Н. К. Михайловским завершается знаменательный ряд основоположников русского народничества: Герцен, Чернышевский, Лавров, Михайловский... Публицист, социолог, литературный критик, он был последним «властителем дум» русской интеллигенции.

60-е годы заканчивались некоторым идейным разбродом. Крайний индивидуализм последователей Писарева далеко разошелся с общественными заветами Чернышевского. Представители экономического либерализма широко пользовались именами Спенсера и Дарвина...

Вопрос об отношении личности к обществу, о справедливом и человечном общественном строе, должен был получить идейное разрешение на фоне большого общественного подъема 70-х годов, исполненного самоотверженности и жертвенности.

Н. К. Михайловскому довелось прежде всего разрешить в стройном миросозерцании основные проблемы 70-х годов, но значение его этим не ограничивается. Последующее народничество определяется преимущественно его влиянием.

Идеал двуединой правды (истины-справедливости) — был его девизом.

Личность (которая, по словам Белинского, «выше общества, выше человечества»), ставилась им во главу угла. «Борьба за индивидуальность», за всестороннее, гармоничное развитие личности противопоставлялась борьбе за существование, в которой побеждают приспособившиеся, специализировавшиеся.

Михайловский вел упорную — и удачную — борьбу с органической теорией в социологии (особенно со Спенсером) и с приложением к социологии учения Дарвина: обе теории враждебны личности, знаменуют ее специализацию, обеднение. И Михайловский показывает, как в крайне специализированном обществе личность становится «пальцем от ноги», как подрывается ее единство, ее

157

душевное равновесие, усиливается ее внушаемость, как выдвигается на аван-сцену «толпа» с ее притушенным сознанием и слепым подражанием «героям». В своих исследованиях, к сожалению, не систематизированных и разбросанных во множестве статей, Михайловский предвосхищает выводы ряда виднейших социологов и психологов 3. Европы.

Социология, для Михайловского, есть наука о формах общественного сотрудничества, с которыми связана судьба личности. А так как основной аттрибут личности — труд, то верный путь к отстаиванию ее — в борьбе за интересы труда, народа.

Двуединая формула «личность - народ» предостерегает и от эгоистического, ложного индивидуализма и от общественного строя, враждебного личности, как бы он ни назывался.

В специализированном общественном строе, человек утрачивает свою цельность. Поэтому, при таком строе, объективность в общественных науках — лишь самообман. И в знаменитом споре о «субъективном методе» в социологии, Михайловский, в согласии с Лавровым, доказывает, что результаты интроспекции зависят и от моральной высоты исследователя, и от общественных воззрений его. Начало ценности, категория справедливости — неотъемлемы от общественных наук. Субъективизм нельзя уничтожить, но можно регулировать, исходя из критерия личности и идеи строя, благоприятного ее цельности.

Теория Михайловского о «типах» и «степенях» развития — была путеводной нитью в сравнительной оценке общественных явлений.

По основному вопросу — о миновании Россией капиталистической фазы развития, по вопросу о борьбе за политические реформы, — он сказал свое слово.

Он высоко ставил категорию возможности в истории, роль личности, роль идей. По мнению о. В. Зеньковского, «примыкая к позитивизму,.., Михайловский в учении о свободе воли вносил сюда такие поправки, что он по меньшей мере должен быть назван полу-позитивистом».

В 80-е годы, Михайловский резко критиковал сектантские элементы народничества, призывавшие к отречению от своих мнений перед мнениями народа и сурово осуждал Толстовскую теорию «непротивления злу насилием».

С начала 90-х годов он боролся с развивавшимся в России марксизмом, предвидел и приветствовал возникшие, с новой силой, молодые народнические течения.

Под знаком двуединой правды, Михайловский, более сорока лет, оказывал глубокое влияние на несколько поколений. Духовная

158

сила и качество его идеалов выше некоторых формул, в которые он облекал их. Бердяев пишет: «У него была очень верная и очень русская мысль о соединении правды-истины с правдой-справедливостью, о целостном сознании всем существом человека... Михайловский был совершенно прав, когда восставал против перенесения методов естественных наук в науки социальные и настаивал на том, что в социологии неизбежны оценки... В субъективном методе в социологии была несознанная правда персонализма. Но... тема Михайловского с трудом пробивалась сквозь толщу позитивизма... Он обнаружил очень большую проницательность, когда обличил реакционный характер натурализма в социологии и восставал против применения Дарвинской идеи борьбы за существование к жизни общества. Немецкий расизм есть натурализм в социологии. Михайловский защищал русскую идею, обличая ложь этого натурализма». (Интересно, что Бердяев был противником Михайловского и написал против него в 1901-м году большую книгу).

