универсалы в таком смысле: известно-де им учинилось, что поспольство, подданые легкомысленные, показывая самовольство, не хотят владельцам своим оказывать надлежащего послушания: так, если где-нибудь обнаружится от них сопротивление, то виновных сажать в тюрьмы и по рассмотрению вины публично наказывать нещадно. Вельяминов отвечал, что не согласен на рассылку таких универсалов, потому что на их основании начальные люди станут и без всякой вины притеснять поспольство, как прежде было. Вельяминов предлагал, что если крестьяне где-нибудь окажут сопротивление владельцам, то прежде освидетельствовать дело и по освидетельствовании положить наказание, а всем без повода объявлять такой страх не нужно. Но Полуботок с товарищами не послушались и разослали универсалы, какие хотели, тогда как рассылка универсалов без согласия Вельяминова была запрещена в указе.
Петр был не охотник до ослушания указов; время было показать, что указ императора или правительствующего Сената должен иметь и в Малороссии такую же силу, как в Великой России; наконец, важно было при тогдашних обстоятельствах удалить из Малороссии самых строптивых и ненадежных людей. Полуботок вместе с генеральным писарем Савичем и генеральным судьею Чернышом были потребованы в Петербург к ответу. В то же время послан был указ Малороссийской коллегии: доходы денежные и хлебные сбирать в казну урядникам и войтам малороссийского народа и принимать у них в коллегии определенным для того людям; из этих сборных денег жалованье давать по пунктам Богдана Хмельницкого, а чтобы сборщики поступали справедливо и от отписей ничего не брали, то по тем же пунктам Хмельницкого определить надзирателями в каждый полк по одному человеку из отставных унтер-офицеров добрых, которые даны будут из Военной коллегии. Сборы, которые прежде взимались в Малороссии на гетмана, полковников, сотников и прочую старшину с козаков убогих и посполитых людей, а старшина, знатные козаки, войсковые товарищи, монастыри и церкви не платили, - эти сборы взимать со всех ровно, от вышних и до нижних чинов, не исключая никого. Посполитые люди бьют челом, чтоб им быть в козацкой службе по-прежнему, потому что деды их и отцы, а некоторые и сами прежде служили в козаках много лет, а старшины и другие владельцы взяли их, некоторых и поневоле, к себе в подданство: для подлинной справки по таким челобитным взять из войсковой канцелярии с прежних и нынешних козацких реестров списки, и если по справке окажется, что деды и отцы челобитчиков точно были в козаках, то и их писать в козаки; если же прежних давних реестров не сыщется, в таком случае свидетельствовать малороссийскими жителями и, по свидетельству, писать в козаки.
Чем решительнее действовал Петр в пользу поспольства, тем сильнее должно было становиться желание знати иметь гетмана, в котором надеялись найти опору против ненавистной коллегии и ее президента, тем сильнее становились просьбы, докуки, интриги для достижения этой цели. В мае 1723 года старшина снова била челом о позволении избрать гетмана, обратилась и к императрице Екатерине с просьбою явить к ним свое патронство, чтобы государь повелел избрать гетмана вольными голосами из малороссиян. На это Петр отвечал указом в июне 1723 года: "Как всем известно, что со времен первого гетмана Богдана Хмельницкого, даже до Скоропадского, все гетманы явились изменниками и какое бедствие терпело от того наше государство, особливо Малая Россия, как еще свежая память есть о Мазепе, то и надлежит приискать в гетманы весьма верного и известного человека, о чем и имеем мы непрестанное старание; а пока оный найдется, для пользы вашего края определено правительство, которому велено действовать по данной инструкции; и так до гетманского избрания не будет в делах остановки, почему о сем деле докучать не надлежит". Этот указ замечателен тем, что государь объявил о своем старании сыскать достойного человека в гетманы, следовательно, во всяком случае гетман будет назначен, а не избран.
