1. Несмотря на то что евреи были спасены таким чудесным образом, они все-таки вскоре опять сильно упали духом во время своего путешествия к горе Синайской, так как страна, по которой им приходилось идти, была совершенно пустынна и не доставляла им ничего необходимого для поддержания жизни; тут ощущался крайний недостаток в воде, так что не только не могло быть и речи о каких-либо удобствах для людей, но и не было никакой возможности доставить скоту необходимое ему пастбище. Страна эта представляет сплошную песчаную пустыню без малейшего признака оазиса, где могло бы произрастать что-либо. Тем не менее евреи по необходимости шли по этой местности, не имея другого пути [к Синаю]. Правда, по приказанию своего вождя, они брали с собою воду из тех пунктов пути, где таковая находилась, но, когда этот запас истощился, им приходилось с большими вследствие сухости почвы трудностями рыть колодцы и таким путем добывать влагу; но она, если им удавалось находить ее, была в большинстве случаев горька и непригодна для питья; к тому же ее было всегда очень немного.

Совершая таким образом путь свой, они к вечеру прибыли в Map[2], местность, так названную ими за дурное качество воды (Map значит "горечь"), и решили тут остаться, потому что были очень утомлены продолжительностью путешествия и недостатком в съестных припасах, которые к тому времени также оказались совершенно израсходованными. К тому же тут находился и колодезь (это и послужило главною побудительною причиною к тому, чтобы сделать здесь привал), который хотя и не был в состоянии удовлетворить потребности такого огромного количества людей, тем не менее все-таки несколько освежил и ободрил их тем, что они нашли его даже в такой местности; от высланных же вперед разведчиков они узнавали, что поблизости они более уже не найдут никакой влаги. Однако и эта вода оказалась горькою и непригодною для питья, и притом не только для людей, но и для скота.

2. Когда Моисей заметил уныние народа и то, что тут словами не поможешь (ведь он имел дело не с дисциплинированным войском, которое было бы в состоянии противопоставить тягости стесненного положения свою храбрость, но, напротив, вся бодрость мужчин пропадала при виде толпы детей и женщин, конечно, слишком слабых, чтобы поддаться словесным убеждениям), то он увидел себя в крайне тягостном положении, потому что чувствовал общее бедствие так, как будто бы оно постигло его одного, и это тем более, что ни к кому другому, а лишь к нему одному прибегали с мольбою женщины за детей, а мужчины за женщин, чтобы он подумал о них и нашел какое-нибудь средство к спасению. Тогда Моисей обратился с молитвою к Господу Богу, прося Его обратить эту непригодную воду в хорошую и возможную для питья. Когда Предвечный обещал явить ему и эту милость, Моисей взял кусок дерева, случайно валявшийся у него под ногами, расколол его вдоль и, бросив его в воду, стал уверять евреев, что Господь Бог внял его молитвам и обещал дать им такую воду, какую они желают, если только они немедленно и беспрекословно подчинятся Его приказаниям. Когда же народ его спросил, что им делать, чтобы качество воды улучшилось, Моисей приказал самым сильным мужчинам вычерпывать воду, уверяя, что, когда большая часть колодца будет опорожнена, остальное станет пригодно для питья. Мужчины принялись за работу, и приведенная частыми движениями в чистый вид вода стала наконец пригодною для употребления[3].

3. Двинувшись отсюда, евреи прибыли в Элим[4], местность, которая, вследствие имевшихся там пальм, издали казалась очень заманчивой, но вблизи оказалась никуда не годною. Дело в том, что все эти пальмы, которых было никак не более семидесяти, были очень низкого роста и тощи вследствие недостатка воды, так как вся окрестность и здесь представляла песчаную пустыню и из тех ключей, которых тут было всего двенадцать, почва не могла в достаточной степени орошаться, родников и, следовательно, влаги было слишком мало, и если разрывали песок, то не находили ее совсем. Если же случайно и попадалась какая-нибудь вода, то она оказывалась по мутности своей совершенно непригодною. Поэтому-то ввиду полного недостатка воды и деревья оказывались бессильными произвести какие бы то ни было плоды. И вот народ стал опять обвинять вождя своего и укорять его, взваливая на него все испытываемое им горе и все лишения, которым он его подвергает. Дело в том, что за свое тридцатидневное странствование народ съел все захваченные с собою припасы, а так как он на пути не встретил ничего, то был близок к полному отчаянию. Думая только о своем настоящем бедственном положении и совершенно позабыв о той поддержке, которую уже неоднократно оказывал им Господь Бог, равно как о доблести и мудрости Моисея, евреи рассвирепели против своего вождя и уже приготовились побить его камнями, как главного виновника их теперешнего бедствия.

4. Хотя народная масса была так возбуждена и столь враждебно настроена против него, Моисей в уповании на Господа Бога и на то, что он лично всегда имел в виду лишь благо своих соплеменников, стал посреди них, несмотря на весь крик их и на то, что они уже держали в руках наготове камни. Так как он отличался внешностью, которая сразу привлекала к нему каждого, и, кроме того, обладал даром убедительно говорить с народом, то он начал с того, что стал успокаивать их, убеждая не забывать, ввиду настоящих своих мытарств, прежних благодеяний Господа Бога, не упускать в теперешнем затруднительном своем положении из виду прежних великих и неожиданных проявлений Его к ним благоволения и поддержки и, наконец, быть в твердой уверенности, что Он, по милости Своей, освободит их и из этого бедственного положения: по всему вероятию, Господь Бог лишь испытывает теперь их мужество, чтобы узнать, насколько в них стойкости и насколько им памятны еще прежде явленные чудеса или в какой степени они позабыли о них ввиду теперешнего своего стесненного положения. Между тем оказывается, что они люди не хорошие ни в смысле своей стойкости, ни в смысле памятования всех удач своих, так как они в такой мере недоверчиво относятся к Господу Богу и Его решениям, в силу которых им удалось покинуть Египет, и так как они столь гнусно держат себя относительно слуги Предвечного: ведь слуга этот не обманул их ни в чем, что приказывал им делать по повелению самого Господа Бога. Затем Моисей стал перечислять им все, чем они обязаны Предвечному: как погибли египтяне, решившиеся против воли Господней держать их в рабстве; каким образом одна и та же река обратилась для египтян в кровь и вода ее стала для них непригодною, тогда как для евреев продолжала оставаться сладкою и удобною для питья; как само море, очень далеко отступив перед ними, дало им новый путь, по которому они спаслись, между тем как то же море затопило бросившихся за ними в погоню неприятелей; как при отсутствии у них оружия Господь Бог снабдил их и этим, как Он во многих случаях, когда евреи, казалось, уже окончательно были обречены на погибель, неожиданно спасал их, и каково должно быть, следовательно, всемогущество Предвечного. Поэтому они и теперь не смеют отчаиваться в Его покровительстве, но должны терпеливо и без волнения ожидать его, памятуя, что помощь эта никогда не опаздывает, хотя она и не является раньше, чем они испытают некоторое бедствие. Им следует также принять во внимание, что Господь медлит со Своею помощью не по забывчивости, но для испытания их мужества и их любви к свободе, чтобы узнать, в достаточной ли мере вы порядочны, чтобы ради этой свободы терпеть недостаток в пище и питье, или предпочитаете быть в рабстве подобно скоту у хозяев, которые держат и охотно кормят его, чтобы пользоваться его трудом. Наконец, Моисей сказал еще, что он вовсе не беспокоится за свою личную безопасность (потому что для него вовсе не будет таким ужасным несчастьем, если его несправедливо убьют), но боится за них, как бы Предвечный не счел их за безбожников, если они побьют его камнями.

