13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Воскресные Евангельские чтения по Пятидесятнице (Часть II)
(Часть II)
10. Исцеление бесноватого отрока
(Мф. 17, 14–23) - 22 августа 1976 г.
Евангельский отрывок, который мы читали и слышали сегодня, следует сразу же за повестью о Преображении Господнем. И не может нас не поразить болезненный, страшный контраст между этими двумя мирами.
На Горе Преображения явлен был Христос, Человек во всей славе своего человечества, не только сияющий первобытной благодатью творения, но сияющий той славой, которую мы все призваны разделить, когда благодать Божия охватит нас, и мы будем, как Неопалимая Купина, гореть и не сгорать, светить и сиять Божественным светом. На этой же горе ученики видели мир, творение Божие, каким оно могло бы быть, было и станет, когда победит Господь и когда мир будет сиять славой вечной жизни. Они видели то, что является таинством будущего века: преображенный мир, охваченный и сияющий славой Божией. Им было хорошо, и не хотелось им отрываться от этого видения и лишаться этого состояния. Но Христос им повелел оставить гору Преображения, оставить это видение, оставить это блаженное состояние и спуститься в долину.
И не одних Он их послал туда, а Сам с ними сошел, чтобы погрузиться во мрак земной греховной жизни и встретиться со всей тьмой, со всем ужасом ада: когда они сошли в долину, их встретил человек, сын которого был во власти злых, разрушающих, темных сил – сил смерти; и туда позвал Христос и Своих учеников.
Не то же ли состояние и мы испытываем порой, когда находимся в церкви и нам кажется, что все мучительное, злое, темное, разрушительное отошло куда-то далеко-далеко, когда стало светло на душе, покойно, когда радость нас охватывает, когда мир нисходит на нас? Нам здесь бывает хорошо; и порой бывает больно и страшно вернуться туда, где мы встретим хаос, горечь, страх, нелюбовь, жадность – все, что разрушает жизнь, разделяет людей, убивает души.
Но нам надо помнить, что Христос нам дает видение нетварной, победоносной красоты вечности для того, чтобы свидетельство об этом мы принесли в мир, который порой так горек и так труден. Мы должны бы сходить с этой горы Преображения, как Моисей сошел с Синайской горы, с таким светом в глазах, с таким светом на лице, что люди глядели бы на нас и не могли вынести этого сияния, или, глядя на нас, видели тихий свет вечной жизни, рассеивающий всякую тьму, приносящий мир и радость, надежду и спасение.
Подумаем о своей ответственности: сколько нам дано, как дивно то, что нам дается, как мы богаты!.. И когда мы будем покидать храм или отрываться от домашней молитвы, потому что Бог зовет нас на другое: на служение – будем вспоминать, что мы должны принести в мир, какой свет, какую радость, какую уверенность, какое свидетельство! Аминь.
10. После Преображения. Исцеление глухонемого отрока
(Мф. 17, 14–23) - 31 августа 1986 г.
Год за годом по воскресеньям мы слышим те же отрывки из Евангелия. И иногда люди спрашивают: почему они повторяются и повторяются? Не в том ли ответ, что мы слышим, но не делаем того, что услышали? Не приходится ли Господу повторять нам те же заповеди, а Апостолам – те же события из жизни Христа в надежде, что рано или поздно они достигнут до наших сердец и выкуют нашу жизнь?
Один из отцов Церкви сказал, что можно понять Евангелие только в той мере, в какой мы становимся творцами того, что говорит Господь, и Его последователями, только когда мы делаем то, что услышали. И как редко мы можем сказать: да, я услышал – и это изменило мою жизнь...
В житиях святых мы читаем, как иногда фраза Евангелия повернула жизнь человека в совершенно новое измерение; кто из нас может сказать, что он услышал Господа, обращающегося со словом к нему лично, что все его существо: сердце, и ум, и воля, и тело – отозвалось, сказав: Аминь! Да, Господи! Это – истина, и я буду жить по этой истине...
И вот сегодняшнее Евангелие – один из таких отрывков; он читается нам каждый год. Господь сходит со Своими учениками с Горы Преображения, где все было славой и гармонией, Царство Божие явленное, слава Божия блистающая, все вокруг охваченное этой славой и отзывающееся на нее. Это был момент, когда любовь горела пожаром: тот момент, когда Христос беседовал с Моисеем и Илией о Своем распятии; момент, когда Он говорил им о Своей всеконечной жертве, то есть о совершенной полноте, предельной интенсивности Своей любви к человечеству и к Богу. В это мгновение всё, что было в Нем: Его Божество, Его человеческая душа, Его человеческая плоть, которые приносились в жертву, были самопожертвованием – все достигло вершины любви: и тогда случилось, что не только Христово лицо, или руки, или Его тело просияли, но сами одежды Его стали белы, как свет, потому что они были охвачены и включены в эту тайну спасающей любви. Мы видим здесь, что отзывается сама материальность мира, будучи изначально сродни Богу. И мы видим, как полыхание Божественной любви в ее жертвенный момент преобразило все, что составит эту жертву.
И вот после этого Христос с учениками оказываются в долине, поистине в низине тени и смерти, в долине слез, где они встречают человека в муке сердечной: сын его был болен. Он обращался к ученикам Христовым, и ничего не случилось. Христос оборачивается к ним и говорит: Ничего не случилось, потому что у вас нет веры... Но у самого человека была ли такая вера, которая может двигать горами? Все, что он смог собрать из глубин своего отчаяния, было доверие, доверие Христову состраданию, доверие Христовой любви и доверие, что Тот, Кто может так глубоко быть ранен нуждой другого человека, имеет и силу помочь... Если можешь поверить хоть самую малость, говорит ему Христос, исцелеет твой ребенок... И ответ отца: Верую, Господи, помоги моему неверию!..
Какая же разница между этим человеком и учениками? Не в том ли, что между им и нами? Мы робеем поверить; мы не решаемся на доверие, мы не решаемся сказать из глубины душераздирающего сострадания, которое соединяет нас воедино со страдальцем, которое делает физическое или душевное страдание человека невыносимым для нас, – мы не способны сказать: Я МОГУ что-то сделать, и сделаю...
В этом, возможно, наша главная трагедия; мы боимся, что если мы скажем: “Помолимся Господу, и Он поможет”, – то ничего не случится, и мы будем посрамлены, а из-за нас будет посрамлен и Господь, – тогда как надо сказать: любовь Божия такова, что Он отзывается и на самую недостойную молитву, если только молитва эта искренняя, родившаяся из подлинного сострадания, из всей меры любви, которую мы можем собрать, сколько ее ни мало.
Мы не можем достичь уровня тех знамений верующих, которые перечисляются в конце Евангелия от Марка; но мы можем сделать хотя бы одно – то, что Господь Иисус Христос повелел сделать Своим ученикам: Приведите его ко Мне! Если вы ничего не можете сделать, если у вас нет веры, если у вас нет мужества, если у вас нет надежды, если у вас нет сострадания, если любовь ваша колеблется – приведите его ко Мне!.. И это мы могли бы сделать в отношении каждого, кто вокруг нас находится в нужде, в муке душевной или физическом страдании и в опасности для жизни. Приведи его ко Христу, чтобы он встал перед лицом Господним во всем своем страдании. И чем больше отчаяние, чем безнадежнее положение, тем больше будет его способность встретить Бога, если только мы сами прозрачны, как свет, если только мы – те предвестники Христа, каким был Иоанн Предтеча, или какими были Апостолы: те предвестники, которые открывают путь ко Христу, чтобы дать Богу действовать. Аминь.
11. Притча о прощении должника царем
(Мф. 18, 23–35) - 29 августа 1976 г.
Часто приходит на ум вопрос: как человек может спастись? И вот в сегодняшнем Евангелии, как в целом ряде других чтений, мы находим такой простой, четкий ответ на это: Твое спасение в твоих руках; прости – и тебе будет прощено. И момент, когда будет прощено, значит, что тебе открыта вечная жизнь.