Полуботок, Савич и Черныш, приехавши в Петербург, подали императору челобитную о содержании Малороссии при прежних правах. Но Малороссия двоилась, и скоро явились в Петербурге козаки Сухота и Ламака, присланные от Стародубовского полка, да священник любецкий и подали государю челобитную, в которой жаловались на обиды.старшин и просили великороссийских полковников и великороссийского суда. По словам Полуботка с товарищами, Сухота и Ламака и священник были подосланы Малороссийскою коллегией. Получивши эту челобитную, Петр отправил в Малороссию доверенного человека, Румянцева, для осмотра городов, а под тем предлогом велел ему осведомиться: 1) коллегии и судов великороссийских все ли малороссияне желают? 2) Полковников русских все ли хотят? 3) О челобитной, которая от старшины подана, ведают ли старшина и козаки? 4) От постоев ли драгунских или от притеснений владельцев и старшины люди расходятся? 5) Какие починены обиды от старшины козакам в отнятии земель и мельниц?
Но Полуботок, Савич и Черныш не дремали. Они подкупили сенатских подьячих, а те сообщили им инструкцию Румянцева. Тогда они отправили в Малороссию наказ малороссийским правителям, как действовать, а именно внушать народу, чтоб на спрос Румянцева все единогласно отвечали требованием сохранения старины и никто бы не отвечал в смысле челобитной, привезенной Сухотою и Ламакою; для этого полковники должны были предложить полковой старшине, сотникам, чтоб они вознаградили обиженных ими для предупреждения жалоб Румянцеву, чтоб все ему отвечали: "Кто был обижен, тот уже получил вознаграждение, а если вперед будут обиды, то могут и у своего суда удовлетворение получить"; представить Румянцеву письма, присланные полковниками в генеральную канцелярию, что народ расходится от драгунских постоев. Также должны были объявить Румянцеву, что Ламака с Сухотою и поп любецкий не сами собою в Петербург приехали и челобитную не сами сочинили, но сочинена она в Малороссийской коллегии и переписана малороссийским письмом; подписались под нею дьячки и другие люди, державшиеся в коллегии за преступления, и с этою челобитною Ламаку, Сухоту и попа прислал бригадир Вельяминов на ямских подводах, давши им на прогоны и на проезд деньги. С таким наказом отправлен был в Малороссию человек Полуботка, Лагович, который должен был словесно приказать сыну Полуботка, Андрею, отцовским именем призвать к себе сотника любецкого и обнадежить его, что старик Полуботок по возвращении из Петербурга даст ему полное удовлетворение, если только он не допустит до челобитья людей своей сотни, да и сам не будет бить челом на него, Полуботка.
Но не хотели довольствоваться одною борьбой с Малороссийскою коллегией в Малороссии, написали две челобитные и отправили с ними в Петербург канцеляриста Ивана Романовича. 10 ноября 1723 года, когда Петр выходил из церкви св. Троицы, Романович подал ему челобитные. Государь пошел в светлицы (дом, называемый Четыре Фрегата) и там распечатал полученные бумаги, а между тем Полуботок, Савич и Черныш вместе со многими другими малороссиянами стояли у дома, дожидаясь, что скажет им Петр по выходе. Но они не дождались его: найдя в бумагах "неосновательные и противные прошения", государь велел взять за арест Романовича, старшину и всех малороссиян, бывших в Петербурге, и захватить их бумаги, как находившиеся при них в Петербурге, так и в домах их в Малороссии, что должен был сделать Румянцев. В этих бумагах найдена была черновая промемория отправлявшемуся в Малороссию посланцу насчет ответов Румянцеву. 15 декабря старшине был сделан допрос: "От кого уведомились вы о посылке г. Румянцева в Малороссию и о содержании его комиссии? В вашей промемории написано: "Предложить господам правителям, что если они претерпели и претерпевают поношения и укоризны от бригадира Вельяминова, то писали бы жалобу в Сенат - так советуют лица высокие; кто эти люди?" Старшина отвечала: "Промемория сочинена по общему их совету и согласию старшим канцеляристом Николаем Ханенком; узнали они через румянцевского бандуриста, что Румянцев посылается для розыску о коллегии, хотят ли ее и полковников русских, а Петр Андреевич Толстой с приезду их в августе-месяце объявлял, что для розыску в обидах и взятках пошлется в Малую Россию особа. О совете высоких особ канцелярист написал сам, а не по их приказу".