5. Таким образом Моисей понемногу успокоил их, удержал их от того, чтобы побить его камнями, и вызвал в них раскаяние в поступке, который они собирались совершить. Но так как он был того мнения, что они доведены до такого исступления лишь крайностью своего положения, Моисей решил прибегнуть к молитве и обратиться за помощью к Господу Богу. Поэтому он взошел на высокую скалу и вознес к Предвечному молитву, в которой просил о поддержке народу и облегчении его нужды (ведь в Нем одном только все спасение народа) и молил простить народу то, что он теперь совершил в своем смятении, так как род человеческий по природе своей в несчастии всегда бывает нетерпелив и склонен к выражению своего неудовольствия. И Господь Бог возвестил Моисею, что Он позаботится [о евреях] и явит им желанную помощь. Услышав от Предвечного такое обещание, Моисей спустился к народу. И когда последний увидал его радостное возбуждение от обещания Господня, то и их подавленное настроение заменилось весельем. Став среди народа, Моисей возвестил ему, что явился от Господа Бога с освобождением от гнетущих народ бедствий. И действительно, спустя немного времени из-за моря прилетело множество перепелок (эта порода птиц водится более других у Аравийского залива)[5], а так как они были в одно и то же время очень утомлены от перелета, да перепелки и вообще летают ниже других птиц, то они спустились на землю как раз среди еврейского стана. Народ же, видя в них ниспосланную самим Господом Богом птицу, ловил этих птиц и утолял ими свой голод. Тогда Моисей обратился снова уже с благодарственной молитвой к Предвечному за быстрое оказание обещанной помощи.

6. Немедленно же после этого первого доставления пищи Господь Бог послал евреям еще другое. Именно, когда Моисей поднял руки свои к небу для молитвы, на них упало нечто вроде росы. Так как оно оставалось на руках, то Моисей, предполагая и в этом пищу, ниспосланную от Господа Бога, отведал от нее и с радостью убедился, что не ошибся. Но так как народ был в недоумении, считая, что идет снег, как то бывает в зимнее время года, то Моисей объяснил ему, что это вовсе не роса падает с неба на гибель им, но пища для спасения их. Для большей убедительности он дал им отведать этого небесного дара и сам подал им пример. Народ последовал примеру своего вождя и обрадовался новой пище, потому что она была похожа по сладости и приятности на мед, по виду своему походила на бделлий, а по величине на зерна кориандра[6]. Тотчас все принялись усердно собирать эту пищу. Тут же было повелено, чтобы каждый собирал ежедневно ровно ассарон (это известная мера)[7]; тогда у евреев не будет недостатка в пище и, равным образом, слабосильным будет дана возможность собирать также для себя, а более сильные не смогут отнимать у слабых их пищу. Впрочем, те, кто хотел собрать более положенного количества, не облегчал себе тем своей задачи, потому что никто не находил более одного ассарона. Впрочем, и от того запаса, который сохранялся некоторыми до следующего дня, никому не было никакой пользы, так как пища портилась от червей и приобретала горечь. Вот какою необыкновенною была эта ниспосланная Господом Богом пища. При этом те, кто ею обладал, не нуждались уже ни в какой другой. Впрочем, еще и поныне вся та местность изобилует этим продуктом, после того как тогда Предвечный ниспослал его Моисею в пищу народу. Евреи называют его манною, потому что слово представляет на нашем языке вопрос, значащий "Что это такое?". Евреи могли наслаждаться этою пищею, ниспосланною им с неба, еще продолжительное время, так как они пользовались ею в продолжение всех тех сорока лет, которые они провели в пустыне.

7. Когда евреи, выступив отсюда, прибыли в Рафидин[8], то страдания их от жажды достигли крайних пределов, потому что они встретили на пути своем лишь немного источников, а теперь попали в местность совершенно безводную. Поэтому они снова очутились в бедственном положении и опять среди них возникло неудовольствие против Моисея. Последний на короткое время скрылся от взоров рассвирепевшей толпы и обратился с молитвою к Господу Богу, умоляя Его даровать и теперь народу и питье, подобно тому как Он ниспослал ему в опасную минуту пищу, так как без воды последнее благодеяние теряет свое значение. Предвечный не замедлил опять явить Свое милосердие и обещал указать Моисею источник и большое обилие воды там, где народ того и не ожидает. Затем Он повелел Моисею ударить посохом по той скале, которую они видят перед собою, и тогда они с избытком получат то, в чем нуждаются; пусть они при этом обратят внимание на то обстоятельство, что эта вода достается им без всякого с их стороны труда и без малейшего к тому усилия. Получив такое утешительное обещание от Господа Бога, Моисей предстал пред народом, с ожиданием на него взиравшим: люди успели уже заметить, как быстро он спускался к ним с утеса. Как только он был между ними, он сообщил им, что Господь избавит их и от этого бедственного положения и в милости Своей явит им спасение, на которое они никак не рассчитывали; что Он заставит для них потечь из скалы реку. Услышав эти слова, они были в большом недоумении и смущенно спрашивали, неужели им, утомленным путешествием и изнемогающим от жажды, придется разбивать скалу. Но Моисей ударил по ней посохом; она раздалась, и из нее обильно истекла самая свежая и прозрачная вода. Народ был так поражен необычайностью совершившегося перед его глазами чуда, что одного вида уже было довольно, чтобы утолить их жажду; когда же люди напились освежительной и сладкой влаги, тогда только они поняли всю прелесть этого дара Божия. На Моисея, как на любимца Предвечного, они стали теперь, конечно, взирать с удивлением, а Господу Богу они принесли благодарственные жертвы за Его к ним милостивую заботливость. Помещающееся в [нашем] храме Св. Писание сообщает о том, что Господь Бог предсказал Моисею о таковом появлении воды из скалы[9].

Глава вторая

1. Так как молва о евреях успела распространиться уже далеко и о них много говорили, то жителей страны обуял немалый страх и, обменявшись друг с другом сведениями, они решили оказать евреям сопротивление и попытаться совершенно уничтожить их. Особенно усердно к этому побуждали жители Говолиты и Каменистой [Аравии][10], носившие название амалекитян[11], самые воинственные из тамошних племен. Цари их приглашали друг друга, равно как и соседей, принять участие в войне с евреями, указывая на то, что евреи представляют из себя чужеземное войско, бежавшее из-под ига египтян и теперь идущее на них. "Войском этим,- говорили они,- нам пренебрегать не следует, но раньше, чем оно окрепнет и усилит свое могущество и, не встречая с нашей стороны сопротивления, само решится вступить с нами в бой, представляется наиболее основательным и благоразумным побить его и отомстить ему за то, что сделало оно в пустыне, а не дожидаться, пока евреи овладеют нашими городами и нашим имуществом. Те, кто с самого начала старается сокрушить еще только возникающую силу врагов, поступают благоразумнее тех, которые собираются подавить эту силу, когда она успеет уже развиться. В последнем случае приходится бороться с преимуществом врагов, тогда как в первом с самого начала можно не допускать никаких этих преимуществ". Передавая путем посольств соседям своим подобные рассуждения и распространяя их среди собственного народа, они достигли того, что было решено идти войной на евреев.