В сегодняшней притче Христос нам рассказывает о том, как человек был должен громадное количество денег своему господину; ему не из чего было отдать, и все было ему прощено, потому что над ним сжалился его Господь. А выходя от лица своего господина, он встретил человека, который был ему должен малую сумму денег. И он стал с него требовать безжалостно. И Господь ему сказал: Я тебе простил твой громадный долг; как же ты не простишь другому ничтожного его задолжания?..
Так и мы ожидаем от Бога, что перед нами, за одно слово Его милости, откроются врата вечной жизни, и запираем эти же врата – нет, малые врата временной жизни – перед лицом другого человека. На что же нам надеяться? А в другом месте Евангелия сказано: Какой мерой вы будете мерить, такой и вам возмерится... Сказано в Заповедях Блаженства: Блаженны милостивые, они будут помилованы... И в Молитве Господней: Прости, как мы прощаем... Как все это кажется просто, а вместе с этим, как это нам оказывается трудно...
Просто было бы, если бы сердце отозвалось на горе, на нужду; трудно, потому что сердце наше молчит. А почему это так? Не потому ли, что, когда человек поступает плохо, мы всегда думаем: он — плохой человек, не понимая, что человек-то часто так бы хотел быть хорошим, так бы хотел, чтобы каждое его слово было чисто, чтобы чисты были его мысли, чисто сердце, чтобы его поступки были достойными; а сил не хватает, окутывает его старая привычка, давление и привычки среды, ложный стыд — столько, столько вещей. И человек продолжает поступать плохо.
Но мы можем его от этого высвободить; мы можем на него посмотреть, как Бог на него смотрит: с жалостью, как смотрят на больного, умирающего от болезни, которая могла бы быть исцелена, лишь бы только на него посмотрели с жалостью и сделали нужное. И каждый из нас это нужное для души другого человека может сделать. Посмотри на человека и пожалей его в том, что он зол, мстителен, плох в том или другом отношении. Пожалей, и повернись к нему светлой стороной своей души; скажи ему: Ты меня не обманешь своими поступками, как бы они ни были злы; я знаю, что ты – икона Божия; что эта икона осквернена, изуродована, а все-таки я это знаю и в тебе поклоняюсь Богу, а тебя люблю, как брата...
Это может очень дорого нам стоить; но если это сделать раз-другой, увидишь, как человек меняется от того, что ты в него поверил верой, что ты надежду Божию возложил на него: какой мир был бы вокруг нас, мир взаимного доверия... Правда, нам за это приходилось бы часто платить – кровью сердца, слезами, состраданием, болью души; но какая радость была бы не только у Ангелов Божиих на Небесах, когда они видели бы спасение одного грешника, но и в нашей душе, когда мы вдруг увидели бы, что на наше сострадание и любовь человек отозвался и просиял вечной жизнью. Аминь.
11. Притча о прощении должника царем
(Мф. 18, 23–35) - 30 августа 1981 г.
Притча, которую мы сегодня слышали, такая ясная, такая прозрачная и так четко выражает наше отношение друг ко другу — и часто к Богу. От Него мы всего ожидаем: прощения, милости, любви, даров земных, даров духовных; но, когда к нам люди обращаются с той же тоской о любви, о сострадании, о снисхождении, о терпении к их грехам, мы оказываемся такими строгими, такими негнущимися и немилосердными. И сегодняшняя притча нам говорит, что если мы хотим, чтобы Бог всегда, при всех обстоятельствах жизни относился к нам, как этот царь относится к своему должнику, то мы должны научиться подобно — только подобно! — относиться к тем людям, которые вокруг нас и кого мы считаем своими должниками.
А в притче указано нечто, побуждающее меня употребить слово “подобно”; потому что тот, кто был должен царю, был должен ему очень большим долгом; а его приятель, который был ему в долгу, был должен ему бесконечно меньшую долю. И однако первый все простил, другой — всего требовал.
И так и с нами; друг перед другом мы виноваты столь малым: оказали мало внимания, сказали резкое слово, прошли мимо, не сумели найти доброго, теплого слова или прикосновения руки. Но по отношению к Богу мы более тяжко грешим. Потому что друг ко другу мы, правда, относимся немилосердно, с раздражением, с холодностью; но мы все-таки друг со другом дружим, друг друга замечаем. А мимо Бога мы проходим все время...
Как часто я слышу, что мне говорят: Я ленив в молитве, я ленюсь читать Священное Писание, я ленюсь думать о Боге... Дело не в лени; нет, ты не ленив! Ты просто Его не любишь... Ты не ленив, потому что на столько других вещей у тебя хватает бесконечно много усердия, энергии и сил; на Бога — не хватает, потому что наше сердце занято другим. Если бы только наше сердце открылось Богу, если бы только Он для нас значил нечто подобное тому, что значит для нас отец, и мать, и сестра, и невеста, и жених, и ребенок, тогда ни о какой лени не было бы речи — ни о какой! Потому что, когда нужно любимому, мы забываем и усталость, и болезнь, и все, и берется откуда-то находчивость, и память, и усердие, и силы. Нет, дело не в лени; тем самым мы оказываемся должниками Богу гораздо больше, чем тем, что мы называем грехами: нетерпеливостью, раздражением; это все плоды, это поросль! А основной корень – это наше к Нему безразличие...
Но можно сказать, что порой, часто дело обстоит и хуже: разве мы Бога не упрекаем постоянно во всем, что нам не удается, что нам не по душе? Разве мы постоянно не считаем Его ответственным за бездолье, за болезнь, за все несчастья, которые с нами случаются? Он во всем виноват, Он не досмотрел, Он не позаботился: где же Его любовь или где же Его сила, когда то, к чему я стремлюсь, о чем я мечтаю, чего я хочу, мне не дается?..
И вот прежде чем дойти до того, о чем говорит эта притча – осознать себя должником по отношению к Богу, – нам надо осознать, что мы считаем Его нашим должником, что мы постоянно восстаем на Него с горьким упреком или, пожав плечами, отходим от Него. Эта притча нам даже не по плечу; жутко сказать, но мы не ощущаем себя постоянно должниками Божиими, и как часто и постоянно мы видим в Нем своего неоплатного должника, Которого мы упрекаем в своем сердце и часто обличаем в лицо!..
Подумаем об этом; примиримся с Богом; но начнем это примирение там, где оно действительно реально: начнем это примирение, поставив перед собой вопрос: В чем я Его упрекаю?.. И, как ни дико так выразиться, простим Ему, прежде чем просить у Него прощения. Иначе, прося прощения, пока у нас в душе еще какая-то горечь, какой-то упрек Ему, наше примирение никогда не будет полным, не будет всеобъемлющим, не соединит нас с Богом и не откроет нам пути к примирению с ближним...
Да благословит нам Господь прийти в сознание, понять свое место, глубоко заглянуть в наше отношение к Богу, к себе, к ближнему, и создать это Царство, о котором говорит Господь: Царство, где каждый друг другу прощает, каждый отпускает другого на свободу, каждый дает другому все, что он может дать, и все, что Бог может дать другому через него. Аминь.
11. Притча о прощении должника царем
(Мф. 18, 23–35) - 18 августа 1985 г.
Сегодняшняя притча такая ясная, такая простая, но я хотел бы обратить ваше внимание на одну или две вещи в ней. Из притчи ясно, что если мы не прощаем друг другу то малое, чем мы согрешаем друг перед другом, Бог не может простить нам то великое, чем мы должны Ему. И это верно; но я хочу задуматься над чем-то другим.
Мы должны друг перед другом столь малым: мы раним друг во друге самолюбие или гордость; мы разрушаем надежды друг друга, мы убиваем друг во друге радость; но также очень часто тем, как мы друг со другом обращаемся, мы омрачаем, порочим образ Божий в себе и в других людях. И вот, когда речь идет о человеческих взаимоотношениях, о боли, которую мы друг другу причиняем, наш долг может быть прощен, потому что жертва нашего греха, даже если она сама нас вызвала на грех, или если это жертва безвинная, получает в тот момент власть простить, подлинно Божественную власть упразднить зло, которое мы совершили, и словами Христа: “Прости им, Отче, они не знают, что творят”, отпустить обидчика, перечеркнуть зло, выпустить на свободу того, кто связал себя узами ненависти, презрения и множеством других вещей.
