Московская Патриархия уже немало лет участвует в работе Всемирного Совета Церквей. Одни это оценивают как свидетельство ее положительного отношения к экуменизму, другие же замечают в ответ, что такой экуменизм - не более чем официален. Нередко добавляют еще, что на экуменических встречах и в принимаемых там документах обходят молчанием самые трудные и острые проблемы, разделяющие христиан, и что экуменическая деятельность развертывается в основном в русле современной плюралистической культуры. Последняя смогла выработать способность к терпимости, сдержанному взаимопониманию и умению осторожно и гибко вести не совсем искренний диалог с соблюдением той дистанции между его участниками, когда не ущемляются их интересы и не затрагиваются болевые точки. Дескать, будьте хотя бы немного по-человечески культурны, не требуйте от других слишком много и тогда вы станете вполне экуменичны. Плюралистическая культура, однако, не умеет превращать разделения в различия в рамках целого - в ней нет того Всеединства, которое искал Владимир Соловьев для примирения христиан. И не может быть настоящего единства без подлинной искренности и чистоты намерений. Многие православные не удовлетворены нынешним состоянием экуменизма и недоверчиво относятся к его перспективам. Приведем резко отрицательную оцен-

ку примирительных заявлений и манифестов различных экуменических комитетов, которую дал митрополит Сурожский Антоний: это "заявления обманчивые, ибо они говорят о единстве веры между нами и неправославными - единстве, которого не существует; заявления, вводящие в заблуждение, ибо они поддерживают у других христиан иллюзию, что до единства, о котором мечтают экуменисты, - уже рукой подать, тогда как оно должно основываться на полной бескомпромиссности, на подвижнической верности Истине" (2, с. 261). Митрополит Антоний понимает истинное Православие так: это знание Бога таким, каков Он есть, служение и поклонение Ему, достойное Его святости, осуществление любви к Богу и ближнему согласно заповедям Христовым: это жизнь по Евангелию, осуществляемая в церковной общине, сохранившей чистоту веры, кафоличность и апостольское преемство иерархии. Вслед за многими духовно опытными подвижниками нашего века митр. Антоний признает, что никто сейчас не вправе называть себя православным в строгом и абсолютном смысле этого слова, и вполне понятно, что митр. Антоний не принимает всерьез тот экуменизм, в котором задача примирения христиан рассматривается без связи с полнотой и чистотой истины, без подлинной ответственности за истину и перед истиной, ответственности перед лицом современного разделенного мира, влекомого разными силами к иному единству на антихристианской основе.

Не следует идти на снижение уровня в вопросах экуменизма - таков рефрен наших архипастырей. В экуменическом движении, упрекают они, догматическая сторона веры оставляется без внимания, апостольское и святоотеческое Предание древней неразделенной Церкви игнорируется, а на первое место ставится доброе отношение друг к другу, практическая взаимопомощь и сотрудничество в вопросах культурного обмена и образования и осторожное религиозное просвещение. Все это по-своему хорошо, но примирение, достигаемое на минимальном содержании веры. на любви с сохранением дистанции, на добрых делах, не приправленных солью истины, не так уж и много стоит с точки зрения вечности.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II писал, что минимум веры легко может обернуться максимумом безверия и что единство христиан нужно строить "на той предельной полноте Богоданного откровения, что было дано Святым Отцам. Ведь никогда в духовной жизни нельзя равняться на слабейших, но, напротив, все время должно искать более опытных и духовно более богатых наставников" (18, с. 8). Этот аргумент заслуживает, конечно, самого внимательного к себе отношения. Экуменическое движение в ряде своих направлений пошло на

снижение уровня убедительности, и серьезные оппоненты находят его не соответствующим евангельскому идеалу. Они настаивают на том, что Православие несет в себе полноту истины, оно - вселенское по духу, а если в экуменизме и найдется что-нибудь хорошее, то последнее есть и в Православии. Не может быть, добавляют они, иного пути примирения и достижения единства христиан, кроме как на основе Православия - истинного христианства, к которому и должны стремиться экуменисты. И если православный христианин действительно обретет милость Божию и благодать Духа Святого -- благодать внутреннего мира, чистоты сердца, истинной веры, любви в служении Богу и ближнему, тогда он станет источником примиряющего начала в самых разных ситуациях, в том числе и во взаимоотношениях с неправославными

христианами. Фактически он исполнит то, к чему зовут экуменисты, найдет пути к сердцам католика и протестанта и построит отношения с ними в духе истинной любви.

С этими верными положениями обычно связывают утверждение, что нам, православным, ни в чем не нужно меняться в ответ на вызов со стороны западного экуменического движения: пусть другие позаботятся о возвращении в истинное Православие, а мы из него никогда не уходили. Но не окажемся ли мы такими же, как старший брат из притчи о блудном сыне? Или может быть мы не годимся и к нему в одну компанию? Патриарх Сергий (Старогородский) писал в свое время: "Всякий представитель инославия, как бы далек он ни был от Православной Церкви, всегда останется для православного христианина объектом духовного попечения. Христианину свойственно всем быть вся (1 Кор. 9, 22), признавать самую последнюю крупицу истины, если она есть у человека, чтобы посредством этой крупицы быть понятным своему противнику и спасти хотя некоторых (1 Кор. 9, 22). Но такое возвышенное настроение составляет лишь идеал, на практике редко осуществимый. Большинство людей лишь отчасти живут по вере и лишь отчасти принадлежат Церкви. Внутреннее чувство истины поэтому не слышно им с такой непосредственной ясностью, и вера для них - нечто внешнее, некоторое правило, наложенное на их волю. Поэтому и отношения их к своей вере и Церкви не будут

так живы, а вместе с тем и отношение их к инославию будет уже не то" (17, с. 36). И вместо того, чтобы свидетельствовать католикам и протестантам чистоту, красоту и истину Православия евангельского, многие наши частичные, полуцерковные православные демонстрируют миру свои пристрастия, конфликты, приверженность духовно непросветленным лидерам и идеологиям, сползание в стихию националистических страстей, политические амбиции и обскурантизм.