Вся жизнь Н. К. Михайловского отличается удивительной цельностью. Родившись в скромной дворянской семье, он 18-ти лет взялся за перо журналиста и оставался, до конца, «на славном по сту», развивая свое рано выработанное учение, но не изменяя с Он сам писал об этом: «Я был так счастлив, что с тех пор, как ста. сколько-нибудь определенным писателем и как меня помнят мои читатели, ни разу не испытывал ломки своих коренных убеждений. Я называю это именно счастьем, а отнюдь не заслугой».

Михайловский сочетал исключительную душевную чистоту с изящной, холодноватой сдержанностью, необычайно импонировавшей.

«Гуманист нашего времени», как он был прозван единомышленниками, ушел в минуту, когда особенно был бы нужен: он умер на пороге новой, трагической эпохи, за день до начала русско-японской войны.

Н. К. Михайловский.

Двуединая правда.

Всякий раз, как мне приходит в голову слово «правда», я не могу не восхищаться его поразительною красотой. Такого слова нет, кажется, ни в одном европейском языке. Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда, в этом огромном смысле слова, всегда составляла цель моих исканий. Правда-истина, разлученная с правдой-справедливостью, правда теоретического неба, отрезанная от правды практической земли, всегда оскорбляла меня,

159

а не только удовлетворяла. И наоборот, благородная житейская практика, самые высокие нравственные и общественные идеалы, представлялись мне всегда обидно-бессильными, если они отворачивались от истины, от науки. Я никогда не мог поверить, и теперь не верю, чтобы нельзя было найти такую точку зрения, с которой правда-истина и правда-справедливость являлись бы рука об руку, одна другую пополняя. Во всяком случае, выработка такой точки зрения есть высшая из задач, какие могут представиться человеческому уму, и нет усилий, которых жалко было бы потратить на нее. Безбоязненно смотреть в глаза действительности и ее отражению — правде-истине, правде-объективной, и в то же время охранять и правду-справедливость, правду субъективную, — такова задача всей моей жизни. Не легкая это задача. Слишком часто мудрым змиям не хватает голубиной чистоты, а чистым голубям—зми-иной мудрости. Слишком часто люди, полагая спасти нравственный или общественный идеал, отворачиваются от неприятной истины, и, наоборот, другие люди, люди объективного знания слишком часто норовят поднять голый факт на степень незыблемого принципа. Вопросы о свободе воли и необходимости, о пределах нашего знания, органическая теория общества, приложение теории Дарвина к общественным вопросам, вопрос об интересах и мнениях народа, вопросы философии истории, этики, эстетики, экономики, политики, литературы в разное время занимали меня исключительно с точки зрения великой двуединой правды. Я выдержал бесчисленные полемические турниры, откликался на самые разнообразные запросы дня, опять-таки ради водворения все той же правды, которая, как солнце, должна отражаться и в безбрежном океане отвлеченной мысли, и в малейших каплях крови, пота и слез, проливаемых сию минуту.

(Предисловие к сочинениям. 1896 г. Соч. Т. I, стр. У-УИ)

Система Правды.

Система Правды требует такого принципа, который: 1) служил бы руководящей нитью при изучении окружающего мира и, следовательно, давал бы ответы на вопросы, естественно возникающие в каждом человеке; который 2) служил бы руководящей нитью в практической деятельности и, следовательно, давал бы ответы на запросы совести и нравственной оценки, опять-таки естественно возникающие в каждом человеке; и который, наконец, 3) делал бы это с такой силою, чтобы прозелит с религиозною преданностью влекся к тому, в чем принцип системы полагает счастье.

(«Письма о правде и неправде». 1877. Соч., Т. IV, стр. 405-406).

160

Формула прогресса.

Прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми. Безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все, что за-задерживает это движение. Нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов. .

(«Что такое прогресс?». 1869 г. Соч., Т. I, стр. 150).

Совершенство целого и частей. Типы и степени.

Каждое целое тем совершеннее, чем несовершеннее его части,... чем более они подавлены в своем индивидуальном значении, что не мешает им быть весьма совершенными в смысле приспособления к известной специальной функции:... возможность высокой степени развития при пониженном типе.

Борьба за индивидуальность.

...Таковы всегда и непременно взаимные отношения двух соседних ступеней индивидуальности: высшая стремится подавить низшую, обращая ее в свою служебную часть, и побуждая ее к высокому, но одностороннему развитию в этом специальном направлении; низшая же, проделывая то же самое по отношению к индивидуальностям, еще ниже стоящим, в то же время отстаивает свою самостоятельность от посягательств высшей. В этом состоит то, что я... назвал «борьбой за индивидуальность», каковая борьба (коренным образом отличная от борьбы за существование) тесно связана с великим, всеобъемлющим законом развития.

Борьба человека за индивидуальность.

