Иосиф Флавий. Иудейские древности

Книга четырнадцатая

Глава первая

1. О деяниях царицы Александры и о ее смерти мы рассказали в предшествующей нашей книге. Теперь нам следует непосредственно перейти к ближайшим к этому событиям, причем придется обратить все внимание на то, чтобы не упустить ничего, ни одной подробности, ни по неведению, ни по забывчивости. Ведь читателям необходимо иметь историческое повествование о таких фактах, которые по своей древности большинству совершенно неизвестны, мы же должны по силе возможности украсить этот рассказ чистотою стиля, поскольку это в смысле гармоничности сочетаний отдельных слов зависит от нас, дабы читатели получали сведения в красивой форме и с удовольствием усваивали их; но на первом плане для историков все-таки должна стоять историческая точность и правда, потому что читатели путем чтения их сочинений желают пополнить пробелы своего знания.

2. Когда на третий год сто семьдесят седьмой олимпиады, в консульство Квинта Гортензия и Квинта Метелла[1], носившего прозвище Критского, Гиркан стал первосвященником, Аристобул немедленно объявил ему войну; и вот во время битвы, произошедшей при Иерихоне, многие из солдат [Гиркана] перешли на сторону его брата. Вследствие этого Гиркан бежал в крепость, где в то время были заключены, по распоряжению его матери, как это было нами изложено выше, жена и дети Аристобула. Последний, однако, между тем успел напасть и захватить своих [главных] противников, искавших спасения в портике святилища. Затем Гиркан вступил в переговоры со своим братом по поводу всего случившегося, и спор их разрешился соглашением в том смысле, что править станет Аристобул, а самому ему жить вне дел, спокойно пользуясь своими личными средствами. Когда они порешили это в храме, то закрепили свой уговор клятвою и рукобитием, а затем на виду у всего народа обняли друг друга и расстались, причем Аристобул направился во дворец, а ставший теперь частным человеком Гиркан в [прежнее] жилище Аристобула.

3. У Гиркана был друг Антипатр, идумеянин родом, который при значительном богатстве обладал весьма энергичным и беспокойным характером; вследствие своего расположения к Гиркану он находился в неприязненных и натянутых отношениях к Аристобулу. Николай из Дамаска сообщает, что он происходил от первых вернувшихся из Вавилона в Иудею евреев; но это он говорит лишь в угоду сыну его Ироду, который по некоей случайности стал царем иудейским. Об этом [Ироде] мы в свое время побеседуем.

Итак, этот Антипатр первоначально, как и отец его, носил имя Антипа. Отца его царь Александр и жена его назначили начальником над всею Идумсею, а он, как говорят, заключил дружбу с симпатизировавшими ему арабами и жителями Газы и Аскалона, причем склонил их в свою сторону многими богатыми дарами.

И вот Антипатр младший взглянул косо на захват власти Аристобулом и, боясь, как бы ему самому не пострадать вследствие ненависти к нему Аристобула, тайно собрал к себе наиболее влиятельных и знатных из иудеев на совещание, причем выставил им на вид, что совершенно невозможно спокойно взирать на то, что Аристобул беззаконно захватил власть, лишив ее своего старшего и вследствие этого старшинства гораздо более правоспособного брата. Точно такие же речи он постоянно твердил и Гиркану и указывал ему при этом на то, что он подвергает свою жизнь опасности, если не оградить себя бегством. Дело в том, говорил он, что друзья Аристобула не пропускают ни одного случая, чтобы не советовать ему умертвить брата, так как только в таком случае он сможет прочно укрепить за собою власть. Однако Гиркан не придавал веры этим речам, потому что он по природе был честным человеком и по своей порядочности нелегко склонялся на сторону клеветы. Кроме того, его бездеятельность и умственная вялость вызывали у всех представление о нем как о человеке слабом и немужественном, тогда как Аристобул был как раз обратного нрава, человеком предприимчивым и смышленым.

4. И вот, когда Антипатр увидел, что Гиркан не склоняется на его речи, он не пропускал ни единого дня без того, чтобы не наговорить ему на брата и не убеждать его в том, что Аристобул собирается его умертвить. Лишь после настойчивых просьб ему удалось склонить его к бегству к арабскому царю Арете. При этом он обещал ему помощь последнего, если он согласится внять его просьбам. Ввиду этого [Гиркан] действительно признал бегство к Арете весьма полезным, тем более, что Аравия граничит с Иудеею. Впрочем, сперва Гиркан послал к арабскому царю Антипатра, которому поручил взять с царя клятвенное уверение, что тот его не выдаст врагам, если он явится к нему с просьбою об убежище. Получив от арабского царя нужное обещание, Антипатр вернулся к Гиркану в Иерусалим и немного спустя вместе с ним покинул город ночью и после продолжительного путешествия прибыл с ним в так называемую Петру, резиденцию Ареты. Будучи очень дружен с царем, Антипатр стал его уговаривать вернуть Гиркану Иудею; делая это беспрестанно, ежедневно, и подкрепляя слова свои подарками, он наконец склонил Арету. Впрочем, и Гиркан обещал последнему, в случае, если удастся вернуться в страну и вновь овладеть престолом, отдать ему область с двенадцатью городами, которую отец его, Александр, отнял у арабов. Города эти были следующие: Медава, Навалло, Ливиада, Фараваса, Агалла, Афона, Зоара, орон, Марисса, Ридда, Луса и орива.

Глава вторая

1. Побуждаемый такими [заманчивыми] обещаниями, Арета во главе пятидесятитысячного войска, отчасти конного, отчасти пешего, выступил в поход против Аристобула и победил его в бою. Так как после этой победы многие воины перешли на сторону Гиркана, Аристобул увидел себя покинутым и бежал в Иерусалим. Тогда царь арабский двинулся во главе всего войска за ним к святилищу и приступил к осаде Аристобула. При этом народ, со своей стороны, стал поддерживать Гиркана и помогать ему в осаде [врага], тогда как на стороне Аристобула оставались одни только священнослужители. Между тем Арета распорядился, чтобы арабы и иудеи расположились лагерем рядом, и затем со всем усердием принялся за осаду. Так как все эти события произошли как раз в праздник опресноков, носящий у нас название Пасхи, то наиболее знатные из иудеев покинули теперь страну и бежали в Египет.

Тем временем некий праведный и боголюбивый муж, по имени Хоний, который некогда во время засухи обратился к Предвечному с молитвою о даровании дождя и молитве которого Бог немедленно внял, скрывался, видя, что эта жестокая распря еще нескоро прекратится.

Когда же его привели в лагерь иудеев, то стали упрашивать, чтобы он, как некогда, молитвою своею прекратил бездождие, и теперь проклял Аристобула и его приверженцев. Несмотря на все возражения и просьбы, Хоний был принужден толпою стать посредине ее, затем он сказал: "о, Предвечный, царь всего существующего! Так как окружающие теперь меня - народ, а осаждаемые - твои служители, то я молю Тебя не внимать ни просьбам первых, ни же приводить в исполнение относительно вторых их просьбы".

За эту его молитву ближайшие из стоявших около него гнусных иудеев убили его.

2. Однако Предвечный немедленно наказал их за эту гнусность и следующим образом воздал им за убиение Хония: пока священнослужители и Аристобул подвергались осаде, наступил праздник Пасхи, в который, по нашему обычаю, приносятся Предвечному обильные жертвы. Тогда товарищи Аристобула, нуждаясь в материале для жертвоприношений, обратились к единоверцам с просьбою снабдить их таковыми за какие угодно деньги. Несмотря на то, что единоверцы назначили за каждую голову [жертвенного животного] по 1000 драхм, Аристобул и священнослужители охотно согласились заплатить эту цену и выплатили деньги, спустив их на ремнях со стен. Однако осаждающие, взяв деньги, и не думали отдать за них жертвенных животных, и даже дошли при этом до такой гнусности, что нарушили данное слово и глумились над Предвечным, не выдав просителям нужного для жертвоприношения. Увидев себя таким образом обманутыми, священнослужители стали молить Бога воздать единоверцам по заслугам. Предвечный же не откладывал возмездия, но наслал на страну сильный ураган, который уничтожил все плоды страны, так что модий[2] зерна стоил тогда одиннадцать драхм.