2. Моисея, который никак не ожидал неприязненных отношений, эти действия туземного населения крайне смутили и расстроили. И, когда враги приготовились уже к битве и настал опасный момент, народ еврейский обуяло полное замешательство, потому что приходилось сражаться с людьми прекрасно вооруженными, тогда как у них самих ощущался крайний недостаток даже в наиболее необходимом [оружии]. Тогда Моисей начал увещевать их и ободрять, приглашая положиться на волю Господню: последняя вернула им свободу, она же даст им возможность победить тех, кто вступает с ними в бой, оспаривая эту самую свободу. Им следует принять во внимание, что войско их многочисленно и в достаточной мере снабжено оружием, деньгами, пищей и всем тем, в уповании на что люди обыкновенно вступают в бой, так как в лице Господа Бога евреи имеют все это. Между тем силы противников ничтожны, безоружны и слабы, так что Господь Бог не даст им в таком положении, в каком их видит, победить евреев. Ведь евреи столь часто и в более серьезных положениях, чем эта война, успевали убедиться, какого покровителя имеют они в лице Предвечного; ведь воевать им придется теперь лишь с людьми, тогда как раньше, когда им приходилось бороться с голодом и жаждою, когда горы и моря отрезали им всякий путь к отступлению, им удавалось одолеть и такие преграды, благодаря милостивой помощи со стороны Господа Бога. Пусть они поэтому теперь как можно смелее вступают в бой, так как в победе над врагами заключается для них источник всевозможного благополучия.

3. Такими словами Моисей старался ободрить народ; затем созвал всех старейшин и начальников отдельных отрядов и приказал младшим беспрекословно повиноваться повелениям старших, а последним слушаться вождя. Теперь все смело смотрели в глаза опасности и были готовы на все, так как надеялись освободиться раз навсегда от всевозможных бедствий. Поэтому они просили Моисея не медлить и тотчас вести их на врагов, чтобы отсрочка не охладила их рвения. Тогда Моисей выделил из всей массы народной все военные силы и поставил начальником над ними Иисуса, сына Навина, из колена Ефремова, человека весьма храброго, способного переносить всякие тягости, крайне рассудительного и красноречивого, который отличался глубоким благочестием, так как в этом деле наставником его был сам Моисей, и потому пользовался большим уважением среди евреев. Небольшому отряду тяжеловооруженных поручил он охрану воды, детей, женщин и вообще всего стана. Затем в продолжение всей ночи войско готовилось к битве, поправляло оружие, которое имело какие-либо изъяны, и собиралось вокруг своих начальников, чтобы по данному Моисеем знаку немедленно вступить в бой. И Моисей в свою очередь не спал, так как давал указания Иисусу насчет расположения войска в боевом порядке. Когда же начало светать, он еще раз просил Иисуса не обмануть возлагаемой на него в этом деле надежды и своими распоряжениями в сегодняшний день своего начальствования стяжать себе славу в глазах всего войска. Затем он убеждал в этом самых выдающихся евреев, каждого в отдельности, и, наконец, ободрил все войско во всей его совокупности. Подготовив таким образом воинов к бою не только путем увещеваний, но и снабдив их всем нужным в деле оружием, Моисей поднялся на гору и поручил войско Господу Богу и Иисусу.

4. И вот оба войска сошлись и вступили в отчаянный рукопашный бой, в котором бились очень храбро, постоянно побуждая к тому друг друга. И пока Моисей воздымал руки свои к небу и держал их вверх, евреи побеждали амалекитян. Но так как он не был в состоянии долго пребывать в таком тяжелом положении (а между тем всякий раз, как он опускал руки, его войска терпели урон), то он повелевал брату своему Аарону и Ору, мужу сестры своей Мариаммы, стать с обеих сторон рядом с ним и поддерживать его руки, чтобы он не мог переставать оказывать таким образом поддержку своему войску. Ввиду этого евреи совершенно разбили амалекитян, которые наверно погибли бы все, если бы наступление ночи не положило предела резне. Таким образом предки наши весьма кстати одержали славнейшую победу, единовременно разбив напавших на них врагов и нагнав страх на всех окрестных жителей; при этом им достались в награду за труды и лишения значительные и прекрасные богатства: они захватили лагерь врагов, и им, которые раньше нуждались даже в самой необходимой пище, теперь удалось завладеть, всем вообще и каждому в отдельности, крупными богатствами. Этот бой принес им не только минутную пользу, но был причиною прекрасных последствий и на дальнейшее время, так как они не только физически отразили напавших на них врагов, но покорили их себе и нравственно, нагнав поражением амалекитян большой страх на все жившие в той местности туземные племена. Сами же они (как было уже упомянуто) сильно обогатились, потому что захватили в лагере массу серебра, золота и медной посуды для домашнего обихода, равным образом множество чеканной серебряной и золотой монеты, тканой материи, ковров и оружия, всякого другого имущества и скарба, а также все количество всевозможного скота, какой обыкновенно всегда следует за лагерем. Кроме того, евреи стали мужественнее, и вообще в их доблести произошла значительная перемена к лучшему; теперь они всегда были готовы подвергать себя всевозможным трудностям, понимая, что трудом можно добыть все, чего желаешь.

5. Таков был результат этой битвы. На следующий день Моисей приказал снять доспехи с павших врагов и собрать оружие, брошенное бежавшими неприятелями. Тем [из евреев], которые отличились особенной храбростью, он раздал почетные награды, а военачальника Иисуса удостоил публичной похвальной речи, свидетельствовавшей о совершенных им на глазах у всего войска доблестных подвигах. Из евреев никто не пал в битве, неприятелей же - столько, что их нельзя было и сосчитать. Для принесения благодарственной жертвы Моисей приказал воздвигнуть алтарь и, назвав Господа Бога Богом-Победителем, предсказал, что амалекитяне погибнут окончательно и что из них не уцелеет на будущее время ни один за то, что они напали на евреев, когда те находились в пустыне в особенно стесненном положении. Для войска же Моисей устроил пиршество.

Такова была первая война евреев, которую им пришлось вести с неприятелями по выходе своем из Египта. После того как войско справило свой победный праздник, Моисей дал ему отдохнуть ближайшие несколько дней после битвы и затем повел евреев вперед уже в боевом порядке. Но так как вследствие массы багажа они могли подвигаться очень медленно, то Моисей достиг лишь на третий месяц по выступлении из Египта горы Синайской, где, как мы уже раньше сообщили, с ним случились необычайные происшествия с терновником и прочие чудеса[12].

Глава третья

Узнав об успехах Моисея, тесть его Рагуил радостно выехал к нему навстречу, чтобы приветствовать его, Сапфору и детей их. Моисей также обрадовался прибытию своего тестя и, совершив жертвоприношения, устроил для народа угощение вблизи того тернового куста, который когда-то уцелел в огне. И весь народ, распределяясь по колоннам, принял участие в этом пире, Аарон же с родственниками своими и Рагуилом стали петь хвалебные гимны в честь Господа Бога за оказанную поддержку и за то, что Он явил себя виновником и дарователем их свободы. Равным образом они прославляли и вождя своего, благодаря доблести которого все им так отлично удалось. Рагуил, выражая свою признательность Моисею, сказал много похвального также по адресу всего народа, но главным образом он выразил свое удивление Моисею, проявившему столько мужества в деле спасения своих друзей[13].

