Вышеславцев Б. П., Кризис индустриальной культуры. IV. 19. Устранение социалистических предрассудков

Хозяйственная демократия требует изменения внутренней правовой стуктуры каждого индустриального предприятия, изменения правоотношений дирекции и подчиненного персонала (перехода от абсолютной власти к автономным правам), которое осуществимо при помощи правотворчества в рамках либеральной правовой демократии. Но такое правотворчество есть нечто совершенно новое, как новыми являются и формы современного индустриализма. Огромным препятствием для нахождения правильных конкретных мер является социалистическая рутина марксизма, проникшая не только в социалистические партии, но и в социалистическое мышление. В научном диалоге, касающемся проблемы хозяйственной демократии, все еще пользуются неопределенными понятиями «капитализма» и «социализма», потерявшими всякое научное значение. Все еще всплывают привычные постулаты «социализации и национализации», «обобществления орудий производства», уничтожения «рыночного хозяйства» - понятия, взятые из авторитарного социализма, представляющего собою антипод «хозяйственной демократии». Необходимо здесь еще раз суммировать в ряде тезисов все, что нами выше было высказано и обосновано касательно непригодности этих категорий для разрешения проблемы хозяйственной демократии.

1. Полное уничтожение свободного рынка ведет к тоталитарному государственному хозяйству, т. е. к монопольному государственному капитализму, к полному отрицанию хозяйственной демократии. Однако обратно полная свобода рынка (laisser faire) вовсе не означает хозяйственной демократии, как думал старый либерализм. Неолиберализм требует ограниченной свободы рынка. Она ограничивается, с одной стороны, вмешательством государства для защиты свободного обмена от обмана и спекуляции и для поддержания справедливого равновесия сторон, и с другой стороны частичной национализацией некоторых отраслей хозяй-

395

ства, изъятых из системы свободного обмена, иначе говоря, системой государственно-частного хозяйства. Все эти ограничения признаются неолиберализмом, но он настаивает на сохранении некоторой сферы свободного рынка, ибо без нее мы получаем тоталитарно-управляемое хозяйство, исключающее всякую свободу творчества и труда. Невозможно представить себе систему разделения труда без обмена продуктами труда, действиями, услугами (без солидарности). Вопрос только в том, должен ли этот обмен быть свободным. Но обмен определяется всегда спросом и предложением, и вопрос, следовательно, сводится к тому, должен ли спрос и должно ли предложение оставаться свободными. Ответ ясен: уничтожение свободы в этом соотношении означало бы уничтожение свободы выбора, свободы желания, свободы удовлетворения своих и чужих потребностей: свободы выбора того, что я могу «предложить» обществу от себя. Принцип соотношения спроса и предложения есть основной принцип всякой экономики, с ним принуждено считаться и тоталитарное плановое хозяйство, и цену оно принуждено устанавливать, считаясь с этим: никому не нужные вещи не имеют стоимости, их «не стоит» и производить. Но все дело в том, как устанавливается соотношение спроса и предложения, как устанавливается цена: автономно или гетерономно, декретом свыше или договором обменивающихся сторон. Конечно, неолиберализм прав в том, что свободный обмен должен быть сохранен, что он есть элементарное выражение личной свободы, но неверно думать, что свободный рынок уже есть «хозяйственная демократия». Мы видели, что эта последняя реализуется изменением правоотношений власти и подчинения внутри индустриальных, административных, торговых и бюрократических учреждений и предприятий, а свободный обмен к этому прямого отношения не имеет и протекает в совершенно иной сфере.

2. Национализация и социализация, как нами было неоднократно показано, вовсе не тождественна с «хозяйственной демократией». Тоталитарная национализация ее совершенно уничтожает: частичная национализация ее совершенно не обеспечивает. То же нужно сказать о патронате. Уничтожение патроната может дать полное уничтожение «хозяйственной демократии», какое мы имеем в СССР, - а сохранение патроната может оказаться сохранением возможности ее осуществ-

396

ления. Патронат даже может сочувствовать ее реализации как по моральным, так и по экономическим соображениям. (1) Но и без этого сочувствия и согласия он может быть принужден к ее принятию законодательным путем. Полезно вспомнить, что крепостное право было уничтожено в России законодательным путем (несомненно хозяйственно-демократический шаг) без всякого уничтожения помещиков и при сочувствии значительной их части; а действительное уничтожение помещиков при помощи «социализации и национализации» привело к восстановлению крепостного права (и во всяком случае, к наиболее антидемократическому хозяйственному режиму). Патронат, «буржуазия» - это те самые козлы отпущения, при помощи которых скрывают истинное зло индустриализма, его технократическую тенденцию.

