13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
На разные темы
О Священном Писании
26 ноября 1967 г.
Евангелие читается в церкви почти на каждом богослужении; на каждой службе мы предстоим перед словом Божиим и думаем, что этим мы становимся народом Божиим; но от нас требуется гораздо большее, если мы хотим быть таким народом Божиим, тем народом, который может сказать, что Божественное слово принадлежит ему.
Библия родилась в человеческой общине. Евангелие родилось в Церкви; и израильская община, и Церковь Божия существовали раньше, чем возникло Священное Писание. Именно изнутри этой общины родилось познание Бога, любовь к Богу, видение Его невыразимой красоты, видение также состояния и судьбы, становления и призвания человека. Народ Божий – это такая община, которая свидетельствует о чем-то, что ей достоверно известно, что является ее жизнью, предметом ее любви, ее радостью. Библейский народ – это не народ, который читает Библию, верно хранит ее и возвещает ее; подлинный народ Божий, подлинный народ библейский, подлинный народ евангельский должен быть такой общиной, которая могла бы сама написать Священное Писание, проповедовать его из собственного опыта, дать ему начало, родить его. Если мы не такая община – мы не принадлежим поистине ни Евангелию, ни народу Божию.
Часто мы себя утешаем тем, что мы – молитвенная община, где слово Божие возвещается, где оно проповедуется, община, которая так или иначе стремится жить словом. И однако, если мы взглянем вокруг, то все, что мы видим, свидетельствует как раз об обратном: если бы мы были общиной, изнутри которой, из глубины опыта которой родилось Божественное слово, то для тех, кто слышит, как мы повторяем его, возвещаем и проповедуем его, оно было бы двояким откровением: откровением того, что возвещается, и откровением о том, что возвещаемое стало плотью и кровью, стало реальностью человеческой жизни; и община, которая проповедует божественное слово, была бы доказательством истинности этого божественного слова.
Это ли мы видим? Можем ли мы сказать, что община, которой мы являемся, большая она или малая, есть воплощенное подтверждение вести, которую мы несем, благой вести, принесенной Христом в мир? Не продолжает ли оставаться верным – и теперь, может быть, больше, чем в ранние времена, – что слово Божие хулится и подвергается насмешкам из-за нас?
Вот возрождение, к которому мы призваны: у нас есть книга, родившаяся из самых глубин человеческого опыта Бога, книга, где Бог действительно говорит через общину, которая была способна свидетельствовать об истинности слова. Мы должны стать снова такой общиной, мы должны научиться жить согласно слову Самого Бога, откровению Его воли; мы должны научиться быть таким народом, жизнь которого согласна со словом Евангелия.
Пока Евангелие остается для нас внешним законом, пока Евангелие остается Божественной волей, отличной от нашей воли или противной ей, мы не евангельская община; может быть, мы в лучшем случае стремимся быть ею, но мы еще не община, способная дать миру откровение благой вести. Христос сказал, что слово, которое Он проповедал, – не просто произвольное веление Бога, а откровение о подлинном Человеке, откровение, данное нам и другим о том, как настоящий человек чувствует, думает, желает и живет. Пока наши чувства не таковы, пока наши мысли не таковы и наша жизнь не такова, мы не то что “не послушны” Божиему закону, мы не то что изменяем самим себе, – мы просто не “человечны” в подлинном смысле, в смысле призвания, заключенного в этом слове.
Так, обновление Церкви начинается с каждого из нас; преобразования, когда они касаются форм молитвы, когда они касаются внешних структур, это еще не возврат к истокам, к первоисточнику. Есть один источник света, из которого бьет вода вечной жизни: само Евангелие, которое является откровением для каждого из нас и для всех нас того, что есть Человек и человеческие отношения.
Поспешим же принять это свидетельство Евангелия, осознав, что когда придет на нас суд, то судить нас будут не Бог и закон, отличный от нас и чуждый нам. Мы сами увидим, чем мы должны были быть, чем мы могли быть и чем мы не захотели стать. Тогда будет горе, тогда действительно будет плач, не потому, что Бог проклянет нас и отвергнет, а потому, что, видя красоту нашего призвания, мы увидим, как далеко мы от него отпали.
Давайте же сейчас, пока еще есть время (и на это не нужны годы – на то, чтобы преобразить жизнь, нужно одно мгновение), давайте обратимся к самому Евангелию, давайте научимся от Самого Христа, что мы собой представляем, чем мы можем быть; и если мы сомневаемся, действительно ли это возможно, вспомним слова Христа, когда Петр сказал: “Кто же может спастись?” – и Христос ему ответил: Человекам это невозможно, Богу же все возможно... Давайте же идти вперед в этой надежде, в этой радости и в этой уверенности. Аминь.
О Евангелии
Ноябрь 1975 г.
Многим, почти что кощунственно, Евангелие представляется как книга грозного Божиего суда, требований Господних; но как далек этот образ от живого чувства, которое Евангелие вызывает в том, кто читает его впервые!
Когда из глубины растерянности, греха или горя приступаешь к Евангелию, оно раскрывается как книга радости и надежды: радости о том, что среди нас Господь, не далекий, не грозный, а родной, свой, облеченный в человеческую плоть, знающий из личного Своего опыта, что значит быть человеком. И радость и надежда о том, что на каждой странице Господь требует от нас, чтобы мы были достойны величия своего человечества, требует, чтобы мы не смели быть ниже своего достоинства и уровня, не дает нам стать меньше, чем человек, – хотя мы и грешим так часто и недостойны бываем и себя, и Его. Какая надежда звучит в том, что Христос пришел грешных спасти и призвать к покаянию, что Он для грешных жил и умер, что к ним обращена Его проповедь; и какое откровение о Боге в этом образе Христа, воплотившегося Сына Божия!