Но потом старшина объявила, что узнала о поездке Румянцева не от бандуриста, а от подкупленных ею подьячих, вследствие чего Петр в январе 1724 года дал указ господам Сенату: "Самим вам ведомо, что секретные дела вынесены от подьячих черкасам, и зело удивительно, что как ординарные, так и секретные дела в Сенате по повытьям: того ради, получа сие, учините по примеру Иностранной коллегии, чтоб секретные дела были особливо у надежных людей, что впредь такого скаредства не учинилось". Между тем Румянцев дал знать из Малороссии, что, согласно инструкции из Петербурга, от старшины из генеральной канцелярии разосланы по городам внушительные письма; дал знать, что в Малороссии известно о тайных делах, делавшихся в Петербурге, что в захваченных им бумагах мало сыскано относящегося к делу. Петр отвечал ему: "Которые (люди) из канцелярии писали пункты по городам научительные и прочие к тому делу, кто в важности явился, пришли сюды немедленно, также и писаря Валкевича, а на их место выберете добрых людей, которые к нынешнему их делу не приставали и желали быть коллегии. Что же пишешь, что они про все дела, которые тайно деланы, ведают, и то здесь сыскано таким образом: когда взяты за арест, то найдены в письмах их копии, о которых сказали, что давали им подьячие из Сената, которых нашлось трое и винились. Что же в цыдуле пишешь, что мало сыскалось, и то, конечно, утаено, понеже в черных их письмах найдено, что они писали в домы свои, чтоб убирались: того ради можете постращать домашних их; також надлежит публиковать, кто их пожитки скажет, дать довольную часть из оных; какое доношение Валкевич подал на Полуботка и прочих, такие сысканы здесь в черных их письмах; прочее чините по указу, а что сделали, тем мы довольны. Оставьте место нарочитое уряда Даниле Забеле, который прежде доносил на старшину, которое тогда не поверено, а ныне все сбылось, и оный впредь отправится на Украйну по окончании розыску". Через несколько дней другое письмо: "В прошлом году писал сюда черниговский архиерей к псковскому архиерею, что в доме у него Борковский говорил при свидетелях о переписках от Полуботка с Орликом, и по тому письму послан был указ к губернатору киевскому из Тайной канцелярии, дабы розыскал о том, и оный губернатор прислал сюды розыск, в котором не найдено конца, а может быть, что и есть подлинно известие о том деле, да за страхом от Полуботка не объявляют правды, а понеже он, Полуботок, и прочие ныне здесь явились в великих преступлениях, того для по приложенной при сем росписи збери тех людей, которые в розыску были, и обнадежь их, чтоб они безо всякой опасности ехали сюды для обличения Полуботка, и отправь их сюды не за арестом, но токмо с офицером для провожания"
Дело Полуботка с товарищами отдано было в Вышний суд. Прежде всего они были спрошены, зачем без согласия Вельяминова разослали универсалы устрашительные для простого народа. Они отвечали, что от самого Вельяминова запрещения не слыхали, и в свою очередь жаловались на бригадира, что он послал во все полки с офицерами универсал, чтоб подданные своих владельцев и старшин ни в чем не боялись, шли бы с челобитьем на них в коллегию, и по тем универсалам от подданных начались к владельцам и старшинам противности: владельца Забелу побили и волосы выдрали, старосту села Погребков били смертным боем. Второе обвинение: когда у них бывают советы о важных делах, тогда они должны давать знать Вельяминову, которому надобно присутствовать при таких советах, но они ему об них не объявляли. На это был уклончивый ответ, что важные дела случаются у них не часто. Третье обвинение: кроме генерального суда в Глухове собственный суд учредили, не объявив об этом Вельяминову. На это отвечали, что объявляли, и он сказал "хорошо". Но по следствию в Малороссии оказалось, что челобитная, поданная Полуботком, Савичем и Чернышом от имени всего малороссийского народа, этому народу неизвестна, что Полуботок с товарищами принудил некоторую старшину, бывшую в Глухове, приложить руки к белому листу, на котором после написал челобитную, чтоб Малороссийской коллегии не быть, а вместо нее быть генеральному суду из семи особ. Полуботок с товарищами объясняли дело так, что первая челобитная написана была у них в Глухове малороссийским письмом, к которой и руки были приложены, а на бланкете прикладывали руки для