Поиск авторов по алфавиту

Приложение II

П.Броммер об eidos и idea у Платона

В период работы над III томом нашей "Истории античной эстетики", вплоть до получения последних корректур, автор настоящего труда никакими путями и никакими средствами не мог найти одну французскую работу об "эйдосе" и "идее" у Платона ни в Москве, ни в Ленинграде. Это – работа П.Броммера 1946 года. При наших попытках выписать ее непосредственно и самостоятельно из-за границы сообщалось, что это издание распродано. Уже после окончания всей работы над III томом в Москве оказалось возможным выписать эту книгу в Библиотеке им. Ленина по Международному абонементу и снять с нее микрофильм. Так как в III томе нашей "Истории античной эстетики" (М., 1974, стр. 337-358) дается критический обзор всех существующих работ о платоновских "eidos" и "idea" за последние полстолетия, то отсутствие в этом обзоре работы П.Броммера осталось недопустимым и только лишь технически обусловленным пустым пятном. Поскольку в настоящее время, на основании указанного микрофильма в Библиотеке им. Ленина, нам удалось подробно ознакомиться с этой работой П.Броммера, мы считаем необходимым дать сообщение о ней в настоящем томе как вставку на стр. 351 III тома перед работой Н.Гартмана 1941 года.

Петер Броммер приступает в своей диссертации к изучению Платона250, будучи обеспокоен возрождением софистики в нашей современной науке. Платон, философское творчество которого в значительной мере было борьбой против античной софистики его времени, приобретает в этой связи новую актуальность.

Конкретной темой, исследуемой П.Броммером, явилось терминологическое изучение таких важных для Платона понятий, как эйдос и идея. Цель Броммера – "извлечь из платонической мысли то, что сам Платон видел в своей "идее", и точно определить, если таковое существует, различие между "идеей" и "эйдосом"251.

Известно, что подобное исследование в свое время провел К.Риттер252. Броммер считает, однако, что работа Риттера была скорее филологической, чем философской; речь же идет не о том, как переводить платоновские idea или eidos – "вид", "форма", "концепт" и т.д., – но о том, что Платон понимал под этим. Проделав заново анализ Риттера, Броммер намеревается "рассмотреть внутреннюю, или, если я смею так сказать, вечную значимость" этих понятий253. При этом Броммер254 предполагает следовать тому методу существенного постижения, о котором Платон говорит в VII Письме: надо, говорит он, "о каждом предмете в равной степени выяснить, каков он и какова его сущность, ибо словесное наше выражение здесь недостаточно. Поэтому-то всякий имеющий разум никогда не осмелится выразить словами то, что явилось плодом его размышления" (Epist. VII, 342 е – 343 а).

Броммер устанавливает для платоновского учения об идеях три источника и влияния.

Первым и главнейшим из них Броммер считает нравственную философию Сократа. В платоновскую идею, согласно этому взгляду, неотъемлемой частью вошло представление о нравственном характере науки и знания и о гносеологической природе морали.

"Как в современную геометрию, – пишет Броммер255, – было введено представление, что параллельные плоскости пересекаются на бесконечной прямой, так Сократ исходил, по-видимому, из аксиомы, что логический план, если следовать ему до конца, должен где-то совпасть с другим планом, который считается реальным; и несомненно, что он живет в абсолютной убежденности, что встреча с этим планом просветит всю человеческую жизнь и сообщит ей свою вечную достоверность".

Броммер считает, вслед за Бернетом256, что аристотелевский текст Met. XIII 1078 b 23 надо толковать в том смысле, что самый термин "идея" в философском значении введен впервые самим Сократом.

Вторым и третьим источниками учения об идеях Броммер считает соответственно Гераклита и пифагорейство. Заметим, впрочем, что этих же предшественников учения об идеях в указанном месте называет и сам Аристотель.

Таким образом,

"idea зависит от сократического "понятия";
происхождение ее, в сущности, нравственное, и она представляется в образе, который мы носим в душе;
eidos зависит от геометрической теории пифагорейцев; в существе своем это структура, логически обосновывающая существование как имеющее форму;
соединившись с "эйдосом", "идея" становится функцией мысли, которая в адекватном образе и с помощью его постигает реальную форму, эманирующую из "эйдоса" (и имеющую его своей причиной)"257.

Впервые термин "эйдос" Броммер находит у Платона в "Меноне"; и уже здесь этот термин (72 е) связан с геометрическими "очертаниями" (73 е, 74 b). "Эйдос, – заключает Броммер, – есть реальная Структура, и он... существует далеко не только в нашей мысли"258.

"Подобно тому как Структура покоится в невидимом, – структура, то есть структурирующая причина всего, что проявляется как структурированное (хотя, возможно, это концепция, которая лишь позднее получит развитие в платоновской мысли), – таким же образом сущность своего "эйдоса" Платон помещает в мире, внешнем по отношению к нам, то есть к нашей конкретной экзистенции, равно как к экзистенции нашей души; душа просто познает эйдос"259.