Бог Ветхого Завета, Бог древних религий был Богом непостижимым, Богом страшным и, в Его святости, Богом недоступным. И вот в Евангелии раскрывается Бог доступный и простой – но какой ценой! Он стал Человеком и через это отдал Себя во власть всей злобы и неправды земной. Он дал Себя на растерзание и на погубление; по любви к нам Он захотел быть таким же уязвимым, как мы, таким же беспомощно-беззащитным, как мы, таким же презренным, как мы бываем в глазах тех, кто верит только в силу и в успех.
Вот каким раскрылся перед нами Бог, и Он нам открыл, что нет такой глубины падения, растерянности, и страха, и ужаса, в которую Он не сошел до нас, с тем, чтобы, если и мы в нее падем, мы не оказались бы одни. В Гефсиманском саду Он, в борении и ужасе, встречал не Свою, а нашу смерть. И в течение всей Своей жизни Он был именно с теми людьми, которые нуждались, чтобы к ним пришел Бог, потому что они потеряли к Нему дорогу. Вот Бог, в Которого мы верим, вот Бог, Который крестной любовью и ликующей, торжествующей любовью Воскресения нас возлюбил, искупил и открыл нам величие человека и нашего призвания; поэтому станем жить достойно того звания, к которому мы призваны, радуясь о том, что с нами Бог. Аминь.
О призвании
28 июня 1970 г.
По мере нашей веры, по мере открытости наших сердец Господь разно нас призывает. В глубине ночи, из сна был вызван Авраам; Господь позвал его по имени, и Авраам отозвался, и Господь ему велел: Выйди из земли твоей, оставь твое сродство, отвернись от всего, что твое, пойди туда, куда Я тебя поведу... – и Авраам встал и пошел. И он остался в истории и в опыте всего человечества как подлинный образ безусловной, совершенной веры.
Иначе были призваны Апостолы: мы сегодня читали (Мф. 4, 18–23) о том, как, проходя мимо них у моря Тивериадского, Господь позвал их; и они встали и пошли – но это была не первая их встреча. До этого на берегу Иордана-реки они встретили Христа. Помните, как они услышали свидетельство святого Крестителя Иоанна: Это Агнец Божий, который подъемлет на Себя крест мира, грех мира, тяжесть мира... И два лучших ученика Предтечи – тот, который впоследствии стал Иоанном Богословом, и Андрей Первозванный – оставили своего учителя, по его же собственному свидетельству, и пошли за Иисусом, пробыли целый день с Ним и потом привели к Нему каждый своего брата: Андрей привел Петра, Иоанн привел Иакова, и своих друзей: Филиппа и Нафанаила. И вот при этой встрече они что-то прозрели – такое большое, что было выражено Нафанаилом в его исповедании: Ты мой Господь и Ты мой Бог...
Но после этого Христос их за Собой не увлекает; Он их отсылает обратно, домой, и Сам уходит в пустыню на сорокадневный пост и искушение. И только через каких-то два месяца Он снова их встречает. За это время первый восторг, который их охватил, успел остыть; первые потрясающие впечатления улеглись, они успели подумать, пережить, прийти в себя, вернуться к самому обыденному, что у них было на земле: ремесло, дом, семья, обычное окружение. И когда они занялись только самым обычным, когда воспоминание об Иисусе, встреченном в Иудее, осталось у них в сердцах, а жизнь продолжала идти своим чередом, Спаситель снова прошел мимо них и теперь уже, не предлагая ничего, прямо им повелел: Идите за Мной! – и они оставили все и пошли.
Бывает и в нашей жизни, что в какой-то момент мы услышим ясный голос Божий, который нас зовет по имени, и тогда мы можем встать и пойти; бывает, что мы в жизни коснемся края встречи со Христом, глубоко бываем потрясены тем, что пережили, готовы были в тот момент на любой подвиг – но Спаситель знает, что ни на какой подвиг мы от восторга нашего не способны, пройдет порыв, восторг, вернемся мы на старое и остынем. И Господь Сам отсылает нас обратно в жизнь, обратно в семью, обратно к обычным нашим занятиям, обратно ко всему, что раньше существовало в нашем сознании без Него. Но посылает-то Он нас обратно со знанием, что мы встретили Живого Бога. Это бывает после молитвы, после причащения или в какой-то непостижимый момент, когда нас Жизнь коснется... И в какое-то время Он снова пройдет мимо нас и скажет: А теперь брось, пора за Мной идти... Готовы ли мы на это?
Сколько раз мы все, каждый из нас и все вместе молились, и глубоко доходила до нас благодать и слово молитвы, и зажигались сердца, и утихали страсти, и ум делался ясным, и воля в сильном порыве хотела только добра! Сколько раз?.. Сколько раз это бывало при чтении Евангелия, после причащения Даров, после того, как мы сделали что-то достойное себя и достойное Бога, достойное любви, – и снова мы засыпаем и коснеем... Слышим ли мы слово Божие, говорящее: А теперь пора! – или станем дожидаться момента, когда все у нас будет отнято: болезнью, надвигающейся смертью, страшными обстоятельствами жизни, чтобы вспомнить, что, кроме Бога, в конечном итоге не остается ничего, никого, никакого человека около нас?
А сейчас – сколько вокруг нас людей: а есть ли человек?.. Не только в том смысле, что около меня может кого-нибудь не быть, а поставим себе вопрос так: “А я – человек ли по отношению к тому, кто рядом со мной? Слышу ли я Господа, говорящего: Иди ко Мне, помоги, напитай, утешь, дай стакан студеной воды, утешь словом”?