Но есть в этой притче и другая сторона: в чем дело, почему Христос говорит, что мы должны друг другу сто монет, а Богу – десять тысяч монет: так много, так много? Значит ли это, что, когда мы грешим против Бога, грех как бы умножается тем, что Бог велик, и оскорбить Его намного преступнее, чем оскорбить ближнего? Я думаю, что такое представление о Боге было бы чудовищным; я думаю, это означает, что, когда мы поступаем дурно, не слушая Его призыва, не следуя Его слову и Его примеру, это помрачает Его образ в нас, разрушает ту красоту, которую Он в нас насадил, которую Он начертал в нас, которой Он нас запечатлел, как собственной печатью. И вот это непоправимо, если только Сам Бог не исправит, если только Сам Бог не обновит то, что одряхлело, не вернет утраченную нами красоту.
И в этом смысле мы должны быть очень бережны в наших отношениях с Богом. Проступки друг против друга исправить легко, потому что они малы, они поверхностны: одного слова прощения достаточно. Но того, что мы совершаем над своей душой, над самими собой, когда поступаем против Божией заповеди, Божиего зова, против надежды, которую Бог на нас возлагает, мы не можем исправить, просто сказав: “Я поступил плохо – прости!” Вся жизнь Христа, все Его страдание, Его смерть на кресте – вот цена, которой восстанавливается то, что мы разрушили и изуродовали вместо того, чтобы сделать прямым и прекрасным.
Задумаемся над этим, потому что сказать Богу: “Прости”, означает гораздо больше, чем сказать: “Не вмени нам того зла, которое мы сделали, той неправды, которую мы совершили”. Это значит: “Обнови то, что не может быть возрождено человеческими силами”.
Так что действительно существует несоизмеримость, о которой Христос говорит в притче, между тем, когда мы поступаем неправо на путях Божиих и когда мы поступаем неправо в наших взаимоотношениях друг со другом. И поэтому давайте начнем с этих отношений друг ко другу: станем относиться к каждому человеку, как мы относились бы к святой иконе, поврежденной временем, небрежностью, насилием. Будем относиться друг ко другу с благоговением, с любовью, с лаской и заботливостью; тогда, когда мы обратимся к Богу, и Он так же поступит и с нами.
Да благословит нас Бог вырасти в полноту той красоты, которую Он насадил в нас и к которой Он нас призывает, и да будет благословение Господа Иисуса Христа, и любовь Божия, и причастие Святого Духа с нами во веки! Аминь.
12. Богатый юноша
(Мф. 19, 16–26) - 2 сентября 1979 г.
Читая из года в год рассказ о том, как юноша подошел ко Христу и спросил Его, каким образом может стать он совершенным, мы упускаем из внимания две черты. Первое – мы часто думаем: значит, он отошел от Христа и погиб? Значит, нет ему надежды, потому что он был богат и не мог сразу сбросить с себя бремя этого богатства?.. Этого Евангелие не утверждает; Христос говорит: Как трудно богатому войти в Царство Божие... Почему?.. Потому что Царство Божие – это Царство, где ничего нет, кроме любви; это Царство, которое определяется первой заповедью Блаженства: Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное... В чем же заключается эта бедность? В сознании, что нет у меня ничего своего, ничего, что я могу удержать, ничего, что родилось бы во мне и над чем я имел бы власть.
И на самом деле: мы призваны к бытию словом Божиим; мы живем Его милостью; мы Его знаем, потому что Он нам открылся, мы носим Его имя, потому что Он его нам дал. Тело, ум, сердце наше, дружбы наши, счастье и горе наши – вне нашей власти; и если мы так богаты бытием, и жизнью, и дружбой, и любовью, и крепостью, и немощью, то это потому, что мы Богом любимы, и потому, что мы людьми любимы... Нет у нас ничего, что мы могли бы по справедливости назвать своим; но потому, что ничто не наше, и однако мы так богаты, мы должны сознавать, что мы живем любовью Божией и любовью ближнего: и это и есть Царство Божие...
Как трудно нам дается это понять, как неохотно мы соглашаемся на то, чтобы быть только любимыми, и от любви, из любви быть такими богатыми. Богатому, тому, кто думает, что у него есть что-то свое, действительно трудно быть в Царстве, где вся радость в том, чтобы давать от всего сердца и иметь по любви Божией и по людской любви. Но и при этом мы не так легко погибаем потому именно, что мы Богом любимы. Как же нам отнестись к этому?
Часто – и это вторая ошибка, которую мы делаем, – мы думаем: Ведь не ко мне относится эта притча: чем я богат?.. А чем мы только ни богаты! За что мы только ни держимся, что мы только ни рассматриваем как свою собственность: наш ум, и наше здоровье, и наша жизнь, и то, что мы имеем, и то, к чему мы стремимся, – как трудно нам сказать, что все это не мое!.. Не так давно нам было дано приобрести этот храм, и кто-то мне сказал: Мы теперь его приобрели в собственность... Как это страшно: ведь церковь эта – Божия, собственная Его церковь, и вдруг кто-то говорит “моя собственная”, присваивает... Видите, как легко даже милость Божию, даже дар Божий, даже то, что принадлежит Ему безраздельно, рассматривать как свое. Каждый из нас старается быть богатым чем-нибудь...
И вот мы только тогда можем войти в Царство торжествующей, ликующей любви, когда можем сказать: Ничто не мое – и как я любим Богом, и как меня берегут люди, и как я любим родными, и как все дивно, потому что я так одарен всем, хотя ничто мне не принадлежит... В начале этого евангельского рассказа юноша знает, что он богат: он выполнил все заповеди Божии, он чист перед законом, он праведен; а оказывается, что поскольку он себе это присвояет как добродетель, как уверенность на право быть спасенным, все это стоит преградой перед ним...
Как нам надо быть осторожными по отношению к нашей собственной правде, собственной праведности, к праведности и правде церковной: они могут нас преобразить – и они могут стать для нас идолом, собственностью и нас отделить от самой жизни, от любви. Станем же учиться любить так, чтобы забыть, что у нас что-то есть, а только благодарить, радоваться о том, что нам столько дано, и тогда вся жизнь, как бы она ни была тяжела, как бы она ни была страшна, превратится в Царство Божие. Аминь.
12. Богатый юноша
(Мф. 19, 16–26) - 30 августа 1987 г.
Не только боязно бывает, но иногда и опасно проповедовать слово Божие. Потому что Господь сказал: По словам твоим ты осудишься... Ты будешь судиться, потому что, если ты проповедуешь Божию правду, если ты ее провозглашаешь и остаешься праздным, не делая того, что заповедал Господь и о чем ты достаточно знаешь, чтобы возвещать это другим, – тогда как устоять перед судом Божиим? И это относится не только к священнику, но ко всякому христианину, который призван быть свидетелем, Апостолом, нести Божие слово, Божию правду тем, которые во тьме или в потемках, которым нужен Божий свет, нужна Божия правда и Божия жизнь.
И вот сегодняшнее Евангелие встает перед нами так требовательно. Оно начинается словами, которые можно понять по-разному: “Учитель благий – что сделать, чтобы наследовать жизнь вечную?” И Господь отвечает: Почему ты называешь Меня благим? Благ один только Бог... Он не говорит: “Ты ошибаешься”. Он не отрекается от Своего права называться благим, как Бог благ; и поэтому для тех, у кого есть уши, чтобы слышать, тех, у кого есть сердце, способное уловить благость Господа Иисуса, превосходящую всякую человеческую благость, всякую человеческую красоту и правду, э то есть свидетельство: Да, ты обращаешься к своему Богу, и на твой вопрос будет отвечать Бог твой...