Сущность отношения между идеей и эйдосом Броммер выражает следующим образом.

"Во вселенной все выражается, по крайней мере виртуально, в числе, и позволяет изучение своей перманентной гармонии при помощи числа. Этот неопровержимый факт подтверждает, что все создано или все возникло по образу единого принципа, бытие которого должно с необходимостью удовлетворять условию включения основания этой математической гармонии. Но если этот эйдос есть причина и основание всякой конкретной формы, он охватывает в полноте своего Бытия бесконечно больше, чем просто форму. Ибо эта идеальная форма, сколь бы прекрасной она ни была и как бы она ни превосходила все великолепием своей упорядоченности, она все же при всей нематериальности своей действительности есть не более, чем тело, опора и местопребывание чего-то превосходящего всякую форму и всякую интеллигенцию. Это есть нечто невыразимое, дающее этой форме и этой реальности свое существо, свою ценность, свое достаточное содержание, ибо в своей красоте оно, так сказать, воплощает Благо, являющееся его высшим достоянием. Это – подлинный источник бытия, равно как это – та глубина ценностного содержания, которая определяет необусловленную любовь нашей души, впитывающей здесь безграничное счастье в моменты свободного и чистого восторга, при одновременном соединении сознания добродетельного поступка с наслаждением от сотворения красоты; это истинное Единое, Благо, которое парит в своем вечном сиянии выше всякой формы: это – ИДЕЯ"260.

Эта работа П.Броммера возникла, как и другие из указанных нами выше работ, на основе преодоления господствовавшей раньше в науке метафизической противоположности спиритуализма и натурфилософии. В то время как очень легко подвести платоновские термины "эйдос" и "идея" и под спиритуализм и под натурфилософию, этот автор старается формулировать прежде всего структурный характер обских этих понятий: Он весьма удачно использует даже термин "структура", который в его время уже достаточно укоренился и в логике и в отдельных науках, включая такие, как психология или языкознание. Этот термин, постоянно употребляемый и нами в наших работах по античной философии, чрезвычайно удачен именно для античной мысли, которая всегда искала в бытии и в жизни того раздельного единства, откуда возникает и понятие целого. В этом нужно видеть безусловное преимущество исследования П.Броммера.

Далее, нам представляется ценным и то различие между двумя изучаемыми здесь понятиями, которым так часто пренебрегали в науке раньше. Мы весьма сожалеем, что П.Броммеру осталось неизвестным наше исследование этих платоновских терминов, напечатанное еще в 1930 году261. В этом исследовании П.Броммер нашел бы анализ всех таких текстов из Платона, где эти термины употребляются на очень небольшом расстоянии друг от друга, иной раз даже в одной фразе. Вывод, к которому мы пришли в 1930 году, гласит, что эйдос у Платона указывает, скорее, на отличие одной вещи от другой и потому носит, скорее, дифференциальный оттенок (ср. "вид" в формальной логике как противоположность "родовому понятию"), в то время как идея отличается более своим собственным смысловым наполнением и потому является чем-то интегральным, а отличие в данном случае одной вещи от другой, хотя оно тут и предполагается само собой, уже отходит на второе место. Собственно говоря, П.Броммер ничего другого и не утверждает, кроме этого различия дифференциальности и интегральности. Но только эйдос понимается им ближе к современному учению о структурах, а идею он представляет себе, может быть, только более насыщенно, более жизненно. Такое развитие понятия идеи мы находим, скорее, в неоплатонизме; но живые ростки подобного учения несомненно можно находить и у Платона в достаточно яркой форме.

Наконец, насколько нам представляется, понятие "идеи" у Платона П.Броммер рассматривает несколько разнопланово. С одной стороны, платоновская идея представляется ему моментом идеального мира, состоящего из расчлененных понятий и их диалектики. А с другой стороны, П.Броммер слишком приближает платоновскую идею к платоновскому Благу, которое сам Платон объявил "потусторонним" в отношении всякого бытия и познания. Правда, и у самого Платона эта позиция абсолютного "беспредпосылочного начала" не выдержана так логически безупречно и с таким упорным постоянством, как у Плотина или Прокла. Но эту неполную расчлененность мира идей, с одной стороны, и Блага, или Единого, с другой стороны, П.Броммер возмещает весьма насыщенным представлением о платоновской идее, которое значительно ослабело после мощных неокантианских анализов всей этой терминологии.

Это, во всяком случае, весьма добротное исследование, которое и для своего времени, да еще и теперь стоит на довольно высоком научном уровне и не противоречит новейшему периоду в развитии классической филологии.

Примечания
Страница сгенерирована за 0.02 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.