Настоящий очерк сношений Иерусалимских патриархов с Русским правительством с половины XVI до конца XVIII столетия составлен, главным образом. на основании так-называемых Греческих и Турецких дел и статейных списков, хранящихся в Московском Архиве Министерства Иностранных Дел. Другие источники, какими нам приходилось пользоваться, указаны в самом тексте.

При написании очерка сношений Иерусалимских патриархов с Русским правительством мы имели в виду объективно и строго документально изложить исторический ход этих сношений, представить, как было дело за взятое нами время почти исключительно словами самых документов, не вдаваясь в критику, в какие-либо особые выводы и обобщения, почему на наш очерк следует смотреть почти как на сборник по данному предмету рукописных документов, доселе почти неизданных, доселе мало или совсем еще неизвестных.

1 Ноября 1895 г.

Н. Каптерев.

Сношения патриархов Германа и Софрония с русским правительством

Сношения иерусалимских патриархов с русским правительством начались около половины XVI столетия. До этого времени встречаются в наших летописях и актах только короткие упоминания об отдельных случайных лицах, которые иногда приходили из Палестины на Русь для сбора милостыни. Так, под 1371 годом наша летопись говорит: «прииде из Ерусолима некоторой митрополит, именем Герман, на Русь, милостыня ради и искупления долга, понеже бо много им насилие от поганых сарацин». Под 1376 годом говорится: «прииде некоторый митрополит, имянем Марко, от Святыя Богородица из Синайские горы на Русь милостыня ради. Потом же в то же лето прииде из Иерусалима архимандрит, именем Нифонт, из монастыря Архангела Михаила, иже в Иерусалиме, на Русь, такоже милостыня ради и паки, собрав милостыни, отъиде и ста тем на патриаршество иерусалимское» ¹. Прежде 1462 года встречается отпустительная грамота иерусалимского патриарха Иоакима великому князю Василию Васильевичу, в которой патриарх пишет: «разумеваем о господарстве ти, еже еси человек благочестивый и православен и

¹ Полн. собр. русск. лет., т. VІІI, стр. 18 и 24.

православным и христолюбивым родителем наследник и въсприятель, и ближний сын и друг святыя Христовы церкви. И сего ради еже еси явился всегда послушающим к ней верою и покорением и честию, и того ради и мы имеем тя благословенна от Бога и прощенна» ¹. Под 1464 годом в летописи встречается такое известие: «Марта 4 Феодосий митрополит поставил некоего иерусалимлянина, Иосифа именем, брата патриарха иерусалимскаго, в митрополиты в Кесариа Филиповы; а и той брат его, патриарх, пошел был на Москву милостыня ради, понеже бо истома бе им от египетскаго салтана, и недошед преставился в Кафе; и той Осиф восхоте быти на его место, и тако поставися зде от митрополита нашего и от епископ земля рускиа, поиде назад, много сбрав милостыни, и недоиде своеа земля» ².

О пришествии в Москву брата иерусалимского патриарха Иосифа и поставлении его в митрополиты кесарийские, более подробно рассказывает дошедшее до нас послание московского митрополита Феодосия к новгородцам и псковичам о милостыне на искупление Гроба Господня. Митрополит Феодосий писал, что пришел на Русь протосингел иерусалимского патриарха Иосиф, нареченный своим братом, патриархом, митрополитом Кесарии Филипповой, и известил и поведал нам о страшном землетрясении в Иерусалиме и о падении купола в храме Воскресения. Египетский султан, которому подчинена Палестина, хотел воспользоваться этим обстоятельством, чтобы окончательно разрушить храм Воскресения и на месте его построить мечеть. Тогда патриарх Иоаким предложил

¹ Акт. ист., т. I, № 72. — ² Полн. собр. русск. лет., т. VIII, стр. 151.

султану выкуп за храм и султан потребовал было 10,000 золотых венецианских, а потом с трудом согласился на шесть с половиною тысяч, в чем пред султаном поручилось много христиан и кроме того в заклад отдана церковная утварь. Не зная где добыть необходимую на уплату долга сумму денег и в виду того, что греческая_; сербская и болгарская земли, из которых ранее шла милостыня Св. Гробу, порабощены были неверными, патриарх Иоаким обратил свои взоры на православную Россию. «Слышав (патриарх), говорит послание, нашу святую веру непорушную, юже от богопросвещеннаго Владимера в русских землях от многих лет провозсиявшю, и в Божией воли исполнену, и благочестием цветущю, якоже и свет солнечьный, и тако уповая от сих на благое, и подщався, Господа ради, сам пойде в землю нашу, хотя нам, по вышней ему силе благодати святаго Духа, дати свое благословение от рукы своея и прощение грехов даровати, иже верою к ному исповедавшимся: и тако святыя милостыня просити к живодавному Христову Гробу, на съзидание святыя тоя Божия церкви на искупление иже от поганаго». Но приехав в Кафу патриарх заболел и умер. К великому же князю и к нему, митрополиту, патриарх, умирая, послал свои грамоты с благоволением своим и с просьбою о милостыне Св. Гробу, на искупление святыя церкви и на созидание св. храма и о поставлении на Руси посылаемаго им в Россию протосингела Иосифа в митрополиты Кесарии Филипповой, что митрополит Феодосий и исполнил, поставив Иосифа с русскими епископами в митрополиты Кесарии. Затем митрополит обращается к новгородцам и псковичам, чтобы они «с богобоязньством и великою верою и

любовию» подали «безсумнения» милостыню Иосифу, каждый по своей силе «на искупление Христова Гроба и на съзидание святые матере церквам, еже есть Сион, от него же изыде радость и свет Христос». При этом митрополит Феодосий замечает: «послахом сию свою грамоту к вам прославляя и возвеличая имя Господне, иже в русских наших землях провозсиявшаго благочестия» ¹. В дошедшей до нас настольной грамоте, данной митрополитом Феодосием, от 4 апреля 1464 года, поставленному им в митрополиты Кесарии Филипповой Иосифу говорится, что прежде своего поставления Иосиф произнес православное исповедание веры, что он всячески отрекся флорентийскаго собора, отверг в конец все его богоненавистныя и нечистыя предания, и что все учение Исидора и ученика его Григория «мерзостно ему вменися», «и того ради, говорит настольная грамота, обретохом его православна и честна старца и разумна человека, могуща снабдети и устроити и украсити престол кесарийския церкви божественным учением, по преданию св. апостол, и иснравляти все священное Божие церковное исплнение"².

В 1480 году встречается еще один документ из сношений иерусалимских патриархов с Россией до половины XVI века,— это послание иерусалимского патриарха Иоакима московскому митрополиту Геронтию. В этом послании патриарх говорит, что некто Григорий Русин, купец, был в Иерусалиме, откуда направился в Египет и здесь нашел его, патриарха, приехавшего по своим делам к египетскому султану. Явившись к патриарху, Григорий «просил и молился

¹ Акт. ист., т. I, № 78.—² Истор. библ., т. VI, № 135, стр. 927—928.

нам, дабы есмя дали свое благословение и писание к твоему святительству, в порадование и приятельство. И от того есмя слышали о тебе величайшу похвалу и мужьство благодати, яко твориши и учиши свою паству, христоименитое людство много: ибо хвалу той Григорей явил и премудрости, и слова, и добродетели и разума. И того ради святительству твоему посылаем благодать и благословение и с твоею паствою православною, с христоименитым людством, благодать и милость со всеми вами, аминь" ¹.

Вот и все то немногое, что дошло до нас о сношениях иерусалимских патриархов с Россией до половины XVI века. Очевидно из этого только одно: если из Палестины до половины XVI века иногда и попадали на Русь некоторые лица, то такие явления были совершенно случайны и крайне редки, и что об них, вследствие неполноты и отрывочности дошедших известий, даже трудно составить нам какое-либо определенное представление; что каких-нибудь правильных или постоянных сношений между русским правительством и иерусалимскими патриархами тогда вовсе не существовало ².

¹ Акт. ист., т. I, № 89. — ² Под 1376 годом ваша летопись, как мы видели, говорит, что пришел на Русь за сбором милостыни иерусалимский архимандрит Нифонт, который, собрав милостыню, возвратился назад «и ста тем на патриаршество иерусалимское». Но просматривая списки патриархов иерусалимских, мы вовсе не находим в них имени Нифонта. В 1464 году, по просьбе умершего в Кафе иерусалимского патриарха Иоакима «на Москве ставят в митрополиты Кесарии Филипповой его брата, протосингела Иосифа. Но в это время в Иерусалиме патриарха по имени Иоакима не было и кроме того, непонятным совсем остается, зачем бы ему понадобилось послать своего брата для поставления в митрополиты в далекую и мало знаемую Москву. В 1440 году опять Иоаким, патриарх иерусалимский, присылает свое благословение митрополиту Геронтию. Но если уже один патриарх Иоаким действительно в 1461 году умер в Кафе, то другого иерусалимского патриарха в это время и с этим именем несомненно более не было.

Указанное явление, с одной стороны, объясняется тем, что иерусалимские патриархи-арабы, зависевшие от египетских султанов, относившихся к ним подозрительно, не имели свободы сноситься не только с отдаленною и мало ведомою им Москвой, но даже и с ближайшими к ним единоверными греками империи, которые в это время, вследствие подозрительности египетских правителей, почти совсем не являлись на поклонение св. местам. С другой стороны Россия, до конца XV века, то терпевшая иго татар, то раздираемая внутренними усобицами князей, не могла представляться отдаленным иерусалимским патриархам-арабам такою страною, с которою бы они имели какие-либо особые побуждения стремиться установить близкие и правильные сношения. Если со стороны русского паломника того времени было подвигом побывать в Иерусалиме, то таким же чрезвычайным подвигом было тогда и добраться из Иерусалима до Москвы. Положение дел в этом отношении совершенно изменилось, когда турки овладели Палестиной и когда, вслед за тем, иерусалимская патриаршая кафедра стала замешаться выходцами греками. Теперь посетить большую часть православных стран для иерусалимских патриархов значило не выходить из пределов той же турецкой империи, прибыть в Молдовлахию значило прибыть почти уже к самым границам России, так что путешествия иерусалимских патриархов за сбором милостыни теперь не могли уже встречать прежних, почти неодолимых препятствий. С другой стороны и положение Московского государства к этому времени тоже решительно изменилось. В лице великого князя Иоанна III Русь окончательно низвергла татарское иго и в то же время великий мо-

сковский князь, а потом царь, сделался единодержавным правителем всей северо-восточной Руси, где таким образом сложилось сильное православное царство. Иоанн III женился на Софье Палеолог и сделался как бы преемником греческих византийских императоров, так что московские государи стали с этого времени смотреть на себя как на единственных теперь представителей и защитников всего вселенского православия, и всегда готовы были проявить это свое новое призвание по-крайней мере денежными нескудными дачами на поддержку православия на востоке, терпящего там от постоянных притеснений иноверных. И вот уже с конца XV и начала XVI столетия в Москву начали приезжать с православного востока просители милостыни из разных афонских монастырей и родственной Сербии, из отдаленного Синая и других мест и чем далее, тем более увеличивался приток всевозможных просителей, так как в Москве всех их принимали очень радушно, наделяли нескудною милостынею как лично самих просителей, так и представляемые ими монастыри или архиерейские кафедры. Вполне естественно было, что и иерусалимские патриархи, постоянно нуждавшиеся в деньгах, обратили свое внимание на тороватую Москву, и, вслед за другими просителями милостыни, стали обращаться к московским государям с просьбами о помощи св. Гробу. Первый иерусалимский патриарх из греков — Герман первый и завязал прямые сношения иерусалимских патриархов с московским правительством.

В первый раз патриарх Герман обратился к московскому правительству не с просьбою о милостыне, а с просьбою возвратить на восток находя-

щегося в Москве известного Максима Грека, причем грамота об этом была писана собственно не им, а константинопольским патриархом, Герман же, случившийся тогда в Константинополе, только подписался под ней. Затем патриарх Герман обратился чрез своих нарочных, посланных уже с специальною просьбою к московскому государю о милостыне Св. Гробу. Но эта первая просительная грамота Германа не допила до нас, равно как и ответ на нее государя. В 1550 году в Июне месяце в Москву прибыли два старца—Даниил и Гавриил и привезли государю грамоту иерусалимского патриарха, писанную им в 1548 году. В ней Герман, после обычного титула и приветствий, посылает государю благословение от живодавнаго Св. Гроба, к которому для поклонения ежегодно приходят христоименитые люди всякого звания и положения. А так как государь не мог сам посетить лично и видеть св. места, то он показал свою любовь к ним и усердие тем, что позаботился о сооружении сих св. мест, когда с посланным к нему иноком Арсением и другими, бывшими с ними, прислал ему, патриарху, шубу отца своего Василия. Герман далее заявляет, что имена государевых родителей ежедневно поминаются на литургиях, утренях и вечернях, и что только государевою помощью они спасаются от многих скорбей и тесноты, которые терпят от иноплеменных. Затем патриарх пишет: «и паки прииде на нас Божие посещение свыше и прежних, славнейший государь, еже бысть трясение земли страшно и велие зело, еже и небысть таково и в страсть Христову, в вольное Его распятие: разседеся даже Божии церкви и келии наша и ограда распадотась и самосущее воскресение Господа

нашего И. Христа над гробом (т. е. кувуклий) разседеся по местом, и колокольница распадеся и иные прочия церкви в Гефсимании и в Вифлиеме стоят пусты. И аще не будет ваше презрение и поможение. и нам убо нет силы от вседневнаго нахожения нечестивых иноплеменник и насилия, от тяжести их и безпрестаннаго питания их» ¹. В заключение патриарх просит государя быть ктитором, соорудителем и помощником святаго Гроба, и поминание о нем будет вечно, как и о приснопамятных царях Константине и Елене, «ибо нет нам другаго помощника, кроме Бога и твоего царствия: прислали мы и малое поминовение твоей светлости: елей от кандиля Гроба Господняго и от святаго места Голгофы и иныя вещи, какие тебе подадут наши посланцы. Сотвори нам милость, дабы милость Божия сохранила твою державу».—Государь на этот раз послал милостыню небогатую: 30 р. патриарху, Гробу Господню на свечи и ладан 50 р., старцам велел дать на платье по 2 р. и милостыни по 10 р., причем послал патриарху и свою ответную грамоту, в которой извещает о посылке к нему милостыни и просит молиться о нем— царе, жене его, детях и брате и всем православном христианстве, и записать в синодик имена его родителей, о чем уже ранее он просил патриарха в своей грамоте, посланной к нему с иноком Арсением (которая до нас не дошла) ².

¹ Досифей об этом землетрясении говорить: «при Германе во время землетрясения упад купол башни медного колокола т. е. колокольня Св. Гроба на близь находящийся храм Воскресения—и разрушила купол сего храма, что и до сих пор остается в том же виде. От сего ж землетрясения упала колокольня Св. Вифлеема, как и теперь видим». (Кн. XI, гл. VII, нар. 3). — ¹ Греческие статейные списки Л: 1, л. 43—50.

В Сентябре 1559 г. государь Иоанн Васильевич послал на восток софийского архидиакона Геннадия и купца Василия Позднякова с тем, чтобы архидиакон побывал у всех восточных патриархов и во всех святых местах и описал все, что он увидит там. С ними посланы были царские грамоты ко всем патриархам и милостыня. Патриарху Герману Иоанн писал, что услышав от старцев Синайской горы о скорби, какую они терпят от насилия турецкого, посылает к нему с архидиаконом Геннадием рухляди на четыреста золотых, с бархатною шубою на соболях; да живоносному Гробу посылает рухляди на четыреста золотых и на двести золотых в церковь на Голгофе (т. е. всего на 1000 золотых, кроме бархатной шубы для патриарха) и просит его возжечь неугасаемое кандило ради его державы над Гробом Господним и Голгофою, а также и молиться о его здравии и о упокоении его родителей. На эту присылку богатой милостыни патриарх Герман так отвечал государю грамотою, писанною в Июле 1560 года: «Господу небеса приклонишася и снизшел Господь в Иерусалим. Все, что внутри его, есть стяжание нашему спасению, ибо страшное в нем совершилось таинство: воскресение и божественное вознесение, пришедшаго к нам на вольную, пречистую и ужасную страсть. Тут живоносный Гроб его и Голгофа с прочими святыми местами, тут же и пречистая стопа его ноги, где он ступил, и камень, на который благоутробно положен был снятый со креста. Всякий день созерцаем мы все сии святыя, славныя и неизреченныя места и, ради их, приходят отовсюду на поклонение христолюбивые люди, по морю и по земле, от конец ея до конец вселенной. И от ваших стран многие

к нам приходят, с веселыми лицами и со всяким достоянием, похвально преплывая безчисленную пучину вод. Твоя христолюбивая милостыня также преплыла моря, ибо и ты истинный подражатель милостиваго великаго Царя, Христа Бога нашего. По сему возсылаем велегласно славу Господу о царствии твоем, дабы укрепил и утвердил тебя силою своею в исполнении божественных его заповедей, на похвалу и пользу и помощь нашему роду, единокровным тебе христианам». Сказав затем, что получил царскую милостыню, из которой, однако до него не дошло 400 р., с которыми неведомо что учинил синайский поп Иосиф, просит царя впредь, если он вздумает послать милостыню, посылать ее только с патриаршими чернецами. Далее патриарх заявляет, что он не может достаточно передать писанием, какие напасти и беды, пленения и темницы претерпевают обретающиеся там христиане от сыроядцев, обладающих ими. В заключение патриарх просит обновить святые сосуды и прислать ему митру, «ибо многие здесь у Св. Гроба носят митры: армяне и хабези (т. е. абиссинцы) и прочие, только мы одни ее не имеем!» ¹

Приведенною грамотою и заканчиваются все сношения Германа с московским правительством. Очевидно они носили еще случайный характер и Герман не думал об установлении более правильных и постоянных сношений с нашим правительством. Об этом позаботился преемник Германа—Софроний.

Государь Федор Иоаннович, вступив на престол, чрез своего посла Бориса Благого уведомил об этом всех восточных патриархов. Занявший место

¹ Греч. стат. списки №1, л. 159—165.

Германа Софроний поспешил воспользоваться этим случаем, чтобы завязать сношения с новым московским государем. Он прислал царю грамоту, в которой писал: «да подаст (Господь) благородствию ти благий разум и доброразсужение, да устрояеши Богом врученное ти царство, яко есть годно царем благочестивым, в сем еси должен ответ дати на втором пришествии Христове. Потому сотворяй добродетельная своя дела, елико належит православней и непорочней вере христианстей, и соблюдай опасно и держи прямо вся, елика суть писано во святем евангельи святыми апостолы, елика суть предана святей Божии церкви святыми архиереи и богоносными отцы, иже по благодати Св. Духа, семи соборными заповедьми и уставы просветиша и утвердиша сия заповеди Господня евангельская и соборная. И елика писах к твоему благоверно, да будеши всегда имети крепко и богобоязненно, и благодать святаго Духа да будет на тебе всегда, и сохранит тя и соблюдет от всех враг твоих видимых и невидимых во вся лета, и умножит Господь Бог царствие твое во всяцем блазе. Ты же буди благотворя так, яко блаженный отец твой царь Іван; и буди праведен и милосерд к посланным ти, и не буди злосерд и завистлив на чужая доброты и соблюдайся от всякаго греха, да будешь честен и славен от всех людей, почтен будешь во втором пришествии Христове, егда раздаетца комуждо по делом его. Тако же есть лепо, боговенчанный царь, помнити всегда нищих и убогих и нужных и сотворити милостину, имети любовь к святым церквам и ко святым монастырем и к святому и животворному Гробу Господа нашего И. Христа, идеже горят два паниканьдила ради многодетнаго и богодарнаго,

честнаго и славнаго, Богом соблюдаемаго имени царствия твоего, и молим за твое царствие во дни и в нощи на священных литоргиях и во всяких божественных службах...»

Царице Ирине Софроний прислал разрешительную грамоту, в которой писал: «смирения нашего молитва и благословение, по благодати Господа нашего данней нам древле св. Духом и по заповеди Спасителя нашего И. Христа, еже рече своим учеником и апостолом глаголя: приимите Дух свят, им же отпустите грехи, отпустятца им, и им же держите, держатся им, и елико аще свяжете на земли, связано будет и на небесех». Затем патриарх пишет: «буди прощена о св. Дусе дщерь наша царица Ирина, елика аще в чем согрешила пред Богом яко человек: словом, или делом, или помышлением и всеми чувству душевные и телесне... и от тех всех согрешений прощаем и разрешаем от всякаго вязания изволением и благодатию всекрепкаго и прещедраго Бога и споклоняемаго во Троице св. Духа, да простит и всемилостивый Господь Бог во всем, елика пред ним нисогрешила».

Царь, выслушав патриаршие грамоты, привезенные патриаршим архимандритом Иоасафом, «приговорил к иерусалимскому патриарху и в монастыри его области послати милостыни девятьсот рублев», а к патриарху Софронию, с его архимандритом Иоасафом послано две царских грамоты. В первой из них государь извещает патриарха о посылке ему 900 р., которые он и поручает ему раздать по росписи на все церкви и монастыри его патриархии с тем, чтобы во вседневных службах поминали бы государевых отца, мать и брата, и молились бы о его царском

здравии и победе на врагов. В другой грамоте царь писал патриарху о трех неугасаемых кандилах, именно: что он послал с архимандритом Иоасафом 82 р. и четыре алтына с деньгою с тем, чтобы патриарх устроил два кандиля у гроба Господня и одно на Голгофе, и чтобы эти кандилы горели там день и ночь, пока тех денег станет на масло, за его царское здравие и чадородие его царицы, в наследие царства. Кроме того, по просьбе архимандрита Иоасафа, патриарху Софронию и его преемникам послана была царская жалованная грамота о свободном проезде старцев, которых будет посылать в Москву Софроний и его преемники. В ней обычно прописывалось, чтобы приехавших на рубеж патриарших посланных воеводы свободно пропускали, давали им корм, подводы до Москвы, провожатых и т. под. ¹.

В 1592 году, после присылки от константинопольского патриарха и собора утвердительной грамоты на учреждение в России патриаршества, государем послана была на восток, с послами Григорием Нощокиным и подьячим Андреем Ивановым, богатая милостыня, причем в Иерусалиме и его окрестностях по различным монастырям и церквам велено было раздать, сообразно составленной росписи, 2544 золотых. Самому патриарху Софронию послано было 500 золотых, митра, золотая чаша для святой воды, убрусец низан жемчугом дробным и четыре сорока соболей. В тоже время послал богатую милостыню в Иерусалим к патриарху и Борис Годунов вместе с своею грамотою, в которой писал, что послал от себя с келарем, старцем Дамаскиным, живоносному Гробу Христову и его воскресению потир

¹ Греческие статейные списка № 2. лл. 108—110.112 об.—113,115—120.

хрустальный, обложен золотом, с яхонтами и лалами и изумрудами, да три блюда золотыя и кандило ко гробу Господню золотое, с яхонтами и изумрудами, да кадило золотое, да на масло четыре сорока соболей. В Гефсиманию—сосуды церковные: потир, дискос и кадило серебряные, да пятьсот золотых, чтобы купить виноград или село и впредь бы устроить в Гефсимании у пречистыя Богородицы вседневную службу и свечу неугасимую. Если же село или виноград будут стоить больше пятисот золотых, то патриарх пусть ему напишет об этом и он пришлет недостающее. В заключение Борис пишет: «послал я к тебе сорок соболей от себя, и жена моя Мария тебе, великому господину, челом бьет ширинку, сын мой Федор кубок золоченый, дочь моя Оксинья икону Спасов образ, да ширинку: и ты бы то от нас принял в любовь, чтобы ради святых молитв, сотворил над нами Господь по милости своей, как весть его святая воля» ¹).

Эти подарки Бориса были конечно очень приятны для патриарха Софрония почему он и поспешил, когда Борис сделался царем, приветствовать его своею грамотою, писанною от 6 Сентября 1602 года, которую в Июне 1603 года привез в Москву архимандрит монастыря Саввы Освященного Григорий. В ней Софроний пишет Борису: «ведомо вам буди, самодержавный царь, что здеся, в святых местех, многие скорби и нужи и глад неизреченный, каков небывал во днех наших, и арапскаго роду умножилось и нас нуждят повсядневно, что мало есмя не погибли от здешняго святаго и преславнаго места.» Затем патриарх ходатайствует пред царем за

¹ Муравьев. Снош. с вост. ч. 1, стр. 262—277.

лавру Саввы Освященного, которая, вследствие голода, не могла прокормить соседних арабов, терпя от которых, иноки заложили вход в лавру, а сами все удалились в Иерусалим в тамошний свой архангельский монастырь, пока не минет нужда и опасность от арабов. Он просить царя быть новым соорудителем погибающей от нужды славной обители ¹. Посылая эту первую грамоту царю с Саввинским архимандритом Софроний решил в тоже время снарядить в Москву специальное торжественное посольство, во главе которого стал архимандрит Феофан, будущий патриарх, преемник Софрония.

9 Августа 1603 года черниговские воеводы доносили государю, что в Чернигов приехали из Иерусалима греческие старцы: архимандрит Феофан, а с ним келарь Иоаким, да два дьякона—Феодосий и Никодим, а едут от иерусалимского патриарха в Москву за милостынею. Они везут с собою от Св. Гроба белый мраморный камень, который высек из животворящего Гроба еще прежний патриарх Герман и написал на нем царские имена: Иоанна Васильевича, Феодора Иоанновича и Бориса Годунова, а теперешний патриарх Софроний надписал на камне свое имя. По повелению Государя просители отправлены были в Москву, куда прибыли 3 Декабря и поставлены были на подворье рязанского владыки.

В гранате патриарха, которую привез Государю архимандрит Феофан, Софроний, после благословения и благих пожеланий царю, его семье и всему его царству, пишет: «ведомо буди державе царствия ти, что тут послахом к святому царствию своих иноков, рабов и сослужебников святаго и живодарованнаго Гроба и

¹ Греческие дела 7111 г. № 2.

чада о Христе возлюбленнаго, смиреннейшаго преподобнаго священноинока и духовнаго отца господина Феофана, великаго архимандрита патриаршества нашего (с спутниками), да приимеши их любезно против нашего лица и сотвори им для имяни Святаго Гроба по обычаю дающею милостину от христолюбиваго царствия також, как давали прежния блаженныя православныя цари; имена их воспоминаются всегда от нас. Ведаешь благочестия любительный царь, что вседневный наш неизсчетный расход и поношения от агарян и напраслины, страждем и терпим от них здесь во святых местах для ради Христа, а развее Бога инаго помощника не имеем, и заступника и покровителя развее святаго тебя царя государя нашего во днех сих, и на тя держим упование и надежду и к тебе прибегаем. Да еще в нынешних последних вецех востали великие войны везде, и для того во днех сих ниоткуды небывало нимало милостынам, и одолжал святой Гроб болши десяти тысящь золотых. И в таком убожестве пребываем, столь нужно, что и пищею скудны есмя, — Бог весть. А все то терпим для имени Христова, такожде терпим, яки прежние мученики—те день, два или три, а мы во вся дни мучимся для святых мест. Ведомо буди Христолюбивый царь, что в прошлых летех послал есми тут своих мнихов, в летех при блаженном царе государе князе Феодоре Ивановиче всеа Ру сии, да приимут святую вашу милостину во имя Святаго Гроба, что дается по обычаю; а ныне не ведаю, что делу помеха, что толикое время тут живут, и не ведаем живы или мертвы, и пребываем во многих скорбех и тесноте от тягостей великаго долгу, что впал Святой Гроб. И послал есми в другой — Кесарии

Филиповы митрополита,—ныне четыре года, да итог необъявился... Нужно добре пребываем и да не изнудится Святой Гроб и необладался б до основания от агарян во днех наших, да возрадуется враг веры нашея и будем в поношение и в посмешество его, для того страждем и терпим близь смерти до века. Посем извещаем святому ти царствию: заступи нас, способствуй и помоги, как тебя просветит благодать Св. Духа, и буди царствие ти новый соорудитель живодарованному Гробу, как приснопамятный и великий царь Константин, отметаемый сребра тленнаго и погибшаго вечнаго ради жития, и восприимеши семьдесят седмерицею в вышнем Иерусалиме во веки и наследишь царствие небесное. А пять елей неугасимых горят во дни и в нощи в честь и во имя богохранимаго ти царствия и в память вечную блаженных и приснопамятных царей Ивана Васильевича и Федора Иоанновича». В заключение Софроний просить государя пожаловать, прислать купить виноградник Св. Гробу с масличными древами, для вина церковнаго и масла, и посылает государю ог себя благодать, великую милость, благословение и прощение.

25 Декабря, на Рождество Христово, государь по велел Феофану быть у него государя на дворе. Царь Борис принял его в золотой подписной палате вместе с своим сыном Феодором, причем Феофан поднес государю от патриарха Софрония святыни: образ, обложенный серебром, мощи св. апостола Варнавы—часть от ноги правые, мощи св. Меркурия — часть от ноги левые, мощи св. Пантелеймона—часть от ноги левые, мощи св. великомученницы Феклы— часть от руки, мощи св. мученика Прокопия—ручка правая, мощи св. священномученика Анфима — часть

от ноги, камень мрамор Гроба Господня, мера свечи Святаго Духа, змирно, святая вода из реки Иордана, древо жезла Моисеева. Архимандриту Феофану на представлении дано было царское жалованье: 6 образов, 60 р. деньгами, сорок соболей в 25 р. и другой сорок в 20 р., два сорока куниц, мех песцовый черевей, лисья шуба в 10 р. и 1000 белок ¹.

7 Февраля (1604 г.), по указу государя вместе с другими бывшими тогда в Москве просителями милостыни, Феофан с старцами представлялся патриарху Иову, который велел им сесть и расспрашивал, как они шли в Москву и как они пребывают под властью неверных агарян. Феофан отвечал, что многую нужду, беды и тесноту терпят, и если бы не милосердие царя Бориса Феодоровича всея Руси, то бы они до конца погибли. Потом патриарх одарял просителей образами, деньгами, соболями, причем «приказал патриарх с архимандритом иерусалимским

¹ Государь вместо стола у себя послал архимандриту и старцам его на подворье: «хлебец, калачь крупитчатый, осетрина длинная, плотица целная, стерлядь целная, пороги кислые, щука отварная, четь коровая целнаго, сельди паровые, икра осенняя, икра паюсная, пироги подовые, пироги фряжевые с везигою, пироги фряженые с горохом, караси, щука, полголовы осетрины свежия, щука колодка, теша белужья, звено осетрины на троицкое дело, тело белужье, сиг, лодуга, звено наростовое. Питья: кружка романеи, кружка бастру, кружка ренскова, четверть меду вишневаго, четверть малиноваго, полведра отборнаго. 2 ведра паточнаго, 4 ведра цеженаго. На сборное воскресенье государь послал Феофану с его старцами великопостных кушаньев: хлебец крупичатой, хлебец черной, 2 полосы дынные, вишни в патоке, шепталы 15 ягод, наливу 15 яблок, скруту 15 яблок, кузминския 15 яблок, патыка сженая с перцем, патыка с имбирем, патыка с гвоздикою, патыка простая, капуста сладкая, репа сладкая, маслины с перцом, маслины с шафраном, маслины с имбирем, каша сладкая, развар со пшеном да с изюмом, ягоды винные, молоко миндальное, ядра миндальныя, пастила малиновая, пастила смородиновая, пастила черемховая, пастила землянишная, пастила черничная, пастила брусничная, репа в патоке, шишка ядер ореховых, кисель с шафраном, кисель с перцом, три кваса медвенных по полуведру».

к патриарху иерусалимскому Софронию челобитье», а самому Феофану дал образ, 4 р. денег, ширинку и затем отпустил просителей к себе на подворье, послав им туда от себя почетный корм на место приглашения к столу у себя.

4 Марта Феофан вместе с Саввинским (т. е. монастыря Саввы Освященного) келарем Дамаскиным (который прибыл в Москву еще в 1590 году и с тех пор жил в Москве) был у государя «на отъезде». «И как архимандрит и келарь пришли ко государю и государь их пожаловал спросил о здоровье: во спасение-ли пребывают? И архимандрит Феофан и келарь Дамаскин били челом на государеве жалованье, на милостыне и на кормех, а говорили: Божиею милостию и вашими великаго государя, царя и великаго князя, Бориса Феодоровича всеа Русии самодержца жалованьем пребываем здорово, и вашим царским жалованьем всем покойны». Тогда государь обратился к архимандриту Феофану с такою речью: «архимандрит Феофан! приезжал еси к нам, к великому государю, царю и великому князю Борису Феодоровичу всея Руси самодержцу, и к сыну нашему, царевичу князю Феодору, от иерусалимскаго патриарха Софрония с граматою бить челом о милостыне, а в грамате своей к нам Софроней патриарх писал о своих скорбях и утесненьи от иноверных, и что одолжал великим долгом, а ниоткуда помощи не имеет развее Бога да нас великаго государя. И мы ныне вас отпускаем к патриарху Софронею, а с вами посылаем к живоносному гробу Господа нашего И. Христа и святаго Его Воскресения Евангелие греческое письмо на престол в церковь Воскресения Господа нашего И. Христа, да к патриарху Софронею

посылаем сосуды церковные, да репиды, да два пояса к стихарем, да нашие царские заздравныя милостыни шубу соболью под бархатом, да жена моя царица и великая княгиня Марья к патриарху ж сулок сажен, да ширинку, да 300 золотых угорских. А преж сего послал есми к патриарху с кесарийским митрополитом Германом, да с архимандритом Дамаскиным нашея заздравные милостыни 60 сороков соболей, 12,000 белок, 1,000 золотых угорских. И Софроней бы патриарх, то приняв, молил Господа Бога и Спаса нашего И. Христа у живоноснаго Гроба чтоб Господь Бог по неизреченному своему милосердию и человеколюбию и для его молитв даровал нам душевное спасение и телесное здравие, и послал бы нам милость свою: помощь и одоление на вся враги видимыя и невидимыя». — А изговоря государь речь архимандриту молвил: «архимандрит Феофан! как будешь у Софронея патриарха и ты от нас патриарху поклонись», и поклонился государь об руки и приказал архимандриту, чтоб он потому ж патриарху поклонился до долу. Да государь же архимандриту молвил: «посылает сын мой, царевичь князь Феодор, к Софронею патриарху милостыни 2000 золотых угорских, и Софроней бы патриарх о нас и о нашем царевиче, князе Феодоре, многодетном здравье молил Господа Бога и пречистую Богородицу и всех святых благоугодивших, чтоб Господь для ради молитв его отпустил нам грехи и даровал душевное спасение и телесное здравие, а мы, великий государь, и сын наш, царевич князь Феодор, учнем впредь к Софронею патриарху наше жалованье держати наипаче прежняго». После этих слов государь отпустил архимандрита Феофана и келаря Дамаскина на подворье, дав им,

сверх обычной дачи на отпуске, архимандриту сорок соболей в 20 р. и сорок куниц, а келарю сорок соболей в 16 рублей.

С архимандритом Феофаном государь Борис Феодорович послал к патриарху Софронию свою царскую грамоту, в которой писал, что слышав о их скорбях и утеснении от иноверных, как агнцев посреди волков, не мало о том пожалели, что святейший патриарх и все православные христиане в тех странах пребывают в таком великом гонении и утеснении от агарян. «Тебе же отцу нашему, писал царь, пастырю и учителю православных велений, во всех сих приключившихся скорбях, подобает быт как непобедимому страстотерпцу, крепким и мужественным, и всех православных христиан утверждать и утешать, и надежды не отпадать, а молить всещедраго и премилостиваго человеколюбца Бога, Господа нашего И. Христа, пречистую его Матерь, христианскаго рода защитницу, и всех святых, чтобы скорбь вашу на радость преложили и от насилия безбожных освободили». В заключение грамоты, перечислив милостыню, посланную ранее с кесарийским митрополитом Германом и архимандритом Дамаскиным, государь просит патриарха Софрония молить Бога и Спаса нашего И. Христа у живоносного его Гроба о спасении и здравии царя и его семьи, о победе на врагов видимых' и невидимых и о мирном устроении его царства ¹.

Ласковый и почетный прием, оказанный архимандриту Феофану в Москве царем и патриархом, богатые подарки, какие он получил здесь для себя лично, то высокое уважение, какое царь публично выражал к

¹ Греческие дела 7111 г. № 3.

иерусалимскому патриарху, то глубокое искреннее благочестие и благоговение, с какими царь Борис относился к св. местам, то желание облегчить участь страждущих в Палестине православных от агарянских притеснений, необходимо должны были произвести на Феофана сильное впечатление, внушить ему представление о русских, как о народе очень благочестивом, всецело преданном православию, горячо сочувствующем своим страждущим под игом неверных собратьям, всегда готовым помочь им и с которыми, поэтому, иерусалимскому патриаршему престолу следует находиться в возможно постоянных и близких отношениях ¹.

В 1605 году прибыл в Москву синайский архимандрит Иосаф, с которым патриарх Софроний писал государю, рекомендуя посланных синаитов, чтобы им дана была царская милостыня, так как

¹ Мы назвали подарки, данные царем архимандриту Феофану богатыми, хотя на первый взгляд они нам и не покажутся такими. На представлении государю при приезде Феофан получил подарков, по сделанной тогда оценке, на 115 р., да 6 образов, два сорока куниц и 1000 белок, которые мы оцениваем в 35 тогдашних рублей. На «отъезде» Феофан получил столько же. Значит всего от государя он получил на 300 р.—сумма по-видимому небольшая. Но если мы примем во внимание, что рубль второй половины XVI века равнялся приблизительно нынешним 70 рублям (см. В. О. Ключевского: Русский рубль XVI — XVIII в. в его отношении к нынешнему, стр. 34, 35 и 47), то окажется, что государь лично Феофану пожаловал подарков, по современной оценке, на 21,000 рублей. А так как Феофан получил еще подарки от патриарха, а затем по обычаю его дарили еще и некоторые архиереи, монастыри и московская знать, то окажется, что Феофан лично для себя получил в Москве подарков на наши деньги более чем на 25,000 рублей. К этому нужно прибавить и то обстоятельство, что просители милостыни, отправляясь в Москву, везли обыкновенно с собою товары, которые они беспошлинно и от самой границы на казенных подводах привозили в Москву, где их выгодно продавали и затем, накупив на месте московских товаров, отвозили их, опять же на казенных подводах, заграницу. От этой операции просители выручали не малые суммы. Все содержание их, со дня вступления в московские пределы, давалось им от царя.

синайская обитель на всякий день имеет нужду и терпит пленение от арабов, находится в великом убожестве от дани агарянской, ее церковные сосуды и ризы заложены за четыре тысячи золотых, и иноки не имеют теперь ни откуда помощи, и потому пусть царь будет вторым создателем обители, в которой ежедневно поминается его имя ¹.

Когда в Польше появился Лже-Дмитрий, то Софроний, конечно не подозревавший в нем самозванца, поспешил особою гранатою приветствовать его и выразить пожелание ему благополучно и успешно утвердиться на престоле своего отца, причем просил его не забывать своею милостынею св. Гроба. «Мы, пишет самозванцу Софроний, с сильным огорчением узнали о кончине покойнаго царя Феодора, блаженной памяти вашего брата, и проливали горькия слезы при получении сего печальнаго известия; но мы забыли все наши бедствия, когда уведомились об открытии, сделанном в особе вашего царскаго величества. Сие известие исполнило радостию и веселием весь Палестинский край. Вельможи и простолюдины, мущины и женщины, все поспешили возсылать благодарственныя мольбы к Всевышнему, которому угодно было, чтобы ваше величество опять было найдено, подобно сокрытому и драгоценному кладу. Мы и все архиепископы, равно как и все духовенство, находящееся с нами, и наша паства, возсылаем к небу мольбы, дабы ваше величество в скором времени наследовало престол своего родителя, блаженныя памяти царя Ивана Васильевича, и дабы дом ваших предков царствовал на престоле царей во веки веков. Бог мира, сердцеведец, сокрушающий и возстановляющий, любящий пра-

¹ Греч. д. 7112 г. № 2.

воту и справедливость, по божественной своей силе, может даровать вашему царскому величеству престол ваших предков без войны и без всякаго кровопролития. Но когда милостию Господа нашего И. Христа восприимите престол, тогда вспомяните о святом Гробе Господнем и о Святой земле и о других местах, освященных присутствием Спасителя. Подражайте благотворительности и великодушию, оказанным св. Гробу Господню, августейшим вашим родителем, царем Иваном Васильевичем и вашим братом, царем Феодором, который освободил патриарший престол антиохийский, а потом и цареградский, от долгов, коими они были обременены, окажите туже милость монастырю Св. Гроба Господня, дабы удовлетворить наших заимодавцев, ибо утеснения турок принудили монастырь Св. Гроба вступить в долг. Сей долг простирается до пяти тысяч червонцев и мы платим по сорока процентов... Посланным поручили отправиться в Россию к вашему царскому величеству в случае, если исполнятся теплыя наши молитвы и вы вступите на прародительский ваш престол. Если отцы поедут в Россию, то просим вас принять их милостиво, как бы меня самого, и прислать Св. Гробу Господню такое подаяние, какое заблагоразсудите, дабы мы могли заплатить наш долг, коим монастырь обременен» ¹

Таким образом уже патриарх Софроний хорошо понял и оценил важное значение России, как тароватой благотворительницы св. местам, почему он всячески старался войти в более близкие сношения с московскими царями Феодором и Борисом и, что особенно любопытно, поспешил еще в Польше привет-

¹ Муравьев. Снош. с вост. ч. 1, стр. 325-328.

ствовать Самозванца, как истинного царевича, конечно в надежде приобрести его особое расположение, когда ему удастся воссесть на московский царский престол. Однако особенно близкие и частые сношения иерусалимских патриархов с московским правительством начались только с патриаршества Феофана.

Сношения патриарха Феофана с русским правительством

В так называемое смутное у нас время сношения с иерусалимскими патриархами, как и вообще с востоком, прекратились и возобновились только уже в 1619 году, благодаря приезду в Москву самого иерусалимского патриарха Феофана, преемника Софрония. К сожалению «дело» о приезде Феофана в Москву не дошло до нас, и нам приходится о его пребывании в Москве говорить только на основании тех отрывочных известий, какие случайно сохранились об этом у современников и ближайших к ним лиц.

Любопытно, как некоторые русские посмотрели на приезд Феофана в Москву. Иерусалимский патриарх Феофан, уверяли они, приехал в Москву не за милостынею, его приезд далеко не был случайным и безотносительным к тогдашней еще совсем не оправившейся от смуты русской жизни. В одном хронографе, по поводу постановления в патриархи Филарета Никитича, говорится: «в то время промыслом всем дающаго живот излияся боготочная благодать Св. Духа в сердца благочестивых четверочисленных вселенских патриарх: цареградскому и александрийскому и антиохийскому и иерусалимскому, что великая соборная и апостольская церковь Божия, Матере честнаго и славнаго ея Успения русския митрополии, вдовствует не

малое время, не имея пастыря, еже есть патриарха. Подвигшижеся от Св. Духа четверочисленный лик вселенских патриарх и совещашажеся между себе послами, чтобы им от своего четверочисленнаго и благочестиваго лика послати единаго в царствующий град Москву ко благочестивому царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа Русии, чтобы, по их благословению и прошению, неумедлил избрати мужа честна и преподобна и во всех добрых делех совершенна, и возвел бы на патриаршеский великий престол, чтобы Божия церкви руския митрополии не вдовствовала, и имела бы окормляющаго ю во своем ея божественных догмат благочестии. Избраша же он, четверочисленный и богоносный полк, своего сверстника, мужа честна преподобна», иерусалимскаго патриарха Феофана ¹. В житии преподобнаго Дионисия, архимандрита Троицкой лавры, принадлежащем известному Симону Азарьину, говорится: «бысть смотрение Божие о умирении руския земли сицевым образом: слышно бо бысть восточным церквам како стражет бедне великая Россия от змиеваго гонения, от папы римскаго изблеванною скверною водою, Растригою и Жигимунтом нарекаемыми царевичами, ядовитыми сими гады, уже 14 лет страждет. Святии отцы, четыре патриархи вселенстии невознерадеша о останках, в погибели бывающих исчадиях российских семен, и, посоветававше между собою и со всеми восточными церквами, еже бы помощи во время лютыя отчаянныя напасти, двигнувшеся от престол своих и дошедше Гроба Господня, молиша Царя царем, и Господа господом Иисуса Христа Бога Вседержителя, да недаст одолети жезлу грешных

¹ А. Попова: Изборн. слав. и рус. соч. и статей, внесенных в хронографы русской редакции, стр. 205—206.

своего жребия. Избраша убо воеводу крепка, и сильна исполина, могуща тещи путь от востока до запада, которой неимел ни оружиеносцов, ни броней мужеских, но токмо едино слово Божие во устех имуща, могущее розорити тверди не одолеваемыя, святейшаго патриарха Феофана, прекраснаго душею и телом, и оградивше его многими молитвами, вместо жертв благовонных, наполниша его слез духовных, ихже бы принести ему в пищу гладным всякаго хлеба, слова Божия лишенным в России велицей" ^1.

Таким образом по представлению некоторых русских первой половины XVII века приезд Феофана в Москву был делом Божественного промысла, возбудившего четырех вселенских патриархов позаботиться о поставлении верховного пастыря для осиротевшей русской церкви, был следствием особой заботливости старших восточных церквей о младшей дочери их— церкви русской, пережившей столь тяжелые и грозные для нее времена в смутную эпоху. Мысль, что господство поляков-католиков в самом московском кремле, осквернение ими народных заветных святынь, вызывала в представителях восточной церкви не осуждение, а только горячее сочувствие, конечно была особенно приятна для тогдашних русских, сильно смущенных событиями смутного времени. В действительности же Феофан приехал в Москву по своей собственной инициативе, без всякого совещания и предварительного сношения с другими восточными патриархами, и целью его поездки было не поставление на Москве патриарха, а получение от русского царя милостыни, которую он действительно и получил, не

¹ Изд. 1834 г. стр. 103—104.

смотря на разорение государства и бедность царской казны, очень нескудно ¹.

¹ В приказных записях о милостыне Феофану значится: «во 127 году был в Москве иерусалимский патриарх Феофан и ему дано на приезде от государя: кубок серебряный золоченый с кровлею, весом 8 гривенок (гривенка полфунта) 47 золотников, портище бархата рытаго вишневаго добраго, портище бархату чернаго гладкаго добраго, два портища намок багровой да вишневой добрых же; сорок соболей в 70 рублей, сорок соболей в 30 рублей, денег 200 рублей и всего на 100 рублей. Да емуж на поставление Филарета Никитича дано от государя после стола: кубок серебряный золоченый с покрышкою в 7 гривенок—35 рублей, стопа серебряная в 4 гривенки—20 рублей, бархат гладкий зеленый — 15 рублей, бархат гладкий черный—15 рублей, камка черная—10 рублей, камка багровая чешуйчатая—10 рублей, объяри багровы—10 рублей, сорок соболей в 80 рублей, денег 200 рублей, всего на 400 рублей. Да к патриарху послано, что было постлано в соборной церкви на царском и патриаршем месте: 2 половинки и 5 аршин сукна щарлату червчатаго цена 112 рублей, три половинки сукна аглицкаго темносиняго цена 57 рублей, три атласа турецких цена 267 рублей с полтиною. После поставления и обеда у Филарета Никитича последним дано Феофану: образ обложен серебром чеканом, кубок серебряный золоченый с кровлею в 5 гривенок—25 рублей, стопа серебряная в полтры гривенки—13 рублей, бархат гладкий черный—15 рублей, камка черпая—10 рублей, камка багровая чешуйчата—10 рублей, сорока, соболей в 80 рублей, денег 150 рублей всего на 300 рублей опрпчь образа. На отпуске дано было Феофану от государя: кубок серебряный золоченый с кровлею в 5 гривенок—25 рублей, портище бархату гладкаго смирнаго—10 рублей, 2 портища камки багровые да вишневые—20 рублей, сорок соболей в 70 рублей, а всего 275 рублей. От Филарета Никитича Феофану на отпуске дано было: образ обложен серебром чеканен, кубок серебряный золоченый с кровлею в 4 гривенки —20 рублей, бархат черный гладкий—10 рублей, камка черная кустерь 10 рублей, сорок соболей в 50 рублей, денег 100 рублей, а всего 190 рублей. Да от государыни инокини Марфы, когда Феофан был у нея на приезде, ему было дано: образ пречистыя Богородицы обложен серебром чеканен, в венце каменья яхонты и бирюзы, бархат гладкий—15 рублей, камка багровая 10 рублей, два сорока соболей в 100 рублей, денег 100 рублей, а всего 225 рублей. Всего патриарху дано от государя, патриарха и государыни на приезде и на отпуске 1800 рублей, опричь образов и ставленнаго места, а и с тем что дано ставленное место 2236 рублей с полтиною». Принимая во внимание то обстоятельство, что рубль 1613—1636 года равнялся нынешним никак не менее 14 рублям (см. В. О. Ключевского: Русский рубль XVI— XVIII в. к его отношении к нынешнему, стр. 72), окажется, что Феофан получил в Москве подарков от царя, Филарета Никитича и государыни инокини Марфы более чем на 30,000 рублей нынешних. Но кроме царя, царицы-матери и Филарета Никитича, Феофану давали милостыню власти, бояре и монастыри

До нас дошла в высшей степени любопытная и характерная записка современника очевидца о том, «как служил Феофан, патриарх иерусалимский, с русскими митрополиты с казанским Матвеем и со архиепископы», выпукло рисующая, как некоторые русские иерархи относились тогда к тем особенностям церковного чина и обряда, какие у нас были не согласны с тогдашними греческими чинами и обрядами. Записка именно повествует, что, когда Феофан пришел в московский Успенский собор и, после обычной встречи, хотел встать в церкви на свое место, спасский дьякон Дионисий заметил ему: «иодиде государь во олтарь, там-де приложишься ко Евангелию, и крестом себя благословишь и властей служащих». Феофан исполнил это указание дьякона и уже потом стал на своем месте. Между тем его архимандрит и архидьякон вошли в алтарь, стали в простых рясках пред престолом и положили было на престол принесенные ими служебники, ризы и стихари. Тогда казанский митрополит Матвей «учал им говорити, чтоб они служебники и ризы и стихари с престола сняли, и впредь бы не клали, а стали-б на обычном месте и служебники и ризы и стихари клали, где пригодится, а не на престоле». Когда греки

Когда, например, Феофан посетил Троицкую лавру, то особым царским указом предписывалось троицким властям поднести патриарху, «образ Богородицы чеканен с пеленою из старых оврагов, образ Сергиево видение обложен серебром, кубок серебряный в 7 гривенок, братина серебряная в 10 рублей, атлас смирный, камка адамашка синея или багровая, объярь, если есть, сорок соболей в 40 рублей, денег 50 рублей, два полотенца троицких, 5 братин троицких с венцы хороших, ставики троицкие, ковш троицкий, судки столовые деревянные подписаны, стопа блюд больших подписанных, братина великая с покрышкою подписаная, кувшинец писаной немал». (Греч. дела 7133 г. 5 и 7157 г. № 7). Кроме самого патриарха и вся его свита точно также ото всех получала подарки соответственно рангу каждого лица.

не исполнили этого требования, митрополит велел было своему дьякону снять служебники, ризы и стихари с престола и положить их куда следует, но греки снова положили их на престол. Тогда казанский митрополит, рязанский архиепископ Иосиф и пришедший в собор местоблюститель патриаршего престола, крутицкий митрополит Иона, стали говорить уже самому Феофану, «великий господин, святейший Феофан патриарх! наша истинная православная християнская церковь не приняла сего чина: пришел твой архимандрит и архидьякон во олтарь и стали пред престолом в одних рясках без риз и стихарей, и положили на престол служебники и ризы и стихари, а у нас кроме того не ведется, что на престоле Евангелие и крест, а иного ничего не кладут. А пред престол приходишь ты, да сослужебницы твои митрополиты, архиепископы и епископы в своих манатьях, а кроме того ни архимандриты, ни игумены, ни протопопы просто не приходят, точию в фелонях и стихарях». На это Феофан ответил: «то де учинилося спроста, а впредь де того не будет». Вслед затем наши иерархи кстати заметили патриарху, что у них (греков) и ризы и стихарь устроены не совсем так как бы следовало, на что патриарх ответил: «Бога ради-де указывайте нам по-своему, как-де у вас чин ведется, а я-де рад слушать». В самом совершении службы Феофаном русские подметили некоторые, по их мнению, отступления от истинного христианского чина, что опять вызвало с их стороны замечания патриарху. Например, они говорили ему: «как-де ты, государь, служил прежде сего и ты-де просвиры заздравные вынимал в херувимскую песнь, а у нас того чину не ведется, и тебе-б, государь,

тако ж ныне вынимати заздравные просвиры в подобно время с нами, а не в херувимскую песнь». На это замечание патриарх ответил: «и я-де стану действовати по вашему чину, а впредь-де тово у меня не будет». К счастью Феофана в это время в собор пришел уже давно живший в Москве и хорошо знавший все особенности русской церковной службы грек Арсений, архиепископ суздальский, который и сталь руководить служившим патриархом. Служба пошла было после этого гладко. Но когда Феофан начал возглашать: твоя от твоих «и в те поры архидиакон ево руку правую положил на левую и коснулся ко святыни дискосу подвинул по престолу впредь правою рукою, а потир левою рукою подвинул». Это действие архидьякона вызвало новое замечание наших властей патриарху. Они говорили: «у нас-де того дьякон не действует, то-де ерейская служба», причем составитель записки замечает: «и они (греки) в том прощение получили, а ни в чем непререковали, потому что у них, по греху, позакоснели от перваго преданнаго (чина)». Но окончании службы Феофан, обращаясь к сопровождавшим его до кельи русским архиереям, говорил: «просветили-де вы меня своим благочестием и напоили-де жаждущую землю водою своего благочестиваго учения, и на том-де вам много челом бью» ¹.

Простодушные хотя и настойчивые замечания Феофану со стороны русских властей, вытекавшие из убеждения большинства тогдашних русских, что

¹ Эта записка современника-очевидца находится в рукописном Сборнике библиотеки Моск. Духови. Академии № 202 и напечатана в Чт. общ. ист. и древн. 1683 г., кн. II и в нашей книге «Патриарх Никон», стр. 32—31 в примечании.

«греки, по греху, позакоснели от перваго преданнаго им чина», и что в чистом неизменном виде он сохранился только у русских, а не у греков, необходимо произвели на иерусалимскаго патриарха тяжелое и неприятное впечатление. Из этих замечаний он увидел не только то, что русский церковный чин и обряд в некоторых частностях, в существе правда очень мелочных и неважных, разошелся с тогдашним греческим, но что ради этого русские свысока смотрят на современных греков, как уже на утерявших нечто из древнего преданного им чина. На этот раз Феофан не счел удобным вступать в какие-либо пререкания и препирательства с русскими властями, а ограничился одним только ироническим замечанием: «просветили-де вы меня своим благочестием, и напоили-де жаждущую землю водою своего благочестиваго учения, и на том-де вам много челом бью», которое русские приняли за чистую монету. Но совсем этого дела Феофан не оставил; он решил поднять в глазах русских церковный авторитет современных греков, воздействуя на поставленного им патриарха Филарета Никитича.

В житии преподобного Дионисия говорится, что Феофан отправился в Россию «наполняя всех мира и любве, о правой вере и о делах по евангелию Божию созидая, утверждал обои пределы, т. е. великую Россию и малую. К сему же соединяя укреплял единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческаго православия, и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися» ¹. В виду того что, документы о приезде в Москву и пребывании здесь Феофана до нас не дошли, мы не можем точно указать,

¹ стр. 105.

по какому именно частному случаю Феофан счел необходимым убеждать русских «единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческаго православия и древних уставов четырех патриаршеств неотлучатися», и что именно в тогдашней русской церковной практике он находил несогласным с старыми законами греческого православия и другими уставами четырех патриаршеств. У нас имеются под руками только два действия Феофана в атом направлении.

На пути в Москву Феофан, проезжая южною Русью, нашел в тамошней церкви такой обычай: «в причащении пресвятых и животворящих тайн трикратное податие с отделением имен Божих: Отец, Сын и Св. Дух числением», каковой обычай, на возвратном пути из Москвы, он подверг в окружной своей грамоте осуждению, как обычай чуждый православной церкви и не благочестивый ¹. Но, будучи в Москве, Феофан нашел и здесь тот же самый неправый обычай трикратного подаяния св. даров в таинстве евхаристии, почему он и обратился к Филарету Никитичу и государю, чтобы они уничтожили этот неправый обычай, заменив его единократным подаянием св. даров, как это делается согласно у всех четырех патриархов. Настояния Феофана имели успех: «тамошний московский архиепископ, говорит он в другой своей окружной грамате к южноруссам, за благочестивым царем тот трикратный обычай покинуть обещались» ². — Другой случай.

Пред приездом Феофана в Москву произведено было, по повелению государя, исправление Потребника

¹ Архив Юго-Запад. России, т. V, стр. 7. —² Рукой. Сборн. библ. Москов. Рум. музея № 712, лл. 204 об.—206.

в Сергиевом Троицком монастыре его архимандритом Дионисием, старцем Арсением Глухим и клементьевским священником Иваном Наседкою. Исправители в молитве на освящение воды в Богоявление зачеркнули слово и огнем (освяти воду сию Духом твоим святым и огнем), как незаконную приставку, но невежеству внесенную в печатный Потребник. Книжные исправления указанных справщиков и особенно упразднение прилога и огнем, возбудило против исправителей целую бурю. Справщиков обвиняли в злостной порче книг и даже в еретичестве, так что преп. Дионисий подвергся заключению в темнице и истязаниям. Прибыв в Москву Феофан вступился в это дело, добился освобождения преп. Дионисия из заточения и. после поставления в патриархи Филарета Никитича, постарался оправдать в его глазах сделанные Дионисием книжные исправления и особенно уничтожение слова и огнем, как незаконного прилога. Он обещал Филарету Никитичу навести об этом точные справки в имеющихся на востоке древних греческих рукописях, что потом (в 1625 г.) и исполнил, после чего Филарет Никитич приказал уничтожить прилог и огнем во всех Потребниках. Но освобождением и оправданием преп. Дионисия Феофан не ограничился, а постарался выразить к преп. Дионисию свое особое уважение и расположение некоторым особенным и чрезвычайным актом.

Посетив Троицко-Сергиев монастырь, где он был встречен и принят по-царски, Феофан, пред оставлением монастыря, отслужил торжественный молебен и, подойдя к раке преп. Сергия, снял свой клобук, окропил его св. водою «и отре тем клобуком колена и голени, плесне и подошвы ног у чудо-

творца Сергия и, во гроб святаго приникнув, под плесне святых ног его подложил, и со многими слезами долгое время моляшеся; а Дионисию повеле стояти откровенною главою без клобука. И взем свой клобук из под плесней у ног чудотворца Сергия, и целова его, и повеле Дионисию целовати, и приклонивши главу Дионисиеву, возложи на него руку, а архидиакону своему повеле возгласити — вонмем. И архимандрит Синайския горы трижды воспел: Господи помилуй, по гречески — Кирие элейсон: Феофан же, держа рукою своею клобук на Диописиеве главе, глаголал молитву на возложение клобука и, по молитве, благословил Дионисия в клобуке, и целовав его в уста, рече: се во имя Отца, и Сына и Св. Духа, дах ти благословение, сыне мой! и назнаменах тя в велицей России по среде братии твоей, да будеши первый в старейшинстве над иноки многими по нашему благословению; такожде и по тебе, аще кто будет, да носить в месте сем святем наше благословение, величающеся и хвалящеся нашим смирением, и ответ да творит радостен сице: се знамение нам дано, яко патриархи восточнии поклонницы суть святому месту сему, и честь свою пред святою Троицею оставили, с главы своея сняв по себе в память, и положиша под нозе великому стражу и блюстителю великому и богоносному Сергию чудотворцу. Потом повеле на обоих клиросах во святей церкви воспеть: спаси Христе Боже отца нашего архимандрита Дионисия, трижды. И обратився ко братии, всем глагола: запишите себе сие все, еже содеях о отце вашем архимандрите и впредь, егда кто от братии нашей, аще будет на поклонение зде, тогда буди нашего смирения изволение ведомо впредь по нас сущим родам, да и

выбы наше смирение и любовь незабывали, и в молитвах своих памятовали бы, и паки прослезися; братия же и вси людие поклонишася ему до земли» ¹.

При чтении этих известий невольно возникает вопрос: какие побуждения заставили иностранца Феофана вмешаться в чисто внутреннее и притом очень щекотливое дело книжных исправлений в Москве, и почему он счел нужным решительно и торжественно выразить преп. Дионисию не просто свое покровительство и защиту, но и особое, чрезвычайное свое расположение? Конечно Феофан мог руководствоваться во всем этом деле естественными желаниями защитить и оправдать человека несправедливо обвиненного и невинно страдавшего, оправдать правое дело против несправедливых на него нападений, хотела» почтить знаменитую и высоко чтимую всеми русскими обитель преп. Сергия; но, думается лам, тут кроме того были и другие побуждения, имевшие для Феофана особенно важное значение.

Мы уже видели как во время службы Феофана в московском Успенском соборе с русскими иерархами, последние делали Феофану внушительные замечания, что и он сам и служившие с ним греки то-то и то-то совершают не так, как следует и что им, грекам, истинному церковному чину следует поучиться у русских, которые сохранили его у себя во всей чистоте и неизменности. Феофан увидал, что некоторые русские смотрят на современных греков свысока, как на утерявших древний церковный чин и обряд, и решил поднять в глазах русских авторитет современных греков, показать, что именно у русских, а не у греков, не все обстоит благопо-

¹ Житие преп. Дионисия, стр. 135—137.

лучно относительно церковных чинов и обрядов. Мы видели, что он обратил внимание царя и Филарета Никитича на существовавший у нас обычай трикратнаго подаяния св. даров в евхаристии, и успел убедить их не в правоте этого обычая и в необходимости заменить его единократным подаянием св. даров, как это делается во всех четырех патриаршествах, т. е. у тогдашних греков. Царь и патриарх обещались ему отменить указанный старый русский обычай, который действительно с этого времени начинает постепенно исчезать из нашей церковной практики. Вероятно, что Феофан обращал внимание Филарета Никитича и на какие-либо другие церковные особенности тогдашней московской Руси и настаивал на согласовании их с тогдашним греческим церковным чином и обрядом. По крайней мере Филарет Никитич в одной из своих грамот к Феофану (в 1625 г.) писал: «да ваше святительство писал к нам и прислал переводы с греческих древних потребников о освящении богоявленские воды о прилоге огня и о иных духовных делех, о которых мы, по совету сына нашего великаго государя и великаго князя Михаила Феодоровича всеа Русии самодержца, советовали с тобою, как еси был у нас на Москве, и мы то приняли вашего святительства любительно и о прилоге исправили и утвердили по вашему совету во веки неподвижно» ¹. Очевидно, что уже Филарет Никитич, под влиянием советов и убеждений Феофана, производил частичное согласование русских чинов и обрядов с тогдашними греческими. Но особенное внимание Феофан, в своих целях, должен был обратить и действительно обратил на

¹ Греч. дело. 7133 г. № 5.

дело преп. Дионисия и на самую личность сего последнего.

Преп. Дионисий был горячим убежденным почитателем преп. Максима Грека, вполне понимал и одобрял произведенные им книжные исправления и переводы с греческого, сам ими пользовался и заботился об их распространении. Составитель жития преп. Дионисия Симон Азарьин говорит: «до сего Дионисия в дому Сергия чудотворца мало любили Максима Грека книг, такоже и переведенныя от ученика его Селивана ни во что полагали книги, и в соборе в торжества уставщики недавали их чести», но Дионисий переменил это положение дел, «поводе хорошим доброписцам написати книги различныя (между прочим переведенныя Максимом и его учеником Селиваном): и идеже бе годно ему тамо разсылание в монастыри многия, пачеже в соборныя храмы», между другими и в Москву Очевидно преп. Дионисий не только заботился об исправлении книг, но особенно ценил книги исправленные Максимом Греком и его учеником Селиваном с греческих, и тем самым признавал нужду исправления русских богослужебных книг с греческих. В виду этого вполне естественно было, что когда царем преп. Дионисию поручено было исправление Потребника, то он в затруднительных случаях, для проверки неисправных в испорченных славянских переводов, обращался к греческому тексту венецианских, вероятно, изданий. В своей речи к собору об исправлении Потребника преп. Дионисий прямо заявлял, что прилога: и огнем нет в старых славянских списках, «також и в греческих печатных нет же». Заявляя, что «мы никое

¹ Стр. 119-121.

дарование Духа Святаго на водоосвящение призываем, но самаго того Духа Святаго», замечает, что о том свидетельствуют все старые книги, «о том же свидетельствует и в греческих книгах». Или, например, он спрашивает: «что ради не писано в старых переводех и в харатейных и в греческих и огнем, но Духом Твоим Святым?» Свой принципиальный взгляд на отношение славянского текста к греческому он выражает, между прочим, в словах: «а еже рещи Духом Святым и огнем, то с греческими переводы достоит справитися»¹. Сотрудник преп. Дионисия в исправлении Потребника старец Арсений Глухой в своей оправдательной речи говорить: «и в греческих переводах у Арсения, архиепископа суздальскаго, четырех патриарх в четырех переводах, не писано же и огнем». Арсений свидетельствует, что преп. Дионисий пользовался переводами Максима Грека. Указывая в своей речи на один частный случай, он замечает: «тот похвальный канон написал (преп. Дионисий) с Максимова переводу Грека, Максим же грек инок благочестив был и премудр и словесного любомудрия зело преисполнен, священныя же философии до конца навыкл, ибо святая божественная списания его яве свидетельствуют о нем, и о премудрости и о разуме, и смысле и видах». И в другом месте речи о себе замечает: «аще бы бедный аз нищей чернец от неразумия что и худо написал, но с переводу писал и не собою замыслил, но и с пресловутаго еще мужа переводу писал и многого премудрости инока Максима Грека» ².

¹ Рукоп. Сборник из книгохранилища Погодина № 1574, где речь преп. Дионисия приведена полнее, нежели в рукоп. Сборнике Троицко-лавр. библ. № 700, хотя и в погодинском сборнике она без конца. ² Рукоп. Сборник Троицко-лавр. библ. № 700.

Из приведенных нами свидетельств ясно, что преп. Дионисий был почитателем Максима Грека, считал русские церковные книги испорченными, считал необходимым, при их исправлении, обращаться к тексту греческих печатных книг и греческим проверять правоту или неправоту русского, т. е. он принадлежал к редким в то время у нас грекофилам и свое грекофильство он сверх того выражал вероятно особенно радушным приемом в Троицко-Сергиевом монастыре всех тех греков просителей милостыни, которые приезжали в Москву, и потом обязательно посещали Троицко-Сергиев монастырь. В виду этого понятным становится, почему патриарх Феофан так энергично вступился за преп. Дионисия, всячески старался добиться оправдания не только его лично, но и признания правоты совершенных им книжных исправлений, почему он, будучи в Троицко-Сергиевом монастыре, так торжественно и необыкновенно выразил свое чрезвычайное уважение и расположение к преп. Дионисию. Он видел в нем сторонника и почитателя греков, сторонника того направления. которое заявляло, что не греческое проверяется русским, а русское греческим, что нормы истинного и правого церковного чина и обряда, в случае возникновения сомнения, нужно искать и можно находить не у русских, а у греков. Поддержать и поощрить это очень слабое тогда направление среди русских, Феофан, как грек, считал своею прямою непременною обязанностью. Недаром, конечно, современный событиям составитель жития преп. Дионисия замечает о патриархе Феофане: «дивный патриарх Феофан учинил в России многи сыны православныя греческия книги писать и глаголать, и фи-

лософство греческих книг до конца научил ведать» ¹. Конечно это замечание биографа преп. Дионисия о характере деятельности патриарха Феофана на Руси более относится к юго-западной Руси, но могло иметь некоторое отношение и к Руси московской, где в то время были знавшие и греческий язык. В Полинодии Захария Копистинского говорится, что в Москве есть люди мудрые и богословы православные «язык греческой знаючи и о чем нам святый отец патриарха иерусалимский кир Феофан поведал», а он был на Москве ². Очень может быть, что под этими мудрыми и православными богословами в Москве, знающими и греческий язык, Феофан разумел именно преп. Дионисия и Арсения Глухого и очень вероятно, что Феофан и москвичей старался поощрить к изучению греческого языка между прочим и для того, чтобы они могли составить себе более правильное представление о тех особенностях церковного чина и обряда, какие тогда существовали у русских по сравнению с греческими.

Важным, по своим последствиям, действием Феофана в Москве было поставление им в московские патриархи отца государя Филарета Никитича, только что возвратившегося из польского плена. В настольной грамоте, данной им Филарету Никитичу, Феофан говорит, что по прибытии в Москву он встречен был самим государем «любезно, человеколюбно и милосердо», что за это «надлежит и нам всею душею и мислию святому и великому его царствию служити и услуги показывати, и нетокмо ныне, но и во все время жизни нашея вседушно благодарити и многия благодарения

¹ Стр. 125. — ² Опис. рукой. моск. синод. библ. №. 3, стр. 342—343.

воздавати». Затем Феофан говорит: «когда его благочестивейшаго и мирнейшаго царя Михаила Феодоровича, самодержца всероссийскаго, мерность наша собственными очами увидевши, и о данном и дарованном от горняго Божия промысла великому его царствию разширении и умножении уверившися, то праведно и благопристойно разсудили, что токмо един есть ныне на земли великий и православный царь, а другий, по истине, никтоже, якоже он во всей вселенней под небесен и под солнцем». В виду же того, что московская церковь оставалась без пастыря, собран был, по повелению государя, собор архиереев в Москве для избрания патриарха». И на сем соборе все. проникнутые Духом Божиим, единогласно, едиными устами и сердцем, праведным наречением нарекли и избрали преосвященнаго митрополита, господина Филарета ростовскаго и ярославскаго, мужа воистинну достойнаго, праведнаго, добродетельнаго, мудруго, святаго и боголюбивейшаго, и неволею призвали на высочайший здешний престол соборныя и апостольския церкви, а потом, по правилам св. апостол и по преданиям св. отец, также и прежде нас бывших патриархов, как братий и сослужителей нашего смирения, мы, наименованием и призванием пребезначальнаго Отца и содействием Св. Духа, возложив руки и совершив над ним подобающее служение, нарекли его святейшим патриархом великия Христовы и кафолическия церкви, в царствующем граде Москве и наименовали сослужебником нашего смирения и прочих патриархов, с которыми ему числиться и поминаться» ¹.

¹ Собр. гос. гр. и дог. т. III. № 46.

Поставление Феофаном в московские патриархи отца государя Филарета Никитича, оказало самое решительное влияние на последующие сношения иерусалимских патриархов с русским правительством. Благодаря этому обстоятельству, Филарет Никитич, как ставленник Феофана, всегда относился к нему с особенным вниманием и предупредительностью, исполняя по возможности все его просьбы и ходатайства, вследствие чего между иерусалимскими патриархами и московским правительством установились близкие и постоянные сношения, не прекращавшиеся до самой смерти Феофана, а потом продолженные его преемниками. К обозрению этих сношений мы теперь и перейдем.

От 12 Марта 1621 года Феофан писал Филарету Никитичу: «Ведомо буди тебе пресветлый владыко, что мы, вашими святыми молитвами и милостью благочестиваго царя и помощию всеблагаго Бога, освободилися есми от супротивных вере нашей. Вместе с воинскими людьми киевлены проводили нас до рубежа Волосскаго; малым сказанием объявляем, что ныне пребываем в Волохех, славлючи и величаючи державу царствия вашего. А изде государствует благочестивый Александр воевода, а пониже того, в Мутьянех, сидит Михны воеводы сын. Радул — воевода благочестив, который прежде сего владел и государством — Мутьянскою землею восемь лет, а оттоле после был в Волохех три года, да опять ныне в Мутьянех, а сажает их турской. А про турскаго и про литву про их недружбу похотите ведати, и они и меж собою в недружбе, а что небьется— турской цесарев посол помирил, а еще неутвержено. А во Цареграде патриарх Кирилл, а Тимофея нестало, а во Александрии

патриарх Герасим, а в Антиохии патриарх Кирилл, а иные сказывают — Христофор, а стараго Афонасия нестало. А мне и зде годовать до великаго дни, что государь меня неотпустить, и я послал архимандрита своего, да митрополита вифлиемскаго, что заехал его семи здесь в вотчине Св. Гроба, с вашею царскою милостынею, да заплатит долг, елико сил станет; потом и я з после великаго дни поеду» ¹.

В 1622 году Феофан опять писал Филарету Никитичу с силистрийским митрополитом Иоакимом, приезжавшим в Москву за милостынею: «просили есмя преже всего дважды и трожды нужу свою и иныя многия, аще будет дошли (граматы); еще ныне невелико пишем с преосвященным митрополитом силистрийским господином Иоакимом, с братом и сослужебником нашим, обрели есмя его во время, как идти, и он всем раденьем хотел придти (в Москву), а вам челом ударити, и про нас и о иных делех будет вам известити вся подлинно. Аще будет время оттоле —из Мутьянские земли, будем писати" ².

В Апреле 1625 года в Москву прибыло торжественное посольство от Феофана, состоявшее из его племянника архимандрита Кирилла, келаря Акакие, дьякона Митрофана, бельца — патриаршего человека Иосифа, архимандрита монастыря Саввы Освященного Григория со старцами. Архимандрит Кирилл привез государю грамоты от Феофана, вифлеемского митрополита Афанасия, а архимандрит Григорий от братии монастыря Саввы Освященного.

Патриарх Феофан писал в своей грамоте государю: «ведомо ти буду велелепный царю: мы, молеб-

¹ Греч. д. 7130 г. № 1.-² Греч. д. 7131 г. № 1.

ники царствия твоего, пребывающие зде во святых и богостепенных местах Господа нашего Иисуса Христа, идеже ему погребшуся и воскресшу и всему миру спасенныя страсти и чудеса показавшу — во святом граде Иерусалиме, тем подобием терпим и мы днесь безчисленные нужды, и налоги имеем неизвестны и неповинно заключаемы бываем от иноплеменных еретиков, и всякое безчестие многое для любви Христовы терпим, сликож и писати невозможен проторей всех и великих долгов, что наложили на великую церковь Христову и святый и животдарованный Гроб и на нас: до пятидесяти тысячь золотых по счету, и оттого в великое убожество впадохом и в нужду. И николи ж не престанут нам дати покоя зломышленники, наругаяся крестьянской вере, и всегда хотять нас изгнати вон от Св. Гроба и от Лобнаго места, идеже распята Господа нашего Иисуса Христа. А мы силою Христовою о Боге надеяся, что пресветлое лицо царствия твоего видехом и милостину прияхом, и вперед от державы царствия твоего помощи чаем, против их всегда стоим и недадим им, нечистым псом, завладети в потеснити живодарованнаго Гроба Христа Бога нашего». Далее патриарх просит государя принять посланных его «пресветлым лицем против нашего лица», уведомляет о получении от царя присланной с Иваном Гавриловым и Тихоном Васильевым (нашими послами в Турции) заздравной милостыни и особой — на помин по князе Федоре Ивановиче Мстиславском и просит, чтобы государь «прислал ко Св. Гробу на высвобождение от тяжкаго долгу милостины: а мы развее Бога и вас, великаго государя, иного помощника и теплаго заступника ко церкви Христовой

неимеем. Буди свободитель и покажи милосердие святаго самодержавнаго царствия своего от нас к посланным нашим для любви святаго и живодарованнаго Гроба и свободитель будеши роду нашему».

В другой грамоте Феофан просил государя сотворить милостыню монастырю св. Саввы Освященного, «зане же они (иноки этого монастыря) великою нуждою пребывают в той святой обители, занеже арапляня во дни и в нощи их нудят. И пречудно есть во днех сих, как они в пустынях пребывают и держат ту святую лавру, потому что преж сего было близь Иерусалима и в пустыни иерданской 300 монастырей, а ныне только они остались, и днесь пребывают со многими труды и помощию твоею царскою, что прияша твою царскую милостыню, во дни и в нощи молят безпрестанно Бога о твоей святой царской державе, да сохранит вовеки царствие твое, а не имеют ни откуда помощи, развее от Бога и от твоей царской державы, и то пустынное место и св. лавру св. Саввы держат насилу».

Писал Феофан, с архимандритом Кириллом, и к боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому о нуждах и бедах, претерпеваемых христианами на востоке от врагов веры Христовой. «Ведомо буди честнейший, пишет патриарх боярину, что нужды и беды вседневно принимаем от врагов веры нашея св. Гроба, что невозможно и писати к тебе от великих бед и от тяжкаго долгу, что есть на великие Христове церкви; а мы все терпим для любви Христовой, и для того послахом ко благочестивому великому царю» архимандрита Кирилла для милостыни, «прими и ты их милостиво и боголюбиво и милостину достойну сотвори им, что тебе благий Бог подаро-

вал для любви Христовой и для Божья и живодарованнаго Гроба». Такие же просительные письма о помощи писал Феофан к Ивану Никитичу Романову, к князю Ивану Михайловичу Воротынскому и к Федору Ивановичу Шереметьеву.

Вифлеемский митрополит Афанасий в особой гранате государю указывая на великую важность Вифлеема, куда волхвы с востока принесли золото, диван и смирну, о котором православные древние блаженные пари радели и куда они «присылали множество казны», извещает, что посланную ему милостыню принял, а теперь снова посылает инока Германа да примет милостыню от царя, «занеже нам многие налоги и убытки от иноплеменных делаются, да ктомуж обрушилась от многолетства во святом Вифлиоме у церкви одна сторона и мы молим, да поможеши нам своею государскою милостынею, и мы церковь починим по прежнему». В заключение просит, чтобы государь прислал от казны своея, что вам Бог известит, «якоже и персидские цари принесоша ко святому Вифлеому о рожестве Христове дары», «занеже, поясняет митрополит, неимеем нигде главы приклонили, разве святыя державы царствия твоего».

Царским указом приказано было посланным иерусалимского патриарха Феофана архимандритам и их старцам первого Мая быть у государя. «И того дни у государя архимандриты и старцы были. А послан по них на подворье с лошадьми и ехал с ними в город пристав их Тимофей Оладьин, а лошади по них посланы с конюшни (царской); а келари и строители и черные попы и старцы тли в город пеши. А приехав архимандриты в город, ссели с лошадей у Посольской палаты и шли в Посольскую

палату и дожидалися государева выходу в Посольском приказе, а келари и строители и черные попы и иные старцы сидели в передней палате. А как они в городе были и в то время были в городе стрельцы в цветном платье без пищалей. А вверх ко государю в золотую палату из Посольскаго приказа с архимандриты и старцы шел Тимофей Оладьин. А государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Руси в то время был в золотой середней в подписной палате в опашенке в золотной. А при государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всеа Руси были бояре и околничие и думные люди в опашенках нарядных с кружевы и в черных шапках, а в сенех проходных и по крыльцу были дворяне и дьяки и подъячие всех приказов в чистом платье. А как архимандриты и старцы вошли ко государю в палату и явил государю челом ударить посольской думной дьяк Иван Грамотин, а молвил: великий государь царь и великий князь Михайло Федорович, всея Русии самодержец и многих государств государь и обладатель, ерусалимскаго патриарха Феофана архимандрит Кирилл, да Саввинскаго монастыря архимандрит Григорей, и келарь и старцы вам, великому государю, челом ударили. И архимандрит Кирилл правил государю от патриарха челобитье и подали архимандриты грамоты. И государь велел грамоты принять думному дьяку Ивану Грамотину, и велел государь спросить архимандритов о спасенье и велел призвать к руде. А после того явил государю поминки думной дьяк Иван Грамотин, а молвил: великий государь царь и великий князь Михайло Федорович, всеа Русии самодержец и многих государств государь и обладатель! ерусалимскаго

патриарха Феофана архимандрит Кирилл привез к тебе, великому государю: мощи великаго чудотворца Николы в серебряном ковчежце, мощи св. великомученика Георгия Победоносца, 2 свечи от Гроба Господня, меру Гроба Господня, вода св. Иордана реки, в ней же Христос крестися; до от вифлиомскаго митрополита: мощи св. мученика Меркурия; Саввина монастыря архимандрит Григорей привез к тебе великому государю: мощи св. Иоанна Златоуста, мощи св. апостола Нассона, свечи от Гроба Господня, вода иорданская. И государь велел мощи принять казенным дьякам и велел государь сказать архимандритам свое государево жалованье и отпустил на подворье».

После приема у царя, подобный же прием посланным Феофана был устроен и у патриарха Филарета Никитича. Особенности этого приема от царского заключались в следующем: «а великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии сидел в крестовой палате в бархатной манатье и в клобуке с сажеными херувимы; а от государя святейшаго патриарха по левой стороне в лавке сидели крутицкий митрополит Кипреян, а под ним сидели боярин князь Андрей Васильевич Хилков, да думной дьяк Иван Грамотен. А по другой стороне сидели архимандриты: чудовской Иосиф, да Спаса-Новаго монастыря Иосиф, да симоновский Левкий, да андронниковской Геннадей, да богоявленский игумен Илья, да архидиакон Дионисий, да казначей Сергий Ладыженский. А на лавке у дверей сидели государевы святейшаго патриарха Филарета Никитича московскаго и всеа Русии приказные люди». Когда архимандриты вошли в патриаршую палату, «явил

их государю святейшему патриарху челом ударить посольской думной дьяк Иван Грамотен, а молвил: «великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всеа Русии, ерусалимскаго патриарха Феофана архимандрит Кирилл, да Саввинскаго монастыря архимандрит Григорей и келари и старцы вам, великому государю, святейшему патриарху челом ударили, приехали от вашея государские святительские руки приняти благословение и бити челом о милостыне».

Затем племянник Феофана архимандрит Кирилл «правил великому государю святейшему патриарху от ерусалимскаго патриарха Феофана, да от александрийскаго патриарха Герасима челобитье и подал грамоты. И государь святейший патриарх спросил о патриархове Феофанове и Герасимове спасении и здоровье, встав, а молвил: о святем Дусе братию нашу Феофана патриарха иерусалимскаго и Герасима патриарха александрийскаго как Бог милует, во спасении-ль пребывают? А грамоты велел принять думному дьяку Ивану Грамотину», после чего они были отпущены на подворье.

Точно таким же образом посланные Феофана приняты были государем на прощальной аудиенции «на отъезде», как тогда говорилось, причем думный посольский дьяк Иван Грамотин от лица государя обратился к архимандритам с такою речью: «архимандриты Кирилл и Григорий! Великий государь пар и великий князь Михаил Федорович, всеа Русии самодержец и многих государств государь и обладатель, велел вам говорити: Приезжали есте к нашему царскому величеству и к отцу нашему великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу московскому и всеа Русии бити челом о милостыне, и мы, великий

государь, и отец наш, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всеа Русии, пожаловав вас нашим жалованьем, велели вас отпустить назад к святейшему Феофану патриарху, а с вами посылаем мы и отец наш великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии, и мать наша благородная государыня инока Марфа Ивановна, в дар ко Гробу и к распятию Господню золотыя и иная потребная церкви Божии, о чем к нам писал патриарх Феофан в грамотах своих. Да и к патриархам иерусалимскому и александрийскому и в Саввин монастырь посылаем с вами нашего и отца нашего великаго государя святейшаго патриарха Филарета Никитича московскаго и всеа Русии жалованья милостыни. И вы от нас то жалованье патриархом отвезите, а патриархом, александрийской и иерусалимской, молили-б Бога и пречистую Богородицу и всех святых о нашем царском многодетном здравии и о отце нашем, великом государе святейшем патриархе Филарете Никитиче московском и всеа Русии, и о матери нашей благородной государыне иноке Марфе Ивановне о спасении и о здравии, и о нашей жене царице Евдокее о здравии, чтоб милосердый Бог царство наше устроил мирно и подаровал бы нам благородные чада в наследие государств наших». Точно так же архимандриты приняты были «на отъезде» и точно такую речь выслушали от патриарха Филарета Никитича, причем и царь и патриарх послали от себя с архимандритом Кириллом грамоты к Феофану, в которых одинаково извещали его о посылаемых ему дарах, просили его молитв и только в грамоте Филарета Никитича находится такая приписка: «да ваше святительство

писал к нам и прислал переводы с греческих с древних потребников о освящении богоявленские воды, о прилоге огня и о иных духовных делех, о которых мы, но совету сына нашего великаго государя... советовали с тобою, как еси был у нас на Москве, и мы то приняли от вашего святительства любительно и о прилоге и исправили и утвердили по вашему совету во веки неподвижно», и затем пишет, что данная ему в Москве Феофаном настольная грамота сгорела во время пожара, почему и просит его прислать новую на место сгоревшей.

Государева и патриаршего жалованья всего дано было «на приезде»: архимандриту Кириллу, кроме образов, на 140 руб.; саввинскому архимандриту Григорию на 120 р., келарям двум человекам по 64 р. человеку, иерусалимскому дьякону 44 р., человеку патриарха Феофана 38 р. и саввинскому старцу 20 р. На «отъезде» дано было: архимандриту Кириллу на 40 р., саввинскому Григорию на 35 р., келарям по 20 р., иерусалимскому дьякону на 12 руб., саввинскому старцу на 8 рублей. Всего посольство Феофана лично для себе только от царя и патриарха получило подарков на 625 р., что, принимая тогдашний рубль за четырнадцать нынешних, будет около 8,000 нынешних рублей. Кроме того, за все время пребывания в России оно пользовалось ежедневным царским содержанием. В Москве, например, «поденнаго корма» давалось: архимандритам Кириллу и Григорию по 3 алтына на день, да питья: по 3 чарки вина, по 3 кружки меду, по 3 кружки пива; келарям их по 10 денег, саввинскому старцу да патриаршу человеку по 8 денег, а питья им давалось: по 3 чарки вина, по 2 кружки пива и по 2 кружки меду.

В докладе Посольского приказа (который ведал всех приезжих в Москву иностранцев, в который последние обязательно являлись немедленно по прибытии в Москву и где они подвергались допросам) государю о приезде архимандрита Кирилла говорится, что патриарх Феофан просит государя о милостыне вообще и, кроме того, просит еще серебряную чашу для освящения воды «рублей в 200 и болши и иная потребная ко святыне сотворить, елико им, государем, Бог известит». Кроме того, Феофан просит у государыни инокини Марфы образ в роде того, какой она пожаловала ему, когда он был в Москве, а также елей серебряный, да на масло деревянное, как Бог известит.

По этому случаю сделана была в Приказе выписка о тех дачах, какие до сего времени уже получил от русского правительства иерусалимский патриарх Феофан. Из этой выписки оказывается, что лично Феофану, когда он был в Москве, всего дано подарков от государя, патриарха и государыни инокини Марфы на 2,236 р. с полтиною. С нашим послом в Турции Кондыревым в 1622 году Феофану лично послано было соболей на 120 руб.; да к Воскресению Христову ко Гробу Господню в дар 100 золотых; в предел Распятия, что на Голгофе, 30 золотых; Саввинскому и вместе архангельскому игумену 3 золотых, келарю 2, двум человекам попам, да двум дьяконам по золотому человеку; на братию на 60 человек 30 золотых; вифлиемскому митрополиту 20 золотых. В 1624 году с послом Иваном Бегичевым патриарху Феофану было послано соболей на 120 руб., к Воскресению ко Гробу Господню 50 золотых, в предел Распятия на Голгофе 15 золотых, архангел-

скому игумену 2 золотых, келарю один золотой, двум попам да двум дьяконам по полузолотому человеку, да на братью на 60 человек по чети золотого на человека и того 19 золотых с полузолотым, вифлиемскому митрополиту 10 золотых, церкви Рождества 10 золотых.

Теперь с архимандритом Кириллом Феофану послано было от государя и патриарха соболями на 350 руб., да от царицы Марфы лампада серебряная и сверх того 100 р. на масло. Кроме того, государь послал Феофану «чашу серебряную с поддонником для освящения воды», а Филарет Никитич рукомойник да лахань серебряные позолоченые, ширинка сажена жемчуги с кистьми; в лахани весу 17 гривенок 34 золотника, а по цене деньгами 83 р. 18 алтын: в рукомойнике весу 14 гривенок 6 золотников, а по цене деньгами 70 р. 21 алтын; всего в лохани и рукомойнике весу 31 гривенка (т. е. около 16 фунтов) 40 золотников, а стоят на деньги 159 р. 6 алтын: ширинка в счет не положена». С архимандритом Кириллом еще послано было: к Воскресению ко Гробу Господню 100 золотых, в предел к Распятию на Голгофе 30 золотых, архангельскому и вместе саввинскому игумену 3 золотых, келарю 2 золотых, двум попам и двум дьяконам по золотому, на братью 60 человек 30 золотых, вифлиемскому митрополиту 20 золотых, в церковь Рождества 20 золотых. А послана эта милостыня для того, «что турские люди наложили на церковь Христову и святой град Господень многую дань и многую тягость учинили».

Иерусалимское посольство было возвращено назад необычным путем чрез Путивль и Польшу, а морем на Архангельск, чрез Англию, причем государь по-

слал с ним к английскому королю особую грамоту, в которой объясняет, что иерусалимское посольство он велел отпустить «на ваше английское королевство для того, что им на иные государства в Иерусалим проехать не мочно: в польской и литовской земле греческой вере от латын неистовство многое, и чрез польскую и литовскую землю не пропускают и тесноту им чинят многую», в виду чего просит короля по содействовать им на корабле переправиться в Иерусалим, «а мы, великий государь, вам, брату нашему, потому ж будем воздавати нашею государскою любовию, где будет нам пригоже и возможно» ¹.

Отправив в Москву своего племянника архимандрита Кирилла Феофан между тем, воспользовавшись случаем, снова писал государю и Филарету Никитичу от 15 Сентября 1625 года, с синайским архимандритом Малахией, отправлявшимся в Москву, жалуясь на притеснения армян и латинян, почему и просил оказать милость посланному им в Москву архимандриту Кириллу. «Многие печали и тесноты в нынешних днех приимаем, писал он государю, и пребываем в нуждах и печалех от иноплеменных врагов—от армен и от латын, которые имеют у себя многое богатство и хотят у нас отнять Св. места из рук наших на похуление православным хрестьяном. А мы в том надежды не имеем опричь вашие государские милости, и сего ради молим: да поможете нам и милостину пошлете с нашими людьми, которых послали есмя к вам преж сего (разумеет архимандрита Кирилла), а мы во дни и в нощи надежду и упование на святую державу твою имеем, да освободимся от врагов своих.» В грамоте к Филарету

¹ Греч. д. 7133 г. № 5.