И затем Христос дает нам два указания. Одно – если хочешь получить вечную жизнь, то соблюдай заповеди. Заповеди Божии – не только правила поведения, хотя тоже и это; но заповеди Божии, как говорится в одном из псалмов, должны корениться в самом нашем сердце. Мы должны были бы из самых глубин сердца выполнять заповеди: не потому, что они как бы заданы нам извне, а потому, что они достигли нас со всем звучанием правды; не потому, что Бог сказал, а потому, что всем нашим существом мы ответили: Аминь! Это правда, это жизнь, это путь в вечную жизнь!..
И когда мы слышим Христа, говорящего о “заповедях”, – где мы по отношению к ним находимся? Кто из нас может сказать, что он, она были верны каждому слову этого короткого перечня заповедей, без которых нам не построить жизни? Где мы стоим? Я, говорящий, и вы, слушающие, потому что такая же ответственность на слушающем, как и на говорящем!.. Как часто мы думаем, как и этот молодой человек, – но с каким малым основанием! – что мы стремимся к совершенству; мы хотим совершенства, не пройдя прежде даже путем заповедей.
Но Христос говорит ясно: Если хочешь совершенства – отдай все, что имеешь... Мы можем отдать не только вещественное имущество; у всех нас есть сокровища, накопленные в уме, и в сердце, и в душе, вещи, которые нам более дороги, чем что-либо материальное и что составляет наше богатство. Каждый из нас должен заглянуть внутрь себя и спросить: Что есть такого, что составляет мое собственное сокровище? Что есть такого, что я не отдам, даже ради вечной жизни, ради Бога?
Мы не выражаемся так грубо, но крепко прижимаем к себе то, чем дорожим, и надеемся, что вступим в Царство Божие, достигнем совершенства и во всей полноте станем тем, к чему призваны, такими людьми, какими нас возмечтал Бог, когда создавал нас, – и это не так.
В Книге Откровения есть место, где говорится: Одно Я имею против тебя – что ты забыл свою первую любовь... И эта первая любовь для каждого из нас – Живой Бог, Которого мы называем столькими именами: мы называем Его “Жизнь”, мы называем Его “Полнота”, мы называем Его “Радость”, мы называем Его всеми именами, которые указывают, как нам достичь полноты бытия. Иногда мы знаем, что только в Боге это возможно, иногда воображаем, что можем перерасти самих себя – так или иначе, это наша первая любовь: вырасти в то величие, какое Бог для нас возмечтал, в тех людей, какими Он хочет, чтобы мы были. И мы не следуем заповедям, потому что думаем, что можем достичь этого более простым путем; и не отдаем всего того, что имеем, то есть единственного, с чем мы не готовы расстаться, ожидая, что Бог примет и нас, и нашу обузу.
Задумаемся над этим рассказом; это даже не притча, это реально случилось с одним молодым человеком. Это же случается и с каждым из нас, когда Бог говорит: Был ли ты верен тому образу жизни, который Я наметил для тебя словами заповедей, как отмечают путь дорожными указателями? Хочешь достигнуть полноты – вот тебе отправная точка... И если вы были верными в этом, то поставьте перед собой другой вопрос: с каким сокровищем я не расстанусь даже и для вечной жизни?
Юноша услышал слова Христа и отошел печальным. У него были владения земные, а у нас столько имущества не материального, но которое для нас как обуза, как цепи, нас сковывающие.
Но есть в этом рассказе одна черта, которая может дать нам столько надежды: Христос не осудил этого юношу, Христос отпустил его без слова упрека; то, что Он сказал, было как зерно, посеянное в ум и сердце этого юноши. Он дал ему отойти раненным в сердце, озадаченным в уме, с призывом приступить к действию героическим усилием воли и самоотречения – как Христос сказал: Отвергнись себя и следуй за Мной... Куда? По путям человеческой жизни – с одной стороны, а с другой стороны – в полноту вечной жизни.
Когда Христос говорит нам: “Следуй за Мной”, Он не зовет нас идти по пугающим потемкам одинокого пути; Он говорит: Я прошел весь этот путь, Я изведал каждую его западню – ты можешь идти без страха! Я как добрый пастырь, идущий впереди своих овец и сам встречающий опасность, так, чтобы овцы были целы...
Все мы сейчас пойдем домой, как этот молодой человек, может быть, опечаленные, что ни один из нас не смог соблюсти заповеди и отказаться от самого драгоценного своего обладания. Но помните: мы не уйдем осужденными; в сегодняшнем чтении нам предложен конечный выбор, и до тех пор, пока мы боремся на земле, есть еще время. Но не будем обманываться временем: время бежит, время летит – пусть же не окажется слишком поздно, – повернемся к жизни, станем всем, чем мы способны быть. И ответ сегодняшнего Евангелия так прост: “Но кто же может тогда спастись?” – и ответ: Человеку это невозможно его собственными силами, но Богу все возможно... Это наша надежда: с нами Бог, и ничто не невозможно нам. Аминь!
13. Притча о винограднике и виноградарях
(Мф. 21, 33–42) - 23 августа 1980 г.
В течение всего Великого Поста и недель, которые следуют за Пасхой и за Пятидесятницей, мы читаем евангельские отрывки о том, как Господь проявил Свою милость, и Свою любовь, и Свою спасающую силу в человеческом роде; читаем о древнем и читаем о евангельском.
И вот сегодня, как бы прерывая этот ряд торжественных, радостных чтений, встает перед нами очень страшное евангельское чтение: рассказ о виноградарях, которые оказались предателями.
Эта притча отображает нам всю историю человеческого рода; но в контексте всего, что было раньше прочитано, она нам еще говорит о той страшной, в самом сильном смысле этого слова, страшной неблагодарности, которую не только человечество, но все мы проявляем по отношению к Богу: перед лицом всей Его любви, перед лицом всех Его чудес, всего того, что Он совершил, мы остаемся бесчувственны и себялюбивы, думаем о себе, не думаем о ближнем, еще меньше думаем о Боге: неблагодарность, сосредоточенность на себе, на том, что каждому из нас хочется, и любо, и кажется нужным.
Сегодняшнее евангельское чтение говорит нам, что создал Господь целый мир – прекрасный, дивный, оградил его Своей крепостью и Своим провидением, все приготовил в нем, чтобы он был местом Царства Божия, то есть Царства взаимной любви, Царства радости. И мы знаем, что мы, люди, сделали из этого мира: место, где страшно жить, где льется кровь, где совершаются бесчеловечные, жестокие поступки – и не только в широком, мировом масштабе, но в масштабе семьи, в масштабе прихода, в масштабе круга близких друзей.
И Господь из поколения в поколение посылал Своих вестников: патриархов, пророков, Ангелов, посылал Апостолов и проповедников, Предтечу, Сам пришел напомнить нам, что мир создан для любви. И так же, как в притче, виноградари взяли, вывели из вино-градника и убили сына, так и человечество отнеслось к воплощенному Сыну Божию. И когда я говорю “человечество”, я говорю не о других, а о нас самих, потому что нам жизнь вручена, чтобы из нее сделать торжество любви, братства, гармонии, веры, радости, и мы этого не делаем, потому что думаем только о себе самих... В ответ на все, что сделал для нас Бог: сотворил нас, открыл Себя нам, излил на нас всю Свою любовь, отдал нам Сына Своего на жизнь и на смерть – мы не отзываемся почти ничем, кроме как мгновенным “Спасибо!” – и таким же мгновенным забвением.
Вот о чем нам говорит сегодняшнее Евангелие: оглянитесь на все, что вы слышали в течение всего Поста, что вы видели в ночь Воскресения Христова, что было сказано вам в последующие недели всеми святыми, святыми земли Русской, святыми земли сей, Евангелием о любви и о человечности! Взгляните на все это и поставьте перед собой вопрос: Не виноградарь ли я, не тот ли я, который каждый раз, когда Христос вступает в жизнь, каждый раз Его отстраняю: Отойди, уйди с моего пути, выйди из моей жизни – я хочу быть богом, хозяином, я хочу править всем...