того, чтоб челобитную переписать письмом великорусским, что и было сделано ими по приезде в Петербург; но они признались, что внесли в челобитную без ведома рукоприкладывателей пункт о генеральном суде из семи особ. Всех полков полковая старшина, сотники, бунчуковые товарищи и от каждого полка по нескольку сот козаков единогласно отвечали перед Румянцевым и засвитедельствовали протестациями за своими руками, что они об этой челобитной не знают, а подавали челобитные о сбавке с них положенных сборов. На очной ставке с Лаговичем Полуботок, Савич и Черныш признались, что давали ему упомянутую выше инструкцию. Старосенжаровские жители показали на сотника своего Выблого, что он уговаривал их требовать единогласно отмены Малороссийской коллегии и сборов. Узнано было, что когда в Малороссии узнали об аресте Полуботка, то домовая его служанка Марья сожгла его письма, что отставной кат (палач) Игнатов вместе со вдовою Натальею Кривкою ворожили, чтоб быть Полуботку гетманом, что по приказанию Полуботка убита была краморка Марья Матвеиха; кат Игнатов объявил, что Полуботок приказывал ему убить значкового козака Загоровского и других людей, чтоб на него не доносили; стародубские мещане подали жалобу на Полуботка, что пограбил у них деньги. Попался и Апостол: наказной полковник Шемет не давал жалованья козакам, бывшим в Персидском походе и оставленным за болезнями в Терском городке; на эти деньги куплены были для Апостола верблюд и пять лошадей. Петру дали знать также, что Полуботок с товарищами посылал письмо в Запорожье; это особенно было для него важно, что видно из письма его к Румянцеву от 14 марта 1724 года: "Потщитесь послать кого в Запорожье (а лучше б из таких, которые гораздо озлоблены от старшин), дабы то письмо достать, которое писала старшин к ним, и денег можете за то употребить до 5000 из взятых старшинских, и, чаю, за сию сумму сие получить можно". Русский резидент в Константинополе Неплюев доносил: "Из Крыма приехал французский консул, который сказывал мне в секрете, что этим годом в разные времена приезжали из Украйны от некоторых козацких командиров, которых татары зовут барабашами, люди к татарскому главному мурзе Жантемир-бею с жалобами, что у них все прежние привилегии отняты, о чем они били челом в Петербурге, но ничего не успели; поэтому они, украинские жители, желают поддаться под турецкую протекцию, но без помощи турецкой сделать того не могут, потому что на Украйне у них русского войска много. Мурза советовал хану Сайдет-Гирею вступиться в эти козацкие Дела, но хан не согласился, во-первых, потому, что Порта строго наказала ему сохранять дружбу с Россиею, а, во-вторых, особенно потому, что он человек миролюбивый. Петр сам должен был присутствовать в Вышнем суде, потому что Черныш подговорил камергера Чевкина ходатайствовать за них перед императрицею; Чевкин советовал поднести Екатерине в подарок 500 червонцев, завернувши их в бумажку или спрятавши в стакане. Полуботок умер в крепости; судьбу товарищей его увидим в следующее царствование.
В другой стране козаков, на Дону, старые формы быта мирно уступали место новым отношениям к государству, непреоборимое могущество которого было сознано после неудачи Булавинского бунта. Еще в ноябре 1716 года атаман Максим Фролов писал князю Меншикову: "Пожалуй, государь мой и батко, светлейший князь Александр Данилович, подай руку помощии заступи великому государю о самых моих нынешних крайных нуждах, дабы мне быть в Войску Донском войсковым атаманом по вся годы без перемены за мою службу и за старость имянным его величества государя указом на писме, такожде как и бывший войсковой атаман Петр Емельянов был пожалован; а ныне я выбран войсковым атаманом с общего войскового согласия". В 1722 году атаман Василий Фролов, брат Максима, прислал в Москву сына и племянника "ради изучения в школе книг латинского и немецкого писания и других политических наук". Василий Фролов умер в следующем году; на его место выбрали Ивана Матвеева; но комиссия, назначенная для разбора турецких жалоб на козацкие разбои, приговорила его к уплате денег за разбитые им турецкие арбы. На Дон пришел императорский указ, что поэтому Матвеев не может быть атаманом, а назначается атаманом впредь до указу из старшин Андрей Иванов Лопатин. Козаки отвечали, что Лопатин "удовольствован, войсковым атаманством почтен".