Никитичу писал между прочим об отпуске из Москвы его архимандрита Кирилла с милостынею для того, «что Св. Гроб и иные многие Св. места нужды принимают от еретик иноверных, и чтоб их латыня и армена своим богатством необладали и благоверным христьяном позорища не было, потому что иные надежды и помощи развее вашего царствия не имеем и сего ради молим: сотворите милость!» ¹

В конце 1629 года в Москву прибыло новое посольство из Иерусалима: вифлиемский митрополит Афанасий, иерусалимский архимандрит тоже Афанасий и монастыря Саввы Освященного архимандрит Исаия. С митрополитом Афанасием Феофан прислал государю грамоту, писанную от 28 Июля 1629 года, в которой он извещает царя о получении милостыни и подарков, посланных к нему с архимандритом Кириллом, благодарит за них и затем пишет, «что злый недруг ныне, некоторый князь нечестивый тиран пришед и восприял Св. Град Иерусалим без указу и без изволения царскаго и великий убыток нам учинил, не только едино к нам, но и к природным своим нечестивым языком агаряном, боле штидесять тысяч ефимок нам учинил он—от Бога проклятый князь... два года держал святой град Иерусалим и нечего было нам ему сотворити и инде прибегнути», в виду чего и обращается к государю с просьбою о милостыне. В грамоте к государыне Евдокие Лукьяновне Феофан пишет, чтобы она, подобно святой царице Елене, соорудившей многия церкви и назиравшей Св. места, обновила церковь Воскресения. К государыне инокине Марфе Феофан между прочим пишет: «сотвориши им милостыню, яко же и

¹ Греч. д. 7134 г. № 17.

преже того нас миловала еси, яже тою святою иконою (которая дана была государынею Феофану, в бытность его в Москве), что есть творит ныне многие чудеса и здравие падает и всяк, ее видя, честь и хвалу воздает, что есть даяние от рук царских». Привез митрополит Афанасий от Феофана и новую ставленую грамоту Филарету Никитичу. На этот раз милостыня к Феофану была послана не великая. Так как в 1629 году нашими послами в Турции, Яковлевым и Евдокимовым, дано было Феофану и ять сороков соболей на 170 р., то теперь (в 1630 г.) к Феофану послано было на милостыню с вифлеемским митрополитом только два сорока соболей на 100 р., о чем царь и патриарх известили Феофана особою грамотою ¹.

Посылая в Москву вивлиемскаго митрополита Афанасия Феофан рассчитывал получить чрез него от русского правительства большую богатую милостыню, а получил только 100 р., т. е. на наши деньги 1400 р. Феофан был обижен, увидел в этом нерасположение к себе русского правительства, которое, по его мнению, поддалось зловредному влиянию некоего враждебного ему, проживавшего тогда в Москве, веррийского митрополита Аверкия, против которого и решился теперь ополчиться Феофан. Дело тут заключалось в следующем.

¹ Греч. д. 7138 г. № 80. 5 Мая 1630 г. послы Яковлев и Евдокимов возвратились из Константинополя и привезли грамоту Феофана от 25 Февраля 1629 года, в которой он писал государю: «ведомо буди самодержавному твоему царствию о сем, державный царю, что есмы богомольцы святаго твоего царствия, пришли если в то время от святаго града Иерусалима в Константин град и обрели есми послов царствия твоего... и были у них и благословили их и припали от них из рук... милостыню пять сороков соболей. И монастырь святый град Иерусалим до днес цел и нерушим» (Греч. д. 7138 г. № 23).

Феофан, уезжая из Москвы, после поставления в патриархи Филарета Никитича, оставил в Москве своего старца Иоанникия на вечное житье здесь. Этот Иоанникий стал называться у нас Новоспасским келарем греком Иоанникием и пользовался особым расположением царя и патриарха. В лице Иоанникия Феофан хотел иметь при московском дворе преданного ему агента, который бы служил в Москве представителем и надежным истолкователем патриарших нужд и интересов и, что особенно важно, который бы направлял щедрую русскую милостыню главным образом в Иерусалим. Иоанникий действительно сделался в Москве радетелем интересов иерусалимского патриарха, который не раз, в своих письмах к Иоанникию, просит его устроить то или другое дело и особенно, указывая на его влияние при дворе, просить похлопотать о милостыне Св. Гробу. Иоанникий, конечно, хлопочет об этом, хлопочет и по другим делам Феофана. И не только сам Феофан обращался к Иоанникию, прося его содействия при московском дворе по тому или другому случаю, по и разные просители милостыни, отправляясь в Москву, старались запастись рекомендацией к Иоанникию, как сильному и влиятельному в Москве, от которого много зависит успех ходатайства просителя о милостыне. Действительно Иоанникий успел приобрести в Москве сильное влияние на раздачу милостыни просителям, так как наше правительство обращалось к нему за сведениями относительно приезжавших в Москву просителей милостыни и относительно разных греческих монастырей. По просьбе Филарета Никитича Иоанникий даже написал особую докладную записку о монастырях, имеющихся в Цареграде, Иерусалиме и во всей греческой

земле. Когда персидский шах прислал в дар Михаилу Феодоровичу ризу Господню, то в Москве остереглись сразу поверить в подлинность этой ризы и между прочим обратились за справками к келарю Иоанникию, не знает ли он чего про «Христову срачицу» и про иные святыни, где они и в котором государстве, не слыхал ли он чего об этом в Греции, когда был там? ¹

Между тем в Июле 1628 года прибыл в Москву и остался здесь на житье веррийский митрополит Аверкий. Тоже сделали митрополиты селунский Паисий, приехавший в Москву в 1629 году, и севастийский Иосиф, приехавший в 1630 году. Эти три иерарха, поселившись в Москве, жили при дворе, пользовались у царя и патриарха почетом и влиянием. По мысли русского правительства выезжие иерархи должны были быть посредниками между просителями милостыни с востока и правительством: они должны были давать правительству сведения о личности просителя, о монастыре или епархии, представителем которой проситель является, о действительных нуждах и потребностях епархии или монастыря, должны были разоблачать обманы и проделки разных самозванных просителей милостыни и т. под. Очевидно, что роль их в этом отношении была очень важна и влиятельна, так что дело раздачи милостыни просителям почти исключительно перешло в их руки. Самым видным и влиятельным липом из этих трех иерархов был митрополит веррийский Аверкий, скоро приобретший сильное расположение к себе Филарета Никитича и полное его доверие, которым он впрочем восполь-

¹ Греч. д. 7135 г. № 19; 7136 г. № 11; 7137 г. .4 22; Дворц. разряды т. II, стр. 768 и 788.

зовался исключительно в видах личной наживы. Как и следовало ожидать Аверкий неужился ни с своими сотоварищами, выходцами иерархами, ни тем более с келарем Иоанникием, ранее тоже сильным и влиятельным при московском дворе. И вот Аверкий начинает инсинуировать: «на него-де всякое зло умышляет спасений бывший келарь Иоанникий, вместе с селунским митрополитом Паисием, всегда с митрополитом сходятся и пьют, а на Аверкия умышляют, как бы его чем опозорить и от государские святейшего патриарха милости отлучить своими лживыми доносами». Аверкий заявлял еще, «что селунский митрополит Паисий, умысля с Иоанникием, севастийского митрополита наговаривают, чтобы с ними ж в совете быль и звал его к себе селунский митрополит дважды и с ним о том говорил, чтобы с ними ж был в совете на него Аверкия. И севастийский митрополит Иосиф у селунскаго митрополита был, а он, Аверкий, опасается от них всякаго дурна, и великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу московскому и всеа Руси про то было бы известно». В этой затеявшейся борьбе между выезжими греками из-за влияния при московском дворе Аверкий оказался сильнее своих противников. В 1631 году ему удается сослать на Соловки племянника Иоанникия черного дьякона Иоасафа, что указывает на упадок влияния при дворе келаря Иоанникия, который впрочем, вскоре после ссылки своего племянника, «умер скорою смертию без приказу (духовной) и безатходныя». Теперь у Аверкия остался один противник, селунский митрополит Паисий, но с ним соединился скоро другой, всех более опасный и влиятельный в Москве—сам иерусалимский патриарх Феофан.

Феофан, как мы сказали выше, имел в Москве, в лице келаря Иоанникия, безусловно преданного ему человека, который являлся всегда ходатаем и представителем интересов иерусалимского патриарха пред царем и Филаретом Никитичем. Но с появлением в Москве веррийскаго митрополита Аверкия, авторитет и влияние Иоанникия значительно пали: Аверкий враждебно столкнулся с Иоанникием, одержал над ним победу и тем самым необходимо возбудил против себя Феофана. Последний скоро увидел, что в Москве пользуется влиянием уже не его креатура — Иоанникий, а другой человек, который не имел причин направлять русскую милостыню в Иерусалим или на лиц, рекомендуемых главным образом иерусалимским патриархом. Когда поэтому отправленный Феофаном в 1629 году в Москву вифлеемский митрополит Афанасий привез ему милостыни только 100 рублей, то Феофан увидел в этом следствие пагубного влияния при московском дворе Аверкия и решился действовать. В письме к селунскому митрополиту Паисию в 1630 году Феофан просит его словом и делом ходатайствовать за просителей монастыря св. Анастасии, благодарит его, «что прислал нам икону и не забываешь св. Гроба», а про Аверкия говорит, что слышал будто он отсек милостыню от св. Гроба, за что грозит ему наказанием в будущем веке и анафемою от седми соборов св. отец.

Писал Феофан от 12 Июля 1630 года особое письмо к самому Аверкию, в котором, благодаря его, с одной стороны, за любовь, писал далее: «с другой стороны показал ты зельную кручину, словеса неприязненныя к патриарху и царю, и отсек милостыню к святому Гробу, так что возвратился назад

праздным митрополит вифлиемский, издержав более, нежели сколько привез с собою милостыни, вопреки нашему чаянию. К нам писал царь, чтобы прислали за милостынею, и мы прислали, надеясь что обретет помощь св. Гроб, ибо погибает от великаго долга и еретиков; ведаешь ты сам, что никогда не пребывают в благе благочестивые христиане; а ты. если так учинил, достоин анафемы, какую произносили на недруга, супостата церковнаго Ария и прочих, святые отцы седми соборов. Не мне учинил ты зло, но церкви Божией, которой покланяется вся вселенная и все православные христиане; всех ты обидел и милостыню у нас отнял, сказав, будто я милостыню христианскую или царскую здесь христианам отдал и учинил своих митрополитами; ничего такого не бывало, все, что собрали, послал я в церкви Божии. Если сказано про тебя несправедливо, буди тебе благословение и молитва; но вифлиемский пришел порожним и кто не услышал о том, дивился, ибо принес от царя и от патриарха только два сорока соболей, да сто рублей денег св. Гробу. А мы надежду имеем истинно и ныне, ради того еще написали к царю и пресвятейшему патриарху, чтобы хотя немного прислали; мы и о том благодарим». В конце грамоты находится такая приписка: «Святый веррийской! Хотели есми много еще говорити и писати, а ныне молчим до тех мест, покаместа будем в Константинеграде, увидим и разсудим, что как ты тут у царя и наговариваешь и доводишь того-сего, да их напраснишь и обманываешь царя, а он того не ведает. А мы налаялись и ждали покаяния от злых дел твоих, а ныне на старости твоей не будем покрывати злоразумие твое многое. Многих в напасть ввел

еси! Полно окаянне! близь еси смерти! Начал еси хотеньем своим и показал еси неверие ко многим» ¹.

Наконец Феофан в том же 1630 году прислал об Аверкие особую грамоту и Филарету Никитичу, в которой писал: «Святейший брат по духу! да знаеши, яже не скорблю о царствии вашем малыя ради милостыни, яко присласте с митрополитом вифлиемским господином Афанасием, елико скорблю о некоем Аверкие, некогда митрополите веррийском, о нем же слышах, яко ложно глаголет о мне к вашей пресвятости, его же и слушавши и веруеши ему. Обаче, аще восхощете, да познаете лжа его, се первее: повину царство ваше писати к нам и сотвори себе некоего братанца, и он несть ему братанец, точию есть един купец, иже прииде тамо, да купит купля, яже суть соболи» и будто бы сам Аверкий имел виноградники в Константинополе; но он не только не имел здесь виноградников, но ради нищеты своей и лукавства уже двадцать лет как изгнан из епархии веррийской, и около десяти лет как переселился в молдовлахийскую ². Стыдно говорить все то, что он сделал: по его клевете удержал воевода Александр у меня тысячу златниц и часть той милостыни, которую вы

¹ Греч. д. 7138 г. Л» 31. — ² Феофан разумеет здесь следующие обстоятельства: Аверкий, вкравшись в Москве в доверие царя и патриарха, наговорил им, что у него на родине есть вотчины и виноградники, которые-де он принужден был заложить. Из Москвы он посылал некоего грека Дементия, ложно назвав ею своим племянником, для выкупа своих имений и виноградников и для продажи их, причем царь и патриарх помогали ему не только деньгами, но и рекомендательными грамотами к константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису. В действительности же у Аверкия в Константинополе вовсе не было никаких имений и виноградников, все это он придумал с целью выманить у царя и патриарха побольше денег, на которые он покупал товары и посылал их для продажи в Константинополь, то с своим келарем Пахомием, то с купцом треком Дементием, которого он ложно выдавал в Москве за своего племянника.

мне дали. Посему и пришел я сюда в влахийскую область, чтобы взыскать утраченное, которое мне возвратили, и чтобы озаботиться устроеньем подворьев св. Гроба, которыя здесь имею. Не подобало бы мне о нем или о ком-либо другом что разсказывать, но поелику слышали, что он начал ложно говорить о нас вашему царствию, не могли мы сего перенести. Или не довольно ему, скольких он ввел в напасть, и что научает царствие ваше заточению неповинных? и вот еще хочет смущать патриархов между собою, а не сидит спокойно, благодаря Бога, который привел его в такое христианское царство, где обрел и честь и покой, и где бы мог мирно проводить дни свои, заботясь о том, что полезно душе его, дабы пребывала она в покаянии: но однако зло его не оставляет и он не памятует о своей смерти, и что еще буду о нем писать? — И еще да знайте, яко елицы приходят и приношают отвсюду к вашему царскому величеству послания, он, с Борисом преводником, протолковают якоже сами хочут, непоказующе царству вашему истину, и нищие исходят от царства вашего оскорблени от них, яко вами данную им милостыню взимают, и сему (Аверкию) не подобает ниже епитрахиль, ниже омофор возложити. Прочее ваша пресвятость возми и самаго сего келейника нашего посланнаго к вам—Мелентия инока тай в клеть свою и исповесть ти вся. Прочее же святейший патриарше господине брате Филарете, аще речет кто от враг наших, яко милостыня царствия вашего не доходит на Гроб Божий и сосуди, иже посласте, не пришли, послите некоего вернаго архимандрита вашего с двема или с тремя старцы, иже да облекутся во одежды здешних инок и да приидут да поклонятся

местом святым и помолятся о благоздравии и спасении царском и о вашей пресвятости, и да нетокмо яже до ныне вашим тамо прислася царством увидит, но и яже от древних святопочивших царей, дедов и прародителей вашего царства, от блаженнаго Феодора царя и прочих, ибо и до днесь есть едино Евангелие и митра едина, яже достохвальнейшия суть вещи; долг бо аще и имамы, добре тако есть, имамы бо доволен, якоже и писахом вам. А сосуды царския церковныя, глаголю, никакоже изнуревасм, но и зело опасно сохраняем их на память сотворших я царей. О вышереченном же Аверкий весно буди вашей пресвятости, како посла он некогда ко мне моление, купно и с дары, коеже простити его, и абие получи прощение от смирения нашего. Ныне же паки слышав оболгательная его, еже о мне, словеса к царскому величеству и вашей пресвятости, веждь святейший брате, яко паки оскорбихся нань».

На эту обвинительную против Аверкия грамату Феофана отвечал ему оправдательною грамотою Филарет Никитич. В ней дословно повторивши всю грамоту Феофана он затем пишет: «Аз же, Филарет патриарх, отвеща убо о сем нашим писанием о том митрополите Аверкие: ей! ей! глаголю о Христе, не лжу, по своему святительству в правду, не слыхал есми от Аверкия про ваше святительство, великаго господина, брата нашего и сослужебника, никакого зла, развее хвалился твоим благословением и духовною о Христе любовию. А о малой милостыни, что прислана к тебе от царскаго величества и от нас, патриарха, с вифлиемским митрополитом, и о том ни царь, ни аз, патриарх, во истину от Аверкия, митрополита веррийскаго, не слыхали ничего, а

учинилася та от нас малая милостина по самой нужде, что недруг наш и супостат польской король, по умышленью папы римскаго, хочет царства нашего доступить и до конца его погубить, и веру нашу истинную христианскую православную, греческаго закона, разорить и свою папежскую еретическую веру ввесть и утвердить. И мы готовимся против недругов своих, и казну многую роздали многим ратным людям и ты, господине-брате, на нас о том не подиви, безхитростно учинилось, а не от Аверкия. А про большую милостину, которая послана от царя и от нас с архимандритом Кириллом вашим и с келарем Акакием, и будто тот же Аверкий, ссориваючи нас патриархов говорил про тое большую милостыню, что будто ты патриарх той милостыни большой в предыдущие годы в свою казну сохранно не положил и ныне де тое большой милостыни в вашей казне нет, и мы от Аверкия того не слыхали же, и ни от кого того не слыхали же, и верим тому, что та большая милостыня, посланная от нас к животворящему Господню Гробу, в вашей казне и ныне цела, а и в предъидущие годы будет сохранена цела. А что писано от тебя про Аверкия, что он изгнан из своей веррийской митрополии от нищеты его и от лукавства его двадцать лет, а того имянно не написано: от мирских людей, или от духовнаго собора за его недостойное житие изгнан. А что Аверкий извещал нам на гречин, на двух Григорьев архимандритов и на Константина Ларева, да и иные гречане нам извещали, что они нашему царству недоброхоты и многую хотели смуту чинить и похвалялись всяким лихом; и мы, сыскав их воровство, разсыпали по городам, ни в заточенье, ни в тюрьму, развее для

смиренья.... И аз патриарх Филарет мню себе, что общий наш враг диавол между нас смуту учинил, возненавидев нашу духовную любовь и аз, господине-брате, о том вельми оскорбляюсь...» ¹.

Очевидно Аверкий пользовался в это время таким большим доверием Филарета Никитича, что даже донос на него самого Феофана не произвел в Москве ожидаемаго впечатления, Филарет Никитич оправдывает Аверкия от всех взводимых на него обвинений. Но Аверкий продолжал злоупотреблять своим влиятельным положением в Москве, так что Филарет Никитич принужден был наконец, неизвестно по какому частному случаю, предпринять против него самые решительные меры, именно: снять с него митрополичий сан и в качестве простого чернеца сослать на житье в костромской Ипатьевский монастырь, откуда, по ходатайству константинопольского патриарха Кирилла веррийского, он был взят и отправлен за границу.

Вмешательство Феофана в дело Аверкия едва-ли могло произвести в Москве благоприятное впечатление, так как побуждения, руководившие в этом случае Феофаном, были не особенно высокие,—это подозрение, что ему под влиянием Аверкия, прислана скудная милостыня, тогда как он расчитывал на получение большей. Поэтому только побуждению Феофан решается раскрыть московскому патриарху глаза на Аверкия и все его проделки, о которых он знал ранее, но о которых умалчивал, пока не счел себя обиженным Аверкием. Впрочем, этот случай не оказал никакого заметного влияния на дальнейшие сношения Феофана с русским правительством.

¹ Греч. д. 7139 г. № 7.

От 7 Июля 1632 года Феофан извещает государя, что посланная с русскими послами в Турции—Прончищевым и Бормосовым от царя и патриарха милостыня 6 сороков соболей им получена, причем благодарит царя, что он не забывает Св. мест и посылает ему разные благожелания ¹,

От 29 Июня 1633 года Феофан писал Филарету Никитичу: «буди ведомо, что в нынешних временех от великих теснот невозможно человеку в здешних странах в покои пребывати, и подобает всякими делы и покорным сердцем просити помощи и облегчения от тяготы своея... А в здешних странах наших до сего дни погибают, аки в огни горяще от вседневнаго насильства и налогов от нечестивых агарян и от их гонения, и не имеем где главы своея приклонити» ².

В грамоте к государю от 25 Января 1634 года, присланной с подьячим Лазаревым. Феофан пишет: «буди ведомо державный царю и христолюбезный сыну нашего смирения, что мы случилися пребывати в Константинополе для неких причин: учинилися во святых местех от немец, роду латинскаго, многие беды и споры с ними для ради святыя пещеры святаго Вифлиома, где Иисус Христос родися для нашего спасения, и хотели нас совсем оттоле отставить, и денежные многие протори учинились нам с ними. Только Божие просвещение далося в сердце многодетному царю салтан Мурату, учинил нам крестьяном праведно, а немец много опозорил и к царствию твоему многую помощь и любовь оказует, а полякам весьма страх воздал. А послы царствия вашего, Яков Оксентьевич да Матвей Михаилович,

¹ Греч. д. 7140 г. № 9. — ² Греч. д. 7142 г. № 2.

разумно живут здесь и досужи и царь в доброй чести имеет, и, скончавши дела царствия вашего, поедут по Божией милости, и мы с ними пошлем наших людей и тогда отпишем, что над нами учинилось.» К Филарету Никитичу, от 1 Февраля, Феофан писал: «буди ведомо святейший владыко, что беды и нужи чинятца и терпим всегда от недругов веры нашея святаго ради Гроба и святаго Вифлиома, и болши от гордых еретиков роду папежскаго, похваляются и надеются на богатство свое, а мы всегда прибегаем к Божией силе и к надежде и к помощи и к благочестивому самодержцу Михаилу Феодоровичу всея Руси... А здесь видим царство турецкое добро вам помогает: Абазу пашу послал и великую страсть поляком воздал с воеводами с волоским и с мултянским, и шел большой посол литовской и послал воротить ево назад, и то есть помочь царствию вашему. А с которыми с великими людьми знаемся, и мы всегда их понужаем на помощь царствию вашему, и видим что в доброту пошло дело» ¹,

Особою грамотою от 28 Февраля 1634 года государь извещал патриарха Феофана о кончине отца своего патриарха Филарета Никитича 1 Октября 1633 года, о поставлении на его место в московские патриархи псковского архиепископа Иосифа, причем пишет, чтобы имя Филарета Никитича было записано во все синодики для вечного поминовения, «понеже его святительство бысть в жизни своей к вашему крайнему святительству о Христе и по духу во всем присный собеседник, и всем святым местам великия Палестины твоея святыя паствы бысть незабытный и щедрый назиратель». Эта известительная царская грамота отправ-

¹ Греч. д. 7142 г. № 7.

лена была с послами Коробьиным и Матвеевым, с которыми отправлена была и царская милостыня: к Воскресению Христову ко Гробу Господню в дар 50 золотых, да в придел к Распятию Господню 15 золотых, да на помин по Филарете Никитиче 25 золотых; в иерусалимские монастыри (13) 88 ¹/₂ золотых в Вифлием к пещере Рождества Христова 10 золотых, да митрополиту 10 золотых, в четыре монастыря около Вифлиема 21 ¹/₂золотой, архиепископу лидскому 8 золотых, газскому митрополиту 8 золотых, в Синайскую гору 34 ¹/₂ золотых; да столькоже было роздано указанным лицам и местам на помин Филарета Никитича. Самому патриарху Феофану послано по душе Филарета Никитича соболями на 500 р., да на милостыню 150 р. соболями ¹.

Между тем в начале 1635 года в Москву прибыл. ранее уже бывший в ней, племянник Феофана архимандрит Кирилл. С ним Феофан прислал грамоту государю, в которой писал, что «учинилась у них в Иерусалиме великая смута и изтязание меж православных христиан и латин тамо живущих о божественной, святой и великой Пещере, в ней же плотию родися Господь наш Иисус Христос и о иных же святых местех, и видя де они то, что не мочно тех дел там докончати, приехали в Царьгород и многажды с латыни и иными роды в царском диване судились, а то де и государевы первые послы — Афонасий Прончищев да дьяк Тихон Бормосов и другие послы — Яков Дашков да дьяк Матвей Сомов, видели. И Мурат салтан посылал в Иерусалим людей своих, и велел ключи святой Пещеры у врагов их взять и привести в Царьго-

¹ Греч. X. 7142 г. № 6.

род: и те де ключи в Царьгород привезены и отданы ему, патриарху, в руки, и во всем де они врагов своих одолели. А учинились де в Иерусалиме и в Царьграде им в том многие и великие протори и убытки, а помогали де им в те протори христиане, которые там живут, ктож по своей силе. Да ониж де заняли для тех же дел 25,000 рублев у иноплеменных иудеев в великие росты, а заплатить де им того долгу нечем, и для того послал он, патриарх, к государю бити челом о освобождении Гроба Господня и Святой Пещеры и иных святых мест для милостыни архимандрита Кирилла... И государь бы пожаловал к тем святым местом велел дати милостыню, чтоб им освободиться от долгу, И был бы в тех местах новый соорудитель, яко же св. царь Константин и мати его царица Елена, которые те святые места сооружали.» О том же Феофан писал и к Филарету Никитичу, но его уже не было в живых. Государь указал послать Феофану с архимандритом Кириллом милостыни на 150 р., да на освобождение Гроба Господня соболями на 1000 р. ¹.

В начале того же 1635 года воротились в Москву царские послы из Турции — Иван Коробьин и дьяк Семен Матвеев и привезли с собою грамоту Феофана к государю, писанную 1 Ноября 1634 года, в которой Феофан подробно разсказывает о последних событиях в Иерусалиме. «Воздаем ведомо, пишет он, державному твоему царствию: в то время как имели многие нужи и обиды от неверных латынь, которые хотели насильством отнять Св. Гроб и Вифлеем, как есми писали преж сего с архимандритом Кириллом с товарищи, и вам о том есть

¹ Греч. д. 7143 г. № 1.

ведомо, что есми и проторились проторми великими и несметными, и посем святый Бог послал помощь свою и осилили есмя их опять и взяли ключи Св. Гроба и Вифлиема. И посем, пришед не большое время, нашла иная беда и нужа от армен еретиков, и те арменя обнищали в щете своем, и потеряли пасхалью свою и разговелися в Фомину неделю. И то ведаючи еретики преже того от позору и неимеют что делати и затворили Св. Гроб силою иноплеменных, и не пропустили православных христиан по старому закону сотворити во святую и великую субботу сподобитися и видети свет Господень. И в те поры было слезолития от православных христиан, только праведный Бог, что любит всегда правду, милости не оставил на многое время, и помилова раб своих, уповающих на него. И так иноплеменные берегли со оружием с надворья, а двери были запечатаны, а хрестьяны отгонены от церкви стояли в скорби со слезами, и в тот час учинилось яко некий глас и земное трясение, а святый огнь явися от щелей кровли Св. Гроба и осветил всю церковь и врагов ослепил, и людие иноплеменные берегли и водою заливали, чтоб огнь не выходил, и невозмогли учинити ничего, а выходил огнь трожды. Только одна жена старая прилучилася близко, и свещи имела в руках, и те свещи загорелися собою. И в те поры враги хотели тое жену убить и у них великая помешка учинилась меж собою. И в те поры христиане с радостию и со слезами к Богу возопияли: Господи помилуй! а иноплеменные и еретики, которые православных христиан прочь от церкви отгоняли саблями и ослопы, все ослеплены быша. И потом видячи арменя, что Господь яви св. огнь и они, покрываючи позор свой,

роздавали деньги мешками иноплеменным, чтоб никто в понос не сказывал, что св. огнь явися, яко ж иудеи хотели дарми утаити воскресение Христово. Тем же державный и боговенчанный царю, никто же возможе разсказати вся истину, яко ж они свидетельствуют, которые были на поклонение и те все сказываются христиане и мы возрадовались. И арменья, помнячи таковой меж собою срам, учали сердитовати, и не имели что иное сделать, только мздою над нами злополучают, и учали искушати всю анатолейскую страну и по всему Черному морю церкви христианския позатворили и поколебали, и бед и пакостей неизреченно чинили всем православным Христианом, что весь свет вострепетал от их дел». Затем разсказывает, что армяне явились в Адрианополь к султану со многими дарами, чтобы отнять у греков св. Гроб, но султан, об о всем распросив, отказал армянам, а велел по-прежнему владеть православным, «и отдали нам ключи и всю власть». Но армяне не успокоились. Прибыв вместе с султаном в Константинополь, заручились здесь благоволением Абаза паши, «собрались на царский двор и воскликнули велиим гласом, а хотят прежней суд пересудити». Султан потребовал патриархов цареградского и иерусалимского «и снова суд был и распрос царской был.» Султан повелел «казнити двух попов армейских и они отошли с срамотою и со страхом,» а греки получили султанские грамоты на владение. «И нам, замечает Феофан, протори великие сталися и одолжали есмя великим долгом для ради православной веры» ¹.

Отправивши свою грамоту к государю, писанную l-го Ноября 1634 года, с царскими послами, Феофан

¹ Греч. д. 7142 г. № 6.

почти сейчас же посылает государю вторую гранату от 25 Ноября того же 1634 года с греком Иваном Петровым, сделавшимся тайным русским политическим агентом. В этой грамоте Феофан прежде всего сообщает государю разные политические вести. «Буди ведомо многодетный царю, пишет он, что делалось в здешной стране о литовском царстве походе: пошол царь салтан Мурат в Ядринской город и там собрал и изготовил войско, и с войсками послал Мурат пашу, и приказал ему быти над войском первым человеком. И переехал Дунай на волоской рубеж, был готов на поляков, только ждал вести от царствия твоего по вашему слову, что есте имели между собою. И ему пришла весть, что есте помирилися с Литвою, и он тому не поверя и хотя проведать подлинно, посылал от себя в Литву Шаис-пашу за посла место, и там ему сказали, что есте помирилися. И они тож у царя просили, чтоб турской царь с ними помирился и велел войску воротиться в Царьград. И в тож время приехали послы царствия вашего, Иван Гаврилович да Сергей Матвеевич, и с приезду царь велел принять добре честно. А как после проведали подлинно, что есте помирились с Литвою, и царь то поставил в великую кручину, что есте не поддержали на слове, что вы, великие государи, имели, и так производил послов царствия вашего из Царягорода отпустить на корабле вскоре Ноября 1-го; 5 число и выехали послы царствия вашего, постояв на губе за погодою. И после пришла весть с Кафы, будто ходили многиа казаки и билися и хотели Азов взять. И слыша то царь раскручинился гораздо и для того будут имети послы царствия вашего боязнь, покамест проедут Азов. А зде безпрестанно царь

готовил войско на персидскаго на весну, а того подлинно не ведаем: сам ли пойдет или нет. А с Литвою турской царь помирился, только того не ведомо, на сколько лет. А здесь царь владеет, и страх великий объявляет и лихие люди не имеют силы и не смеют делати никакого зла и во всем Царегороде смирно. Сам царь, переменяя свое платье, ходит по всему Царюгороду и досматривает и мучит лихих супротивников.» Сообщив политические вести Феофан переходить к рассказу о своей борьбе с армянами из-за св. мест, причем почти буквально повторяет все то, что уже ранее он писал государю в грамоте, присланной с царскими послами. Свой рассказ Феофан заканчивает заявлением, что борьба с армянами «стала нам больши пятидесять тысячь ефимков, и от того мы, нищие, не имели где голову приклонити, только поспешила милостина великаго твоего царствия, и тем есми искупилися и обрели освобожение, яко есми нищие и бедные и безпомощные, и молим Господа Бога день и нощь о многодетном здравии державнаго твоего царствия.» Затем говорит, что когда узнали о смерти Филарета Никитича, «о том вельми оскорбилися все малые и великие христиане, потому что едино солнце светлое от роду христианскаго и столп милостивый зайде.» В заключение патриарх просит государя: «да пожалуешь производишь бояром и князем царствия твоего, чтоб воздали милостыню к Гробу Господню всякой по силе для ради любви и веры Христовой, чтоб нам оплатитися от того великаго долгу и да возрадуютца православные христиане.» Феофану послано было с греком Иваном Петровым соболями на 150 р. ¹

¹ Греч. д. 7143 г. № 7.

В 1636 году в Москву прибыли посланные иерусалимского патриарха игумен Паисий, будущий патриарх, и грек Иван Петров. С игуменом Паисием от 1 Декабря 1635 года Феофан писал царю, благодаря его за присланную с греком Иваном Петровым милостыню, «чтобы государь не оставлял его своею милостию и впредь», «а беды наши иерусалимские не как цареградские (константинопольскому патриарху было послано с греком Иваном Петровым соболей на 250 р.. а Феофану только на 150 р., на какую разницу в посылке милостыни он теперь и намекает), что имели от еретиков армян и от латын, мы их ничем незамаем, только они нас избижают денежною силою и хотят отняти Св. Гроб. И о том обо всем писали есми к тебе государю с твоими государевы послы и с нашим архимандритом Кириллом, что се учинилась у нас с латынями и с арменами и пострадали от них, и благодатиею Божиею одолели мы их, только нам долгу получилось, и того ради посылали есми нашего архимандрита Кирилла к царствию твоему, имеючи надежду получить великую помощь от обиды еретиков. Они похваляются своими, а мы похваляемся царствием твоим. И как был наш архимандрит у твоего царскаго величества, и было не время и милостыни ему не сотворили (?) и к нам не прислали своего царскаго жалованья ¹, а архимандрит еще и по ся место небывал и имеем великую кручину... А ныне опять посылаем священноинока игумена Паисия», чтоб иметь силу противиться

¹ Это заявление Феофана, что с архимандритом Кириллом «милостины ему не прислали... и царскаго жалованья» является несколько странным, так как с Кириллом было послано к Феофану на 1150 р., т. е. на наши деньги более 16,000 р.

еретикам церкви Христовой. С греком Иван Петровым Феофан писал государю, «что которое жалованье четыре сорока соболей на 150 р., послано было к нему с тем греченином Иван Петровым, и то до него дошло, и чтоб государю пожаловати его и впредь к нему послати своего жалованья милостины, как ему Бог известит. Да к немуже бы прислати к Гробу Господню на поминок 1200 ефимков, что заняли в Царегороде государевы послы Яков Дашков да дьяк Матвей Сомов у греченина у Осипа Зиновьева, и те ефимки ему не заплачены и он себя сам для того с кручины убил и по нем бы то прислати на помин». По произведенному розыску оказалось, что греку Осипу действительно недоплачено до 600 р., каковые немедленно и были посланы Феофану, вместе с царскою грамотою и милостынею при ней соболями на 150 р. ¹.

От 15 Июня 1636 года Феофан писал государю: «буди ведомо тихомирный царю, что честную и святую вашу грамату приняли с радостию и с веселием от нашего игумена господина Паисия и от Ивана Петрова. Да ониж привезли мне восемь сороков соболей Иосифа Зиновьева, а у меня того Осипа живет здесь племянник его. А игумен Паисий да Иван Петров поехали в Царьгород покупать товару, что есте приказали им, а как возвратятся оттоле, а мы их пошлем, как к нам писано от царствия вашего, и тогда отпишем обо всем» ².

3 Ноября 1636 года приехал в Путивль игумен Паисий и объявил, что он послан в Москву к государю от иерусалимского патриарха Феофана нарочно «с листы и с дары» о царском деле против

¹ Греч. д. 7144 г. № 9. — ² Греч. д. 7144 г. № 19.

прежних государевых грамот, каковы были посланы ему с Москвы. 3 Декабря он прибыл в Москву и подвергся здесь обычному допросу в Посольском приказе относительно разных вестей. В грамоте государю, привезенной Паисием, Феофан просит и ходатайствует за некоторых бедных гречан, разоренных турками. Прислал Феофан особую грамоту и патриарху Иоасафу, в которой он описывает положение дел в Иерусалиме. «Наша Иерусалимская церковь, пишет Феофан, всегда от еретиков армен и от иных всяких народов имеет обиды для ради поклоняемаго и святаго места, ибо ветхий и новый завет отуда исшел во всю вселенную и Христова всякая тайна там есть, и сего ради все народы приезжают туда для поклонения и все любят те места. Только недруги благочестивых христиан ненавидят, и денежною силою, при нынешних агарянех турках, добиваются того места из наших рук и всеми святыми поклонными местами они хотят завладеть. И всегда многажды терпели есмы от еретиков, и про то наше терпение царю ведомо, что есми преж сего писали к державному и ко благочестивому государю и великому князю царю Михаилу Феодоровичу всея Русии, и про ту нашу тесноту всегда и святительству твоему ведомож, и силы и помощи просили от великаго и превысочайшаго государя царя, чтоб над еретиками и недруги нашея благочестивые и православные христианские веры иметь верх, и былоб чем даже еретиков утолить, чтоб православный род в срамоту и позор и бедствие не ввести. И сего ради докучаем и прибегаем к страннолюбивым и православным христианом помощи ради, чтоб нам возможно было беречь то святое и честное место от со-

противных, и посылали есмя нашего архимандрита Кирилла с братьею к превысочайшему и великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии для помощи, что имели нужду велию и споры с еретиками. Дай Господи чтоб Государь царь и великий князь Михаил Феодорович вся Русии здрав был на многия лета и милостина его неотстала от нас всегда! А в те поры еще была надобна такова великаго государя царя помощь для святаго и живодавнаго Гроба и для святаго Вифлеема, где родился владыка Христос для спасения мира. А мы всегда во имя царствия его похваляемся и утверждаемся и на недругов еретиков возмогаемся и побеждаем их. И ныне паки посылаем игумена кир Паисия с келарем кир Даниилом, роду московскаго, понеже бо они приезжают службою царскою, как им было приказано приехати. И сего ради молимся пресвятительству твоему, да понечалуешися боговенчанному, самодержавному царю, яко да сотворит помощь ко святому и живодавному Гробу от безчисленнаго долгу, что имеем до днесь». Указом государя от 7 января (1637 г.) велено послать Феофану за присланные им подарки (четыре объяри по серебренной земле) четыре сорока соболей на 150 р. и 11 Января игумен Паисий был отпущен из Москвы ¹.

15 Декабря 1637 года в Москву прибыли греки Роман Савельев и Исаия Николаев, и привезли с собою грамоту к государю от патриарха Феофана, который писал: «пишем и объявляем, что деетца в Цареграде и о том у нас бывает великий страх, о том бо есть и вам ведомо, только наша великая любовь и для благочестия твоего и для милостыни, что

¹ 7145 г. № 5.

имеете к нам, понуждает нас писати и объявляти. Буди ведомо, что прежний крымской царь как поднялся с великим войском на Кантемира, а сказывают, что было с ним 180 тысяч ратных людей, и в то время был у них бой и Кантемир побежал с детьми в Царьгород, а брат его и сродичи поклонились крымскому царю, и в Кантемирово место посадил крымский царь своего брата и отшел оттоле прочь. И не во многие дни убил Кантемиров брат крымскаго царя брата и дву его сродичей, и в те поры у крымскаго царя силы нестало, потому что были в разезде. А турской царь как услышал, что поднялся с такою великою силою и еще слух был, будтося с ним 10,000 казаков, и оттого добре устрашился, чтобы не переехали чрез Дунай до Едрина города, и собрал великое войско и послал их Едринскому городу на сбереженье, и в те поры вскоре, послал иного царя с каторгами в Крым. И как Кантемир приехал в Царьгород к царю и царь де его сперва пожаловал; и после того, месяц спустя, опалился на него и казнил сына его, а самаго посадил в тюрьму. И прежней крымской царь видя, что брата его казнил Кантемиров брат, а в его место пришел иной царь, пошел и сам в Царьгород, надеяся пощады у царя. И в те поры как приехал в Царьгород, призвал его царь и распрошал, а распрося его велел удавить Июня в 26 день. И в те дни пришли вести, что донские казаки Азов взяли, и о том турской царь добре поскорбел и роскручинился; и в те поры говорил турской царь, что будто твоим царским повелением казаки Азов взяли, и велел крымскому царю идти воевати твою царскую землю. И для сего извещаем и пишем, а которой

вам привезет сию грамату, и тот вам будет сказывати изуст все сполна.» (Грамота писана 1 Июля 1637 года и в Москву попала, значит, довольно поздно).

10 Августа 1638 года прибыл в Москву грек Дмитрий Филиппов и привезя» грамоту Феофана к государю, писанную еще 29 Сентября 1637 года. В ней Феофан пишет: «писали есмы преж сего о здешних вестях и нынече пишем с некоторыми хрестьяны с господином Порфирьем Феонасьевым, да с господином Дмитрием Филипповым, которые приедут к царствию твоему, и те есть люди наши добрые и они будут сказать обо всем наизусть о здешном царстве вестей: что турской царь хотел ехать Кизылбашскую землю воевать, — так славитца здесь, а подлинно неведомо, только велели татарам итти воевать украйну царствия твоего, и украйну б царствия твоего оберегал великим береженьем. А которые нам быти невозможно писати к царствию твоему, и те вести будут сказати те христиане царствию твоему наизусть, и еще что они ведают, а после того что здес объявитца в царстве нашем, и мы будем про то писати к царствию твоему.» Затем Феофан переходит к разсказу о своих иерусалимских делах. «А что имели мы не дружбу, пишет он, с еретиками с арменами о святых местех для святаго Гроба Господня и для святаго Вифлеема, слышал царствие твое преж сего.» Когда он находился по делам Св. Гроба в Молдовлахии, «немцы посулили Вайрам паше и иным начальником тайно сто тысяч ефимков и турской царь, неведаючи их неправды, дал им наказ, чтоб им отнять у нас ево жалованную грамату, которая была нам дана. И как мы услышали

про то, и мы ждали времени, как царю выход будет, и был царю выход в Воздвиженье день, и я послал к нему бити челом пять старцев с челобитною, и ту нашу челобитную смотрел турской царь сам и послал тотчас капычейскаго голову к каймакану к Магметь паше, чтоб он пришел к царю тотчас. И в те поры турской царь нас пожаловал, велел по прежнему дати свою жалованную грамоту и ту грамоту написав велел положить пред себя, и ту грамоту нам отдал и послал своего человека с моими старцы в Иерусалим и отняли у тех еретиков все, что было отняли они у нас. Так пребываем мы здесь, всегда недружбу имеем с еретиками в Иерусалиме, и всегда убытки и долги от нас неотставают, только ныне нам немного убытков стало, потому что турскому царю ничего не дали."

От 10 Августа 1638 года Феофан пишет государю: «пишем и извещаем благочестивейший царь и великий князь Михаил Феодорович всея Руссии о том, что писал есмя, как турской царь на самый свой праздник, Февраля в 7 день, велел удавить брата своего, а ныне пишем, что преже того, как пошол турской царь в Кизылбаши, Марта в 1 день, и после себя велел задавить дву братов своих, чтоб их не посадили на ево место. А сказывают, что еще у него остался меньшой брат,—а своих детей у него небыло, один сын и тот умер» А

С греком Иваном Петровым Феофан писал государю от 20 Сентября 1638 года, извещая его о насильственной смерти константинопольского патриарха Кирилла Лукариса. Он так описывает смерть знаменитого константинопольского первосвятителя: «ста-

¹ 7146 г. № 5 и 9.

рого патриарха Кирилла поклепали и огласили визирю Вайрам паше, будто он изменник. И тот визирь, Вайрам паша, будучи советник веррийскому митрополиту Кириллу (известному врагу Лукариса и претенденту на константинопольский патриарший престол) донес турскому царю и турской царь дал им наказную грамоту к каймакану. И как они ту наказную грамоту принесли во Царьгород и взяли потом патриарха стараго и засадили его на беломорской башне. И после того не во многие дни предали его смерти и вкинули его в море, а море его на берег выкинуло. И некие православные христиане, сыскав тело его, похоронили, а бывшаго веррийскаго митрополита Кирилла советники его насильством на патриаршестве посадили. А мы были в те поры в Брусе городе для дела святаго живодавцева гроба, а александрийский патриарх Митрофан был в те поры здесь, и он, видя такую его напрасную смерть, тому удивился. И тот бывший веррийский митрополит прислал по нас, чтоб нам с ним вместе служить, и мы не хотели с ним служить, и он учал на нас грозиться нечестивыми агаряны.» Затем Феофан переходит к сообщению разных политических вестей. «И в те дни вскоре пришли вести, пишет он, что Байрам паши не стало, а о том нам неведомо своею ли смертию или от царя умер. А царь салтан Мурат ныне воюет пред Богдатом, а сказывают, будто он возмет Богдат, а подлинно неведомо для того, что ныне зачинаетца война вначале. И еще буди ведомо царствию твоему, что веницейскаго агента в великом береженье держать для того, что ходили 18 каторг барбарейских под веницейскую землю и разорили многия села, а побрали живьем полону 6 тысяч

и больши; и как проведали веницейские каторги малые и большие, и они за ними гонялись до города Авлона, и отбили у них под Авлоном городом полон свой и каторги у них взяли. А из города по них из наряду стреляли и веницейские люди напротив по городу стреляли и городовую стену попортили и прочь отъехали. И после, их люди барбарейские, приехав в Царьгород, и били челом на веницейских немец и по их челобитью писали к царю. И как услышал Турской царь зело роскручинился о том, что они по городу стреляли и городовую стену порозбили, а каторги побрали, потому что они имели между собою записи от прежних царей в том, буде поймают барбарейских людей за рубежем, и им было вольно их казнить и в полон имати, також и барбарейским людем над веницейскими. А о том нам подлинно проведати не возможно, как турской царь сам приедет и о которых нам вестях писать невозможно, и о тех будет разсказывать наизусть Иван Петров.—И аще производит ведати царствие твое о св. гробе и о Вифлиеме—и Вифлиомом турской царь всем нас пожаловал». ¹

От 4 Апреля 1641 года Феофан писал государю с греком Фомою Ивановым: «аз еще пребываю в Цареграде для некиих дел, что имеем для святаго живодавцова Гроба, и объявился нам от вас честный господин Фома и сказал нам о многодетном здравии великаго вашего царствия, и мы возрадовались есмы зело. И посем сказал есми, что он хочет ехать к вашему царствию о многих нуждах и делех объявити великаму вашему царствию, и напи-

¹ 7147 г. № 7.

сали есми сию грамату, а о множестве писати неможно, а разскажет он изустно, что он видел, и мы ему наказывали о всем. Еще некий архимандрит Амфилохий, что имел я его прежде сего у св. Гроба и он, от меня сбежав, пристал к прежнему патриарху Кириллу (Лукарису) и посылал его двожды к вашему царствию, а ныне он ни у цареградскаго патриарха, ни со мною у св. Гроба. Еще он пишет и посылает к вам Государю грамоты от нас обеих патриархов с ложью многою, и емуб не верити. а сказывают, что еще от него пострадал Иван Петров и иные многие и он есть недобрый человек.— Да оберегайте и призирайте ваши дальныя украинныя места, многие изменники идут до вашея украйны до самаго Терека, а вы оберегайтеся неоплошно и ныне о сем пишу» А

13 Ноября 1643 года прибыл в Москву бить челом государю о милостыне архимандрит иерусалимского патриарха Феофана Анфим с патриаршим племянником архидьяконом Неофитом и с старцами. В присланной с архимандритом грамоте, Феофан

¹ 7149 г. № 12. Оговор Феофаном архимандрита Амфилохия основан на каком-то недоразумении. Амфилохий был одним из самых ревностных и преданных наших тайных политических агентов в Константинополе. Он был доверенным лицом знаменитого константинопольского патриарха Кирилла Лукариса в его сношениях и с Москвой и с нашими послами в Турции, не раз приезжал в Москву в качестве доверенного лица от Лукариса с тайными от него наказами к нашему правительству, он присылал и от себя в Москву очень обстоятельные известия о положении дел в Турции, почему он пользовался особым вниманием и расположением московского правительства, которое правильно посылало ему в Константинополь известные суммы, в награду за его усердную службу. Вполне, естественно было, что в Москве не поверили оговору Феофана, так что и после этого Амфилохий по-прежнему пользовался полным доверием нашего правительства, на службе которого он и оставался до самой своей смерти, последовавшей уже в 1653 году.

писал государю: «что они от народов, их держащих, пребывают повседневно в дачах, а только им не учнут давать, и они им не дадут святых и божественных мест держати. И от еретиков они многие беды приняли, и протори им учинилися многие, и писали де они к нему государю, бити челом посылали людей своих—архимандрита Кирилла тому лета» с десять, и тогда де им ничево недано (?), и окупил де их молдавские земли князь Василей, прислал к ним 45,000 ефимков. Да аще они и окупилися, токмо св. местам надобна милостина и помощь от великие державы царскаго величества. Сего ради посылает он своего архимандрита Анфима с иными, и молит и просит у государя, чтоб его царскому величеству их восприяти и возрить милосердно для любви и святаго живодавцова Гроба Господня, подати ему милостину, как ему государю Бог известит. И еще имеют они о святом Вифлеоме долгу 20,000 ефимков, а старое строение от древних лет, — стены испортилися и кровли их погнили, а чтоб им от царскаго величества помощь и обновление видетии, и вечное воспоминание будет царствию его. И чтоб государь позволил архимандриту его со иными попросить помощи у бояр и у князей и у архиереев и у архимандритов и у прочих в миру пребывающих в державе царскаго величества». В другой грамоте Феофан писал царице Евдокие Лукьяновне, которую он также молит о помощи и милостыне св. Гробу. Кроме того с архимандритом Анфимом Феофан прислал святыни государю: мощи великомученика Пантелеймона, ладон черный иерусалимский, 4 свечи да 3 меры Гроба Господня, воду освященную иорданскую, персть от Вифлиема и от иных

святых мест спущено со святою водою иорданскою, мыла иерусалимскаго 20 печатей; государыне он прислал: часть мощей св. великомученика Кирика, ладан иерусалимский и пр.

Архимандрит Анфим обычно представлялся государю и получил обычную для архимандритов милостыню: камку смирную добрую, сорок соболей в 30 р. и денег 30 р., а племянник Феофана архидьякон Неофит: камку смирную добрую, сорок соболей в 20 р. и денег 15 р. После представления Анфим бил челом государю от имени Феофана и своего, чтоб государь пожаловал велел написать в Иерусалим ко Гробу Господню десять образов местных больших и те иконы обложить серебром, да патриарху сделать святительскую шапку, ибо прежняя его шапка сгорела в Царьграде во время пожара. По государеву указу десять образов местных больших, по размеру указанному Анфимом, написано и серебром обложены из его государевой казны басменые с окладом, а венцы у образов чеканные и резные. Образа же написаны: Спаса на престоле— длина доске 2 аршина 5 вершков, ширина 2 аршина без 3 вершков; Пречистые Богородицы Одигитрии— одной меры с предыдущим; Воскресения Христова— длина доски 2 аршина пол-6 вершков, ширина один аршин 5 вершков; Архангела Михаила мерою как и Воскресения; царя Константина и матери его Елены— длина 2 аршина пол-6 вершков, ширина один аршин 6 вершков; св. апостола Иакова, брата Господня— одной меры с предыдущим. Местные образа к царским дверям по обе их стороны: Спаса Вседержителя на престоле во архиерейской одежде; Пречистыя Богородицы Страстныя со архангелы; Иоанна Пред-

течи; царя Константина и матери его Елены,—все эти иконы одной меры—по 2 аршина без полу-2 вершка длины и по 1 аршину 4 вершка ширины. На все иконы из государевой казны было затрачено всего 637 р. 28 алтын 3 деньги. Кроме того патриарху сделана была святительская шапка: дробницы все золотые с чернью и финифтью и с каменьями—с яхонты, с лалы и с изумруды, и жемчугом обнизана. Цена той святительской шапке и с влагалищем 880 руб. 29 алтын ¹. В новой челобитной государю Анфим

¹ «На оклад на те иконы пошло ефимочнаго серебра, которое взято из сибирскаго приказу пуд 8 гривенок и 25 золотников, цена по 7 рублев фунт, и того 337 рублев 27 алтын 3 деньги. Да на тот же оклад пошло листоваго золота 7300 листов, цена по 9 рублев, по 24 алтына, по 2 деньги тысяча, и того 71 р. 6 денег. До на венцы и на подписи взято из казны 44 золотых, но рублю золотой, и того 44 рубли. Да серебряным мастерам от того иконнаго окладу от дела даио 65 Рублев. Всего на иконной оклад изошло 517 рублев, 2S алтын, 3 деньги, опричь того, что дано от письма иконописцам, а с тем 637 Рублев, 28 алтын, 3 деньги».

Сделана святительская шапка. «В тое шапку золота пошло и с угаром 2 фунта, 82 золотника с ползолотинком, цепа по 40 алтын золотой. Да в тоеж шапку поставлено каменья, а взято из мастерские палаты: 2 яхонта лазоревых сережных, цена 70 рублев, и те яхонты растерты на два и сделано четыре яхонта и огранены, да четыре яхонта лазоревых в гнездах золотых, цепа по 8 рублев яхонт; да из приказу золотаго дела взято: яхонт червчатой и гпезде золотом, цена 6 рублев камень: 4 изумруда вставочных, по 12 рублев изумруд; 3 изумруда сережных, по 10 рублев изумруд, да изумруд же сережный 18 рублев; 5 яхонтов червчатых по 20 алтын яхонт; 20 искорок изумрудных, цена 5 алтын по 2 деньги искорка; 8 яхонтиков червчатых, по полтине камешок. Да в тое-ж шайку поставлено на дробницы налпни 44 зерна бурмниских, по рублю зерно; да на обнизку около дробниц пошло женчугу 51 золотник с четью, цена по 4 рубли золотник. В тоеж шапку пошло аршин атласу, цена 30 алтын, поларшива камки вишневой, цена 15 алтын; 2 аршина тафты лазоревой на рубль на 13 алтин 2 деньги; поларшина сукна темновишневаго на один рубль, 6 алтын, 4 деньги; 2 аршина киндяку лазореваго на 6 алтын 4 деньги; 8 горностаев по 2 алтына с деньгою горностай; да на оболочку лагалища пошло 2 сафьяна зеленых, цепа рубль, 6 алтын, 4 деньги; да полтора золотника шолку белаго и лазореваго на 10 денег; поларшина полотна белаго на 6 денег; бумаги хлопчатой круг венца фунт—3 алтына; да от лагалища и за дерево дано от

заявлял, «что писал к нему, государю, надеясь на его царскую неизреченную премногую милость, иерусалимский патриарх свою святительскую грамату о милостыне, чтоб ему будучи в таком святом месте — в граде Иерусалиме от еретиков и от агарян было чем окупиться, и от того святаго места не отженутися и веры христианские не порушить. А преж сего в Иерусалим град была его государская неизреченная милость—давано им на милостыну и от агарян на окупление». В виду этого, согласно просительной грамате и самаго Феофана, архимандрит Анфим и просит государя, чтобы он «о милостыне велел свой государев указ учинить, как ему Бог известит». По указу государя архимандриту Анфиму вручены были приготовленные для патриарха Феофана 10 икон, святительская шапка и пять сороков соболей на 200 рублей и затем повелевалось отпустить его из Москвы ¹.

В Феврале 1645 года в Москву явился, с грамотою Феофана, грек Фома Иванов. В присланной грамоте Феофан рекомендует государю грека Фому Иванова как вернаго слугу и радетеля царскаго, пишет. «что приказали есмя тайно объявити из уст о подлинной истине—о лукавом воинстве, что хотят воевать ко святому Господню стаду», заявляет, что чего было невозможно ему «писати и объявити подлинно», то он поручил устно передать посланному им Фоме Иванову. Это была последняя грамота в Москву патриарха Феофана. Привезший ее грек Фома

дела 36 алтын, 2 деньги. И. всего той шапке цена 880 рублев, 29 алтын». Шапка и иконы выданы были архимандриту Анфиму из Посольского приказа с распиской (греч. д. 7152 г. № 3; 7202 г. № 20. Греческие статейные списки № 12, листы незанумерованы).

¹) 7132 г. № 3.

Иванов заявил в посольском приказе, «что иерусалимский патриарх Феофан дал ему к великому государю грамату Декабря в 10 день, а приезжал иерусалимский патриарх во Царьград к турскому Ибрагим султану для обновления грамат и граматы у него обновил, а стало де ему за обновление 9000 ефимков. А как он, Фома, из Царяграда поехал, Декабря в 11 день, и после того пришла весть из Царьграда в молдавскую землю, что того иерусалимскаго патриарха Феофана в Цареграде нестало, а представился он Декабря в 15 день, и о том де, чаю, писал ко государю александрийский патриарх (александрийский патриарх Никифор действительно извещал государя о смерти Феофана), а кому де быть во Иерусалиме патриархом на Феофаново место, про то де еще не ведомо. А приказ-де от Иерусалимскаго патриарха Феофана был нынешнему цареградскому патриарху Па роению, да молдавскому владетелю и воеводе Василию, чтоб они после его, Феофановой, смерти учинили собор, собрав многих властей, и с собору бо выбрали на его место в патриархи духовнаго чину добраго пастыря».

Скоро получены были в Москве известия и от других лиц, подтвердившие сказанное о смерти Феофана греком Фомою Ивановым. Так тайный русский политический агент в Константинополе, Халкидонский митрополит Даниил, извещал государя, что Феофан представился в Константинополе 15 Декабря (1644 г.) «а в 16 день погребли его в халкиданской области в Богородицком монастыре, возле Иеремия патриарха». Иерусалимский архидиакон Макарий, извещая государя о смерти Феофана, делает такое курьезное замечание: «иного еще непоставили, а надеемся

поставить в патриархи митрополита Симона ¹, что приехал к нам от вашего царствия с граматою. Мы послали граматы в Иерусалим (из Константинополя) к нему, буде он захочет быть патриархом, но к нам еще вестей от него небывало». Вифлиемский митрополит Афанасий, с своей стороны, писал государю: «услыша молдавский воевода господин Василий про смерть блаженнаго патриарха, повелел изобрати из вотчин св. Гроба из монастырей строенья Петра воеводы и бурновскаго воеводы игуменов, а изобрав поставити властью и послати в Иерусалим. А мы. добавляет Афанасий, на ево Васильево повеленье полагаемся». Наконец приехавший в Москву грек Исаия Остафьев сообщил, что Василий воевода и иные избрали в Иерусалимские патриархи архимандрита Паисия, который жил в Яссах, в вотчинах св. Гроба ².

Феофан не только сам часто обращался в Москву с просьбами о милостыне Св. Гробу, но нередко ходатайствовал пред русским правительством и за других просителей милостыни, которые, зная о влиянии и значении Феофана в Москве, старались заручиться его рекомендацией, благодаря которой они встречали в Москве радушный прием и получали достаточную милостыню.

Особенным расположением Феофана, исключая палестинские собственно монастыри, пользовалась прежде всего знаменитая Синайская обитель, которую он считал принадлежащею к его патриархату и за которую он не раз ходатайствовал пред русским правительством.

¹ Сербский скопийский митрополит Симеон на всегда поселившийся в России, в 1644 г. ездил из Москвы на поклонение св. местам и после был у нас казанским митрополитом. — ² 7153 г. № 21, 30, 36; 7154 г. № 6.

В первый раз синаиты обращались в Москву с просьбою о милостыне еще в 1519 году при великом князе Василие Иоанновиче, который очень радушно принял прибывших в Москву двух синайских старцев, посланных игуменом Даниилом, и послал с ними в монастырь милостыню: «шестьсот золотых вещми, собольми и белкою и зубом рыбьим и лисицами». Во второй раз синаиты приезжали за милостынею при царе Иоанне Васильевиче в 1558 году с рекомендательною грамотою александрийского патриарха Иоакима, знаменитого своим долголетием и святостью жизни. Тогда царь послал в монастырь «рухляди на восемьсот золотых угорских», да синайскому архиепископу «шубу соболью под бархатом». В 1571 году царь послал архиепископу Евгению на помин царицы Анастасии 100 р., да на помин своего брата 50 р. с особою граматою, в которой замечает: «а послали есмя ныне к тебе по них милостыню несполна для нынешняго путнаго дальнего шествия... а еже даст Господь Бог вперед для вечнаго поминания большую свою милостыню к вам по них пришлем». Это обещание Грозного исполнил уже сын его Феодор, который послал на Синай милостыни 850 р., причем грамотою просил архиепископа Евгения устроить две неугасаемые лампады, одну—у неопалимой купины, другую—над мощами великомученицы Екатерины, на что особо послал 54 рубля с тем, «чтоб те кандиля (лампады), покаместа тех денег на масло станет, горели день и нощь непрестанно за наше здравие и нашей царицы и о чадородии нашем в наследие царствия нашего». В то же время царь Феодор дал синаитам свою жалованную грамоту, по которой они без всяких препятствий и задержек могли всегда

приезжать в Москву за милостынею. В 1593 году, по случаю учреждения в Москве патриаршества, когда на восток была послана большая милостыня, Синайская обитель получила 430 золотых. Приезжали синаиты в Москву за милостынею и в 1605 году, так что между Москвой и Синайским монастырем установились вообще определенные добрые отношения, которые однако при Феофане подверглись раз опасности нарушиться.

В 1623 году в Москву приехал за милостынею так называемый в тогдашних приказных делах синайский митрополит Иеремия с просительною гранатою к государю о милостыне от всей братии Синайской горы и всего собора Палестины и с рекомендательною гранатою патриарха Феофана. Последний писал государю: «ведомо буди самодержавный царю, что род наш обладав бысть агарянскими языки, многую нужду терпит и труды для православной веры: и святые монастыри здесь имеют и терпят великую нужду и харчи великия чинят. Да болыпи иных всех монастырей терпит Синайская Богоявленская, и неимеет нигде главы приклонити и прибегнути и милости обрящити. Прибегают к тебе милостивому, к милосердному царю, потому что ведаем царствие твое и потому послали есмя сего преосвященнаго митрополита, брата и сослужебника смирения своего господина Иеремия, что бывал преж сего в Радосе граде, мужа верна и любезна святые горы Синайские, послан бысть от епископа боголюбиваго и от всего собора к тебе государю для милостыни и помощи. О том молим к тебе, государю, да приимешь его». В грамоте к Филарету Никитичу Феофан также рекомендовал Иеремию и просил патриарха, чтобы он, с своей стороны, хо-

датайствовал пред государем о доставлении милостынею бедствующего Синайского монастыря.

Благодаря рекомендации Феофана Иеремия был принят Филаретом Никитичем с особенною честью и одарен им щедрее, чем другие греческие митрополиты, бывшие тогда в Москве. Поощренный этим первым успехом, Иеремия, конечно в видах получить еще большее, подал Филарету Никитичу любопытную челобитную, в которой говорится следующее: «молим Богу и весь порабощенный род греческой, чтобы нам сподобил Бог видеть на вселенском константинопольском престоле царя царей, великаго государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии самодержца, да и мы обрящем покой и легкость». Затем, благодаря патриарха за милостыню ему митрополиту, просит ему пожаловать еще три образа, «да отвезу их к трем патриархам: константинопольскому, александрийскому и иерусалимскому, занеже путное наше шествие будет мимо их, и им буду разсказывать, что те иконы я на них выпросил». Далее Иеремия повествует в челобитной: «да в месяце Октябре в сновидении видел я смиренный грешник: явился мне святой Сергий, как бы я с ним был на горе Хориве, идеже видяше Илия пророк Божие видение, и рек ми и указуя пещеру: тут де был Стефан чудотворец, запеже тут пустынничал. И аз грешный и недостойный невозмог есми с святителем поговорити, (здесь Иеремия сильно прошибся, он, очевидно, непозаботился навести более точныя справки о преп. Сергие и потому неудачно назвал его святителем), зряще величество его и страшное зрение, только пал на землю безгласен. По сем молю много-много для любви Христовой и для любви

святителевой, отпустите меня, да облобызаю и поклонюсь святому сему Сергию, да ми простит согрешение мое. а большая мзда да будет на святительстве твоем."—Очевидно Иеремия был ловкий бывалый человек. смело пускавший в ход все средства для своей наживы. Испрашивая иконы для поднесения восточным патриархам, он основательно рассчитывал, что эти иконы должны быть, как царский подарок, очень ценны, так что от продажи их он может выручить себе порядочную сумму. Его рассказ о видении ему преп. Сергия, был рассчитан на то, что ради этого обстоятельства богатый Троицко-Сергиев монастырь, куда он отправлялся, окажет ему особую щедрость, так как сам преп. Сергий явил к нему небывалую, относительно греков, милость—удостоил его, еще на Синае, своего видения.

Все это так смело и по-видимому удачно веденное Иеремиею дело, совершенно неожиданно рушилось. На него последовал донос со стороны сопровождавших его синаитов, архидиакона Неофита и старца келаря Паисия, которые заявили, что Иеремия патриаршим собором был лишен митрополитства и ему запрещено служить, что после запрещения он был в Риме, служил с папою, целовал его в ногу и вообще отпал от православия, но потом вернулся из Рима в синайскую обитель, которой он был пострижеником, и слезно просил архиепископа и братию снова принять его в монастырь. В надежде на его раскаяние и исправление его приняли и потом послали в Россию, придав к нему их, старцев, для наблюдения за ним. Дорогою они сбирали милостыню, но Иеремия скрывал ее от них и обращал в свою пользу. Получив в Москве милостыню, он не хочет теперь возвращаться

в монастырь и задумал убить их в литовской земле. Поэтому они просят отпустить их из Москвы отдельно от митрополита и отобрать у него все, принадлежащее монастырю.

Донос должен был произвести сильное и удручающее впечатление на царя и патриарха. Митрополит, которого патриарх Феофан называл своим сослужебником, мужем верным и любезным, которого, ради этой рекомендации Феофана, приняли в Москве с особою честью, который, конечно за свою добродетельную и святую жизнь, удостоился будто бы видения преп. Сергия, в действительности оказывается лишенным сана, папежником, каким-то пройдохою. Кому же и чему после этого верить?... Пришлось произвести допрос с очными ставками, причем Иеремия заявил, что 19 лет тому назад он был поставлен митрополитом в Родос, но чрез три года добровольно удалился на Синай, не желая давать трех тысяч золотых константинопольскому патриарху Рафаилу, которые тот просил у него, «а если сыщется, что он от митрополитства отставлен, то он уже не будет у государя и патриарха просить пощады». Затем Иеремия показывал, что из Синая он ездил в Индию, потому что португальская королева Екатерина оставила в Индии для Синайской горы, на помин своего мужа, 500 золотых, которые он, вместе с другою собранною им милостынею, и привез в Синайский монастырь и затем был послан в Испанию. В Риме он действительно был по следующему случаю: дает-де испанский король в Синайскую гору по 500 золотых, и так как те золотыя он неприсылал, то собор синайских старцев послал его и еще четырех старцев с ним в Испанию за теми золотыми.

В Испанию они отправились чрез Рим, и были у тогдашнего папы Павла V, но от греческой веры не отставали и с папою он, как его ложно обвиняют, не служил, тем более что папа со властями никогда не служит, а всегда один. Папа писал к королю испанскому о выдаче тех золотых, да и сам послал от себя в Синайскую гору 500 золотых, на что есть у него листы. Были затем они во французской земле, а французский король посылает в Синайскую гору ежегодно 1000 золотых,—эти присылки от французского короля начались уже лет с двадцать. Всего за милостынею он ходил лет с пять. Это совсем неожиданное и очень соблазнительное для русских показание Иеремии о милостыне Синаю со стороны папы и католических королей, оспаривалось бывшим тогда в Москве силистрийским митрополитом и обвинителями синаитами, которые заявляли, что папа и короли испанский и французский в греческую землю, ни в какие места, никогда ничего не присылали, что от всех греческих патриархов то заклято, чтобы не только от папы, но даже и от всякого простого человека папежской веры милостыни ни одной деньги не принимать и ни в чем с ними не сообщаться. Но Иеремия, в доказательство справедливости своего показания, представил листы: один от папы римского в Синайскую гору, другой—от английского короля, третий— от испанского. Иеремию поспешили отправить в Константинополь, «чтобы он там очистился от всего пред тамошнею властью... А в Рим к папе и в аглицкую и во французскую землю ему не ездить; а буде он в те неверныя государства поедет, и он будет проклят в сем веце и будущем» ¹.

¹ 7131 г. № 5.

100

Как сильно смутило и огорчило царя и патриарха дело Иеремии видно из того, что Филарет Никитич решился писать об нем особую грамоту самому вселенскому константинопольскому патриарху, с подробным изложением всего прискорбного дела. «Буди ведомо вашему святительству, пишет он в грамоте: из давних деть с тех пор, как греческую власть захватили измаильские внуки, обычай имеют приходить к благочестивым и христолюбивым царям российским, греческой области святейшие патриархи, и митрополиты, и архиепископы и прочие священные иноки милостыни ради и искупления св. мест, захваченных турками, и до ныне приходят. Мы таковых принимать привыкли, и дарами и милостынею не только их обогащать, но и святым местам потребное посылать, и тем плачущих и оскорбляемых утешать и, таким образом, почтивши приходящих к нам, отпускали во свояси. Ныне же пришел к нам от святой горы Синайской митрополит Иеремия, объявляя, что прежде был родосскаго острова митрополит, милостыни ради, с ним же вместе и другие пришли. Мы, по обычаю нашему, человеколюбно приняли их, ибо они принесли с собою грамоты от блаженнаго Феофана патриарха иерусалимскаго, котораго, как говорят, встретили в Константинограде. Потом, не знаю какой ради вины, Иеремия начал враждовать с пришедшими с ним, называя их чуждыми христианскаго звания и жития недостойнаго, истиннаго же свидетельства о том против них привести не мог. Они же, видя его злые поступки, возстали против него и во многом обвинили». Затем он подробно сообщает самыя обвинения и произведенные по поводу их допросы ¹.

¹ 7132 г. № 3.

101

В 1625 году. 15 Сентября прибыло в Москву новое синайское посольство, с архимандритом Малахией во главе, долженствовавшее изгладить то дурное впечатление, какое ранее произвело в Москве посольство митрополита Иеремии. И это посольство привезло с собою рекомендательные грамоты Феофана, которому впрочем и необходимо было так или иначе объясниться с московским правительством относительно посольства митрополита Иеремии. Действительно в грамоте к Филарету Никитичу Феофана, пишет: «прежде сего присылали к вашему святительству из Синайские горы некотораго бывшаго родосскаго митрополита и с иными монастырскими людьми, незнаючи его дела и разума, что он за злой свой разум отставлен от патриарха», а теперь посылают верных царских богомольцев архимандрита Малахией с другими старцами, которых просит принять милостиво. «И сего ради пишем, продолжает Феофан, что Синайская святая гора под нашею иерусалимскою областию, и архиепископ того монастыря поставляетца у нас в Иерусалиме, и что есть ныне архиепископ господин Иосиф писала, к нам совсем собором святаго монастыря, моля нас, чтоб мы отписали к великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии и твоему святому великому святительству с молением, чтоб вам их приняты милостивно, понеже бо раби и богомольцы ваши истинные, а они от беззаконных арапов многие нужды и харчи терпят». В грамоте государю Феофан просить его милостиво принять посланных от синайскаго архиепископа Иосафа и от всего святаго собора от царские обители, которая создана от царя Устинияна, который воздвиг св. Софию премудрость Божию». Русское пра-

102

вительство желая показать, что оно уже забыло дело Иеремии и не придает ему более никакого значения, не только очень радушно приняло новое посольство синаитов, но и одарило его с большею на этот раз щедростью, чем обычно ¹.

В 1629 году прибыл в Москву за милостынею синайский архимандрит Исаия, с которым Феофан писал государю, чтобы он оказал милость посланным в Москву синаитам, «понеже они с великою нужею и бедностию исправляют святый монастырь сей в пустыне той великой меж многих араплян», которым они платят постоянную дань. — В грамоте от 15 Июня 1636 года, присланной в Москву с синайским архимандритом Паисием, Феофан пишет государю о синаитах: «ныне пишем, что приехали отцы святые синайские горы преподобный архимандрит господин Паисий, вместе с келарем Евгением и с товарищи, а едут к святому и к державному и превысочайшему твоему царствию милостыни ради. По своему царскому обычаю пожалуеши их, милостивой царю, для святаго и царскаго монастыря, а тот монастырь под нашею областию и престолом. Сию благодать воздаем и свидетельствуем истинно и праведно, что имеют они великие протори, и о том молим и просим твоего царскаго величества, да восприимеши их в тихом образе и помощь сотворишь им ²».

Покровительствовал Феофан и некоторым афонским обителям, о которых он посылал в Москву рекомендательные грамоты. Так в 1623 году прибыл в Москву за милостынею афонского Ватопедского мо-

¹. 7134 г. № 17. -² 7138 г. № 12; 7144 г. № 19.

103

настыря игумен Никодим, с которым Феофан от 10 Июня 1622 года писал государю: «послан есть по святую милостыню преподобный отец Никодим, игумен святогорской Ватопедской, зане многая нужная потреба монастырская понуди его, неточию же — но и долги и безчисленныя напасти агарянския; еще ныне и глад у них есть. Тем же аз знаючи место тое святое и его честную особу, прилежно молю, да усердным сердцем и благословенною рукою изобильно подайте руку помощи и святую милостыню». — В 1631 году прибыли в Москву за милостынею просители из афонской лавры св. Афанасия, за которых Феофан просил царя и патриарха, свидетельствуя о бедственном состоянии лавры и о необходимости для ее существования царского вспоможения. Из этого же монастыря в 1641 году приезжал в Москву за милостынею архимандрит Иосиф с старцами, причем Феофан писал государю, что когда он, Феофан, был в том монастыре, то старцы просили у него рекомендательной грамоты к государю. «И мы ныне, заявляет Феофан, пишем к великому твоему царствию, молим и просим, да пожалуешь приимеши их, в милостивом образе и воздашь им милостыню, да будешь новый соорудитель для того, что они имеют великую налогу от иноплеменных держащих нас и имеют неоплатный долг... Посем молим и мы великаго твоего царствия, да воспреимиши их, что они люди добрые и верные от святаго и славнаго монастыря, да пожалуй им свою царскую жалованную грамату, чтобы им держать в монастыре для памяти вашего царскаго величества жалованья». В том же 1641 году Феофан ходатайствует пред государем за посланных афонского Благовещенского Филофеева монастыря,

104

чтобы государь дал им свою милостыню «и на монастырское строение, чем им кельи починить, и оплатить долг» ¹.

И за другие греческие монастыри нередко ходатайствовал Феофан пред русским правительством. В 1630 году в Москву приехал Парфений, архимандрит Никольского Пагоянинского монастыря. С ним Феофан писал государю, что монастырь иже во святых отца нашего Николая архиепископа Мирликийского чудотворца «пребывал в добре в руках греческих и в богатстве, и ныне навождениями лукаваго диавола раззорили агаряне многие пречудные церкви Божии и монастыри в месте том. И ныне таким же делом сей монастырь раззорился от безбожных агарян до конца.—тому есть лет сто как раззорен. А еже всеблагий и милосердый Господь, всем церквам глава, что есть дал по божественному своему поревнованию сему архимандриту господину Парфению. смыслом своим и разумом, опять соорудил и воскресил от основания, и обновил и украсил, якоже по прежнему, и собрал до 30 человек братии. Но ненавистник всякой добродетели диявол вложил мысль некоему вельможе агарянскому опять раззорить до основания святую обитель. Только 60,000 денег, обещанных безбожному вельможе, спасли монастырь от уничтожения. Вследствие сего обещания архимандрит задолжал и теперь прибегает к его царскому величеству за помощию и милостынею на освобождение от того тяжкаго долга». В 1644 году 26 Октября Феофан писал государю рекомендательную грамоту об архимандрите Иеремии морейского Успенского монастыря.

¹ 7131 г. № 4; 7140 г. № 3; 7149 г. № 15 и 20.

105

В ней он говорит: «промеж двух областей—Коринфу и Палеопатры пребывает славный монастырь во имя пресвятыя Богородицы в великой пещере, строение блаженнаго и благочестиваго царя бывшаго—Андроника Палеолога, и в нем пребывает св. икона, что писал апостол и евангелист Лука, образ пресвятыя Богородицы, своею рукою, и многие чудеса творит, исцеляет всяких немощных и недужных, которые прибегают к ней с верою по сей день. И ненавистник роду христианскому научил некоторых злых людей и зажгли около монастыря и монастырь весь сгорел, только Бог сохранил одну божественную церковь и учинился им великий изъян и протори. И се та церковь от многих лет развалилась и они. отцы, с великими долги и трудами изнова ту церковь от основания всю каменную со сводами для крепости. ото всякаго страху построили, и от того тот монастырь одолжал неизреченным долгом, и, сверх того, в проторех на всяк день от приезжих стояльщиков. И они, тамо пребывающие братия, хотя от такого долгу оплатиться, заложили святыя церковные сосуды и невозмогли оплатиться от такаго долгу, усмыслили промеж себя, избрали и посылают к великой вашей царской милости преподобнаго архимандрита господина Иеремия помощи ради». Затем Феофан просит государя дать милостыню бедствующей обители в размере, как ему заблагоразсудится ¹.

Между рекомендательными грамотами Феофана встречаются и такие, которыми он ходатайствовал пред государем и патриархами за отдельных каких-либо

¹ 7138 г. № 17; 7153 г. № 26.

106

лиц. Так в 1630 году приехал в Москву греческий архимандрит Григорий, о котором Феофан писал государю: «извещаю самодержавному твоему царствию, яко писание се о священно мнихе о господине Григорие, архимандрите великия церкви: от Бога удалося, освободил (Григорий) двух невольников—бегали от стороны измаильския и взял их доедучи в молдавской земле, и прибежали за ними хозяева их, и поймали и посадили в тюрьму, и ограбили житие его все и хотели его казнить. И некоторые христиане о нем тружалися, окупили его от безбожных агарян и из тюрьмы освободили за 28,000 турецких денег, а взяти им того долгу негде, и головы своей приклонити не имеют нигде,—приедуть к благоутробному царствию твоему и призри его милосердным своим оком и пресветлым лицом, яко подобает, и милостину ему подай, како благоизволишь, чтоб возможно было ему тяжкий долг свой оплатить—28,000 денег». В том же году Феофан писал государю об архиепископе македонском из погоянинскаго Петропавловскаго монастыря Софроние, что он раззорился от тяжкаго долга, наложеннаго на него агарянами, которым он заложил все сосуды церковные и священныя одежды, чтобы тем хотя сколько-нибудь облегчить свое бедственное положение, почему Феофан и просит государя помочь бедному архиепископу освободиться от долга и тем избежать тесноты агарянской. В грамоте к Филарету Никитичу, извещая его о горькой участи Софрония, просит не оставить достойного архиерея ходатайством пред государем и дарованием ему от себя милостыни. В том же году в Москву прибыло два грека, о которых Феофан писал государю, «что сперва они были благодатны и

107

покойны, но нечестивые и безбожные агаряне, яко суть всегда они недруги и ругатели веры нашей, ограбили их нощию разбойническим обычаем и все животы их побрали и, сверх того, дву из детей обусурманили в свою нечестивую веру и ушли. Было у них иные четверо детей, и они заложили их у безбожных в руках за 40,000 денег, и ныне им долгу оплатить нечем—взять негде и головы свои приклонити не имеют нигде, прибегают к милосердому святому твоему царствию, просящи помощи. И сего ради молим великому твоему царствию, призри их». В том же году Феофан прислал в Москву своего служителя Андрея с грамотою к государю, в которой просит его дать Андрею милостыню на окуп его родителей, которые арестованы турками. Или, например, Феофан так пишет о некоем греке Константине: «сей крестьянин, именем Константин, жил в Царьграде на Калате, ремеслом серебряный мастер. И скорым делом учинился пожар и выгорела одна сторона на Калате и сгорела у него лавка совсем товаром, что имел дела чужие—боярские и те дела растопилися, а иные разграбили серебряное и золотое—счетом на две тысячи ефимков. И потом сей Константин, продав все свое имение—дом и винограды, и заплатил 1200 ефимков, а осталось еще 800 ефимков. И заложил жену свою и детей в иноплеменных руках у турчен и неимея, где прибегнути», обращается за помощью к царю ¹.

Справедливость требует, однако заметить, что далеко не все рекомендательные грамоты, писанные от имени Феофана и привозимые в Москву разными про-

¹ 7138 г № 5, 7, 17, 24; 7156 г. № 20.

108

сителями милостыни, в действительности принадлежали патриарху Феофану. Между этими гранатами несомненно немало было и подложных, сфабрикованных разными проходимцами в Молдавии, где умели подделывать и патриаршие подписи и самые патриаршие печати. А так как патриарх Феофан был особенно почитаем и уважаем в Москве и его рекомендации имели здесь особенно веское значение, то и злоупотребления его именем были поэтому особенно часты. Это хорошо знал и сам Феофан, почему он и решился предостеречь от наглых обманщиков русское правительство. В 1636 году прибыл в Москву грек Иван Петров, который от имени Феофана сделал в Посольском приказе на имя государя такое заявление: «молит (патриарх Феофан) великому твоему царствию: которые приезжают с грамотами к великому твоему царствию монастырские старцы и бельцы, и вам бы им неверить, потому что блаженнейший патриарх грамот никому не дает, только своим людям о милостыне» ¹. Что злоупотребления патриаршим именем со стороны разных проходимцев, являвшихся в Москву в качестве бедствующих просителей милостыни с подложными рекомендательными патриаршими грамотами, были действительно значительны, это видно не только из приведенного заявления Феофана, но и из того, что преемник Феофана патриарх Паисий, вскоре по вступлении на патриарший престол, счел необходимым предпринять против этого сильно распространившегося зла особые меры, вполне справедливо полагая, что наглые обманщики своими проделками и недостой-

¹ 7144 г. № 9.

109

пым поведением в Москве, могут дискредитировать в глазах московского правительства как настоящих, действительно заслуживающих помощи просителей милостыни, так и самих патриархов, именем которых они прикрываются. В этих видах в 1646 году, патриарх Паисий писал государю: «извещаю великому и державному и святому вашему царствию о некоторых торговых людях и черньцех: что они научилися составлять ложныя печати и пишут грамоты будто от меня и привозят к царствию вашему, и за то им подобает великое наказание и поучение, чтобы необманывали народ христианский, такоже и царей. И сего ради посылаю сие мое знамя (печать), чтобы вам вперед было ведомо и верно: которые люди учнут вперед приезжати от нас с двумя печатями большая печать по достоянию внизу грамоты под подписью, а меньшая печать поверх грамоты с правой руки у титла,—потому учнете узнавать вперед те наши грамоты» ¹.

Таким образом, сами патриархи указывали русскому правительству на существующие злоупотребления со стороны просителей милостыни, внушали ему осторожность и разборчивость в отношении к ним, предпринимали и с своей стороны некоторые меры, чтобы предохранить московское правительство от возможных обманов со стороны недобросовестных просителей милостыни. Но нашему правительству очень трудно, однако было разобраться в массе просителей, чтобы отличить между ними настоящих от обманщиков и уличить последних, так как все просители обыкновенно старательно прикрывали друг друга, и

¹ 7154 г. № 18.

110

наше правительство не имело средств, а часто и охоты заниматься раскрытием обманов со стороны некоторых просителей милостыни. Только в тех случаях, когда просители, не поладив почему-либо между собою, подавали правительству жалобы друг на друга с взаимными обличениями, оно поневоле начинало расследование этих жалоб, и уличенных в обманах и разных неблаговидных проделках или высылало заграницу, или посылало на смирение в какой-либо русский монастырь, пока не исправятся.

Представленный очерк сношений иерусалимского патриарха Феофана с русским правительством приводить к следующим заключениям:

После падения Константинополя. Феофан был первый греческий патриарх, который получил возможность оказать, и действительно оказал влияние на внутреннюю русскую церковную жизнь в смысле ее сближения с тогдашнею греческою церковною жизнью. Благодаря ему у нас были оправданы и признаны правильными книжные исправления, совершенные преп. Дионисием под влиянием книжных исправлений преп. Максима грека и отчасти при помощи греческим печатных книг: благодаря Феофану изменены были у нас некоторые старые неправые церковные обычаи в роде трикратнаго раздаяния св. даров в таинстве евхаристии и вероятно другие, так как государь и Филарет Никитич советывались с Феофаном о разных духовных делах и руководствовались его внушением «древних уставов четырех патриаршеств неотлучатися». Благодаря этому обстоятельству, со времени пребывания Феофана в Москве, русская церковная жизнь, со времени падения Константинополя, почти совсем было отстранившаяся от тогдаш-

111

ней греческой церковной жизни, начинает снова заметно подчинятся греческому влиянию, которое развивается затем в полной силе уже при патриархе Никоне.

Со времени пришествия в Москву Феофана, устанавливаются самые близкие и постоянные сношения между иерусалимскими патриархами и русским правительством, которое, благодаря постоянно присылаемым в Москву патриаршим грамотам и устным разъяснениям в Москве патриарших посланных, знакомится с тогдашним положением св. мест, из-за которых шла упорная борьба православных с католиками и армянами, причем русское правительство начинает принимать хотя и косвенное, по все-таки деятельное участие в этой борьбе, посылая иерусалимскому патриарху более или менее значительные подарки и денежные дачи на искупление и поддержание святых мест в Палестине. Эта именно сторона в сношениях нашего правительства с Феофаном составляет центральный пункт этих сношений в виду того, что Феофану, во время его патриаршества, действительно пришлось вести продолжительную и упорную борьбу из-за св. мест то с католиками, то с армянами, почему он постоянно нуждался в денежной помощи. В 1629 году католики овладели было св. Пещерою и Голгофою и даже искали убить самого Феофана, который только благодаря счастливой случайности избежал смерти. Ему, однако удалось выхлопотать у султана фирман, возвращавший православным отнятые было у них св. места. В 1634 году латиняне снова возобновили борьбу с православными и, благодаря подкупу турецких властей, овладели было св. местами; но православные перенесли дело на рассмотрение верховного

112

суда и остались победителями. И сильные своим богатством армяне точно также задумали было в 1633 году отнять у греков первенство при св. Гробе, опираясь на расположение к ним визиря и на подкуп одного паши, друга султана. Беда угрожала православным серьезная, тем более, что армяне тратили на подкуп огромные суммы (до 160 тысяч флоринов). Но и на этот раз греки нашлись и ловко сумели обратить дело в свою пользу, так что султан приказал даже казнить своего подкупленного армянами друга пашу, а также важнейших армян, зачинщиков этого дела ¹. Борьба с латинянами и армянами потребовала больших денежных затрат, так что Феофану приходилось закладывать и утварь Св. Гроба и свою собственную митру, приходилось занимать деньги под большие обременительные проценты, вследствие чего у патриархии явились большие долги, которые нужно было уплачивать. Этим тяжелым материальным положением иерусалимского патриархата и объясняется, почему Феофан чуть не в каждой грамоте, посланной им государю, жалуется обыкновенно на беды и тяжелое положение иерусалимского патриаршего престола, особенно вследствие притеснений и несправедливостей, какие тогда приходилось терпеть православным от происков латинян и армян: почему он чуть не в каждой грамоте просит и молит государя о присылке милостыни Св. Гробу, постоянно твердит о том, что без царской поддержки и милостыни они могут окончательно погибнуть под натиском неверных и иноверных; этим же объясняется и то обстоятельство, почему Феофан так ревниво-подозрительно отнесся к вер-

¹ Досиф., кн. XII, гл. I, § 3, 6 и 9.

113

рийскому митрополиту Аверкию, предположив в нем враждебного ему человека, способного умалить посылаемую из Москвы милостыню Св. Гробу. Русское правительство, с своей стороны, всегда очень внимательно относилось ко всем просьбам и ходатайствам иерусалимского патриарха, выражало полное сочувствие его бедственному положению и оказывать посильную денежную помощь бедствующим св. местам стало считать, с этого времени, своею прямою, непременною обязанностью.

Наконец, с Феофаном выступила и совершенно новая сторона в сношениях иерусалимских патриархов с русским правительством, какой вовсе не было ранее при патриархах Германе и Софроние,—Феофан первый из иерусалимских патриархов делается тайным русским политическим агентом в Турции, сообщающим в Москву разные политические вести, касающиеся тогдашнего положения дел в Турции. Уже в настольной грамоте Филарету Никитичу Феофан заявляет, что им, восточным иерархам, пользующимся милостями царя, «надлежит всею душею и мыслию святому и великому его царствию служити и услуги показывати», хотя практически он начал служить русскому правительству в качестве его тайного политического агента значительно позднее. Русское правительство не имело тогда при иностранных дворах постоянных послов, которые бы на месте следили в той или другой стране за течением политических дел, а между тем знание современного положения этих дел, особенно в Турции, имело для нашего правительства исключительную важность, почему оно и завербовало с конца XVI века к себе на службу в качестве тайных политических агентов разных гре-

114

ков, начиная с патриархов и других духовных особ и кончая простым греком купцом. Эти агенты обязывались внимательно следить за всем, что происходило в Турции, и о всем, что узнают, немедленно уведомлять Московское правительство чрез особые вестовые письма, которые пересылались в Москву с верными людьми. Наше правительство сильно дорожило этими вестями, идущими прямо из Турции, и всячески поощряло и награждало за это ревностных и опытных агентов, умевших сообщать в Москву и свежие и более или менее важные вести. Феофан увидел, какую большую цену придают в Москве сообщаемым из Турции политическим вестям и каким особым расположением московского правительства пользуются его тайные политические агенты в Турции, и потому решил поступить в их число, чтобы этим приобрести еще большие милости и расположение русского правительства. В грамоте к Филарету Никитичу в 1634 году. Феофан пишет: «а с которыми великими людьми знаемся, и мы всегда их понуждаем на помощь царствию вашему», и тем дает понять, что он, пользуясь своими связями, готов оказывать политические услуги нашему правительству. И действительно, с этого года Феофан начинает более или менее правильно присылать в Москву такие грамоты, в которых, наряду с просьбами о милостыне и известиями о делах Св. Гроба, сообщались и разные политические вести, хотя правда, очень неважные и почти всегда запоздалые по сравнению с вестями, присылаемыми другими агентами. Побуждения, которые в этом случае руководили Феофаном, он сам довольно откровенно высказывает в одной из своих грамот к государю (в 1638 г.): «пишем и объявляем, что деетца в

115

Цареграде, и о том у нас бывает великий страх,— о том бо есть и вам ведомо. Только наша великая любовь и для благочестия твоего и для милостыни, что имееш к нам, понуждает нас писати и объявляти».

Таким образом в лице Феофана иерусалимские патриархи знакомятся с русскою церковною жизнью и оказывают на нее некоторое влияние, успевают укрепить в Московском правительстве убеждение, что оно обязано оказывать материальную помощь и поддержку св. местам и, наконец, сами патриархи поступают на службу к русскому правительству в качестве его тайных политических агентов в Турции.

116

ІII

Сношения патриарха Паисия с русским правительством

Первого Декабря 1645 года в Москву прибыл сербский митрополит Симеон, который привез государю известительную грамоту от нового иерусалимского патриарха Паисия, писанную 18 Июля 1645 года. Эта грамота Паисия начинается так:

«Трисолнечная и светоначальная Троица Бог наш: Отец, Сын и Святый Дух, всю тварь премудростию сотвори неизчетною своею благостию, Его же славят немолчными устнами со страхом и трепетом многоочитая херувим и шестокрыльная серафим и все небесные силы; тож и мы на земли, вкупе с ними, недостойными устами поем и благословляем и кланяемся, славословим и глаголем: сей есть Бог наш и мы людие его, яко умножи милость свою на нас и восприя нас неизчетными человеколюбия чудесы и показа нам путь спасению, о нем же живем и движемся и есмы, Ему слава и держава во веки аминь от Бога Вседержителя и Господа нашего Иисуса Христа».