3. В это время бывший пока еще в Армении Помпей[3], все еще воевавший с Тиграном, послал в Сирию Скавра. Когда последний прибыл в Дамаск, то нашел там Лоллия и Метелла, которые только что взяли этот город, и потому сам поспешил в Иудею[4]. По прибытии его туда к нему явились посланные как от Аристобула, так и от Гиркана с просьбою оказать поддержку. За это Аристобул обещал заплатить ему четыреста талантов и такую же сумму обещал ему Гиркан. Но Скавр склонился на сторону Аристобула, потому что этот был и богаче, и великодушнее, и менее требователен, тогда как Гиркан был беден и скуп и требовал за свое неопределенное обещание гораздо большего. Большая была разница, насильно ли взять в высшей степени укрепленный и сильный город или же прогнать беглецов с толпою набатейцев, даже не вполне приготовленных к ведению войны.

В силу этих соображений он склонился на сторону Аристобула, получил с него деньги и освободил его от осады, причем повелел Арете удалиться, иначе он будет объявлен врагом римлян. После этого Скавр вернулся в Дамаск, Аристобул же во главе большого войска двинулся на Арету и Гиркана, сразился с ними при Папироне и разбил их. При этом он перебил до шести тысяч врагов, в числе которых пал и брат Антипатра, Фалион.

Глава третья

1. Через некоторое время Помпей прибыл в Дамаск и посетил Келесирию. Тогда к нему явились посланные от всей Сирии, от Египта и от Иудеи. Аристобул при этом послал ему крупный подарок, а именно золотой виноградник ценою в пятьсот талантов. Об этом подарке упоминает также каппадокиец Страбон, выражаясь следующим образом: "Из Египта также явилось посольство с венцом стоимостью в четыре тысячи золотых монет, и от иудеев с целым виноградником или садом; это произведение было названо художниками "Усладою".

Это подношение и мы видели в Риме выставленным в святилище капитолийского Юпитера[5] с надписью: "Принадлежит Александру, царю иудейскому". Оценено оно было в пятьсот талантов, и, по преданию, именно оно и было послано Аристобулом, правителем иудейским.

2. Немного спустя к Помпею вновь явились посланные, а именно от лица Гиркана Антипатр, а от лица Аристобула Никодим. Последний стал обвинять во взяточничестве сперва Габиния, а потом Скавра, указывая, что один из них взял триста, а другой четыреста талантов. Этим он увеличил лишь в лице их число врагов Аристобула.

Приказав спорящим сторонам явиться в другое время, Помпей с наступлением весны вывел войска свои из зимних стоянок и двинулся в область Дамаска. По дороге он разрушил крепость Апамею, которую укрепил кизикиец Антиох, и разгромил владения Птолемея Менная, гнусного человека, который был нисколько не лучше своего родственника, обезглавленного Дионисия из Триполиса, сам же за свои злодеяния он избег кары ценою десяти тысяч талантов, которыми Помпей и выплатил жалованье своим солдатам. После этого Помпей овладел Лифиадою, где властвовал иудей Силас. Затем он прошел через города Гелиополь и Халкиду и, перейдя через хребет, прорезающий Келесирию, вернулся через Пеллу в Дамаск. Тут он занялся также разбором дел иудеев и их споривших между собой вождей, Гиркана и Аристобула, тем более, что и народ был восстановлен против обоих, не желая подчиняться ни тому, ни другому и мотивируя это тем, что у них существует обычай, в силу которого народ обязан подчиняться лишь священнослужителям почитаемого Бога. Между тем, хотя Гиркан и Аристобул и потомки священников, они старались ввести другую форму правления, чтобы поработить себе народ. Гиркан обвинял брата в том, что, хотя он, Гиркан, и старше его, был, однако, лишен Аристобулом права перворождения и владеет небольшою частью страны, тогда как всю остальную насильно захватил Аристобул. Именно Аристобул, по его обвинению, совершает постоянные набеги на пограничных соседей, равно как занимается морским разбоем; народ никогда бы не думал восстать против него, если бы Аристобул не был таким своевольным и беспокойным человеком. Это обвинение поддерживалось более чем тысячью наиболее знатных иудеев, которых привел Антипатр. Аристобул на это возражал, что виною потери власти брата является характер последнего, его бездеятельность и вследствие этого отсутствие у него авторитетности. Сам он по необходимости принужден был взять власть в свои руки из опасения, как бы ее не утратить вовсе, а теперь правит совершенно так же и на том же основании, как некогда его отец, Александр. Для подтверждения своих слов он сослался на молодых франтов, которых пурпурные одежды, головные прически, запястья и прочие украшения вызывали насмешки, так как эти щеголи явились сюда как будто не на суд, а на какой-то парад.

3. Выслушав их, Помпей признал факт насилия, совершенного Аристобулом, и затем с ласковыми увещаниями отправил их домой, обещая явиться в их страну и там привести все в порядок, лишь только покончит все с набатейцами. Пока же он просил их держаться спокойно. Вместе с этим он отличил Аристобула, чтобы удержать его от организации восстания в стране и от занятия проходов. Впрочем, Аристобул действительно так и сделал: он не стал ожидать всего того, что ему обещал Помпей, но отправился в город Дий[6], а оттуда в Иудею.

4. На это Помпей разгневался и, собрав войско, предназначенное для похода против набатеян, равно как вспомогательные отряды из Дамаска и прочей Сирии, во главе всех римских войск двинулся на Аристобула. Миновав Пеллу и Скифополис, он прибыл в Корею, самый северный город Иудеи, и отсюда отправил в прекрасную, воздвигнутую на вершине горы крепость Александрией, куда бежал Аристобул, [гонца] с предложением явиться к Помпею. Аристобул, побуждаемый многими не воевать с римлянами, покинул крепость и, уговорившись с братом относительно дальнейшего правления, вернулся затем, с разрешения Помпея, назад в крепость. Так поступал он и во второй, и в третий раз, постоянно льстя себя надеждою овладеть еще царством и притворяясь покорным исполнителем всех решительно приказаний Помпея, но вместе с тем каждый раз возвращаясь назад в свою крепость, чтобы не лишать себя опоры и иметь возможность готовиться [там] на случай войны, постоянно опасаясь, как бы власть не перешла все-таки к Гиркану. Когда же [в конце концов] Помпей приказал ему сдать крепость и лично поручить это своим военачальникам (иначе нельзя было сделать это), то Аристобул хотя и повиновался, но сделал это со злобою в сердце, вернулся затем в Иерусалим и стал готовиться [там] к войне. Немного спустя, когда Помпей был уже в пути, собираясь воевать с ним, к Помпею прибыли посланные из Понта с известием о смерти Митридата, павшего от руки собственного своего сына, Фарнака[7].

Глава четвертая

1. Расположившись станом около Иерихона, где растут финиковые пальмы и добывается лучший бальзам, вытекающий, если надрезать острым камнем плоды кустарников, откуда и появляется пахучий сок[8], Помпей затем на заре двинулся к Иерусалиму.

Тогда Аристобул переменил свое решение, явился к Помпею, обещал ему [значительную] сумму денег и впустил в Иерусалим. При этом он просил его прекратить войну и мирно решить дело, как ему будет угодно. Помпей внял его просьбам и простил его, а затем послал Габиния с военным отрядом в город за деньгами. Впрочем, ни одно из этих обещаний не было приведено в исполнение: Габинию пришлось вернуться без денег и не быв впущенным в город, потому что воины Аристобула не допустили сделать так, как было уговорено. На это Помпей страшно рассердился: он отдал Аристобула под стражу и сам двинулся в город, который со всех сторон был очень укреплен и лишь с севера представлял менее надежный оплот; дело в том, что город был окружен широким и глубоким ущельем, шедшим вокруг весьма сильно укрепленного каменною стеною храма.