Вот вопрос, который перед нами стоит: Господь говорит раз, говорит и два – а придет время, когда Он перестанет говорить, когда мы станем перед Ним, и Он будет молчать, и мы будем молчать, оба объятые той же печалью: прошло время, поздно... Неужели мы дадим времени сказать нам: Поздно!.. Апостол Павел нас призывает дорожить временем, потому что дни лукавы, спешить творить добро, спешить жить вечностью!..
Услышим этот призыв и начнем жить! Аминь!
О святости
2 июля 1978 г.
Святость составляется из двух начал: из дара Божия и из мужества, из верности человеческой. И поэтому святость не может измеряться достижениями, а может измеряться только великодушием человека и безграничной милостью Божией.
Нет больших и малых святых; есть только люди, которые сумели себя без остатка отдать в руку Божию. Одним было дано совершить много, другим как будто меньше. Имена одних известны везде, имена некоторых почитаются поместно. Одни сияют на весь мир, а другие, как теплящаяся лампада, как скромная свеча, горят перед лицом Божиим и освещают немногих. Святость одних понятна всем; святость других таинственна, порой непонятна, порой непостижима.
И все эти люди, которые выросли в полную меру того, что задумал о них Господь, когда державным словом Он их вызвал из небытия, – все они были людьми, такими же, как мы: хрупкими, порой колеблющимися, часто грешными. И единственная разница, по слову Серафима Саровского, между святым, вырастающим в полную меру человеческого роста и призвания, и грешником, который гибнет, – в решимости. В решимости стоять за все – в себе самом – самое благородное, самое чистое, самое высокое и прекрасное, в решимости, когда какое-либо слово Божие тронет наше сердце, отозваться на него не только чувством, но жизнью, всем...
Казалось бы, так это легко – у каждого из нас есть какая-то светлая, прекрасная сторона; в каждом из нас есть порывы благородства, красоты, величия: если только мы бы нашли решимость изо дня в день жить для этих прекрасных свойств нашей души, то мы выросли бы в меру такого величия и красоты, о которых мы не имеем понятия!
Если бы каждый из нас, кого в какой-то момент коснулось слово Божие, отозвался бы, сказал: Боже, как это прекрасно! И в этом простом, незатейливом я могу быть заодно с Тобой, одной душой, одной жизнью? Боже, как это легко!.. Если бы только мы могли так отозваться и продолжать так жить, то мы были бы Богу свои, родные, не только по Его любви, но и по нашему ответу.
Задумаемся над этим, потому что путь этот прост и полон радости, полон света, хотя требует он и мужества, и отречения от себя, и, порой, жертвы... Но как все это прекрасно, и как это все просто, и как это достижимо; и какой мир был бы вокруг нас, если бы один из нас сумел так отозваться и сиять в нашей среде, сиять благодатью, сиять любовью, сиять радостью и милосердием, сиять строгостью подвига, который делает человека подобным Богу. Аминь.
Предостережение
1972 г.
Одно из евангельских чтений заканчивается строгими, суровыми словами: Поэтому, – говорит Христос, – отымется у них Царство Божие и отдастся в руки народа, который принесет плод...
Эти слова обращены ко всем нам без исключения, и лично, и ко всем нам вместе. Нам столько Богом дано: нам дано знать Его как Бога – а сейчас миллионы людей лишены этого дара, не только потому, что Христос Бог не проповедан в их среде, а потому, что все делается, что возможно человеческими силами при содействии темных сил, чтобы искоренить из человеческих душ не только знание о Боге, но способность Его воспринимать. Нам дано знать Христа, Сына Божия, пришедшего плотью в мир, ставшего человеком, освятившего всю тварь. Нам дана глубокая по мысли и по чувству православная вера, дано все Евангелие, дана Церковь, даны Таинства, дана жизнь...
И когда задумываешься над своей жизнью, делается так грустно за Бога и так грустно за себя: Сколько дано – а какой плод?.. Оглядываешься на свою жизнь, коротка она или нет, и видишь: столько можно было сделать, каким человеком можно было стать – и ничего не сделано. И человек стоит такой обездоленный при этом несметном богатстве, такой опустошенный при такой полноте...
И вот здесь звучат слова Христовы: Берегитесь, вам все было дано; берегитесь, потому что приходит время, когда Господь оглянется вокруг Себя и увидит души голодные, души, истощившиеся в ожидании, души, кричащие Ему: “Господи, явися нам!..” Души, которые способны отозваться всей жизнью, подвигом, святостью, безмерным мужеством на зов Христов... Неужели придет такое время в жизни хоть одного из нас, а может быть, и всех нас, когда Господь скажет: с этого виноградника плодов больше не собрать, этот вино-градник вымер; остается только дать ему высохнуть и сжечь его.
И оглянется Господь, и даст Свое животворное слово, слово истины, слово жизни тем, которые не знали, тем, которые за оградой нашей, как Лазарь бедный у ворот богача, и они принесут плод, и прославят Бога, и то, что Он дал, воспримут не как должное, а как неожиданную радость, как милость непостижимую, и из благодарности поживут так, что имя Божие прославится среди людей... Неужели мы, которым столько дано, так ко всему привыкли, что мы неспособны отозваться душой на слово Христа, на слово проповеди, на голос нашей собственной совести, на крик изголодавшегося по любви мира? Задумаемся над этим словом, потому что суд Божий начинается с Дома Божия. Аминь!
О любви
1972 г.
В сегодняшнем Евангелии мы слышали слова такие простые и такие очевидные: Если кто Меня любит, тот сохранит Мои заповеди... В жизни, в нашей обычной человеческой жизни, это так очевидно и так просто: если мы кого-нибудь любим, то как мы заботимся о том, чтобы узнать его вкусы, что ему дорого и что ему ненавистно; и как старательно, когда у нас в сердце любовь жива, мы стремимся к тому, чтобы ничем любимого не огорчить.
