Бердяев Н. А., Христианство и классовая борьба. Глава II.

II.

Критика теории Маркса. Общество и класс. Аксиологический характер понятия класса.

Как было уже сказано, Маркс абсолютизировал категории капиталистического строя и перенес на прошлое экономизм своей эпохи. Он все время и повсюду видит борьбу «пролетариата» и «буржуазии», хотя эти классы не всегда и не повсюду существовали. Самое понятие «буржуазии» в марксизме двусмысленно и многосмысленно. С одной стороны это есть класс, возникший в капиталистическом строе и определяющийся в отношении к известной форме производства. С другой стороны, это господствующие, обладающие материальными средствами, эксплуатирующие классы во все времена и повсюду. Большевики употребляют это слово по преимуществу во втором смысле. В сущности «буржуазией» оказываются все за вычетом «пролетариата», к ней причисляются и все пред-

27

ставители интеллигентного труда, все образованные. Слово «буржуазия» теряет реальное содержание и приобретает характер символа. Но отношение Маркса к буржуазии было двусмысленно, потому что с одной стороны для него это был класс эксплуататоров по преимуществу, кровопийц, класс, препятствующий дальнейшему развитию общества, разлагающийся и обреченный на смерть, с другой стороны это был класс с великой положительной миссией, он развил материальные производительные силы, он создал условия, благодаря которым только и возможно будет торжество социализма, без которого не было бы и самого класса-мессии пролетариата. Индустриализм, который связан с буржуазией, есть благо. Фабрики, созданные буржуазией, организуют рабочих. Маркс одной стороной своего миросозерцания был эволюционист и потому оценки его зависят от ступеней развития. Этот эволюционный момент совершенно исчез у русских коммунистов, они умудрились поставить классовую борьбу «пролетариата» и «буржуазии» в положение независимое от самого факта существования капитализма и капиталистических отношений. У них эта борьба приобретает совершенно символический характер. «Пролетариат» и «буржуазия» не реальности, а символы. В России «пролетариат» количественно незначительная часть русского народа, «буржуазия» же всегда была слаба и сейчас 

28

совершенно перестала существовать. Грядущее коммунистическое общество для русских коммунистов не есть продукт развития капиталистического общества, хотя бы и с катастрофическим моментом, а продукт конструктивизма, продукт сознательных организаторских усилий всемогущей советской власти. Это уже есть царство «свободы», а не царство «необходимости», скачек уже произошел. Такова метаморфоза марксистской идеи. Но у самого Маркса учение о классовой борьбе есть порождение капитализма, есть отражение, эпифеномен капиталистической действительности. Такова по крайней мере та сторона миросозерцания Маркса, которая претендует быть научной. Маркс мыслил антитезами и эти антитезы приобретают у него универсальный и абсолютный характеру. Такова основная антитеза буржуазии и пролетариата, капитализма и социализма. В эту антитезу вмещается все содержание жизни. В противоположение «буржуазии» и «пролетариата» входит не только противоположение социальное и экономическое, но также противоположение религиозное, философское, моральное, противоположение типов культуры. «Пролетариат» означает «атеизм», «буржуазия» же означает религию, «пролетариат» означает материализм, «буржуазия» же означает идеализм и спиритуализм, «пролетариат» означает мораль коллектива, «буржуазия» же означает мораль индивидуума и т. д.

29

Такая универсализация антитезы вытекает из монистической экономической метафизики Маркса. В действительности напр., противоположение «коммунистической» России «капиталистической» Европе может иметь лишь относительный и частичный социально-экономический смысл, но ни в коем случае не может иметь универсальное значение. Россия, советская Россия вовсе не только «коммунистическая», в ней есть и многое другое, как Европа не только «капиталистическая», в ее культуре есть многое другое, никаким капитализмом необъяснимое. Нет напр., ничего более нелепого, чем признать «капиталистическими» современные философские или богословские течения Западной Европы, напр., томизм, скорее враждебный капитализму, философию Макса Шелера и Гейдеггера, школу Карла Барта, симпатизирующую социализму, или Тиллиха, главу религиозного социализма, симпатизирующего даже коммунизму. Все эти течения резко антиматериалистические. И наиболее враждебны капитализму и буржуазному духу именно течения религиозные. Философия Гейдеггера не имеет никакого отношения к вопросу о капитализме и социализме, это совершенно отрешенная философия, но капиталистической ее можно признать лишь в состоянии маниакальной одержимости экономическим материализмом. Экономический материализм в попытках объяснения идеологий, философских и духовных течений

30

до сих пор ничего кроме смехотворных результатов не дал. Сам Маркс, человек острого и проницательного ума, осторожно воздерживался от детализации таких объяснений и потому только избегал пошлости.