На Востоке инородцы продолжали волноваться. Мы видели, что в 1720 году для успокоения башкирцев и вывода от них пленных отправлен был Сенатом полковник граф Головкин. Весною 1722 года он возвратился, привез чертеж Башкирской земли и объявил, что выслал беглых с 7 июня 1720 по 1 марта 722 года 4965 семей, а людей обоего пола - 19815. Но в 1724 году опять началось бегство к башкирцам, которые выходили против сыщиков боем. Отправлен был новокрещенин тайно, будто беглый, разведать, что делается у башкирцев. Башкирцы приняли его и сказали: "Для чего тебе жить в Казанском уезде: будет скоро война с Русью, и будет война не такая, что прежде была; снами будут сибирские и яицкие козаки". Приходили известия, что новокрещены чистят копья и стрелы точат, ясачные татары отказывались платить подушное и давать рекрут. У башкирцев было собрание в Уфимском уезде, на озере Берсевен; приехал батырь Алдарко с 700 человек, приехал сын изменника Сеитка, бежавший в 1707 году к киргизам, с ним приехало киргиз 500 человек; собирались башкирцы и татары отовсюду на это озеро, хотели осадить Уфу, потому что на Уфе трое судей, а они требовали, чтоб оставлен был один, а двоих отдать им, прибыльщики им не надобны.
Но при этих беспокойствах со стороны степной Азии внимание Петра не переставало обращаться на самую отдаленную азиатскую границу, к берегам Восточного океана: здесь нужно было удовлетворить требованию науки, выставленному Лейбницем, узнать, соединяется ли Азия с Америкою. 2 января 1719 года написана была инструкция геодезистам из навигаторов Ивану Евреинову и Федору Лужину: "Ехать вам до Тобольска и от Тобольска, взяв провожатых, ехать до Камчатки и далее, куды вам указано, и описать тамошние места, сошлася ль Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать". Евреинов и Лужин не узнали, сошлася ли Америка с Азией, они только доставили Петру карту Курильских островов в 1722 году. Петр, разумеется, не удовлетворился этим и в 1725 году написал инструкцию капитану Берингу: "1) Надлежит на Камчатке или в другом там месте сделать один или два бота с палубами. 2) На оных ботах (плыть) возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля - часть Америки. 3) И для того искать, где оная сошлася с Америкою (с Азиею), и чтоб доехать до какого города европейских владений и самим побывать на берегу, и взять подлинную ведомость, и, поставя на карту, приезжать сюды".
Такова была новая странная империя, на западе прислонившаяся к Балтийскому морю, а на восточных границах своих решавшая вопрос: соединяется ли Азия с Америкою? Но немало людей в России и за границею должна была занимать мысль о будущем этой империи, мысль о том, кто будет преемником великого человека, давшего новое значение своему народу. Старший сын был принесен в жертву этому новому значению; младший, царевич Петр, на котором сосредоточились надежды отца, скоро потом умер; оставался внук, сын Алексея, Петр; но о характере этого шестилетнего ребенка нельзя было сделать никакого удовлетворительного вывода, как нельзя было сделать его и впоследствии; притом объявить маленького Петра наследником престола значило возбудить надежды людей, жалевших об отце его как представителе известного порядка вещей, возбудить опасение людей, которые высказались против Алексея, а на этих-то людей император всего более рассчитывал для поддержания своего дела. В начале 1722 года, во время торжеств Ништадтского мира, происходивших в древней столице, Петр издал устав о наследии престола: "Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостию надмен был сын наш Алексей и что не раскаянием его оное намерение, но милостию божиею всему нашего отечеству пресеклось, а сие не для чего иното у него взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому ж один он тогда мужеска пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. Сей недобрый обычай не знаю чего для так был затвержден, ибо не точию в людях по рассуждению умных родителей бывали отмены, но и в св. писании видим; еще ж и в наших предках оное видим (пример Иоанна III). В таком же рассуждении в прошлом, 1714 году, милосердуя мы о наших подданных, что партикулярные их домы не приходили от недостойных наследников в разорение, хотя и учинили мы устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однакож отдали то в волю родительскую, которому сыну похотят отдать, усмотря достойного, хотя и меньшому мимо больших, признавая удобного, который бы не расточил наследства. Кольми же паче должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства, которое с помощию божиею ныне паче распространено, как всем видимо есть; чего для заблагорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего государя: кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменит, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как выше писано, имею сию узду на себе" Не довольствуясь побуждениями, высказанными в этом манифесте, Петр поручил Феофану Прокоповичу написать подробное оправдание меры; сочинение Феофана вышло под заглавием Правда воли монаршей.