При этом верность истине Православия превращается в уродливый конфессионализм без внутреннего переживания высшей правды как руководящего начала в жизни, без ее осуществления в поступках, без способности убедительно донести ее другим христианам, без прочной внутренней уверенности в истине Православия при встречах с католиками и протестантами. В таком случае дух отчуждения и разделения действует, уже не встречая серьезных препятствий.

Полуцерковные православные по своему духовному состоянию оказываются не в лучшем положении по отношению к истинному, евангельскому Православию, чем христиане из неправославных церквей. Иметь догматическую чистоту и неразорванное преемство с Преданием древней Церкви - очень важно для нас как для традиции, но тяжела духовная неудача нас как сообщества православных, оказавшихся неспособными осуществить на деле то, к чему призывает вера и Предание. И не будут ли экуменисты со своим более бедным духовным багажом, но с более ответственным отношением к заповеди "да будут все едино", более правы перед Господом? Тогда немногого стоит позиция тех, кто заявляет: нам не нужен никакой экуменизм, потому что в Русской Православной Церкви есть все необходимое для спасения. Ясно, что есть, но остается не исполняемой заповедь Христова о единстве и любви -

не исполняемая, значит и отвергаемая. Существование и развитие экуменизма поэтому оправдано из-за угасания духа среди православных и среди христиан других традиций. Прежде, чем стать способными свидетельствовать Западу истину Православия, нужно обрести нужные для этого силы и убедительность, но это не будет дано тем, кто угрюмо и упорно осуждает всякое неправославие. Надо начинать с честного признания факта угасания духа в нашей среде и слабой вовлеченности раннехристианского Предания в нашей церковной жизни. О. Сергий Булгаков писал, что для подлинно православной веры важны чаяние Нового неба и Новой земли, жажда встречи со Христом и жизни с ним, "трепетное призыва-ние и ожидание Христа грядущего", и именно это, "если не догматически, то фактически утеряно Православием (и не меньше, если не больше, и Католичеством) под непосильным бременем своего историзма" (6, с. 55). И прежде чем явить твердость воли к единству, нужно взять на себя крест живой боли от раны церковного разрыва, от того, что не было исполнено заповеданное "да будут все едино", и искренне молиться "о соединении всех". И тогда православные церкви вновь обретут вселенское дыхание, возродят дух христианского универсализма времен первых поколений христиан, столь нужный для подлинного экуменизма.

"Творческое возрождение Православного мира есть необходимое условие для решения экуменического вопроса", - писал прот. Георгий Флоровский (21, с. 515), но оно должно предвариться положительным отношением православных к христианскому миру за пределами видимых границ православных Церквей. Архиепископ Вологодский и Великоустюжский Михаил (Мудьюгин) убеждал "признать за другими христианскими объединениями их принадлежность к истинной Церкви Христовой, а за каждым крещеным человеком -право считать и именовать себя христианином, имеющим возможность спасения в той Церкви, к которой он принадлежит. Иначеговоря, христианину-баптисту или лютеранину следует признать, что и православные, и католики имеют такие же возможности вечного спасения, как и его собратья по церковной принадлежности...Если эта радость о возможности спасения всякого христианина станет общехристи-анским достоянием, то ни один крещеный человек не станет приговаривать других крещеных к вечной погибели только потому, что они принадлежат к другой церковной организации" (15, с. 16).

Мы получили от древней неразделенной Церкви великое духовное богатство, которое должны бы с радостью предложить принять всем неправославным христианам. Это апостольское и свято-

отеческое Предание, преемство и благодать иерархии, соборность церковной жизни, таинства и чистота веры, красота и глубина богослужения, духовный опыт и мудрость подвижников и святых, единство с сонмом мучеников и святых разных времен и народов. Все это должно быть явлено всем ищущим высшей правды. Но вместо открытости, щедрости, радости и любви мы слишком часто видим замыкание на себя и слышим мрачное ворчание из конуры собственного "Я". Вместо погружения в таинственные глубины древней традиции Православия - предпочтение обычаям русской церковной жизни кризисного XVII века, или же мрачных времен Ивана Грозного, когда были убиты св. Филипп Митрополит Московский и многие другие, или же времен византийских императоров, погубивших св. Иоанна Златоуста, св. Максима Исповедника и др. Чувствуется в этом желание опереться на что-то неевангельское, далекое от Христа и чуждое Ему. Но есть еще и действие определенного комплекса неполноценности. Православный богослов Оливье Клеман писал о "растерянности и испуге, которые вызваны столкновением с современностью и которые усугубили ощущение слабости перед лицом наз-

ревших потребностей, катехизации, обновления, диалога с интеллигенцией, учеными, деятелями других религий" (13, с. 9). О. Клеман увидел это распространенным по всему православному миру, не только в России. Иметь доступ к великому духовному наследию и фактически оказаться вне его, вне возможностей подставить его на службу христианскому свидетельству в наши дни - это наш крест от былых исторических грехов и их последствий.