В таком смысле можно и слова Христовы понять. Заповедь Господня – это не приказ, не принуждение со стороны Бога; Он открыто, чистосердечно нам говорит: Вот что Мне дорого, а вот что Мне ненавистно; вот то, ради чего Я пришел на землю, а вот то, что на земле привело к Моей горькой и жестокой смерти... И вопрос стоит совершенно ясно и просто: если нам не дорого то, что Ему дорого, если нам остается близким то, что было причиной Его распятия и смерти, то о какой же любви мы можем говорить? Разве так мы говорим о любви к родным, к друзьям, к тем, которые нам действительно близки? Конечно, нет!
И вот задумаемся над этими простыми словами Христа и над этой простой, человеческой, земной правдой. Если нам не дорога заповедь Господня, то, значит, Он нам не дорог, и тогда не надо говорить, что мы Его любим, не надо говорить, что Он – наш Господь. Лучше, честнее было бы сказать: Где-то краешком души я Тебя люблю, но себя люблю больше, мир люблю больше, многое люблю больше, чем Тебя... И тогда, может быть, нам стало бы стыдно, представив себе Его любовь к нам и то, как Он к нам относится. А если бы стало стыдно, то, может быть, что-нибудь живое и дрогнуло бы у нас в душе; может быть, тогда мы приобрели бы правдивые, честные отношения с Богом и когда-нибудь и к Нему отнеслись бы те живые чувства, которые мы имеем друг ко другу.
Подумаем об этом очень серьезно, потому что кто не хранит заповедь Господню – не как закон, не как приказ, не из страха, а просто потому, что Он нам дорог, – тот не может сказать: Люблю Тебя, Господи...
Возлюбим же друг друга, возлюбим Господа серьезным, творческим, взрослым образом, и будем строить на этом жизнь. Аминь!
О слышании
1973 г.
Есть слово в Священном Писании: обращайте внимание на то, как вы слушаете... Это слово могло бы быть для нас источником такого вдохновения и такого углубления в жизни! Как слушаем мы? Как слушаем мы друг друга? Как слушаем мы голос нашей совести? Как слушаем мы слово Самого Бога?
Мы друг друга слушаем поверхностно, невнимательно: нам порой бывает страшно услышать то горе, которое звучит в непроизнесенных словах; нам бывает страшно вслушаться в человеческую речь, потому что услышать – это значит отозваться, и не только на одно мгновение, а сердечным трепетом; не мимолетной мыслью, а отозваться навсегда: как Христос отозвался на человеческое горе и ужас обезбоженности и стал Человеком навсегда. Мы боимся слушать именно из-за этого, и мы не умеем друг друга встретить, и потому наши отношения остаются поверхностными – завязываются и распадаются. На мгновение кажутся они вечными, а потом оказываются мимолетным сном.
Так слушаем мы и голос нашей совести: мы не внимаем ему, мы не хотим слышать каждый ее упрек или каждое ее внушение, мы не хотим того вдохновения или вразумления, которое совесть может нам дать. Нам и тут страшно, и мы слышим только то, что хочется, а остальное забываем, и проходим мимо себя самих, мимо того, что мы знаем о жизни, о себе, о людях; вместо того, чтобы вырасти в полную меру возможностей, чтобы быть всем тем, чем мы можем быть, мы мельчаем и изуродовываемся.
А что сказать о слове Божием? Сам Бог говорит в Евангелии, Дух Святой веет в нем; одного такого слова, если его воспринять глубоко, честно, серьезно, достаточно было бы, чтобы преобразить нашу жизнь, чтобы она разверзлась и стала такая же глубокая, как жизнь Божия, такая просторная, что в ней вместилось бы все человеческое, такая же чистая и огненная, чтобы она не боялась осквернения и могла сжечь все плевелы. Но мы слушаем слово Божие изо дня в день, из недели в неделю и из года в год, и остаемся такими холодными, потому что и тут мы не хотим слышать. Мы хотим услышать то слово, которое нам желанно, но, когда Господь говорит Свои слова, мы поступаем так, как афиняне поступили с Апостолом Павлом: отходим, говоря, что “об этом мы услышим в другой раз”. И жизнь остается мелкой и бедной, двухмерной жизнью времени и пространства, без глубины, без вечности и без вдохновения.
Апостол нам говорит: внимайте, как вы слушаете... Вот, задумаемся на этой неделе о том, как мы слушаем: как мы слушали сегодняшнее Евангелие и Послание; как мы слушаем слово проповеди; как мы слушаем молитвенные слова Церкви, то есть, в конечном итоге, наши собственные слова. Посмотрим, как мы послушаем людей, которых нам пошлет Бог, вот сейчас, в течение наступающих дней, и потом поставим перед собой вопрос: Чем же я живу? Голос совести до меня не доходит ни предупреждением, ни вдохновением; голос ближних не доходит – я выбираю только то, что я хочу слышать; голос Божий не доходит до меня – я пропускаю и прохожу мимо всего того, что не любо... Чем же остается жить? Откуда же брать глубину, откуда брать вдохновение, откуда черпать жизнь?
Вот почему жизнь бывает такая тусклая, почему она медленно, тоскливо течет, когда она могла бы бить ключом, и уже на земле бить ключом в жизнь вечную... Обратим внимание на то, как мы слушаем, и окажется, что нам откроется путь к тому, как жить. Аминь.
О чудесах
17 августа 1986 г.