Так говорит каждый из нас: не так дерзко, не так богохульно, но поступками, но словом гнилым... Нам надо опомниться; я много раз говорил, что мы спасены, потому что Богом любимы – но не только любовью Божией, а и нашим ответом на эту любовь! Если мы хотим только пожать плоды Креста, распятия страстных дней, и ничего Богу не отдать и ничего не отдать ближнему, за которого Бог умер, кроме мгновенного воспоминания, то мы чужды тому, что Господь для нас совершил...
Станем же перед судом сегодняшнего Евангелия, предупреждения, напоминания и поставим себе вопрос: Где моя благодарность? Воплощаю ли я ее, не только в слова, которые тоже так редки, но в поступки?.. Произнесем над собою суд и начнем новую жизнь. А благодарность Богу заключается в том, чтобы быть Ему радостью и ближнему нашему укреплением, спасением и радостью... Начнем сегодня приносить плоды того, что мы сегодня от Бога, Христом, услышали. Аминь.
14. Притча о званых на брачный пир
(Мф. 22, 1–14) - 20 сентября 1970 г.
Я хочу обратить ваше внимание на две стороны очень богатого содержания сегодняшнего Евангелия. Во-первых, Господь призвал на брак – то есть на самую глубочайшую, совершенную радость – самых близких Ему людей, тех, которые всегда в минуты радости около Него были, тех, которые умели делить все светлое, что происходило в Его жизни. Но вот, когда дошло до последней радости, до радости Господней, до брака Сына Его, когда радость оказалась такая, что надо было приобщиться Его радости, а не только разделить с Ним радость – тогда все начали от этого брачного пира отказываться. Кто купил землю и надо было ее обозреть, кто купил волов и надо было их испробовать, кто сам женился, и не до радости другого брака ему было...
Не так ли бывает часто с нами и по отношению к Богу и по отношению друг ко другу? Когда чужую радость – будь то Божию, будь то человеческую – мы можем разделить, чтобы она стала нашей радостью, не только приобщиться чужой радости, но присвоить себе хоть какую-то долю ее – мы с готовностью идем. Но когда нам надо только радоваться чужому счастью, когда, в конечном итоге, радость окажется не нашей, а его – Божией или человеческой, – нам некогда, мы заняты землей, у нас своя радость, свой брак; у нас своя земля, своя работа, нам некогда пойти только ликовать, потому что кто-то другой ликует...
Делить горе мы иногда – не всегда – кое-как умеем; а разделить радость бывает очень трудно. Нужно очень много отрешенной, великодушной любви, чтобы уметь радоваться той радости, которая, в конечном итоге, останется собственностью другого, не моей. А вместе с этим если мы не можем радоваться так, то, значит, любви к человеку – или к Богу – у нас очень, очень мало; и оказывается, что мы умеем радоваться только тогда, когда рассчитываем, что радость будет наша, что мы сможем ее присвоить.
И об этом говорит вторая черта сегодняшнего Евангелия. Когда все близкие, приближенные отказались, Господь повелел собрать незваных нищих, бродяг, людей, которые никогда к Нему раньше близко не подходили: Пусть Мой пир наполнится... И вот собрались люди; все приходили недостойными этого пира и этой радости; приходили нищие, в нищенском рубище, и всех принимал Господь, и каждого Он принимал с щедростью и гостеприимством, которое из них делало не нищих на Его пиру, но гостей, равных Ему; их принимали и одевали, и мыли, и вводили в чертоги царские так, чтобы они не чувствовали себя не на месте, нищими и обездоленными, которым только на мгновение перепадает какая-то доля торжества...
Но среди них оказался такой, который пришел не разделить радость, а насытиться трапезой Господней; он, видно, прошел мимо тех, которые хотели его умыть, и одеть, и приготовить к пиру: Не для того я пришел, чтобы прихорашиваться, я пришел поесть, насытиться... – и прошел прямо в пир.
И когда вошел хозяин, то увидел, что были нищие с теплым, ласковым, благодарным сердцем, которые захотели быть такими гостями, чтобы хозяин на них глядел и не стыдился, чтобы он мог радоваться, что они широко приобщены этой радости: не только насыщены, но одеты, утешены, обрадованы... А среди них он увидел такого, который только от жадности пришел – и того Он Своим гостем не признал; этот человек пришел не для того, чтобы с ним разделить радость, пришел не возрадоваться радостью Господней, а только насытиться Его щедрот. И такому на пиру не оказалось места.
Не так ли мы часто идем на пир Господень, не этого ли мы часто ожидаем от Церкви, от Бога, от Царства Божия?.. Пир уготован. Агнец заклан; но этот Агнец – Христос, Сын Божий... Радость Господня в том, что, когда мы приобщимся тайне Христа, мы станем детьми Его собственного дома; но приходим ли мы с готовностью разделить со Христом все то, что Он Собой представляет? Приходим ли мы с готовностью так приобщиться Христу, чтобы не только вечная Его слава, но и временный Его подвиг, страдание, крест стали нашим достоянием? Готовы ли мы пройти через всю тайну Христа, или же довольно нам того, что Христос умер за нас, а мы хотим жить Его жизнью, не умирая ни миру, ни себе? Не подобны ли мы тогда тому единственному гостю, который вошел, чтобы только получить, только насытиться, который только о себе думал, но не захотел приобщиться самой тайне пира, самой крестной радости Воскресения?..
Подумаем об этом – часто ли мы отзываемся, когда нас зовет Господь: “Придите ко Мне”? Не отвечаем ли мы: Земля меня держит, заботы мои меня поработили; радость моя достаточна и без Тебя... А когда мы приходим – потому что мы не только призванные, но и трудящиеся, и обремененные – идем ли мы, чтобы стать одной жизнью с Тем Богом, Который нас так любит, что Он Своего Сына Единородного дал, чтобы мы были спасены, чтобы жизнь Его стала жизнью нашей? Хотим ли мы приобщиться всей Его радости и любви, или только Его славе, только покою, только миру, только победе – которые Он нам может дать ценой креста и смерти Единородного Сына?..
Подумаем об этом, потому что слово Господне – не только призыв к вечной жизни, но и суд. Аминь.
14. Притча о званых на брачный пир
(Мф. 22, 1–14) - 1972 г.
Вдумаемся несколько минут в притчу, которую мы слышали сегодня. Некий человек пригласил самых своих, видимо, близких людей на пир, то есть разделить с ним его радость, вместе с ним побыть в радости его. И эти приглашенные один за другим отказались. У каждого была своя причина: один купил клочок земли, крепко осел на этой земле, овладел ею, стал хозяином, и не было у него времени и охоты разделить чужую радость – у него была своя. Другой человек купил пять пар волов, ему надо было работать, у него была задача в жизни, ему некогда было погружаться в радость другого человека, быть бездельным в чужой радости, когда у него было дело земное, свое творчество. Третий женился; он нашел свою радость, и потому не до чужой радости ему было. Все отвернулись от своего друга потому, что они нашли нечто, занимавшее их больше дружбы, больше любви, больше верности.
Не такова ли наша судьба? Зовет нас Господь разделить с Ним жизнь, Его жизнь, разделить с Ним вечную, небесную жизнь и, значит, и вечную радость. И мы говорим: Да, Господи, придем, но придем тогда, когда нечего нам будет делать на земле, а пока есть клок земли, к которому можно прилипнуть сердцем, пока есть дело, которым можно увлечься и опьянеть, пока есть своя радость, пусть маленькая, но своя, – до Твоей, Господи, радости дела нет. Придет время, когда отойдут от нас эти радости, может быть, тогда вспомним о том, что Ты нас приглашал к Себе; может быть, когда своего не будет, поживимся чужим, Твоим...