Логическая структура марксизма в теории классовой борьбы совершенно противоречива и философски наивна. Маркс держится крайнего схоластического реализма понятий. Абстракции мысли он принимает за реальности бытия. Характеризовать, как капиталистическое и буржуазное, какое-нибудь общество в целом со всей сложной его культурой есть абстракция и гипостизированием понятий. Такой же абстракцией и гипостизированием понятий является пролетариат, как универсальный класс, и пролетарское общество и культура. Сам Ленин признавал, что никакой пролетарской культуры не может быть, а может быть лишь приобщение пролетариата к культуре и овладение им культурой. Мы увидим, что главное логическое неблагополучие Маркса заключается в некритическом смешении крайнего реализма с крайним номинализмом. Самое понятие класса и социальной группы невозможно определить лишь экономически, лишь в отношении к производству, как того хочет Маркс. Социальная дифференциация общества происходить и по другим признакам, определяется и другими началами. В истории борются социальные труппы,

31

образованный по разным мотивам, определившийся по разным сторонам жизни. Есть группировки религиозные, национальный, интеллектуальный и мн. др. В первобытных обществах уже боролись социальные группы, но экономических классов в марксовском смысле не было. Первобытные тотемистические верования определили социальный строй клана, образовывали единство рода (родство по тотему было сильнее родства по крови).  *) Теория Зиммеля о социальной дифференциации и образовании и скрещивании социальных групп гораздо тоньше, глубже и сложнее теории Маркса. *) Касты в Индии совсем не подходят к марксистской схеме и необъяснимы марксистской теорией борьбы классов, они определились религиозным миросозерцанием. интеллигенция есть не только социальная группа, но и социальный класс. и он совсем не вмещается в марксистское понятие класса, интеллигенция может, конечно, обслуживать капитализм и прислуживаться к буржуазии, может создавать буржуазную идеологию, но она не есть буржуазия, как не есть и пролетариат. Из советского опыта я помню характерный случай. Всероссийскому союзу писателей нужно было себя зарегистрировать и войти в профессиональные союзы для защиты

*) См. Durkheim. «Le formes elementaires de la vie religieuse».

**) См. Simmel «Soziologie».

32

своих жизненных интересов. и вот это оказалось невозможными. В советско-коммунистической схеме разных сфер труда творческий труд писателя совсем не был предусмотрен. Признавался лишь труд в отношении к производству. Но писатели не производят никаких материальных благ. Пришлось зарегистрироваться в качестве печатников, то есть приравнять творчество писателя к труду типографских рабочих. Интеллигенция, как социальная группа, совсем не подходит к схеме социальных классов. Она признается исключительно, как обслуживающая буржуазию или пролетариат, капитализм или коммунизм. Очень характерно, что сейчас в мире экономически самое плохое и самое беззащитное положение интеллектуального труда. Люди интеллектуального труда обрекаются быть самой обездоленной, наименее организованной частью пролетариата. В моменты кризисов их творческий труд признается ненужной роскошью. Но Маркс не хотел признать, что социальные группировки происходят не только в сферах производительного труда, но и по сферам творчества, духовного и интеллектуального. «Классовое» играет не малую роль в истории, но значение его частичное и относится к частичному составу человека, а не к целому человеку. Маркс же придавал ему абсолютное значение. Величайшая, бесчеловечная ложь марксизма в том,