...Человек, как индивид, человеческая личность, представляет .собою одну из степеней индивидуальности,... а над ним высится... общество, различные формы которого опять-таки могут представить систему степеней и индивидуальностей. Борьба за индивидуальность, возникающая для человеческой личности из этого, отведенного ей природой, положения, обязательна очевидно в двух направлениях: во первых личность должна... подчинять себе, как целому, все входящие в ее состав низшие индивидуальности;... во вторых, личность должна противодействовать тому, чтобы... девиз «divide et impera» прилагался к ней самой со стороны какой бы то ни было степени индивидуальности, какими бы пышными именами она ни называлась. Этими двумя требованиями в сущности исчерпывается антропологическая или, что то же, как в буквальном, так

161

и в условном значении слова — гуманная точка зрения на мир. Всякие другие точки зрения будут лишь попыткам стать либо выше, либо ниже той лестницы индивидуальности, на которой человек стоит по самой природе своей, а, следовательно, не приличествует человеческой мысли.

(«Патологическая магия». 1887 г. Соч., Т. II, стр. 351-354).

Возможность распада индивидуальности.

В человеке... много субъектов и много сознаний, которые, однако, иерархически подчинены целому, сознающему себя и проявляющему свою волю, как единое, нераздельное Я... В этой деспотической централизации лежит залог здоровья, счастья, нравственной высоты личности. Наоборот, болезнь и нравственное падение объективно выражаются децентрализацией нашего Я, распадением индивидуальности, как бы восстанием низших индивидуальностей против законного господства целого Я.

(«Патологическая магия». Том II, стр. 358).

Условия обезличивания.

Для вызова и обнаружения склонности к подражанию, а, следовательно, и для образования того, что мы называем толпой, нужно, повидимому, одно из двух: или впечатление, столь сильное, чтобы оно временно задавило все другие впечатления, или постоянная хроническая скудость впечатлений... Подражание, будучи результатом однообразия впечатлений, наилучше питается общественным строем с резко разделенным трудом...

(«Герои и толпа». 1882 г. Соч., Том I, стр. 161).

Типы и степени развития.

Если внутри какой-нибудь общественной индивидуальности и под влиянием ее развития, состоящего в переходе от однородного к разнородному,... в усилении и разделении труда (общественного), обособляются резко различные индивиды, то тип последних понижается, как бы ни была высока степень их развития: общественная индивидуальность может торжествовать победу над индивидуальностью человеческою. Тип бесполого рабочего муравья далеко ниже типа его отдаленного плодовитого предка, хотя в пределах своей односторонности он, может быть, достиг чрезвычайно высокой степени . развития... С объективной точки зрения выше нынешний муравейник, потому что части его (муравьи) сильнее дифференцированы. Но с субъективной точки зрения самого муравья, выше древний муравейник... «Муравьиная цивилизация», это

162

— только высокая степень развития пониженного типа.

Порядок, при котором большинство населения живет заработной платою, и порядок, при котором это большинство состоит из самостоятельных хозяев, принадлежит не к различным степеням, а к различным типам развития... Известный тип развития может быть выше другого, и все-таки стоит на низшей степени.

(«Записки профана»: «Десница и шуйца Льва Толстого». 1875 г. Соч., Том III, стр. 515).

Практические и идеальные типы.

Практические типы это те, которые быстро приспособляются ко всякой обстановке, как бы она ни была узка и душна... Идеальные типы, напротив, слишком полны, чтобы уместиться в какой-нибудь тесной рамке... Практический тип так сростается с обстановкой, к которой приспособлен, что личный интерес, до известной степени, отождествляется с интересом того целого, которое дает ему его обстановка... Смирный человек может всю жизнь свою проводить в самопожертвовании, нести бремя жизни, как теленок, отпаиваемый на убой, как почтовая лошадь, загоняемая фельдъегерем... Совсем иной характер будет иметь личный интерес идеального типа, и совсем иное будет его самоотвержение... Он наложит на себя обязанности, даже очень тяжелые, но наложит сам; общественный идеал его сложится на основании требований идеала личного... Так или иначе, но идеальный тип отказывается от роли как почтовой лошади, так и фельдъегеря, и личный свой идеал укладывает не в ту или другую общественную систему, а в общественный идеал, где личность свята и неприкосновенна.

(«Письма о правде и неправде». 1877 г. Соч., Том IV, стр. 458).

Субъективный метод в общественных науках.

Мы можем различать два рода истин: одни свидетельствуют о существовании известных явлений и отношений между ними; другие свидетельствуют о степени удовлетворения, которое эти явления дают различным требованиям природы наблюдателя, помимо потребности познания. Последние субъективны...

Результаты исследования чужих мыслей и чувств в форме своих мыслей н чувств я называю результатами субъективного процесса мысли...

Субъективным методом называется такой способ удовлетворения познавательной потребности, когда наблюдатель ставит себя мысленно в положение наблюдаемого. Этим самым определяется и

163

сфера действия субъективного метода, размер законно подлежа-
щего ему исследования...