После такого вступления Паисий извещает государя о смерти Феофана, «оставившаго святейший и апостольский престол без наследника, без пастыря

117

и учителя», вследствие чего, согласно древним преданиям св. отцов и церковному чину, составился собор из преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов, преподобных архимандритов и игуменов для выбора и поставления нового патриарха. «Святый архиерейский весь собор, милостию всеблагаго Бога, избрали и нарекли по закону и церковному преданию меня, богомольца святаго великаго вашего царствия— инокосвященника Паисия, бывшаго игумена в божественной и государской обители у Вознесения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, пребывающаго в молдавской земле в Яссах, по повелению благочестиваго и пресветлаго государя Василия воеводы всея молдавские земли, о Духе сына возлюбленнаго нашего смирения и вернаго друга святаго великаго вашего царствия. И благодатию пресвятаго Духа стал есми патриархом природным на святом и апостольском престоле св. града Иерусалима, месяца Марта в 23 день, в воскресной день, в божественной и государской обители иже во святых отец наших Василия Великаго, Григория Богослова, Иоанна Златоустаго, от экзарха преосвященнаго митрополита св. митрополии Ларсы господина Григория, и тутошние молдавские земли преосвященнаго митрополита господина Варлаама и от боголюбезнаго епископа господина Анастасия роудицкаго, и господина Лаврентия косандрейскаго, по повелению святейшаго и вселенскаго патриарха господина Парфения, о св. Дусе возлюбленнаго брата и сослужителя нашего смирения,—и почтили все меня. Паисия, богомольца великаго вашего царствия, природным и истинным патриархом св. града Иерусалима и всеа Палестины. И сего ради благочестивый, державный и великий государь князь Михаил Феодорович всеа Руси,

118

объявляем и мы, богомольцы к великому и святому вашему царствию, сею нашею смиренною патриаршескою граматою, сие наше законное восхождение и поставление ко святому и апостольскому сему престолу». Затем Паисий заявляет о своей непременной обязанности, как всегдашнего царского богомольца, непрестанно молить Бога о паре, царице и всей царской семье, извещает о получении царской грамоты и милостыни, что была послана государем с архимандритом Анфимом. В заключение грамоты новый патриарх пишет: «Мы, богомольцы ваши, здесь пребываем на нашем патриаршеском престоле, терпим повсядневно великие нужи и труды, и протори неизчетные имеем, и погибаем зело обидимы от безбожных еретиков, что всегда они ищут времени отнять у нас некоторые поклонные святые места и стоят с денежною силою и иноплеменными людьми... А мы, богомольцы великаго вашего царствия стоим преже Божиею помощию, а потом силою и помощию вашего царскаго величества, и всяким раденьем и любовию большою, покаместа живем, да соблюдаем святые и божественные места, якоже соблюли и преж меня святейшие патриархи, имеючи надежду и упование на великое и святое ваше царствие, что всегда распространяешь благочестивую и высокую святую державу и царскую десницу ко святому и живодавному Гробу Христову, соблюдати от всякия измены сопротивных врагов. Посем неимеем где восприбегнути и помощи получити во многих наших бедах и напастех, токмо к человеколюбию и к милосердию царствия вашего благочестивый святый царю. Посем Господь наш Иисус Христос да воздаст победу и державу на врагов видимых и невидимых, да распространит и умножит державу

119

великаго вашего царствия в сие земное временное царствие, потом сподобит небесному и безконечному царствию» ¹.

Эта первая грамота Паисия вместе с тем есть и первая известительная грамота, какие с этого времени уже обычно стали посылать в Москву все новые последующие иерусалимские патриархи. Вместе с тем она показывает, что Паисий, уже ранее два раза бывший в Москве, позаботился немедленно по вступлении на патриарший престол войти в сношения с московским правительством в видах получения от него на будущее время милостыни и поддержки для иерусалимской патриархии. Наконец эта грамота интересна и в историческом отношении, так как в ней сам патриарх Паисий говорит о том, где, кем и при каких условиях произведены были выборы и поставление его в патриархи иерусалимские.

Смерть царя Михаила Феодоровича и вступление на царский престол Алексея Михаиловича дали повод патриарху Паисию послать в Москву, с греком Феофилом Ивановым, новую грамоту, писанную им от 21 сентября 1645 года, в которой он заявляет по поводу смерти Михаила Феодоровича: «слышали есми, что весь благочестивый народ имели его (Михаила Феодоровича) единопохвальную и единодуховную славу и много неисчетное веселие, якоже да был Богом венчанный православный царь на посрамление еретиком и отпадшим; но и паки к бедных и обидимым от нечестивых—ко архиереом и к архимандритом и ко всем церковным и к мирскому житию и чинук благочестивым греческим християном, тоже и мы и апостольский и святой наш престол святаго града

¹ 7154 г. № 6.

120

Иерусалима со всем нашим святым собором святаго и живодавцова Гроба о Христе с братиею — едино имели его великаго поборника и утверженнаго сильнаго столпа и теплаго помощника ко всякой нужде и надобью ко святому и живодавному Гробу». Нового государя патриарх Паисий просит умножить милостыню ко Св. Гробу и за это Господь его прославит, как некогда прославил Соломона, соорудившего храм в Иерусалиме. Заявляет, что он, патриарх, пребывает в великих долгах, «и то нам чинят еретики наиболе арменя и латыни, и те арменя учинили нам великие протори и для тех проторей мучуся ныне в Цареграде», и в заключение пишет, что по умершем государе не только сам служит сорокоуст, но и дал приказ в Иерусалиме, чтобы там ежедневно служили не сорок дней, а целый год.

В другой грамоте от 25 Сентября 1645 года Паисий благодарит государя за все те милости, какие явил Св. Гробу его отец: «милость ваша царская богатодарная аки солнце восияет и светит во всю вселенную и к теплости его движутца и живут всячески: такожде и святое ваше царствие воскаплет едину каплю росы от милости вашей неизреченные и напоит всех». Затем говорит в грамоте о торговых людях и чернецах, что являются в Москву с подложными патриаршими грамотами, почему он указывает признаки, по которым московское правительство на будущее время всегда может отличить его подлинные грамоты от возможных поддельных¹.

Патриарх Паисий, ранее уже два раза бывший в Москве, в качестве посланца патриарха Феофана, сумел понять и оценить великую важность все более

¹ 7154 г. № 18.

121

усиливавшегося московского царства для всего православного востока, почему он и решился войти с московским правительством в близкие сношения не чрез грамоты только, но чрез личное посещение Москвы в сане патриарха, как это уже сделал его предшественник Феофан, причем Паисий имел в виду не одну только получку богатой милостыни в Москве, но и иные цели. Так как «дело» о приезде в Москву патриарха Паисия дошло до нас, то мы и опишем это важное во многих отношениях событие с возможною подробностью.

1 Декабря 1648 года в Москву приехали Афонской горы, Зографского великомученика Георгия монастыря, черные попы: Петроний, да Палладий, да Сильвестр бить челом государю о милостыне, по имеющейся у них жалованной грамоте. На допросе в Посольском приказе афонские старцы объявили, «что они из молдавские земли поехали Октября во 2 день вместе с иерусалимским патриархом Паисием и приехали Октября в 19 день в литовскую землю до города Веницы, и в том городе патриарх остался для того, что из молдавские земли посылал он, патриарх, к гетману Хмельницкому, а для чего посылал и кого посылал, про то они неведают. А после того гетман Хмельницкий прислал в Молдавскую землю к патриарху Паисию полковника и он, патриарх, с чем полковником поехал из молдавские земли в литовскую землю и приехали в Веницу, а из Веницы полковник поехал к гетману Хмельницкому, а патриарх в том городе Венице остался,—дожидается вести от гетмана Хмельницкаго, а какой вести дожидается и о чем меж ними ссылка была, про то они не ведают. И с тем иерусалимским патриархом едут старцы и

122

бельцы человек с тридцать; а слышали они от патриарха, что он будет к великому государю к Москве для милостыни, и в Путивль хотел быти вскоре».

В тот же самый день, когда афонские старцы заявили в Посольском приказе, что в Москву едет иерусалимский патриарх Паисий, прислал в Москву государю донесение и путивльский воевода Плещеев с известием, что один приезжий грек на допросе сказал ему, «что в Киеве объехал он иерусалимского патриарха Паисия, а едит он, патриарх, к великому государю в Москву челом ударити его царскому величеству и в Путивль де будет он вскоре. В виду этого воевода спрашивал государя: «как иерусалимской патриарх в Путивль приедит, как его принимать и почему ему корму давать, и из Путивля его к Москве отпускать-ли, и сколько подвод и в дорогу корму дать?» Вследствие этого донесения воеводы к нему немедленно, 2 Декабря, послана была в Путивль государева грамота, в которой ему приказывалось: «как иерусалимский патриарх в Путивль приедит, и его велено принять и поставити на добром дворе, и в разговоре с ним поговорити про цареградские и про литовские вести, и отпустить его совсем к государю к Москве с приставом, выбирая из путивльцев из лучших людей сына боярскаго добраго, а корм и подводы дать, как им мочно подняться» А О времени прибытия патриарха в Путивль, о том, когда он выедет из Путивля; сколько ему дано было корму и подвод, велено было с нарочитым гонцом

¹ Корму патриарху от Путивля до Москвы велено было дать по 5 алтын на день, да питья: по 3 кружки меду, по 3 кружки пива на день; архимандриту и келарю по 10 денег на день человеку, архидьякону 9 денег, дьякону и простым старцам по 8 денег, людям патриаршим по 6 денег человеку на день.

123

прислать немедленно отписку в Москву, а посланному с ним приставу немедленно прислать весть в Москву, лишь только патриарх приедет в Калугу, где он должен побыть до царского указа.

Сделаны были и другие предварительные распоряжения на случай приезда в Москву патриарха Паисия. Так, 10 Декабря приказал государь послать в Калугу «его государева жалованья — две шубы, в чем ему, патриарху, ехать из Калуги до Москвы: одну соболью под камкою, а другую песцовую под тафтою против прежняго, каковы были посланы из Москвы в Тулу ко прежнему иерусалимскому патриарху Феофану». Между тем в Москве «19 Декабря допрашивали афонских монахов Петрония и Палладия о иерусалимском патриархе Паисие: из котораго монастыря взят он на патриаршество и в котором году и каков он собою ростом»¹. И Зографского монастыря черные попы Петроний и Палладий сказали: иерусалимский патриарх Паисий был наперед сего в молдавской земле в монастыре Успения Пречистыя Богородицы архимандритом и из того монастыря взят в Иерусалим на патриаршество, а в котором году того они подлинно не упомнят, а ростом тот патриарх Паисий средним, а в плечах широк ². Указом государя от 29 Де-

¹ Странный на первый взгляд допрос о том, из какого монастыря взят в патриархи Паисий, в каком году и какого он роста, когда Паисий ранее два раза был в Москве и ранее прислал в Москву обстоятельную грамоту о времени и обстоятельствах своего избрания в патриархи, просто объясняется тем, что эта инструкция о допросе была составлена еще при приезде в Москву патриарха Феофана и, по тогдашнему обычаю, механически воспроизведена была, когда от приказа потребовали составить инструкцию для встречи и приема патриарха Паисия.

⁵ Досифей говорит про патриарха Паисия, «что он ростом мал, с бородою длинною, смугл, общителен, мужественен, правдолюбив сановит». Досифей передает ходивший про него, Паисия, рассказ, что будто бы «он один поверг на землю двадцать человек (напавших на него) разбойников и лошадей их взял». (Кн. XII, гл. 1, § 10).

124

кабря велено было послать в Калугу патриарху Паисию с дворца разной рыбы и питьи, что давать едучи от Калуги до Москвы патриарху «в почесть», т. с. сверх положенной ежедневной дачи корму и питий.

Между тем путивльский воевода извещал государя, что 5 Января 1649 года в Путивль приехал иерусалимский патриарх Паисий, в свите которого, кроме духовных лиц, было еще «патриарших детей боярских и слуг 25 человек», в которых воевода признал хорошо ему известных греческих купцов. Воевода спрашивал-де патриарха, чтобы он «сказал именно про торговых людей», так как де в 1648 году состоялся царский указ, чтобы гречанам торговым людям подводы под себя и под товары нанимать на свой счет и поденного корму им в дорогу не давать. Но патриарх про сопровождавших его торговых людей заявил воеводе, что они «хотя и были прежде сево торговые люди, только де ныне служат ему патриарху».

10 Января патриарх Паисий был отпущен из Путивля в Москву и в тот же день государь отправил в Калугу для встречи там патриарха Федора Мякинина, который должен был поступить по следующему наказу: приехав в Калугу и отдав там воеводе государеву грамоту о патриаршем отпуске. Федор тотчас же должен был идти на подворье к патриарху и здесь сказать ему «от государя речь: Божиею милостию великий государь, цар и великий князь Алексей Михаилович, всеа Русии самодержец (следует полный царский титул)... тебе святейшему Паисию патриарху святаго града Иерусалима велел поклонитися и велел тебя о здоровьи спросить: здорово-ли еси дорогою ехал?—А после того говорить: Божиею мило-

125

стию великий государь и великий княз Алексей Михаилович, всеа Русии самодержец и многих государств государь и обладатель, велел мне тебя встретити в Калуге, и велел мне с тобою ехати к Москве и корм тебе давати. Да к тебе ж, святейшему патриарху, великий государь, царь и великий князь Алексей Михаилович, всеа Русии самодержец, прислал для дорожнаго проезда платья: две шубы, одна соболья под камкою, другая песцовая под тафтою, да сани с полостью и санником, в чем тебе дорогою ехать. А изговоря речь, то государево жалованье ему, патриарху, дати, да ехати с патриархом и с архимандритом его и со старцы и со всеми служебники, которые с ними, к Москве». Кроме того Мякинину наказывалось: «дорогою береженье к патриарху и к архимандриту и к старцом и ко всем служебником держать великое, чтоб им в дороге ни от кого безчестья никакого небыло, и разведывать, что и ныне он, патриарх, патриаршество иерусалимское держит-ли, нет-ли кого на его место иного, и для чего он к государю едит—для милостыни или для иных каких дел, и есть-ли с ним какой приказ к государю ото всех вселенских патриархов?» Сверх того Федору Мякинину приказано было расспросить про Хмельницкого и вообще про дела малороссийские и польские, «а проведовати Федору приказано было про то опознався с ним (патриархом) гораздо в разговорех, а не явно». В Калугу с Мякининым послано было для встречи патриарха 10 стрельцов.

От 25 Января Федор Мякинин доносил государю, что 24 Января, в первом часу дня, он встретил за 50 верст от Калуги патриарха Паисия, и 25 Января расспрашивал его по наказу царскому, и патриарх го-

126

ворил в расспросах, что патриаршество иерусалимское держит он сам, а в Москву едет он «на твоих великих и преславных государствах российскаго царствия поздравити и благословити, а от вселенских патриархов к тебе, государю, никакого приказу с ним нет». Вместе с этим Федор Мякинин, извещая царя, что 26 Января патриарх будет ночевать уже под Москвой, в селе Семеновском, на подхожем стану, спрашивал, как поступить ему в этом случае относительно въезда в Москву.

Въезд патриарха в Москву назначен был на 27 Января. По указу государя патриарха должен был встретить за городом князь Евфимий Мышецкий и проводить его до самого Чудова монастыря, где Паисию назначено было жить во время пребывания в Москве. При встрече князю наказано было говорит патриарху: «милостию Божиею и государское имянованье с полною титлою, а после того править от государя патриарху поклон и о здоровья спросити. А после того молвить государское имянованье и что велел государь его, патриарха, ему, князю, встретить и на двор ехать, где ему, патриарху, стоять. А как патриарх приедит к Чудову монастырю, встретить его во святых воротех чудовскому архимандриту Кириллу со всем собором в ризах, с крестом и кандилы. И как патриарха встретят и патриарх, взем у архимандрита крест, приложится наперед ко кресту сам; потом архимандриту и всему собору от патриарха благословитися, и пойдет патриарх в соборную церковь архистратига Михаила и ко Алексею чудотворцу, и учнет прикладываться к образам и к чудотворцов раке и слушать ему литоргии соборные, и служить архимандриту самому, а с ними священником и диаконом, а от

127

церкви патриарху идти в келью, где ему велено стоять».

Князю Мышецкому дан был затем наказ, как он должен был вести себя при отправлении им должности пристава при патриархе. Наказ говорит: «а князю Евфиму (вместе с Федором Мякининым) к патриарху береженье держать, и над переводчики и над детьми боярскими надсматривать, чтоб патриарху и архимандриту его и старцем и всем его служебником корм давати сполна по росписи ¹. А чего патриарх и в запрос попросит, и им про то сказывать в Посольском приказе, и береженье им во всем к патриарху держать великое, и к нему приходить честно и его чтити потомуж, как и первопрестольника российскаго государства, святейшаго патриарха московскаго. Да и того князю Евфимию и Федору беречи, чтоб к патриарху никто не приходил гречан и турчан и иных никаких иноземцов, и его людей никого с монастыря неслущати; а что от патриарха

¹ Лично патриарху, во все время пребывания его в Москве, велено было выдавать на каждый день: «прут белые рыбицы, прут семжины, да блюдо икры паюсные, на блюдо осетрины, на блюдо белужнны, на два блюда пирогов пряженых, щука колодка, две ухи разных переменяясь, калач крупичатой». Питья лично патриарху выдавалось на день: «кружка меду малиноваго или вишневаго, кружка меду боярскаго, кружка квасу медвянаго, полведра меду паточнаго, ведро меду княжего. Да из Большого приходу на мелкое: на лук, на чеснок, на масло, на яйца, на крупы, на соль по 5 алтын на день». Всем лицам патриаршей свиты кормы и питья выдавались каждому отдельно, причем количество их для разных лиц было различно,—более получали высшие лица свиты и значительно менее низшие лица. По особым случаям, как сам патриарх, так в вся его свита, сверх обычной ежедневной дачи, получали еще от государя особые кормы и питья. Так, например, патриарху и всей его свите «на приезде» было послано «государева жалованья в почесть корму и питья: 3 кружки меду вишневаго, ведро меду обарнаго, ведро меду паточнаго, ведро меду цеженаго, ведро квасу медвянаго, калач крупичатой, три калача смесных, да людем их по калачу, на 18 блюд ествы добрые».

128

и от митрополитов и от иных властей московских почнут приходить с кормом, — и князю Евфимию и Федору тех людей с кормом пущати велети. А хто иноземцов учнет к патриарху проситься, а патриарх их велит к себе пущати, или патриарх про которых иноземцов учнет говорити, чтоб к нему пущати,—и князю Евфимию о том патриарху говорить, что он про то скажет государевым бояром и посольскому думному дьяку, а без боярскаго ведома таких людей иноземцов пущати он не смеет, покаместа он, патриарх, у государя будет. А буде патриарх спросит о летех и возрасте великаго государя, царя и великаго князя Алексея Михаиловича всеа Русии, и им говорить: великий государь наш, царь и великий князь Алексей Михаилович всеа Русии самодержец, его царское величество, ныне в совершенном возрасте — двадцать лет, и дородством и разумом и красотою лица и милосердым нравом и всеми благими годностьми всемогущий Бог украсил его, великаго государя нашего, его царское величество, хвалам достойнаго, паче всех людей, и ко всем людем, к подданным своим и к иноземцам, его царское величество милостив и щедр, и наукам премудрым философским многим и храброму ученью навычен, и к воинскому ратному рыцарскому строю хотение держит большое, по своему государскому чину и достоянию. А ныне Бог подаровал ему, великому государю нашему, его царскому величеству, сына, а нашего государя благовернаго царевича и великаго князя Димитрия Алексеевича, и нам всем, царскаго величества подданным, радость и веселье велие!» А если патриарх спросит: в каких отношениях государь теперь находится со всеми окрестными государями, говорить,

129

что в дружбе. А если патриарх спросит о таких делах, про которые не сказано в наказе, «то ответ держати по делу и говорити посольскими речьми учтиво и остерегательно, чтоб государеву имяни было к чести"; а если приставу вовсе не следует о чем-либо говорить патриарху, то в таких случаях он должен заявлять, что был в дальной службе, возвратился недавно и тех дел не знает.

27 Января совершился въезд патриарха Паисия в Москву согласно с составленным ранее церемониалом, а 29 Января приказал государь послать к нему спросить его от имени государя о здоровьи и поговорить с ним о делах думнаго дьяка Михаила Волошенинова. Последний, нрншедши к патриарху, говорил: «Великий государь, царь и великий князь Алексей Михаилович, всеа России самодержец и многих государств государь и обладатель, его царское величество, воздаючи честь тебе святейшему Паисию, патриарху святаго града Иерусалима и всеа Палестины, прислал своего царскаго величества думнаго дьяка меня, Михайла Волошенинова, и велел тебя спросить о твоем здоровьи: здорово-ли еси дорогою ехал, и зде во здравии-ль и во спасении пребываешь?» «И патриарх говорил, что он милостию Божиею и великаго государя, царя и великаго князя Алексея Михаиловича всеа Русии, жалованьем в дороге ехал и зде в Москве живет дал Бог в добром здоровьи, да и в Иерусалиме де он жил его государским милостивым заступлением и призрением». «И бил челом государю патриарх, чтоб государь его пожаловал, велел ему быть у себя, государя, и видеть свои царскаго величества очи». В то же время патриарх просил Волошенинова, чтобы его из Чудова монастыря, где он угарает и где ему со сви-

130

тою тесно, перевели на Кирилловское подворье, что и было исполнено.

«Патриарх говорил разговором: «приехал де он к великому государю для того, что в Иерусалиме Гроб Господень в великом долгу, а оплатиться нечим, и он де для искупления Гроба Господня—для милостыни приехал бить челом государю... И он де патриарх, едучи в Польской земле в Виннице и в Шаре городе и в иных городех и до Киева поляков крестил многих (?), и им говорил, чтоб они вперед на православную христианскую веру непосягали. И как де он, патриарх, был в Киеве и приказывал от себя гетману Хмельницкому, что он человек крестьянские веры, а сложась с бусурманы, многие христианские крови пролил, а ему де было о том мочно сослаться с царским величеством. И гетман де писал к нему, патриарху, что ему о помощи писать было неколи, а покаместо было им о помочи писать, и ляхи-б их всех побили и веру искоренили, и он де по ссылке с татары сложася, против поляков за православную христианскую веру стоял. Да гетман же Хмельницкий писал к нему патриарху, что он ко государю о помочи писал, чтоб он, государь, ему, гетману, на поляков помощь велел учинить и войною на них с своей стороны послал и свои городы, которые от Московскаго государства к ним, полякам, отошли, их поймал; и он де, гетман, с своей стороны, с войском на поляков пойдет же и ему государю помогати учнет; а толькобы де государь на то изволил, что свои государевы городы у поляков отымать, и он-бы де гетман все городы и до Смоленска под государеву руку подвел, и он-де, великий государь, помощи им черкасом

131

учинити и городов у них взяти неизволил. А ныне они. гетман и все войско запорожское, велели ему, патриарху, бить челом царскому величеству, чтобы он, великий государь, изволил войско запорожское держать под своею государскою рукою, а они черкасы, будут ему, государю, как есть каменная стена, и чтоб он, государь, им помощь учинил ратными людьми, а они черкасы, ему государю, вперед будут надобны. И он-де патриарх Хмельницкому говорил, чтоб они всегда искали царские милости. И гетман говорил, что он весь в его государсве воле; как государь велит, так он и делать рад. И о том де у гетмана будет сейм, а с сейму пришлет ко государю послов, а что на сейме приговорит и с каким делом ко государю гетман послов пришлет, того де он не ведает. Да он де, патриарх, как у них черкасов был, и он всю их мысль видал, что они под государевою рукою быти желают». Заявил патриарх при расспросах и следующее: «а то де он, патриарх, слышал у Хмельницкаго: как они черкасы с поляки помирятся и им, сложась с крымскими татары, итти многими людьми на турскаго чрез волоскую и мутьянскую землю, а волоской и мутьянской будут с нимиж, а только де волоскому и мутьянскому с ними на турскаго нейти и им самим от них черкас и от татар опасенье большое, потому что ныне у них малолюдно, многие побиты от венециана и меж себя междоусобие».

О себе и о делах св. Гроба патриарх заявил: «он учинился во Иерусалиме в патриарсех на патриархово на Феофаново место тому ныне 4 года; а как он ныне поехал из Иерусалима, и он де приказал после себя ведать духовныя дела вифлиомскому митро-

132

политу, а мирския дела иным своим приказным людям. А поставляют-де иерусалимских патриархов вселенские патриархи, — буде коли который патриарх прилунится, а коли патриарха неслучитца, ино иерусалимские патриархи поставляемы бывают от вифлиомскаго митрополита и от иных властей».

«А православным Христианом ко Гробу Господню приходити повольно, а кому-де у Гроба Господня случитца помолиться и с них емлют турки по 7 ефимков с человека. А на Гроб де Господень благодать св. Духа небесным огнем сходит по прежнему в великую субботу: стоит-де у Гроба Господня 800 кандиль, и турки де те кандила все погасят в великую пятницу, а в великую субботу на вечерни отомкнут турки Гроб Господень, а с него, патриарха, снимут сак и кору ну, и как на вечерни учнут пети литию и в то время входит патриарх ко Гробу Господню, а турки тут же входят и осматривают Гроба Господня—сшел-ли на Гроб Господень огнь с небеси, и будет еще не сшел, от Гроба Господня выходят и ожидают, как на Гроб Господень огнь с небеси сойдет. А как огнь с небеси сойдет, и перво-де от того огню засветится в паникадиле христианском, которое стоит над Гробом Господним, свеча, а потом на камеви, что на Гробе Господни, а потом по всему Гробу Господню разсыплется, что краплины, и оттого-де огня он, патриарх, засвечает свечи и дает во весь мир. И было-де единова, что Софрония патриарха иерусалимскаго, как он из Царягорода приехал, турки в великую субботу не хотели пустить в церковь, а просили у него за то подарков больших, и он им в том отказал и подарков ничего не дал,—и он де то видел и вне церкви, как огнь

133

с небеси в церковь на Гроб Господень сшол. Да в некое де время прилучилось быть армянскому празднику—великому дню вместе с христианами, и они де дали туркам 20,000 ефимков, чтоб им отпечатать Гроб Господень, чтоб огнь с небеси сшел на Гроб Господень при них—армянах. И как де Гроб Господень отпечатали, и огнь де с небеси при них на Гроб Господень не стел, а сшел на руки и засветило свечи у некоторой инокини, которая прилунилась в то время в церкви Воскресния Христова А И во

¹ Русские сильно интересовались небесным иерусалимским огнем и его свойствами, хотя относительно последнего очевидцы и разногласили. Так, русский паломник Василий Гагара (1634—1637 гг.) говорит: «огнь же небесный багровиден, а некак прочий огнь естествен от земнаго огня. Аз же, Василий, у митрополита зажег в едину руку двадцать свечь и нача браду свою палити тем огнем, и не един от влас брады моя погибе и несгоре; и аз грешный токмо уверовал, что небесный огнь есть, како не сожгло брады моея от огня какова бывает от естественнаго огня, что многия вещи пожигает; такоже и в другорядь и в третий палил браду свою, и никакоже прикоснулся огнь власом моим. Аз же, Василий, прощения просил у митрополита в том, что неверованием одержим был, чаях, что греки тот огнь составляют своим умышлением, а не небесный огнь сходит с небеси». (Сказания русск. народа -Сахарова, т. П, стр. 120). Иона Маленький, вместе с Арсением Сухановым посетивший Иерусалим (в 1652 г.) и видевший весь обряд при схождении небесного огня, замечает только: «а того не ведомо, как у него (патриарха Паисия) те свещи засветятся: огнь вещественн, как есть огнь». Сам Арсений Суханов, описывая церемонию небесного огня, не говорит того, как он появляется и каковы его свойства (Арсений Суханов—С. А. Белокурова, т. I, стр. 290). Когда в 1653 году живший в Москве сербский митрополит Михаил отправился на поклонение св. местам, то ему дано было поручение разведать относительно небесного иерусалимского огня все пообстоятельнее. Воротившись в Москву 16 Сентября 1657 года, Михаил дал такое показание о своих разведках относительно небесного иерусалимского огня: в великую субботу перед вечернею, как пришло время идти в самый Гроб Господень, наместник патриарший (а самого патриарха не было) и он, митрополит, ходили около палатки трижды с незажженными свечами. Наместник вошел внутрь Гроба, и, хотя давал митрополит почесть немалую турчину, чтобы ему войти в Гроб вместе с наместником, но он заказал турчанам, чтобы опричь его не пускать во Гроб ни митрополита, ни кого-либо иных, и дал им за то почесть большую. Наместник, войдя внутрь Гроба один, затворил за собою двери, был

134

Иерусалиме-де есть люди десяти разных вер, только де они, православные христиане, с ними совету не имеют и церковь христианская их неприемлет». Кроме того патриарх говорил, что в отсутствие его из Иерусалима во время Пасхи, на вечерии Светлаго Христова Воскресения, огнь с небеси на Гроб Господень сходит таков, как и при нем.

О своих отношениях к другим патриархам Паисий объявил, «а вселенские-де три патриарха, александрийской, антиохийской и он, иерусалимский, меж себя советы держат, покаместа и свет стоит, и меж себя ссылаются, а у цареградскаго-де патриарха с своими властьми живет временем смута и почасту ему живет перемена. А папа-де наперед сего к иерусалимским патриархом присылывал, да как отняли у него, папы, Вифлиом и с тех-де мест у папы с ними, патриархи, ссылка перестала». В заключение патриарх Паисий предъявил привезенную им для государя, государыни и всей царской семьи святыню ¹.

там полчаса и вынес с собою свечи зажженныя, говоря, что оне засветились от Гроба Господня действием св. Духа и раздавал свечи сии митрополиту, армянскому патриарху и прочим людям. «И митрополит де Михаил того огня испытывал, и от него-де жар и палит также, как и от прочего вещественнаго огня»; а каким образом у наместника патриаршего возжегся огнь у Гроба Господня, он неведает, потому что его, митрополита, туда напустили, а уже только по выходе наместника входил он и прочие люди дли поклонения (Греч. дела 7166 г. № 3).

¹ Патриарх Паисий привез с собою святыню и подарков для государя: «складни—писано Спасов образ, а на другой стороне Богородица с предвечным младенцем, а позади Никола чудотворец на золоте; крест резной древян со многими праздники; мощи св. Меркурия, мощи св. Пантелеймона, мощи св. Феклы; из разных мест святая земля: от святаго Вмфлиема, где Христос родился, земля от Иордана реки, от горы, где постился Христос 40 дней, от святыя Голгофы, от св. Гроба Господня; чертеж святаго града Иерусалима со всеми святыми месты; свечи—святаго огня схождение; поясы—мера св. Гроба; святая вода ив Иордана реки; ладан росной, четки от святых мест неранжевые; водка свероборинная, водка неранжевая; бархат веницейской цветной

135

4 Февраля государь назначил быть у себя иерусалимскому патриарху Паисию со свитою, да из Иерусалима же монастыря св. Саввы Освященного архимандриту Неофиту, да Македонской земли Никольского монастыря архимандриту Гавриилу.

Представление патриарха государю совершилось по определенному, ранее составленному церемониалу. Государь ожидал пришествия Паисия в золотой палате на своем царском месте в царском платье, диадиме со скипетром в руках, а около него бояре, окольничие и дворяне большие были в золотном платье. В проходной палате дворяне и дьяки из различных приказов были также в золотном и цветном платье равно как и дворяне и дети боярские и подъячие всех приказов, стоявшие по крыльцу до благовещенской паперти. А у собора Благовещения стрельцы трех приказов в чистом платье стояла в кремле без ружья—от благовещенской паперти до соборной церкви Успения Богородицы и по мосту до Кирилловского подворья и святых ворот, где надлежало идти патриарху. Когда патриарх входил на крыльцо, то, по государеву указу, его вышли встретить, из проходной палаты против средней лестницы, окольничий князь Василий Ахамашуков—Черкасский и дьяк Мина Грязев, а при входе патриарха в царскую палату, явил патриарха государю окольничий князь Федор Федорович Волконский. Государь встав встретил патриарха от места с полсажени, и благословил патриарх государя, причем патриарх поцеловал

серебряной; два полотенца шиты золотом волоченым: сорочка тонкая турская; полотенце большое; масло от Иерихона града лечебное; мыла большие; сахару леденцу две коробки; два венчика веницейских». Государыне и членам царской семьи патриарх также привез от святых мест воду, землю, свечи, а затем мыла, атласы и т. под.

136

государеву руку, а государь спросил патриарха о спасении. После этаго патриарх сказал государю следующую речь:

«Благочестивому, православному, Богом венчанному, державному, милостию Божиею великому государю, царю и великому князю Алексею Михаиловичу, всеа Русии самодержцу и многих государств государю и обладателю, смирение наше молит вседержителя Бога и святаго и живодавцова Гроба Господа нашего Иисуса Христа, да подасти вашему царскому величеству здравие, благоденствие, умножение на всякое благое, державу и победу на врагов видимых и невидимых, душевное спасение и телесное здравие в безконечные веки аминь.

«Слышачи мал и велик достохвальное имя мудрости и великолепие и добродеяние, аще и юн сый в возрасте своем царь Соломон, но велию благодать дарова ему Царь царей и Господь, восприбегали ого всего свету с великою радостию и желанием видети и восприяти пресветлое лице его и слышати гласа его, и то имели великое дарование себе. Такожде благочестивый, христианский Богом почтенный царю и самодержцу Московский и всеа Руси, государь и великий князь Алексей Михайлович, слыша и мы, богомольцы ваши, преславное и похвальное имя, добродетельное, разумное и Богом дарованное, им же никтоже не украшен, токмо святое ваше царствие бысть, и сего ради мы неустрашилися путных трудов, не побоялись погибели морские, разбойников, нп воинских людей, но приехали есми с великою радостию получите (видети?) Богом почтенное лице державнаго вашего царствия в юне возрасте, а в старости смышленаго разума, аки Соломон от святости подорован. Хри-

137

стианский царю! ино вам даровал великодарный Господь толикой дар милости и благословити вас, якож и преже мене блаженные патриарси бывших благочестивых царей и самодержцев, дедов и прадедов превысочайшаго вашего царствия, благословили. Пресвятая Троица — Отец, Сын и Святый Дух, едино царство и господство, благословит державное ваше царствие, да умножит вас превыше всех царей и покажет вас победителем и одолетелем на сопротивных видимых и невидимых врагов, якоже и древних и новых царей—царя Давида, царя Езекия и великаго царя Константина, да утвердит вас и умножит лета во глубине старости, благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великаго царя Константина, прадеда вашего, да освободишь народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей, что поедают немилостиво; да будеши новый Моисей, да освободиши нас от пленения, якоже он освободил сынов израилевых от фараонских рук жезлом, знамением честнаго животворящаго креста. Якоже соблюл Господь невредимо трех отроков от пещи огненной и пророка Даниила от лютых львов, такоже соблюдет и святое ваше царствие от всякаго зла и ото всякаго видимаго и невидимаго врага, да подаст вам всякое благое небесное и земное, и потом во глубокой старости сподобит вас святому его царствию и в лик благочестивых и православных царей праотцев ваших, якоже и великаго царя Константина, что он бысть первый сорудитель и освободил святый и живодавный Гроб Господа нашего Иисуса Христа нетокмо супротивных православные христианские веры, и еще от ненавистников и еретиков и агарян, и сего

138

ради нарекся от святых отец равноапостолом. О сем молим державной силе Господней, також и великое ваше царствие, воспомянеши и призриши прежних деяний, и как ныне пребывает сия святая наша церковь, мати всем церквам, изобижена и попираема от безбожных насильников агарян и супротивных еретиков, для своей славы, и сего ради великое ваше царствие покажеши и объявиши милость и помощь к сей божественной нашей церкви, получиши и будеши имети такоеже имя равноапостолом царя Константина».

После речи окольничий князь Федор Федорович Волконский явил государю от патриарха святыню, перечисленную нами выше. Государь приказал принять сии священные дары казенным дьякам, а патриарха пригласил сесть на лавке на правой стороне от себя меж окон. Затем явлено было патриарху государево жалованье чрез того же окольничего Волконскаго: «кубок серебрян золочен, бархат черн, бархат вишнев рытой, атлас гвоздичен, атлас таусик, камка зелена, камка вишнева, два сорока соболей, денег 200 рублей», а всего патриарху дано на 426 рублей ¹. Когда патриарх пошел из царской палаты, государь провожал его до тех же мест, где встретил, а бояре и окольничие и думные люди провожали патриарха из палаты в сени до дверей, что на красное крыльцо и у патриарха благословлялись все; а встречники провожали до тех же мест, где встречали.

От себя государь указал идти патриарху в соборную церковь Успения Богородицы к святейшему Иосифу, патриарху московскому и всея России. Патриарх

¹ На наши деньги несколько более шести тысяч.

139

Иосиф в то время готовился к служению в соборе и уже был во всем святительском облачении на устроенном месте, как чин ведется в службе; а от патриарха к амвону по обе стороны стояли митрополиты, архиепископы и епископы в святительских облачениях. Архимандриты, игумены, протопопы, попы и дьяконы были в саженых ризах. Патриарх иерусалимский, пришед в собор, прикладывался к образам и чудотворцевым гробам и, обойдя всю церковь, дошел до ризы Господней, к которой и приложился, а затем подошел к Иосифу патриарху, который встретил его сшед с своего места на сажень, и меж собою во Христе целовались. Иосиф спрашивал иерусалимского патриарха о здоровьи, молвив: «святейший патриарх Паисий святаго града Иерусалима и всеа Палестины во здравие-ли и во спасение пребываешь"? После сего ходили к иерусалимскому патриарху принять благословение митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протопопы и попы, которые с патриархом Иосифом в соборной церкви к службе были готовы. Певчие были государевой большой станицы. Паисию приготовлено было особое место: по правую сторону заднего столпа положены были ковер и орлец. Когда начали служить обедню, патриарх Паисий «говорил переводчику Ивану Боярчикову, что он, патриарх, той же православной христианской веры и чтоб ему в литургию стояти в олтаре и службы посмотрите». Об этом желании Паисия доложили Иосифу патриарху. «И по выходе с евангелием Иосиф патриарх выслал из алтаря по иерусалимскаго патриарха дьяконов и поддьяконов, а велел иерусалимскаго патриарха взяти к себе в алтарь царскими дверьми, а во алтаре построено ему место у царских

140

дверей от алтаря с правой стороны, и на том месте иерусалимский патриарх стоял во всю обедню на орлеце». После обедни Паисий опять прикладывался к образам, к ризе Господней, к чудотворцевым гробам и, простясь со святейшим, Иосифом патриархом, пошел из церкви к себе, а провожали его до саней патриарший боярин Василий Федорович Янов, да дьяк, да пречистенский (соборный) ключарь.

22 Февраля, вследствие просьбы патриарха Паисия, государь велел его отпустить со всею его свитою в Троицкий Сергиев монастырь помолиться. У Троицы царь указал сделать Паисию такую же встречу, какую обыкновенно оказывают там московским патриархам т. е. «архимандрит, попы и дьяконы, говорит царский наказ, былиб в саженых ризах и пелиб вечерню и всенощное, учиня которому святому празднество, и почесть бы патриарху учинили против прежняго иерусалимскаго патриарха Феофана, также и архимандритом, и старцом и всем служебником, которые с ним, патриархом, будут, любовь и приятельство показали; а на завтрееб учинити на патриарха стол большой и еству велети ставить на серебряных блюдах, а питье в кубках и братинах серебряных, чтоб им во всем оказаться довольством стола». Кроме того царский наказ повелевает троицким властям оделить патриарха и всю его свиту дарами, какие даны были прежде патриарху Феофану.

Пред наступлением великого поста патриарх Паисий прислал в Посольский Приказ лист, в котором, рассуждая о важности поста, желает Государю провести его «здраво и радостно и невредимо» и «соверша чисто сей святый путь, потом видети свет Святаго Воскресения». В конце своего рассуж-

141

дения патриарх пишет и следующее: «еще пребываючи аз при вашей милости в прошлые дни, говорил есми со преподобным архимандритом спасским Никоном, и полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный и досуж и верный царствия вашего; прошу да будет имети повольно приходити к нам беседовати подосугу, без запрещения великаго вашего царствия». После поставления архимандрита Никона в новгородские митрополиты, Паисий снова прислал в Посольский приказ письмо, в котором восхвалял государя за такой удачный выбор. «Похваляем благодать, пишет Паисий царю, что просвети вас Дух Святый и избрали есте такого честнаго мужа, преподобнаго инокосвященника и архимандрита господина Никона, и возведе его великое ваше царствие на святый престол святые митрополии Новгородские, и он есть достоин утверждати церковь Христову и пасти словесныя овца Христова, якоже глаголет апостол: таков нам подобаше архиерей, и будет молити Бога о многодетном здравии великое ваше царствие». В заключение Паисий выражает желание, если позволит государь, подарить Никону одну мантию от святых мест.

Не с одним только Никоном вел беседы Паисий по разным церковным вопросам, но и с самим государем, а также и с патриархом Иосифом он «учинил соглашение». В письме от 15 Февраля Паисий пишет государю: «Относительно святой четыредесятницы царствие твое изволило послать своего боярина спросить нас, чтобы мы относительно ея учинили соглашение со святейшим патриархом, братом и сослужителем; и я сказал, что в продолжение всего года должна совершаться божественная литургия в два

142

часа, а в святую и великую четыредесятницу, которой научил нас Господь наш Иисус Христос, должно поститься до отпуста вечерни, так как она есть одесятствование всего года, дабы исповедывались христиане для заглаждения грехов и очищения душ, если что они содеяли во весь год. И, как говорят божественные законы и устав, мы не должны ни прибавлять, ни исключать что-либо из установлений св. апостолов и св. отцев. Я же, долгоденствующий царь, сказал твоему боярину, чтобы было так, как решено тобой, ибо в праздник святаго я спросил твое царствие о литургии, и ты приказал, как пишет устав. И мы его неуклонно держимся, а новшества отвергаем: и святую четыредесятницу мы должны соблюдать по мере сил. Если народы, не имеющие закона, делают законное, то тем более мы, православные, должны делать это. И я, услышав царское твое слово, что указал следовать уставу, очень возрадовался; и по этому-то я и сказал: как твое изволение, так-как мы должны содержать не иное что, как то, чему научили нас св. апостолы и что узаконили соборы св. отцев.

2 Марта патриарх Паисий прислал в Посольский приказ грамоту к государю, в которой писал: «с надеждой помыслил писати державному вашему царствию, благочестивый царю, яко ты еси похвала и слава всем благочестивым христианам всего света, и славу благочестиваго великаго вашего царствия имеем якоже солнце освещающее вес мир своими лучами. Единый человек, многодетный царю, да воспросит единый дар от Бога с молитвою, со слезами и с молением, и то есть возможно восприяти прошение его; такоже и аз восприбегаю к милости

143

и милосердию великаго вашего царствия: мочь имеете освободите сию святую великую церковь, что погибает от еретиков и по вся дни поборающе дарами ко агаряном, для взятия святых поклонных мест от наших рук: а мы труждаемся день и ночь, да небудет посрамления православным Христианом. Сего ради молим державному великому вашему царствию, да неотбудет великая ваша милость от тех святых и богостепенных мест, да тут бысть спасение наше: тут прорекоша пророцы воплощение Христа Бога нашего, ту во всяком Вифлееме родися и во Иордани крестися и на Елеонской горе вознесеся, и в сей божественной церкви распяся и погребен и воскресс, и туже паки приидет вторый и страшный Его суд и воздаяние всякое по делам его, и ту будет восприяти благая своя. Воспомяни великое ваше царствие великаго царя Константина, и его матерь св. Елену, что они соорудиста св. Гроб и св. Вифлеем и все поклоняемыя святыя места и монастыри, и ныне, во времяни вашего великаго царствия, да освободите св. Гроб и церковь Христову, да наречешися и будешь воспомянен новый царь Константин, да услышишь и сподобишися гласа Господня: приидите благословении Отца моего! да возмогу и аз ехати к престолу моему на упокой и буду молите Бога день и нощь о здравии и о спасении царствия вашего. Еще молим и о сем: аще будет произволение великаго вашего царствия, да повелите святым архиереем и святым монастырем и пресветлым вельможам, да воспомянути св. Гробу, понеже великое ваше царствие речет—и бысть, да будете имети славу и похвалу от всего мира».

Обращался патриарх с просьбою о милостыне и к членам царской семьи. Царице Паисий писал:

144

«покажи милость свою... как вам Бог известит— ризами или церковными сосуды по вашему произволению». Царевне Ирине Михаиловне патриарх предлагал на выбор одарить его «ризами или иконами, или сосуды церковными, как вам Бог известить». Царевну Анну Михаиловну просил пожертвовать «хотя ризы ерейские или архиерейские, или иным, и сосуды церковными, как вам Бог известит». Икон, риз и сосудов церковных просил Паисий и у царевны Татьяны Михаиловны.

После Пасхи патриарх Паисий прислал в Посольский приказ челобитную государю о своем отпуске в Иерусалим: «потому что, писал он, еретики тех мест нас ненавидят и неперестанут нечестивые тех наших св. мест обижать повседневно, потому что ныне им непомешка во всем изобижати тех наших святых мест для того, что я оттоды давно отъехал, и того для ныне им во всем пространно стало изобижать тех наших св. мест... Только для утеснения и долгу и обид и налог еретических, яко выше сего писано, поспешаю ехати». Вследствие этой челобитной указом 5 Мая государь приказал быть у него на другой день патриарху Паисию на отпуске, который и состоялся 6 Мая. Государь принимал патриарха в золотой палате со скипетром в руках, в диадиме и царском платье, при той же обстановке и при соблюдении тех церемоний, какие были и при приеме патриарха «на приезде». Думный дьяк Михаил Волошенинов от имени государя говорил между прочим: «а яже о насилии святым местом от безбожных турок содеваемая, и сие с болезнию душа и сердца нашего слышим, но воли Божией противитися никто же может, той бо весть, яже

145

ко спасению нашему устрояти. Обаче же непрестанно попечение о сем имеем, чтоб Господь Бог свой праведный гнев отвратил и св. Гроб, о нем же и святый град Иерусалим, возвратил в руде благочестивых царей, еже и уповаем на щедроты Его, яко, по наказании, восхощет паки помиловати люди своя, и очи наши возведет на первообразное. А ныне мы великий государь, по вашему прошению, тебя, святейшаго патриарха Паисия, отпускаем во святой град Иерусалим. А мы, великий государь, вас, отцов и богомольцев наших, в забвении не учиним, и нашим царским жалованьем милостыню, аж даст Бог, вперед неоставим». Затем дьяк объявил патриарху государево жалованье «на милостыну и на искупление святому животворящему Гробу Господню собольми на 4000 рублей». Лично же самому патриарху Паисию на отпуске дано было государем разных подарков столькоже, сколько и на приезд т. е. на 427 рублей, Кроме того «Паисею же патриарху дано в трех столех, как был у государя и велик день и на ево государевы и на царицыны имянины, на 274 рубли, на 20 алтын, 3 деньги».

Как мы видели, еще 29 Января патриарх Паисий заявил в Посольском приказе, что гетман Хмельницкий и все войско казацкое уполномочили его просить государя, чтобы он оказала, им помощь войском в борьбе с поляками и чтобы принял их под свою высокую руку. Когда 6 мая Паисий был на прощальной аудиенции у государя, он, вышед из царской палаты, послал пристава князя Мышецкаго просить государя, чтобы государь прислал к нему своего боярина, которому он объявит «государево тайное великое дело». Государь выслал к Паисию боярина

146

дворецкаго Алексея Михайловича Львова и думнаго дьяка Михаила Волошенинова. Паисий заявил посланным. чтоб ему объявлено было решение, относительно привезеннаго им предложения о казаках. 9 Мая Львов и Волошенинов были у патриарха Паисия и говорили ему, что они доносили дело государю и тот указал им передать патриарху, «что его царскому величеству своих государевых ратных людей на помочь войску запорожскому завечным докончаньем дати и войска запорожскаго с землями в царскаго величества сторону принять нельзя, и вечнаго докончанья никакими мерами нарушить немочно. А будет гетман Хмельницкий и все запорожское войско своею мочью у короля и у панов рады учинятца свободны, и похотят быти в подданстве за великим государем нашим, за его царским величеством, без нарушенья вечнаго докончанья, и великий государь наш, его царское величество, его, гетмана, и все войско запорожское пожалует, под свою царскаго величества высокую руку принять велит».—«И патриарх говорил: прото-де, что у царскаго величества с короли польскими и великими князи литовскими и с Польшею и Литвою вечное докончанье ему, патриарху, было не ведомо: а коли-де межь обоими великими государи и их великими государств! вечное докончанье, и он де, патриарх, и сам то знает, что ему великому христианскому государю, его царскому величеству, того вечнаго утвержденья по делу нарушить не мочно, а надобно остерегати. А казаки де запорожские люди простые, говорят незнаючи ничего». «И патриарху говорено: а будет черкасом за православную христианскую веру учинитца теснота и гонение, а пойдут они за царскаго величества сторону, и великий государь

147

наш, его царское величество, для православные христианские веры, их пожалует, велит принять без земель, потому что после вечнаго докончанья с обе стороны переходить повольно».—«И патриарх на государеве жалованьи бил челом, что де царское величество пожаловал, велел ему о вечном докончаньи объявить, и он на государеве жалованьи бьет челом. и как будет в войске запорожском и он им про то скажет».

21 Мая патриарх Паисий прислал в Посольский приказ грамоту к государю, в которой извещает, что приехал к нему, патриарху, старец из Иерусалима, который привез к нему письмо о том, какие смуты происходят на христианском востоке от еретиков, таже и о долгах иерусалимских, причем патриарх писал между прочим: «аще владыко наш вопросишь о царьградских вестях и о турском салтане, и он есть в юне возрасте и будет великая победа во днех его, потому что на великий их байрам ездил молитца ко святей Софеи, и пришед некие христиане, пред ним сняли шапки и кинули,— невозмогли терпеть обид великих и налог, что творят над ними, и говорили: побосурманите де нас! И так испужалась лошать под салтаном, и упала с него чалма и с пером, и все турки тому удивилися и возопили: Боже, Боже! и рекли, что царству турецкому вскоре погибнуть. Еще и слыша про московскаго царя, зело страшны пребывают: чают про казаков, что они делают царским повелением вся сия....».

27 Мая патриарх Паисий был на прощанье у государя в селе Покровском, причем государь пожаловал велел дать патриарху своего государева жало-

148

ванья—соболей на 300 рублей, да от государыни ему дано было соболей на 300 рублей, да от царевен соболей на 400 рублей.

10 Июня патриарх Паисий выехал из Москвы в сопровождении пристава Ивана Юрьевича, причем на дорогу до рубежа ему велено было дать на корм деньгами 50 рублей, да множество всевозможных припасов—рыбы, хлебов, питий. Все его спутники получили также на дорогу деньги, кормы и питья, и подобно патриарху, казенные подводы до рубежа. Вместе с Паисием отправились из Москвы во Иерусалим и русские люди: известный Арсений Суханов, Троицко-Сергиева монастыря черный диакон Иона Маленький, Чудова монастыря черный поп Лукьян и клирики: Евфимий, Пахомий, А кила Босой и подъячий Васька Кудрин.

С первого же стана от Москвы патриарх Паисий прислал государю грамоту в которой пишет: «существовал древний обычай у иерусалимских патриархов, чтобы когда божественный промысл хотел и бывало Божие венчание (на царство) православнейшаго царя, (разумеется Константинопольского), считал за нужное и обретавшийся тогда Иерусалимский патриарх пойти для поклонения новому царю, для молитв за него и для благословения его. А так как божественному промыслу и Божией премудрости, по благодати пресущественной, животворящей и нераздельной Троицы, угодно было от имени Бога венчать благочестивейшаго, могущественнейшаго, православнейшаго великаго государя, царя и великаго князя, господина Алексея Михаиловича, сына по духу вожделеннейшаго нашего смирения и самодержца всей России,—то по внушению св. Духа удостоился и я, богомолец великаго,

149

святаго и могущественнаго его царствия, придти и поклониться новому царю и благословивши его и помолившись, как надлежало, за него и за всю палату и воинство его. И он явил милость и принял и весьма почтил меня и явился новым ктитором, подобно великому между государями Константину, помощником и милостивым защитником святейшей великой церкви святаго и живодавнаго Гроба». В заключение патриарх посылает свои пожелания царю и всей царской семье здравия, благополучия и т. п.

По прибытии в Путивль патриарх Паисий прислал государю (от 1-го Июля) грамоту, в которой сообщает некоторые цареградские вести, полученные им от одного полоняника, о ходе борьбы между казаками и поляками, заявляет, что «откуды ни поеду и что ни услышу, буду писати к царствию вашему», что он готов вообще на всякую службу государю, и за тем в особой приписке пишет следующее: «еще буди ведомо благочестивый царь, про Арсения, который остался в царствии вашем, да распросите его добре, понеже он неутвержден в вере своей благочестивой христианской, а он был прежде инок и священник, и, шед, бысть бусурман; и потом бежал к ляхам и бысть у них учинился униатом, и имеет всякое злое на себе безделие, и распросите его добре и будете обрести вся. А те старцы, которые пришли от гетмана, мне все сказали подробну, и велите распросить великое ваше царствие, што мне те старцы расказывали и люди Матвея воеводы (волошскаго): есть-ли будет так или нет потому, что я писал к патриарху господину Иосифу, брату и сослужителю. Утишите притчю ту лучши, что он сам есть, штоб небыло разврата церковнаго, и паки аз буду

150

проведати подлинно и буду писать к великому вашему царствию, понеже есми должен что ни услышу, то извещати и писати, потому что не подобает в ниве терну пребывати, чтоб ненаполнилась нива вся тернием, и надобно отженуть такожде и тех, которые имеют ересь и есть двоеличны в вере. Я его обрел в Киеве, и зная он (Арсений) гот (русский) язык, говорил с полковником (т. е. был переводчиком между патриархом и сопровождавшим его гетманским полковником) и я взял его, а он не мой старец, как есми сказал я приставу. О беззаконии, что имеете, я неведал, а ныне есми проведал и пишу к великому вашему царствию, да будете соблюдатися от таковых человек, чтобы не оскверняли церквей Христовых такие поганые и злые люди». Арсений грек, на котораго доносил патриарх Паисий, явился в Москву в свите Паисия как его дидаскал, с согласия Паисия был оставлен в Москве в качестве учителя реторики, но вследствие приведеннаго доноса патриарха, был подвергнуть допросу, подтвердившему справедливость извета, почему грек Арсений и сослан был на Соловки под крепкое начало, а впоследствии взят был Никоном и сделан им книжным справщиком ¹.

Из Путивля Паисий прислал грамоту и государыне, в которой писал: «для храма живодавнаго Гроба твое царствие явилась новой ктиториссой, благодаря великой твоей милости и священным сосудам, подаренным тобой, чем ты явила знак великаго благочестия подобно боговенчанной царице святой Елене. О еслибы Господь наш Иисус Христос, подобно тому, как

¹ См. вашу статью: «Следственное дело об Арсение греке», Чтен. общ. любит. дух. просв. 1881 г. Июнь.

151

ты всем среднем и душей пожаловала и облагодетельствовала великую церковь иерусалимскую, и тебя Он удостоил от росы небесной свыше и земных плодов, а ты увидела в плоде чрева своего государя боговенчаннаго на престоле великаго царя Константина, чтобы возликовало твое сердце, как у св. Елены. И да удостоит тебя Бог, чтобы ты всегда жаловала и заступала живодавный Гроб Христа. Много нуждается эта церковь в твоем царствии и да благословит тебя Бог укрепить ее, подобно св. Елене, которая воздвигла его из основания. Еще об одном прошу твое царствие между многими прочими милостями, а именно: приготовить один покров для святаго и живодавнаго Гроба, чтобы и эта милость была с другими для вечной памяти о тебе. А священные покровы, посланные тобой нам, мы получили в г. Севске. Так как любовь и готовность твоя никогда не убывают по отношению к святым местам, то мы возблагодарили и помолились Богу о долгоденствии твоей жизни».

Прислал патриарх Паисий грамоту из Путивля и думному дьяку Михаилу Волошенинову с доносом на переводчика Посольскаго приказа Ивана Боярчикова. Паисий между прочим писал: «удивляюся сему тому проклятому переводчику Ивану—дьявол и изменник есть многодетнаго нашего царя, чтоб хлеб его убил, что он ест! И ходя оглашает и говорит из уст своих нечистых-от патриархов не прощенный,— и тайных дел царских нехранит, яже ходит по рядом с единомышленными ворами, которых он любит, и словеса им сказывает, что он хочет. Коли то бывало пред и ныне, что тайна царева бысть явственна в миру! И той есть не человек, но сатана и дьявол!» В объяснение этого энергического доноса

152

Боярчиков заявил, что патриарх Паисий еще в Москве был сердит на него по следующему обстоятельству: Патриарх, будучи на Москве, бил челом за кормовых московских гречан. которые постоянно ходили к нему, чтоб их поверстали поместьями, и то дело несостоялось, хотя после, по патриархову челобитью, этим гречанам прибавили поденнаго корму. Причину неудачи перваго челобитья гречане видели и указывали патриарху в Боярчикове, почему «патриарх в Москве на него шумел» и не велел было вовсе ходить к нему, но потом простил его, взял к себе в провожатые до Путивля, где даже дал ему, за своею рукою, прощальную грамоту. Кроме то Боярчиков заявил: «приезжают де к Москве многие гречане бельцы, а надевают на себя чернеческое платье и привозят с собою о милостыне от патриархов ложныя грамоты, а не за прямыми печатьми. И он де, Иван, узнав их воровство, прежь сего сказывал про то думным дьяком Григорию Львову и Назарью Чистого и те де гречане за то на него, Ивана, рьятца, и оглашают его патриарху всяким дурном». Но все старания Боярчикова оправдать себя были напрасны, он должен был отправиться в ссылку.

12 Июля патриарх Паисий прибыл в Киев, откуда прислал грамоту государю. В ней он писал: «Мы, долгоденствующий мой царь и самодержец... пишем, согласно своему обещанию, твоему великому царствию, чтобы ты обо всем узнавал и находился в ведении относительно казаков и ляхов. В день св. Владимира взял нас митрополит в св. Софию и угощал нас со всеми начальниками и полковниками. В тот день пришли от гетмана семь человек с грамотами гетмана о том, чтобы послать порох и ядра и свинец

153

для войска, и было послано 12 бочек пороху и свинцу и премного ядер». Затем патриарх сообщает о положении армий казацкой и польской, о победах казаков вместе с татарами над польскими отрядами и потом пишет: «если, даст Бог мы будем здоровы, то не преминем известить царство твое обо всем, что ни случится. Я жду от гетмана ответа на письмо, которое было передано мной полковнику и которое я писал для ответа, чтобы, как условились мы с ним, возвестить его ответ твоему великому царствию. И для сего писал я об ответе этом гетману и сказал ему, что обо всем подробно говорил с послом царства твоего. Написал я гетману и все слова, которые говорило мне великое твое царствии, что немогло быть отвечено иначе, и относительно этаго я написал ему: знаешь ты, гетман, что долгоденствующий царь имеет великую любовь к милости твоей. Но не понравились им слова долгоденствующаго царя: не призвали меня сперва для этаго дела, хотя мое царство, благодаря Бога, изобилует и людьми и средствами; я способен вместе с ними разрушить и Ляхию и другия царства; но он, гетман, взял себе татар, турок и другой сброд, потому-то я, блаженнейший, и не подал им помощи; цари когда намереваются воевать, ведут с неприятелями войну собственными силами, а не посредством сброда; поэтому-то я и не посылал. Но да ниспошлет Бог победу гетману с христианами, да победит своих врагов; и, если он опасается чего-нибудь, то пусть не безпокоится: я ему помогу, так как я обязан охранять христиан и в особенности их, которых я считаю как бы своими сыновьями, соседями и сродниками своими: поэтому скажи гетману, что бы он мужался и боролся с вра-

154

гами веры; в случае нужды я готов подать помощь для защиты христиан, да не утратят они и другия многия блага... Опять напишем твоему царствию в подробности о том, что узнаем: у меня наготове люди, для того, чтобы их послать сей-час же, если что-либо случится. Уповаю на Бога, что все случится по желанию твоего великаго царствия. И опять напиши мне, благоденствующий царь, если нужно тебе еще что-нибудь. Пошли нам письмо, чтобы оно нашло нас здесь, в Киеве... Извещай нас, долгоденствующий царь, нужно-ли тебе еще что-нибудь, мы опять все исполним».

Патриарх Паисий приезжал в Москву с целью получить от государя милостыню на искупление св. Гроба. Милостыня дана была ему от государя и царской семьи нескудная: ему пожаловано было государем на искупление св. Гроба 4.000 рублей соболями, да самому патриарху лично дано было разных подарков в разное время на 2.000 рублей, а сверх того к Гробу Господню с ним посланы были церковные сосуды, ризы, иконы и покровы от царицы и царевен. Но кроме царя и царской семьи патриарху давали на милостыню власти, т. е. русские иерархи, начиная с патриарха Иосифа, монастыри, бояре и разные богатые лица, так что всего Паисий вывез из Москвы на наши деньги тысяч на полтораста. Его многочисленная свита получила особые дары, соответственно положению и рангу каждого отдельного лица. Но, кроме получения милостыни, при посещении Москвы патриарх Паисий преследовал и другую цель.

Удачное восстание Богдана Хмельницкого против поляков произвело сильное впечатление на православном востоке, и более пылкие умы посмотрели на это

155

дело как на начало имеющего скоро наступить освобождения всех православных народов из под турецкого ига. Казаки своими отважными набегами на все побережья Черного моря наводили сильный страх и на татар и на турок, почему православные народности востока видели в казаках ту грозную силу, которая способна была нанести туркам решительный удар, особенно еслибы казаки соединились с единоверною Москвой, образовав из себя одно государство. Для достижения этой последней цели некоторые греческие иерархи добровольно взяли на себя роль посредников между московским правительством и казаками, стараясь привести их к взаимному соглашению. Одним из таких посредников между царем и Хмельницким, возлагавшим на их союз очень большие надежды в интересах всего православного востока, был и патриарх Паисий. На пути в Москву он виделся в Киеве с гетманом Хмельницким, благословил его на решительную борьбу с поляками, убеждал его принять подданство московского царя и вызвался хлопотать в Москве пред государем, чтобы он принял казаков под свою высокую царскую руку и оказал им помощь войсками в борьбе с поляками. Значит Паисий отправился в Москву в качестве уполномоченного от Хмельницкого, который отправил с ним и своего полковника Силуяна Мужеловского. Но посредническая миссия Паисия в Москве, как мы видели, потерпела неудачу. Московское правительство мало доверяло казакам, союзникам ненавистных в Москве татар, и решительно отказалось из-за казаков разорвать мир с поляками, о чем официально и заявило Паисию. Последний был очень недоволен таким исходом своей миссии, и не сте-

156

снялся открыто выражать свое недовольство сопровождавшему его из Москвы старцу Арсению Суханову. Но эта неудача не охладила, однако участия Паисия к делу казаков и не изменила его убеждения, что казаки должны принять подданство московскому царю, чтобы потом общими силами действовать против турок. У Паисия были широкие политические планы, от выполнения которых он не думал отказываться. По возвращению из Москвы Паисий долго проживал в Молдавии, и здесь ему удалось склонить господарей молдавского и валахского вступить в более тесные сношения с Хмельницким и Москвой для совместной борьбы с турками. Но для этого необходимо было прежде всего устроить прочное соглашение между Москвой и Хмельницким, к чему Паисий и направлял, как мы видели, свои усилия, посредничая между царем и гетманом. С этою целью Паисий послал из Ясс, куда он прибыл из Киева 7 Сентября, в Москву старца Арсения Суханова, грека Фому Иванова, с которыми послал государю две грамоты.

В первой грамоте государю от 4 Ноября 1649 г. пишет, что посылает к государю честнейшего мужа грека Фому Иванова, «человека вернаго величайшему твоему царствию, вместе с преподобнейшим строителем господином Арсением, чтобы они устно сообщили все то, о чем слышали и что видели. ...А здесь, долгоденствующий царь, Арсений нам сказал, что он имеет от твоего царствия приказания: если он узнает что в Ляхии и Богдании, то пусть возвратится назад и донесет царствию твоему: и потому я отправил его с верным человеком. Он даже оставил у нас часть своей рухляди, сказав, чтобы я его ждал здесь». Во второй грамоте, от 10 Ноября, опять пишет о

157

посылке к государю строителя Арсения и за тем: «да пожалуете, изволите прислати к нам святую вату грамату о каких делех изволите, а мы готовы о тех делех радеть и работать, якоже реклися великому вашему царствию; что ни услышим, будем всегда ведомо чинить, да будеши ведать другов своих и недругов... А будет Арсений поизмешкаетца у вас, и нам бы вы прислали честную и святую вашу грамату великаго вашего царствия. и мы опять каких дел ни проведаем, и учиним о том ведомо своими людьми». Прислал Паисий свою грамоту и патриарху Иосифу, но она не дошла до нас.

Арсений Суханов прибыл в Москву 11 Декабря 1649 г. и в тот же день докладывал в Посольском приказе: «а приказывал де с ним Иерусалимский патриарх словесно, а велел известить государю: прежде де сего писал он ко государю, что турской царь велел крымскому царю итти на Русь войною, а ныне де в совете волоской воевода Василий с мутьянским воеводою Матвеем и с запорожскими черкесы, и хотят на лето итти на Царьгород. И патриарх велел государю о том объявити, чтоб он, великий государь, велел с своей царскаго величества, стороны итти морем, хотя малыми людьми. И в то время, слыша про то, пойдут под Царьгород сербяне и гречане и волоской и мутьянской воеводы со всеми людьми, а ныне де турскаго сила изнемогает, потому что венециане одолевают. А приказывал де он про то объявить слышав подлинно: говорят-де все христиане, чтоб им то видеть, чтоб Царем градом владети великому государю царю и великому князю Алексею Михаиловичу нежели немцам» ¹.

¹ Греч. дела 7157 г. №№ 6, 7, 8, 22, 7158 г. № 1. Некоторые грамоты патриарха Паисия напечатаны в приложении в книге С. А. Белокурова: Арсений Суханов.

158

26 Января 1650 года Арсений Суханов отправился из Москвы в Молдавию к патриарху Паисию с грамотою государя, который извещал патриарха, что получил его грамоты, присланные с греком Фомою Ивановым и строителем Арсением, что Суханов выполнил данное ему патриархом поручение и что он посылает ему два сорока соболей добрых и просит Паисия радеть о государевых делах и обо всем уведомлять его, государя, обещая за это не полагать патриарха «в забвении». Получив эту грамоту от Арсения, Паисий писал государю: «хотим ехать ко святым местам и приняли есми честную и премудрую вашу царскую грамату и милостыню от господина Арсения—два сорока соболей; и приняв вашу царскую грамату, по подобию поклонилися и благодарили есми вельми. Аще и мы у вас не пребываем, но всегда нас незабываете своею царскою милостынею, понеже первое Бог, а потом ваша царская милостыня держит и хранит св. места».

8 Декабря 1650 года в Москву прибыл назаретский митрополит Гавриил и в Посольском приказе заявил, что на светлой неделе 1650 года он послан был от Иерусалимского собора к патриарху Паисию проведать, где он находится и зачем медлит, так как весть о нем учинилась, будто не стало его в живых. Митрополит в Царьграде был проездом только три дня и узнав, что патриарх Паисий вт. Молдавии, поспешил к нему. Патриарх Паисий сведав, что гетман Хмельницкий вместе с татарами готовится напасть на российское государство, помня к себе государеву милость, тотчас же послал к нему его, митрополита, со старцем Арсением (Сухановым) и писал к Хмельницкому и изустно наказывал со

159

многими прошением и клятвою, чтобы отнюдь не дерзал ходить войною на благочестиваго государя христианскаго, а если на сие решится, то чужд будет христианства. Когда митрополит приехал в Чигирин. Хмельницкий тотчас же пришел к нему пеший, принял патриаршую грамоту и выслушал словесный приказ, затем велел всех выслать и старца Арсения также, но я удержал старца говоря, что он послан от государя и ведает о чем будем говорить. Хмельницкий говорил с клятвою, что он приказу отца своего духовнаго, блаженнейшаго патриарха Паисия, ни в чем не преслугаает, только-бы благочестивый великий государь, царь и великий князь Алексей Михаилович, самодержец всея Руси, их челобитье и прошение не призрел и изволил-бы держать под своею высокою государскою рукою, а ему Хмельницкому, на государстве быть непристойно, — не тое природы человек; а великий де государь, его царское величество, издавна государскаго благочестиваго корени природный государь от колена благочестиваго великаго князя Владимира Мономаха, и ими владеть ему, государю, пристойно, понеже великий христианский государь благочестивый под солнцем един. И они ему. великому государю, поклоняются и хотят раби его быти, и чтоб де великий государь для подлиннаго уверения изволил к ним прислать кого-нибудь с своею царскою грамотою с милостивым указом, чтоб как на его государеву милость быти надежным, и велел-бы послати к ним в полк свое государево знамя, а они де в его, государеве, во всем повелении быти готовы и его государеву указу ожидают с радостию. А как де его государев указ о том к ним будет, и он де, Хмельницкий, во всех тех

160

городех, которыми ныне владеет, посадит воевод от царскаго величества и крепости всякия в городех учнет чинити». Это показание назаретского митрополита Гавриила было усилено показанием грека Исаии Остафьева, который приехал в Москву 3 Января 1651 года и в Посольском приказе заявил, что, когда он был в Молдавии, призывал его к себе, в городе Торговище, патриарх Паисий, и велел ему объявить в Москве, чтобы царское величество гетмана Хмельницкого и войско его жаловал. С тем же греком Исаиею патриарх Паисий прислал за своею печатью письмо Илье Даниловичу Милославскому и приказал сказать словесно, что прежде сего, когда пред волошскою войною крымский хан хотел идти на московское государство и гетман писал к патриарху, что хан просит у него себе людей на помощь, то патриарх отвечал гетману, что буде он на московское государство начнет давать помощь крымскому хану, то все они, вселенские патриархи, собравшись учинят собор и предадут проклятию и христианином называть его небудут, и что бы он, гетман, с своим войском царскому величеству всеконечно покорность учинил и поклонился, потому что христианский государь под солнцем единый» ¹.

Таким образом, патриарх Паисий пребывая, по возвращении из Москвы, в Молдавии, внимательно следил оттуда за ходом дел в Малороссии. Он поддерживал постоянные сношения и с гетманом Хмельницким и московским правительством, всячески склоняя обе стороны к союзу и к окончательному соединению, устраняя, по возможности, в их отношениях все, что могло вести к недоразумениям или

¹ Греч. дела 7159 г. № 11.

161

разрыву между ними. Когда же планы Паисия с этой стороны стали осуществляться: гетман Хмельницкий и все войско казацкое действительно сделались подданными царя московского и вместе с ним начали счастливую войну с поляками, то Паисий пошел далее в видах достижения своей цели: усилить московское государство присоединением к нему разных православных народностей, чтобы создать из него силу, способную окончательно разгромить турок. Он хотел, чтобы вслед за Малороссией подданство московскому парю приняла-бы и Молдавия, благодаря чему Россия прочно стала бы на Дунае, вошла бы отсюда в непосредственную связь и сношения со всеми другими порабощенными турками православными народностями и, опираясь на их содействие, окончательно бы уничтожила турок. В пользу своих планов Паисий, проживая в Молдавии, успел склонить самого молдавского воеводу, который уполномочил его вступить по этому делу в сношения с московским государем, вследствие чего Паисий, от 8 Октября 1655 года, прислал в Москву, с греком Мануилом Константиновым, грамоту государю Алексею Михайловичу с просьбою о принятии в покровительство и оборону молдавского владетеля со всею его землею, которую агаряне часто набегами своими опустошают, святые храмы оскверняют и христиан берут в полон ¹. В следующем 1656 году, как известно, последовало и официальное предложение, привезенное молдавским митрополитом Гедеоном, принять, подобно Хмельницкому, и молдавского владетеля в подданство России. Под просительною грамотою подписался между прочим и антиохийский патриарх Макарий, который при этом свидетельство-

¹ Реестр греческим грамотам 137, 8 окт. 1656 г.

162

вал, что и иерусалимский патриарх Паисий одобряет это дело ¹. Но, как известно, не только Молдавия не присоединилась к России, а и Малороссию на первое время удалось присоединить не всю. О войне же с турками, для освобождения от их ига православных народностей, о чем мечтал патриарх Паисий и ради чего он так деятельно и горячо вмешался в тогдашние политические дела и отношения, Россия в то время не могла и думать.

Посещение Москвы иерусалимским патриархом Паисием не осталось бесследным и в других отношениях. В это время русское правительство занято было мыслью учредить в Москве греческую школу, преподаванием в которой заведывал бы вполне надежный, православный грек, приисканием которого оно в то время и занималось. Между тем в свите приехавшего в Москву патриарха Паисия оказался его дидаскал, старец Арсений, человек ученый и к тому же знавший русский язык, что было особенно важно. С согласия патриарха Паисия, государь оставил Арсения в Москве «для риторическаго учения». Но приехав в Путивль, Паисий, как мы видели, прислал на Арсения известный нам донос, вследствие которого Арсений вместо школы попал на Соловки под строгий начал. Тогда государь поручил патриарху Паисию приискать на востоке другого православного учителя, который бы «не имел никакого пороку в благочестивой вере и был бы далече от еретиков». Паисий обещал исполнить это требование царя и в 1653 году, как увидим, прислал в Москву греческого учителя.

Приезд в Москву патриарха Паисия выдвинул у нас с особою силою и другой в высшей степени

¹ Полн. собр. закон. № 180.

163

важный вопрос: о разности некоторых русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими. Как известно, русские с течением времени порознились с греками в некоторых церковных чинах и обрядах, самые богослужебные книги их, как печатавшиеся с списков неодинаковых, и не одного времени, оказались также в некоторых отношениях между собою не сходными. На это обстоятельство обращали внимание и русские и приезжавшие в Москву за милостынею греческие иерархи. Некоторые из последних старались внушить русским, чтобы они держались одинаковых с греками церковных чинов и обрядов. Так еще предшественник Паисия патриарх Феофан, будучи в Москве, убеждал здесь «единомудрствовати: о еже держатися старых законов греческаго православия и древних уставов четырех патриаршеств неотлучатися». В этом же направлении и с особою энергией и успехом действовал в Москве и патриарх Паисий. Он вел беседы с самим государем о посте в св. четыредесятницу, а с патриархом Иосифом «учинил соглашение» об этом, подавал свое мнение о времени совершения литургии и, вероятно, по другим вопросам. Но особенно важно и богато было своими последствиями знакомство Паисия с Никоном, тогда еще архимандритом Новоспасского монастыря, а потом митрополитом новгородским. Паисий, с разрешения государя, нередко стал видаться с Никоном, много с ним беседовал, причем обращал внимание Никона на некоторые особенности русских обрядов, несогласные с тогдашними греческими, и убеждал его привести русские обряды в полное соответствие с тогдашними греческими. Эти беседы с патриархом Паисием произвели на Никона глубокое

164

впечатление и возбудили в нем намерение и решимость, если он сделается патриархом Московским, произвести исправление русского церковного обряда, в видах его соглашения с греческим. Никон действительно сделался московским патриархом. Между тем патриарх Паисий, возвращаясь из Москвы, прибыл в Молдавию в сопровождении старца Арсения Суханова, который, в присутствии патриарха Паисия, затеял известные прения с греками о вере, всячески усиливаясь доказать, что русские именно сохранили у себя неизменными весь древний церковный чин и обряд, современные же греки в церковных чинах и обрядах отступили от священной старины и ввели у себя разные непозволительные новшества, почему теперь не греки, а русские должны считаться истинными хранителями и представителями чистого православия. Патриарх Паисий, сам принимавший некоторое участие в прениях, необходимо обратил внимание на воззрения, так резко и решительно высказанные Сухановым во время прений с греками о вере, понял, что они грозят серьезною опасностью единению церкви русской с греческою вселенскою, и потому решился действовать — напомнить Никону о своих московских беседах с ним. Он послал в Москву назаретского митрополита Гавриила, который должен был посредничать между гетманом и московским правительством, а вместе с тем должен был побудить Никона позаботиться о приведении русского церковного обряда в полное соответствие с тогдашним греческим. Исполняя поручение патриарха Паисия, митрополит Гавриил действительно беседовал в Москве с Никоном, стараясь укрепить его в решимости произвести исправление русских церковных чинов и обрядов,

165

поскольку они были не согласны с тогдашними греческими. Сам Никон потом торжественно заявлял: «зазирали иногда моему смирению, мне Никону патриарху приходящие к нам в царствующий град Москву, своих ради потреб, святыя восточныя церкви святители: вселенский патриарх Афанасий и Паисий святаго Иерусалима и Гавриил святаго Назарета и прочие, и осуждали меня много за неисправление божественнаго писания и за другия церковныя вины, из коих одна, что мы неправильно изображаем крестное знамение двумя перстами... И мы, Никон патриарх, не только ища пользы себе, но и прочим, ио апостолу, дабы им спастись, возбужденные таким обличением, разсмотрев, решились произвести церковныя исправления» Таким образом, по собственному сознанию Никона, на исправление русских чинов и обрядов, в чем они несогласны были с тогдашними греческими, побудили его греческие иерархи, приезжавшие в Москву за милостынею, и между ними первое место принадлежит, как мы видели, иерусалимскому патриарху Паисию и назаретскому митрополиту Гавриилу, действовавшему в Москве по наказу Паисия.

Но посылкой в Москву назаретского митрополита Гавриила Патриарх Паисий не ограничился. Из прений Арсения Суханова с греками о вере он увидел, какое важное значение, по крайней мере некоторые русские, придают своим обрядовым особенностям, что ради них они готовы подвергнуть сомнению Православие современных греков. В виду этого настояла неотложная необходимость послать в Москву такое авторитетное и сведующее лицо, уполномоченное патриархами, которое бы разъяснило русским ошибочность их взгляда на значение особенностей их обряда,

166

полную несправедливость их подозрительного отношения к благочестию современных греков, и которое бы убедило их в необходимости привести русский церковный обряд в полное» соответствие с тогдашним греческим. Патриарх Паисий нашел и подходящее лицо, которое, казалось, с успехом могло выполнить возложенную на него миссию; побудить русских исправить свой обряд сообразно с тогдашним греческим обрядом. Это был митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий, человек ученый, знавший языки греческий и славянский, ранее уже хорошо известный в Москве, так как он присылал в Москву книги, писанные на греческом и славянском языках и, кроме того, не раз присылал в Москву тайные отписки с разными политическими вестями. При этом Гавриил Власий был уже знаком с теми церковными вопросами и недоумениями, решением которых ему приходилось заняться в Москве, так как он не только был свидетелем прений Арсения Суханова с греками о вере, но и сам принимал в них участие. В рассказе Суханова об этом событии говорится: «патриарх Паисий говорил Арсению: скажи мне, кто тебе надобен, с кем тебе говорить: даскол Лигаридии или даскол митрополит Власий? — Арсений говорил: владыко святый, дай мне кого из своих архимандритов, кого изволишь, а те люди науки высокой, были во Цареграде и во Александрии и в Риме и многие ереси заводили и того ради и царство ваше раззорилося... Митрополит Власий Арсению говорил: Арсение, о крестном знамении ни евангелисты, ни апостолы никто не писал, как персты складать: то есть самоизвольное, но токмо подобает крестообразно кресты чтити. а то все добро и ереси и хулы на Бога

167

никакой в том нет»... Значит, из бесед с Арсением Сухановым в Молдавии митрополит Гавриил Власий уже успел познакомиться и с теми церковными вопросами и недоумениями, решать которые ему придется в Москве, и с теми приемами, какие практиковали в подобных случаях русские книжные люди, так что он уже ранее был несколько подготовлен к своей особой миссии в Москве.

В Октябре 1652 года митрополит Навпакта и Арти Гавриил Власий прибыл в Москву. С ним патриарх Паисий прислал государю грамоту, в которой писал о Гаврииле, что он древний друг и богомолец блаженной памяти приснопамятному отцу вашему великому государю, и часто к нему присылано было царское жалованье, еще до поставления его на митрополию, и вашему царствию прислал он две книги: одна Мелетия патриарха александрийского против иудеев, а другая грамматика, «и в тех книгах писано на одной стороне еллинским письмом, а на другой по словенски». Затем патриарх Паисий пишет: «повелели нам, богомольцу вашему, радети и обрести единаго учителя премудраго и православнаго, и не имел бы никакого пороку во благочестивой вере и был бы далече от еретиков, и послати б нам иво ко святому вашему царствию поклонитися, да учинить учительство и учит еллинский язык, яко же она есть древня от иных язык, понеже она корень и источник иным. И сего ради избрали есми достойнаго о таком деле, яко сего преосвященнаго митрополита Навпакта и Арты, пречестнаго экзарха всея Италии (Этолии?), премудраго учителя и богослова великия церкви Христовы, о святом Духе возлюбленнаго брата нашего и сослужителя нашего смирения, господина Га-

168

вриила Власия, якоже такова в нынешних временах в роде нашем не во многих обретаетца. И будучи в таком деянии и мудрости и разуме, почтил его блаженнейший патриарх александрийский Иоанникей, о святом Духе возлюбленный брате и сослужитель нашего смирения, а мы почли иво и наместником учинили со властию: в котором месте небудет, отвещати за нас во всех благочестивых вопросах, православныя нашея веры. И объявляючи боголюбезную мысль святаго вашего царствия, понудили его приити для великаго вашего царствия, аще труды понести и многие убытки принята и погибель живота своего, токмо идет на поклонение со прочими своими, видети ваши царские очи и совершити дело с великим радением, что желает святое ваше царство — и великаго достоинства. Посем бьем челом великому вашему царствию, да восприемлеши его с отверстыми недрами любительно и человеколюбно и почтиши сго. яко наместника нашего — двух патриархов. А какову честь ему учините, и та честь нам воздается, и для небеснаго и превышняго Бога пожалуйте его, как Бог известит великому вашему царствию, ис яко иных, но боле того, потому что иной такой митрополит преже сего в ваши страны неприезживал. А только будет производите ваше царствие быть учительству, яко же выше сего рекли семи, и он готов есть побыти, колико .время ему возможно, а мы ему такоже обещалися. что ему имети волю свою, а будете благодарить великое ваше царствие. И он побудит и многое время, покаместа ученики от него отойдут и противлятися будут с еретиками и ответ будут давать обо всяком вопросе, и будет благодаритися великое ваше царствие, и все бояре и князи, и будети оставите вечное воспомина-

169

ние в похвалу и славу от всех царств и королевств. А будет неизволит царствие ваше быть учительству и бьем челом, чтобы ему побыть, пакаместа он похочет, а святое ваше царствие пожалуйте его своим царским жалованьем милостынею, чтоб ему вашим царским жалованьем приехати к себе и покой свой получити и легость обрести от долгов своих, что имеет; а он да будет должен всегда молити всемогущаго Бога о вашем царском многолетним здравии, якоже и прочий архиреи». По просьбе Паисия писал государю рекомендательную грамоту о митрополите Гаврииле Власие и бывший константинопольский патриарх Иоанникий, который заявлял, что Гавриил «и богослов и православный в роде нашем, и что произволит великое ваше царствие от него вопросити от богословия и изыскания церковнаго, о том ответ будет держати благочестно и православно, якоже восприята благочестивая Христова великая апостольская и восточная церковь. Такоже и блаженнейшие о Св. Духе возлюбленнии братья и сослужители нашего смирения: александрийский патриарх господин Иоанникий и еросалимский господин Паисий избрали его наместника своего и в грамате о том объявлен. И того ради молим великаго вашего царствия, да восприемлете его любительно отверстыми недры и честь ему повелите воздати не тако, яко инем, которые завсегда приходят к вашему царскому величеству, но того ради, что он послан от нас и от прочих двух блаженнейших патриархов —александрийскаго и еросалимскаго и есть верный и древний друг и богомолец теплый блаженной памяти отцу вашему».

Из приведенных грамот патриархов иерусалимского Паисия и бывшего константинопольского Иоанни-

170

кия видно, что митрополит Гавриил Власий был послан в Москву Паисием между прочим и с особою, специальною целью: отвечать от богословия и изыскания церковнаго» на те вопросы, какие, предполагалось, ему будут предложены в Москве. Ради именно этой цели, чтобы придать ответам митрополита больший авторитет в глазах русских, он и сделан был наместником двух патриархов — иерусалимского и александрийского, вследствие чего его ответы на церковные вопросы русских должны были быть как бы ответами самих патриархов, или что тоже: ответами всей православной греческой церкви на вопросы церкви русской. Как митрополит Гавриил выполнил эту свою миссию в Москве мы, к сожалению, не знаем. Он подавал государю докладную записку о положении политических дел в Турции, о своих переговорах с гетманом Хмельницким, причем он ни слова не говорит о делах церковных. Не упоминает об них и в своей речи, которую он говорил на представлении государю. Очевидно государь ничего не вопрошал Гавриила от богословия и изыскания церковного, так как решение разных церковных вопросов в это время уже взял в свои мощные и властные руки святейший патриарх Никон. С Никоном, как представителем русской церкви, митрополит Гавриил вероятно и вел беседы «от богословия и изыскания церковнаго”, относительно особенностей русского обряда и чина, о необходимости их немедленного приведения в полное соответствие с тогдашними греческими чинами и обрядами, особенно в виду того, что эти обрядовые разности подают повод некоторым русским подозрительно или даже и прямо отрицательно относиться к православию современных греков. Вероятно эти

171

беседы с митрополитом Власием, человеком ученым и уже ранее основательно подготовившимся к таким беседам, вызвали в патриархе Никоне окончательную решимость заняться исправлением русского церковного чина и обряда, тем более, что Гавриил Власий явился в Москву в качестве уполномоченного от трех патриархов, которые ручались не только за основательность его знаний, но и за то, что он «ответы будет держать благочестно и православно, якоже восприята благочестивая Христова великая апостольская и восточная церковь». По крайней мере вскоре после отъезда из Москвы митрополита Гавриила Власия (он выехал в Феврале 1653 года) Никон, в виду наступившего великого поста, издал известное свое распоряжение: «по преданию св. апостол и св. отец не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя бы персты есте крестились», так что с приездом в Москву митрополита Гавриила можно связывать начало деятельности Никона, направленной на приведение русского церковного чина и обряда в полное согласие с тогдашними греческими ¹.

19 Декабря 1652 года в Москву прибыл архимандрит иерусалимского патриарха Иоасаф, с которым Паисий прислал грамоты государю и государыне писанные от 10 мая. В грамоте государю Паисий писал, что он посылает архимандрита Иоасафа, «ради милостины и помощи и молим конечно твоей кротости, да приемлеши их невозбранно в тихом образе, показуя милосердие и любовь ко святым местам: а мы, услышав и милость видячи, будем благословляти державу великаго вашего царствия, якоже и ныне непре-

¹ 7161 г. № 5.

172

стаем, дабы воспомяновенно было великое ваше имя в молитвах и молениях наших, что достигли есми ко святым местам с великим вашим жалованьем. А те бедные старцы без нас во многих налогах и утеснении пребывали, и мы о сем радели приехати вскоре, а было мне задержанье в Мутьянской земле в немощех моих ¹. А милость великаго вашего цар-

¹ Патриарх Паисий, будучи в Москве, в особой челобитной просил государя поскорее отпустить его в Иерусалим, потому что местные еретики, пользуясь долгим отсутствием патриарха, сильно обижают православных, почему ему и необходимо немедленно ехать в Иерусалим. Но, прибыв в Яссы, Паисий не поехал в Иерусалим, а прожил в Молдавии целых два года. В грамоте государю из Ясс от 4 Ноября 1649 года Паисий свою остановку в Молдавии объяснял тем, что у него будто бы «имеются некоторыя дела на короткое время в святогробскнх подворьях здесь и во Влахии». В другой грамоте, от 10 Ноября, государю он объясняет дело так: «а мешканье мое се бо есть потому, что в здешней земле имеем монастырь свой; а здесь в монастыре жили и ожидали от иных монастырей податей... а потом силою Божиею поедем ко святым и богостепенным местам». Теперь же патриарх заявляет, что причиною его задержания в Молдавии были его немощи. В действительности же причина его продолжительного пребывания в Молдавии заключалась в его особых отношениях к тогдашнему константинопольскому патриарху Парфению младшему. Досифей об этом рассказывает следующее: «Когда Паисий иерусалимский при Парфении младшем был рукоположен в Яссах и пришел в Византию, чтобы оттуда отправиться в Иерусалим, Парфений требовал от него денег, как предшественник его от александрийского, но Паисий, ясно увидевши в нем симонию, не дал ему ни обола. После сего, когда Паисий из святого града Иерусалима отправился в Москву для милостыни, Парфений чрез письмо клеветал на него славному самодержцу Алексию Михаиловичу, но лукавство Парфения не имело никаких последствий. Но как скоро Паисий, возвращаясь из Москвы в Иерусалим, прибыл в Византию, Парфений обвинил его как злоумышленника против правительства пред диваном Каниджи-паши, визиря султана Ибрагима. Визирь, призвав к себе Паисия, допросил его, и уверившись что он человек справедливый, отпустил его с миром, только взял с него четыре тысячи флоринов. Но когда Паисий опять из святого града отправился в Валахо-Молдавию, патриарх Парфений снова начал преследовать его, и кроме правительственной Порты клеветал на него правителю Молдавии Василию и Матвею, правителю Валахии. Чтож потом случилось? Правители с помощью друзей и денег обвинили Парфения пред Портой и удушили. Тем и кончились бедствия, постигшие святую Христову церковь, итиранские насильственные поступки». (Кн. XI, гл. 10, пар. 10). Этот рассказ

173

ствия яки солнце сияет по всему свету, согревает и оживляет всяческая, такоже и к нам милость великаго вашего царствия». В грамоте к царице Марии Ильиничне патриарх Паисий писал: «если какому-либо христианнейшему лицу приличествует оное пророческое слово царя и пророка Давида: Господи! Возлюбих благолепие дома твоего и местоселения славы твоея; то это изречение приличествует именно великому твоему царствию, потому что по истине ты украсила св. град Иерусалим драгоценными сосудами, которые ты подала к сему животворящему святому гробу; видя их все племена и народы дивятся и ублажают триипостаснаго Бога, что он удостоил великое твое царствие за твое врожденное благочестие высочайшаго престола царской власти. И стала ты другой святой новой Еле-

Досифея о вражде между патриархами Паисием и Парфением подтверждается и теми известиями, какие доходили об этом до нашего правительства, хорошо знавшего истинную причину продолжительного пребывания Паисия в Молдавии. В 1650 году прибыл из Молдавии в Путивль старец Чудова монастыря Пахомий, выехавший из Москвы вместе с Паисием, и заявил воеводе, что иерусалимский патриарх «в Иерусалим опасается ехать, боясь опалы от султана, за что — не знает, да за старую недружбу цареградскаго патриарха Парфения опасается запрещения ехать, и потому долго думает прожать в Мутьянах — до самой смерти Парфения». Иеродиакон Иона Маленький, отправившийся из Москвы в Иерусалим вместе с патриархом Паисием, о причинах замедления патриарха в Молдавии говорит: «патриарху же коспящу страха ради турскаго, овоже бояся патриарха цареградскаго, завеже между собою велию вражду имуще». И Арсению Суханову патриаршие старцы сообщали, что Паисий из Молдавии не поедет в Иерусалим, «если Парфений патриарх цареградский жив будет». (—7158 г. № 9. Сказ. рус. нар. Сахарова, 11, 161 и 190). Это нелюбье двух патриархов привело к тому, что Паисий, как ходила тогда общераспространенная молва, послал в Константинополь значительную сумму денег, чтобы низвергнуть своего недруга с патриаршего престола, в чем ему оказали деятельную помощь воеводы молдавский и волошский. Парфений не только был низвергнут, но и убит. В Октябре 1651 года фессалийский архиепископ Даниил в особой отписке государю сообщал об убиении патриарха Парфения, причем замечает: «грех ради ваших сказывают, что иерусалимский патриарх прислал денег немало тут же на помощь, чтоб ево, патриарха Парфения, сослали, потому что они имели меж себя недружбу». (—7160 г. №3).