33

что он не видит человека за классами, а видит лишь классы за человеком, что человек для него лишь подчиненная функция класса, что человек есть классовое существо до последней своей глубины, до самого интимного своего духовного опыта и остается классовым существом в своем созерцании и творчестве. Маркс отрицал вечное значение homo economicus буржуазной политической экономии, он видел в нем лишь историческую категорию и для социалистического общества предвидел появление совершенно нового человека. Но в его теории классовой борьбы, в его теории экономического материализма, как универсального объяснения человека и общества, есть именно абсолютизация этого экономического человека. Сознательная методологическая абстракция классической политической экономии превратилась у Маркса в конкретное учение о человеке, о человеческой природе вообще. Адам Смит, наряду с экономическим человеком, руководствующимся интересом, признавал еще существование человека, руководствующегося чувством моральной симпатии, и написал о нем специальный трактат. Абстрактных учений о человеке, основанных на одном каком-нибудь начале, можно построить много и с одинаковыми основаниями. Можно определить человека, как существо религиозное по преимуществу, как существо политическое, как существо, изготов-

34

ляющее орудия, как существо, обладающее разумом, как существо больное и нуждающееся в излечении. *) К проблеме — «человек и класс» мы еще вернемся.

С логической стороны вся марксистская теория классов и классовой борьбы противоречива и порочна. Нет ничего более наивного и некритического, как логика Маркса. Маркс утверждает крайний логический реализм в отношении к классу и крайний логический номинализм в отношении к обществу. Общество будет реальностью лишь, когда оно станет социалистическим. Весь же досоциалистический период истории человечества общество мыслится атомистически, как арена столкновения и борьбы классов, движимых противоположными интересами. Общество есть сцепление материальных атомов, взаимно притягивающихся внутри класса и взаимно отталкивающихся между классами. Этот грубый материализм Маркса смягчается и усложняется диалектикой, заимствованной у Гегеля, но через большие логические жертвы. В обществе можно мыслить диалектическое развитие лишь в том случае, если есть реальное единое целое, внутри которая этот диалектический процесс происходить. Совершенно невозможно это мыслить материалистически, ибо материализм есть атомизм и номинализм.

*) См. мою недавно вышедшую книгу «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики».

35

Борьба социальных классов происходить в обществе. Общество само есть некое изначальное единство, целость и реальность, предшествующая составляющим его классам. Только в этом случае можно мыслить и какие-либо положительные, ценные результаты классовой борьбы. Если бы реально существовали только классы, а общество реально не существовало бы, то классовая борьба вела бы лишь к окончательному распадению. Диалектика классовой борьбы, на которой так настаивает Маркс, предполагает торжество смысла, разума для целого, для всего общества, для всего человечества. Но никакое целое и особенно никакой смысл и разум для этого целого нельзя мыслить, как результата сложения разнородных частей. Смысл и разум целого должны возвышаться над этими разнородными частями. А это значить, что общество есть большая реальность, чем класс, хотя этим нисколько не отрицается реальность классов. Жизнь организма не может состоять из одних болезненных, патологических процессов. Патологические процессы в организме предполагают существование здоровых физиологических процессов, которыми держится организм. Существует не только патология борьбы классов с ее яростью с ее несправедливостью и классовым искажением истины, но также и физиология жизни общества. Если Маркс, утверждая реальность класса неизвест-

36

но на каких логических основаниях, в одну сторону отрицает реальность общества, то в другую сторону он отрицает реальность личности. И общество и личность оказываются функцией класса. Класс есть верховное единство и целость и по отношению к обществу и по отношению к личности. Личность получает все свое бытие, все содержание своей жизни от класса. Человек не имеет своей собственной, внутренней природы, он насквозь классовое экономическое существо. Общество по крайней мере хоть в социалистическом будущем будет по Марксу реальностью. Личность по-видимому никогда не была и никогда не будет реальностью. Марксизм противоестественно сочетает номинализм и атомизм с универсализмом. Утверждается суверенная реальность класса, которая потом должна перейти в универсальную реальность социального коллектива. Вверх подчиненной функцией класса оказывается общество, вниз подчиненной функцией класса оказывается личность. Класс есть как бы субстанция, нуомен, вещь в себе, все же остальное есть лишь феномен.