2. Внутри города тем временем происходил спор партий, не соглашавшихся между собою относительно дальнейшего образа действий: одним казалось лучше всего отдать город Помпею, другие же, именно приверженцы Аристобула, советовали запереться в городе и воевать, так как Аристобула держат под стражей. Затем последние предупредили первых, заняли храм и уничтожили мост, который ведет от него к городу; они решились вполне выдержать осаду. Прочие жители впустили [римское] войско и передали Помпею город и царский дворец.

Тогда Помпей послал своего военачальника Пизона с войском для занятия города и дворца и для того, чтобы укреплять дома вблизи и около храма. Сперва он еще предложил заключившимся в храме мирные переговоры, когда же те не приняли его предложения, он окружил стеною все окрестности храма, причем Гиркан охотно помогал ему во всем. Помпей между тем на заре расположился лагерем вблизи северной части святилища, там, где его легче всего можно было взять. Впрочем, и здесь вздымались огромные башни и был проведен ров по ту сторону глубокого ущелья. Сторона, направленная к городу, представляла из себя крутой обрыв, после того как был разрушен мост, около которого расположился Помпей, и поэтому насыпаемый римлянами вал весьма медленно подвигался вперед, причем римлянам приходилось вырубать окрестные леса. После того как вал достиг достаточной вышины и глубокий ров был более или менее засыпан, Помпей придвинул привезенные из Тира осадные орудия и снаряды и, поместив их [на валу], стал осыпать святилище градом камней. Если бы закон наш не повелевал нам не работать по субботним дням, то вал не достиг бы своей вышины, потому что этому воспрепятствовали бы осажденные; дело в том, что закон разрешает отражать наступление и нападение, но не позволяет препятствовать какому-либо другому предприятию неприятелей.

3. Когда римляне заметили это, то они по субботам перестали обстреливать иудеев или вступать с ними в бой, но занимались насыпанием валов и сооружением башен либо придвигали осадные орудия, чтобы на следующий день иметь их под рукой в полной исправности. В сколь высокой мере у нас развито богопочитание и соблюдение законов, видно из того, что священнослужителей не удерживал от отправления своих обязанностей страх перед осадой, но что они ежедневно, дважды, рано утром и около девятого часа, приносили свои жертвы на алтарь и не прекращали этих своих жертвоприношений даже в тех случаях, когда в деле защиты храма от нападений иудеи терпели какую-нибудь неудачу. Так, например, когда город был взят в день поста третьего месяца в сто семьдесят девятую олимпиаду, в консульство Гая Антония и Марка Туллия Цицерона[9], в то время, как враги ворвались в храм и стали избивать всех там находившихся, священнослужители тем не менее не прерывали своего священнодействия и их не могли принудить к бегству ни страх за свою жизнь, ни множество убитых уже товарищей, потому что они были убеждены, что лучше подвергнуться своей участи, оставаясь у жертвенников, чем в чем бы то ни было нарушить предписания законов. А что это не только пустые речи в похвалу ложного благочестия, но истинная правда, это свидетельствуют все историки, повествующие о деяниях Помпея, в том числе и Страбон, и Николай, и вдобавок Ливий, написавший римскую историю[10].

4. Когда вследствие ударов подведенного тарана обрушилась величайшая башня и образовалась некоторая брешь, враги толпою влились [за стену]. Первым вступил на стену сын Суллы, Корнелий Фауст[11], со своими воинами, за ним в другом месте центурион[12] Фурий со значительным отрядом. Тогда все преисполнилось убийства. Некоторые из иудеев были перерезаны римлянами, другие своими же земляками; были и такие, которые кидались в бездну или сгорали живьем, поджигая свои собственные дома, лишь бы не дожидаться угрожающей им гибели. Таким образом погибло до двенадцати тысяч иудеев; римлян же пало очень немного.

Также и Апсалом, дядя и тесть Аристобула, попал при этом случае в плен. Сильное поругание постигло тогда и святилище, которое до этого было закрыто и невидимо. Дело в том, что туда проникли Помпей и немалое число его товарищей и узрели то, что не было разрешено видеть никому, кроме первосвященников. Несмотря на то что он нашел здесь золотую трапезу[13] со светильником, жертвенные чаши и множество курений, да, кроме того, в казне еще около двух тысяч талантов священных денег, он, в силу своего благочестия, ничего этого не тронул, но поступил так, как того и следовало ожидать от его добродетели[14].

Повелев на следующий день храмовым прислужникам очистить храм и принести Предвечному установленные жертвы, он передал первосвященство Гиркану за множество оказанных им услуг и, между прочим, за ту услугу, которую он оказал ему, удержав живших в той местности иудеев от союза с Аристобулом; затем он распорядился отрубить головы виновникам войны и наградил Фауста и остальных его товарищей, которые храбро взобрались [первыми] на стену, соответственными знаками отличия[15].

Иерусалим он заставил платить дань римлянам, те же города Келесирии, которые прежде находились в зависимости от жителей Иерусалима, он занял сам и подчинил их собственному полководцу, народ же весь [иудейский], дошедший прежде до высокой степени могущества и распространения, он втиснул обратно в пределы его страны. Незадолго перед тем разрушенный город Гадару он велел вновь отстроить в угоду своему вольноотпущеннику Деметрию гадарскому, остальные же города, Гиппос, Скифополис, Пеллу, Дий, Самарию, Мариссу, Азот, Ямнию и Арефусу, вернул прежним обитателям. Все эти расположенные внутри страны города, исключая те, которые были окончательно разрушены, равно как приморские: Газу, Яффу, Дору и Стратонову Башню, которая, великолепно отстроенная Иродом и украшенная гаванями и храмами, была теперь переименована в Кесарию,- все эти города Помпей объявил независимыми и включил их в состав [римской] провинции[16].

5. Виновниками этого бедствия, постигшего Иерусалим, являлись Гиркан и Аристобул, ссорившиеся между собою. Теперь мы утратили свою свободу и стали подвластны римлянам, теперь нам пришлось поневоле вернуть сирийцам страну, которую мы отняли у них силою нашего оружия; кроме того, римляне в короткое время получили с нас более десяти тысяч талантов, а царская власть, которая прежде предоставлялась в виде почета родовитым первосвященникам, теперь стала уделом мужей из простонародья. Впрочем, об этом нам еще придется говорить в своем месте. Между тем Помпей, передав Скавру Келесирию до реки Евфрата и Египта и оставив ему два римских легиона[17], направился в Киликию, чтобы скорее вернуться в Рим. Вместе с ним ехал в оковах также и Аристобул с его семейством; у Аристобула было две дочери и столько же сыновей; из последних один, Александр, по дороге бежал, младший же, Антигон, вместе со своими сестрами был доставлен в Рим.

Глава пятая

1. Между тем Скавр предпринял поход на аравийскую Петру, и, так как ее было трудно взять и он кругом нее опустошил всю страну, войску его пришлось страдать от голода. Тогда, по распоряжению Гиркана, Антипатр доставил ему из Иудеи хлеба и всего, в чем Скавр нуждался. Когда же Скавр послал Антипатра к Арете, с которым он находился в дружественных отношениях, в качестве посла, то Антипатр убедил его заплатить Скавру известную сумму денег за прекращение опустошения страны и сам явился поручителем в сумме трехсот талантов. На этих условиях Скавр прекратил войну, впрочем, не столько по желанию Ареты, сколько потому, что и сам давно хотел этого.

2. Когда впоследствии сын Аристобула, Александр, объезжал Иудею, то в Сирию прибыл претором римским Габиний[18]. В числе прочих предприятий последнего можно отметить также то, что он пошел войною на Александра. Гиркан пока еще не был в состоянии совладать с силою римлянина, хотя и пытался уже вновь восстановить иерусалимскую стену, разрушенную Помпеем. Однако в этом ему воспрепятствовали находившиеся в городе римляне. Между тем Александр объезжал всю страну и вооружал множество иудеев; в короткое время ему удалось собрать десять тысяч пехотинцев и к ним пятьсот всадников и укрепить Александрией, крепость около Кореи, равно как Махерон в горах арабских.