В России к тому же недавно были просто большей частью истреблены лучшие иерархи и пастыри, православные ученые и преподавательские кадры, подвижники аскезы и молитвы. Были прерваны пусть и не все, но многие преемственные связи с недавним дореволюционным православием, где, вопреки кризису и разложению, многое делалось для оздоровления церковной жизни. Огромное число нынешних православных фактически не знают традиции и попадают в зависимость от разных идеологов и наставников, далеких от подлинного благочестия и любви Христовой. В результате в глазах многих убежденных, но слабо просвещенных русских православных идеи экуменизма были в последние годы просто скомпрометированы. И это нужно честно признать, сказал митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, выступая 7 сентября 1994 г. в Москве на конференции "Отец Александр Мень: наследие", и затем добавил: "Не в верхах иерархических, а в низах церковных наступило горькое разочарование в словах, которые мы твердили о братской любви, которая творит чудеса... И нас, пастырей-экуменистов, назвали врагами Православия, и слово экуменизм стало восприниматься как бранное". Немало монахов и приходских священников вслед за иеромонахом Серафимом Роузом называют экуменизм "злейшей ересью XX века" и жестко требуют от своей паствы уклоняться от всяких контактов с неправославными, не читать никакую христианскую литературу, изданную католиками и протестантами, и нередко архиереи уступают таким требованим снизу и идут на поводу у тех, кто одержим ненавистью. Молитва с католиками или баптистами - это "мистический блуд", безосновательно утверждают в этой среде, Жан Ванье"проповедует оккультизм", Тереза Калькуттская - не более, чем "добрая бабушка" и т.п. Те, кто так заявляет, считают неуместными всякие вопросы и сомнения. Если же им вверяется пастырское служение, то в лучшем случае они оказываются слепыми вождями слепых, а в худшем -- волками в овечьей шкуре, лжебратьями и лжепастырями, для которых потеряло всякое значение и Евангелие, и Предание, н церковное послушание Патриарху и другим архипастырям. Например, в этой среде уже и митрополита Сурожского Антония считают еретиком и объявляют таковым от имени каких-то никому неведомых священников в сомнительных нынешних газетах. Известны и случаи, когда жгут Св. Писание в синодальном переводе, изданное у католиков или протестантов. Все это может лишь продлить время гнева Божия над Россией. Это не значит, что ситуация безнадежна. Агрессивный антиэкуменизм не был поддержан Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в конце 1994 г., который рекомендовал пастырям и мирянам ""иметь мудрость и ревность о Господе, дабы не давать повода для смущения и соблазна верующим нашей Церкви" (4, с.191). Но ясно, что едва ли агрессивные антиэкуменисты остановятся на одних лишь словесных выражениях ненависти. Где слово, там и дело. Антиэкуменизм для них - составная часть своеобразного "джентльменского набора" - антикатолицизма, антизападничества, антисемитизма, антикультурных устремлений, фундаменталистского ультраконсерватизма и национализма, а также жажды политического реванша в виде религиозной империи или хотя бы государственного православия. Поставив на экуменизм клеймо "ересь", они уже записывают его сторонников в число антихристиан, в служителей антихриста, с которыми воевать нужно не иначе как до победного конца. Вспоминаются иосифлянские предписания преследовать и казнить еретиков. В России быть активным экуменистом означает согласиться на рискованный образ жизни. Убийство экумениста и миссионера о. Александра Меня это лишь подтверждает. Мень - экуменист милостью Божией, а не просто по своей доброй воле, но для врагов экуменизма не имеет значения, от Бога ли тот или иной его активный служитель. Приведем примечательные слова Г.П. Федотова, сказанные им по другому поводу, но уместные и здесь: "Шарахаясь от антихриста, попадают в объятия дьявола. Антихрист-то может быть мнимый, а дьявол уж явно подлинный: копыт не спрячешь. Мы имеем классическое определение: "Сей человекоубийца бе искони и во истине не стоит". Всюду, где явлен пафос человекоубийства и пафос лжи (не говорю, убийство и ложь, потому что они и от немощи человеческой), там мы знаем, чей это дух, каким бы именем он ни прикрывался: даже именем Христовым" (20. с. 45).

Велико у нас искушение выпасть из Православия в узколобое фанатическое сектантство. Будем надеяться, что Господь не пошлет испытаний свыше наших сил и сохранит в русском Православии все, что должно быть явлено неправославным церквам в своем вселенском христианском значении. Наш век, заметил Федотов, -это время мученического свидетельства веры, а "сатанинские соблазны бессильны в час исповедничества" (20, с. 47). Мученики в России отдали жизнь за правду Христову, а не за изоляцию Православия от всего христианского мира, которая его ослабит еще больше. Нередко у нас отвергают экуменизм, ссылаясь на православную консервативность, на патриотические чувства и на монархический политический выбор: быть русским и любить Родину - значит быть православным, сторонящимся разных там католиков и прочих, а быть православным - значит дорожить традицией и хранить ее, любить царя и ратовать за возрождение православной монархии. Увы, левая политическая демагогия многое сделала для того, чтобы изобразить в самом черном свете и консервативность, и монархию, и патриотизм, и здесь тоже нужно расчищать завалы Действительно ли все это абсолютно несовместимо с экуменическим примирением? Экуменизм ведь вовсе не требует от-

вергнуть святыню русской православной традиции, Родину и государственный порядок, будь он монархический или иной. Он настаивает на том, что любить свое - не значит ненавидеть чужое, а

также, что общее у нас с другими христианами важнее того, что нас различает и разделяет. Митрополит Антоний Сурожский писал: "Русская идентичность была в очень значительной мере вдохновлена и оформлена христианством, но русское христианство не обязательно является полнотой всего христианского мира. Мы не можем говорить о том, что мы должны его привить всем странам на свете. И я думаю, что говорить о совпадении русскости и православия - это унижение Божественного, вечного, беспредельного. Еще Нестор говорил о том, что каждый народ должен внести свой голос, как бы музыкальную ноту в общий аккорд всего мира в явлении и представлении Бога; и русский народ может внести свое уникальное, - но это еще не все: мы должны научиться у других народов тому, что они узнали благодаря тому, что они на нас не похожи" (1, с.59-90).

Первый великий экуменист в России, Владимир Соловьев,принимал монархию и любил Православие - он никогда не считал православное богослужение пустым и безжизненным. Чем бы он ни увлекался в своей жизни, свой земной путь он завершил, исповедавшись у православного священника, который допустил его к Святому Причастию. Соловьев предлагал утопический проект вселенской теократии, с которым нам нет нужды соглашаться, тем более что он от него и сам к концу жизни отошел. В этом проекте он говорил, что русский царь призван восстановить христианскую общественность в Европе, но его власть должна быть поставлена рангом ниже духовной власти в Церкви. Ни на Востоке, ни на Западе такой проект не встретил поддержки, но пример Соловьева показывает, что принимать царя - не значит отвергать иноправославие. Другой пример дает о.Сергий Булгаков. Он написал работу "У стен Херсопеса" (7), где связал надежду на духовное возрождение России с великим Римом. Спустя время, он