Глава четвертая

1. На следующий день Рагуил заметил, что Моисей завален делом (потому что он сам разрешал все споры между тяжущимися, так как все являлись к нему и тогда только никто не считал себя обиженным, если тот лично разбирал дело; даже когда люди проигрывали дело, то им казалось это легче, если все происходило по строгому праву, чем если они приписывали такой исход произвольному решению). Тогда Рагуил не сказал ничего, не желая мешать людям, обращавшимся за справедливостью к доблестному вождю своему; но когда толпа [просителей] ушла, шум умолк и он остался с Моисеем наедине, он решился дать последнему совет, как следует поступать [при таких обстоятельствах]. Совет этот сводился к тому, чтобы предоставить разрешение мелких дел другим лицам, тогда как разбор более серьезных случаев и общая забота о благе всего народа должна была лежать на самом Моисее: судить найдутся среди евреев и другие почтенные лица, тогда как заботиться о благе стольких десятков тысяч людей не сможет никто иной, кроме Моисея. "Зная сам о своих заслугах,- заметил Рагуил,- которые проявил ты в деле спасения народа, служа Господу Богу, поручи другим или самим тяжущимся разрешение их объединенных житейских споров, сам же ты посвяти себя исключительно служению Предвечному и обрати все заботы свои на изыскание средств к тому, чтобы выручать народ из бедственных положений. Воспользуйся моим предложением, сделай точный смотр и исчисление войска и, разделив его на десятки тысяч и на тысячи, назначь над ними начальников. Затем подраздели войска на отряды в пятьсот, сто, пятьдесят, тридцать, двадцать и десять человек и отдай каждое из этих подразделений под команду одного выборного начальника, который и будет именоваться сообразно численности порученного ему отряда. Те же лица, которые пользуются у народа репутацией добросовестных и справедливых людей, пусть будут судьями в их тяжбах; если же возникнет более серьезное дело, то таковое они передадут тем, кто занимает более высокое общественное положение; если же и эти затруднятся решением вопроса, то они могут снестись с тобою. Таким образом результат получится вдвойне благоприятный: евреи будут наслаждаться правосудием, ты же сам сможешь посвятить себя всецело служению Господу Богу и еще более располагать Его к благоволению по отношению ко всему народу".

2. Этот совет Рагуила Моисей принял охотно и поступил сообразно его указанию. Впрочем, он никоим образом не приписывал себе чести изобретения этого нововведения, не скрывал, кто виновник его, но охотно сообщил народу имя лица, нашедшего это средство. В сочинениях своих он также назвал Рагуила автором указанного распределения [еврейского народа], так как считал необходимым свидетельствовать всю истину о лицах достойных, тем более что человеку пишущему делает честь упоминание и чужих открытий. Таким образом, перед нами еще один пример благородства Моисея, причем мы попутно в других местах этого сочинения укажем еще и на другие подобные примеры[14].

Глава пятая

1. Созвав народ, Моисей объявил ему, что пока он уйдет на гору Синайскую для общения с Господом Богом, а затем вернется обратно с тем решением Предвечного, какого он от Него удостоится[15]. Народ между тем должен расположиться станом вблизи горы и свято чтить соседство Божества. С этими словами Моисей отправился на Синай, самую высокую гору в той местности. Благодаря своей чрезмерной величине и крутым склонам, возвышенность эта не только является недоступною людям, но даже, если смотреть на нее, вызывает страшное ощущение; а так как к тому же существовало предание, что тут пребывает Божество, то гора эта вызывала священный ужас и никто не дерзал приблизиться к ней.

Сообразно повелению Моисея, евреи расположились станом у подошвы горы и были в радостном возбуждении при мысли, что Моисей вернется к ним назад с наилучшими известиями и предвещанием всевозможных благ от Господа Бога. В ожидании вождя своего они находились в праздничном настроении, совершали всевозможные очищения и по приказанию Моисея воздерживались в продолжение трех дней от общения с женами своими. В то же время они молили Господа Бога явить Свое милосердие Моисею и даровать ему средство, которое могло бы утвердить их благополучие. Себе же они разрешили более обильное и изысканное питание и вместе с женами своими и детьми облеклись в наилучшие и красивейшие свои одежды.

2. Таким образом провели они в праздничном настроении два дня. На третий же день, еще до восхода солнца, над всем станом евреев поднялось густое облако, какого они раньше не видали, и окутало всю местность, где были расположены их палатки. И в то время, как вся остальная местность кругом была залита солнечным светом, вдруг поднялись ужасные вихри с сильнейшим проливным дождем, засверкали молнии, вызывая трепет в зрителях, и раздавшиеся грозные громовые удары указали на близость Божества и на то, что Оно вступило в милостивое общение с Моисеем. Пусть всякий читатель составит об этом сам себе свое личное мнение: мое дело рассказать обо всем том так, как о том повествуется в наших священных книгах. Это зрелище в связи со страшным громом повергло евреев в ужас и трепет, потому что они не привыкли к подобным явлениям, да к тому же и распространенное мнение, что на эту гору снисходит сам Господь Бог, сильно возбуждало их расстроенное воображение. Поэтому они печально сидели в своих палатках, считая Моисея погибшим от гнева Господня и ожидая и себе подобной же участи.

3. И пока они находились в таком удрученном состоянии, вдруг явился к ним Моисей, веселый и бодрый, и такой вид его сразу рассеял в них весь страх и возбудил в них наилучшие надежды, тем более что недавно еще столь ужасная погода сменилась с появлением Моисея солнечным сиянием и светом. Затем Моисей созвал весь народ в собрание для того, чтобы внять повелениям Господа Бога. Когда все были в сборе, он взошел на высокое место, откуда все могли его услышать, и сказал: "Евреи! Подобно тому, как и раньше, Господь Бог милостиво отнесся ко мне, и Он сам теперь между вами, в стане, для того, чтобы устроить вашу жизнь наилучшим образом и преподать вам правильное государственное устройство. Поэтому, во имя Его и тех благодеяний, которые он успел уже явить нам, умоляю вас, не отвергайте того, что я скажу вам теперь, отнеситесь к этому с должным вниманием и уважением, потому что я говорю с вами ныне не от лица моего, но от имени Господа Бога. Итак, приняв во внимание все значение этих слов, постарайтесь понять все величие Того, Кто говорит с вами и Кто не пренебрег вступить со мною в сношение ради вашего же блага. Ведь при моем посредстве удостаивает вас теперь своей речи не Моисей, сын Амарама и Иохаведы, но Тот, Кто ради вас заставил Нил течь кровью и сокрушил гордыню египтян многоразличными бедствиями; Кто указал вам путь через море; Кто сниспослал вам, когда вы были в нужде, пищу с неба; Кто даровал из скалы воду жаждущим; волею Которого Адам стал пользоваться плодами земли и произведениями моря; при помощи Которого Ной избежал погибели во время потопа; милость Которого даровала нашему предку, бездомному скитальцу Авраму, Хананей-скую землю и благодаря Которому родился Исаак у своих престарелых родителей; по воле Которого Иаков был благословен двенадцатью доблестными сыновьями и по благости Которого Иосиф стал властвовать над всею землею египетскою. Пусть повеления Его будут для вас священны и драгоценнее ваших детей и жен. Следуя этим повелениям, вы будете счастливы в жизни, будете пользоваться плодородною почвою, тихим морем, дети у вас будут рождаться отличные и вы будете наводить страх на врагов ваших; вступив в непосредственные сношения с самим Господом Богом, я лично слышал Его беспредельно могучий голос. Настолько Предвечный заботится о вашем спасении и сохранении вашего рода".