3. Обобществление орудий производства - есть выражение, которое ничего не означает, ибо может означать вещи разные и совершенно противоположные. (2) Оно может означать национализацию, - тоталитарную или частичную, - о которой мы только что говорили, иными словами, государственный капитализм полный или частичный. Но оно может означать коллективное право собственности рабочих на фабрики и заводы, т. е. нечто прямо противоположное государственному капитализму: сами рабочие, а не государство, становятся собственниками и капиталистами, их предприятия могут конкурировать друг с другом и обмениваться продуктами. Мы получаем «капиталистический» режим свободного рынка. О таком «обобществлении» весьма остроумно сказал Mr. Fairless, президент огромного предприятия U. S. Steel Corporation (в своей речи в Торговой Палате Питтсбурга): «в своей революционной одержимости Маркс не заметил, что единственная экономическая система в мире, которая дает возможность рабочим владеть и управлять индустриальными предприятиями, есть, как это ни странно, капитализм». Он имел в виду, что рабочие могут стать акционерами боль-

1 Во Франции один фабрикант, примкнувший к оксфордскому движению и увлекший большинство своих рабочих, организовал подлинный рабочий контроль всего предприятия. В этом же направлении мог бы действовать патронат, принадлежащий к демохристианской партии.

2 Оно очень удобно для сокрытия правды, так, напр., Сталин, спрошенный одним журналистом, правда ли, что в СССР существует государственный капитализм, ответил: у нас существует «обобществление орудий производства». Ленин был откровеннее и точнее.

397

ших предприятий, и показал, что в США это вполне возможно. (1)

В «теориях прибавочной ценности» встречается у Маркса и этот демагогический слоган: фабрики и заводы будут отданы рабочим, которые сами будут нанимать инженеров и директоров (см. выше, гл. 8). Однако такое решение слишком наивно и явно не социалистично. Маркс, конечно, на нем не остановился. Подлинное решение марксизма дано в Коммунистическом Манифесте: «Весь капитал и все орудия производства централизуются в руках пролетарского государства». Вот что означает подлинная социализация и национализация: она означает монопольный государственный капитализм, или тоталитарное государственное хозяйство (как кому нравится называть). Марксизм-ленинизм остается верным Коммунистическому Манифесту (см. выше, гл. 14).

Передать фабрики и заводы в собственность наличному составу рабочих или дать им захватить таковые, конечно, не значит «построить социализм». Это значит создать хаос и полный развал индустрии, а затем произвести суровое вмешательство государства, полную национализацию и беспощадную индустриализацию.

4. Профит как прибавочная ценность. Он рассматривается как нечто позорное, «буржуазное», подлежащее уничтожению. Но без «профита» невозможно никакое индустриальное предприятие и никакая хозяйственная деятельность. Рикардо считал предпринимательский профит явлением законным и необходимым и был прав. Он также знал, что источником профита является прибавочная ценность. Маркс объявил отнятие прибавочной ценности эксплуатацией и, следовательно, рассматривал профит, как эксплуатацию. Этот экономический абсурд остался в виде традиционного предрассудка вульгарного социализма. (2) На самом деле, без «профита» не может функционировать никакое предприятие: Ленин требовал рентабельности от национализированных фабрик и заводов (иначе пришлось бы их оплачивать прямыми налогами, т. е. простым отнятием рабочего заработка у населения). Дело идет, следовательно, не об уничтожении

1 Он вычислил, что если каждый из платных служащих этого огромного предприятия (число их 300000) купит 85 акций (на 3500 долл.), то все предприятие будет целиком в их руках. Откладывая 10 долл. в неделю (размер последней прибавки), они приобретут предприятие менее, чем в семь лет.

2 Он был нами подробно раскрыт в гл. 5 и 6.