Иллюзия объективистов.

В исследовании, в котором замешаны мысли и чувства людей, субъективный метод неизбежен. Его неизбежно употребляют и так называемые объективисты, утверждающие, что они беспристрастны, что они в своем стремлении к истине отрешились от всяких симпатий и антипатий. Они говорят пустяки...

Регулировка субъективных разногласий.

.Как может быть построена социология, если огромная доля ее истин по своей субъективности может быть правомерно признана одним исследователем и отвергнута другим?... Субъективные разногласия сообщением сведений не устраняются, потому что и порождаются они не различием в количестве знаний, а различием симпатий и антипатий, различием общественных положений, препятствующим людям представ-лять себе чужие мысли и чувства в форме собственных... Поэтому одна из задач социологии состоит в определений условий, при которых субъ-ективные разногласия исчезают. Социология должна начать с некоторой утопии... Наука... может,... признав желательным устранение субъектив-ных разногласий, определить условия, при которых оно может произойти.

(«Записки профана»: «Об истине, совершенстве, и других скучных вещах». 1875 г. Соч., Том III, стр. 394-405).

Верховная ценность личности.

Все умственные, все психические процессы совершаются в личности и только в ней; только она ощущает, мыслит, страдает, наслаждается Это — азбучная истина... На искалечении ее строится множество политических софизмов. Всякие общественные союзы, какие бы громкие или предвзято-симпатичные для вас названия они ни носили, имеют только относительную цену. Они должны быть дороги для вас постольку, поскольку они способствуют развитию личности... Таков конечный смысл всех рассуждений на политические темы, если только рассуждающие доводят рассуждение до логического конца, а не свертывают по дороге к нему в сторону...

(«Письма о правде и неправде». 1877 г. Том IV, стр. 452).

Искусство для искусства — не единственный в своем роде идол современного человечества. Их существует целая коллекция. Наука для науки, справедливость для справедливости, богатство для богатства. Все эти, якобы самодовлеющие, цели оказываются на деле средствами, бессознательными слугами известной общественной

164

группы. Во избежание самообмана и обмана других, эту бессознательность необходимо ликвидировать. Пусть гордые люди сами поймут и другим откровенно скажут, чему именно они служат, либо изберут себе другой высший предмет служения. Этим высшим предметом может быть не красота, не истина, не справедливость, а только человеческая личность, цельная и полная, в которой все эти отвлеченные категории складываются в живое единство. («Записки современника». 1881 г., Том V, стр. 536).

Личность в истории.

Право нравственного суда есть вместе с тем и право вмешательства в ход событий, которому соответствует обязанность отвечать за свою деятельность. Живая личность со своими помыслами и чувствами становится деятелем истории за свой собственный страх. Она, а не какая-нибудь мистическая сила, ставит цели в истории и движет к ним события сквозь строй препятствий, поставляемых ей стихийными силами природы и исторических условий.

(«Записки профана»: «Десница и шуйца Льва Толстого». 1875 г., Том III, стр. 448).

Личность, народ и труд.

Если... все здание Правды должно быть построено на личности, то... конкретные политические вопросы представляются иногда в такой сложной форме, что проследить в этой сети за интересами и судьбами личности бывает очень трудно. В таких случаях, вместо интересов личности, вы поставите интересы народа или, точнее, труда.

(«Письма о правде и неправде». 1878 г., Том IV, стр. 461).

Народ не в смысле нации, а в совокупности трудящегося люда. Труд — единственный объединяющий признак этой группы людей — не несет с собой никакой привилегии, служа которой мы рискуем услужить какому-нибудь одностороннему началу: в труде личность выражается наиболее ярко и полно.

Раствориться в народе, сохранив истину и идеал.

Но служить не значит прислуживаться. Служить народу не значит... прилаживаться к его предрассудкам.

(«Записки современника». 1881 г., Том V, стр. 537).

Бесспорно, что у мужика есть чему поучиться... И только из взаимодействия его и нашего и может возникнуть вожделенный новый период русской истории. ...Дело идет об обмене между нами и народом, обмене честном,... в результате которого получается равен-

165

ство обмененных ценностей. О, если бы я мог утонуть, расплыться в этой серой, грубой массе народа, утонуть бесповоротно, но сохранить тот светоч истины и идеала, какой мне удалось добыть за счет того же народа! О, если бы и вы все, читатели, пришли к такому же решению, особенно у кого светоч горит ярче моего!

...Какая бы это вышла иллюминация и какой великий исторический праздник она отметила бы собою! Нет равного ему в истории...

(«Записки профана»: «Разные разности». 1876 г., Т. III, стр 707).

Интересы и мнения народа.