ответил отрицательно на вопрос, из Рима ли придет спасение, и решил книгу не публиковать. Булгаков был монархистом не в смысле политически-партийном, а по "любви к боговенчанному Царю": он мистически принимал монархию как освящение власти, как осуществление власти не во имя свое а во имя Божие: "Я любил Царя, хотел Россию только с Царем, и без Царя Россия была для меня и не Россия" (6, с. 73). Это была неутоляемая жажда души, которая принесла Булгакову немало страданий. Это была постоянно попираемая любовь. Христианиннемонархист вправе сказать, что о. Сергий возлагал на монархию чрезмерные надежды, а Христос заповедал своим ученикам быть в отношении нее свободными: "Цари народов господствуют над ними..., а вы не так" (Лк. 22, 25-26). Но в условиях России монархист с сильным горением души выиграет в сравнении с обычными обрядоверами, приверженцами бытового и храмового благочестия - людьми, по оценке о. Сергия Булгакова, "духовно сытыми", чьи сердца уже никуда не порываются и не стремятся. Нет оснований также считать, что православная консервативность непременно обязывает стать антиэкуменистом. О.Георгий Флоровский был безупречным консерватором, но и экуменистом тоже. Он говорил, что современный православный богослов "должен осознать, что аудитория, к которой он обращается, - это аудитория экуменическая. Ему уже нельзя спрятаться в узкую раковину местного предания, ибо Православие... это не местное предание, но в основе своей Предание экуменическое, вселенское..."(9, с. 87). Могут возразить, что мнение даже такого уважаемого патролога -это еще не выражение соборного сознания Церкви. Но если смотреть по существу, то суть консервативности - в любви и бережном отношении к святыням и ценностям православной традиции, в понимании, что через погружение в ее глубину открывается путь к Вечному. Экуменист, верный своей Церкви, признает, что и другая христианская традиция может иметь глубину, достаточную для соприкосновения с Вечным. Такое признание вовсе не означает принижения своей традиции или измены ей. Замечательный пример - "Невидимая брань" св. Никодима Святогорца, который не видел ничего опасного для Православия в том, чтобы взять у иезуита Лоренцо Скуполи большую часть материала для этой прекрасной аскетической книги. Традиции имеют общий корень в древней Церкви. Консервативность, если ее так понимать, органически присуща и православной, и католической традиции, и вся беда русского православия в том, что нам всем просто не хватает духа подлинной консервативности - благоговения перед святыней Православия, любви к нему. понимания, что всякое новое дело в

Церкви оценивается согласно Слову Божию и апостольскому Преданию. И прискорбно, что имеют успех - из-за слабой укорененности многих из нас в традиции - ложные, обскурантистские и ультраправые формы консерватизма, когда стремятся "консервировать" то, что названо в Евангелии "преданиями старцев" - местными и далеко не во всем бесспорными особенностями традиции.Впрочем, не только от правого обскурантизма - все беды. В русской Церкви легко найти представителей "левого" радикализма. Случается и такое, что православный священник, известный своим широко декларируемым экуменизмом, произносит поучения о вредности Добротолюбия и называет св. Амвросия Оптинского "духовным фашистом". Люди же малоосведомленные, положим на Западе, не чувствуют здесь ничего сомнительного и охотно публикуют подобные вещи. Когда же во всеуслышание делается заявление, что все лучшие люди России в XIX веке уходили в католичество, это приводит в полное недоумение, - ведь не так уж и много имен можно привести в обоснование этого тезиса, так что заявление по существу не заслуживает доверия. Кроме того, если человек любит Православие, он никогда не скажет ничего подобного. "Левый радикализм" в Церкви, заметим, часто сопутствует левым политическим симпатиям, а слишком уж многие, кто шел вслед за левыми, раньше или позже отворачивались от Церкви. не будет неуместным напомнить здесь об ответственности священ-

ника перед Богом и Церковью. Тем более. что все это дискредитирует экуменизм в глазах очень многих православных, которые на опыте убеждаются. что такие экуменисты их просто не любят и

не уважают, и делают вывод, что верность традиции и экуменизм несовместимы. Если такие "православные радикалы" фактически ориентируют на уход в католичество, то нужно сказать, что сами католики это не приветствуют и признают теперь, что Православие ничем нельзя заменить во вселенском христианстве. Сошлемся на апостольское послание Папы Иоанна Павла II "Свет с Востока (май 1995 года), где уделяется пристальное внимание догматическому учению Православной Церкви, святоотеческому наследию отцов-каппадокийцев, православным святым разных времен и народов, красоте традиционного православного богослужения и достоинствам восточного монашества. Первоиерархи Ватикана о православном Востоке раньше так не писали и не склонны были признавать, что католикам есть чему поучиться у православных. Но слава Богу -- Рим постепенно становится другим. Рим фактически признает, что Сам Господь сохранил Православие согласно своему таинственному замыслу. Выше речь шла о том, что в наше время многих православных христиан не удовлетворяет экуменизм, понимаемый как готовность и умение вести пусть и доброжелательный, но не очень глубокий межконфессиональный диалог. При таком подходе теряется из виду таинственная или мистериальная основа христианского единства: полнота общения достигается не только в братской любви и ее делах, но и в единстве веры и в Евхаристии. Единая Чаша должна стать знаком единства христиан. Не всегда, впрочем, экуменисты заходят столь далеко, чтобы признать высшей целью самого экуменического движения единство именно в таинствах и в полноте веры. Многие предпочитают ограничиваться тем, что они называют "единством в главном". Это, во-первых, вера в Иисуса Христа - Сына Божия, Господа и Спасителя и, во-вторых, вера в спасительное значение крещения, где бы и кем бы оно ни совершалось, в подлинность самого мистического акта крещения человека, обратившегося к Богу и принявшего Христа и Его Евангелие. Когда эта вера глубоко проникает в жизнь человеческой души, открыто исповедуется и приносит соответствующие плоды в делах и трудах, тогда человек становится тем, кого и на Востоке, и на Западе называют "Божиим человеком", учеником Христовым. Архиепископ Михаил (Мудьюгин) имел все основания сказать, что таковые "пребывают в Боге" и "движимы Духом Святыми, к какой бы Церкви они ни относились (15, с. 16). Они продолжают свидетельство жизненной действенности веры, они становятся носителями духа мира, и нередко именно их свидетельство и помощь содействуют примирению с Богом тех ищущих душ, кому не удается найти общий язык с представителями клира. Об особой роли учеников Христовых св.

Симеон Новый Богослов писал еще в Х веке, когда духовная слабость архиереев, священников и монахов стали чем-то повседневным и повсеместным.