Разве не так мы живем? Каждый к чему-то сердцем прилип, каждый чем-то увлекся до опьянения, каждый ищет свой радости – а жизнь течет, и Господь пришел на эту землю и открыл нам Свою радость. Он пришел на эту землю и всю ее так полюбил, что если мы с Ним были бы, она вся была бы наша. Но не собственнически, не так, как хозяин переживает обладание землей, а как художник видит красоту и, свободный от обладания, ликует об этой красоте.
Господь вошел в жизнь, и творит дело, и зовет нас стать участниками этого дела, дела преображения жизни, преображения мира, превращения земли в Царство Небесное; но это требует большого сердца и широко раскрытой любви; это требует, чтобы не только свое, но и чужое дело считать своим, чтобы так открылась наша душа, что дело Божие стало бы нашим делом и чтобы мы могли забыть свои поделки для большого дела Божия.
И у каждого из нас сердце раскрывается любовью к кому-нибудь, а Господь нам говорит: Твое сердце слишком узко, слишком узко сердце твое, открой его шире, полюби любимых и нелюбимых, полюби своих, но также и чужих, полюби жертвенной любовью, способной себя забыть... Но этого-то ни мы, ни люди, описанные в притче, не умеем сделать: именно себя забыть не умеем, и ждем, чтобы нас забыла земная радость для того, чтобы вспомнить о радости небесной. И проходит жизнь, и проходим мы мимо жизни – потому что мы могли бы и теперь этой жизнью жить. Господь нам говорит: Ищите прежде всего Царство Небесное – но Он не прибавляет: А другое все будет у вас отнято; наоборот, Он говорит: Все остальное приложится к тому...
Неужели мы не можем понять, что Господь пришел на землю, чтобы дать нам жизнь, и жизнь с избытком, чтобы вся земля стала нам родная, а не только какой-то малый клочок ее, чтобы все дело, все творчество, весь путь земли стал бы нашим, а не только малое-малое, что мы можем сделать за короткое время земной жизни. И о том говорит Он, что любовь наша, которая охватывает столь немногих, может их удержать полностью, только если она забудет об обладании и вспомнит о бесконечном просторе любви Божией. Аминь.
15. Разговор с книжником
1-я часть разговора - (Мф. 22, 35–46) - 1981 г.
Апостол Иоанн говорит: Кто утверждает, что он любит Бога, тогда как презирает своего ближнего, – лжец; как, – говорит Иоанн, – ты можешь сказать, что любишь Бога, Которого не видишь, когда не проявляешь никакой любви к человеку, который тебе видим?
Эти слова Иоанна основаны на сегодняшнем чтении: на вопрос законоучителя, какая большая заповедь, Христос указывает, что первая заповедь – заповедь о любви к Богу, но вторая подобна ей, и что в этих двух заповедях содержится весь закон и все учение пророков.
Без любви к Богу любовь к ближнему не может быть полной, совершенной, потому что только познавая Бога и Его любовь к нам, мы можем узнать, что такое поистине любить; и только научившись от Бога этой любви, можем мы возлюбить и ближнего своего, как Бог нам велит, всем сердцем, всей душой, всей жизнью.
Эти слова Спаситель прилагает к нашей любви к Богу; но наша любовь к человеку должна быть подобна ей. Что же значит “возлюбить Бога всем сердцем”, всей душой, всей мыслью” – а в другом Евангелии еще сказано “всей крепостью своей”? Сердцем возлюбить Бога – это не значит возлюбить Его сентиментально, переходить от переживания к переживанию: это значит отдать Ему свое сердце, то есть узнать в Нем Того, Кто представляет в жизни – твоей, личной – самую высокую, самую святую ценность; и, узнав это своим нутром, всеми глубинами своими, сердцевиной своего бытия, сделать служение Ему и исполнение Его воли центральной целью жизни.
И Христос говорит: Кто Меня любит, тот сохранит Мои заповеди... Он не говорит, что кто Его любит, будет переходить от чувства к чувству, от умиления к умилению; Он говорит о чем-то гораздо более строгом, гораздо более трезвом: Если Я для тебя значу самое драгоценное, если Мое значение для тебя так велико – тогда Моя воля, то, чем Я живу, то, ради чего Я человеком стал, то, ради чего Я умер, должно быть для тебя самым важным – и не только на поверхности жизни, но в самых глубинах твоих... Всей душой призваны мы возлюбить Бога: слово “душа” и тут и в других местах значит “жизнь”: всей жизненной силой своей и всем творчеством жизни своей должны мы любить Бога. Именно как Христос сказал: Кто Меня любит, тот Мои заповеди сохранит... А для этого нужно не только чувством, но всем умом, всей мыслью, всем напряжением творческой жизни любить Бога.
Но как можно любить Бога? Большей частью – в ближнем своем: любить Бога тем, чтобы быть на земле, среди людей, Его взором, Его лаской, Его милосердием, Его состраданием, той радостью, и светом, и вдохновением, которые Он может принести людям. Поэтому обе заповеди неразрывно друг со другом связаны: Возлюби ближнего, как сам себя.
И тут встает вопрос: что же значит “Как сам себя”? В каждом из нас есть разные слои бытия: есть поверхностный слой, себялюбивый, эгоистичный, тот слой, который способен на жадность, на ненависть, на трусость, на все неприглядное в нас – так же, конечно, как и на поверхностную любовь, ту, которую можно выразить словами: Я люблю... – где слово “я” в центре всего; это та любовь, которая ищет в своем предмете радость наслаждения, но которая неспособна идти на жертву, даже просто на уступку.
А есть в нас другой, глубинный слой, который подымается в нас тогда, когда перед нами встает что-то большое, трагическое: будь то радость, слишком большая, чтобы вместиться в душе, или горе, слишком глубокое, чтобы найти слова или слезы для своего выражения. На этой глубине живет мое настоящее “я”, то “я”, о котором один писатель говорил, что мы должны помнить, что наша настоящая природа не в нас, а выше нас, и мы как бы больше себя самих; что если мы ставим вопрос о том, что же я? – то мы должны ответить: Образ Божий, икона...
И вот нам надо постоянно выбирать: кого же мы любим в себе? То мелкое, жадное, трусливое, ничтожное “я”, или, наоборот, того, кто живет в моих глубинах и способен на самый великий подвиг, на самую изумительную красоту жизни? И, конечно, выбор должен быть сделан в пользу нашего величия, а не нашего ничтожества...
И вот, любить ближнего, как самого себя, – это призыв научиться видеть в каждом ближнем не ничтожество его, а возможное его величие, и этому величию служить, чтобы вырос человек в полную меру своего величия и красоты. И тогда исполнится заповедь, и тогда сольются обе заповеди, потому что служа этому глубинному человеку, которого Апостол Петр называет “сокровенный человек сердца” – то есть, глубин – мы одновременно служим Богу, мы Ему поклоняемся в Его образе, и помогаем этому живому образу стать тем, что задумал Господь, чтобы из мечты Божией выросла полная, торжествующая и дивная реальность. Аминь.
15. Разговор с книжником
2-я часть разговора - (Мф. 22, 35–46) - 1981 г.
В Евангелии есть целый ряд мест, где Христос открыто заявляет, что Он – Сын Божий в каком-то совершенно особенном, исключительном смысле; что Он – Единственный, Единородный Сын Божий. В Евангелии от Иоанна, на вопрос, Ему поставленный, Он отвечает: Я – Сущий, Я – Тот, Кто есть... Эти слова в Ветхом Завете употреблены Самим Богом в ответ на вопрос Моисея: Кто Ты? – Я Тот, Кто есть: Мне нет определения, Я есть, Я единственный, Кто есть... И в других местах Христос заявляет, что Он действительно Бог, пришедший плотью на землю.
И в этом коротком отрывке Евангелия от Матфея мы видим, как Христос ставит Своих слушателей, которые хотят уловить Его на слове, перед непостижимым парадоксом, что Он одновременно – Сын Божий и Сын Человеческий. Непостижимым парадоксом, потому что умом этого не объяснить; по человеческим законам это невозможно; ожидать этого ветхозаветный еврей не мог, по своему представлению о непостижимости Божией. И вместе с этим в Ветхом Завете есть целый ряд мест, между прочим и то, что сейчас цитировалось, которые ставят читающего перед недоуменным вопросом: Как же это может быть? Как может быть, что Христос – сын Давида, и вместе с этим Давид называет Его своим Господом?