Петр хотел, чтоб подданные присягнули в признании этой воли. В некоторых местах оказалось сопротивление. Раскольники толковали: "Взял за себя шведку, и та царица детей не родит, и он сделал указ, чтоб за предбудущего государя крест целовать, и крест целуют за шведа, Одноконечно станет царствовать швед". Монахи говорили: "Видишь, государь выбирает на свое место немчина, знамо к царевне, а внука своего сослал, и никто про него не ведает, а ныне прикладывают руки, кого он, государь, изволит выбрать". Тарские жители не пошли к присяге; возмутили их полковник Иван Немчинов, козак Иван Подуша, Петр Богачов, Дмитрий Вихорев, Василий Исецкий. В Тару для розыску приехал из Тобольска полковник Батасов, в инструкции которого было сказано, чтоб не ожесточать сопротивляющихся, не заставить их разбежаться. Вследствие этого Батасой освободил Подушу из заключения, отдав на поруки. Но кротость не помогла. Богачов, первый заводчик смуты, ушел, а Немчинов с 60 человеками заперся в хоромах; 49 человек он выпустил, а с остальными поджег под собою порох, но неудачно; все были взяты живые; Немчинов и четыре человека, наиболее пострадавшие от взрыва, умерли, но остальные выздоровели.
Манифест отнимал право у великого князя Петра Алексеевича, который мог быть преемником только по воле деда, если успеет понравиться ему. Но если не понравится, не изберет же Петр совершенно чужого? В церквах поминали царскую фамилию так: "Благочестивейшего государя нашего Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, благочестивейшую великую государыню нашу императрицу Екатерину Алексеевну. И благоверные государыни цесаревны. Благоверную царицу и великую княгиню Параскеву Феодоровну. И благоверного великого князя Петра Алексеевича. И благоверные царевны великия княжны". Великий князь Петр стоял ниже теток своих, цесаревен, и потому, естественно, обращали внимание на дочерей Петра, тем более что знали влияние императрицы Екатерины на мужа, и вопрос о браке цесаревен был, следовательно, вопросом первой важности. Беспокоились не в одной России; беспокоились в Вене, где считали своим интересом и своею обязанностью поддерживать права великого князя Петра, родного племянника императрицы римской по матери Австрийский посол вошел с представлениями к петербургскому двору, что великий князь Петр не получает достойного воспитания, живет во дворце окруженный женщинами, вследствие чего может оказаться ни к чему не способным; из этого видно, что его императорское величество не хочет объявить его наследником престола; но может ли отсюда произойти что-нибудь доброе, кроме нарушения союза между двумя империями? Посол объявил при этом, что слышал, будто цесаревна Анна Петровна будет выдана замуж за Александра Нарышкина, которого император объявит своим наследником, а цесаревна Елисавета выйдет замуж за герцога голштинского.
Слух о браке цесаревны Анны с Александром Нарышкиным, попавший, как мы видели, и в иностранные газеты, оказался ложным. Петр, сильно хлопоча, чтоб младшая цесаревна вышла замуж за французского короля, долго медлил дать свое согласие на брак старшей с герцогом голштинским. После Ништадтского мира герцог остался в России, но Петр молчал о свадьбе. Император сбирался в далекий Персидский поход, с ним уезжала и Екатерина, особенно расположенная к герцогу, а тот все не объявлялся женихом. Бассевич обратился к Петру с письмом: "Ваше императорское величество, милостивейше рассудить изволите, как доволен и сердечно рад я был, когда его королевское высочество поручил мне свои дела и ваше величество обнадежили меня в Вене чрез генерала Ягужинского. А теперь с особенною печалию вижу, как его королевское высочество сердечно сокрушается, что ваше величество так затрудняетесь выдать за него одну из государынь цесаревен. Что может ваше императорское величество удерживать от заключения этого союза? Род его между владетельными домами один