Если бы ученики Христовы определяли атмосферу экуменической деятельности, они сделали бы ее намного привлекательнее. Они оживили бы тот дух вселенскости раннего христианства, который был утрачен во многих конфессиях, где перестали мыслить глобально, по примеру св. ап. Павла, и дошли до состояния конфессиональной замкнутости. Будем считать настоящим экуменистом того, кто стал на путь ученичества Христова и верит в реальность святой вселенской Церкви Христовой, основанной и сохраняемой Самим Господом и проявляющей себя в большей или меньшей мере в жизни отдельных церквей. Подлинный экуменизм - это именно вера в прикровенную реальность вселенской Церкви и в то, что общее у христиан важнее всего, что их разделяет. Антиэкуменизм же - просто плод неверия. Такая вера - ответ на Божий призыв, выразившийся в словах: "Да будут все едино", "Пребудьте во Мне, и Я- - в вас", "Да любите друг друга, как Я возлюбил вас". Разумеется, в такой вере нет ничего по существу нового - в ней возрождается многими забытая вера древних христиан, и ее можно и нужно признать укорененной в истинном Православии. И чтобы стать действенной, такая вера должна быть благодатной, нести в себе дух мира, жертвенной любви к Богу и ближнему; она должна вырастать из любви Божией к церквам и к каждому человеку, а также из ответной любви человека к Богу. Быть экуменистом - означает быть максимально серьезным, ответственным и убедительным в вопросах веры и любви к Богу и ближнему. Для этого нужны смирение и благодать. Безблагодатный экуменизм бессилен. Духовно чуткие православные скептичны к нынешним формам экуменической деятельности именно потому, что не видят в ней дыхания Духа Святого и благоговения в отношении к взыскуемому единству верных. Они опасаются под-

мены в виде неподлинных форм единства, без евангельской истины, свободы и любви. Есть еще и опасение, как бы экуменическое сближение с католиками не привело к порабощению православных под власть Римского Престола. Оно сформировалось благодаря тому, что католицизм до Второго Ватиканского Собора признавал православных если не открыто еретиками, то уж как минимум схизматиками. Приняв, что только в Римскокатолической Церкви - полнота Церкви Христовой, католицизм столетие за столетием отказывался признавать церковную полноценность православного Востока и настаивал, что только воссоединение с Римом под властью преемника св. ап. Петра восстановит настоящую церковность на Востоке. Экуменизм Владимира Соловьева был выдержан в духе этих идей в его "России и Вселенской Церкви", "Русской идее" и "Истории и будущности теократии". К концу жизни Соловьев с такими идеями расстался, но Рим начал от них постепенно отходить лишь 30 лет назад. Митрополит Евлогий (Георгиевский) больше многих других православных шел на контакты с католиками еще до войны, но общее свое впечатление от них выразил так: "Проблема соединения Церквей - Православной и Католической - на началах взаимной любви и духовной свободы встречает неодолимое претк-новение в вековом неизбывном папском империализме, в силу которого идея вселенского объединения христиан подменяется идеей подчинения всего мира Католической Церкви, от чего Ватикан не может отказаться по самой своей природе. Вот почему, хотя Папа

организовал в своей Церкви постоянное моление за страждущую Русскую Церковь, хотя через католические учреждения мы, русские эмигранты, получили немало благодеяний, за то, конечно, мы храним в душах искренние благодарные чувства,-я должен сказать по совести, что католики не нашли путей к нашим сердцам и многое в их отношении к нам за эти годы мы с горечью восприняли либо как непонимание нас, либо как болезненную рану чувству нашей преданности родной Православной Церкви. Воли к преодолению вековой отчужденности они проявили мало..." (10, с. 531).

Многие православные и сейчас охотно подпишутся под такими словами как под своими собственными, несмотря на то, что в отношении католиков к православным немало изменилось в лучшую сторону. За пределами католичества нет церковной пустоты – эти слова Папы Иоанна Павла II довольно известны, как известна и его трактовка примата Рима: первенство Рима - это прежде всего первенство служения, служения единству христиан и укреплению их веры, служения в любви, и Рим должен непрестанно искать и открывать пути такого служения, а не создавать препятствия. Слова Христовы "Утверди братьев твоих" (Лк.22,32) Иоанн Павел II интерпретирует так: "Помни, что ты слаб, что и ты нуждаешься в непрестанном обращении. Утвердить других ты можешь лишь в той мере, в какой сознаешь свою слабость. Я доверяю тебе истину, великую истину Божию, которою Он замыслил спасти человека, но проповедать ее и осуществить можно не иначе, как только любовью" (12, с. 195). Так католики раньше не говорили, и это дает основание для надежды, что продвижение в сторону единства будет продолжаться и дальше. Католики после Второго Ватиканского Собора немало стали делать в этом направлении, и это нужно честно признать. Но надо признать и то, что после объявления недействительными 30 лет назад Патриархом Константинопольским Афинагором 1 и Папой Павлом VI отлучительных грамот 1054 года не были совершены совместные деяния такого же значения. Оказалось слишком много препятствий как на Востоке, так и на Западе. Но традиция встреч Папы Римского и Патриарха Афинагора все же не прерывается. Приезд Патриарха Варфоломея 1 в Рим на Великую пятницу 1994 года для ведения молитв 14 стояний Крестного пути (У1а Crus - см. 22) и в день свв. ап. Петра и Павла в конце июня 1995 года свидетельствует о том, что шаги к сближению предпринимаются вновь и вновь и что любовь между православными и католиками может найти себе место в жизни не только в частном порядке, но и в отношениях первоиерархов обеих Церквей. Единая евхаристическая Чаша была бы свидетельством восстановленного единства. Но Патриарх Варфоломей мог лишь молитвенно участвовать в торжественной мессе в Риме в день свв. ап. Петра и Павла 29 июня с.г., но не мог сослужить Папе во время второй части мессы - евхаристической литургии, при всем том, что они вместе прочли Символ веры по-гречески без Filioque и вместе проповедовали после чтения праздничного Евангелия на тему "Ты - Петр". Готовность Папы читать не латинский, а неизменный Никео-Цареградский символ веры еще не означала, что единство веры полностью достигнуто. Вопервых, в богословском плане вопрос о Filioque полностью не снят, хотя сказано по этому поводу все, что вообще может быть сказано, и осталось только принять нужные решения. Папа поручил специальной богословской комиссии заняться этим вопросом в плане согласования католического Сге(1о с преданием древней Церкви и решениями первых вселенских соборов. Скорее всего при неизменности самой формулировки Filioque будет дана интерпретация в согласии с древним Преданием и будет предложено считать, что допустимы разные формулировки для выражения одной и той же веры. Боюсь, что очень многие из православных не готовы принять такое решение. Во-вторых, среди католиков все еще до конца не изжито неприемлемое для православных убеждение, что только в РимскоКатолической Церкви - полнота Церкви Христовой. Богословы Рима говорят так: церковность складывается из ряда элементов, которые есть не только в Риме, но и по всему христианскому миру, и некоторые из этих элементов представлены у некатоликов даже в лучшем качестве, чем у самих католиков, но все-таки только в католической Церкви они обретают то целостное единство, которое делает их собственно церковными. В образной форме этому соответствует такая картина. Представьте себе Геннисаретское озеро, на нем ~ лодки апостолов, одна из лодок принадлежит Петру, в ней-то и находится Христос, а все остальные - кто ближе, а кто и дальше, но ни в одной из них Христа как бы и нет. Лодки - это разные Церкви, а РимскоКатолическая Церковь - это лодка Петра. Ответ ряда православных был дан на том же уровне: представьте себе свечу, она - одна и сияет всему миру из Православия, а все прочие Церкви если и светят, то только отраженным светом. Митр. Антоний Сурожский высказался иначе: в сравнении с Православием "в католичестве гораздо больше неправды, а в протестантизме гораздо меньше правды. В протестантизме не хватает многого, тогда как в католичестве многое извращено (7, с. 84). Если иметь в виду Католичество дособорное, не лучшая сторона которого и была основным источником впечатлений владыки Антония, то его оценка вполне понятна. Мне лично, однако, ближе то, что я услышал от старого уже доминиканца О.Жака Лева, который бывал в Москве в конце 70-х годов и относился к Православию с большой любовью и пониманием. Православие и Католичество, говорил он, вместе похожи на мощное дерево, вершина которого расколота молнией. Корни и ствол остались общие, и движение питающих соков в общем одинаковое, но попробуйте земными средствами восстановить его как целое.