Тогда на него двинулся Габиний, успев послать вперед Марка Антония с остальными военачальниками. Последние вооружили своих римлян, равно как подвластных им иудеев с Пифолаем и Малихом во главе, и, захватив также добровольцев Антипатра, выступили навстречу Александру. За ним следовал сам Габиний во главе регулярного войска. Александр отступил тогда в местность вблизи Иерусалима, и когда враги здесь сошлись и дело дошло до битвы, римляне перебили около трех тысяч врагов и не меньше того взяли в плен.

3. В это время Габиний подошел к Александриону и предложил находившимся в нем воинам сдаться, обещая простить им все их прежние провинности. Между тем перед крепостью расположилось станом множество врагов. На них напали римляне, и при этом случае Марк Антоний отличился как храбрый воин, перебивший множество неприятелей[19]. Между тем Габиний оставил тут часть своего войска, чтобы овладеть этим местом хотя бы путем осады, а сам двинулся в другую часть Иудеи, где распорядился вновь отстроить города, которые находил разрушенными. Таким образом вновь возникли Самария, Азот, Скифополис, Анфедон, Рафия, Дора, Марисса, Газа и множество других. Так как люди охотно повиновались распоряжениям Габиния, тогда можно было опять спокойно жить в тех городах, которые столь долгое время оставались пустыми.

4. Совершив все это в пределах страны, Габиний вернулся к Александриону. Во время осады Александр отправил к нему посольство с просьбою простить ему его провинности и получить взамен того крепости Гирканию и Махерон, а затем и Александрией. Эти укрепления Габиний срыл до основания; когда же к нему прибыла мать Александра, державшая сторону римлян, потому что ее муж и остальные дети находились тогда в Риме, Габиний исполнил все ее просьбы[20]. Удовлетворив ее, он ввел Гиркана в Иерусалим и поручил ему на будущее время заботу о святилище. После этого Габиний учредил пять синедрионов[21] и разделил весь народ на пять округов, так что одна часть иудеев имела свое управление в Иерусалиме, другая в Гадаре, третья в Амафунте, четвертая в Иерихоне, а пятая в галилейском Сепфорисе.

Глава шестая

1. Таким образом, иудеи, утратив монархическое устройство, подчинились аристократическому образу правления. Тем временем Аристобул бежал из Рима в Иудею и собрался вновь восстановить Александрией, только что окончательно разрушенный. Тогда Габиний выслал против Аристобула воинов под начальством Сисенны, Антония и Сервилия, чтобы они воспрепятствовали ему овладеть местностью и захватили его. Тогда многие иудеи перешли на сторону Аристобула за его прежнюю доблесть, а также потому, что они всегда радовались каким-нибудь новшествам. Так, например, передался ему с тысячью воинов некий Пифолай, бывший помощником военачальника в Иерусалиме. Между тем многие из перешедших к Аристобулу были безоружны. Аристобул отпустил всех их в Махерон, так как они ему только мешали, не будучи годны для дела, и двинулся вперед во главе восьми тысяч вооруженных. Когда же на них с силою ударили римляне, иудеи были побеждены, несмотря на всю свою отчаянную храбрость, и под натиском врагов обратились в бегство. При этом их было перебито до пяти тысяч человек, остальные же разбежались и старались спастись кто как мог. Впрочем, более чем с тысячью [товарищей] Аристобул бежал в Махерон и стал там укрепляться, предаваясь розовым надеждам, невзирая на понесенный урон. В течение двух дней ему удавалось выдерживать осаду; но затем, покрытый ранами, он попал вместе со своим сыном Антигоном, бежавшим с ним из Рима, в плен к Габинию. После этого несчастья Аристобул вновь был отослан в Рим и там содержался в темнице, процарствовав и быв первосвященником три года и шесть месяцев[22]. Это был блестящий и великодушный человек. Детей его сенат, впрочем, отпустил на волю, потому что Габиний написал, что обещал это их матери в награду за передачу [римлянам] крепостей.

2. Затем дети Аристобула вернулись назад в Иудею. Габиний тем временем решил предпринять поход на парфян. Когда же он уже перешел через Евфрат, ему заблагорассудилось двинуться в Египет и восстановить Птолемея на троне. Впрочем, об этом рассказано в другом месте[23].

Во время этого похода против Архелая[24] Антипатр снабдил Габиния хлебом, оружием и деньгами, а также расположил в его пользу и сделал его союзниками тех иудеев, которые жили выше Пелузия и должны были охранять доступ в Египет. Когда же он вернулся из Египта, то нашел Сирию в полном возмущении и восстании. Дело в том, что сын Аристобула, Александр, которому вновь удалось насильно овладеть царством, возбудил многих иудеев, прошел во главе огромного войска по стране, убивал всех римлян, попадавшихся ему на пути и бежавших на гору Гаризим, и наконец приступил к осаде остальных [римлян].

3. Когда же Габиний нашел Сирию в таком положении, он как умный человек послал вперед к повстанцам Антипатра с тем, чтобы тот постарался отговорить их от безумного предприятия и вернуться на более разумный путь. Антипатру действительно удалось уговорить многих и вернуть их к своим обязанностям, но Александра он не был в состоянии убедить. Последний во главе тридцатитысячного иудейского войска выступил против Габиния, но потерпел в бою поражение, причем у него пало у горы Итавирийской[25] десять тысяч воинов.

4. Устроив затем дела в Иерусалиме таким образом, как то казалось желательным Антипатру, Габиний двинулся на набатейцев. Победив их в бою, он послал вперед [в Рим] парфянских беглецов, Митридата и орсана, которые явились было к нему под предлогом, что они убежали[26]. Затем Габиний после великих и славных военных подвигов сам отправился в Рим, а провинцию передал Крассу. О походах Помпея и Габиния на иудеев писали также Николай Дамасский и каппадокиец Страбон, причем их сообщения совершенно совпадают между собою.

Глава седьмая

1. Собираясь в поход против парфян. Красс явился в Иудею. Тут он похитил храмовые деньги, оставшиеся от Помпея (на сумму две тысячи талантов), а также имел дерзость утащить из храма всю золотую утварь (на сумму восемь тысяч талантов). При этом он присвоил себе также штангу из червонного золота весом в триста мин, а наша мина весит два с половиной фунта. Эту жердь передал ему священнослужитель Элеазар, на обязанности которого лежала охрана сокровищ храма, и сделал он это не из глупости (напротив, это был человек почтенный и праведный), но потому, что видел, как Красс собирается захватить все золото храма. Так как Элеазару было поручено охранять также завесы храма, которые были удивительной красоты и очень ценны, то он, опасаясь за все храмовые сокровища, решился отдать Крассу золотую жердь вместо всех остальных ценностей, причем взял с Красса клятвенное уверение, что тот не тронет ничего более, но удовлетворится этим подарком стоимостью во много десятков тысяч. Золотая штанга была вделана внутрь деревянной перекладины; об этом было известно одному только Элеазару, тогда как все прочие ничего о том не знали. Между тем Красс взял эту штангу, как будто бы действительно не имел в виду взять еще что-нибудь, но затем, вопреки своей клятве, похитил из храма решительно все золото.

2. Никого не должно удивлять, что в нашем храме была такая масса золота, потому что все в мире иудеи, равно как прочие почитатели Предвечного в Азии и в Европе, с давних времен доставляли туда свои приношения. Впрочем, масса упомянутых нами сокровищ вовсе не преувеличена нами из тщеславия или из хвастовства; множество других историков подтверждают наши данные. Так, например, у каппадокийца Страбона сказано следующее: "Послав на [остров] Кос, Митридат велел взять ценности, спрятанные там царицею Клеопатрою, а также восемьсот талантов иудеев". У нас нет другой общественной казны, кроме священной; поэтому очевидно, что азиатские евреи из страха перед Митридатом перевезли свои богатства на остров Кос: иначе совершенно непонятно, почему иудеи, обладавшие укрепленным городом и храмом, стали бы посылать свои ценности на Кос. В равной мере вполне естественно, что этого не сделали александрийские иудеи, которым нечего было бояться Митридата.