398

«профита», а о разделении «профита» между простыми рабочими и директорами, организаторами, предпринимателями. Дело идет не о «возвращении» прибавочной ценности рабочим, а о распределении прибавочной ценности между всеми факторами индустрии, без которых она не может быть произведена. Кто из социалистов-марксистов впервые открыл, что «прибавочная ценность» всегда будет отниматься? Каутский этого не сказал. Раскрытие этого секрета мы находим у Гильфердинга: он только выражает надежду, что удержание прибавочной ценности будет совершаться с согласия самих рабочих. Это правильный постулат «хозяйственной демократии», но он лишь ставит проблему, а не решает ее: не так-то легко добиться такого согласия. Авторитарный социализм (Марксизм-Ленинизм) в него не верит и его не ищет и отнимает прибавочную ценность самым беспощадным образом.

5. Неоплаченная работа. Этот агитационный слоган, как мы видели, непрерывно повторяется в произведениях Маркса. Софизм «неоплаченной работы» и покупки «рабочей силы» был нами диалектически распутан: он противоречит собственной теории ценности Маркса (гл. 7). Но нет даже надобности разоблачать этот старательно запутанный софизм. Сразу ясно, что не существует никакой «неоплаченной работы» - она оплачивается предоставлением всего грандиозного индустриального аппарата. Рабочий необходимо платит за пользование построенной машиной, без которой не может произвести ничего, и платить конечно может только своим «прибавочным трудом» (т. е. из прибавочного продукта).

Логика Маркса рассуждает так: без наемного труда, без рабочей силы, машина, техника, орудия производства, «капитал» - не могут произвести ничего, следовательно, все производится трудом, рабочей силой. Но заключение это можно перевернуть: без «капитала», т. е. без машины, техники, орудий производства, рабочая сила не может произвести ничего. В лучшем случае она может лишь поддерживать свое жалкое существование, «в поте лица добывать хлеб свой». Прибавочный продукт, а с ним и вся цивилизация и культура зависят прежде всего от «орудий производства». Заключение, неопровержимое для марксизма. Но оно означает, что «прибавочная ценность» производится преимущественно творцами инду-

399

стриального аппарата, т. е. техниками, изобретателями, учеными, организаторами и капиталистами, хотя и при участии рабочей силы.

Размер прибавочного продукта зависит совсем не от «рабочей силы», которая мало изменяется и скорее уменьшается на протяжении истории, а от совершенства индустриального аппарата, от тех, кто его строит, изобретает и им управляет. Он зависит совсем не от труда, как затраты мускульно-нервно-мозговой энергии (рабское хозяйство тратило ее не меньше, а больше), а от творчества, создающего науку, технику и хозяйственно-правовую организацию. (1) Поэтому при дележе прибавочного продукта (или «прибавочной ценности») рабочая сила может претендовать на весьма скромную часть, ибо прибавочный продукт создается преимущественно творчеством, изобретением, организацией и накоплением. Не существует никакой неоплаченной работы, скорее существует неоплаченное творчество. Доля творчества и изобретения в создании всего того, что превышает простое поддержание жизни и создает цивилизацию и культуру -- так велика, что общество и человечество всегда в неоплатном долгу перед этим Прометеем, похищающим для него небесный огонь. Не существует никакой неоплаченной работы, существует лишь хорошо или плохо оплачиваемая работа. «Квалифицированный» труд ценится дороже, ибо он редок и в нем присутствует некоторый элемент творчества. И это новое «качество» не получается ни из какого увеличения «количества».

Только после устранения всех этих традиционных предрассудков марксизма и социализма можно решать реальную и актуальную проблему хозяйственной демократии. Все они попадают мимо цели: или ничего не дают для хозяйственной демократии, или прямо ее уничтожают. Все старые привычки мысли должны быть оставлены. Вопрос должен быть поставлен по-новому. Уравнение со многими неизвестными должно быть составлено заново. Возьмем такое несомненно демократическое требование, как согласие рабочего на

1 «Фетишизм труда», который мы встречаем у Маркса, пригоден для мобилизации пролетариата, - сначала революционной, затем трудовой: после национализации и социализации массы получают титул «трудящихся» и благословение трудиться на вечные времена. Но свободная личность находит свое полное выражение не в рабской «работе», а в свободном творчестве.