Второй Ватиканский Собор не заходил столь далеко в своих формулировках, как это сделал о. Жак. Это не помешало ему оказать сильное вдохновляющее воздействие, например, на митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (16) и на православного духовного писателя из русского Зарубежья Николая Арсеньева (3). Но в его документах есть слова, с которыми православные не могут согласиться: "Ибо только через Католическую Церковь Христову, которая есть общее для всех орудие ко спасению, можно получить всю полноту спасительных средств" (Постановление "Об экуменизме", 3). Есть и другие аналогичные места в этих документах, которые долго еще будут питать настороженное отношение к Риму. Богословско-догматическое расхождение между Православием и Католичеством в учении о Церкви действительно существует, и оно должно быть преодолено. Православие настаивает на верности древнему принципу "Где епископ, там Церковь". Он означает, что любая Церковь, сохранившая чистоту веры, канонически правильную иерархию, апостольское преемство и полноту благодати в таинствах, и есть самая настоящая Церковь. В первом тысячелетии христианской эры предполагалась также полнота евхаристического общения церквей между собой, включая, конечно, и Римскую кафедру. И православные ждут от католиков признания своих Церквей подлинно церковными, ждут соответствующего уважения и любви. В личных отношениях между православными и католиками и в различных формах "низового" сотрудничества это уже стало реальным. В-третьих, это вопрос о месте Папы в мировом христианстве. Отрадно, что католики переносят свой основной акцент с власти Римского первоиерарха на его служение. Прот. Николай Афанасьев писал, что в древней Церкви "только такая власть [служения в любви - Л.В.] была приемлема для христианского сознания" (5,с. 298). В древней Церкви Римская кафедра считалась "первенствующей в чести" и "председательствующей в любви". К Римскому первоиерарху обращались за помощью и поддержкой в трудные и тяжелые моменты жизни Востока, и православность самого Рима долгие столетия не оспаривалась. Но православные отказались признавать Папу прямым наместником Христа, как это было провозглашено на Западе в Средние века, отказались соглашаться на административное подчинение Риму, потому что особую роль Папы в христианском мире католики стали осмысливать как его управляющее главенство над всеми епископами, В пылу антикатолической полемики православные стали ассоциировать с Папой только негативные характеристики, предъявлять обвинения во властолюбии и забвении принципа соборности, и от былого признания духовной роли Рима, казалось, не осталось и следа. Второй Ватиканский Собор многое изменил в отношении Рима к Востоку, но не пересмотрел все, что препятствует примирению с Православием. Процитируем одно из таких мест в его документах: в "это учение об установлении, непрерывности, значении и смысле священного Первенства Римского Первосвященника и его безошибочного Учительства Священный Собор вновь предлагает всем верным твердо верить и, продолжая начатое, постановил перед всеми исповедать и провозгласить учение о Епископах, преемниках Апостолов, которые с Преемником Петра, Наместником Христа и видимым Главой всей Церкви, управляют домом Бога Живого" (Догматическое постановление о Церкви "Свет народам"18). Мы ждем от католиков выработки другого понимания роли Папы, более близкого по духу древнехристианскому. Но сама эта роль - предмет веры. Никто никогда никому не докажет, что Папа - фигура особо значимая в мировом христианстве. Новый Завет говорит лишь об особом значении самого ап. Петра, а не его преемника, но католическая вера предлагает всем епископам и тем более всем христианам быть в послушании Папе как преемнику Петра - видимому центру всего христианского мира. Является ли эта вера непременным условием спасения? Православие это отрицает, ставя на первое место, конечно же, веру в самого Спаси-

теля, а вопрос о Папе связывает не с догматическим содержанием веры, а с древним Преданием.