Раз за разом мы читаем и в Евангелии, и в Ветхом Завете о чудесах, и поистине можем видеть их на протяжении веков в жизни Церкви: чудеса исцеления, чудеса обновления человеческой жизни силой Божией. И иногда люди – все мы – задаем себе вопрос: что такое чудо? Значит ли, что в момент чуда Бог насилует собственное творение, нарушает его законы, ломает что-то, Им Самим вызванное к жизни? Нет, это было бы магическим действием, это значило бы, что Бог сломил непослушное, подчинил силой то, что слабо по сравнению с Ним, Который силен.
Чудо – нечто совершенно иное: чудо это момент, когда восстанавливается гармония, нарушенная человеческим грехом. Это может быть вспышка на мгновение, это может быть начало целой новой жизни: жизни гармонии между Богом и человеком, гармонии тварного мира со своим Творцом. В чуде восстанавливается то, что должно бы быть всегда; “чудо” не означает что-то неслыханное, неестественное, противное природе вещей, но, наоборот, такое мгновение, когда Бог вступает в Свое творение и бывает им принят. И когда Он принят, то Он может действовать в сотворенном Им мире или в каждой отдельной твари свободно, державно.
Пример такого чуда мы видим в рассказе о том, что случилось в Кане Галилейской, когда Матерь Божия обратилась ко Христу и на этом убогом сельском празднике сказала Ему: У них вино кончилось!.. Сердца людей все еще жаждали человеческой радости, а вещество радости иссякло. И Христос обращается к Ней: Что между Мной и Тобой, почему Ты Мне говоришь это?.. И Она не отвечает Ему прямо; Она обращается к слугам и говорит: Что бы Он ни сказал – то сделайте... Она отзывается на вопрос Христов действием совершенной веры. Она неограниченно верит в Его мудрость, и в Его любовь, и в Его Божественность. И в это мгновение, поскольку вера одного человека распахнула дверь и для всякого, кто выполнит, что ему сказано, Царство Божие водворяется, в мир вступает новое измерение вечности и бездонной глубины, и то, что было иначе невозможно, становится реальностью.
И здесь мы поставлены перед лицом тех необходимых условий, которые делают возможной эту восстановленную гармонию. Прежде всего, должна быть нужда, нужда реальная; не обязательно трагическая, она может быть и незатейливой, но она должна быть подлинной. И радость и горе, болезнь и подавленность в равной мере нуждаются быть приведенными в нечто большее, чем земля, в нечто такое же просторное и глубокое, как Божественная любовь и Божественная гармония.
Должна быть также беспомощность: пока мы думаем, что мы можем что-то сделать сами, мы не даем Богу пути. Мне вспоминаются слова одного западного святого, который говорил: Когда мы в нужде, мы должны передать все попечение Богу, потому что тогда Он должен что-то сделать, чтобы отстоять Свою честь... Да, пока мы воображаем себя хоть отчасти хозяевами положения, пока мы говорим: “Я сам – Ты только немножко помоги”, – мы не получим помощи, потому что эта помощь должна разметать все человеческие ухищрения.
И следующее – это Божественное сострадание, о котором мы слышим так часто в Евангелии: Милосердова Христос... Христос сострадает, Христос жалеет, и это значит, что Он посмотрел на людей в нужде, которые ничем не могут облегчить своей нужды, и испытал боль в Своем Божественном сердце: вот люди, чья жизнь должна быть полнотой и торжествующей радостью, – а они измучены нуждой. Иногда это голод, иногда это болезнь, иногда – грех, смерть, одиночество: что угодно, но Божия любовь может быть только или ликующей, торжествующей радостью, или распинающей болью.
И вот, когда соприсутствуют все эти элементы, тогда устанавливается таинственная гармония между Божией скорбью и человеческой нуждой, человеческой беспомощностью и Божией силой, любовью Божией, которая выражается во всяком: и в великом, и в малом.
Поэтому научимся такой чистоте сердца, такой чистоте ума, которая сделает нас способными обращаться к Богу с нашей нуждой, не пряча от Него своего лица; если же мы недостойны приступить к Нему, то приступим, припадая земно к Его ногам, и скажем: Господи! Я недостоин, я недостойна! Я недостоин стоять перед Тобой, я недостоин Твоей любви, недостоин Твоего милосердия, но вместе с этим я знаю Твою Любовь еще больше, чем я знаю свое недостоинство, и вот я прихожу к Тебе, потому что Ты – любовь и победа, потому что в жизни и в смерти Твоего Единородного Сына Ты явил мне, как дорого Ты меня ценишь: цена мне – вся Его жизнь, все страдание, вся смерть, сошествие во ад и ужас ада, ради того, чтобы я только был спасен...
Станем же учиться этой творческой беспомощности, которая заключается в том, чтобы оставить всякую надежду на человеческую победу ради уверенного знания, что Бог может то, чего мы не можем. Пусть наша беспомощность будет прозрачностью, гибкостью, всецелым вниманием – и вручением Богу наших нужд: нужды в вечной жизни, но и незатейливых нужд нашей человеческой хрупкости – нужды в поддержке, нужды в утешении, нужды в милости. И всегда Бог ответит: Если хоть немножко можешь поверить, то все возможно!.. Аминь.
О теле
3 августа 1986 г.
Когда мы читаем евангельские отрывки о том, как Христос воскресил мертвого или исцелил тело человека, мы редко задумываемся о том, что человеческое тело означает для Самого Бога, с любовью создавшего его для вечной жизни, и что оно должно бы означать для нас самих. Если бы наше тело не было Богу дорого, так же дорого и нежно любимо Им, как и вечная наша душа, Бог не стал бы исцелять тело или заботиться о его вечной жизни после воскресения мертвых.
И когда мы задумываемся о человеческом теле, будь то в связи с вечностью или с временной жизнью, в связи ли с земным или с небесным, мы можем поставить себе вопрос: разве мы не получаем все наше знание о Боге или о тварном мире через тело?