400

«отнятие прибавочной ценности», или на «отчуждение прибавочного продукта». По-видимому, оно существенно для хозяйственной демократии точно так же, как для демократического государства существенно согласие граждан уплачивать налоги (выражаемое через народных представителей). Гильфердинг думает, что задача истинного социализма добиться такого согласия, такого «добровольного принятия» отчуждения. Для этого оно «должно быть гуманным и не должно быть эксплуатацией». Но как это возможно, если, по Марксу, сущность эксплуатации состоит в отнятии прибавочной ценности? И какой рабочий даст согласие на свою собственную эксплуатацию?

В категориях Маркса реальное положение «прибавочной ценности» совершенно искажено. Оно изображается так: в свободном частном «капитализме» прибавочная ценность (или прибавочный продукт) «отчуждается», «удерживается», «отнимается» у рабочего - целиком и без всякого его согласия (ему оставляется только «необходимый продукт»). Напротив, в «социализме» прибавочная ценность (или прибавочный продукт) вовсе не будет отниматься у рабочего, и только добровольно он будет отчислять нечто в фонд накопления.

В действительности с прибавочной ценностью происходит нечто прямо противоположное: целиком и без всякого согласия она отчуждается и отнимается у рабочего именно в «социализме», который установлен коммунистическим манифестом и означает тоталитарную социализацию и национализацию (все орудия и средства производства принадлежат государству). Напротив, именно в частном капитализме прибавочная ценность в настоящее время никогда не отнимается целиком и без всякого согласия рабочего Больше того, здесь, в точном смысле слова, нельзя даже говорить ни о каком «отнятии, отчуждении, удержании». Отнимать и отчуждать - значит присваивать чужое: удерживать значит не возвращать. Но прибавочный продукт (или его ценность) вовсе не должен и не может быть возвращен рабочему и никак не может ему принадлежать. Прибавочный продукт произведен всем коллективом, всеми функциями индустриального аппарата, и должен быть распределен между его участниками. Часть прибавочного продукта (т. е. его ценность) достается рабочему и входит в его заработную плату. Другая

401

часть распределяется между более квалифицированными и творческими участниками производства. Наконец, еще часть - и очень значительная - идет на дальнейшую капитализацию.

Здесь нет никакого вопроса об «отнятии, отчуждении и удержании» чего-то у рабочего. Здесь существует проблема распределения совместно произведенного продукта. Об «отнятии» можно было бы говорить, лишь предполагая право рабочего на «полный продукт труда». Но такое право есть экономическая и юридическая бессмыслица (по признанию самого Маркса): «полный продукт» никогда не может быть произведен одним трудом рабочего и никогда не может ему принадлежать.

Чего же требует при этом распределении принцип «хозяйственной демократии», принцип автономии личности? Он требует свободного соглашения всех продуцентов, распределения по договору, принятому всеми участниками. Такова правильная постановка вопроса.

Напротив, постановка вопроса у Гильфердинга вполне симпатична по своей тенденции, но неправильна: он хочет смягчить, гуманизировать отчуждение и отнятие прибавочной ценности, получить на него согласие рабочего. На самом деле, как мы видели, никакого «отнятия, отчуждения и удержания» чего-то, принадлежащего рабочему, не существует, а если бы существовало, то ни при каком смягчении, ни при какой гуманизации, он не дал бы своего согласия на такое отнятие. Такая постановка вопроса еще не свободна от предрассудков марксизма.

Хозяйственная демократия ставит вопрос иначе: она требует справедливого распределения по свободному договору. В авторитарном социализме распределение по договору исключается; оно совершается сверху, центральной экономической властью, без всякого согласия рабочих. Напротив, в «капитализме» либеральной демократии распределение по договору существует. Рабочий договор, договор найма существует и, как нами было показано, отчасти выражает и защищает автономию личности. Без всякого согласия рабочих распределение не совершается (см. выше, гл. 6 и гл. 17). Рабочий, как мы видели, имеет возможность бороться за размеры заработной платы, она вовсе не диктуется ему односторонне, как это имеет место в тоталитарном государственном хозяйстве. Но тем самым он принимает некоторое участие в распределении произведенного продукта, так

402

как часть этого продукта включена в его заработную плату.