В другом месте тот же самый Страбон сообщает, что в то время, как Сулла переправлялся в Элладу для войны с Митридатом, он послал в Кирену Лукулла для подавления восстания наших единоплеменников, говоря, что последними полон весь мир. Его слова следующие: "Четыре рода жителей было в городе Кирене: граждане, земледельцы, колонисты и иудеи. Последние проникли уже во все города, и нелегко найти какое-либо место на земле, где не нашлось бы это племя и которое не было бы занято им. Так, например, Египет и Кирена, находящиеся под властью одних и тех же правителей, относятся ко всем остальным безразлично, но охотно принимают и содержат у себя толпы иудеев и процветают вместе с ними, следуя законам иудейским. В самом Египте иудеи пользуются правом жительства и гражданства, и в Александрии значительная часть города отведена этому племени. Над ними поставлен даже их собственный этнарх, который управляет народом, разбирает его тяжбы и скрепляет сделки и решения, совершенно на правах представителя самостоятельного народа. Итак, в Египте иудейское племя достигло такого могущества, потому что египтяне и иудеи одного происхождения, а также оттого, что вышедшие [из страны] иудеи поселились поблизости; а в Кирену это перешло потому, что ее границы находятся в соприкосновении с Египтом, подобно Иудее, которая вдобавок прежде была составной частью Египта". Таковы данные Страбона.

3. Устроив все по своему желанию, Красс пошел войною на Парфию. Тут он погиб со всем своим войском, как то рассказано в другом месте[27]. Кассий[28] между тем бежал в Сирию и овладел ею, стал охранять ее от набега парфян, ставших смелее после победы над Крассом. Затем он прибыл в Тир и пошел также на Иудею. Тут он напал на Тарихею, быстро взял ее, захватив около тридцати тысяч человек в плен, велел казнить Пифолая, который сменил Аристобула в качестве главаря мятежников; к этой казни побудил его Антипатр, который пользовался огромным авторитетом у него, так же как и у идумеян, из среды которых он взял себе и жену знатного арабского рода по имени Кипра. От нее Антипатр имел четырех сыновей, Фазаеля, Ирода, который впоследствии стал царем, Иосифа и Ферора, а также дочь, Саломею.

Этот Антипатр находился, впрочем, в дружеских отношениях также с другими правителями, особенно с арабским князем, которому он даже переслал детей своих во время войны с Аристобулом. Кассий, впрочем, вскоре двинулся к Евфрату, чтобы там встретить нападение врагов, как то повествуется и другими писателями.

4. Несколько позже Цезарь овладел Римом после бегства Помпея и сената за Ионийское море[29] и, освободив Аристобула из заточения, решил послать его во главе двух легионов в Сирию, чтобы в качестве влиятельного там лица дать благоприятный оборот тамошним делам[30]. Однако Аристобулу не пришлось порадоваться осуществлению надежд, которые возникли у него, благодаря могуществу Цезаря: соумышленники Помпея поторопились отравить его, и приверженцам Цезаря пришлось похоронить его. Его труп был набальзамирован долгое время и сохранялся в меду, пока впоследствии Антоний не послал его в Иудею, распорядившись похоронить его в царском склепе. Затем по поручению Помпея Сципион велел отрубить голову сыну Аристобула, Александру, обвинив юношу в происках против римлян. Александр таким образом погиб в Антиохии, а братьев его принял к себе Птолемей Меннай, который правил над Халкидой, расположенной вблизи Ливанского хребта. Потом Птолемей послал сына своего Филиппиона в Аскалон к вдове Аристобула, предлагая переслать к нему ее сына Антигона и дочерей. В одну их них, Александру, Филиппион влюбился и женился на ней. Впрочем, впоследствии Птолемей убил его и сам женился на Александре, а о братьях ее постоянно заботился.

Глава восьмая

1. После победы над Помпеем и его смерти[31], когда Цезарь сражался в Египте, ему весьма много услуг оказывал Антипатр, правитель иудеев сообразно повелению Гиркана. Так, например, когда Цезарь пытался привести вспомогательное войско пергамскому царю Митридату и не был в состоянии пройти через Пелузий, почему и должен был остановиться около Аскалона, к нему явился на выручку Антипатр с тремя тысячами тяжеловооруженных иудеев и в конце концов побудил также союзников из Аравии явиться к нему на помощь. Ради Антипатра пошли в поход также все сирийцы, не желавшие отставать от других в своем воодушевлении к Цезарю, в том числе князь Ямвлих и сын его, Птолемей, населявшие хребет Ливанский, а также почти все остальные города. Тогда Митридат выступил из Сирии и прибыл в Пелузий[32]. Когда жители отказались принять его к себе, он приступил к осаде города. Тут опять отличился Антипатр, а именно он первый пробил брешь в одном месте стены и тем дал всем прочим возможность проникнуть в город. Таким образом окончилось дело при Пелузий. Когда же Антипатр и Митридат были на пути к Цезарю, иудеи, населявшие дом Хония[33], воспротивились их проходу. Впрочем, и их убедил перейти на свою сторону Антипатр, особенно тем, что предъявил им письмо первосвященника Гиркана, где тот убеждал их быть друзьями Цезарю и доставлять его войску съестные припасы и все необходимое. Когда же иудеи убедились в солидарности Антипатра и первосвященника, то охотно подчинились; а на основании слухов об их покорности жители окрестностей Мемфиса также пригласили к себе Митридата, который явился к ним и подчинил их себе.

2. Когда он обошел так называемую Дельту, он сразился с врагами около Иудейского стана[34]. Над правым крылом начальствовал Митридат, над левым Антипатр. Когда войска сошлись в бою, крыло Митридата отступило и ему пришлось бы подвергнуться страшнейшей опасности, если бы Антипатр, который успел ухе разбить врагов, не прибежал со своими солдатами вдоль берега реки, не освободил бы Митридата и не обратил бы в бегство уже побеждавших египтян. Во время преследования последних Антипатр овладел также их лагерем, а Митридата удержал от дальнейшего бегства. У Митридата было при этом восемьсот человек, у Антипатра же сорок. Обо всем этом Митридат сообщил Цезарю, указывая при том на Антипатра, как на виновника не только победы, но и их спасения, так что тогда Цезарь выразил Антипатру похвалу и впоследствии, в самые критические минуты войны, всегда пользовался его поддержкою. Во время этих битв Антипатр был ранен.

3. Когда впоследствии Цезарь окончил войну и отплыл обратно в Сирию, он удостоил Гиркана и Антипатра великих почестей: первого он утвердил в сане первосвященника, а второму дал право римского гражданства и освободил от всех решительно повинностей.

Много уверяют, будто и Гиркан участвовал в том походе и [вместе с Антипатром] был в Египте. Это доказывается сообщением каппадокийца Страбона, говорящего от имени Азиния[35] следующее: "...после вторжения Митридата и иудейского первосвященника Гиркана в Египет...". Тот же самый Страбон в другом месте, ссылаясь на Ипсикрата, говорит, что Митридат выступил [против Египта] один, а затем призвал к себе в Аскалон Антипатра, правителя Иудеи, который и доставил ему 3000 воинов, равно как склонил на его (Митридата) сторону также и других правителей, и что в этом походе участвовал тоже первосвященник Гиркан.

4. Так повествует Страбон. В это время явился к Цезарю Антигон, сын Аристобула, и, жалуясь на печальную участь отца своего, который по вине Цезаря пал жертвою отравления, и на то, что брат его был казнен Сципионом, просил сжалиться над его грустным положением человека, изгнанного из своих владений. При этом он обвинял Гиркана и Антипатра в том, что они правят народом лишь при помощи насилия и поступили с ним (Антигоном) крайне несправедливо. Бывший при этом Антипатр стал оправдываться в возводимых против него обвинениях, указал на то, что Антигон окружен мятежными и беспокойными людьми, а также упомянул о своих трудах и подвигах во время походов, коих, по его словам, сам Цезарь был свидетелем. Он при этом указывал на то, что Аристобул совершенно основательно был увезен в Рим, потому что являлся всегда заклятым врагом римлян; что же касается его брата, то его казнь Сципионом была лишь заслуженным возмездием за его разбойничьи набеги, и он потерпел наказание совершенно основательно и справедливо.