4. Сказав это, Моисей повел весь народ вместе с детьми и женщинами вперед, для того чтобы все сами могли услышать слова Предвечного, с которыми Он обратился к ним с наставлениями, и для того чтобы значение этих слов не умалилось, если бы они были переданы им голосом человека. И вот все услышали глас, снисходивший с вершины горы, так что все точно могли себе усвоить те десять повелений, которые Моисей оставил записанными на двух скрижалях[16]. Впрочем, так как я не смею сообщить эти заповеди дословно, то я передам их общее содержание.

5. Итак, первая заповедь учит нас тому, что Господь Бог един и что только Ему следует поклоняться. Вторая запрещает делать изображения живых существ и почитать их; третья - клясться всуе именем Господа Бога; четвертая повелевает чтить субботу и воздерживаться в продолжение ее от всякой работы; пятая - почитать родителей своих; шестая - воздерживаться от убийства; седьмая - не прелюбодействовать; восьмая - не красть; девятая - не лжесвидетельствовать; десятая - не домогаться никакой чужой собственности.

6. Когда народ услышал от самого Господа Бога подтверждение того, что сообщил уже Моисей, то в великой радости разошелся по домам; в продолжение следующих дней евреи часто являлись в палатку Моисея с просьбою сообщить им еще и другие законы от Господа Бога. Законы эти Моисей сообщал, давая наставления, каким образом следует на будущее время устроить весь жизненный обиход; но об этом я упомяну в своем месте. Разбор большинства этих законоположений я, впрочем, предприму в другом сочинении, в котором собираюсь специально трактовать о них[17].

7. В таком положении было дело, когда Моисей сообщил евреям, что он вновь отправится на гору Синайскую, и действительно он совершил подъем этот на их глазах. А так как время шло (он был в отсутствии уже сорок дней), то страх обуял евреев, не случилось ли с Моисеем какого-нибудь несчастья; а между тем все приключившиеся с ними бедствия не испугали бы и не опечалили бы их в такой степени, в какой удручала их мысль о возможности гибели Моисея. И вот среди евреев возникло разногласие: одни уверяли, что он погиб, будучи растерзан дикими зверьми (особенно держались такого мнения все те, кто был враждебно настроен против Моисея), другие же полагали, что он отошел к Господу Богу. Более же разумные, которые не испытывали ни малейшей личной удовлетворенности как от той, так и от другой возможности, оставались довольно равнодушными к этим словопрениям, так как считали вполне справедливым, ввиду безусловной добродетели Моисея, чтобы он был принят Господом Богом на небе, хотя бы он на земле и разделил участь многих людей и был растерзан дикими зверьми. Но они были глубоко опечалены при мысли, что лишились такого руководителя и заступника, какого им уже более не найти, и поскольку им казалось невозможным предполагать, что с таким достойным человеком случилось несчастье, постольку они, однако, не могли не печалиться и не убиваться. Но ввиду того, что Моисей повелел им оставаться здесь, они все-таки не дерзали покинуть это место стоянки.

8. Когда наконец прошло сорок дней и столько же ночей, явился к ним и Моисей, который не принимал за все это, время никакой пищи, как это свойственно людям. Появление его наполнило народ радостью. Затем он разъяснил евреям, как печется о них Господь Бог, сообщил, что за эти дни он удостоился откровения, каким образом им следует устроить быт свой, чтобы жить счастливо, и объявил, какой скинии желает себе Предвечный, куда Он мог бы сходить и где мог бы находиться среди них, "для того чтобы мы, переходя с одного места на другое, были в состоянии брать ее с собой и нам не нужно было подниматься на Синай, так как Предвечный сам будет посещать нашу скинию и там внимать нашим молитвам". При этом Моисей показал народу две скрижали, на которых были начертаны десять заповедей, по пяти на каждой. Сама рука Господня начертала их[18].

Глава шестая

1. Когда евреи увидели скрижали и услышали это от вождя своего, они очень обрадовались и не щадили рвения в сил, доставляя ему серебро, золото, медь, лучшее дерево, не поддававшееся гниению от сырости, козьи шкуры и шерстяные ткани, отчасти окрашенные в фиолетовый, отчасти в пурпурный цвет, другие были ярко-красного, последние, наконец, совершенно белого цвета. Равным образом народ приносил сырую шерсть соответственной окраски и чистое полотно, драгоценные камни в дорогих оправах, которыми обыкновенно люди пользуются как самым дорогим украшением, и, наконец, множество благовонных трав. Из такого материала Моисей соорудил скинию[19], которая ничем не отличалась от переносного и походного храма. И вот, когда народ с таким рвением доставлял для этого сооружения необходимый материал и каждый старался превзойти в обилии своих пожертвований всех прочих, Моисей, по повелению Господа Бога, назначил для постройки архитекторов, которых выбрал бы и сам народ, если бы ему предоставлено было это право. Имена их (записанные в Св. Писании) были следующие: Веселеил, сын Ури, из колена Иудова, племянник вождя по его сестре Мариамме, и Елиав, сын Исамаха, из колена Дана. Народ же настолько ревностно способствовал осуществлению предприятия, что Моисею пришлось остановить его, заявив, что, по мнению строителей, наличного материала вполне достаточно. Затем было приступлено к сооружению самой скинии. Моисей сам, по указанию Господа Бога, указывал размеры всякой вещи и определял число необходимых для жертвоприношений сосудов. Также и женщины старались по мере сил о снабжении храма облачениями для священнослужителей и всем прочим, что было необходимо для украшения скинии и для проведения богослужения в ней.