С младенчества, с самого рождения нашего мы познаем нежность и любовь посредством нашего тела, задолго до того, как можем постичь что-либо умом. А затем мы возрастаем в познании, мудрости, опытности; все, чем владеет наш ум, все, что делает наши серд-ца такими богатыми, достигает нас через наши чувства. Апостол Павел сказал: Вера от слышания, а слышание от слова Божия... Красоту человеческого лица и окружающего мира, всего, что человек сумел создать прекрасного и значительного, мы воспринимаем через зрение. И можно перечислить и дальше все наши чувства, которые, как дверь, открываются к созерцанию красоты и смысла тварного мира, а через него – к созерцанию вечности: вечной красоты Божией, сияющей во всем Его творении.
Вот почему с такой любовью Христос совершал исцеление тела: этими исцелениями Бог со всей силой являет вечность воплощенного бытия. Поэтому также, когда кто-то умирает, мы окружаем его или ее тело такой нежностью и благоговением. Это тело сотворено Богом, в это тело Он вложил всю Свою любовь. И больше того: Он Сам стал Человеком, Сам Живой Бог облекся в плоть и явил нам не только, что человек так просторен, так велик, так глубок, что может соединиться с Богом, стать участником Божественной природы, но что само тело наше способно быть Духо-носным, поистине Бого-носным. Какое это диво!
И мы также видим, что Свою вечную жизнь Бог сообщает нам через вещество земли: через крещальные воды, которые становятся источником вечной жизни; через хлеб и вино, пронизанные Его Божеством, – и вот нашим телом мы приобщаемся Самому Богу в Его Таинствах. Как дивно наше тело, и с каким благоговением мы должны относиться к нему! Первоначально тело свято: оно призвано к вечному общению с Богом, так же как и душа. Оно любимо Богом. Не напрасно Апостол Павел говорит: Прославляйте Бога и в телах, и в душах ваших... Прославляйте: дайте Богу сиять через ваше тело, как Он может сиять через вашу душу; пусть тело ваше будет таким, что соприкосновение с ним было бы соприкосновением с Воплощением, с тайной Бога, ставшего Человеком.
Задумаемся над этим, потому что часто – о, как часто! – мы не отдаем себе отчета о вечной красоте и величии нашего тела. И так часто мы думаем о смерти как о мгновении, когда бессмертная душа вступает в Божественную жизнь, а тело распадается в прах. Да, оно обращается в прах, но у него вечное призвание: оно поистине воскреснет, как воскрес Христос. И все мы однажды предстанем перед Богом воплощенными, с телом преображенным, как преображенное тело Христово, с душой, обновившейся вечностью, и будем общаться с Богом в любви, в вере и в молитве не только душой, но вместе со всем сотворенным станем причастниками Божественной природы – и душой, и телом; душой и телом, когда, по обетованию Божию, как говорит Павел, Бог будет все во всем и ничто не останется вне Божественного общения, Божественной Славы.
Какое это диво! Какая дивная тайна: тело, такое как будто хрупкое, такое временное, может первоначально принадлежать вечности и уже сияет вечной славой во святых. Аминь!
О несении тягот друг друга
15 мая 1988 г.
В одной из тайных молитв, которую, повторяя слова Иоанна Златоустого, священник читает в начале литургии во время малой ектеньи, говорится, что если двое или трое согласны друг со другом во всякой вещи, то благодать Божия, сила Божия, Сам Бог будет посреди них, будет с ними.
Что же именно, какие слова являются ключевыми в этой молитве? Я думаю, речь не о том, что двое или трое могут иногда договориться, когда у них есть общий интерес, единомыслие, единое отношение к вещам, но когда они готовы хранить согласие, единодушие, быть заедино во всех обстоятельствах так, чтобы забота одного была нашей заботой и заботой каждого, и так, чтобы переживать грех каждого как нашу собственную ответственность, а не только ответственность согрешающего; потому что если бы мы были подлинной христианской общиной, то сколько поддержки, сколько помощи каждый член общины получал бы в борьбе за целомудренность своей жизни!
И вот единство, согласованность во всем есть предварительное условие, чтобы среди нас мог присутствовать Бог, Божия сила и благодать, Божия жизнь, Божия ликующая радость и любовь. Но уже своим современникам Апостол Павел говорил: Увы, среди нас бывают разделения!.. И эти разделения губят то единство, которое могло дать Богу место, дало бы Ему возможность действовать.
Нам надо задуматься об этом очень внимательно, потому что, по естественной склонности, мы не можем любить всех и каждого; нам очень трудно понимать друг друга; нам очень трудно нести тяжесть другого, выносить друг друга; нам кажется почти невозможным разделить грех другого человека как свой собственный. И вместе с этим, если на недостатки, на грехи, даже на подлинное зло, которое может быть в том или другом человеке, мы ответим отвержением, мы окажемся разделенными от Бога, потому что Бог не отвергает ни одного из нас. Бог стал одним из нас ценой воплощения, ценой, которую Он заплатил по любви к нам. И не по любви к праведным – Он ведь сказал, что не здоровые нуждаются во враче, но больные; Он пришел, чтобы с тем самым грешником, с тем самым невыносимым человеком, которого мы отвергаем, с кем мы в раздоре, разделить не только нашу общую человеческую природу, но и судьбу, и муку, и борение. Недаром Исаия, говоря о Христе, пророчески сказал, что на Нем лежала тяжесть греха всего мира.