Но можно ли мыслить класс такой первоначальной единой реальностью и целостью? Маркс создал мифологию класса, на которую его совсем не уполномочивало его материалистическое миросозерцание. С материалистической точки зрения класс можно мыслить лишь как сла-

37

гающийся из борющихся за свои интересы людей-атомов. Эти люди-атомы сцепляются между собой отношением к производству и сходством экономических интересов. Класс, как целое, предшествующее частям и определяющее жизнь частей, как единство, как перво-реальность, существует лишь в мысли, а не в бытии. Или класс нужно мыслить органически, а не механически. Организм тем и отличается от механизма, что в нем целое предшествует частям и определяет их, в то время как в механизме целое слагается из частей. Но мыслить о чем бы то ни было, как о реальном и органическом целом, совсем не свойственно материалистическому мышлению. И если марксисты скажут, что это свойственно материализму диалектическому, что материализм их диалектический, а не механический, то они этим утверждают логический монстр сочетания диалектики с материализмом. Кости Гегеля от этого переворачиваются в гробу, из загробного мира раздается негодующий окрик Платона. Нет, уже если вы материалисты, то вы нисколько не диалектики. Вы вульгарные дети Гельвеция и Гольбаха и братья Бюхнера и Малешотта. «Диалектический материализм» годен лишь для демагогии, а не для философского употребления. Философия — аристократична. Сам Маркс был замечательным диалектиком и у него действительно раскрывается диалектика классо-

38

вой борьбы, но это вопреки его материализму и в противоречии с ним. В эмпирической действительности, в капиталистическом обществе мы наблюдаем очень разнообразные группы рабочих, отличные по своей психике и по своим интересам. Очень, напр., не схожи между собой типографские рабочие и углекопы. Очень различаются между собой национальные типы рабочих, напр., английских рабочих, объединенных в тред-юнионы, и немецких рабочих, объединенных в социал-демократическую партию. Тоже разнобразны группы буржуазии, промышленной или финансовой. Повсюду видим мы разнообразие психических структур. Экономика очень зависит от национального психологического типа. Напр., индустриальная отсталость Франции зависит от боязни риска и скупости французов. Цельного и единого пролетариата, таким, каким его увидал Маркс, в эмпирической действительности увидать невозможно. Это есть конструкция мысли, идея, миф, хотя и миф связанный с реальностью, как и всякий значительный миф. Но во всяком случае есть меньше оснований мыслить класс, как органическую реальность, чем мыслить так общество и личность. Класс есть функция общественного процесса, а не наоборот, и классовое есть подчиненная составная часть личности, а не личность подчиненная составная часть класса. Тут мы подходим к самому большому

39

противоречию у Маркса. Маркс открывает, что капитализм превращает отношения людей в отношения вещей, он овеществляет людей. Это есть самое замечательное открытие Маркса, в котором есть подлинная правда. Но это значить, что за экономическим вещным, предметным миром марксизм хочет увидеть живых людей, творческих субъектов, их труд и активность. Экономический, хозяйственный процесс есть борьба живых людей, их творческая активность. Не существует вещной, субстанциальной экономической действительности. Поэтому все экономические категории являются категориями историческими, а не вечными началами, как думала буржуазная классическая политическая экономия. Но такая точка зрения на экономическую жизнь радикально противоречить материализму. Именно материализм овеществляет людей, превращает их в вещи и предметы. Овеществление людей в капитализме, обращение с человеком, как с материальным предметом, превращение труда в товар есть результат материалистического духа капитализма. Невозможно противопоставить этому материализм, противопоставить можно лишь персонализм, видящий повсюду живых субъектов, не согласных быть вещью и средством. Не класс восстает против овеществления людей, а живой человек, личность. Класс - пролетариат отлично может создать новую и

40

даже более крайнюю форму овеществления людей. Само существование класса есть уже овеществление людей, класс есть вещь, предмет, а не существо. И марксистский материализм заставляет пролетария верить, что он есть кусок материи, вещь, предмет. Не материалистическое, а христианское мировоззрение противится овеществлению людей. Марксизм восстает против капитализма, но он есть его порождение. На марксизме лежит роковая печать материалистического духа капитализма. Человеческая личность есть функция класса, класс есть функция производства, так что реальностью оказывается неживые люди, а экономика, экономический производственный процесс. Протестовать против превращения человека в вещь, которое совершается во имя класса или во имя развития материальных производительных сил, можно лишь только во имя человека. Но человека не оказывается Маркса, по крайней мере в прошлом и в настоящем. Есть ли он в его представлениях о будущем?