5. После такого объяснения Антипатра Цезарь объявил Гиркана первосвященником, а Антипатру предоставил все права, которых тот домогался, и решил сделать его полновластным наместником в Иудее. При этом он разрешил Гиркану, на основании его просьбы о такой милости, восстановить стены родного города, которые оставались после Помпея все еще разрушенными. Вместе с тем он распорядился, чтобы консулы в Риме записали это постановление и поместили его на Капитолии. Решение сената поэтому редактировано следующим образом:

"Претор Луций Валерий, сын Луция, сделал следующее предложение сенату в декабрьские иды[36] в храме Согласия[37]. Присутствовали при записи решения Луций Колоний, сын Луция, из коллинской и Папирий из квиринской [трибы][38].

Относительно предложения иудейских старейшин: Александра, сына Ясона, Нумения, сына Антиоха, и Александра, сына Дорофея, мужей доблестных и [римских] союзников, возобновить прежде заключенный с римлянами дружественный союз, в знак чего они привезли золотой щит ценностью в пятьдесят червонцев и просили выдать им охранные грамоты к независимым городам и царям, чтобы беспрепятственно и безопасно проезжать по их владениям и входить в их гавани,- постановлено: вступить с ними в дружественный союз, исполнить их просьбы и принять привезенный щит". Этот договор был заключен при первосвященнике и правителе Гиркане, в девятый год его правления[39], в месяце панеме.

И от афинского народа Гиркан, оказавший ему множество услуг, добился подобной же чести. Афиняне прислали ему народное постановление следующего содержания: "При притании[40] и священстве Дионисия, сына Асклепиада, в пятый день после месяца панема, было передано старейшинам сие решение афинян. Записал при архонте[41] Агафокле Эвкл, сын Менандра из Алимусы, в одиннадцатый день месяца мунихиона[42], в одиннадцатую пританию, во время заседания в театре; за правильностью голосования следил эрхиец[43] Дорофей с помощниками; докладывал Дионисий. Постановлено народом: так как Гиркан, сын Александра, первосвященник и правитель иудейский, постоянно являл по отношению ко всему [афинскому] народу и по отношению к отдельным его представителям благоволение и всяческую о них заботливость, как относительно тех афинян, которые являлись к нему в качестве послов, так и по своим личным делам, всегда радушно принимал их и заботился о доставлении им безопасного проезда по стране, что было и прежде засвидетельствовано нами и подтверждается ныне сообщениями сунийца Феодосия, сына Феодора, который сделал об этом доклад народу и упомянул о доблести названного мужа, присовокупив, что последний имеет в виду и впредь оказывать нам по силе возможности всяческую поддержку,- мы решаем почтить Гиркана золотым почетным венком по закону, воздвигнуть в храмах народном и харит[44] его бронзовую статую и возвестить об этом через глашатаев в театре, во время праздников Диониса[45], при представлении новых трагедий, а также в праздники Панафинейские[46] и Элевсинские[47] во время гимнастических игр. Чиновники должны позаботиться о том, чтобы Гиркану, пока он будет пребывать в столь дружественном к нам расположении, оказывались всевозможные льготы и любезности, дабы видно было, что народ наш чествует славных мужей и питает такие чувства признательности к достойным людям. Вместе с тем следует избрать из среды афинян послов, которые отвезли бы Гиркану данное постановление и предложили бы ему, после оказания ему указанных почестей, и впредь всегда относиться благожелательно к нашему городу".

Однако довольно этих доказательств того, каким почетом пользовался Гиркан у римлян и у афинского народа.

Глава девятая

1. Устроив дела в Сирии, Цезарь отплыл назад. Лишь только Антипатр, сопровождавший Цезаря во время отбытия его из Сирии, вернулся в Иудею, он приступил немедленно к восстановлению разрушенной Помпеем стены и, разъезжая по стране, успокаивал смуту либо угрозами, либо увещаниями держаться спокойно. При этом он поставлял на вид, что те, кто будет предан Гиркану, будут жить в полном благополучии и спокойно и безмятежно пользоваться своим имуществом, тогда как все те, которые станут предаваться пустым надеждам на возможность восстания и рассчитывать на могущие явиться в результате его выгоды, будут иметь в нем, вместо наместника, властелина, в Гиркаие, вместо царя, тирана, а в римлянах и Цезаре, вместо покровителей, злых врагов. При этом Антипатр присовокуплял, что и римляне не допустят смещения того, кто ими самими поставлен во главе страны. Такими убеждениями он водворял порядок по всей стране.

2. Видя, что Гиркан медлителен и апатичен, Антипатр назначил старшего из сыновей своих, Фазаеля, начальником над Иерусалимом и его окрестностями, а следующему за ним сыну, весьма еще молодому Ироду (ему было тогда лишь двадцать пять лет), поручил управление Галилеею. Впрочем, последнему нисколько не мешала его юность; будучи человеком рассудительным, юноша немедленно нашел возможность выказать свою доблесть, а именно ему удалось захватить Иезекию, атамана разбойников, совершавшего во главе огромного отряда набеги на пограничные с Сириею области; затем он казнил его и многих его товарищей по шайке. Это дело вызвало в сирийцах большую симпатию к Ироду, потому что он очистил страну от разбоев, о чем они давно мечтали. Поэтому они стали прославлять его за это в деревнях и городах, так как он вернул им мир и спокойное, безмятежное пользование благами жизни. Благодаря этому, Ирод стал известен также и Сексту Цезарю, родственнику Цезаря Великого, наместнику Сирии. Тогда у брата Ирода, Фазаеля, также явилось желание совершить подобные подвиги, и, побуждаемый славою брата, он желал снискать себе такую же популярность. Ему удалось достигнуть этого и снискать полное благоволение жителей иерусалимских, самостоятельно управляя городом, не возносясь, как то свойственно неблагодарным людям, и не злоупотребляя своею властью. Все это привело к тому, что Антипатр пользовался в глазах народа прямо царскою властью и почестями, которые обыкновенно выпадают на долю лишь неограниченным властителям. Между тем, однако, Антипатр нисколько, как то часто случается, в своем всемогуществе не умалял своей преданности по отношению к Гиркану.

3. Когда те из иудеев, которые занимали общественные должности, увидели, насколько возвысились Антипатр и его сыновья, благодаря популярности их и денежным средствам Иудеи и Гиркана, они почувствовали злобу против Антипатра. Дело в том, что он заключил дружбу с римскими властелинами, а затем уговорил Гиркана послать им денег, которые тот передавал ему, а Антипатр пересылал римлянам эти суммы уже от своего имени, а не от лица Гиркана. Когда Гиркан узнал об этом, он не только не рассердился, но даже очень был рад этому.

Между тем более выдающиеся иудеи, видя, как своевластен, отважен и властолюбив становится Ирод, явились к Гиркану и стали уже открыто обвинять Антипатра, говоря: "Доколе же станешь ты спокойно взирать на все происходящее? Или ты не видишь, что Антипатр и его сыновья разделили между собою всю власть, тогда как ты лишь по имени остаешься царем? Не закрывай же на это глаз своих, не считай себя вполне безопасным, относясь столь легкомысленно к себе и царской власти. Не обманывай себя убеждением, что Антипатр и его сыновья теперь все еще твои заместители, но обрати внимание на то, что они открыто признаются полновластными правителями. Так, например, сын его, Ирод, нарушил наш закон, казнив Иезекию и его товарищей. А между тем закон запрещает казнить без приговора суда даже преступника. Тем не менее он решился на такое деяние, не имея от тебя на то полномочия".

