Вышеславцев Б. П., Кризис индустриальной культуры. IV. 21. Принцип разделения труда и соотношение работы и творчества

Не связано ли специфически-индустриальное зло с самим принципом разделения труда? Иногда кажется, что самый этот принцип внутренне противоречив, столь же вреден, как и полезен. В самом деле, с одной стороны, разделение труда есть условие технического прогресса, источник богатства народов (как доказал Ад. Смит), тысячелетний опыт, на котором покоится вся наша цивилизация; с другой стороны - оно есть источник профессиональной деформации личности, ибо развивает одну какую-либо ее функцию при подавлении и вытеснении всех остальных. Но творческая личность есть интегральная личность, владеющая всеми своими функциями, а потому вытеснение некоторых существенных функций есть подавление творческой потенции, без которой личность увядает. Не стоим ли мы перед трагическим противоречием индустриальной культуры? Грандиозное техническое творчество уничтожает творческую личность. Работа вытесняет творчество, рабство вытесняет свободу.

Получается настоящая апория (безвыходность), приходится искать выхода и вопрошать дальше. И первый вопрос, который встает, есть следующий: может быть, творческая личность есть величайшее исключение? Может быть, творческий элемент просто по природе отсутствует у огромного большинства, а вовсе не в силу вытеснения и деформации? Не свидетельствует ли об этом установленный нами (см. гл. 2) закон социального отбора, закон малого числа? (1)

Если это несомненно так, то придется, по-видимому, признать, что творчество есть специальность немногих, а работа должна остаться специальностью огром-

1 Невозможно отрицать этот закон. Его выражали мыслители и поэты всех времен и народов, и не надо быть «аристократом», чтобы его признавать. Приведем мнение Альберта Эйнштейна, социалиста и демократа по своим убеждениям и симпатиям: «люди живут в страхе войны и в терроре в силу того, что ум и характер масс стоит на бесконечно низком уровне, нежели ум и характер небольшого числа, способного создать нечто ценное для общества». Albert Einstein. «Conceptions Scientiriques, Morales et Sociales». Paris, 1952. Message a la posterite. P. 14.

414

ного большинства, и эти две специальности необходимо разделены между двумя классами людей - «работниками» и «творцами» - в силу того же самого последовательно проведенного и неизбежного закона разделения труда. Если этот вывод верен, мы получаем новое затруднение: отрицание возможности всякой демократии и утверждение аристократии, олигархии, технократии.

Но такой вывод неверен. И что особенно удивительно, он неверен, несмотря на то, что вполне верным остается закон малого числа: творчество есть действительно достояние немногих, есть редкий и даже редчайший дар, а труд есть массовое явление. Чтобы убедиться в неверности вывода из этого верного положения, надо глубже продумать диалектику труда и творчества, как она нами была представлена (см. гл. 2). Труд и творчество суть противоположности, нераздельно связанные и взаимно проницающие друг друга. Обе присутствуют в каждой человеческой личности, хотя и в разной степени: нет труда без какой-то степени творчества и нет творчества без какой-то степени труда. Их нельзя разделить между разными лицами по принципу «разделения труда», как нельзя сделать специальностью одних - питание, а других - размножение. Принцип «разделения труда» здесь неприменим, так же как и понятие «специальности». Труд и творчество нельзя назвать двумя «специальностями». Специальностями являются только различные виды труда и различные виды творчества, и такие виды могут быть разделены между различными лицами. Здесь применим принцип «разделения труда». И этот принцип вовсе не всегда и не при всех условиях вызывает протест свободной личности. Ни один рабочий не будет протестовать против того, что существует множество трудовых специальностей, что существует работа шахтера, каменщика, железнодорожника или электротехника. Точно так же человек творческой активности не увидит никакого умаления своей личности в том, что существуют различные виды творчества. Творческие дары поэта, художника, ученого, техника, политика - не подавляют, а восполняют друг друга. Между ними существует солидарность, как и между различными видами работы. Но каждый человек в конце концов протестует и чувствует умаление своей личности, если ему оставлена только работа и у него отнят всякий элемент творчества. Работа должна иметь творческий смысл, чтобы быть приемлемой и выносимой; работа, которая ничего не

415

творит, есть «сизифова работа» образ величайшего мучения и унижения для человека. Достоевский сказал однажды, что верным средством совершенного уничтожения личности человека была бы работа, лишенная всякого смысла и значения*.

Здесь мы открываем нечто принципиально важное: протест направлен не против «разделения труда», а против некоторого неприятного результата, связанного с разделением труда. Сама по себе дифференциация взаимно восполняющих функций труда и творчества есть величайшая ценность, основа солидарности, соборности. Для Ап. Павла различие индивидуальных творческих даров есть основа наиболее совершенного общения людей, основа Церкви**. Невозможно и не нужно бороться с принципом разделения труда, поскольку он выражает свободную солидарность; но он может ее нарушать. Нет человеческой функции и человеческого учреждения, которое не допускало бы злоупотребления. Мы уже видели, в чем состоит злоупотребление индустриальной специализацией: солидарность трудящихся превращается в принудительную мобилизацию труда, координация действий превращается в абсолютную субординацию, работа превращается в послушный автоматизм. Но такая работа по существу уничтожает всякую творческую инициативу. Творческий элемент исчезает из жизни личности. И тогда жизнь становится неинтересной, безличной, механической, лишенной самостоятельного смысла. Проблема сводится к тому, как сохранить творческий элемент во всякой личности и при всякой работе.