В будущем будет лишь до конца, до глубины обобществленный человек. Но обобществленный и рационализированный человек, в котором не осталось уже, ничего индивидуального и иррационального, непроницаемого для общества и для общественного разума не есть уже человек, это какое-то другое, новое существо, которое народится в

41

результате классовой борьбы. Для того, чтобы народился новый человек, именно человек, нужно, чтобы человек существовал и в прошлом, существовал, как реальность более глубокая, чем класс. Из классовой обезьяны получить человека невозможно. Будущее для марксистского сознания радикально отличается от прошлого. Социалистическое будущее есть конец истории и начало сверхистории, или начало настоящей истории, если прошлое рассматривать как введение в историю. Прошлое было царством необходимости, будущее же будет царством свободы. Прошлое было детерминировано иррациональным экономическим процессом, которым социальный человек еще не овладел, будущее же будет определяться организованным социальным разумом. Между прошлым и будущим лежит бездна, скачок через бездну, Zusammenbruch. Для будущего, для социалистического будущего, которое принесет с собой пролетариат, Маркс утверждает уже не экономический материализм, а панлогизм. Социализированный человек вполне овладеет иррациональными силами природы и общества. Мировая жизнь будет вполне урегулирована и организована, она не будет уже зависеть от игры стихийных, иррациональных сил, как в обществе капиталистическом, да и во всех предшествующих обществах. В результате борьбы классов, в результате диалектического

42

общественного процесса восторжествуешь разум. Необходимость породит свободу. Нет ничего более противоречивого и парадоксального, чем сочетание у Маркса элементов иррационализма и рационализма. В опыте русского коммунизма это противоречие, этот парадокс воплотился в жизнь. Русские коммунисты считают себя ортодоксальными марксистами. Но у них совсем не экономика определяет политику. У них политика определяет экономику. На это много раз указывали меньшевики, тоже считающие себя ортодоксальными марксистами. Но коммунисты более верны другой стороне марксизма, обращенной к будущему. В прошлом политика всегда определялась экономикой, т.-е. стихийными, неразумными, неорганизованными силами. В будущем политика будет определять экономику, т. е. организованный социальный разум будет править миром. Русские коммунисты и чувствуют себя уже в этом будущем, в царстве свободы, в царстве организованного социального разума, в царстве панлогизма. Центральный комитет коммунистической партии есть орган панлогизма, он есть воплощенный социальный разум. Победа пролетариата, уничтожение классов, торжество организованного социального разума будет ли победой и торжеством человека, появится ли, наконец, человек, задавленный в прошлом классом и классовой борьбой? Нет, человека не будет,

43

человек исчезнет окончательно, будет специальный коллектив, а не человек. Уже философия Гегеля была антиперсоналистична и марксизм вполне принимает этот антиперсонализм. Пролетариат есть уже не только класс, пролетариат есть уже единое человечество. Но в этом едином человечестве человека не будет, будет коллектив, а не человеческая личность. Таков предельный результата борьбы классов, которая должна вестись для эмансипации угнетенных и эксплуатируемых. Тут мы подходим к самой сердцевине марксизма и марксистской теории классов.

Маркс наблюдал борьбу классов в окружавшем его капиталистическом обществе и много верного о ней сказал. Многое ему первому тут открылось, хотя и до него о борьбе классов говорили французские историки, О. Тьерри, Гизо и др. Но его учение о пролетариате совсем не научное, а религиозно-мессианское и мифотворческое. Он создал миф о пролетариате-мессии, единственном классе, свободном от первородного греха эксплуатации, избранном народе Божьем и спасителе человечества, наделенном всеми добродетелями. Миф этот принадлежит иному плану, чем план, в котором происходит действительная, эмпирическая борьба классов. Пролетариат есть действительно наиболее угнетенный и обездоленный класс в капитали-