Поступаться своими интересами ради интересов народа и вообще кого бы-то ни было — возможно, и, при известных обстоятельствах, на этой почве произрастают цветы и плоды великодушных подвигов. Поступаться же своими мнениями — фактически нельзя: можно лишь подчиняться чужим мнениям и затаить свои «страха ради иудейска» или по иным побочным соображениям, причем очень часто это не только не подвиг какой-нибудь, а дрянная трусость или лицемерие. Поэтому человек, для которого интересы народа священны, совсем не обязан признавать таковыми же и его мнения. Великое для него счастье, если его мнения совпадают с мнениями народа, и великое несчастье, если они расходятся, но изменою своим мнениям эта трагедия не разрешается, потому что верховным судией конфликта остается все-таки наше собственное сознание и наша собственная совесть.

(«Литературные воспоминания и современная смута»: «Основы
народничества Юзова». 1893 г. «Лит. восп.». Т. II, стр. 149}.

«Разночинцы» и «кающиеся дворяне»

В годину нашего общественного возрождения всплыли наверх и завладели движением две группы людей, которых я назвал разночинцами и кающимися дворянами.

Первые, выйдя из низших слоев общества, были более или менее близки народу,... знали его и принимали его интересы непосредственно к сердцу, так что элемент чисто головной... вовсе не играл исключительной роли. Кающиеся дворяне, чуткие души из привилегированных классов, пристали к разночинцам опять-таки далеко не одними головами. Напротив, они влагали в дело подчас слишком много сердца, чувства, в ущерб чисто-головному элементу. Чувство это было — чувство ответственности за свое привилегированное положение, страстное желание омыть грехи прошлого и омыть все его следы, стать лучше и чище... Это — история. Я напоминаю её только для того, чтобы показать, что интересы народа

166

стали нам дороги по двум различным причинам: одним — по близости к народу, другим — по оторванности от него... («Записки профана»: «Неделя». 1876 г. Соч„ Т. III, стр. 771-722).

Самоотверженность начала 70-х годов.

...Мы готовы были не домогаться никаких прав для себя; не привилегий только, об этом говорить нечего, а самых даже элементарных параграфов того, что в старину называлось естественным правом... Конечно, это отречение было, так сказать, платоническое, потому что нам... никто ничего и не предлагал, но я говорю о настроении, а оно именно таково и было и доходило до пределов, даже мало вероятных... «Пусть секут, мужика секут же», — вот как, примерно, можно выразить это настроение в его крайнем проявлении.

(«Литературные заметки». 1880 г. Соч. Том IV, стр. 152).

Вольница и подвижники.

Многие... несоразмерности всё увеличивающейся потребности с всё убывающей возможности ее удовлетворения... имеют свой корень в... процессе развития общества по органическому типу, т. е. победе общества над личностью... Когда... несоразмерности достигают известной, значительной степени напряженности, в обществе появляются два чрезвычайно любопытных типа, которые назову вольницей и подвижниками Это — отщепенцы, протестанты... Вольница представляет протест воинствующий, активный, подвижники—-протест мирный, пассивный... В большинстве случаев вольница становится под знамя и борется во имя старины — той старины, которая еще не знала несоразмерности силы потребности с условиями ее удовлетворения. Иной путь избирают подвижники. Они... стараются заглушить в себе те потребности, напряженность которых так тяжело отзывается на личности за невозможностью удовлетворения. Из общества, которое не дало им ничего, кроме муки, подвижники уходят в леса и пустыни... Несмотря на совершенную противоположность стремлений вольницы и подвижников, они во многих отношениях очень близки между собою...

(«Борьба за индивидуальность». 1875 г. Том I, стр. 580-581).

Понятно, какие узоры может вышить народная дума на... то смутной, то яркой канве борьбы добра и зла... Правда отлетела; так или иначе, ее добыть надо. Встают поэты и пророки. Одни вспоминают стародавнее житье... Вспоминают и поэтизируют его, рисуют золотым веком... Другие напряженно всматриваются в будущее и в нем ищут возможности водворить правду на земле. Силь-

167

ные ненавистью к настоящему, они верят, что конец ему наступит скоро. И вот их песни и пророчества поднимают бурные исторические волны: то идут добывать правду подвижники и вольница. («Больница и подвижники». 1877 г. Том I, стр. 632).

Совесть и честь.

Работа совести и работа чести отнюдь не исключают друг друга... Но они все-таки типически различны. Совесть требует сокращения бюджета личной жизни и потому в крайнем своем развитии успокаивается лишениями, оскорблениями, мучениями; честь, напротив, требует расширения личной жизни и потому не мирится с оскорблениями и бичеваниями. Совесть, как определяющий момент драмы, убивает ее носителя, если он не в силах принизить, урезать себя до известного предела; честь, напротив, убивает героя драмы, если унижения и лишения переходят за известные пределы. Человек уязвленной совести говорит: я виноват, я хуже всех, я недостоин; человек возмущенной чести говорит: передо мной виноваты, я не хуже других, я достоин. Работе совести соответствуют обязанности, работе чести—права... Драма оскорбленной чести может быть столь же сложна, "глубока и поучительна, как и драма уязвленной совести.