4. При этих словах Гиркан склонился [в пользу обвинителей], тем более, что и матери убитых Иродом возбуждали его гнев тем, что ежедневно напоминали в храме царю и народу, что он должен предать Ирода суду синедриона. Все это наконец побудило Гиркана вызвать Ирода в суд, дабы он оправдал себя в возводимых на него обвинениях. Ирод действительно явился в суд, причем отец посоветовал ему явиться туда не в качестве частного лица, но с предосторожностями и отрядом телохранителей. Сделав в Галилее нужные на всякий случай распоряжения, Ирод явился в сопровождении такого отряда, который по сравнительной многочисленности своей не мог возбудить опасений у Гиркана, но вместе с тем был достаточен для того, чтобы в случае необходимости защитить его в суде. Тем временем наместник сирийский Секст написал Гиркану письмо с предложением оправдать Ирода и с выражением угрозы в противном случае. Письмо Секста явилось для Гиркана желанным поводом освободить Ирода, которого он любил как родного сына, от ответственности перед синедрионом. И вот, когда Ирод, окруженный своим отрядом, явился в синедрион, он нагнал на всех такой страх, что никто из прежних его обвинителей не решился сказать против него ни одного слова; наступила минута всеобщего молчания, и все были в полном недоумении, что делать дальше. В таком положении один только человек, некий Самея, муж праведный и стоявший, вследствие того, выше всякого страха, поднялся со своего места и сказал: "Судьи! И ты, царь! Ни я сам, ни вы, вероятно, никогда еще не видали, чтобы таким образом являлся в суд обвиняемый. Всякий, кому приходилось когда-либо являться сюда на судьбище в качестве обвиняемого, являлся сюда в смущении и с робостью, с видом человека, желающего возбудить нашу жалость, с распущенными волосами и в темном одеянии. Между тем наш любезнейший Ирод, обвиняемый в убийстве и с этой целью приглашенный сюда, облекся в пурпур, убрал по-праздничному свою голову и явился к нам в сопровождении воинов с целью перебить всех нас, если мы по закону осудим его, а самому спастись, совершив насилие над правосудием. Впрочем, я не стану обвинять Ирода, что он более занят ограждением своей личной безопасности, чем соблюдением закона: ведь вы сами, равно как и царь, приучили его к такой смелости. Однако знайте, что Господь Бог всемогущ и что этот [юноша], которого вы теперь желаете в угоду Гиркану оправдать, некогда накажет вас и самого царя за это".

Все это действительно впоследствии вполне сбылось: Ирод, сам став царем, казнил всех судей синедриона, кроме одного Самеи, равно как самого Гиркана. Самею Ирод ставил очень высоко за его праведность, равно как за то, что, когда впоследствии город был осаждаем Иродом и Сосием, Самея уговорил народ впустить их, ссылаясь при этом на то, что вследствие греховности народа это неизбежно. Впрочем, об этом мы поговорим в своем месте.

5. Когда Гиркан заметил, что члены синедриона [все-таки] собираются осудить Ирода, он отложил заседание до другого дня, а сам тайно послал Ироду совет бежать из города и тем избежать опасности. Ирод действительно удалился в Дамаск, как будто убегая от царя, когда же он прибыл к Сексту Цезарю и почувствовал себя у него в безопасности, то явно выказал нежелание повиноваться, если бы синедрион вздумал вызвать его вторично в суд. На это члены синедриона рассердились и всеми силами старались убедить Гиркана, что все это он делает себе же во вред. Гиркан это отлично сознавал, но ничего не мог поделать, по отсутствии мужества и бездеятельности.

Когда же Секст назначил Ирода (за известную сумму денег) наместником над Келесириею, Гиркан испугался, как бы Ирод не вздумал пойти на него войною. Немного спустя это его опасение действительно сбылось, потому что Ирод двинулся во главе войска войною, чтобы отомстить за свой вызов в суд и за то, что ему пришлось выслушать в заседании синедриона. Впрочем, от нападения на Иерусалим его удержали выступившие ему навстречу отец Антипатр и брат его; им удалось успокоить его гнев и убедить не предпринимать ничего, но удовлетвориться тем, что он нагнал страх на того, кто помог ему достигнуть такого высокого положения. Если Ирод, говорили они, сердится на то, что ему пришлось предстать перед судом, то пусть он вспомнит также о своем освобождении и будет благодарным за него, вместо того, чтобы платить за это насилием и не быть признательным за свое спасение; кроме того, пусть он подумает также о том, что, если Господь решает судьбы войны, этот поход крайне несправедлив; поэтому он не может и рассчитывать на победу, так как собирается воевать с царем и близким человеком, от которого он испытал много хорошего и который не оказал ему никакого зла; если же этот человек навлек на себя его подозрение и хотя бы тень неудовольствия, то в этом можно обвинять не его самого, а скорее его советников.

Ирод внял таким убеждениям, полагая при этом, что для его личных расчетов вполне уже достаточно, если ему удалось хотя бы только показать народу свое могущество.

Глава десятая

1. Таковы были тогда дела в Иудее. Тем временем Цезарь, вернувшись в Рим, готовился к отплытию в Африку, чтобы воевать там со Сципионом и Катоном[48]. Тогда Гиркан отправил к нему послов с просьбою утвердить дружественный союз с ним. При этом случае я считаю необходимым упомянуть здесь о всех почетных союзах, заключенных между римлянами, их властителями и нашим народом, дабы все знали, как хорошо относились к нам цари Азии и Европы, уважая нашу храбрость и верность. Так как многие из нерасположения к нам не доверяют тому, что писано о нас персидскими и македонскими авторами, которые к тому же не находятся в публичных библиотеках, но имеются только у нас и у некоторых других варварских народов, тогда как сообщения римлян неоспоримы (дело в том, что все эти данные записаны в городских архивах и в Капитолии до сих пор находятся вырезанными на медных таблицах, подобно тому как Цезарь Юлий, сделав александрийских иудеев полноправными гражданами, объявил о том, распорядившись воздвигнуть медную колонну в Александрии с соответствующею надписью),- ввиду всего этого я и остановлюсь на данном вопросе. Я приведу факты на основании решений римского сената и Юлия Цезаря, касающихся Гиркана и нашего народа.

2. "Гай Юлий Цезарь, император и верховный жрец[49], вторично избранный диктатором[50], посылает свой привет начальству, совету и народу сидонийскому. Если вы себя чувствуете хорошо, то я радуюсь, ибо я со своим войском тоже доволен.

Посылаю вам при сем копию постановления, внесенного на [медную] доску и касающегося Гиркана, сына Александра, первосвященника и правителя иудейского, дабы вы внесли его в ваш государственный архив, и выражаю при этом желание, чтобы вы выставили это постановление на медной таблице написанным по-гречески и по-латински. Вот эта копия: Юлий Цезарь, вторично император и верховный жрец, постановил на основании решения совета: так как иудей Гиркан, сын Александра, как ныне, так и раньше, во время мира и на войне, являл себя всегда верным и ревностным представителем наших интересов, как то засвидетельствовано целым рядом других полководцев, и ввиду того, что он во время последнего александрийского похода явился к нам на помощь во главе полуторатысячного отряда, а во время отправки его мною против Митридата превзошел всех, бывших в строю, храбростью, то по всем этим причинам я назначаю Гиркана, сына Александра, с потомками иудейскими этнархами[51], желаю, чтобы они навсегда сохранили за собою установленное их законами первосвященническое достоинство, и желаю видеть в нем и его сыновьях наших союзников, которые должны постоянно считаться в числе преданнейших друзей наших. Все дела, касающиеся культа или внутренних отношений иудеев между собою, пусть разрешает он сам или ведают его сыновья. Равным образом, если бы возник какой-либо спор между иудеями, я признаю авторитетность его решения [Гирканом]. Вместе с тем запрещаю, чтобы войска располагались у него на зимние стоянки или чтобы с него взимались какие-либо денежные суммы"

3. "Решение и постановление консула[52] Гая Цезаря таково: пусть сыновья его [Гиркана] правят народом иудейским и пользуются доходами с предоставленных им земель, а первосвященник, он же и правитель иудеев, пусть творит верховный суд. К Гиркану, сыну Александра, иудейскому первосвященнику, следует отправить послов для заключения с ним дружественного наступательного и оборонительного союза. Должно выставить на Капитолии, равно как в храмах сидонском, тирийском и аскалонском, по медной таблице с соответственною надписью на римском и греческом языках. Пусть это постановление будет сообщено всем городским начальникам и их подчиненным, равно как всем нашим друзьям. Следует вручить послам дары и повсюду разослать это [наше] решение".