Как я только что сказал, умственного ответа на это нет; на это отвечает исторический факт: исторический факт рождения от Девы Сына Божия. И в этих нескольких фразах, поставленных перед ветхозаветным человеком – так же, впрочем, как перед любым неверующим или ищущим человеком – и вопрос, и недоумение, и ответ. Один из западных святых сказал дерзновенно и, как мне кажется, прекрасно: Я так же велик, как Бог, Бог так же мал, как я... Христос – Бог, Христос – Человек; это непостижимо, и это исторический факт.
И вместе с тем это говорит нам о том, к чему мы призваны: так быть едиными со Христом, чтобы вырасти в сверхчеловеческую меру, приобщиться к природе Божией, стать по приобщению Божественными, оставаясь тем, что мы есть: человеком. Только принятие исторического факта Воплощения может разрешить этот вопрос, который Христос ставит фарисеям; и только встреча со Христом как с Богом могла убедить сначала небольшую горсточку учеников, а потом все большее и большее число людей, верующих евреев и ищущих язычников, в том, что эти пророческие слова осуществились в жизни. Павел видел во Христе только Человека и поэтому считал Его лжепророком и обманщиком; встретив Его на пути в Дамаск во славе Его воскресения, он нашел ответ. И так его находят, из поколения в поколение, миллионы людей, которые веруют всем умом, всем сердцем, всей душой, всем подвигом жизни, что Сын Божий стал Сыном Человеческим, что Христос – их Бог, и что Он для нас – пример, путь, истина и жизнь. Аминь.
16. Притча о талантах
(Мф. 25, 14–30)
Прочитанная сегодня притча о талантах – одно из целого ряда пророческих предупреждений и притчевых сказаний Христа о грядущем Суде. Если прочесть 24-ю и 25-ю главы Евангелия от Матфея, откуда и взята сегодняшняя притча, то мы видим, что Спаситель предупреждает нас о трех основных опасностях, которые могут привести нас к суду неготовыми. Первая опасность – это беспечность, вторая – малодушие, а третья – жизнь, недостойная человека нечуткостью и бесчеловечностью.
Беспечность описана Христом в трех притчах: первая – это беспечность благодушная, веселая, беспечность, которую мы считаем естественной. Христос говорит: Бдите, потому что суд, день Господень придет внезапно, как он пришел в дни Ноевы... Тогда люди и пили, и ели, и замуж выходили, и ни о чем не думали большем, чем земля, большем, чем каждодневная их радость жизни, а суд Господень нарастал и в какой-то день разразился гневом и потопом. Будет и позже так: две женщины будут работать у жернова – одна возьмется, другая оставится; два человека будут в поле – один возьмется, другой оставится. Эта беспечность – такая нам обычная, привычная, родная, благодушная, веселая, радующаяся жизни и забывающая, что жизнь не такая плоская, а что она глубокая, бездонная, что она уходит в вечность.
Другая беспечность – злая беспечность, которая пользуется тем, что Бог как будто не спешит прийти на расправу: Апостол же Петр говорит, что Бог медлит, потому что долготерпит о нас. В этой притче Господней, в 24-й главе говорится о слуге, который был поставлен надзирателем над другими. Ему было поручено следить за ними, чтобы работы шли, чтобы все было сделано, но было также поручено следить, чтобы им было хорошо жить в доме их господина, даже когда его нет, когда он сам не может видеть их жизнь и позаботиться о их нуждах. А раб этот подумал: “Не скоро еще придет господин, я буду пить, есть, веселиться, а рабов буду гнать и бить, я – господин”, – воображая, будто в его власти и в отсутствие господне его достоинство – господское. А господин вернулся, когда не ждали его, и застиг неверного раба в его неправде, и изгнал. Это – вторая беспечность, греховная, злая, которая нам тоже обычна. Мы тоже не спешим меняться на добро, потому что Господь за горами, а суд далек. Мы не спешим творить добро, потому что еще есть время; когда-нибудь, когда мы устанем от зла, то успеем еще к добру вернуться, – а День Господень идет и идет на нас, и в какой-то день, в какой-то час – суд перед нами, и мы перед судом.
Есть и еще одна беспечность, которую Господь описывает в притче о десяти девах, из которых пять умные, а пять – безумные. Это беспечность сонливая, беспечность, которая не делает ничего, а надеется, что еще успеется: жить еще успеется, любить еще успеется, исправиться еще успеется. Не придет же Бог во время ночной стражи – можно еще подремать, помечтать и когда-нибудь опомниться, когда придут какие-то предвестники суда... А суд приходит в ночи, потому что спящему всякий час – ночь, и застигает врасплох.
Вот беспечность веселая, добродушная, как будто и не злая; беспечность безответственная, злонамеренная, жадная, злая; и беспечность опять-таки страшно нам обычная: завтра все успеется, а сегодня помечтаем... Это первая группа предупреждений Господних.
А дальше – притча о талантах. Господь дает каждому дарование в меру его сил и призывает принести плод такой же богатый, как богаты сами дарования. И часто мы ничего с этими дарованиями не делаем: нам дается ум – но этот ум мы не обогащаем ничем; нам дается чуткое сердце – но это сердце остается только как возможность чуткости, а на деле дремлет в себялюбии, коснеет; дается нам воля, порой сильная, которая остается бесплодно-бесцельной. Много нам дается, что мы храним в том виде, как Бог дал, а плода – никакого. Почему?
Не всегда по беспечности, а порой потому, что нами овладело малодушие, трусливость. Нам кажется, что – и так оно и есть – чтобы чего-то достичь, надо всем рискнуть: покоем, обеспеченностью, отношениями, жизнью – всем или хотя бы чем-нибудь; и мы думаем: нет, верну я Господу то, что Он мне дал, но рискнуть потерять себя и ответить перед Богом – нет... А когда суд приходит, оказывается, что когда-то нам данное нашим никогда не было, а все время оставалось Господним. И Господь часто вернет это Себе и отдаст тому, кто был готов рисковать жизнью, и покоем, обеспеченностью, и всем телом и душой, чтобы принести плод, чтобы не быть заживо мертвым, но быть живым и животворящим. Вот – малодушие.
И, наконец, притча, которую мы читаем перед самым Постом, об овцах и козлищах, о последнем суде. О чем этот суд? Не о том, что мы не имели каких-то великих откровений, а о том, что мы не были просто людьми, не могли сердцем человеческим, плотяным, живым отозваться на нужды, на горе, на боль, на опасность другого человека. Кто не может быть человеком на земле, тот не может быть человеком и на Небе; кто в малом не может быть человеком, тот никогда не вырастет в меру Человека Иисуса Христа.
В этом предупреждение Господне о суде: суд не в том, что он придет и это страшно будет, а в том, что он придет и будет так жалко и так больно, что мы прожили всю жизнь, так и не став человеком: по трусости, сонливости, себялюбивой злобе или просто забывчивой беспечности. Суд в том, что мы иногда проживем всю жизнь, не заметив, что она глубока, просторна, что жизнь ключом бьет из глубин Божиих и уносит нас в эти глубины.
Вдумаемся в эти разные образы, опомнимся и станем жить не узкой, бедной жизнью, которая вся заключена в тебе самом, а той просторной, глубокой, мощной жизнью, которая покоится на Боге, которая из Него получает источник безграничной силы и которая нас уносит в вечность, где все имеет свое место, где все получает величие, потому что человек может себя перерасти и стать Богочеловеком по подобию Иисуса Христа, благодатью Святого Духа, любовью Господней. Аминь.
17. Исцеление дочери хананеянки
(Мф. 15, 21–28) - 11 октября 1981 г.