2. Когда все это было заготовлено, золото, серебро, медь и ткани, Моисей назначил празднество с жертвоприношениями сообразно средствам каждого и велел воздвигнуть скинию. Сперва он вымерил место в пятьдесят локтей ширины и сто в длину для двора. Затем он велел поставить медные столбы в пять локтей вышины, по двадцати с каждой продольной стороны и десять по задней поперечной. У каждого из этих столбов были на верху кольца, серебряные капители[20] и золотые подножия наподобие оснований копий, а нижние медные концы столбов были вогнаны в землю. К кольцам были прикреплены канаты, привязанные другим концом к медным в локоть длины клиньям, которые были вбиты в землю снаружи против каждого столба и имели назначение защитить скинию от напора сильных ветров. Между всеми этими колоннами тянулись занавесы из самого мягкого виссона[21], спускаясь тяжелыми складками от капителей до самого низа столбов. Занавесы эти, совершенно как стена, окружали и замыкали все пространство двора. Так были устроены три стороны этой ограды. На четвертой же стороне, имевшей также пятьдесят локтей в длину и представлявшей фас[22] всего сооружения, открывалось пространство в двадцать локтей для входа, по краям которого возвышались две колонны наподобие портала[23], сплошь покрытые кованым серебром, исключая основания, которые были сделаны из меди. Между этими пилонами[24] стояли три колонны, вогнанные в землю в одинаковом друг от друга и от пилонов расстоянии. Между всеми ними тянулась завеса из виссона. Вход закрывался от одного пилона до другого ковром длиною в двадцать, а шириною в пять локтей[25], который был сделан из пурпура[26], красно-фиолетовой шерсти и виссона и на котором были вытканы различные и самые разнообразные узоры, отнюдь, однако, не напоминавшие изображений живых существ. За входом же (во дворе) помещался медный большой сосуд на медном же подножии; из него священнослужители совершали омовения рук и ног. Таким образом была устроена ограда двора, самую же скинию Моисей воздвиг посредине двора, обратив ее лицевою стороною к востоку, для того чтобы лучи восходящего солнца раньше всего могли проникать внутрь ее[27]. Длиною скиния была в тридцать, шириною же в десять локтей. Одна [боковая] стена ее была обращена к югу, другая к северу, а задняя к западу. Возвышалась скиния на такую же высоту, на сколько она раздавалась в ширину. Каждую продольную стену составляли двадцать деревянных четырехугольных столбов, шириною в полтора локтя каждый, толщиною в четыре пальца[28]. Как изнутри, так и с наружной стороны столбы эти были покрыты коваными золотыми листами. На конце каждого столба было по два клина, пропускавшиеся через два серебряных подножия со специально для этих клиньев сделанными отверстиями. Столбов, образовавших западную сторону, было шесть, и все они примыкали друг к другу и к крайним боковым с помощью вполне точных надрезов и скреплений; так что выходила сплошная стена, изнутри и снаружи обитая золотом. Число боковых столбов было точно рассчитано и с каждой стороны одинаковое, именно по двадцати, которые в общей совокупности заполняли собою пространство в тридцать локтей, потому что ширина каждого столба представляла третью часть четырех с половиной аршин. По краям задней же стены, состоявшей из шести столбов в десять локтей общей ширины, воздвигли еще по одному столбу в пол-аршина ширины, которые были устроены совершенно так же, как и все прочие планки. Каждый из столбов имел с наружной стороны золотые кольца, выступавшие по одной линии как бы из общего корня и своими отверстиями все обращенные в одну сторону. Пропущенные через них золоченые шесты, каждый по пяти локтей в длину, представляли связь между планками, и каждый шест скреплялся на концах с продолжением своим с помощью выступа, искусно сделанного наподобие винта. По задней стене шел поверх всех столбов неразрывною линиею один общий засов, который соединялся под прямым углом также с затворами боковых стен, так что конец одного затвора плотно входил в соответственно ему вырезанное отверстие другого. Все это устройство имело назначением оградить скинию от напора ветров и других несчастий, а также дать ей возможность невредимо выдержать всякую непогоду.

3. Разделив внутренность скинии на три части, Моисей поставил в расстоянии десяти локтей от задней стены четыре колонны, сделанные наподобие всех остальных столбов и покоившиеся на таких же основаниях, причем промежуток между этими колоннами был самый незначительный. Помещение за этими колоннами до задней стены представляло Святая Святых, тогда как остальное пространство скинии было открыто доступу священнослужителей. Такое распределение скинии знаменовало собой изображение всего мироздания: третья часть ее, которая отделялась четырьмя колоннами и в которую был запрещен доступ священнослужителям, изображала небо как местопребывание Господа Бога, остальное же пространство в двадцать локтей было открыто для одних священнослужителей наподобие того, как земля и море доступны человеку. По фронту здания, где находился вход в него, были воздвигнуты покоившиеся на медных подножиях золотые колонны, числом пять. Скиния была покрыта коврами из виссона с вотканными пурпуровыми, фиолетовыми и красными узорами. Первый ковер представлял собой квадрат, стороны которого имели длину в десять локтей каждая; он покрывал заднюю часть скинии вплоть до тех колонн, которые отделяли переднюю часть святилища от Святая Святых, так что внутренность последнего оставалась совершенно незримою. Все сооружение носило название святилища, а место за четырьмя колоннами, куда был запрещен доступ, называлось Святая Святых.

4. Чудно украшена многоразличными, самыми разнообразными изображениями цветов, какие только производит земля, и всякими другими узорами, исключая изображения живых существ, была завеса, разделявшая обе части храма. Другая же завеса, совершенно схожая с этою как по величине, так и по узору и цвету, была устроена между пятью колоннами входа и, будучи прикреплена сбоку каждой колонны, доходила от вершины последней лишь до середины столбов, так что остальное пространство внизу служило входом для священнослужителей. Поверх этой завесы тянулась еще холщевая, одинаковой с нею величины, которую можно было с помощью шнуров раздвигать в обе стороны; к шнурам и ткани были приделаны кольца, при помощи которых можно было раздвигать и собирать по углам [входа] эту завесу, для того чтобы открывался, особенно в торжественные дни, вид во внутрь святилища. По другим же дням и особенно в непогоду вход плотно закрывался задернутым вытканным занавесом. Отсюда и у нас возник обычай при построении храма устраивать такого же рода завесы у входа. Кроме того, имелось еще десять других ковров, шириною каждый по четыре локтя, а длиною в двадцать восемь, с золотыми застежками, которыми они привязывались так плотно друг к другу, что казались состоящими из одной сплошной массы. Их настилали поверх святилища, и они настолько закрывали также обе боковые и заднюю стены, что свешивались поверх земли еще на один локоть. Кроме того, были еще другие ковры, одинаковой с этими ширины, но числом на один больше и несколько длиннее, так как длина каждого из них составляла тридцать локтей. Они были сотканы из козьей шерсти, но так же тонко, как и первые, и спускались до самой земли. Над входом они образовывали как бы фронтон или навес; для этого предназначался одиннадцатый ковер. Наконец, поверх всех этих ковров лежали еще другие, сделанные из кожи[29], служа защитой и покровом тканым коврам от палящего зноя или проливного дождя. Кто издали смотрел на это сооружение, невольно поражался, потому что все это сверкало и переливалось так, как сверкает сияющее, ясное небо. Покровы, сделанные из козьей шерсти и из кожи, также спускались над входной завесой, защищая и ее от зноя и проливных дождей.

5. Таким образом была сооружена скиния. Для Господа Бога был затем воздвигнут кивот из прочного неподдающегося гниению дерева, которое на нашем языке носит название "эрон"[30]. Устройство же самого кивота[31] было следующее: длина его обнимала пять спифамов[32], ширина и вышина по три спифама. Весь он был как снаружи, так и изнутри окован золотом, так что совсем не видно было дерева. Сверху же кивот имел удивительной работы золотую крышку, прикрепленную к нему золотыми же винтами, которая совершенно ровно покрывала кивот, ни в одной части не выступая над ним и не нарушая такими выдающимися углами симметрии всего сооружения. У каждой из более длинных стен кивота выступали золотые кольца, проходившие сквозь дерево; в них у каждой [продольной] стенки кивота были пропущены позолоченные [деревянные] шесты, при помощи которых можно было, в случае необходимости, переносить кивот; дело в том, что последний доставлялся с места на место не на повозках, но его носили священнослужители. На крышке кивота были сооружены две фигуры; евреи называют их херувимами, и они имеют вид крылатых существ, нисколько, однако, не похожих на те создания, которых видим мы летающими по воздуху. Моисей уверял, что он видел такие существа изображенными на троне Господа Бога. В этот кивот он положил те две скрижали, на которых были начертаны десять заповедей, по пяти на скрижали, причем на каждой стороне было записано по две с половиной, а сам кивот поместили в Святая Святых[33].