4. "Гай Цезарь, император, диктатор и консул, сим объявляет сенату и римскому народу, что за доблесть и расположение назначает самого Гиркана, сына Александра, и его потомков первосвященником и священнослужителями иерусалимскими и судьями народа на том самом основании, в силу которого их предки занимали священнические должности".

5. "Гай Цезарь, в пятый раз консул[53], сим постановляет, что первосвященник и этнарх иудейский Гиркан, сын Александра, может владеть, управлять городом Иерусалимом по своему усмотрению и укрепить его стенами. Пусть будут иудеи освобождены в каждый второй податной год от взноса одного кора [пшеницы] и пусть они не будут употребляемы на какие бы то ни было общественные работы и освобождены от всяких других повинностей".

6. "Гай Цезарь, вторично император, сим постановил: все иудейские города, за исключением Яффы, должны платить известную сумму в пользу Иерусалима ежегодно, исключая каждый седьмой год, который называется иудеями субботним, в каковой не сеют, не собирают плодов древесных; жители Сидона обязаны каждый второй год в виде пошлины выплачивать четвертую часть жатвы; кроме того, они обязаны платить Гиркану и его сыновьям десятину, как они платили таковую также предкам его; пусть ни один чиновник, ни один претор, ни один легат[54] не набирает войск в пределах иудейских, равно как не допускает солдат вымогать от иудеев деньги ни для зимовок, ни под каким-либо другим предлогом; пусть иудеи будут свободны от всех решительно повинностей; все, что впоследствии будет принадлежать иудеям в силу приобретения или покупки, должно принадлежать им невозбранно. Мы желаем, чтобы город Яффа, который первоначально уже принадлежал иудеям при заключении ими дружественного договора с римлянами, будет, как и прежде, их собственностью; пусть в качестве натуральной повинности сын Александра, Гиркан, и его потомки получают с окрестных земледельцев за вывозимую ежегодно из страны в сидонскую гавань пшеницу двадцать шесть тысяч семьдесят пять мер, исключая седьмой год, так называемый субботний, когда иудеи не сеют, не собирают плодов древесных; все поселения, находящиеся в так называемой Великой равнине, которыми раньше владели Гиркан и его предки, по решению сената должны и впредь принадлежать ему на прежних основаниях. Равным образом остаются в силе все древние отношения как между отдельными иудеями, так и между первосвященниками и священнослужителями, равно как все постановления [римского] народа и сената относительно иудеев. Все эти права их распространяются также на жителей города Лидды. Все местности, земли и поселения, которыми владели сирийские и финикийские цари в награду за свой союз с римлянами, сенат признает [отныне] собственностью этнарха Гиркана и иудеев. Гиркану, его сыновьям и их послам предоставляется право сидеть в театре среди сенаторов во время гладиаторских боев или боя зверей, и, в случаях, если бы они просили у диктатора или высшего сановника права присутствовать на заседаниях сената, то они должны быть допускаемы туда и постановления сената должны сообщаться им не позже десятидневного срока после постановления решения".

7. "Гай Цезарь, в четвертый раз выбранный полномочным диктатором и уже пожизненным и в пятый раз назначенный консулом, постановил следующее решение относительно прав иудейского первосвященника и этнарха Гиркана, сына Александра: ввиду того, что мои предшественники по управлению провинциями засвидетельствовали все лучшее относительно первосвященника иудейского Гиркана и самих иудеев перед лицом сената и народа римского, причем как народ, так и сенат выразили иудеям свою за это признательность, то и нам следует вспомнить о том и позаботиться, чтобы со стороны сената и римского народа еще раз воспоследовало выражение благодарности Гиркану, всему иудейскому народу и сыновьям Гиркана за выраженное ими к нам расположение и всяческие их нам услуги".

8. "Юлий Гай, претор и консул римский, посылает привет свой начальникам, совету и народу [острова] Пароса[55]. В присутствии ваших послов ко мне явились делегаты от делосских иудеев и некоторые из иудейских поселенцев и заявили мне, что вы путем законодательных решений препятствуете им жить по их родным обычаям и отправлять их богослужение. Мне вовсе не нравятся такие решения ваши относительно наших друзей и союзников, что вы им препятствуете жить по их собственным обычаям, собирать деньги на их личные и богослужебные нужды, тогда как это не возбраняется им даже в Риме. Наш претор и консул Гай Цезарь в своем постановлении относительно запрещения всяких сходок в городе [Риме] изъял именно иудеев из общего правила и разрешил им собирать деньги и собираться на совещания. Равным образом и я, запретив все прочие сходки, разрешаю одним только иудеям собираться сообразно их установлениям и отправлять требования их закона. Поэтому и вы должны отменить все свои постановления, которые вы сделали относительно наших друзей и союзников, вследствие доблестного и прекрасного к нам отношения иудеев".

9. Когда после смерти Гая консулами были Марк Антоний и Публий Долабелла[56], они собрали сенат и, введя туда посланных Гиркана, стали поддерживать их просьбу, т. е. также заключили дружественный союз с ними. Все их просьбы исполнил сенат, сделав соответственное распоряжение. Для того чтобы читатели этого сочинения имели под руками точное тому доказательство, я привожу здесь самый текст сенатского решения. Вот оно:

10. "Сенатское решение, взятое из архива и из общественных таблиц квесторов[57], при квесторах Квинте Рутилии и Квинте Корнелии. Таблицы второй начало: постановлено за три дня до апрельских ид[58] в храме богини Согласия, в присутствии Луция Кальпурния Пизона из мененской трибы, Сервия Папиния Квинта из демонской трибы, Гая Канипия Ревила из теретинской трибы, Публия Тидетия, сына Левкия, из поллииской трибы, Левкия Апулина, сына Левкия, из серпийской трибы, Флавия Левкия из демонской трибы, Публия Плавтия, сына Публия, из папирской трибы, Марка Акилия, сына Марка, из мекийской трибы, Левкия Эрукия, сына Левкия, из стеллатинской трибы, Марка Квинта Планкилла, сына Марка, из поллийской трибы и Публия Серия. Доклад сделали консулы Публий Долабелла и Марк Антоний. Ввиду того, что сенатское постановление, состоявшееся относительно иудеев при Гае Цезаре, не было внесено в квесторский архив, мы, по предложению консулов Публия Долабеллы и Марка Антония, решили внести его на медные таблицы и сообщить городским квесторам, дабы и они поместили у себя двойную копию его. Постановление это состоялось за пять дней до февральских ид[59] в храме Согласия. Представителями первосвященника Гиркана были при этом следующие лица: Лисимах, сын Павсания, Александр, сын Феодора, Патрокл, сын Херея, и Ионатан, сын Хония".

11. Одного из этих делегатов Гиркан послал также к тогдашнему претору в Азии[60] Долабелле с просьбою освободить иудеев от военной службы и разрешить им, держась старинных обычаев, не нарушать исконного их образа жизни. Получение этого разрешения ему не стоило большого труда: получив письмо Гиркана, Долабелла без дальних совещаний разослал по всем городам Азии, на первом же плане главному тогда городу в Азии, Эфесу, относительно иудеев циркуляр следующего содержания:

12. "В первое число месяца ленея[61], при притане Артемоне, претор Долабелла посылает совету, начальникам и народу города Эфеса свой привет. Александр, сын Феодора, посланный первосвященника и этнарха иудейского Гиркана, сына Александра, доложил мне о невозможности его единоплеменникам носить оружие и участвовать в походах в субботние дни, равно как о невозможности доставать предписанную им законом пищу. Поэтому и я, сообразно примеру своих предшественников, освобождаю иудеев от военной службы, разрешаю им следовать их законным исконным ритуальным установлениям и отправлять священные жертвы, равно как собирать с этой целью нужные для того денежные суммы, и предлагаю вам сие мое решение оповестить по городам".

[ Примечания ]