из самых знаменитых; он, слава богу, достаточно умен, никакого лукавства в нем нет, а богобоязливость и скромность его обещают цесаревне жизнь самую желанную. Права его на короны и княжества явны. Цесарь никогда не отступится от своей гарантии насчет Шлезвига; несомненно, что цесарь лучше желает видеть шведскую корону на голове его королевского высочества, чем принца гессенского. Если бы возможно было вашему императорскому величеству примириться с королем английским, то Англия за согласие на уступку Бремена и Вердена всячески помогла бы его королевскому высочеству в делах шлезвигском и шведском. Прусский двор исполнит желание герцога, который дал свое согласие насчет Померании. Голландия желает помочь герцогу, король польский также. Кардинал Дюбуа посланнику герцогову обещал, что когда ваше величество своим министрам указ дадите, то Франция помогать герцогу готова. Любовь шведской нации к его королевскому высочеству во Франции довольно известна, а когда бы узнали, что герцог стал зятем вашего величества, то еще сильнее стали бы помогать в надежде на будущую дружбу, и таким образом большая часть государств и знатные люди в Швеции, которые, может быть, еще не склонны к герцогу, возьмут его сторону; а ваше императорское величество такое важное и славное дело без войны совершите. Вашему величеству, как прозорливому монарху, довольно известно, что все государства завидуют вашему увеличивающемуся могуществу, которое они по смерти вашего величества будут стараться подорвать; но если ваше величество или ваш наследник будет в союзе с Шведским государством, то враждебные действия всего света будут напрасны, а союз с Швециею всего лучше сможет состояться посредством герцога, ибо он многих там имеет на своей стороне; другие очень многие будут бояться, что ваше величество в опасное время зятя своего не оставите, а из истории известно, что маленькое войско достаточно для низвержения противников в такой стране, где имеется много доброжелательного народа. На сейме сто тысяч рублей могут много сделать, а эту сумму выдать готовы с охотою. Лифляндские и эстляндские жители обязаны всегда поступать по воле вашего величества. Если, ваше императорское величество, его королевскому высочеству одну цесаревну пожалуете, то в Швеции люди, преданные герцогу, свободнее станут обнаруживать свою преданность. Если вашему величеству не угодно будет старшую цесаревну выдать, то герцог будет доволен и младшею. Сколько я мог усмотреть, герцог обеих государынь цесаревен квалитеты сердечно любит. А способнее и лучше бы, по летам, жениться ему на старшей цесаревне". Сам герцог написал: "Так как до настоящего времени по многократному нашему исканию не имел я счастия получить ваше отеческое соизволение на брачный союз с ее высочеством цесаревною, то снова покорнейше представляю возрастающее в себе чувствительное беспокойство. Надеюсь милостивейшего и скорейшего выслушания, потому что от продолжительнейшего молчания принужден опасаться невозвратимого убытка и мне более в такой неизвестности быть невозможно". Петр отвечал: "Светлейший герцог, дружелюбно любезный племянник! Два ваши письма, единое от вас самих, другое от министра вашего Бассевича, я принял, в которых содержание двух дел, первое о свойстве чрез вас с домом моим; другое, чтоб вам помочь в ваших делах, к чему многие потентаты охоту имеют, ежели мы приступим, на что ответствую, что я с оными потентатами со всею моею охотою вступить готов и трудиться по всякой возможности в том деле. Что же принадлежит о супружестве, то и в том я отдален не был, ниже хочу быть, понеже ваше доброе состояние довольно знаю и от сердца вас люблю; но прежде, нежели ваши дела в лучшее состояние действительно приведены будут, в том обязаться не могу, ибо ежели б ныне то я учинил, то б иногда и против воли и пользы своего отечества делать принужден бы был, которое мне паче живота моего есть".