Задумаемся над этим; потому что если мы хотим стать тем, чем мы не являемся: христианской общиной, общиной людей, которые горячо, если нужно – жертвенно, друг друга любят, чья любовь готова быть распятой, то мы очень многому должны научиться в наших отношениях друг с другом. Как можем мы поднять глаза на Распятого, если мы не хотим нести тяжесть друг друга, если мы не готовы, в сочувствии и сострадании, стать заедино друг с другом? И как мы можем предстоять Богу, Который по любви к погибшему отдал Свою жизнь, если мы отвергаем тех, за кого Он умер, отворачиваемся, хотели бы исключить их из своей жизни, потому что так просто было бы жить с теми, которые не представляют для нас проблемы? И поступая так, мы становимся чуждыми Богу: не Его действием, не действием кого-либо вокруг нас, но по собственному свободному выбору, потому что тех, ради кого Христос жил и умер, мы принять не можем.
Задумаемся над этим и будем побеждать в себе все, что мешает нам быть заодно с Богом, и через это единство с Богом принимать друг друга даже ценой нашей собственной жизни. Аминь.
Все в жизни - милость
5 ноября 1967 г.
Все в жизни – милость, и все в жизни может быть радостью, если радостным сердцем равно воспринимать то, что дается, и то, что отнимается. Нам часто думается, что радость бывает только от того, что мы получаем, – а какая бывает глубочайшая, ликующая радость от того, чего как будто мы лишены, но чем проявлена вдумчивая Божия забота.
Вспоминается слово одного подвижника; жил он в крайней нищете, в голоде и холоде, от которых содрогались те, кто его окружал. Жил он в оставленности, несмотря на то, что многим служил, но те, кому он служил, мало заботились о нем. И как-то один пришлец, присутствовавший утром на его молитве, в которой он благодарил Бога за бесконечные Его благодеяния, ему сказал: Как можешь лгать ты перед лицом Божиим, как можешь ты Его благодарить за Его дары? Ничего же Он тебе не дал!.. И этот подвижник на него посмотрел и сказал: Не так ты жизнь понимаешь; ты думаешь о том, что у меня нет друзей, нет тепла, нет еды – ничего как будто нет. А я вижу вещи иначе: Господь вгляделся в мою душу, и увидел, что не вырасту я в меру, к которой Он меня призвал, если не будет мне дано и голодать, и холодать, и одиночествовать. И дал Он мне с преизбытком и оставленность людьми, и лишение всего того, чего ищут люди: ты в этом видишь лишение, а я – одаренность свою...
Никто из нас в таких крайних обстоятельствах не живет, и мало кто из нас был бы способен такое пережить и спастись. Но каждый из нас постоянно жалуется, что он чего-то лишен: его обошли вниманием, дружбой, заботой, у него нет того, чего бы он хотел в физическом, в душевном, в общественном мире. Мы все время говорим о том, чего у нас нет, и никогда не задумываемся над тем, что не лишил нас Господь, а одарил нас, освободив нас, дав нам возможность быть богатыми, но по-иному.
Подумайте над этим, потому что роптание, зависть и другие подобные чувства не только разрушают нашу душу, но напрасно ее разрушают, потому что и повода к этому нет, если бы только мы понимали, как нас богато одаривает Господь и как Он нас ведет шаг за шагом от тленного к нетленному, от ложного обладания к подлинному обогащению.
Помоги нам, Господь, понять, что все – милость, и все – богатство, и тогда с Церковью мучеников и святых – простых, живых людей, сумевших, однако, видеть вещи, какими они есть, – мы сможем вместе с ними благодарить за все Бога подлинно ликующим и благодарным сердцем. Аминь.
Об ответственности христиан за весь мир
13 августа 1967 г.
Все мы всё больше сознаем, что живем в мире трагическом, в мире, где происходит очень много страшного. И когда мы вглядываемся в то, что происходит, становится так ясно, что сейчас мир пожинает плоды всей человеческой неправды, совершавшейся в течение, может быть, многих столетий: неправды, с которой наши предки мирились; неправды, с которой мы легко миримся, пока она не выливается гневом на нас самих.
Мы с ужасом думаем о войне, но часто очень спокойно относимся к страшному, бесчеловечному миру, который предшествует грозе и пролитию крови. И каждый из нас несет ответственность за все страшное, что происходит вокруг; никто пусть не говорит: “Я жертва, я чист, я подвергся страданию, меня сломили события...” Христианина не может сломить ничто, христианин никогда не бывает просто игрушкой окружающих событий, игрушкой мертвой, бездушной. В нас живет сила Господня, и если этой силой мы не творим на земле правды Божией, то мы подобны той соли, о которой Христос сказал, что если она потеряет соленость, то ни на что больше она не пригодна – только выкинуть ее на попрание псам; и таковыми мы очень часто бываем.
Мы часто замыкаемся в своей среде, стараясь создать тихую заводь, не замечая, что эта заводь в скором времени делается болотом. Мы не можем, перед лицом происходящего, снять с себя ответственность, которую несем вместе с теми, кто жил до нас и чьей плотью и кровью мы являемся. Мы не можем также надеяться на то, что Господь нас защитит и упасет; не для того Он создавал Церковь, чтобы она стала замкнутым, страшливым обществом людей, которые укрываются под Божие крыло. Христос создал Церковь для того, чтобы люди, облеченные Его духом, вышли в жизнь и ценой своей жизни, своего страдания, своих трудов, своей смерти создавали из поколения в поколение новый мир, где бы царствовала Божия правда. Недостаточно, чтобы мы знали, что сотворил Господь всё: надо нам войти в Его труд и помнить, что Своим ученикам, посылаемым в жизнь, в языческий, безбожный, гниющий мир, Христос сказал, что Он их посылает, как овец среди волков, что Он их посылает, как Отец послал Его, для того, чтобы остаться непричастными неправде, нечистоте, оскверненности, безбожию мира, но вместе с тем в этот мир войти всей огненной любовью, всей готовностью жертвовать собой, всей силой человеческого духа, всем смирением перед спасающей Божией волей.