174

ной, украшающей святейший алтарь матери церквей, почему как та всегда и безпрерывно в этих святых и богошественных местах, так и благочестивое царствие твое получило вечное поминовение в будущем веке и напечатлено в книгу живота св. и божественнаго предложения. Я очень хорошо помню, как боговенчанная твоя глава укоряла нас, печалуясь за то, что мы непродолжили пребывания и незамедлили более в благословенных пределах вашего царствия, где мы пользовались и почестями и большим вниманием. Но, христианнейшая царица, бедствия нашего престола чрезвычайно умножились и оне-то хотя-нехотя понудили нас уехать для строения нужд беднейшей жалкой нашей кафедры. Я бы желал пробыть у вас годы и времена и, пожалуй, всю свою жизнь. Однакоже милость великаго вашего царствия мы никогда не в силах забыть, и как? Скорее мы забудем самих себя, чем предадим забвению крайнюю милость вашего царствия, потому что ею оберегается и утверждается св. Гроб». Затем Паисий просит государыню милостиво принять и ущедрить милостью посланных им, ради управления св. Божией церкви, несклоняя слухов к злоязычным людям, которые стремятся злословить и клеветать, только чтобы получить доступ к великому вашему царствию. И особенно Арсений (Суханов), о котором один Бог знает как мы пеклись, и который однако же оказался неблагодарным Иудою, не признающим великого благодеяния, которое мы ему оказали, и всего, что мы для него сделали. Мы слышали некоторые пустые слова, которые он говорил против меня, и он здесь отрицал их с клятвою, клятвопреступник; однакоже девятый назаретский (митрополит Гавриил) удостове-

175

рил нас, что он Арсений говорил. Но мы радуемся когда клеветать на нас, потому что весьма многие святые неправедно и безпричинно были оклеветаны. Об одном только, царица моя. мы опечалились и огорчились, что он обманул справедливейшаго царя и, обманывая царя, обманул Бога, наместник котораго на земле есть он (царь). И не убоялся он, тренесчастный, чтобы земля неразверлась и не поглотила его, как Дафана и Авирона. Но божественное правосудие отмстит ему как ему, так и всякому другому злу; как солнце не может спрятаться, хотя его лучи облаками и закрываются на некоторое время, так и правда обнаруживается, делается известной со временем, почему она и называется, спутницею Бога всяческих. На сей раз довольно. И если мы отягчили слух великаго вашего царствия, то непокручиньтесь, потому что одна только правда побудила нас написать это».

Грамота патриарха Паисия государыне показывает, что благочестивая Марья Ильинична отнеслась в Москве к Паисию с особым радушием и благосклонностью, что она уговаривала иерусалимского патриарха подолее побыть в Москве и послала с ними ко гробу Господню очень богатые церковные сосуды. Этим расположением к нему государыни и решился теперь воспользоваться Паисий, чтобы подорвать в Москве значение показаний известного Арсения Суханова, который отправился из Москвы на восток вместе с Паисием, с специальным поручением от правительства составить «описание святых мест и греческих церковных чинов». Суханов очень неблагосклонно отнесся к грекам вообще и их обычаям и даже заподозрил самое их благочестие, что он не стесняясь

176

и выразил в своих знаменитых «прениях с греками о вере», почему греки естественно должны были отнестись к Суханову очень враждебно. Но Суханов, кроме порицания греков вообще, доносил правительству что-то очень неблагоприятное и лично про патриарха Паисия и, вероятно, между прочим, объяснил истинную причину продолжительного пребывания Паисия в Молдавии, заключавшуюся во вражде Паисия к константинопольскому патриарху Парфению, к которому очень расположено было наше правительство, как к своему ведомому доброхоту. Паисий не решился обратиться с своими жалобами на Арсения прямо к царю, а предпочел действовать чрез государыню, очевидно предполагая в ней большую нежели у государя восприимчивость к жалобам его—Иерусалимского патриарха. Из последующего однако не видать, чтобы обвинения Паисия имели какие-либо последствия для Суханова.

С архимандритом Иоасафом патриарху Паисию было послано милостины соболями на 1500 рублей (на наши деньги тысяч на двадцать пять рублей) и царская грамота, в которой государь извещает патриарха, что он и царица приняли его посланных и грамоты и что он посылает патриарху «заздравные милостины двенадцать сороков соболей добрых, да от царицы нашей... шесть сороков добрых же», просить его молить Бога о всей царской семье «и о наших государских делех радети и ведомо нашему царскому величеству чинити, а у нас... и вперед ваше святительство в забвении не будет». Архимандриту Иоасафу, сверх обычной дачи «на приезде» и «на отъезде», дано еще было сто рублей (на наши деньги 1700 р.). Эта чрезвычайная дача Иоасафу веро-

177

ятно объясняется следующим обстоятельством: Иоасаф подал государю особую челобитную, в которой заявляет, что он пять лет состоит игуменом Иерусалимского в Цареграде Георгиевского монастыря, откуда патриарх и послал его в Москву, что он «знаем всем начальным турским людям и о всяком твоем государеве деле тебе государю служить и работать я, богомолец твой, могу», почему теперь и просит государя: «вели мне, богомольцу твоему, служите и работати всяким твоим государевым делом», просит, когда он ради государевых дел, будет посылать в Москву разных добрых греков, то чтобы их беспрепятственно пропускали в Путивле, на что и должна быть ему выдана особая государева грамота. Такая грамота была дана Иоасафу и он таким образом поступил в число наших тайных политических агентов в Турции, обязанных обо всем, что в ней делается, немедленно извещать наше правительство особыми отписками, посылаемыми в Москву с верными людьми ¹.

В 1654 году патриарх Паисий прислал государю с халкидонским архимандритом Матвеем грамоту, в которой писал: «мы, царю мой многодетный, ходим от места на место ко благочестивым христианом малыя ради милостыни за святыя и богоходимыя места, идеже на всяк день искушения, иждивения и исходы неоскудевают, частию от агарянов, частию от проклятых еретиков арменов. и имамы обиды на всяк день. Обаче со благословенною милостию великаго царствия твоего и благочестивых православных христиан стоим, и мы боримся с дикими

¹ 7161 г. № 10, С. А. Белокуров: Арсений Суханов, приложение.

178

зверьми», и затем рекомендует государю одного грека ¹.

В 1657 году путивльские воеводы доносили государю, что 2 Июня в Путивль прибыли Иерусалимского патриарха архимандрит Герман, келарь Афанасий, да патриарший человек Дмитрий. Воеводам архимандрит Герман сказал, что едет к государю и святейшему патриарху Никону с грамотами Иерусалимского патриарха Паисия «наскоро, тайно», «а писаны де (грамоты) о ваших государевых великих делах, а вестей за собою никаких несказал». Указом государя велено было воротить архимандрита назад из Путивля, дав ему милостыню, применяясь к Путивльским дачам. Но архимандрит Герман прислал из Путивля челобитную, в которой заявлял, что он приехал с патриаршими грамотами, которые патриарх велел «подати в руце святому вашему царствию, и как я приехал в Путивль и взял меня силою воевода, который здеся, и спрашивал меня: для чего едешь к твоему святому царствию? И я ему сказал: да отпустит меня поклонитися царствию вашему, как приказано мне от патриарха, разсказати из уст всякую бедность и всякой долг, что учинили проклятые арменья; и он неотпустил меня». Архимандрит просит государя приказать пропустить его в Москву, так как без царской грамоты и милостыни он боится возвращаться к патриарху; тем более что они исхарчились и возвратиться им назад неначто. Ответа на эту челобитную не последовало и архимандрит был возвращен назад из Путивля ².

¹ 7163 г. № 1. — ² 7165 г. № 21.

179

Прибывший в Москву 24 Апреля 1658 года грек Исаия Остафьев в посольском приказе заявлял, что Иерусалимский патриарх Паисий просил его, Исаию, взявши с него в том присягу, известить великого государя, чрез боярина Илью Михаиловича, что у Иерусалимского патриарха есть ближний человек у султана, бывший родом грек, а патриарху друг и советника, имя ему—Шаптам-ага, который говорил патриарху: у турок есть помышление переменить господарей: венгерского Ракоция, валахского Константина и молдавского Стефана за то, что они держат между собою совет за одно и с казаками сочетаются: и если их не сменить и не казнить, то султану невозможно будет послать ратных своих людей, а как поставит новых князей, то можно будет ему идти на казаков, ибо тогда не будет гетману никаких вестей ни письменно, ни словом и не будет гетман в силе. Обо всем этом писал султану крымский хан, а также и о том, что король литовский учинится ему данником и будет платить ему ежегодно по 3000 ефимков, лишь бы султан прислал ему помощь с новыми воеводами. О всем этом велено было патриархом доложить государю чрез ближнего боярина словесно». — В том же году 6 Июня приехал в Москву грек Иван Анастасов и в расспросе заявил между прочим, что султан, почелобитью армян, велел было убить Иерусалимского патриарха, потому что армяне давали за то визирю и пашам 200,000 ефимков; но визирь про то разыскивал, и велел побить тех покупщиков армян, Иерусалимского пашу и иных всех заводчиков, и церкви греческой, которые были за армянами, все отданы по-прежнему Иерусалимскому патриарху.—Более обстоя-

180

тельныя известия прислал в Москву об этом событии архимандрит Иоасаф, бывший в Москве в конце 1652 года и поступивший на службу нашего правительства в качестве тайного политического агента в Турции. Теперь он писал государю (в Ноябре 1658 года): «объявляю великому вашему царствию страшное смутное дело, которое учинилось: блаженнейший патриарх наш Паисий хотел починить корону свою, и огласилось сие армянами и другими злыми людьми ближнему цареву человеку и визирю. Они отдали патриарха под стражу Гасан-паше и Юсуф-паше, сиречь земским боярам, и сковав его весьма мучили, а корону его взяв отослали в Адрианополь к визирю с великим человеком Юсуф-агою. Потом ночью, взяв патриарха, отвели его туда, где был замучен и конец принял Парфений, патриарх вселенский, и хотели и его тут-же повесить, а потом отвели его к адрианицким воротам, чтобы больше денег посулил, и мучили его страшно, и многих купецких людей, — учинился великий страх и трепет... Укрылись все купецкие люди и только я, раб вашего царскаго величества, да иные четыре человека старцев, тайно ходили в Адрианополь и виделись с визирем. Изволением Божиим визирь то наше дело доложил султану и царь о том спросил визиря: носят ли де патриархи венцы?—Визирь ему сказал: пожаловали патриарху носить венцы, как евангелие чтут, дед ваш.—И царь приказал: пусть де он, патриарх, носит про мое здорове, и тот час прислал человека с наказною граматою, да небудет никто против патриарха и всех тех людей освободили по сему наказу, только от того патриарху много убыли стало и Св. Гробу. Патриарха мучили горько и ожидал смерти всякий час, только

181

лишь неказнили... Богомолец святаго вашего царствия патриарх хотел объявить письмом о великих своих нуждах и бедах и повсядневном заключении... но ныне турки с французским брань имеют, для того и смотрят всякия письма. Патриарх от великих долгов бежал Черным морем и думал быть в иверской земле, а меня оставил на свое место прикащиком, в великой погибели, в монастыре на подворьи, и приказал мне писать вашему царствию о всяких делах и статьях с верным рабом вашего царствия Иваном Юрьевым, и он, Иван, смышлено будет объявлять вашему царствию из уст своих. Сего ради нишу с великим страхом и трепетом, ибо негадаю и нечаю доехать рабу сему до вашего царствия!! ¹.

8 Ноября 1659 года греки Дементий Петров и Дмитрий Юрьев привезли в Москву государю грамоту от патриарха Паисия (самой грамоты в деле не имеется), в которой он извещал государя, что до него дошло царское жалованье, посланное в прошлом году с греком Дементием, и уведомляя за тем о тесноте своей и мучениях от безбожных турок, снова просит государя прислать ему милостыню. Паисию послано было, по примеру посылок прежних лет, на 100 рублей соболями ². Это была последняя грамота патриарха Паисия к русскому правительству, чрез год с небольшим, именно: 2 Декабря 1660 года он скончался.

Подобно своему предшественнику Феофану и Паисий патриарх иногда обращался к государю с ходатайствами за разных просителей милостыни. Так, 1 Октя-

¹ 7166 г. № 11 и 63; 7167 г. № 3. — ² 7168 г. № 8.

182

бря 1650 года прибыл в Москву сербского Крушедолова Благовещенского монастыря архимандрит Амфилохий, о котором Паисий писал государю: «буди ведомо державному христианскому царю, что в нынешних временах показал тя Господь наш И. Христос, яко великаго и древняго царя Константина — утверждение благочестивой вере нашей, и ревнитель ты еси его во всем: строиши и распространяеши церковь Христову, яко же Христос строил своею кровию, и по всей вселенней славна великая ваша царская милостыня, что еси всегда творишь монастырем и всем церквам Божиим: и сего ради прибегает всяк поручить милость от царствия вашего—глаголю убо меж зверей диких и им покоренным будучи агарянским детем—равным зверем. Такожде и сей архимандрит Анфилофей сказал нам, что он имел у себя две жалованныя граматы—царя Бориса и царя Василья, в их обители в Кросодоле, во области сербские, и те де жалованные граматы агареня из монастыря пограбили. А того монастыря соорудители были Максим архиепископ, да два короля: блаженные Иван да Стефан с материю их Ангелиною. И для ради подлинной достоверности бил нам челом сей архимандрит с братиею, чтоб нам послать к великому вашему царствию молитва и благословение и прощение и подлинно ведомо учинить, что они добраго и святаго монастыря и постоянно поминают благоверных чин. Посему прибегают они бедные и поклоняются к великому вашему царствию, и промят милостыну от великаго вашего царствия, и пожалуй их, как тебе всемилостивый Бог известит». — От 6 Апреля 1651 года Паисий писал государю относительно архимандрита Евфимия, приехавшего в Москву за мило-

183

стынею с ларисским архиепископом Каллистом: «Поелику многие благочестивые христиане: архиереи, игумны и вельможи прибегают со стороны восточной к богодарованной его державе с патриаршими граматами, и получают утешение в печалех и, возвращаясь в свои области, молят Бога о его царском здравии, то и сей священноинок приезжал с свидетельствованными гранатами, что он обижен от агарян, которые хотели раззорить его монастырь, и потому патриарх молил о даровании ему милостыни». Встречаются и еще подобные грамоты патриарха Паисия, хотя их, сравнительно с количеством рекомендательных грамот патриарха Феофана, и очень немного ¹.

Обзор сношений иерусалимского патриарха Паисия с русским правительством показывает, что эти сношения имели важность прежде всего для русской церковной жизни, на которую они оказали очень заметное влияние. Русские порознились с современными им греками в некоторых церковных чинах и обрядах, почему уже патриарх Феофан, находясь в Москве, настаивал пред царем и Филаретом Никитичем об отмене некоторых церковных обычаев на Руси, в виду их несогласия с обычаями, практиковавшимися во всей греческой церкви. Гораздо далее Феофана пошел в этом деле патриарх Паисий. Во время своего пребывания в Москве он вел переговоры по церковным вопросам с государем, учинял соглашение с патриархом Иосифом, но главное, что особенно важно, вел беседы с Никоном, сначала архимандритом, а потом новгородским митрополитом, указывая ему на разность некоторых церков-

¹ 7159 г. 3, 39, 42; 7161 г. № 16.

184

ныть обрядов у русских сравнительно с тогдашними греческими и на необходимость их согласования в том смысле, чтобы русские особенности были исправлены по образцу греческих. Эти беседы, на которых Паисий «зазирал» Никона, привели последнего к сознанию необходимости произвести церковные исправления в широких размерах, в видах согласования русских церковных книг, чинов и обрядов с тогдашними греческими. Чтобы поддержать решимость Никона действовать в указанном направлении Паисий, по отъезде из Москвы, посылал сюда из Молдавии двух митрополитов: назаретского Гавриила и навпактского Гавриила Власия, которые, по поручению Паисия, укрепляли Никона в его решимости начать церковную реформу, так что известная и богатая своими последствиями для дальнейшей нашей церковной жизни деятельность Никона, во многом обязана, и своим началом и своим общим направлением, именно иерусалимскому патриарху Паисию. Побуждения, которые руководили в этом случае патриархом Паисием понятны: он увидел как многие русские, благодаря именно своим тогдашним церковным особенностям, неблагоприятно стали смотреть на современных греков, готовы были видеть в них отступников от древнего церковного чина и обряда, народ, православие которого очень сомнительно, как они относились поэтому к современным грекам с заметным пренебрежением, как к низшим себя в делах веры и благочестия. Дальнейшее развитие и усиление этого направления в русской жизни, могло в будущем угрожать даже разрывом русской церкви с вселенскою греческою, а грекам окончательною потерею всякого влияния и значения у русских. Инте-

185

ресы вселенского православия и национальные греческие интересы, которые у Паисия всегда стояли не на последнем плане, и побудили его энергично позаботиться о поддержании и возвышении на Руси греческого церковного авторитета, а вместе и престижа греков вообще в глазах русских, к чему действительно прямо и вела церковная реформа Никона, возникшая и потом проведенная под влиянием и деятельном участии греков.

Подобно своему предшественнику патриарху Феофану Паисий усиленно заботился поддерживать близкие сношения с московским правительством, чтобы пользоваться его милостынею для поддержания бедствующих Св. мест, для борьбы с католиками и армянами, которая и при нем, как и при Феофане, велась с напряжением и иногда принимала настолько острый характер, что самой жизни мужественного патриарха грозила серьезная опасность. В видах получения богатой милостыни от московского правительства Паисий, вскоре по вступлении на патриарший престол, лично отправился в Москву. Но он, в этом случае, преследовал и другие цели, именно: политические, которые играли очень выдающуюся и характерную роль в его сношениях с московским правительством. Он вошел в близкие сношения с гетманом Хмельницким, поднявшим очень удачное восстание против поляков и, благословляя его на борьбу, сделался посредником между ним и московским правительством, имея в виду привести их к взаимному соглашению, к признанию казаками подданства московскому царю. Затем Паисий вошел в тесные сношения с господарями Молдавии и Валахии, и употреблял все усилия привести их, с одной стороны, в соглашение с

186

Хмельницким, а с другой с Москвой, долженствовавшей, по его мысли, сделаться опорою и главою целого союза православных народностей, которые, под верховным руководством московского царя, начнут потом решительную борьбу с турками в видах своего освобождения из-под их ига. Таким образом патриарх Паисий увидел и признал в московском государстве ту политическую силу, которая с течением времени должна была сделаться орудием для низвержения турецкого господства и восстановления свободы православных народов и, конечно, главным и первым делом греков. Именно для достижения этой конечной цели Паисий и отважился на очень рискованную для его положения и самой жизни роль: посредника-примирителя между Москвой, казаками и Молдо-Влахией.

187

IV.

Сношения патриарха Нектария с русским правительством.

Преемником патриарха Паисия на Иерусалимской патриаршей кафедре сделался Нектарий, который был посвящен в патриархи 9 Апреля 1661 года в Иерусалиме, где он и прожил первый год своего патриаршества и только в 1662 году отправился в Константинополь, откуда в Сентябре 1663 года прибыл в Яссы. Нектарий был человек очень болезненный, мало энергичный и предприимчивый, более склонный к спокойной и кабинетной деятельности — за время своего патриаршества он не вступал даже в обычную для других патриархов борьбу с католиками и армянами. Из имеющихся у нас под руками документов не видно, чтобы Нектарий, сделавшись патриархом, извещал о своем избрании и постановлении московское правительство особою грамотою, и чтобы он, подобно своим предшественникам, стремился войти в близкие сношения с московским правительством, заботился приобрести его особое расположение в видах получение милостыни, и уже вовсе не помышлял о тех политических затеях, которым так горячо был предан его предшественник Паисий. Но и при своем осторожном и сдержанном отношении

188

к русскому правительству, Нектарий все-таки волей-неволей должен был принять участие в тогдашних смутных русских церковных событиях, именно: в суде над патриархом Никоном.

В Июле 1658 года святейший патриарх Никон неожиданно оставил патриарший престол и удалился в построенный им Воскресенский монастырь, не желая в тоже время окончательно отказаться от патриаршества. Это последнее обстоятельство поставило правительство в крайне затруднительное положение, так как выбор нового патриарха был невозможен, пока оставался нерешенным вопрос о Никоне. В 1660 году в Москве был собран собор, который должен был рассмотреть и порешить дело о Никоне. Собор сделал такое постановление: «чужду быти Никону патриаршескаго престола и чести, вкупе и священства и ничем не обладать». После такого категорического решения о Никоне, по-видимому оставалось только приступить к избранию и постановлению нового патриарха. Но на такой шаг не решилось правительство, так как сам Никон открыто и решительно отрицал право подчиненных ему епископов судить его—своего главу, признавая это право только за константинопольским патриархом, и так как архимандрит полоцкого Борисоглебского монастыря Игнатий Иевлевич, а затем и известный Епифаний Славинецкий, тоже высказались против права собора 1660 года судить Никона. В виду этих обстоятельств правительство принуждено было признать собора, 1660 года неудавшимся и отказаться от исполнения состоявшегося на нем определения относительно Никона, вследствие чего вопрос о Никоне по прежнему остался открытым, по прежнему правительство не знало что ему де-

189

лать с бывшим патриархом. Тогда за решение этого дела взялся известный газский митрополит Паисий Лигарид, прибывший в Москву 12 Февраля 1662 года по приглашению бывшего патриарха Никона, который думал найти в нем своего сторонника, а нашел самого заклятого врага.

Паисий Лигарид был человек образованный и даже ученый, человек ловкий, находчивый и при этом, как воспитанник иезуитов, нравственно очень гибкий и податливый греченин, способный приладиться ко всякой среде и обстановке, умевший сделаться нужным и необходимым для тех, которые были нужны ему самому, от кого он надеялся получить какие-либо для себя выгоды. Прибыв в Москву и осмотревшись здесь, он сразу понял, что дело Никона окончательно проиграно, что действовать в пользу Никона для него—Лигарида нет ни малейшей выгоды, и потому он сейчас же решительно стал на сторону врагов Никона, сделался их душою и руководителем, причем быстро сумел приобрести расположение и доверие самого царя, уже нравственно измученного продолжительным столкновением с Никоном, искавшего опоры, успокоения, оправдания своему поведению относительно бывшего «собиннаго друга». Лигариду, этому вкрадчивому и льстивому греченину, удалось так подействовать на царя, что тот, по словам Никона, стал слушать Паисия как «пророка Божия». По совету этого «пророка Божия» решено было пригласить восточных патриархов, или лично прибыть в Москву, или прислать сюда экзархов для суда над Никоном. В этом смысле 28 Декабря 1662 года и написаны были от имени государя пригласительные грамоты ко всем четырем восточным

190

патриархам, с которыми и отправлен был на восток единомышленник Лигарида, его соотечественник и друг, проживавший в Москве грек иеродиакон Мелетий. Прибыв в Константинополь Мелетий вручил царскую грамоту константинопольскому патриарху Дионисию, а также иерусалимскому Нектарию, который в то время находился в Константинополе Эти пригласительные грамоты государя поставили обоих патриархов в очень затруднительное положение. Дело в том, что Мелетий, прибыв в Константинополь, неосторожно обнаружил здесь цель своего приезда, т. е. от него узнали, что он приехал добыть от патриархов осуждение Никона, и что в этом деле главную роль играет Паисий Лигарид. Эти распространившиеся по Константинополю вести произвели сильное волнение между греками, так что некоторые из них не только публично поносили Лигарида и Мелетия, но и искали убить последнего. Причины волнения греков и сильного их негодования на Лигарида и Мелетия понятны. Патриарх Никон до крайности любил все греческое и самих греков, другого подобного греколюбца небывало на Руси, это прямо признавали сами греки и даже личные враги Никона, как например, Паисий Лигарид. Вся известная церковная деятельность Пикона имела строго грекофильский характер, совершалась по указаниям и при содействии греков; им он всячески покровительствовал. всюду выдвигал их церковный авторитет на первый план, возвышал греческое даже в явный ущерб русскому, он строил свои монастыри по образцу греческих, приглашал в Москву греческих учителей пения, греков мастеров серебряного дела и т. под. Естественно, что каждый истый грек симпа-

191

тизировал Никону, так как видел в нем своего поборника и защитника, человека, который стоит в Москве на страже греческих интересов. И вот о низвержении и конечном осуждении этого-то горячего радетеля греков и всего греческого, усиленно хлопочут теперь сами же греки, живущие в Москве. Так они поступают конечно только потому, что дали подкупить себя врагам Никона и конечно только с помощью денег они думают теперь добыть от патриархов осуждение благодетеля греков Никона. Понятно отсюда почему горячо заволновались греки, узнав о цели приезда Мелетия в Константинополь, понятно также и то затруднительное положение восточных патриархов, в какое их поставили царские грамоты. Ехать самим в Москву или послать туда экзархов, чтобы осудить почитателя и благодетеля греков, чтобы стать на одну доску с такими своекорыстными интриганами, как Лигарид и Мелетий, патриархи конечно не желали, уважая свое достоинство и как патриархов и как греков. Но, с другой стороны, они не могли решительно отказать и домогательствам русского правительства, расположением которого имели все причины дорожить. В виду этого патриархи Дионисий константинопольский и Нектарий иерусалимский избрали средний путь. Под предлогом боязни турок они решительно отказались ехать в Москву сами или послать туда своих экзархов, а в замен послали в Москву с Мелетием составленные ими применительно к делу Никона общие определения о власти царской и патриаршей, на основании и руководствуясь которыми собор русских иерархов мог бы сам порешить с делом Никона, без всякого ближайшего или непосредственного участия в

192

этом восточных патриархов. В этом смысле патриарх Нектарий и сделал в конце свитка о власти царской и патриаршей, подписанного всеми восточными патриархами, особую приписку лично от себя, в которой говорит, что правильно собранный собор имеет право судить всякого епископа, митрополита и патриарха. Если же патриарх будет противиться суду такого собора (что и было с Никоном) говоря: яко не судим и не управляем есмь епископами и митрополитами, зане превышает их саном: да познает сицев муж, яко и митрополит судит и низлагает патриарха, собирают и прочих архиереев, еликим мощно прибыти». Приведя тому исторические примеры Нектарий заключает: «сего ради всякая церковная персона от коеяждо церковныя персоны правима есть, с настоящим слогом святых правил» ¹.

Восточные патриархи, и в частности иерусалимский Нектарий, отославши в Москву свитки о власти царской и патриаршей, думали, что теперь щекотливое дело Никона будет окончательно решено собором местных русских иерархов. Но в действительности этого не случилось. 23 Апреля 1664 года в Москву прибыл иколийский митрополит Афанасий, как он заявил, «с тайным делом к многодетному царю», от своего дяди константинопольского патриарха Дионисия. Будучи принят государем на другой же день по приезде своем в Москву, Афанасий говорил государю, что пославший его константинопольский патриарх Дионисий «челом бьет твоему царскому величеству, чтоб помиритися со святейшим патриархом московским господином Никоном: якоже Господь

¹ Собр. госуд. гр. и дог. т. IV, № 27, стр. 117; Гиббенета. Историческое исследование дела патриарха Никона, т. II, стр. 661—578.

193

наш Иисус Христос пришел на землю и рекл святым апостолом: мир вам; тако молит твоему царскому величеству вселенский патриарх Дионисий: что де нам говорят турки и жиды, яко имеют на Москве христианскаго царя, а отженул патриарх; о том молит твоему царскому величеству, чтобы быти миру с патриархом». Но так как Афанасий не провез с собою никаких грамот от патриарха, то государь «поусумнился» в его миссии. Это сомнение еще более усилилось, когда в мае месяце возвратился с востока иеродиакон Мелетий. привезший с собою известные ответы патриархов на вопросы о власти царской и патриаршей, осуждавшие Никона. Афанасию были предъявлены патриаршие ответы, прямо протипоречившие его заявлениям. Но, рассказывает Паисий Лигарид, «сеятель плевел и великий сопротивник истины побудил иконийскаго назвать подписи (патриархов на свитках) подложными. Он подтверждал это тем, что сам нарочно послан от вселенскаго патриарха и дяди своего по матери Дионисия ходатайствовать о вожделенном между царем и Никоном мире». При ближайшем рассмотрении присланных свитков, Афанасий, однако признал, что подпись константинопольского патриарха Дионисия действительно подлинная, но за то он решительно отрицал подлинность подписей трех других патриархов. В присутствии царя и синклита между Афанасием и Мелетием произошли горячие и долгие прения о подлинности привезенных Мелетием патриарших свитков, не приведшие однако ни к какому несомненному заключению. Каким образом Афанасий иконийский мог заподозрить подлинность привезенных Мелетием патриарших свитков, несомненно подписанных патриархами, объясняется очень

194

просто. Афанасий иконийский, еще будучи в Константинополе, уже сильно интересовался там делом Никона, вполне сочувствовал ему и не желал его осуждения. Когда в Константинополе сделалась известна цель приезда иеродиакона Мелетия—добыть у патриархов осуждение Никона, то Афанасий явился к самому патриарху Дионисию и спрашивал его: дал-ли он грамоты Мелетию, осуждающие Никона? Патриарх Дионисий отвечал, что никаких грамот Мелетию он не давал. Дионисий отрицательно ответил на вопрос Афанасия в видах сохранить тайну, но Афанасий принял его ответ за чистую монету и потому был уверен, что патриарх Дионисий грамот Мелетию, осуждающих Никона, не давал. Направившись из Константинополя в Москву, Афанасий в Яссах встретил иерусалимского патриарха Нектария, с которым также имел разговор о патриарших гранатах, которые желал добыть Мелетий. Сам Нектарий говорил потом о своем свидании с Афанасием следующее: «а что-де иконийский митрополит назвался экзархом и константинопольскому патриарху племянником, и тем он великаго государя хотел оболгать; он де экзархом не посылован и константинопольскому не племянник, А про правила-де, чает, он, митрополит, сказал для того: как иерусалимский патриарх пришел в молдавскую землю в Яси, и он-де, митрополит, приходил к нему почасту и спрашивал: у Мелетия-де государевы граматы и милостину константинопольский патриарх и он, иерусалимской, приняли-ль и ответь ему дали-ль, и руки свои подпысали-ль? И он-де патриарх ему сказал, что государевы граматы и милостину у Мелетия приняли, а ответу ему никакого недали и рук своих ни к какому

195

письму не подписывали. А сказал-де ему для того, чтоб не всякий про то ведал потому де, что у них страшно, турок де того и смотрит, как бы Божия церкви разорить и православных христиан погубить». Таким образом, Афанасий иконийский, оказывается, и от иерусалимского патриарха Нектария получил тоже уверение, что и от константинопольского патриарха— будто они никаких гранат Мелетию не давали и ни к каким письмам рук своих не прикладывали. Во время своих частых посещений Нектария в Яссах, Афанасий конечно не раз беседовал с ним об интересовавшем его деле Никона и из этих бесед мог вынести ту твердую уверенность, что Нектарий не сочувствует осуждению Никона, желает его восстановления на патриаршей кафедре, что и константинопольский патриарх осуждает происки врагов Никона. В виду этого Афанасий имел, с своей точки зрения, полное основание заподозрить в Москве подлинность привезенных Мелетием патриарших свитков и усиленно склонять царя к примирению с Никоном, чего, как он хорошо знал, желали константинопольский патриарх и, в особенности, иерусалимский, а также все лучшие и благонамеренные греки. Скоро Московскому правительству пришлось убедиться, что по крайней мере иерусалимский патриарх Нектарий, не смотря на свою подпись под патриаршими свитками, осуждающими Никона, в действительности желает возвращения Никона на патриарший престол ¹.

В Феврале 1664 года патриарх Нектарий подписал патриаршие свитки о власти царской и патриар-

¹ Греч. д. 7172 г. № 14: Сочинение Паисия Лигарида о суде над патриархом Никоном, перевод которого находится в рукописи библ. моск. дух. академии. Гиббенета: т. II, стр. 706, 761—764, 802, 805.

196

шей, осуждающие Никона, а от 20 Марта уже пишет государю по делу Никона особую специальную грамоту, в которой является сторонником и доброжелателем Никона, ищет примирить его с царем и снова возвратить на оставленную им патриаршую кафедру. «Достопочтеннейшую грамату священной десницы вашей, пишет Нектарий, мы приняли от иеродиакона Мелетия с благоговением и достодолжною почестию, а вместе и милостыню, которою вы почтили святый и живоприемный Гроб Господень. В сей грамате мы не нашли причины удаления святейшаго патриарха вашего кир Никона, сослужителя и брата о Христе нашего смирения, ни другой какой вины против него, кроме пятилетняго его отсутствия. От иеродиакона же Мелетия мы многое слышали, который, как говорит, слышал сие из уст вашего величества, показывая нам некоторое письмецо, данное ему вместо памятника, закликающее его Богом, дабы он сказал все, что знает о кир Никоне и его противниках. Что касается до тех противников, то, по сказанию его, немногия и недостойныя внимания приводят они причины против Никона; о Никоне же сказал некоторыя важныя дела, почти неизвинительныя, кои все суть нововведения, которыя нам кажутся не очень достоверными». Сказав затем, что так как ни он сам лично не может прибыть в Москву, ни послать туда своего экзарха, как желал царь того, то они и решились с константинопольским патриархом «некоторым иным образом поправить сие дело», т. е. послать известные, свитки о власти царской и патриаршей, так как «объявить решительное мнение по тем словом, кои говорил Мелетий, было бы несправедливо, тем паче, что и по церковным правилам и по гражданским за-

197

конам не дозволяется произнесть приговора над патриархом по свидетельству одного и притом человека низшей степени». Затем Нектарий пишет царю: «нам кажется, что вы мирным образом можете успокоить сие дело, и снова однажды или дважды пригласить кир Никона, чтобы он возвратился на свой престол, показав ему статьи положения для точнаго соблюдения: и ежели он окажется сперва преступившим оныя, а потом раскается и дает обещание соблюдать, то достоин прощения; ибо часто случалось весьма много таковаго и еще важнейшаго в церкви, и все поправлено для мира и тишины. Итак просим мы священное ваше величество, чтобы вы не приклоняли слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче-если таковые будут из духовнаго сана. Свидетельствуюсь Богом, что нас весьма огорчили случившиеся в российской церкви соблазны... Несогласие и возмущение в церкви страшнее всякой войны, ибо раздирает нешвенную одежду Христову, которую не разделили и жестокосердые воины во время страдания Христова; раздрать же одежду Христову есть явный знак погибели душ, за которыя Христос умер. Вы неведаете, что в теперешнем положении, когда наша церковь находится под игом рабства, мы уподобляемся кораблям потопляемым безпрестанными бурями от разных притеснений языческих, и одну вашу российскую церковь видели, подобно второму Ноеву ковчегу, служащею спасением от всякаго языческаго потопа и сохраняющею в себе неистленными семена благочестия. Ныне же кто внушил вам отвращение от сего блага мира? Для чего так жестоко отметаете от себя первое достояние!... Итак, миролюбивейший государь, после-

198

дуй кротости Давида, восприими ревность по вере православной и постарайся со тщанием паки возвести законнаго патриарха вашего на престол его, дабы вовремя твоего священнаго царствия небыло положено злаго и гибельнаго начала сменять православных и правомыслящих о догматах веры патриархов ваших. Сие есть начало разрушения церкви в Константинополе; оно послужило и до ныне служить источником многих зол, и соделало нас посрамленными пред западною церковию. Опасайтесь и вы, чтобы необычайное у вас не обратилось в гибельную привычку. Ежели Никон говорит, что он не отрекался от престола, но от непокорных, то ясно, что он обличает непокорность народа. Итак, покажите к нему достодолжное повиновение, как к строителю благодати: повиновение, говорю, не необыкновенное в церквах Божиих, но каковое предписывают божественные законы. Отречение же его, которое он, как говорят, сделал от церкви, может быть принято снисходительнее, для соблюдения тишины, тем более, что он кир Никон, как мы сказали, отрекся от непокорнаго народа, а не от престола; но еслибы он и письменно отрекся от престола, то и сие извинительно, ибо часто и отречение бывает недействительно». Приведя в доказательство справедливости этой мысли разные примеры из истории церкви, Нектарий продолжает убеждать царя: «из всех обстоятельств явствует, что отречение Никона недействительно и состоит только в его словах, и должно вам, как я прежде сказал, снова призвать его. С сим вместе пишу я и к нему, братски увещевая его, что ему неприлично было оставить столицу и жить вне оной. Ежели соизволите, ваше священное величество, то перешлите к нему помяну-

199

тое писание... Предлагаем вашему величеству и то, что если кир Никон, но вторичному приглашению, не согласится возвратиться на свой престол, то извольте поступить по правилам положения, что будет совершенно правосудно: ибо неприлично столичному городу быть без духовнаго пастыря. Итак непременно должно или его возвратить, или другаго возвести на еи'О место; однакож лучше вашему величеству возвратить его по вышеприведенным причинам» ¹.

Грек Савелий Дмитриев, привезший грамоту Нектария в Москву, с своей стороны показывал здесь, что иерусалимский патриарх наказал ему говорить Никону: «для чего он попрежнему на патриарший свой престол нейдет и тем великаго государя кручинит?... Да то де он от еросалимскаго патриарха слышал, что опричь Никона патриарха на престол иному никому быть немочно, для того, что вины ево никакой нет». С своей стороны и архидиакон Нектария, потом преемник его на патриаршей кафедре, Досифей, писал Паисию Лигариду. укоряя его за неправыя, соблазнительныя и недостойныя пастыря действия по делу Никона. «Слава прииде, пишет он Паисию, некая хульная, рождение же воистину диаволе яко вы не право граматы переводите, но иная полагаете, иная от среди изъемлете, иная оставляюще; аще приидет туды патриарх—будет о том истязовати, и в том, советую твоей святыни, буди далече от сего, да будеши волен от сих безчествований, и нам явишися истины поборник и оборонитель, зане несть мала вещь зле переводити. Тоже, елико можеши, о належащих к миру церкве стой крепко, зане возвестися нам,

¹ Собр. госуд. грам. и догов. т. IV, № 37, стр. 134.

200

яко твоя святыня, могий соблазном вредити, не глаголеши о мире» ¹.

Таким образом оказывается, что патриарх Нектарий хотя и подписал известные свитки о власти царской и патриаршей, осуждавшие Никона, имея в виду показания иеродиакона Мелетия, но подписал их с большим сомнением в справедливости всего, что рассказывал о Никоне Мелетий. Когда же он из Константинополя приехал в Молдавию, где всегда было много греков, поддерживавших с Москвой постоянные сношения, то постарался от них собрать о деле Никона более обстоятельные сведения и узнал, что серьезных причин к осуждению и низвержению Никона в действительности нет, что все это дело раздуто личными врагами Никона с помощью некоторых крайне неблагонадежных греков, вроде Паисия Лигарида. Тогда Нектарий и поспешил послать к царю приведенную выше грамоту, с целью убедить его примириться с Никоном и снова возвратить его на патриарший престола. Грамота к царю написана была очень сильно, убедительно и настойчиво, с тою сдержанною властностью, какая и подобает верховному архипастырю, ратующему за правое дело, имеющему в виду только мир и интересы церкви Христовой, а не получку за сомнительную послугу богатой царской милостыни. В том же примирительном духе писал было Нектарий и грамоту Никону, но она не была ему передана. С своей стороны архидиакона, Нектария Досифей пытался подействовать в духе примирения и на главного деятеля из числа врагов Никона—Паисия Лигарида, в надежде усовестить этого прожженного совестью человека и побудить его действо-

¹ Гиббенет т. II, стр. 771—773, 779, 893.

201

вать в интересах правды и мира. Но эти хлопоты Нектария и его архидиакона не достигли цели,—московское правительство уже не могло примириться с Никоном, оно добивалось его конечного осуждения во чтобы то ни стало, и потому с крайним неудовольствием встретило примирительную попытку патриарха Нектария. Патриарший посол Савелий Дмитриев был задержан в Москве и содержался под строгим надзором, не имея возможности вступить с Никоном в непосредственные личные сношения. Впрочем, он нашел возможность переписываться с Никоном, и этим путем сообщать ему нужные сведения и указания. Так, например, он пишет Никону: «владыко мой! Аще позовут тя, прииди на собор; прииди не сотвори инако и обезчестив наш собор, того ради не ино добро. Тако мне есть приказано (разумеется—от патриарха Нектария) ответ дати; того ради повем: надеюся на Бога, яко неимут найти никакого порока, во всем свидетельство твое премудро и благочестиво: и что какой порок хотят найти? Рекут, что оставил еси престол твой и отшел еси, и то несть речь: занеже когда архиерей оставит престол свой и отъидет в чужое место, то есть зло, добре знаете и святительство твое. Ты же и сошел еси с Москвы, не пошел еси в чужой мир, но такоже в престоле своем еси, и неимут учинити о сем ни единаго же слова в соборе. И о том молюся пресвятительству твоему: едино о сем часе не объяви, да не речеши, како ти послал блаженный (т. е. иерусалимский патриарх) грамату и задержали ее в верху бояре, и объявится дело, что услышал еси от меня, и мне лихо сотворят, Едино приимеши, да приидеши велиим смирением, и буди, яко незнаешь ничего и небоязнен,

202

занеже неимут тебе учинити ни чтоже». Савелий Дмитриев был задержан в Москве до прибытия восточных патриархов, которые и выхлопотали ему у царя освобождение. По этому поводу сам царь на соборе говорил: «сидел он, Савелий, за то, что он привез от еросалимскаго патриарха грамату, и в той грамате писано многое к ссоре» ¹.

Примирительная попытка Нектария в деле Никона не могла иметь успеха не только потому, что она противоречила намерениям и желаниям московского правительства, но и потому, что и самая грамота Нектария пришла в Москву очень поздно, когда дело с Никоном зашло уже слишком далеко. Грамота Нектария получена была в Москве вероятно только в первых числах Декабря 1664 года, а к этому времени наше правительство уже сделало новые важные шаги по делу Никона.

23 Апреля 1664 года в Москву прибыл известный нам иконийский митрополит Афанасий, который заявил в Посольском приказе, что иерусалимский патриарх Нектарий находится в Яссах и обещал приехать к государю, когда в заднепровских городах ратных людей не будет, но с каким делом он едит, о том митрополиту неизвестно. Чрез несколько дней после иконийского Афанасия в Москву прибыл грек Исаия Евстафьев и заявил здесь: когда он был в Рашкове, то приезжал из Ясс иерусалимскаго патриарха архидиакон к дочери волопискаго владетеля, которая была за Тимофеем Хмельницким и сказывал, что патриарху за войною проехать к Москве нельзя, и от турскаго султана прислан ему указ, чтобы из Ясс никуда ему не ехать, и потому

¹ Русский архив 1873 г. № 9, стр. 1626—1640; Гиббенет. II, 1054.

203

патриарх хотел ехать по монастырям в мутьянскую землю. Но он, Исаия, писал к нему с архидиаконом, чтобы подождал в Яссах, как бы ему можно было приехать к царскому величеству. Получив эти вести, правительство уже распорядилось было, на случай приезда Нектария, принять его точно также, как ранее принимали в Москве патриарха Паисия. Но так как Нектарий не приезжал, то 12 Июля 1664 года в Молдавию посланы были два грека, Василий Иванов и Кондрат Дмитриев, с грамотою государя, в которой он писал патриарху, «в лете предворшем 1663-м преблаженство твое нашими царскими письмены молихом, да в митрополию градов нашеа богохранимыя державы пречестное твое архиерейство возлюбленною особою твоею путь сотворивши, и явившаяся зде недоуменная разрешиши: но по настоящий час святейшее и вожделенное нам твое лицо, еже тощне ожидахом, видети не улучихом, не малое духа стужение ощутихом». Теперь же царь узнал, что Нектарий находится в Яссах и потому он просит его «во славную державы нашея митрополию самоличне прибыти».—Между тем в Сентябре того же 1664 года из Москвы на восток отправилось новое посольство, во главе которого стояли иеродиакон Мелетий грек и называвший себя в Москве племянником константинопольского патриарха Дионисия грек Стефан Юрьев. Они должны были пригласить в Москву всех восточных патриархов для суда над Никоном и устроения русских церковных дел. Только в Январе 1665 года послы прибыли в Молдавию, где находился Нектарий и звать его в Москву взялся грек Стефан Юрьев, а не Мелетий. Явившись к Нектарию вместе с подьячим Оловен-

204

никовым, Стефан говорил: «великий государь просит и молит тебя, чтоб ты изволил потрудиться для христианскаго дела—пошел в московское государство». Нектарий отвечал: «Ко всем нам прежде прислан был от великаго государя Мелетий грек, и он знает, что я затем и приехал в молдавскую землю, чтобы отсюда идти в Москву, но за войною мне никак нельзя было тогда проехать. С Мелетием мы послали к великому государю правила (известные свитки о власти царской и патриаршей), и по ним почему до сих пор ничего не сделано?» Тогда подьячий Оловенников объяснил патриарху, как Афанасий иконийский заподозрил было подлинность привезенных Мелетием патриарших свитков, и хотя потом сомнения относительно их уничтожились, однако правительство не решается собирать собор и судить Никона без вселенского патриарха, тем более, что в русской церкви теперь происходят и другие многие нестроения, для уврачевания которых необходимо присутствие в Москве патриархов. Нектарий сначала заявил было решительно: «пойду, хотя бы мне и смерть принять, потому что я считаю великаго государя царем вселенским, он единственный царь христианский, единственная наша надежда и похвала». Но затем Нектарий стал колебаться, а когда получил какие-то письма из Константинополя, то и окончательно отказался от поездки в Москву, так как-де ему не позволено ехать на север ¹.

Причины колебаний патриарха Нектария относительно поездки в Москву понятны: из своих сношений с посланными московского правительства и другими гре-

¹ Греч. д. 7172 г. №№ 14, 15, 18; Гиббенет. II, 712—721 и след.

205

ками, имевшими сношения с Москвой, он убедился, с одной стороны, в том, что московское правительство всячески старается об осуждении и низвержении Никона: с другой стороны, что достаточных причин к осуждению и низвержению Никона в действительности нет. В виду этого Нектарию, если бы он поехал в Москву, пришлось бы или стать на сторону пригласившего его правительства и. согласно его настояниям, осудить Никона, или же, следуя самому существу дела, своему убеждению и личным симпатиям, стать сторонником Никона, добиваться его возвращения на кафедру, и тем вызвать к себе нерасположение московского правительства, вражду всех врагов Никона и в результате все-таки вероятно ничего не сделать для последнего. А между тем Нектарий, после посылки им грамоты царю от 20 Марта 1664 года, настаивавшей на возвращении Никона на кафедру, и лично в Москве мог конечно действовать только в том же духе—мира и всепрощения. В виду этого Нектарий — опасаясь за полную неудачу в Москве своих примирительных действий, после некоторых колебаний наконец решительно отказался ехать в Москву. На эту его решимость вероятно повлияло и то обстоятельство, что он доселе неполучал никакого отзыва из Москвы на свою примирительную грамоту от 20 Февраля, откуда он мог заключить, что она принята была в Москве неблагоприятно. Этот ответ на его грамоту от 20 Февраля был написан к нему только в начале 1665 года и вполне подтверждал его опасения, что его примирительные стремления по делу Никона в Москве не были приняты и вызвали в правительстве только неудовольствие. В своей ответной грамоте Нектарию государь заявляет, что за-

206

боты патриарха о примирении его, государя, с Никоном дело самое желательное, но только «то твоего благословения теплое прошение зело поздо поспе». Оно пришло уже после получения подписанных всеми восточными патриархами свитков, которыми Никон решительно осуждается, почему справедливее было следовать голосу всех, нежели одного, так как «большую крепость глаголется имети всех разум, жребий же единаго прилагательно в малей цене почитается». Указав затем на то, что отречение Никона было не словесное только, но и письменное, на котором имеется его руки подпись: «николи дела не имети до патриаршества», царь указывает на новый самовольный поступок Никона: на его неожиданный приезд в Московский Успенский собор с 17 на 18 Декабря 1664 года, к которому царь относится с величайшим негодованием. «Еда сие несть, пишет он, мучительное наветование, явное отступство, неправильное насилование человека наветующа и непризвана к вышнему престолу, кроме правил, силою и нуждею, узаконения святых отрезающаго и попирающаго. Убо сие новое дело превышает все первыя мимошедпиия дела, от него бывшия, се есть: своевольное отречение и семилетное отшествие, мятежи и тайныя ссылки, яже чести ради оставим, патриаршеское достоинство почитающе. Сия во уме имея, блаженнейший, и сим подобная помышляя, поучает в свою очередь царь Нектария, достойный жребий принеси, держа прямо вес, ниже мне, ниже ему наровя, по прямо разсекая правды борозду». Затем царь выражает желание лично видеть и говорить с Нектарием, а если это невозможно, то просит прислать вместо себя в Москву «наместника благоискусна и благоразумна», за что обещает ему

207

«по совершении дела», прислать свою милостыню на уплату долгов св. мест» ¹.

Из приведенной грамоты государя и из того, что его посол в Москву, Савелий Дмитриев, задержан русским правительством, Нектарий окончательно убедился в полной неудаче его примирительных действий в деле Никона, почему он решительно устранился от всякого дальнейшего участия в этом деле. Но московское правительство само нуждалось в Нектарии и потому не раз обращалось к нему с своими просьбами и домогательствами.

Главным действующим лицом в Москве в деле Никона был, как мы видели, газский митрополит Паисий Лигарид, заклятый врать Никона, всеми мерами добивавшийся его конечного осуждения. От преданных ему греков, Никону удалось разузнать прошлое Паисия, и он написал против него целую книгу, по словам самого Лигарида, «безчествующу и истощающу великия кривды мерзкия, а вящшие, яко есмь еретик и волхв». В действительности сущность обвинений Никона против Паисия сводилась к тому, что Паисий как воспитанник иезуитов и латинский ставленник, не может считаться православным, и его нельзя допускать, поэтому, к участию в делах православной русской церкви; что Паисий не настоящий, а запрещенный архиерей, лишенный сана иерусалимским патриархом. Этот извет Никона на Лигарида был потом подтвержден и константинопольским патриархом Дионисием, который наказывал бывшему у него Чудова монастыря келарю Савве, в качестве посла, доложить государю, что Лигарид «лоза не константинопольскаго престола и я (т. е. Дионисий) православным его не

¹ Зап. рус. и слав. археол. общ. т. II, стр. 597-600.

208

нарицаю, что слышу от многих, что он папежин и лукав человек... А что газский Паисий Лигаридий рукоположенец папин и по многих лятских костелех служил за папу литургию... и истинно отвержется и прокленет пред собором всю папежскую ересь и исповедует символ православия, и он в собор прият будет». Наше правительство, конечно, никак не могло игнорировать обвинения Лигарида в латинстве самим константинопольским патриархом, в виду той важной и деятельной роли, какую играл Лигарид во всем деле Никона, хотя сам Паисий и отрицал справедливость взводимых на него обвинений. Когда в 1667 году в Константинополь отправился царский посол Афанасий Нестеров, государь поручил ему обратиться за достоверными сведениями о Паисие Лигариде к самому иерусалимскому патриарху Нектарию, ведению которого подлежал Паисий как митрополит газский. 29 Июля 1668 гола в Москве получена была грамота патриарха Нектария о Паисие Лигариде, в которой он пишет государю: «дело се есть сказать вам про Лигарида, который у вас ближний во святом вашем царствии», и затем говорит, что он отлучен и проклят еще патриархом Паисием, про что здесь всем ведомо и о чем ему было послано тогда письменное известие в волошскую землю, где тогда находился Лигарид. «И буди тебе, великому государю ведомо, за что его отставил (патриарх Паисий): за то, что в своем слове не стоял, а письмо его рукою писано, кабала, по которой он не уплатил и ушел в мутьянскую землю». После смерти кир Паисия, пишет Нектарий, бывали мы в его епархии (т. е. газской), а он ко мне, Про-Лигаридий, небывал и со мною невидался, ни граматы нам не послал, и не

209

просит от нас прощения и благословения, а поехав он из волошской земли пришол в черкаскую землю и там писал грамоты ложныя, с чем прийти к тебе великому государю; а хто те граматы ему в черкаских городех писал, тот ныне человек у нас, а у него он был архимандритом, имя ево Леонтий». Пошел было Лигарид из своей епархии на шесть месяцев, а теперь отсутствует уже 14 лет; пошел он для того, чтобы найти средства для уплаты долга, который лежит на христианах его епархии, «а он им ни грамотою, ни словом не приказал, как пошол, и когда он забыл свою область, то ныне он не пастырь ни архиерей, ни епископ — тому Бог свидетель!» Христиане его епархии крайне утеснены и ему, патриарху, приходится платить по кабале, какую Паисий написал своею рукою. Те деньги, которые государь дал Паисию для уплаты долга епархиальнаго и иерусалимскому патриарху, он с своим племянником все отослал на свою родину—Хиос ¹. «Мы, замечает

¹ Нектарий говорит совершенно справедливо о том, что Лигарид. получал от царя крупные дачи будт-то бы на уплату долгов своей епархии. Немедленно по прибытии в Москву Паисий просить в челобитной государя откупить христиан его области от турок, с которыми де он уговорился давать им окупу за христиан ежегодно по 500 ефимков и просят вручить ему эту сумму, «что б мне, богомольцу твоему, из области своей изгнану не быть, и православных христиан моея области нечестивые турки не обратили-б в свою турскую веру». (7170 г. №11). В следующем году Паисий заявляет в челобитной государю, что он приехал в Москву просить милостыни «на уплату с епархии моей податей иерусалимскому патриарху Нектарию и туркам и себе на пропитание», но что он живет, по царскому указу, на Москве уже три года «и ныне мне, богомольцу твоему, ведомо учинилось, что еросалимский патриарх на меня зело гневен за то, что я многое время, оставя епархию, живу на Москве, а без меня епархии моей пасти некому, да ему, патриарху, и турку никакие подати в епархии моей не плачены, да живущие в епархии моей заняло на нужные расходы многие деньги», почему он и просит государя выдать ему золотом 1700 ефимков, которые должна его епархия. Ему выдано было «850 золотых червонных одиноких» (7172 г. № 1).

210

патриарх, хотели было отнять, но не отняли для того, чтоб не слыть нам сальниками и лихими, и посему то мы все стерпели великий государь, чтобы не смутить церковных дел. Ныне, что тут он пребывает, а дела его ведомы стали. Даем подлинную ведомость, что он отнюдь не митрополит, ни архиерей, ни учитель, ни владыка, ни пастырь, потому что он только лет отстал и по правилам св. отец есть он подлинно отставлен и всякаго архиерейскаго чину лишен, только имянуетца Наисей. Да и бывшей патриарх Паисей отказал, и не подобает ему быть в нашей стороне и нигде. И называется он с православными православен; а он свидетельствуется ото многих своей руки грамот, которыя здесь у нас есть; а латыни свидетельствуют и называют своим, и папа римский емлет от него на всякой год по 200 ефимков... А что он имел милостыми для престола св. церкви, то он, лютый волк, послал к племянникам своим, а не к церкви, и подобает то ему назад отдать, или верному человеку церковному у него взять и отослать. — Все сие мы писали не для похвалы, но для того, чтобы Бог на нас за сие непрогневался: пишем все правду, чтобы наша вера не была осуждена и св. отец предание не нарушено было». В заключение грамоты Нектарий пишет: «а буде изволите великий государь, о нас ведать, и мы от великих долгов бываем в великой печали. Я застал на святейшем престоле 14.000 ефимков долгу, а от великих смут армянских послать к твоему светлому лицу и приехать сам не смел. Воспомяни, как тебе Бог известит, а нам гречане, торговые люди, приезжая с Москвы, про твою царскую милость сказывают». В конце грамоты находится особая просьба

211

патриарха к царю: с торговых гречан впредь пошлин брать государь бы не велел ¹.

Приведенная грамота патриарха Нектария должна была произвести сильное впечатление на московское правительство и окончательно уничтожить Паисия. Личность его теперь стала ясна: ото был лишенный сана архиерей, авантюрист, который явился в Москву с подложными грамотами и. выдавая себя здесь за действительного газскаго митрополита, выпрашивая у царя милостыню для бедствующей своей паствы, дерзко и нагло обманывал царя, как относительно своей личности, так и употребления тех денег, которые он получал от царя на покрытие долгов своей мнимой епархии. Но и этого мало: являясь в Москве в роли строгого ревнителя православия, уставов и положений православной церкви, которые будто бы дерзко нарушил новатор Пикон, Паисий в действительности был латынником, —папежником признал Паисия открыто и официально его собственный иерусалимский патриарх, папежником его признал и константинопольский патриарх. Казалось, что для Лигарида оставалось только одно место—Соловки, но этого не случилось. Русское правительство не могло решиться открыто признать, что человек, от которого исходили все советы и указания по делу Никона, на которого доселе смотрели в Москве как на образованнейшего и авторитетного представителя православного востока, в мудрость и компетентность которого все верили, которого сам царь слушал «как пророка Божия», — что этот человек был запрещенный архиерей, обманщик и латынник, ловко разыгравший пред доверчивыми русскими роль судьи в их церковных делах, роль ревнителя чуждых

¹ 7175 г. 2. Гиббенет II, стр. 892—894.—7176 г. № 22.

212

для него интересов православия. С своей стороны и Паисий. в виду патриарших на него обличений, постарался выставить их пред царем делом, внушенным патриарху многочисленными личными врагами Паисия, не хотевшими ему простить его участие в деле осуждения Никона. Как бы то ни было, но только грамота Нектария по-видимому нисколько не повредила Паисию в мнении и расположении царя, и даже принесла ему несомненную пользу. Алексей Михайлович, естественно видевший в осуждении Паисия как бы осуждение всего, что было сделано по советам и указаниям Паисия в деле Никона, решился хлопотать пред иерусалимским патриархом о восстановлении Паисия в его прежнем достоинстве газского митрополита, тем более что и другие обстоятельства требовали тогда от московского правительства особых сношений с патриархами константинопольским и иерусалимским, при которых удобно было попутно устроить и дело о Паисие Лигариде.

Патриархи константинопольский и иерусалимский решительно отказались и сами ехать в Москву и послать туда своих экзархов для суда над Никоном, не сочувствуя этому, по их мнению, несправедливому и во всех отношениях печальному для церкви явлению. Иначе поступили патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий. В чаянии получения богатой милостыни от русского правительства для своих бедствующих кафедр они лично отправились в Москву, куда и прибыли в конце 1666 года, так что в Москве мог наконец состояться окончательный суд над Никоном при личном участии двух восточных патриархов, чего так давно и с такими усилиями добивалось наше правительство, тем более что приехавшие

213

в Москву патриархи заявили, что они явились сюда будто бы с согласия патриархов константинопольского и иерусалимского, почему они судили и окончательно осудили Никона от лица всех четырех восточных патриархов. Но в действительности патриархи Паисий и Макарий вовсе не имели согласия, а тем более каких-либо полномочий на поездку в Москву для суда над Никоном от патриархов константинопольского и иерусалимского, как это хорошо видно из их собственных писем из Москвы к Нектарию и Парфению константинопольскому, имевших в виду оправдать их поездку в Москву и образ действий здесь. В письме к Нектарию Паисий и Макарий говорят, что они отправились в Москву только после того, как «узревше писаньице твое, извещающее, яко твое блаженство име умышление в сиа страны путешествовати. Пачеже грамотоносец устне извеща нам, яко вселенский патриарх хотяше послати своего экзарха». В виду именно таких вестей, т. е. что Нектарий сам едет в Москву, а константинопольский посылает туда своего экзарха, они и решились отправиться в путь, чтобы таким образом в Москве были все четыре патриарха. Извещают Нектария, что они после соборных допросов нашли Никона виновным во многих преступлениях, «их же не подобает предавати писанию, занеже епистолия не имеет в себе что-либо тайно». Но не смотря на такую оговорку, они все-таки считают нужным указать Нектарию на одну вину Никона: «в такое напыщение, пишут они, прииде гордостный Никон, якоже сам ся хиротониса патриархом новаго Иерусалима,—монастырь бо, егоже созда, нарече новым Иерусалимом со всеми окрест лежащими: именуя святый Гроб, Голгофу, Вифлием, Назарет, Иордан». Пишут,

214

что они оказали услугу Нектарию, освободив от заключения его посланца Савелия. Подобного же рода письмо отправлено было и к константинопольскому патриарху. Очевидно, что побуждением к написанию этих писем Паисием и Макарием служило опасение, что их поездка в Москву, без согласия и одобрения патриархов константинопольского и иерусалимского, что осуждение ими Никона, этого друга и покровителя греков, вызовет на востоке сильное неудовольствие и порицание и может причинить им, по возвращении на восток, много неприятностей. Это опасение было тем более основательно, что иерусалимский патриарх, как им хорошо было известно, открыто стоял на стороне Никона, желая его восстановления на патриаршей кафедре, а константинопольский патриарх Парфений свое отношение к делу Никона очень ясно и определенно выразил в том своем действии, что лишил Паисия и Макария их патриарших кафедр за то, что они поехали в Москву, чтобы судить и, конечно, осудить Никона, так что нашему правительству пришлось потом хлопотать пред высокою Портой о восстановлении патриархов Паисия и Макария на их кафедрах.

В виду указанных обстоятельств и московское правительство, с своей стороны, было озабочено тем, чтобы патриархи Паисий и Макарий, по своем возвращении на восток, были приняты там своими собратьями, патриархами константинопольским и иерусалимским, вполне дружественно, а также чтобы ими приняты и утверждены были деяния большого московского собора относительно низложения Никона и других статей. С этой целью государь отправил к патриархам константинопольскому и иерусалимскому, с греком иеродиа-

215

коном Мелетием, свою грамоту, писанную от 13 Июля 1669 года, в которой он в тоже время просить патриархов и о разрешении Паисия Лигарида. В грамоте к патриарху Нектарию (такая же грамота слово в слово была послана и патриарху константинопольскому) царь просит его принять с честию и веселием патриархов Паисия и Макария —«какую честь учините им, и то учините нашему царскому величеству». Относительно деяний большого московского собора просит Нектария: «еще просим и о здешнем соборном, что уложено и совершено, всем желаем явлено быти и улажити улаженье в великой Христовой церкви», на память и научение будущим поколениям. Относительно «патриарха Никонова изверженья, соборне просим подписати, яко по правде, по правилом законным, по освященным уложеньем и соборных правил и патриарших томос (т. е. известных патриарших свитков о власти царской и патриаршей) познан бысть и осу жен преже и потом всем собором». В доказательство полного согласия «догматов и ученья русския церкви с восточные церкви, питательные матери нашей», говорит грамота «хощем имети советь соборным вашим письмом чрез нашего священнаго диякона Мелетия». К этому царь прибавляет: «мы же паки милость и жалованья матери нашей восточной и питательной великой церкви не будем в забвеньи никогда, токмо и побольшие призирати будем». В заключение грамоты государь, прося молитв и благословения патриарха, ходатайствует пред ним за Паисия Лигарида. «Возвещаем, пишет царь, о митрополите гаском Паисея, котораго имеем в царском нашем дворе яко велия учителя и переводчика нашего, чтобы имел первую честь и славу такоже и по прежнему, понеже

216

некие злорадочники от зависти своей зазлословили ко святительству вашему и в безщестии извергнули и оставили его, и о том зело—зело опечаловалися мы, ведучи незлобия его и благодатства его, яко много тружался и постился в стране нашей на соборе и о смирении (исправлении) Христовой церкви труждался словом и делом вельми, ежебы прияти честь, но получил безчестье и срамоту. И сего ради просим и молим отписать, чтоб ему прияти прежнюю его честь, яко нам ведомо житие его и пребывание его и свидетельствуем архиереем добрым и честное житие раба, а которые иноки его оглашали и предали, не дружа сказали, очи бо ушей вернее. Тако молим просим, да обрящем прошение наше, ведучи, яко сколько не учинилося, и то учинилося с зависти и по недружбе человека».

Московский патриарх Иоасаф, с своей стороны, тоже писал патриарху Нектарию грамоту от 4 Июня 1669 года, в которой ходатайствовал пред ним о прошении и разрешении Паисия Лигарида. Еще с послом Нестеровым патриарх Иоасаф извещал Нектария о своем вступлении на патриаршую московскую кафедру, причем послал ему 100 золотых, сорок соболей и 10 аршин бархату. С своей стороны Нектарий тогдаже ответил Иоасафу присылкой особой грамоты, которая, впрочем, не дошла до нас. Теперь Иоасаф прежде всего благодарит Нектария за присылку ему грамоты. «Велиим о Христе Господе сердце наше разширися веселием и ум неизреченною исполнися радостию, егда приемше ответное вашего преблаженства на мерности нашея послание писание, обретох в нем истинную, якоже подобает учеником Христовым имети, любовь... Аз благодарей сый всячески обещания вашего, еже сотвори блаженство ваше, о мо-

217

литвах святых мерности нашей, о блаженной жизни нашей временней же и вечней... Увещание ваше братолюбное о мирном строении церкве и о добром пасении словеснаго стада Христова, любезно целуя твердым незабвения ваялом изваах на скрижалех сердца моего... На преслании архипастырскаго ти благословения всему стаду Христову, жезлом правимому мерности нашея, духовным же и мирским, велим же и малым, немалое но великое, якоже достоит великаго Бога великому архиерею, именем всех пресылаем поклонение, с лобзанием десницы та благословящия». После этаго вступления патриарх переходит к самому делу, по поводу котораго он собственно обращается к Нектарию с граматою. «О всех писанных к нам вами, заявляет он, радуемся, точию едина печаль, аки даждь вовремя жатвы, ущербляет ведро веселия нашего: еже есть о запрещении и отлучении от всякаго священнодействия Паисия Лигаридиа ¹. О сем как и где прежде живяше, несть нам известие совершенно, но отнележе пришедша его в царствующий и богоспасаемый град Москву, познахом за девять лет и ничесоже видехом по нем неистово и безчинно,— пачеже премногие его труды премудрии многую пользу церкви великороссийстей принесоша, их же мы благодарили суще, надежно молим братолюбие ваше, да непрезриши прошения мерности нашей, даруеши ему оставление вины его, кая-либо есть пред святостию вашею, и благоволиши прислати ему писанием своим архипастырским прощение и благословение, занеже

¹ Соблазн от запрещения Паисия Лигарида усиливался еще тем обстоятельством, что он, не смотря на свое запрещение, дозволял себе в Москве участвовать в качестве архиерея, в церковных священнодействиях. Так в 1667 году он участвовал в отпевании архиепископа тобольского Игнатия.

218

всяческое являет по себе смирение и благопокорство к твоему преблаженству, яко законному архипастырю своему, и молил есть со многократным стужанием благочестивейшаго самодержца о отпущении к святительству твоему ради взыскания прощения, яко же устне предостоверный свидетель, святейший и всеблаженнейший Паисий патриарх великаго града Александрии и судия вселенский, о всех может известити. Но благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь царь и великий князь Алексий Михаилович, всея великия и малыя и белыя России самодержец, благоволил его удержати благословных ради вин, сиречь, совершения ради зачатаго толкования нужнейших неких тайнописаний и обещал ему к вашему святительству ходатай быти о прощении. Тем же аз молю твое преблаженство, поминающе Христово слово: будите милосерды якоже и Отец ваш милосерд есть, и ону молитву повсядневную: и остави нам долги наша, яко и мы оставляем должником нашим,—сотвори с ним, всячески смиренно твоему жезлу архипастырскому преклоняющимся, отеческое милосердие и остави долг его, дарующе прощение и благословение; будет отцу небесному благоприятно, царю благочестивейшему радостно, и всей церкви российстей душеполезно. О сем прилежное наше многократно усугубляюще прошение, да исполнену и совершенну нашу радость соверши, имамы незабывати преблаженства вашего у престола царя небеснаго о милости, у земнаго же о милостыни, пособствия ради» ¹.

Эти грамоты государя и патриарха о Паисие Лига-

¹ Подлинное дело о суде над патр. Никоном, рукопись библ. моск. духовн. Академии, л. л. 270 об.—272; Греч. дела 7177 г. № 27; Рукоп. сборник моск. синод. библ. 130 л. л. 39—41.

219

риде были получены уже не Нектарием, отказавшимся от патриаршества, а его преемником Досифеем, вступившим на патриаршую Иерусалимскую кафедру 23 Января 1669 года.

Патриарх Нектарий, в своих сношениях с русским правительством, занимает особое положение, сравнительно с своими предшественниками. Если последние употребляли все усилия заручиться особым расположением русского правительства, чтобы извлечь отсюда елико возможно большие выгоды для бедствующей Иерусалимской патриаршей кафедры, то патриарх Нектарий не только не употреблял к тому ни малейших усилий, но даже ни разу не обратился к русскому правительству с специальною просьбою о милостыне на искупление долгов Св. Гроба, которые, однако при нем не уменьшались, а возрастали, так что нужда в помощи и нужда настоятельная у него была. Это обстоятельство заслуживает тем более внимания, что Нектарий имел полную возможность приобрести особое расположение московского правительства и получить от него исключительно богатую милостыню—стоило только ему поехать в Москву, куда его так усиленно не раз приглашали, и там принять участие в деле Никона, конечно в том духе и направлении, как это было желательно для московского правительства и как действовали в Москве патриархи Паисий и Макарий, — тогда исключительно богатая милостыня от московского правительства ему была бы обеспечена. Но патриарх Нектарий предпочел не ехать в Москву, и выступить защитником Никона, смелым ходатаем пред царем за возвращение Никона на патриаршую кафедру, решительным и беспощадным изобличителем Паисия Лигарида, которым так сильно дорожило мо-

220

сковское правительство. При таких отношениях Нектария к делу Никона ему конечно уже неудобно было обращаться к московскому правительству с специальными просьбами о помощи и милостыне. Только раз, и то очень осторожно, Нектарий дозволил себе, в одной из своих грамот царю, написанной по особому делу, сделать в конце такую приписку: «а буде изволите, великий государь, о нас ведать, и мы от великих долгов бываем в великой печали. Я застал на святейшем престоле 14,000 ефимком долгу, а от великих смут армянских послать к твоему светлому лицу и приехать сам не смел. Воспомяни. как тебе Бог известит».. и только.

И в другом отношении Нектарий, в своих сношениях с русским правительством, тоже занимает особое положение, сравнительно с своими предшественниками. Патриарх Феофан, ради приобретения расположения и милостыни от московского правительства, сделался тайным русским политическим агентом в Турции и посылал в Москву или отписки с политическими вестями или наказывал передавать их устно в Москве своим доверенным посыльным людям. Что же касается патриарха Паисия, то он был самым завзятым добровольцем политиканом, сносившимся и с Москвой, и с Хмельницким, и с Молдо-Влахийскими воеводами, причем Москва, по его представлению, должна была сделаться главою и руководительницею движения всех православных народностей с целью ниспровержения турецкого господства. И патриарха Нектария московское правительство приглашало служить ему «в государевых делех». Так в 1667 году с послом в Турции Афанасием Нестеровым государь писал Нектарию: «да мы же, великий

221

государь, наше царское величество, приказали послом нашим, будучи в Царе-городе, приходить к вашему святительству к благословению, и о наших государевых делех, о чем доведетца, вам докладывати; и вашему-б святительству о тех наших царскаго величества делех порадети и мысль своя послом нашим подавати, а мы великий государь, наше царское величество, и впредь ваше святительство в забвенье полагати не будем» ¹. Но ни откуда не видно однако, чтобы патриарх Нектарий когда-либо сообщал московскому правительству вести «о турецким поведениях» в отписках-ли, или в устных наказах с своими посыльными: не видать и того, чтобы он радел о государевых делах пред нашими послами в Турции и по какому-либо случаю подавал им свою мысль, как того желал государь. Очевидно занятие политикой патриарх Нектарий не считал своим делом и потому решительно устранился от всякого участия в так называемых «государевым делех», поскольку они не соприкасались прямо с делами церковными.

¹ Турецкие статейные списки № 9, л. л. 23—25.

222

Сношения патриарха Досифея с русским правительством при Алексее Михаиловиче, Феодоре Алексеевиче и царевне Софье. (1669 — 1690 г.г.).

Преемник Нектария на иерусалимской кафедре патриарх Досифей (1669—1707 г.) принадлежал к числу выдающихся восточных иерархов XVII столетия. По своему характеру это был человек в высшей степени живой, подвижной и впечатлительный, на все отзывчивый и необыкновенно деятельный, способный с увлечением и всецело отдаться раз излюбленному делу, готовый всячески отстаивать, защищать то, что он считал правым или полезным для православия. Досифей был прекрасным знатоком всего православного востока, с жизнью которого он был хорошо знаком не только из книг, которые он любил собирать, читать и изучать, но и из своих непосредственных наблюдений, так как еще в качестве спутника своих предшественников, патриархов Паисия и Нектария, он посетил большую часть православных стран востока. Сделавшись патриархом Досифей мало бывал в Иерусалиме, а последние восемнадцать лет не был в нем даже ни разу; он постоянно переходил с места на место, проживая то в Константинополе, то в Адрианополе, то в Мол-

223

давии и Валахии, то путешествуя, ради сбора милостыни, из одной страны в другую, благодаря чему он прекрасно знал современное положение разных православных церквей, их местные нужды и потребности, грозившие где-либо православию беды и опасности. В тоже время, среди своих современников. Досифей был и выдающийся ученый, обладавший основательными и обширными познаниями в Св. Писании, в церковной истории, в области церковного права; он хорошо знал и изучил греческих церковных писателей, сочинения которых, особенно полемические, тщательно собирал, чтобы потом напечатать их. Как ученый он оставил после себя несколько сочинений, которые хотя не отличаются тщательностью обработки материала и научною самостоятельностью, не редко страдают растянутостью и уклонением в сторону от рассматриваемого предмета, но за то поражают громадною начитанностью автора, разнообразием и обширностью познаний, удивительным ученым трудолюбием и своею особою целью. Ученые работы, целые громадные книги пишет Досифей не в видах открыть отвлеченную научную истину, а с исключительною целью выяснить и доказать истину православия, неправоту и заблуждения его врагов, т. е. он работает исключительно с практическою целью—доставить торжество православию над всеми его противниками, почему даже такое чисто историческое его сочинение, как «История патриархов иерусалимских» носит повсюду довольно яркий полемический характер. Как патриарх, Досифей был весь преисполнен самыми высокими представлениями об обязанностях и призвании патриархов, в особенности о призвании и обязанностях патриархов иерусалимских. Они, как

224

лично и часто посещающие, ради сбора милостыни, почти все православные страны, преимущественно пред другими патриархами призваны быть стражами православия повсюду, неустанными борцами с иноверием, учителями и наставниками всех православных, ревностными охранителями во всем православном мире древних церковных чинов и обычаев, которые в иерусалимской церкви всегда сохраняются неизменно и ненарушимо. И Досифей действительно всегда готов был еловом и делом поддержать всюду бедствующих и угнетаемых православных братий своих, воодушевить ослабевающих из них, так или иначе помочь борющимся с иноверцами, всегда готов был преподать всем нужное пастырское наставление и научение, а вместе с тем обличать и вразумить заблуждающихся в чем-либо, или уклонившихся от церковных правил и обычаев, малейшее отступление от которых было всегда ему особенно ненавистно и всегда вызывало с его стороны иногда суровые и резкие обличения. Чуть не каждая православная поместная церковь испытала на себе заботы Досифея об ее благосостоянии и процветании, или об ограждении ее от иноверных козней и притеснений. Так в Трансильвании Досифей хлопочет удержать румын от унии и преподает ряд церковных наставлений новопоставленному трансильванскому митрополиту Афанасию; заботится о церковном благоустройстве Грузии, старается предостеречь ее от врагов православия, восстановить иверские монастыри, пришедшие в запустение; пишет особое послание к членам южнорусской церкви, в котором убеждает их твердо держаться православия, бегать мирской суетной мудрости и еретиков, с терпением переносить го-

225

нения и напасти и т. под. Но особенное внимание Досифей обращает на Россию, которая занимала в его представлении исключительное положение и вызывала к себе с его стороны особые отношения. Это потому, что Россия была для него тою именно страною, на которой почили самые дорогие и заветные его надежды на освобождение православных народов от турецкого ига, на восстановление дорогого ему царства благочестивых греческих императоров, на торжество и победу православия над теснившим его и угнетавшим западным иноверием. Только одна Россия, по мнению Досифея. может быть единственною освободительницею православных народов от турецкого ига, твердою опорою и верною защитою всего вселенского православия, прочным непреоборимым оплотом для него против всех покушений иноверцев, только один русский царь есть истинный защитник и покровитель всех православных, так как он есть прямой законный преемник и наследник благочестивых греческих императоров, преемник и продолжатель их великого и святого призвания—служить опорою и защитою всему вселенскому православию. В силу такого взгляда Досифея на значение для всего православного мира России и русского царя он постарался войти в самые близкие сношения с московским правительством и принять в русской жизни, не только церковной, но и государственной, самое живое и деятельное участие. Эти близкие и постоянные сношения Досифея с русским правительством, давшие потом возможность Досифею высказывать свое мнение и суждение не только по поводу тех или других явлений в русской церковной жизни, но и в жизни общественной и государственной, воз-

226

никли конечно не вдруг, а слагались постепенно и своего полного всестороннего развития достигли только в царствование Великого Петра, верным преданным слугою которого и почитателем был Досифей.

23 Января 1669 года Досифей вступил на патриарший иерусалимский престол и уже в тот же день поспешил уведомить об этом московское правительство особою грамотою, которой сохранился только отрывок. В ней он пишет, что принял попечение о св. престоле иерусалимском, обремененном многими долгами, которых лежит на нем до 109 тысяч талеров, что он имеет намерение пространнее писать обо всем государю чрез некоторое время. Действительно 23 Сентября того же 1669 года в Москву прибыл архимандрит Досифея Прохор с двумя патриаршими гранатами. В первой из них, писанной в Мае 1669 года, Досифей жалуется на громадные долги, от которых страдает патриархия, на многие беды и напасти, которые повседневно постигают их, и только «когда слышим о мире вашем, котораго вас сподобил Бог, и как у вас неподвижно доселе соблюдается Богом дарованная вера Христова, упокоение некоторое приемлет сердце наше и воздаем Богу благодарение и с вами получаема, радость, как бы в едином теле». Во второй грамоте от 1-го Ноября 1669 г. говорит, что он получил царское послание, написанное еще к Нектарию, «и прочитали в нем о газском митрополите, чтобы мы его простили и что будто не имеет вины на себе; а он, Лигарид, имеет многия великия вины и согрешения, которыя написав, послал было к тебе великому государю свидетельства ради; только стыд недопустил нас послать, отчего и возвратили. Только

227

единое говорим, что кир Нектарий патриарх нетаковский, чтобы писать или говорить ложно, но такой он в правиле, что ныне иной такой архиерей разумный и богобоязненный не будет. Но ныне державное ваше царствие пишете, чтобы мы простили его, а он пишет к некоторым еретикам, каков и сам есть, которых мы и здесь не имеем ни в живых, ни в мертвых... Лигаридовых друзей, которым он пишет и которыми стращает нас, мы считаем ни во что. А что он пишет к своим друзьям, изволь царствие ваше принять одну его грамату и прочесть, и выразумей как он патриарха своего хулит и бранит, и за то ему следует быть отлученным от архиерейскаго достоинства ¹... Он пишет и бранит

¹ Это было письмо Лигарида к логофету константинопольской церкви, в котором Паисий писал: Еще прежде сего писали мы за великую дружбу к твоей честности, объявляя тебе про страдание и печаль и труды мои, и ныне также пишу тебе все дела сперва с краткословием. После неправедных и страшных отлучений и проклятий господина Парфения (?), что на меня наложил неправедно, последовало и господина Нектария больши напраснословия, неправедный на меня суд и оглашение и конечное отлучение, будто есмь душегубитель, разбойник и беззаконник, и так, без всякаго распросу и без достойно верных свидетельств и без двунадесяти архиереев, но все в тайне учинили—един Досифей, и тот мне незнаком, который ныне наследник учинился престола иерусалимскаго. И как мне не возглашать о божественных законоведениях когда оставили церковь Божию вдовою, без пастыря, как горлицу пустынную, без покрова и без мужа, не обрящется жениху совокупиться; не будучи бо мужу во Иерусалиме, воцарилась Девора жена... Ни Бога ни бояся, ни людей срамясь, клевещут на меня в зависти своей, чтобы получили желание свое, делами отрицался вышняго и божественнаго, котораго тонкими словами исповедуют и веруют страха ради человеческаго. Буди достоинство их, где суда не чают, как мертводушные, а я возлюбил душевное безмолвие и мирской мятеж отринул... Ни единаго благоденствия невидел я от них, только навыворот, с лукавым помышлением писали было письма сперва на меня ремесла творя, слова сплетая, и те ремесла были от многих лет. Ныне же явлено безстыдно пишут к державному царю и треблаженным патриархам такими словами оглашая, будто я изменник св. церкви, порочнаго жития делатель, иноплеменный епископ, чужеславник. Если я чужеславен, пусть приведут свидетельство достоверное, ибо я трудо-

228

нас и называет мертводушными и нечестивыми, и отца нашего Нектария называет забвенным и безумным и многия иныя (писал) неподобныя словеса», за которые он должен бы был подвергнуться наказанию. Но так как за него ходатайствует сам царь, то Досифей прощает его и разрешает от наложенных на него клятв и запрещения. В виду того, что царь просил о разрешении Лигарида и константинопольского патриарха, Досифей очень решительно заявляет по этому поводу свои воззрения на отношения константинопольского патриарха к другим патриаршим престолам. «А вселенский, пишет он государю, неимеет никакаго дела до иерусалимскаго престола и над архиереями учинить ничего не может. Только отлучение и гнев Божий для согрешения нашего: был вселенскаго престола патриарх Парфений, человек ненаказанный и неученый, неразумеющий ни номоканона и соборных правил, ни церковных чинов; распространил он руку свою, где ему недано было, и престолы апостольские и патриаршие—александрийский и антиохийский и смутил и помешал, и так себя превозносил, что хотел искусить и бывшаго патриарха иерусалимскаго блаженнейшаго Нектария. Сего ради пришел на него гнев Божий и воздал ему по сердцу его и весь совет его исполнил. А газский митрополит от вселенскаго патриарха не имеет никакого докучания, ибо вселенский патриарх но святым законам не имеет власти в иерусалимской области;

любивая пчела, а не трутень... Затем, оправдываясь от обвинений в латинстве и еретичестве указаниями на то, что он латинским повелениям не повинуется и не мыслит по-латински, «а только в учения их общником был», Паисий просить логофета заступиться за него и ходатайствовал словом и делом пред патриархами о его скорейшем прощении. (7178 г. № 27).

229

не только архиереев, но и диаконов не может ни отлучить, ни простить; а что он, Парфений учинил газскому митрополиту, учинил, яко не наученый и не грамотный». В той же грамоте от 1-го Ноября Досифей молит государя о присылке милостыни св. Гробу, без которой они могут окончательно погибнуть. «А я, богомолец твой, пишет Досифей, ныне пребываю здесь в Филиппе-граде и в иных городах близко Дуная реки до светлаго воскресения, и потом помышляю ехать к мултянскому и волошскому государям помощи ради малей. А ныне волошский воевода Дука, добрый наш приятель и святаго града пособник, монастырь строит св. Гробу и ожидаем архимандрита нашего Прохора с твоею царскою неизреченною милостию, в которой все упование и утешение наше и больше скажем: если ты великий государь помощи не учинишь нам, пропали мы от лица земли и в Иерусалим нельзя нам будет ехать от многих долгов, а прибежища и покрова инде неимеем, кроме твоего пресветлаго царствия. От многаго долга хотят бусурманы великую церковь святаго града в еретическия руки заложить, и боимся, чтобы не отошла от рук наших. Сего ради припадаем до лица земнаго, просим и молим милосердия и благоутробия твоего державнаго, да пришлешь помощь к св. Гробу Господню и неизреченную милость ради здравия своего и благородных чад твоих, сестер и дщерей, и для блаженной памяти родителей своих, царицы Марии Ильиничны и царевича Симеона. Буди, владыка тишайший, милость твоя на нас, якоже уповахом на тя, и как получим милость твою, надеемся идти во святой град Иерусалим молить Господа о здравии твоем до конца жизни, и если облегчимся мало от тягости долга, по-

230

мощию Божиею начнем строить монастырь св. Вифлием Великаго царя—есть гроб и распятие и рождество, строение перваго царя, что царствовал над первыми христианами. Кому же иному подобает пособить и порадеть о Гробе Царя царствующих, кроме христианскаго царя, каков есть святое твое царствие, благодатию Божию перворожденный единородный всех православных христиан, похвала и утешение, свет и отдыхание, не только царь прекрасный, но и многими делами украшенный паче диадимы, большую имею похвалу крестом, нежели скиптром, отец сиротам и предстатель повсюду божественным церквам. И так призри тишайший самодержец; если всякия церкви строит человек, то праведно есть, да строит те места, где ступала нога Христова, место украшенное, кровию Христовою. И кто хочет помогать со стороны крайней нужды, то это нам, поелику сперва оттоле началось раззорение христианское и нечестивых врагов много, неусыпаемых и гордых и богатых, а благочестивых весьма немного и те безсильны... Подобно и праведно есть милосердствовать царствию твоему св. Гробу, потому что царь преславнейший и именитый».

В грамоте Досифея находится и еще одна любопытная его просьба к царю, именно он пишет: «еще просим и молим тебя, великий государь, о богоненавистных пошлинах, да велишь при своем блаженном времени с бедных греков их не взимать, и такие помощи в казну свою не принимать, ибо, православный царь, сие не есть ино, токмо навожение диавольское, да искушает многих бедных, которые имеют не великий отдых и покой от твоей державной власти». Высказав такой оригинальный взгляд на государ-

231

ственныя пошлины с иностранных товаров. Досифей далее объясняет причину, которая заставляет его хлопотать об освобождении греческих товаров от пошлин. «Торговые люди (разумеется православные греки), пишет он, что приезжают к Москве и по иным землям, все не своими деньгами торгуют, но есть в Царьграде многие благородные и честные люди, и что у них имущества осталось, дают торговым людям, и сколько приторгуют дают с той прибыли к св. гробу со всякаго сорока соболей по левку. Если какой-либо гречанин неистов и зол, го для одного да не накажутся все, для чего Иуда один согрешил, а не всему апостольскому лику поношение было. В такой бедности бедные греки, что имеют от нечестивых подати великия, только от твоего царствия имели покой. Преславное московское царство Бог хранит своим покровом от всякаго врага, и впредь такое Бог сохранит, только не вели злата со свинцом мешать, да не омрачится светлость злата, — так молим рабски ради любви Христовой».

На это обширное послание Досифея государь с своей стороны отвечал двумя грамотами. В первой из них, извещая патриарха о получении от него послания и о приеме присланного им архимандрита Прохора, пишет: «послали к вашему святительству милостыни на искупление св. гроба с присланным твоим архимандритом Прохором соболями на 800 руб., да по челобитью газскаго митрополита Паисия на 300 рублей», и просит молить Бога о нем, государе, и о всей царской семье. Во второй грамоте государь выражает свое сочувствие бедствующей иерусалимской кафедре, обремененной по различным причинам столь великим долгом, и затем пишет: «и мы различными

232

нуждами одержимы и безчисленные оклады выдаем на бедных людей нужды и на искупления пленненых, чего рады в настоящее время не возмогли щедрейшею рукою милостыни послать сколько желали в Иерусалим, всех церквей матери. Ныне же посланное дарование благоговейным и любезным сердцем изволь принять, имея впредь добрую надежду иное и большее восприять, когда сбудутся наши желания о газском митрополите, о коем молили уже чрез два писания, да приимет мир архиерейской и на прежнее будет возвращен достоинство, и разрешение совершенное получит оный митрополит, добре нам заслуженный Паисий Лигаридий. Явно мы познали, что некоторые злые люди сеют куколь между теми весьма учеными архиереями, сиречь, между им, Нектарием, и газским Паисием. Случилось от малой искры великому огню разгореться с толиким безчестием и соблазном архиерейским и не единый обрелся муж разумный, дабы толикое пламя во время угодное угасить и утоленное истребить. Но поелику бывшее уже не бывшим быть неможет, временем понуждаемся оставить вещи делаться, как делаются сами, и молчанием покрыть всяческая размыслили... В течение стольких лет, которые в нашем царстве пожил Паисий Лигаридий, с назиданием и пользою, ни единаго не сотворил преступления, достойнаго низложения архиерейскаго. Очные свидетели преодолевают на суде, а не слышавшие, отсюда и оттуда ловящие словеса суетныя,—коих ради вин мы его возлюбили. Наипаче же весь собор и синклит наш возлюбил его за учение, труды и верность теплейшую и надеялись мы, что твое святейшество пришлет, после восьмнадцатилетняго удержания от священнодействия, правильное разрешение чрез архимандрита Прохора

233

милостыни собирателя, ради прошения нашего о Паисие митрополите писаннаго. Но прельстила нас надежда, ибо не единаго ни гласа, ни послушания неуслышали, и терпеливо такое отречение понесли». Теперь государь желает, чтобы дело о Паисие было кончено чрез архимандрита Прохора, с которым он посылает свои грамоты и милостыню, тем более, что Паисий «был весьма достойный посредник и ходатай между столь великими архиереями восточными, двумя светильниками и двумя маслинами всего востока». Затем царь выражает желание, «чтобы и бывший патриарх Нектарий равно обвинительныя как и доброхотныя словеса написал к нам о митрополите Паисие, ради совершеннаго и последняго удовлетворения нашего, ибо свидетельствуем, что Лигарид всегда ублажал Нектария и первое место премудрости между патриархами своего времени всегда держащим его исповедал—вот и смерть толчет в двери и старость настоит обоим архиереям. Добре ведаем мы, что духовныя сии несогласия и взаимныя вязания никогда доброй кончины неимели, как явно сие в истории Епифания с божественным Златоустом» ¹.