Отметим еще раз, что наиболее сильная активность в этом направлении гарантирована рабочим в наиболее мощном «капитализме», - тогда как наиболее мощный «социализм» отнимает у них всякую возможность воздействия. В США мощным и богатым трестам и картелям противостоят мощные и богатые рабочие союзы, с которыми принужден считаться и сам президент. Все это возможно конечно только в рамках демократического правового государства. Оно есть условие возможности, conditio sine qua non хозяйственной демократии; можно даже сказать, что в нем уже существуют зачатки хозяйственной демократии, однако только зачатки, только тенденция.

Отнюдь нельзя сказать, что свободный рынок, рабочий договор и рабочие союзы уже создают хозяйственную демократию. Недостаточно того, что рабочие, и подчиненный персонал вообще, могут добиваться увеличения заработной платы. Принцип автономии, самоуправления, требует, чтобы всему персоналу индустриального предприятия был в какой-то мере доступен хозяйственный план всего производства и распределения. Необходимо, чтобы каждому участнику был виден размер «профита», т. е. совместно произведенного прибавочного продукта, и принципы его распределения. Необходимо также - и это самое главное - чтобы он мог в известной степени воздействовать на формы и способы этого производства и распределения, чтобы он мог выразить свою хозяйственную волю и разумение. У каждого есть такая воля, но она часто хочет невозможного. Надо дать уразуметь пределы возможности, напр., пределы увеличения заработной платы. Для этого необходим полный контроль, открытая отчетность, отсутствие «железного занавеса» между дирекцией и персоналом.

Указание на некомпетентность, на отсутствие специальных познаний, на недоступность такого контроля для рабочих, для подчиненного персонала, не имеет значения: принятие налогов, оценка государственного бюджета, критика иностранной политики, законодательство вообще - все это требует еще гораздо большей компетентности и специальных знаний: и, однако, все это предоставляется (прямо или косвенно) автономному гражданину для обсуждения и решения в демократическом правовом государстве. Рабочий, пожалуй, более

403

компетентен в организации своей фабрики, чем в политике своего государства. (1)

Кроме того, уж никак нельзя признать некомпетентными рабочие союзы в Англии и Америке: они имеют своих инженеров, своих администраторов, своих финансистов, счетоводов и статистиков. Они едва ли менее компетентны, чем дирекция трестов и картелей с их инженерами и администраторами. Синдикаты всего более могут содействовать проведению принципа «хозяйственной демократии», принимая во внимание те меры, на которые указал проф. Laski (см. Глава 17). Их прямая задача: выяснить и согласовать точку зрения дирекции и рабочих, дабы достигнуть той солидарности различных функций в производстве, без которой невозможно никакое социальное творчество. Ведь функция управления так же, как функция накопления, будет существовать всегда в индустриальном производстве наряду с функцией труда. Конечно, при этом придется выбросить за борт марксизм с его идеей классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Синдикаты коммунистического толка отдают рабочих всецело и абсолютно во власть дирекции, если эта дирекция объявит себя «коммунистической»; иными словами - словами Ленина, - во власть монопольного государственного капитализма.

Следует добавить, что основные предрассудки марксизма, раскрытые нами, с наибольшей ясностью выступают в только что вышедшей брошюре И. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», 1952. Сталин признает наконец то, что всегда замалчивалось в марксизме, а именно необходимое отнятие «прибавочной ценности» у трудового населения во всяком авторитарном социализме. Он принужден это признать, ибо вслед за Марксом принужден различать: 1) «Труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи»; 2) «Труд, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и т. д.» (стр. 18-19).

Прибавочный труд тоже «необходим», только совсем в другом смысле: необходимость питания и размножения есть конечно совершенно иная «необходимость», нежели необходимость науки, искусства, техники, культуры. Первая существует и для животных - вторая для них не

1 Следует помнить, что возражения о некомпетентности исходят от технократии, а она принципиально вытесняет всякую демократию.

404

существует. Софизмы Маркса построены на двусмысленности слова «необходимость», на смешении двух смыслов, которые он сам сначала строго различал. Сначала ему нужно было различать необходимый и прибавочный труд для изобличения «капитализма» в отнятии прибавочного продукта, а затем ему нужно было их смешать, для сокрытия этого отнятия в «социализме», т. к. он заявил, что здесь прибавочная ценность больше отниматься не будет. Сталин воспроизводит этот софизм Маркса: «труд, отданный обществу на расширение производства, на образование, управленческие расходы, образование резервов и т. д., является столь же необходимым, как и труд, затраченный на покрытие потребительских нужд рабочего класса» (стр. 19).