Хананеянка, которая приступила ко Христу, моля Его исцелить ее беснующуюся дочь, – язычница; и в то время евреи, единственные, кто верил в Единого Бога, не общались с язычниками, сторонились, чуждались их. И вот эта женщина подходит ко Христу; это уже говорит о том, что она в Нем увидела нечто, чего она не видела в других, что она учуяла нечто в Нем: чутьем, сердцем уловила что-то, что внушило ей доверие и сняло с нее страх, что она будет прогнана.
И она обратилась к Нему со словами; которые мы находим также в Евангелии от Марка на устах слепого Вартимея: Иисус, сын Давида!.. Это уже – исповедание веры; конечно, не во Христа как в Сына Божия, но во Христа как рожденного от царственной ветви Давида, из которой должен родиться Спаситель мира: Иисус, сын Давида, помилуй мою дочь! Она беснуется...
А Христос идет Своим путем, молча, не отзываясь на ее крик. И ученики обращаются к Нему: Отпусти ее – она же за нами идет, как бы преследуя нас этим криком надежды и отчаяния... “Отпусти ее” не значит “прогони”; это значит: неужели Ты не пожалеешь? Она же тоже человек – или нет? Или нам чуждаться таковых? Разве человеческое горе в язычниках не так же страшно, мучительно, как и в нас? Отпусти ее как бы с миром...
И Христос говорит: Я не послан ко всем; Я послан к погибшим овцам израильского дома... Хананеянка же отвечает: Господи! Помоги... Она не отвечает на Его замечание, что Он не к ней послан; она просто верит, что Он ее пожалеет; она не спорит; она не утверждает: Как же так – я тоже человек! – нет, она просто верит... И Христос испытывает ее веру еще раз; Он эту веру, конечно, знал; и хананеянка, верно, знала Его прозрение; но ученикам, вероятно, надо было измерить глубину веры, на которую способен язычник. Он ей говорит: Нехорошо отнять хлеб от детей и отдать псам... Эти слова кажутся такими жестокими, беспощадными; мне кажется, что их можно понять, если представить себе Спасителя, опустившего Свой взор – внимательный, вдумчивый, сострадательный взор – к поднятым глазам этой женщины; она слышала эти слова – как она слышала и другие жесткие слова, – но она слышала их и одновременно видела лик Божественной Любви, обращенный к ней. И она отвечает как бы с улыбкой: Да нет, Господи! Ведь и собаки питаются от крупиц, которые падают со стола их хозяев... Это можно сказать только из глубины веры и из сознания, что жесткие слова не исходят из черствого сердца.
И Спаситель тут, как в других случаях, на веру отзывается любовью и Своей властью целить, миловать и спасать: О, жено! Велия вера твоя! Буди тебе, якоже хощеши! – и исцеле дщи ея от того часа... Здесь мы видим еще и еще раз, что нет предела, нет границ Божию состраданию, что Он не делит людей на верующих и неверующих, на своих и чужих; для Него чужих нет – все свои; но вместе с этим Он и ожидает и требует от нас не легковерия, а истинной веры, подвига веры, готовности довериться Богу, но готовности пробиться к Богу, криком, мольбой, верой. И этому мы должны научиться от хананеянки. Аминь.
17. Женщина-хананеянка; слепой Вартимей
(Мф. 15, 21–28) - 6 февраля 1989 г.
Как нам привычен и как близок рассказ о женщине-хананеянке, которую Христос услышал, когда она настойчиво просила об исцелении своего ребенка; и как многому мы можем научиться из него!
Эта женщина пришла в душевной муке, с истерзанным сердцем, потому что дочь ее была больна: и она молила об исцелении, о милосердии Божием. И Христос как будто ее не слышит. И когда она еще настойчивее просит о помощи, снова и снова, Он говорит: Я пришел для того, чтобы принести милость и исцеление детям Израильским... И женщина посмотрела на Него, и не было суровости в Его лице, не было бессердечного безразличия; увидела она, вероятно, улыбку, улыбку бесконечно ласковой любви, которая сказала ей: Проси! Стой на своем! Продолжай – потому что ты права... И она просила снова: Да, за столом едят хозяева, но собачки-то питаются их крошками!.. И этот разговор – такой теплый, такой человечный, являет нам еще раз по-новому человечность Божию, Его подлинную человечность, Его способность всегда услышать, всегда отозваться сердцем, всегда обернуться к нам с улыбкой, говоря: Ты действительно просишь со всем убеждением, – ты уверен?.. И когда мы скажем: Да, Господи, уверен! Из всей глубины моей нужды, из всей глубины убеждения я обращаюсь к Тебе, ни к кому другому, но к Тебе, Господи и Боже, – то Христос отвечает.
Но Он не только отзывается на ее мольбу; Он исполняет больше, чем ее мольбу; Он учит Своих учеников, а за ними и всех нас, чему-то такому важному. Из столетия в столетие мы слышали этот рассказ, и если подумать о себе, и подумать в тех категориях, в которых столько писателей древности говорили о человеке, его душе, о человеке в целом, – не можем ли мы научиться чему-то очень конкретному и практическому? Мы обращаемся к Богу с нуждой, мы обращаемся к Богу о помощи, о том, чтобы бремя было снято с наших плеч – да. Но не случается ли, что после короткого времени мы отступаемся, пожимаем плечами и говорим: К чему обращаться к Богу? К чему молиться? Он безучастен, Он не отзывается; ответа нет, никакого отзвука нет; я кричу в пустое небо – где Он? стоит ли молиться вообще?.. И тут хананеянка скажет нам: Да, стоит молиться, потому что Он не испытывает тебя по жестокости, Он только спрашивает тебя Своим молчанием: Ты действительно уверен? Ты действительно хочешь исцеления? Ты действительно пришел ко Мне? Пришел ли ты ко Мне, как к последней надежде? Готов ли ты принять то, что просишь – смиренно, не как должное, не по праву, а просто как дар милосердия, милости, ласковой Божией заботы?..
Сейчас мы подходим к подготовительным неделям Великого Поста; обычно в это воскресенье читается Евангелие о Вартимее. Марк и Лука передают нам этот рассказ об увечном человеке, который все испробовал, чтобы исцелиться – и собственное разумение, и мудрость других людей, их способности, – и все зря; и вдруг оказалось, что Христос идет мимо. Христос шел не к нему: Он просто проходил по дороге, где слепой сидел и просил милостыню, потому что это все, что ему оставалось; он не ожидал больше ни исцеления, ни чего бы то ни было – только бы перебиться, прокормиться. И вдруг вспыхнула в нем надежда: кто-то идет мимо, и толпа звучит как-то необычно; это не караван, это не просто прохожие; толпа собранная, в толпе какая-то сосредоточенность, что-то необычное в толпе. И слепой, встрепенувшись, спросил – кто идет? И когда услышал, Кто – он стал кричать о помощи. И Христос дал ему помощь: Он вернул ему зрение, Он исцелил его слепоту.
И вглядываясь в два этих рассказа, разве мы не можем научиться чему-то очень важному? Душа наша больна, жизнь увядает – я говорю о вечной жизни, даже не о жизни нашего тела; что-то умирает в нас, и мы должны научиться у хананеянки и у Вартимея кричать из глубины, из глубин отчаяния, из глубин разуверившегося сердца, из глубин безысходного горя, из глубин греха – из глубин всего, что разрушает нас, кричать, кричать с плачем, и говорить: Я верю Тебе, Господи, я доверяю Твоему молчанию, как я поверил бы Твоему слову... И тогда, если только мы положимся на такое доверие, мы услышим Господа говорящего: Прозри! Иди домой, не бойся больше, а “дом” – это самые недра твоего существа, то место, где ты жив, потому что ребенок твой жив, душа твоя жива, жизнь вернулась!
Вступим же в эти недели подготовки к Посту с этим дивным воодушевлением от Самого Господа, с этой надеждой, поистине – с этой уверенностью, которую Он нам дает; начнем этот путь, и будем готовы, когда придет Пост, прийти от слепоты к зрению. Аминь.
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.