44

стическом обществе и наиболее заслуживающий сочувствия и освобождения от гнета. Но это нимало не гарантирует ему никаких добродетелей. Он состоит из таких же людей как и все остальные люди, — хороших и плохих, добрых и злых, умных и глупых, благородных и низких, в нем есть и добродетели и пороки. И в нем, как во всех классах, больше плохих, чем хороших, больше глупых, чем умных. Количество плохого определяется в нем уже тем, что это класс самый многочисленный. Хороших классов нет и никогда не было. Хорошими, умными, благородными бывают лишь люди, а не классы. И хорошими они бывают именно потому, что выходят за пределы своего класса, преодолевают классовую ограниченность. Все классы плохи, всякая классовая психология греховна, она противоположна братству людей. И ужаснее всего, когда ослабляется чувство греха классовой ограниченности и классовой корыстности. Всякая классовая замкнутость есть зло, и с ней надлежит духовно бороться. Пролетарий, рабочий может быть также буржуазен по своему духу, по своим вожделениям, как представитель других, буржуазных в социальном смысле классов. Буржуазность не есть только социально-экономическая категория, это есть также категория духовная и моральная. Но марксистская идея «пролетариата» не имеет обязательной связи с дей-

45

ствительным пролетариатом. В марксистском изображении пролетариата очень мало портретного сходства с эмпирическим рабочим классом, есть лишь сходство в чертах экономических, но не в чертах духовных. Тут Маркс перестает быть материалистом и становится крайним идеалистом, тут уже не «бытие» определяет «сознание», а «сознание» определяем «бытие», «сознание» Маркса определяет бытие пролетариата. Учение Маркса о пролетариате, стоящее в центре всего его учения о классовой борьбе и бросающее свт на концепцию других классов, относится к аксиологии. Различие между «пролетариатом» и «буржуазией» совпадает с различием между добром и злом, светом и тьмой, высотой и низостью, без этого аксиологического момента Маркс никогда не пришел бы к своей концепции классов. Класс у Маркса есть всегда уже оценка. Имморалист на словах и в теории, Маркс в действительности крайний моралист. Его учение о классовой борьбе насквозь моралистично. Он видит в борьбе пролетариата и буржуазии борьбу Ормузда и Аримана. Он сочетает своеобразной монизм с своеобразным дуализмом. Но аксиология Маркса резко сталкивается с аксиологией христианской. Маркс не только увидел яростную борьбу классов, напоенную злобой и ненавистью, но обрадовался факту этой злой борьбы, он увидел в ней высшее благо,

46

ибо она неотвратимо ведет к торжеству класса-мессии. Она несет с собой торжество логоса. Через эту борьбу класс-мессия рационализирует мировую жизнь. Материализм, атомизм, номинализм Маркса исчезает, открывается другая его сторона, идеалистическая, панлогистическая, моралистическая, религиозно-мифотворческая. Концепция класса у Маркса имеет лишь научное одеяние, но на нее имела решающее влияние аксиологическая идея класса-мессии. Маркс был прежде всего поражен фактом эксплуатации и борьбой эксплуатируемые и эксплуатирующих. Но понятие эксплуатации не научно-экономическое, а аксиологически-этическое. Раскрыть эксплуатацию Маркс хотел при помощи теории прибавочной стоимости, и он считал свою теорию экономической. Но в действительности она заключает в себе этический элемент и им определяется. Эксплуатация вызываешь негодование и осуждение. Но почему? Почему эксплуатация предосудительна и должна быть осуждена? Очевидно у Маркса была этическая предпосылка о том, что эксплуатация есть злой грех, и даже самое большое зло и грех. Этой этической предпосылки он не мог получить научным путем, не мог почерпнуть ее из экономической теории. Проблема борьбы классов есть неотвратимо не только социальная и экономическая, но и этическая проблема. Но нужно только не смешивать, критически разли-

47

чать этическую и экономическую точку зрения. Маркс смешивает эти точки зрения в своей теории прибавочной стоимости и теории классовой борьбы, у него этизируется экономика и экономизируется этика. Но самый морализм Маркса носить демонический характер, он почитает зло единственным путем к добру, сгущение тьмы единственным путем к свету. Братство, равенство, содружество людей рождается у него из зависти, злобы, ненависти, мести, освобождение происходить от насилия и принуждения. У него диалектически зло переходить в добро, тьма в свет. Зло капиталистического общества должно нарастать, чтобы стало возможным добро социалистического общества.