26 Февраля 1670 года получена была в Москве разрешительная грамота Лигариду, в который Досифей писал, что ради просьбы государя и ради любви царского величества имеем его прощенным и освобожденным от всякого проклятия и запрещения по письму бывшего господина иерусалимского Нектария, и быть ему в святительском чине, где хочет по-прежнему, и молить бы, чтобы он был прощен от всех согрешений от Бога. Но это разрешение Паисию дано

¹ 7177 г. № 27. 7173 г. № 6, 27. Записки рус. и слав. археол. рус. археол. общ. т. II, стр. 600.

234

Досифеем, однако очень неохотно, только ради настоятельных просьб государя, как это хорошо видно из его письма Лигариду. «Еслиб не было ходатайства святаго царева, пишет Дисифей Паисию, уведал бы святительство твое, Лигаридий, что есть Девора и кто есть мертводушные? и кто только именем верует в божественный промысл: тот-ли кто работает для папежей хийских и оставил 15 лет паству без пастыря, или кто полагает душу свою за овцы? Да, увидел бы ты варвара и слепня. Однако на тебе кончаются Езоповы басни, где говорится, как козел бранил волка с высокаго места, ибо ты нестолько велик, сколько глуп, безчеловечен и безстыден, только место, где пребываешь, есть двор царский; однако уцеломудрись хотя отныне впредь». Но этого мало. Мы не знаем по каким причинам, но только не прошло и двух месяцев после разрешения Лигарида, как он снова был запрещен Досифеем и царь снова хлопочет о его разрешении при посредстве приятеля Досифея, волошскаго воеводы Иоанна Дуки. «Понеже нам, нашему царскому величеству, пишет царь воеводе, в другорядь к святейшим патриархам прите щи о прощении его, митрополите, не к чести показался», то поэтому он и просит уже воеводу порадеть о деле Лигарида пред патриархами, и выражает надежду получить от воеводы скорый и приятный ответ вместе с разрешением Паисию. Но эти надежды царя неоправдались; Досифей уже несоглашался более разрешать Паисия, который так и умер в Киеве (24 Августа 1678 г.) под запрещением ¹.

¹ Наша книга: Характер отношений России к православному востоку, стр. 199-206.

235

25 Февраля 1672 года в Москву прибыл серб Михаил Богданов, посланный Досифеем к государю с письмами (которых при деле не имеется), но чрез два месяца, по повелению государя, был сослан в Сибирь за его «неистовство», так как, едучи к Москве, в малороссийских городах, во время шаткостей и измены гетмана Демьяна Игнатова, говорил непристойные речи. Об этом дано было знать Досифею, который уже до самой смерти царя Алексея Михаиловича не обращался более ни с какими грамотами и присылками в Москву ¹.

Очевидно, что между московским правительством и патриархом Досифеем, в царствование Алексея Михаиловича, не установились, да и не могли установиться сколько-нибудь близкие, а тем более сердечные и постоянные сношения. Досифей был сторонником Никона, желал его примирения с царем и возвращения на патриаршую кафедру, и в этом смысле воздействовал на Нектария, который, по заверению самого Досифея, все ведение дела о Никоне передал в руки его, Досифея ². Следовательно, уже по одному этому Досифей не мог быть приятным лицом как для самого государя, так и особенно для многочисленных и влиятельных тогда в Москве врагов Никона. Но этим дело не ограничилось. Став на сторону Никона, Досифей по этому самому необходимо должен был столкнуться с Паисием Лигаридом. к которому однако, за его особые услуги, московское правительство питало особое расположение. Как чело-

¹ 7180 г., № 28. — ² В грамоте к московскому патриарху Иоакиму Досифей в 1686 г. писать: егда приезжал иеродиакон Мелетий (по делу Никона), работали мы тогда с прилежанием, понеже елико бысть тогда, совершишася все рукаю нашею, зане блаженныя памяти бывший патриарх (т. е. Нектарий) бояшеся воступити на сия. (Арх. Юго-Зап. Рос. V. 144).

236

век прямой и правдивый. Досифей не щадил Лигарида, о котором был самого дурного мнения, и если потом, уступая настойчивым ходатайствам царя, и соглашался простить его, но соглашался очень неохотно, с обидными для Лигарида и неприятными для царя оговорками. Вынужденное ходатайством царя разрешение Паисию, но прошествии двух месяцев. Досифей берет назад, что заставляет государя искать вторичного разрешения Лигарида уже чрез волошского воеводу, так как вторичное непосредственное обращение к самому Досифею, при недостаточной уверенности в успехе ходатайства, государь считает несогласным с своим достоинством. Действительно Досифей, несмотря на заманчивое обещание, за податливость в деле Лигарида, получить в будущем богатую милостыню, не давал более разрешения Паисию, почему и дальнейшие его сношения с московским правительством при Алексее Михаиловиче становились уже невозможными.

С воцарением государя Феодора Алексеевича, воспитанного под влиянием лиц анти-греческого направления, грекам вообще воспрещена, был даже въезд в Москву в виду того, говорит царский указ, что ранее «приезжали греческия власти из Палестин, а с собою привозили многоцелебные мощи и чудотворные иконы», а торговые греки привозили добрые товары, «а ныне, говорит указ, духовнаго чина никто не приезжает», а торговые греки стали привозить плохие товары и при торговле дозволять себе всевозможные обманы ¹. А так как в Москве всегда жило много греков, то 10 Сентября 1676 года государь указал и бояре приговорили: «гречан всех,

¹ Ак. экси. IV, № 214.

237

которые на Москве, выслать в свою землю и впредь им приезжать и всякими товары торговать в Путивле, во всем против того, как было со 155 (1647) года, а к Москве им ездить не велено» ¹. Так резко заявленная новым московским правительством нелюбовь его к грекам вообще, необходимо отбивала всякую охоту и у Досифея входить в какие-либо сношения с таким грекофобским правительством. Но такой разрыв вековых сношений России с православным востоком был слишком насильственен и произволен, был в некоторых отношениях неудобен и даже прямо невыгоден для самой России, и потому не мог быть продолжителен. Неудобства прекращения сношений с православным востоком особенно были ощутительны в церковной сфере, где в это время возникли горячие прения по разным вопросам (наприм. по вопросу о времени пресуществления св. даров), для решения которых нужен был авторитета восточных патриархов, ранее всегда готовый к услугам московского правительства. Затем, в это время назревал очень важный в церковном и политическом отношении вопрос о присоединении киевской митрополии к московскому патриархату, чего опять нельзя было сделать без согласия константинопольского патриарха. В виду этого, московский патриарх Иоаким, 18 Марта 1678 года, обратился к государю с челобитьем, чтоб государь «пожаловал его, велел греческих монастырей властей, которые по жалованным предков его государских... гранатам учнут приезжать, также и греков всех, для единые православные христианские веры, в московское государство пропускать по прежнему, потому что власти

¹ 7185 г., № 2.

238

приесживали в московское государство со святынею, а греки привозят единоверных православных христиан, которые пребывают в бусурманской неволе, полоненников и всякие узорочные товары». По поводу этого челобитья патриарха государь указал: «греческие Палестины пестрым и черным властен по жалованным грамотам, в указной год, с причетники их. приезжать, а гречан с окупными полоняники и с товары пропускать против прежняго, а заповедных товаров не провозить» Таким образом, благодаря вмешательству и настоянию патриарха Иоакима, снова восстановились сношения России с православным востоком, так неожиданно и насильственно было прерванные, благодаря влиянию на молодого государя некоторых близких к нему лиц, отличавшихся антигреческим направлением и особою расположенностью к латинскому западу.

Досифей воспользовался изменившимся отношением московского правительства к грекам, чтобы вступить в сношение с царем и московским патриархом. В Константинополе в 1679 году находился царский посол Василий Даудов, для заключения с турками мира, о чем усиленно хлопотало тогда наше правительство, напуганное не особенно удачною для нас войною с турками из-за Украины. С Даудовым Досифей отправил свою грамоту к государю, писанную от 27 Июля 1679 года. Это было со стороны иерусалимского патриарха поучение и наставление новому и молодому русскому государю, относительно его обязанностей как царя православного и благочестивого, поучение, написанное в строгом библейско-византийском духе. «Подобает благочестию твоему, поучает Досифей царя, воз-

¹ 7187 г., № 7.

239

дать благодарение Богу, сподобившему тебя возсесть на отеческом престоле, соблюдая сперва: да останутся нерушимо все дела церковныя и веры, не уклоняясь ни к десной стороне под предлогом большаго благочестия, ни к шуией, но царским ходя путем, по слову апостола, и сохраняя крепко в малых и больших вещах веление, еже положиша отцы твои. Просящих церковных о составлении церквей добром утеши, а соблазняющих или церковныя вещи себе присвояющих, по мирски отомсти; и царь есть и более архиерей... Да сохранишь себя неприкосновенным от мирских прохлаждений, как многие ныне в миру начальствующие творят, ибо думают, что владеемое ими дано им в дар... Читай святое писание часто, да просвещен будешь от света правды и твори благо и благоугодно; бди и молись Богу, да даст тебе силу разсудить добро от зла и ложь от правды, ибо с сим разсуждением творится всякое исправление. Если всякий человек, то наивысшее слово, царский ум, подобен есть Божию, и хочет сам Бог, да как Он заботится о самых малых вещах (как говорится в Евангелии, что власы главы сочтены от Бога), так и царь да печется и скорбит, и молится и бдит и спрашивает, читает и учится, да разумеет добро всех начальников своих и да будет во истину образ Божий и жилище блаженное много хвалимой Троицы... Так, добропобедное мое чадо Феодоре, веруй, устрояй паству твою достойно, не так, чтобы самому быть безопасну; но как солнце достигает светлостию своею во всю подсолнечную, так и ты сам острым разумом и промыслом пекись о молящихся и нуждных и обидимых, о чести и славе благих и конечном спасении всех правдивых и неправдивых, разумных и неразумных, ибо ты должен,

240

как Павел был должен иудеям и еллинам, мудрым и неразумным. Ибо что есть благочестивый царь как не апостол Иисуса Христа, помазанник Божий, помазанный Духом Сына его, имеющий в себе царское священство, печалующийся о всех спасении, довольстве, умирении, о покое душевном и телесном по силе человеческой»...

С тем же Василием Даудовым писал Досифей (от 24 Июля 1679 г.) особую грамоту и московскому патриарху Иоакиму, с намерением вступить с ним в постоянную переписку, которую он считал очень полезною даже для самой веры, так как частая переписка дает возможно обмениваться переписывающимся взглядами по поводу разных церковных событий, только нужно писать друг другу просто, без всяких пышных условных титулов, как и велась обыкновенно переписка между древними иерархами церкви, в доказательство чего Досифей и приводит примеры. Сообщив затем подробно о тогдашнем положении дел в Иерусалиме и выразив пожелание получить от Иоакима подобные же обстоятельные сведения о делах русской церкви, Досифей начинает поучать и московского патриарха относительно исполнения им его патриарших обязанностей, как он поучал и московского государя. «Не можем поведати, пишет он Иоакиму, как желаем, молим же Господа нашего Г. Христа, яко подаст вам разум во всем и можете править стадо его в преподобности и правде, молим же и мы вашей любви, яко да посетите мирнаго состояния святыя церкви, образы бывающе благих дел и созиздуще всякаго словом Евангелия; и наипаче о том потщитеся, чтоб не учинилось в церкви каких новых образцов, но и в малейших повелениях и

241

чинах и обычаях последуйте, следами отцов ваших и внимайте с великим прилежанием, чтоб никто из верных, так от великих, так и от малых, чтоб не чли и отнюдь бы не держали у себя такия книги, в которых содержится скверное и безбожное учение папиных поклонников, или безбожное и скверное учение Лютеров и Кальвинов, понеже наполнены суть лести и лукавства и в притворении благочестия имеют учение безбожства. И будите ревнители божественнаго Павла, бдите, трудитеся и посетите тем, что оный учить о епископах, яко да наставите уверенное вам стадо в путь спасения, достойни будете венца правды в день Господень....» ¹.

Так, после длинного перерыва. Досифей снова сделал с своей стороны шаг, чтобы вступить в сношения с московским правительством, которое однако не спешило отозваться на учительные грамоты Досифея и тем поощрить его к дальнейшим сношениям. Только чрез два года, именно в Июле 1681 года, в Турцию отправились наши послы Чириков (который дорогою умер) и Возницын, с которыми государь послал свою грамоту Досифею, с просьбою, чтобы Досифей молил Бога о царском здоровье и посылал ему только один сорок соболей, т. е. милостыню очень скудную. С послами отправил свою грамоту к Досифею и патриарх Иоаким, которого он в 1679 году так энергично приглашал к частой-запросто обсылке грамотами. Иоаким в объяснение того, почему он так долго не отвечал Досифею и почему не считает возможным для себя

¹ Турецкие статейные списки № 18, л.л. 222 — 225. Греч. дела 7186 г. № 3. Наша книга: Сношения иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством, приложение № 14.

242

вступить с ним в частую переписку, пишет, что, получив грамоту Досифея «и прочетше писанное, обретох в нем глагол твой возвестительный, яко несть от нас к твоему блаженству писания по часте, и о сем да не имаше на ны никоего мнения, ибо мы вам писати готовы есмы с любовию, но сумнительны быхом ради владеющих вашими странами, да не вину кую дам писаньми нашими содержащим вас, и сотворим каким-либо случаем вашему жительству повреждение, тем же и не писахом доселе». А так как государь теперь посылает своего посла в Константинополь (для окончательного заключения мира с турками), то Иоаким и просит Досифея, «что ежели сей посол востребует от твоего святительства какого вспоможения, о чем он от царскаго величества послан — слова потребнаго или добраго совета, благоволи ради любве Христовой, яко ведущий тамошния обычаи, ему помощь в том творити». Затем пишет, что посылает Досифею два сорока соболей и только. А между тем посол был отправлен в Константинополь не только для заключения мира с турками, но вместе и по специально церковному делу ко всем восточным патриархам: просить их прислать разрешение бывшему патриарху Никону. Вот что, между прочим, говорилось об этом в царской инструкции послам: «а буде вселенские патриархи по нашим великаго государя грамотам учинить того (разрешить Никона) не похотят, и вы-б, наши великие послы, домогались о том у них всякими мерами чрез кого возможно, и сверх того нашего великаго государя жалованье, которое на милостыню с вами к ним послано, дали-б им, или с кем послали нашего великаго государя жалованье особно от того из нашея

243

великаго государя казны, которая с вами в запас послана, или у греков заняв — по двести по пятидесяти рублев патриарху, только б конечно того домогаться, чтоб они, вселенские патриархи, для нашего государскаго прошения о том, по нашим великаго государя грамотам учинили и свои о том грамоты к нам великому государю с вами, нашими великими послы, послали... И есть-ли крепко и упорно станут и не похотят того учинить и, по самой конечной мере, дать по пяти сот рублев патриарху; а буде и по тому предложению вашему не учинят и, по самой нуже, дать по тысяче рублев человеку, только б учинили и в грамотах написали имянно» ¹. Если Иоаким в своей грамоте Досифею вовсе умалчивает о данном послу поручении выхлопотать у восточных патриархов разрешение Никону, то это его умолчание просто объясняется тем, что Иоаким сильно не сочувствовал разрешению Никона, и потому вовсе устранился от всякого участия в этом неприятном для него деле.

Посол Возницын, прибыв в Константинополь, по делу о разрешении Никона, решил обратиться прежде всего к иерусалимскому патриарху Досифею, о котором известно было, что он принадлежал к числу сторонников Никона и ранее не одобрял тех, которые добивались конечного осуждения и низвержения Никона, почему он мог особенно сочувственно отнестись к миссии посла и оказать ему в этом деле нужное содействие. Расчеты посла вполне оправдались: Досифей очень охотно взялся устроить все дело о разрешении Никона и прямо говорил послу, чтобы он «все те дела положил на него, патриарха», «что он то дело к совершению приведет и братью свою—

¹ Тогдашний рубль равнялся нынешним семнадцати.

244

антиохийскаго и александрийскаго патриархов о том чрез письмо свое будет просить». Взялся Досифей переговорить о деле и с самим константинопольским патриархом, и вместе с тем написать и самые образцы разрешительных грамот. Таким образом все дело о разрешении патриарха Никона совершилось при посредстве Досифея, который был главным деятелем и устроителем этого дела: он вел предварительные переговоры с константинопольским патриархом, списывался с патриархами антиохийским и александрийским, он же писал и «образцовое письмо, каковым быть прощальным грамотам», так что, свидетельствует Возницын, «только радение в том и служба к великому государю святейшаго Досифея иерусалимскаго патриарха» помогли ему благополучно устроить все это дело, к которому другие восточные патриархи отнеслись не особенно сочувственно, ибо, по замечанию Возницына, только «по многой докуке отдали те прощальные грамоты» и притом только уже пред самым отъездом посла.

Досифей не только помог послу выхлопотать у восточных патриархов разрешительные грамоты Никону, но и оказался самым ревностным помощником и советчиком нашего посла и в делах политических, сообщая ему нужные сведения, давая ему полезные советы и указания, которым сам Возницын придавал очень большую цену и значение. Вот что, например, он пишет «к отцу и благодетелю Ларивону Ивановичу», т. с. к думному дьяку Посольскаго приказа: «тебе, государю, извещаю, что иеросалимский патриарх непрестанно ко мне присылает и истинно службу свою великому государю во всем кажет, и против здешних вопросов как ответ учинить, в

245

чем мочно, я ево спрашиваюсь, и он мне способы добрые и здравые дает. И есть-ли, государь, кому велит Бог и дело великаго государя здесь делать, должно ево во всем спрашиватись, понеже человек преразумный и Богу и великому государю нашему истинный слуга; а которые ему, великому государю, служат лестно, и от тех остерегает. Только я с ним не видался, потому что мне с ним видиться и говорить нельзя, да и для того, что великаго государя грамот и жаловатья отдать не смею; а царегородской, государь, патриарх, боясь подозрения, ничем ко мне до сего времени не отозвался». С своей стороны и сам Досифей заявил послу, что он готов служить государю и на будущее время. В Статейном списке Возницына записано: «Маия в 13 день (1682 г.) были у дьяка у Прокофея (т. е. у него—Возницына) святейшие патриархи: александрийский, да иеросалимский, и еросалимский говорил ему, Прокофею, в тайне чтоб он великому государю донес: есть-ли прилучиться о каких делех великому государю писать, и великий бы государь указал к нему писать без имяни ево, и граматы складывать малы и печать какою малою печатью, чтоб того нихто не знал, а он де потомуж чинить станет и о всяких делех, о которых потребно писать учнет. И дьяк Прокофей Возницын говорил ему, что он о всем том известно учинит, а он бы, святейший патриарх, по благочестию своему великому государю послужил и о делех, которые потребны и належать ведать великому государю его царскому величеству, писал, а радение его у великаго государю забвенно не будет» ¹.

¹ 7189 г. № 9: Рукоп. сборн. Спб. синод. библ. № 473 л. 16—17; Турецкие статейные списки № 20, лл. 385-386, 468 об., 574 и 720; № 21, л. 202; Турецкие дела 1681 г., св. 22, № 4.

246

Таким образом, посол Возницын не только все ведение дела о разрешении Никона отдал в руки Досифея, но и при ведении с турецкою портою дел государственных пользовался доставляемыми ему Досифеем сведениями, при ответах на турецкие запросы руководствовался его советами и указаниями. И так как Досифей всегда давал послу советы «добрые и здравые», и так как он вообще «человек преразумный и Богу и великому государю истинный слуга», то Возницын и рекомендует Посольскому приказу иметь Досифея в виду и на будущее время как надежного, преданного и полезного советника и пособника во всем нашим послам в Турции. Так, благодаря своим сношениям с послом Возницыным и тем услугам, которые он успел оказать ему, Досифей сделался хорошо известен московскому Посольскому приказу, где с этого времени стали смотреть на него, как на человека всецело преданного интересам России, готового на всякие услуги, на верность и преданность которого всегда можно положиться.

С послом Возницыным Досифей отправил к государю грамоту, писанную в Мае 1682 года, в которой он заявляет: «о прощении кир Никона мы, по нашей силе, радехом и грамоты всех изобразихом... радели правды ради и познашася у Бога и человеков православное и доброе ваше произволение» (разрешить Никона). Затем Досифей делает такое обращение к царю: «радуемся зело, яко ваше державство церковью действует церковная, и молимся совершеннейшим духовным дерзновением, яко и впредь всякое дело церковное недействовати кроме мысли церкви: аще будет малое дело, действовати соборною мыслию тамошния святыя церкви, аще же великое,

247

мыслию великих архиереев восточных действовать во еже быти всем церковным делам без обновления. без претворения и непоколебимо... Нигде же во всем царствии вашем да неповолиши быти никакому обновлению против православной веры и напротивоглаголющих отомстися». Досифей далее поясняет, почему ему потребовалось напомнить русскому царю о его первой и священнейшей обязанности—хранить непоколебимо православную веру и недопускать в ней никаких перемен: «некие Русы из Литвы унияты, дьявольские органы, преобразившися во ангела света, проходят, яко православные, и лицемерием и сладкими своими словесами прельстят сердца простых, о них же глаголаше блаженный Павел: имеют образ благочестия, а силы его отрицаются. О тех же просим, да укажете великим повелением, да невходят в пределы вашего святаго царствия; сие дело, о нем же молимся, святый царю! есть дело древнее и святым царем свойственное, еже действуя, царствие ваше сочтен будеши от жениха церкви владыки Христа во апостольском лике». После этого Досифей переходит к своей службе послу Возницыну, о котором и делает свой отзыв: -Великому послу вашего святаго царствия, пишет он, в чем поспешествовали, сам да свидетельствует; но и он великий посол, сиречь Прокопий, постоя, яко никто иный, поборяя и подвизаяся, во еже приимати конец благополучный повеления вашего, разумный и честный человек и по истине почти службу себе врученную, и немоществовавшу ему, яко человеку. Константин Христофоров переводчик, яко познавахом зде, рода честнаго и имеет жительство зело православное и добродетельное, сице постоя во всякой службе святаго вашего самодержавства при-

248

лежно и вседушно». Затем Досифей касается в своей грамоте и еще одного очень важного предмета: устройства в Москве греческой школы. «Благодарим Господа Бога, пишет он, яко во дни святаго вашего царствия благоволи быти в царствующем вашем граде еллинской школе: еллинским языком писано Евангелие и Апостол, еллини бяше святии отцы, еллински написашеся Деяние святых соборов и святых отцев списание и все святыя церкви книги. И сие есть божественное дело, еже учити христианом еллинский язык, во еже разумети книги православныя веры, яко же писани суть, и познавати толкование их удобно, и наипаче: дабы отдалени были от латинских, иже исполнени суть лукавства и прелести, ереси и безбожства. Благодарим убо Бога и о сем и молим блаженную и святую душу вашу, во еже утвердити и умножити, да пребудет вечная ваша и безсмертная память у Бога и у человек».

Прислал Досифей грамоту и патриарху Иоакиму и опять в учительном тоне, не смотря на тот видимо холодный прием, какой встретила у Иоакима его первая грамота (1679 г.). «Ныне молим тя, пишет Досифей Иоакиму, потщися себя правити пред Господем делателя искусна, право правяще слово истины, и яко убо свет просвещай церковь со писанием и схолами и учением Евангелия мира: яко соль, имей слово солию растворенно, к тебе бывающим о согрешениях, буди вскоре милостив, от бывающих же ко Богу согрешениях ко кающимся буди сострадателен; аще злость пребывает и наказуема наругается, буди страшен и любовинителен. Еще же и вера христианская ныне прияла всякое предание святых отцев, и кто положит когда или выложит от обычай церковных, иже со-

249

борная церковь держит, по первом и втором наказании да наказуется достойно ради безчиния его». После этих общих наставлений Досифей переходит к специальным наставлениям: о необходимости Иоакиму оберегать свою паству от влияния на нее гибельного латинского учения, находящегося в латинских книгах. «Храни, храни стадо Христово чисто, пишет он, от латинскаго письма и книг, яко все в них есть учение антихристово, понеже есть полны новосечения, полны хулы; в них бо есть безбожие кальвиново и лютерово,—довлеет благолепие и красота святыя Христовы церкви; не мешайтеся соблудники, глаголаше апостол, блудники же есть еретики и книги их. Великий царь Константин и Феодосий и Устиниан законоположиша Порфириа и Манента книги да необретаются, идеже обрящутся, да сожгутся, и елицы ея хоронят, смертию да казнятся. Тако сотворите и вы о латинских книгах, яко есть лестныя и прелестныя. Философския наши книги научили нас вначале нечестию, Евангелие же даде нам спасение,—довлеет сие. Сице вас нецыи оклеветуют яко неученых, рцыте с Павлом: несрамляемся Евангелием Христовым, сила бо есть всякому верующему во спасение, и паки: несть сия мудрость сходящая от Бога, но земная, душевная и учительная, глаголет другий апостол. И Павел паки: вера наша не в премудрости человеческой, но в силе Божией, понеже да неиспразднится крест Христов. И аще кто учения ищет еллинскому языку, учитеся, а не другому, яко же пространнее написахом иеромонаху Тимофею» (начальнику типографского училища в Москве). ¹

¹ 7191 г. № 2; Собр. госуд. грам. и дог. IV, 417—423; Снош. Дос. с рус. прав. прил. № 15.

250

Приведенные грамоты Досифея по своему характеру, тону и содержанию очень резко отличаются от грамот его предшественников—патриархов, и ясно говорят о тех особых отношениях, в какие желал войти Досифей с московским светским и духовным правительством. В них мы не встречаем обычных вечных жалоб на притеснения и обиды от еретиков, на тяжелые налоги и неоплатные долги, на свою крайнюю бедность и скудость, в них нет обычных просьб о помощи и милостыне. Досифей ни на что не жалуется, ничего не просит для себя и самый тон его грамот не искательно просительный, не смиренно-угодливый, имеющий в виду расположить к более щедрой подачке, а авторитетно назидательный тон учительного верховного архипастыря, имеющего в виду только интересы веры, интересы вселенского православия — он только поучает, советует, предостерегает и царя и патриарха, вовсе не заботясь о том, понравится им это или нет. Самые его поучения и назидания не общие только места, они неотвлеченны и безпредметны, а имеют ближайшее отношение к совершавшемуся тогда в русской жизни, с чем, как видно, Досифей из своего далека был знаком однако хорошо, потому что все происходившее тогда на Руси он считал не чуждым и далеким, а близким себе, к чему он хотел стать в определенные отношения. Если он поучает царя твердо хранить заветы отцов и все церковные обычаи, не допускать в них ни малейших даже перемен и каких-либо нововведений, если он предостерегает царя от юго-западных русских выходцев, по большей части воспитанников латинских школ, и советует ему даже совсем запретить им въезд в мос-

251

ковское государство, если он похваляет царя за устройство в Москве именно греческой школы и энергично наставляет московского патриарха всеми мерами охранять свою паству от латинских книг и всякого иноверного западного влияния: то все это было строго соображено с происходившим тогда в Москве. Здесь шла в то время ожесточенная борьба латинского и греческого направлений, которая напряженно велась и по поводу церковных вопросов (например, о времени пресуществления св. даров), и по поводу устройства в Москве школы (вопрос шел о том какой язык должен преобладать в московской школе—греческий или латинский, на который представители греческого и латинского направлений отвечали различно), и по поводу некоторых других вопросов (напр. о пользовании латинскою библией). Досифей как видно, хорошо был осведомлен обо всем этом, и потому своими грамотами царю и патриарху он имел в виду поддержать и подкрепить греческую в Москве партию, доставить ей перевес над латинствующими киевлянами, их учениками и последователями в Москве. Это Досифей и выразил в своих грамотах и вместе с тем сразу дал понять в Москве, что он не намерен и на будущее время быть безучастным только зрителем к происходящему в Москве, особенно в церковной сфере, что он не простой только слуга русского правительства и покорный ревностный исполнитель всех его предначертаний и желаний, а один из верховных архипастырей вселенской церкви, к голосу и мнениям которого должно прислушиваться и московское правительство. Раз поставив себя в такое отношение к московскому правительству и русской церковной жизни, Досифей твердо держался его и вовсе последующее

252

время, не стесняясь при случае высказывать по тому или другому поводу свое мнение и суждение, хотя бы оно могло и очень не понравиться кому-либо в Москве. Это вскоре показал он самым делом.

Царь Феодор Алексеевич, вообще мало расположенный к грекам, но послу которого в Турции — Возницыну Досифей все-таки успел оказать очень важные услуги, умер 27 Апреля 1682 года и власть в Москве перешла в руки царевны Софии, которая хотела явить себя православному востоку царицею, пекущеюся о поддержании и процветании св. мест, столь дорогих для каждого православного христианина. В правление царевны Софии Досифей явился таким же доброхотом и слугою России, каким он уже заявил себя при Феодоре, и московское правительство уже прямо обращалось к нему за содействием в нужных случаях.

После присоединения к Москве Малороссии неизбежно сам собою возник вопрос и о подчинении киевской митрополии, зависевшей от константинопольского патриарха, патриарху московскому, о чем думал уже Никон. Когда же между московским правительством и гетманом Самойловичем решено было сделать киевским митрополитом Гедеона Четвертинского с тем, чтобы он поставлен был московским патриархом, тогда, в Декабре 1684 года, в Константинополь отправлен был специальный посол грек Захарий Иванова» или Софир просить у патриарха отпустительную грамоту на киевскую митрополию. Но патриарх отказался совершить это дело без ведома и согласия визиря, к которому де и должно прежде всего обратиться московское правительство ¹. Но оно

¹ Турецкие статейные списки № 25, лл. 329 —336; № 26, лл. 36—39.

253

поступило иначе. С согласия гетмана Самойловича Гедеон Четвертинский был поставлен в митрополиты в Москве патриархом Иоакимом, которому он дал обещание во всем зависеть от него, после чего решились обратиться к константинопольскому патриарху, чтобы получить от него формальное утверждение уже совершившегося факта. С этою целью в Ноябре 1685 года в Константинополь был отправлен особый посол, дьяк Никита Алексеев, к которому в Малороссии присоединился и особый посол от гетмана, Иван Лисица. С Алексеевым посланы были дары константинопольскому патриарху и 200 золотых Досифею, причем в наказе Алексееву было написано, «чтобы домогатись ему у иерусалимскаго патриарха, чтоб он, для царскаго величества милости, с константинопольским патриархом советовал, чтоб царскаго величества по грамоте о киевской митрополии константинопольский патриарх к великим государям отпустительную грамоту с ним, Никитою, послал, и у той грамоты и евоб иерусалимскаго патриарха рука подписана была; и как потому совету иерусалимскаго патриарха константинопольский патриарх отпустительную грамоту даст, и Никите иерусалимскому патриарху великих государей милостыню те двести червонных золотых отдать и к великим государем взять лист». Исполняя данную ему инструкцию Никита Алексеев, прибыв в Адрианополь, где тогда находился турецкий двор и Досифей, прежде всего обратился к последнему и стал ему говорить, по наказу, об отпуске киевской митрополии. Досифей отвечал, что об этом деле он уже знает, так как константинопольский патриарх Иаков, ранее получивший об этом грамоту государей чрез грека

254

Софира, не мог ничего учинить без совета с другими патриархами, «потому что, говорил Досифей, в правилех св. отец написано, что архиерею из-под своей епархии в иную паству благословения и отпущения иному никому не подавать, и в том он, патриарх Досифей, константинопольскому Иакову патриарху советывать и наговаривать не будет». Тогда Никита стал разъяснять Досифею, что поставление Гедеона киевским митрополитом в Москве совершилось с согласия гетмана, генеральной войсковой старшины и всего причта духовного, что эго сделано в интересах православия, чтобы не допустить до управления праздною киевскою митрополией отступника и униата епископа Шумлянского. На это Досифей отвечал: «как де то учинили великие государи, так они и ведают, а они де ныне благословения своего не дадут для того: напред до сего бывало, что митрополиты киевские приезживали для поставления в Царьград и принимали благословение от константинопольскаго патриарха, а и ныне изволили б великие государи писать к ним о поставлении киевскаго митрополита, и они б благословение дали, что в Киев вольно обрать и поставить святейшему московскому патриарху, а не вечно быть той епархии за ним. А ныне де прислали просить благословения, а уж и поставили, что есть церкви восточной разделение; — что де хотя уж поставили в Киев митрополита, то де дело доброе, только б для благословения они напред присылали, и ныне он советывать с константинопольским патриархом не будет и такаго отпустительнаго благословения конечно не дадут». Алексеев снова принялся убеждать Досифея в пользу «святаго дела» и между прочим привел и такой довод, что за это «ему свя-

255

тейшему патриарху, также и константинопольскому, прислано их великих государей жалованье, а впредь их царская милость от них отъемлема не будет». Но и этот веский аргумент не подействовал. Досифей говорил, «что он в то дело конечно вступаться не будет и как де о том хочет константинопольский патриарх: а ему б хотя б была дана и великая казна, то б он такова дела не учинил, а и константинопольскому патриарху тово дела чинить, созвав митрополитов, без визирскаго указу невозможно». Не достигнув своей цели у Досифея, Алексеев принужден был обратиться с своим делом к визирю, который, ради своих целей, охотно согласился оказать требуемую услугу московскому правительству, именно он сказал Алексееву: «призовет де он патриарха (константинопольского) к себе и прикажет ему: что царскому величеству надобно, то бы он учинил по воле их царскаго величества и о всем писал». Заручившись согласием визиря Алексеев снова отправился к Досифею и, сообщив ему ответ визиря, опять просил его ходатайствовать пред константинопольским патриархом об отпуске киевской митрополии. На этот раз Досифей повел уже другие речи. «В правилех я приискал, говорил он, что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии и подать благословение иному архиерею, и о том он будет патриарха Дионисия (константинопольского) наговаривать, чтоб он учинил по воли царскаго величества и сам он, Досифей, к царскому величеству и к святейшему патриарху московскому писать будет особо и благословение от себя подаст, а не вместе с Дионисием». Чрез несколько дней после этого (13 Апреля 1686 г.) Досифей призвал к себе Никиту

256

Алексеева и гетманского посла и заявил им, что завтра он едет в мутьянскую землю и посылает от себя великим государям, патриарху Иоакиму и киевскому митрополиту грамоты, «и Дионисий де патриарх, говорила» Досифей, но его совету хотел все учинить по воли великих государей, их царскаго величества». В тот же день Досифей прислал послу свои грамоты, а тот послал ему царское жалованье— двести золотых. Вскоре и константинопольский патриарх прислал свою отпустительную грамоту на киевскую митрополию, за что и получил теперь царское жалованье — тоже двести золотых, хотя уже и ранее Алексеев тайно послал ему три сорока соболей А

Таким образом Досифей принимал живое и деятельное участие в отпуске киевской митрополии вследствие особого обращенного к нему по этому случаю приглашения московского правительства. Последнее очевидно видело в Досифее не только человека преданного России, всегда готового действовать в русских интересах, но и человека очень влиятельнаго на православном востоке, от которого во многом зависит такой или иной исход возбужденного дела о подчинении киевской митрополии московскому патриарху. Конечно поэтому наше правительство желало, чтобы под отпустительною грамотою на киевскую митрополию, на ряду с подписью константинопольского патриарха, была и подпись Досифея, как лица особенно авторитетного и уважаемого на всем православном востоке. Но Досифей, как мы видели, очень неохотно соглашался на подчинении киевской митрополии москов-

¹ Турецкие статейные списки № 26, л.л. 43, 53—61, 78—79, 87—90, 94 об.-98.

257

скому патриарху и наконец, с трудом согласившись, послал от себя особые грамоты и царям и патриарху Иоакиму, в которых откровенно и прямо высказал свой истинный взгляд на это дело.

В грамоте государям Досифей одобряет самый факт поставления московским патриархом киевского митрополита, но решительно не одобряет и не похваляет того обстоятельства, что московский патриарх, посвятив киевского митрополита, в то же время подчиняет его со всею митрополией своей власти, включает киевскую митрополию в свой патриархат. «Во первых, пишет Досифей, следует довольствоваться своим, а не на всякий день новое изыскивать, как сие обычно и в иных искательствах, за коими следует мало по налу кичение и пренебрежение братии, как и папам сие приключилось по гордости. Когда же отложены бывают отеческия правила, появляются новыя, в коих есть и суетное, посему и говорит писание: непреложиши пределы вечные, яже ноложиша отцы твои. Во вторых, до такой степени мнится порочным в церкви желание чужих епархий и для первых иереев, что и антиохийский патриарх от вселенскаго третьяго собора, когда хотел хиротонисать кипрскаго архиепископа, весьма укорен был и осудил его самолюбие лик оный святых отцев». Но мало того, что подчинение киевской митрополии московскому патриарху не согласно, по мнению Досифея. с церковными правилами, самый способ, как оно было достигнуто, казался Досифею неправильным, предосудительным и даже опасным. Русское правительство, заявляет Досифей, должно было не просить патриархов об отпуске киевской митрополии, а требовать этого от них, «если сие не противно зако-

258

нам и если от сего не последует что-либо противное или непристойное». Но особенно огорчает Досифея тот прием, с помощью которого московский посол старался получить отпустительную грамоту от константинопольского патриарха. Отпуска киевской митрополии следовало, говорит Досифей, «не просить чрез деньги, но просто ради веры и пользы верных, не так как ныне, когда честнейший ваш посланник извещал нам: что если дадим грамоту, даст и милостыню: а если не дадим,—не даст.... И подобает ли, с горечью пишет. Досифей, сей апостольской церкви великия Москвы просить у матери своей, восточной церкви, духовных дарований за деньги? Неужели грамота оная, которую приемлет честность его от константинопольскаго и такаго рода прошения, ради денег, праведна? И достоинство имеет ли такая грамата?» ¹ Затем Досифей указывает на ту опасность, какая угрожает православию от подчинения киевской митрополии московскому патриарху, именно: некоторые православные в Польше и на Украине могут сделаться непослушны киевскому митрополиту, как не хиротонисанному константинопольским патриархом, отчего последует схизма и словопрение и даже еще худшее: недовольные могут обратиться к константинопольскому патриарху с требованием поставить им отдельного митрополита, и патриарх «ради малых де-

¹ Сам Досифей принял, однако царскую милостыню, которая ему была назначена именно за хлопоты по делу киевской митрополии. Поэтому поводу Досифей пишет князю Василию Голицыну, что посол Алексеев дал ему «двесте червонных золотых, милость свитых и державных царей Св. Гробу, которое и в таком времени и в таком деле не хотели мы взяти—ниже много ниже мало, наипаче же, что мы имеем иную надежду к святейшему дому самодержавнейших царей; токмо помышляя, да непоказуемся тяжки и да не подадим некий знак лакомства в нас, восприяли есмы и послали в святой град Иерусалим». (Греч. дела 7195 г. № 3).

259

нег» решится поставить им митрополита, отчего последует «соблазн и разврат». Закапчивая свои доводы в пользу той мысли, что киевская митрополия не должна бы быть епархией московского патриарха, Досифей говорит в заключение: «сих ради и таковых причин не похваляем мы начинание брата нашего (т. е. п. Иоакима), однако похвалили желание державнейшаго и святаго вашего царствия только посещения ради, но паки говорим по божественному апостолу: аще непщеванием ими истинно Христос возвещается. И так, хотя бы ради самолюбия церковников, или ради иной вины, быть может и благословной, так случилось, радуемся, что Киев имеет митрополита и хиротонию его приемлем и, прочая оставляя, молимся Владике Христу, да даст ему силу править благо и благоугодно».

Из заключительных слов грамоты Досифей к царям видно, что виною подчинения киевской митрополии московскому патриарху он считал «самолюбие церковников», другими словами, самолюбие патриарха Иоакима, который устроил все это, по мнению Досифея, очень прискорбное дело. Этот свой взгляд он прямо и высказал в особой грамоте к патриарху Иоакиму, писанною в Апреле 1686 года. «Некий верх злых пишет Досифей, нас сокрушает и нас сушат церковныя смущения и бури, самолюбное же и зарватное, и не сытость славы, и желание чуждих, которое зло не токмо, ныне зде преизлишествует, но достигнуло даже и до вас... Что вина да отверзаете чуждую епархию? не есть-ли стыд от людей, не есть-ли грех от Бога! Да присылаете деньги и из ума людей выводите, берете граматы сопротивны церкви и Богу. Сказывал нам посланник ваш: яко письма от вас

260

не привез, токмо приказали ему дати нам милостыню, аще ему дадим письмо, яко же хощет; и аще не дадим ему, и он нам да не даст. И аще бы нечто нуждно быти сему, еже просите, мы и Иерусалим бы сотворили епископиею, и ноги бы ваша мыли, яко же Христос сотворил ко устроению церкви. Но кроме нужды для чего да движутся пределы отеческия? И кто может сия да простить. Близь нас стоял посланник ваш: и приходил к нему некоторый архимандрит святогорский от страны Дионисия патриарха, и просил денег от посланника и после да даст ему граматы. И посланник отвещал, яко прежде да даст ему граматы, и потом да возмет деньги от него. И бяше удобнее, да поставите митрополита без благословения, неже присылаете деньги и просите прощения, яко есть явная симония; и ниже прощение есть прощение, ниже граматы суть граматы, аще ищете по Боге, понеже един не прощает, наипаче же и с деньгами, токмо вси; но и вси паки не просто прощают, но егда суть нужда. Но зде нужды несть, явно есть лихоимание и во уничижение восточныя церкви. Довольно бы было братской твоей любви, да еси наместника константинопольскаго патриарха, да испытывавши того киевскаго митрополита, и да повелевавши ему, и да судиши его, и предразсуждаеши, яко присный домостроитель; и была бы честь ваша, и предания церковныя невредимы бы были, и христиане бы были тоя митрополии мирны. И тако советуем, и сие есть праведное и непорочное в церкви Христове и в день Господень, и да негневается и Бог в таких вещах. И аще хощете имети хотение свое, ведайте, яко церковная воля не есть, яко же и мы нехощем, да не причастимся сему греху; також нехощем ниже вас, да будете подлежими в

261

сем грехе... Братская твоя любовь! аще есть сие дело от тебя—хошеши да тебе имя останется после на Москве, како сотворил еси такое дело? Но праведно и благословно есть в сем настоящем веце в церкви и в будущем на судище Божии да имели бы вы имя: како храните церковныя пределы и како последуете церковным законам, како не уничтожаете тех от них же имеете тое иже есте».

Так прямо и резко высказывал Досифей свое полное неудовольствие и неодобрение делу подчинения киевской митрополии московскому патриарху, скорбел и негодовал по поводу самого характера ведения этого дела. Конечно им руководила в этом случае ревность о сохранении церковных установлений и обычаев, нарушенных, по его мнению, фактом подчинения киевской митрополии московскому патриарху, конечно в нем говорила и гордость греческого иерарха, оскорбленная слишком открытым торгашеским приемом московского посла. Но, с другой стороны, у него могли быть и иные побуждения действовать именно так, а не иначе. Он, в данном случае, мог иметь в виду те возможные отношения, какие в недалеком, по его мнению, будущем могут открыться между все более усиливающеюся Россией и между все более слабеющею и видимо начинающею разлагаться Турцией. Досифей искренно и горячо сочувствовал развитию политического могущества России, желал, чтобы она расширялась особенно на счет Турции, в чем он видел залог будущей свободы греков: он желал, вместе с другими греками, чтобы русский царь сделался преемником византийских императоров, изгнав предварительно турок из Константинополя. Но в то же время Досифей вовсе не желал того, чтобы вместе с развитием по-

262

литическаго могущества России, все шире и шире развивалась и сфера ее церковного влияния и власти в пределах Турции. Если Москва, подчиняя себе разные православные народы политически, вместе с тем будет подчинять их себе и церковно, как ото уже случилось с Малороссией, то в конце концов окажется, что московский патриарх подчинит своей церковной власти большинство православного мира. Досифею хорошо было известно, что России не прочь подчиниться Грузия, что к этому стремятся Молдавия и Валахия: что же однако будет, если Россия, подчинив себе эти земли политически, чего желал и сам Досифей, в тоже время подчинит их себе и в церковном отношении? Не усилится-ли тогда безмерно власть и значение московского патриарха в ущерб его собратьям — восточным патриархам, и не падет-ли тогда значение последних в целом православном мире? Эти опасения и были причиною того, что Досифей противился, решительно не одобрял подчинения киевской митрополии московскому патриарху, почему он усиленно старался доказывать и царям и патриарху Иоакиму, что им никак не следовало подчинять киевскую митрополию московскому патриарху, так как подобное деяние—желание чужих епархий, и незаконно и опасно для всего православия.

Протест Досифея относительно подчинения киевской митрополии московскому патриарху имел, впрочем, чисто академический характер, так как практически он вполне признал совершившийся факт и все вытекающие отсюда последствия. Он сам послал свою грамоту к епископам и ко всем благочестивым, живущим в Литве и Польше, в которой, вопреки действительному ходу событий, уверял, что Гедеон

263

поставлен в киевские митрополиты московским патриархом «по воли и мысли блаженнейших и святейших патриархов, си есть: вселенскаго и прочих трех востока великих архиереев», и потому молит всех подчиняться во всем Гедеону, как истинному и законному митрополиту киевскому. Мало того: в той же самой грамоте к царям, в которой Досифей доказывает незаконность подчинения киевской митрополии московскому патриарху, он уже спешит, признавая неизбежность и безповоротность совершившагося, преподать московскому правительству ряд наставлений, как ему следует держать себя относительно киевской митрополии. Эти наставления очень характерны и лучше всего доказывают, что киевская митрополия, в интересах церкви и православия, должна была быть подчинена именно московскому патриарху. Досифей заявляет во-первых, чтобы киевский митрополит избирал и поставлял во епископы подчиненных ему кафедр обязательно только с согласия и одобрения московского патриарха и собора при нем. Во-вторых, «в нынешней, по той стороне Днепра, называемой казацкой землею, суть некие в Риме и в Польше от латин наученные архимандриты и игумены монастырей, не по чину совершают последование церковных служб и носят иезуитское ожерелье». Митрополит киевский должен позаботиться, чтобы во всех монастырях служба была одинаковая, поелику не разделился Христос, и чтобы отложены были ожерелья, как знамение иномудрствующих. В-третьих, да будет издано царское повеление, чтобы по смерти предреченных архимандритов и игумнов впредь священника, который пойдет в папежские места учиться, архимандритом, игуменом и епископом не поставлять, а если будет

264

мирянин, не делать его иереем, ибо довлеет православная вера ко спасению и не подобает верным прельщаться чрез философию и суетную прелесть. «Великий князь Александр (Невский) не был философом, но ответ, который он дал послам папиным, равняется символу веры». Посоветовав затем правительству открыть школу в Киеве, чтобы православным не было нужды обращаться за научением в латинские школы, Досифей пишет далее: «о, еслибы, благочестивейшие, и там в Москве сохранен был древний устав: да небывают (на Москве) игумены и архимандриты от рода казацкаго, но москали и на Москве и в казацкой земле, а казаки только в казацкой земле, ибо не подобает запрягать вкупе копя и осла, ниже ткать вкупе руно и лен, глаголет Писание. Далеко да будут казаки священники от игуменства московскаго и от инаго достоинства. Хотя и исповедуем казаков быть православными, однако многие из них имеют нравы растленные, и нравы сии ненодобает от них перенимать тамошним (т. е. московским) православным». В-четвертых, правила запрещают хиротонисать архиерею на одной литургии многих священников и диаконов, почему киевский митрополит «епископам из казаков, сие творившим безотменно в казацкой земле, да повелевает никак сего впредь не творить, ибо по неведению так поступали, как мнится; если же и впредь сие творить будут, неотложно да извержет их. Обретаются там и архиереи из греков, которые также хиротонисали многих иереев и диаконов на одной литургии; поелику же они ведением и ради денег согрешили и злой показали пример, то таковых неотложно низвергнуть и никакого прощения не удостоивать, и некоего изгнан-

265

наго архиепископа ахридонскаго, притом же и беглеца, украшающаго себя именем патриарха, как лицемера оплевать и эпитимии подвергнуть». В-пятых, киевскому митрополиту подобает правильно и по правилам «судить сущих казаков, сущих в послушании державнейшаго и святаго вашего царствия: к православным же, находящимся в Польше, да снисходите несколько, доколе привлечете их в мрежи ведения», как в подобных случаях и поступали многие великие и святые мужи. В шестых, киевский митрополит да созывает ежегодно у себя собор из епископов и архимандритов и обсуждает на нем все, что требует церковного исправления, причем о трудном пусть всегда доносит в Москву патриарху и собору при нем. «Так же и на Москве, добавляет к этому Досифей, священный собор, если что ему покажется сомнительным, дабы и тамошняя церковь соборная сохранилась чистою и без всяких погрешностей, как непорочная Христова невеста, должен доносить высшим церквам и сущим в них патриархам, и от них принимать наставление и толкование, чтобы там сохранялся союз любви и соединение духа мира и достоинство апостольской кафолической веры неумаленным, но обновленным и непоколебимым». В-седьмых, если киевский митрополит или в вере православной или в законах и вообще будет действовать вопреки разуму и мысли восточной церкви, то да будет подлежать суду, осуждению и запрещению московского патриарха и сущего при нем священного собора. Пусть он поставляется от московского патриарха, но с тем, чтобы об этом, прежде-ли или после поставления, давалось знать константинопольскому патриарху, и чтобы на службах воспоминалось имя константинопольского

266

патриарха и киевская митрополия считалась его областию, а московский патриарх наместником константинопольскаго». Сие просим и советуем, да не пренебрегаются без всякой нужды уставы св. отец и не прогневается Бог» ¹.

Очевидно Досифею хорошо были известны многие беспорядки и нестроения, которые царили в киевской церковной иерархии, в церковной практике и жизни, вследствие полного отсутствия всякого надзора со стороны константинопольского патриарха, власть которого в киевской митрополии уже давно сделалась чисто номинальною. Чтобы привести жизнь киевской митрополии в надлежащий порядок, необходим был над нею постоянный и бдительный надзор высшей церковной власти, стоящей с нею в постоянных, близких и непосредственных сношениях. Такою самою ближайшею и естественною властью и был именно московский патриарх. Следовательно, подчинение ему киевской митрополии, не только не имело в себе ничего незаконного или вредного для церкви, а совершенно наоборот: вызывалось и настоятельно требовалось интересами самой церкви и всего православия.

Участием Досифея в деле подчинения киевской митрополии московскому патриарху и закончились все его сношения с московским правительством во время правления царевны Софии, так как затем начались известные крымские походы, во время которых сами собою прекратились у нас всякие сношения с Турцией, которые бы дали возможность Досифею или оказать

¹ Грамота государей к константинопольскому патриарху о киевской митрополия, отпустительная грамота константинопольского патриарха и грамоты Досифея к царям, п. Иоакиму, малороссийскому духовенству и народу напечатаны в пятом томе Архива Юго-зап. России. См. греч. дела 7193 г. № 3.

267

услуги нашим послам, или послать с ними в Москву грамоты. Кроме того в это время случилось еще одно обстоятельство, из которого подозрительный Досифей убедился, что честолюбивый московский патриарх подчинением себе киевской митрополии не удовлетворился, а идет по этому пути далее, стремится подчинить своей власти уже область подлежащую ведению самого иерусалимского патриарха. Дело тут заключалось в следующем.

В Сентябре 1682 года в Москву прибыл синайский архиепископ Анания, присутствовавший на московском соборе 1667 года. Жалуясь на крайне бедственное положение синайской обители и испрашивая помощи. Анания молил государей: «пожалуйте излейте на нас милосердие, благоволите нашу святую обитель взять в свое государское попечение, и не дайте той святой и православной обители от скудости приити в римския руки, потому если мы, государи, от великие скудости то святое место оставим, то римляне всячески о том потщатся, чтоб им тем святым местом завладеть, и буде вашей царской милости не будет—не изволите святыя нашей обители взять в ваше попечение, то конечно папа римский потщится тем местом завладеть». Государи дала милостыню Анании, но о взятии монастыря на особое государское попечение ответа от них не последовало. Тогда Анания подал государям новую челобитную, в которой просил, ради царского здравия и поминовения их родителей «не оставить во дни свои царскую их богозданную обитель и не дать ей впасть в руки еретиков на поругание православным, ибо сии святыя места, многие западные государи желают присвоить себе и назвать своим молением, и, еслибы возможно было, и с великими даяниями, не потому,

268

чтобы у них не было своих обителей и церквей, но потому, что сия гора называется богоходною многих ради бывших и бывающих на ней от Бога пророками и святыми его страшных безчисленных чудес, и во истину и ныне благодать Божия живет в ней. Примите, государи, ту обитель в свое царское попечение, как новые строители, вместо первостроителя Юстиниана царя благочестиваго, дабы вашим царским призрением и помощию могла та святая обитель с прочими святыми местами держаться за православными христианами, ибо такая царская обитель только и может держаться царским вспоможением». Но на этот раз домогательства синаитов не имели успеха. Тогда в 1687 году в Москву прибыл синайский архимандрит Кирилл с особыми полномочиями от синайского архиепископа Иоанникия и всех синайских иноков. В соборной грамоте, привезенной архимандритом и подписанной архиепископом Иоанникием и 72 синайскими иноками говорилось: «вся братия от первых даже до последних приходит к высокому маестату христианнейшему и православнейшему пресветлыя державы царствия вашего, и много иже во смирении поклонение сотворяем и припадаем до лица земли с плачем, и многими слезами челом бьем, и приносим и отдаем ту знаменитую и убогую обитель горы синайския вам, великим государем и великодержавным и пресветлым монархом, да будете великие государи тому святому и богопроходному месту строители и обладатели, яко новии и блаженнии вместо царя Юстиниана ктиторы». Далее архиепископ пишет: «пришлите от себя иноков (разумеется русских) в святую обитель, да будут они молиться вместе с нами за вас, а другие опять придут к нам и лучше из-

269

вестят то, что видели сами в нашей пустыне, каково наше житие—зло или добро... Не отриньте нашего моления и посланных наших, примите обитель под державу своего царствия и имейте к ней ревность, ибо мы не имеем где главы подклонить, да не опустеет сие поклонение всех православных христиан». На этот раз домогательства синаитов имели успех. От государей велено было изготовить грамоту к синайскому архиепископу с извещением, что они. по челобитью его, синайскую гору в призрение свое принять изволили, из русских монастырей монахов по два человека послать туда указали, жалованья им посылается на 150 р. соболями, да еще 100 золотых червонных, да сверх того велено было устроить серебряную раку для мощей великомученицы Екатерины и наконец, особою жалованною грамотою, синаитам дозволялось приезжать в Москву за милостынею чрез каждые два года.—Таким образом Синай в 1687 году был принят под особое русское покровительство и должен был сделаться с этого времени русским царским монастырем, отчасти заселенным присылаемыми в него русскими монахами. Понятно, какое неприятное впечатление все это дело должно было произвести на Досифея, который естественно увидел в этом новый незаконный захват со стороны властолюбивого московского патриарха. В грамоте уже не к Иоакиму, а его преемнику Адриану он пишет: «синаиты отверзают монастырь свой пять месяцев и заключают его пять лет, и всегда живут в Египте и наслаждаются благами его; потом же неимеющие попечения ни о какой вещи святыя церкви, ниже кто от них злостраждет, но о едином токмо пекутся, во ежебы собрати имения, каковым-либо образом могут». Далее Досифей

270

свидетельствует, что синаиты отдавали свой монастырь самому папе, и если сначала Анания, а потом «злежительный и скаредожительный» архимандрит Кирилл представил писания, «яко поддает монастырь свой Москве,—вещь беззаконна и посмеянна: беззаконна убо, яко подлежащее другому патриаршескому престолу от времени третиего синода, како подлежати будет иному без изречения вселенскому собору? Посмеянна же двух ради некииж (причин): первое яко како может московский патриарх правити Синайскую гору? Второе, яко монастыри всего мира поминают православных патриархов и начальников православных и по образу сему вся суть всем поддана, и како тии тое, еже есть сущее, глаголют, яко будет суще? Третие, яко тии ищут язьтческимип внешпимп властьми, да будут самоглавами церкви и како попарятся вам? Тем же явно есть, яко лгут, токмо да соберут сребро». В заключение Досифей пишет Адриану: «егда приидут к вам отцы синаитяне, и в граматах их наречется архиепископ синайский, или в писаниях своих подписует титло, или в великих или в малых некиих писаниях, то да раздираете и отцы да изгоняете со срамом и стыдом, яко преступники божественных канонов и наипаче, яко нечестивейшия, понеже презирают обычай и наречение церкви». Досифей, однако волновался совершению напрасно, так как в Москве вовсе и не думали покушаться на его верховные права над Синаем и подчинять последний власти московского патриарха

¹ Подробнее об этом см. нашу статью: Русская благотворительность Синайской обители в XVI—XVIII столетиях (Чтен. общ. люб. духовн. просв. 1881 г. окт.-ноябрь).

271

Сношения патриарха Досифея с русским правительством при Петре Великом.

С 1690 года положение дел в Москве сильно изменилось. Царевна Софья была окончательно устранена от управления государством и власть перешла в руки Петра, который и стал теперь управлять единолично (больной царь Иоанн не имел никакого значения). И на московской патриаршей кафедре произошла также в это время перемена: патриарх Иоаким не особенно, как мы видели, приятный Досифею. умер и его преемником сделался Адриан, с которым Досифей вошел в добрые и частые сношения. С другой стороны, и в положении Досифея или, точнее, в положении св. мест в Иерусалиме произошли такие важные и печальные для православных перемены, которые заставили Досифея с 1690 года усиленно искать защиты и покровительства у московского правительства, и ради этого войти с ним в еще более близкие и частые сношения, на сколько это было возможно при тогдашних враждебных отношениях России к Турции, начавшихся еще с 1686 года.

Как мы уже не раз выше говорили, в Иерусалиме постоянно велась упорная борьба между греками, латинянами и армянами из-за обладания святыми ме-

272

стами. Греки, как представители всего православия, считали себя исконными, единственно законными обладателями всех святых мест, чего, однако никогда не хотели признать латиняне и армяне, при всяком удобном случае стремившиеся отнять у греков те или другие св. места, и занять вместо них первенствующее положение при святом Гробе. Вследствие этого патриархам иерусалимским приходилось вести как с армянами, так, и особенно, с латинянами неустанную энергичную борьбу, чтобы удержать за собою св. места и первенство при святом Гробе. Предшественники Досифея вели борьбу успешно, и, хотя иерусалимский престол принужден был расходовать на это большие суммы, вследствие чего на патриархии накоплялись иногда огромные долги, но за то св. места и первенство при св. Гробе оставались всегда в руках православных. И Досифею пришлось вести ту же борьбу главным образом с католиками, как и его предшественникам, только результат ее в конце был уже иной. Борьба Досифея с католиками началась уже с первого года его вступления на патриарший престол (т. е. с 1669 г.), возобновилась потом в 1673 году и закончилась благоприятно для греков в 1675 году, несмотря на все усилия и происки латинян. находивших себе сильную поддержку у французских послов при Порте. В 1683 году притязания латинян снова потерпели неудачу и Досифей было успокоился, но ненадолго. Против Турции, в это время образовалась коалиция из христианских государств: Австрии, Венеции и Полыни; к ним в 1686 году примкнула и Россия, предпринявшая два известных похода в Крым под предводительством князя Василия Голицына. Турция терпела поражения от союз-

273

ников—австрийцев и венециан, и находилась поэтому в очень затруднительном положении. Тогда французское правительство стало обещать туркам свою помощь против союзников под тем между прочим условием, чтобы турки признали и формально укрепили за латинянами первенство в св. местах, и чтобы те св. места, которыми когда-либо владели латиняне, а теперь владеют греки, снова отданы были латинянам. После некоторых колебаний турецкое правительство, опасавшееся, как бы и Франция не примкнула с союзникам, согласилась на требование французов. В Апреле 1689 года в этом смысле издан был султанский указ, который и был приведен в исполнение. Сам Досифей в своей Истории патриархов иерусалимских говорит: «сколь много и сколь жестокия бедствия причинили паписты Иерусалиму когда пришли туда с фирманом и с царским чиновником, и похитили с коварством и с насилием первенство при св. местах, требует особаго повествования. А здесь кратко упомянем о следующих их действиях: во первых, чтобы показать себя закоренелыми и непримиримыми врагами православных, разрушили темплеон в храме вифлеемском, который впродолжении четырех лет выстроили нам хиосские художники. Осмеивали и презирали честной крест и святыя иконы греческой живописи. В отделение св. Гроба, где патриархи разделяли святый свет, раскопали святой престол, и нашед в основаниях его ковчег с святыми мощами, взяли его себе. Потом разнесли ложный слух, будто правительство повесило патриарха, и чрез то привели православных в великую печаль и смущение, так что когда пришло от нас туда известие, то христиане

274

от радости сделали в эту ночь освещение в домах своих. Оклеветали пред правительством и наместника нашего в том, будто он сделал обиду царскому чиновнику, и придумывали и другия ковы, чтоб сделать отцам зло, почему и принуждены они были удалиться в Дамаск, и были там дотоле, доколе мы из Адрианополя не прислали туда фирмана, поставлявшаго их в безопасность, и только тогда они возвратились в Иерусалим. Во вторых, напрасно и ложно повсюду разглашают латиняне, будто святыя места в их власти, ибо хотя в некоторых из сих мест и получили они первенство, но не полную совершенно власть, потому что и мы светло, торжественно и, как и прежде, несравненно с большею свободою, чем паписты, совершаем в них все церковныя службы, не опасаясь со стороны их власти никакого препятствия». Затем и утешение и ободрение православных Досифей заявляет: «да и то, что латиняне говорят, будто св. Гроб и св. Пещера в их власти, показывает только то, что они одни там служат, между тем как и мы, если захотим, можем служить безпрепятственно, но не делаем сего по многим и различным причинам, а особенно потому, чтобы не подумал народ, будто мы от них неразличаемся. Сверх сего сколько мы имеем св. мест, монастырей и церквей в самой соборной церкви св. Гроба и в самом святом граде и вне его, вблизи и в отдаленности; то паписты и все сборище еретиков не имеют и половины того, чем, по милости Божьей, мы владеем и распоряжаемся с полною властью и произволом» ¹.

¹ Кн. XII, гл. 13.

275

Но хотя Досифей утешал себя и православных тем, что они и теперь как и прежде могут беспрепятственно совершать все церковные службы и при св. Гробе и в св. Пещере и в других св. местах, и что они владеют в святой земле столькими церквами и монастырями, «что паписты и все сборище еретиков не имеют и половины того», однако уступка латинянам некоторых и притом важнейших св. мест и главное: признание их первенства в св. местах, было таким ударом для Досифея, что он с 1689 года до самой своей смерти уже ни разу не был больше в Иерусалиме, где теперь первенствовали и хозяйничали латиняне. Правда Досифей постоянно думал возвратиться в Иерусалим, но только тогда, когда прекратится господство латинян, так как он был убежден, что ему скоро удастся возвратить грекам первенство в св. местах, причем он рассчитывал на помощь и содействие русского правительства, которое он и постарался подробно познакомить с вопросом о св. местах в Иерусалиме.

В Ноябре 1690 года Досифей отправил государям особую грамоту о св. местах, которая доставлена была в Москву 28 Апреля 1691 года слугою молдавского воеводы Марком Константиновым. В ней Досифей кратко излагал историю обладания св. местами в Иерусалиме со времени завоевания его арабами, стараясь доказать исторически, что законными всегдашними обладателями св. мест были только православные, а не армяне и католики. В древнее время, именно в 636 году, повествует Досифей, когда Омар взял Иерусалим, хотя арабы и учинили великие беды церквам православным, однако же во всех местах православные монастыри и церкви «имяше первенство

276

и честь», благодаря заботам и особым ходатайствам византийских императоров. Так продолжалось до 1097 года, когда франки овладели Иерусалимом, из которого они были изгнаны чрез 85 лет, а потом в течении некоторого времени Иерусалим попеременно переходил то в руки арабов, то в руки франков. В тех случаях, когда Иерусалимом овладевали арабы, византийские императоры посылали арабам дары, ради которых арабы «давали покой святым местам и церквам и православным христианам». Так продолжалось до 1350 года, «когда всеконечно изгнали французов арабы от всея Палестины и Финикии. В 1350 году, когда франки окончательно были изгнаны из Палестины, византийский император Андроник Палеолог «посылал к арабам скорое посольство с великими дарами», благодаря чему «православные в Иерусалиме паки держали святыя места, монастыри и церкви с великим покоем». Точно также и прочие Палеологи, даже до 1453 года, «всегда тешили салтанов вавилонских, Египта и Дамаска», благодаря чему православные в Иерусалиме держали церкви свои с миром. После же взятия Константинополя турками «ослабели христиане православные в Иерусалиме, не имеюще никого заступника и помощника», чем поспешили воспользоваться франки, которые «взяли лукавством и подарками церковь святой Сион и поселились там». Когда султан Селим в тысяча пятьсот двадцатых годах отнял Иерусалим у египтян и переделал в мечеть сионскую церковь, отняв ее от франков, то последние обманули грузинцев множеством денежным и взяли от них, внутри Иерусалима, монастырь св. Иоанна Богослова и поселились там. Однако по взятии Иерусалима Селимом «паки

277

почали оживати греки», особенно при патриархе Германе, при котором султан Сулейман построил нынешние иерусалимские стены, определил по скольку денег платить христианам, приходящим поклониться св. Гробу, «и дал паки честь и власть патриарху греческому кир Герману». При патриархе Софроние король французский прислал 12.000 червонных золотых и взял св. Голгофу, чему не мог воспротивиться патриарх Софроний ради своей бедности. Хотел было он отправиться в Москву, когда там был константинопольский патриарх Иеремии, но, пришедши в мултянскую землю, от тамошняго воеводы получил 6000 червонных, которыми и откупил половину Голгофы. После французы, благодаря новому подкупу, захватили св. Пещеру в Вифлееме, но патриарх Феофан, побывав в Москве и получив там довольную милостыню, «осилил французов при салтане Мурате и взял все св. места от французов в 1631 году». Правда в 1633 году визир Вайрам папиа взял с французов 80,000 ефимков и опять отдал им все св. места, но патриарх Феофан в 1635 году «к тому же салтан Мурату вышел и бил челом имянно», почему султан «дал патриарху суд с французы в диване, в царском судилище, и оправдал патриарха, и отдал ему их (св. места) с крепким правилом». В этом судьбище помог Феофану волошский воевода Василий, который дал Феофану милостыни сначала 45,000 ефимков, а потом послал еще в Иерусалим 42,000 червонных золотых. После этого хотя православные в Царьграде и Иерусалиме «многие обиды терпели повсядневно», однако св. места всегда оставались за греками, не смотря на все старания армян и особенно латинян завладеть ими. Па-

278

триарх Паисий в 1657 году судился в царском диване с армянами и победил их. В 1663 году, когда турки были побеждены на реке Рабе, посол «паповенчаннаго цесаря» просил св. места, но турки отказали ему. В 1673 году прилежно просил св. мест посол французский, но и ему отказали и даж «с укоризною». Но тот же «проклятый посол» пошел в Иерусалим, чтобы силою завладеть св. Гробом, а так как православные ему противились, то он убил одного греческого старца, вследствие чего турецкое правительство вызвало его в Константинополь, где визирь дал ему суд с греками, после которого издал крепкий указ и утвердил, чтобы все святые места были за греками. Это решение состоялось в 1675 году. После приходили в Константинополь послы от французов, венециан, генуезцев, от поляков и все в совокупности просили св. мест, но турки отстранили эти притязания, несмотря на то, что послы французские не раз предлагали туркам и подарка и помощь против венециан и немцев за уступку св. мест. Во всех этих случаях грекам необходимо приходилось тратить большие суммы денег, вследствие чего иерусалимский престол впал в большие долги, но они утешались тем, что св. места находятся в руках православных. Но вот в прошлом 1689 году снова явился в Константинополе французский посол и заявил, что французы всячески будут помогать туркам в их войне с немцами и не положат оружия до тех пор, пока немцы не заключат с турками мир и не возвратят им всех отнятых у них земель. Визирь, по выражению Досифея, «обои уши свои к слышанию слов посланника приклонил», однако турки и теперь еще не решались отдать св. места французам по двум

279

причинам: «чести ради государства своего, потому что все народы били челом им, чтоб пропускали поклонитися св. местам; а вторая причина, что боялися, буде возмут те святыя места от православных, чтоб неустремилося ваше державнейшее и святое царство на них войною», так как всякий раз, когда западные просили себе св. мест, «всегда советывали здешние турские вельможи и говорили: что смотрите, не разбудите москалей, которые спят добро». Однако ныне турки все-таки отдали наконец св. места французам по совету крымского хана. Впрочем, французы не взяли всего, токмо св. Гроб и Пещеру рождения Христова и половину Голгофы, чем они по временам владели и ранее. Но кроме этого они еще теперь взяли: «всю церковь св. Вифлеема и один свод внутри св. Гроба, где мы подавали святой свет, и обретение честнаго креста». При этом французы причинили грекам такие беды, «что, когда персы и арабы взяла Иерусалим, столько беды не учинили».

Рассказав историю владения св. местами и доказав историческое право православных на обладание св. местами и первенство в них, Досифей пишет затем, что так как он узнал о намерении государей заключить мир с турками, к которым ради этого отправляется русский посол, то он и послал настоящую грамоту государям, «дабы ваша держава вы разумели сие дело подлинно и, буде приедет посол, чтобы было и сие дело между иными нужными предложениями и запрос о тех св. местах, и чтобы писано было на письме особно». Досифей выражает надежду, что турки могут отнять св. места у французов, так как последние не исполнили тех многих обещаний, какие они ранее надавали туркам. В виду

280

этого Досифей обращается с таким воззванием к царям: «понеже преблагий Бог, Царь царствующих, поставил вас на земле божественным своим промыслом единых православных царей и самодержцев, вам убо и подобает подвизатися в настоящем деле всяким образом, яко же и Великий Константин с Сиваром царем персидским, и потом Малый Феодосий, и Лев Великий, и Анастасий, и Устин, и Устиниан, и Маврикий и иные многие учинили великия и многия войны православных ради». По примеру их Досифей советует и русским государям «покинуть мир с турками», буде они не послушают ходатайства парей о передаче св. мест грекам, и турки в виду такой угрозы уступят, так как цари «будут просить дела правдиваго, в котором и самой их веры ученые люди будут вас оправдать». Что же касается того, в какой форме следует сделать об этом деле представление турецкому правительству, то Досифей прилагает к своей грамоте к царям и письменный образец того, в каком роде должна быть послана грамота от государей к турецкому правительству относительно св. мест.

Государи отвечали Досифею особою грамотою, в которой писали: «слышав о отлучении от восточнаго нашего благочестия св. мест и раззорении вашем по премногу и жалостно поскорбели есмы, и имеем попечение неотменное и молим Господа Бога, дабы изволил от таких бед и печалей милостиво вас освободити и паки те св. места вашему блаженству вручити. А когда у нас великих государей, нашего царского величества, дойдет с Портою и Крымом до мирных переговоров, и тогда мы великие государи наше царское величество, при помощи Божией о тех

281

о всех в Иерусалиме св. местах, чтоб попрежнему вашему блаженству отданы были, говорить и в запросы писать и притом стоять повелим, по письменному желанию блаженства вашего». ¹

Между тем в Сентябре 1691 года, с греком Дмитрием Юрьевыми Драно, Досифей прислал государям новую грамоту о св. местах, писанную от 18 Марта 1691 года и представляющую из себя воспроизведение предшествующей грамоты, относительно которой Досифей опасался, что она могла не дойти до государей. Любопытно и характерно заключение этой второй грамоты Досифея о св. местах. Сказав, что визирь по той причине отдал св. места французам, «что москали пришли воевать Крым», Досифей пишет: «вы ныне, божественные самодержцы, будучи такие заступители православныя христианския веры, и оставите святую церковь попратися, какая вам похвала будет? Вуде хочете послать сюда своего посла, то надобно просить прилежно и таким обычаем: буде вас не послушают, то и миру не для чего чинити, и нетокмо мир чинити, но и войну надобно и не малую, потому что Феодосий и Устиниан и прочие цари великие войны вчиняли на персов для ради православия, и сам Ираклий взял из Персиды и привез честнаго креста древо. Кольми паче вам надобно творити подобное, которые во всем подобны тем и силою и благочестием. А буде станете предлагать о св. местах и они вас не послушают, а вы тогда умолчите и мир с ними учините, то лучше ничего не предлагайте, потому что они станут разумети, что нет у вас о Иерусалиме попечения, и тогда во веки св. местами завла-

¹ Греч. дела 7199 г. № 31; 7201 г. № 4; Снош. иер. п. Досиф, с рус. прав. прил. № 1.

282

деют французы и мы впредь не возможем никакое челобитье на французов подавати. Токмо буде хочете предложити о Иерусалиме и буде они не послушают, и вы миру не чините, но еще и войну начните, а буде вы о том предложите и они вас не послушают, и вы умолчите, лучше ныне ваше молчание... Александр Великий не для ради Бога, но для ради однородных своих на персов великую войну сочинил,—а вы для ради св. мест и единаго православия, для чего не бдите и не труждаетеся и не отгоняете злых соседей, которые современем будут вам великие враги?.. Досаждая вам отдали Иерусалим французам и вас ни во что не ставят. Смотрите, как смеются вам: ко всем государям послали граматы, что учинился новый салтан, а к вам не пишут ничего: раззорили Украйну и учинили с вами мир и ни в чем постоянства не показали; они думают, как умножатся в Подолии, поднять на вас поляков и татар и воевать вас день и ночь. Татарове горсть людей, а похваляются, что имеют у вас дань; сего ради, как татарове подданные туркам, так и вы потомуж подданные им. Многажды выхвалилися, что хотим сделать то да другое, а всегда являлись только слова, а дело не являлось ничего. Ныне время, когда все христианские государи возстали... бдите, труждайтесь, радейте... А вы молчите и не делаете ни Богу ни человеком годное, а как станете делати и мир царству вашему причините и во всем мире славу и честь получите, а народу православному великую помощь окажете и наконец в царствии небесном будете равноапостольнии» ¹.

¹ 7200 г. № 1.

283

Эта грамота очень характерна как для самого Досифея, так и для его отношений к московскому правительству. В ней Досифей очень решительно вмешивается в международные отношения московского правительства и смело не только советует, но и прямо настаивает, при каких условиях русское правительство должно заключить мир с турками и при каких начать войну. Как иерусалимский патриарх и притом грек, он смотрит на мировые события и думает определять самый их ход с точки зрения тех маленьких событий, тех вечных ссор греков с папистами, какие происходили тогда в Иерусалиме. Там греков осилили тогда латиняне; значит русские, по убеждению Досифея, обязательно должны, несмотря ни на что, двинуть свои войска против турок, с единственною целью снова доставить грекам первенство в Иерусалиме. Иначе, думал Досифей, и быть не может: ведь известные ему благочестивые греческие цари Феодосий, Юстиниан, Ираклий и другие «великия войны вчиняли на персов для ради православия», почему же так не поступать и благочестивым царям московскими, единым теперь православным царям в целом мире? То обстоятельство, что благочестивые греческие цари воюя с персами, в действительности воевали не только «для рады православия», но и ради защиты и ограждения провинций своего собственнаго государства, которыя раззоряли персы своими вторжениями, и что подобнаго условия для русских государей, если бы они вздумали воевать из-за иерусалимских греков. вовсе не существует,—это обстоятельство совершенно было опущено из внимания пылким и увлекающимся Досифеем, когда он советывал государям начать с турками войну «и не малую», чтобы заста-

284

вить турок возвратить грекам отнятые у них латинянами св. места и первенство в Иерусалиме. Самый тон грамоты Досифея тоже очень характерен: в нем слышится самомнение грека, вообразившего, что он лучше и тоньше может судить и понимать истинное положение дел, нежели малообразованное и варварское, на взгляд истого грека, московское правительство, не умеющее внушить к себе даже у турок уважения и почтения. Досифей как бы стыдит его за слабость, не деятельность и малодушную уступчивость пред турками, за то, что оно на словах похваляется сделать то-то и то-то, а на деле ничего не делает...

Досифей прислал в Москву и еще две грамоты относительно св. мест, одну, писанную 2 Сентября 1691 года и другую от 28 Июня 1692 года. В первой из них Досифей доводит до сведения царей, что многие из здешних вельмож удивляются и говорят: «как терпит о Иерусалиме Москва и ни в чем не подвигнется ни молением, ниже силою?... Святое державное вайю царствие, будучи и страшно и грозно и крепко, для чего терпите такое безчестие в православной церкви, наипаче когда здешняя страпа трепещет и боится единаго вашего честнаго имени? Мы исполнили нам должное, а Богом венчанныя и преславныя и святыя ваши главы, имея о том известие, сотворите полезное, как все могущие с Богом совершить». Во второй грамоте Досифей извещает, что он получил ответную царскую грамоту, посланную к нему с Марком Константиновым, и заявляет, что он «и прочих великих престолов великия кафолическия церкви председатели» убеждены, что о св. местах «всеконечно радети будет святая ваша держава, имея приклад приснопамятных самодержцев право-

285

славных, которые и словами, и делами, и великими многодетными войнами потщалися, во еже держатися св. местам у православных, — каторых ни в чем не менее вы, но наипаче превосходит святое ваше царствие, понеже боятся вас и трепещут изычные и, на себя вашего нашествия бояся, шатаются» ¹.

В Марте 1691 года писал Досифей особую грамоту и новому московскому патриарху Адриану. В ней он, поздравляя Адриана со вступлением на московский патриарший престол, делает ему наставления, как он должен надлежащим образом выполнять свои архипастырския обязанности. «Молим Господа Бога, пишет он Адриану, да даст тебе просвещение и силу: едино убо—да испытуеши святая писания и святые отцы ко знанию совершенному евангельскаго учения; силу же, да поживеши по житию апостолов в образе священнолепном, во одежди смиренней, свящи худой, в попечении не сродников и другов, но всего христоименитаго люда, бдя и труждаяся о всяком благочинии церковнем, не определяя патриаршескаго достоинства и патриаршескаго промышления внутрь твоего великаго града, но простирая тое в митрополии же, в епископиях, в монастырех, во градех же и весех»... Указывая затем ряд примеров, как греческие императоры, побуждаемые патриархами, заботилися и обратили к христианству многие народы, как они, побуждаемые патриархами, освобождали нападствуемых от нечестивых православных христиан, говорит: «сице подобает и вам творити, сиречь, пещися о пастве о дальнем и ближнем, прирадети же образы всякими, да окружнии языцы по можному приложатся во благочестие. Папежницы, аще и вельми грешат во благо-

¹ 7201 г. № 1 и 13.

286

честии, но, видим, монаси их во всем мире обходят и превращают целые народы в папежство. Толико же подобает братии нашей—тамошним (т. е. русским) монахом, имеющим ослабу и правление, пещися таковым же образом о спасении многих». Указывая потом на то обстоятельство, что православные всего более страдают в Польше от папежников, Досифей сурово замечает по адресу московских патриархов «и вящшая страдают братия наша, иже суть в Польше, и вы храните, яко же Иона в корабли: и где есть, еже возлюбиши ближняго своего яко тя самаго?» Сказав затем, что стремление синаитов подчинить свой монастырь Москве несправедливо и незаконно, Досифей обращает внимание Адриана на некоторые беспорядки, существовавшие в киевской митрополии. «У вас архиереи и архимандриты, пишет он, носят митры, яко же и оный Гедеон киевский содела златыя короны, хотя и той в Киеве величатися, яко же патриарх, и сие неправедно есть... К казаком приходят отселе неции архиереи и хиротонисуют на единой хиротонии многия диаконы и иерей—и чесо ради не возбраните таковаго нелепаго дела, чесо ради не повелеваете митрополиту киевскому не попущати быти таковым беззаконием?» В заключение Досифей пишет о пресуществлении в таинстве евхаристии, «ему же противоборствуют наипаче еретицы» и доказывает, что православная церковь приняла и принимает именно пресуществление, а не пременение или преложение, хотя в то время в русской церкви вопрос шел не о самом пресуществлении, о чем у нас никто не спорил, а только о времени пресуществления ¹.

¹ Рукоп. сборн. спб. синод. библ. № 473, л. л. 146-153.

287

Посылкой одних грамот в Москву Досифей не ограничился. Он решился отправить в Москву свое доверенное лицо, которое бы лично и обстоятельно разъяснило в Москве положение дел о св. местах, побудило бы русское правительство на более скорый и энергичный образ действий пред турками. Таким доверенным лицом Досифея, отправившимся в Москву, был его родной племянник, архимандрит Хрисанф, сделавшийся потом преемником своего дяди на патриаршей иерусалимской кафедре.

13 Ноября 1692 года в Москву прибыл племянник и посланец Досифея архимандрит Хрисанф, с которым Досифей прислал грамоту государям. В ней он писал, что с тех пор как приходил в Москву блаженнейший патриарх иерусалимский кир Паисий, уже лет сорок тому назад, только два архимандрита св. Гроба были присылаемы в Москву, хотя и случались великие мятежи от еретиков и многие обновления церквей св. града и, хотя великие от того происходили расходы, однако никогда не посылали просить о помощи. Ныне же не мог патриарх умолчать долее, хотя бы и произошло от того какое бедствие и, по нужде, рассудил послать кого-либо к их царскому величеству. Первое потому, что пришли они в такую крайность, что если не учинится Помощи от их святого царствия св. граду, то дойдет до последнего разорения, ибо все места, откуда притекала к нему помощь, разорились и он лишился всякой помощи. Второе, так как случилась от еретиков напасть и взяты у православного народа святые поклоняемся места, то нет иной надежды на исправление сих дел, как от царской державы, ибо цари, после Бога, суть главы и отмстители всех пра-

288

вославных. Третье, есть и иные нужные дела, касающиеся пользы всей кафолической веры и церкви и благосостояния святейших патриарших престолов и, просто сказать, греческих народов. По сему посылал патриарх племянника своего Хрисанфа, чтобы он донес царскому величеству о всех делах, которые для памяти ему записаны собственною патриаршею рукою, но вкратце, а не пространно, ради многих случаев; он же, как верный своему владыке и Богу, изъяснит и объявит все, что ему приказано, по всякой статье. В виду этого патриарх просил, чтобы государи приняли Хрисанфа как бы посланного от Бога и Христа, и спросили бы его пространно, и даровали бы ему свое блаженное слушание, восприяв ревность, какая подобает их державе, о состоянии Христовой церкви и всей полноты христианства.

Досифей прислал грамоту и царице Наталье Кирилловне. умоляя ее оказать всякое содействие посланному им архимандриту Хрисанфу. «Молимся прилежно, пишет он, преклоняя умственныя колена наша пред вашим царским величеством, дабы приняли и выслушали его и приложили радение, чтобы все, что донесет посланный, совершилось бы добрым исполнением. Все православные христиане имеют обязанность подавать помощь матери всех церквей св. Иерусалиму— наипаче же православные и великие цари и самодержцы».

Писал Досифей особую грамоту и патриарху Адриану, в которой просит его принять архимандрита Хрисанфа «яко моего человека и сущаго у нас святейшаго и апостольскаго престола лице носящаго, яко честна и мудра», и затем переходит к обсуждению положения церковных дел в киевской метрополии. «Россы на Украйне, пишет Досифей, аще и хранят православие

289

неколебленно, обаче многие обычаи православных растлиша, от них же суть нецыи и до ныне держаще сия, в них же и еже хиротонисати архиерею много диаконы и иереи в единей и той же литургии. Еще же и нецыи архиерее, бегающе отселе на Украйну, от них же больший суть извержени за их злобы, творят таяжде во месте тамо приходяще, еже яко есть дело неподобно и весьма пребезаконно, — вопиют и законы и уставы и каноны и самое кафолическия Христовы церкве предание. Сущая же при вас святая и кафолическая церковь, не вемы за что терпит бывати таковым... Надобно убо твоему блаженству пещися, еже бы им исправитися во беззаконной хиротонии и во иных неких тамо беззаконно бывающих». Далее Досифей указывает и те способы, с помощию которых, по его мнению, можно исправить недостатки, вкравшиеся в церковную жизнь киевской митрополии. Он рекомендует именно увеличение числа архиерейских кафедр, и выражает желание, чтобы епископы и архимандриты избирались из москвичей, как чуждые «новосечений, яже имеют нецыи козаки». «И аще есть мысль неких архиереев, продолжает Досифей, яко аще поставятся и инии епископи, умалятся нынешних епископов приходы, глаголем: яко да сохранятся пределы, узаконения и предания св. церкви восточныя, имеем нужду, за не преступление аще и мало, но имеет велико мучение,—и еже имети архиереем великия приходы, ненужно есть. Второе, яко архиерее святых апостолов суть преемницы, яко же апостоли ничесого имеша, и архиереи да имеют мало. Третие, за церковь пролил есть Сын Божий кровь свою, и не есть праведно архиереем лишшеимства ради умаляти или стужати церкви Божии, ея же ради Христос умре.

290

Четвертое, не есть праведно взирати онсицы на прибыток, но на пользу и прибыток общий. Пятое, собор коеяждо кафолическия церкве незрит, что глаголет онсица и что хочет онсица и что годно онсице, но что пользует церковь и что годно Богу. Аще же кто любопрится, глаголем тому с Павлом, мы сицеваго обычая неимамы, ниже церковь Божия. И аще кто или нецыи противоглаголют или преслушают церковь, убо имеет тыя яко язычники и мытари, власть же наказует, не бо суетно мечь носит, но да добрыя снабдевает, тако противоглаголющия извергает и низлагает».

Архимандрит Хрисанф подал от себя нашему правительству докладную записку, в которой, согласно с данною ему Досифеем письменною инструкцией, старался выяснить все обстоятельства, благодаря которым и при которых совершилось отнятие св. мест у греков латинянами. Именно он заявлял: 1. Французы подарили нынешнему хану (крымскому) 10,000 червонных и дорогого сукна 2,000 арш., рейс-ефендию — 25,000 ефимков, кегаю или дворецкому визиря — 15,000 ефимков и ближнему его человеку —10,000, а самому визирю и иным великим людям, хотя и неведомо сколько, однако гораздо больше вышереченнаго. 2. Турки отдали французам первенство в кувуклий св. Гроба Господня, и по сему паписты служат там мшу свою, и нам никоим образом после них на том месте литургисать нельзя. Кроме первенства при св. Гробе турки отдали латинянам половину св. Голгофы, также св. место Снятия со креста и еще св. Пещеру и кроме того всю церковь св. Вифлеема. 3. Как совершилось самое отобрание св. мест у греков и какие они беды при этом потерпели от латинян,

291

подробно описано в донесении патриаршего в Иерусалиме наместника, которое Хрисанф и представил. 4. Турки потому отдали св. места католикам, что французский король обещал им свою помощь против немцев. 5. Хотя католические государи и в отдельности и вместе не раз домогались и прежде отнять св. места у православных, но турки не допускали этого. Теперь же они уступили настояниям французского короля и потому, что чаяли и чают, что те св. места держат святые самодержцы: сего ради, когда просили св. места разные короли, то никогда не учинили по их воле, как потому что это было против закона их веры, так и потому, что боялись великих государей. А ныне как пришли в нужду и притом войска самодержцев пришли в Крым, нашли годную причину французы и говорили: видите, что и москали ваши неприятели, а мы вам помощники. И так как они (французы) имели к тому же помощниками себе близких людей визиря и самого хана, то и склонились турки учинить по воле французской. Если бы войска православные вовсе не приходили под Крым или бы пришедши одержали победу, не были бы отданы св. места, потому что боялись сего дела нечестивые, а как увидели, что два раза возвратились, не совершив ничего, тогда ни во что их вменили и потому отдали. 6. Учинили это турки и по ненависти к православным, которых всячески желают искоренить, подозревая их в симпатиях к Москве. После нашествия православных войск на Крым, турки наложили тяжкую дань на монастыри и на старцев.

Изложив причины и обстоятельства при которых произошло отнятие св. мест у греков, Хрисанф в следующей статье (весь доклад Хрисанфа, сообразно

292

данной ему Досифеем инструкции, был разделен на четырнадцать статей) излагает бедственное современное положение св. мест и необходимость для них царской помощи. 7) Св. Гроб имеет ежегодно расходов более 25,000 рублей, и кроме того расходы временные: наши иерусалимские и визирь берут сколько хотят, особенно в последние смутные времена в виду ссор с католиками. Однако св. Гроб всегда мог справиться с теми расходами милостынею тамошних греков, а наипаче — волошскаго и мултянскаго государства, потому что имеем там многие монастыри, богатые вотчинами, а наипаче милостынею господарей молдовлахийских, из которых один, Василий воевода, послал вдруг в Иерусалим 42,000 червонных при патриархе Паисие, когда тот имел споры из-за св. мест с армянами. Да и при нынешнем патриархе некто торговый грек Монолаки дал 25,000 рублей и обновил церковь вифлеемскую и, кроме того, многия св. ризы тому месту сделал. Так и покойный Щербан, воевода мултянский и Дука, воевода воложский, прислали в Иерусалим более 15,000 ефимков. И нынешний господарь мултянский и некоторые греки, сербы и болгары давали большую милостыню, кроме того, что сам блаженнейший патриарх ходил меж ними. А ныне мы всего того лишены от войны турецкой, немецкой, польской и татарской. Сего ради молит блаженнейший патриарх, дабы явлена была ему некая царская милость, достойная их величеств, которая бы могла пособить св. Гробу. Во-первых для того, что когда прежде сего было откуда получать милостыню, то и не просили ее от здешнего места; а другая причина, что малою милостынею ничего не пособляется, а притом то дело учинить есть и обязанность ваша

293

христианская, как Ап. Павел к римлянам пишет (гл. XV, 24). Старцев папистов, которые живут в Иерусалиме, не более человек двадцати, а ежегодно приходит им милостыня от короля испанского по 6,000 рублей на кормление, которые им сам присылает кроме иных. А нечестивые турки для гроба ложного их пророка расходуют ежегодно более 500,000 рублей, и, хотя дело сие кажется невероятным, однако весь свет о том ведает. При сем молит святейший патриарх, чтобы святые цари приказали сделать четыре лампады серебряных, дабы одна была над св. Гробом, другая — над снятием со креста, третья — над св. Голгофою и четвертая — над св. Пещерою, и просит о том наипаче для того, чтобы слышано было во всем мире и во всех королевствах, что есть попечение православных царей о св. Гробе Господнем. Притом и господарь Тифлиса, дядя здешних царевичей грузинских, и тот более 40,000 ефимков подал милостыни в Иерусалим, кроме множества риз святых, которые при сем патриархе устроил.