Но именно первый труд не «столь же необходим» и не в том же смысле необходим (по мнению Толстого первый труд - на науку, технику и государство даже вовсе не нужен). В этой цитате софизм выступает совершенно ясно: сначала различаются два вида труда - прибавочный и необходимый (отдаваемый рабочими и удерживаемый ими для себя), а затем оба смешиваются воедино, ибо оба «столь же и одинаково необходимы». Здесь совершенно забывается, что, по Марксу, «необходимый» труд означает 2-3 часа работы, а по Сталину, он означает «необходимость» трудиться целый день. Один раз «необходимый» труд означает часть, ибо он берется без прибавочного труда; другой раз он означает целое, ибо берется вместе с прибавочным трудом.

Основное различие «необходимой» и «прибавочной» ценности таким образом просто уничтожается, уничтожается различие необходимого и прибавочного труда: «странно теперь говорить о необходимом и прибавочном труде» (Сталин, стр. 18). Поэтому, решает Сталин, «необходимо откинуть эти и некоторые другие понятия, взятые из «Капитала» Маркса». Почему же необходимо вдруг откинуть эти основные категории марксизма? Здесь же стоит ответ, разъясняющий все дело: «прибавочная стоимость есть источник эксплуатации рабочего класса». Напоминание об отнятии прибавочной стоимости весьма неприятно в социализме.

Однако ни забыть, ни откинуть эти понятия мы не можем: на них построено все крушение марксизма в смысле экономической системы, вся несостоятельность его диалектики. Доказательством невозможности уничтожить это основное различие является то, что Сталин

405

здесь же и сейчас же его применяет, различия «труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего», и «труд рабочих, отдаваемый обществу на расширение производства» и т. д. Невозможно вести никакого хозяйства, не учитывая этого различия, не взвешивая того, что я могу истратить на себя, и того, что я могу отдать в фонд накопления. Обе функции необходимы, но обе различны и даже противоположны, как удержание и отдача, трата и накопление.

Разъяснение Сталина для нас особенно ценно потому, что дает нам возможность еще некоторые предрассудки марксизма-социализма преодолеть и отбросить. Так, 1) труд рабочих вовсе не отдается обществ у, а отдается государству. Тоталитарное государство есть государственный капитализм: на самой брошюре стоит печать «Госполиздат. 1952» и сам Сталин на стр. 16 отождествляет «общенародную» форму социалистического производства с государственной. Далее. 2) этот труд отдается рабочими вовсе не на одни приятные цели «образования и здравоохранения»; здесь забыты такие грандиозные цели, как содержание огромного бюрократического аппарата власти с его инквизиционной организацией; забыто поддержание коммунистических партий во всем мире, забыта грандиозная пропаганда и наконец грандиозные военные расходы, которых требует коммунистический империализм с его мировыми задачами. Тоталитарное государство требует от населения гораздо больших жертв, чем правовое либеральное государство.

Наконец, мы встречаем здесь другой весьма вредный предрассудок социализма: «обобществление» слово, уже совершенно утерявшее всякое научное значение и всякую убедительность. Утверждается: теперь все ваше, все принадлежит вам, все делается вами и для вас, «теперь рабочий класс держит в своих руках власть и владеет средствами производства» (стр. 18). Едва ли существует в СССР человек, которого может убедить этот слоган, он звучит как злая ирония власть имущих. На него русский народ тоже отвечал иронией: «земля-то наша, да хлеб-то ваш, - коровы-то наши, да молоко-то ваше; куры-то наши, да яйца-то ваши...» А после коллективизации и перебросок населения он мог бы сказать: земля-то наша, да жить-то на ней нельзя. Не только рабочий класс не держит в руках власть, но даже партия не держит в руках власть, напротив, власть держит в руках партию, чистит ее, «выводит в расход» неугодных

406

власти членов и назначает тех, кого хочет принять. Рабочий класс ничего не держит в своих руках и ничем не владеет, его держит в своих руках тоталитарная власть, владеющая всеми средствами производства.