Маркс заменил мифологию «свободы, справедливости, братства» мифологией пролетариата - мессии. И потому реального пролетариата во всей его сложности, совмещающего добро и зло, силу и слабость, он уже видеть не мог. Он хотел создать «пролетариат» и этим обнаружить мощь идеи-мифа, столь противоречащую материализму. И он в значительной степени его создал. В этом значительность Маркса в истории социалистической мысли и социалистических движений. Он не видел и не понимал, что рабочий отлично может стать буржуа, и что в подсознательном он пол он буржуазных инстинктов. История европейского рабочего социалистического движения это показала. Противо-

48

поставление рабочего класса и социализма буржуазии и буржуазности очень относительное. Резкая антибуржуазность рабочих и социалистического движения существовала лишь в незрелый период революционных настроений и революционных мечтаний. Сейчас у европейских социалистов этой революционной антибуржуазности уже нельзя найти и менее всего она есть у немецких социал-демократов, продолжающих себя считать марксистами. Осталась она лишь у коммунистов, да и то до поры до времени. Коммунизм есть на почве войны возникшее возрождение революционного духа. Но и этот революционный дух вдохновляется похотью власти и благополучия, которые в глубочайшем смысле буржуазны. Рабочий в конце концов сам хочет стать буржуа и в социальном смысле за ним нужно признать это право. Настоящее отвращение к буржуазности, к буржуазному духу и мечту о совершенно новой жизни, не похожей на жизнь буржуазную, можно найти у некоторых интеллектуалов, у отдельных представителей культурного слоя и даже утонченного культурного слоя, а не у рабочих. Это отлично показывает де Ман, который хорошо знает рабочую среду *). Положение рабочих не ухудшается фатально в капиталистическом обществе, как того требовал Маркс

*) См. Henri de Man «Au delà du marxisme».

49

(Vereledungstheorie). Рабочее движение, которое есть Эмпирическая классовая борьба, улучшает положение рабочих и этим роковым образом обуржуазивает их. Французские социалисты левого крыла жалуются, что французские рабочие довольны и не хотят революции. Этим объясняется упадок революционного синдикализма во Франции. Тоже самое нужно сказать об английском рабочем движении. Профессиональные рабочие союзы увеличивают социальный весь и силу рабочих в современном обществе и этим ослабляют их революционность и их антибуржуазность. Социализм неотвратимо делается буржуазным и в конце концов превращается в партию порядка. В социал-демократии побеждают практически - реформаторские элементы и исчезает пафос революционно-мессианский. Против этого декламируют с негодованием и с проклятием коммунисты. Но сами они лишь буржуа завтрашняя и послезавтрашняя дня. Они вслед за Марксом могут противопоставить буржуазному духу лишь революционность. Но революционность есть непрочное и скоропреходящее состояние, краткий миг борьбы. Миг этот проходить, все оседает, успокаивается, начинается строительство жизни и возникаешь новая буржуазность. Мы это можем видеть уже в советской России, где несомненно из самых недр коммунистической революции возникает новая буржуазия, более жестокая

50

и более жадная к жизни, чем прежняя. Положительные идеалы, социалистические и коммунистические — вполне буржуазные, это идеалы серого, фабричного земного рая, земной силы и земного довольства. Этим, конечно, не отрицается существование положительной социальной правды в социализме и коммунизме. Но буржуазному духу нельзя противопоставить никакой экономической системы. Экономическую систему можно противопоставить капиталистической системе, но не буржуазности. Буржуазному духу можно противопоставить лишь иной дух. Буржуазности противостоит не классовая экономическая сила, а сила духовная. В известном смысле можно было бы сказать, что всякая классовая психология буржуазна и проникнута волей к эксплуатации, хотя бы то была психология пролетарская. Господа завтрашнего дня не менее буржуа, чем господа сегодняшнего и вчерашнего дня. Буржуазность европейского общества XIX и XX века есть не что иное, как ослабление духовности в этом мире, как исключительная обращенность к миру видимых вещей и отрицание вещей невидимых, неспособности жить миром невидимых вещей, не что иное, как экономизм, столь усвоенный и абсолютизированный Марксом. Коммунизм кажется не буржуазным, а антибуржуазным, поскольку он есть еще невидимая вещь и следовательно требующая веры, жертвы и энтузиазма. Как вещь

51

видимая, осуществленная, он будет столь же буржуазен, как и капитализм.Не капитализм создал буржуазность. Буржуазность есть вечное начало. и сам капитализм есть создание буржуазного духа, он отражает духовное состояние современных обществ.

52