(«Г. И. Успенский». 1888 г. Том V, стр. 115).

Об избежании Россией капиталистического пути. Небывалый опыт.

Возможны две диаметрально противоположные политические программы. Можно требовать для России буквального повторения истории Европы в экономическом отношении: отнять у мужика землю и отправить его на фабрики, свести всю обрабатывающую промышленность в города, а сельскую предоставить мелким или крупным землевладельцам — не земледельцам. Таким путем различные общественные функции благополучно обособятся. Но можно представить себе и другой ход вещей. Можно представить себе поступательное развитие тех самых экономических начал, какие и теперь имеют место на громадном пространстве империи. Это будет, разумеется, опыт небывалый, но ведь мы и находимся в небывалом положении. Мы представляем собой народ, который был до сих пор, так сказать, прикомандирован к цивилизации. Мы владеем всем богатейшим опытом Европы, ее историей, наукой, но в то же время сами только оцарапаны цивилизацией... Мы успели вдоволь насмотреться на чужую историю и можем вести свою соб-

168

ственную вполне сознательно, — преимущество, которым в такой мере ни один народ в мире до сих пор не пользовался.

(«Из литерат. и журнальных заметок». 1872 г. Соч, T. I, стр. 807).

О подлинной и ложной свободе.

Конечно, закрепление общины есть только первый необходимый шаг правительственного вмешательства... Общинное землевладение и крупная промышленность по образцу английской рядом долго существовать не могут. Кто-нибудь должен будет уступить. Конечно, эта точка зрения не допускает красивых фраз, ежеминутных виватов свободе и проклятий регламентации. По. ее словарю детоубийство есть только детоубийство, а не свобода труда, пролетариат— только пролетариат, а не свобода выбора занятий. Свободен ли безземельный наемник, брошенный на произвол стихийного, т. е. бессмысленного и безнравственного закона спроса и предложения? Личная инициатива возможна в экономическом порядке вещей только для собственника. Бойтесь же прежде всего такого общественного строя, который отделит собственность от труда. Он именно лишит народ возможности личной инициативы, независимости, свободы.

(«Из литерат. и журнальных заметок». 1872 г. T. I, стр. 704-705).

Две возможности.

Когда-то и в Европе господствовал общинный элемент, а в будущем есть большая вероятность, что типы европейского и русского развития с течением времени сольются. Это может произойти двумя путями. Или Европа круто повернет в своем развитии, чем в Европе многие озабочены. Или мы побежим по торной европейской дорожке, о нем у нас также многие хлопочут. Я думаю даже, что весь интерес современной жизни для мыслящего русского человека сосредотачивается на этих двух возможностях.

(«Записки профана»: «Разные разности». 1876 г. Т. III, стр. 700).

Русское крестьянство.

Перд нами один драгоценный исторический результат: преобладание крестьянства, как фактора, определяющего русскую жизнь — результат, на который мы можем и должны опереться, если хотим действительно жить, а не прозябать без веры, надежды и любви.

(«Записки писателя»: «Всё о том же». 1876 г. Том I, стр. 818).

Убывание возможности русского пути.

Мы верили, что Россия может проложить себе новый историче

169

ский путь, особливый от европейского. Предполагалось, что некоторые элементы наличных порядков, сильные либо властью, либо своей многочисленностью, возьмут на себя почин проложения этого пути. Это была возможность. Теоретическою возможностью она остается в наших глазах и до сих пор. Но она убывает, можно сказать, с каждым днем. Практика урезывает ее беспощадно, сообразно чему наша программа осложняется, оставаясь при той же конечной цели, но вырабатывая новые средства.

(«Литературные заметки». 1880 г. Том IV, стр. 952).

Противникам политической борьбы.

Да, вы правы: конституционный режим не решает тяжбы труда с капиталом, не устраняет вековой несправедливости присвоения чужого труда, напротив,—облегчает ее дальнейший рост. Но вы глубоко неправы, когда отказываетесь от политической борьбы. Из живых людей, страстно отдающихся своей идее, вы обращаетесь в сухих доктринеров, в книжников, упрямо затвердивших теоретический вывод, которому противоречит вся практика.

Вы боитесь конституционного режима в будущем, потому что он принесет с собой ненавистное иго буржуазии. Оглянитесь: это иго уже лежит над Россией...

В Европе политическая свобода была провозглашена уже после того, как сложилось крепкое, организованное, умственно и материально сильное третье сословие. В этом горе Европы и урок нам. У нас политическая свобода должна быть провозглашена прежде, чем буржуазия настолько сплотится и окрепнет, чтобы не нуждаться в самодержавном царе...

Живите же настоящим, боритесь с живым врагом! Он не щадит вас, за что же вы будете систематически щадить его?