Папа Иоанн Павел II верен решениям указанного Собора, не отменяет ни одной из его формулировок, но настаивает на том, что Папа- это в конечном счете тайна и одновременно - вызов и предмет пререканий. Так и должно быть, потому что здесь - вопрос веры. В конце концов, пишет он, известны древние слова, которые никто не отменял: всякий крещеный христианин - "другой Христос", и всякий епископ - "Викарий Христа", и если с этим соглашаться, то уже не будет казаться одиозным утверждение, что Папа-На естник Христа. Католическая вера здесь проявляется лишь в том, что признание Папы Римского Викарием Христа для западной Церкви означает, что его роль Викария распространяется и на все другие поместные Церкви. "В таком понимании слова "Наместник Христов" обретают подлинный смысл. Они указывают не столько на достоинство, сколько на служение, стремясь подчеркнуть задачи Папы в Церкви, его Петрове служение, имеющее целью благо Церкви и верующих" ("72, с. 36). Принимать ли православному христианину такую трактовку примата Папы во всем безоговорочно? Верность традиции побуждает не спешить и ждать дальнейших шагов. Но не будет изменой традиции признание, что если католики верят в особую роль Папы, им по этой вере что-то все-таки дается, даже если сама католическая вера облекается в формулы, которые скорее озадачивают, чем вдохновляют. Но они могут восприниматься и по-другому, если духовное качество взаимоотношений между католиками и православными изменится к лучшему. Переосмысление традиционных католических формул о примате Папы под углом зрения того, что служение Христово в духе смирения и любви должно стоять на первом месте, будет, вероятно, продолжаться и далее. На словах "Наместник", "Глава", "власть", "управление" лежит слишком тяжелый груз отрицательных исторических ассоциаций. Для освобождения от них нужна серьезная покаянная работа. Папа без "папизма" – православным трудно поверить, что такая фигура может появиться, но благодаря определенным покаянным шагам последних Римских первоиерархов она фактически уже есть. Православные охотнее согласятся, что роль Папы среди епископов - это скорее аналог роли Петра, чем прямое преемство Петрове. Патриарху Афинагору 1 был ближе такой подход и он не видел ничего недопустимого, чтобы в спореза истину противостать тому, кто занимает Римскую кафедру, также как это делал в свое время и ап. Павел перед Петром в Антиохии. Но пререкание с Петром вовсе не означает отрицания его центральной роли среди апостолов, и точно также пререкание с Римом во имя правды Христовой вовсе не требует отрицания первенства самого Рима. "Если мы достигнем единства, - говорил он, - то Римский епископ будет несомненно первым по чести и по порядку во всемирном организме Церкви. Он будет находиться в средоточии Церквей, но отнюдь не над ними, в сердце их братского общения, наблюдая за жизнью этого общения, защищая вселенскость Церкви против угрожающего ей провинциализма всякого рода. Поистине председательствуя в любви" (14, с. 530). Примирение с Римом вовсе не будет административным объединением с ним чего так боятся многие православные. Может ли в таком случае православный Восток согласиться с тем, что Папа способен высказывать "ех саthedra" ("непререкаемо") безошибочные суждения по вопросам веры и морали? Ответ Патриарха таков: "Можно было бы сказать, что Папа, когда он говорит "ех саthedra", выражает мысль всей Церкви, которая вся ведома Духом Святым, и что, следовательно, определения, которые он произносит, не подлежат никакой демократической проверке именно потому, что они сосредоточивают в себе "ощущение Церкви", выношенное всем народом Божиим, чьим выразителепризван стать Папа, но лишь в той мере, в какой он пребывает полном общении, в полном сотрудничестве с коллегией епископо и со всеми верующими..." (14, с. 531). Принцип соборности должен быть главным вопреки Первому Ватиканскому Собору, который определил, что Папа может высказываться "ех саthedra" и без согласия Церкви, как бы над ней. только в силу особого благодатного воздействия Духа Святого. Второй Ватиканский Собор поставил непогрешимость Папы в сравнительно более сбалансированные отношения с безошибочностью всей Церкви и этим смягчил жесткость Первого, но не отменил его формулу (Догматическое постановление о Церкви."Свет народам",25) Православные увидели здесь непоследовательность и неувязки и дали понять, что следует ожидать от католиков дальнейшего переосмысления своей позиции. Странно было бы соглашаться, что у Папы уже в силу одного его высокого статуса есть особая благодать, какой нет у всей Церкви святой. И православные ни когда не признают, что Папа может высказываться безошибочно "ех саthedra" в условиях разделенной Церкви: нет соборного единства со всецелой Церковью, значит нет и гарантий безошибочности.

Никита Струве, ответственный редактор "Вестника РХД", как и многие православные, весьма сдержанно относится и к экуменизму, и к сближению с католиками, но признал Патриарха Афинагора 1 "единственным православным патриархом XX века с действительно вселенским масштабом" и добавил: "В Иерусалиме, обнимая Римского Папу, Патриарх Константинопольский пророчески олицетворил собою все Православие" (19, с. 30). С этим я готов

полностью согласиться. Совершенно однозначны слова Патриарха: "соединение [Церквей] - это воля Божия, неодолимое требование христианского народа, это единственное средство свидетельствовать о своей вере перед Христом в наше время начинающегося объединения всей земли" (14, с. 357). Поэтому так важно, чтобы христиане "вновь ощутили себя братьями, несущими общую ответственность за духовную судьбу человечества" (14, с. 359). Особенно это важно для православных Церквей, в жизни которых немало внутренних разделений, которые уже не всегда и скрываются, хотя и не всегда доводятся до состояния раскола. Они осознаются как чтото неизбежное или имеющее уважительные причины и не воспринимаются уже как трагедия и грех. Нужно свидетельствовать истинное христианство в среде своих же православных собратьев, и это, может быть, труднее всего. Раскол афонских монахов по вопросу об отношении к Патриарху Афинагору 1, а теперь и Варфоломею 1 - достаточно известный факт: многие из монашествующих решили, что экуменизм Патриарха - это продажа Православия католикам и протестантам. Но истину Православия нужно свидетельствовать и католикам, чтобы помочь им увидеть неполноту своей собственной традиции и дать ответ на духовную жажду, которая должна возникнуть от такого осознания. Рано или поздно им понадобится духовная поддержка Православия. В свое время это признал и Соловьев в своих "Трех разговорах: Православию в лице старца Иоанна будут даны силы распознать и обличить антихриста, но нужна будет власть первоиерарха Рима, чтобы предать его анафеме. Иначе говоря, католический Запад и православный Восток нуждаются друг в друге для взаимного восполнения. Но у позднего Соловьева Папа - уже не административный глава всего христианского мира, а тот, чье первенство становится для всех очевидным, лишь когда он мученически свидетельствует веру во Христа и исполняет долг первоиерарха перед лицом грядущего врага Христова. На встрече Патриарха Афинагора 1 и Папы Павла VI совершилась правда Божия, и их встреча впоследствии осмысливалась как встреча традиций ап. Петра и ап. Иоанна. Папа Иоанн Павел II назвал недавно Патриарха Константинопольского преемником ап.