Казалось бы, невозможно даровать творчество абсолютно нетворческой личности (а таких личностей, по-видимому, абсолютное большинство). Но это неверно: абсолютно нетворческой личности не существует, абсолютно нетворческим будет только автомат, робот. Существует, однако, личность с минимальным присутствием творчества. Дело в том, что причастность человека к творчеству допускает различные степени. В музыке, напр., творчество композитора есть высшая степень творчества, за нею идет творчество дирижера, далее идет исполнение виртуоза - солиста, еще далее - музыкантов в оркестре; но и здесь еще есть ступени, есть разница между первой скрипкой и барабаном. Но и слушатель в известной степени причастен к творчеству, психологически он воспроизводит творчество: поет вместе с певцом,

416

дирижирует вместе с дирижером. (1) При этом слушатель вдохновляет музыканта, зрительный зал вдохновляет актера; художнику нужен ценитель, автору нужен читатель, ученому нужен ученик. Происходит обратное воздействие, «ре-акция». Всякое творчество предполагает сотворчество, возможность широкой причастности к творчеству, иначе оно теряет смысл и ценность. Прометей похищает небесный огонь, чтобы принести его людям, просветить и озарить всю их жизнь, этим он создает культуру и всеобщую причастность к культуре. Но причастность к культуре есть причастность к творчеству, ибо она создается творчеством - открытиями ученого, вдохновением художника, откровением пророка, изобретением техника. Поэтому отнять у человека всякий элемент творчества, даже возможность творческого восприятия, значит отнять у него всякую причастность к культуре. Но в этом положении находится огромное большинство нетворческих профессий в индустриальной культуре. Борьба с этой несправедливостью составляет задачу «хозяйственной демократии». Последняя, как мы видим, далеко выходит за пределы прозаических имущественных интересов и объемлет всю сферу действий человека.

Трагедия индустриализма состоит в том, что существуют абсолютно нетворческие профессии, но не существует абсолютно нетворческих личностей. Если бы такие личности существовали, то никакой трагедии и не было бы: абсолютно нетворческие личности исполняли бы нетворческие профессии, и это было бы вполне справедливо. Так и думал Аристотель, утверждая, что существуют рабы по природе; их удел работа, напр. по разгрузке кораблей, а «творчество» - наука, и искусство, и политика - есть удел свободного меньшинства. Но христианская культура не признает «рабов по природе» именно потому, что утверждает творческую потенцию, творческий постулат, творческое призвание в каждой личности («к свободе призваны вы, братья!»). Однако «много званых, но мало избранных». Мало подлинных избранников творчества, но это не значит, что творческая потенция совершенно отсутствует во всех остальных. Все дело в том, что творчество имеет много качеств и степеней («ина слава Солнцу, ина слава Луне; Звезда бо от звезды разнствует во славе»)*.

1 Эта психология подтверждается иногда неожиданным подпеванием слушателей.

417

Свет Логоса, «искра Божия», небесный огонь, присутствует в каждой душе. В этом богоподобие человека, в том, что Бог есть Творец (Поэт). Существует личность с минимальной потенцией творчества, но при полном отсутствии этой потенции не было бы «личности», а была бы безличность. Как бы мала ни была эта потенция, но она всегда требует развития, она есть постулат, есть стремление. Личность есть творческая устремленность, и потому полную непричастность к творчеству она переживает как лишение, как деградацию. (1) Человек не мирится с абсолютно нетворческой работой именно в силу присутствия в его личности творческого зерна, как бы оно ни было мало.

Конечно, количество личностей обратно пропорционально их качеству: чем выше их квалификация, тем они реже; таков закон малого числа. Однако самая простая неквалифицированная личность есть все же «личность»; качество быть личностью принадлежит каждому человеку, и это качество есть обладание творческим зерном. Поэтому закон малого числа не означает, что творчество принадлежит исключительно немногим, а остальные его просто лишены, - он означает только, что максимальная потенция творчества принадлежит немногим, а меньшая и минимальная - огромному большинству. Поэтому все могут быть причастны творчеству в большей или меньшей степени.

Известный «аристократизм» творчества несомненен, но нет никакой необходимости из него выводить олигархию, или политическую аристократию. Демократия отлично знает, что высшее творчество принадлежит немногим лучшим и избранным, и потому она избирает немногих лучших, способных к законодательному творчеству. Но акт избрания есть тоже творческий акт, а не «работа»; избиратели (2) тоже выполняют творческую функцию, но тоже это есть творчество низшего порядка по сравнению с творчеством законодателей и правителей.

1 «Лишение» (teresis), по Аристотелю, не есть простое «отсутствие» какого-либо свойства, но такое отсутствие, которое противно природе, ненормально, напр. отсутствие зрения у человека, слепота.

2 В тоталитарном государстве нет «избирателей», но есть голоса. Они голосят так, как приказано. О них можно сказать: cum clamant, tacent*.

418