Вы не боитесь тюрьмы и каторги. Вы боитесь собственной мысли.

Конституционный режим есть вопрос завтрашнего дня в России. Этот завтрашний день не принесет разрешения социального вопроса. Но разве вы хотите завтра-же сложить руки? Разве вы устали бороться?...

Или не довольно широко ваше сердце, чтобы обнять одною ненавистью государственное и приватное хищничество даже тогда, когда они срослись в двуглавого орла с одним желудком?...

Бейте же по обеим головам хищной птицы! Vogue la galère!

(«Политические письма социалиста». (Под псевдонимом Гроньар) № 2 подпольного журнала «Народная Воля». 1879 г. Письмо 1-е. Б. Базилевский, стр. 88, 89, 90).

170

О союзе с либералами.

Союз с либералами1... не страшен, если вы вступите в него честно и без лицемерия объявите им свой святой девиз: «Земля и Воля». Они к вам пристанут, а не вы к ним... И признаюсь вам: я думаю, что многие либералы гораздо к вам ближе, чем вам кажется. Они были бы еще ближе, если бы ясно понимали особенности русской жизни... Я убежден, что словами «Земля и Воля» исчерпывается для нашей интеллигенции единственно возможная программа.

(Письмо 2-е. № 3 «Народной Воли». 1880 г. Б. Базилевский, стр. 174, 175).

О девизе «Земля и Воля».

Одной половиной его — «Волей», вы примыкаете ко всем уважающим себя людям, которым ненавистно самовластие; другая половина — «Земля», выделяет вас из общего либерального хора. Глубокий политический смысл заключается в этой двойственной формуле: воля всем, земля земледельцу. Конституцию сочинить не трудно... Но европейская история учит нас, что Бисмарки и Наполеоны... во всякую данную минуту могут разорвать хартию воли, если в сохранении ее не заинтересована миллионная масса народа. Русский народ грудью встанет только за такую волю, которая гарантирует ему землю. Избирая себе девиз «Земля и Воля», вы повинуетесь не только народным идеалам и голосу высшей справедливости, но и практическим требованиям истинного, не призрачного осуществления воли.

(Первое письмо. № 2 «Народной Воли». 1789 г. Б. Базилевский, стр. 92).

О любви к отечеству.

Если я люблю свое отечество, то люблю ли я и должен ли любить всё, что в нем живет, летает и пресмыкается?... Если я люблю отечество, то не могу ли я в то же время любить некоторые вещи, не отечественные, правда, но и не стоящие в прямом противоречии с идеей отечества; те международные вещи, о которых, употребляя слова Писания, следует сказать, что по отношению к ним несть эллин, ни иудей? Такие вещи бесспорно есть; они называются истина, справедливость, свобода, труд, совесть и проч. Мне кажется опять-таки, что любить их не только позволительно, а даже обязательно для истинного сына отечества. Мало того, быть может, вся задача истинного патриота исчерпывается посильным водворением этих прекрасных международных вещей в своем отечестве... Видеть свою родину, хотя бы в будущем, облеченною в броню истины и справедливости — ...называют это «кос-

171

мополитическими грезами». Так ли, полно? По моему, это не грезы, а если грезы, то во всяком случае патриотические... (Том V, стр. 471-472).

Ответ доносчикам.

Обратите прежде всего внимание на время, избранное... для обличения «Отечественных Записок» в «озлобленном издевательстве над Россией» и в «облаивании исторических народных святынь». Это — время, почти непосредственно следующее за кровавым событием 1-го марта. Время ужаса и чуть ни повального одурения;... время расцвета того дикого яко бы патриотизма, который, как хорошая охотничья собака, обнюхивает каждый куст, не пахнет ли жидом, поляком или русским изменником. Надо обладать, действительно, очень крепким лбом, чтобы в такое время указать пальцем на тот или другой орган печати и сказать: вот кто облаивает исторические народные святыни! вот кто озлобленно издевается над Россией и всем русским! (Том V, стр. 466).

(«Записки современника»: «Медные лбы и вареные души». 1881 г.)

О германском империализме.

В Германии элементы первичной формации оказались настолько живучими, что дали цезарству фактическую почву. Идея германской империи есть идея всемирной монархии... Европа еще наглядится на кровь, наслышится стонов и пушечной пальбы. Уже прусские прогрессисты до такой степени увлеклись успехом, что проектируют союз с Австрией против славянства; уже Мольтке, как уверяет одна английская газета, составил план вторжения в Англию... Верно то, что на несколько десятков лет «прусская цивилизация»... окрасит мир. Однако, в конце концов, падение этой цивилизации есть вопрос времени... Еще Талейран заметил, что штыками можно сделать многое, но невозможно на них сидеть. Вопрос только в том, как и когда повалится дело Бисмарка. Быть может, эту задачу исполнит коалиция европейских государств...