Есть еще один предрассудок социализма, который должен быть устранен: это учение о переходе от социализма к коммунизму («каждому по его трудам») и от коммунизма к земному раю абсолютного изобилия («каждому по его потребностям»). Переход к настоящему «коммунизму» есть переход от товаро-обмена к продукто-обмену, т. е. от товарного обращения, рынка и денег, которое еще существует при социализме - к обмену продуктами при помощи трудовых квитанций, удостоверяющих число часов работы вместо денег.

Переход от товаро-обмена к продукто-обмену и уничтожение денег есть основная догма марксизма, установленная Марксом и Энгельсом. Всю эту догму детально исследует и без остатка уничтожает Е. Юрьевский в своей блестящей статье «О последнем труде Сталина и его источниках» («Новый Журнал», 31, Нью-Йорк). Он справедливо указывает, что товаро-обмен и продукто-обмен - это одно и то же, ибо товаром называется тот продукт, который производится не для собственного потребления, а для обмена; но в коммунизме обмен будет продолжаться.

Уничтожение денег тоже в сущности не происходит: просто одна форма денег заменяется другой, своего рода трудовыми ассигнациями, выполняющими ту же функцию определения стоимости при товаре-обмене, как и деньги. При этом трудности, соединенные с системой трудовых квитанций, как показывает Юрьевский, - неисчерпаемы. Таковы априорные соображения, показывающие несостоятельность прямого «продукто-обмена». Но эти соображения подтвердились и на опыте. Продукто-обмен был испробован при Ленине (до 1921 г.) и второй раз в течение первой пятилетки, и оба раза был отброшен с позором.

Что касается последней стадии коммунизма, то о ней нельзя серьезно говорить. «Каждому по его потребностям» - означает своеобразный «открытый счет» для каждого, или, точнее, предоставление без счету всего, чего угодно. Это уже эсхатология марксизма, обещающая своеобразный рай Магомета. Научно можно заметить лишь одно: Маркс обещает, что разделение труда будет тогда уничтожено, но это возможно лишь при

407

уничтожении индустриализма и высокоразвитой техники. Но важнее всего то, что в своей статье Юрьевский, быть может, сам того не замечая, разбивает вовсе не только марксизм Сталина и не догму о трех периодах, а просто весь «научный социализм» Маркса. В самом деле во всеоружии экономической науки он разбивает трудовую теорию ценности. Но трудовая ценность есть основа всей экономической теории Маркса, всего его понимания капитализма, социализма и коммунизма: по Марксу, она необходимо соблюдается и в капиталистическом обмене товаров и в коммунистическом обмене продуктов, последний особенно строго соблюдает измерение ценности трудо-часами. Если принцип трудовой ценности падает, то падает и все здание марксизма. Прежде всего ложной оказывается его теория прибавочной ценности, целиком, конечно, построенная на принципе трудовой ценности: «необходимый труд» рабочего оценивается и измеряется количеством часов и «прибавочный труд» тоже измеряется количеством часов. Соотношение необходимого и прибавочного труда, дающее прибавочную ценность, присваиваемую капиталистом, тоже есть соотношение трудовых часов. Все построено на трудовой ценности и падает вместе с нею. Но если так, то падает и теория эксплуатации, и «неоплаченная работа», и обличение капитализма, и неисполнимые обетования коммунизма.

Ведь для Маркса закон трудовой ценности есть, по его выражению, «регулирующий естественный закон», действующий «на манер закона тяжести» как в капитализме, так и в коммунизме. Здесь он соблюдается даже еще строже. Если этот естественный закон перестает действовать, то и все здание, на нем построенное, должно рухнуть, как неизбежно рухнул бы дом, если бы закон тяготения перестал действовать на земле.

В силу этого в одном весьма существенном пункте мы не можем согласиться с Юрьевским, он спрашивает: если трудовая ценность должна быть отброшена, то значит ли это, что с нею вместе должен быть отброшен и социализм? И отвечает на это отрицательно, утешаясь тем, что связь социализма с трудовой ценностью есть связь чисто историческая. Это совершенно не так: связь марксизма с трудовой ценностью есть связь органическая и логическая, проницающая всю его доктрину, поэтому если трудовая ценность отбрасывается, то социализм Маркса, самый влиятельный социализм, во всяком случае должен быть отброшен.

408