Только в 1724 году, когда действительно посредством союза, заключенного между Россиею и Швециею, дела герцога приведены были в лучшее состояние, Петр дал свое согласие на брак его с своею старшею дочерью. В июле, во время совещаний Петра с министрами, между прочим было донесено о герцоге голштинском и о сомнении, в котором еще в Швеции находятся насчет супружества его с одною из цесаревен, также об интригах, происходящих в Швеции против герцога; из Швеции требовали плана, каким образом надобно поступать в делах герцога голштинского для исполнения заключенного союзного договора. После долгих рассуждений Петр объявил, что он очень желает вступления в брак одной из своих дочерей с герцогом голштинским; но относительно интересов герцога лучше вести переговоры при русском дворе и смотреть, чтоб это дело всегда и преимущественно находилось в руках русского государя, и хотел еще иметь рассуждение об этом предмете. 24 ноября, в день именин императрицы, последовало обручение цесаревны Анны с герцогом. В силу нового закона, по которому право назначать преемника престола принадлежало царствующему государю, цесаревна должна была в брачном договоре отказаться за себя и за потомство свое от всех притязаний на русский престол; это отречение подтверждено было герцогом и скреплено присягою невесты и жениха. Герцог обязался оставить свою супругу в греческом законе и в будущей резиденции своей построить и содержать церковь "по греческому обыкновению". Имеющие родиться от заключенного брака принцы должны были воспитываться в лютеранской вере, а принцессы - в вере и исповедании греческой церкви. Отец невесты обещал снабдить свою "дружебнолюбезную дщерь" убором, клейнодами, платьем и, сверх того, дать в приданое и вено 300000 рублей; герцог обязался своей "сердечнолюбезной супруге" положить также 300000 рублей и выдавать ежегодно по пяти процентов, также обязался дать "утренний подарок" (Morgen-gabe) - 50000 ефимков и до выплачения этой суммы давать ежегодно по пяти процентов; наконец, обязался выплачивать своей супруге ежегодно по 6000 рублей ларечных и ручных денег, так, чтобы будущая герцогиня получала всего в год 23000 рублей, а для обеспечения этого дохода герцог обязался дать ей в заклад известное число земельных участков; герцог должен содержать и придворных служителей своей супруги. В случае смерти герцога герцогиня-вдова получает по смерть земли Триттау и Рейнбек с окрестными имениями, что должно приносить 50000 ефимков чистого дохода. Если герцог получит шведский престол, то обязывается придать своей супруге к вышеозначенному все то, что следует королевам шведским.
Петр также хотел скрепить и права жены своей. Екатерина по-прежнему пользовалась большим влиянием на мужа, по-прежнему к ней обращались все опальные, все нуждавшиеся в чем-нибудь с просьбами о ходатайстве пред государем, по-прежнему она охотно исполняла эти просьбы, охотно давала чувствовать свое смягчающее, благодетельное влияние. Это влияние простиралось и на одну из линий царского дома, на линию царя Ивана Алексеевича. Вдова последнего, царица Прасковья Федоровна, вовсе не отличалась мягким характером, как мы уже могли видеть, из ее поступка с дворцовым стряпчим в Тайной канцелярии. Петр отдал ей остров Петровский, принадлежавший прежде детям царевича Алексея, но огород, принадлежавший кронпринцессе и отдаленный от острова протокою, Петр утвердил за внучатами. Царица Прасковья без указа завладела и огородом; тщетно Меншиков и Петр Апраксин представляли ей незаконность этого поступка; она никого не хотела слушать, и об этом деле надобно было писать к Екатерине. Мы видели, что Екатерина должна была смягчать гнев царицы Прасковьи на Петра Бестужева, находившегося при царевне Анне Ивановне, герцогине курляндской. Быть может, за Бестужева царица Прасковья рассердилась и на дочь свою Анну. Императрица Екатерина II рассказывала своим приближенным, что царица Прасковья так осердилась на дочерей своих, Екатерину и Анну, что при смерти прокляла их и потомство их. Это предание имело основание; но дело было преувеличено вследствие несчастий потомства царевны Екатерины Ивановны, а может быть, преувеличивали не без желания угодить восторжествовавший линии Петра Великого. О гневе царицы Прасковьи на дочь Екатерину мы не знаем ничего; что же касается до гнева на Анну, то дело кончилось прощением со стороны матери по ходатайству императрицы Екатерины. До нас дошло предсмертное письмо царицы Прасковьи к дочери Анне: "Любезнейшая моя царевна Анна Ивановна! Понеже ныне болезни во мне от часу умножились и так от оных стражду, что уже и жизнь свою отчаяла, того для сим моим письмом напоминаю вам, чтоб вы молились обо мне господу богу, а ежели его, творца моего, воля придет, что я от сего света отъиду и с вами разлучусь, то не забывайте меня в поминовении. Такоже слышала я от моей вселюбезнейшей невестушки государыни императрицы Екатерины Алексеевны, что ты в великом сумнении, якобы под запрещением или паче рещи проклятием от меня пребываешь: и в том ныне не сумневайся, все вам для вышепомянутой ее величества моей вселюбезнейшей государыни невестушки отпускаю и прощаю вас во всем, хотя в чем предо мною и погрешили".
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.