И каждый из нас обязан так стоять в этом мире: осуждать мир не наше дело, потому что мы несем за него большую ответственность, чем те, кто творит неправду. Кому много дано, говорит Господь, с того спросится много; нам дано чрезвычайно много, и спросится чрезвычайно много... О других же Христос молился на кресте: Прости им, Отче, они не знают, что творят.
И вот, мы живем в этом мире. Христос, входя в этот мир, сказал: Я пришел спасти мир, а не судить мир... – а нас Он посылает подобно тому, как был послан Отцом: разве не ясно, как нам жить и чем?.. Каждый из нас в меру сил – пусть никто не считает их меньшими, чем они есть, – должен внести в этот мир сколько возможно любви, смирения, понимания путей Божиих, милосердия, сострадания и прощения – каждый! И каждый в силах это сделать, потому что достаточно быть обездоленным, чтобы предаться с верой Божией воле; достаточно обладать чем бы то ни было, чтобы разделить это с тем, у кого даже этого нет. А когда на нас находит предельная старость, когда находит болезнь, когда сил телесных уже нет, тогда все, о чем я только что говорил, остается при нас, и остается еще при нас горячая молитва, чтобы были прощены все неправды, чтобы помилованы были все люди, чтобы спасены были все.
Если мы не живем этим духом по отношению к окружающему нас миру, мы – вне Христова духа, и нам нечего обманываться, к нам тоже отнесутся слова Спасителя: Не всякий говорящий Мне “Господи, Господи” будет принят Отцом Моим, но те, кто будет творцами спасительного слова милости, прощения и любви... Наш мир для многих страшен, и даже многие из нас, кого не коснулась никакая страшность этого мира, со страхом живут, укрываясь от него. Этим мы не укроемся от Божиего суда: мы должны или трудом, или молитвой, но всегда в духе Христова милосердия, во имя спасения мира жить.
Вот что перед каждым из нас сейчас лежит неумолимым заветом Господним; поэтому соберем не только все силы духа, которых может оказаться очень мало, но и все крупицы веры, которые в нас есть, и предадимся в руки Божии: пусть Он нами творит Свою волю. Но будем помнить, что эта воля будет всегда сотворена за наш счет, что мы должны принести жертву для того, чтобы кто-то другой получил прощение и новую жизнь. И это – и в большом, широком масштабе, и в масштабе самых простых, близких наших отношений. Аминь.
По поводу ремонта в соборе
29 октября 1972 г.
С какой болью мы слышим о закрытии и разрушении церквей, и с каким ужасом мы видим церковь, пришедшую в запустение – не только заброшенную, но с ненавистью закрытую, разрушенную... Церковь – это действительно удел Божий; на земле, где нет ни одного местечка, не оскверненного человеческой кровью, не замаранного человеческим грехом, на земле, которая еще со времен Каина вопиет перед Богом об осквернении, совершенном над ней человеком, небольшие участки ее отдаются Ему верой людской в полное владение, чтобы хоть где-то у Бога было Свое место на земле. На этих местах мы строим храмы, чтобы было нашему Богу где главу преклонить. И в разных странах в периоды гонений на веру так ярко чувствуется, что среди моря отчужденности и, порой, ненависти стоят храмы, которые безраздельно принадлежат Богу, где Он – Господь и Хозяин. И в этих храмах люди находят себе утешение: это места, где проповедуется только любовь; это места, где нет хода человеческой ненависти; это места, куда люди, приходящие изуродованными из внешнего мира, постепенно, – но, увы, как медленно! – приходят в сознание, приближаются к покаянию и начинают хотя бы меняться – сначала с теснотой, со скорбью душевной, а затем с постепенным расцветом жизни среди запустения, смерти и разрухи. И в эти же храмы приходит человеческая радость, вливается потоком и разливается широким, безбрежным морем, потому что она встречается с любовью Божией и расцветает поистине в земной рай, вырастает в меру неба, разверзается за пределы тварного.
Нам дан этот храм. С какой благодарностью Богу и людям мы этот храм должны принимать; с какой заботливостью мы его сделали домом молитвы; и вот теперь происходят в нем работы; этот храм должен вновь стать более прекрасным, более достойным нашей любви. Будут здесь работать люди, чуждые нам; будем молиться, чтобы каждый человек, который приложит руку свою к этому труду, каждый человек, который войдет под сень этого храма, получил в сердце свое извещение о тишине Господней, получил благословение от Живого Бога, дом Которого он будет приводить в строй. Для нас люди, которые будут здесь работать, – не просто рабочие: это люди, которые войдут в удел Божий. Станем молиться о том, чтобы, войдя в него, они нашли то, что в храме нашли все мы: Живого Бога, любящего, животворного, способного менять жизнь.
И будем относиться к этому храмостроительству благоговейно. Это – удел Божий: будем его хранить любовью. Недостаточно его сделать внешне прекрасным, нужно, чтобы внутренняя наша церковь стала прекрасной: уже не каменные ее стены, но сердца наши, которые так часто бывают каменными, должны стать человечными, плотяными, чуткими, любящими, способными носить друг друга тяготы, если нужно – быть распятыми страданием и состраданием, чтобы наш ближний мог получить покой, и радость, и новую жизнь.
Вырастем в меру этой красоты, которая есть красота Божиего мироздания, будем творить, созидать этот храм, чтобы он был выражением нашего благоговения перед Богом и нашей любви перед людьми. Но раньше и глубже всего станем трудиться над самими собой и становиться достойными войти в удел Божий, не в суд себе, не во осуждение, но как мытарь приходил, каясь и получая прощение, сознавая свое недостоинство и Божию встречную, всепрощающую и одновременно преображающую любовь. Аминь.
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.