В следующей статье (8-я) Хрисанф говорит о тех способах, которые следует употребить государям для возвращения св. мест. Если государи думают продолжать войну с турками, то статью о св. местах между иными статьями следует предложить после победы, когда турки несомненно уступят требованиям царей. Если решено окончить войну, то следует просить у турок св. мест под угрозою возобновления войны, если бы они отказались возвратить их, хотя бы все другие статьи мирного договора и приняли, причем следует поспешить этим делом, чтобы предупредить цесаря, который тоже будет про-

294

сить св. мест при заключении мира с турками. Угроза войны несомненно подействует на турок и они уступят: «первое от того, что святое величество просит о деле древнем и праведном, а не новом, ниже не праведном; второе, ибо и сами знают, что напрасно отняли у нас св. места: третье, сами говорят, как не явился никто из Москвы о том деле ходатайствовать; четвертое же, если мир заключится с цесарем, французы уже не будут иметь приступа к туркам о том же; а пятое наипаче и то, что Бог нам помощник». В заключение статьи Хрисанф заявляет, что вопрос о возвращении св. мест есть главный и существенный, ради которого он собственно и прибыл в Москву и что по этому вопросу он ждет немедленного царского ответа, чтобы сообщить его патриарху, другие же статьи менее важны, хотя тоже нужны.

В девятой статье Хрисанф заявляет, что молдавское и воложское господарства всегда были полезны и оказывали великую помощь патриархам, архиереям и монастырям, а ныне сами крайне бедствуют, почему просит Константин, мултянский господарь, чтобы святое величество промысл учинить изволили над городками турецкими, на Днепре стоящими, и их взять, дабы и белгородскую орду разорить; тогда те два господарства поддадутся царскому величеству без всякого замедления и в этой надежде будет выжидать время господарь мултянский, который платит две дани: одну туркам явно, другую немцам тайно, чтобы не разорили его государства. За два года перед тем, будучи принуждаем немцами к их подданству, господарь бежал из своей столицы и немцы пришли в его господарство. Но он, призвав татар, выбил

295

немцев вон и потом, чрез тайные места мултянские, провел татар и турок в седмиградскую землю, где они одержали ту победу, которою турки опять ожили. Дело сие двух ради причин учинил господарь: первая, чтобы папежское дело не распространялось, другая же та, что постоянно надеется, да будет господарство его во владении у православных, а не у еретиков; если же захотел бы с немцами согласиться, то уже по сие время немцы завладели бы всеми теми странами даже до Дуная. При сем и то приказал господарь: если войско пойдет на белгородскую орду, то больше пятидесяти тысяч казаков не надобно и в один месяц могут всю орду разорить: когда же та орда разгорится и городки, что на Днепре, взяты будут, тотчас и он восстанет против поганых и с ним премножество христиан совокупится, для сего дал господарь и чертеж белгородской орды, который я (Хрисанф) объявил в Посольском приказе». Далее Хрисанф заявлял: «мне приказывали святейший патриарх и господарь, дабы и то я объявил, что турки и все короли папежские и сам цесарь суть великие враги царскому величеству: турки, ибо ведают, что сие православное царство весьма пространно и есть у них пророчества, что от сего царства будет взять Царьград и имеют они здесь множество подданных магометанской веры; и так, если могут в чем вредить Москве, то великая им мзда от Бога. Паписты враждуют как еретики и к тому завистливые, а поляки хотя притворяются, что друзья будто они государству московскому, однако радеют, как бы учинить мир с турками, и между иными статьями одна им необходима, в чем они единомысленны и с цесарем: дабы когда Москва начнет

296

воевать поляков или поляки Москву, тогда бы полякам дать от себя помощь туркам и татарам. Сего ради подобает царскому величеству радеть о том, чтобы татар смирить в нынешнее время, или промышлять так, что буде цесарь и поляки учинят мир с турками, то бы царскому величеству предупредить этот мир, дабы не посмеялись еретики, но сами осмеяны были: о чем просит господарь мултянский совершеннаго ответа от меня, чтобы и он знал, как себя управить и как дерзать, или явно склониться к одной стороне и вручить себя на волю Божию».

В десятой статье Хрисанф пишет: «святейшие патриархи и все церкви восточные православные молят, чтобы в такия времена устремилось православное царство к отмщению врагов христовых, поелику ныне время учинить то, что хочет, ибо если не учинится мир между турками и папистами, то поганцы, будучи в таком состоянии, истребятся, а поднимется папежская вера».

В одиннадцатой статье говорится: «просит блаженнейший, чтобы царское величество приказали типографию еллинскую устроить, дабы в ней несколько книг на латинов напечатать, которыя привез я в Москву. А книги суть древних разных мудрецов и с великою трудностию собрал их блаженнейший. Хотя есть у него новая типография в мултянской земле, однако не имеет силы все напечатать, а паписты не только не печатают их, но если где сыщут — жгут. А потом можно бы те книги и на русский язык перевести, отчего будет польза православным, а еретикам посрамление, а царскому величеству всемирная слава».

297

В статьях двенадцатой и тринадцатой говорится о некоторых недостатках церковной жизни в киевской митрополии, о чем Досифей уже подробно писал в грамоте патриарху Адриану. Здесь же находится и такая просьба: «молят вообще все патриархи и собор: буде случится заключить мир с турками, то предложить бы между статьями и сию, дабы константинопольский патриарх не сменяем был с престола своего, как и прочие патриархи, даже до смерти своей, и тогда лишь поставлять иного, когда умрет, или сам волею своею патриаршество оставить, или когда вообще все патриархи или собор его низвергнут, и так как иные патриархи не переменяются, то чтобы и он не сменялся, разве только по сим вышеписанным статьям. Сверх сего дела надобно предложить и о том, чтобы ни монастыри, ни старцы дани не платили, как и прежде сие было. Такие предложения не трудны, потому что царское величество одним словом может дело сие совершить, и к тому же запросы сии совершенно правильны, ибо церковь константинопольская всегда помощию своею содействовала церкви великия Москвы словом и делом и честию, и никогда никакой помощи не просила и ныне только по нужде просит и то на словах. Персияне посылали прошлаго года к салтану посла и между иными прошениями предложили и некоторыя новыя статьи о своих армянах; турки приняли их и все исполнили, а святым царям для чего не заступиться за православных?» В последней, четырнадцатой статье, заключалась просьба, чтобы все, о чем ходатайствует патриарх, осталось в тайне, никому неизвестным, в противном случае, если про ходатайства патриарха кто-либо из имеющихся

298

многих врагов проведает, им грозит конечное разорение.

5 Марта 1693 года великие государи приказали объявить свой указ архимандриту Хрисанфу и сказать ему, призвав в Посольский приказ, что о всем они известились из его донесений и из писем святейшего патриарха, и слыша об отлучении св. мест иерусалимских от восточного благочестия и о тамошнем разорении христианства, не мало о том поскорбели и имеют о том свое государское попечение и Господа Бога молят, дабы избавил от таких бед и печалей святейшего патриарха и освободил тамошних благочестивых христиан и те св. места опять ему патриарху и христианам вручил. А когда у их царских величеств дойдет с турским султаном и с крымским ханом до мирных договоров, тогда великие государи, при помощи Божией, о всех тех в Иерусалиме св. местах говорить и в запросах писать повелят, чтобы по-прежнему отданы были святейшему патриарху и грекам. Архимандриту государи внушали написать патриарху о попечении их великих государей о св. местах и чтобы он, патриарх, с своей стороны всеми способами домогался у тамошних властей, сколь возможно будет, о возвращении ему всех св. мест иерусалимских, как и прежде о них промышляли и о иных делах тамошние христиане греческие, и своеб он радение приложил при помощи Божией, сколько, воля Божия в том ему поможет. Жалованье свое посылали к святейшему патриарху соболями на 1,000 рублей и, по его желанию, приказали устроить в Иерусалим ко Гробу Господню лампаду золотую в 250 червонных, и три лампады серебряных, в том числе одну во св. Пещеру, другую ко снятию со креста

299

св. Тела Спасителя нашего И. Христа, третию на св. Голгофу, весом в десять фунтов каждая. Мултянскаго воеводу Иоанна Константина за его радение о делах, предложения и предостережения великие государи жалуют и милостиво похваляют; служба его и то предложение у них в забвении не будет, и чтобы он, архимандрит, царскую сию милость воеводе объявил, когда к нему возвратится из Москвы и чтобы впредь великих государей извещал о всех делах, какие в тамошних странах будут происходить. Касательно просьбы святейшаго патриарха об устроении еллинской типографии в Москве и напечатании присланных им книг, великие государи будут совещаться с отцем своим богомольцем святейшим кир Адрианом, патриархом московским, и ему же указали разсмотреть о церковных делах на Украйне и послать о том свои граматы митрополиту киевскому и архиепископу черниговскому, чтобы в их епархиях церковное дело во всем исправлялось по правилам св. апостол и св. отец и по соборному уложению. Касательно того, что просят святейшие вселенские патриархи о неизменном пребывании константинопольскаго на его престоле и чтобы убогие монастыри и старцы греческие не платили дани, великие государи, когда послы их царскаго величества для мирнаго договора к турецкому султану посланы будут, то повелят им домогаться о константинопольском патриаршем престоле, чтобы в такой же был свободе, как и прочие и чтобы не брали дани с монастырей».

Этот ответ государей, вместе с царскою милостынею, Хрисанф в Мае того же 1693 года послал к Досифею с своим старцем Афанасием, который по происхождению был малоросс, ранее взят был

300

в плен турками, а потом выкуплен из плена одним иерусалимским старцем и пострижен в монахи в Иерусалиме.

Архимандрит Хрисанф пробыл в Москве более года и за все это время не переставал получать письма от Досифея, который сильно был заинтересован успехом посольства в Москву своего племенника.

Патриарх Досифей задумал собрать и напечатать все вообще сочинения греческих православных церковных писателей, по преимуществу полемического характера, чтобы, с одной стороны, противопоставить трудам западных ученых труды ученых православных; с другой, чтобы дать в руки православных сильное и надежное орудие в их борьбе с латинянами и протестантами. С этою целью Досифей открыл греческую типографию в Яссах, в которой и начал печатать сочинения греческих православных авторов. Но средства ясской типографии были слишком недостаточны, чтобы осуществить грандиозное предприятие Досифея: напечатать по возможности сочинения всех греческих православных писателей. Тогда Досифей пришел к мысли хлопотать пред русским правительством, чтобы оно открыло греческую типографию в Москве, благодаря чему греческие книги стали бы печататься уже в двух типографиях одновременно— в Москве и в Яссах. В этих видах Досифей, как мы видели, поручил архимандриту Хрисанфу сделать от его имени представление русскому правительству о необходимости открыть в Москве греческую типографию и вместе с тем послал с Хрисанфом и те греческие рукописи, какие он намеревался печатать в Москве в первое время. Досифей сильно интересовался успехом этого дела. В письме к Хри-

301

санфу Досифей пишет: «о книгах, чтоб печатати, зело радей, понеже есть дело апостольское, и не только спасительное, но и славу великую вере нашей причиняет, зане западные схизматики и еретики говорят, что после Фотия патриарха никто не был мудрый человек у греков, а буде напечатаны будут толикие книги, тогда увидят множество премудрых и святых мужей, того ради радей ты и труждайся». В другом письме к Хрисанфу Досифей пишет: «отпиши к нам ведомость скоро, чтобы прислать к тебе и прочие печатные и непечатные (книги), чтоб собралось то число книг. Сие дело превосходит и седмь прехвальпых див, и сия библиотека превосходит зело честию Птоломеова». Еще в письме к Хрисанфу Досифей пишет: «потщися крепко о печатании книг, и буде напечатаютца, надписание такое над ними надпиши: Вивлиотека списавших православных на обновления латинов, книга 1—2-я и прочая... Здесь принесли печать и печатаем на латинов книгу ту, о которой ведаешь, потом господарь хочет печатать книгу Иоанна Дохтора». В Мае 1693 года Досифей пишет Хрисанфу: «про книги, которыя послали в Россию печатати, радей накрепко, чтобы они приказаны были печатать, и буде не могут они выбрать из них, чтоб их прислать сюда и мы здесь из них выберем, что надобно и напишем. А буде тех книга, к нам послать невозможно, и мы пришлем сюда к вам такого человека, который возможет из тех книг выбрать и написать, что к печатанию годно и исправить их совершенно».

Согласно с инструкцией и письмами Досифея Хрисанф «радел» в Москве о напечатании привезенных им греческих рукописей, список которых он пред-

302

ставил в Посольский приказ. 27 Марта 1693 года государи приказали отослать привезенные архимандритом Хрисанфом книги к патриарху Адриану с указом, «чтобы все те книги велел принять и освидетельствовать, нет-ли в них какого пороку». 3 Апреля состоялся новый царский указ, в котором говорилось, что иерусалимский патриарх Досифей чрез своего архимандрита Хрисанфа просил государей «на Москве устроить типографию еллиногреческую и несколько книг на противников церкви Божией латинов напечатать, а те де латинский паписты тех книг нетокмо печатают, но где сыщут для искоренения все жгут; а по напечатании возможно те книги и на словенский язык перевесть, от чего будет всем православным христианам многая и великая польза, а им, великим государем, от Господа Бога мзда, а от народов всемирная слава»,—в виду чего государи указали привезенные Хрисанфом восемнадцать книг и росписи их отдать в патриарший Казенный приказ, и «приняв те книги освидетельствовать и советовав с ними, великими государи, великому господину святейшему кир Адриану архиепископу московскому и всеа России и всех северных стран патриарху, велеть те книги напечатать, сколько их будет надобно и пристойно на греческом языке на печатном дворе, выправя по достоинству, как подобает таким книгам в печатном тиснении быти, и для той выправки тех книг и подлиннаго об них объявления, указали великие государи быть у того дела тому присланному иерусалимскаго патриарха архимандриту Хрисанфу, да с ним учителем еллиногреческаго языка иеромонахом Иоанникию и Софронию Лихудием. Да и на словенский язык те книги, как будут напечатаны на Москве с гре-

303

ческаго письма, указали великие государи перевесть на печатном же дворе по разсмотрению евож великаго господина кир Адриана московскаго и всеа России и всех северных стран патриарха, кому доведетца и кому пристойно».

Получив от Хрисанфа известие, что московское правительство готово напечатать присланные им книги, Досифей от 10 Августа 1693 года посылает московскому патриарху Адриану благодарственную грамоту, в которой пишет: «благодарствуем яко благоволил еси почтити патриаршеский божественный сан, понеже попекся еси о всех церквах Божиих и подвиг совершил еси яко добрый пастырь, еже напечататися книгам, церквам Божиим нужнейшим, яже отцы наша святии списаша ко отвержению утверждений и во всю высоту возносимых на разум Божий, зане чрез тыя книги состоится благочестие, и свидетельствуют древнюю и отеческую и апостольскую мысль православныя святыя веры нашея, и отвергается безбожный папежства догмат; сия православнии, яко оружия употребляюще, заключают уста глаголющих хульная, и, наконец рещи, благочестие держится и нечестие отвергается яже вмале не погибоша, яко иногда погибоша драхма. И вы, богопочтеннии, полагаете тыя в свет, почитающе Христа и общую матерь и питательницу святую Христову церковь. Сия ваша честь, сия ваша слава, сие царства высота, врагов низложение и, наконец, жребий освященный, яко да сподобитися стояния в горнем Иерусалиме сущаго апостолов и пророков»...

От 22 Октября 1693 года прислал Досифей благодарственную грамоту и государям. «Прославляется глава церковная, пишет он, Христос Бог наш,

304

державнейшие и святые владыки наши, что сохраняемое в длани Его сердце ваше источило слово благое, повелев напечатать книги благочестивых писателей на нечестивых папистов, дабы церковных догматов богословие сохранилось во веки истинно и непоколебимо. Ибо как священныя главы ваши венчаны златом и блестящими камнями, так и умы ваши украшаются евангельским и отеческим учением; ибо вы явили себя учениками и сопричастниками тех, коих вещание протекло во всю землю, и вождями всего народа христианскаго ко благочестию, изъяснив слова истины, некоторым образом утаенныя; ибо вы раскрыли благочестие и живописали православие, и как светила, сияющия всем верным, возсияли и церквам, обуреваемым ложною мудростию и прелестями папежскими; руку помощи подали и истинные догматы в напечатанных книгах истиннаго богословия утвердили. Слово сие, когда мы пришли сюда (грамота писана из Адрианополя, куда Досифей прибыл из Молдавии) дошло до слуха святейшаго вселенскаго цареградскаго патриарха и блаженнейшаго папы и патриарха александрийскаго и всего великаго и святаго собора константинопольскаго, и все здесь обретающиеся учители, архимандриты и игумены и весь клир и весь народ православный похваляют и ублажают вас, божественнейшие самодержцы, и говорят все они и мы вместе с ними, чрез сие смиренное наше донесение, с дерзновением и единогласно: что благоволением Божиим чрез благовенчанных благочестивых царей наших Иоанна и Петра, поборников православия и отмстителей благочестия, все сие совершилось. Исполняются радости уста наша и язык наш радования, что чрез посредство пространнаго оглашения печатной хартии, языки право-

305

славных возглаголют оправдания Божии. Что может быть лучше, как соблюсти древнюю красоту церковных дел и что более исполнено радостию? Поелику губительные паписты вняли оклеветанию вавилонских жрецов, которых обличает и пророчество: изыде беззаконие от иереев вавилонских, ибо, вместо христианскаго действования, поддерживают начало папежское, римское, и чрез то делаются изобретателями злочестивых догматов и, имея уста свои исполненными клятвы и горести, славу себе снискали побеждать только в злых делах, имея язык хульный и перо им служащее и печати многия, чтобы печатать свои беззаконныя писания, противящияся истинным глаголам Божиим, чем возмутили многия православныя церкви и погубили их, посеяв куколь вместо пшеницы на церковных нивах и вино смешав с водою; они помыслили ближняго своего напоить мутным питием; как настоящие аравийские волки, медведи и леопарды кожу овчюю носить притворились и истину в ложь притворили, по слову пророческому: яйца аспидов растерзали и паутинную ткань соткали, и кто будет яйца их сокрушать и есть, змея в них обретет — василиска, наполненнаго ядом и смертоносным дыханием, поелику так все беззаконные паписты извратили и едва ложь не победила истины. Сего ради и не потерпели вы, благочестивейшие и кротчайшие и храбрейшие наши государи, чтобы в ваше время такая губительная прелесть пребывала во дворе Господнем, но вы благоволили истребить ее, чтобы благосостояние церковное пребывало непоколебимо. Вы указали великое сие дело: напечатать богословския священныя книги, дабы, сотканное беззаконными из терновых нитей гнойное лжеучение,

306

разорвать и истребить, хитон же православия распространить» ¹.

Так радовался Досифей, так горячо благодарил он царей и патриарха Адриана за решение напечатать в Москве присланные им греческие книги, придавая этому делу обще-православное значение, видя в нем залог крепости и даже будущей победы православия над латинством. Но на деле печатание греческих книг в Москве не состоялось и, между прочим, по вине самого Досифея. Для ведения этого небывалого дотоле в Москве дела требовались сведующие люди, которые бы могли исправить привезенные Хрисанфом списки греческих книг, заключавшие в себе разные ошибки. Правда такие люди в Москве нашлись, это были известные учители славяно-греко-латинской академии греки братья Лихуды, присланные ранее в Москву для учительства самим Досифеем. Но Лихуды поссорились в Москве с Хрисанфом, который нажаловался на них своему дяде ². Тогда Досифей на-

¹ Греч. дела 7201 г. № 4 и 38; 7202 г. № 20: Греческие статейные списки № 12, л.л. 1028—1030, 1070. — ² По приезде в Москву Хрисанф остался недоволен тех положением, в какое его поставили в Москве, как патриаршего посланного, по какому поводу он и обратился к патриарху Адриану с особою челобитною. В ней он прежде всего молил патриарха «перво, да простиши мя за дерзость и второе, да благоволиши мя с тихостию послушати и изреку дело вкратце, не с намерением яко бы зпати мне пред ваших святейшеством какие-либо обычаи церковныя, но токмо объявити оправдание блаженнейшаго моего владыки и патриарха» (т.е. Досифея). Затем Хрисанф рассуждает, что мирской чин изменяется, «духовный же чин, яко дар пресвятаго Духа, присно пребывает недвижим и не пременяется ниже от благополучия, ниже от злополучия; и понеже всякий чин имеет степени, ими же состоится, имеет и духовный чин разныя степени». Соответственно этим чинам святые отцы и древние «места и стояния» утвердили и между ними и такой обычай: «егда кой патриарх пошлет к иному патриарху и патриаршескому престолу о каком-либо деле нужном и даст ему такой прономий, яко носити лице патриаршеское, аще случится при нем некий церковный собор, сидит той, который носит лице патриаршеское, выше и митрополитов, и под-

307

стоял пред московским правительством, чтобы Лихуды, как люди очень неблагонадежные, были удалены не только от книжного дела, но и от учительства в школе, вследствие чего все это так много обещавшее было дело—печатание в Москве древних греческих рукописей, заглохло потом само собою.

1-го Января 1694 года государи послали, с возвращавшимся из Москвы Хрисанфом, особую грамоту, в которой извещали его, что исполнят разные прошения патриарха, заявленные чрез его архимандрита, что они посылают милостыню и лампады к св. Гробу и когда у них, великих государей, дойдет с тур-

писывает по чину своего патриарха, аще и иеромонах токмо будет. На прочих же повсядневных собраниях не точно выше тех, котории тогожде чина, во и выше епископов, яко же частый обычай константинопольский являет». Выяснив эту мысль Хрисанф говорит, что и его Досифей послал в Москву не просто «граматоносца, но самое свое лицо, понеже явно пишет в грамоте вашему святейшеству сице: да приимеши его яко сущаго при нас святейшаго и апостольскаго престола лице носящаго». В виду этого Хрисанф заявляет, что он просит от патриарха Адриана ничего-нибудь особого, «точию предпочтения всех архимандритов святейшаго сего престола и сие вмених за удобешее, яко же и от святейшаго вашего повеления дадеся ми сицевый вход, последи же, невем чесо ради, иначе последова чин». Просит он этого ради того, что носит лице патриарха иерусалимского, он не просить и не ищет чести для себя лично, а ради св. Гроба и апостольского патриаршего престола, просит вещи не новые и необычные, «но точно древния и от церкве утвержденныя и святыя»; ищет он этого не по своей воле, но в силу следующего собственноручно данного ему Досифеем предписания: «яко убо архимандрит престола, подобает тебе просити, да будеши сидети выше всех архимандрит места, еще же и выше епископов на трапезах и собраниях; аще кий собор будет местный, яко мое лоно, и выше епископов по древнему обычаю святыя Христовы кофолическия церкве; аще же возмнят иначе, невходи в таковая собрания. Сия приказания, заявляет Хрисанф, вся суть владыки моего святейшаго. Егда услышит владыка мой: угодно-ли явится ему, яко повеление приях от вашего блаженства сидети под чудовским архимандритом, или под иным которым, яко же слово бе?» В заключение челобитной Хрисанф говорит: «к сему ино не глаголю, токмо яко повинуюся, повелению вашего святейшества, яко повелению божественному, и не токмо ниже архимандритов, но буду нижайший и малых твоих рабов, понеже толико имею быти под единым, елико и

308

ским салтаном до договоров, тогда о св. местах, чтобы они святейшему патриарху и грекам были опять отданы, своим послам о том говорить повелят.

Посольство Хрисанфа в Москву и взятое на себя обязательство нашим правительством исполнить предъявленная к нему Досифеем разные требования, и, особенно, обещание хлопотать пред турецким двором о возвращении грекам отнятых у них св. мест, побуждало Досифея, не смотря на неблагоприятные обстоятельства, вытекавшие из враждебных отношений России к Турции, поддерживать с Москвой постоянные близкие сношения. Так от 20 Июня 1698 года

ниже всех, и к тому ничесо имам рещи, ниже ходатая имам представити к твоему блаженству».

Впрочем указываемое Хрисанфом недоразумение не помешало ему войти с патриархом Адрианом в близкие к даже дружеские отношения, которые продолжались и по выезде Хрисанфа из Москвы в 1694 году, когда он прожил в Батурине целый год, откуда и посылал Адриану разные письма. Так письмом от 20 Мая 1891 года из Батурина, где Хрисанф захворал, он сообщает патриарху Адриану, что Досифей прислал к нему грамоту, в которой «новых вестей не пишет», только извещает, что новый вивирь «беснуется противу христиан; он же, окаянный, разрушил и церковь некую, стоящую близь патриаршаго двора цареградскаго, а создана была от древних царей, священников же той на каторгу посадил. Некто же из православных устремился на обличение его, и обличал явленно пред всеми нечестие его; визирь же повеле его жестоко мучити, дабы отрекся Христа спасителя нашего и веровал бы в Мохомета их. Добродетельный же Христов воин весьма не покорился им, наконец мечем кончину прия и в море ввергоша его, дабы его тела христиане невзяли. Еще во граде Крите оклеветали врази некоего епископа туркам, что будто он к венецыйскому князю отписывал вести турския, и за то того епископа без всякаго испытания нечестивии люто замучиша. И больше сего патриарх иерусалимский ко мне не писал».—От 8 Августа 1694 г. Хрисанф писал из Батурина Адриану: «сицевое дерзновение (т. е. переписка с Адрианом) имать вину, за не приемляй от тебе последнее благословение, повелел еси дати мне весть вашему блаженству, егда уготоваюся изыти отселе, сиречь, из малороссийских городов», почему теперь извещает, что решается выехать в Сентябре, ибо нашел многочисленных и надежных попутчиков греков, и затем пишет: «молю же и прошу о сих двух ваше святейшество: о едином—да имать всегда попечение ваше блаженство о деле св. Гроба живоприемнаго вечныя ради мзды пренебесныя и всемир-

309

он пишет государю грамоту, в которой говорит прежде всего о том впечатлении, какое произвело на востоке всюду разнесшееся известие о путешествии московского государя за границу. «Вопреки всякаго чаяния, пишет Досифей, услыша мы мы здесь о отшествии вашем в иностранное государство, а причины тому мы не ведаем, ведает один только Бог и святая душа ваша, в которой действует преестественно сам Господь. Однако мы и весь собор церковный нашего народа с его старейшинами приложили молитвы к молитвам, частыя эктении, коленопреклонения на божественных литургиях и прочее, чем благо-

ныя славы; о втором же, яко да и во грядущее из вашего благоутробнаго залога мою смиренность неизвержеши. Знаменования новых вестей несть, но токмо патриарх Дионисий константинопольский пременися и паки Каллнник патриарх возведеся. Святейший же мой владыка живет ныне в Цареграде... О печати книг ваше святейшество вем, яко печется, сего ради и недокучаю паки». Получав грамоту от патриарха Адриана, Хрисанф от 20 Августа 1394 года пишет: «аз на мнозе недоумеваяся и размышляя: кто есмь аз и яковый ко мне питай? Весь недоумении бых, содержим от нечаяннаго и не веровах очесем моим, яко бы неправо зрети им и глаголах: кто возвестит мае, яко прислася священное писание от вашего святейшества архипастырскаго... Новаго вашему святейшеству достойнаго неимам возвестити, по токмо молю паки, яко да будет мое смиренность под покровом вашего благоприятнаго архипастырскаго благоутробия». От 24 Октября 1694 года из Батурина Хрисанф извещал патриарха Адриана, что и вторую патриаршую к нему грамоту он получил, получил и дар—Евангелие для Гроба Господня, «дело достолепное и дар достодолжный», и затем пишет «благодарствие да будет святому Богу, яко прииде и печать, тако же и прочее совершенство прииде же ко Архангельскому городу, яко же на знамена мне прирадивый раб ваш Николай Спафарий. И в сем Божием деле вашего всесвятейшества имя безсмертно имать быти и честь всемирная, мзда от самаго Бога несравненнаая. Сего ради и лепо есть вашему все святейшеству радостию одержиму быти, яко же Соломону о совершении храма его: Давид нача созидати храм, но услыша, яко иному дело то ведеся; нача и блаженной памяти святейший патриарх Кир Иоаким учинити школу и печать, но Бог благоволи сим восприяти совершение благо и полезно при брате и преемнике того, при вашем, глаголю, всесвятейшестве. И аще препятия видятся многи, обаче аще добрая и полезная дела были бы скороудобно, не достохвальны бы были. Радуйся прочее духом всесвятейшая моя главо, яко обретеся храмина от

310

урождается и умоляется Бог, чтобы даровал вашему христолюбивому державству благое исполненное спасение во свояси. Поганцы здешние чаяли, что пришествие вашей священной особы будет здесь в Византию для разузнания о всяких делах, а наипаче потому, что печетеся о художниках и иных потребных вещах, дабы устроить надлежащее приготовление и начать войну для избавления греков. Англичане сказали нам иное слово, сладостное нетолько для слуха, но и по самому делу т. е. божественный самодержец северных стран сказал королю аглицкому, что в лето 1700-е будет петь молебен в храме св. Софии. Мы, слышав сие, и первенствующие с нами святители, не могли иное что учинить, как воздать славу

Бога составити сицевое и полезное дело всему православному роду. Будет все совершенно печися блаженнейший мой владыко, яко же благоволил еси, еже бы человека довольнаго во учении прислати, который мог бы и школу держати и книги исправляти, и будет вашему всесвятейшеству раб и подножие ног ваших. И прислан будет таким поведением, что в малом времени Божиею помощию совершенных учителей поставит из первых учеников, и потом паки возвратится восвоя. И присланы с ним будут граматы имянно к великим государям и к вашему святейшеству. На последок же о дву твое блаженство молю: перво, что если сии проклятии волцы (т: е. Лихуды) избавятся, еже небуди, в школу бы паки не входили, за то что злый всегда зол и добра от него не будет. И о втором молю, чтобы школа не праздна была, по чтоб прежде речениии ученицы учение давали (разумеет учеников академии Николая Семенова и Федора Поликарпова), сколько сами прияли и доволен есть раб ваш Николай таковое дело управлять дай Боже и другим толико научитеся, елико словесность его знает. И аще ваше святейшество о иных учителях сумневается, благоволи спросити Николая Спафария, яко ученаго человека и правдиваго, за что и блаженнейшему владыке крайний друг и не учинит лицеприятства пред вашим лицом крайним ни о сих (т. е. Лихудах), ни о хотящих быти. И о прочих тако имать совершитися, яко же благоволил оси во священных ваших писаниях назнаменати. Аз же закоснех зде ради преяснаго господина гетмана, обаче ныне взях волю от него и вашими святейшими молитвами на сих днях изыду в Молдавию, откуда паки вашему святейшеству чрез смиренное мое писание поклонюся».— Хрисанф исполнил свое обещание. От 25 Сентября, но уже 1690 года из Волох, он пишет Адриану: «новых вестей, достойных вашему святейшеству, мало, токмо что у цесаря с турецким султаном был бой и неучини-

311

имени Божию пред Богом и Отцем Господа нашего Иисуса Христа, да видим исполнение таких речей. Но между тем опять облак мрачный скрыл солнце надежды нашей и сделал дни наши днями темноты, скорби и печали, потому что приехали сюда посланные из аглицкой и голандской земли, возвещая здешнему властительству, что римский тиран чрез некоторых своих иезуитов писал здешним папистам, что преславный царь великой России поехал с немногими людьми в Англию, а оттуда будет и у него; а иные иначе говорили, а другие и написали, возвещая как некогда инописменники с идолами своими противное на израиля, суемудрствуя и ожидая нечто от вашей

лася толико великая тщета между ними, однакож на том бою убито турков с пятьнадесять тысячь, а немцов с четыре тысячи... Да благодарствуют немцы вашу святую Богом венчанную державу для того что если бы не было препятия татарам, цезарь был бы разорен от агарян, и праведно есть вашему величайшему царству что восхощет, да просит у цесаря».

С своей стороны и патриарх Адриан посылал от себя письма к Хрисанфу. В одном из них он так пишет Хрисанфу: «о святом Дусе сыну и сослужителю нашея мерности святаго и живоприемнаго Гроба преподобному архимандриту Хрисанфу здравия, спасения и благопоспешение о Господе желаем. Наша мерность елижды слышащи от писаний ваших всякаго благосердия и благожелательства к нам исполненных, купно же и о вашем здравии и мирном пребывании знаменательных, толижды паче духом порадовахомся, сугубая самому Спасителю вашему благодарения, яко ведущему благочестивыя своя от напасти избавляти, и яко Ноя проповедника правды в ковчезе божественныя своя благодати от потопа воды не постоянныя соблюдати, на нечестивыя же абие печь ярости навести, исповедающе, яко тако есть, по апостолу, воля Божия благотворящим обуздывали безумных (или нечестивых паче) человек невежество. К сим же изрядне блаженнейшаго патриарха св. града иерусалима господина Досифея, нашея мерности любезнаго брата и сослужителя, сладце и братственне целуем, молящеся Богу святому, во Троице славимому, да сохранит его здрава... Присланная же прежде и со отцы сущими из обители св. Иоанна Богослова, еже есть лествицы иерусалимския, лагалище с гребнями, прияхом и не хотяще, и благодарствие творим его блаженству и твоей святыне, яко сущу таковому разстоянию и таковым обстоящем, благоизрадная его память сущия о Христе к нам братственныя любве апостольски хранима есть».... Не переплетенный сборник Москов. синод. библиотеки № IV, № 10, 20,22,23,25,26,28.

312

поклоняемой державы ¹. А верховныя все власти восточныя церкви и мы сами... были в такой печали, что от создания мира еще не видало солнце таких печальных, с рыданиями воздыхающих из глубины сердца. Но посетил нас Господь Бог и приехал к нам в Тарговист Родианин, называющий себя верным рабом вашего святаго царствия, который сказал нам более утешительныя вести о вашем величестве и правдоподобныя причины, ради коих изволили путешествовать, и при том известил о здравии и спасении вашем. По сему утешились мы и христолюбивый Господарь и чрез грамоты наши утешили иных и умножили моления к Богу о вашем величестве».

В той же грамоте Досифей пишет, что им получены известия, будто между турками с одной стороны, австрийцами, венецианами и поляками с другой, решено заключить мир и говорят, «что будто и ваша божественная держава содержится в том же договоре о мире», чему Досифей решительно отказывается верить. «Мы чаем, пишет он, что все сие басни и вымыслы, далекие от истины, ибо ведаем, что священная глава ваша исполнена разума, мудрости и любви,— и можно ли. приуготовив толикия дела для избавления рода нашего, что бы ты искал примириться?.. Не теряем надежды и ожидаем чрез ваше сильное царство

¹ Здесь Досифей намекает на распространившиеся тогда за границей слухи, которые особенно усердно разносили повсюду иезуиты, что будто бы Петр Великий решился соединиться с римскою церковью. Относительно этих слухов Феофан Прокопович замечает, что они с 1700 г. распространены были иезуитами и другими католическими духовными в разных иноземных странах «и тем ложным слухом, как греческим так и русским восточнаго изповедания людям, не малое чинили в вере сумнительство». (И. Чистовича: Феофан Прокопович и его время, стр. 430).

313

спасения нашего». Досифей старается доказать, что русский царь и один, помимо союзников, одними только собственными силами вполне успешно может окончить войну с турками и даже совсем уничтожить последних. «Не опасайся поганцев, убеждает Досифей царя, но воспоминай Моисеевское речение: како гонит един тысячу, а сто гонит тьмы. Да будет достоверна вата святая душа, что имеешь поборником Господа нашего Иисуса Христа: аще Бог с нами, кто на ны?» Досифей думает, что царские союзники в войне с турками: поляки, австрийцы и венециане, нетолько не надежны, но в действительности даже прямо враждебны православной России. Союзники, решительно заявляет Досифей, «ваше священное высочество уважают, просят и восхваляют только для того, чтобы помощию вашею победить неприятеля или избежать его нашествия; а буде увидят, что возстаете или распространяете пределы ваши, тогда позавидуют и будут наветовать, хотя и не явно, но тайно, по обычаю еретическому. Сего ради ваша пречестная дута, имея сведения о их любви к нам, не верь им, ниже преклоняй святыя уши свои к советам их, но держись настоящаго святаго дела (т. е. советует продолжать войну с турками), а мы по обязанности сие пишем, и уповаем на вашу божественную державу, что всеми средствами будешь держаться настоящаго святаго дела, и ни какой человек не возможет ни какими мерами удержать вас от святаго предприятия». И чтобы еще более убедить царя продолжать войну с турками, Досифей делает в конце грамоты такую приписку: «Христианнейший и божественнейший владыко! вспомни, что Вседержитель Бог невосхотел, что бы Гедеон победил мадеонитов со многими, но с небольшим чи-

314

слом для того, чтобы видно было, что это дело Божие, И так, если и помирятся еретики, довлеет вашей державе, чтобы победить неприятелей. Смотри как мы умалены: дань за данью непрестанно от нас требуют, и в скором времени не останется ни патриаршества, ни монастыря, ни христиан. Не оставь дело, на которое вызвал тебя Бог, а если, попущением Божиим. не получим избавления, то хотя во время мира порадей, чтобы нам были отданы назад св. места, как было прежде сего» ¹.

Понятно почему Досифей так усиленно настаивал, чтобы русские, даже помимо союзников, продолжали войну с турками. Русский царь в это время уже отнял у турок Азов и укрепил его, он построил Таганрог и усиленно строил флот, который скоро должен был появиться на Черном море. Досифей, вместе с другими греками, думал, что русские возьмут Крым и, опираясь на свой флот, пойдут на Константинополь, куда на помощь русским обязательно двинуться и все православные народы, восстав против своих притеснителей турок. Казалось, что час освобождения для греков и других покоренных турками православных народностей уже наступил, стоило только еще сделать несколько усилий и агарянское царство рухнет окончательно, древнее наследие благочестивых греческих царей законно перейдет в руки благочестивых царей русских. И вот в такое то время до Досифея доходят слухи, что не только западные государи, так успешно воевавшие в последнее время с турками, хотят с ними помириться, но что будто бы и русский царь тоже хочет заключить с турками мир. Досифей не хочет верить последнему

¹ Греч. дела 7206 г. № 31.

315

слуху, считая его за басни и вымыслы, но в то же время решается писать царю, что бы убедить его продолжать войну с турками и в том случае, если бы все союзники его заключили с ними мир, так как пособником царю будет сам Бог, всегда помогающий ратующему за святое и богоугодное дело, каким является война царя с неверными. При этом Досифей прекрасно понял и оценил истинный характер дружских отношений западных государств к России. Западные государи тогда только дружат с русскими, когда видят в них пригодное оружие для достижения своих каких-либо своекорыстных целей и только тогда они просят, уважают и восхваляют русских. Как же скоро обстоятельства изменяются, и особенно когда Россия выразит стремление расширить свои пределы и могущество, они сейчас же являются врагами России, какими в душе они бывают всегда, и стараются всячески вредить ей, если и не явно, то тайно, почему царю ни как не следует верить своим союзникам, дорожить ими и полагаться на них, ему одному следует продолжать войну с турками.

Царь решил, однако поступить иначе, нежели как желал и советовал Досифей. Вместе с своими союзниками он приступил к мирным переговорам с Турками, и в Константинополь (1699 г,), для окончательного заключения мира, отправлен был посол Украинцев. Русское правительство не забыло ранее данного Досифею обещания: при заключении с турками мира хлопотать пред турецким правительством о возвращении грекам отнятых у них латинянами св. мест в иерусалиме. В тайном наказе, данном правительством послу Украинцеву предписывалось ему

316

ходатайствовать пред портою «в пристойное время», чтобы «вселенским патриархом и всем благочестивым христианом греческаго закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и церковь иерусалимская была отдана по прежнему им грекам, как бывало изстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена, и вольно б было русским людям и бельцам ходить ко святым местам в Иерусалим и в Синайскую и во Афонскую горы, и говорить о том по возможности, смотря по делу». В то же время в наказе послу говорилось, что если бы турецкое правительство ради возвращения грекам св. мест потребовало, что бы русские возвратили за это отнятые ими у турок города, то подобной уступки послу не делать.

В наказе послу Украинцеву говорилось между прочим и следующее: «буди мир по данному ему, посланнику, указу великаго государя несостоитца и ему, видевся с святейшим патриархом (Досифеем), говорить и советовать тайно о начинании войны у царскаго величества с турки, и какими образы то дело наилутчее действие свое показати может, и как возможно приступить к Дунаю и к Килии и народом христианским которые в той войне обещаютца вспомогати, о чем многажды писал он, патриарх, и протчие к великому государю; и говорить о том довольно пространными разговоры и записывать у себя самому, и о том потомуж писать тайно, чтоб сего прочие не уведали».

Согласно полученному от правительства наказу, Украинцев, по прибытии в Константинополь, вошел в тесные сношения с Досифеем, который, во все время пребывания Украинцева в Турции, присылал

317

ему чрез известных лиц всевозможные сведения, какие только, по его мнению, были полезны и нужны для нашего посла, или же обстоятельно отвечал на те запросы, с какими обращался к нему сам посол.

При заключении мирного договора с турками Украинцев, исполняя данную ему правительством инструкцию, в проект договора внес две специальных статьи: одна требовала, чтобы турецкое правительство возвратило грекам все отнятые у них латинянами см. места, в другой же говорилось: «церквам Божиим и монастырям, греческую веру имущим, также и разных народов людем, тоеж веру употребляющим, во владении его Салтанова величества пребывающим, да будет в вере всякая свобода и вольность безовсякаго отягчения, и чтоб церкви Божии духовные и мирские люди починивать и покрывать и сизнова строить и чины свои изстари обыклые творить могли, и никомуб допущено небыло, противно священным статьям и противо закона Божия, досадою или денежным прошением тех же духовных и мирских озлоблять».

Таким образом русское правительство постаралось исполнить данное ранее Досифею обещание: при заключении мира с турками хлопотать о возвращении св. места и первенства в них грекам. Но этим оно не ограничилось. В проект мирного договора внесена была статья, в которой Россия в первый раз открыто и решительно выступила пред турецким правительством в качестве покровительницы и защитницы всех православных народностей, покоренных турками, официально потребовала от турецкого правительства, чтобы оно даровало своим православным подданным полную религиозную свободу, оказы-

318

вало им во всем справедливость и освободило их от вновь введенных денежных налогов.

Но домогательства нашего посла пред турецким правительством, по указанным статьям, не имело успеха. Турецкий уполномоченный, грек Александр Маврокордато, решительно заявил послам, что в мирном договоре «статья о Гробе Господни и о св. местах иерусалимских, также и о вольностях грекам, написана не будет, потому что греки живут в подданстве у салтанова величества, и никогда иной государь в другом государстве иному государю в делах неуказывает, и всякой де государь над подданными своими волен, и чтобы они посланники о тех греках больше неупоминали, и тем салтана на гнев не приводили». Что же касается Гроба Господня, то об этом, заявлял Маврокордато, царь может ходатайствовать пред султаном особо, после заключения мира, так как он убежден, что султан исполнит царское ходатайство, особенно если об этом будут промышлять и сами патриархи, которым деятельно будет помогать и он, Маврокордато. Посланники сдались на эти убеждения и статьи о Гробе Господнем и религиозной свободе православных в Турции не были внесены в заключенный с турками мирный договор.

Досифей был крайне недоволен таким исходом дела о св. местах. «Паче меры опечалились мы душею, говорил он посланникам, что дело святаго и живоприемнаго Гроба Спаса нашего И. Христа, купно с настоящим его царскаго величества мирным делом, конца не восприяло и оставлено на договариваяие после окончания его мирнаго дела; знатно де их, посланников, Александр Маврокордат какими-нибудь

319

словами наговорил, чтоб того не просить, или будто от того и мир не стоя лея бы». Досифей настаивал пред посланниками, чтобы они заручились хотя бы словесным согласием визиря и муфтия, что св. места будут возвращены грекам, если царь обратится об этом с особою просьбою к султану при окончательном подписании мирного договора. Посланники действительно говорили об этом и с визирем и с муфтием и те обещали им оказать свое содействие в этом деле, что немало утешило и успокоило Досифея ¹.

С послом Украинцевым Досифей прислал государю грамоты, писанные от 2 Августа 1700 года. В первой из них Досифей дает совет царю крепче привязать к себе казаков и позаботиться о поддержании у них старого воинственного духа, причем вдается в подробные рассуждения о превосходстве военных качеств казаков, которых по преимуществу боятся и турки и татары. «Держи их, пишет Досифей, под кровом своим, понеже суть стена нерушимая и адаманская на турки и на татары и прочих зломысленных соседов. Султан Осман, когда пошел воевать Каменцы, хотя и сыскал там войско польское многочисленное, однакожде имел надежду, что совершит свою волю: но когда видел, что пришли сорок тысяч казаков и совокупилися с польским войском с пещальми своими, тогда призвал бывшаго с ним мултянскаго воеводу Радула, и велел ему быть посредником и учинил мир с поляками, и отступил назад в турскую землю». В

¹ Турецкие дела 1699 г. св. 24; Турецкие статейные списки № 27 (Статейный список посла Украинцева) лл. 279—282, 787, 827, 1047, 1064, 1081, 1176, 1182. 1198, 1220, 1250.

320

заключение своего длинного рассуждения о казаках Досифей советует царю так поставить казаков, «чтобы они знали вся потребная и полезная и к Богу и к святому и Богом почтенному вашему царствию, а наипаче, дабы были такие, яко же мнят их быти турки и татары, понеже слышим о них (казаках), что стали боязливые и ленивые от праздности и покоя и безделья, и не так как прежде сего любят бедства и воздержание, которое есть растление воинскаго состояния, почему и потребно от царскаго промысла, чтобы казаки опять получили прежнюю свою воинскую славу».

Во второй грамоте Досифей прежде всего хвалит посла Украинцева как человека доброго и разумного, который «приостро уведал дела и состояние» турок, «стоял крепок и тверд во всех статьях, яко же некий лев юный», говорит о своих услугах послу, указывает на свое самоотверженное служение интересам русского правительства, на то обстоятельство, что если послу удавалось улаживать с турками те или другие спорные дела к выгоде и чести русского государя и государства, то это во многом было и делом его, Досифея. Затем Досифей, посоветовав царю получше укрепить Азов и содержать в нем постоянное хорошо обученное войско, переходит к вопросу о св. местах.

Он указывает государю на то обстоятельство, что в ветхом завете особенно прославились те цари, которые пеклися о сооружении, сохранении и возобновлении святилища, каковы Давид, Соломон, Осия и Зоровавель, что и православные греческие цари вседушно пеклись о чести, создании и сохранении Господня Гроба и прочих честных поклоняемых мест,

321

и покровительством «матери церквей почитахуся християнстии самодержавны больше, нежели почитахуся скиптрами и диадимами». Когда же пал Константинополь «осталися христиане в Иерусалиме сиротами и пренебрежены и от еретиков неусыпно наветуемы, но всегда побеждаху о Господе. Только в самое последнее время «пришли немцы до града Софии, случися же и визирь глуп и горд, султан непотребный», а французы обещали туркам деятельную помощь на море и на суше, почему турки и отдали им св. места. В таких бедственных обстоятельствах у православных христиан осталась одна надежда на русского царя, который «пресловущь по всему миру в разуме, в бранех и победах, в гражданских делах и церковном установлении», и который особою грамотою к нему, Досифею, извещал, что он печется о возвращении св. мест грекам. Сами турки ждут царского ходатайства о возвращении св. мест, так что когда в Турцию прибыли царские послы, то все турки говорили, «что московские будут просить и прияти поклонные места». И французы сильно этого опасались, «неблагоговейнства ради, понеже предалися мирским страстем, но да не отпадет честь их и не вознесется наша во всем мире, понеже аще будет в руках православных св. Гроб—православных же первейший есть державное твое и Богом нареченное царствие, явлено, что величайшую честь у всех христиан имеет ваше царствие, и св. Иерусалима царь есть безпрекословно ваше великое царствие, и есть и говорится, первый царь у христиан безсумненно». Упомянув затем, что визирь и муфтий дали царским послам благоприятный ответ относительно св. мест, Досифей, однако считает этот ответ не-

322

удовлетворительным, так что государю нужно будет показать особое радение и теплейшее прошение пред турками, чтобы дело о св. местах приняло желанный конец. Об этом государя просит не один он— Досифей, но вся восточная, кафолическая, апостольская церковь, так как русский государь есть «местник ея, защититель православныя веры, другий равноапостольный новый Константин, и сый и глаголемый крайний благодетель и опасатель и отец и утешение всего православнаго рода». Практические меры, которые, по мнению Досифея, государь должен предпринять в видах окончательнаго возвращения св. мест грекам, заключаются в следующем: во первых, государь, утверждая мирные статьи с турками, должен написать и о том, что он принимает их только под условием, «чтобы поклонныя св. места, которыя побрали у греков французы в Иерусалиме, отдати бы назад грекам беззамотчанья». Во-вторых, когда государь отправит посла в Турцию, чтобы о св. местах написаны были три особые грамоты: одна к султану, другая к визирю и третья к муфтию, причем Досифей предлагает от себя и образец, как должны быть написаны грамоты, предоставляя усмотрению государя что-либо изменить в предложенном образце. В-третьих, государь должен крепко наказать послу, «дабы он сотворил подобающий подвиг и словом и делом, имея сию яко нужную и первую статью мирную». Если это будет выполнено, то, по мнению Досифея, «подлинно есть и несумнительно, яко поклонения отдадут турки православным в вечное повиновение и всемирную похвалу и честь при всех христианских государех царех вашея богомудрыя светлости и в прибавление православныя веры».

323

С послом Украинцевым Досифей прислал еще просительные грамоты к царскому наследнику Алексею Петровичу, к боярину и государственному канцлеру Федору Алексеевичу Головину и к московскому патриарху Адриану.

В грамоте к наследнику престола Досифей просил его ходатайствовать пред своим державным отцом об исполнении просьбы патриарха относительно возвращения св. мест, так как если государь «попросит сию святейшую вещь притужно и крепко», то св. места непременно возвращены будут православным; а если теперь не будет крепкого радения и попечения со стороны русского правительства о св. местах, то они навсегда останутся у папежников «и будет стыд всемирный роду православных».

В грамоте к канцлеру Головину Досифей молил его с духовным дерзновением, поближе познакомиться с делом о св. местах в Иерусалиме чрез расспросы посла Укранцева и чтение его, патриарших, грамот, а также ходатайствовать пред государем, чтобы «когда будет писать его божественное величество сюда, к здешним владетелям, яко принимает и отверждает мирные статьи, писати и сие: принимает мир с сим определением, чтобы отданы были св. места, которыя взяли французы, православным».

В грамоте к патриарху Адриану Досифей говорит, что патриархи, как преемники св. Апостолов, должны иметь особое попечение о всех церквах. Если какое-нибудь церковное дело требует помощи со стороны царя, то «патриаршаго достоинства есть дело, еже напоминати и молити их (царей) и поощряли», как это всегда было при прежних благочести-

324

вых греческих царях. А так как ныне св. места отняты у православных французами и у православных есть теперь только один защитник и покровитель-русский царь, то именно он и должен заботиться «о призрении и управлении святых церквей матере». Подвигнуть же государя на дело освобождения св. мест должен патриарх, который однако ничего не писал об этом с послом Украинцевым к нему, Досифею, «сего ради, замечает он, опечалихомся и наипаче много плакахом». Досифей выставляет на вид Адриану то обстоятельство: «видим еретиков и пекутся всеми равне и единогласно противо православных, православных же нерадеющи и ленивы сущи, во еже пещися и помогати церквам, а наипаче святый церкви матери». И далее Досифей с горечью пишет: «аще о чести и исправлении матере церквей нерадиши божественнейший, како хоицеши показати ревность и свойственная патриаршескому твоему достоинству? Олечалихомся убо, зане отбеже вашея памяти святый Сион, и рыдахом и плакахом паче сынов израилевых в Вавилоне, наипаче же яко за нерадение Бог огорчевается и негодует». Досифей умоляет Адриана «припасти, притещи, умолити, упросити и ходатайствовати к Богом хранимому самодержцу, да происходатайствует честь и славу кафолическия церкве, и притяжет его великое его царство имя и славу и честь равноапостольну и в присутствующем веце и в будущем» ¹.

Так в своих грамотах патриарх Досифей решался поучать самого государя Петра Алексеевича

¹ Греч. дела 1700 г. № 1; наша книга: Снош. Дос. с рус. правит. прил. № 5 и 23.

325

как ему следует поставить себя относительно казаков, какими средствами следует ему крепче привязать их к себе, с помощью каких средств надлежит ему поддерживать в казаках старый их воинский дух, столь страшный для татар и турок, как внимательно ему нужно заботиться, чтобы войско его было хорошо обучено, обладало всеми лучшими боевыми качествами и постоянно было готово сразиться с неприятелем. Досифей решался на эти поучения государю в виду того убеждения, что заключенный царем мир с турками непрочен, что он будет разорван турками при первом удобном случае, что все бывшие царские союзники ненадежны и скорее враги, чем друзья царя, почему русскому православному царю следует полагаться только на свои собственные силы, чтобы их одних было достаточно для нанесения решительного удара туркам и, в конце, для освобождения греков из под турецкого ига, что всегда было заветною мечтою всякого грека вообще и в частности Досифея. С другой стороны, Досифей в своих грамотах молил всех: царя, наследника, патриарха и канцлера Головина энергично хлопотать пред турецким правительством о возвращении св. мест грекам. Он был убежден, что они будут им возвращены, если только русский царь возьмется за это дело и поведет его как следует, т. е. энергично и настойчиво, так как турки уступят необходимо пред твердо заявленными требованиями царя. В то же время Досифей был убежден, что настоящий момент есть самый удобный для возвращения грекам отнятых у них св. мест, и что если этот момент теперь будет опущен, то впоследствии уже трудно будет исправить раз испорченное положение дел, что и за-

326

ставляло действовать Досифея пред русским правительством с особою энергией и настойчивостью.

Но хотя Досифей предпринял по-видимому все меры, чтобы подвигнуть русского государя действовать в пользу возвращения св. мест грекам и несмотря на то, что он дал в своих грамотах самые определенные указания, как следует вести это дело пред турками, однако сомнение в успехе все-таки закрадывалось в его душу. В Москве могли в каком-либо отношении неправильно понять и истолковать его грамоты, могли, не имея постоянного поощрения, отнестись к делу или равнодушно или не так внимательно, как требовалось; могли вопреки указаниям Досифея, руководствуясь какими-либо сторонними соображениями, избрать ложный путь для достижения цели и испортить все дело. Чтобы избежать всего того Досифею казалось необходимым послать от себя в Москву доверенное лицо, которое бы снова подкрепило и усилило прежние ходатайства Досифея и лично могло повлиять в Москве там, где это нужно и так, как это нужно. Племянник Досифея архимандрит Хрисанф уже раз был в Москве с поручениями Досифея хлопотать о возвращении св. мест; его, как знающего Москву и знаемого в ней, Досифей решил снова отправить к русскому царю, чтобы ходатайствовать пред ним о возвращении православным Иерусалимских св. мест. Хрисанф прибыл в Москву 5 Января 1701 года и привез от Досифея грамоты государю, патриарху, канцлеру Головину.

В грамоте государю Досифей пишет, что хотя государю и хорошо уже известно из прежних доношений патриарха о случившемся за десять лет отнятии французами у греков св. мест, но так как слово

327

Божие говорит: «просите и дастся вам», то он снова посылает своего племянника Хрисанфа ходатайствовать пред царем о возвращении св. мест. Досифей как и ранее, выражает уверенность, что турки теперь готовы будут исполнить просьбу царя о св. местах, так как они уже недовольны господством в Иерусалиме французов: «видят бо неправду, видят бездельства французския во святой земле, идеже городы созидают под именем монастырей и иныя безчинства творят, какие небывала, егда имели мы службу у честных поклонений». Досифей сообщает царю, что в этом деле он расчитывает на содействие муфтия, который «нам зело помощник», он уже помешал латинянам починить свод над св. Гробом. Точно также когда послы шаха персидского хлопотали пред турецким правительством, подкупая начальных людей порты, чтобы армяне имели в Иерусалиме одинаковое старейшинство с греками, то муфтий «вопиял и говорил: не довольно ль сколько зла учинилось грекам со стороны французския, но быть еще больше и чрез ходатайство шахово: а потом как царь московский будет просить ключей св. мест, как быть и какую отповедь дадим, или как поступим?» Когда пришло в Адрианополь, повествует Досифей, письмо гетмана казацкого к хану с несколькими статьями, между которыми было и прошение о св. местах, тогда турки вопияли: «се царь московский просить ключей и всегда сие говорили с того времени». В виду всего этого, думает Досифей, теперь самое удобное время просить царю у турок возвращения грекам св. мест, турки несомненно исполнять просьбу царя.

В грамоте к патриарху Адриану Досифей, изве-

328

щая его о посылке в Москву своего племянника архимандрита Хрисанфа, просил его «да ваша святыня посредствует к Богом прославленному самодержцу не от нас точию, но от всея восточныя церкви, да печется о освобождении и чести града и изряднаго дома Божия».

С такою же просьбою обращался Досифей и к канцлеру Головину. «Порадейте и действуйте, пишет он боярину, советами, увещаниями, умоляя всеми средствами христолюбиваго и Богом венчаннаго царя, дабы изволил пещись о возвращении св. мест в руки православных, ибо если не будет радения ныне и исправления, те св. места навсегда останутся в руках еретических, и не только нам будет от сего безчестие, но последует от сего и то, что угаснет апостольский престол и большая часть православных приложится к папистам... Не видите-ли, сколько протари имеют язычники гроба ради Мехмета своего? Кольми паче подобает трудитися нам Гроба ради Господа нашего И. Христа, Который есть честь и похвала всем православным. Некогда разными средствами заботились блаженные самодержцы греческие о св. Гробе и прочих св. местах; ныне же благочестия и самодержавнаго царствия величества наследник, храбрейший и тишайший царь, государь Петр Алексеевич,—его величеству есть свойственное дело учинить подобающее о возвращении св. мест».

На просьбы Досифея хлопотать пред турецким правительством о возвращении грекам св. мест в Иерусалиме государь отвечал ему от 23 Января (1701 г.) особою грамотою, в которой писал: «к нам великому государю, нашему царскому величеству, писали вы отец наш и богомолец, святейший и всеблажен-

329

нейший патриарх, с нашим царскаго величества посланником с думным советником с Емельяном Игнатьевичем Украинцевым, да с архимандритом своим Хрисанфом, из которых писаней ваших выразумели есмы предложение ваше о разных делех и увещание духовное, мудро изображенное, и архипастырскою вашею молитвою и благословением исполненное. И мы великий государь, наше царское величество, вам, всесвятейшему и всеблаженнейшему крайнему архипастырю, за толикое и душеполезное посещение и увещание сыновне благодарствуем и впредь желаем, дабы всегда благоугодныя молитвы ваши о нас были непрекращены». Затем государь извещает патриарха, что он указал своему великому послу, Дмитрию Михаиловичу Голицыну, «будучи у салтана турскаго на посольстве, чрез великаго визиря и муфтия и иных ево ближних людей домогатца радетельно во всех мерах и поступках так, как вы, всесвятейший и блаженнейший и крайнейший архипастырь, в том ему усоветуете и прикажете. А наши великаго государя, нашего царскаго величества, грамоты о том с ним к салтану турскому и к везирю и к муфтию против предложеннаго вами образца посланы, и о всем ему блаженству вашему объявить наказано; а архимандрита вашего Хрисанфа, пожаловав нашим царскаго величества жалованьем, указали к блаженству вашему отпустить без замедления» ¹.

Таким образом русское правительство решилось, согласно с просьбами Досифея, настаивать пред высокою портою о возвращении св. мест в Иерусалиме

¹ Греч. дела 1701 г. № 1; наша книга: Снош. Дос. с русск. прав. прил. № 7 и 24.

330

грекам, и в этом смысле дало наказ своему чрезвычайному послу князю Голицыну, отправившемуся в 1701 году в Константинополь для ратификации заключенного Украинцевым мирного договора с турками. В правительственном наказе послу Голицыну говорилось именно: «ему ж, чрезвычайному послу, будучи у султана и у везиря, в пристойное время при иных делех, говорить, чтоб вселенским патриархам и всем благочестивым христианам греческаго закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и церковь Иерусалимская была отдана по прежнему им грекам, как бывало изстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена». В другой статье наказа говорилось: «и по совершении и по подкреплении дела своего, об отдаче грекам Гроба Господня говорить пространно с Салтановыми ближними людьми, приводя на сие: дабы для нынешняго постановления мира, указал салтаново величество отдати Гроб Господень грекам. И о том святейшему патриарху объявить тайно, что указ великаго государя он имеет ближним салтанским людям говорить об отдании Гроба Господня, и потому его, великаго государя, указу говорить он будет». Кроме того государь отправил с послом, как того желал Досифей, особые грамоты к султану, визирю и муфтию с просьбою возвратить грекам отнятые у них латинянами св. места ¹.

Досифей должен был остаться доволен действиями русского правительства: государь, согласно его желанию, послал к султану, визирю и муфтию особые грамоты о св. местах, составленные по тому образцу,

¹ Турецкие дела 1700—1701 г. св. 1, № 5.

331

какой прислал Досифей: чрезвычайному послу наказано было говорить и домогаться возвращения св. мест грекам пред ближними султановыми людьми, причем ему предписывалось действовать в этом случае согласно с советами и указаниями Досифея. Правда послу вовсе не было наказано, как на том настаивал Досифей, чтобы статья о возвращении св. мест грекам была поставлена в переговорах первою, и чтобы с принятием или непринятием ее связано было окончательное заключение или разорвание мира с турками. Но так ставить дело наше правительство тогда никак не могло, так как начавшаяся шведская война ни под каким видом не дозволяла ему ссориться с турками. Оно с своей стороны сделало для Досифея все, что только могло сделать при тогдашних обстоятельствах.

Послу Голицыну не удалось, однако выхлопотать у турок возвращения св. мест грекам: и султан, и визирь, и муфтий одинаково решительно отказали ему в его домогательствах по этому делу и сам Досифей должен был признать, что русское правительство с своей стороны сделало все возможное для успеха дела, что причина неудачи заключается не в равнодушии или не надлежащих и ошибочных действиях русского правительства, а единственно в упорном сопротивлении турок, побуждаемых к тому особыми обстоятельствами. В грамоте государю от 5 Января 1702 года, присланной с послом Голицыным, Досифей пишет, «по истине что довелося говорити и что нужно было творити (по делу возвращения грекам св. мест), великое ваше царствие вся рече и сотвори.... Препочтенныя ваши грамоты поданы суть и султану и везирю и муфтию и, сверх того, преславный посол ва-

332

шей божественнейшей державы говорил всем троим, что было нужно, и сотворил достойные подвиги многообразно и многовидно. И учинилось бы абие и дело после отдания пречестных грамот, но смотрят здешние на короля французскаго», которого «почитают быти крепкаго и боятся его»...

Но если посольство князя Голицына в Турцию и кончилось решительною неудачею по делу о возвращении грекам св. мест, за то оно еще теснее сблизило Досифея и с русским правительством вообще и в частности с самим государем, высоко ценившим преданность и услуги Досифея России. Уже в наказе послу Голицыну было сказано: «и видатца ему (послу) с ним патриархом (Досифеем) почасту и о всех великаго государя делех с ним советывать и проведать у него подлинно: поставленные мирные договоры с великим государем, с его царским величеством, салтан турской содержать хочет-ли, и в дружбе и любви с его царским величеством быть желает-ли, и не мыслит-ли чево к нарушению тем мирным договором?» И в другом наказе послу говорится: «ему ж (послу), будучи в Константинополе, иметь со святейшим иерусалимским Досифеем патриархом тайные обсылки, и о всяких делех с ним разговаривать, и о ведомостях спрашивать...» Мало того, сам государь послал от себя к Досифею особую грамоту, в которой писал: «мы блаженство ваше имеем паче прочих всех о Христе возлюбленнаго отца и пастыря и великодушнаго мужа, и тем паки призываем блаженство ваше, дабы как прежде сего в богоугодных молитвах своих нас никогда запомнил, и в делах наших приключающихся всегда пособника имели есмы; так и ныне по-

333

томуж от блаженства вашего желаем, яко от возлюбленнаго отца и пастыря, яко да во всяких делех наших, покамест наш великий посол в тех краях пребудет, был бы ему блаженство Ваше советник истинный, а мы великий государь, наше царское величество, к тебе, возлюбленному отцу и пастырю нашему, поелико возможно не только словом, но и делом и во всех богопроходимых местах святых склонны есмы щедрою рукою способляти, токмо и блаженство ваше, как и прежде сего, всегда честными грамотами своими нас посещать благоволиши и молитвою неоставляй».

И Досифей ревностно и верно служил в Константинополе нашему послу Голицыну, сообщая ему необходимые сведения по разным предметам и вопросам, подавая ему нужные советы и указания, предостерегая его от ошибочных действий. В грамоте к государю Досифей так говорит о своих услугах послу Голицыну: «преславный великий посол боговенчанной великой вашей державы, господин Дмитрий Михаилович, в нужныя дела с нами советывал и, как нас Бог просветил, ему совет подали, и в какое дело у нас потребовал, мы служили ему по нашей силе... Пребывал здесь преразумно и превеликолепно, и во всех делех, что он просил и говорил, истинствовал и извествовал... Все люди вашего боговенчаннаго царствия, которыя посылаются сюды, похваляются и почитаются от всякаго рода и языка и от самаго салтана».

Получив грамоты Досифея, посланные с князем Голицыным, государь немедленно отправил к Досифею свою грамоту, в которой писал: «две грамоты блаженства вашего, с великим нашим послом кня-

334

зем Дмитрием Голицыным приняли: одну, в которой пишете о делах св. Гроба и что там ему случилось, а в другой — ответ против грамоты нашей, что мы с Георгием Кастриотом к вам писали. Выразумев из оных здравое пребывание вашего блаженства, весьма обрадовались,—дай Боже слышать нам и впредь, что в добром состоянии сохранил вас Вышний и о благословенных за нас молитвах ваших просим блаженство ваше, дабы воспоминали нас всегда во своих патриаршеских к Богу заступительных молитвах. А о делех наших, что пишешь, что послу нашему и делом и словом советами вашими сколько возможно способствовал, как и сам посол наш известил нас о том, весьма благодарствуем, что блаженство ваше творите дело доброе, какое приличествует такой высокой особе, достойной своего имени, как и везде блаженство ваше прославляется паче всех иных архипастырей православных. Ныне мы, великий государь, разсудили, что для наших дел, которые предстоят меж нами и портою оттоманскою, доведется посылать посла нашего, который бы жил несколько времени при той порте, как и от иных христианских государей там живут. И так посылаем туда послом ближняго нашего стольника и наместника алатырскаго, Петра Андреевича Толстаго, которому указали, чтобы совещался с блаженством вашим, как и прежние наши послы делали. А от блаженства вашего желаем, чтобы к послу нашему был во всяких приключающихся ему делах пособником и делом и словом, сколько возможно, и посему пространнее о том не пишем, поелику указали ему про всякия дела объявлять вам словесно и советовать о них, как лучше

335

может быть и как Бог наставит блаженство ваше, так и творите против святаго обычая. Мы в том не только не сумневаемся, но надеемся, что блаженство ваше послу нашему будете во всех делах советником и искренним помощником, и о делах тамошпих желаем от блаженства вашего, чтобы всегда, чрез посла нашего, изволили к нам писать. А у нашего царскаго величества сие радение и прилежание блаженства вашего весьма приятно и незабвенно будет» ¹.

Так высоко ценил Петр Великий политические услуги Досифея нашим послам в Турции, желал, чтобы Досифей и впредь ревностно продолжал свое служение интересам России, видя в этом одну из важных причин успеха наших послов в их сношениях с турецким правительством. Царь решительно и официально приглашал иерусалимского патриарха вести совместно с нашим послом все посольские дела и обо всем писать государю. Досифей горячо отозвался на призыв царя, горячо и усердно стал служить, помогать и советывать во всем нашему послу в Турции Толстому. «Вашей любви работаем, пишет он Толстому от 10 Декабря 1702 г., когда Толстой уже находился в Адрианополе, где был турецкий двор, — за любовь почтеннаго самодержавнаго лица, и работающе православной державе, самому Богу служим, от Него же и чаем воздаяния». В другом письме к Толстому (в Феврале 1703 г.) Досифей пишет: «мы вам работаем без всякой надежды, за едину токмо любовь Божию и ради честнаго имени свя-

¹ Турецкие дела 1700—1702 г. св. 1, № 5; св. 2, № 1: Греческие дела 1701 г. № 1; 1702 г. № 1.

336

таго величества, и служим вам в последней беде души нашея и живота и чести нашея, и в сем паки благодарствования от Бога ищем, а от вас ничего не просим».

Толстой высоко ценил политические услуги Досифея и в своих донесениях не раз указывал на них русскому правительству. В донесении канцлеру Федору Андреевичу Головину от 4 Июня 1703 года Толстой пишет: «прошу у тебя, государя моего, милости, чтобы от лица великаго государя писать ко святейшему иеросалимскому патриарху благодарение за многое его к великому государю усердие; истинно, государь, презирая смертныя страхи, работает великому государю во всяких случаях». От 7 Июля (1703 г.) Толстой сообщает Головину, что Досифей прислал к нему, Толстому, грамоту к государю, с просьбою перевести ее на русский язык и переслать в Москву цифирью, причем замечает: «как прежде сего к вам писал, так и ныне доношу, что трудов ево (Досифея) в делах великаго государя много, и усердие к великому государю имеет великое». 22 Мая 1704 года Толстой пишет Головину: «известно милости твоей государя моего чиню: святейший иеросалимский патриарх Досифей из Константинополя выехал в мултянскую землю, тамож бывши некоторое время, приедет и в волошскую землю. И во время бытности своей в Андрианополи и Константинополя, зело усердствовал в делах великаго государя, и мне многие чинил ведомости о всяких делех... Прошу у тебя, государя моего, милости, чтоб к нему отписать и возблагодарить за ево многое усердие; обаче как о том воля великаго государя и твое, государя моего, разсмотрение будет». 16 Июля 1705 года

337

Толстой пишет Головину: «письма мои святейший иеросалимский патриарх начал принимать по-прежнему, и в делех великаго государя усердствует вельми; обаче страха ради от сих поганцев не может мне часто подавать потребных ведомостей чрез писания, как чинил напред сего, однакож усердие являет изрядное чрез единаго грека словесно». 24 Февраля 1706 года Толстой пишет Головину: «он, святейший патриарх, вельми радеет о делех великаго государя и заплаты никакой не требует; обаче хотя бы малым чем ево потешить, чтоб прислать от лица великаго государя, зело бы он тем увеселился; воистинно забыв страх усердствует, в чем может». От 4 Августа того же года Толстой пишет: «святейший иеросалимский патриарх пребывает в Константинополе и ко мне милостив, подает мне всякия ведомости, что может, и ныне приказывал ко мне, чтоб я к милости твоей отписал о многих ево расходах, которые чинятся во Иерусалиме; и воистинно, государь, неизреченные ныне ему во Иерусалиме чинятся убытки от тамошних мятежей; и о сем как изволение великаго государя и твое, государя моего, разсмотрение будет».

Патриарх Досифей действительно «вельми радел о делех великаго государя": он давал советы и указания послу как ему поступать и действовать в том или другом случае, сообщал ему все необходимыя сведения, какие только посол от него требовал, служил посредником при пересылке бумага» нашего правительства к послу и от посла к правительству, успевал тайно добывать султанские грамоты к иностранным государям и передавал их Толстому; раз добыл даже чертеж турецкой крепо-

338

сти. Сам Досифей так говорит о своей службе послу Толстому в грамоте государю от 31 Августа 1703 г.: «изволит святое твое царствие, что как даже до ныне, так и впредь советывал бы я и способлял честному вашему послу в нуждных делех; и о сем изволь ведати царское твое величество: что в сем всегда обретаемся, как и прежде сего писах, и несть такого дела, которое бы мы ведали, что оно нужно послу вашему знати, и необъявляхом ему, ниже отлучаемся когда, чтоб ему не советывати в нуждных делех. И тако будем действовать покаместь живем, понеже нетокмо есмы богомольцы теплейшия вашея державы, но и работники усерднии, а наипаче указ твой имеем, яко слово святое и глас Божий» ¹.

Но службою нашим послам в Константинополе Досифей не ограничивался, а посылал еще к нашему правительству особые грамоты с разными политическими вестями. Так от 29 Января 1702 г. Досифей пишет канцлеру Головину: «ведомости сих стран в нынешнем времени таковы суть: султан турский во всю зиму, даже до рамазана или поста своего, гулял на ловлях между Цареградом и Адрианополем. Из Царяграда пишут и человек, который туда был послан нарочно, извещает и все подлинно говорят, что с великим радением готовят флот морской, и не только старыя суда починили, но и многия вновь прибавили и безпрестанно прибавляют и с такою скоростию, что никогда такое дело не совершалось так прежде, да и никакой плотник корабельный не остался, котораго бы они не взяли для работы сего флота... А какое их намерение и что с тем караваном делать,

¹ Подробнее об этом см. нашу книгу: Сношения Досифея с русским правительством стр. 218 — 237.

339

еще никто не может знать... Сверх того извещаем, что послан капиджи-баши, еще около праздников св. Димитрия, и начав от самаго устья Дуная тамо, где он впадает в Черное море, прошел весь берег дунайский и осматривал все города, даже до Белграда, также оружия и людей их и прочее, что надобно к обороне их. Сверх того привезли многия пушки и разделили по крепостям, где не было их довольно для обороны... От страны италийския слышим: папа римский избрал достойных людей и послал их послами — одного к цесарю, другаго к королю французскому, а третьяго в Испанию с такою целью, чтобы они домогались всеми мерами привести их к дружбе и миру в ссорах, которыя между ними возникли...» От 2 Июня 1702 года Досифей пишет государю: «владеющие над нами в тихости пребывают, намерения войны неимеют, ибо начальники многих ради вин всякое воинское движение ненавидят и гнушаются им. Однако начальствующий скифами, из таврискаго острова, писал в последних числах Марта к Порте, что Москвитяне намерены воевать, ибо столько кораблей спустили на море донское, почему приказали в Константинополе и в иных местах сделать тридцать талионов невеликих и изготовить двадцать семь, которыя уже существуют, и иныя суда, чтобы могли до будущаго года иметь в готовности сорок талионов великих и малых, двадцать четыре каторги и пятьдесят баркасов, и чтобы им начать собирать двадцать тысяч молодцов. Султанское повеление сие прочтено в Константинополе всенародно и начались приготовления; но когда притекли священныя граматы вашего величества и узнали, что приезжает посол, то что начало делаться—делается, однако скифоначальствующаго слово

340

лживым явилось. Наипаче писал он и то. что казаки запорожские ищут соединиться с ним, но ему писали от Порты удаляться от таких дел и взирать на свое, ибо зло постраждет, ежели дерзнет на такие начинания. В нынешнем году посылают некоторые суда на Черное море не для того, что имеют намерение войны, но ради охранения по обычаю, а некоторые говорят, что приготовлением стольких кораблей намереваются воевать Венетов и отнять у них Пелопонис. Однако то истинно, что неимеют намерения кого-либо воевать, только слыша о кораблях и приготовлении в Азове, видя и в Италия великую войну между германцами и французами, сами находятся в подозрении и приготовляются, чтобы им предупредить, если где-либо случилось какое смущение. В настоящее время ничего больше не обретается здесь и если случится разведать что-либо яснее, пошлем человека к честным стопам вашего тишайшества».

20 Июня 1704 года Досифей в грамоте государю сообщает, что между цесарем и ракоцианами идет борьба, и хотя турки сочувствуют ракоцианам, однако не решаются помочь им, между прочим и по следующей причине: «если будет подозрение, что ваша держава имеет придти на них (чего они сильно опасаются), то ни с каким иным игемоном христианским не будут начинать войны; однако то несомненно, что не останутся в тишине, но каким бы то ни было образом, или морем или сухим путем, будут чинить поход на вас. Оттого ныне тайно созывают в Царьград отовсюду военачальников и начальников войсковых, приказывая им, чтоб всяк имел людей своих готовыми и когда им повестят, чтоб все уже готово было. Припасают пушки, гранаты,

341

мехи, торбы, веревки и прочее потребное для завоевания городов. Притворяются пред всеми, что будто делают то для иных причин, но намерение их сие, а не иное. Починивают крепости Кафы и окрестности ея, строят у Керчи крепости, на пристанях Чернаго моря готовят деревья для фрегатов....“. От 10 Октября того же года Досифей, в присланной им грамоте, советует государю учинить одно из двух: или смирить шведов и укрепить на польском престоле саксонского, или заключить с шведами мир и укрепить в Польше саксонского. «Я прежде сего писал, заявляет далее Досифей, к благородию твоему, чтоб не печалился, что умирают воины, если это полезно, а наипаче когда время позовет, потому что много раз ни во что ставя время, трудно в другой раз дождаться удобнаго момента. Господин Димитрий (кн. Голицын) ныне как пришел в Польшу, следовало ему ударить со своими на шведа, и хотя бы не учинил и победы великой, однако умалялась бы сила шведская, так как хотя бы московитяне и казаки и были побиты, на их место пришли бы иные; а если бы убиты были шведы, стало бы их меньше, тем более, как ныне слышим, под Львовом их было немного. Дела саксонскаго не покажутся храбрыми, потому что хитростию ищет победы без трудов, а между тем воинския дела требуют не только хитрости, но и дела, понеже Аристотель пишет в нравоучительной своей философии, что добродетель не в том состоит, что ведати, а в том, что делати. Богом утвержденный мой! что жалеешь казаков, буде умрут? зане, буде умрут, есть мученики. В Львове была одна горсть шведов и казаки могли бы поглотити их живых. Воинское дело несть для какого

342

упрямства, но для православия, и без бедства как может получить конец, который ему доведется? Есть и стыд от людей, что вышло столько тысяч казаков с гетманом своим, и обратятся назад без дела. А есть и иное: когда воюют, сколько живы останутся, научаются воинскому делу, а как сидят, так и не воюют, и во время нужды ни к чему негодны. А буде есть такие люди, каторые чают, что исправление воинское делается без беды, без труда, без смерти, — они бы сделали себе по камилавке и пошли бы жить в монастырь и четки свои перевертывали бы».

Присылал Досифей политические вести в Москву и в последующее время. Так в Январе 1705 года он писал государю, что новый турецкий визирь, «безчеловечный и христианоборец», стал раздавать государственныя должности своим сторонникам; когда ехал к султану, «то ехал всегда с великою помпою», и всем этим навлек на себя подозрение султана, который и велел его утопить. На место его визирем поставлен человек молодой, ничтожный и весьма непотребный. Когда турки услыхали, что в Каменцы вошел Дмитрий Голицын с двенадцатью тысячами войска, «то устрашился весь синклит, хотя не явно, но тайно. В виду этого опять решили войну против вас и стали делать к тому разныя приготовления». Свои сообщения Досифей заключает: «три вещи недостает ныне в сем царстве: разума, единомыслия и денег». В 1706 году Досифей пишет боярину Головину: «мы пишем токмо нужнейшее и подлиннейшее всего,—что и малыя и великия (в Турции), и вельможи и подданные от альфы и до омеги, всяк тщится есть и пить, роскошить, хитить, загра-

343

бить, а попечения никакого иного, и походу, или ссор, или войны ни есть, ни разумеется, но совершенный мир и тишина». От 18 Октября Досифей пишет преемнику умершего Головина Головкину: «здесь за несколько дней слышно стало, что послал хан татарский ведомость, будто калмыки и астраханцы, ваши подданные, желают союза с Портою и позволения быть вашими неприятелями, однако люди хана крымскаго их отвсргнули; и хотя после ходил господин Петр (Толстой) к визирю и доносил, что дело сие будет причиною соблазна, однако еще до отъезда его к султанскому наместнику, визирь и сенат слова хана уже отвергли.... Если хан татарский писал сюда истину, что изменяют подданные ваши, можете послать проведать и к нам ваше письмо, как и наши, пришлет с любовию и безопасно мултянский владетель. И так справедливо, когда приезжают к вам люди его, принимайте их с великою любовью и честию, и жалуйте их и довольствуйте, а наипаче потому, что владетель бедствует от здешней власти и убыточится повсядневно, обличаем будучи от многих христиан и язычников, что служит священному величеству, и при всем том пребывает на службе безленостно и поныне». От 15 ноября того же 1706 года Досифей прислал грамоту государю, в которой заявляет: он так долго не писал государю потому, что ранее писал обо всем боярину Головину, а недавно сообщил все вести в письме к боярину Гавриилу Головкину, «и ныне, добавляет Досифей, новаго отсюду донесть неимеем ничего». Правда он имеет в виду написать в будущем государю «многая и нуждная о церковных делах», но теперь пишет и просить государя только об одном, чтобы

344

он строго и решительно запретил продавать пленных шведов в Турцию, чего никогда не делает никакое другое христианское государство: если же найдутся ослушники его повеления, то они пусть подвергнутся смертной казни. В заключение грамоты Досифей замечает: «мы здесь не токмо имеем, елико возможно нам, попечение о после твоего царскаго величества, но и о людях его, и много о том писать недоводитца». Это была последняя грамота Досифея в Москву, так как 7 Февраля 1707 года он умер в Константинополе.

В Москве были в высшей степени благодарны Досифею за присылаемые им политические вести. На его грамоты ему отвечали или боярин Головин или же, иногда, и сам государь. Так 27 Сентября 1704 года Головин пишет Досифею: «по неотложной моей к блаженству твоему должности и раболепному благоговению разсудих, во объявление к вам благоговения моего, сим писанием отдати блаженству вашему раболепное и земное поклонение, моля Вышняго, дабы сохранил вас на пользу всего православнаго жительства зело здраво и благоденствуюице от всякаго противнаго случая. Уведа ли есмы крайнее попечение и радение, которое имеет блаженство ваше о делах державнейшаго самодержца, государя моего милостиваго, толико от окончания дел, елико из доношений посла нашего, что подавая советы и научения в делех царскаго священнаго величества, наставляет и научает его отечески, яко же и сам он пишет, пребывая благодарен научениями и советы блаженства вашего; и то я, по рабской моей должности, тотчас донес пресветлейшему моему самодержцу, что спознав, его величество порадовался не мало, и воздаст всякими

345

своими царскими, Богу изволившу, пришед к Москве, благодарении блаженству вашему. Подобательно и впредь желает величество его. дабы попечение имел блаженство ваше о делех его величества как прежде так и ныне, и посла его наставлял, о чем он просит ваше блаженство.. .. При сем же, яко есмь обязанный и чадо ваше, за отеческое блаженства вашего благословение и письменное посещение, коленопреклонне кланяюся, желая, дабы и впредь меня содержал во своей отеческой любви, яко служителя вашего усерднаго и послушнаго». В письме от 28 Февраля 1705 года Головин пишет Досифею: «писанныя вашего блаженства в Яссах в Генваре месяце настоящаго 1705 года и присланныя с знаменьщиком молдавскаго воеводы, как ко всемилостивейшему моему самодержцу, так и ко мне письма, прияхом любезно и дружески, и содержание их любезно и подлинно выразумели, наипаче и радовахомся о частых переменах язычпиков, которое объявил нам блаженство ваше. Даждь Господи и большую напасть нечестивым ко освобождению благочестивых, котораго вседушно и искренно желаем, яко единовернии и чада восточныя церкве. А за объявление нам выше имянованных радований, вашему блаженству зело благодарствуем и оныя, когда объявлены и донесены были чрез мене священному и приснопочитаемому величеству, принял их живаго гласа словеса ваша милостиво, яко же и прочия ваши советы настоящия же и прежде учиненныя...“. От 4 Июля 1706 года Головин между прочим пишет Досифею: «благодарим блаженство ваше, что от своего добраго и отеческаго произволения изволишь припоминать полезное величеству его; просим и опять писать то, что находишь

346

полезным». Когда Головин умер и его место занял Гавриил Иванович Головкин, то он немедленно обратился с письмом к Досифею, в котором заявляет: «просим ваше блаженство дабы и впредь как прежде при господине Федоре Алексеевиче, и с нами имели чрез писания свои собеседования и несомневаемся, что блаженство ваше, по обычной своей ко всем отеческой склонности, соизволит на сие непременно: мы же, по возможности нашей, не пренебрежем явить подобающую вам службу нашу и знаки истиннаго послушания нашего».

Писал Досифею благодарственные за его службу грамоты и сам государь. Так в Ноябре 1704 года из Нарвы государь пишет Досифею: «граматы вашея святости, писанные к нам из Ясс и присланные чрез гетмана нашего, мы восприяли в целости и выслушали оных любовно», и затем просит Досифея: «подобное и впреть чинити изволите, мы же никохта, яко доброму нашему о святом Дусе отцу и ревнителю православия, милостивно воспоминати присно не отрицаемся» и в заключение просит еще присылать «подлинно» вести о всем, что узнает относительно вооружения турок. От 28 Февраля 1705 года из Москвы государь пишет Досифею: «блаженнейший и премудрейший владыко, господине, господине Досифее, святаго града Иерусалима и всея Палестины патриархо! Писание вашего блаженства, писанное в Генваре 1705-го году, принял любезно, видя в нем исполненно доброжелание нам и православным.... Желаем и паки тожде попечение имейте о делах наших. Присем да даст Всемогущий блаженству вашему лета многа и спасительна. Сый по духу сын ваш Петр» ¹.

¹ Книга наша: Снош. Иер. патр. Досифея с русск. прав. стр. 262—280.

347

Служа верою и правдою, не жалея живота своего, русскому царю и правительству, как самый доверенный и ревностный политический агент, Досифей в то же время не забывал внимательно следить по-прежнему и за ходом русских церковных дел, чтобы преподать, где нужно, советы, указания, наставления. Когда в Июле 1700 года наш константинопольский посол Украинцев, при возвращении в Москву, был на прощании у патриарха, тот между прочим говорил послу, «чтоб для дальняго разстояния от царствующаго града Москвы поставлен был епископ в Азов того рады, чтоб христианство распространялось и восприимали от того епископа христианское научение и имели в сердцах своих страх Божий. А епископ бы тот, живучи там, ни в какие роскоши не вдавался и служителей у себя многих не имел, а поступал так, как подобает епископу, и, ревнуя апостольским следованием, пяче же распростирался учением своим и смиреномудрием». Но этим словесным наказом послу Досифей не удовольствовался. Отправляя в том же 1700 году в Москву своего племянника архимандрита Хрисанфа, он писал с ним государю: «уповаем слышати и уже слышали, что в Азов святое и благомудрое царство ваше повелел быти митрополиту; а ведется быти и епископом по городам, потому что много епископов бывает причина, чтоб были добрые и богомудрые, и дабы не учинили тягости царской казны, житие их чтобы было по древнему обычаю кафолической церкви, сиречь, смиренные, а наипаче понеже суть соседи наши, чтобы было и житие их. якоже наше,—патриархи и здесь в Цареграде наипаче пении, ходят. Архиереи суть нищие и преж сего были, как познается от историях и от собрания вселен-

348

ских соборов, что так нищие были, что цари их кормили, платья дорогия духовным людем не пристойно, а носили такия платья иконоборцы. И буде изволить, прочтите правило шестое на десять вселенскаго седьмаго собора, которое весьма низвергает. Тем же кратчайший и Богом почтенный святый самодержче, место, которое взял мечем своим, почти апостольски, чтобы были и архиерей много, и чтобы были нищие, якоже и апостоли, для правления добраго тамошних христиан». Это предложение Досифея было принято государем, который писал ему: «вашего блаженства по предложению требуем того, чтоб был в том нашем граде Азове престол митрополитанский и к тому подвластные еппскопии из области вашего архипастырства из архиереев или священномопахов, которые б словенскаго языка и речения знали, и могли бы тамошней стране нетолько что живущих христиан ко спасению приводить, но и пограничных бы народов из поганства в благочестивую православную кафолическую веру греческаго закона навращать и в оной утверждати были довольни суть, и под властию своего по градом, где належати будет с нашего повеления, те епископии учением утверждати. И сего бы ради ваше блаженство, восприяв сего нашего царскаго величества граматою известие, в тамошних ваших странах избрав житием искусных и в свободных науках ученых и в словенском речении знаемых, из архиереев или архимандритов или из священномонахов, епископскаго сана достойных, на тую именованную азовскую митрополию и для иных епископий российских к нам великому государю, к нашему царскому величеству, отпустили б двух или трех человек; а мы великий государь, наше царское

349

величество, таких архиереев или архиерейскаго сана достойных особ и постояннаго жития всеисполненных, когда присланы будут, с премногою нашею милостию восприяти и по достоинству удоволити их будем». На это предложение государя вызвать с православнаго востока образованных, знающих славянский язык лиц, для занятия архиерейских кафедр в России, Досифей отвечал: «в еллинских местах таковых нет: в Сербии и Булгарии и в окрестных местах сербы много зла терпят от иезуитов, и здесь в Ерделии называемый кесарь и август дает указы и повелевает православным христианам свободным быти, но является лживым и лицемерным, ибо иное говорит и иное творит; и сие так должно быть везде, где Рим и где тот ложный царь римский, имеющий титло от лживаго епископа римскаго без всякой благословной вины и так он иное пишет и повелевает для православных, а иезуиты иное творят, однако все с его изволения. Сербы же в Ипеки находящиеся от нищеты, от войн, от податей как бы несуществуют. Только в римлянах (т. е. греках) обретаются мудрые и истинно добродетельные люди, и из них попечемся послать некиих учителей младых возрастом школы ради и места. Когда они туда придут и услышится, что обрели милость вашего величества, приидут после них и другие и научатся удобно словенскому диалекту и употребит их ваша боговенчанная и богоутвержденная дерлсава где и как укажет» ¹.

Когда умер патриарх Адриан и местоблюстителем патриаршего престола сделался Стефан Яворский, Досифей отнесся к этому крайне подозрительно, опа-

¹ Турецкие статейные списки № 27, л. 1252; Греч. дела 1700 г. № 1; 1702 г. № 1.

350

саясь как бы южно-русс Яворский не был поставлен в московские патриархи, в чем он видел угрозу чистоте московского православия, так как южноруссы, и между ними сам Яворский, были заражены, по его мнению, латинскими воззрениями, воспринятыми ими в латинских школах. В виду этого Досифей в 1702 году шлет царю очень настойчивый совет ни под каким видом не избирать в митрополиты, а тем более в патриархи из выходцев иностранцев, а только из природных москвичей. «Если придут от сюда, пишет он царю, сербы, или греки, или от инаго народа к вам, хотя бы случайно были мудрейшие и святейшие особы, ваше державное царствие ни когда да не поставит митрополитом или патриархом грека, серба, или русянина, но москвитян, и не просто москвитян, а природных многих и великих ради вин, хотя бы и не мудрые были: по елику если патриарх и митрополит добродетельны и мудры—великое добро; если же и не суть мудры, довлеет им добродетельными быть, и да имеют мудрых клириков и в инех чинах. Наипаче же москвитяне суть хранители и хвалители своих догматов, но грекам и сербами» и русянам не подобает иметь власть в Московии, ибо могут быть они и добры, по может быть и противное. К тому же москвитяне хранят отеческую веру неизменно, будучи не любопытательны и не лукавы; но те странники, которые ходят здесь и там, могут привнести некия новости в церковь, юже да сохраняя добре, знает великое ваше царствие, какие труды понес приснопамятный и присноблаженный, величайший автократор, государь Алексий Михаилович, отец вашего святаго царствия. Внемли убо святейший и божественнейший владыко, чтобы не возвести на великий

351

архиерейский престол какого-либо страннаго; и многоразумно сотворило великое ваше царствие, что из Азова выслало онаго грека: да будет там митрополит москвитянин природный, не лукавый и не любопытательный, и да имеет русянов, греков и сербов учителями».