6. В святилище Моисей поместил стол, похожий на те, которые находятся в дельфийском храме[34], длина его была в два локтя, ширина в один локоть, а вышина в три спифама. У этого стола ножки были в нижней половине своей изящно выточены и походили на те подставки, на которые дорийцы[35] обыкновенно кладут ложа. На этом подножии лежала искусно сделанная четырехугольная доска, которая была окружена со всех сторон ободком величиной в человеческую руку кверху и книзу. У каждой ножки было приделано по кольцу под самой крышкой стола, и сквозь эти кольца продевались золоченые шесты из вышеупомянутого отличного дерева; их нельзя было вынимать, потому что они не проходили насквозь под столом, а упирались концами в углубления, из которых одно было сделано в самой доске стола, а другие в каждой из его ножек. С помощью этих шестов стол переносился во время путешествий. На этом столе, который помещался в святилище с северной стороны, невдалеке от Святая Святых, были разложены друг против друга рядами по шести штук десять опресноков, выпеченных из двух ассаронов (эта мера у евреев равняется семи аттическим котилам[36]) самой чистой и лучшей муки. На эти хлебы насыпался из двух золотых чаш фимиам[37], и эти хлебы заменялись новыми по прошествии каждой недели, в день, называемый нами субботним, так как седьмой день именуется у нас Sabbat. О причине этого обычая мы скажем в другом месте[38].

7. Напротив этого стола, ближе к южной стене, был поставлен золотой светильник чеканной работы, внутри пустой, весивший сто мин, что евреи обозначают словом "кинхар", а в переводе на греческий язык это передается "талант"[39]. Он состоял из круглых трубок, шаровидных лилий, изображений гранатовых яблок и чашечек, числом до семидесяти, которые все исходили из одного общего основания и возвышались кверху, образуя такое количество ветвей, сколько существует планет вместе с солнцем, именно семь чашечек, расположенных по одной линии (на одинаковой высоте) друг против друга. На этих чашечках помещалось семь лампочек, тоже по числу планет. Так как светильник поставлен накось, то и лампочки были обращены к востоку и югу.

8. Как раз между светильником и столом помещался алтарь для сожжения жертв, из такого же точно дерева, из какого, как я упомянул уже, были сделаны и все раньше описанные предметы. Дерево это не могло поддаваться гниению, и вдобавок оно было покрыто плотной [золотой] броней. Каждая сторона поверхности этого алтаря имела локоть длины, а вышиной весь он был вдвое больше. На нем помещался золотой очаг, окруженный с каждой стороны по краям венкообразным возвышением, сделанным тоже из золота. К этому борту были прикреплены также кольца и шесты, с помощью которых алтарь несли священнослужители во время путешествий. Кроме того, перед скинею был воздвигнут еще медный жертвенник, подножие которого было деревянное. Каждая сторона его имела пять локтей в длину и три в вышину, и он был так же украшен, как и золоченый алтарь, именно кованою медною бронею; под очагом тянулась медная сеть, и так как под жертвенником было пустое пространство, то уголья падали через эту сетку на землю. Против этого алтаря стояли: чаша для возлияния, сосуды, кадила и плошки, сделанные из золота; все прочие, нужные для священнодействий приборы были медные. Таково было устройство скинии со всеми ее принадлежностями[40].

Глава седьмая

1. Для священнослужителей были сделаны особые облачения, притом одни для всех тех, которые носят название хаанеев, и особенно для первосвященника, именующегося аравархом, что означает архиерея[41]. Общее для всех прочих священнослужителей облачение было следующее: всякий раз, как иерей[42] приступал к богослужению, он очищался сообразно ритуальному постановлению и затем для начала надевал так называемый менахасен[43], что означает повязку и представляет сделанные из сученого виссона панталоны для нижней части тела; их и надевали на ноги, как панталоны, и они доходили до половины тела, оканчиваясь у бедер, над которыми они крепко стягивались.

2. Поверх этой одежды священник носил льняное облачение из двойного тонкого виссона, которое называлось хефоменою, что значит "льняная одежда", так как лен у нас называется хефоном. Эта одежда представляла из себя плотно прилегавший к телу и доходивший до конца ног хитон[44] с узкими, облегавшими руки рукавами. Его стягивали под грудью поясом, охватывавшим тело, шириною в четыре пальца. Пояс этот был так тонко выткан, что казался сделанным из кожи змеи, так как в нем были вытканы пестревшие красным, пурпуровым и фиолетовым отливом узоры[45]. Основа же его состояла из чистого виссона. Пояс этот, начинаясь вблизи груди, около которой он несколько раз обвивался, спускался затем оттуда до низа ног. Иерей носил его в виде прелестного украшения до тех пор, пока не приступал к богослужению. Когда же приходилось приносить жертву или служить, то он откидывал концы пояса на левое плечо, чтобы они не мешали ему при отправлении его обязанностей. Моисей назвал пояс этот аванифом, мы же именуем его по-вавилонски емианом, как его называют в Вавилонии. Упомянутый хитон не имеет пазухи, но оставляет шею и верхнюю часть груди открытыми, причем прикрепляется к обоим плечам шнурами, идущими от передней и задней обшивки его верхних краев. [Эта верхняя часть хитона] называется массавазаном[46].

3. На голове у иерея убор в форме усеченного конуса, который покрывает не всю голову, но несколько более половины ее. Убор этот называется маснаемфом[47] и похож на венок, так как плотно скручен из тканой льняной материи и состоит из частых стеганых и затем сшитых складок. Сверху к этой шапке прикрепляется вуаль, которая обматывается вокруг него и спускается до глаз, скрывая швы головного убора и все, что могло бы казаться в нем неизящным. Это покрывало плотно охватывает голову. Весь этот убор так крепко сидит на голове священнослужителя, что не может с него свалиться во время богослужения. Итак, мы описали устройство облачения обыкновенных иереев.

4. Первосвященник же облачается так же, как и последние, так как надевает на себя решительно все те же части, о которых мы только что рассказывали. Но сверх того он надевает еще пурпурно-фиолетовый хитон, который также доходит до пят. На нашем языке риза эта называется меиром[48], она охватывается поясом такого же рисунка, как мы показали выше, только в этот пояс вотканы еще золотые узоры. К подолу этого облачения пришиты кисти, похожие по виду и цвету на гранаты, а также, для большего изящества, золотые колокольчики таким образом, что между двумя кистями приходится по колокольчику, а между двумя колокольчиками по кисти. Хитон этот не состоит из двух отдельных кусков материи, которые были бы сшиты на плечах и с боков, но по всей длине своей соткан из одного куска, не имеет наверху широкого поперечного разреза, но снабжен продольным от груди до половины спины отверстием, края которого обшиты, для большей красоты, каймою. Равным образом хитон этот имеет разрезы в тех местах, где продеваются руки.