Андрея Первозванного, покровителя этой Церкви. Но именно ап. Иоанн - тот, кому было сказано, что он "пребудет". Слова таинственные и не совсем понятные. Но Оливье Клеман писал, что если Петр был явным и видимым центром Двенадцати, то Иоанн - центром тайным, невидимым, И встречу Афинагора 1 с Павлом VI он смело истолковал как возвращение Петра в число Двенадцати. И если он [Петр] их видимое средоточие, не является ли Иоанн их таинственной серединой? Будучи носителем их слова, не может ли Иоанн стать носителем Духа, "великим духоносцем"? Таким образом, Папа, не говоря о проблемах, возникающих из современного выражения его примата, снова входит в полноту сопричастия" (14, с. 442).

И последнее. Экуменическое движение не выработало сколько-нибудь ясной и убедительной модели того, какой должна стать Церковь будущего, в которой будут преодолены все расколы второго тысячелетия христианской эры. Об этом свидетельствуют и обстоятельная книга митр. Никодима о Папе Иоанне XIII (15), и основательно продуманная работа об экуменизме прот. Ливерия Воронова (8). Но все же пристальное внимание к раннехристианскому наследию и здесь позволяет найти определенные ориентиры. В чем-то будущая Вселенская Церковь Христова будет напоминать раннехристианскую Церковь, когда церковные общины возглавлялись епископами, хранящими чистоту веры, апостольское преемство и полноту благодати. Восстановится раннехристианское понимание роли кафедры св. Петра. Вполне возможно, что будущая Церковь станет своеобразной "диаспорой" поместных Церквей (прот. Александр Мень), достаточно свободных и сильных, чтобы не нуждаться в опорах на национальные традиции и социальные и политические силы, и в то же время способных давать ответы на вызовы и проблемы со стороны окружающих обществ. Иоанн (Зизиулас), митрополит Пергамский, увидел будущую Церковь в виде "сети Церквей, пребывающих в общении" ("77, с. 144), в полноте евхаристического общения. Разумеется, это только намеки и надежды, но из них со временем вырастет и более ясное понимание. Нужны для этого люди пророческого духа, и они будут посланы Господом. Во всяком случае, нам не дано уже вернуться к былым средневековым образцам устроения церковной жизни. Борьба за преодоление отрицательных сторон его наследия, связанных с проникновением в церковную среду и культуру нехристианских начал, - это борьба за чистоту веры и жизни, и она еще далека от завершения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Антоний, митр. Сурожский. О встрече. - СПб: - Сатисъ. 1994.

2. Антоний, митр. Сурожский. Беседы о вере и Церкви. - М.: Ин-тербук. 1992.

3. Арсеньев Единый поток Жизни ^ проблеме единство христиан Брюссел.

Жизнь с Богом. 1973.

4. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви:29 ноября-

2 декабря 1994 г., Москва: документы, доклады. - М.: Изд-во Моск.

Патриархии, 1995.

5. Афанасьев Н., прот. Церковь Духа Святого - Рига: Балто-Сла-вянское общество

культурного развития и сотрудничества, 1994.

6. Булгаков С., прот. Автобиографические заметки. - Париж: УМСА-Ргс55, 1991.

7. Булгаков С. Устен Херсонеса. - Символ, Париж, 1991, 25, с. 169-211.

8. Воронов Л., прот. Богословские основы православного понимания экуменизма. - в

кн.: Тысячелетие Крещения Руси: Международная научная конференция

"Богословие и духовность", Москва, 11-18 мая 1987 г. - Т. II. - М., 1989, с.

195-211.

9. Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. М.: "Прогресс" -

"Культура", 1995.

10. Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М.: Моск. рабочий, 1994.

11. Иоанн (Зизиулас), митр. Пергамский. Поместная Церковь с точки

зренимЕвхаристии:православныйвзгляд.- - В кн.: Афанасьевские чтения:

Наследие проф. -протопресв. Николая Афанасьева и проблемы современной

церковной жизни (к столетию со дня рождения). - М., 1994, с. 135-152.

12 Иоанн Павел II. Переступал порог надежды. - М.: Истина и жизнь, 1995.

13. Клеман О. Новая грань православно-католического диалога. - Новая Европа. М.

- Seriate(Bergamo), 1992, N 1, с. 9-15.

14. Клеман О. Беседы с Патриархом Афинагором^ - Брюссель: Жизнь с Богом,

1993.

15. Михаил (Мудьюгин), архиеп. Вологодский. Единение в разобщенности. -

Русская мысль, Париж, 2-8 сент. 1993, N 3994, с. 16.

16. Пикодим, митр. Ленинградский и Новгородский. Иоанн XIII, Папа Римский. -

Wien: Pro Oriente 1984.

17. Сергий (Страгородский), св. Патриарх. Отношение православного человека к

своей Церкви и к инославию. Журнал Московской патриархии, 1993, 3, с. 36-

40.

18. Слово Патриарха. - СПб: Православная Духовная Академия, 1991.

19. Струве II. Православие и культура. - М.: Христианское издательство, 1992.

20. Федотов Г.П. Лицо России: сборник статей (1918-1931). Париж: УМСА-Рге^,

1967.

21. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. - Париж: УМСА-Рге^, 1983.

22. Размышления и молитвы Вселенского Патриарха Варфоломея на

четырнадцати остановках Крестного пути. - Рига: ФИАМ, 1995.

Страница сгенерирована за 0.06 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com