Обращением к царю, чтобы в патриархи и митрополиты на Руси не избирались греки, сербы, русяны и вообще иностранцы выходцы, а только одни природные москвичи, причем Досифей имел в виду главным образом подозрительного в его глазах Стефана Яворского, он, однако не ограничился, а от 15 Ноября 1703 года он обратился с грамотою к самому Яворскому. В ней он укоряет Яворского в том, что он «на некоторой трапезе со многими прохлаждался», причем присутствовали и некоторые греки, «опорочил восточную церковь о совершении святейшия тайны благодарения», что своим знанием латинского языка он пользуется не для обличения «латинских басней», а чтобы смело и дерзостно писать против восточной церкви, как это видно из его сочинений, которые теперь находятся в руках Досифея; что Яворский, еще будучи учителем в киевской школе, «положения общая издал еси, противныя явно совершению святыя тайны божественнаго благодарения и иных неких». Далее Досифей объясняет, что он писал уже государю, чтобы не ставил в Москве патриархом ни грека, ни кого-либо из Малой и Белой России, учившегося в странах и школах латинских, а только природного москвича. Грек не удобен для московского патриаршества уже по тому одному, что он иноязычен, а малороссы потому, что живя с латинами «приемлют многие нравы и догматы оных», чему живым приме-

352

ром служит сам Яворский. Поэтому московский патриарх должен быть природным москвичом, так как патриархи московские всегда были строго православны, ни когда не уклонялись «ниже на право, ниже на лево». Между тем, с переходом церковного управления в руки Стефана, в церквах уже объявились веяния, которые восточная церковь, сиречь кафолическая церковь, всегда отметала и отгоняла, а он, Стефан, боится обличать нововводителей, что смело делал патриарх Иоаким. По этому-то московским патриархом и должен быть только москвич, «хотя бы и не мудрый в церковных делах, довольно есть и то, что бы был разумный и смиренный и жития благочестиваго, и имея окрест себя мудрых, сиречь, ведомых церковных нравов и догматов». В заключение Досифей пишет Яворскому, что если он воистину исправится и докажет и словом и делом свое строгое православие, «будешь и от нас и от прочих братий (признан как) искренний архиерей и превозлюбленнейший брат», но, прибавляет Досифей, под условием удовольствоваться «токмо тем чином, каторый ныне получил еси, нежелая ничего большаго», т. е. патриаршества; в противном случае, т. е. если бы Стефан и сделался патриархом, «то, говорить Досифей, хотябы и казался во всем православным, ниже мы, ниже прочие святейшие патриархи без церковнаго негодования и полезной епитемии будем терпети (тебя) во пристойном (до удобнаго) времени».

Не смотря на эти грамоты Досифея Яворский по-прежнему оставался местоблюстителем патриаршего престола, и казалось даже вероятным, что царь сделает его московским патриархом. В виду этого Досифей в 1705 году снова обращается к государю

353

с настойчивым требованием отрешить Яворского от занимаемой им должности местоблюстителя патриаршего престола. «Список послания, пишет Досифей царю, каково послали мы прежде к господину Стефану, наместнику патриаршаго престола, да изволит прочести великое твое царствие, выразумев укорителя и хульника восточныя тажде рещи, кафолическия церкве, ругателя и хульника отцев и праотцев наших, ругателя и хульника святых, да сотворит отмщение блаженных отцев и праотцев ваших и всех православных, и да не понесет тое, еже оставити его в такой чести, хотя и вспокается и напишет противная в книгах хуления своего, в тех же да умолчает и от чести пречестныя да лишается. А какие суть хулы его, объемлет книга, которая напечатана в мултянской земле и написана на имя вашея великия и самодержавныя державы.» Затем Досифей преподает царю советы, кого ему следует избрать в Московские патриархи. «Аще великое твое царствие, пишет Досифей. имеет намерение учинити избрание патриарха, да повелит, чтоб не учинилося избрание особы из казаков и (мало) россиян и сербян и греков, за не суть много смешени и сплетени с схизматиками и еретиками, тем же ниже имут не лестна и чиста во всем православнаго догмата, но да повелите быти избранию особы из самаго москвича; а чтоб был стар и добраго гражданства (жития), за не москвитяне патриархи покамест были, хранили целу православия проповедь: и чтоб был такой человек, который смотрел бы одну токмо церковь, а от политичных был бы отлучен и не писался бы господин и патриарх, но токмо архиепископ и патриарх: и хотя не будет филосов, довольно ему знати церковная, и может

354

имети архиереев или клириков мудрых, служащих ему. Есть и другое: что москвитяне патриархи как церкве, так и царства не бывают наветники и предатели. Есть и еще: да не явится в мире, что не остаялося потребных людей из москвитян и возводятся странные на патриаршеской престол». После этого Досифей просит царя, чтобы он повелел патриарху: «елика новоуставишася (после смерти царя Алексея Михаиловича) в церкви яко же ваянная (шествие патриарха на осляти в Вербное воскресенье) и оныя комедии, которыя составлены от некоторых в праздники, игры папежския, от сердца дьявольскаго произведенныя, или что иное причинилося, хотя велико, хотя не велико, дабы имел власть и указ святейший патриарх истребить тая из церкви, и токмо бы оставил оная, яже беша древняя и отечественная». В то же время Досифей преподает наставления и о том, как следует самому царю относиться к церковным делам и правильно вести их, именно он дает совет, «дабы имел великое и святое твое царствие попечение единаго токмо государства и церковь бы всегда была мирна и безмятежна. Да повелит доблестно и твердо, за не если случится какое взыскание церковное, да небудет решение в тамошних странах, чтоб не причинилися прения и сумнительства и главолюбия царей, но дабы писана была грамата к четырем святейшим патриархам, и потом да взыскуется решение. Сие, всеблагий государь, несть новое и новоуставленное, но древнее и отечественное, потому что тако творили блаженные и приснопамятные отцы и праотцы святаго твоего царствия». В заключение своей грамоты Досифей снова возвращается к вопросу, ранее им не раз уже предлагавшемуся вниманию русского правительства,

355

именно к вопросу об увеличении в России количества архиерейских кафедр, причем он настаивает что бы в больших городах устроены были митрополитанские кафедры, с зависящими от них кафедрами простых епископов. «Молим, пишет Досифей, понеже великое и святое твое царствие взял много мест у шведов, да не поставит архиерея тамо, но да поставит архиерея в Петрополе, а другаго в Нарве, чтобы было удобнейшее церковное поучение. Наипаче и сие полезнейше есть, дабы был митрополит в больших городах, а в иных епископы, подлежащие митрополиту, и тако да возрастает предание православные веры. И аще будет какое-нибудь препятие в тамошних странах—архиереев украшение и расходы многия, тогда сотворит власть вашего царскаго величества меньши, как имели то в Царьграде архиерее во время святых самодержцев, и яко же творим и мы, что расходы наши суть равны с единым игуменом наименьшаго монастыря, и на одежды наши все неизойдет пятисот копеек. При сем молим и просим о сих, добавляет Досифей, со всяким духовным дерзновением вашу почтеннейшую и божественнейшую державу, и тмищно молим, да неотлучимся от того, понеже взыскуются, яко же речеся, от страны Божия и ради Бога».

Незадолго до своей смерти, именно от 15 Ноября 1706 года, Досифей прислал государю грамоту, в которой заявляет, что он имеет в виду в будущем нарочно писать государю «многая и нуждная о церковных делех», но смерть помешала ему выполнить это намерение ¹.

Почти сорок лет патриарх Досифей находился

¹ Греческие дела 1702 г. № 1; 1703 г. № 1; 1705 г. № 1; 1706 г. № 1.

356

в постоянных непрерывных сношениях с Россией, принимая самое живое и деятельное участие в ее церковной, государственной и общественной жизни. Если он, как выдающийся борец за православие, как выдающийся писатель и ученый, как правитель-иерарх, принадлежит православному востоку, то в значительной степени он принадлежит и русской истории, как ее видный деятель.

Широки и постоянны были в XVII веке сношения России со всем православным востоком: из разных его мест шли в Москву представители всех общественных положений и рангов,—шли патриархи, архиепископы, митрополиты, епископы, настоятели знаменитых и незнаменитых на востоке монастырей, шли простые иноки и разные бельцы; одни —чтобы испросить у русского царя милостыню на уплату долгов своей епархии или обители, другие на выкуп своих родных, третьи для получения милостыни на удовлетворение личных нужд; иные шли в Москву с торговыми целями, чтобы выгодно продать здесь привезенные ими по преимуществу «узорочные» товары, иные шли чтобы временно пожить в Москве на даровых царских хлебах и питьях, иные навсегда оставались в Москве или в качестве царских богомольцев, или в качестве служилых людей. Многие из просителей милостыни старались стать к русскому правительству в возможно близкие отношения: они вызывались быть тайными русскими политическими агентами в Турции, обязуясь разузнавать о всем, что в ней делается и доносить об этом в Москву. Русское правительство, не имевшее тогда в Турции своих постоянных послов и, следовательно, не могшее получать прямых и постоянных сведений о происходящем в Турции,

357

очень дорожило всеми вестями из Турции «о государевых делех». и потому охотно принимало к себе на службу разных «гречан». как тайных политических агентов. Последние по мере сил исполняли свою рискованную службу, в видах получения за нее платы от московского правительства, а также и в видах послужить и своему угнетенному турками отечеству, так как на православном востоке все более и более распространялась и укреплялась та мысль, что московский православный царь, единый теперь в целом мире, призван самим Промыслом освободить все православные народы от турецкого ига, почему служить московскому царю, значит служить делу освобождения всех православных народов. Но служба наших политических тайных агентов в Турции обыкновенно не шла далее пересылки разных случайных политических вестей, иногда очень мелочных, неважных или запоздалых, и непроверенных. Кроме того большинство агентов служило России по большей части очень недолго, прекращая все сношения с московским правительством при первой малейшей опасности.

Совершенно иное положение относительно русского правительства занял в этом отношении патриарх Досифей. Он также был собственно тайным русским политическим агентом в Турции, но был им непрерывно почти целые сорок лет и не просто, как другие агенты, только сообщал в Москву, что узнавал и слышал, был не простым передатчиком вестей, а всегда сопровождал, как русский государственный деятель, сообщаемое им своими разъяснениями и соображениями, давал нашему правительству свои советы и указания и, иногда, очень настойчиво и

358

решительно, стремился направить внешнюю политику русского правительства по тому пути, который он считал лучшим, стремился заставить ее действовать теми способами и средствами, на которые он указывал. причем выражал очень мало охоты одобрять те шаги русской политики, которые расходились с его собственными планами и указаниями. Как политический агент Досифей представляет из себя редкий в православном мире тип верховного иерарха церкви, погруженного в политические дела, ревностно и с увлечением служащего политическим интересам державы, подданным которой он не состоит, при чем свою службу России ему приходилось нести крайне осторожно, при постоянном опасении потерять не только свое патриаршее достоинство и честь, но и самую жизнь, так как при малейшей оплошности с его стороны турецкое правительство предало бы его позорной казни как государственного изменника.

Патриарх Досифей служил русскому правительству потому, что видел в русском царе преемника и продолжателя деятельности прежних греческих благочестивых царей, единственного теперь в целом мире защитника и поборника вселенского православия, которое не имеет, помимо русского царя, другой опоры и другого покровителя, который бы мог стоять на страже его интересов. Служить русскому царю, не щадя даже живота своего, служить ему беззаветно, даже до последнего дыхания своей жизни, значило, по мнению Досифея, служить вселенскому православию, значило содействовать его преуспеянию и процветанию,— это обязанность так сказать религиозная, которая лежит на всяком православном человеке, от выполнения которой никто не может уклониться — даже

359

самые верховные представители церкви — патриархи. Кроме того, Досифей был горячий патриот, видевший в России орудие для освобождения греков от турецкого ига, так что служить России, содействовать развитию и укреплению ее могущества, так или иначе помогать ей преодолевать своих врагов, значило, по мнению Досифея, подготовлять и содействовать освобождению своего народа. Этими воззрениями Досифея на призвание русского царя и России и объясняется, почему Досифей так горячо и деятельно занимался всеми политическими делами России, почему он желал иногда дать им тот, а не другой ход и направление, почему он преподавал русскому правительству советы не только в церковной и дипломатической сферах, но и поучал царя, как ему следует относиться к казакам, давал советы относительно обучения войска, порицал воеводу Голицына за его военную недеятельность в Польше против шведов, презрительно отзывался о тех, которые боятся бедствий войны, советуя таким надеть на себя монашеские камилавки и заниматься перевертыванием четок. И чем долее Досифей служил России, чем глубже проникался он русскими интересами, теснее сливался с ними, тем шире, разнообразнее и влиятельнее по отношению к России становилась его деятельность, тем большее значение она получала в глазах русского правительства. В Москве не только дорожили теми вестями, которые сообщал Досифей, но и внимательно прислушивались к его политическим советам и указаниям: все наши послы, бывшие в Турции во время патриаршества Досифея, такие государственные мужи, как канцлеры Головин и Головкин, высоко ценили политические услуги Досифея, считали его

360

своим благодетелем, всегда выражали ему свое глубокое уважение и почтение. Но этого мало. Сам государь, Великий Петр, признавал Досифея большим знатоком турецких дел, умеющим и получить о них верные сведения и хорошо понять их смысл и значение в приложении к отношениям Турции к России; видел в нем человека тонко знавшего политические тактику и приемы турецкого двора, почему он и приказывал своим послам в Турции находиться в постоянных сношениях с Досифеем и о всем с ним советоваться, а Досифея просил во всем помогать нашим, послам, подавать им свои советы и руководить ими в затруднительных случаях. В то же время царь просил Досифея неопустительно писать к нему в Москву обо всем, что делается в Турции, причем на грамоты Досифея отвечал ему посланиями, в которых заявлял Досифею, что имеет его «паче прочих всех о Христе возлюбленнаго отца и пастыря и великодушнаго мужа», заявлял, «что его блаженство прославляется паче всех иных архипастырей православных». Эти царские послания, которыми так дорожил Досифей. побуждали его еще ревностнее и беззаветнее предаться службе русскому царю, слово которого он принимал как слово самого Бога.

Но политическая деятельность не заслоняла собою в Досифее верховного иерарха церкви. Он, как один из вселенских патриархов, постоянно стоял на страже всего вселенского православия, везде и всюду наблюдая за его состоянием, за отношением к нему иноверцев, за грозящими ему напастями и бедами, всем и всюду готовый помочь и словом и делом. По мнению Досифея, «дело святых патриархов есть—

361

иметь попечение о всех церквах» и что так как патриархи «господственная часть суще соборныя церкви», то и обязаны «говорить о соборной церкви на всяком месте и во всем мире». Особенно же к этому призваны патриархи иерусалимские, которые, ради сбора милостыни, принуждены бывают посещать все православные страны и здесь лично знакомиться с положением православия у разных народов. «Проповедь евангельская, научение христиан благим нравам, утверждение их в православии, обличение еретиков и вообще труд для общего блага православной церкви», составляет, по мнению Досифея, преимущественное призвание патриархов иерусалимских, которые по преимуществу призваны быть стражами православия повсюду, борцами с иноверием, учителями и наставниками всех православных, ревностными охранителями во всем православном мире древних церковных чинов и обычаев, так как, по заявлению Досифея, в иерусалимской церкви по преимуществу сохраняется доселе ненарушимо все каноническое и церковное право и содержится древний чин и обычай православной церкви как неизменяемый образец. Но свою высокую миссию относительно всего вселенского православия иерусалимские патриархи могут выполнить только под условием тесного постоянного единения и общения между частными православными церквами, когда их представители будут находиться между собою в непрерывных постоянных сношениях, когда все, сколько-нибудь важные и значительные вопросы, возникающие в той или другой поместной церкви, будут обсуждаться и решаться с согласия и голосом всех вселенских православных патриархов, так как .только под условием этого единения и постоянного

362

взаимообщения разных поместных церквей между ними сохранится «союз любви и единение в духе мира», а «достоинство апостольской кафолической веры останется не только не умаленным, но и обновленным и непоколебимым». Сам Досифей весь был проникнут этой идеей необходимости тесной связи и взаимообщения всех поместных православных церквей, в этом духе он всегда и действовал. Почти все поместные православные церкви испытали на себе архипастырскую заботливость Досифея, но русская церковь привлекала к себе его особенное внимание. Почти во всех более или менее крупных и заметных явлениях русской церковной жизни последней четверти XVII столетия и первых годов XVIII. Досифей принимал более или менее живое и деятельное участие. Возник у нас вопрос о возвращении патриаршего достоинства Никону при посредстве восточных патриархов, — Досифей является главным устроителем и решителен этого дела. Нужно было нашему правительству уладить с константинопольским патриархом дело о подчинении киевской митрополии московскому патриарху,—посредником и в этом деле является Досифей. Пожелали в Москве открыть настоящую правильно устроенную школу,—к Досифею обращаются с просьбою подыскать для нее на востоке подходящих учителей, что он и исполняет. Возникает у нас вопрос о времени пресуществления св. даров и возбуждает горячие споры,—Досифей присылает в Москву некоторые произведения греческих церковных писателей, которые помогают русской церкви прочнее и строже утвердить православное учение о времени пресуществления св. даров. Доходят до Досифея вести, что в южно-русскую церковь вкра-

363

лись некоторые непорядки, под влиянием сожительства православных с латинами, — он немедленно обращает внимание нашего правительства на эти непорядки и настаивает, чтобы предприняты были решительные меры к их искоренению. Слышит Досифей, что на Руси появились раскольники, возмущающие мир церкви, стремящиеся порвать связи русской церкви с греческою вселенскою, — он обращается к государям (в 1686 г.) с наставлением, чтобы они по примеру своего отца «разрушили еретиков безграмотных и бездушных и даже убили их», так как, уверяет Досифей, «хотя древние и не убивали ересеначальников», но теперь другое время: «ныне сие подобает». Досифей не раз поучал наших государей, как они должны относиться к делам веры и церкви, как и каким путем должны решать разные возникающие церковные вопросы, поучал каких людей им следует избирать в патриархи, настаивал, чтобы они в интересах веры увеличили на Руси количество архиерейских кафедр и т. под. С московскими патриархами Досифей желал поддерживать постоянную переписку, чтобы совместно обсуждать текущие церковные дела, улаживать возникающие церковные вопросы и недоумения, причем поучал их относительно надлежащего исполнения ими лежащих на них патриарших обязанностей, давал им некоторые частные советы и указания, так, например, советует патриарху Адриану усилить миссионерскую деятельность среди соседних неверных народов по примеру папежников, «монаси которых во всем мире обходят и превращают целые народы в папежство», советует позаботиться о защите православных в Польше, где их теснят латиняне и т. под. Вообще Досифей

364

из своего далека внимательно наблюдал за всем ходом нашей церковной жизни, близко к сердцу принимал все происходившее у нас в церкви, всегда готов был преподать полезный совет, сделать нужное указание, заметить неправильность и непорядок, при случае предостеречь, наставить и обличить. Он хотел, чтобы не только русское государство было сильным и могучим, но, чтобы и русская церковь в учении, во всем своем строе и жизни до последних мелочей, была верна учению и обычаям вселенского православия, чтобы она ни в чем, даже самом малейшем, не изменила заветам своих отцов. Если по отношению к русскому государству Досифей является его ревностным слугою, готовым на всякую услугу и жертву ради его успехов и усиления среди других народов, то относительно русской церкви он является попечительным заботливым отцом, ревниво оберегающим свое любимое детище от всякой малейшей опасности, желающим, чтобы ее жизнь шла настоящим правильным путем в интересах славы и процветания всего вселенского православия.

Наконец нельзя не указать еще на одну характерную сторону в отношениях патриарха Досифея к России.

Досифей все время своего патриаршества провел в борьбе с иноверцами и особенно с латинами, в которых он видел самых злейших и опаснейших врагов православия. Свою вероисповедную ненависть к латинству и всему иноверному западу Досифей перенес и на все западное: на науку, нравы, обычаи,— не только западные вероучения, но и западная наука, нравы и обычаи, казалось ему, могут гибельно и развращающим образом действовать на православных.

365

В виду этого Досифей напрягал все свои усилия оберечь русскую церковь, русское государство и общество от всякого влияния злотворного запада: не хотел, чтобы русские усвояли себе западную науку, чтобы они перенимали западные нравы и обычаи, чтобы они находились с западными народами в каких-либо близких и постоянных сношениях, так как все это, по его мнению, поведет в конце концов или к гибели православия на Руси или, по меньшей мере, к его искажению особенно латинством. В своих грамотах к нашему правительству Досифей не раз настаивал на том, чтобы выходцев из южной Руси, воспитанников латинских школ, в которых они, по его мнению, необходимо заразились латинством, не допускать в московском царстве до занятия иерарших кафедр, а тем более кафедры патриаршей. Пусть патриарх московский, поучал Досифей, будет всегда природный москвич и даже человек неученый, лишь бы только не выходец и воспитанник латинских школ, каков был, например, Стефан Яворский. Досифею казалось, что при Стефане Яворском, местоблюстителе московского патриаршего престола, в русскую церковь будто бы уже проникли некоторые латинские новшества, каких в ней не было при прежних московских патриархах. Но особенно Досифей боялся, чтобы в московскую Русь, когда там решена было устроить правильную постоянную школу, не проник латинский язык и вместе с ним еретические западные книги. Досифей крайне решительно и настойчиво восставал против преподавания в московской школе латинского языка, доказывая, что русским следует изучать только греческий язык, на котором писаны и св. писание и постановления соборов и оте-

366

ческие произведения и пр. Когда он узнал, что посланные им в Москву для учительства в тамошней школе братья Лихуды преподают там и латинский язык, то настоял пред нашим правительством об устранении Лихудов от преподавания и об изгнании из московской школы латинского языка. Как сильно Досифей боялся за русских, если они будут знакомиться с западною литературою, видно из его наставлений патриарху Иоакиму, чтобы он ни под каким видом не дозволял своим пасомым иметь у себя и читать книги западных писателей, так как в них содержится «скверное и безбожное учение папиных поклонников, или безбожное и скверное учение лютеров и кальвинов, понеже наполнены суть лести и лукавства и в притворены благочестия имеют учение безбожства». Досифей даже прямо советует Иоакиму разыскивать, отбирать и сожигать латинские книги у всех кто их имеет, а владельцев и чтецов этих книг—казнить. Очевидно далее идти в этом направлении было уже некуда...

Но латинский язык, западная паука и книги составляли еще далеко не все те пути, с помощью которых еретический запад мог проникнуть в православную Русь: оставалась еще возможность непосредственного соприкосновения и общения русских с западными народами, благодаря путешествиям русских за границу и т. под. С удивлением, «вопреки всякаго чаяния» услыхал Досифей об отъезде самого русского царя в западные государства, но порицать этот шаг царя конечно не смел. Но вот Досифей получает известие, что царь посылает своего сына— наследника престола, в Вену для обучения западным наукам. Тут Досифей уже не выдержал и пишет

367

царю: «внемли божественнейший и величайший владыка не посылать из Москвы пресветлейшаго сына вашего, да не пойдет в чужия места и научится не образованию. но иностранным нравам, ибо не ложный сказал апостол: портят благия нравы злая сообщества, Приснопамятные отцы и праотцы святаго вашего царствия и богоутвержденное ваше царствие ни от каких франков не училися обычаю и наукам, а владели и владеете едва не всею вселенною, будучи крепки, велики, страшны и непобедимы. А оные франки, знающие и образованные, что управили? только что ядятся и воюют между собою». Но и этим дело не кончилось. На православном востоке распространилась весть, что будто бы русский царь хочет женить своего сына на иноверной западной принцессе. Тогда, вероятно не без влияния Досифея, подвигся даже сам вселенский константинопольский патриарх, чтобы предохранить царя от задуманного им гибельного шага и вообще от сближения с иноверным западом, от чего окончательно могло погибнуть православие на Руси. Патриарх тайно послал к нашему послу в Константинополе Толстому доверенное лицо, которое заявило послу, что патриарху «слышно учинилось», будто местоблюститель патриаршаго престола в Москве — Яворский «мудрствует купно с латыни и уже де некоторые догматы утвердил согласно с латынским». Патриарху учинилось слышно и о том, «что ныне в Москве заведены школы латинские и многие де есть езувиты и по домам честных и благородных людей учат детей их, такожде сообщились с латыни платьем и прочим». Для устранения этих непорядков на Руси, «от чего может благочестию быть умаление», патриарх уже думал было послать в Москву

368

«архиереев двух или трех», и только из боязни подозрительных к нему турок не мог доселе исполнить этого своего намерения. Носится и еще один слух, которому однако патриарх и верить отказывается: «говорят де в народе, будто царское величество изволяет сына своего сочетать законнаго брака на сестре цесаря римскаго? и ежели де сие учинит, конечное де латинское мудрование в российском государстве возрастет, а благочестие умалится. И вельми де ему патриарху о том удивительно: чего ради царское величество в государстве своем сыну своему не изволит изобрать невесту? или де мало в Москве благородных честных девиц избранных и благочестивых? и какие ради причины сопрящися крайним свойством со иноверными?"

Получалась, таким образом, очень характерная и любопытная картина: могучий гений Петра напрягал все усилия шире и прочнее связать умственно-культурную жизнь России с образованным западом, всячески заботился пересадить на Русь западную науку, западную образованность, более утонченные западные нравы и обычаи. В сближении с образованным западом, в усвоении русскими западной пауки и всех знаний, он справедливо видел самое главное и действительное средство сделать Россию сильною и цветущею; наоборот: в разобщении с западом, в отсутствии на Руси научных знаний и образования, он видел настоящую причину ее сравнительной слабости, ее неспособности играть подобающую ей выдающуюся роль среди образованных народов запада. Руководимый этим взглядом на необходимость для дальнейшего развития России науки и образования, Петр везде искал сведущих и образованных в западном

369

смысле людей, поощрял всякое сближение русских с западом, всякое усвоение ими западного образования и знаний, хотел иметь и самих иерархов церкви из людей прошедших настоящую школу, усвоивших западную науку, в надежде, что такие иерархи будут у нас насадителями образования в народе. Между тем в это же самое время беззаветно преданный царю и России ученый патриарх Досифей напрягал все усилия преградить на Русь доступ западной науке, западному образованию, западным нравам и обычаям, хотел, на почве вероисповедных опасений, построить между западом и Россией прочную, непроницаемую стену, которая бы навсегда сделала невозможным всякое общение между православною Русью и иноверным западом. Досифей хотел и настаивал, что если уже русские непременно желают учиться, то пусть они все свои знания черпают из одного только греческого источника, а так как у тогдашних греков источники истинно научных знаний уже давно пересохли и сами греки за научными знаниями обращались в западные школы, то Досифей и хотел низвести всю будущую русскую науку на одно усвоение церковно-богословских греческих произведений, находя такую образованность вполне достаточною и пригодною для русских; желал самих иерархов русской церкви видеть лучше немудрыми и неучеными, нежели умудрившимися от изучения западной науки, так как он не мог себе представить западной науки в отвлечении от вероисповедных особенностей, которые, по его мнению, невольно и необходимо усвояются всяким изучающим науку.

Очевидно патриарх Досифей вовсе не понял и даже не замечал того переворота, который, под мо-

370

гучим воздействием Петра, уже видимо для всех, совершался тогда в целой русской жизни, очевидно он не понимал тех культурных, государственных и общественных задач и целей, какие преследовал гений Петра, стремившийся, чрез усвоение русскими западной науки и образования, придать России новую силу и мощь. Досифей воспитался на почве библейско-византийских воззрений на государство и царскую власть, его идеал правителя государства — это или библейские благочестивые цари или благочестивые цари греческие, защитники и поборники всего вселенского православия, цари вместе и архиереи, интересы веры и церкви ставившие выше интересов гражданских и государственных, те цари, которые в своих действиях более полагались на помощь Божию и которые за свое благочестие и попечение о благочестии прославляются церковью как святые. Только таких царей знал и признавал Досифей, только такого паря хотел он видеть и в Петре. Очевидно Досифей, постоянно сносившийся с Петром, не знал с каким человеком он имеет дело, не знал того, что в глазах царя Петра греческая нация была уже отжившею и выродившеюся, ее история правда очень поучительна для русских, но не в смысле подражания и заимствования, а только как предостережение, как печальный опыт, который русским нелишне иметь пред глазами, чтобы избегнуть разных ошибок, которые окончательно погубили греков ¹. Досифей никак не подозре-

¹ Определяя обязанности сената Петр писал, что презрение указов ничем не разнится с изменой, «так как в конце оно приводит государство к конечной гибели, как то и греческой монархии явный пример имеем». «Должно всеми силами благодарит Бога, говорил Петр, при поднесении ему сенатом названия Великого, Отца Отечества Императора всероссийского,—но, надеясь на мир, не ослабевать в во-

371

вал и того, что побуждая царя, и довольно настойчиво, руководствоваться в своей государственной деятельности исключительно примерами древних благочестивых греческих царей, убеждая его и всех русских всячески устраняться от всяких связей и сближения с иноверным западом, бегать западной науки и образования, как крайне гибельных для русской церкви и государства, что тем самым он достигал совершенно противоположных результатов. Из этих рассуждений, советов и указаний бескорыстно и всецело преданного русским интересам иерусалимского патриарха, человека во многих отношениях выдающегося и при том довольно ученого, царь Петр должен был убедиться, что при обновлении всей русской государственной и общественной жизни—главной задачи его правительственной деятельности, греческий восток уже ничего не может дать, что совершаемые царем преобразования в русской жизни не найдут более на востоке ни понимания, ни верной оценки, ни тем более содействия и помощи, что необходимые для этого силы и средства нужно искать уже не на православном востоке, а на иноверном западе, где теперь процветают необходимые для России науки и всякие знания. Конечно в церковно-религиозной сфере прежняя связь с православным востоком должна продолжаться в прежней силе, русская церковно-религиозная жизнь должна служить только продолжением и дальнейшим развитием древне гре-

енном деле, дабы неиметь жребия монархии греческой». В одном из писем к своему сыну Петр писал: «не хочу многих примеров писать, по точию равноверных нам греков: не от сего-ли пропала, что оружие оставили и единым миролюбием побеждены и, желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тиранам отдал». (Ист. Сол. XVI, 185; XVII, 166,390).

372

ческой церковно-религиозной жизни и идти далее, всегда в тесной и не разрывной связи с нею; но за то вся остальная русская жизнь: государственная, общественная и умственно-культурная, поскольку она не нарушает основ православия, должна уже идти иным путем, указываемым ей образованным западом, так как в этих сторонах нашей жизни, греки уже не могли быть, как в жизни церковно-религиозной, нашими руководителями, наставниками и пособниками.

И в виду того, что разные церковно-религиозные вопросы, в XVII веке так сильно занимавшие и волновавшие наших предков и заставлявшие их обращаться к грекам, как более русских компетентным и авторитетным в решении этих вопросов,—в XVIII столетии почти совсем не возбуждались, а на очередь выдвинулись совсем другие вопросы, не имевшие непосредственной связи с церковно-религиозною жизнью, то, начиная почти с самого начала XVIII столетия, участие греков в русской жизни окончательно прекращается, а вместе с тем и все вообще наши сношения с православным востоком в XVIII столетии становятся уже не так обширны и часты, какими они были в XVIII веке. Даже самые политические услуги греков, которыми ранее так дорожило московское правительство и ради которых оно старалось поддерживать возможно частые и постоянные сношения с православным востоком, со-времени Петра, после того как в Константинополе стали жить постоянные русские послы, потеряли теперь всю свою прежнюю цену и значение, потому что постоянные русские послы в Турции, по выражению одного указа государыни Елизаветы Петровны, наши дела «прямо порте чинимыми предложениями в лучшее и в несравненное с преж-

373

ними, когда грекам посредникам платили не малые суммы, поведение приведены». Это конечно было справедливо. Таким образом случилось, что если патриарх Досифей был самым преданным, деятельным и влиятельным слугою русского правительства, воплотившем в себе, так сказать, все лучшие стороны и черты преданного интересам России политического агента грека, то вместе с этим он был собственно и последним такого рода агентам, так как уже его племянник и преемник на иерусалимской кафедре— Хрисанф стал к русскому правительству в иные отношения.

374

VII

Сношения патриарха Хрисанфа с русским правительством.

Преемником Досифея на иерусалимской патриаршей кафедре сделался его родной племянник Хрисанф, ранее два раза, в качестве посла Досифея, побывавший в Москве и потому хорошо уже известный московскому правительству.

От 17 Марта 1707 года новопоставленный патриарх Хрисанф прислал государю известительную грамоту о смерти своего дяди Досифея и о своем поставлении на Иерусалимский патриарший престол. В ней он писал: «настоящаго писания причина есть донесть высочайшему вашему самодержавному святому величеству, что. яко же мню, и от иных донесено давно царским вашим утесам (да будет же здравие и долгоденствие священнейшей и самодержавной вашей главе), сиречь от привременных в вечное блаженство преставлении истинно блаженнейшаго, всесвятейшаго и премудраго патриарха св. града Иерусалима господина, господина Досифея, дяди моего, богомольца теплаго и раба всегдашняго и мыслию и сердцем и душою вашего боговенчаннаго царскаго величества, которое дело, уповаю, опечалило и благоуробнейшее сердце святыя вашея державы, понеже был оный, приснопа-

375

мятный, в любви и благоговении вашея милости, понеже и блаженство его преклоняше колена его, моляся к Богу и Отцу о жизни, победе и благоденствии самодержавнаго вашего святаго величества, и вовремя болезни его, даже и до последняго его воздыхания, молитвы возсылал Господу нашему И. Христу паки о здравии и на враги победе вашей. Ночи убо о Господе величайшее блаженство его в 7 день прошедшаго Февраля месяца, болезновав от претяжкаго катара 15 дней и погребен зде (т. е. в Константинополе, откуда Хрисанф и пишет государю) благолепно в единой церкви, именуемыя Св. Параскевы. А между болезнованием его, цел имея разум, повеле что надобно было ко управлению апостольскаго престола, о котором зело трудился, яко же и о всей восточной и апостольской церкви, а большее и с бедою и самаго живота своего». Затем Хрисанф переходит к рассказу о том, как совершилось его собственное избрание и поставление в патриархи. «А по скончании его (Досифея), рассказывает он, понеже не належало (яко же знает богопросвященная душа святаго вашего царствия) что б не был апостольской престол без правителя, учинив приговор правильный, под председательством всесвятейшаго, почтеннейшаго вселенскаго патриарха и священнаго и святаго собора при нем, и в то время прилучившихся монахов и братии всесвятаго Гроба и всему причту, общею мыслию, а наипаче по повелению онаго во блаженном успении, судьбами, ими же весть всех Бог, возведен я на апостольский и святейший патриарший престол святаго града престола, в котором возведении, дабы не следовал какой соблазн и возмущение, а потом убыток св. Гроба, зело радели— высочайший и христолюбивый господарь мунтянский,

376

вернейший, усерднейший и истиннейший раб святыя вашея державы, так что, еслибы небыло помощи высочества его, учинилось бы великое возмущение и было бы убытку втрое и вчетверо против того, что стало, за не и до отшествия от сего света онаго блаженнейшаго превеликаго патриарха, писал высочество его всесвятейшему и достопочтенному вселенскому патриарху и к другим лицам, которые имеют мочь у здешней порты, зане, по представлении блаженнаго дяди моего, иной да невозведется на патриаршескую сию власть, кроме кесарийскаго (т. е. Хрисанфа, который был пред избранием в патриархи кесарийским митрополитом). Повелел такожде и здешним господам своим, чтоб предстательствовали о сем деле прилежно, что бы получило полезное окончание, как и учинилось Божиею милостию; но как учинилось возведение и восприял он о том ведомость, паки со усердием великим представил меня чрез писания свои ко всякой персоне, где належало, и таким способом мирно окончилось сие дело. Возведение учинилось здесь в апостольском и патриаршеском константинопольском престоле, понеже ради случаев времене невозможно было ехать мне во св. град Иерусалим, чтоб было посвятиться от своего тамошняго святаго собору, которое так учинилось и когда совершилось возведение и онаго блаженныя памяти». Затем Хрисанф определяет те отношения, в какие он желал бы стать к русскому правительству и самому государю. «И так благополучнейший и священнейший превеликий самодержец, пишет Хрисанф, учинился наследник святейшаго престола патриаршаго давно знаемый и верный раб и теплый богомолец божественныя вашея державы, и молю коленопреклонно

377

дабы иметь изволил меня в царской своей милости в христолюбивом милосердии и во обороне своей, зане и я на всякое время обретаюся и молитвенник теплый вашего царскаго величества и раб верный, яко же был и блаженныя памяти дядя и государь мой, а наипаче и с большею должностию, понеже сподобил царствующих Царь и поклонился самолично превеликой вашей державе, и имею царскую вашу персону не живописану пред очами своими, но изображену в незабытной моей памяти и разумений всегда, понеже не токмо аз, но и весь здешний провославный род, по Бозе, к вашему превеликому царскому величеству и живем и дыхаем, и Божественный промысл да сподобит и нам видеть день оный, котораго желал видеть и блаженнейший оный, а не сподобился». В заключение грамоты, сказав о том, что он собирается ехать в разныя страны для сбора милостыни на помощь св. Гробу, пишет: «с духовною дерзостию писать буду царской и святой вашей державе».

Вместе с грамотою государю Хрисанф прислал еще грамоты к царевичу Алексею Петровичу с прошением о содержании его, патриарха, в своей милости и к Гавриилу Ивановичу Головкину с уведомлением о смерти дяди, патриарха Досифея, о своем вступлении на патриарший престол, о распечатании им писем, адресованных прежнему патриарху и о своей готовности поступать по ним так, как поступал дядя его.

Сам государь отвечал Хрисанфу на присланную им грамоту:

«Блаженнейший и святейший господине, господине святаго града Иерусалима и всея Палестины патриарх, господине Хрисанф!

378

«Возвестительное нам от вашего блаженства о возведении вашем на святый и апостольский престол иерусалимский писание с немалою сердца нашего радостию выразумели, и благодарим вышняго Творца, аще и по предвечному своему промыслу изволил восприять в вечныя обещанныя своя обители его приснопамятное и нами достойно почитаемое блаженство господина, господина и отца кир Досифея, патриарха иерусалимскаго, а вашего блаженства вселюбезнейшаго дядю, о чесом по человечеству, ради преизрядных его качеств и христианския к нам и государству нашему ревности, по премногу соболезнуем (ему же да будет вечная и блаженная память). Обаче не оскудела надежда в достойном управлении, яко по наследию возведеннаго вашего блаженства на святый иерусалимский престол, паки в том утешаемся, радуемся прочее и благоприветствуем вашему блаженству, дабы в дарованной вам свыше святой духовной власти всемогущий Творец и Бог даровал и во управлении вашем святыя апостольския церкве силу, крепость и утвержение с приращением стада вашего.

«Из вышеимянованнаго вашего блаженства писания с велиим удовольствием выразумели мы подражательную склонность, которую по наследию восприяли есте от приснопамятнаго и блаженнейшаго отца и дяди вашего, желаем убо дабы и ваше блаженство, яко наследник престола его блаженства, тако по обещанию и ревности своей христианской, подражая стопам его, в делех наших изволил прилагать всякое свое тщание и радение, яко уже как прежде сего, так и по возведении на сей святый престол достойнохвально начал еси, еже мы в незабвенной и доброй памяти содержать обещаем и всякое церковное вспомо-

379

жение подавать готовы есмы. В чем надеемся, что блаженство твое, яко нам самоличне знаемый, паче и паче потщишися приложить благоподражательную свою к нам склонность и о делех наших попечения неоставиши. При сем молитва и благословение вашего блаженства да будет с нами.

По духу сын ваш Петр.

Априль 30 день 1707 году.

Вместе с государевой послал Хрисанфу грамоту от себя и Гавриил Иванович Головкин, к которой изъявляет сожаление о преставлении дяди Хрисанфа—Досифея, поздравляет его с восшествием на патриарший иерусалимский престол, благодарит его за предложение своих услуг в пользу России, причем пишет: «несумневаемся убо, яко ваше блаженство изволите тож тщание и радение прилагать в делех монарха нашего, подражая блаженнейшему патриарху и дяде вашему, а мы, по должности нашей, его царскому величеству, государю нашему милостивейшему, доношение в том чинить обещаемся».

Получив грамату государя от 30 Апреля, Хрисанф не замедлил прислать (от 28 Сентября) государю ответную благодарственную грамату, в которой прежде старается выразить свою великую радость и благодарность по поводу получения им царской грамоты. «Толикую радость, пишет он, принял я в тот день, которой, как начал жить, не имел никогда, а ни потом не получу больше сия, потому что в тое самое время и из той граматы выразумел две вещи: первое, доброе и преблагополучное здравие и благоденствие священнаго вашего величества, котораго хоти желают и хотят и иныя некоторыя по особливому

380

желанию из них есмь и я, богомолец и раб ваш, не давая никому не токмо первенства, но едва и равенства в том. Второе, что выразумели из оной покланяемой граматы, в коликую глубину смиренства достизает высота самодержавныя и священныя вашея царския души, понеже всякое речение оныя граматы иного неявляло, кроме крайняго благоутробия и жалованья царскаго. Конечное и священное ваше царское величество не имеет в божественном своем телеси и иныя души, токмо некую из оных душ древних “храбрых и богоподражательных людей; и знатно есть, что Божественный промысл восхотел показать в сия времена такую изрядную и сицевую персону в мире сем, дабы показал, что еще пребывают в натуре своей особливыя семена древних оных храбрых мужей, которым весь свет удивлялся и удивляетца. Того ради от сих божественных дарований склонялось царское величество писать ко мне так милостиво, так царски, того ради не могий я принесть иным способом достойнаго благодарения с крайним молчанием молю из глубины души и сердца Господа господствующих и Царя царствующих, да подаст боговенчанной вашей главе долгую жизнь, долгое благоденствие, и да покорит под ноги ваша всякаго врага и супостата видимаго и невидимаго, да подаст мне царское величество прощение, что я вскоре не ответствовал на благопочитаемое ваше и священное писание, а причина, чтоб неотяготить вашего царскаго ушеса. Писал я к сиятельнейшему вашему ближнему боярину господину Гаврилу Ивановичу Головкину. А инако весьма есмь готов к службе вашаго царскаго величества, и сие обещаю сохранить во всю мою жизнь истинно и верно; и о сем радуюс и веселюся, что

381

Бог святый сподобил меня видеть и поклонитесь пресветлому вашему царскому лицу самоличне и сочислятися между верными и ближними вашими и богомольцы и рабы».

После этих выражений радости, по случаю получения царской грамоты, после уверения неизменно служить государю всю свою жизнь, Хрисанф далее пишет государю: «благочестивейший превеликий самодержец! готовлюсь я ехать во св. град Иерусалим для посещения апостольскаго и святейшаго онаго престола и для утешения там обретающихся православных; то поелику отдаляюсь от сих стран и от Царьграда, то, что казалось мне нужным объявить вашему величеству, подробно писал я в письме сиятельнейшаго ближняго вашего боярина господина Головкина, и если изволите, благоволите выслушать. Только сие объявляю вашему царскому величеству, что весь православный народ, под владением тиранским обретающийся, пребывает в великой бедности, скорби и нужде, и иного необретает утешения и отрады, кроме что по Бозе уповает без замедления видеть освободителя своего, новаго Моисея, ваше непобедимое и державное величество (которое ради сего родилось и прислано в мир по божественному предвидению) от рук не фараонских и мучительских, но чувственных диаволов и зверей, и дабы показал великосильный Бог час оный, когда примут в земли свои православныя освободителя их и воспелиб и воскликнули: благословен грядый во имя Господне царь израилев, что, с единой стороны, имея оное за подлинное радуемся и утешаемся, а с другой стороны, видя замедления от причин времени сего, которыя так принуждают бывать делам, от

382

немощи человеческой печалимся. Едино токмо утешение осталось в сих странах. — мунтянская земля, ибо имеет правителей благочестивых и разумных, а наипаче верных рабов самодержавныя вашея державы, хотя весьма их нудят мучители разными образами; но, если бы были иные, была бы и та земля как и волошская, которая пришла в последнее разорение».

Вместе с грамотою Хрисанф прислал государю Св. мощи: часть от священной главы Св. Иакова Персянина, ради апостольского благословения, четыре плата шитые волоченым золотом, воду иорданскую в медном сосуде и другие вещи. Царевичу Алексею Петровичу Хрисанф прислал образ Богоматери резной с алмазами и жемчугами и золотом кругом в ящике серебряном, церковь св. Христова Воскресения и церковь св. Вифлеема с раковинами, описание храма св. Воскресения и св. града Иерусалима и окружных мест и прочих монастырей, которые обретаются ныне за городом Иерусалимом.

Прислал патриарх Хрисанф особую грамоту из Ясс, тоже от 28 Сентября, и боярину Гавриилу Ивановичу Головкину, в которой прежде всего так определяет свои отношения к русскому правительству: «ведай высочество ваше, что как нас сподобил Господь Бог самоличне поклонитись божественной державе дважды в царствующем граде Москве, всего себя мы по Возе отдали в службу священныя державы истиною и правдою, елика силы нашея есть и время зовет, как оное познали все разумные люди священнаго самодержавнаго величества, иные, которые были в Константинополе и в Адрианополе, а иные суть ныне присутствуя. И сколько жил блаженный владыко дядя наш, купно служили мы в потребных

383

делех, а как оный блаженной отъиде ко Господу, одне мы паки тож действуем во всех потребах, которые имел вельможный ват посол в Царьграде, не токмо в отдаче и приеме писем, но и в иных тайных ведомостях, которыя всегда объявляли помянутому вельможному послу, как сам он то знает. И сие чинено сколько времени мы обретались в Царьграде, а как отъежали в сия страны, оставили мы человека вернаго там, к которому посылатца имеют от знаемых друзей и ваши письма, а он будет отдавать в руки послу и паки приимать отповеди и посылать до рук их же безопасно, как и во ныне делаетца. Иного хотя мы не писали к высочеству вашему, однако чаем, что есть ведомо».

Сказав о своих отношениях к русскому правительству, Хрисанф рассказывает затем о своих собственных делах и намерениях: «Как мы призваны были, пишет он, к многопопечительному бремени апостольскаго онаго престола, имели потребу ехать во святой град Иерусалим, посетить тамошних православных христиан по правильному закону, но невозмогли тот-час, как для исправления некоторых дел у порты, так и от того, что нам учинилися харчи по обыкновению, какие бывают при перемене особ патриарших; также расходы по построению лавры Св. Саввы, на которое пошло по ныне 70 мешков; имеют быть нам иждивения превеликия, когда поедем туда к бусурманам, а наипаче нарост стараго долгу. Хотим начать и некое новое строение нужное в Иоппии, которое необходимо для сохранения в нем православных богомольцев, приезжающих повсягодно во св. Иерусалим, от нападений арабских; а если бы не начали починять, то впредь богомольцы

384

туда ездить не будут и остановится доход св. Гроба. Для исправления всего этого едва довольно будет 100 мешков левов, из котораго числа иные имеем в готовности, а иные не имеем. Сего ради принуждены мы приехать в сии страны какую-либо помощь получить, а именно: от благочестивейшаго господаря мултянскаго и христолюбиваго онаго господарства. Здешнее же господарство, волошское, почитай пришло к совершенному раззорению и не имеет силы управить себя, не только помогать другим. Сего ради с Богом Святым имеем намерение тотчас, как приедет нынешний новый господарь сюда, (который еще не выехал из Царяграда), без замедления поедем в мултянскую землю, а оттуда в Царьград для приготовления пути в св. град Иерусалим. Если возможем быть там на св. Пасху или не возможем от каких-либо временных причин, то, взяв св. Пасху в Цареграде, в Апреле месяце поедим сухим путем. Поелику имеем удалиться от сих стран, за благо показалось нам написать о всех сих делах к вашему высочеству, чтобы донесли священному величеству, не будто оне безвестны были его величеству, но для того, чтоб и мы отдали должность свою склоняясь христианскою любовию и духовною дерзостию, которую, надеемся, что имеем у вас».

Затем патриарх извещал боярина: 1, что оставляет по отъезде своем в Царьграде верного секретного человека, «который бы чинил ту службу всегда и разумно и верно, чрез тех же старых и верных друзей"; 2, о после у порты, Петре Андреевиче Толстом, как верном старательном человеке, привыкшем уже к обычаям турецким и людям тамошним, чтоб его не переменяли. 3, просит не верить

385

в искренность намерений турок о сохранении мирного договора: «хотя они притворяются, что хранят договор с царским величеством, однако сие делают понеже непозволяет их время поступать инако, ради междоусобной их брани и других причин. А как им время послужит, первое намерение их есть начать против вас войну». 4, О истреблении, прежде войны с турками, татар, если только царь желает войны с ними, чрез такой образ действий он получит себе много союзников и успех в борьбе, «в малом времени получит держава ваша приращение дивное и преславное, и примет под владение свое всю ту страну, которою владеют турки в земле турской; и сие говорим по человеческому рассуждению, наделся, что и Бог Святый будет спомощник». 5, О необходимости хранения мира с Портой во время войны государя с Швецию и Польшей. 6, «Когда Бог благоволит и учинится посол в странах, если провинции оныя русския, где суть православные русаки в державе короля польскаго, первая и особая статья в договоре чтоб была, дабы впредь неименоватися унии проклятой, но жили бы православные без препятствия в вере своей, и треклятый Шумлянский, который учинил толико мятежа в церкви Христовой, явився новый предатель Иуда, чтоб был сослан в дальния страны сибирския, и там или б спасался, если покается, или, если останется в ереси своей, еще жив будучи чтоб отведал начатки вечнаго мучения, что, дай Боже, чтоб услышали мы без мотчания. И сие есть главнейшее дело доношения нашего... 7. Патриарх просит не оставить, после отъезда его, находящегося при русском после в Царграде некоего скорняка, верного и рачительного че-

386

ловека, служащего для принятия и отдачи царских грамот патриарху.

В заключение грамоты патриарх, уведомляя боярина о подарках посланных им государю и чертеже Св. града Иерусалима, которого просил у него царевич Алексей Петрович, говорит: «а что бы нам чаще писать к великому государю и к вашему высочеству (т. е. Головкину) и безопасно, сделали мы сию цифирь, посылаем и образ печати. И как придет к вам какое письмо, в котором есть та печать, ведомо буди, что есть наше писание, а с лица печать какая-нибудь, только бы что была сия внутри, к тому ж: которое письмо имеет с лица круг, тое к великому государю, а которое имеет треугольный знак, есть к высочеству вашему, и сие всегда да будет за подлинное».

Получив это письмо, Головкин поспешил ответить Хрисанфу особым от себя посланием, в котором благодарит его за доброе желание и расположение к московскому государству и затем пишет: «впредь прошу вашего отеческаго наставления, аще что благоусмотрите на пользу в делех монарших, сообщать нам по божественной ревности благоволите, что иметь будем за особливую вашего блаженства высокую склонность. А о прочих делех, как нам ваше блаженство мудро и свято предлагает, письмено доносим царскому величеству, и какое его величества о оных решение будет, впредь блаженству вашему для известия донесем». А так как Головкин в донесении Хрисанфа обратил особенное внимание на его сообщение, что турки готовятся разорвать мир с Россией, то и просит его в особенности наблюсти за этим обстоятельством и все нужное сообщить ему в Мос-

387

кву. Отвечая на это последнее предложение Головкина, Хрисанф пишет ему из Бухареста от 13 Января 1708 года: «сие объявляем, что конечно турки усмотрят времяни и способу поднятца против вас, однако ныне не видитца явнаго приготовления, которое как наименьшее належит объявлено быть во всем их государстве за год, потому что зело добре знают с кем имеют всчать войну. И естьлиб они признавали, что легко было б им такое дело, давно б объявили мысль свою и не посмотрелиб на договоры, ни на присяги, ни на дружбу, по природному и древнему их обыкновению. Того ради ныне молчат и по неволе и притворяются будто хранят дружбу и договоры, а тем только время усматривают; а наипаче усматривая, к какому окончанию имеют придти и нынешним летом поступки великаго государя и шведския и поляков Лещинскаго, и тогда паки имеют поступать, как время их научает. Однако подлинно есть, что непрестают всегда укреплять городы свои порубежныя, разсуждая, что может приключиться внезапно, что ни есть, и им. Однако так или инак, зело полезно и прибыльно есть, буде есть способ и возможно как-нибудь, дабы великий государь помирился с сими странами как скорее, понеже хотя, как выше писали есмы, и сами турки не видитца, чтоб имели какое приготовление ныне, однако могут дать позволение татарам, чтоб учинили они какое возмущение, где время их позовет, и слышно есть сие...». Затем Хрисанф извещает Головкина, что едет в Иерусалим чрез Константинополь, «и в чем повелите нам и возможно нам, будем радеть о всяком деле великаго государя и будем давать всякую ведомость и совет вельможному вашему послу,

388

чтоб он доброе око имел во всем, как бывало и мы прежде сего обретались в Царьграде, а уезжая во Св. град Иерусалим оставим там человека разумнаго и вернаго в службе великаго государя для приему и отдачи писем». В заключение Хрисанф пишет: «буди и сие уведомление, что переехав за Дунай, по старому нашему обыкновению без великой нужды часто писать не будем ни к великому государю, ни к вашему высочеству, понеже если что приключитца ко объявлению от нас, дадим знать послу вашему и общим приятелям, и так будет отправлятись всякое дело и легче и безопаснее».

От 15 Марта 1708 года сам государь так отвечал Хрисанфу на присланные им грамоты:

Блаженнейший и святейший владыко, святаго града Иерусалиме и всея Палестина патриархо господине, господине Хрусанф!

Всесвященное и пречестное вашего блаженства писание, даное предшедшаго 1707 году Сентября в. 28 день к нам донесено, котораго мы содержание и обстоятельства охотно выслушали, премного радуяся отеческой вашего блаженства к нам склонности и о делех наших попечении, того ради великое благодарение отдаем вашему блаженству. Прочее что изволили вы к господину графу Головкину (писать), все подробну и подлинно прочли и выразумели. О усердии блаженства вашего к нам давно мы известны, и о сем аниже сумневаемся, но имеем блаженства ваше яко прежелаемаго нашего отца и православия ревнителя. О путьшествии блаженства вашего во святой град Иерусалим выразумели, и дай Боже дабы было на пользу и утешение тамо обретающихся православных христиан. А на вспоможение настоя-

389

щаго путьшествия вашего повелели мы послать к блаженству твоему несколько соболей, и да изволите блаженство ваше оныя принять в доброй склонности, ибо и паки не оставим во благопристойное время вспомогать, яко же христианская наша должность требует. Святыню и дары блаженства вашего, как роспись явствует, а именно: главу Иакова Персянина якож многоценное сокровище, також и прочия дары приняли и благодарствуем отеческий.

При сем по духу сын ваш П.

Марта в 15 день 1708 году.

С своей стороны и граф Головкин от 15 Марта 1708 года писал патриарху Хрисанфу: «превеликую радость и веселие сочинило мне священнейшее и мне всечестнейшее вашего блаженства писание, писанное в день прошедшаго Февраля (Января?) 1708 году, в которое две вещи мне объявляютца: первое, прежелаемое мне здравие блаженства вашего; второе, на требование мое подлинная отповедь и решение на сумнительства, нам от иностранных дворов заданные, сообщено есть, которое охотно прочет, велие благодарение воздаем вашему блаженству, что изволил восприять толикий труд—возвещение нам мысли нечестивых турок и изъявлении всего подробну, о котором, уповая на отеческую вашу любовь, вопросил я, понеже разсеялось слово, хотя и ложно было, однакож имея блаженство ваше и других наших друзей яко вернейших, того ради благословно показалось нам открыта вам оное, как слово огласилось и писано к вам из некоторых стран. И так решение и отповедь вашу на вопрошенныя от меня дела пред-

390

ставил и объявил его царскому величеству, також и совет ваш о настоящей войне с шведами. И сие все его царское величество изволил принять зело благоприятно, как в собственном своем к вашему блаженству листе ответствует, а наипаче, что блаженство ваше, отъехав в Константинополь, обещаетца послу его царскаго величества подавать всякий совет и мнение к лучшему исправлению дел монаршеских, о чем ниже сумневаемся, но всегда благонадежны пребываем, что блаженство ваше, божественною ревностию подвижен и подражая блаженныя памяти дяди своему ревностным поступкам и любви ко благочестию, всегда не оставит предлежащаго своего намерения исполнить».

На эти грамоты государя и Головкина Хрисанф отвечал особою грамотою государю от 19 Сентября того же 1708 года, в которой он извиняется пред государем за свое долгое молчание. «Прошу божественнейший самодержец, пишет Хрисанф, непостави во гнев, что не учинил отповеди на разстоянии толикаго времени, а наипаче что не благодарил за посланное ко мне жалованье от богатодарныя десницы вашея, которое принял в целости от истиннаго христолюбца и вернаго вашего раба, мултянскаго господаря. Причина той мешкости следовала от страха нынешняго султана и визиря, которые такое ныне гонение воздвигли на св. места и просто на православных, что давно в царския ваши ушеса донесено. Но о том ниже теперь пространнословлю, ниже о иных делах, поелику, что надлежало, писал я из волошской земли. Турки, лицемерствуя дружбою, домогалися многообразно иною дорогою опять взять под власть свою Азов, но вышняя сила, помогая и в сем вашей царской державе,

391

осуетены стали. Однакож о сих и прочих делех. понеже мню, что пишет господарь мунтянский, а к тому и посол ваш, то уже нетреба царской вашей державе иного доносити, окроме токмо, во первых, что благодарю царскому величеству за посланную ко мне милость; второе, что завтра, в 20 день сего месяца, отъезжаю отсюды во Иерусалим, где за Божиею милостию приехав, всегда и особно и обще совсем честным священством апостольскаго онаго престола будем приносити безкровныя жертвы Богу и Отцу во всех честных и поклоняемых местах о здравии, державе, победе и пребывании боговенчанныя вашея главы, воинства и всего христоименитаго народа. Третие же и последнее: коленоприпадательно молю, да обретаюся всегда в царской вашей благоуветливой и христоподражательной любви, которую паки и множицею да соблюдет вышний промысл благополучно, щастливо, пресветла, преславна, ревнителя и грознаго врагам победоносца от востока солнца даже до запад ¹».

В 1711 году встречается еще одна грамота Хрисанфа, присланная им к графу Головкину. Но так как она была писана условною цифирью и не переведена, то содержание ее остается совсем неизвестным. Затем всякая переписка Хрисанфа непосредственно с московским правительством окончательно прекращается вплоть до 1728 года.

Таким образом оказывается, что Хрисанф, заняв патриарший иерусалимский престол по смерти своего дяди Досифея, и ранее уже находившийся в близких сношениях с московским правительством, постарался на первых же порах стать к нему в те же самые отношения, в каких к нему находился

¹ Греческие дела 1707 г, № 1 и 1708 г. № 1.

392

Досифей. Он вступает в непосредственную переписку с царем и канцлером «как раб верный» государя, заявляет, что весьма есмь готов к службе вашего царского величества и сие обещаю сохранить во всю мою жизнь истинно и верно», и в подтверждение этого присылает в Москву разные политические вести о турецких делах. Наше правительство, уже ранее хорошо знавшее Хрисанфа, охотно принимает его предложение служить в Турции русским интересам,— сам царь пишет ему от себя особые грамоты и вызывает и поощряет его на дальнейшую службу русскому правительству, к тому же приглашает его и канцлер Головкин, так что между Хрисанфом и русским правительством сразу устанавливаются те же самые близкие отношения, какие ранее установились при Досифее. И вдруг эти отношения совершенно неожиданно и без всякой видимой причины прекращаются.

Чтобы хотя отчасти понять, каким образом могло произойти это совершенно неожиданное обстоятельство, мы обратимся к отпискам наших послов в Турции, так как в этих отписках есть некоторые указания, служащие к разъяснению интересующего нас вопроса.

Подобно Досифею Хрисанф, сделавшись патриархом, вошел в близкие и постоянные сношения с нашими послами в Турции, помогая им своими сведениями и советами, служа посредником при передаче бумаг от нашего правительства послам и наоборот, так что в этом отношении он, казалось, вполне заменил собою умершего Досифея. Так именно смотрел на него и наш тогдашний посол в Турции— Петр Андреевич Толстой. 9 Февраля 1707 года Хрисанф прислал Толстому письмо, в котором извещает

393

его о смерти своего дяди Досифея, о своем избрании в патриархи и затем пишет: «зело изрядно знает о сем превосходительство ваше, что еще будучи архимандритом и митрополитом, всегда обретался в служениях божественнейшаго повелением блаженнейшаго владыки, о чем и ныне вам объявляю, что в чем-нибудь будет потребовать превосходительство ваше, со усердием мне тое да объявляет, как и оному блаженныя памяти; и когда изволят посылать письма ко божественнейшему чрез приятелей, да присылаеши их ко мне и со всяким радением пошлются, зане имею особливый долг служить божественнейшему в чем могу, понеже сподобился поклонитися и видеть очевидно самодержавное и святое его лице». В ответном письме (от 10 Февраля) Толстой, поздравляет Хрисанфа со вступлением на патриарший престол, выражает глубокую скорбь и печаль по поводу смерти Досифея, а вместе и уверенность, что и он, Хрисанф во всем и всегда будет помогать ему — послу. 28 Февраля Хрисанф пишет Толстому, который «стужал» его об отсылке пасем: «мы и во время онаго блаженные памяти споспешествовахом в чем могли есмы, и отныне впредь со всяческим усердием и любовию вящею имеем желание служить божественнейшему и вашему превосходительству», и затем просить у посла совета, следует ли ему письменно известить царя о своем вступлении на патриаршество или нет, и если следует, то с кем послать грамату: с монахом или с светским патриаршим человеком или чрез приятелей и т. п. 25 Февраля Толстой отвечает Хрисанфу: «несумневаемся владыко святый, что ваше блаженство воистину усерднейший доброхот божественнейшему величеству и нам яко отец» и затем со-

394

ветует ему писать от себя грамоту государю и послать ее с чернецом. 11 Марта Толстой пишет Хрисанфу, чтобы он разузнал про некоторые действия турецкого правительства, про которые ходят слухи, но он ничего достоверного про них не знает. Хрисанф разузнает, что следует, и о результатах сообщает послу. Вообще между Толстым и Хрисанфом устанавливается правильная постоянная переписка, какая ранее существовала между Толстым и Досифеем, и Толстой был очень доволен службою и радением о государевых делах со стороны Хрисанфа, когда последний был в Константинополе. От 19 Июня Толстой пишет в Москву к канцлеру Головкину: «святейший иерусалимский патриарх обретается в мултянской земле и когда здесь был, усердно великому государю работал, также и ныне усердствует, и оставил здесь определение чрез кого мне к вам посылать письма. Так же надеюся и ваши письма (еже изволите ко мне посылать) будет их он, патриарх, с приятелями ко мне управлять сохранна». От 12 Августа Толстой пишет Головкину: «еще вам доношу: иерусалимский патриарх Хрисанф трудится в делех великаго государя с великим усердием, и достойно и праведно объявляю, что весьма усердствует в потребных делех».

В виду великого усердия Хрисанфа к государевым делам и расположения его к послу Толстому, последний задумал сделать для Хрисанфа особенно приятное—хлопотать пред турецким правительством о возвращении грекам отнятых у них латинянами св. мест в иерусалиме. Явившись 14 Апреля 1709 года к визирю Толстой между прочим говорил ему: «Явно всем, что де порта оттаманская имела вели-

395

кую прежде сего славу от того, что де во Иерусалиме святые поклонные места держали подданные их греки и вельми де удивительно, еже де как порта оную славу изволила уступить постороннему государю; и не для какой иной причины сие чинится, токмо де пощастию послов французских, здесь пребывающих, понеже де оные за то от своего государя приемлют многую милость. И может де быть, что крайней визирь изволит о сем сказать, что де и прежде сего так бывало чинено; и то де подлинно так бывало, обаче де сие чинилось по любви крайних визирей к послам французским; а когда который посол французской не любовно здесь к которым-либо крайним визирем поступал, тогда самым делом крайние визири оных наказывали, еже де оные поклонные места, из рук католицких отнимая, отдавали своим подданным грекам во одержание. И от того де король французский явно познавал, что де посол его, сдесь пребывающий, не ласково с портою поступает и вскоре де такого посла своего отсюду переменял, и таким образом послы французские за неласковые с портою поступки от крайних визирей зело преразумно были наказываемы. Обаче де ныне видится все вышереченному противное и к тому де не пристойно вельми, чтобы де во области салтанова величества иметь власть другому постороннему государю, понеже де всей империи един самовластный император—его салтаново величество. Обаче де все сие в воли крайняго визиря, как де изволит, так со всеми здесь пребывающими послами поступает». На эту речь посла визирь отвечал: «а что де он, посол, говорит о поклонных во Иерусалиме местах, о том де он, визирь, желает ведать, по указу-ли де царскаго величества о том го-

396

ворить, или де от себя?» На это Толстой заявил, что о поклонных местах говорит от себя, но ранее от государя была об этом просьба к султану Мустафе, к визирю и муфтию и порта тогда обещалась со временем исполнить просьбу государя, хотя де до сего дня ничего не сделала, «а ныне крайний визирь что изволит, да учинит». На это визирь сказал: «аще ли де ныне желает царское величество, чтобы де оные поклонные иерусалимские места по желанию его величества отданы были во одержание грекам, то де подобает царскому величеству от своея страны показати к стороне салтанова величества крайнюю любовь и уверить де потребно, чтобы де явно показались знаки ненарушимаго содержания мирных договоров». Посол уверял визиря в крайней любви государя к султану и просил, что бы и визирь, с своей стороны, показал свою любовь и приятельство уступкою Св. мест грекам. Визирь соглашался действовать в этом смысле, если от государя будет прислана одна грамата с подтверждением неизменно соблюдать мирный договор, а другая с просьбою о возвращении грекам Св. мест: «Когда де оные граматы сюда достигнут, уверяет де он, визирь, что оные поклонные места, по желанию царскаго величества, отдадутся греком немедленно, ибо де желает он, визирь, что бы де оную славу, которую ныне имеет от порты король французский, лучше бы имел царское величество, понеже де оный король не почитает любви по достоинству». Толстой обещал визирю немедленно писать об этом государю. И действительно, письмом от 16 Апреля, он извещает графа Головкина о своем разговоре с визирем и просит его прислать

¹ Турецкие дела, связка 3, 1707 г., 2—3.

397

царскую грамоту о Св. местах, так как де момент теперь для этого дела очень удобный. В ответ на представление Толстого государь послал к султану особую грамоту, в которой уверяет его о своем твердом держании мирного договора с портою и просит, чтобы и султан прислал такую же свою грамоту о держании им мирного договора и чтобы свою любовь к миру заявил особым делом: передачею Св. мест от латинян грекам. «Ваше салтаново величество, писал царь, распространите тем свою славу самодержавия и милости к подданным своим, нам покажите ясно довод приязни своей и истиннаго намерения к содержанию постановленнаго между нами и обоими государствы нашими мирных договоров». В посланной в то же время (26 Июня 1709 г.) инструкции послу Толстому повелевается о Св. местах: «домогаться тебе, чрезвычайному послу нашему, при дворе Салтанова величества с прилежанием» относительно возвращения грекам Св. мест и обо всем, что он успеет сделать по этому делу, писать в Москву.

Писал посол Толстой о Св. местах и патриарху Хрисанфу в тот же самый день (т. е. 14 Апреля), как имел разговор с визирем. «Неимею времени писать довольно, едино возвещаю, что дела божественнейшаго изрядно исправляются и уже неприятели принуждены желать примирения. Изменник Мазепа в конечном отчаянии пребывает. Мои дела здесь изрядно отправляются помощию Божиею и вашими молитвами. Аще бы я мог сам писать по гречески, объявил бы вам некоторое обрадование, обаче хотя и не могу ясно объявить только ж молю вас: молите Бога, да совершит дело, которое началось о поклонных местах вскоре, как я и уповаю, и тако молю да будет сия

398

тайна хранима с великим опасением воеже бы ни кто мог познати до совершения» ¹. Но эти благие намерения нашего посла и правительства относительно возвращения грекам Св. мест не были приведены в исполнение, потому что в это время, после Полтавской битвы, шведский король и гетман Мазепа бежали в Турцию и все внимание нашего посольства при турецком дворе было исключительно сосредоточено на этих лицах.

Таким образом патриарх Хрисанф сразу стал и к нашему послу в Турции в те же самые отношения, какие установились при его дяде Досифее. Подобно Досифею он находится с нашим послом в постоянной переписке, сообщает ему нужные сведения о положении дел в Турции, служит посредником при передаче разных бумаг от посла к нашему правительству и обратно: наш посол, с своей стороны, видит в Хрисанфе человека вполне верного преданного интересам русского правительства, человека, на которого он может в своей посольской деятельности вполне положиться. Но такие отношения между Хрисанфом и нашим посольством в Турции продолжались однако очень не долго. Еще в Июле 1708 года Толстой писал канцлеру Головкину: «святейший иерусалимский патриарх пребывает в Константинополи, однако ж со мною зело редко изволяет корреспондовать, и может быть что имеет опасение от визиря, понеже сей визирь человек вельми суров и ко християном люто не ласков, а наипаче ко всем иноземном, здесь пребывающим, поступает великою жестокостию» ². В этих словах посла уже слышится некоторый упрек Хрисанфу в равнодушии

¹ Тур. Дела связка 10,1709 г. № 1.—² Тур; дела, связка 9, 1708 г. № 1.

399

к делам государя, хотя посол и старается оправдать поведение патриарха его боязнью пред суровым к христианам визирем. Затем случились и другие обстоятельства, которые должны были значительно понизить степень доверия нашего правительства к преданности иерусалимского патриарха русским интересам.

Некто грек Лука Кириков, бывший тайным русским политическим агентом в Константинополе, между прочим, от 11 Декабря 1711 года, писал канцлеру Головкину, что турки желают мира с царем, «для того говорили патриарху иерусалимскому, дабы он персонально поехал на двор господ послов московских и говорил бы им с добрым рациям как христианин, дабы Азов отдали и мир ненарушим. Он же, патриарх, хотя чаю и мало доброжелательный христианин, просил у визиря и отказал, что он за подозрение московским послом пойти не может, токмо будет им писать, которой и писал с немалым радием, на што господа послы ответствовали», что Азов невозвращается туркам единственно потому, что турки не высылают из своей страны шведскаго короля. Эту отписку Кириков послал с греком Георгием Эргакием, который, прибыв в С.-Петербург 22 Февраля 1712 года, секретно заявил здесь канцлеру Головкину следующее: «ехал он из Царяграда в мултянскую землю и когда был в Бухаресте, тогда ночью приходил к нему один человек, закрыв лице свое, только очи свои показал и говорил: ведает он, что Эргакий едет к его царскому величеству и сего ради объявляет ему под присягою, что бы уведомил его царское величество, что по повелению салтана турскаго, по наущению ко-

400

роля шведскаго, велено господарю мултянскому (валахскому) послать нарочно двух человек из греческих купцов в российское государство, под именем купеческим, будто для торговаго промысла, а в самом деле для того, чтобы они всякими мерами промышляли высокую персону его царскаго величества чрез отраву умертвить (от чего всемогущий Бог да сохранит), за что ему, мултянскому господарю, от. порты обещано вечно иметь господарство и его наследникам. Господарь, по тому повелению и по своим злым поступкам, двух греков послал для сих злых промыслов; а как тех греков зовут, когда и в какие места отправлены, о том ему Эргакию не объявил. Потом ехал он чрез седмиградскую землю и Польшу, а когда приехал во Львов, то грек Евфимий о том же деле ему под присягою объявил и сверх того сказал, что дядя графа Фомы Кантакузина, Михаило Кантакузин, послал с письмами вернаго своего человека ко двору его царскаго величества и к нему Фоме, Георгия Мирузинана, что бы наскоро секрет сей Георгий объявил ему для донесения о том его царскому величеству, дабы тех посланных греков поймать, ибо Георгий их знает. С теми греками посланы весьма богатыя серьги алмазныя, будто для продажи, и несколько тысячь червонных золотых, а именно в алмазах и в червонных на сто пятьдесят тысячь ефимков, и притом маленькая скляночка с отравою. Георгий уже был во Львове у Евфимия и хотел ехать в тот же день, как и Эргакий поехал, только за худыми лошадьми остановился. Да он же объявил за высший секрет под присягою, что от многих своих друзей слышал, что господарь мултянский (валахский) поступает неправедно и

401

во всем делает великому государю противное, и что всякия ведомости к турецкой порте посылает чрез патриарха иерусалимскаго Хрисанфа, который не христианин, но атеист и сущей турецкой шпег от древних лет. Когда визирь прошлаго года был в Адрианополе, то он у визиря почти по целым ночам бывал инкогнито, и когда турки пошли из Адрианополя в поход, то он послал с визирем вернаго своего чернеца, который был инкогнито в турецком платье при визире, и почти повсядневно от мултянскаго господаря давал ведомости визирю о войсках государевых и состоянии противника. А для большаго уверения, сказывал Георгий, что сей секрет слышал и некоторую часть видел, а все подлинно дознал и проведал чрез секретаря вышеписаннаго патриарха, турчанина, именем Абдир-Кади, который на турецком языке по визирскому повелению писал, по слову патриаршему, всякия ведомости и визирю передавал».

Оговоренные Эргакием два грека: Дементий и Петр, были розысканы, привезены в Петербург, подвергнуты пытке, но ни в чем не сознались ¹.

Донесение грека Луки Кирикова, одного из преданнейших наших политических агентов в Константинополе, что иерусалимский патриарх «чаю мало доброжелательный христианин» и решительный оговор грека Эргакия, что валахский господарь, друг и приятель Хрисанфа, «во всем делает великому государю противное», что он, вместе с Хрисанфом, во время царского похода на Прут, был турецким шпионом, необходимо должно было произвести впечатление на русское правительство, тем более, что валахский гос-

¹ Тур. дела 1711 г. № 13; Греч. дела 1712 г. № 5.

402

подарь Бранкован отказался тогда пристать к русским, между тем как господарь молдавский Кантемир принял русское подданство. Подканцлер Шафиров, вместе с Шереметевым, оставленный, после прутской катастрофы в Турции для окончательного заключения мира с Турками, с своей стороны предостерегал наше правительство, чтобы оно не доверяло ни господарю валахскому, ни патриарху иерусалимскому, потому что оба турецкие приятели и Хрисанф уже был назначен казацким патриархом. «Из всех греков, доносил Шафиров, ни мы, ни Петр Андреевич (Толстой) не сыскали приятеля, ни добраго человека, и бегут от нас как от чумы» ¹. И снова, уже от 5 Апреля 1713 года, Шафиров опять пишет Головкину: «на сдешних людей весьма надеятца невозможно, хотя и явитца сперва усердный: а паче всего—за деньги и Бога и веру и душу и государя своего продать готовы, и все что пишут и подают ведомости, надлежит весить на вески алмазные, а хотя что явитца правдивое, то больше притом примешено будет разсказов, пахнет все деньгами. Мы истинно, государь, с господином Толстым не нашли здесь больши сего голландскаго переводчика Тейлса в нынешний случай никого, ктоб похотел послужить усердно за полученную царскаго величества милость». Затем Шафиров говорит, что арцыбискуп и папежский викарий в Константинополе, родом рагузинец, всею душою и со всяким усердием служит, чем может, великому государю «и дай Бог, хотяб и единоверные наши впол таковы были, но от них ни малаго добра нет, — не знаю, нет-ли зла, как видится из того, что иерусалимский тотчас приехал

¹ Соловьев, т. XVI, стр. 114.

403

за салтаном сюды и ныне здесь в добром почтении, может быть, что тщится получить при сем случае прошлаго году назначенную себе патриархию казацкую. Однакож я для лица (т. е. для виду) и с ним сочиняю здесь тайную пересылку. Увижу, что из того будет» ¹.

Между тем и сам государственный канцлер Головкин имел случай убедиться, что не следует особенно доверяться валахскому владетелю Бранковану, а вместе и его приятелю Хрисанфу. В Декабре 1711 года и в начале 1712 года из Константинополя были посланы нашими послами к Головкину чрез Бранкована четыре письма «о нужнейших делех» по поводу заключения мира с турками. Все эти важные четыре письма пропали и Головкин пишет послу Толстому, чтобы он попросил патриарха Хрисанфа побудить его приятеля, валахскаго господаря, возвратить эти письма. «Я бы сам, заключает Головкин свое письмо к Толстому, желателен был иметь корреспонденцию с его святейшеством, но понеже не удостоен чести писания и благословения его здесь, кроме одного письма, по указу порты к нам писаннаго, со увещанием об отдаче Азова», то и не дерзает лично обратиться к патриарху ².

Хрисанф отлично понял, что его отношения и к русским послам в Турции и к самому русскому правительству значительно изменились, и потому старался оправдать и себя и своего приятеля—валахского воеводу. От 13 Августа 1712 года Хрисанф пишет послу Толстому, что он «по своей мочи и по своему разуму служил верно и добре к пользе православия

¹ Тур. дела, св. 14, 1713 г., № 7. — ² Тур. дела, св. 13/с, 1712 г.; статейный список Шафирова, л.л. 1050—1055.

404

и святаго вашего начальника, дабы вседержавная его сила от всякаго зла и нужды свободила. А которые учинили, или чинят, или будут чинить противное, сиречь, или приятель (т. е. валахский воевода) или иной кто, то да воззрит на того Божия справедливость и да погубит от привременной и будущей жизни. Смотрю с одной стороны, что почтеннейший твои товарищи праведно поступают о письмах (пропавших); но с другой стороны разсуждаю, для чего бы приятелю (т. е. валахскому воеводе) учинить такую лесть, и после, ежели имел злое намерение, то для чего бы прислать и сии последние письма? Обаче к нему пишу с прилежанием и како придет ответ — уведомлю, да реку, что приятель не был правый, но лукавый и на веки... Объявляют почтеннейший твои товарищи, что я не писал до них особно,— но да ведят, что я их честность не имею особливыми от честности твоей, но едино-душу и един смысл. Второе, от многих лет с честностью твоею я обыкл. Третие, что есть бедства много простиратися письмам, а подлинно, что ни по какому образу не есмь известен в их переводчиках, понеже суть западные и честность твоя изволишь знать вельми изрядно непрестанную брань, которую имею». В заключение Хрисанф заявляет: «зело я ныне испужался... ибо вижу устремление гнева и что другим намерениям разсуждают пишемое, хотя я всегда молю Святаго Бога о здравии и мирном вашем состоянии, якоже я был, есмь, буду елико возможно всегда в нелестной и чистой совести ваш» ¹.

Добрые отношения между нашими послами в Турции и Хрисанфом стали было восстановляться. «Ве-

¹ Ibid. лл. 1011-1049.

405

домо буди, пишет Хрисанф Шафирову (1713 г.), что здешнее все есть неизвестно, непостоянно, перемешано, в единой сентенции нестоят... Студеность, которая было воспоследовала между честностию твоею и между приятелем (валахским воеводою) уже прошла, понеже я не допустил оной вкоренятися, зане здесь нет прибыли в том, но надобно предпочитать паче всех веру и презирать все иные веици, хотяб были вредительны, хотяб полезны, ради приращения и утверждения оныя веры». Хрисанф особым письмом просил наших послов, чтобы они исходатайствовали у нашего правительства освобождения греков Петра и Дементия, которые Эргакием были оговорены в том, что они хотели отравить государя, почему были арестованы и подвергнуты пытке. По этому поводу Шафиров от 19 Июля 1713 года пишет канцлеру: «понеже, государь, как он святейший патриарх и помянутой приятель ныне поступают по-видимому приятно и письма наши для отсылки в Киев во время нужное примали, також и о некоторых ведомостях нас уведомляют, ныне и впредь то чинить обещаются; того ради просим ваше сиятельство: изволите для удовольства его, святейшаго патриарха, також и для примирения с тем господарем, хотя для лица (для виду), исходатайствовать его царскаго величества указ» об освобождении арестованных греков, советует посланных господаря по обычаю одарить и всем удоволить, и в заключение замечает: «а не худо бы, государь, еслиб изволили отозваться к господарю и к патриарху за то и с благодарением на письме, ибо хотя на них вовсе надеятся и немочно, однакож лучше, чтоб не были явными неприятелями». На это доношение канцлер Головкин отвечал: «о

406

мултянцах, что писал к нам иерусалимский патриарх, о Петре и Диментии, и я милости вашей о том объявляю, что оные взяты на Украйне в шпионстве, по доношению о том верных людей и здесь пытаны, только не гораздо жестоко. И хотя правда в том не винились, однако по всем признакам оные были посланы в шпионах, того ради отосланы были отсюды в Знаменской монастырь, откуды ушли и, может быть, что сами они уже заявились в мултянской земле».

В письме к Шафирову от 11 Мая 1713 года Хрисанф между прочим извещал, что он готов пересылать все письма посла по принадлежности и затем пишет: «болезненно мне, что, как вижу, не знаете, какие нам вещи воспоследовали прошлаго году о прощении ваших отступников (т. е. бежавших в Турцию казаков) и какой подвиг и труд мы подъяли и сколько противностей, чтоб не дать им прощения, к чему нас многообразно принуждали господа наши, и чтоб иному не быть хиротонисану вместо старой обители, о чем зело приискивали. И я сам говорил прежде бывшему иконому (Юзуф-паше), чтобы нас в том не принуждали, понеже есть противно веры нашей и ни по какому образу учинить того невозможно, кроме только ежели похотят, то нас да умертвят. Для того честность ваша ныне изволите писать, чтобы тому не быть, и да будет уведомление, что ниже было, ниже будет. Однакож, ежели придут или в церковь или к нам (казаки), то невозможно, чтоб их не принять, как и учинилось, понеже они пришли с указом, то мы не можем учинить иначе, кроме того только, аще похощем без нужды быть жертвою, которых чтоб обратить к соборному их пастырю». В ответном письме на это

407

сообщение Шафиров просит Хрисанфа склонить бежавших в Турцию казаков, возвратиться в Россию, обещая им от имени государя полное помилование. Хрисанф взялся за это дело и повел его успешно. В письме из Адрианополя к канцлеру от 14 Августа 1713 года Шафыров пишет: «некоторые из изменников казаков знатных отозвались к нему (патриарху Хрисанфу), что желают паки возвратиться под его царскаго величества руку, но токмо опасаются за вины свои отмщения, а имянно: просят ныне того прощения бывшей полковник прилуцкой Горленко, писарь Максимович, да булавничей, и для того он, святейший патриарх, желал от меня на то обнадеживания: изволит-ли его величество указать принять и в винах их простить, и дабы в том его обнадежил, что они приняты будут и в житии своем будут безбедны и возымеют свои худобы, и требовал у меня в том християнскаго уверения». Это уверение посол дал и теперь просит канцлера, чтобы устроено было беспрепятственное возвращение изменников, в чем их уже обнадежил патриарх Хрисанф.

3 Ноября 1713 года наши послы в Турции пишут государственному канцлеру Головкину: «понеже, государь, как он, святейший патриарх, так и мултянской господарь повидимому ныне являются к нам склонны и уведомляют о некоторых ведомостях, також посылают письма чрез людей своих на Вену и оттуда привозят к нам почту», и так как патриарх просит у государя милости, «пожаловать во иерусалимскую церковь сосуды золотые», то послы и дают от себя совет исполнить эту просьбу патриарха.

В 1713 году патриарх Хрисанф писал от себя

408

и к киевскому губернатору князю Голицыну, заявляя, что писание Голицына от 20 Января он получил и выразумел, но так как условной цифири для переписки у него нет, то он и отказывается впредь продолжать переписку. Затем Хрисанф пишет Голицыну: «а понеже изволил напомнить, что вечныя памяти в Бозе упокойный мой дядя был ревнитель по благочестии и вашему народу российскому доброжелатель и его царскому величеству горячий богомолец, и то есть истинная правда. Но и мы последовали тем же его стопам с тишайшим благоговением и истинною любовию и бедствованием не точию о моем житии, но и о всем сродстве, для умножения православия и славы ради службы пресветлейшаго царскаго величества, и как во всем обретаюся, так и до конца живота моего неоставлю и Бога святаго представляю в том; а понеже не последовали дела по нашему желанию, и то от воли Божией и для причин нам неизвестных. И после сего многая нечаемая словеса услышал о подозрении не токмо на меня, но и на иных приятелей давных и праведных и верных к его царскому величеству, которые не малое терпение и бедство принимали за его величествия имя. И сие бысть мне от всех скорбей наибольшая скорбь, что оставляю всевидящему Богу, чего и в мысли моей не было. И за какую мне причину то учинить? Или не есть мы христиане, или не памятуем на Божий суд и на воздаяние? По делом сия бысть: первая причина, что не писали мы в то время до вашей светлости, понеже от вашей стороны под зазором были есмы; вторая причина была — небезпечность дороги; третье, понеже что случилось царскаго величества послом и то не было утаено, и чаю от иных многих

409

то было слышно. Ныне убо, приемше ваше честное писание, порадовался видя, яко еще имяпуете нас христианами и свойственными, а не предателей благовестия, — слава буди Богу Святому!» Сообщив затем некоторыя турецкия вести, Хрисанф говорит, что турки желают теперь мира, а если они усиленно и готовятся к войне, то потому единственно, что думают, будто царь не согласится на мир. «А по моему разсуждению, замечает Хрисанф, в сих времянах для пользы и благосостояния православнаго народа мнится путчи быти и разсуждати о мире нежели о войне или безчестии», и только покончивши борьбу с соседями, следует потом обратиться против турок. Патриарх просит князя Голицына: «прошу, дабы никтоже от тех, которые обретаются при вас от сих сторон, не ведали, что имеем корресподенцию с вами чрез писание», говорит, что в Августе или Сентябре он приедет к валахскому воеводе и если государь захочет, пусть пришлет туда доверенное лицо, знающее греческий и латинский язык, «с которым бы могли разговоритца». Но посылки такого лица от нашего правительства к патриарху в Валахию не последовало и всякия дальнейшия сношения нашего правительства с Хрисанфом, как политическим агентом, окончательно прекратились ¹.

Таким образом патриарх Хрисанф, заняв место дяди своего Досифея на иерусалимской кафедре, вместе с тем занял и при русском правительстве тоже самое положение, какое ранее занимал при нем Досифей. Это совершилось тем скорее и легче, что Хрисанф ранее два раза лично побывал в Москве и при тайных сношениях с русским правитель-

¹ Тур. дела, св. 14, 1713 г. №№ 4, 7; св. 14/6, 1713 г. № 22.

410

ствол Досифея был его доверенным лицом, вследствие чего наше правительство видело в нем прямого продолжателя дела Досифея,—служить всеми силами и средствами интересам России, и сразу отнеслось к нему с полным доверием. На предложение Хрисанфа так же служить России, как служил его дядя, сейчас же отозвались особыми письмами не только канцлер и посол в Турции Толстой, но и сам государь. Однако близкие, основанные на полном доверии отношения нашего правительства к Хрисанфу продолжались очень недолго. С одной стороны сам Хрисанф не выразил на деле особой охоты посылать свои политические отписки непосредственно русскому правительству: после посылки в Москву двух-трех грамот его непосредственная переписка с нашим правительством прекращается навсегда; с другой стороны и русское правительство, в лице своих тогдашних послов в Турции: Шафирова, Шереметева и Толстого, отнеслось скоро к Хрисанфу с недоверием, так как заподозрило его преданность и верность России. Шафиров, в своих донесениях канцлеру, довольно решительно обвинял Хрисанфа и его приятеля, валахского воеводу Бранкована, в измене России и в преданности туркам, и если считал нужным поддерживать с ним сношения и даже переписку, то только «для виду», чтобы не иметь его «явным неприятелем». Хрисанф скоро заметил эту перемену в отношениях к нему русского правительства, узнал о ее причине и поспешил оправдать пред русскими послами и себя и Бранкована. Послы показали вид, что верят этим оправданиям патриарха, даже снова вступили с ним в переписку, по-прежнему стали давать ему поручения, получали от него неко-

411

торыя сведения, пересылали чрез него свои отписки правительству, но раз разрушенное доверие к нему уже более не восстановлялось. Хрисанф должен был убедиться, что, хотя русские еще и признают его «христианином и свойственным, а непродателем благоверия», однако на деле по-прежнему смотрят на него очень подозрительно и не верят более в искренность его преданности интересам России. Тогда Хрисанф окончательно прекратил свое служение России, в качестве ее тайного политического агента в Турции.

В лице Хрисанфа иерусалимские патриархи навсегда отказались от дальнейших политических услуг России. Прекращение этого рода службы иерусалимских патриархов, которую они так ревностно исполняли более столетия и которая в последующее время никогда уже более не возобновлялась, зависело не от того только обстоятельства, что наше правительство заподозрило искренность преданности патриарха Хрисанфа интересам России, — это повело-бы только к разрыву сношений с самим Хрисанфом, но не с его преемниками. Причины этого явления в действительности лежали глубже и заключались в следующем.