(«Граф Бисмарк». 1871 г. Соч., Том VI, стр. 110-111).

О теории «Непротивлении злу насилием».

Нельзя ли помогать людям, заступаясь за правых и наказывая виноватых? Боже сохрани! Это хуже всего... Пусть ломятся к вам в дом, пусть бьют отцов и детей ваших, — но горе вам, если вы сами пальцем коснетесь убийц!

Какая, однако... путаница! Какое возмутительное презрение к жизни и неизбежным движениям человеческой души! Какое холодное, резонерское отношение к людским чувствам и поступкам!

172

И этому, с сочувствием внимают, говорят, молодые люди, у которых, естественно, «кровь кипит» и «сил избыток»... Я не понимаю этого. Этр> какое-то колоссальное недоразумение, возможное только в такие мрачные, тусклые времена, какие переживаем мы...

(«Дневник читателя»: «Ещё о гр. Льве Толстом». 1886 г. Соч., Том VI, стр. 397-398)

О марксизме в применении к России.

Представим себе... русского человека, который уверовал бы в истинность... исторической теории Маркса. Такой русский человек, если только он живет не исключительно головой, не относится безучастно к практике жизни, окажется в чрезвычайной странном и трудном положении. Тот обоюдоострый, страшный и вместе благодетельный, непреоборимый процесс «обобществления» труда... у нас на святой Руси очень мало подвинулся вперед. Крестьянин наш далеко не в такой степени «свободен» от земли и орудий производства, в какой это необходимо для пышного развития капиталистического производства... Следовательно, нам предстоит еще пройти вслед за Европой весь тот процесс, который описал и возвел на степень философско-исторической теории Карл Маркс. Разница, однако, в том, что нам придется повторить процесс, т. е. совершить его сознательно. По крайней мере его должен сознавать тот русский человек, который уверовал в непреложность исторической теории Маркса... Идеал его, если он ученик Маркса, состоит, между прочим, в совпадении труда и собственности, в принадлежности рабочему земли и орудий производства. Но в то же Время, если он ученик Маркса, со стороны философско-историче-ского взгляда последнего он должен радоваться разлучению труда и собственности, расторжению связи между работником и условиями производства, как первым шагам необходимого и в конце концов благодетельного процесса. Он должен, следовательно, приветствовать ниспровержение зачатков собственного идеала.

(«Карл Маркс перед судом Ю. Жуковского». 1878 г. Том I, стр. 170-172).

Нарождение марксистов в России.

С тех пор, как написаны были эти строки, прошло слишком 15 лет, и то, что мне казалось так странным и трудным, — объявилось: народились русские марксисты... Они снисходительно или презрительно смотрят... на нас, профанов, ищущих ответы на вопросы жизни в их плотью и кровью одетой форме, в идеальной постановке их жгучей и сложной реальной действительности: из-за чего, дескать, бьются эти несведущие и непонимающие люди, когда истина

173

давно открыта и находится у нас в кармане. И они... вытаскивают из кармана Марксову схему, тщательно переписанную из сочинений самого Маркса или Энгельса, а может быть из какой-нибудь социал-демократической брошюры...

Бездушное доктринерство.

Ясно, просто, логично, в четверть часа можно целую философию истории усвоить с гарантированной научностью. При том для всех удобно:... кто хочет вполне безошибочного, не допускающего разочарования, дела, — того удостоверяют, что теперь всяким утопиям уже наверно конец пришел; кого смущают «бедность и несовершенство жизни», тот узнает, что все это на пользу человечества, и даже именно народа, того самого, который нищенствует и голодает; кому нужно непременно новое слово—вот оно, еще 50 лет тому назад сказано. Как ни соблазнительно все это, но в иное время, при иных условиях, марксистская литература не производила бы у нас такой смуты. Уже одно непосредственное чувство жалости к гибнущим и страдающим, заглохшее ныне в нашей пустыне, съумело бы потребовать более точного ответа от этой науки, умещающейся чуть ни в карманном словаре и, однако, надменно распоряжающейся жизнью и смертью людей...

(«Литературные воспоминания и современная смута»: «Из писем марксистов». 1894 г. Лит. восп. Том II, стр. 274-275).

О будущности народничества.

Бердяев вспоминает, что я еще в 1878 г. предсказал появление «учеников», которых тогда еще и в помине не было. Поощряемый этой удачей, беру на себя сделать и другое предсказание: в непродолжительном времени... идеи 70-х годов вновь объединят значительную и, конечно, не худшую часть русского общества, — разумеется, не в буквальном своем повторении, а со всеми теми поправками, которых требует пережитый с тех пор опыт. (1901 г.).

(В. Чернов: «Памяти Н. К. Михайловского». Изд. «Земля и Воля». Москва. 1917 г., стр. 49).

174

Страница сгенерирована за 0.01 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com