5. Сверх этих облачений первосвященник надевает еще третью ризу, носящую название ефуда[49] и похожую на греческий наплечник. Устройство ее следующее: она состоит из вытканной разноцветными с золотом узорами материи длиною в локоть, спускается до середины груди, снабжена рукавами и общим видом напоминает хитон. На остающейся не закрытой этим облачением части груди находится величиной в спифам кусок материи, украшенный золотыми и такого же цвета узорами, как и ефуд. Он носит название ессена[50], чему на греческом языке соответствует слово Logion, т. е. оракул, и вполне закрывает собою то место груди, которое остается открытым от ефуда. К ефуду этот нагрудник прикрепляется при помощи устроенных на каждом углу его золотых колец, которым на ефуде соответствуют также кольца, соединяющиеся с первыми фиолетовым шнуром, проходящим через них. А для того, чтобы сквозь отверстия колец ничего не просвечивало, под них подложены полоски фиолетово-пурпуровой ткани. Ефуд сдерживается на плечах двумя сардониксами, которые оправлены в золотые ободы, устроенные в форме удобно замыкающихся браслетов. На этих камнях вырезаны еврейскими буквами имена сыновей Иакова, по шести на каждом из камней, причем имена старших помещаются на правом плече. Также на нагруднике помещаются двенадцать удивительной величины и красоты драгоценных камней, которые представляют украшение столь значительной ценности, что человек не был бы в состоянии приобрести себе таковое. Эти камни крепко вделаны в ткань четырьмя рядами по три в ряд. Каждый из камней вделан в золотую оправу, концы которой проникают в ткань, так что они не могут вывалиться. Первый ряд камней состоит из сардоникса, топаза и смарагда; второй - из рубина, яшмы и сапфира; третий - из яхонта, аметиста и агата; в четвертом, наконец, первое место занимает хризолит, затем идет оникс, а замыкается ряд бериллом[51]. На всех этих камнях выгравированы имена сыновей Иакова, которых мы считаем родоначальниками отдельных колен наших, причем на каждом камне помещается по одному в последовательном порядке рождения носителей этих имен. Но так как маленькие кольца слишком слабы, чтобы выдержать тяжесть всех этих камней, то в ткань нагрудника вделаны еще другие два кольца побольше, именно в том месте каймы, где она подступает к шее. Через эти кольца пропущены кованые цепочки, которые идут к золотым филигранной работы брошкам на предплечьях. Концы этих цепочек тянутся через плечо и снизу прикрепляются к кольцам, имеющимся на нижней кайме ефуда, так что благодаря этому последний прикреплен совершенно плотно и не может сдвигаться с места. К ефуду примыкает пояс, тканый из той же материи с золотом и такого же цвета, как я уже говорил раньше. Он охватывает все тело, стягивается в месте своего шва, и концы его свешиваются вниз. Каждый конец его украшен кистями, состоящими из цельных золотых трубочек.

6. У первосвященника был такой же головной убор, как и у прочих священнослужителей, но поверх этого убора у него был еще другой, сделанный из узорчатой фиолетовой ткани. Вокруг него идет золотой тройной кованый венок, на котором сверкает золотая чашечка, похожая на цветок растения, которое у нас называется сахарным стручком, а у греческих знатоков ботаники именуется hyoskyamos. Для тех, кто, хотя и видел это растение, все-таки не запомнил его формы или же, будучи знаком с ним понаслышке, сам не видал его, я здесь дам его описание. Растение это часто достигает высоты более трех спифамов, имеет корень, похожий на свекловичный (это будет сравнением особенно удачным), и листья, похожие на листья эвзомы. На концах стеблей выступают почки, обтянутые кожицей, само собой раздвигающейся при появлении плода. Такая почка величиною в сустав мизинца и по округленности своей напоминает чашу. Впрочем, я и ее опишу подробнее для лиц, незнакомых с этим растением. Представляя полукруг, она примыкает нижним круглым концом к стеблю, от которого поднимается, образуя закругление; затем середина ее вновь несколько сплющена красивым изгибом, который кверху опять расходится для того, чтобы образовать по краям складки, подобные тем, которые представляет срезанный гранат. Над этим покоится другой полукруг, и притом такой правильной формы, что его можно принять за выточенный, по нем тянутся те складки цветка, которые я сравнил со складками граната. Они похожи на шипы терновника и оканчиваются тонкими, крайне острыми иглами. Под этим покровом покоится плод, занимающий все пространство внутри чашечки и похожий на семена растения sideritis, которое имеет цветок, подобный маку. На этот (описанный мною) цветок похож металлический венчик [на шапке первосвященника], по крайней мере в задней его части, от темени до обоих висков; над лицом же находится не эта ephielis, как называется украшение, но золотая бляха, на которой вырезано священное имя Господа Бога[52].

7. Таково облачение первосвященника. Иной, пожалуй, изумится той вражде к нам, которая мотивируется пренебрежительным якобы с нашей стороны отношением к Господу Богу, тогда как наши хулители приписывают только себе постоянное и истинное богопочитание. Между тем, кто поразмыслит над устройством скинии, кто внимательно присмотрится к облачению священнослужителя и к принадлежностям нашего богослужения, тот придет к убеждению, что наш законодатель был человеком святым и что нам напрасно приходится выслушивать обвинения в отсутствии религиозности. Дело в том, что всякий, кто без задней мысли и внимательно присмотрится ко всему описанному, найдет, что все это устройство должно напоминать и служить отражением всего мироздания: скиния, имеющая в длину тридцать локтей, разделена на три части; две из них, как место не священное, предназначены для всех священнослужителей и соответствуют земле и морю, которые также доступны всем. Третья же часть посвящена одному Господу Богу, потому что и небо для людей недосягаемо. Лежащие на столе двенадцать хлебов знаменуют собой год, разделенный на такое же число месяцев. Светильник, состоящий из семидесяти составных частей, напоминает знаки, через которые проходят планеты, а семь светочей на нем указывают на течение планет, которых также семь. Завесы, сотканные из четырех сортов материала, служат эмблемою стихий, при чем виссон очевидно напоминает землю, которая родит лен, пурпур - море, окрашивающееся в пурпуровый цвет кровью рыб, фиолетовый гиакинф -лазоревый воздух, а багряный цвет служит символом огня. Льняной хитон первосвященника также напоминает о земле, фиолетовые нити его - небосклон, причем гранаты вызывают представление о молниях, а звук колокольчиков знаменует раскаты грома. Наплечник также - изображение всей созданной Господом Богом природы, почему, мне кажется, он и сделан из четырех родов материала, причем вотканные в него золотые нити, по моему мнению, должны напоминать о всюду проникающем свете. Нагрудник, помещающийся как раз посередине наплечника, занимает именно то же самое место, которое занимает земля в самом центре мироздания. Охватывающий эту одежду пояс служит эмблемой океана, который также обтекает вокруг всей земли. Сардониксы на плечах первосвященника знаменуют солнце и луну, а двенадцать камней [нагрудника] могут быть приняты либо за изображения месяцев, либо за такое же число звезд, группу которых греки называют зодиаком. То и другое предположение не будет ошибочным. Головной убор [первосвященника] также напоминает, по моему мнению, о небе, тем более что лазоревато-фиолетового цвета, да и, кроме того, иначе на нем не была бы помещена надпись с именем Господа Бога. Вдобавок на нем имеется венчик, и притом золотой, который указывает на сияние, постоянно окружающее Божество. Сказанного здесь, на мой взгляд, достаточно. Впрочем, еще часто и во многих местах мне придется упоминать о деяниях, свидетельствующих о великом благочестии нашего законодателя.

Продолжение...

[ Примечания ]

Страница сгенерирована за 0.09 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com