Россия до начала XVIII века не имела при иностранных правительствах своих постоянных послов, а между тем потребность знать все. что делается у ближайших соседей, особенно в Польше, Крыму, Турции, становилась с течением времени все более и более настоятельною. Этой потребности отчасти удовлетворяли различные просители милостыни, являвшиеся в Москву с различных концов православного востока, которые обязательно давали в Посольском приказе показания о тех странах, чрез которые они проезжали на пути в Москву, и о всех политических

412

событиях, которых они были или сами очевидцами, или о которых слышали от других. Понятно, что получаемые таким путем сведения были очень отрывочны, часто не вполне достоверны, а в большинстве всегда не новы, почему наше правительство и постаралось набрать из просителей милостыни целый особый штат тайных политических агентов, которые бы, проживая в Турции, с одной стороны, особыми отписками своевременно извещали наше правительство о всем, что делается в Турции, с другой — своими сведениями, советами, указаниями и возможными связями при турецком дворе помогали-бы нашим послам, отправляемым в Турцию. Последнее было особенно важно в глазах нашего правительства. Наши послы, время от времени посылаемые в Турцию, содержались тамошним правительством как бы под арестом: они жили под бдительным надзором окружавшей их почетной стражи, до окончания всех своих посольских дел не могли входить в сношения ни с какими посторонними лицами и потому, живя где-нибудь в Константинополе или Адрианополе, часто совсем не знали, что делается кругом их, не знали как им следует поступать в тех или других случаях. Советы, указания и разные сведения, тайно сообщаемые им хорошо знакомыми «с турецкими поведениями» местных агентов из греков, были поэтому для них очень важны, а часто и решительно необходимы, почему все наши послы в Турции крайне дорожили услугами этих агентов, а наше правительство и даже сами государи всячески старались поощрять особенно ревностных и опытных из них, каким, например, был патриарх Досифей. Но понятно само собою, что положение дел в этом отношении должно было ре-

413

шительно измениться, когда, с начала XVIII века, при турецком дворе учреждено было постоянное русское посольство, которое находилось в постоянных непосредственных сношениях с турецким правительством и представителями при нем других держав, получало все свои сведения уже из первых рук, и потому самому перестало нуждаться в посредничестве и руководстве разных случайных гречан, тем более, что о политических агентах-греках, при ближайшем знакомстве с ними на месте, у наших послов составились очень невыгодные представления. Подканцлер Шафиров, как мы видели, доносил в Москву, что грекам доверяться нельзя, так как «за деньги—и Бога, и веру, и душу, и государя своего продать готовы», что сообщаемые ими вести «надлежит весить на вески алмазные», что все у них «пахнет деньгами», что в трудные времена они «бегут от послов как от чумы», и между ними не находится «ни приятеля, ни добраго человека». С своей стороны и посол Толстой писал в Москву канцлеру: «а греков, государь, по приказу твоему отнюдь отпускать к Москве не буду, понеже, государь, воистинно от мала до велика все лгут и верить им отнюдь не мочно». Наш резидент в Константинополе Неплюев, в реляции от 14 Сентября 1723 г., доносил государю: «о патриархе константинопольском вашему величеству чрез сие всеподданнейше доношу: ко интересам вашего величества пользы от него никакой быть не может!» ¹. Это полное разочарование наших послов в Турции в полезности для нашего правительства политических услуг со стороны тайных агентов-греков, вместе с признанием, что

¹ Тур. дела, св. 7, 1706 г. № 3; св. 24 а, 1723 г. № 5.

414

эти услуги, в виду изменившихся обстоятельств, уже более и ненужны, само собою должно было повести к тому, что служба как иерусалимских патриархов, так и всех вообще греков, в качестве тайных политических агентов России в Турции, естественно и необходимо, начиная с XVIII века, должна была постепенно прекратиться, а вместе с этим и иерусалимские патриархи, в течение столетия занявшие в сношениях с русским правительством особое исключительное положение, неизбежно должны были теперь снизойти, при своих дальнейших сношениях с нашим правительством, на степень обычных просителей милостыни. Это случилось с самим патриархом Хрисанфом.

С 1713 года Хрисанф прекратил свою службу русскому правительству в качестве его тайного политического агента в Турции, а вместе с этим сами собою прекратились и всякие другие его сношения с русским правительством. Так продолжалось до последних лет патриаршества Хрисанфа, когда нужда заставила маститого патриарха не только вспомнить о России, но и искать в ней помощи бедствующей иерусалимской патриархии. Но теперь Хрисанф с просьбою о помощи обращается уже не непосредственно к государю, как это было ранее, а чрез посредство Св. Синода, который он умоляет ходатайствовать пред верховною властью о помощи Св. Гробу.

В Марте 1728 года Хрисанф из Константинополя прислал в Св. Синод следующую просительную грамоту о помощи бедствующему Св. Гробу:

«Писал некогда Стефан, папа римский, к константинопольскому самодержцу Василию Македону о милости и помощи к храму Св. Апостола Петра, который

415

есть в Риме, не употребляя многословия, но токмо— яко Святый Петр лишается елея ради вожжениа. Посылающе убо и мы сего преподобнейшаго духовника и архимандрита, суща под нами апостольскаго престола, господина Германа к стопам еже от Святаго Бога православнейшаго самодержавнаго державства, иного необъявляем священному и святому вашему братству, токмо просим, дабы было внушено и извещено чрез вас от всего сердца благовенчанному и самодержавнейшему Верху о святем и поклоняемом Гробе Господа нашего, им же свободу и спасение бысть всему человеческому роду, не токмо просто лишене сущем елеа, но и углублени в тягчайшия и несносныя долги, да покажет благоутробие самодержавныя помощи на облегчение и свободу долга чрез щастливое посредство и ходатайство божественное вашея братския любве. К сему же просим, да покажете и иное всякое снисходительство и помощь святейшее ваше братство и от вас самих и от прочих благоговейных и боголюбезных православных христиан, да будут причтены благочестивыя всех имена в поминовение, якоже в земном Иерусалиме, також и в вышнем — небесном в славу и получение блаженства вечнаго.

«С сим же архимандритом посылаем благопрославленному державству едину краткую историю и описание святыя земли и прежняго издания и потом бывших возобновлений божественнейшаго храма Господня Воскресения с преисполенною надеждою, что имеет преведена быти на ваш российский диалект тщанием вашего благочестия и объявлена самодержавству.

«Более не пишем вам времени не допускающу, обаче приказали мы сему архимандриту, да будет живое послание наше в прочих нуждах, о котором

416

просим, дабы соизволили благоприятно предлагаемая от него выслушать и принять за вероятие совершенное. Сице паки молим, или истиннее рещи: тако молит чрез нас (братия возлюбленная) на Святей Голгофе Распятый, Упразднивый имущаго державу смерти, и во Святем Гробе Погребыйся и из него Воскресый, и на горе Святей Елеонстей Вознесшийся на небеса и Обоживый естество наше, седе одесную славы Отчи, показав нас наследники убо Бога и Отца своего, снаследники же Его, иже и да сохранить боговенчанную высоту, якоже и ваше священное братство, многодетны и всеблагополучны на земли, на небеси же прославлены».

В другой грамоте Св. Синоду от 29-го Сентября 1730 года Хрисанф после вступления, в котором он заявляет, что настоящие времена «непопущают простирати нам пера ширше и обильне», пышет, что Св. места «обретаются в великой нужде от тяжких долгов, тем же и помощи ко облегчению сих и иных некиих нуждных дел посылаем ради поклонения стопам Богом прославленныя и православнейшия державы» архимандрита Германа, «и просим братския вашея любве показать к святыне его утробы щедрот и человеколюбия, и дабы объявлен был ради поклонения благочестивейшему самодержавству и удостоен всякаго защищения и помощи обще и особливо и, просторещи: да возвратится яко лоза полодовита во Святый град Иерусалим, ово убо ради облегчения тяжчайшаго долга Св. Гроба, овоже ради и утешения тамо обретающихся святых отец, иже неусыпно и непрестанно храняще даже до крове честная оная места и подвизающеся на сопротивныя ветры еретическия, сиречь, и внешних и иных языков, молят прилежно всегда

417

и обще и особь, якож и мы, о здравии, державе и победе на враги видимыя и невидимыя, о распространении пределов, о разширении Богом прославленныя державы, такожде и о святейшем священном Синоде и о протчем святыя церкви состоянии ¹. В заключение патриарх снова просит св. Синод о всем выслушать посланного архимандрита и оказать ему во всем помощь и содействие '.

Таким образом уже сам патриарх Хрисанф, в конце своего патриаршества, должен был в отношении к русскому правительству низойти на степень обычного просителя милостыни, должен был обращаться к верховной русской власти не непосредственно, как это было с ним ранее, а при посредстве св. Синода, в руках которого с этого времени постепенно и начинают сосредоточиваться все сношения иерусалимских патриархов с нашим правительством. Этот изменившийся характер сношений Иерусалимских патриархов с русским правительством, низведший их в ряд обычных просителей милостыни, начавшись с последних годов патриаршества Хрисанфа, неизменно продолжался и при преемниках Хрисанфа до конца ХVIII столетия.

¹ Архив св. Синода № 215—1731 г., Окт. 8 дня.

418

VІІІ

Сношения патриархов Мелетия, Парфения и Авраамия с русским правительством.

В Ноябре 1731 года в Россию прибыл за милостынею посланный иерусалимского патриарха Мелетия архимандрит Герман. Он привез с собою свидетельствованную и проезжую грамоту турецкого султана и просительную грамоту патриарха к государыне о милостыне Св. гробу.

В грамоте султана ко всем турецким правителям говорилось: «по получении сей нашей высочайшей грамоты, да будет вам известно, что подданный наш иерусалимский греческий патриарх высочайшему суду нашему доносил, что иерусалимские монахи ни откуда себе доходов не имеют, кроме того, что в государстве нашем подданные греки по обещанию своему подают им милостыни, а прочие пожитки: огороды, сады, мельницы, лошадей и прочее имение свое после смерти своей иерусалимским неимущим монахам оставляют. Сего ради и ныне греки били нам челом, дабы для сбора в вышеписанных провинциях податей, которыя по обещанию своему им, монахам, греки давали, вышеписанный патриарх иерусалимскаго же архимандрита Германа со стороны своей поверенным и при нем несколько человек людей для того сбора отпра-

419

вить мог, представляя, что некоторые архимандриты без повеления вышепомянутаго патриарха, назвав себя иерусалимскими архимандритами, ложно и обманом с обывателей деньги сбирали. А ныне ежели кто обещал, после смерти своей, иерусалимским монахам свое имение оставить, и умер, а помянутаго патриарха поверенный пожелает взять те обещанные пожитки, для отдания иерусалимским неимущим монахам, свойственники же, не исполняя умерших обещания, такие пожитки архимандриту отдать не захотят, то пусть по суду такие пожитки без задержания архимандриту отданы будут. Также, если помянутый архимандрит поедет в немецкую землю для получения у тамошних народов денег, которые они после смерти своей неимущим иерусалимским монахам обещали и оставили, а, по собрании, опять сюда возвратится, то чтобы везде его без задержания пропускали, а с вещей, которые при нем будут и с коих не надлежит взимать пошлин, в пути его таких пошлин небрать. Также и на Дунае поголовных денег, а именно: по червонному золотому со всякаго монаха нетребовать... Также, по прошению ею, повелевается всем сборщикам казны от иерусалимскаго патриарха, при церквах определенным, по старому обыкновению, чтобы таким неимущим монахам нигде никаких обид и налогов не делали. И для сего мы ныне, по восшествии нашем на высочайший престол, по прошению помянутаго, повелели, чтобы, по получении сей нашей граматы, все вышеписанное учинено было и сей данной грамоте нашей вера подана была».

В грамоте к государыне Анне Иоанновне, присланной с архимандритом Германом, патриарх Мелетий писал:

420

«Понеже, о всепресветлейшая и святейшая императрица, всесвятый и живоносный Гроб едва не всегда обретается в долгах тягчайших и несносных, как всем явно есть, ибо от того времени, как род наш подвергнут под варварское иго, почитай все места пришли в великие пагубные несчастия под владением руки тиранской. А место Св. града Иерусалима подвергнуто еще в наигоршие несчастия—за развратность и непостоянность тамо обитающих арапов, которые, яко юртовые и степные, стужают непрестанно и братию всесвятаго Гроба, кое, стужение, иным способом утолить невозможно, разве точию всегдашнею денежною платою, ибо иначе и бьют и ограбляют, часто и до смерти убивают идущих отцов в окрестные монастыри и места поклонные—и сие чинится от юртовых язычников. Старшие же их никогда неуспокоеваются наносить обиды и просить подарки многие и различные, ажь неотменно принуждены мы исполнять их запросы, ибо иначе они творят ложные изветы ко владеющим, клевещуще на нас, будто мы строим церкви без государева указа, от чего следует, что имеют быть посланы розыщики, и пока мы от их неправедных рук возможем освободитца, уже причиняется конечное разорение, потому что за маленькое злонаношение (т. е. за малейший донос) надлежит весьма оных успокоивать; и от таких агарян арапов мы претерпеваем непрестанные убытки, нищеты, оскорбления и злоключения».

Описав беды и злоключения, причиняемые окрестными бедуинами, патриарх переходит затем к жалобам и на христиан-иноверцев, от которых тоже приходится много терпеть православным во Иерусалиме. «Но и от тамошних христиан, пишет патри-

421

арх, едва-ли менее имеем зла и хлопот, наипаче от того времени, как проявление папожской злобы разлилось в те страны, которая, злоба, принудила нас платить подати и харачи почитай за всех христиан арапов, как за иерусалимских, так и за других во окрестных поселениях. Иначе же оные папежницы платить подати за них охотно готовы, только чтобы привесть их в западную славу, еже вменяют себе мздовоздаяния больше, как-бы обратить христианина от восточных догматов на западные, нежели язычника невернаго учинить христианином. И дабы мы их (православных) могли соблюсти в отеческих догматах, то надлежит нам ускорять в податях и харачах, и таким способом содержим. Все управлялось до времени от самодержавной милостыни святейших ваших прародителей, государей царей всепресветлейшаго самодержавнаго российскаго величества, так же и от милостыни приходящих для поклонения во святый град благочестивых и христолюбивых христиан, но все сие оскудело. Наипаче же посреди столь многих заключений и по страху оклеветания пред владетелями, находим препятствие— отцев и братию всесвятаго Гроба послать к все пресветлейшим стопам самодержавным поклонитися и святейшему величеству донесть о наших бедствиях, дабы отцы сии могли получить в увеселение государскую и святую обыкновенную милостыню; с другой же стороны, умалилась милостыня и от приходящих христиан во святый град для поклонения, частию от злоношения тиранскаго ига, что бедные христиане не могут снести повседневных даней, налагаемых от начальников, частию же и от злобы арапской, понеже как выгрузятся во Иопию, и сколько чего у кого

422

идущих ко Св. гробу имеется, то со всего берут пошлину, только чтобы степные арапы в прохождении их не трогали, столько же даней берут и владельцы арапские за провожание до Св. града. Последи, когда пойдут на поклонение Св. Иордана, то надобно заплатить начальнику Св. града, чтоб их проводил с войском до Иорданя и назад паки привесть, понеже иначе без начальствующаго невозможно пройти за страхом между арапами. Сего ради бедные христиане, в толиком злоключении обретающиеся, возмогут-ли что дать тем и что дать на милостыню Св. гробу? Между сим, к столь великому несчастию, случился и пожар здесь в Константинополе—едва не все церкви погорели, там купно погорело и подворье всесвятаго Гроба, которое хотя и построено по указу государеву, однакож со иждивением почитай чрез силу. И в такое время никакой помочи от здешних христиан нечаем, понеже погорели все церкви и построены со многим иждивением, посему каждый из прихожан церкви должен стараться учинить своему приходу вспомоществование, й дабы было облегчение в толиких злоключениях и несносных долгах сущему Всесвятому гробу, прежде бывший нас блаженнейший и премудрейший вечно достойныя памяти патриарх, господин Хрисанф, колико мог учинил различныя распоряжения и, собирая иногда меньше, иногда больше, устранял нужды всесвятаго гроба. Когда же состарел и изнемог, тогда во время его старости воспоследовали и вящшие нужды, толико в строении свода Всесвятому гробу, толико в размножении злобы араповой, яко, напоследок, и в потребах к строению здешняго нашего подворья. Мудрым своим промыслом разсудил (Хрисанф) две вещи к управлению

423

всесвятаго гроба: первое, писал во Святой град, объявляя болезнь и старость свою, назначил меня своим преемником, тогда как я был вместо его во Святом граде, потом же с назначением и изречением всего собрания тамошних архиереев и протчаго братства, позвал меня, чтоб прибыть в Константинополь и быть е его блаженством для преемства. Второе, сам себе разсуди, внятно священному собранию общаго братства, заявил, что тяжкий долг всесвятаго гроба иначе невозможет видеть никакого облегчения, как ежели кто из братии будет послан к милосердию святейшаго вашего величества и, притекши ко пресвятейшему вашему благоутробию, испросит облегчение толикой тягости. И по общему разсмотрению определен ко святому вашему величеству преподобнейший архимандрит и духовный муж кир Герман с его братиею, который послан также по общему братии согласию и но определению его блаженства, всю надежду на Бога и на святейшее ваше величество полагая. Но понеже воспоследовала болезнь его блаженства тягчае, нежели прежде, для того призвав всех здесь присутствующих—и патриарха и архиереев и всех православных христиан, сообщил избрание и общее наречение о преемстве нашем и, еще жив будучи, нас возвел на апостольский свой престол тихо и немятежно, милостию святаго Бога и премудрейшим предведением блаженныя оныя души; по малых же днях успокоился в Господе, отшед премудро и зело христиански от здешних в некая небесная, исправив пристойное и престолу и священно-начальнической своей душе. Итак мерность наша, восприяв правительство патриаршества и будучи возведены на апостольское патриаршее достоинство,

424

усмотрели за благословное и полезнейшее дело с сим писанием, во первых, послать к всепресветлейшему и августейшему вашему самодержавному величеству, от всесвятаго и живоноснаго гроба освящение и апостольское благословение, потом в удостоверение донести и о последних словах блаженной оной и вечно памятной души, и о посланном от общаго священнаго собрания преподобнейшем архимандрите кир Германе с его братиею, также подтвердить от вечно памятныя оныя души письма и наши и прочаго священнаго братства. Сего ради по Бозе надежду облегчения святому оному дому имеюще положенную в державу святейшаго и христианнейшаго самодержавства вашего, просим подать руку помощи дому Божию— Всесвятому живоносному Гробу, в нем же погребен сам Господь наш, и богатодаровитою государскою вашею милостию будете новый созидатель, понеже надежды не откуда нечается, токмо от святейшаго вашего государства. И яко святейшее ваши прародители (которых диадима царская пребывает навеки непоколебимо) наблюдали царскою милостию святыя и почитаемыя поклонения; сице и держава ваша будете новый созидатель и охранитель почитаемаго и поклоннаго гроба».

Это ходатайство патриарха Мелетия о милостыне Св. гробу имело успех, как это видно из благодарственной грамоты того же патриарха от 6-го Июля 1732 года, присланной им государыне. В этой грамоте Мелетий пишет: «кое благодарение долженствуем воздати августейшему и самодержавнейшему вашему величеству за милостыню, какову, в бытность посланнаго нашего архимандрита Германа ваше величество пожаловали Святому и животодательному гробу

425

Господню и вам ¹. Наипаче, что всесвятый Бог, хотя показати, что та ваша государская милостыня приятна есть и угодна во святое его жилище, благоволил ей дойти и препорученной быти от вернаго вашего раба резидента Ивана Неплюева (которому мы и своеручную росписку в получении дали) в самое то время, когда уже мы возимели предготовление к путешествию во Святой град Иерусалим, чтоб всей братии нашего пастырства об оной вашей государской милостыне предъявить, дабы и они, возблагодаря, молили Бога о приращении державы вашей, по принятии себе некоей отрады в великом пламени нужды, какову несчастливое время нанесло на все пастырство и на нас. Ибо как по премного жаждущий, когда коим-либо образом получит нечто от воды студеныя, то крайнее увеселение и отраду к охлаждению изсохшаго своего языка восприемлет; подобным образом и пребедное Пресвятаго и животодательнаго гроба Господня пастырство, сгорающее от жажды великаго долгу и нужды (о которой и напред сего святому вашему величеству мы доносили) как получим некое орошение пламени, т. е. милостыню богоутвержденнаго вашего величества, к облегчению тяжких налогов, вси воздвигну ли руки на молитву к Богу, и купно с нами будут молити в пресвятем гробе погребеннаго Господа, да ущедрит самое ваше императорское величество безвредность здравием и всем пожеланием, а державу вашу даже до конца земли разширит. Сие-то есть благодарение, еже от нас державнейшим пресветлейшим и православнейшим царем воздается, которое имеем от апостольскаго узаконения возда-

¹ С архимандритом Германом Мелетию было послано 2000 рублей.

426

вати милостыню подающим и помогающим Пресвятому и животодательному Гробу Господню: что бо имею, говорит апостол Павел, сие даю. Но что ино имеет священных чин к возблагодарению подающим милостыню, токмо молитвы и моления о душевном и телесном спасении, сему взаимно изначала века достохвальнии цари и весь христоименитый народ, апостольскому повелению и доныне последующе, что имели, то и подавали, сиречь, благодеяния, милостыни и вспоможения. И понеже сию вашего императорскаго величества милостыню не мы, но Святой и животодательный гроб, наипаче рещи, сам восприял Господь наш, котораго дом и жилище и почтеннейшее препокоение есть. Он, яко богатодарованный Владыка и Царь царствующих, воздаст меру благодати независтную от своей десницы, яко же весть сам, сохраняя вас, аки зеницу ока, под кровом своим. При сем же, по благодарении за оную к Пресвятому и животодательному гробу Господню и к нам милостыни, паки доносим, пресветлейшая и православная императрица, державнейшему вашему величеству о несчастии и о долгах Господня гроба, о которых свидетельствуем Богом, что ежедневно умножаются и возрастают, а не умаляются. Не непризнаваем мы, что ваше величество сим утруждаем, но кому иному имеем доносить о нуждах пресвятаго гроба Господня, который милостынею сначала и до днесь благочестивейшие цари снабдевали, едина надежда есмь и отрада в различных долгах священнейшее ваше величество, и вам доносим о нуждах того, от кого и мы и державство ваше спасение получили. Едина еси, священнейшее величество, те крыле орли, о них же евангелисте Иоанн упоминает во Апокалипсисе, которыми Св. град

427

Иерусалим облетавши. И хотя разстояние места и страх от владеющих препинают нам помощь златых ваших криль, однако же с горячестию просим самодержавство ваше, да якоже Господь наш к побеждению диавола и к освобождению нас от рук его, премудростию своею изобрел различные образы: так и священнейшее ваше величество, егда изыщите способ, можете и долги и препятствия, которыя суть искушения и действа диавольския на Св. гроб ухищренныя, преодолеть и нам в тягчайшем долге облегчение учинить. Иное же ничто неможет, кроме державной руки вашего величества, ко освобождению такого поклоняемаго и прославляемаго Св. места от тягости вспомоществовать: сие бо есть то место, где Христос родился; сие то место, где Христос распялся и погребся, находится в бедстве от долгов и от противных латинов, которые, как напред сего мы писали, чрез многую дачу домогаются опое от рук наших различными образы отобрать. А мы, безсчастнии, терпим тиранства и презрения, как о том обстоятельно сведомы обретающиеся здесь верные ваши подданные, а причина тому, что неимеем никого заступника. О сих наших великих печалях с сокрушением сердца доносили державству вашему и просим подать руку помощи, и не для нас, но ради самаго Владыки и Избавителя нашего Христа и ради державнейшаго вашего величества (просим) государским вашим предуведением изобрести способ ко вспоможению. А мы едино сие предявляем, что варварская власть деньгами только умягчавается и что мы оной власти подлежим, о том вапиему величеству небезъизвестно; и тако о Пресвятем Господни гробе и нас доносить прекращая, желаем вашему величеству...»

428

В 1734 году патриарх Мелетий писал в Константинополь к резиденту Неплюеву греческое письмо, которое Неплюев препроводил, для исполнения его, в коллегию иностранных дел. В письме этом патриарх писал: «чрез сие наше патриаршеское писание, с молитвою и благословением вашему превосходительству, объявляем, что получили мы письмо от поверенных наших, обретающихся в Нежине, господина капитана Параскевы и Фомы Георгиева, писанное в 1733 году Октября 17, в котором объявляют нам, что в 1732 году в Декабре представилась покойная генеральша Марья Кантакузина, которая при смерти своей завещала отослать ко гробу Господню денег 500 р. и одну пару подсвечников серебряных, в чем учинила душа прикащиком брата своего Матфея Андреева сына Дерескула. Но он милостыни сей переслать неуспел, ибо вскоре умер и сам, а завещанное осталось у жены его именем Анны, дочери князя Данилы Друцкаго, московскаго жителя, которая осталась наследницею, и, хотя к ней упомянутые наши поверенные об отдаче такой милостыни писали, однако она никакого ответа не учинила. Сего ради просим ваше превосходительство, чтобы послано было известие в Святейший правительствующий Синод, по которому бы повелено было означенной Анне завещанную милостыню отдать, чтоб не лишился Святой гроб Господа нашего такаго вспоможения, ибо обретается ныне в тягчайших долгах и иждивениях. И когда получим вспоможение сей милостыни, то возъимеете мзду ваше превосходительство, также и прочие благочестивые православные христиане, милостинею помогающие, а наипаче: дабы не лишилася и покойная Марья Кантакузина поминовения своего, ибо она для поминовения и

429

душевнаго своего спасения ту милостыню завещала...» Вследствие сего письма велено было отобрать от Анны Дерескулы сведение о наследстве и завещании ¹.

Приведенными нами посланиями патриарха Мелетия и ограничиваются все те сведения, какие только мы имеем о сношениях его с русским правительством. Очевидно патриарх Мелетий, заняв место Хрисанфа на Иерусалимской патриаршей кафедре, решился возобновить сношения с русским правительством; но эти возобновляемые им сношения носят уже совершенно иной характер, нежели какой они имели при целом ряде его предшественников. Те были, и всячески усиливались быть, не простыми только просителями милостыни, но вместе и политическими агентами России, служившими в Турции ее интересам, исполнявшими при случае те или другие политические поручения и требования нашего правительства. Теперь же Иерусалимский патриарх является простым просителем милостыни, ничем существенно не отличающимся от других подобных же просителей. Свои просьбы, обращенные к русскому правительству о милостыне, он не подкрепляет уже, как его предшественники, ссылкой на свою службу интересам России или на. свою готовность всячески послужить им, — эта очень важная сторона прежних сношений Иерусалимских патриархов с нашим правительством, придававшая им особенный характер, устанавливавшая между ними такие близкие, непрерывные и разнообразныя сношения, теперь окончательно и навсегда изчезает. Теперь патриарх просит у русскаго правительства помощи только во имя того, что его патриархия, вследствие разных не-

¹ Греч. дела 1731 г. № 3; 1732 г. № 3; 1734 г. № 2.

430

благоприятных обстоятельств, обременена громадными долгами, которых выплатить она не в силах, а потому русское правительство, как православное, и обязано помочь им в этом деле ради тех Святых мест, которые столь дороги для каждого православного христианина, но которые, при неуплате долгов, могут перейти в руки иноверцев. Русское правительство, уже целые столетия признававшее свою обязанность помогать и всегда ранее помогавшее бедствующей Иерусалимской патриархии, не отказывалось, конечно, помогать ей и теперь. Но, очевидно, подобного рода отношения, заявляющие себя с одной стороны только в просьбах о помощи, а в другой только в обязанности удовлетворять эти просьбы, естественно должны были с течением времени привести наше правительство к мысли — проверить справедливость вечных жалоб иерусалимских патриархов на долги Св. гроба, должны были вызвать в нашем правительстве—стремление ознакомиться с действительным положением дел в Иерусалиме, уяснить себе вопрос: в чем заключается истинная причина постоянной тяжелой задолженности иерусалимской патриархии, и следует-ли нашему правительству и на будущее время также безотчетно посылать деньги в Иерусалим, как это делалось до сих пор? Этими вопросами действительно и задалось наше правительство, когда в 1743 году преемник Мелетия, патриарх Парфений, обратился к нему с просьбою о помощи бедствующему от неоплатных долгов Св. гробу.

Наш резидент в Константинополе Вешняков от 21 Мая 1742 года в своей реляции писал к государыне:

«Вашему Императорскому Величеству всеподдан-

431

нейше имею честь донести, что в последнем Марте месяце требовал от меня святейший Парфений патриарх Иерусалимский пропуску во область Вашего Императорскаго Величества, даже до высочайшаго двора посылаемаго от него архимандрита, для всеподданнейшаго поздравления Вашего Императорскаго Величества и для представления нужд того святейшаго престола.

«А понеже оный престол имеет жалованныя грамоты от всех предков Вашего Императорскаго Величества, а паче от высочайших Вашего Императорскаго Величества родителей, с поздравлением в Россию приезжать и прежде, в бытность мою здесь, имел указ пропускать, того ради не смею возбранить, такой проезд дозволил, дав ему рекомендательныя письма и послал. Мнеже слабейте разсудилося, что толь менее им возбранить пристойно, яко святейшие патриархи Иерусалимские, а паче всех предок сего, блаженной памяти святейший Хрисанф, патриарх Иерусалимский, себя несказанно отменил в верном служении с пользою высочайшим Вашего Императорскаго Величества интересам в прежнюю мою бытность и особенно при Неплюеве, который чрез Хрисанфа получал нужныя ему сведения о турецких делах, и мог зело задобривать всегда оных министров, духовных и ближних в серале». Затем Вешняков дает свой отзыв и о тогдашнем Иерусалимском патриархе Парфение, «что он человек жития и звания своего предостойный и ревнительнейший в службе святой православной церкви, также и к высочайшим Вашего Императорскаго Величества интересам. соединяя оныя по православию со своими церковными, потом и ко мне зело благосклонен».

432

К приведенным заявлениям Вешняков, в интересах славы и пользы государыни, присоединяет совет «высочайшее милосердие и щедрость сему престолу явить», потому что, поясняет посол, «здесь немалая в том слава состоит, яко единая высочайшая покровительница всего нашего православнаго исповедания, кто иной сему престолу воспособствовать будет? ибо все прочия: турки и христиане — их неприятели, первые грабежем, ябедою и нападками, а паписты подаянием и нужением ко издержкам, якоже они ото всех своего исповедания многия получают доходы и тем силу содержат и наших превозмогают, а нашим никто не подает опричь набожества и ревности бедных нищих. Того ради, ежели б хотя каким зело умеренным расположением под каким другим имянем для тайны учинить наклад на епархии, монастыри и главныя приходския церкви с их ежегоднаго доходу», что для них, думает Вешняков, было бы не чувствительно, для царской казны не убыточно, а между тем «не малой ежегодной доход мог быть для содержания и искупления онаго престола от великих долгов, как оный патриарх сам всеподданнейше доносит». Чтобы более расположить государыню оказать помощь Иерусалимскому патриаршему престолу, Вешняков свидетельствует пред государыней, что Иерусалимские патриархи «живут и правятся розно от других, ибо все (другие патриархи) живут всякой для себя и доходы для своей персоны берут сего ж престола патриархи по обычаю имея привилегию всякой своего наследника назначивать, выбирают лучшаго жития и предостойных людей, они же особливых доходов не берут, но живут в монастырях обществом с великою тишиною, без пыхи».

433

В заключение посол, указав на то обстоятельство, что все тамошние православные народы имеют к Иерусалимскому престолу особое почтение, замечает, что поэтому и милостыня государыни Иерусалимскому патриарху только увеличила бы большую славу государыни, а вреда не принесла бы.

Таким образом наш резидент в Константинополе Вешняков явился пред русским правительством ревностным, ходатаем за интересы Иерусалимской патриархии, он всячески старался убедить государыню оказать щедрое пособие Иерусалимскому патриарху и даже предлагал обложить все русские епархии, с их монастырями и главными приходскими церквами, определенным ежегодным налогом, который бы правильно поступал на содержание Иерусалимской патриархии и на уплату ее долгов. Но на этом Вешняков не остановился. Он предложил нашему правительству ходатайствовать пред визирем о том, чтобы грекам возвращено было при Святом гробе первенство, некогда отнятое у них латинянами.

На последнее предложение Вешнякова правительство отвечало ему секретным рескриптом, в котором говорилось: «что вы доносили о Иерусалимской церкви: коим образом во охранении во оной Гроба Христова о первенстве перед греками паписты пред некоторым временем салтанской указ получили, и представляете вы, чтоб о том писать к везирю, но от кого то письмо отсюду писано быть имеет, о том, також и о прежних привилегиях, данных от Порты о гробе Христове Иерусалимским патриархам, и какое оные к тому основательное право имеют, ничего вы не доносили, без чего формального с нашей стороны в пользу греков заступления учинено быть не может,

434

и для того потребно вам о всем том сюда обстоятельное изъяснение прислать». Вешняков от 17 Августа 1743 года в короткой релязии отвечал правительству, что писать о первенстве греков при св. Гробе нужно к визирю «от господина вице-канцлера, однакож он, получа о том деле от патриарха Иерусалимскаго пространное известие, пришлет оное впредь».

Между тем, когда происходила эта переписка между нашим правительством и нашим послом в Константинополе, в Москву, в Июне 1743 года, прибыло посольство от Иерусалимскаго патриарха Парфения, о котором в предшествующем году писал правительству Вешняков. Посольство состояло из архимандрита Никандра, иеромонаха Рафаила и иеродиакона Прокопия. Никандр тотчас по приезде в Москву умер и на его место вскоре прислан был другой архимандрит — Агапий. Патриарх Парфений прислал письмо к государственному вице-канцлеру, в котором писал: «понеже святый град Иерусалим исповедуется быти материю всех христиан и вси христиани чада суть и питомцы ея, яко от нея свет богознания восприявшия и млеком благочестия воспитавшияся, то праведно и достойно долженствует к ней сыновнюю любовь и крайнее усердие имети, о содержании котораго вашим высокосиятельством, яко сыном ея родным и общия сия матери питомцем, мы не сумневаемся. И того ради возбудилися отписать сие к вашему высокосиятельству, во первых, яко сыну ея для принесения высокой вашей главе апостольскаго благословения и преисполненнейшаго освящения; потом же, яко питомцу, для объявления вам о пребедном общея и питательницы и матери состоянии, и для при-

435

влечения вас к достойному милосердию и сожалению и сильному словом и делом вспоможению. И тако да будет вапиему высокосиятельству известно, что святый град Иерусалим, т. е. пресвятый Гроб в претяжком и пребезмерном долге находится, в который он впал (ими же весть судьбами всех Бог) от разновременных обстоятельств, от ежедневных и непрестапных издержек, от граблений живущих там свирепых арапов, от ненасытства здешних владетелей и прочих неминуемых расходов, особливо же от нападений еретиков армян и латино-папистов, которые, понеже суть люди пребезмерно гордые и пребогатые и Св. нашей восточной церкви враги неукротимые, то стараются о похищении из рук наших Св. мест и о изгнании нас из Св. Иерусалима, употребляя к тому и другия многия способы, а наипаче денежную дачу ко владеющим и арапом. И сие токмо разсуждают сильным доводом к изгнанию нас оттуда, потому что, не имея мы уже способа к платежу, остаются они совершенными св. мест господами, которые места служат нам похвалою и венцем похвал наших. Сего ради со многими слезами и безмернаго сердца нашего горестию, принуждены давать и мы, ради своего защищения, от чего многие и непрестанно текущие расходы произошли и до того долг превозшел, что пиках уже исправно выплачен быть не может, ибо онаго с 350,000 левков состоит с превеликим процентом. С другой же стороны приходу у нас ниже на повсядневныя издержки довольно, от сего всегда процент остается в наличности и находимся мы в великой нужде и другаго не можем иметь (средства), кроме того что переезжаем с места на место с великим трудом, с весьма бедственными

436

обстоятельствами и крайнею осторожностию, чтоб можно что-нибудь ко уплате долга собрать. Однако такая пребезмерность (долга) не получает пользы и с подаемой по 10 и по 20 левков милостыни, да и по толикому числу кто дает? ибо от временных обстоятельств в крайнее убожество здешние христиане пришли и не можем ничего собрать, и хотя бы что и собрали, то и на поденныя издержки недостаточно. И так иной надежды после Бога не осталось, кроме многощедрой ея императорскаго величества милости. Того ради приняли мы смелость послать к императорским ея стопам сего подателя, преподобнейшаго духовника и архимандрита гроба Господня кир Никандра с собором его, во первых, для поклонения святому ея императорскому величеству, а притом и для изустнаго донесения о пребедном общия матери Св. града Иерусалима состоянии. И просим ваше высокосиятельство о показании достойнаго сожаления ко общей матери со всяким усердным стараньем и при вспомоществовании словом и делом такой великой нужде».

От приехавших Иерусалимлян правительство потребовало объяснить, каким образом мог накопиться такой громадный долг на патриархии. В ответ на это требование уполномоченные патриарха представили письменное объяснение, в котором говорилось следующее: «понеже Св. град Господа нашего Иисуса Христа т. е. имянуемый патриарший престол в Иерусалиме в нынешних временах не только крайне и вовсе оскудел, но, и что плачевнее, столь одолжал, что никакой возможности и надежды тамошнею милостынею от онаго освободиться и выкупиться более не осталось. А от чего в такой раззорительный долг

437

вшел, причины явны суть: ибо как сначала латины поселилися во Святой град Иерусалим, согласясь с находящимися тамо во многом числе пребогатыми армяны, непрестанные свои хитрости и великую денежную сумму (видя нас в бедности ко завладению Св. гробом Господним и всеми Св. местами) употребляли и ныне употребить же неоставляют, хотя нас православных отнюд того неоцененнаго сокровища лишить и вовсе из Иерусалима изгнать. Мы же инаго оружия во оборону против армян, гонителей веры нашей и крайних ненавистников православия, неимеем, кроме великие суммы денежные, что принуждены заняв дать злочестивым туркам, и на несколько время оные успокоеваем. А тамошней арапской народ свиреп сущь и безпокоен, немалые ежегодные смущении и раззорении нам причинствует, чего для от Св. гроба повсягодно дается туркам около 15,000 левков и более, кроме случающияся частыя христоненавистных армян гонений, неупоминая здесь ни должное содержание тамошних 14 монастырей, пиже живущих архиереев, архимандритов, священномонахов, диаконов и монахов, всех около 300 человек, а кроме того другие церкви, да гошпитали. Святый же гроб — патриарший престол доходов иных неимест, как подаяние милостины приезжающих православных поклонения ради и собирание милостивых посылаемыми от Иерусалима по всему свету, и, хотя до ныне тем содержались, да от обыкновеннаго нападения христоборных армян выкупались, однакож недавные две армянский нападении великой и несносной убыток приключили. А что последние две ж французские обще с армянами нападении, — желая у нас вовсе отнять как Иерусалим, так и все прочия Св. места, то в такой

438

раззорительный долг оный святейший престол — Гроб Спаса нашего ввели, что ныне уже находится долг 353,000 левок с великими и тяжкими процентами, которые от часу умножаются. И никогда еще в такое разорение и безнадержной опасности к потерянию Св. Иерусалима необретались, от чего нас, кроме сильной руки священнейшия и православнейшия государыни нашей и православнаго государства, ин освободить и выкупить неможет. Латины же, с которыми и армяня согласуются, от всех патентатов папежской церкви помочь имеют, а мы, кроме сей православной империи, куда прибегать не имеем. И тако святейший иерусалимский патриарх, находясь в таком крайнем утеснении, презирая все от турок опасности, а наипаче слыша о нынешнем благополучном ея императорскаго величества государствовании, непостижимым промыслом Всевышняго ко защищению всего православнаго народа избранною и на отеческой всероссийской престол возстановленною великою государынею, отважился прибегать ко природным щедротам ея императорскаго величества и благоутробию вашему, прося слезно чрез меня смиреннаго, да благоизволите ко искуплению того святаго места (на котором все мы пречистою кровию Господа нашего Иисуса Христа искуплены, Его-же гроб Святой иноверцы у нас нетокмо отнять усиливаются, но и вовсе такого бисера лишить затевают) яко вожделенные дети восточной церкви, святаго Иерусалима, ради несравненной славы империи вашей, ради чаемых воздаяний в верхнем Иерусалиме, ускорить и недопустить нас изгнанным и посрамленным от злочестивых супостат наших быти, да не рекут борящия нас православных: где есть Бог их, на него же уповали?"

439

Но этими разъяснениями присланных иерусалимлян наше правительство не удовлетворилось. Оно задумало разъяснить себе истинное положение дел в иерусалимской патриархии иным путем и в этих видах обратилось к нашему резиденту в Турции Вешнякову с следующим очень любопытным и характерным рескриптом:

«Во время пришествия нашего (т. е. императрицы) сюда в Москву явился здесь присланный от иерусалимскаго патриарха Парфения (архимандрит) Никандр с письмом от вас к нашему вице-канцлеру, тот, о котором вы прошлого году в разных ваших реляциях и коим образом от вас рекомендации и пропуск внутрь границ наших упрашиваемы были, доносили. Посему вам и предписано было обстоятельное и верное известие прислать о древних о гробе Господнем от Порты Иерасалимским патриархам данных привиллегиях и о нынешнем помянутаго восточнаго престола состоянии. Но вы, за отъездом патриаршим в Молдавию, от котораго о тех обстоятельствах подробное изяснение по возвращении его в Константинополь, взять намерены, сослався на изустное помянутаго сюда присланнаго объявление, и мы в прежнем почти неведении о прямом всего того основании остаемся и поныне пребываем, понеже оный архимандрит согласно письмам патриаршим доносит, токмо что они по разным папистов и армян противу их проискам, на раздачу туркам в разныя времена 353,000 левков употребили, и тою суммою будучи должны, о заплате оной нашего подаяния просят.

«И хотя мы подлинно неменьше предков наших, а особливо блаженной памяти вселюбезнейших родите-

440

лей наших, неточно имеющияся у оных патриархов жалованныя, о позволении с поздравлением в государства наши приезжать и добровольную от подателей милостыню собирать, грамоты вновь подтвердить, но, по благочестию нашему, и к оказанию всякаго возможнаго вспомоществования всемилостивейше склонны находимся. Однако нежелаем притом, дабы наше подаяние втуне и для тщеславия и какого-либо переможения у турок и чтоб благодеяние наше для произведения каких при Порте меж духовенством происков служило, а потому всему, прежде поступления на то, как уже выше упомянуто, о прямом всего того состоянии известие иметь хотелиб.

«Сколько ж здесь ведомо, гроб Христов ни у греков, ни армян, ни у папистов в руках ни находится, но турки оной сами для корысти и собирания от каждаго богомольника, которой действительно поклониться поусердствует, 5 левков или 3 рублев наших денег, держут, и бывшие у греческих благочестивых с оными папистами и армянами тяжбы, происходили о привиллегии притом гробе Господни Божию службу отправлять, которая и до днесь в самых внутренних соборнаго храма пределах и у гроба Господня благочестивая отправляется, а в здании, кое около церкви от прежних темплиеров, а после кавалеров Иерусалимских называемых осталось, неточию в случае присутствия патриаршаго он сам и весь греческий тамошний монастырь, но и армянские и папистские епископы, вместе с главноначальствуюицим турецким пашею, по великости онаго не только умещаются, но и для поклонников каждаго из трех сих христианских законов, а наипаче для греческих, довольно жилищь остается. А патриархи уже от дав-

441

няго времени непрестанно или в Молдавии и Валахии, где немалое число приписных монастырей имеют, или для престережения при Порте древних своих привилегий и в службе Божии при гробе Господнем преимущества, також для избавления от низвержения, дабы кто того места не перекупил, в Константинополе обыкновенно жительство свое имеют, сохраняя чрез разныя туркам дачи поднесь право после наследника в патриаршество назначивать, которой обыкновенно от Порты и подтверждается.

«Прежде 730 года интересованием за папистов французских при порте резидующих послов, а наипаче по заключении с ними мира, по старанию Марка Вилленева (который обще с тогдашним ему весьма дружным Рейс-Оффендием не малые денежные дачи за то получил) армянам католицким несколько пределов, самых ближних к гробу Господню, показано, да и некоторая починка дозволена была (яко турки вновь церквей Божиих строит не допускают, и за деньги починку оных позволяют); но вскоре по докладу от греков министром турецким, что в указе султанском некоторые слова, коими благочестивые весьма утеснялись, скребены, и вновь по их армянскому произволу внесены, помянутый указ от армян турками отнят, а грекам все прежния свободы и преимущества, коими и ныне пользуются в Иерусалиме, акордовары и поныне, сколько здеизвесно, хранятся.

«Натурально, такия христиан меж собою у турок переможения без иждивения учинены быть не могут, а чтоб до 353,000 левков к тому употреблено, сие сумнительно по всему, ибо кроме что: каким бы образом толь великая сумма собрана и в процентах

442

состоять могла? неимоверно. Но притом известно, что тамошние греки на такия подаяния весьма мало денег употребляют, очевидно зная, что возвращение оных весьма ненадежно по непостоянству турецкому от главноначальников духовных, кои все, без изъятия одного, места свои у тамошняго министерства покупают и друг друга ссаживают. А что сие неоспоримо в себе есть, о том вам, по долговременному в туркской области пребыванию, самому еще лучше ведомо, нежели кому иному: ибо и к нашим министрам о таком друг друга низвержении не стыдились адресоваться, и по показанию от тех наших министров, сколь то пред Богом ответственно и грешно, другие для достижения своего намерения всякие непозволительные способы употребляли. Но как бы сие в существе нибыло, они одни пред страшным судом ответствовать в том имеют, а мы, сколь с одной стороны по закону к подаянию суще неимущим всемилостивейше склонны, столь, с другой — весьма не хотим вышеозначенному греху милостынею своею содействовать. И так вам всемилостивейше повелеваем о всем том нам поистине обстоятельств донесть и точно показать: в чем состоят греческим благочестивым в Иерусалиме утеснения, и какой порядок ныне в службе Божией там отправляется и сколько долгов с выкупом долга Христова, и не разумеется ли тем, чтоб всех других законов службы из соборнаго храма, с привиллегией одной благочестивой греческой быть, выключить? еже каким-бы способом учинено быть могло, нимало непонятно, потому что никогда невероятно, дабы турки получаемый ежегодной толь немалой от поклонников прибыли лишиться похотели. А хотяб

443

настоящий визирь чрез какие чрезвычайные дачи на то склонился, но по перемене онаго (еже у турок нередко бывает) сукцессор его вскоре тож получить, или на старом основании (ибо от начальнаго в Иерусалиме паши взятки получают) собирание той. дани возобновит. При том же вам в наставление сие упомянуть за благо разсуждаем, что вам по единоверию буде без наибольшаго православных в Турции находящихся притеснения, то учинить лзя — удобно за них при порте дружеским образом отвремени до времени заступление (без предосуждения однако другим нашим делам) производить можете, только бы для сего в дачу тамошним патриархам казны отнюдь недержать и напрасно нетратить, толь наипаче, что еще посольство Толстаго показало, какие по тогдашним обстоятельствам и по непрестанным их докукам, и хотя может быть по истинному, но безпомощному доброжелательству, немалыя суммы потеряны, от которых издержек бывшие после него — Толстаго наши при порте министры воздержався, дела наши, настоящими и прямо Порте, от них чинимыми предложениями, в лутчее и в несравненное с прежними поведение приведены.»

Приведенный высочайший рескрипт нашему резиденту в Константинополе Вешнякову интересен и характерен в том отношении, что в нем наше правительство в первый раз заявило свое желание поближе познакомиться с действительным положением дел в Иерусалиме, не чрез самих приходящих в Москву просителей милостыни, а чрез резидента в Константинополе. Указанное желание возникло у нашего правительства потому, что оно, не отказываясь помогать действительным нуждам бедствующей Иерусалимской

444

патриархии, не хотела бы однако, чтобы подаваемая им милостыня была употреблена тамошними духовными или ради «тщеславия», или ради «переможения» у турок, или для произведения каких-либо «происков» пред Портою. В Иерусалиме, сколько знает правительство, между разными христианскими вероисповеданиями происходит борьба не за Св. гроб собственно, а за первенство при нем, и что эта борьба со стороны православных требует известных издержек; но, чтобы эти издержки на указанный предмет могли дойти до той чрезмерно крупной суммы долга, какую приводит просительная патриаршая грамота, это кажется правительству «сумнительным по всему». Собрать такую крупную сумму, хотя бы и под большие проценты, патриархия едва ли могла, так как тамошние греки таких денег ей не дадут, хорошо зная, что возвратить их невозможно в виду особенно того, что греческие иерархи свои места обыкновенно покупают у турок «и друг друга осаживают», прибегают с тою целью и к другим непозволительным средствам. Правительство не желает «вышеозначенному греху милостынею своею содействовать» и потому предписывает резиденту, с одной стороны, собрать точные и верные сведения о положении дел в Иерусалиме, причем разрешается ему, если там православным действительно бывают какие притеснения, оказать им возможную поддержку; с другой стороны «в дачу тамошним патриархам казны нашей отнюдь не держать и напрасно не тратить».

Таким образом наше правительство, целые двести лет посылавшее более или менее крупные суммы на помощь и уплату долгов бедствующей иерусалимской патриархии, до самой половины ХVIIІ столетия пови-

445

димому ни разу не задавалось вопросом: действительно-ли Иерусалимская патриархия испытывает все те беды и нужды про которые постоянно твердят просительные патриаршие грамоты? Посылаемые на уплату долгов Св. гроба суммы действительно-ли расходуются только на этот предмет, или-же истрачиваются еще и на что-либо другое? Вечная и крупная задолженность Иерусалимской патриархии есть-ли неизбежное и неотвратимое следствие варварского господства турок и вражды непримиримых к православным иноверцев или-же и результат неправильного ведения своих дел и хозяйства самою патриархией? Только в половине XVIII столетия наше правительство пришло к мысли о необходимости с его стороны—проверить справедливость идущих из Иерусалима заявлений о испытываемых там тяжелых и постоянных нуждах и притеснениях, о необходимости более точных и верных сведений о том, куда и как расходуются деньги, получаемые из России на нужды Св. гроба.

Резидент Вешняков, получив высочайший рескрипт, обратился за требуемыми от него правительством сведениями относительно истинного положения дел в Иерусалиме к Иерусалимскому патриарху Парфению, который и прислал от себя резиденту «Краткое ведение о древних вольностях патриархов иерусалимских и причин распрей между греками, римлянами и армянами», которое резидент немедленно отослал в коллегию иностранных дел.

В своем «Кратком ведении», к которому приложены были расположенные по алфавиту копии с жалованных грамот разных султанов патриархам Иерусалимским, патриарх Парфений писал:

«Иерусалим взят Омером, сыном Хатаповым,

446

бывшем по Моамефе третиим начальником, с пятьнадесят лет по Моамефе. было тогда в Иерусалиме патриарх Софроний. Сей Омер дал патриарху жалованную грамату на пергамине со многими вольностями, как является в переводе реченных грамат (копии с которых патриарх прислал). Подобныя же и от египетских и вавилонских магометанских царей даны были, из которых семьнадесять в Константинополе хранимы обретаются, прочия же в Иерусалиме, и все в той же силе, как Омерова грамата.

«Во время взятья Константинополя султаном Моамефом, Иерусалим тогда был под египетскими салтанами, однакож тогдашний Иерусалимский патриарх Афанасий, предусмотря разсширение офоманскаго царствия, приехал в Константинополь и объявил салтану вс даванныя отдревле царствовавших над ними хатеширифы или жалованныя грамоты. Потому оным салтаном был принят зело благосклонно, от него же не толику на Омерову грамату, но и всех прочих египетских владетелей граматы подтверждение получил, и по таким гранатам дозволяемыми вольностями пользовался дондеже салтан Селим, при Феодосии патриархе иерусалимском, взял Иерусалим у египтян, и дал подтвердительный его тех же древних вольностей хатишериф, как в переводе и явствует.

«По смерти султана Селима наследовал сын его Сулейман, который, во время патриарха Досифея, не только раззоренныя стены Иерусалимския починил, но и все данныя вольности отцем его подтвердил, как в переводе В явствует. При том же султане Сулеймане была наложница, стипиом по турецки, Гасюка султанша, оная установила тогда в Иерусалиме одну

447

богадельню, и доход на содержание оной определила поручением ключей великаго храма Воскресения Христова, где Св. гроб обретается, начальнику, по турецки зовомому мутевеню, тоя богадельни, который приходящим на поклонение двери отворяет и определенный ему со оных доход собирает, а имянно: с православных и с армян по семи левков, а с латин по четырнадцати. В прочее же время все монахи и священники: греки, армяне и паписты в церкви запираются, только по случающимся нуждам того надзирателя призывают для отворения и паки им заключаются. Ключи оный же к себе берет и ему сверх того еще от правления власть дана такая, как и другим командирам над подчиненными их.

«Издревле греческия привиллегии состояли в начальствовании и предпочтении пред всеми другими народами. Но ныне, по особливому некоему приятству, предпочтение дано папистам. Однакож грекам оставлено право начальствования пред всеми другими законами, опричь папистов, как на крестохождениях, бываемых на Святыя страсти, по древнему обычаю: армяне, абиссании, яковитяне, сирияне, марониты, получают позволение по обыкновению и предшествующим грекам последуют. Греческое же предначалие пред всеми общедругими законами ненарушимо содержалося до дней патриарха Германа, перваго из греков, яко до него всегда патриаршествовали арави. Но во время сего патриарха, в лето от Адама 7085, францысканя первый опыт соблазненной тому учинили, яко во отсутствие патриарше, сделав алтарь, служили в месте снятия со креста Господа нашего, о чем уведав патриарх, по возвращении своем, вошед во святой храм гроба Господня, оной их францисканской ал-

448

тар разрушил и вон изверг, чем паки в прежнее состояние привел. По кончине же Германовой и по возшествии по нем на патриарший престол патриарха Софрония, паки латинские старцы чрез великия деньги в 1600 году, в самое время пребывания тамо посла французскаго, паки овладели как святым Вертепом Христова Рождества, так и Святою Голгофою. Но по отъезде посольском патриарх паки челобитье возобновил и, по многом иждивении, полчасти Св. Голгофы удержал, а другая половина Голгофы и Св. Вертеп осталися в силе старцов францысканских даже до дней Феофана патриарха, Софрониева последователя, понеже Феофан, во владение султана Амурата, в самом салтанском диване челобитие произвел пред всеми присутствовавшими судиями и, по показании права своего, паки одержал новую салтанскую жалованную грамоту, с подтверждением грекам отправления молитвы их тамо по силе прежних жалованных грамот, как явствует в переводе оных. Токмо по двух летех латинские старцы чрез многое иждивение одержали было как Св. гроб, так и прочия Св. места. Но патриарх паки в диване челобитием, по доказании своего права, одержал второй имянной салтанской подтвердительный хатишериф, на все ему принадлежащие поклонные места. С того времени латинские старцы пребыли в молчании до дней патриарха Досифея, т. е. до 1689 года. В сем году и при том же салтане во время ссор у вышереченнаго патриарха Феофана с латинами, армяня начала их первое челобитье о двух вещах: первое, дабы в крестном хождении грекам предшествовать; второе, дабы им отданы были церкви ависинян, яковитян и сириян, яко подобныя в догматех их еретичества, понеже

449

онии народи суть монофелиты, т. е. едино естество исповедующие так, как и они — армяне. Токмо такое их челобитье в диване отвергнуто и имянным салтанским указом подтверждено грекам сими монастырями и церквами владеть, как явствует в переводе онаго — С. Но по смерти Феофановой, во время наследовавшаго по нем Паисия, арменя выше помянутыя два прошения свои возобновили и к оным еще третие прибавили — об отдаче им грузинскаго монастыря Св. Иакова, в котором они уже давно жили от греков нанимая, а по прошествии многаго времени не токмо найма платить не стали, но еще своим издавна бывшим называть начали. Сии три прошения их произведены были в диване при салтане Мегемете, токмо по доказании греками права своего, армянам паки отказано было, и дан был грекам новый имянной указ на получение подлежащих вышепомянутым народам монастырей и того самаго Св. Иакова грузинскаго монастыря. Но по смерти сего патриарха настоятели тот монастырь Св. Иакова грузинской армянам отдали, а прочия за ними осталися. И до ныне таковыя от толь многих лет ссоры между греками и армянами настоят, как явствует в переводе грамоты султана Магомета — Д.

«С того времени, даже до дней патриарха Досифея, латини и армяня утихли, и так по ряду патриархи у каждаго султана указы поновляли. По во время бывшей войны турецкой с императором Леопольдом, французы представили туркам их алканцию и помощь и за то, между прочим, требовали, дабы им уступить поклонения тех Святых мест, то, по тогдашним нужным обстоятельствам, и дозволено им преимущество пред всеми прочими народами и пред самими

450

греками: служить токмо однем им под сводом (по-гречески кувуклион) при гробе Господни (к чему и греки право хотя и неоскудное имели, однакож никогда во Св. гробе не служили за теснотою места и по невозможности исполнения по чину священныя литоргии), также владеть Святым местом Снятия со креста, половиною Голгофы, Обретением креста, церковию Св. Вифлиема и Вертепа, в нем же родися Господь наш, яже вся и до ныне обдержат. Однако паки осталась у греков большая часть Св. гроба, ибо будучи весьма церковь велика — в ней есть многия святые престолы и жилищи, вмещающий множество христиан православных, латинян и армян, зане греки владеют великою церковию кафедральною, т. е. соборною, одни до Голгофы — чудо величества и красоты, половиною святыя Голгофы, где Господь наш распяся, трапезою архангельскою, трапезою же, где возложися тернов венец Господу нашему, престолом Честнаго Предтечи, престолом Пресвятыя Богородицы, пределом преподобной Марии и иными местами для жительства в средине ограждения церковнаго. Армяне же имеют токмо один престол, а латини одну малую церковь, в ней же живуще служат, и во Св. гробе, во Обретении креста, в Снятии и в получасти Св. Голгофы. В самом же городе Иерусалиме греки имеют многие монастыри и — первый Воскресенской, где Господь явился Марии и рече: не прикасайся мне; (2) церковь Св. Иакова брата Божия, где и престол его; (3) церковь Св. 40 мученик, (4) Св. Константина, (5) св. Феклы—сии церкви обретаются среди патриарша дома. И еще вне его имеют монастырь Авраамиев, честнаго Предтечи, Пресвятыя Богородины, Архангелов, Св. Георгия в жидовской улице. Вне же Иеру-

451

салима: Св. Саввы великий монастырь, на которой дана жалованная грамота милостыни ради от российскаго государства; Св. Назарет, которому дана вторая грамота оттуда же, при блаженныя памяти царе Михаиле Феодоровиче; пророка Илии, Честнаго Креста и Святой Вифлием, которыми всеми владеют греки. Армяня же во Св. гробе имеют церковь малую едину, токмо и в дальности от священнаго кувуклия, а вне соборныя церкви еще церковь Св. Иакова Алфеова, монастырь Иверский и Св. Георгия монастырь женский, а вне Иерусалима дом Каиафин глаголемый.

«По сему описанию внутрь и вне имеют греки более, нежели все другие народы, понеже за ними не токмо свои собственныя, но и грузинския владения и доплатили долги их, бежавших от нестроения, более ста тысячь левков, и даже до днесь монахоначальники греческие имеют долговыя оных записи во Иерусалиме; и христоименитых людей довольно, хотя и убогих, и архиереев довольных, как в чиновниках патриарших престолов зрится; и монахов многих во Иерусалиме и вне, ходящих для милостыни от убогих христиан беднаго рода.

«Латинских же старцов перво в Иерусалиме было весьма немного так, как в переводе граматы явно. Но ныне многие, понеже там они свое прибежище имеют и присылаются всегда миссионарии или проповедники для прельщения простых, а епископов совсем неимеют, кроме только попов и монахов, хотя гвардиян и епископскую силу имеет, токмо достоинства несподоблен. Они получают пропитание свое от милостыни, токмо начальное основание свое имеют в Гишпании, которая им дает во всякий год семдесять тысячь сивилиян, еже все расходится,

452

а многажды и занимают, понеже много дают тамо живущим армянам и тамошним властелинам, мня тем обезсилить греков, яко ввели во обычай, что елико платит один народ, то и другой должен тому соответствовать. И при сем еще неостаются, но приступают разными нападками те турки и арапы на греков, и то введенное за право почитают, что латиня и армяня дают; насильство их—токмо един закон и салтанским указом нимало не повинуются. Будучи люди бездомныя и в полях живущия, армяня содержатся как и греки милостынями и поклонниками. Но понеже народ их больший и богатейшую получают милостыню и приход, как напротив греки, будучи нищи и злополучны, с великим утеснением и печалию души, совсем тем что имут произволение, дают малую некую милостыню. И сего ради патриарх греческий и монастыри, подлежащие ему, имут великую нужду и утеснение, армяне-же богатеют, и яко богатии происходят в домах господских. И в 1732 году с помощию французов, премногие дары давше, учинили два хатишерифа в поновление древних своих требований, сиречь, о монастырях абиссинских, коптских и сирийских—о Св. Иакове и о равночестии с греками, и хотя получили те указы, но по ним нетокмо действовали, но и не объявляли; и армяня никакаго отменнаго хатишерифа неимели как точно такой же, как греческий, и другой отмены небыло, опричь что греческое имя ромеи пременено в армянское имя армении, и по оному никакого действа небыло, и тот же указ греки в 1735 году чрез великия издержки отменить преуспели, в яко самом диване изодран был. Однакоже недано тогда грекам никакой новой граматы, но остались паки с старыми без лишения

453

ни единой пяди земли. В 1739 году с помощию французов же подвиглись армяня поновляти раздранныя граматы и поновили. Однако паки разрушены их предприятия, понеже грекам дан новый имянной указ, котораго нам и копия дана, из неяже видны древния и новыя греков привиллегии, також и из перевода некоторых других указов. Вез продолжения времени подвиглись французы на здание от основании Святыя главы и гроба Святаго, для чего и камение из Генувы привезли, ныне в Ионии находящиеся, дабы все старые материалы во Францию увезти. Токмо греки чрез наисильнейшия домогательства и великии иждивении до того недопустили и опровергли, и то дело и до ныне в препятствии.

«По таким и подобным случаям патриархия иерусалимская подвержена толикой тяжести долгов, ибо хотя и монастыри довольны имеет во обладании и милостыню собирают, но по убожеству народов весьма малую помощь им дают, яко едва становится на годовые расходы и на плату процентов с долгов своих тяжких, зане всякий год занимают, а лихвы прибавляются, и следует годовая прибавка долга около 35,000 левков, хотя патриарх получением некия помощи из Молдавии и уплатил до 50,000 левков долгу константинопольскаго. Однако в Иерусалиме еще примножился внове займом для платы лихвы с долгов своих. Сих ради тягчайших долгов и нужды патриарх трудится и ездит когда в Валахию, когда в Молдавию, а иногда и в Константинополь для предостережения своего состояния чрез деньги, также и наследника утвердить, когда наречь пожелает.

«Патриарх иерусалимский денег при порте не тратит для своего утверждения, ниже для преемника или

454

последователя, сих ради вин: 1. что приходу особливаго не имеет, кроме единой милостыни, которая может пресечена быть совершенно, когдаб патриарх житием вне епархии оныя не собирал; 2. что патриарх и монахи живут во общежительстве и неимеют нужды, кроме любви и братскаго совета и согласия с братиею. А сверх же сего еще: уже узаконено от салтанов, чтоб иерусалимскому патриарху небыт пришельцу из другаго патриаршества, как то и время показало и салтанския граматы являют. Когда же патриарх иерусалимский поставляется, на то зело мало издержек бывает, и других никаких нет окромя что 75 левков древней платы в государственную казну, и еще от шести до семи сот левков раздается в канцелярии за обыкновенные указы и подтвердительныя граматы.

«Иерусалимский патриарх настоящей, когда восприемлет намерение воспреемника или наследователя учинить, то происходит это следующим образом: прежде его посвятит митрополитом в Иерусалим и представит Синоду аки преемника, и когда его признают и изберут, тогда берет его с собою в Константинополь и во все путешествие неотлучно с ним бывает для смертнаго случая, тогда же делают и духовную, объявляя оную преемникам, хотя часто и то случается, что между избранием и преложением престола на избраннаго, проходит лет по десяти. Но когда приходит время к приложению, то без всякаго предыдущаго уведомления порте, настоящий чинящий оставление престола патриарх, призывает константинопольскаго совсем его собором и знатных лиц. Тогда при всем собрании чинит оставление и предлагает избрание иерусалимскаго синода, следуя сему и кон-

455

стантинопольский синод избирает, и потом бывает на избраннаго преложение престола, после чего уже порте доносится об оставлении первым и о избрании преемника, и сей портою безпрекословно подтверждается немедленно дачею грамат и нужных указов. А то неправда, как обычайно слышно, что будто патриарх иерусалимский для того живет в Константинополе, но истинныя вины того жительства суть сии: 1. что будучи в Константинополе или близко, свободнее препятствует и предваряет покушающихся на похищение вольностей и вещей своего престола и монастырей; 2. в отсутствии же патриаршем из Иерусалима там меньше расходу бывает; 3. будучи вне патриархии свободнее и более милостыни собирает и в нуждах патриарпиеств лучше опасает. Сие есть содержание привилегии и чина древняго и нынешняго состояния в Иерусалиме.—От них произошли тягчайшие долги и всегодныя прибавки недовлеющей помощи и приходам, которых облегчение может учинить благоутробие и милость чад к матери, понеже иной к тому надежды нет в настоящем состоянии, кроме сия единыя, аще восхотят безсумненную веру дать, и едино токмо есть безопасное средствие соблагоутробным того выслушанием и милостивым сердцем к погибающему роду православной церкви».

Приведенное «Краткое ведение» патриарха Парфения резидент Вешняков переслал в коллегию иностранных дел, которая осталась недовольна присланным «ведением» патриарха, почему резиденту «вновь из коллегии иностранных дел предопределено: о подлинной причине—в какое время, за что и кому иерусалимский престол должен, наиточнейше разведав, обстоятельнее донести». На это новое тре-

456

бование коллегии иностранных дел, резидент Вешняков в реляции от 31 Мая 1745 года отвечал, «что ему о том лучше, справедливее и подробнее вышеписаннаго прежняго известия никаким подобием от инуды получить невозможно, того ради, что никто посторонний подлинно о том не ведает». Тогда Коллегия иностранных дел передала дальнейшее ведение этого дела Св. Синоду.

В журнале Св. Синода Октября 4 дня 1745 г. написано: «по учиненному в синодальной канцелярии эктракту о имеющемся на патриаршем Иерусалимском престоле долгу приказали: взять у пребывающаго здесь Иерусалимскаго архимандрита Агапия известие: кому, какою имянно суммою тот патриарший престол должен и какое на то имеет свидетельство, и то известие предложить к разсуждению». Архимандрит Агапий был приглашен в Св. Синод и здесь словесно заявил: «долг всесвятаго Гроба имеется в Иерусалиме 300.000 левков, а в Константинополе 53,000, которыя должны туркам, евреям и христианам. О количестве оной суммы архимандрит известен потому, что он того престола секретарь, а кому имянно порознь оной долг надлежит, о том известие имеется (может быть получено) от святейшаго Парфения патриарха Иерусалимскаго, и он, архимандрит, такого известия при себе неимеет и показать о том не может». Тогда Св. Синод 11 Ноября 1745 г. постановил, взять у архимандрита Агапия письменное изъяснение: «от коих времен долговая сумма на Иерусалимском патриаршем престоле имеется, и святейшие патриархи Досифей и Хрисанф давно-ль скончались, и при них на оном престоле долг был-ли и сколько суммою? и то изъяснение предложить к разсмотрению».

457

В силу приведенного требования Св. Синода, архимандрит Агапий уже 15 Ноября того же года представил в Синод свое письменное изъяснение, в котором заявлял, что патриарх Досифей вступил на патриаршество в 1668 году и престол его тогда должен был около 150,000 левков, но Досифей поехал за сбором милостыни в Грузию и оплатил долг. «И хотя нападки иноверных и чинимыя вредности от арапов и обиды тогдашних турецких правителей», попрежнему продолжались, однако благодаря «достоинству и старательству и экономическому правлению» Досифея, долг при нем на Св. гробе долгое время был «малочисленным». Но в последнее время своего патриаршества, Досифей захотел перестроить пять иерусалимских монастырей—Авраамов, Св. Николая, Св. Василия, Св. Феодора Тирона и Св. Саввы. «На таковыя строения (за проходящими великими в турецких краях на таковыя церковныя строения расходами) издержено многое число денег и наипаче на монастырь Св. Саввы; а по окончании оных строений представился и покойный Досифей в 1707 г., и тако остался паки престол в долгу около ста тысяч левков».

Преемник Досифея Хрисанф усердно собирал милостыню; сам два раза объехал всю Грецию, много раз бывал в Молдовлахии, посылал достойных лиц за сбором милостыни в Грузию и таким образом не давал увеличиваться долгу, лежавшему со времен Досифея на Св. Гробе. Но Хрисанфу пришлось перестраивать обветшавший большой свод храма Воскресения, выстроить гостинницу для богомольцев в Иоппии, на что было издержено около ста тысяч левков. К этому присоединились еще два несчастных

458

случая, имевших при Хрисанфе большое влияние на увеличение долга Св. гроба, именно: корабль нанятый патриархом в Константинополе для переправы в Иерусалим богомольцев, между которыми находилось и шесть Иерусалимских монахов с собранною ими милостынею, разбился и потонул со всеми на нем находившимися. Иерусалимский престол, ради этого несчастнаго случая, не только потерял собранную монахами на Св. гроб милостыню, но, что особенно важно, напуганные этим несчастием богомольцы на следующий год совсем не поехали в Иерусалим и Св. гроб лишился поэтому 40,000 левков, которые пришлось занять. Другой случай. В Константинополе произошел огромный пожар, во время котораго сгорело 13 христианских церквей и между ними Иерусалимское подворье с церковию. То и другое пришлось строить вновь, на что было израсходовано около 60,000 левков. Все усилия Хрисанфа заплатить долг даже распродавая «излишния того престола серебряныя и других металлов сосуды», не имели успеха. После смерти Хрисанфа, случившейся в 1730 году, на Св. гробе осталось долгу около 200,000 левков.

Преемник Хрисанфа Мелетий, уже семидесятипятилетний старик, не имел возможности уменьшить долг. В его время случилось нападение армян на православных, что стоило Иерусалимскому престолу более 70,000 левков, вследствие чего долг Св. гроба, вместе с прежними процентами, возрос до 300,000 левков. «Видя Мелетий такой неоплатный долг и достигши притом и до крайней старости, так что уже и чувства слышания не имел, уступил самопроизвольно правление свое нынешнему святейшему патриарху Парфению», который теперь всячески и старается

459

об уплате долга. А так как одних процентов платится до 30,000 левков в год, «да на нужные расходы издерживается еще больше, да к томуж и в бытность его учинили паки нападение армяне с одной, а французы с другой стороны: того ради не токмо не может уменьшится долг, но еще повседневно умножается, так что со времени отбытия моего от его святейшества было долгу 353,000 левков в Иерусалиме и в Царьграде, котораго долгу иная сила и другая рука не может облегчить кроме руки самодержавной, каковою есть Ея Императорское Величество».

В заседании 20 Февраля 1756 года Св. Синод признал тяжесть лежащего на Иерусалимском патриаршем престоле долга, «коего всего или некоторой части облегчение состоит в Высочайшей Ея Императорскаго Величества воли».

Между тем патриарх Парфений от 20 Февраля 1746 года писал архимандриту Агапию: «зело и душевно опечаливает нас замедление твое, ибо повсядневно, как тебе известно, долги возрастают по причине безпокойства вексельных процентов. Монахи, а особливо в Иерусалиме, занять у кого себе не имеют и токмо от владеющих тамо занимают и ежедневно на нас векселя дают, так что ни единаго дни иметь мы покоя не можем ко отдохнутию хотяб на един час». Патриарх просит Агапия: «упомяни токмо для Бога братиям и друзьям, чтоб о нас сожаление возымели и подали милостыню Господню Гробу ко искупления его от тягчайшаго долга, каков на нем находится; да преклонятся они на слезы наша, на прошения наша, да помилуют печальную и в нужде сущую братию, яко да сами от Бога в нынешнеми будущем веке помилованы будут». Патриарх про-

460

сит Агапия поскорее взять милостыню, какая бы она ни была, так как прибытия в Иерусалим его—патриарха требуют тамошния монахи, не могущия более жить от долга, и что если он—патриарх не поедет в Иерусалим, то они «разбегутся, оставя все впусте, или яснее и истиннее сказать: что выгонят их оттуда заимодавцы, которые пограбив все, что там найдут и отдав церкви армянам и папистам, деньги свои возмут». В заключение патриарх опять просит Агапия поскорее возвратиться и затем пишет: «попроси тамошних христиан, пролей слезы, раскажи им о нужде, дабы они пришли в сожаление и подали в милостыню то, чем их Бог вразумит и без дальняго замедления к нам приезжай».

Архимандрит Агапий 25 Июня 1746 года заявлял Св. Синоду, что он уже столько времени живет в Петербурге, а между тем дело его совсем не двигается, почему он и просит Св. Синод ускорить своею помощию бедствующей иерусалимской патриархии, так как «если вспомоществование не предварит, то гибель оной неизбежимая будет, — сие-то я паки с горячими слезами покорнейше прошу».

На это заявление архимандрита Агапия Св. Синод от того же 25 Июня 1746 года отвечал следующим постановлением: «по доношению Иерусалимскаго архимандрита о учинении всевозможнаго в настоящей нужде Гроба Господня вспоможения, объявить ему, что Св. Синод сколько мог старание свое прилагал, и для того ему архимандриту самому пристойным образом домогательство и старание иметь, где надлежит».

23 Марта 1747 года Св. Синод выдал архимандриту Агапию положенную Иерусалимскому патриарху по так называемым палестинским штатам ежегодную

461

дачу в сто рублей,—вперед за пять лет, всего 500 рублей, и затем разрешил ему собирать по книжке милостыню в Петербурге и в тех городах России, чрез которые он поедет, направляясь заграницу.

Коллегия иностранных дел от 16 Ноября 1747 года доносила в Св. Синод, что архимандрит Агапий в выданной ему сборной книжке записал, «будто господин фелтмаршал князь Трубецкой триста Рублев, а его вдовствующая дочь княгиня Гессенгомбургская 500 рублев, и господин вице-канцлер действительный тайный советник граф Воронцов 500 Рублев дали. А по отъезде его — архимандрита—отсюда весьма инако в том явилось, ибо по учиненном осведомлении из обоих домов как помянутаго господина генерала фелтмаршала, так и дочери его вдовствующей княгини токмо сто рублев, да от разных лиц подаяние другое сто, и того всего 200, а не 800 рублев, и от господина вицеканцлера токмо пятьдесят, а не 500 рублев ему дано; то весьма побудительною причиною было онаго архимандрита в Киеве остановить и данную от Синода книгу, для лучшаго усмотрения скрытаго в том обманства, у него отобрать и сюда прислать велеть, еже и учинено». Осмотр книги, говорит донесение коллегии иностранных дел, подтвердил обман при записях пожертвований архимандритом Агапием, который нарочно увеличивал цифру пожертвований некоторыми лицами «дабы тем и других подаятелей к большим денежным дачам поощрить». О таком обмане было-де доложено Государыне и, по ея повелению, Св. Синоду поручается архимандриту Агапию «жестокой выговор учинить, а в протчем его за границу выслать велеть».

462

Архимандрит Агапий был выслан из Киева за границу, собранныя им деньги (8745 р.) были у него отобраны и отосланы к Иерусалимскому патриарху с прописанием проступка Агапия и с предоставлением патриарху поступить с Агапием по своему усмотрению ¹.

В 1768 году в Петербург прибыл иеромонах Серафим, назвавшийся протосингелом Иерусалимского патриарха Ефрема. По поводу его прибытия 18 Июля 1768 года состоялось синодское определение, чтобы Серафим дал письменное известие «для каких надобностей он сюда приехал и имеет-ли о том своем приезде письмянный вид и от кого, и притом обязать ево—Серафима подпискою, чтоб он ко двору Ея Императорскаго Величества не ходил и Ея Императорское Величество и Его Императорское Высочество и никого из знатных особ просьбою не утруждал и милостыню не просил». В тот же день в канцелярии Св. Синода Серафим заявил, что Иерусалимский патриарх дал ему поручение собирать милостыню в Италии у православных, что он и делал в течении трех лет. После он попал в Лондон, где русский резидент Мусин Пушкин допустил его в домовой посольской церкви до священнодействия и исправления треб церковных, что он и делал в течении двух месяцев. От Мусина Пушкина он получил пачпорт на проезд в Россию, куда и прибыл с целью испросить у Св. Синода разрешение на допущение к руке Ея Императорскаго Величества и на сбор милостыни в Петербурге. Оне-де имеет от Иерусалимскаго патриарха разрешение собирать ми-

¹ Греч. дела 1743 г. № 5. 1747 г. № 4. Архив Св. Синода 1744 г. №342.

463

лостыню, «и кто что ему Серафиму дает, то равно как бы сам патриарх получил». Серафиму указано было на то странное обстоятельство, что в пачпорте, выданном ему Мусиным-Пушкиным, он назван иеромонахом «из Афонских гор», а не Иерусалимским. Серафим признал это ошибкой. Тогда Св. Синод сделал по этому делу такое постановление: так как Серафим «к бытию здесь в России, а особливо для испрошения милостыни правильнаго резона не имеет, потому наипаче, что с ним ниже каковых жалованных о том грамот, также и вероятию достойнаго свидетельства не находится, того ради приказали: онаго протосингела Серафима с имеющимся при нем иеродиаконом Софронием, яко под сумнением состоящих, для надлежащаго разсмотрения, а паче для отправления за границу, отослать в коллегию иностранных дел при указе». Серафим опять уехал в Лондон и по-прежнему стал служить в посольской церкви нашего лондонского резидента Чернышева, причем два раза обращался в Св. Синод с просьбою, чтобы он выхлопотал ему у Государыни какое-либо вознаграждение за его службу при русском посольстве в Лондоне ¹.

В Сентябре 1776 года Иерусалимский патриарх Авраамий прислал с архимандритом Гедеоном в Св. Синод грамоту, в которой после приветствий пишет: «мы представляя вам злоключения наши, как преискренним нашим, с сокрушением сердца объявляем, что в прошедшия пред сим годы общее, ваше и наше поклонение, всечестный гроб Господень отяготился многочисленными неоплатными долгами, с

¹ Архив Св. Синода 1763 г., № 293.

464

прочими Святыми местами, здесь поклоняемыми, что все вместе требует благоусерднаго вашего вспоможения и защиты, особливо для облегчения столь несносных долгов, для уплаты которых подаяния здешних христиан никак недостаточны. В сем случае снедемые жалостию и горестию, прибегаем к вашему великодушию и просим о милостивом нам вспомоществовании, в недопущении к разорению благоговейно поклоняемых мест Святаго града Иерусалима. Вследствие чего и посылаем от нашей мерности и от всего Иерусалимскаго священнаго собрания к христолюбию вашему сего преподобнейшаго архимандрита отца Гедеона, мужа честнаго и просвещеннаго, который от младых ногтей облечен во образ ангельский. Сего, возлюбленные нами сослужители, восприимите яко пришедшаго от святейшаго и животдательнаго гроба Господня, и споспешествуйте ему словом и делом в облегчении столь благоговейно вами и нами поклоняемых здешних мест, участвуя по великодушию каждый из вас подаянием от щедрыя и милостивыя вашея десницы, да все вы тысячекратно воспримите воздаяние от мздовоздателя Господа нашего, Его же благодать и неизреченныя щедроты да будут со всеми вами».

Архимандрит Гедеон, находясь в Москве, просил Св. Синод разрешить ему прибыть в Петербург, но Св. Синод, в виду того что Иерусалимский патриарх в грамоте своей об этом не говорит, а просит только о милостыне, отказал ему в просьбе посетить Петербург, а дал ему разрешение, по выданной от Синода книжке, собирать милостыню только в московской епархии.

Гедеон обратился в Св. Синод с новою прось-

465

бою: выдать ему за прежние годы и за пять лет вперед жалованье, положенное Иерусалимскому патриарху по палестинским штатам. Но московская синодальная контора, в которую поступило это заявление Гедеона, не нашла возможным его исполнить, так как сам патриарх в своей грамоте об этом не просит и вручить деньги Гедеону, только полагаясь на его собственные уверения, было бы рискованно. В виду этого состоялось такое постановление: архимандрита Гедеона отправить за границу, а следующие по палестинским штатам Иерусалимскому патриарху деньги переслать к нему чрез русского посла в Константинополе.

Между тем патриарх Авраамий от 14 Декабря 1782 года из Ясс писал в Св. Синод: «по великой необходимости и бедному состоянию всесвятаго Гроба Господня будучи мы принуждены, еще 1777 года послали к вам нашего архимандрита Гедеона, с тем, чтоб принять обыкновенную милостыню, которую самодержавнейшая государыня (ея же царство да будет неподвижно) определить соизволила на вспомоществование нашему апостольскому патриаршему Иерусалимскому престолу. Помянутый архимандрит Гедеон возвратившись объявил нам, что имянный указ дан получить нам милостыню от полномочнаго российскаго посла, в оттоманской порте находящагося. Однако мы даже до днесь не видали ни одной малой монеты, почему, чтоб облегчить долги вовсесвятаго Гроба по причине безпрестанных набегов (?), не в силах будучи просить за весьма трудным путем, сами уже пришли в пределы воложские, где скитаемся, претерпевая нужду, для облегчения помянутых долгов. Того ради хотя не очень близко, но не преминули принести вашему святейшеству братское наше поздравление и

466

просим братолюбно вас. Святейший Синод, благоразсмотреть нате дело и объявить благочестивейшей, самодержавнейшей великой государыне нашей (которой жизнь да будет непреложна), угнетающую нас великую крайность и бедность, чтоб выдана нам была обыкновенная от ея величества милостина, хотя к малому облегчению долгов всесвятаго Гроба, дабы как мы, так и прочие всесвятаго Гроба старцы, от великих крайностей в разных местах скитающиеся, получили некоторую отраду."

По наведенным справкам оказалось, что в 1778 г. Св. Синод отослал в московскую контору иностранных дел 2800 руб. ассигнациями с тем, чтобы контора отослала их в Константинополь к нашему послу, который должен был передать деньги Иерусалимскому патриарху. Но московская контора иностранных дел, получив деньги из Синода, вместо отсылки их в Константинополь к послу, записала их в расход и деньги ею «употреблены были обще с прочими на окладныя дачи и расходы.» Тогда Св. Синод предписал коллегии иностранных дел посланныя ранее в ея московскую контору 2,800 руб. немедленно отослать в Яссы Иерусалимскому патриарху и уведомить об этом Синод. Но так как коллегия иностранных дел молчала, то Св. Синоду пришлось еще два раза писать об этом в коллегию иностранных дел, которая наконец ответила, что по этому делу был доклад государыне, которая приказала 2,800 руб. чрез константинопольскаго посла отослать Иерусалимскому патриарху, взяв эти деньги «из казначейства, для остаточных сумм учрежденнаго» ¹

¹ Архив Св. Синода 1777 г., № 300.

467

В 1784 году киевский митрополит Самуил доносил в Св. Синод, что Иерусалимский патриарх Авраамий письменно просил его дозволить посланному им архимандриту Варфоломею с старцами собирать милостыню на Св. гроб в киевской епархии, а самим жить в Нежине, что митрополит и разрешил. Св. Синод постановил принять донесение митрополита Самуила к сведению ¹.

Этим и закончились сношения Иерусалимских патриархов с Русским правительством во второй половине ХVIII столетия.

_________

Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством, как мы видели, начались в первый раз в половине XVI века при первом иерусалимском патриархе из греков — Германе, который обратился к Русскому правительству с просьбою помочь бедствующему Св. гробу. Раз начавшиеся сношения были продолжены преемниками Германа, причем двое из них, Феофан и Паисий, и лично побывали в Москве в сане патриархов и получили от Русского правительства богатую милостыню. Завязавшиеся прочные и постоянные сношения с Москвой, дали возможность Иерусалимским патриархам увидеть и признать в России такую православную страну, которая не только может оказывать Иерусалимской патриархии денежную помощь, но которая, как крупная политическая сила, притом все более и более развивающаяся, может сделаться с течением времени и орудием освобождения греков от турецкого ига. В виду этого, Иерусалимские патриархи стали не просто только про-

¹ Архив Св. Синода 1784 г., № 230.

468

сить милостыню у Русского правительства, но настойчиво и постоянно разъяснять русским царям, что они призваны самим Божественным промыслом освободить православных от господства над ними безбожных агарян, что русские православные цари, ради освобождения православных народов, должны в удобное время вступить в решительную борьбу с турками, причем на сторону русских не замедлят стать все покоренные турками православные народы, при содействии которых победа русских над агарянами вполне возможна. При всякой военной неудаче турок, при всяких внутренних смутах у них, патриархи спешили известить русское правительство, что царство агарян ослабевает, что ему приходит скорый конец и чтобы московский царь был готов принять наследие древних благочестивых греческих царей. Патриархи внимательно следили за доступными их наблюдению международными сношениями и всеми войнами России, всячески желали, а где возможно и содействовали присылаемыми сведениями, а иногда советами и указаниями, ее торжеству над врагами, радовались всякому увеличению ее силы и могущества, так как видели в этом залог своего будущего освобождения. Так образовалась в XVII веке очень тесная и прочная связь между Иерусалимскими патриархами и русским правительством, на основе главным образом сознания с одной стороны (патриархов), что Россия, усилившись, освободить греков от турецкого ига, с другой (нашего правительства), что Иерусалимские патриархи могут быть очень полезными русскому правительству в качестве его тайных политических агентов в Турции, и что посылаемая им из Москвы милостыня есть акт не религиозной только благотворительности, но,

469

в известной степени, и акт государственной мудрости.

На указанной главной основе и в связи с нею естественно и сами собою развились и другие стороны сношений Иерусалимских патриархов с русским правительством.

Русская церковная жизнь, с половины XV века и до конца XVI, замкнувшаяся было сама в себе и обособившаяся от жизни тогдашней греческой церкви, оказалась, однако в конце концов неспособною порешить собственными силами и средствами возникавшие в ней разные вопросы, недоумения, и потому почувствовала необходимость в помощи и содействии церкви вселенской греческой. Иерусалимские патриархи, ближе познакомившись с Россией и с особенностями ее церковной жизни, пошли навстречу этой народившейся у нас потребности, и в течении всего XVII столетия, принимая живое и деятельное участие в решении возникавших у нас церковных вопросов, оказывали на нашу церковную жизнь очень заметное воздействие, устанавливая более тесную связь между русскою и греческою церквами, устраняя с их пути все, что препятствовало их полному единению и взаимообщению. Благодаря по преимуществу Иерусалимским патриархам греческое влияние на нашу церковную жизнь принимает, с половины XVII века, столь широкие размеры, что даже вызывает у нас открытое противодействие себе сначала со стороны крайних и односторонних приверженцев русской старины, а потом, позднее, и со стороны приверженцев так называемого латинского (т. е. западного) учения.

И на другие стороны нашей общественной жизни Иерусалимские патриархи стремилась оказать свое воз-

470

действие и влияние. Когда царь Алексей Михаилович задумал было основать в Москве школу, то он поручил приехавшему в Москву Иерусалимскому патриарху Паисию приискать на востоке православного учителя, который бы «не имел никакого пороку, в благочестивой вере и был-бы далече от еретиков.» В устройстве в Москве первой настоящей школы— славяно-греко-латинской Академии, живое и деятельное участие принимал Иерусалимский патриарх Досифей, который прислал в Москву учителей для школы — известных братьев Лихудов, и потом внимательно следил за характером и направлением преподавания Лихудами в московской школе. Патриарх же Досифей всячески усиливался помешать всякому сближению России с иноверными народами западной Европы, воспрепятствовать проникновению на Русь западной науки, западных знаний, нравов и обычаев.

Но все, эти по-видимому, такие прочные и разнообразные связи Иерусалимских патриархов с русским правительством и со всею русскою жизнью, как-то вдруг и, по-видимому, совершенно неожиданно прерываются уже в самом начале ХVIII столетия и опять сводятся только на обычные и заурядные просьбы со стороны патриархов о милостыне Св. гробу, причем все другие стороны сношений, так было широко и разнообразно развывшиеся в XVII веке, окончательно исчезают, как будто их никогда и не было.

Причина указанного явления заключается в том, что те разнообразные связи, какие существовали в XVII веке между нашим правительством и Иерусалимскими патриархами, возникли и развились исключительно на почве особых условий тогдашнего времени.

Иерусалимские патриархи XVII века видели в Рос-

471

сии не только такую православную страну, которая может давать им богатую милостыню, но и будущую освободительницу греков от турецкого ига, почему они и считали нужным находиться с русским правительством в постоянных тесных сношениях, чтобы в удобное время подвигнуть его на решительную борьбу с турками ради освобождения греков. С своей стороны наше правительство XVII века видело в Иерусалимских патриархах своих преданных, верных и очень полезных для него слуг, которых следует всячески поощрять в их служении интересам России. С начала ХVIII века обстоятельства в этом отношении изменяются: русское правительство перестало нуждаться в политических услугах Иерусалимских патриархов и даже, в лице Хрисанфа, заподозрило самую искренность их расположения к России; а Иерусалимские патриархи, с своей стороны, перестали видеть в России ту единственную силу, которая готова служит на православном востоке исключительно греческим национальным интересам. Вследствие этих перемен, необходимо изменились и самые их взаимные отношения.

В ХVIII веке ослабели, а потом и совсем прекратились и прежние тесные церковные связи, вызывавшие ранее такой живой и энергичный обмен мнений по разным церковным вопросам между Иерусалимскими патриархами и нашим правительством. Если в XVII веке русская церковь, не имевшая в своей среде научно образованных иерархов, принуждена была, для решения возникавших в ней вопросов и недоумений, обращаться к содействию и помощи более образованных греческих иерархов, которые ради этого получали у нас руководящее значение в ре-

472

шении разных церковных вопросов; то в ХVІII в. этой нужды в помощи пришлых ученых иерархов более не существует. У нас явилась целая чреда собственных высокообразованных иерархов, у нас были заведены различные школы, а с ними постепенно стали развиваться в русском обществе наука и образование, которые делали ненужными дальнейшую опеку и вмешательство греческих иерархов в русские церковные дела. Русская церковь стала теперь справляться с возникавшими в ней вопросами своими собственными силами и средствами.

Оставалось, следовательно, в полной силе в ХVIII в. только одно звено, по-прежнему связывавшее Иерусалимских патриархов с русским правительством — это милостыня, посылаемая из России Св. гробу. На этой именно почве и продолжались все последующие сношения Иерусалимских патриархов с нашим правительством. Но и здесь произошли некоторые перемены. До второй половины ХVIII века Иерусалимские патриархи с своими просьбами о милостыне обыкновенно обращались непосредственно к самим государям, от которых и получали ту или другую милостыню. Со второй половины ХVIII века Иерусалимские патриархи обращаются с просьбами о милостыне уже не непосредственно к самим государям, а в Святейший правительствующий Синод, который теперь и заведует всеми делами о милостыне православному востоку. Точно также с этого времени прекращаются и непосредственные посылки милостыни Иерусалимским патриархам от лица самих государей, исключая каких-нибудь особых случаев. В 1735 г. составлены были так называемые палестинские штаты, которыми назначалась ежегодная пятитысячная сумма

473

на дачу милостыни всем просителям с православного востока, причем Иерусалимским патриархам назначена была ежегодная дача милостыни в сто рублей, за которою они должны были чрез каждые пять лет в шестой присылать в Россию доверенных лиц. Эти посланные Иерусалимских патриархов обыкновенно обращались в Св. Синод с просьбою дозволить им производить сбор милостыни в различных городах России по книжке, выдаваемой из Св. Синода, на что всегда получали разрешение от Синода и этим способом собирали немалые суммы.

В ХVIII столетии наше правительство в первый раз выразило довольно решительно свое сомнение в правильности расходования святогробским братством идущих из России сумм и потому пожелало познакомиться с истинным положением дел в Иерусалиме чрез своего посла в Константинополе. Но эта попытка нашего правительства не имела успеха, так что ему, уже в текущем столетии, пришлось прибегнуть, для достижения той-же цели, к особым мерам, о которых мы скажем в следующем очерке.

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com